— Ого… Спасибо.
У Бонни расширены зрачки, а сердце рвет грудную клетку на части. И чувствовать руки, которые с силой зажимают ее в тиски, кажется лучшим из всего, что с ней происходило в последнее время.
— Да… Не за что.
Деймон кидает свою излюбленную чертовски привлекательную полуулыбку, и у Бонни неосознанно появляется ответная пародия. По-настоящему смеяться она пока не научилась.
Ноги сами по себе выносят ее на дорогу, а голова наливается свинцовой тяжестью.
— Погоди… Ты видел, как он ехал?
— Что?
У вампиров идеальный слух. И Бонни Беннет это знает.
— Ты сомневался, стоит ли меня спасать?
Сумка становиться слишком тяжелой, а руки слишком липкими. К горлу подступает противная тошнота.
— Брось, всего три секунды.
Деймон смотрит на нее, словно ничего не произошло. А у Бонни красная пелена на глазах и дикое желание нарушить эту чертову симметрию на этом чертовом идеальном лице ударом.
— Три секунды… Я могла погибнуть.
У Беннет узел в низу живота. Только вот не от бабочек. Деймон облизывает пересохшие губы, а черви внутри Бонни копошатся в диком экстазе.
— Бон, ты права.
Бонни с тоской вспоминает времена ее заключения. Это время было совершенно другим. Они были другими. Там каждое утро он готовил оладьи с глупыми мордашками вампи-смайлов из черники. Там каждый день вдвоем играли в нарды или разгадывали ее кроссворд. Там каждый вечер они проводили, сидя у теплого камина. Там каждая ночь сближала их, вплоть до того, что любимая рубашка Деймона стала любимой клетчатой пижамой Бонни.
— Не сделай я ничего, Елена бы вернулась. И все было бы классно.
У Бонни одно желание — закрыть уши руками и закричать громко-громко. Ей хватило страданий на девять жизней вперед. Хватит.
— Хватит. Я не хочу и дальше жить с мыслью, что ты меня ненавидишь.
Желание закрыть глаза слишком сильно, но Беннет упрямо держит веки открытыми. В глубине зрачков плещется отчаянное желание услышать убеждение, что ненависти как таковой и нет. И предложение пойти пропустить по стаканчику.
— А что еще мне чувствовать? Ты здесь, а она — нет.
А она — нет. Яд этих слов Бонни буквально чувствует на кончике языка. Ей даже в какой-то момент хочется сплюнуть прямо на дорогу.
— Я вижу тебя, а думаю о Елене.
Вроде бы известная всем истина, но Бонни все равно хочется вырвать его язык. На сердце уже нет места для швов, но слова режут, словно скальпель, бередя старые-новые раны.
Сейчас Бонни тяжело выпускает спертый воздух из легких и затравленно смотрит Деймону в глаза. Но у Сальваторе, видимо, сердца все же нет, потому что он щедро посыпает солью ее сокрытые от глаз червоточины. Разливается соловьем о своей любви к Елене, игнорируя ее болезненные дергания плечами.
— Я от тебя не отстану.
Все слова о том, что это все ради Елены, пропитаны сокрытым смыслом. На лице у Деймона болезненная гримаса, а у Бонни еще одна дыра в груди. Становится жарче, и у Беннет сильнее потеют ладони.
У Деймона Сальваторе вечные чувства к Елене Гилберт, но Елена будет лежать в гробу ближайшие лет пятьдесят. У Бонни Беннет недочувства к Деймону Сальваторе, но предать лучшую подругу она не сможет.
Впрочем, жертвенность — это по ее части.
Бонни разрывает зрительный контакт и оставляет Деймона за спиной. Вместе с ним остались вопросы, на которые ей еще предстоит найти ответы.
Но это случиться уже после того, как наконец-то выбросит ту глупую красную рубашку в клетку.
