Глава 1Хочешь уделить мне внимание?
Я буду танцевать в одиночестве, и ты это знаешь.
Расскажи мне о своих тревогах и сомнениях.
Выложи мне всё как есть.
Любовь неизведанна, так естественна в темноте.
Подумай о тех нежностях, над которыми мы трудились.
Вялые сдвиги могут нас расстроить,
когда свет пройдет в твою душу.
Её голова была опущена, волосы закрывали почти все лицо, а карандаш, крепко сжатый в тонкой руке, путешествовал где-то по губам, будоража воображение.
— Итак, Грейнджер.
Она дернула головой, прогоняя его слова от себя, как назойливых мух.
Карандаш тихо зашелестел по бумаге, что-то зачеркнул и замер, отбивая какой-то незатейливый ритм.
— Грейнджер.
Копна шоколадных волос дернулась в сторону, она зажмурилась —
изображает задумчивость — и снова начала что-то писать на пергаменте, старательно — он был уверен в этом — выводя буквально каждую букву.
— Гермиона.
Это почти сработало, она слегка, совсем чуть-чуть — если бы он не следил за ней так пристально, то, наверно, и не заметил — повернула голову, старательно скрывая легкое удивление, проступившее на её лице.
А он мог читать её, как открытую книгу.
— О, прекрати, — Фред поднялся с соседней парты, над которой летал причудливый, разукрашенный чем-то черным самолет, — пергамент предназначался явно не для этого — и подошел ближе, усаживаясь на профессорский стол, — ты бы не смогла меня игнорировать, даже если бы захотела.
Её звонкий, слегка хрипловатый от долгого молчание голос, разрезал тишину, доставляя ему непонятное, глубокое удовольствие.
— У нас есть задание, Уизли, — отчеканила Гермиона, на секунду — мимолетно — бросив на него недовольный взгляд.
— Какая жалость, — он закинул ногу на ногу, притворно хлопая ресницами, — мой пергамент куда-то пропал, — Фред махнул рукой в сторону кружащего самолета.
И снова — ничего.
— Гре-е-е-ейнджер, — сладко пропел Фред, спрыгивая со стола, как дверь резко открылась и на пороге показалась Макгонагалл, которая, сделав шаг в перед и, недовольно сверкнув глазами, хотел уже что-то сказать, как Уизли быстро оглянулся и неопределенно махнул рукой, задев стоящую на столе чернильницу.
Черная жидкость потекла по бумагам, затопила лежащее перо и водопадом начала спускаться вниз, безнадежно портя учительский стул.
— Уи-и-и-изли, — в тон Фреду протянула профессор, старательно подавляя гнев, — мало того, что Вы залили весь третий этаж непонятной жидкостью, нарушили с десяток школьных правил, и даже тогда, когда в отработку Вам дали простое, повторюсь — простое сочинение, в котором Вы, конечно же, должны были раскаяться и, наобещав кучу всего, что выполнять были бы не намерены, уйти к себе, Вы снова портите школьное имущество!
— Нет слов, — вторя Минерве, ответил Уизли, тут же ловя на себя осуждающий грейнджеровский взгляд.
— Отлично.
Взмах палочки — и у него уже в руках ведро и тряпка, с каким-то вонючим моющим средством.
— Каморка прямо за Вашей спиной, — наигранно-ласково чуть ли не пропела декан их факультета. — Надеюсь, больше объяснений не требуется?
Она развернулась на каблуках и, громко хлопнув дверью, вышла, оставив после себя шлейф холодных, зимних духов.
Конечно, он не выдержал первым.
Провонявшись моющим и еще каким-то случайно разбитым зельем, Фред показал голову из-за двери —
она такая сосредоточенная — а после показался весь.
Не в силах побороть жажду её внимания, кашлянул в кулак, внимательно наблюдая за её реакцией.
Впитывая её.
И снова — ничего.
Он подошел еще ближе, облокотился об её парту и хотел уже было что-то сказать, как она резко подняла голову, прищурилась и, картинно закатив глаза, попыталась спихнуть его с места.
— Уйди, Уизли, от тебя воняет.
— Ауч, — он схватился за сердце, изобразив на лице гримасу боли, на что Грейнджер только хмыкнула и, еще раз пробежав по нему взглядом —
ему так хотелось, чтобы она смотрела на него — снова уткнулась в свою писанину, заканчивая, кажется, уже второй лист.
— Я смотрю, кто-то явно не любитель
маленьких размеров.
Краска начала заливать её лицо, и он не смог подавить глупую улыбку, наблюдая за этим восхитительным явлением.
Смущенная зазнайка-Грейнджер.
Что может быть лучше?
— Уйди.
— О, нет, — его глаза сверкнули. — Может, вернемся к размерам?
— А может, — о, да, он смог разговорить её. Посмотри на меня.
Посмотрипосмотрипосмотрипосмотрипосмотрипосмотрипосмотрипосмотрипосмотри.
— ... ты пойдешь куда подальше? Знаешь, ты такой...
— Ш-ш-ш, — Фред зажал ей рот рукой и, отмахнувшись от возмущенного, неразборчивого бормотания, стал прислушиваться.
Шаги.
Четкие, звонкие шаги где-то совсем близко.
Дальше все происходило так быстро, что он вряд ли мог описать происходящее более точно. Гермиона укусила его, шаги были совсем близко, скрипнула дверь, а Фред, не желая снова получить взыскание, юркнул под грейнджеровскую парту, тут же замирая.
Он, кажется, перестал дышать.
И, как не странно, дело было совсем не в Макгонагалл или малом количестве воздуха,
а в ней.
Он даже не заметил, что он пришла в юбке.
Как же он пропустил этот момент?
Может, она одевалась для него?
Может, она...
Все мысли улетучились, когда Грейнджер, слегка поведя ногой, привлекла все его внимание к полоске черного белья между слегка раздвинутых ног.
О, Мерлин.
Все.
Его больше нет.
Гермиона что-то отвечала на вопросы декана, когда он, осмелев, слегка наклонился, продвинулся дальше и, наконец-то, оказался между её ног.
Грейнджер сбилась, начала заикаться и что-то громко рассказывать, а он по миллиметру продвигался дальше, пока Гермиона, видимо, решив пресечь подобное, сильнее сомкнула ноги.
Клац.
Капкан захлопнулся.
Годрик, какая же она глупая.
Уизли уже был у своей цели и, пока Грейнджер переходила в разговоре чуть ли не на крики, вжался носом в её лоно, тут же сменяя его на губы.
Горячо.
Странно, но это было единственным, что крутилось у него в голове, когда он посасывал, выбирал в рот и просто-напросто дразнил эту нерадивую заучку.
И умирал.
Он не услышал, как захлопнулась дверь, как Гермиона затихла, и проснулся только тогда, когда услышал тихий, сдавленный стон.
Фред выбрался из-под парты, отряхнул пыль с одежды и замер, внимательно всматриваясь в до боли нужное лицо.
Гермиона была расслаблена, глаза были закрыты, а рот слегка приоткрыт —
Мерлин, эти губы.
— Уизли, — она улыбнулась, слегка открывая затуманенные глаза, — ты неисправим.
— Это значит, что...
— Что я не смогла бы игнорировать тебя, даже если бы захотела.
— ... ты прощаешь меня?
Он уже не помнил причину их ссоры, — это улетучилось сразу же, стоило ему увидеть её прежнюю замкнутость и холодность, которую он упорно разбивал несколько лет.
А потом она не разговаривала с ним добрых две недели — он чуть не сошел с ума — не подходила, и даже не хотела находиться с ним рядом.
Когда они схлопотали общее наказание — он готов был молиться всем и вся, чтобы все получилось.
— Только если ты продолжишь начатое. 
