Глава 2Сейретей и Руконгай постепенно восстанавливали из почти руин, оставшихся после проходивших здесь боёв. Работы предстояло еще много, но Общество начинало походить на себя прежнее.
— Завтра у нас знаменательный день, — объявил торжественно Кьёраку-сотайчо на капитанском собрании.
Оба поредевших ряда капитанов, уже настроившихся привычно дремать вполглаза, подобрались и настороженно переглянулись.
Укитаке-тайчо безмятежно улыбался.
— Поскольку День Труда ввёл наш уважаемый Ямамото Генрюсай-доно, то предлагаю продолжить славную традицию, почтив тем самым его память.
Взгляды капитанов стали очень выразительными: кажется, уважаемый сотайчо позабыл, по какому поводу рисовался портрет его предшественника? Самодурство командиров здесь никак не поощрялось.
— Совместный труд на пользу Обществу — сближает, — мягко, но внушительно сказал Укитаке.
Иногда капитаны начинали сомневаться в том, сколько у них командиров.
— Вот именно, — строго глянув на капитанов и улыбнувшись другу, сказал Кьёраку. — Итак, что включает в себя труд на пользу Обществу... Джуу-тян, будь добр, разъясни.
— Мы почти восстановили здания в Сейретее, в Руконгае полным ходом идёт ремонт... Но в ходе войны пострадали не только здания. Наша цель — восстановить в полной мере зелёные насаждения. Как-то: сливы, сакуры, апельсины... — («Хурму!» — буркнул кто-то неопознанный). — И клёны. Это в первую очередь. Во вторую — разобьём цветочные клумбы... Бьякуя, ты же у нас разбираешься в цветах?
«Как и вы, дорогой наставник», — выразительно промолчал Бьякуя, которому трудовая сливосакуроповинность совсем не улыбалась. Не княжеское это дело!
— А сакуроцветение, Бьякуя, карается сакуронасаждением, — добавил Кьёраку, который вовсе не был в восторге от того, что ему пришлось выбивать деньги на ремонт после сравнивания обновлённых мечей Зараки и Кучики. — Проще говоря, будешь высаживать любимые сакуры. Нет, конечно, я непростительно снисходителен и демократичен — так и быть, можешь выбрать сливы вместо сакур.
Бьякуя подавил детское «а почему я?!» — ведь не далее как вчера после прозвучавшего в его адрес сакраментального "Давай подерёмся!" по городу носился Куросаки, удирая от Кенпачи, возжелавшего сравнить, чей тесак больше, а отвечает за всех он один!
В ходе погони было проложено несколько новых переулков, снесена пара домов (всё равно их было проще снести, чем восстановить!) и наскоро сооружена главная площадь, которой в городе раньше не было. После Нозараши появилась.
Ну да, потом, так и не поймав шустрого Куросаки, Кенпачи явился к нему, Бьякуе, в офис и вежливо предложил оторвать от стула то место, на котором сидят, дабы заняться достойным мужчины делом. То есть помериться занпакто.
И ведь не то чтобы они оба не умели управляться с новыми способностями мечей... Просто направленные друг на друга эти способности оказались... несколько взрывоопасны.
Но почему обвиняют только его, Бьякую?
— И да, к слову, — многозначительно сказал Кьёраку. — длинной бороды и посоха у меня нет — на тот случай, если кое-кто решит увековечить мой образ. И воздержитесь от сюрреализма, будьте так добры. И от амбассадоризма.
Бьякуя немедленно сделал вид «я-не понимаю-о чем-вы» — самый надменный из имеющихся у него.
Рядом хрюкнул несносный Зараки — прозрачный намёк дошёл даже до него.
— Не огорчайся, Зараки, — немедленно отреагировал Кьёраку. — Пойдёшь к Бьякуе в напарники — помнится, в прошлом году вы неплохо сработались. Отработаете заново взаимодействие — глядишь, Совет сэкономит на ремонте. И вы все — не думайте, что удастся отлынивать. Каждому не явившемуся завтра для труда на благо Общества — выговор с занесением в личное дело.
Капитаны недовольно зашевелились.
— Бьякуя, — мягко сказал Укитаке. — Пообещай мне не рисовать портрет Кьёраку-доно. — «И не подрывать тем самым его авторитет» — повисло в воздухе..
(Была бы тут Исэ Нанао, она бы непременно фыркнула: «Какой авторитет, о чём вы? Человек, который испаряется в тот момент, когда я говорю о множестве бумаг, которые надо просмотреть, предпочитающий розовое хаори белому, а общество девушки... то есть лейтенанта — бутылке. Ну какой тут авторитет?» И в доказательство хлопнула бы сотайчо папкой.)
Бьякуя подумал и сказал:
— Даю слово, что не буду рисовать портрет Кьёраку-сотайчо.
Сой Фон воззрилась на Бьякую с профессиональным подозрением, Хицугая недоверчиво хмыкнул.
— Что-то ты подозрительно легко согласился, — толкнул Бьякую в бок Зараки.
Бьякуя отодвинулся от мужлана и промолчал.
— Вот и молодец, — похвалил Укитаке, заставив давно выросшего бывшего ученика чуть заметно поморщиться.
Что там дальше говорил сотайчо, никто не слушал: отважные капитаны, не горя желанием очень уж сближаться, ломали головы, как избежать «труда на благо Общества».
* * *
Поутру Кьёраку проснулся от шума. За воротами шумели, смеялись и просто неприлично ржали аки кони. Сотайчо, мучимый нехорошими подозрениями, поспешно привёл себя в порядок, вызвал бодрую и свежую, ему на зависть, Нанао и послал её узнавать в чём дело. Нанао почему-то задерживалась, и Кьёраку пошёл сам, уже предчувствуя, что увидит.
Ворота первого отряда приблизительно на высоте Зараки-тайчо украшал плакат, где красовалось нечто с заячьими ушами и в розовом халате. И... э... несколько волосатое. Бьякуя сдержал слово — сам он портрет не рисовал. Но не один же он всесторонне одарён в семье Кучики!
...Слив, сакур и яблонь ударная пара Зараки-Кучики под бдительным присмотром самого сотайчо, побив все рекорды, высадила втрое больше,чем остальные трудящиеся (кроме рекордов Зараки попытался побить саженцем яблони напарника, но тот доблестно отбился саженцем сакуры).
В том числе была озеленена новоявленная главная площадь, прозванная в народе «площадь "Давай подерёмся"».
