Глава Глава 2. Победительница (Мидорима / ОЖП)На большой перемене Мидорима вышел во внутренний двор школы Тэйко. И сразу, хотя там собралось много других учеников, заметил точёную фигурку Акацуки. Она сидела на лавке, сложив ногу на ногу, гордо выпрямив спину, и ждала его. Она всегда приберегала место для Мидоримы, и эта особая привилегия обоими давно воспринималась как что-то естественное.
Поздняя весна прекрасно располагала к таким посиделкам. Деревья уже отцвели, и на ветках проклёвывались молодые листочки. В ясном голубом небе светило нежное весеннее солнце. А если очень хорошо прислушаться, то сквозь непрекращающийся шум разговоров и задорный смех учеников можно было разобрать весёлое щебетание птиц.
Акацуки с лёгкой улыбкой поприветствовала Мидориму, глянув так уверенно, будто знала о нём всё. Он сел рядом с ней и переложил из одной руки в другую маленькое круглое зеркальце в синей пластмассовой оправе — его талисман.
Мидориме нравилось общаться с Акацуки. С ней не нужно было тратить лишних слов, хотя с ней он говорил больше, чем с кем-либо ещё. Они обсуждали сёги, дела в спортивном комитете, иногда — уроки. Но основной темой их бесед был, ясное дело, баскетбол. Оба состояли в баскетбольном клубе: она играла в женской команде, он — в мужской. Они часто пересекались на тренировках и ездили вместе на соревнования.
— Дай, пожалуйста, твоё зеркало, Шинтаро-кун, — сказала Акацуки и протянула руку.
Мидорима положил талисман ей на ладонь прежде, чем успел спросить:
— Зачем тебе?
— Поправить чёлку, — ответила она. — Волосы отросли.
Не самая серьёзная причина, но Мидориме просьбы Акацуки было достаточно. Он внимательно смотрел, как она, положив зеркальце на колени и глядя в него, заплетает часть алых густых волос блестящей атласной лентой. Мидорима не сводил глаз с её тонких ловких пальцев, завязывающих аккуратный бант. Потом Акацуки откинула назад за плечи длинные волосы, и в воздухе повеяло резким цветочным ароматом. Мидорима отвлёкся на какое-то мгновение и упустил талисман, который она убрала — будто машинально — к себе в сумку.
Мидорима напряжённо проводил его взглядом.
— Что это значит, Акацуки? — резко спросил он.
Дело было не только в талисмане. Мидорима не раз замечал, что его общение с ней в последнее время стало напоминать какую-то сложную игру. Он не понимал ни условий этой игры, ни её ставок. Единственное, что он точно знал: Акацуки не успокоится, пока не победит.
Это была её самая раздражающая привычка. Она выигрывала всегда — безоговорочно, без малейших нареканий, во всём. Мидорима и сам, будучи спортсменом, всегда стремился к победе, так же как и его товарищи по команде, но только она совершенно не знала, что такое поражение, и только она могла праздно интересоваться, как это — проигрывать. Мидорима даже не скрывал раздражения из-за таких вопросов.
«На самом деле, я тебе признательна, Шинтаро-кун, — однажды сказала она. — Все парни горды, и мало кому из них понравилось бы, что их превосходит девушка. Но ты, при всём своём болезненном самолюбии, остаёшься рядом. И не теряешь чувства собственного достоинства».
Он не единожды обещал ей показать, что такое поражение. Но хотя у него ещё ни разу не получилось, он не оставлял своих попыток. Мидориме и сейчас не хотелось сдаваться в этой неведомой игре, что затеяла Акацуки, но он даже не понимал, что у неё на уме.
Она подставила бледное лицо солнцу, отвернувшись от Мидоримы, а потом пояснила:
— Я верну тебе талисман, Шинтаро-кун, но немного позже. Когда доиграем.
— Во что именно? — разозлился он.
— Увидишь. Всё просто.
Мидорима нервно вздохнул. Она была чересчур самоуверенной и иногда любила говорить загадками. Ему не всегда нравилась эта её черта характера, но в Акацуки было что-то такое, что заставляло ей верить. Конечно, он мог злиться и раздражаться, но он умел принимать важных ему людей такими, какие они есть. А она была важна для него — и он позволял ей оставаться самой собой. Возможно, поэтому он сидел рядом с ней и играл в её игры. И ни в коем случае не собирался проигрывать. Она не ошибалась насчёт болезненного самолюбия ни йоту.
— Чего ты этим добиваешься? — огрызнулся он.
— Весь вопрос в том, чего добиваешься ты, Шинтаро-кун, — парировала она совершенно спокойно, будто исход воображаемой партии был уже решён. В её пользу, ясное дело. Но Мидориме хватало реальных поражений в сёги, чтобы подыгрывать ей ещё и здесь.
— Как дела в твоей команде? — перевёл тему он.
На втором году Акацуки стала капитаном женской баскетбольной сборной Тэйко, к тому же часто наблюдала и за тренировками парней. И ни тренер Широганэ, ни капитан Ниджимура, отвечающие за мужскую команду, не возражали, а наоборот прислушивались к её советам и обсуждали с ней стратегии предстоящих матчей. Она и впрямь была исключительно умна и умела видеть слишком много.
— Нет ничего такого, с чем бы я не справилась.
Раньше, говоря о делах в команде, она отвечала: «Превосходно». Но теперь, когда девочки из клуба Тэйко стали сильнее, несговорчивее и самовлюблённее, Мидорима знал, что Акацуки приходится тяжело. И хотя он обещал показать ей, что такое поражение, но ни за что не пожелал бы ей провала в этом случае. Не ему нужно было объяснять, как для неё важно капитанское место. И что несмотря на все уверенные заявления, её временами опутывает страх не справиться. Мидорима сейчас не видел её лица, но напряжённая спина выдавала, что Акацуки слишком много взвалила на свои плечи.
Его сердце кольнуло состраданием. Его взгляд упал на её маленькую, изящную и белую руку, которой Акацуки упиралась в ярко-жёлтые доски скамейки, и ему захотелось накрыть эту руку своей ладонью. «В знак поддержки, ясное дело», — пояснил он самому себе. Но Мидорима обычно не поддавался порывам и тысячу раз взвешивал все за и против, прежде чем что-то сделать. И тут же отказался от такой мысли. Это было глупое желание, странное и абсолютно неуместное: Акацуки не позволила бы ничего подобного по отношению к себе. Он знал, что у неё гордости куда больше, чем у любого самолюбивого парня, и она едва ли признает свой страх.
— Ты справишься, Акацуки, — пробормотал Мидорима.
Он верил в это. Ему всегда казалось, что она — прирождённый капитан. Она умела вести команду за собой, а баскетбольные стратегии, подсказанные ею, сколь ни казались необычными, ещё ни разу не подвели ни одну из команд Тэйко во время матчей.
— Разумеется, — уверенно ответила она, распрямляя плечи. Она встала со скамейки и с благодарностью глянула на него. А потом вдруг вернулась к прежней теме: — И ещё, ты так и не ответил, чего ты добиваешься.
— Чтобы ты вернула талисман, ясное дело, — пробормотал он.
Она взяла в руки зеркало, ещё секунду назад лежавшее в её сумке поверх тетрадок и учебников, отдала Мидориме и вопросительно глянула на него сверху вниз.
— Что-нибудь ещё, Шинтаро-кун? — спросила она.
Он не умел — да и не хотел — говорить о своих чувствах, но Акацуки не оставляла ему выбора. Она считала, будто всё обо всех знает, но он сам никак не именовал то, что слишком часто о ней думал. Он был готов огрызнуться: «С чего ты взяла, что я вообще чего-то добиваюсь?» Этот вопрос действительно едва не сорвался с языка, но…
Большая перемена подходила к концу. Ученики стали кто быстро, кто неохотно расходиться обратно к учебным корпусам. Но Акацуки оставалась на месте, не спуская с Мидоримы взгляда.
Он не привык опаздывать и нервно посмотрел на часы. Начало урока было очень веской причиной, чтобы не отвечать на её провокационный вопрос. Мидорима решительно встал со скамейки, намереваясь именно так и поступить и избежать этой странной беседы.
Он был выше Акацуки почти на голову, но она без тени страха или сомнения встала перед ним и спокойно заявила:
— Я жду ответа, Шинтаро-кун.
Мидорима молча огляделся: двор был пуст. Тишина показалась почти пугающей: даже птицы внезапно умолкли.
Ответ?
Каким мог быть его ответ?
Едва ли в этой школе был кто-то, кто знал об этой удивительной девушке больше, чем Мидорима. Он всегда смотрел и на неё и за ней внимательно, будто боялся пропустить хоть малейшее изменение. Он со всей присущей ему педантичностью замечал перемены её настроений и следил за ходом нестандартных мыслей.
Он так привык постоянно смотреть в её сторону, что и сам не заметил, как стал часто любоваться изяществом её фигуры и тонкими чертами привлекательного лица. Обычно Мидорима обращал внимание на девушек старше него. Но хотя формально Акацуки родилась на полгода позже, чем он, в её поведении сквозили абсолютно взрослые уверенность и сознание собственного достоинства. В свои неполные четырнадцать она намного превосходила интеллектом и серьёзностью даже тех, кто был на добрый десяток лет старше её.
Мидорима мог выбрать только самую-самую, и Акацуки в его представлении именно такой и была. От общения с ней иногда захватывало дух не меньше, чем полёт мяча через полплощадки. Завоевать сердце Сэйджуро Акацуки? Невозможно. Казалось, что парней, достойных её, не существует, а потому многие предпочитали восхищаться ею издалека. Но Мидорима никогда не ходил простыми путями. В конце концов, он умудрился стать ей другом и сидеть с ней на одной скамейке, где она нарочно оставляла место для него.
Мидорима не всегда понимал её, но за то время, что они были знакомы, более-менее разобрался в её характере и привычках. И потому поразился: сейчас она спрашивала у него едва ли не напрямую, хотя в обычное время её манёвры были намного тоньше. А значит, она не так и спокойна, как кажется. А значит, его ответ для неё очень важен. А значит, она…
«Я должен выиграть сейчас, Акацуки», — решил он, понимая, что в этой игре он должен повести Акацуки за собой. К тому же он не хотел бы увидеть тень разочарования в её и без того часто грустных алых глазах.
Возможно, с кем-нибудь другим он бы не рискнул так запросто сделать то, что собирался, но с ней он проводил вместе столько времени, что это показалось почти таким же естественным, как приберегаемое ею место на лавке. Да и не сказать, что задуманное никогда не приходило ему в голову раньше: иногда в воображении он представлял нечто подобное.
Но с реальной Акацуки?
Мидорима никогда не выбирал простых путей и уже не смог бы отступить.
Он сделал шаг к ней и, сомкнув руки вокруг её тонкой талии, аккуратно и бережно притянул Акацуки ближе к себе. Её ладони оказались на лацканах его форменного пиджака, и Мидориме на какую-то долю секунды показалось, что она его сейчас оттолкнёт. Но она лишь будто замерла. Не попыталась вырваться, не потребовала её отпустить. Если бы речь шла не о ней, Мидорима решил бы, что она испугалась. Нет, кто угодно, только не она. Не встретив с её стороны сопротивления, он слегка прикоснулся губами к её лбу, незакрытому чёлкой. Его глаза закрылись сами, когда он снова ощутил резкий цветочный запах, исходящий от её волос. Мидорима постарался вложить в этот поцелуй всё, что не смог бы сказать словами. Но главным образом это был ответ на её вопрос: «Я добиваюсь тебя, Сэйджуро Акацуки».
Он отпустил её через считанные мгновения, отошёл чуть в сторону и, держа пальцами очки на переносице, нетерпеливо ждал, что она скажет — или сделает — на его чрезвычайно смелый поступок.
Она нашлась не сразу, и Мидорима судорожно перебирал в голове варианты, что именно сделал не так. И пришёл к неутешительному выводу: её молчание доказывало, что он потерпел ещё одно очень горькое поражение. Наверное, стоило бы что-то сказать или даже извиниться, но бессмысленно передвигать на доске фигуры, когда мат уже поставлен.
— Это превосходит все мои ожидания, — наконец заговорила она, и в её голосе послышалась лёгкая усмешка, выдававшая торжество.
Мидорима не понял, что она произнесла и что это значит. В ушах совершенно необъяснимо с точки зрения анатомии громко стучало сердце, а зрение, несмотря на очки, было почему-то слишком нечётким: перед глазами всё плыло.
— Что ты имеешь в виду? — переспросил он.
— Что ты моя самая выдающаяся победа, Шинтаро-кун.
Акацуки крепко сжала его руку в своей, и Мидориме вдруг показалось, что он тоже выиграл.
Вместе с ней.
_________________
Примечание:
На образ Акацуки меня вдохновили история и характер Акаши.
