Радуга

Глава 1

Каждый раз необходимость идти в кабинет трансфигурации удручала Рубеуса, даже если профессор Дамблдор вызывал его не на отработку и не для выговора из-за очередной зубастой зверушки, случайно оказавшейся у Рубеуса в сумке. Просто в кабинете было слишком много хрупких вещей, которые, как нарочно, всегда попадались под руки и под ноги Рубеусу. Но сейчас было хуже всего. Он знал, что именно благодаря профессору Дамблдору не попал в Азкабан, хотя (как хорошо, что папаша не дожил до этого!) остался без палочки и будет теперь, как последний маггл, мыкаться. Ну хоть на свободе…

Как же далеко кабинет Трансфигурации! Рубеус часто об этом думал: профессор Дамблдор словно прятался ото всех. Подальше. Лестницы, коридоры, коридоры, лестницы.

Ладно-ладно, не так уж и плохо, что он сейчас идет к профессору. Поблагодарить — дело хорошее. Хотя за такое не отблагодаришь.

Лестницы, лестницы, лестницы. Очень неудобно.

Все-таки великий человек Альбус Дамблдор. Это Рубеус сразу понял, еще когда (совсем, кажется, недавно) профессор проводил распределительную церемонию, а какой-то мальчишка, задрав нос, заявил, что не хотел бы попасть в Гриффиндор, где магглолюбцы заправляют, а связываться с магглолюбцами — просто позор. Рубеус тогда спросил, а кто именно-то магглолюбцы? И мальчишка презрительно кивнул на Дамблдора. И Рубеусу захотелось этого мальчишку превратить в поросенка. Потому что тот ничего не понимал!

Только великий человек, решил тогда Рубеус, может быть такого роста и с такой длинной бородой, темно-рыжей, с пробивающейся сединой. И с волосами до пояса. И в мантии такого цвета. Ярко-алой, с темно-красной отделкой по рукавам и вороту. Все вместе это выглядело слишком ярко даже в освещенном сотнями свечей Большом зале.

Ох, последний коридор — и дверь направо.

Великий человек, вздохнул Рубеус. Был и останется.

Ладно, постучаться в дверь кабинета, войти, выпалить благодарность — и бежать подальше из школы, чтоб со стыда не сгореть. Все-таки давненько никого не исключали. Лет сорок назад (как сообщили Рубеусу министерские чиновники) был подобный случай, но там доказали, что ученик невиновен, и снова в школу взяли. Повезло ему. А Рубеусу не везет. То есть везет, но не совсем. Хоть в Азкабан не попадет.

Поблагодарить и уйти. Но он и слова сказать не успел.

— Добрый вечер, Рубеус. Я давно тебя жду. У меня к тебе есть предложение по трудоустройству…

Все-таки он великий человек.

~*~*~*~

Охотник преследуемый дичью. Не самое умное сравнение, но думать сейчас над чем-то пооригинальней у Руфуса Скримджера не было времени. Он должен был как можно скорее встретиться с Дамблдором, но Фадж сказал, что это будет нелегко. Фадж! Скримджер с удовольствием не принял бы совет этого рохли, но повторять судьбу Корнелиуса ему не хотелось. А потому он готовился к встрече.

Альбус Дамблдор всегда был тем, кто преследовал и наносил удар. Журналисты, гоняющиеся за всеми подряд, в том числе, и за ним, не в счет: дичь, которую преследовал сам Дамблдор была покрупней свежих скандалов, так что он никогда не переставал быть охотником. Даже когда умудрялся ускользать из-под самого носа навязчивых журналистов.
Руфус Скримджер отлично помнил 1945 год, когда Дамблдор вернулся после дуэли с Гринделвальдом — и журналисты безуспешно гонялись за ним, а в «Пророке» бесились, но были вынуждены перепечатывать заграничные материалы. Свидетелей дуэли-англичан не было. Альбус Дамблдор тогда сказал, что обойдется без помощников.
И потом, Скримджер сжал кулак, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть пропал, Дамблдор обошелся лишь кратким сообщением для прессы. Изрядную часть этого сообщения занимало объяснение того, почему Дамблдор и теперь не планирует становиться министром магии. Барти Крауча тогда это заявление обрадовало больше, чем исчезновение Того-Кого-Нельзя-Называть.
И теперь, когда народ всю первую неделю, прошедшую со дня, когда стало известно, что Сами-Знаете-Кто возродился, требовал Дамблдора в министры, а всю вторую с легкой неохотой соглашался с кандидатурой Скримджера, — все это время Дамблдор оставался совершенно недоступным для Фаджа.

«Но, во всяком случае, со мной он поговорить согласен».

Политики никогда не были целью Дамблдора, их-то он не преследовал. Он их просто не замечал — иногда с пренебрежением, иногда — с полным безразличием. Но это не мешало сейчас Скримджеру чувствовать себя лисицей, которая идет по следу охотника. Безумное сравнение.

Скримджер очень устал за последние дни. Он хотел действовать, действовать как можно скорей — война началась, и больше тянуть было нельзя. Но Фадж почему-то решил, что встреча с Дамблдором является делом первостепенной важности, гораздо более важным, чем, скажем, расследование всех вместе «несчастных случаев», устроенных сторонниками Сами-Знаете-Кого.

Сам Скримджер, если говорить откровенно, с Дамблдором предпочел бы не связываться. Но участь Фаджа его не прельщала, а потому он вынужден провести эту встречу.

~*~*~*~

«Желает ли мисс Амбридж чашечку чая?»
«О, конечно-конечно! Я так давно не пила хороший чай, а у вас он, говорят, всегда превосходный!»
«Сколько вам сахара?»
«Благодарю, три ложечки, Альбус. Ах, как вкусно!»
«Рад, что сумел вам угодить! А теперь можно перейти к делу, которое привело вас ко мне».
«О, да-да, разумеется. Корнелиус сообщил мне, что в школе Хогвартс освободилось место преподавателя защиты от темных искусств».
«У вас верная информация, мисс Амбридж. Я сейчас как раз ищу подходящую кандидатуру. В наше время так сложно найти хорошего учителя».
«Ах, как я понимаю вас! Но мне кажется, что любовь к детишкам и знание предмета позволят даже неопытному учителю отлично выполнять свои обязанности. Все мы когда-нибудь начинаем, не так ли? И вы тоже, Альбус, когда-то первый раз стояли перед классом».
«Ах, конечно, мисс Амбридж… или вы позволите называть вас Долорес?..»
«О, это будет очень мило!»
«Так вот, Долорес, я с вами полностью согласен. И верно ли я понял, что вы претендуете на почетную должность учителя в моей школе?»
«Именно-именно, Альбус. Преподавать в школе Хогвартс на данный момент является моим величайшим желанием. А раз так совпало, что у вас есть вакансия…»
«Ни слова больше, Долорес. Это место будет вашим».

Вот так. Иначе и быть не может. Сегодня она отправится на собеседование, и оно пройдет без сучка, без задоринки. Дамблдор просто не сможет ей отказать. Во-первых, потому что она — обаятельная женщина, от которой в восторге все мужчины, во-вторых, потому что она — важный министерский чиновник, в руках которого сосредоточена большая власть. В-третьих, потому что других кандидатур у Дамблдора просто нет. В-четвертых, попробовал бы он отказать!

Долорес Джейн Амбридж сладко зажмурилась и взяла чашечку с ароматным утренним чаем. Золотистый солнечный свет проникал сквозь желтые в мелкий цветочек занавески и заливал всю комнату, рассыпая по начищенному до блеска полу яркие блики. В душе Долорес Джейн и во всем мире царили безмятежность, мир и покой.

~*~*~*~

Знать бы еще, как отреагирует Альбус на это предложение! Он вечно отказывается. Что, конечно, крайне с его стороны неразумно. Особенно в такой день.

Гораций Слагхорн поправил воротник бархатной темно-зеленой мантии и довольно прищурился. Усы его топорщились от удовольствия — словно сами по себе. За окном светило яркое февральское солнце, снег сиял ему в ответ — мир был счастлив и улыбался празднику любви.

Вот бы еще Альбус радовался этому празднику. Гораций вздохнул — то ли от предвкушения, то ли от легкой печали, которой мысли о друге омрачили безмятежность дня. Ну, почему, почему такую строгость, такое безоговорочное аскетство мы неизменно встречаем в лучших из наших друзей. В лучших — тех, кто должен, именно даже обязан присутствием своим мир освещать. Да, дорогой мой Альбус, не только просвещать, но и освещать — светить! «Любить и быть любимым!» Какое замечательное утро самого волшебного из четырнадцатых дней в году! Сегодня он непременно, всенепременно уговорит друга. Нельзя круглый год сохранять на челе столь благородном, которого явно коснулась благодать знаний своим крылом, выражение печали. Даже если ты маленьким мальчиком познал всю горечь жизни, даже…
Тут Гораций вздохнул и поправил ярко-зелёную ленту, которой были аккуратно связаны сзади его не слишком-то послушные соломенно-жёлтые волосы… да, даже если ты юношей, полным надежд, разбиваешься о скалу тяжёлых будней — и всё-таки!

— Альбус! — Гораций стоял на пороге комнаты молодого преподавателя трансфигурации. Вокруг Слагхорна порхали розовые конверты в форме сердечек, а в руках он бережно держал огромную, изумрудного цвета, перевитую золотым шнуром… — Ты же не откажешься распить со мной эту бутылку «Слезы Морганы»? В честь дня святого Валентина, Альбус! Он так за нас страдал!

~*~*~*~

«Где же очки?..»

Сонно моргая, Элфиас нащупал очки и развернул письмо. Небо за окном было прозрачно-голубым, что весьма недвусмысленно говорило о том, что утро еще очень раннее. Кто же пишет в такое время? «Волдеморт возродился. Газетам не верь. Альбус».

Элфиас еще немного поморгал, решив, что с сонных глаз вычитал из письма то, чего там и рядом не было, но потом сова принесла утреннюю газету.

Внимательно прочитав все, что преподнес ему «Пророк», вспомнив недавнее письмо, Элфиас понял, что газета юлит и избегает точных фактов, а содержание письма — это, увы, не сон. Элфиас чувствовал себя невыспавшимся и слабым — слишком невыспавшимся и слабым для таких страшных новостей, но Альбус написал не просто так. И нельзя обмануть ожидания друга.

«Где Альбус? Не буду же я его вечность тут ждать! Их прощальный пир уже должен кончиться…» — Наспех одетый и позабывший позавтракать Элфиас шагал перед горгульей и бубнил себе под нос, иногда ероша свои седые волосы. Идти искать друга он не решился. В Хогвартсе даже летом сквозняки, да и слишком он стар для лестниц.

Приходилось ждать. Горгулья молчала, а Элфиас пароля не знал.

Мало кому из друзей и знакомых Альбуса Дамблдора было известно, что лето он всегда проводил в Хогвартсе. Однажды Элфиас спросил, почему так, но Альбус ответил в своем духе: «Стерегу спящих драконов». И не поймешь: шутит он или серьезно. Впрочем, сейчас-то год еще не закончился, и Альбус точно в школе. На пиру.

Элфиас вздохнул. Невеселый у них прощальный пир сегодня. Горгулья как будто ухмыльнулась. Элфиас скривился. Наверное, стоит пойти навстречу Альбусу. Мерлин с лестницами и длинными коридорами со сквозняками. Разговор важнее. И… Альбус тут круглый год живет — а они, между прочим, ровесники!

И раз уж Элфиас Додж решил вновь присоединиться к Ордену Феникса, то нытье и жалобы лучше отставить.

«Но где же Альбус?!»

— Элфиас? Доброе утро, не ожидал тебя так рано!
— Я получил твое письмо, Альбус. И прочитал утренний «Пророк». Я… Если от меня будет прок в Ордене, то… конечно… иначе и представить нельзя… я присоединяюсь.

~*~*~*~

— Сидит? — Элис Лонгботтом, прищурившись, вгляделась в мешанину праздничных мантий.
— Какое там! Он бегает по залу, будто боится, что сядет — заснет. — Фрэнк дожевывал по счету… а впрочем, он был голоден и не считал… очередную тартинку, не переставая удивляться, что они такие маленькие.
— Может быть, и так. Старик двое суток не спал. — Элис все выискивала среди мантий знакомую, иногда чуть ежась: в зале торжеств министерства магии было прохладно.
— А кто спал, Элис?! — Фрэнк не одобрял дискриминацию. — Все мы уже несколько лет, как не спим толком. Или не высыпаемся, как следует. Но теперь-то все, тварь сдохла.
— У твари много голов, Лонгботтом!!!
Фрэнк подавился тартинкой, а Элис резко обернулась и заулыбалась.
— Шеф! Вам идет темно-синий цвет, вы знаете?
— Спасибо, Элис. Когда я эту мантию выбирал, я решил, что она черная. Ничего в цветах не смыслю. Это Альбус посоветовал. Сказал: освежающе. Что такого освежающего в синем?!
— Так принято считать, — пряча улыбку, ответила Элис, — но в любом случае, она вам идет. Профессор Дамблдор угадал с цветом.
— Кстати, вы видели его? Я об Альбусе.
— Кажется, что-то фиолетовое я видела вон там, — Элис неуверенно кивнула в сторону кресел, где сидели Краучи в полном составе. Муди даже не обернулся.
— Я только что оттуда. С Краучонком беседовал. Видишь, матушка его какая бледная. А сынишка интересный, да. Только Альбуса там нет.
— А вон то не он? — Фрэнк указал тартинкой в противоположную сторону, где среди мантий мелькнула чья-то лилово-малиновая с блестками спина.
— Лонгботтом! — Муди по-прежнему не обернулся. — Отдохни от перенапряжения. Ты перепутал Альбуса с Амбридж.
Элис прыснула. Фрэнк нахмурился.
— А! Вот он где! — Муди вдруг развернулся на сто восемьдесят градусов и бодро заковылял куда-то, ни сказав ни слова своим подчиненным.
— Шило в заднице у нашего шефа, — задумчиво заявил Фрэнк и взял маслину. Тартинки закончились.

~*~*~*~

Альбус закрыл глаза. Здесь ему больше нечего делать, а потому нужно отправляться дальше. Куда он сейчас попадет?

Ощущение, ничем не похожее на ощущение при аппарации, захватило его. Словно холодный ветер проходил сквозь него, пронизывал и развеивал страхи, воспоминания, память о недавней встрече, чтоб превратить их в нечто иное. Во что?

Улица, ярко освещенная, украшенная, словно для праздника. Теплый летний ветерок — прямо в лицо — такой ветер вызывает улыбку и навевает приятные мысли. Под ногами — снег, от него не поднимается холод, хотя он похрустывает, как при морозе. И цветут деревья. Почему бы тебе не удивиться?

Альбус неторопливо — хотя хотелось бы и быстрее, хотелось бы бежать — шел по широкой прямой улице, мимо развалин дома и памятника семье, чье счастье разрушила чужая глупая жестокость, мимо кладбища, где на одной из могил лежал свежий букетик, а другую украшали полустертое имя и таинственный знак, мимо многих и многих домов, незнакомых, знакомых, новых и старых. Снег хрустел под ногами, теплый ветер развевал волосы и бороду. С кем будет встреча?

Скрипят ступени. Никогда бы не подумал, что они могут скрипеть — на вид совсем новые, хотя — вот же, покосившиеся перила. А в доме рядом выбито окно… нет, там сквозь аккуратно задернутые светлые шторы пробивается теплый свет нескольких свечей. И две тени склонились над столом. Скрипит входная дверь… нет, открывается легко, как вчера заново поставленная отцом и раскрашенная матерью в фиолетовый с золотыми звездами — чтобы детей порадовать. Все по-прежнему?

Дом пуст. В нем прохладно и светло, тепло и сумрак. Прежде всего, нужно пройти наверх, в комнату, где некогда сидел часами над книгами или свитками, где тайком от родителей тренировал заклинания, перекрашивая зеленые шторы в лиловый или превращая перья в живых птичек. В углу комнаты стоит шкаф с одеждой — должен стоять, во всяком случае. А на его массивной дверце висит большое, в полный рост, зеркало. Нужно заглянуть в него. Чтоб увидеть. Себя?

Ковер делает шаги еще мягче, чем обычно. Он всегда ходил тихо, а теперь и вовсе неслышно. Плотно затворить за собой дверь, чтобы никто не зашел и не помешал. Все-таки нужно сначала найти, а потом со всеми говорить. И зеркало пока ему единственный собеседник. Не так ли?

Альбус медленно поднимает глаза — всего лишь, чтобы встретить свой взгляд. Ярко-синий взгляд за очками-полумесяцами. И первое, что нужно: он снял очки, рука потянулась к полочке или тумбочке, но не найдя ни того ни другого, покорно уронила очки на ковер. Теперь в зеркале — совсем белые волосы и длинная белая борода. Альбус вновь поднял руки и расстегнул верхнюю пуговицу мантии — у самого подбородка. Пора менять стиль, ты же понимаешь, что вечно нельзя ходить в одном и том же. Мантия с шелестом упала к ногам. Ребенок? Юноша? А если младенец?

Нет, последнее — смешно. Такого он, кажется, не заслужил. Все-таки не заслужил. Хотя если ребенок, то… Что толку, в общем-то, если и так все известно: каждый знает, где была та самая ошибка, каждый чувствовал то самое проклятое гордое удовлетворение, пока ломал собственное счастье и потом плотно, чтобы другие не нашли следы преступления, закрывал дверь в комнату. Итак… Альбус поднимает взгляд на зеркало… Да, ему восемнадцать лет. Рыжие волосы, только что перехваченная мода на бороду, веснушки — и раннее утро. И нужно одеться, потому что из кухни сюда проникает запах чего-то печеного и сладкого — мама скоро отца и сестру позовет к завтраку. Нужно спуститься к ним. А потом?

Покидая комнату, Альбус бросает взгляд в окно, чтоб убедиться: в соседнем доме тоже проснулись. Две тени скользят в окошках первого этажа. Две — это что-то новенькое. Там раньше жила одна старуха Бэгшот. Две. Ведь можно будет после завтрака заглянуть к соседям?

«…Батильда приглашает нас сегодня, Персиваль. Она сказала, что в честь приезда ее… кажется, племянника на ужин будет печеный фазан».