Глава 1Если верить колотушке ночного сторожа, шел третий час ночи. Вино, как водится в доме Ворона, лилось рекой, но настроение Лионеля Савиньяка в лучшую сторону менялось так медленно, что в конце концов хозяин винных рек не выдержал и поклялся:
— …вон той пустой бутылкой, Савиньяк! Ни капли “крови” тебе не будет, если сейчас же не расскажешь мне последний придворный анекдот! С подобающим выражением лица! А то от твоего нынешнего не только молоко, но и вино скиснет… и что толку поить тебя, если ты и вкуса вина не чувствуешь?
— Анекдот? — тон Лионеля не стал веселей. Он уже не очень твердо помнил, чем именно было вызвано его плохое настроение, но от этого оно не улучшалось. — Подозреваю, что ты все придворные анекдоты первым узнаешь.
— Не я, Лионель, — Ворон задумчиво смотрел на бокал. — Подозреваю, что все сплетни и анекдоты первым узнает кардинал.
— Нет, королева! — с внезапным жаром возразил Савиньяк.
— Ты еще скажи — кансилльер! — фыркнул Рокэ Алва. — Я настаиваю — кардинал.
— А я настаиваю — королева! — отрезал Савиньяк, со стуком поставив бокал на стол. — Поспорим?
— Поспорим, — махнул рукой Ворон. Его синие глаза задорно блеснули. — Но для справедливости, давай поставим и на кансилльера… от лица моего оруженосца, например. Он бы точно поставил на кансилльера, раз королеву уже заняли.
— А что между твоим оруженосцем и кансилльером, Ворон? Ты бы последил — развратный же старикашка.
Алва выгнул бровь:
— Я-то послежу, а ты не об этом беспокойся.
— Правильно, Рокэ, — кивнул Лионель, совсем забыв о своем плохом настроении, и плеснул себе еще вина. — Побеспокоимся лучше о магической стороне. У нас всего три кандидатуры… нужна четвертая. Ты отпадаешь…
— Не будь занудой, Савиньяк! За формальностями — к святошам и остальным Людям Чести, что, впрочем, одно и то же.
— Почти стихами, Рокэ, — Лионель благоговейно воздел руки и тут же рассмеялся. — Но если вдруг победит кто-то четвертый, не ругайся.
— Иди к кошкам со своими четвертыми! Итак, анекдот или байка о… тебе!
— Зачем обо мне, Ворон? — пожал плечами Лионель и хитро прищурился: — Самые интересные байки ходят о тебе — твои покойники, любовницы, любовники, твои глаза, перчатки, руки, ноги, шпага… м-м-м… задница, в конце концов! Кстати, задница!
— А что там с ней? — обеспокоенно оглянулся Алва, как будто в самом деле ожидал, что с его задницей что-то может быть не так, но Лионель слишком увлёкся сочинением анекдота, чтобы оценить актёрские способности Ворона.
— Например, вчера вечером твой Хуан… — Лионель прищелкнул пальцами, но договорить не успел.
— Что Хуан? — голос Алвы на сей раз звучал угрожающе. — Савиньяк, не порочь имя славного кэнналийца!
— Нет, пошляк, это не то, что ты подумал, — отмахнулся Лионель, — это лучше! Хуан выколол тебе на заднице силуэт ворона. По твоей просьбе. По древнему кэнналийскому обычаю.
Лионель посмотрел на Рокэ, но тот заинтересованно ждал продолжения. И Лионель продолжил, совсем развеселившись:
— У твоего отца такой тоже был. И деда. И..
— Я понял, Лионель, — сдавленным голосом прервал его Алва.
— Да, и когда ты ходишь он — ворон на твоей заднице — машет крыльями.
— А, — только и смог сказать Алва. Потом нервным движением поднёс бокал к губам.
— Утром во дворце я обмолвлюсь об этом. А там посмотрим, кто прав! Кстати, ставки, Рокэ?
— Четыре бутылки “Чёрной крови”, — сдерживая смех, выдохнул Ворон, — и ещё четыре — за моего оруженосца.
— По рукам! А какая награда ждёт победителя этого… турнира? Того, кто первым спросит тебя о твоей заднице.
— Я покажу ему эту задницу, мне не жалко, — серьёзно кивнул Ворон.
— Щедрый ты! — восхитился Лионель.
— Надо поощрять дерзость, Савиньяк, — поучающим тоном заметил Ворон.
И Лионель весело послал друга к кошкам. Настроение окончательно исправилось.
Шёл четвёртый час ночи, если верить колотушке. С крыши дома Рокэ Алвы свешивался прознатчик кардинала Сильвестра и внимательно слушал — сон слетел с него как раз в ту минуту, когда он услышал новость, хоть и пикантную, но наверняка интересную Его Преосвященству. Подробностей он не разобрал, но одно было ясно: силуэт ворона. На заду у Первого Маршала. Фамильная традиция. А кардинал в последнее время собирал сведения о разных древностях.
Прознатчик подтянулся на руках, бесшумно взобравшись на крышу, и побежал.
Кардинал Сильвестр устало вздохнул и задул свечи — все равно уже близился рассвет, а читать или писать он больше не собирался: около пяти утра даже самый занятой человек в государстве имеет право лечь спать. Кардиналом владела сейчас одна мечта — выспаться до одиннадцати. И чтобы ни одна кошка закатная не помешала… Любые новости подождут до утра. До позднего утра, если быть точным.
Кардинал неторопливо раздевался, затем долго и с наслаждением обтирал себя влажной губкой, надевал ночную рубашку из тонкой мягкой шерсти, заворачивался в одеяло. Неторопливость эта была порождена тем, что Его Преосвященство уже попросту спал на ходу после долгого, начавшегося еще позавчера, дня государственных хлопот, забот, писем, доносов, допросов, сплетен и интриг.
Впрочем, мозг Его Преосвященства, казалось, никак не мог остановиться — и продолжал упорную работу: первым делом кардиналу приснилось довольно изящное решение одной из мучивших его проблем. Какой именно и в чем это решение состояло, Сильвестр позже не помнил, потому что прямо посреди сна его разбудил стук в дверь. Бесцеремонно-громкий, безобразно-долгий, непростительно-несвоевременный грохот.
— За какими закатными тварями…. — начал было кардинал, но вовремя спохватился, жестом указал сунувшемуся было в комнату прознатчику на дверь и сурово приказал:
— До одиннадцати не беспокоить. Иначе отравлю.
Но новость, которую принес шпион была, кажется, так грандиозна, что просто жгла ему горло — и даже угроза отравления не произвела особенного впечатления. Прознатчик просочился в комнату и, задыхаясь от восторга, выпалил:
— Я только узнал… это срочно! Древний кэнналийский обычай, Ваше Высокопреосвященство! На заднице у Первого Маршала…
Дальше Сильвестр слушать не стал. Неожиданно громовым голосом из-под одеяла он рявкнул:
— ВОН ОТСЮДА!
Как ни странно, это подействовало: шпион исчез. Но, к сожалению, то самое изящное решение проблемы кардиналу больше не снилось. До самого утра ему снилась только некая, тоже, конечно, в своём роде изящная, часть тела Рокэ Алвы.
В семь утра, когда солнечные лучи уже достигли вершин домов, птицы вовсю пели, а цветы в дворцовом саду блестели от росы, Её Величество упала обморок. Белая в нежно-голубых ирисах шаль Катарины подчёркнула лилейную бледность щёк, скулы стали ещё более нежного, тревожно-прекрасного оттенка слоновой кости, на хрупком изгибе шеи, едва прикрытой выбившимся из по-девичьи незатейливой причёски локоном, билась жилка, лёгкие тени легли возле висков, тонкая рука беспомощно-трепетно застыла на ковре цвета маков, серо-серебристое платье струилось по прекрасным ножкам утренним туманом… Её Величество осторожно открыла глаза, придирчиво осмотрела себя в зеркале, удобно прикреплённом к потолку, и осталась довольна результатом. Впрочем, потренироваться ещё час-другой не мешало. Катарина встала, поправила платье, причёску и шаль, приготовилась к следующему обмороку, но тут в дверь постучали.
— Войдите, — нежно произнесла королева.
В комнату скользнула служанка, одна из новеньких, очень молоденькая и поразительно бестолковая. Она с завидным старанием собирала по дворцу сплетни, но умудрялась находить только самые бесполезные. Разумеется, ни словом, ни взглядом Катарина не выдавала подобное отношение к девушке.
— Да, милая?
Глаза служанки сияли, а щеки покраснели — то ли от бега, то ли от сильного возбуждения. Похоже, она принесла очередную ненужную сплетню.
— Ваше Величество, — девушка додумалась опустить глаза, — сегодня герцог Савиньяк явился очень рано… и я подслушала его разговор с… кем-то.
Катарина едва заметно поджала губы: девица путалась в титулах и забывала имена.
— Ты же понимаешь, — мягко сказала королева, — что подслушивать — дурное занятие?
— Но… я не подслушивала. Я… случайно услышала. Герцог Савиньяк своими глазами видел… ах, Ваше Величество, мне стыдно такое вам говорить… но это обычай… старинный кэнналийский…
Лицо Катарины стало немного более бледным, чем того требовала репетиция обмороков.
— Да? — в голосе королевы мелькнула металлическая нотка, чего на людях с ней уже давно не случалось.
— …да, очень старинный. И граф Алваро его соблюдал, и остальные… графы, да!
— Так какой же это обычай, милая? — с нажимом произнесла Катарина.
— Слуга Первого Маршала… — девушка залилась краской, — ах как стыдно… слуга Первого Маршала иглой с чернилами нарисовал летящего ворона прямо на… прямо… прямо… — красная как мак, она вдруг повернулась спиной к Катарине, ткнув в себя пальцем, выпалила, — здесь!
— Прямо на заднице? — забыв про церемонии, выдохнула Катарина.
— Да! Герцог Савиньяк обнаружил это утром, когда явился к Первому Маршалу и нашел его голым прямо перед зеркалом. Он двигал… ногой… и казалось, что ворон летит.
— Летит?.. — растерянно прошептала королева прежде чем упасть в самый настоящий обморок.
Около девяти утра осторожным, тщательно выверенным движением кансилльер принялся смешивать настойку календулы с заваренными в кипятке лепестками ромашки и листьями мяты. В последнее время поджелудочная его не беспокоила, но все же стоило провести необходимую профилактику. Настойку он всегда делал сам, никому не доверяя. Для этого требовались внимание и тщательность, а также немного свободного времени с утра.
— Раз, два, три, — размеренно отсчитывал капли настойки Август Штанцлер. На губах его играла сладкая улыбка, как у человека, который уверен в пользе своих действий, — …двадцать, двадцать один, двадцать два…
Следовало отсчитать шестьдесят капель и ни в коем случае не ошибиться.
— Тридцать семь, тридцать восемь…
И вдруг:
— Да что вы говорите! — раздался вопль за дверью. — Прямо на заднице Первого Маршала? Закатные кошки! Я всегда говорил, что Кэнналоа — это тот еще рассадник!
— Вот я тоже сразу так и решил! Надо бы господину кансилльеру доложить. На всякий случай.
Но преисполненный рвения слуга даже не дошел до двери. Штанцлер сам вышел ему навстречу. Праведная ярость вела его: из-за воплей слуг он не только сбился со счета, но и пролил часть своего драгоценного отвара на ковер.
Конечно, полученные от слуг сведения необходимо было уточнить — желательно разузнав об их достоверности из надежных источников, например, от Ее Величества, но это позже, а пока следовало вернуться к заботе о настойке.
В одиннадцать утра, пока королева безуспешно пыталась решить, с какими словами она обратится к Рокэ Алве, пока кардинал Сильвестр спал сном если не младенца, то ребёнка, пока кансилльер досчитывал до шестидесяти вот уже в восьмой раз и очень злился — ведь возмутительная новость всё время отвлекала его мысли, оруженосец Первого маршала Ричард Окделл в растерянности брёл прямо к комнате монсеньора. В голове юного герцога всё перемешалось: ранний подъём, скорый визит во дворец, тревожная новость о нездоровье королевы…
— Дор Рикардо! — мальчик-кэнналиец преградил ему путь.
Ричард вздрогнул и вопросительно посмотрел на слугу.
— Это неправда все, — уверенно заявил тот. — Не слушайте чужие слова, это все неправда.
— Что неправда? — озадаченно пробормотал Ричард.
— Как же, вы не слышали разве? А зачем тогда идете к соберано сейчас? Еще и с таким лицом… Узнать, наверное, хотите, правда это или нет! А это неправда — нет в Кэнналоа таких обычаев…
— Нет? — повторил Ричард. Подумать только, он уже было решил, что когда-нибудь перестанет удивляться в этом доме. — А какие есть?
— Разные есть, — настойчиво сказал мальчик, — но такого нет, чтоб воронов на заднице выкалывать. Тем более у соберано.
Мальчик немного подумал, а потом вдруг фыркнул от смеха:
— И представьте себе, как надо двигать задницей, чтобы ворон летел!
Дальше Ричард не слушал. Да что там! Он потом даже точно не помнил, как добрался до дверей той самой комнаты, как вошёл против всех своих принципов без стука, как оказался перед герцогом, как ни с того ни с сего, глядя прямо в его сапфировые глаза ляпнул:
— Летит?
— Куда? — от неожиданности спросил Алва, озабоченный главным образом каким-то безумным выражением на лице оруженосца. Впрочем, пары секунд хватило, чтобы вспомнить пари, а потом насмешливо продолжить: — Ах, да, летит, конечно. Против ветра. Как обычно.
— Прямо там и летит? — покраснел Ричард.
— Да вы сейчас сами убедитесь, — фыркнул Первый Маршал. — Надо же! Переплюнул и кардинала, и кансилльера, и Её Величество. Ну, кто бы мог подумать… Надо будет сказать Савиньяку.
— Я п-пошёл, — прохрипел герцог Окделл, которому отчаянно не хотелось ни в чём убеждаться.
— Нет-нет, награда должна найти своего героя, юноша, раз уж вы такой прыткий, — и Алва запер дверь за спиной Ричарда. Лионель оказался прав: победил четвертый.
К вечеру Лионель Савиньяк узнал много нового и любопытного о кэнналийских обычаях и Первом Маршале, но его самого во дворце так и не увидел.
