Глава 1- Гокудера-кун, может быть, не надо?..
На дворе стояла чудесная погода: солнце и легкий ветерок. Тсуна зажмурилась от удовольствия, как котенок, и тут же перевела обеспокоенный взгляд на Гокудеру. Одна рука у него по-прежнему была на перевязи, а он мало того что нес собственную сумку, так еще и отобрал портфель у нее…
- Я же ваша Правая Рука, - важно ответил Хаято и уверенно улыбнулся: - Не бойтесь, Десятая! Я, можно сказать, уже совершенно здоров. Эта глупая повязка – так, для вида… Вот бейсбольному придурку повезло меньше. Хотя я уверен, что он просто симулирует – еще бы, лишний денек отдохнуть от школы!
- А ты не хочешь отдыхать, да, Гокудера-кун? – Тсуна едва поспевала за его размашистым шагом.
- Я другое дело. Да и потом, как же вы тут одна? Кто будет вас оберегать, если не я?
Тсуна, смутившись, опустила глаза и едва не споткнулась: дурацкий шнурок на правой туфле выбрал именно этот момент, чтобы развязаться. Пришлось останавливаться и завязывать. В этот момент Савада почувствовала на себе чей-то взгляд и, подняв голову, встретилась взглядом с высокой светловолосой старшеклассницей, стоявшей в углу двора в окружении девочек помладше. Глаза старшеклассницы полыхнули яростью, и Тсуна поспешно отвернулась. Ладони у нее вдруг похолодели: она вспомнила эту девочку. Не по имени, конечно, нет. Дня два или три тому назад, когда они только-только вернулись из Кокуё и Гокудера, Бьянки и Ямамото еще лежали в больнице, а Тсуну Реборн все-таки выгнал в школу, эта старшеклассница вместе с такой же высокой, мрачной подругой остановила Саваду в коридоре и сказала ей:
- Отвали от Гокудеры Хаято. Ты к нему как банный лист липнешь, вся школа над тобой смеется. Кем ты себя возомнила? Он – не для тебя. Запомни раз и навсегда. Когда он вернется, ты к нему даже не подойдешь. И больше никогда с ним не заговоришь. А попробуешь, мы тебя в порошок сотрем. Нас много, но даже я, - она приблизила к лицу Тсуны свою изящную ручку, - даже я могу раздавить тебя одним мизинцем. Потому что ты – никчемная Тсуна. Запомни это и больше никогда не пытайся замахиваться на то, что тебе не по силенкам.
Савада промолчала, и старшеклассницы удалились, сочтя, по-видимому, ее молчание знаком согласия. На самом же деле Тсуна ни с чем не соглашалась и ничего, по большому счету, не понимала. Разве она липнет к Гокудере? Как она может не подходить к нему и не заговаривать с ним? Ведь он считает себя ее Правой Рукой и на такое отношение, конечно, обидится. И что она потом будет объяснять Реборну? И самому Гокудере? Правду? Чтобы они пришли с пистолетом или там динамитом и… Да нет, это невозможно!
А потом Тсуна попросту забыла об этом разговоре. В голове у нее тогда творилась такая каша, что даже учителя удивлялись: как могла никчемная Тсуна стать еще никчемнее? После школы она сразу ехала в больницу к друзьям, вечером трудилась вместе с мамой по хозяйству, а ночами спала плохо и часто просыпалась, чувствуя на себе насмешливый и пристальный взгляд разноцветных глаз.
В одну из таких ночей она почти решила навестить в больнице Хибари-сана – принести каких-нибудь фруктов, посидеть, поболтать – а то его, наверное, кроме Дисциплинарного комитета никто и не навещает, а о чем с ними можно говорить? К счастью, наутро здравый смысл вернулся к Тсуне в облике Реборна и выбил из головы дурные мысли. А то бы, пожалуй, в самом деле пошла. И, не исключено, с цветами.
- Эй, Савада!
Кричала та самая светловолосая старшеклассница.
Тсуна втянула голову в плечи.
До школьных ворот оставалось каких-то двадцать шагов.
- Десятая? – Гокудера обернулся к ней.
Тсуна пыталась собраться с духом.
- Савада! Эй! Мы тут без тебя не справимся!
- Кто это? Кажется, вы им нужны.
Получилось пискнуть только:
- Они…
- А, - Гокудера смотрел теперь на светловолосую, отделившуюся от группы и быстро движущуюся к ним, - я ее знаю. Накагава, кажется. Она из редакции школьной газеты. О, Десятая, вы участвуете в школьной газете?!
- Я… - Язык упорно не желал повиноваться. Ноги – тоже. Так, наверное, чувствует себя кролик под гипнотическим взглядом удава.
- Савада! – в третий раз повторила Накагава, подойдя к ним вплотную и крепко ухватив Тсуну за руку. – Ты что, меня не слышишь? Пойдем скорее. О, Гокудера-сан! Как хорошо, что вы опять присоединились к нам.
Накагава, страшная Накагава смотрела на Гокудеру так, как, наверное, на саму Тсуну смотрел Харука. Тот же легкий румянец и блеск в глазах… А Гокудера, казалось, видел одну лишь Десятую. Редакторша школьной газеты для него как будто не существовала.
- Я возьму вашу сумку, - радостно пообещал он. – Мы с бейс… с Ямамото будем ждать! Приходите скорей, Десятая!
Он зашагал прочь, а Накагава с Тсуной стояли и смотрели ему вслед – одна физически не могла двинуться с места, а другая…
- Как ты это делаешь? – прошипела эта другая, до боли стиснув запястье Савады. – Почему ты, мерзкая, никчемная Тсуна, можешь ходить и говорить с ним и глядеть на него, а я… я… О, дьявол!
Тсуна молчала. Она понимала, что ее неприятности только начинаются.
И была права.
Удар.
- Уродка!
Удар.
- Тупица!
Удар.
- Никчемная Тсуна!
Дальше она потеряла счет.
Младшеклассниц и ее ровесниц было много – не меньше десятка. Они толпились вокруг нее, выкрикивая бессвязные, часто повторявшиеся оскорбления. Они толкались локтями за право придвинуться поближе к ней, некоторые, самые маленькие, вставали на цыпочки, стремясь достать до лица. Их было много, они колотили ее чем попало, точно резиновую грушу, и мало не дрались между собой за право нанести очередной удар. Каждая мешала другой.
Может, поэтому Тсуна была еще жива.
Светловолосая Накагава стояла у окна, отвернувшись от побоища. Она, кажется, курила и, кажется, плакала. Из них из всех только Накагава смогла хоть как-то объяснить Тсуне, зачем ее тащат в пустой класс рядом с туалетом и за что ее там будут бить.
Потому что он любит тебя, сказала старшеклассница и сморщилась, как будто эти слова причиняли ей физическую боль.
Гокудера. Кун. Любит. Меня. Одни и те же слова крутились в мозгу Тсуны, будто заезженная пластинка. Тсуна никак не могла понять, что они значат. Ей дали слишком мало времени перед тем, как зажать в угол и начать избивать.
Слишком мало.
Гокудера-кун любит меня.
Как так можно? Он же моя Правая Рука.
Девочек было много, и у них не было опыта в таких схватках. На территории средней школы Намимори за порядком строго следил Дисциплинарный комитет под руководством Хибари Кёи. Будь он в школе, возможно, ничего этого бы не произошло.
Нет, не
возможно.
Совершенно точно.
Девочки были неопытны, но Тсуна понимала: стоит ей упасть – и ей конец. Ее просто растопчут в пыль.
Тогда-то уж всем хватит места.
Может, поэтому она еще держалась на ногах, хотя силы иссякали.
Когда удары неожиданно прекратились, Тсуна качнулась вперед – и, вспомнив, заскребла пальцами по шероховатостям на стене. Нельзя падать. Нельзя. Нельзя. Это такой хитрый ход, чтобы заставить ее упасть. Чтобы растоптать ее в пыль и чтобы всем им хватило места.
Нельзя падать. Ни в коем случае.
- Что здесь происходит?
Кто-то то ли пискнул, то ли слабо вскрикнул – кто-то, по голосу очень похожий на Накагаву. Дробно затопали чьи-то ноги. Новых ударов не последовало.
Несколько даже удивленная, Тсуна приоткрыла глаза – когда только успела зажмуриться? – и чуть в самом деле не упала.
- Х-хибари-сан, - вырвалось у растерявшейся Савады.
Как вы здесь оказались? Откуда взялись? Как узнали?
Глава Дисциплинарного комитета молчал.
Его черный пиджак был, против обыкновения, надет и застегнут на все пуговицы. Тсуна подумала – уж не прячутся ли под ним бинты? – но быстро отбросила эту мысль: Хибари стоял в непринужденной позе и выглядел абсолютно здоровым… и, если Тсуна хоть что-нибудь в этом понимала, очень и очень злым.
А девочки-младшеклассницы жались к Накагаве, которая стояла, зажимая ладонью рот, и Тсуна увидела – или это ей только показалось? – тоненькую струйку крови, текущую из-под пальцев.
Четверо членов Дисциплинарного комитета, выстроившиеся у двери, спокойно наблюдали за происходящим. Пока, правда, не происходило ничего – ничего, что заслуживало бы внимания.
Но очень скоро, поняла Тсуна,
что-то начнет происходить.
Она умоляюще уставилась на Хибари.
Тот спокойно выдержал ее взгляд, но уголок губ – правый – чуть дрогнул. В слабом намеке на прежнюю усмешку.
Это разрешение, поняла Тсуна. Разрешение уходить.
После того, что она видела в Кокуё, ее привычный ужас перед Хибари стал почти что благоговейным. То, что должно случиться дальше – попросту не ее дело.
Она заставила себя отлипнуть от стены и заспешила к дверям.
Шелестели бинты, йод жег, Тсуна морщилась – не от боли, а от того, что жгло сильно. Самую страшную боль она уже пережила – когда думала, что осталась совсем одна.
Доктор заклеил пластырем порез на щеке (что это было, чьи-то ногти?) и полез за льдом для наливающихся синяков, что-то неодобрительно бормоча себе под нос.
Хлопнула дверь – Тсуна аккуратно обернулась. В медпункт ворвался Гокудера. Обе руки его были свободны.
- Десятая!..
Оттолкнув доктора, он упал на колени перед кушеткой, на которой, не доставая ногами до пола, сидела Тсуна, схватил ее за руки и уткнулся лицом в перебинтованные ладони.
- Мадонна, - едва слышно пробормотал он. – Десятая, ради всего святого, скажите мне: кто это сделал?!
Почему-то Тсуна подумала о том, что так и не собралась навестить Хибари в больнице. Она отогнала эту мысль и тихо, почти шепотом позвала:
- Гокудера-кун.
По щеке, украшенной свежим пластырем, скатилась слеза.
- Это я сама, Гокудера-кун. Ты ведь знаешь, какая я бываю неуклюжая…
