Глава 1Автор: Тупак Юпанки
Бета: Glaubchen, mrs. Snape
Гамма: mrs. Snape
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Персонажи: Рицка и Соби, Сэймей, Нисей
Жанр: Drama
Отказ: Герои и вселенная принадлежат Коге Юн.
Аннотация: Ещё чуть-чуть потерпеть...
Комментарии: Написано для Фандомной битвы 2012.
Предупреждения: нет
Статус: Закончен
Вопреки заверениям брата, Нисей не нравится ему и на третий раз. В первый, в пустынном коридоре сходящей с ума школы, он видел перед собой лишь врага, опасно скалящего острые маленькие зубы. Во второй раз это было почти раздавленное, но ещё не сдавшееся существо — отчаянно трепыхающееся, как мотылёк, бестолково лупящий крыльями по раскалённой лампе. Существо, которое он всего лишь пытался накормить. Вовсе не из сострадания или сочувствия — просто знал, что так нужно, так — правильно. В третий раз он видит Нисея уже в кухне собственного дома катающим в пальцах зажигалку и по-хозяйски устроившим ноги на стуле. Этот, третий Нисей совсем другой. Он больше не нависает, хищно ухмыляясь и выплёвывая танцующие на кончике языка оскорбления. Он не глядит исподлобья, пытаясь удержать наглую улыбку, хотя лицо исчерчено дорожками пота от боли в сломанном пальце. Он смотрит с мрачным интересом, обводит Рицку глазами с ног до головы — не как живого человека, а как объект очередного приказа.
— Он понравится тебе, — кивает Сэймей с уверенностью предсказателя.
Взглянув наконец на него, Рицка краем сознания отмечает, что чем-то эти двое неуловимо похожи, хотя раньше ему бы и в голову не пришло примерить на брата одну из лживых нахальных гримас его Бойца.
— Ты привыкнешь к нему, — продолжает Сэймей с теми же интонациями, и Рицка почти собирается что-то возразить в ответ, когда понимает, что последняя фраза предназначена уже Нисею.
Тот степенно кивает, на мгновенье опустив веки, а Рицка чувствует, что воздух в маленькой кухне вдруг стал сухим и разряженным. И вспоминает, когда в последний раз чувствовал нечто подобное — всего пару недель назад в пугающе мрачной библиотеке школы.
Тогда ему на секунду показалось, что Сэймей — единственный источник света в тёмном помещении с громадным потолком. Теперь же ему чудится, будто стоит брату войти в комнату, свет моментально тускнеет.
— Нисей проводит тебя в школу и встретит, — роняет Сэймей следующим утром.
Не просит и не приказывает — просто ставит в известность. И Рицка чувствует, что лучше не спорить.
Первую половину пути до школы они идут молча: Рицка впереди, Акаме — отстав на пару шагов. Школьная сумка совсем не тяжёлая, но плечи горбятся под внимательным цепким взглядом, а Ушки приходится держать поднятыми через силу. Рицка не видит этого взгляда, но хорошо чувствует.
На светофоре Нисей отворачивается от ветра, пряча в сложенных лодочкой ладонях зажатую зубами сигарету, и быстро чиркает зажигалкой. Загорается зелёный. Рицка шустро вливается в поток прохожих и ускоряет шаг, заворачивает за угол супермаркета и практически переходит на бег, но до носа вдруг долетает неприятный запах табачного дыма. Повернув голову, Рицка видит, что Акаме вновь шагает за его левым плечом как ни в чём не бывало и смотрит с насмешливым прищуром. Когда долгожданные ворота школы мелькают наконец среди деревьев аллеи, Рицка срывается с места и несётся к ним сломя голову, сумка с учебниками больно лупит по ноге. Ожидаемого окрика за спиной не слышно.
Первый раз с момента «смерти» Сэймея уроки не тянутся тёмными жёваными нитями, а мелькают как страницы манги. Юико спрашивает, почему он сегодня такой напряжённый — не случилось ли чего? Но Рицка подавляет нервную дрожь и старательно ровным голосом отвечает привычное: «Ничего». Раз десять за день он ловит себя на том, что тянется к груди, где раньше висел мобильный телефон, но хватается лишь за пустоту.
Чтобы оттянуть момент возвращения домой, он вызывается помочь с уборкой в классе, хоть сегодня и не его очередь дежурить. Шинономе-сенсей сначала оживлённо распахивает глаза и благодарит, но потом внезапно опускает Ушки, странно и печально улыбаясь, как будто всё знает.
Проходя по коридору, Рицка старается не смотреть в окно. Но когда выскальзывает из дверей школы и замечает тонкую струйку дыма, поднимающуюся из-за ворот, сердце взволнованно сжимается. Он пытается пересечь школьный двор спокойным шагом, но колени всё равно предательски подрагивают.
«Это всего лишь Нисей, — уговаривает себя Рицка. — Это не может быть Соби, не может».
И к концу двора самовнушение уже вроде бы начинает действовать, но когда он выходит из ворот и видит Акаме, стоящего на том самом месте и безмятежно тянущего сигарету, горло сжимается. Он опускает голову, чтобы Нисей не заметил красноречивого блеска в глазах, и тихо вздыхает. Но Акаме всё равно с деланным пониманием усмехается, не особенно пряча издёвку. И это выводит Рицку из себя.
— Не смей здесь курить. Это школа, вообще-то, — говорит он гневно, но твёрдо. — И не прячься за оградой, жди меня на другой стороне улицы, — и, поколебавшись, добавляет — впервые в жизни без смущения или неуверенности: — Это приказ.
Нисей тут же перестаёт ухмыляться, серьёзно кивает и, подойдя к урне, гасит окурок о край. Соби всегда обещал ему то же самое, улыбался и щелчком отправлял окурок в урну. А на следующий день Рицка вновь находил его на этом месте с тлеющей сигаретой во рту. Но сейчас он почему-то не сомневается, что курящего Акаме возле школы больше не увидит.
Они идут домой всё в том же неуютном молчании. Утром Рицка был напряжён и немного напуган, теперь же — просто раздражён. Нисей больше не достаёт сигарет, и едва на светофоре загорается зелёный, Рицка не глядя шагает на проезжую часть.
Громкий визг тормозов, отчаянный женский вскрик, сумка слетает с плеча, Рицка замирает и зажмуривается. В лицо бьёт сильный порыв ветра, что-то почти невесомо касается его спины.
— Сходи к окулисту, выродок! — слышится знакомый тягучий голос над головой.
Рицка открывает глаза и с удивлением обнаруживает себя уже на тротуаре. Последние зеваки расходятся, кидая на него странные взгляды, испуганный горе-водитель медленно трогается с места. Нисей поднимает валяющуюся на земле сумку, тщательно отряхивает и молча протягивает ему. Лицо его при этом не выражает совершенно ничего, и Рицка даже немного жалеет, что не видел его несколько секунд назад.
Оставшееся до дома молчание уже не неуютное и не напряжённое, а наполненное осмыслением. Они подходят к двери, Рицка достаёт из сумки ключ и вставляет в замок. Но прежде чем повернуть, говорит, не оборачиваясь:
— Спасибо.
В ответ неожиданная тишина. Рицка резко оглядывается. Опять на лице Акаме непроницаемая, чуть насмешливая маска, но проскользнувшее только что недоумение он спрятать до конца не успел.
***
Сэймей разговаривает с кем-то по телефону уже больше получаса, и разговор этот явно не из приятных. На месте он усидеть не может, сначала встаёт со стула и мерит шагами тесную кухню, потом и её становится мало — и он выходит в коридор. Рицка старается не прислушиваться к разговору: в нём слишком много непонятных ему терминов и ни одного знакомого имени. Он пьёт горький чай и пытается читать учебник по биологии, но несуразные картинки — будто художник иллюстрировал сказки для пятилетних детей — портят всё впечатление о прочитанном.
Когда Сэймей возвращается на кухню, от него веет раздражением и недовольством. Он наливает себе чай, машинально подливает кипятка Рицке и садится напротив.
— Они предложили для тебя уже третьего Бойца, — говорит он, слепо глядя в стену, и продолжает, разговаривая, скорее, с самим собой: — Там сидят и всегда сидели одни идиоты, иначе бы мне не пришлось в очередной раз повторять им одно и то же. Тебе ведь не нужен свой Боец, я тебе его уже дал. Нисей прекрасно справляется со своими обязанностями.
«Да, да, да, разумеется», — хочется монотонно кивать Рицке, но он знает, что это бессмысленно. Сэймею не требуется его согласие или одобрение. Ему просто нужно в очередной раз показать свою полезность и рассказать, какой он умный и правильный, а все кругом дураки. Поэтому Рицка молчит.
Брат стал очень нервным в последнее время. Хотя Рицка не в курсе, когда именно наступило это «последнее время»: понятно лишь, что пока он отсутствовал. Вначале Рицка действительно считал, что ему угрожает реальная опасность от «Семи Лун», как не переставал повторять Сэймей. Но потом понял, что у брата всего лишь хроническая паранойя. Из школы регулярно звонили сообщить, что у них появился очередной Боец, который бы очень подошёл Рицке и с которым можно было бы вскоре разделить Имя «Loveless». Но Сэймей считал, что всё это происки Минами-сенсея и что на самом деле Луны хотят заслать к ним шпиона. Вслух Рицка никогда не говорил, что думает обо всём этом, но, тем не менее, был даже рад, что Сэймей не пытается навязать ему в пару кого-то... кого-то другого.
***
Рицка не помнит брата спящим. Что раньше, что теперь — Сэймей просыпается ещё до того, как у Рицки прозвенит будильник, а пожелать ему спокойной ночи приходит ещё в обычной одежде, а не в пижаме. Иногда Рицка задаётся вопросом, спит ли брат вообще.
— Конечно, нет, — смеётся Акаме, когда однажды он случайно произносит вопрос вслух. — Ему не нужно спать — он ведь не человек.
На Рицку тут же накатывает тоска: то же самое когда-то сказал ему Соби. Шутке Нисея он даже не улыбается.
Сэймей пропадает где-то целыми днями, а домой возвращается уставшим, злым и измотанным. Иногда Рицка замечает ровные тёмные следы на его шее или запястьях, а иногда — капли крови на одежде. Но не рискует спросить, чья она. Когда-то давно, в прошлой жизни, Сэймей ответил лишь, что она не его. Рицка пытается заставить себя и по сей день довольствоваться тем ответом.
***
Своего дня рождения он ждёт с неприятным предчувствием. Он не хочет ничего отмечать, не хочет никого приглашать и, тем более, куда-то идти. Отчего-то ему кажется, что Сэймей готовит сюрприз, и сюрприз этот будет приятным лишь по мнению самого Сэймея.
Так и выходит.
За окном уже стемнело. Они сидят на кухне втроём: он, брат и Акаме. Маму, которую Сэймей ещё в самом начале отправил в лечебницу, до сих пор не удаётся даже навестить. Вечер тих, но не напряжён. Сэймей вонзает в торт тринадцать свечей и велит Нисею зажечь. Тот что-то шепчет себе под нос, от чего волосы у Рицки на макушке электризуются, и лениво щёлкает пальцами:
—
Огонь.
Свечи мгновенно вспыхивают. Сэймей недовольно поджимает губы, но ничего не говорит, ставит торт перед Рицкой и предлагает загадать желание. У Рицки в последний месяц желание только одно. Но слишком несбыточное. И загадывает он немного другое: чтобы брат образумился.
Свечи задуты с первого раза, Нисей, сладко улыбаясь, разливает вино по бокалам. Вино кислое и совсем невкусное. Рицка не хочет пить, но Сэймей говорит, что праздник без вина — это не праздник. А Рицка думает, что праздник — это когда хорошо и весело, а сейчас ему просто тошно, и ещё он смертельно устал.
Он уже хочет по-быстрому доесть свой кусок торта и попроситься лечь спать, когда раздаётся короткий звонок в дверь. Лицо Сэймея каменеет, но на губах всё ещё держится одна на все случаи мягкая улыбка.
— Ну же, Рицка. Иди, открой свой подарок.
Акаме принимается тихо и гаденько посмеиваться, но мгновенно замолкает, когда тяжёлый взгляд Сэймея придавливает его к стулу. У Рицки дыхание перехватывает от дурного предчувствия, смешанного с отчаянной надеждой. Он поднимается и идёт к двери, с трудом передвигая враз ослабевшие ноги.
В коридоре совсем темно, и это даже хорошо. Тут никто не увидит его подрагивающих пальцев, с трудом нашаривших замок. Он тянет за ручку двери, сначала очень медленно, пытаясь приготовить себя к тому, что ожидает его за порогом, а в последний миг резко распахивая, потому что терзать себя неизвестностью уже нет сил. И замирает...
Растерянно смотрит несколько секунд, сглатывает кислую от вина слюну и шепчет одними губами:
— Соби...
Неуверенная складка между бровей, полускрытая за очками, мгновенно разглаживается. Соби склоняет голову набок, тепло вглядываясь в его лицо.
— Здравствуй, Рицка. С днём рождения.
Глаза начинает жечь так, будто в них сыпанули соли. Но Рицка знает, что нельзя, ни в коем случае нельзя. Здесь, перед ним, — Соби. С ним можно... А вот там, за спиной, на кухне, — там брат и Нисей. И потому нельзя.
— Привет, — говорит он тихо, но по возможности радостно. На улыбку нет сил, но Соби слышит её в коротком слове, потому что сам улыбается уже увереннее.
— Агацума, заходи, не студи дом! — раздаётся с кухни голос брата, будто тот сквозь стену видит.
Этот окрик тотчас заставляет засуетиться обоих. Рицка торопится, отступая назад, задевает локтем тумбочку. Соби перешагивает через порог, снимает пальто, не выпуская из руки небольшую коробку. Его движения не хаотичны, но слишком скованы, как будто он чувствует себя неуклюжим великаном, опасающимся кого-нибудь толкнуть или раздавить.
Дождавшись, пока он разуется, Рицка возвращается на кухню. Смотреть на Соби или что-то говорить ему неловко. И у стен есть уши, и он пока не придумал, что вообще сказать после месяца насильственной разлуки. Не поднимая головы, он проходит на своё место и садится, осторожно косясь на дверной проём.
Соби задерживается на пороге кухни, посмотрев сначала на Нисея, оказавшегося к нему лицом, потом — на Сэймея, сидящего спиной ко входу.
— Здравствуй, Сэймей, — в голосе нет ни одной интонации, просто механическое колебание воздуха.
— Привет.
Сэймей даже не поворачивает головы. Закидывает ногу на ногу, стремясь изобразить вольготную позу, но потом садится нормально. Единственное, что хоть как-то помогает не концентрироваться на повисшем напряжении, так это мысль о том, насколько брату и самому сейчас неуютно.
— Так и будешь стоять? — наконец спрашивает Сэймей, не оборачиваясь, выдвигает из-за стола пустой стул и ставит между собой и Рицкой. — Садись.
Соби опускается на предложенное место — без страха, но аккуратно, словно ждёт, что стул под ним сейчас развалится или на сиденье окажется кнопка. Коробку он ставит себе на колени. Наступает тишина.
Сэймей обводит взглядом всех троих, но в глаза ему никто не смотрит: Рицка по-прежнему не поднимает головы, Соби глядит на Рицку, Нисей ухмыляется, кажется, не без удовольствия наблюдая за сценой.
— А ты, Нисей, так и будешь сидеть? — спрашивает Сэймей с сарказмом.
Акаме меняется в лице, недовольно кривя губы, но встаёт, чтобы достать и наполнить вином четвёртый бокал. Ставя его перед Соби левой рукой, он как бы невзначай разворачивает пальцы так, чтобы тот их рассмотрел. Но Соби, никак не отреагировав, берёт бокал и ласково улыбается Рицке.
— С днём рождения, Рицка, — повторяет он.
— С днём рождения, брат, — мгновенно подхватывает Сэймей.
— Будь счастлив, дитёнок, — скалится Акаме.
Счастлив? Да Рицка и был бы счастлив, если бы двоих людей с этой кухни хоть на часок сдуло ветром. Когда он вцепляется в свой бокал, наконец поднимает голову и натыкается на улыбающиеся — кто с фальшью, кто искренне — лица, его почти трясёт от напряжения и неловкости. Каждая минута в этой дикой компании делает его младше на год и беспомощнее в несколько раз.
Он молча вытягивает руку вперёд, раздаются три звонких удара стекла о стекло — друг за другом.
— К сожалению, — начинает Сэймей трагически-ироничным голосом, сделав глоток, — торт мы уже почти доели.
— Не страшно, — ровно отзывается Соби, коротко глянув в его сторону и снова повернувшись к Рицке.
А тому под его мягким глубоким взглядом становится невыносимо жарко. Щёки горят, лоб взмок. Хорошо, что Сэймей не любит верхний свет и сидят они под двумя настенными жёлтыми светильниками.
— Рицка, — Соби медлит немного, кладёт коробку на стол и двигает по скатерти. — Это тебе.
В лицах Нисея и Сэймея появляется насмешливый интерес. Совершенно идентичное у обоих, а оттого вдвойне неприятное выражение.
Коробка упакована в простую синюю обёртку с расплывчатым узором. Рицка подтаскивает её к себе, безуспешно пытается поддеть ногтем скотч. Тут в поле зрения появляется рукоять ножа.
— Спасибо, — кивает он Сэймею, надрезает край обёртки и разворачивает.
Можно даже не поднимать крышку — на картинке и так всё нарисовано. Сэймей поджимает губы — уже и не рад, что нож подал. Но Рицка всё-таки открывает коробку и достаёт новый мобильный телефон. Взамен того, который разбил Сэймей, когда Соби ещё пытался дозвониться до Рицки в первые дни.
Молчаливая дуэль глазами. Соби твёрдо, даже с вызовом, выдерживает недовольный взгляд Сэймея.
— Спасибо, — шепчет Рицка и быстро прячет подарок обратно в коробку, как будто его могут сию секунду отобрать.
— Зачем же тебе телефон, Рицка? — улыбается Сэймей. — Кому ты станешь звонить? У Нисея всегда при себе мобильный, если тебе понадобится.
Внезапно набравшись смелости, Рицка отвечает тоже с ноткой вызова:
— Я и не буду никому звонить. Звонить будут мне, — и тут же понимает, что это было ошибкой.
Брат не смотрит на Акаме, но тот вдруг весь подбирается, делает резкое движение в сторону бутылки, и та, грохнувшись на стол, выплёвывает из горлышка фейерверк брызг, попутно задев Рицкин бокал и залив вином всю скатерть и коробку с телефоном.
— Ох, простите! — Нисей вскакивает, судорожно отряхивая с рубашки красноватые капли. — Я хотел всего лишь подновить.
Рицка едва успевает жадно, словно добычу, выхватить из коробки телефон, как Сэймей и Соби уже забрасывают скатерть бумажными полотенцами.
— На пол тоже пролилось, — тоном ябеды замечает Акаме, будто не он это устроил.
— Тряпку из ванной принеси, — буркает Сэймей непонятно кому, но из кухни выходит Соби.
Нисей, досадливо подёргав себя за подол рубашки, идёт следом переодеваться. Рицка, так и не сдвинувшись с места, трёт полотенцем мокрый липкий телефон, открывает крышку — залиты дисплей и все кнопки. Чудом будет, если телефон теперь включится. Потом замечает на полу скинутый кем-то в суете аккумулятор, опускается на колени, чтобы поднять его... да так и остаётся сидеть у ножки стола.
Он водит пальцем по гладкому корпусу, уже не пытаясь сдержать слёз. Слезинки скапливаются на ресницах, искажая пятна вина на полу и собственные руки, а потом стремительно и щекотно сбегают по скулам вниз и повисают на подбородке.
Сэймей возвращается на стул, складывает руки на груди и молча смотрит на него сверху вниз.
— Это... и есть твой... подарок, Сэймей? — нос закладывает мгновенно, голос звучит гнусаво и глухо.
— Мне очень жаль. Я думал, тебе будет приятно его увидеть.
— Так?
Сэймей пожимает плечами и отворачивается. Похоже, обиделся.
— Я сделал всё как нужно, Рицка. Так, как ты бы хотел. Я пригласил его к нам в дом, я и слова ему не сказал из тех, которые бы тебе не понравились.
— И ты правда думал... что я... хочу именно этого? Именно... так?
Сэймей больше не отвечает. Рицка знает, что где-то там внутри, в своей собственной голове, брат считает себя правым. С тех пор как вернулся, он искусно научился балансировать между Рицкиными желаниями и собственными потребностями, всячески стараясь показать, что он выполняет своё обещание не причинять Рицке боль. Но как он это делал...
Вначале он просто хотел вернуть себе и Соби, и Рицку — и продолжить жить так, будто ничего не случилось. И с немалым удивлением встретил отчаянное сопротивление с одной стороны и упёртое непослушание с другой. Он никак не мог поверить, что за тот короткий срок, пока Соби и Рицка были вместе, что-то успело измениться настолько, что возвратить всё на свои места получится только грубой силой и жестокими методами. Второе, во что не мог поверить Сэймей и не верил до сих пор — это в то, что Боец смог стать для брата чем-то большим, чем всего лишь исправно работающим орудием защиты. Но, хорошенько подумав, всё же сумел понять простую, но важную вещь: получить обоих сразу, как было задумано, не выйдет. Если заберёт Бойца силой, навсегда лишится брата. Если пойдёт на поводу у просьб Рицки, потеряет Бойца. А нужны были оба.
Сэймей больше не говорил, что забирает Соби. Он сказал, что тот нужен ему только для выполнения своей прямой функции — участия в поединках, в которых у менее выносливого Акаме шансы на выигрыш были не столь велики. Сэймей больше не говорил, что намерен разлучить их навсегда — он просто загрузил Соби ежедневными боями, с которых сам порой приходил еле живым. Сэймей не говорил, что запрещает им общаться и видеться — он только сломал Рицкин телефон и приставил к нему Нисея с приказом немедленно переместить Рицку подальше от Агацумы, если тот вдруг появится. Формально Сэймей не вставал между ними, но по факту выходило иначе...
Первым на кухню возвращается Соби, в руках у него влажная половая тряпка, рукава джемпера закатаны до локтя. Он огибает стол, встаёт на колени у красных пятен на полу и неторопливо вытирает, не произнося ни слова. Рицка слегка наклоняется вперёд — теперь из-за столешницы лица брата не видно. В поле зрения — только его скрещенные на груди руки и ноги в тапочках, одна из которых выжидающе постукивает по полу. Рицка алчно скользит глазами по склонённой голове Соби, по волосам, кончики которых окунаются в остатки пролитого вина, и уже боится, что сейчас тот просто закончит своё дело и встанет. Но убрав последнее пятно, Соби продолжает водить тряпкой по уже чистому полу и наконец несмело поднимает глаза. Он не улыбается, но кончики губ становятся мягче.
Они сидят на полу, скрытые надёжным столом от взгляда Сэймея, под аккомпанемент подгоняющего стука, и ни один не может первым отвести глаза. Рицка ещё подаётся вперёд, стараясь даже дышать бесшумно. Слёз больше нет, только глаза режет. Брови Соби вздрагивают, словно он делает какое-то невероятное усилие, но ничего не получается. Рицка накрывает ладонью аккумулятор, который лежит совсем рядом от руки Соби, и, оттопырив мизинец, с трудом дотягивается кончиком пальца до прохладной кожи запястья. Соби выдыхает резко, но беззвучно, быстро наклоняется вперёд и прислоняется своим лбом к его.
У Рицки сбивается дыхание, он зажмуривается, под веками опять скапливаются слёзы.
«Что Сэймей приказал тебе? — думает он, стараясь вдыхать глубже, чтобы навсегда оставить в груди родной запах. — Что он тебе запретил?»
Сэймей нетерпеливо шевелится, тапочек на его ноге бьётся об пол быстрее. Рицка изо всех сил стискивает корпус телефона, чтобы ненароком не дотронуться до Соби — это брат точно заметит.
— Сэй, я взял твою рубашку, ничего? — Нисей появляется на кухне совершенно некстати.
Мгновенно отпрянув от Рицки, Соби последний раз проводит тряпкой по полу и поднимается на ноги. Лицо его привычно бесстрастно, но щёки чуть заметно порозовели.
— Ну, тогда оставь себе. Дарю, — хмыкает Сэймей.
Обойдя Акаме, Соби исчезает в коридоре. Рицка понимает, что прятаться больше нельзя, и заползает на стул.
— В чём дело, Рицка? Ты расстроился из-за телефона? — брат улыбается и участливо протягивает носовой платок. Только взять его нечем: одной рукой Рицка сжимает телефон, другой — аккумулятор. Да и не хочется.
Он смотрит на Сэймея исподлобья и думает о том, что даже на той фотографии, что стояла у алтаря, брат выглядел куда более живым и настоящим, чем сейчас.
Вытянутая рука одиноко повисает в воздухе. Сэймей поджимает губы и прячет платок обратно в карман.
В дверях появляется Соби, но не садится обратно на стул, а прислоняется плечом к косяку, ожидая чего-то. Рицка тоже ждёт. Конца этого спектакля.
— Ты расстроил Рицку, Соби. Тебе лучше уйти.
Слова предсказуемы. Рицка мог бы произнести их синхронно с Сэймеем, если бы захотел. Он поднимает голову и слабо кивает Соби. Тот молча разворачивается и уходит. Его никто не провожает. Рицка знает, что, пойди он сейчас следом, брату это совсем не понравится. И хуже потом будет не ему, а Соби.
Он слышал разговор брата с Акаме недели три назад, когда ему показалось, что среди ветвей деревьев возле школы мелькнула светловолосая голова. Как он узнал потом, не показалось. А вечером Сэймей шипел на Нисея и, думая, что их никто не слышит, злорадно бросил: «Агацума уже своё получил. Ещё раз подпустишь его к школе, сделаю с тобой то же самое». Рицка слишком хорошо запомнил эти слова.
Когда замок входной двери негромко щёлкает, Рицка всё ещё сидит, глядя на свои руки, сжимающие липкий телефон.
***
Следующим утром Сэймей сам провожает его до школы, то ли чувствуя отголоски вины, то ли опасаясь прихода Соби. Едва они выходят из дома, Рицка понимает, что молчание с Нисеем было ещё не столь неприятным, потому что Сэймей молчать не умеет. Он строит какие-то планы на выходные, предлагает сходить туда, сюда, интересуется учёбой. Там, где можно не отвечать, Рицка молчит, там, где предполагается ответ, он ограничивается короткими скупыми фразами. Хотя и на них мог бы не растрачиваться — Сэймею не нужно его согласие на прогулку по парку, он всё равно сделает по-своему.
Когда они выворачивают на аллейку, ведущую прямиком к воротам школы, Рицка останавливается и оглядывается через плечо.
— Не ходи со мной дальше.
— Почему это? — Сэймей иронично поднимает бровь.
— Потому что все в моём классе знают, что мой брат умер. Они нашли твою фотографию в интернете. Я не хочу, чтобы кто-то тебя видел.
Лицо Сэймея искажается, когда в нём мелькает неприятное узнавание собственных слов, наверняка не раз сказанных кое-кому другому. А Рицке хочется ухмыльнуться, но не хватает ни сил, ни смелости. Брат однако быстро берёт себя в руки, фыркает и гладит его по голове.
— Хорошо. Тогда удачного дня. Тебя заберёт Нисей.
Ладонь Сэймея непривычно тяжёлая. Рицка стремится поскорее выбраться из-под этой давящей собственнической тяжести, разворачивается и шагает к воротам. Свернув во двор школы, он прислоняется спиной к стене и стоит так минут пятнадцать, пока не звенит звонок. Ждёт ещё немного, выходит на улицу, озираясь, и быстро идёт в противоположную сторону, к остановке.
***
На окнах четвёртого этажа нет штор, и какое-то время Рицка стоит внизу, с волнением вглядываясь в тёмные стёкла — не мелькнёт ли за ними силуэт. Отбивая один пролёт ступеней за другим, он думает, что поступил невероятно глупо. Соби не может быть дома в такой час: он либо на занятиях, либо с Сэймеем. Шанс, что он не пробарабанит в молчаливую дверь несколько бестолковых минут, очень мал. Да и Сэймей вскоре узнает, что он пропустил уроки — взял привычку в конце каждой недели звонить Шинономе-сенсей и, представившись отцом, узнавать об успехах Рицки. Но глупая надежда сражается с разумом до последнего, гонит наверх, к заветной двери, заставляя ноги выстукивать по ступеням беспорядочный торопливый ритм.
Рицка взлетает на последнюю площадку, запыхавшийся, дышащий через раз, стучит в дверь подрагивающим кулаком и замирает. Знакомая квартира отвечает вязкой тишиной. С той стороны преграды ни звука, ни шагов, ни даже шороха. Рицка подходит вплотную, обессиленно утыкается лбом в шершавое дерево и глубоко дышит. Ещё вчера он так же прижимался, закрыв глаза, и дышал, чтобы навсегда запомнить запах Соби. Пусть сегодня это всего лишь дверь, но и её чистый древесный запах он тоже запомнит.
— Соби... — сдавленно шепчет он, и звук этого имени, как анальгетик, приносит недолгое облегчение от боли, ползущей по его венам изо дня в день.
Дверь распахивается так резко, что Рицка спотыкается, отскакивает назад, ударившись спиной о перила, и задирает голову.
— Соби...
Тут же бросившись вперёд, обвивает руками напряжённое тело, стискивает до боли, утыкается носом в грудь и дышит, дышит, наконец-то своим, родным воздухом. И не сразу замечает, что Соби не обнимает его в ответ...
Он поднимает голову — медленно, сглатывает, размыкает руки и отступает на шаг. Соби смотрит на него спокойно, но челюсти сжаты, брови сведены к переносице. Ладони лежат по обе стороны дверного проёма, и пальцы стиснуты так, словно вот-вот раздавят деревянные балки.
— Соби?
— Здравствуй, Рицка.
У Соби подёргиваются мышцы лица, будто он силится и никак не может придать ему нужное выражение. Но потом расслабляется и улыбается тепло и больно.
— Ты зайдёшь?
Рицка уже не уверен. Его пугает этот незнакомый Соби, пахнущий родным запахом, улыбающийся так, как умеет только он один, но глядящий на него будто через искривлённое стекло с россыпью трещин.
Рицка не представляет, что ответить, потому что не знает, какой ответ будет правильным сейчас для них обоих. Не нужно искушать судьбу, нельзя провоцировать Сэймея. Правильно — попрощаться, развернуться и отойти к лестнице, спуск по которой, вопреки обыкновению, будет куда труднее подъёма. И вернуться в школу, пока уроки ещё не закончились, попросить Шинономе-сенсей не рассказывать о том, что он пропустил полдня. И дождаться Нисея, который вернёт Рицку в его собственную тюрьму на втором этаже. Да, сейчас это правильно, сейчас нужно так.
Соби стоит, чуть подавшись вперёд, но крепко держится за дверные косяки, словно порог — нерушимая стена, которую он хочет, но не может преодолеть, словно прочная цепь привязала его к полумраку собственной квартиры.
— Да, я зайду, — отвечает Рицка очень тихо, будто боясь быть услышанным кем-то посторонним, и, глубоко вздохнув, переступает порог — как в пропасть шагает.
Окна квартиры выходят на восток и на запад, но сейчас не горит ни одна лампа, и комнату сжирает сумеречная серость. Она прячет от непривыкших к полумраку глаз стопку перечёркнутых смятых рисунков в углу, пустой мольберт и невымытые подсохшие кисти на подоконнике, кучку окурков, которые уже переполнили пепельницу и рассыпались по столу. В кресле валяются брюки, ремень с прямоугольной рельефной пряжкой висит на спинке. Соби ведь просто хотел переодеться?
Рицка скользит глазами по затемнённой комнате, как по незнакомой чёрно-белой фотографии. Всё здесь неживое, сонно-уставшее и безнадёжное, как и сам Соби, мраморно-серым изваянием застывший за правым плечом. Пыльная тишина забивается в уши и рот — такую не пробьёшь голосом, поэтому Рицка не знает, что сказать.
Первый живой звук — это какое-то заспанное насекомое бьётся в стекло, но тут же улетает, осознав, что даже на зимней улице теплее, чем здесь.
Рицка не знает, что сказать, не хочет оборачиваться. Больно смотреть на Соби среди кладбища смятых рисунков, опустевшего мольберта и сломанных сигарет.
— Рицка... Прости за вчерашнее. Я испортил тебе вечер.
Да, так проще. Соби проще произносить привычные слова, в которые не нужно вкладывать кусочки жизни. Просить прощения — привычно и легко, он хорошо это умеет.
— Всё в порядке. Ты не виноват.
Рицке тоже проще говорить обыденные, ничего не значащие слова — в последнее время он хорошо отточил это умение на брате.
А ещё посреди этой тёмной одинокой комнаты Рицка чувствует себя неуместным. Ему нужно слиться с мёртвой тишиной, стать одной из пылинок на сером полу или одним из раздавленных окурков — тогда всё наконец станет правильным. Ведь тот окурок, с краю, тоже когда-то был целой сигаретой, тоже обрёл мимолётное счастье, загоревшись на несколько минут в тёплых пальцах хозяина. Но потом его смяли о край пепельницы, и искра потухла навсегда. Наверное, так было бы проще.
Рицка решительно встряхивает головой, прогоняя сумеречные мысли, уверенно проходит к торшеру и дёргает цепочку выключателя. Тёплый рыжеватый свет ползёт по полу, темнота испуганно пятится, заползая обратно в углы и под кровать.
Рицка опускается на колени прямо там, где стоял. Соби, настороженно приблизившись, садится напротив и молчит. Рицка медлит немного, поднимает голову, чтобы убедиться, что его лицо больше не призрачно-серое, протягивает ладонь и накрывает прохладную руку, прижатую к полу.
— Рицка... — пальцы под его ладонью напрягаются. — Прости, я... Я не могу.
— Что он приказал тебе? — шепчет Рицка, справившись с мерзкой дрожью.
Соби молчит. Только смотрит жадно и горько.
— Он запретил прикасаться ко мне, — это даже не вопрос. Судя по распахнувшимся глазам Соби, он и с формулировкой угадал.
Рицка отстранённо думает, можно ли зажечь окурок снова. Что произойдёт, когда сгорит и фильтр? Будет ли пепел помнить, что когда-то был сигаретой?
— А что будет, если я сам заставлю тебя дотронуться?
Соби улыбается, тепло, но безнадёжно, как будто разглядывает старую фотографию из детства, которого не вернуть. И молчит. Соби всегда молчит, когда речь заходит о его боли. Теперь Рицка знает, как работают запреты.
Он закрывает глаза, глубоко вздыхает и не может понять, как Сэймей додумался до этой пытки. Уничтожить сразу — это более милосердно, только ведь Рицка сам умолял продолжить агонию.
— Соби, — он ведёт руку выше, к локтю, задирая рукав джемпера. Кожа к коже — только так. — Но
мне Сэймей не может запретить.
Соби вскидывает голову — так удивлённо, будто ждал, что Рицка сейчас просто встанет и уйдёт, а теперь не может понять, почему этого до сих пор не случилось.
— Мне всё равно, что будет, — твёрдо говорит Рицка, глядя ему в глаза. — Я не оставлю тебя.
Соби усмехается, ласково, но немного снисходительно, словно слушает совсем маленького ребёнка, который заявил, что вырастет и станет императором.
— Рицка, Сэймей не хочет, чтобы...
— У меня тоже есть желания!
Рицка мгновенно вспоминает, как злиться. Раньше не на кого было — даже на брата не мог. А теперь распаляющая злость вспыхивает в груди, как разбившаяся масляная лампа, проносится по всему телу, разжигает кончики пальцев до красноты. Но злится Рицка не на Сэймея — на себя.
Он привстаёт, кладёт ладони на твёрдые плечи и крепко сжимает. Наклоняется вперёд и прислоняется горячим лбом к прохладному, совсем как вчера. Соби замирает, будто ожидая чего-то, потом поднимает руку к лицу и осторожно стаскивает очки. Рицка не видит, но слышит, как щёлкает об пол тонкая оправа. Он сглатывает пересохшим горлом, придвигается ближе, касается носом носа Соби.
—
Так можно?..
— Можно.
Сердце начинает биться чаще, пальцам горячо. Рицка ведёт ладонь выше, к ключице, проходится подушечками по бинтам, ещё выше — к щеке.
— Соби... — губы задевают губы — приоткрытые, но неподвижные. Капля воздуха поделена на двоих. — А
так можно?
Вместо ответа — долгий сорванный выдох. Рицка уже смелее обнимает Соби за шею, прижимает к себе, гладит мочку уха, лоб, подбородок, пропускает сквозь пальцы тяжёлые волосы, зажмуривается. Раньше бы он сгорел со стыда, собираясь сделать такое сам, но сейчас между ними преграда куда прочнее, чем кожа...
— Соби... А можно...
так?..
***
Хорошо, что в квартире Соби нет часов, иначе бы Рицка весь извёлся, ежеминутно поглядывая на безмолвный циферблат. Он и так знает, что все разумные сроки уже пропущены — на улице давно стемнело, на небе высыпали звёзды, которые наверняка отчётливо видны с холма за рекой, куда Соби обещал сводить его, но так и не успел. Единственное, что удивляет, — так это почему Сэймей до сих пор не примчался. Нисей должен был сразу же связаться с ним, когда не дождался Рицку у ворот школы.
Соби курит в тени у приоткрытого окна. Глядя в небо, механически подносит сигарету ко рту, одинаково затягивается, опускает руку, вновь поднимает. Рицка сидит на постели, укутанный в плед до самого носа, чтобы как можно дольше вдыхать знакомый запах. Он уже помнит Соби, помнит его дверь, теперь запомнит и его плед.
Очень странно сидеть в тишине, уже не мёртвой, но настороженной, не делать вид, что ничего не происходит, но и не говорить об этом. Просто ждать. Напрягаться, когда с улицы раздаётся чей-то голос или скрип ступеней. Вздрагивать, когда какая-нибудь глупая собака попытается спугнуть натянутую тишину. И просто ждать.
Рицке тяжёло смотреть на Соби, который не смотрит на него. Как будто заранее хочет привыкнуть к тому, что, выстрелив окурком в окно и обернувшись, найдёт только смятую постель и сброшенный на неё в спешке плед. Поэтому Рицка, не отдавая себе отчёта, принимается разглядывать комнату и не сразу ловит себя на том, что делает то же, что и Соби.
Взгляд его задерживается на мольберте. Рицка не хочет спрашивать, почему впервые видит его пустым. Он точно знает, что Соби не скажет правды, а лишняя ложь им сейчас не нужна. Они и так достаточно обманывают себя и друг друга, сидя в принуждённо-спокойном молчании. Рицка ведёт глазами по подоконнику и останавливается, замечая небольшую деревянную коробку без крышки.
Если сегодня последний раз, когда он смог переступить порог квартиры Соби, он должен унести отсюда нечто большее, чем запах пледа. А ещё он должен что-то оставить. Иначе, едва он уйдёт, Соби опять погасит свет.
Выбравшись из уютных шерстяных объятий, Рицка спрыгивает на пол, берёт коробку и возвращается обратно.
— Соби.
— М? — Соби тут же оборачивается, не глядя выстреливая окурком меж раскрытых створок.
— Подойди сюда.
Рицка отползает дальше к изголовью и приглашающе хлопает по постели рядом с собой. Соби подходит, садится, поджав одну ногу под себя, и аккуратно подвигает колено.
Обхватив его запястье, Рицка настойчиво тянет к себе и укладывает руку на покрывало ладонью вниз. Порывшись в коробке, находит наконец синий маркер среди груды чёрных, зубами срывает колпачок и поднимает глаза. Соби с интересом наблюдает за ним, склонив голову вбок.
Рицка не объясняет, что именно собирается делать и зачем. Своих слов он подобрать не может, а произносить чужие — сухие, как параграфы учебника — не хочет. Он знает, что Соби и так всё поймёт.
Первую линию он ведёт вверх, от костяшки большого пальца к середине запястья. Сделав округлый край, спускается ниже. Вторая линия возвращается к большому пальцу и замирает, не дойдя до конца. Рицка неуверенно поднимает голову.
Соби усмехается, ложится на бок, упираясь локтём в матрас, тоже роется в коробке и достаёт второй синий маркер. Сняв колпачок, подносит к руке Рицки, которая до сих пор прижимает его пальцы к покрывалу, и делает первый штрих. Потом останавливается и, сдув чёлку, улыбается.
— Не подглядывай.
— Ты тоже, — улыбается Рицка в ответ.
Кончик маркера щекочет левую руку, Рицка старается не шевельнуть ей, но держит всё внимание на правой, которая продолжает выписывать витиеватые узоры на бледной коже.
Линия, ещё линия, завиток, маленькая точка — перед глазами. Линия, ещё линия, завиток, маленькая точка — повторяет кончик маркера. В этот момент Рицка думает только о том, что Соби, наверное, неудобно рисовать левой рукой.
Ещё линия, потолще, ещё один круглый угол и волнистый край. Кончик маркера движется по его руке медленно, но уверенно. Рицка чувствует тепло, исходящее от ладони Соби, с которой его разделяет не больше сантиметра. Если закрыть глаза и представить, что это не маркер...
Несколько плавных линий от большого пальца к центру, между ними ещё короткие линии и пятна. Одно крохотное, другое — побольше. Так красивее. Рицка никогда не умел рисовать...
Кончик маркера колет его руку несколькими мелкими точками. Последняя получится пожирнее — Соби обводит её несколько раз.
На лестнице внезапно раздаются шаги: сначала далёкие и ничего не значащие, потом — стремительно приближающиеся и тяжёлые. Рицка улыбается.
Самая тонкая и важная линия, на конце аккуратная точка. Соби рисует несколько полосок совсем в другой стороне, как истинный художник, добавляющий в рисунок финальные штрихи. Шаги стучат по последнему пролёту лестницы. Соби тоже улыбается, уже ярче, уже по-настоящему.
Рицка отбрасывает маркер в сторону, Соби кладёт свой. Седьмая ступенька, шестая...
Положив руку рядом с рукой Соби, Рицка цепляется за его большой палец своим. Четвёртая ступенька, третья, уже слышно шумное сбитое дыхание. Глаза чуть жжёт, но Рицка улыбается.
Они мгновение смотрят друг на друга и одновременно опускают головы...
Синяя бабочка горделиво расправляет два крыла: одно — аккуратное, с тонкими линиями и замысловатым узором на крыльях, другое — неумелое, немного неровное, со сложными завитками и кружочками невпопад. Но усики с маленькими точками на концах одинаковой длины.
Рицка счастливо смеётся, впервые за последние недели, и смаргивает слёзы. Соби, улыбаясь, смотрит на бабочку тем своим взглядом, который Рицка заметил у него после того, как проколол ему уши.
Входная дверь открывается рывком. Сэймей вылетает сразу на середину комнаты. Они поднимают на него головы, опять одновременно, но перестать улыбаться не может ни один.
Сначала в лице брата мелькает облегчение, но потом лоб рассекает глубокая складка, а губы сжимаются в почти невидимую линию. Он медленно и опасно вздыхает, одёргивает сбившееся пальто, берёт с вешалки куртку Рицки и подходит к кровати. Мельком глянув на соединившую руки бабочку, хмыкает:
— Как мило, — и протягивает куртку. — Одевайся, Рицка. Мы уходим.
Рицка в последний раз смотрит на целую бабочку, потом — на улыбающегося Соби, без промедлений встаёт, влезает в рукава куртки, которую придерживает для него брат, и идёт обуваться. Но Сэймей продолжает нависать над кроватью.
— Кто разрешил тебе выключать телефон?
Соби не торопясь садится, упираясь в матрас ладонью, и твёрдо выдерживает раздражённый взгляд.
— Если я понадобился тебе, Сэймей, ты мог позвать.
— А... — начинает Сэймей и вдруг осекается. Челюсти его сжимаются так, что ходят желваки.
И внезапно Рицка понимает, что он хотел сказать и не договорил. А он ведь и пытался... Значит, всё то время, пока они рисовали...
— Сэймей, идём? — Рицка перебрасывает ремень сумки через голову и тянет ручку двери. — Пока, Соби.
— До свидания, Рицка, — улыбается ему Соби, наконец отведя глаза от Сэймея.
— С тобой я ещё не закончил, — шипит Сэймей напоследок и выходит за Рицкой, хлопнув дверью.
Спустившись по лестнице, они с минуту идут молча. На улице холодно, но надевать перчатки Рицка боится — вдруг смажется? Левая рука почти горит, но это даже приятно. Он вынимает её из кармана, чтобы остудить раскалённую кожу.
— Придём — смоешь эту гадость, — говорит Сэймей, заметив его движение.
— Нет, спасибо, мне и так нравится, — усмехается Рицка, глядя перед собой.
После недолгой паузы Сэймей меняет тон.
— О чём ты только думал, Рицка? Я чуть с ума не сошёл. Не знал, куда бежать тебя искать.
— Ну, конечно, вариантов ведь было так много. Вдруг я ушёл пить пиво с первой попавшейся компанией подростков?
— Не ёрничай. Вдруг ты отправился к Агацуме, но по пути тебя сбила машина?
Рицка не отвечает, внезапно почувствовав себя немного виноватым — в таком разрезе он на ситуацию не смотрел.
— Ты же у нас в последнее время большой любитель под машины кидаться, — продолжает Сэймей, явно проинформированный о том, что случилось в первый день. — И Нисей этот... тоже хорош. Самодеятельность он устроил с твоими поисками! Кретин!
Рицка надеется, что Сэймей слишком увлечён собственным рассерженным монологом, чтобы заметить, как он на миг сбавил шаг от удивления. Значит, Нисей... Он ничего не сказал. В первый день он удивил Акаме, сегодня Акаме ответил тем же. Рицка незаметно улыбается: кажется, они с Нисеем ещё не раз преподнесут друг другу занятные сюрпризы.
Они доходят до остановки. Сэймей, кривясь, изучает табло с расписанием: видимо, следующий автобус ещё нескоро. Потом приближается к Рицке, копается во внутреннем кармане и с явной неохотой протягивает мобильный телефон с царапиной на корпусе.
— Если вдруг проваливаешься куда-то, я должен знать, где ты находишься, — поясняет он, глядя в сторону.
Рицка осторожно принимает телефон, будто ожидая, что брат вот-вот одёрнет руку, рассмеётся и заявит, что пошутил. Открывает крышку, находит в записной книжке два номера — Сэймея и Нисея.
— А как же тот телефон, который подарил мне вчера Соби?
— Я его выбросил, — Сэймей независимо дёргает плечом, потом прислоняется спиной к стенке остановки и прячет руки в карманах. — Он был испорчен, Рицка, — говорит он уже совсем другим голосом, по-прежнему не глядя на Рицку. — Микросхему всю залило, он даже не включался. Мы проверяли вчера с Нисеем.
Рицка крепко сжимает телефон. Странно, но сейчас ему очень хочется поверить Сэймею. Отчего-то он уверен, что это не ложь.
Почти пустой автобус приходит через пятнадцать минут, за которые они не говорят друг другу ни слова. Опираясь на предложенную руку, Рицка забирается в салон, по одну сторону которого двойные сиденья, по другую — одинарные. Он выбирает двойное и устраивается у окна. Сэймей садится рядом.
Автобус неторопливо покачивается, петляя по узким улочкам. За стеклом мелькают огни домов, а когда они переезжают через мост, вдали виднеются небоскрёбы. Рицка чувствует себя уставшим, хоть и ничем не занимался весь день, но усталость эта приятная. Такая бывает, когда долгое время ты висел на ниточке неизвестности или боязливо ждал какого-то решения, и вдруг появилась благословенная определённость. Он спускается пониже на сидении и прислоняется затылком к плечу Сэймея. Брат колеблется немного, но затем обнимает его и мягко притягивает к себе.
Рицка думает, что, возможно, это просто иллюзия, но ему кажется, что объятия Сэймея впервые за всё время не пластмассовые, а настоящие.
— Спасибо, — запоздало благодарит он за телефон.
Сэймей ласково проводит пальцами по его Ушку.
— Я же люблю тебя.
Рицка и раньше слышал от брата эти слова, повторяемые раз за разом вместо точки в каждом болезненном и страшном разговоре. И каждый раз Рицка начинал плакать и требовал никогда не говорить ему этого. Они слишком напоминали... От Соби он не желал слышать этих слов, потому что боялся поверить в них и обмануться. От Сэймея — потому что боялся окончательно убедиться в их лживости. Но сейчас он просто молчит в ответ.
***
Нисей встречает их в фартуке и с расцветающим во всю щёку синяком, о появлении которого Рицка предпочитает не задумываться. Только когда с кухни доносит запах чего-то жареного, он понимает, насколько голоден. Соби тоже предлагал его накормить или хотя бы напоить чаем, но тогда Рицке кусок бы в горло не полез. Теперь же всё немного изменилось. А что-то за этот день изменилось неотвратимо. Поэтому Рицка съедает всё, что настряпал Акаме, и, в отличие от вечно всем недовольного Сэймея, признаёт, что вышло весьма вкусно.
Ночью, уже лёжа в постели, он водит пальцем по корпусу телефона, с сожалением понимая, что этот — не зазвонит. Этого номера у Соби нет, а номер Соби он не помнит.
Зато у него есть половинка бабочки, которую он незаметно поглаживал под столом за ужином и от которой до сих пор не может оторвать слипающихся глаз. Нет, не половинка — просто бабочка. Только разделённая. Но рано или поздно она вновь станет целой. Оживёт, расправит крылья и вспорхнёт ввысь с переплетённых пальцев.
Так будет, Рицка уверен. Так точно будет.
~Fin~ 
