Глава 2Через несколько миль Дороти поняла, что лямки своего рюкзака отрегулировала неправильно. Они были чересчур длинными, и поэтому при каждом шаге рюкзак бил ее по заднице, издавая при этом какое-то глухое лязганье. Дороти попыталась вспомнить, в каком порядке упаковала туда вещи, и пришла к выводу, что звуки издавали консервные банки. Она подсунула большие пальцы под лямки, чтобы хоть как-то смягчить монотонный, выводящий из себя жестяной перестук, разрываясь между желанием остановиться и разобраться с проклятыми банками, и опасением задержать группу на самом опасном участке пути.
С проселка, который вел к дому Одноглазого и дальше в деревню, они свернули на неширокую тропу, уходившую на запад, в сторону заповедника. Периметр запретного леса охраняли патрули лесничества, и, замешкавшись на дороге, ничего не стоило наткнуться на такой патруль. Дороти понятия не имела, какое наказание полагается за пересечение границы заповедника. Наверное, она отделается штрафом – несовершеннолетняя, да и ничего такого у нее с собой нет. А вот мистеру Доу и Тому грозит обвинение в браконьерстве – они тащат с собой ружья, и выглядят так, как будто готовы ими воспользоваться. Почему-то Дороти хотелось, чтобы у нее тоже было ружье. Не то чтобы она умела с ним обращаться, конечно.
Но так было бы спокойнее.
Солнце перевалило за полдень, когда тропа кончилась, затерявшись в вереске, и идти стало труднее. Местность была холмистая – ближе к вершинам росли сосны и белый мох, сухой несмотря на прошедший ночью дождь, но если спуститься в ложбину, ноги начинали вязнуть в болотной жиже, а высокие ровные сосны сменялись чахлым осинником и зарослями багульника и голубики.
- Мы пересекли границу, - сказал Том во время короткого пятиминутного привала. – Но расслабляться не советую. Лесники избегают углубляться в лес, но здесь мы вполне можем наткнуться на кого-нибудь из них. Лучше не задерживаться.
Дороти выругалась про себя. Плечи уже начинали ныть от непривычной тяжести, но жаловаться было некому. Она снова поправила рюкзак – нет, точно что-то не так было с его конструкцией: лямки вроде подтянула, а консервные банки по-прежнему хлопают по заднице, хоть и с меньшим размахом – и ускорила шаг.
- Поразительное место, не так ли?
Дороти подумала, что среди всех них человек, называющий себя Джоном Фордом, пожалуй, самый странный. Лысеющий пижон в длинном пальто и брюках со стрелками, теперь заляпанными болотной грязью почти до колена, казался совершенно неуместным здесь, в царстве сосен и поросших вереском холмов, но его самого это несоответствие не смущало нисколько.
- А воздух, воздух-то какой! – мистер Форд шумно вздохнул и раскинул руки в стороны, как будто пытаясь схватить упомянутый воздух в объятья. Его левый рукав задел плечо Дороти, и она отпрянула, глядя на нахала исподлобья, похожая на рассерженную кошку.
- О, простите, моя дорогая, - сказал Форд, ничуть не смутившись. – Я, должно быть, слегка захмелел. Такой воздух… кажется, что его можно пить, как золотое вино. А те холмы, которые тонут в синеватой дымке… они похожи на женскую грудь, едва прикрытую шифоновым платьем. Вон, взгляните…
Дороти прищурилась и посмотрела в указанном направлении, про себя позавидовав буйной фантазии мистера Форда. Там, где тот видел женские груди, она нашла лишь поросшие лесом холмы.
- Вы знаете, моя милая леди, - продолжал Форд, - сейчас мы пересечем невидимую границу и окажемся в сказке, да-да, в сказке. Какие истории ходят про этот лес и скрытые в нем чудеса! У меня сердце замирает при одной мысли о них…
Он на секунду отстал, чтобы порыться в своей сумке, а когда вновь нагнал ее, в его руках была небольшая видеокамера. Дороти шарахнулась от нее в сторону и прошипела:
- Никаких съемок. Не смейте! Иначе я… я разобью вашу камеру, клянусь.
На добродушном розовом лице Форда появилось выражение растерянности.
- Помилуйте, дитя мое, - сказал он, – У меня и в мыслях не было вас подставлять. Напротив, я хотел попросить, чтобы вы сняли меня. Я пойду там, сбоку, а вы снимайте.
Дороти фыркнула.
- Да вы нарцисс, мистер Форд.
- Я журналист, - с достоинством ответил тот.
- Том говорил, что снимать нельзя, - напомнила Дороти. Форд досадливо поморщился.
- Он говорил только про фотографии, - сказал он. Отговорка, достойная пятилетнего ребенка, а не взрослого мужчины под сорок, подумала Дороти. Впрочем, Форд ей скорее нравился. Он был забавным.
- Хорошо, я вас сниму, - неохотно согласилась Дороти. – А вы за это расскажете мне, что вас привело сюда. Я имею в виду – про Лес.
- Любопытная юная леди, - Форд хотел погрозить ей пальцем, но чуть не выронил камеру. – Вы случайно не учитесь на журналистку?
- Нет, - отрезала она. – Это кнопка включения? А где зум?
- Вот тут, - показал Форд. – И ради бога, осторожней с камерой, дитя мое. Она мне заменяет жену, детей и собаку.
Форд снял шляпу, поплевал на ладонь, пригладив жалкий пух, еще остававшийся на его лысине, затем направился вслед за Томом и Доу, порядком их обогнавшими.
- Так хорошо видно? – спросил он взволнованно. Дороти, не отрывая взгляда от экрана камеры, показала ему большой палец.
- Вы в кадре, мистер, - сообщила она. – Камера, мотор!
Форд набрал в грудь воздуха, фальшиво улыбнулся и заговорил каким-то не своим, глухим и мрачным голосом:
- Сейчас мы находимся на опушке Запретного леса, самого таинственного из шотландских заповедников. Как следует из названия, посещение его запрещено для обычных туристов. Официально считается, что причина этого – охрана редких видов животных, таких как благородный олень или ушастая сова.
Форд сделал эффектную паузу и медленно пошел вперед. Солнце, проникающее сквозь кроны деревьев, золотило его одежду. Дороти двинулась параллельно с ним, не отрывая взгляда от экрана видеокамеры, на котором миниатюрный Форд гулял по лесу, сунув руки в карманы пальто, и глухо вещал:
- Многие места Шотландии окутаны легендами. Взять хотя бы замок Глэмис или знаменитое озеро Лох-Несс. Легенды становятся развлечением для любопытствующей публики, но не в случае с Запретным лесом. О нем рассказывают неохотно и шепотом. Многие из тех, кто осмелился отправиться туда, так и не вернулись. Некоторых из них находили потом в разных городах – от Глазго до Абердина, обычно в больницах. Никто из них не помнил, что приключилось с ним в лесу. Многие не помнили вообще ничего о себе, даже своего имени.
Форд цинично усмехнулся и задумчиво добавил, глядя прямо в объектив:
- Позже я представлю доказательства своих слов. Доказательства, которые заставляют думать, что решение закрыть лес для посещений и выставить кордоны продиктовано вовсе не охраной оленей.
Он едва заметно кивнул, и Дороти выключила камеру.
- А дальше? – спросила она.
- Дальше – потом, - сказал Форд. – Ближе к вечеру.
- А не темно будет?
- В том-то весь и смысл, - он хитро прищурился. – Темнота… тишина… далекое уханье филина… и тут из темноты выхожу я в пальто.
Дороти невольно хихикнула, но тут же осеклась и торопливо сунула камеру в руки журналиста.
Откуда-то из кустов вынырнули Том с мистером Доу.
- Ну, что встали? – нелюбезно спросил проводник. – Мы вас ждать должны?
- Оба-на, камера, - удивился Доу. – Вы, мистер, микроволновки с собой не взяли?
- Милостивый государь, - елейным тоном начал Форд, обращаясь к Тому, - я уверяю вас, что никоим образом не злоумышляю против кого-то из драгоценнейших спутников.
- Мне насрать, - коротко бросил проводник. – Я сказал – никаких съемок.
- Это самодурство! – возмутилась Дороти. – Он же никому не мешает!
Том посмотрел на нее грозно, но Дороти показалось, что в глубине его глаз кроется замешательство. Как будто он не знал, что делать дальше.
- Отдайте камеру, - сказал он тихо.
Форд отступил на шаг.
- Она мне заменяет семью, детей и собаку, - повторил он и спрятал камеру за спину, как ребенок.
- Отдайте, - Том говорил почти шепотом. – Мы в лесу. Здесь вы выполняете мои приказы или идете домой. Один. Немедленно.
На пухлом лице журналиста отразилось мучительное сомнение. Несмотря на юность, в Томе было что-то, что заставляло к нему прислушиваться. К тому же, Форд вовсе не был уверен, что сможет найти обратную дорогу. Вроде, надо идти на восток. Или на север. Наверное.
К тому же, с камерой или без, а Лес манил его.
- Ваша взяла. Держите.
Том быстро покрутил камеру в руках, снял крышку и выщелкнул аккумулятор.
- Это пока останется у меня, - сказал он, возвращая камеру владельцу, и сунул аккумулятор в нагрудный карман. Форд проводил его тоскливым взглядом.
- Самодур, - снова пробормотала Дороти. Том круто развернулся и зашагал вглубь леса. В мрачном молчании они последовали за ним.
Хорошего настроения как не бывало.
Вечером они разбили палатку в лощине между двумя пологими холмами. Поднялся ветер, и под его порывами сосны жалобно скрипели. С наслаждением избавившись от рюкзака, Дороти присела на поваленный ствол и посмотрела вверх, в густо-синее, почти черное небо, исчерченное переплетенными ветвями. В какой-то момент ей показалось, что сосны падают на нее, вначале медленно, еле-еле кренясь набок, потом все быстрее и быстрее, с оглушительным треском выворачивая корни из земли. Она вздрогнула и поспешно отвела взгляд, уставившись на растущий под ногами ландыш. Его листья побурели, а на стебле, там, где по весне цвели маленькие душистые цветочки, красовались четыре твердые оранжевые ягоды.
Вряд ли этой ночью мне удастся выспаться, подумала Дороти. Чертовски неуютное место.
Не говоря уж о том, что холодное.
Тем же вечером случился и второй скандал, который, впрочем, быстро затих: на этот раз Доу отчетливо был на стороне Тома, а ругаться с людьми, у которых единственных есть оружие, было как-то страшновато.
Началось с того, что Дороти спросила, как долго им еще идти.
- Дорога до замка займет два дня, - сказал проводник. – День на месте. Два дня на обратный путь. Итого неделя.
Мистер Форд пошевелил губами, подсчитывая в уме.
- Что-то у вас не сходится, юноша.
- Юноша прав, - вмешался вдруг Доу. – Если я чего-то понимаю в этой жизни, так это то, что планы строятся лишь для того, чтобы потом быть нарушенными.
- Идти будем только до заката, - продолжал Том. У него была раздражающая манера пережидать все вопросы и возражения, как налетевший вдруг порыв ветра – с полнейшим равнодушием. – Огонь разжигать нельзя. Фонарики – тоже.
Дороти и Форд заговорили одновременно, что-то возражая и доказывая. Охотник молча курил, иронически улыбаясь.
- Я сказал – нет, - Том впервые повысил голос. – Вы не знаете, кого может привлечь ваш свет.
- Лесников? – пискнула Дороти. Мальчишка смерил ее мрачным взглядом.
- В лучшем случае. Далее. Дежурить будем по очереди, первые дежурства ваши. Мы с мистером Доу – с двух до пяти утра, это самое… неспокойное время. Мистер Доу, оружие лучше держать наготове, но упаси вас господь палить без толку.
- Вы плохо обо мне думаете, юноша, - Доу сплюнул. – Я ходил на охоту, еще когда вы сиську сосали. Я знаю, когда надо палить, а когда не надо.
На Тома эта отповедь не произвела никакого впечатления. Дороти невольно восхитилась его самообладанием. Есть, наверное, преимущества в лесном житье-бытье… станешь тут храбрым, когда идешь, скажем, отлить, а из-за сосен на тебя волки смотрят.
Ей не хотелось даже думать о том, что ночью и ей самой может захотеться в кустики, и придется идти в темноту, рассеиваемую лишь слабым светом молодой луны – и черт его знает, кто живет в этой темноте.
Они быстро съели свой ужин, состоящий из холодных консервов и отсыревшего хлеба. Первое дежурство досталось Дороти. Она повернулась спиной к палатке и, закутавшись в одеяло, скорчилась на земле среди брусничника. Сосны стонали над ее головой. Дороти вдруг почувствовала себя очень одинокой и несчастной. Казалось, вокруг нет ничего, кроме чужого холодного леса – во всей вселенной остались лишь деревья, влажный мох и прелые листья. Она представила, что больше нет никого кроме нее и трех чужих мужчин, храпящих на разные голоса в палатке, и ей захотелось плакать.
За ее спиной что-то зашуршало. Дороти лениво обернулась, стараясь не разрушить свой уютный кокон из одеял.
- Не возражаете?
Она молча подвинулась. Доу опустился на бревно рядом с ней и достал из кармана сигареты.
- Странный лес, - сказал он.
Он затянулся и выпустил из ноздрей струйку дыма, серого на фоне черного неба.
- Почему?
- Животных нет, - ответил он. – Птиц нет. Даже какого-нибудь дятла. А ведь это заповедник, тут зверье должно только так бродить.
Дороти задумалась, пытаясь вспомнить, видела ли по пути сюда какую-нибудь живность. Получалось, что нет.
- Зачем ты здесь, детка? – вдруг спросил Доу. – Ищешь Оза, великого и ужасного?
- В некотором смысле.
- В некотором смысле, - передразнил он. – А не боишься? Ты одна… в лесу… среди незнакомцев…
Дороти медленно повернула голову. В ее глазах, казавшихся черными из-за расширившихся в темноте зрачков, плясали крошечные огоньки – отраженный кончик сигареты.
- Я, знаете ли, немного ведьма, - спокойно сказала она. – Никто не может мне навредить.
- Уверенность в собственной неуязвимости не доводит до добра.
Дороти промолчала.
- Железный дровосек, - вдруг пробормотала она.
- Что? – Доу прикурил следующую сигарету от предыдущей и запустил окурком в ствол сосны.
- Ну, если уж мы идем к Озу, - пояснила она. – Я Дороти, а вы – Железный дровосек. А Форд – наверное, Страшила.
- Ну да, немного мозгов ему бы не помешало, - Доу тихо засмеялся. – Лично я не прочь попросить у Оза новое сердце. И легкие.
- А Том тогда – Трусливый Лев? Не похож.
- Напротив, - возразил Доу. – Очень похож. Он боится куда сильнее, чем показывает.
- Боится? – Дороти нахмурилась. – Кого? Вас?
- Почему меня?
- У вас ружье.
- Кто я, по-вашему – Джек-Потрошитель? – проворчал Доу. – К тому же, если верить слухам, я - далеко не самое страшное, что есть в этом лесу. Нервозность нашего проводника это лишь подтверждает.
- А вы верите слухам? – тихо спросила Дороти. – Про исчезнувших людей. Про тех, кто забыл даже свое имя. Про тех, кто видел здесь странных животных. Несуществующих животных.
- Единорогов, - кивнул Доу.
- Да.
- Если бы не верил, меня бы здесь не было.
Где-то совсем рядом с ним раздался глухой звук. Доу вскочил на ноги. В его руках не пойми откуда оказался карабин. С полминуты он стоял неподвижно, вслушиваясь.
- Сова, - сказал он, наконец. – Все-таки здесь есть птицы. И то радость.
- Да, так и должно быть, - Дороти кивнула и добавила, встретившись глазами с испытующим взглядом охотника. – Я имею в виду – в лесах же обычно живут совы?
Доу промолчал. Его не оставляло ощущение, что девчонка знает про этот лес намного больше, чем говорит.
- Когда вы говорили про единорогов, - вдруг сказала Дороти, - вы ведь не имели в виду, что собираетесь на них охотиться?
- Детка, ты не говоришь о своих планах. Почему ты думаешь, что я поделюсь своими?
- Да мне вообще-то все равно, - Дороти равнодушно пожала плечами, поднялась с бревна и, упершись руками в бока, выпрямила затекшую спину. – Просто должна вас предупредить – тот, кто убьет единорога, будет проклят.
Она направилась к палатке. Доу чертыхнулся – догоревший окурок обжег ему пальцы.
- Это как – проклят? – крикнул он ей вслед.
Дороти обернулась, и на ее губах появилась нехорошая усмешка.
- О, когда это с вами случится, вы поймете.
Рассвет следующего дня выдался серым и промозглым. Солнце не показывалось, и угадать его местоположение можно было только по слепяще-белому пятну в облаках. После скудного завтрака они собрали палатку и продолжили свой путь на юг. Местность постепенно повышалась, холмы становились круче, иногда обрываясь в почти отвесные овраги, на дне которых клубился белесый туман. То и дело попадались глыбы гранита, некоторые – по восемь футов высотой – следы, оставленные прошедшим здесь когда-то ледником. Идти было тяжело. Никто не разговаривал. Даже Форд, еще вчера веселый, как птичка, после потери камеры заметно погрустнел, и только время от времени кидал в спину проводнику укоризненные взгляды.
Впрочем, угрызений совести Том не чувствовал. Форд может хныкать сколько хочет. В отличие от Тома, он понятия не имеет о том, что нравится лесу, а что нет. Список второго был значительно длиннее списка первого. Различная электроника его возглавляла.
GPS-навигатор мистера Доу сдох вчера незадолго до заката.
- А я-то было уже начал недоумевать – зачем нам нужен проводник, - сказал тогда охотник. – Но выходит, что от вас все же будет польза, юноша.
И он постучал ногтем по крышке навигатора.
- Здесь не работают электрические приборы.
- Тогда, может, вернете мне аккумулятор? – встрял Форд. Том даже не посмотрел на него.
- Нет.
Это правило было введено его отцом. Однажды Одноглазому довелось сопровождать группу студентов – таких же настырных журналистов, как Форд. Камеры сдохли на второй же день, вместо изображения выдавая лишь бегущие полосы помех. Менее упорные люди спрятали бы сломанные приборы в рюкзаки и на том успокоились, но журналисты, видимо, сделаны из другого теста. Они весь день бегали по лесу с включенными камерами и снимали помехи – а когда вечером сели пересматривать отснятый материал, увидели на фоне помех странные размытые фигуры. А ночью один из студентов, тот, кто стоял на вахте, взял нож и перерезал глотку двум своим товарищам, а потом и самому себе.
Из пяти человек, отправившихся в Лес, вернулись двое. В здравом рассудке же остался один Одноглазый.
В тот раз отцу повезло.
Том видел у девушки – кажется, Дороти – компас. Он никак не прокомментировал это, хотя знал – еще несколько миль, и компас тоже перестанет работать. Стрелка будет крутиться, как бешеная, как будто где-то здесь пролегают большие запасы железной руды. Геомагнитная аномалия, так это называл один из тех фриков, что толпами валили в Запретный лес. Том не знал, что именно это означает.
Сколько он себя помнил, к отцу всегда приходили странные люди. Некоторые приезжали на дорогих машинах, презрительно щурили глаза за золотой оправой очков и говорили с тошнотворной оксфордской правильностью. Другие – молодые, шумные, беспечные – гурьбой вываливались из своих раздолбанных пикапов и тут же принимались охать, визжать и бесцеремонно совать всюду свои носы. В карманах потертых джинсов они обычно находили для Тома пару-тройку слипшихся конфет, и вообще с ними было весело, поэтому такая разновидность туристов бесила его меньше остальных. Иногда появлялись молчаливые одиночки – молчаливые, впрочем, лишь до тех пор, пока не начинали излагать свои завиральные теории по Объяснению Всего Сущего – тогда уж их было не заткнуть. Содержание теорий варьировалось от религиозных бредней до маленьких зеленых человечков. Некоторые из них слышали голоса, которых не слышат нормальные люди. Отец научил Тома определять их по отсутствующему виду и паузам в речи. Паузы они делали для того, чтобы прислушаться к голосам. Таких брать в лес было нельзя.
Том не мог понять, что же случилось с отцом. Одноглазый был осторожен, опытен и редко терял людей – реже, чем другие проводники. Если не считать того жуткого случая со студентами, случившегося, когда отец был немногим старше, чем сам Том сейчас, было еще лишь три смерти. Одна женщина упала с обрыва – никто не знал, как так вышло, а единственный свидетель клялся, что она спрыгнула сама. Молодой парень ночью ушел из лагеря и уже не вернулся, а следы его затерялись в лесу. Еще одного мужика утащили келпи, когда он вздумал помыть ноги в безымянном озере.
Учитывая, что те, кто уходил в лес без проводника, обычно не возвращались вовсе, или возвращались, забыв даже свое имя, результат был совсем неплох.
В тот раз отец отправился в лес один. Том не знал, зачем.
Когда он не вернулся в назначенный день, они с матерью не волновались. Такое случалось и раньше. Прошла неделя, прежде чем они забеспокоились.
Через месяц они нашли его в психиатрической больнице в Абердине.
Отец не узнал их.
Через несколько часов на горизонте посветлело – как будто за следующим холмом лес заканчивался. Люди, уставшие от постоянных подъемов и спусков, повеселели и расправили ноющие плечи.
- Это что, опушка? – недоверчиво спросил мистер Форд. – Я думал, что лес… э-э-э… больше.
- Железная дорога, - коротко ответил Том.
- Железная дорога? В заповеднике?
- Это не всегда был заповедник. Дорога очень старая. Ей никто не пользуется.
Они раздвинули кусты можжевельника и по каменной насыпи влезли наверх. Том не соврал – одноколейка была заброшена, и заброшена давно. Рельсы проржавели, неприхотливые жесткие травы проросли между шпал. В нескольких десятках ярдов от того места, где они стояли, железную дорогу пересекал ствол поваленной сосны.
- Нам на другую сторону? – спросила Дороти. Том отрицательно качнул головой.
- Пока пойдем по шпалам. Иначе придется лезть через овраги. И еще…
Он замялся. На самом деле он был вовсе не уверен в своем решении. Железная дорога вовсе не была так безопасна, как ему хотелось представить. Но за ней начинались владения кентавров, а это было еще опасней.
Было еще одно, о чем Том не признался бы своему маленькому стаду, даже если бы его пытали паяльником.
Он никогда не был дальше железной дороги. Отец часто брал его с собой в лес, но границы они не пересекали. Да, он рассказывал ему о землях по ту сторону… о землях, в которых водятся диковинные существа, в шелесте листьев слышатся голоса, а воздух густ и тяжел от разлитой в нем магии, рассказывал об Озере и о Замке…
Но Том никогда не видел развалин Замка.
- Смотрите в оба, - сказал он, наконец. – Но не верьте своим глазам.
Идти по железной дороге оказалось вовсе не так легко и приятно, как могло показаться вначале. Шпалы были расположены слишком близко друг к другу, чтобы было удобно наступать на каждую из них, но слишком далеко, чтобы перешагивать через одну. Промежутки между шпалами были заполнены мелкими осколками камней, и их острые края больно врезались в ступни даже через подошвы кроссовок. Дороти чувствовала себя Русалочкой, обменявшей рыбий хвост на пару стройных ножек, кровоточивших при каждом шаге. К тому же разговаривать, идя гуськом, было неудобно. Том и Доу это понимали и потому топали молча. Но мистера Форда, обуянного жаждой общения, мелкие трудности не смущали.
- Знаете, милая леди, - зудел он, - я одного не могу понять. Что вам, такой юной, такой нежной, такой очаровательной…
- Ближе к делу.
- Что вам могло понадобиться в этом богом забытом месте?
Дороти скрипнула зубами. Почему он к охотнику не пристает? Ах, да. У Доу есть ружье.
- Конечно, это так притягательно, - продолжал болтать Форд, нисколько не смущенный ее молчанием. – Я имею в виду – тайна. Сказка. Волшебный лес с волшебным замком посредине…
- Волшебный? – пробормотала Дороти. – Что вы имеете в виду?
- Это одна из гипотез, - Форд поскользнулся на покрытой лишайником шпале и витиевато выругался. – Среди парней, исследующих паранормальные явления, она, прямо скажем, не пользуется популярностью.
- А какие пользуются? – бросил через плечо Доу.
- О, их десятки... Следы, оставленные внеземным разумом. Испытания психотропного оружия… из-за него, дескать, тем, кто сюда зайдет, и чудится всякое… Особое низкочастотное излучение, исходящее из разлома в земной коре и вызывающее то ли мутации, то ли галлюцинации. Что-то связанное с геомагнетизмом – не могу сказать точнее, по физике у меня всегда были тройки. А однажды я разговаривал с джентльменом, который утверждал, что этот лес – второй сад Эдемский, в котором Господь поселит новых Адама и Еву после Апокалипсиса.
Дороти фыркнула. Даже невозмутимый Том ухмыльнулся краем рта, что означало, что он все же прислушивается к разговору.
- Я его помню, - сказал он вдруг. – Того, с Адамом.
- Он был здесь? – спросил Форд.
- Был. Отец отказался взять его в группу, и он ушел в лес один.
- И?
- Он не вернулся, - Том отвернулся и ускорил шаг, как будто сожалея о внезапном приступе разговорчивости.
- Это было негуманно, - задумчиво сказал Форд. – Я имею в виду – по отношению к тому бедняге.
- Одноглазый был совершенно прав, - возразил Доу. – Психам здесь не место.
Дороти обогнала их, оставив за спиной разгорающуюся перепалку. Такие споры – об этике, о гуманизме, и тому подобных вещах, всегда казались ей пустым сотрясанием воздуха. Но она была довольна тем, что разговор ушел от опасной темы.
Волшебство.
Дороти подумала, что из них четверых она единственная – хотя, возможно, Том тоже – имеет хоть какое-то понятие о том, куда они на самом деле идут. И о том, что происходит в лесу.
Конечно, она не знала, откуда берутся чудеса. Никто не знал. Бабушка говорила ей, что магия – это искажение не физических даже, но логических законов. Говорила, что единственные законы, описывающие магию – это законы, которые не действуют. Как закон тяготения, или сохранения энергии, или даже закон о перемене мест слагаемых. Волшебство наступает, говорила бабушка, когда ты, скажем, берешь несколько яблок и считаешь их. Получается десять. Ты пересчитываешь те же яблоки еще раз, и получаешь восемь. Еще раз – одиннадцать.
Впрочем, эти разговоры также относились к тем, которые она, Дороти, считала бессмысленным пустословием. К тому же, бабушка была не в себе.
Дороти не знала, откуда берутся чудеса, но она знала, как вышло так, что про них стало известно магглам. Никаких идиотских ядерных испытаний или визитов инопланетян. Единороги жили здесь испокон века. Просто магглы узнали о них совсем недавно, когда барьер, ограждающий мир магии от мира тостеров и пылесосов, начал истончаться.
Какой-то резкий звук прервал ее размышления. Дороти резко остановилась. Ее спутники тоже встали, как вкопанные, озираясь по сторонам. Доу уже снял с плеча ружье. На все возможные беды у него был один ответ.
Звук повторился. Теперь было ясно, что его не может издавать живое существо. Резкий высокий свист, как будто пар выходит из клапана.
- Поезд! – закричал Доу. – Лопни мои глаза, поезд!
Паровоз мчался прямо на них, оглашая окрестности оглушительным свистом своего гудка. Из его трубы валил черный дым. Дороти смотрела на него, открыв рот, пока кто-то не дернул ее за руку. Она едва не упала, спускаясь с насыпи, но Доу поймал ее за плечи.
- Не стой на рельсах, - сказал он. – Размажет в лепешку.
И тут она вспомнила.
Дороти рванулась обратно. Доу пытался удержать ее за руку, но она увернулась и, оскальзываясь на осыпающихся камнях, помчалась вверх, к рельсам.
- Стойте! – закричала она во весь голос, почти заглушая свист паровоза. – Стойте!
Она выскочила на колею и принялась подпрыгивать на месте, размахивая в воздухе руками.
- Стойте! – кричала она, надеясь, что машинист заметит ее. – Туда нельзя! Там завал!
- Идиотка! – взревел Доу и полез вслед за ней. Краем глаза он увидел, как Том, успевший уже спуститься до середины насыпи, тоже поднимается вверх. Не было ни одного шанса, что он успеет.
- Слезай! – закричал Доу, не сводя взгляда с фигурки Дороти. На фоне бледно-серого неба ее силуэт казался вырезанным из черной бумаги. Как будто одного порыва ветра будет достаточно, чтобы смести ее…
- Дороти! Назад!
Он рванулся вперед, запнулся обо что-то и упал на одно колено, разодрав штанину и кожу под ней об острые камни.
- Дороти!
Грохот колес заглушил его голос.
Поезд налетел внезапно – несмотря на свой допотопный вид он несся со скоростью современного экспресса. Он промчался мимо, сверкая красными боками, в грохоте и в дыму, поднимая вихри угольной пыли, и проржавевшие рельсы стонали под его колесами. Доу поднялся на ноги и сделал несколько неверных шагов по направлению к рельсам. От ветра у него слезились глаза.
А потом все стихло.
Дороти стояла на том же месте. В последний момент она успела повернуться к поезду спиной и закрыть голову руками беспомощным и бесполезным жестом.
- Бо-бо-боже, - заикаясь, выдохнула она и повернулась к охотнику.
- Жива, - только и сказал тот. – Охуеть.
- Мамочки, - Дороти отняла руки от лица и бессильно опустилась на землю. Ее трясло.
Доу плюхнулся рядом с ней и попытался закурить. Сигарета выскользнула из неловких пальцев, и ее подхватил налетевший ветерок – последний отголосок воздушного потока, создаваемого призрачным паровозом.
Через минуту послышался стук падающих камешков и на насыпь вылезли Том и мистер Форд. Том был бледным, как простыня. Пухлая физиономия Форда, напротив, раскраснелась от физической нагрузки.
- Ты как? – спросил проводник. Дороти вдруг подумала, что это едва ли не первый раз за два дня, когда он обратился лично к ней. А мальчик-то стесняется, мелькнуло у нее в голове, и она хихикнула – жалобно и пискляво.
- Я не… ох…
Она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.
- Я вроде жива.
- Это не был настоящий поезд, - объяснил Том. – Здесь не ходят поезда, вы же видели, в каком состоянии рельсы.
- Поезд, идущий в ад, - пробормотал Доу. С третьей попытки ему все же удалось закурить. – Поезд-призрак.
- Зачем тебя вообще понесло на рельсы? – спросил Том, снова напуская на себя суровый вид. Напуганный мальчишка уступал место матерому следопыту.
- Я думала предупредить, - пролепетала Дороти. – Я думала – там же сосна повалена, поезд же разобьется… Я думала – он остановится.
- Да ни хера ты не думала! – рявкнул Доу. – Дура!
- Но-но, потише, любезнейший, - вступился за нее Форд. – Бедной девочке и так досталось. Кстати, милая, вы не скажете мне – как это было?
- Что – как?
- Когда поезд проехал сквозь вас.
Дороти зажмурилась. Ветер трепал ее светлые волосы, выбившиеся из хвоста. Она казалась совсем юной и в то же время очень старой – такие лица бывают у людей, только что чудом избежавших смерти.
- Я слышала грохот, - сказала она. – И детские голоса. И смех.
- Смех? – переспросил Форд.
- Это было, как ветер, - продолжала она. – Как если бы сквозь меня пронеслось само время. Я не знаю, как это описать.
- Ветер времени, значит, - Форд выглядел озадаченным. – Очень поэтично, конечно.
- Ненавижу поэзию, - Дороти открыла глаза. – А еще это было очень холодно, и я чуть не обгадилась от страха. Идем, что ли?
Доу вдруг рассмеялся, вскочил на ноги, схватил девушку в охапку и, не обращая внимания на ее вялое сопротивление и бултыхающийся за спиной рюкзак, закружил в некоем подобии вальса.
