Пытка надеждойГлава 1
— Идем, милая. Нам уже пора уходить…
— Да-да. Я иду, иду.
Дементоры волнуются. Один из посетителей ничего им не даст: в душе у него словно все выгорело, ни жалости, ни радости, ни надежды — ничего не осталось. Дементоры слепы, а еще не умеют чувствовать и понимать чувства, иначе, возможно, заподозрили бы что-то: человек произносит теплые слова, он очень нежно и заботливо обнимает жену, но в душе у него нет тепла.
В душе второго посетителя — просто буря чувств. Он очень слаб, едва живой, но душу его переполняет надежда и какая-то безумная радость, которую даже его слабость не может уничтожить. Дементоры не видят, но понимают: в радости второго нет света, только безумие, но им все равно, что бы ни было — любую радость они отнимут.
— Осторожней… не упади, осторожней, дорогая.
Дементоры не видят и не понимают чувств, а заключенные, хоть и видят, не знают о том, что чувствуют эти двое. Многие прильнули к решеткам на дверях и не сводят глаз с проходящих мимо мистера и миссис Крауч. Он почти несет свою жену, а она уже и говорить ничего не может, не то что двигаться самостоятельно. Голова лежит на плече мужа, одна рука полуобнимает его за шею, другая бессильно свесилась. Женщина даже не может обернуться, чтоб в последний раз посмотреть на сына. Впрочем, и он, наверное, слишком слаб, чтоб подойти к решетке на двери.
— Не плачь, милая. Держись. Мы скоро выйдем. А потом аппарируем домой.
Беллатрикс усмехается, глядя, как Крауч уводит свою умирающую жену. Дементоры редко подходят к ее камере — слишком мало радости в этой женщине, слишком много ярости и желания отомстить. Вот разве что ее безумная надежда… но если можно отравиться чужими чувствами, то именно такими.
В глазах Сириуса странное выражение: сейчас он не может испытывать ненависть к Краучу, слишком сильна жалость к мальчишке, оставшемуся умирать в камере, куда его отправил собственный отец, и к этой хрупкой женщине, которой так не повезло стать женой чудовища… Сириус сжимает прутья решетки. Не просто женой — любимой. Иначе Крауч не стал бы ее успокаивать и поддерживать. Может, он просто ждал бы, пока она наберется сил, чтоб выйти самой.
Дементоры волнуются: заключенный из этой камеры редко отдает им свои чувства, его переполняет жажда мести, а это им совершенно не подходит. Но сейчас у него откуда-то жалость… Дементоры волнуются — у этого заключенного много сил, и их приятно отнимать.
— Держись, любимая, держись. Не думай ни о чем, сейчас… мы почти вышли.
Голос Крауча звучит немного странно. У заключенных слишком мало сил, чтоб думать об этом, но на самом деле ему словно тяжело проговаривать слова, они словно чужие, он словно говорит их не своей жене, которую выводит сейчас из Азкабана, а кому-то другому…
— Мы уже вышли. Обними меня, обними… да, вот так… сейчас аппарируем домой. Не плачь, не надо…
Когда они аппарируют к дому, Крауч вносит жену в дом на руках. Он долго стоит в прихожей, крепко ее обняв, а потом отпускает, сажает на пол, наводит на нее палочку и произносит:
— Империо.
И уходит, чтоб позвать Винки. Сам он не хочет сейчас видеть сына. До тех пор, во всяком случае, пока Бартемиус не вернет себе свой облик. Видеть лицо жены и знать, что по-настоящему он больше никогда не увидит ее — слишком больно. |