Глава 1Публикация на других ресурсах запрещается.
- - -
Маленькая справка для тех, кто не любуется на древо Блэков каждое утро.
Мариус Блэк родился сквибом, поэтому его имя на древе выжжено (как и, например, Сириуса).
Дорея Блэк (1920-1977) - его младшая сестра; вышла замуж за Чарлуса Поттера, и где-то чуть больше чем через двадцать лет после событий, описываемых в фике, а именно в 1960 году у них родится единственный, долгожданный и любимый сыночек - небезызвестный Джеймс Поттер. (upd: Роулинг сообщила, что Дорея Поттер на древе не мать Джеймса значительно позже, чем был написан фик).
Также у Мариуса была ещё старшая сестра Кассиопея (1915-1992), про которую можно сказать только то, что она не вышла замуж, а такое с девицами Блэк такое случается довольно редко. Например, одинокой осталась ещё и Элладора (та, что по канону завела моду отрезать домовикам головы). Она - тётка отца Мариуса, Сигнуса Блэка.
Был у Мариуса также старший брат Поллукс (1912-1990) - отец Вальбурги и дедушка Сириуса.
- - -
- 1 -
[8/10]
— Здравствуй, Мариус.
Мариус вздрогнул, услышав голос младшей сестры, и быстро прикрыл листком из «Ежедневного пророка» волшебные краски и кисточки, которые стянул у Кассиопеи. Он знал: Дорее верить нельзя, потому что она всегда рассказывает старшим. Его младшей сестре было восемь, и она всегда поступала так, как учили. Поэтому и сейчас, прежде чем войти в комнату (даже к собственному брату), Дорея сначала постучала, а войдя — поздоровалась. Будучи чересчур правильной, она вела себя по-королевски важно, что было совершенно нелепо в её возрасте, и Мариуса это раздражало. Её иссиня-чёрные косы, уложенные вокруг головы на манер короны, тоже делали её похожей на королеву, но ему абсолютно не хотелось считать маленькую девчонку, которую все превозносят, королевой. Вот ещё! Он совершенно не терпеть не мог Дорею с её высокомерными замашками, которых она набралась от тёток.
— Исчезни, мелкая, — Мариус скорчил рожицу, сморщив до безобразия курносый нос, и запустил в сестру первой попавшейся книжкой, но Дорея, уже наученная опытом общения с братом, вовремя оказалась за дверью.
— Гоблин тебя задери, — надувшись, сказала Дорея в щёлочку. — Тебя отец зовёт.
Мариус довольно улыбнулся, думая, как легко сбить спесь с этой дурочки, но радоваться он начал рано. Светло-карие глаза Дореи опасно сверкнули (Мариус, правда, видел в щёлочку только один глаз), и внезапно в комнате загорелись шторы. Мариус, зажмурившись от страха, интуитивно отшатнулся к двери. Дорея, вероятно, тоже испугалась своего волшебства, и поэтому быстро убежала к себе. «Ты меня чуть не спалила, хвосторога тупая!» — крикнул вдогонку Мариус, хотя огонь и прекратился вместе с исчезновением сестры.
Мариус осмотрел комнату, думая, что незачем расстраиваться; он даже не совсем понимал, зачем себя в этом убеждать. Конечно, потом домовики уберут пепел, проветрят комнату и повесят новые шторы взамен этих, с подпалинами. Но расстраивало его не это, другое, и как будто бы непоправимое. Ах да, то, что Дорею все опять будут превозносить и нахваливать, что всем будет плевать на грозившую ему, Мариусу, опасность. «Вот мерзость, — думал он. — Эта глупая манерная девчонка обскакала меня. Не должна была! Ведь я старше на целых два года! Обскакала, а чем я хуже? Почему я не могу?», — в отчаянии спросил себя он, со злостью пнув шкаф. Ни шкаф, ни кто-то ещё не мог ответить на его немой вопрос, и Мариус, прихрамывая, уныло поплёлся к отцу.
- 2 -
[9/11]
— Здравствуй, Мариус.
Девятилетняя Дорея в траурной мантии глотала слёзы, подходя к маленькому гробу. Она впервые осознала, что мальчик, который там лежит, — её брат. Он больше не обзывался и не корчил рожиц, теперь его вообще не су-ще-ст-во-ва-ло. Но она не очень понимала, как это, и единственное, что она могла сказать этому неестественно спокойному Мариусу, это слова приветствия. Дорее было больно, неожиданно очень больно, хотя она никогда не могла представить, что будет плакать не из-за Мариуса, а по нему.
И никто не мог ответить, что же произошло.
«Ради Бога, не спрашивай!» — отмахнулась от неё убитая горем мать.
Домовые эльфы, все как один, бились головой об стенку, причитая, что они «ничего-ничего не могут сказать».
Поллукс посмотрел на неё как на младенца и устало объяснил, что «нужно просто смириться».
Касси произнесла: «Всё будет хорошо», но её голос дрожал, и Дорея ей не поверила.
Все эти лживые слова и недосказанность пугали больше самой страшной правды. Во всяком случае, Дорее так казалось, когда она ходила от одного близкого человека к другому, и ни один из них не отвечал на её вопросы.
А потом она узнала-таки правду, ненароком услышав, как тётка Элладора, седая одинокая старуха с неестественно блестящими глазами, шептала отцу на похоронах: «Ты правильно сделал, со сквибами нужны радикальные меры. Только смерть, не нужно полумер». Шептала и стучала своей палкой, и в этом стуке Дорея слышала приговор.
«Только смерть. Не нужно полумер», — повторяла на следующий день Дорея, глядя на свежее выжженное пятно вместо имени Мариуса на семейном гобелене, и чувствовала, как липкий противный страх распространяется по всему телу. Она захлёбывалась в слезах, но ей не к кому было пойти со своим горем, потому что никому из них она уже не верила.
- 3 -
[14/16]
— Здравствуй, Мариус.
Он никогда не думал, что услышит это приветствие ещё раз. Мариус не ждал никого из Блэков, не надеялся на какие-нибудь перемены и почти свыкся с мыслью, что он, в общем-то, маггл. Он нашёл свою замену магическим талантам, и это была живопись. Когда он писал, то все обиды, вся зависть, все несчастья отступали куда-то на второй план и казались чем-то смешным и несущественным. С каждым штрихом карандаша он всё увереннее зачёркивал старую жизнь, каждым следующим мазком кисти — раскрашивал новую. Но прошлое, о котором хотелось забыть, иногда имеет свойство возвращаться. И когда сегодня какой-то мальчишка из мелких пробубнил: «Эй, Смит, тебя на проходной ждут. Девица какая-то», Мариус решил было, что это учительница из художественной студии, и прихватил с собой альбом, но при первом же взгляде на свою гостью он понял: это вовсе не учительница, а...
Несмотря на годы — сколько уже прошло, лет пять? — она носила всё ту же причёску и такого же синего цвета мантию. Дорея, его младшая… сестра — даже звучало непривычно. Мариус неприязненно глянул на неё; особенно его раздражала её мантия: и потому что он сам уже давно не носил мантий, и потому что его поднимут на смех из-за странной посетительницы.
— Майкл, — хмуро поправил он. — Майкл Смит. Чего пришла?
Дорея, увидев его, испуганно отступила на пару шагов. Потом помотала головой, всё ещё таращась на него, как на привидение. «Идиотка», — подумал Мариус.
— Отомстить хочешь? — спросил он нарочито безразличным тоном. — Или похвастать, как много ты... умеешь?
— Ты-то ничего не умеешь, вот и язвишь, — воскликнула Дорея, и Мариусу показалось, что и не было этих пяти лет. Как будто он снова вернулся домой. «Не о доме бы сейчас думать», — пронеслось у Мариуса в голове. Дорея почему-то дрожала, вот странная — лето же.
— Это вправду ты? — зачем-то спросила она, но вид у неё был донельзя жалкий, едва не плакала.
— Ну, я, — согласился он, пожимая плечами. — А ты кого хотела увидеть? Гигантского кальмара что ли? Так это тебе не сюда, Дорея. Он в Хо... в твоей школе есть.
Сестра изучала край своей мантии, по её щекам уже катились слёзы, но она молчала, а Мариусу стало вдруг жаль её, наверное, впервые в жизни. Он не имел представления, чем вызвано её горе, но знал, что ей сейчас плохо, и этого было достаточно.
— Ну чего ты, глупая, — сказал он уже совсем другим тоном, обнял её одной рукой за плечи, а она, содрогаясь от рыданий, уткнулась носом ему в футболку. — Ну ладно, ладно же. Давай я лучше тебе что-то покажу?
Заплаканная Дорея вытерла рукавом мантии слёзы, и Мариус не смог удержаться от усмешки — и это его правильная сестрица, надо же. Он достал из кармана джинсов платок, дождался, когда она приведёт себя в порядок, и потянул её за руку в сад.
Они сидели под деревом, и Дорея внимательно рассматривала его рисунки. Настолько внимательно, что Мариусу стало даже не по себе.
— Волшебно, — прошептала она.
— Смеёшься что ли? — ворчливо ответил Мариус.
— Нет, правда, — отозвалась Дорея, глядя ему прямо в глаза. — Не в прямом смысле этого слова, разумеется. Но в них, несмотря на неподвижность, чувствуется жизнь.
Он молчал. Он понимал, что вычеркнуть её из своей жизни ему теперь не удастся, но мысль эта приносила не досаду, а радость. Поэтому вместо слов прощания он прошептал сестре на ухо: «Приходи ещё».
- 4 -
[16/18]
— Здравствуй, Мариус.
Дорея прошла в комнатку, которая служила брату одновременно гостиной, спальней и мастерской. Живописные принадлежности занимали много места, поэтому находились повсюду — даже на кровати валялись несколько тюбиков с красками и какие-то папки. Разумеется, Мариус не мог себе позволить более роскошное жильё: большая часть его заработка уходила на обучение в художественной мастерской, на краски, кисти и холсты. За последнее время он, похоже, стал ещё выше и ещё худее, а цвет лица казался не совсем здоровым, и Дорее подумалось, что в следующий раз стоило бы принести еды.
Мариус принялся убирать с кресла какие-то наброски, чтобы она могла сесть, не рискуя испачкать изящное маггловское платьице. К тому же, это занятие освобождало обоих от неловкости, которая возникла бы, если бы пришлось говорить.
Дорея почти никогда не рассказывала о себе, а он и не спрашивал, как будто Блэков, Хогвартса и магии не существовало. Но для него и вправду всего этого нет, напоминала себе Дорея. Зато у неё, похоже, не было ничего, кроме них, и вся её жизнь – это Блэки, Хогвартс и магия. А ещё брат-сквиб, которого она тайком навещала.
Дорея так и не рассказала, как она терзалась сомнениями, найдя два года назад в старой потрёпанной «Истории магии» листочек, где отцовской рукой был написан какой-то адрес и странная фраза «Мариус. Майкл Смит». Она не могла тогда перестать об этом думать, всё задавалась вопросами: что это значит, что за неведомый Смит и вдруг он ей поможет?.. «Он связан с... тем, что брата не стало, это может быть крайне опасно, — рассуждала она про себя, — да и не вернуть уже Мариуса... Даже этим. Что мне даст это знание?»
Она растирала руками виски, убеждая саму себя забыть о таком безрассудстве и никогда больше не пытаться в этом разобраться. Но несмотря подобные намерения, Дорея всё-таки приехала по указанному адресу. Её сердце билось, как ненормальное, мысленно она пыталась сформулировать хоть один вопрос, который можно задать, не вызвав сильных подозрений, но дальше «Мистер Смит, можно у вас спросить?..» дело не шло.
Никогда не рассказывала Дорея о том, какое потрясение она испытала, увидев брата живым. Она даже толком не могла вспомнить, что говорила и что делала, была ли рада или только ошеломлена. Это потом на неё свалилось ощущение удивительной лёгкости. Позже она мысленно просила прощения у отца, что могла считать, будто он способен на... то, о чём она столько лет думала. И всё равно осуждала за то, что он бросил Мариуса.
Молчание давно сделалось её привычкой, возможно, потому, что она навещала Мариуса тайком от всех. Понимая, как неуместно смотрятся её мантии в маггловском приюте, она попыталось сшить платье по простецкой моде из своих двух старых мантий, но только исколола все руки иголкой, вздрагивая от каждого шороха. Потом, на её счастье, ей помогла домовуха Трикси.
Когда Дорея выходила из дома, то петляла, как заяц, оглядываясь по сторонам в опасении, что за ней кто-нибудь увязался. Потом вызывала «Дневной рыцарь», выходила на квартал раньше, опять петляя, и только тогда оказывалась у приюта, а сегодня впервые у дома, где после совершеннолетия стал снимать квартиру Мариус. Она боялась по ночам, что привела-таки кого-нибудь из рода Блэков за собой, и этот кто-то — временами ей казалось, что любой из них способен, — закончит то, что так и не сделал отец.
Её боггартом так и осталась тётка Элладора, произносящая: «Только смерть. Не нужно полумер», и Дорея так и не научилась его побеждать, потому что ничего, абсолютно ничего смешного в противовес этому она придумать не могла.
Ничего, что касалось её самой, она не упоминала, ей больше нравилось расспрашивать Мариуса о его жизни, которая теперь преимущественно состояла из живописи. Дорея словно окуналась совсем в другой мир, и этот мир привлекал её всё больше и больше.
О чём молчал её брат, Дорея могла только догадываться, но тонкий шрам на левом запястье, сломанный нос и отсутствие друзей говорили ей громче любых слов.
Но в этот раз всё пошло наперекосяк.
Мариусу не давалась картина, и он не мог сдержать досаду, а отсутствие свидетелей развязало обоим язык, и слово за слово ссора пришла к тому, о чём оба молчали много лет:
— Ты зря считаешь себя жертвой, — говорила Дори. — Это ещё вопрос: кому хуже. Ты-то свободен, у тебя есть живопись, а я...
— Значит так, да? — перебил Мариус, сморщив измазанный краской нос. — Значит, ты завидуешь мне? Хочешь поменяться? Знаешь, каково это, когда тебе всю жизнь твердили, что магглы — это грязь необычайная, а потом раз — и прямо к ним? Когда родителям — и никому вообще! — нет до тебя дела?
— Считаешь, что отец тебя ненавидит? — она перешла на шёпот. — Он тебе жизнь, между прочим, спас.
— Спас? — невесело усмехнулся Мариус, вздохнул и устало сел на кровать. — Иногда мне казалось, что лучше бы смерть, чем вот это... между. Я и не волшебник, и не маггл.
— Всё равно, — сказала Дорея упрямо, но в её карих глазах уже сверкали слёзы полуобиды-полусострадания. Она села рядом с братом. — Ты можешь делать, что хочешь, а меня отдадут замуж, и я не смогу сюда ходить. Никогда не приду.
— Придёшь, куда денешься, — Мариус обнял сестру. — Обязательно приходи.
— Мне часто кажется, что ты справился со всем лучше, чем я, но ведь тебе было хуже, намного хуже...
— Ну да, не сахар совсем. Но я ... Блэк, — она удивлённо подняла на брата глаза, и он пояснил: — Да, можно сменить имя, но суть-то от этого никуда не уходит. Я Блэк, а Блэки не сдаются.
— А это? — Дорея показала на его левое запястье, где белел шрам.
— Мне было семь, и мы с кузеном Буллстроудом устроили ритуал братания, как у магглов. Не помнишь? Его мать орала так, что пол Лондона слышали, наверное. А ты что подумала? — он удивлённо поднял брови.
— Я забыла, — призналась она, восхищаясь про себя силой его характера. — Значит, ты не сдаёшься? Тогда и я не буду.
— Вот и правильно, — кивнул он. — Ничего другого нам и не остаётся.
- 5 -
[18/20]
— Здравствуй, Мариус.
Дорея теперь трансгрессировала прямо к нему в квартиру. Не то чтобы Мариусу это очень сильно нравилось, но ей так было удобнее, и он это принимал, хотя и не переставал внутренне — ещё не хватало испортить картину! — вздрагивать всякий раз, когда сестра объявлялась.
— Как же постельный режим? — спросила она.
— А, чепуха, — отмахнулся Мариус, с энтузиазмом мешая краски на палитре. — Тут такая идея! А ты зачастила.
— Теперь, когда я окончила школу, могу приходить чаще, — отговорилась Дорея.
— И новое платье? Для этого колдомедика старалась?
Она сделала вид, что любуется картиной на стене, и никак не могла перестать улыбаться. Но Мариуса не вводили в заблуждение все эти уловки.
А всё начиналось с её тревоги и бессмысленных самообвинений, когда она его заразила магической лихорадкой. «Вот глупость-то, — ворчал обессиленный Мариус, который даже лёжа пытался делать какие-то наброски. — Вроде бы маггл, а волшебные болезни цепляются».
Несмотря на все его возражения, Дорея позвала-таки колдомедика из Мунго, и на её вызов явился взлохмаченный молодой целитель в круглых очках.
«Чарлус Поттер», — представился он, приветливо улыбнувшись сначала Дорее, причём, голубые глаза улыбались тоже, а потом уже Мариусу. «Помню, когда я поступила в Хогвартс, вы играли в квиддич за Гриффиндор», — призналась Дорея, расплываясь в глупейшей, как показалось Мариусу, улыбке. «Да, вратарём», — пояснил Поттер.
Марису добавить к их болтовне было нечего, но его удивляло, с какой легкостью обычно замкнутая сестра общалась с этим Поттером. Конечно, у них двоих было много общих воспоминаний: они же учились в одной школе, хоть и с разницей в пять лет. К тому же, Поттер оказался весьма внимательным колдомедиком, оставил целебное зелье не только Мариусу, но и Дорее, и даже пообещал заглянуть на следующий день.
«Это потребует немного больше времени, мисс Смит, — успокаивал зачастивший Поттер Дорею, и Мариус видел, что ей не по себе от этого «мисс Смит». — Считается, что сопротивляемость у сквибов хуже».
Когда в итоге забота Поттера о здоровье своего пациента обернулась симпатией к Дорее, Мариус ничуть не удивился. Ему казалось, что когда эти двое говорили — хоть о погоде или о ещё какой-нибудь чепухе — для них больше никого не существовало. Точнее говоря, его, Мариуса, для них не существовало.
Нечему было удивляться, не за что сестру винить — всё шло своим чередом, и казалось вполне ожидаемым, что однажды случится нечто подобное. Конечно, он не думал, что так быстро кончится его иллюзия, будто у него есть хотя бы подобие семьи, но теперь нужно было поскорее с этой иллюзией прощаться.
— Ну что? Когда свадьба? — спросил он, безуспешно пытаясь добиться нужного оттенка умбры.
Дорея всё ещё не отрывала взгляда от картины на стене.
«Скоро, наверное, каждый мазок будет знать не хуже меня», — подумал Мариус.
— Я... Ещё рано об этом говорить, — произнесла наконец Дорея.
— Что же, правду ты ему уже рассказала?
Дорея, отвернувшись от картины, отрицательно покачала головой.
— А ты ему расскажи, и увидишь, что будет, — с вызовом сказал Мариус. — Думаешь, кинется спасать тебя, как принцессу из заточения?
— Я не знаю, — прошептала Дорея обречённо. — Я ничего не знаю. Нет, я не выйду замуж.
— Ты просто никому не доверяешь, Дори. Вот и всё.
Дорея не ответила, а просто трансгрессировала из комнаты, оставив за собой запах сладковатых духов, которые, конечно, подарил Поттер.
— Ты просто такая же одиночка, как и я, — сказал Мариус в пустоту и снова принялся за картину.
- 6 -
[23]
— Здравствуйте, Мариус, — сказал Чарлус Поттер, оказавшись на пороге квартиры своего бывшего пациента. — Простите за поздний визит, но...
— Значит, всё-таки рассказала, — констатировал Мариус, засовывая кисточку за ухо.
— Да. Я ненадолго, — не слишком уверенно сказал Чарлус и, пройдя в комнату, устроился на подлокотнике кресла. — Я вот у вас хотел спросить, вы ведь её брат...
— Да, но это не значит, что я о ней много знаю, — грустно усмехнувшись, перебил его Мариус. — Не понимаю, что вам не нравится?
Чарлус ответил не сразу.
На самом деле, Дорея даже не рассказала, а просто случайно обмолвилась, и его упрямства хватило на то, чтобы вытребовать хотя бы часть правды, да и та была сообщена крайне неохотно. Он чувствовал себя задетым. А как ещё, если девушка, в которую он был влюблён, которую он хотел ввести хозяйкой в свой дом, как оказалось, не верила ему нисколько! Чем он, собственно, это недоверие заслужил? «Так она же Слизеринка, да ещё и из Блэков. Скользкая змеица, что с них взять?» — невольно пронеслось в его голове. Но Чарлус помнил, что школа закончилась, а факультеты остались давно в прошлом. Недоверие — вот что его пугало больше всего. Конечно, он был наслышан о семье Блэк, но всё, что Дорея в итоге ему рассказала, показалось какой-то страшной сказкой: Чарлус не мог представить, чтобы его родители, или чьи-нибудь ещё, поступили бы с ребёнком, как Блэки — с Мариусом.
— О вашей семье ходит много слухов, — начал издалека Чарлус.
— Но вы же не на них женитесь? — громко спросил Мариус из кухни, без обиняков говоря о свадьбе. Чарлус, закусив губу, подумал, что не так-то просто добиться, чтобы Дорея Блэк решилась доверить свою судьбу кому бы то ни было. И понять, что с этим делать, он ещё не успел. Мариус меж тем уже вернулся из кухни: — К тому же, Дори говорила, что вы не интересуетесь генеалогией. Пиво маггловское пьёте?
— Никогда не пил, попробую, — пожал плечами Чарлус. Мариус протянул ему открытую бутылку. — Мне и впрямь нет дела до родословных, но семья — это важно.
— Хотите понять, что такое семья Блэк? — вскинулся Мариус. — Я могу вам рассказать. Или лучше покажу. Наглядно.
Он отпил глоток пива, поставил бутылку на тумбочку и потянулся за какой-то папкой на шкафу.
— Я ни в чём вас не обвиняю, — примирительно сказал Чарлус.
— Нет, сейчас сами увидите, — продолжил настаивать Мариус, смахивая с папки пыль и развязывая верёвочки. — Вот. Любуйтесь.
Чарлус Поттер от первого же рисунка с головами эльфов вздрогнул, глаза за стёклами очков сильно расширились. Он медленно перебирал рисунки один за другим, молча и не без брезгливости. «Как же эти люди так живут? И ещё детей растят», — удивлялся он про себя, не видя оправдания этой жестокости и мерзости.
— Это Дорея имелась в виду, — пояснил Мариус, стоило Чарлусу добираться до рисунка с горящими шторами и подписью: «Первая магия тупой хвостороги». — Но вы дальше смотрите, там ещё подвал для пыток есть, портрет тётки Элладоры, тоже ужас ещё тот ...
— Огонь, — Чарлус не торопился переходить к следующему рисунку. — Огонь. Тепло и свет, понимаете? — сказал он и засветился от этого открытия. На душе у него тоже как будто стало теплее.
— Я-то думал, она меня сжечь хотела, — проворчал Мариус, с отвращением глядя на рисунок.
— Я бы сжёг это, — кивнул Чарлус на старую папку и, не дожидаясь разрешения художника, бросил её на пол, выхватил из кармана мантии палочку, произнёс заклинание, и спустя мгновение от рисунков осталась только кучка пепла.
— А на вас маггловский алкоголь плохо влияет, — заметил Мариус с нервным смешком, но от внимания Чарлуса не укрылось, как Блэк вздрогнул при виде огня, хотя никакой опасности не было. Это не казалось ему странным или удивительным, хотя он не знал и не мог понять, чего именно Мариус боялся — огня или волшебства вообще.
— Слушайте, почему же вам память не стёрли хотя бы? — спросил сочувственно Чарлус, но поймав колючий взгляд собеседника, подумал, что, возможно, не стоило лезть в душу. Кто он ему, в конце концов? Но Мариус всё-таки ответил:
— Не получилось, слишком уж много эмоций было у него, то есть, у отца, даже руки тряслись... Но, может, это и зря, сам не знаю. Я рисовал это, когда только-только в приюте оказался. Наоборот, боялся забыть, что волшебный мир существует. Я хотел верить, что этот Диппет ошибся, и я волшебник, и ещё обязательно совершу какую-нибудь магию, и тогда все они будут знать. Глупо, да? — Чарлус покачал головой, но не знал, что сказать, и Мариус продолжил. — Знаете, как в приюте надо мной смеялись? Не верили, считали пустыми россказнями, но с чего бы, они же магглы. Грязь, как у нас всегда говорили. С ними и считаться вроде как не надо. Они меня ненавидели все. А потом появилась Дори. Свет и тепло, говорите? Да, наверное, так и было, — согласился Мариус, пребывая в задумчивости, и вдруг внезапно переменил тему: — Ну вот что, хватит заниматься глупостями, вы ведь её любите?
— Да, — Чарлус неловко улыбнулся с извиняющимся видом, мол, вроде и неправильно после таких откровений улыбаться, но как удержаться, когда речь заходит о Дорее.
— Тогда готовьте родословную и женитесь уже.
— А она?
— С этим сложнее, но если вы боитесь сложностей, вы её не заслужили.
Чарлусу большего и не требовалось, он достал сквозное зеркальце, которое досталось ему от отца, и произнёс: «Мисс Дорея! Мисс Блэк!». Тишина на том конце ясно давала понять, что мисс Блэк вовсе не желала продолжать общение.
* * *
Вместо этого Дорея через несколько минут трансгрессировала к брату и нервно вздохнула, увидев своего незадачливого ухажёра. Она не то чтобы совсем не хотела его видеть, но ей требовалось время, чтобы разобраться в собственных чувствах, и единственным человеком, кто мог помочь ей в этом, был Мариус.
— Ты выйдешь за меня? — спросил Чарлус, пытаясь поймать её взгляд. Но она отвела покрасневшие от слёз глаза на картину, которая ей показалась более мрачной, чем обычно. Дорея не знала, что ответить, а он прибавил, немного натянуто улыбаясь. — Романтика, конечно, относительная, но я не могу ждать.
Дорея чувствовала себя растерянной, не зная, что ей делать. Вообще-то, она любила Чарлуса Поттера и не могла представить кого-нибудь ещё, с кем бы ей было так уютно и легко. Наверное, когда говорят «как за каменной стеной», имеют в виду таких, как он. Недаром ведь даже его патронус принимал форму слона — сильного животного, не ведающего страха. Она знала, что любая другая на её месте уже давно ответила бы согласием. Но Мариус был прав, говоря, что она никому не верит. И Дорея не могла с лёгкостью простить вторжение на её, и только её, территорию. Наверное, Чарлус имел право обижаться на обман, это приходилось признать, но она скорее предпочла бы порвать с ним, чем подставить под удар брата.
— Ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь? — вместо ответа резко спросила Дорея то, что, вообще-то, уже спрашивала сегодня днём.
— Ты-то наоборот слишком много думаешь, — не удержался Чарлус.
— Ну, может хватит уже валять дурака? — хмыкнул Мариус, глядя в полоток.
— Извини, я, наверное, слишком бурно отреагировал утром, но я вправду тебя люблю, будь ты мисс Смит или мисс Блэк, неважно, — Чарлус умоляюще посмотрел на Дорею.
Она вздохнула, на этот раз не нервно, а грустно, посмотрела сначала на него, потом на брата. Затем задумчиво произнесла:
— Я тоже Блэк, а Блэки не сдаются, да?
— Нет, они побеждают. В том числе и своих тараканов, — ответил Мариус.
Дорея догадывалась, что справляться со своими проблемами им с братом предстояло всю жизнь. Хотя сама она, кажется, ещё и не пыталась.
— Я понятия не имею, что будет, — сказала она, глядя в небесно-голубые глаза, от которых веяло добротой и спокойствием. — Но... Да, Чарлус, я не буду думать, я просто скажу: «Да».
* * *
Дальнейшее Чарлус помнил слабо — то ли действительно на него плохо влиял маггловский алкоголь, то ли он чувствовал себя слишком счастливым. Кажется, он целовал Дорею, свою Дорею, прямо на улице, и им улыбались даже звёзды.
- 7 -
— Здравствуй, Мариус.
— Миссис Поттер. Чему обязан честью? — Мариус отвлёкся от картины, над которой сейчас работал. Дорея встала за его плечом и удивлённо ахнула, увидев на холсте маленький дом Поттеров со светящимся Люмосом в окнах. От картины так и веяло волшебством и уютом.
— Думаешь, магглы поверят, что так бывает? — хихикнула Дорея, любуясь своим домом.
— Это будет как символ. Видишь: свет и тепло, — объяснил Мариус, указывая кисточкой на маленький костерок, горящий рядом с домом. — Ну как ты, как Чарлус?
— Чарли то на работе, то в своей организации по борьбе с Гриндевальдом. Говорит, что не может оставаться в стороне. Знаешь, я горжусь этим. Вообще, я так счастлива, что даже не понимаю, чем я это заслужила. Почему ты не можешь быть таким же счастливым?
— Когда я пишу её, — он кивнул на картину, — я счастлив. Это не совсем то, о чём ты говоришь, но всё же.
— У Поттеров действительно всё как-то по-другому, как будто они с другой планеты. Знаешь, Мариус, он бы никогда не отказался от своего сына, он бы пошёл наперекор всему. И я тебе обещаю, что когда у меня будут дети, я тоже буду принимать их любыми.
— Здорово же тебя проняло, — совсем невесело усмехнулся Мариус.
— И к тебе тоже приходить буду, — продолжила она. — Понимаешь, только с тобой я могла быть смелой, могла знать, что не всё так плохо, как казалось. Именно ты вселял в меня веру, ты давал возможность понять, что я хоть чуточку человечнее, чем они, понимаешь? Даже Чарли я встретила у тебя, и благодаря тебе же мы вместе.
— Ну, он и сам бы справился. Но, видишь ли, всегда приятно знать, что у тебя есть кто-то, кто о тебе думает, кому ты нужен. Ради этого можно стерпеть и твои напыщенные «Здравствуй, Мариус», — усмехнулся он, и Дорея улыбнулась ему в ответ.
