— Это очень интересно. Но мысли я все-таки читала тогда не лучше, чем сейчас. Я плакала по совсем другой причине. Глядя на ваш танец, я видела совершенно иную картину. Я видела стремительно возникающий новый мир. Да, более технологичный, да, более эффективный. Новые способы лечения старых болезней. Очень хорошо. Но мир при этом жесткий, безжалостный. И я видела девочку с зажмуренными глазами, прижимавшую к груди старый мир, более добрый, о котором она знала в глубине сердца, что он не может остаться, и она держала его, держала и просила не отпускать ее. Вот что я видела.
Казуо Ишигуро, «Не отпускай меня»
Дзинь!
Сакура смотрела на осколки стакана, плавающие в прозрачной лужице, и вяло проклинала собственную неуклюжесть. Эта вода предназначалась одному из идущих на поправку шиноби — он был на попечении медиков со времени разрушения Конохи Пейном и, между прочим, считалось, что у него почти нет шансов на выздоровление. И если бы Цунаде-сама не очнулась — беднягу уже наверняка отнесли бы на кладбище. Вот так-то. Он выкарабкался, победил смерть, а Сакура пролила его воду, просто потому что в последнее время у нее все валилось из рук.
Конечно, трагедии здесь не было даже с натяжкой — всего-то нужно было взять новый стакан и налить туда воды. Но Сакура теперь воспринимала самую пустячную неурядицу как катастрофу вселенского масштаба. Такая повышенная чувствительность к малейшим происшествиям была вызвана, видимо, тем фактом, что жизнь в целом стала какой-то однотонной и почти бессмысленной. Перестук сердца был таким же вялым и размеренным, как ее мысли, как все происходящее вокруг: ни учащенного биения, ни восхищенного замирания. Вроде бы, они готовились к войне, но Сакуре было все равно. Что-то пресное и невнятное тянулось изо дня в день, не затрагивая ее. Объединенная армия шиноби? Хорошо. Грядущие битвы с «Акацки»? Ладно. Ее сражение было уже проиграно. Кажется, ее все-таки полоснули отравленным кунаем, только яд был какой-то странный: она не умирала, просто жизнь вдруг разом потеряла все краски и стала унылой, как моросящий дождь поздней осенью.
Единственное, что Сакура сейчас знала наверняка — ей не хочется делать четыре шага до столика, брать новый стакан и наливать в него воду. Не хочется, и все. Может быть, минут через десять… Опустившись на ящик с лекарственными травами, куноичи подперла голову руками и уставилась строго перед собой. Она намеревалась так сидеть, пока затекшая от неудобной позы спина не заставит ее сменить род деятельности.
Ее окликнули по имени. Сакура обернулась и увидела мнущуюся на входе Хинату; они мало общались, и Харуно про себя удивилась, что той может быть нужно от нее.
— Тебя хочет видеть Цунаде-сама, — сказала носительница Бьякугана. Сакура почувствовала, как внутри слабо всколыхнулся интерес — с каких это пор Хината заделалась посыльной у Пятой? — но угас, даже не успев оформиться. В конце концов, какая разница?
Сакура вышла из импровизированного госпиталя и краем глаза заметила, что Хьюга, немного помешкав, двинулась следом.
— Ты тоже идешь к Цунаде-сама?
— Нет… Там просто по дороге бродячий поэт стихи читает, — смущенно сказала Хината. — Я просто хотела еще послушать.
— Не знала, что ты увлекаешься поэзией.
— Да не то чтоб увлекаюсь… — окончательно смутилась та. — Просто хороший день, хорошие стихи… А то все вокруг только и говорят, что об этой войне, и чем дальше, тем страшнее становится. Вот я и подумала как-то отвлечься.
И она улыбнулась своей обезоруживающей виноватой улыбкой.
Забавно, подумала Сакура. Они обе безответно влюблены, но насколько же это разная любовь. Хината так и сияет; ее чувства, пусть и односторонние, придают ей сил. А она… Она просто стала жить по инерции, взирая на мир с равнодушным спокойствием, потому что все зашло слишком далеко, и у нее почти не осталось сил бороться и верить.
Молодой парень в поношенной одежде, окруженный реденьким полумесяцем слушателей, игриво подмигнул, завидев двух девушек; в его лежавшей на земле соломенной шляпе сиротливо теснилось несколько монет. Судя по всему, это и был тот самый бродячий поэт, которого каким-то ветром занесло в разрушенную Коноху. Интересно, что он рассчитывал здесь заработать? Хината подошла поближе, и Сакура на автомате последовала за ней; поймав взгляд поэта, она развела руками, давая понять, что денег у нее нет.
— Таким красоткам — бесплатно! — не огорчился тот. Вытянув вперед руки и сделав скорбное лицо, он продекламировал:
Водопад унес
Бурный поток и затих
Его грохот. Но
Вода все еще носит
Имя реки в шуме брызг.
Сакура почувствовала, как к горлу подступил ком — нет, даже не ком, слишком уж у него были острые царапающие края. Ей в глотку словно затолкали сюрикен, который просился, чтобы его отрыгнули, но безуспешно.
— Что с тобой? — испугалась Хината, увидев, как лицо ее спутницы свела мучительная судорога.
— Я… пойду, — с трудом выдавила Сакура, борясь с подступающими слезами. Она быстрым шагом направилась по дороге, молясь, чтобы навстречу ей не попался никто из знакомых: только не расспросы, только не сочувствующие мины, только не сейчас!
Эта самая вода непрестанно шумела у нее в ушах, била в барабанные перепонки и шептала, шептала одно-единственное имя, которое, по мнению разума, лучше было бы забыть навсегда. Но время не проявляло приписываемых ему лечебных свойств и, вместо того, чтобы заниматься исцелением, только расширяло ноющую дыру в груди. Сакура почти смирилась с тем, что ее заветная мечта наверняка никогда не станет реальностью, но когда ей об этом напоминали, становилось особенно больно. Поэтому к Цунаде она практически вломилась, без стука и разрешения войти — просто напрочь забыла о надлежащих приличиях. Но Пятую такие мелочи совершенно не волновали.
— Ну наконец-то! — обрадовалась она, увидев помощницу. — Как дела в госпитале? У меня, как видишь, совсем нет времени.
— Все хорошо, — коротко ответила Сакура, почтительно кланяясь. — Вам что-нибудь угодно?
Цунаде выглянула за дверь и, подойдя к Харуно, вдруг обняла ее за плечи.
— Рассказывай, — велела она. — Шизуне я отправила по делам, и она нам не помешает.
— Что рассказывать? — не поняла Сакура, однако внутренне напрягшись.
— То, что тебе давно хочется кому-нибудь рассказать, — ответила Годайме. — Ладно ты с родителями не можешь это обсудить — но со мной-то можно. Я пойму.
Она почувствовала, как плечи ученицы под ее рукой сначала мелко задрожали, а потом заходили ходуном от вырвавшихся наконец слез.
— Я больше так не могу, Цунаде-сама! — всхлипывала Сакура, безуспешно пытаясь вытереть обильно бежавшие по щекам соленые капли. — Я что-то делаю, что-то говорю, всем улыбаюсь, а самой удавиться хочется! Скажите, что я сделала не так? Я все исправлю! Почему это именно со мной происходит? Почему я не могу быть такой же, как Ино? Чтобы с глаз долой — из сердца вон?
— Так я и знала. Ты переживаешь из-за Саске. — Слова Хокаге звучали тепло и участливо.
— Переживаю?! — Только Сакура хоть немного совладала с собой, как ее голос вновь сорвался. — Он пытался меня убить!
— Ты его тоже, — пожала плечами Цунаде. — Неплохо повеселились, да?
Харуно непонимающе уставилась на Пятую. Она что, осуждает ее?
— Знаешь, что мне не нравится во всей этой ситуации? — проговорила Годайме, отводя взгляд. — То, что ты сдалась. Собственноручно поставила крест на себе и своей надежде.
— Нет, — возразила Сакура. Плакать больше не хотелось. — Я все еще надеюсь.
— Плохо надеешься, — отрезала наставница. — Ты убеждаешь себя, что надеешься, но это насквозь фальшиво. Видела Хинату? Вот ей бы, между прочим, вполне пристало ходить со скорбной миной: собственный отец давно махнул на нее рукой, выбрав наследницей клана ее младшую сестру. Ты хоть примерно представляешь, какой это позор? И даже отряд на передовой, как мне доложили, возглавит Неджи, хоть он и из так называемой побочной ветви. Девочку игнорируют по всем фронтам, но разве она унывает?
Сакура вспомнила сияющие глаза Хинаты, ее звонкий голос, улыбку, легкую походку… Губы Харуно растянулись в некоем подобии саркастической ухмылки.
— Цунаде-сама, — промолвила она, — так вы отправили за мной Хинату только для того, чтобы я на нее посмотрела?
— Глядите-ка, еще не все мозги выплакала, — лукаво подмигнула ученице Хокаге. — Ну да, а что в этом плохого? Смотри и учись.
— У меня совсем другая ситуация, — устало проговорила Сакура.
— А что с твоей ситуацией? — снова взяла серьезный тон Пятая. — Не самая плохая ситуация, поверь мне. Тот, кого я любила, умер у меня на руках; тот, кого любишь ты, жив. Я даже завидую тебе, серьезно.
— Что с того, что Саске-кун жив? — Сакура закрыла глаза и провела по ним тыльной стороной ладони, собирая последние слезы. — За ним охотится половина континента, рано или поздно его найдут и убьют. И между нами давно выросла такая стена, что…
Годайме положила ладонь ей на макушку, как бы призывая замолчать и не говорить глупостей.
— Скоро война, — промолвила она. — Те, кто выживут, уже не будут прежними. Я знаю, что говорю, я сама участвовала в войне. Будет переоценка ценностей, пересмотр прежних устоев, мы на все посмотрим другими глазами; поэтому сейчас нельзя ничего утверждать с уверенностью. Мы стоим на пороге нового мира, и когда мы этот порог переступим, все будет иначе. Я не могу сейчас сказать, лучше или хуже станет, но позволь дать тебе один совет. Когда мир вокруг стремительно меняется — неважно, в какую сторону — у человека должно быть что-то, за что он может зацепиться; что-то принесенное из знакомого ему старого мира. И чтобы не сойти с ума во время перемен, собери все самое дорогое из своего прошлого и забери это с собой в новую жизнь. Если ты всегда верила, что вы с Саске будете вместе — сохраняй эту веру и дальше; это поможет вам обоим. Я старая и мудрая женщина, и меня нужно слушаться.
Сакура подняла глаза на своего сенсея; Цунаде улыбалась, и было невозможно не улыбнуться в ответ.
— Вера творит чудеса, это действительно так, — мягко сказала Хокаге. — За примерами далеко ходить не надо: вспомни Наруто. Скольким людям он помог? Знаю, что ты сейчас скажешь — в случае с Саске его вера ничего не изменила. Но, может быть, тут нужна именно твоя вера, а не его? В конце концов, это касается только вас двоих, и Наруто здесь явно «третий лишний». А теперь иди — отбери и возьми с собой все самое дорогое, пока мы еще в Конохе, и пронеси это через все то, что нас ожидает. Иди.
И она легонько подтолкнула ученицу в спину.
Выйдя на улицу, Сакура прикрыла глаза рукой от солнца. Рядом стучала молотками группа плотников, и, судя по всему, настрой у них был самый оптимистический.
— Несколько месяцев работы — и наша деревня станет еще лучше, чем прежде, — довольно объявил один из них.
«Но это будет уже не наша деревня», — с грустью сказала себе Сакура. Не та Коноха, в которой они выросли и в которой были счастливы. Возможно, она будет красивей, надежней, современней — но будет другой. Поэтому нужно торопиться, нужно собрать как можно больше от старой Конохи и унести это с собой в тот новый мир, очертания которого уже маячили на горизонте.
Бродячий поэт еще не ушел, но Хинаты среди немногочисленных слушателей уже не было.
— Мне кажется, я расстроил тебя своим предыдущим танка! — крикнул стихоплет, заметив Сакуру. — Позволь, я прочту тебе кое-что другое! Надеюсь, тебе это понравится больше!
Сложив руки на груди, он поднял глаза к небесам.
Мы в разлуке, но
На вершинах Инаба
Прислушиваюсь
К шепоту горных сосен:
Я снова вернусь к тебе.
Сакура благодарно улыбнулась ему и кивнула. Свернув на соседнюю тихую улочку, она закрыла глаза и вдохнула полной грудью. Нет, она не пойдет в госпиталь кипятить бинты и сортировать лекарственные травы. Не сегодня. Сегодня у нее есть дела поважнее.
Вперед, через деревню, вокруг деревни; на скалу к ликам Хокаге, на тренировочный полигон, к ограде Леса Смерти! В каждый дорогой ее сердцу уголок старой Конохи, хранящий память о более счастливых днях! Ничего не пропустить — даже обломки зданий, нагретые лучами клонившегося к закату солнца, охотно делились с ней своими воспоминаниями, стоило лишь коснуться ладонью их шершавой поверхности.
По этой улице они с Ино бежали наперегонки в тот день, когда стали генинами. Здесь их команда замешкалась, отправляясь на миссию в Страну Волн; они словно предчувствовали что-то, но никто ни с кем не поделился своими опасениями. Здесь они прошли «тест с колокольчиками» от Какаши-сенсея. В Лес Смерти было не попасть, но Сакура задержалась возле ограды, сжимая пальцами ее железное плетение и вспоминая, тщательно и со всеми подробностями, как это было: как оставленная Орочимару метка превратила Саске в монстра, но она — именно она — сумела остановить его. Может статься, что она сумеет сделать это еще раз.
Сакура подошла к последней точке своего маршрута, когда тени уже исчезали. Мощеная дорога и незатейливая бетонная лавка. Харуно остановилась и подняла глаза от каменной кладки у себя под ногами. Вот здесь она стояла в ту роковую ночь, после которой жизнь завела привычку постоянно испытывать ее на прочность. А он стоял сзади и…
Пора. Пора было выпустить из глубин сердца то, что она тщательно прятала там эти три года. Маленькое нежное пламя, которое не обжигало, а только грело, и которое не угасло даже в той черной ночи, что обступила ее теперь.
«Спасибо». Он сказал ей это перед тем, как уйти. Сказал без своего обычного сарказма, без издевки — а тихо и даже ласково. Как ни напрягала Сакура память, она не могла вспомнить, чтобы Саске говорил это хоть кому-нибудь еще; и это короткое слово она бережно и ревностно хранила безо всяких советов от Цунаде.
Теперь она поняла, что совсем не знала настоящего Саске. Она дорого бы дала за возможность отмотать время назад и никогда не видеть леденящего холода в его глазах, не слышать от него страшных слов, но… Все это, как выяснилось, ничего не меняло. Доводы рассудка вроде «он преступник», «он жесток», «он мстителен» не достигали сердца, рассыпаясь в пыль на подходе. Все это на проверку оказалось неважно, а вот то малое, что было между ними, оставалось и грело, грело ее, крошечной свечкой разгоняя мрак.
— Спасибо, — прошептала Сакура, закрывая глаза и позволяя теплу разлиться от сердца по всему телу, свободно бежать по артериям и возвращаться по венам. — Спасибо…
* * *
— Д-дело в том, что с тех пор, как ты стала лечить меня… я не могу выкинуть тебя из головы.
Совершенно чужой парень, один из ее раненых пациентов — Сакура даже не помнила его имени — стоял перед ней, заливаясь краской, и протягивал любовную записку. Он совсем ее не знал, но как-то ухитрился влюбиться. До чего же странно и дико была организована эта жизнь. Почему все они — Наруто, Ли, этот парень — что-то находили в ней, а тот, к кому были обращены все мысли Сакуры, едва помнил о ее существовании?
— Спасибо… — проговорила она, беря сложенный листок бумаги и лихорадочно подбирая слова. — Но… мне нравится другой…
Разочарование на лице молодого шиноби отразилось сполна, хоть он и пытался скрыть его. Она не хотела его обидеть, нет — но и обманывать тоже не хотела. Зачем подавать ложные надежды, если она твердо решила: любовь к Саске, самый мощный столп, на котором держался ее драгоценный старый мир, она не предаст никогда? Верить и ждать, ждать и верить — Сакура выбрала для себя этот путь и сворачивать с него не собиралась.
Не отпущу, подумала она, уже не слыша шороха складок брезента, которые выпустили из палатки ее неудачливого поклонника. Но и ты, пожалуйста, не отпускай меня.
В фике использованы танка из классического сборника «Сто стихотворений ста поэтов» (авторы — старший советник Кинто и Аривара-но Юкихира соответственно).
