Глава 2. Лили - своя в доску.Прежде чем в этой истории появится описание первого боя Лили Эванс, стоит сказать о том, что именно Лили Эванс стала причиной создания Бойцовского клуба. Пусть она и не знала об этом.
И все же эта история берет свое начало с Джеймса Поттера и его любви к книгам. Или Лили Эванс и ее любви к книгам. Или Джеймса Поттера и его любви к книгам, которые любила Лили, которую, вероятно, любил Джеймс Поттер.
«Вероятность» любви Поттера объяснялась кардинальной сменой стратегии - скажем, если Поттер пятого курса во всеуслышание заявлял о своих правах на Эванс и все, что к ней прилагается, то Поттер седьмого курса так не делал. Однако весь Хогвартс, по умолчанию, рассматривал Эванс как уже захваченный объект. А всех, кто с ней происходит, будь то влюбленные шестикурсники с Райвенкло или угрюмые семикурсники со Слизерина, - как пустое.
О книгах. Лили, вопреки всеобщему мнению, не планировала возложить свое тело на алтарь науки. С учебниками у девушки были и вовсе напряженные отношения. Лили была абсолютным кинестетиком и понимала мир исключительно через прикосновения, вкусы, запахи и контуры. Нетрудно догадаться, по каким предметам она получала «превосходно». Зельеварение, гербология. Магическую литературу Лили не переваривала – где там читать бездушные книги, когда магия сама по себе живая. Нужно быть кем-то посильнее Мерлина, чтобы попытаться обличить ее в буквы и строчки. Возможно, Лили Эванс любила маггловские книжки. Сложно сказать, было это сентиментальной привычкой или дефицитом сюжета в собственной жизни (в конце концов, Лили была просто Лили, а совсем не мародёром и даже, страшно подумать, не девушкой мародёра). Впрочем, мало кто пытался разобраться с обложками книг в ее руках, что приводило к банальному умозаключению о зубрилах, книжных червях и прочей антисоциальной живности.
К такому умозаключению, конечно, не приходил Джеймс Поттер, потому что автоматически был внимателен ко всему, чего касается Лили, и знал, какие книги она читает. Впрочем, этот факт он не особенно афишировал.
- Нравятся мои очки, Эванс? – Поттер падает на подлокотник кресла, в котором свернулась Лили, и, нависнув над ней широкой грудью, касается дужки рукой. Лили зажимает пальцем строчку и сонно смотрит в ответ. Джеймс невербально трансфигурирует ее тапочек в высокий подсвечник с горящими свечами, который ярким светом озаряет страницы, - Такими темпами, совсем скоро обзаведешься такими же.
И уходит. Лили его не благодарит. Она фаталистично читает до поздней ночи в ожидании, пока чары Поттера развеются, и она получит свой тапочек назад. Чары Поттера на то и чары Поттера, чтобы не подчиняться чьим-либо планам, - они держатся дольше отведенного им срока. Поэтому она засыпает прямо там, никем не замеченная.
Когда Джеймс и его мантия-невидимка проскальзывают в башню без пятнадцати три, Лили беспокойно бормочет во сне. Она хмурится, жмурится и почти скалится. Хнычет и скулит, будто кто-то загоняет ее на дерево. У Поттера сводит скулы.
Он подходит к ней и борется с желанием воспользоваться легилименцией, чтобы узнать, что ее мучает. Но, вопреки всеобщему мнению, Джеймсу Поттеру не плевать на чувства других. Ладно, не плевать на чувства Лили Эванс. Он уважает ее мысли и оставляет за ней право держать дистанцию.
Джеймс, как уже упоминалось, не трогал Лили с шестого курса. Не видел в этом смысла. Однажды летом 1987 он проснулся со спокойной уверенностью в том, что ей никуда от него деться. Даже если сейчас зимой 1988 она думает по-другому. Лили если что-то и думала – виду не подавала.
Поттер будто успокоился и полтора года держал ее только на периферии своего зрения. Это чувствовал весь Хогвартс и видел Лили буквально укутанную чем-то незримым, поттеровским. Будни стали тише без его громких-на-всё-доступное-пространство приглашений на свидание. Это было похоже на день перед выборами, в который политикам запрещено проводить агитацию по голосам. Час Х был назначен в день выпуска, начиная с которого Джеймс Поттер не сможет держать Лили Эванс в поле своего зрения. Джеймс не видел в этом проблемы, потому что ясно видел девушку в своем будущем рядом с собой. А он чистокровный волшебник как-никак, кто-то из его прапрадедов наверняка был предсказателем, а кровь такого не забывает.
Блэк хитро щурился и нежно любил Лили, будто уже стал крестным отцом их детей. Собственно, если намерения Поттера относительно Лили что-то (а скорее кто-то) и выдавало – это был только Блэк.
Джеймс понял, что что-то упускает в ноябре 1988, когда увидел в Большом зале ее голую тонкую шею и рыжие волосы, подстриженные по самые мочки. «Офигеть,» - пробормотал Бродяга и вприпрыжку понесся к ней. Пока Сириус радостно взъерошивал то, что осталось от длинной девичьей косы, Джеймс глотал немой вопрос.
«Какого черта, Эванс?»
Он хотел верить в смену имиджа и модные заморочки, но взгляд как-то сам цеплялся за темнеющие мешки под глазами, выпирающие, страхом скрюченные ключицы и выцветшие зеленые радужки.
- Что-то сломалось, Эванс? – наконец спрашивает он и смотрит внутрь нее, будто заклинает отвечать правду и только правду. Лили недоуменно сводит брови, будто не понимает, о чем он, и продолжает уворачиваться от загребущих рук Блэка, пытаясь вылить на него стакан тыквенного сока.
А в Эванс что-то сломалось. Определенно. Джеймсу только и оставалось, что стоять и вспоминать об этом в свете собственноручно трансфигурированного тапочка, над ней, содрогающейся от какой-то своей собственной войны во сне, и гадать, где и как сильно у нее сломано. Но она даже не думала ему помогать. Вздрагивала и беззвучно хныкала в кресле.
Джеймс присел перед ней на корточки.
Лили напряженно сжимала брови, а глаза ее бегали в каком-то своем ритме под веками. Джеймс не желал ее будить – она бы молча ушла в комнату и, вероятно, продолжила бы видеть свои кошмары под красным пологом. Алиса недавно просила у Ремуса зелье сна без сновидений, как у человека с хронической бессонницей. Просила якобы для себя, но у Ремуса были удивительные располагающие к себе глаза. Секундный гипноз этих удивительных глаз, и Алиса неожиданно расплакалась прямо на его плече, мокрым шепотом рассказывая о том, как Лили по ночам накладывает силенцио на собственную кровать. Но Алиса на уровне подсознания слышит ее крики.
Поттер не хотел ее будить, потому что это не решило бы проблемы. Она, вероятно, больше никогда в жизни не подошла бы к нему, застань он ее, испуганно стонущую во сне. Поэтому Джеймс покрепче сжал палочку в руке и, приблизившись к самому ее виску, прошептал:
- Сома Морфиус, - и припечатал заклинание коротким прикосновением губ к ее коже. Чтобы заклинание лучше работало. Только для этого.
Лили вздрогнула в последний раз и затихла. Джеймса же пронзила резкая головная боль, и комната на мгновение погрузилась в туман. Поттер знал, что обратная реакция на заклинание прямо пропорциональна мощности напряжения того, к кому заклинание тихих мыслей применяется. Голова раскалывалась.
Он поднялся, заметил второй её тапочек, стоящий рядом с подсвечником, трансфигурировал его в алый плед с вышитыми на нем рыжими снитчами и накрыл им девушку, оставив на свободе только веснушчатый нос.
***
Шла сто двадцать седьмая ночь секретных магических побоев, когда Бойцовский клуб впустил Лили Эванс.
Зал еще не остыл от последнего боя, и поэтому никто не мог сказать точно, в какой момент она появилась. Пришла она следом за кем-то из них? Или нашла путь сама? Такое пару раз случалось, но только в случаях входа со стороны Хогсмида. Пройти по подземному ходу из Хогвартса самому было чем-то на уровне фантастики.
Джеймс ее не видит. Он, согнувшись в три погибели, пытается вернуть себе дыхание. Плечо нещадно саднит, а правая линза очков измазана его собственной кровью, но в только что законченном бое «хватит» простонал не он, а его противник. Справившись с головокружением, он разгибается и, пошатываясь, идет к списку, чтобы огласить имена участников следующего поединка.
- Ремус Люпин, Лили Эванс, - громко скандирует он, после чего в ступоре застывает. Ему хочется снять очки и протереть их от крови, хотя Джеймс знает, что левый глаз работает исправно. Он с бешеным предчувствием оборачивается к залу.
Сегодня их семнадцать. Шестеро из Хогвартса, десять из Хогсмида. Лили восемнадцатая.
Он замечает её молниеносно, одиноко стоящую среди участников, будто так было с самого начала.
Она расстегивает мантию и молча позволяет ей соскользнуть со своих торчащих плеч. Складывает ее и отправляет палочкой в угол комнаты. Сириус зачитывает перечень правил в начале каждой встречи. И Поттер готов поклясться, что её не было в начале, но она откуда-то знает, что нужно снять ботинки. Оправив края широкой футболки с эмблемой своего факультета, она выходит в центр зала.
Джеймс снова пытается вернуть себе дыхание, и побои тут ни при чем. Он силится что-нибудь сказать, но его будто оглушили. Как и всех застывших в зале.
- Здравствуй, Лили, - мягко говорит Ремус и занимает боевую стойку напротив нее. Джеймса оглушает второй раз. И если раньше его беспокоил вопрос о том, как Лили Эванс удалось сюда прийти, сейчас он начал задумываться о том, как ей выйти.
- Что? – только и спрашивает Джеймс, сверля девушку глазами. Лили не реагирует.
Он смотрит на всегда спокойного Ремуса и понимает, что тот будет сражаться с ней на равных. Так, будто она не весит в полтора раз меньше его. Так, будто перед ним не хрупкая девчонка. Люпину непросто, но поступить по-другому он не может. Если он даст слабину, он отберет у нее шанс быть равноправным участником Бойцовского клуба – к ней никто не отнесется серьезно. А это для Лили Эванс было бы больнее, чем десяток магических затрещин от однокурсника.
Но Джеймс сомневается, что Лили ясно представляет, о каких затрещинах идет речь.
Подвал традиционно натравливал Ремуса на всех новичков. Рем был самим олицетворением Бойцовского клуба, и порой Джеймсу казалось, что именно от него клуб принял больше всего черт характера. Он отлично преподавал первый урок, после которого новичок однозначно решал для себя, будет ли этот урок последним.
- Привет, Ремус, - улыбается ему Лили и заправляет короткие волосы за уши. Это не сильно увеличивает её обзор, потому что они не слушаются и возвращаются на место.
Ремус, как джентльмен, ждет первого удара от нее, но Лили не двигается и только сосредоточенно следит за его руками. Тогда парень распрямляет спину и взмахом палочки заставляет её отскочить:
- Мариа нигрум! – Люпин давно уже не произносил заклинания вслух, и в этом исключении Джеймс видит ту незаметную фору, которую парень дает ей. Вербальные заклинания – довольно тормозящее занятия. Хотя мародеры эмпирическим путем выяснили, что со звуком голоса магия приобретает дополнительную силу. Как правило. Непростительные проклятия и часть черной магии же и вовсе не поддавались беззвучной дрессировке. Сейчас Ремус предоставлял Лили читать его движения не только глазами, но и ушами.
- Серпенсортиа, - кидает он следом, потому что Эванс не торопится отвечать на его атаки. Она маневрирует по залу, не оставаясь на месте ни на секунду. Люпин произносит ещё пару заклятий, от которых Лили успешно удается уйти. Девушка не смотрит ему в глаза, не оглядывается на поднимающиеся улюлюканья наблюдающих, не поворачивается спиной к противнику. Она сосредоточенно гипнотизирует кисти Люпина и начинает двигаться до того, как парень закончит свое заклинания. Всё это тихо комментирует рядом Сириус, чья голова сегодня самая ясная на троих мародеров.
- Люпин, это поддавки! - возмущается Дик Симмонс, которому не раз приходилось притворяться мертвым в поединке с Ремусом, чтобы окончить его. Дик просто не видит то, что видит Сириус, Ремус и теперь Джеймс. Лили не просто бегает кругами от палочки Люпина – она невесомо двигает своей, чуть-чуть отклоняя его атаки, буквально на пару сантиметров, и скользит по безопасным маршрутам, которые для себя создает. У Лили тонкая фигура, которая становится почти прозрачной при ее стойке – она обращена к противнику только боком. Но так не может продолжаться долго.
- Да засади ей уже! – глумится кто-то из «стариков», и Лили бросает первую атаку. Заклинание из школьного учебника, но оно внезапное, а потому попадает в цель. Ремус усиленно трет глаза одной рукой, палочкой ставя щит, который предупредил бы дальнейшие атаки. Лили мечется от одной стороны к другой, но Люпин ловит её перемещения чутьем зверя и передвигает щит точно зеркально ей, пока с глаз не сходит черная пелена. Он атакует её дробью факельных ударов, но она успешно уходит от каждого из них. Тогда Ремус перестает произносить заклинания вслух.
Когда Эванс впервые отбрасывает к стене, Джеймс внезапно задумывается о том, чтобы нарушить третье правило Бойцовского клуба. Она переворачивается в воздухе и с рваным криком приземляется на спину. Тут же вскакивает на ноги, попутно трижды запуская в Ремуса сглаз на разных уровнях так, что от одного из них он наверняка не сможет увернуться, а поставить щит просто не успеет. Так и происходит. Однако заклинания Лили не идут ни в какое сравнение с боевым арсеналом Ремуса – девушке явно не хватало ста двадцати семи ночей тренировок или хотя бы семи лет мародерской школы жизни. Люпин болезненно морщится, и от его солнечного сплетения разбегаются черные плети, пытающиеся его сковать. У Ремуса уходит минута на то, чтобы вернуть рукам полную свободу, и Лили пользуется этим временем как может, но всё безуспешно, Ремус не ослабляет оборону.
- Луни, может, на пенсию? – смеется Сириус, заметив тяжелое дыхание друга. И он действительно запыхался. Эванс смехотворно несерьезна в атакующих чарах, но она это знает. А потому использует другие стороны боя – она не дает Ремусу вздохнуть, бесконечно порхая по залу и жаля его своими ерундовыми проклятиями. Девушка в своей красной футболке напоминает конкистадора, а Ремус – быка. Но Рем был и остается прекрасным игроком в шахматы и полуночным зверем-хищником, как ни крути, – в какой-то момент он начинает видеть её маршруты, читать ее тактику. Да и удары о пол с пятиметровым разгоном дают о себе знать – Эванс уже не так быстро перемещается.
Взмах палочки и яркая вспышка. Яркостью рябит не заклинание Ремуса, а всплеск рыжих волос Лили, которую несколько раз переворачивает с ног на голову и бросает на пол.
- Хватит, - но это говорит не Лили, а Джеймс. Поттер как на повторе узнает свой голос, только когда чувствует на плечах крепкие руки Блэка, который не дает ему нарушить третье, шестое и седьмое правило Бойцовского клуба.
Лили поднимается на локтях, но Ремус не дает ей встать и посылает в неё ещё один фиолетовый луч, от которого она не может убежать. Эванс падает лицом в пол. Подвал напряженно молчит. Молчит и Лили. Рем поворачивает голову к пергаменту, но с удивлением замечает на нем старые имена. Бой не закончен. Девушка в сознании.
Заклинание подсечки, и Ремус касается коленями пола. Он не предпринимает попыток подняться, а только в ожидании смотрит на девушку.
Эванс поднимает голову и по левой стороне её лица струится кровь. Она поджимает ноги под себя, собирая все силы, чтобы встать, но тут же летит обратно на пол. Она выгибает шею, пытаясь вздохнуть, но из горла доносятся только сдавленные хрипы. Она поймала ноги Люпина в дьявольские силки, но больше не может произнести ничего, чтобы нанести ему какой бы то ни было урон.
Лили задыхается. Но всё ещё не предпринимает попыток сдаться.
Джеймс ненавидит её. Прямо в эту секунду. Ненавидит так, как никогда и никого до этого. Она заставляет его наблюдать за этим в бездействии. Знает, что шансов выпутаться из Доловеро Ремуса (а это было именно удушающее заклинание) у нее нет, но продолжает мучать себя и его.
«Просто стукни по полу, просто стукни по гребанному полу!» Но Лили не стучит, её губы беззвучно выводят какое-то слово, но это не «хватит». Это заклинание столба звуковой волны, который обрушивается на Рема из её палочки. Но это не сбивает его заклинания, потому что Доловеро не требует контроля заклинателя, оно действует по остаточному принципу.
Поэтому Эванс сжимается в комочек на полу, всё ещё пытаясь подняться и вдохнуть. Подняться и вдохнуть. Вместе с Эванс сжимаются все внутренние органы Джеймса.
- Рем! Черт возьми, Рем! – кричит Джеймс и плохо понимает, что уже в открытую борется с Бродягой за своё право вмешаться.
Лили кружится по полу вокруг своей оси, прижимаясь к нему щекой и оставляя кровавый след. Она пробует вскарабкаться на локти ещё раз, но безрезультатно синеет на полу, корябая собственное горло.
Наконец её ладонь стукает о пол, а пергамент вычеркивает ее имя.
Ремус молниеносно направляет на неё палочку с контрзаклятием, и она жадно вбирает в себя воздух, надрывно кашляя. Сириус отпускает Джеймса, и тот буквально оттаскивает Лили из эпицентра событий к дальней стене. За ними плетется все ещё оглушенный Ремус.
- Лили, пожалуйста, извини, - Ремус, который никогда не извиняется за поединок, поднимает руки в защитном жесте, а глаза его полны такой вселенской скорби, будто бы сейчас он состязался с целой стаей дементров, а не с семнадцатилетней девчонкой.
- Ох, Ремус, нет, - Лили протестующе мотает головой, тяжело дыша. Она счастливо улыбается синими губами в состоянии какой-то абсолютной эйфории, не замечая мрачное лицо Джеймса в паре сантиметров от своего. Поттер устраивает её между своих коленей и водит палочкой над её рассеченным лбом. Эванс пытается отстраниться, пошатывается, и он коротко припечатывает её спину к своей груди.
- Джеймс? – нерешительно зовет Ремус, и Джеймс вскидывает брови.
- Нет, Рем, к тебе никаких претензий.
- А у меня к тебе есть, гоблинская рожа, - вмешивается Сириус, садясь рядом с Джеймсом на пол и ощутимо толкая его в плечо. – Отлично держалась, Лилс, - нежно улыбается он девушке, заплетенной в длинные ноги Поттера.
- Спасибо, - отвечает Лили и тянется пальцами к ране. Джеймс слабо бьет её по ладони и через несколько движений палочки заканчивает свое целительство.
- Больше ты сюда не придешь, - отрезает Поттер, и Лили резко оборачивается к нему всем телом. Они оказываются друг другу нос к носу, и Лили приходится на секунду положить ему руки на плечи, чтобы сохранять равновесие. И дистанцию.
- Я не нарушила ни одного правила.
- Это даже не обсуждается.
- Джеймс.
- Я все сказал, Эванс,- он смотрит ей прямо в глаза так злобно, как на неё не смотрели даже самые отъявленные ненавистники магглорожденных, - Забирай свои ботинки и чеши отсюда.
- Нет, - коротко отрезает она не своим голосом.
Лили бросает короткое “спасибо”, еле касаясь магически затянутой раны на голове, и опирается о плечи парня, чтобы подняться. Джеймс, ошарашенный напором и твёрдостью её ответа, придерживает её за талию, помогая.
- Что? – второй раз за вечер спрашивает он, но Лили не отвечает, а только, опираясь о стену, идет к своей мантии.
Ремус и Сириус сочувственно молчат, не вмешиваясь.
- Черта с два, я увижу её здесь ещё раз, - выплевывает Поттер и запрокидывает голову назад, устало прикрывая глаза.
- Тогда не видь, - заключает Сириус, потирая ноющие ребра, - Ну я это к тому, гоблинская рожа, что клуб сам решает, кого впускать, а кого нет. И он её впустил. Да, и Луни, - обращается он к другому, - а че так мягко-то, а?
Это, конечно, сарказм. И Ремус почти стыдливо смотрит в сторону и садится к ним третьим в ряд.
- Я исключил все разрывающие, режущие и взрывающие проклятия. И подумал, что Доловеро заставит её потерять сознание, - Ремус морщится и добавляет неуверенно, - Безболезненно.
- Девчонка боевая, - мечтательно заключает Сириус и закидывает руки на плечи друзей, - может, возьмем её к нам? Вместо Хвоста?
- Сириус, - укоряюще начинает Ремус.
- Ну что «Сириус»? Ну вот где эта гроза тыквенных пирожков?
- Ты знаешь, что в лазарете.
- Слабая отговорка. Ты знаешь, как говорят магглы, Луни?
- Нет, Сириус, - безуспешно пытается оборвать его Люпин.
- Есть мечта? Беги к ней. Не получается бежать?...
- Я прошу тебя, Сириус.
- Не получается бежать, Луни? Иди к ней. Не получается идти? Ползи к ней. Не можешь ползти?...
- Давай поменяемся элективами, и ты больше никогда не будешь ходить на МХК, - просит Ремус и накрывает ладонью всё ещё горящее солнечное сплетение.
- Если не ползется, Луни, ляг и лежи в направлении мечты!
*МХК - международная художественная культура
***
Джеймс понимает, что был недостаточно убедительным, когда видит Лили на следующей встрече. И на послеследующей. И решает, что, вероятно, эта неслучайная закономерность ведет к регулярному посещению девушкой Бойцовского клуба.
Сказать, что ему это не нравится, - это неясно выразиться. Потому что, по правде, Джеймс Поттер в дичайшем бешенстве. Он не очень долго ломает голову над тем, кто отвел ее к «Бывалому герою», потому что Сириус Блэк не особенно шифруется. Светится, как начищенный галеон, вытаскивает Лили из постели на утренние пробежки и хитро потирает свою модную лысину.
Джеймс даже не берется нырять во всю глубину его мотивов – он пытается выловить Эванс среди дня и устроить допрос лоб-в-лоб.
- Эванс.
Он появляется рядом из ниоткуда, она тут же исчезает в никуда.
- Поттер.
Взмах ее руки, будто бы здороваться для них – норма последних двух лет. А дальше за надежную мантию Алисы, наверх в спальню девочек или даже бегом в ванную старост. Словом, туда, где всяким непривилегированным Поттерам вход воспрещен.
Он играет с ней в ловцы-снитчи еще какое-то время, пока его терпение не иссякает. Пока Лили Эванс не становится точной копией его самого – магически замаскированным синяком. От нее пахнет костеростом и бадьяном, усталостью и сыростью подвала, возможно даже, чужой кровью. Но не страхом. Больше нет. Еле живые глаза сияют, как в последний раз.
- Эванс, - он хватает ее за предплечье на выходе из теплиц. Чтобы не улизнула.
- Поттер? – недоуменно спрашивает она и смотрит на его руку. Чтобы высвободиться и улизнуть.
- Надо поговорить.
- Может, за обедом? Сегодня тыквенный пирог - надо спешить, пока ребята все не расхватали…
- Давай сейчас, - он перехватывает ее ладонь и ведет в щель между теплицами. Лили пытается что-то возразить, но неожиданно быстро соглашается.
- Давай.
Он ставит ее напротив себя и окидывает оценивающим взглядом. Джеймс давно не смотрел на нее так близко и почти никогда не оставался наедине. Такая же рыжая, такая же тощая, такая же своеобразная. Такая же родная.
Последнее - дурь. Джеймс мотает головой.
Она щурится от лучей полуденного солнца, но продолжает задирать голову вверх, чтобы смотреть Поттеру в глаза. Он неосознанно шагает вперед, чтобы заслонить ее своей тенью.
- Зачем ты это делаешь? – прямо спрашивает он.
- Что делаю? – спрашивает она в ответ, не понимая. Делая вид, ага.
- Эванс, вот только без этого, - раздраженно морщится он, и Лили смыкает руки на груди. Нервничает.
И все же.
- Не понимаю, о чем ты.
Джеймс открывает рот и не знает, что сказать. Потому что она в полной безопасности. Он сам накладывал эти чары. Он знает, что обходных путей для обсуждения Бойцовского клуба вне стен Бойцовского клуба – нет.
- Черт, - ругается он и поджимает губы, лихорадочно думая, - Просто скажи мне, что у тебя происходит!
- Не понимаю, о чем…- упрямится она.
- Лили! – кричит он, и в голосе его проскальзывает отчаяние.
Она удивленно хлопает ресницами какое-то время. Встряхивает головой.
- Не понимаю. О. Чем. Ты, - чеканит девушка, и сверлит взглядом его переносицу. В глаза не смотрит. Возможно, боится. Джеймс никогда на нее не кричал.
- Вот значит как, - говорит он, ощущая собственное бессилие. Она отвечает ему его же словами.
Он прислоняется спиной к стене, освобождая ей путь. Лили тут же юркает мимо него и изо всех сил старается не перейти на бег.
- Я легилимент, Эванс, - зачем-то предупреждает он, и Лили ускоряет шаг. Теперь он имеет право залезть в ее голову. Так ведь? Он прямо предупредил ее, и это уже ее беда, что она не может защититься.
