Глава 1Глава 1.
***
- Это жестоко.
- Это единственный способ.
- Другого выхода нет?
- Выходов всегда несколько. Но к нужному результату ведет один.
- Тогда мы теряем время.
***
Не может быть, чтобы уже наступило утро.
Противный фальцет Селестины Уорбек, установленный вместо обычного звонка будильника, оповестил о начале нового дня. Я свешиваю руку с дивана, старательно не разлепляя ресниц, чтобы сохранить хрупкие остатки сна - пытаюсь нащупать на полу источник пробуждения. Как бы не так, скорее всего, сама специально положила его подальше, чтобы заставить себя встать. И сделать это нужно достаточно резво, пока громкость, увеличивающаяся с каждой минутой, не достигла ушей Тедди.
Едва приоткрыв веки, ровно настолько, чтобы сквозь узкий просвет различать очертания предметов, я бреду в сторону тумбочки, предусмотрительно поставленной в противоположный конец комнаты. Жму на круглую красную кнопку, процедив сквозь зубы все, что думаю о голосовых данных ни в чем не повинной Селестины. Будильник заткнулся. Я, затаив дыхание, прислушиваюсь – похоже, Тедди не проснулся. Спасибо ему за это. Что у нас дальше по распорядку? Ах да, подвиг.
Со вздохом плетусь на кухню ставить чайник. Обычный маггловский чайник, пузатый и белый, важно стоит на маленьком столе, окруженный верными подданными – жестяной банкой с растворимым кофе и неказистой сахарницей с трещиной на боку.
- За что мне все это? – привычно жалуюсь я чайнику, насыпая себе две ложки кофе, - не знаешь? Правильно, откуда тебе…
Я успеваю выпить половину чашки и разогреть кастрюльку с кашей, когда слышу всхлипы из детской. Тедди, несмотря на то, что ему уже исполнилось два года, всегда просыпается с плачем, и я сразу бегу к нему, обнимаю, шепчу нежные глупости. Иногда это работает, и тогда мы дружно идем горшок, а потом умываться и завтракать. Но иногда, увидев меня, он заходится криком, и тогда мои руки предательски бьет мелкая дрожь.
Что ж, никто не рождается матерью.
Преодолев в несколько шагов коридор между кухней и небольшой, но уютной детской, я вхожу в комнату и включаю свет.
- Мама! – Тедди сидит на кровати, потирая кулачками глаза, - маааама!
- Привет! – я очень стараюсь, чтобы голос звучал как можно более радостно. – С добрым утром! Будем вставать?
- Нет, валяться, - малыш падает обратно на подушку, а мое сердце тихонько выскальзывает из сжимавшего его до этого кулака. Не закричал. Сегодня не закричал.
- Нам уже пора, - говорю я ласково и глажу его по коленке, вылезшей из пижамных штанишек. – Ты же не хочешь опоздать на большой желтый автобус, правда?
- Но еще ночь, - Тедди снова садится и поворачивает голову к окну, за которым лениво занимается тусклый рассвет.
- Нет, мой сладкий, - я крепко прижимаю его к себе, - это утро. Просто уже осень.
***
Осень.
С недавних пор мне кажется, что это короткое слово стало определением моей жизни.
Мерлин, мне нет и тридцати, а я чувствую себя глубокой старухой. Как будто мне минимум в три, нет, в четыре раза больше.
Весь мой мир, все, что мне дорого, разделилось на два периода – «до битвы» и «после». После битвы. После Ремуса. После того, как его не стало. Все эти «после» такие же серые, безрадостные, зябкие, такое же слякотные и бесцельные, как это утро.
Полгода назад я пришла в себя в палате Св. Мунго. Очень вовремя, как оказалось, едва ли не первый раз в жизни я умудрилась не опоздать.
Я ничему не удивилась – ни белому потолку, ни тишине вокруг. Последнее, что я помнила, это битву в Хогвартсе и летящий в меня огненный шар. Значит, я должна была быть или в клинике, или в раю. А поскольку пожилой мужчина в белом халате с сеточкой на волосах все же больше был похож на колдомедика, чем на ангела, я решила, что жива.
- Тед.
Все, что я смогла произнести. Однако эти три буквы произвели такой эффект, как будто я только что толкнула умопомрачительную речь с главной трибуны Визенгамота. Мужчина подскочил ко мне, посветил люмосом в глаз, пощупал запястье, потом выглянул в коридор и почти сразу вернулся ко мне и присел на краешек кровати.
- С ним все в порядке, милая. Жив и здоров.
Все в порядке. Я почувствовала, как мои ссохшиеся губы пытаются растянуться в улыбке. Это было так здорово, так замечательно. Значит, темномагическая сволочь сгинула. Я поправляюсь и скоро увижу сына, и мы будут гулять долго-долго, пойдем есть мороженое в «Сладкое королевство», а Ремус посадит его на плечи и будет скакать с ним по аллеям…
- Ваш муж погиб, милая, - пожилой колдомедик смотрел с жалостью, судорожно потирая ладони, покрытые сеткой морщин. – Мне жаль, что я должен сообщить вам об этом так скоро, когда вы только пришли в себя. При других обстоятельствах мы бы ни за что не известили вас об этом сразу. Но, к сожалению, это еще не все.
Господи. Почему вдруг в комнате стало так темно. Что, кто-то выключил солнце? Разве такое может быть?
Разве может быть, чтобы он умер?
Я заорала, пытаясь подняться, и кричала изо всех сил, но из горла едва вырвался глухой хрип, перешедший в тяжелый кашель. Весь мир провалился в темноту, и я ничего не видела, только руку, покрытую пигментными пятнами - она гладила меня по голове, и глухой голос говорил что-то про опеку, про то, что Тедди воспитывала Андромеда («конечно, кто же еще», - мелькнуло в голове), и что, к его большому сожалению («о чем он все время жалеет?»), и дальше, что-то про похороны на прошлой неделе и про приют, и про то, что я была без сознания шесть месяцев, и, надо же, как вовремя, а то бедный мальчик…
Ровно через неделю, подписав все необходимые бумаги в органах опеки, я забирала Теда от Поттеров. Старательно гоня от себя мысли о том, как он вырос, и игнорируя полный сочувствия и жалости взгляд Гарри, я торопливо собрала последние вещи.
- Тонкс, вы можете воспользоваться нашим камином, - предложила Джинни.
- Нет, спасибо, - я улыбнулась так широко, что свело скулы, - хотим прокатиться на автобусе, правда, Тед?
Он смотрел на меня совершенно не детским взглядом - настороженно, как маленький волчонок, загнанный в угол. То, что ему надо идти куда-то с незнакомой женщиной, почему-то называющей себя его мамой, его пугало. За полгода, проведенные в неподвижном состоянии, я располнела, сказался и побочный эффект зелий, которыми меня пичкали, чтобы спасти. Волосы сильно отросли и напоминали серые сосульки. При выписке я в первый раз прошла мимо большого зеркала в холле, и даже не сразу сообразила, что это зеркало. Разве можно было винить ребенка в том, что он не узнавал мать, раз уж я сама не узнала собственное отражение.
- Может, все же камин? – поддержал жену Гарри.
- Нет-нет, - я энергично киваю, подхватывая одной рукой объемный пакет с детскими вещами, а другой крепко сжимая ладошку сына и, наспех попрощавшись, выбегаю с ним на влажную после дождя брусчатку. В носу щиплет, и я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не разреветься. Я поклялась себе, что больше никогда не буду плакать.
Да я бы с радостью воспользовалась камином или аппарировала, даже бесноватый Ночной Рыцарь не такой уж плохой вариант. Любой способ магического перемещения лучше маггловского транспорта.
Вот только магия теперь не имеет ко мне никакого отношения. Или я к магии.
***
Иногда я ловлю себя на мысли, что превращаюсь в зомби. Такого, как на картинке в одном из классов Хогвартса – всклокоченные волосы и бессмысленный взгляд. Мое поведение - это некий набор движений, отработанных до полного автоматизма. Впрочем, если вспомнить первые недели, когда я ни на секунду не расставалась с пособием «Как выжить в маггловском мире и не потерять конечности», то сейчас то, как я одной левой (ну ладно, двумя, и обе левые) справляюсь с домашним хозяйством, меня вполне устраивает.
Я хаффлпафка, но всегда была уверена, что Шляпа ошиблась с моим распределением. Я смелая и не отступаю перед трудностями. Главное, все время твердить об этом самой себе. Пресловутая храбрость оказалась весьма кстати для того, чтобы первый раз в жизни нажать на кнопку чудовищного устройства под названием «электрический чайник». А умение быстро реагировать в любой ситуации, выработанное за годы аврорства, тоже пригодилось – ликвидировать последствия того, что чайник, оказывается, нужно было включать только после того, как в него будет налита вода.
Мне приходится совершать много движений, гораздо больше, чем раньше. И меня не напрягает, я даже в этом нуждаюсь. Потому что чем больше ты занят, тем меньше остается времени то, чтобы думать. Сейчас, одной рукой запихивая в рот сыну ложку с манной кашей, другой в это время застегивая пуговицы на жакете и в перерывах поднося ко рту чашку с кофе, я чувствую себя вполне комфортно. Насколько это возможно для лишившейся магии матери-одиночки, воспитывающей сына - метаморфа среди обычных детей, зарабатывающей на жизнь внештатной журналисткой третьесортной газеты.
А если не обращать внимания, что жакет маловат на пару размеров, то и вообще отлично.
***
Тедди на полдня ходит в детский центр развития. Каждый раз отводя его туда, я твержу себе, что ребенку полезно быть среди других детей, что это вырабатывает в нем навыки жизни в коллективе, приучает к распорядку и всячески способствует его развитию. И все равно меня раздирает на части чувство, что, оставляя его на несколько часов чужим людям, я его предаю. Неважно, что эти люди - милые благожелательные профессионалы Он никогда не должен расставаться со мной.
Конечно, я это делаю ради того, чтобы нам было на что жить. Моя так называемая работа состоит в том, чтобы слоняться по городу, влипать в какие-нибудь истории, а после кропать статьи «об очевидном и невероятном» для нашей желтой газетки. Это, как ни странно, приносит небольшой, но стабильный доход. Правда, от всех неприятностей я стараюсь держаться подальше, черпая материал из собственного прошлого и слегка его обрабатывая. Если уж кто-то сверху озаботился тем, чтобы у меня был такой богатый приключениями багаж, значит, я могу это использовать в своих целях. Я считаю, это справедливо.
- Ну и ну, - шеф пыхтит, выпуская в потолок кольца дыма. Недавно он прочитал в другой газете, такой же желтой, как наша, что курение сигар – неизменный признак отменного вкуса и принадлежности к избранному слою общества. И теперь все окружающие вынуждены дышать этой дрянью минимум по десять минут ежедневно, поскольку он очень любит вызывать всех по очереди на ковер. – Ну и ну, Нимфа, где ты только берешь все эти истории, золото мое.
Меня разрывает желание сказать ему, где, и добавить, куда он их может себе засунуть, но я стою, изучая поцарапанный носок левой туфли, и терпеливо жду, когда святой инквизитор отправит меня восвояси.
- Уж очень много новых названий… Все эти твои драклы-вейлы… Давай попроще как-то. Все же наша целевая аудитория - не прыщавые подростки.
Ага. Так и вижу, как топ-менеджер какого-нибудь банка вместе с годовым отчетом пролистывает «Хорошего Утра, Йоркшир!» за утренней чашечкой кофе. Наша газета полностью оправдывает свое название. В сокращенном виде, конечно.
- У меня для тебя задание. Важное, - он намеренно выдерживает паузу, чтобы я успела проникнуться оказанным мне доверием. – Дуй в северный район, там в баре «Голубая корова» девица приковала себя к барной стойке. Ее любовничек смылся к другой. То есть к другому, - он хохочет и давится кашлем.
- Мне-то что с ней делать?
- А что хочешь! Подробности - кто, когда, в какой позе, - он машет рукой, давая понять, что разговор закончен.
- Ладно, - киваю я. Ни за что бы не согласилась, если бы не северный район. Там находится детский центр Тедди, и, если мне повезет, я увижу его во время прогулки.
От этой мысли становится уютно, словно кто-то укутал мне плечи теплым шарфом. Пусть всего лишь на минуту, но он меня увидит, поймет, что мама рядом, что мама его любит. Мы больше никогда не будем расставаться – я обещаю это ему каждый день, и вижу по его глазам, таким серьезным на совсем детском лице, как это для него важно.
И я каждую секунду помню, как это важно для меня.
***
Я по-прежнему всегда таскаю с собой волшебную палочку. Как напоминание о том, что когда-то у меня была другая жизнь. И другая сущность. Поначалу в редакции с интересом поглядывали на отполированный ивовый прут, покрытый причудливой вязью. Пришлось объяснить, что я ношу ее с собой для самообороны. Первое время я сама не замечала, как она оказывалась у меня в ладони – не обращаете же вы внимания на вашу собственную руку, она у вас просто есть и все. Зато такое поведение начисто отбило у окружающих желание задавать дальнейшие вопросы – если уж эта тетка со свирепым видом тыкает своей заточенной указкой без всякого повода, значит, повод все же когда-то был, а потому лучше держаться на расстоянии. И не злить ее лишний раз – палка палкой, а без глаза останешься, как пить дать.
- Надежда всегда есть, милая, - тогда, в Мунго, колдомедик смотрел с сочувствием, и в то же время что-то в его взгляде такое, от чего мне хотелось выть, словно пальцы прищемило каменной плитой. За два дня до выписки я узнала, что в той самой битве погибла его единственная дочь. Да, мне пришлось тяжело – я осталась сиротой, потеряла мужа, а теперь еще и магию, стала жирной и неповоротливой, как откормленный флоббер-червь, но я выжила. До меня можно было дотронуться, поговорить, провести ладонью по мышиным волосам - и это мое сомнительное будущее было той самой плитой, дробящей его пальцы.
До меня не сразу дошло, что магия ушла вся. Мое воображение рисовало мне мрачные картины того, как я буду обходится без палочки, но оно оказалось неспособно принять тот факт, что я больше не метаморф. Как будто из меня выкачали всю кровь, влив взамен густую тягучую жижу. Я уже не я, только пустая оболочка. Мои друзья будут меня жалеть, окружат меня заботой и сочувствием и не заметят, как я сдохну в этом коконе. По большому счету, мне на это плевать, но это коснется моего сына – каждый день, отпущенный ему Мерлином, он должен будет или стесняться меня, или защищать, и в обоих случаях чувствовать себя ущербным. Ничто не бывает таким жестоким, как жалость, и конечный пункт, куда ведут благие намерения, еще никто не отменял.
Вот так я приняла первое в новой жизни решение. Свалить из магического мира, и чем быстрее – тем лучше.
Глава 2Глава 2.
***
Бар «Голубая корова» - ничем не примечательная забегаловка. Пустые столики в центре зала, только в углу негромко выясняет отношения какая-то парочка. Немолодой и неряшливый бармен выжидающе смотрит на меня и как раз открывает рот, чтобы сказать, что я ошиблась местом, когда я сую ему под нос журналистское удостоверение.
- Чего надо-то?
- Тут у вас жертва несчастной любви приковала себя к… - я верчу головой и даже нагибаюсь, чтобы заглянуть под стойку в поисках этой самой жертвы, - ну, вроде бы, к барной стойке.
- И где? - теперь он явно издевается, на что, впрочем, имеет полное право, потому что никакой девицы нет в помине. Наверное, давно помирилась со своим дружком. Или так достала всех нытьем, отпугивающим клиентов, что этот бармен ее угрохал, потом расчленил и пропустил через мясорубку. А что – одним взмахом трех пикси убивахом: и клиенты сыты, и в баре тихо.
Стоп, Тонкс, ты с этой работой окончательно с метлы свинтила.
- Ладно, - я примирительно машу рукой, и поспешно выхожу на свежий воздух. Историю я как-нибудь сама придумаю, не в первый раз. Детский центр всего в паре кварталов. В это время детей обычно ведут на прогулку, чаще всего на озеро в сквер перед туннелем, кормить уток.
Я люблю гулять. Мне кажется, я и работу выбирала так, чтобы не сидеть в четырех стенах. Мне нравится разглядывать дома, прохожих, деревья, нравится то, как пружинит земля под толстыми подошвами ботинок, и как взлетают в такт шагам мои руки в длинных серых перчатках. Раньше я никогда не ходила столько времени пешком, зачем, если можешь аппарировать, а теперь я могу незаметно для себя пройти несколько кварталов. Вот и сквер, и меня буквально заливает теплом при виде горстки разноцветных шапок через дорогу. Я не собираюсь подходить, ни к чему привлекать внимание, просто постою тут минут десять. Впрочем, Тед меня наверняка заметит, он такой непоседа, ни минуты не сидит на месте.
Я пытаюсь найти в этом пестром клубке его полосатую кепку, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнечного света.
- Мама! – он выныривает откуда-то из кустов сбоку, и я машу ему, и даже через дорогу могу разглядеть, как радость озаряет его мордашку.
- Сейчас! – кричу я ему в ответ, и едва не лечу кубарем, спотыкаясь о развязавшийся шнурок ботинка. Да, Тонкс, в любой жизни твоя карма - снесенные подставки, непарные носки и некстати развязавшиеся шнурки. Некоторые вещи никогда не меняются.
Я нагибаюсь, аккуратно завязывая бант на ботинке.
Когда потом я много раз просыпаюсь среди ночи с хрипом в горле, я всегда вижу перед глазами этот черный бант.
***
В детстве мама читала мне большую книжку с картинками. Я не запомнила ни ее названия, ни самой сказки. Помню только большую черную птицу, которая медленно перелетала с одной страницы на другую, а когда сказка заканчивалась, птица замирала на тисненом кожаном переплете и чистила перья, не сводя с меня жуткого круглого зрачка, обведенного тонким янтарным ободком. Я ее ужасно боялась, старалась вести себя как можно тише и задерживала дыхание так, что в правом боку начинало колоть. Мама считала, что эта сказка так меня завораживает, и читала ее снова и снова, а я от ужаса не понимала ни слова. Только молча следила за ленивыми взмахами огромных бесшумных крыльев, от которых гас огонь в камине.
- Мама! – я отрываю взгляд от шнурков на ботинке и поднимаю голову.
Все, что происходит дальше, я вижу сквозь черные перья. Так же медленно и с невыносимой резью внутри. Тедди несется ко мне через дорогу, а из туннеля на огромной скорости летит пожарная машина. Я даже успеваю разглядеть лицо водителя. Визг тормозов, и кто-то надрывно кричит, в глазах темнеет, и я балансирую на кромке этой темноты и почти проваливаюсь в нее, когда ровный голос произносит мне прямо в ухо:
- Перестаньте орать, иначе вы напугаете его до смерти.
Я открываю глаза, вижу испуганное лицо Теда и не могу на него наглядеться. Потом перевожу взгляд на его спасителя, и во рту становится сухо. Прямо передо мной, держа моего сына за руку, стоит Северус Снейп.
Видимо, ужас, перекосивший мое лицо, заставляет его приглядеться ко мне внимательнее. Расширившиеся зрачки подтверждают догадку, и через секунду раздается хлопок аппарации.
- Мама, - Тедди теребит меня за шарф, и я поднимаюсь с асфальта, - мама, это папа? Папа, да?
***
- Мне нужен отпуск на пару дней.
- А билет на Багамы тебе не нужен? – как ни странно, сегодня в кабинете шефа совсем не накурено, зато нараспашку раскрыто окно, а на столе я замечаю небольшую тарелку с чем-то, по виду больше всего напоминающим сушеные эмбрионы мокродавок. Снейп заставлял нас шинковать их на восемь частей.
- Пророщенная пшеница, - цедит он, заметив, куда я смотрю. – Королева ест такую на завтрак.
- Мне нужен отпуск, - тупо повторяю я, заставляя себя не думать о Снейпе. За последние трое суток я не сомкнула глаз. Он жив, он на свободе, разгуливает себе среди бела дня на улице, когда ему прямая дорога в Азкабан. Предатель и убийца, одним словом сволочь. Сволочь, спасшая моего сына. Несколько раз за сегодняшний день я собиралась к Поттеру, которого Мерлин знает, сколько не видела. И каждый раз останавливалась на пороге, хлеща себя по щекам. Я не могу его сдать. Я не могу сдать чертова ублюдка, потому что он спас самое дорогое, что у меня когда-либо было. Может, во мне не осталось магии, но и без всякого волшебства я его должник. Или должница, какая разница. Я обязана жизнью сына правой руке Темного Лорда, из-за которого погибли мои родители и муж. Мне так плохо, что я едва держусь на ногах. Сделки с совестью никогда не были твоей сильной стороной, Тонкс.
- А что с «Голубой коровой»? – спрашивает шеф, и пару минут я просто пялюсь на него, пытаясь понять, о чем он говорит. Какая еще корова.
- Через два дня я напишу вам такую статью, что она взорвет все таблоиды.
- Даа? И чем поклянешься?
- Кровью единорога, - я поворачиваюсь к нему спиной и на негнущихся ногах выхожу из кабинета.
***
Невыносимо раздирать себя на части, пытаясь удержать равновесие между черным и белым. Я не люблю сложных решений. На мою долю их и так немало досталось. Можно сражаться с врагами. Можно восстать против друзей. Но я не умею воевать против самой себя. Тедди ни на секунду не оставляет меня в покое и заставляет меня жалеть о том, что дети-волшебники начинают разговаривать намного раньше сверстников. Ребята в его группе едва умеют строить простые предложения, а он в свои два с хвостиком задает мне вопросы, на которые у меня нет ответов.
- Тед, я уже говорила, это никакой не папа. Иди, посмотри в альбоме, он совсем не похож.
- Похож, - он сердито хмурит нос, - мы с ним хлопнули из грузовика к тебе. У него такой же плащ… Этот…мантия.
Все, что накопилось у меня внутри, вдруг вырывается наружу. Я смеюсь, потому что поклялась себе не плакать, я смеюсь и не могу остановиться. Меня колотит от всхлипов этого идиотского смеха, с которым я никак не могу справиться. Господи, Тонкс! Твой сын, метаморф, меняющий цвет волос так часто, что ты никогда не выводишь его из дома без банданы, твой сын, чей отец был оборотнем, а бабка – чистокровная Блэк, твой сын называет мантию плащом, а Снейпа папой! Какая это вселенная?
Что ты наделала?
Наскоро умывшись холодной водой, я одеваю Теду куртку и варежки и отправляюсь к Поттерам.
Глава 3Глава 3.
***
- Ты даже не представляешь, как я рада вас видеть! – Джинни так и светится, обнимая Теда и запихивая ему в карман шоколадную лягушку. Надеюсь, он ее съест, а не потащит хвастаться в детский центр.
- Спасибо, Джин, - я с удовольствием вдыхаю знакомый аромат эльфийского вина и стаскиваю, наконец, перчатки. Я вовремя прикусила язык, когда Джинни спрашивала у меня, что я хочу выпить, поскольку мысль напиться вдрызг последние несколько дней кажется мне весьма привлекательной. – Мне бы очень хотелось повидаться и с Гарри, но, наверное, надо было предупредить.
- Он будет с минуты на минуту, - она показывает на наручные часы – миниатюрную копию тех, что таскала с собой Молли, и смеется, - мамин подарок на свадьбу.
Через несколько минут из камина с треском вываливается Гарри. А я-то думала, только я перемещаюсь с таким шумом. То есть перемещалась. Вдоволь наобнимавшись, соврав нечто невразумительное про причину столь внезапного появления, мы отправляемся на кухню, откуда доносятся одуряющие запахи тушеного мяса. Меня подташнивает. Когда я нервничаю, еда всегда вызывает у меня отвращение.
- Ты отлично выглядишь, - комплимент Гарри звучит так неуместно, что Джинни бросает на него быстрый взгляд. Положим, еще неделю назад я бы могла на это купиться, расслабившись в компании друзей и забыв про фунты, намертво прикипевшие к моей заднице, и волосы в лучших традициях досточтимого профессора, терзающего мои мысли. Но трое суток без сна еще никому на моей памяти не прибавляли шарма.
- Гарри, а что со Снейпом?
Вот так, напролом, все равно я не знаю, как лучше сформулировать вопрос.
- А что с ним? – Гарри застывает, не донеся вилку до рта. – В смысле, что ты хочешь знать?
- Его поймали? Я же почти ничего не знаю про битву, - я пожимаю плечами, отправляя в рот большой кусок мяса, чтобы занять рот и не ляпнуть ничего лишнего. Бог ты мой, как его проглотить.
- А…да… Вы с Ремусом… То есть... Прости, - он мучительно краснеет и аккуратно кладет вилку обратно на тарелку, подыскивая слова. – Нет, его не поймали. Он к тому времени уже погиб. Профессор Снейп, - он произносит «профессор» тем самым благоговейным тоном, которым раньше говорил про Альбуса, - все время был на нашей стороне. Он любил мою мать и много раз спасал мою жизнь.
Я сижу, глядя перед собой, медленно выписывая вензеля вилкой по тарелке, и слушаю. Про обещание, вырванное Дамблдором, про детство в Тупике Прядильщиков, про двух одинаковых серебристых ланей.
- Его наградили орденом Мерлина...посмертно. Про это много писали, - Джинни кивает, подтверждая его слова, - но ты в это время была в клинике.
- Вот как, - выдавливаю я.
Значит, герой. И умер. Чего ж тогда сбежал от меня, как от дракона в брачный период. Рассказать им про то, что произошло? Они решат, что у меня галлюцинации на почве нервного расстройства.
- А бывает так, чтобы тот, кто умер, каким-то образом в нужный момент оказался рядом? Когда очень-очень надо?
- Тонкс, - Гарри кладет свою ладонь поверх моей, и в его голосе появляются торжественные нотки, - Люпина не вернуть. Но мы с Джинни всегда будем рядом, ты можешь на нас рассчитывать.
Я на секунду зажмуриваюсь. Если я сейчас посмотрю ему в глаза, он может догадаться, что речь шла совсем не о Ремусе.
Всю дорогу домой, пока Тедди дремлет, уткнув голову в мои колени, я смотрю на собственное отражение в окне автобуса. Я думаю о том, что рассказал Гарри, я вспоминаю теплые искры в его глазах. Дилемма «плох Снейп или хорош» уступает в моей голове место новой, не менее мучительной – «рассказать или нет». Видимо, мне нравится усложнять себе жизнь.
Этой ночью мне удается поспать. Я проваливаюсь в сон, едва голова касается подушки. Мне снится, что меня душат узким черным шнурком от ботинок.
***
- Я вижу, вы сменили палочку.
Ленивое осенние предрассветные сумерки, серые и безликие, как все их предшественники. Дыхание поздней осени кажется ледяным. Я стою на крыльце в одной ночнушке, судорожно сжимая в руке бейсбольную биту. Открыть дверь на стук почти в чем мать родила, когда еще не рассвело… Точно, на старуху-Шляпу в моем лице случилась проруха. Гриффиндор, однозначно должен был быть Гриффиндор.
Напротив меня невозмутимо стоит вполне живой на вид Снейп. Я вдруг представляю, как это выглядит со стороны, и вся картина кажется мне такой абсурдной, что я даже не успеваю испугаться.
- Вы хорошо сохранились для покойника, - в горле щекочет, я стискиваю зубы, но мои плечи уже трясет от мелкого противного хихиканья. Я никак не могу взять себя в руки.
- Что вы смеетесь? – его голос полон битого стекла.
- Смех… - я давлюсь собственным фырканьем, - смех продлевает жизнь.
- Я могу войти? – он буквально заталкивает меня в дом и закрывает дверь.
Я открываю рот, чтобы возразить. Нет, профессор, не можете, потому что еще так рано, что даже молочник не досмотрел свои молочницкие сны, потому что я вас не ждала и еще не решила, как к вам отношусь, потому что я не одета и не причесана и еще много-много «не». В конце концов, потому что вы умерли. И нечего топтать мой ковер своими мертвыми ногами.
- Папа! – Тедди, босиком и в пижаме, обхватывает ноги ошалевшего профессора, зарываясь носом куда-то в колени, и все слова застревают у меня в горле.
Невозмутимость Снейпа явно удалось пошатнуть. Он молчит и сверлит меня глазами, и я вижу, как ходит кадык над туго застегнутым воротом. Больше всего мне сейчас хочется оторвать моего ребенка от этих чужих черных ног, но я боюсь его напугать.
- Это не папа, малыш, - я стараюсь говорить как можно спокойнее и тихонько тяну его за плечо.
- Нет?
В его глазах плещется такое отчаяние, что я чувствую, как по моему сердцу водят тупым ножом. Я не могу так его разочаровать. Он этого не заслужил.
- Нет, милый, - усилием воли я заставляю себя взглянуть сыну прямо в глаза, - это не папа. Это…дядя Северус. Папин лучший друг.
Снейп дергает плечом и с удивлением, как на посторонний предмет, смотрит на собственную руку, в которую мертвой хваткой вцепился Тедди.
- Иди надень тапочки, сынок, - ласково прошу я. – Сейчас мы будем завтракать.
- И дядя Северррус?
- И Северус, - я перевожу взгляд на лицо, напоминающее застывшую гипсовую маску и, не удержавшись, добавляю, - с воскрешением вас, профессор!
***
- Мам, дай печенье!
Тед уже слопал одно и тянется через весь стол за вторым. Я успеваю подхватить чашку с какао, которую он почти снес локтем, и машинально отхлебываю, проверяю, остыл или нет.
- А волшебное слово? – напоминаю я, но Тед молчит и хитро улыбается.
- Акцио, - подсказывает Снейп, и печенье плавно перелетает к Теду.
- Ух ты! – Тед тычет в него пальцем, отчего крошки слетают на пол, а я поворачиваюсь к Снейпу.
- Вообще-то, я имела в виду «пожалуйста». Хотя вам, наверное, это слово незнакомо.
- Еще! Еще! – с воодушевлением канючит Тед, подпрыгивая на стуле, и я понимаю, что мой сын обрел нового героя. Интересно, смогу я его убедить не рассказывать об этом в детском центре? И, похоже, мне придется постоянно собирать крошки после игры «как мы пили чай с папиным другом».
- Смотри! – кивает Снейп, делая неуловимое движение над солонкой в форме полосатой кошки. Спустя секунду кошка мигает и начинает умывать мордочку лапкой, а мой ребенок окончательно лишается дара речи.
- Может, покажешь ей свою комнату? – спрашивает Снейп.
Тед кивает так усиленно, что я начинаю опасаться за его шейные позвонки. Осторожно пересадив солонку (нет, пожалуй, теперь уже кошку) на ладонь, он медленно выходит из кухни, держа ее перед собой на вытянутой руке.
- Какого черта вы поперлись расспрашивать обо мне! - шипит Снейп, едва мой сын исчезает из виду.
- Как вы узнали, где я живу? Шпионили за мной?
- Много чести, - фыркает он, - Поттер сказал.
- Врете! Гарри думает, вы умерли! Он считает вас честным и благородным!
- А для этого обязательно надо быть мертвым? – его голос обретает прежнюю бесстрастность. – Поттер отлично знает, что со мной. И ему хватило ума предупредить меня, что вы интересуетесь моей судьбой. Пришлось нанести вам визит, пока вы не предприняли более активных поисков.
- Гарри? Не может быть! – я еще не успеваю договорить, как в памяти всплывает настороженный взгляд, то, как Гарри откладывает вилку, когда я задаю вопрос, и больше не притрагивается к ней до конца ужина. Какая влажная у него ладонь, когда он накрывает мою руку своей, говоря слова утешения. Он…Он действительно знает.
- К чему такая таинственность? – спрашиваю я.
Снейп откидывается на спинку стула и несколько секунд изучает мое лицо. Я пытаюсь выдержать этот взгляд, сосредоточив внимание на складке между его бровей, и чувствую, как мои щеки начинают пылать. Прошло то время, когда мне нравилось привлекать к себе внимание, превращая нос в пятачок. Сейчас мне неуютно.
- Для Поттера ни в чем не существует границ, - раздраженно произносит он. – Он так донимал меня, чтобы выразить свою благодарность, что возможные масштабы начали меня пугать.
- Гарри вам ничего не должен! – вспыхиваю я.
- Тут я с вами согласен, - он учтиво склоняет голову. – Но он думает иначе.
- И что?
- Я не настолько тщеславен, чтобы заживо превращаться в святые мощи. Одного Поттера я еще как-нибудь выдержу…. – он пожимает плечами, - к тому же, многим сторонникам Темного Лорда удалось скрыться.
- Так вот в чем дело! – я победно вскидываю подбородок. – Вы боитесь!
В его зрачках на секунду вспыхивает темный огонь.
– Смею уверить вас, Тонкс, - цедит он, - что боюсь исключительно неуравновешенных дамочек в неглиже с бейсбольными битами.
***
После его ухода я еще долго сижу на кухне, изучая собственные вытянутые на столе руки. Действительно, зачем я бросилась к Гарри с этими расспросами? Чтобы примириться с собственной совестью? А найди я подтверждение, что он предатель, мне стало бы легче? Какая разница, кому именно быть обязанной спасением сына, раз уж человек сделал то, что сделал. И почему, выяснив, что на самом деле он совсем не такое чудовище, как я привыкла считать, я вместо радости чувствую такую опустошенность?
Может быть, дело совсем не в нем?
Я еле оторвала от него Теда, когда Снейп сухо прощался с нами в коридоре, взяв с меня клятвенное обещание больше не упоминать его имени среди знакомых. Я пообещала это с такой готовностью, что угольная бровь взметнулась на мгновение, прежде чем его лицо вновь превратилось в непроницаемую маску. Каким бы вы ни были, профессор, я не хочу о вас вспоминать. Все это слишком сложно, а у меня и так хватает забот. К тому же мне все равно совершенно не с кем поговорить о вас.
И я стараюсь не думать о том, что поговорить мне отчего-то хочется. Излить все свои сомнения родной душе, тому, кто поймет и посочувствует, не будет задавать лишних вопросов и примет все, как есть. Тому, кто, если не сможет изгнать мою тоску, то разделит ее со мной. И мне совершенно не к кому пойти, даже Гарри теперь играет на другом поле. А единственной по-настоящему родной душе чуть больше двух лет. И она, душа эта, если и готова к каким-то излияниям, то только в адрес нового полосатого друга, из которого надо бы высыпать соль, пока ей не усеяли весь дом.
- Мама, а чем мы ее будем кормить? – вопрос Теда выводит меня из задумчивости, и я легонько треплю его по отросшим волосам. Надо его постричь, чтобы какой-нибудь особо непослушный вихор не вылез из-под банданы. И так на меня до сих пор косятся в детском центре, что я запретила ее снимать. – Чем, мама?
Знаете, что хорошего в маленьких детях? Помимо хитрой физиономии, в которой вы без труда угадываете свою собственную, и их умения открывать намертво забаррикадированные вами шкафы? То, что забота о них отнимает у вас так много времени и сил, что у вас просто не остается ни того, ни другого на длительные размышления о суровой действительности и самобичевание.
Глава 4Глава 4.
Весь следующий день я провожу вместе с сыном. Оттого, что я была так близко к тому, что могла его потерять, мое сердце щемит от боли, и к этому примешивается неприятное послевкусие вчерашнего визита. Где-то внутри поднимает голову и начинает расправлять тугие кольца чувство вины. Мой ребенок готов назвать отцом первого встречного только потому, что он оказался в нужное время в нужном месте. Даже такого, как Снейп.
Уложив его вечером в кровать, подоткнув со всех сторон одеяло и уютно примостившись рядом с ним, я громким шепотом рассказываю ему сказку, и вдруг вспоминаю, что завтра мне нужно в редакцию. Желательно, с написанной статьей: во-первых, я сдуру поклялась кровью единорога, во-вторых, я не выдержу очередных стенаний шефа по поводу моей несостоятельности. Хотя, что значит «не выдержу»? Что я ему могу сделать – в пузо палочкой ткнуть?
- Тогда принц вскочил на белого коня и отправился спасать красавицу, - погруженная в свои мысли, я машинально двигаю губами, борясь с накатывающей дремотой, - скакал он день, скакал другой и очутился перед темным запретным лесом, где росли огромные деревья. Ветки принца за руки хватают, корни коню ноги путают…Достал он тут свой волшебный меч…
- И порубил? – в глазах Теда вспыхивает неподдельный восторг.
Я рассказывала ему эту сказку десятки раз и знаю, что ему больше всего нравится этот эпизод с мечом. Поначалу меня это даже пугало, откуда в маленьком ребенке такая агрессия? «Ну что вы», - успокоила меня воспитательница в детском центре, когда я поделилась с ей своими опасениями, - «это нормально. Он же мальчик. Мальчишки все такие - воины, защитники».
- Порубил, - нехотя соглашаюсь я, - и выбрался к принц к высокой-превысокой башне. А охранял ту башню огромный дракон. Изо рта у дракона пар валит, а на хвосте острые шипы.
- И порубил? - Тед отлично знает продолжение, но каждый раз надеется.
- Нет, - твердо отвечаю я, - он дал дракону мяса и молока, а дракон за такой добрый поступок посадил его на спину и поднял в облака, к единственному окошку в башне. Принц прыгнул в окошко и оказался в комнате, где на чудесной постели спала заколдованным сном красавица. Подошел он к ней поближе и увидел, как она прекрасна. Склонился он к ее лицу…
- И порубил!!!
Гм. Сдается мне, воспитательница не оценила масштабы катастрофы.
***
Я буквально влетаю в помещение редакции. У меня еще совершенно точно есть полчаса, чтобы соорудить таблоидную бомбу.
- Эй, Тонкс! – машет мне помощница шефа, никак не могу запомнить, как ее зовут, да и не стараюсь особо, так часто они меняются. При этом все они похожи, как единоутробные сестры. – Да подождите же, Тонкс!
Ох, Моргана, ну что ей от меня понадобилось, у меня ни секунды свободной сейчас нет.
- Вас посетитель ждет.
- Меня? – если бы до этого она не назвала меня дважды по имени, я бы решила, что она точно что-то путает. Ко мне в жизни никто не приходил, даже с претензиями и обвинениями в клевете, как иногда здесь случается. В этом нет моих заслуг, просто я всегда пишу про несуществующих людей и события. Для них не существующих, по крайней мере.
- Да вас, вас, - видимо, точно новенькая, старается, выискивает что-то среди бумаг у себя на столе. Отчаявшись найти, машет рукой. – Он в кабинете у шефа.
Все, приехали. Будет тебе таблоидная бомба в известное место. Хуже некуда.
***
В нашей жизни всегда есть место сюрпризу. В моем случае сюрприз оказался обладателем пары зеленых глаз и примечательного шрама на лбу. А мой шеф, судя по блуждающей на лице улыбке и блеску в глазах, был удостоен империо от самого героя-который-и-бла-бла-бла.
- Чем обязана, мистер Поттер?- учтиво интересуюсь я, - пришли предложить дружеское участие?
- Тонкс! – он умоляюще смотрит на меня своими огромными глазищами, - пожалуйста, прошу тебя, давай поговорим! Тут есть какое-нибудь более спокойное место?
У него такой несчастный вид, что я поневоле фыркаю, хотя вовсе не собираюсь давать ему спуску.
- Пошли, - вздыхаю я, бросая взгляд на пребывающего в нирване шефа, и веду Гарри в так называемую комнату для интервью, которая давно служит не то архивом, не то чуланом для всякого хлама. Запираю дверь изнутри и осторожно облокачиваюсь на широкую косую тумбочку, которая натужно скрипит, напоминая о моих пышных формах
- Ну.
- Тонкс, я не хотел тебя обманывать! Я понятия не имел, что ты его видела!
- Что бы это изменило?
- Ничего. Я бы все равно сказал то же самое. При Джинни. Да пойми, - он решительно подсаживается ко мне, - ты так надолго пропала, я от радости ошалел, когда увидел вас с Тедом. И вдруг ты спрашиваешь о Снейпе. Я даже мозги в кучу не успел собрать!
- Да, - усмехаюсь я, - а мне показалось, ты был вполне искренен, когда так расписывал его достоинства. Или это тоже блеф?
- Я многим ему обязан, - Гарри отводит взгляд и пристально изучает свои ногти.
- Вот как? От ненависти до любви – что там – пара серебристых ланей?
- Не только, - голос Гарри становится тише. – Конечно, когда я осмыслил все, что увидел тогда в думоотводе, я изменил свое отношение к нему. Но не настолько. Все же он очень старался притворяться засранцем все эти годы в школе…
- А что тогда? Еще одно особо душещипательное воспоминание?
- Джинни. Если бы не он, ее бы со мной не было, - говорит он просто, а у меня все переворачивается внутри. – Люди способны на разные поступки, Тонкс. Я не стремился стать героем, так получилось. Я не ожидал всех этих писем, подарков, серенад под окнами…Нам даже пришлось скрывать дом защитными чарами. И все же однажды они подкараулили Джинни. Она недостойна, так они сказали. И облили ей лицо болотной кислотой.
Я чувствую, как мои щеки становятся пунцовыми от стыда. Я ничего не знала. Но ведь я и не стремилась узнать.
- Гарри, прости…
- Тебе не за что просить прощения. Я хранил свою семью от врагов, но забыл, что остерегаться надо и тех, кому веришь. Она была без сознания. Никто не мог помочь, счет шел на часы. И я аппарировал с ней на крыльцо к Снейпу, хотя наш уговор подразумевал, что я никогда не буду его беспокоить.
- И он помог, - это не вопрос, это констатация факта, поскольку я видела Джинни не далее, чем вчера.
- Помог. Ни слова не сказал мне за всю ночь, что мы там провели, но помог. Я не выдержал, когда стало понятно, что худшее позади, и спросил, почему он все же открыл мне дверь. Он ответил, что был уверен, что никогда от меня не отделается.
Горло перехватывает спазмом, и я зажмуриваюсь изо всех сил, прогоняя слезы.
- Ты чего?
- Я обещала себе не плакать, - сказать правду сейчас кажется вернее, чем выдумывать про соринку в глазу. Только бы он не спросил почему, только бы не заставил меня сказать это вслух. Я не смогу, не выдержу, я и так словно танцор, крутящий фуэте на прогнивших досках. Одно неверное па, одно неловкое движение рук, и мост подо мной рухнет. Если я начну плакать, то слез будет так много, что я в них утону.
Но Гарри чувствует эту грань и ничего не спрашивает. Молча кивает и гладит меня по плечу.
- Ты можешь не беспокоиться, - говорю я после того, как мы несколько минут сидим молча, думая каждый о своем, - я ничего никому не скажу.
- Спасибо! – он сжимает мою руку. – Слушай, я не только за этим пришел. Мы с Джин очень соскучились по Тедди. То есть по вам обоим, - поправляется он. – Может, заглянете на чашечку чая? Завтра?
- Ладно, - что ж, белый флаг принят ввиду полной капитуляции обеих сторон.
- Мне пора, - поднимается Гарри. – Ждем вас завтра.
- Слушай, - надеюсь, я не очень переиграла с веселостью в голосе, - ты напоследок не мог бы снять с шефа империо?
- Ты что, Тонкс? – даже через стекла очков видно, как округляются его глаза, - какое империо? Твой шеф – милейший человек! Кстати, ты в курсе, что он ест мокродавок?
- Угу, - киваю я. – Он утверждает, что их ест даже сама королева.
- Боже, храни королеву! – на лице Гарри написан такой священный ужас, что до самого хлопка аппарации я не могу разогнуться от хохота.
Глава 5Глава 5.
- Ты решила скормить ему сразу всех лягушек, которых ему не досталось за последние полгода? – я буквально утопаю в кресле, подобрав под себя ноги.
Тедди раскладывает на полу новые карточки, количество которых устрашающе растет. У него уже есть три Дамблдора, один Парацельс, один Мерлин и – вы только подумайте! – два Снейпа! У Снейпа на карточке такое страдальческое лицо, как будто оригинал при съемке знал, что будут делать с его изображением. Надеюсь, лягушачьи попы как раз приходятся на ваш нос, профессор.
Светлый ковер измазан шоколадом, но Джинни это нисколько не беспокоит. Конечно, ей ведь не приходится оттирать это липкое безобразие при помощи щетки и дурно пахнущих жидкостей. Ха, этот запах мне поначалу даже нравился! Пока я не поняла, что именно от него появляются те милые бабочки, что танцуют у меня перед глазами. С бабочками пришлось расстаться, а убираюсь я с тех пор в маске или просто не пользуюсь специальными средствами. А жаль, бабочки мне нравились…
За окном совсем темно, и я с тоской думаю о том, как здесь тепло и уютно и как не хочется трястись домой на промерзшем автобусе. Можно попросится переночевать, нас оставят с радостью, но тогда завтра придется так рано вставать, что проще совсем не ложиться. Тед наверняка будет спать беспокойно на новом месте и может испугаться, если проснется ночью в незнакомой обстановке. Тут нет его горшка, к которому я приучала его с терпением, достойным увековечивания в мемуарах. Нет его любимой каши с жуками (роль жуков достойно играет изюм, а его фантазии я предпочитаю больше с воспитателями не обсуждать – вдруг, это тоже какая-нибудь «мальчишеская» заморочка, и на меня опять будут смотреть, как будто я единственная, кто не посвящен в таинство мужского бытия).
За всеми этими причинами по-настоящему щемит только одна – я знаю, что больше сюда не вернусь. Надо уметь достойно выходить из игры, даже если играешь в жизнь. Я не могу позволить себе эту дружбу. С друзьями нужно быть на равных, а мне это не дано.
Так что самое время перестать загибаться от тоски и жалости к себе и начать собираться, пока еще не очень поздно. А прогулка вечером на свежем воздухе, как известно, способствует хорошему сну.
- Эй, Тонкс, можно похитить тебя на минутку? – я не успеваю натянуть перчатки, как Гарри хватает меня под локоть и увлекает из дома на веранду, дурашливо подмигивая Джинни.
- Но-но, - Джинни грозит пальцем, - не очень-то усердствуй, у меня всегда есть запасные подслуши!
Мы с хохотом вываливаемся на свежий воздух, и Гарри плотно закрывает дверь, чтобы не сквозило по полу. Когда он поворачивается ко мне, у него такой серьезный вид, что меня так и тянет щелкнуть его по носу, но я сдерживаюсь.
- Привидение увидел?
- Профессор Снейп сказал, ты утратила магию.
- Что?! – мое сердце ухает вниз. Приехали. Так я и знала, что все это мне еще аукнется. – Как он догадался?
Мой голос звучит так жалко, что последние сомнения Гарри тают, как рождественский пудинг.
- По бейсбольной бите, - нехотя признается он. – Если бы ты могла пользоваться палочкой, тебе бы ее хватило для встречи незваных гостей.
Надо же. Значит, знал с самого начала и ничем себя не выдал. И зачем-то рассказал Гарри. Не знаю, какой из этих фактов удивляет меня больше.
- Почему ты нам не сказала?
Ну что за идиотский вопрос, честное слово. Извините, в следующий раз повешу объявление: «Потерялась магия, верните в обмен на десяток килограмм живого веса». Обсуждать это – все равно, что отрубать любимой кошке хвост по частям.
- Возможно, профессор Снейп сумеет помочь. Поговори с ним.
- Опять? – я не верю своим ушам. – Да ты что! Кому это нужно!
- Мне, - он смотрит на меня, как щенок, намочивший ботинок хозяина. – Ты потеряла магию в битве за Хогвартс, когда пришла на помощь мне. Значит, это моя вина.
- У тебя проблемы с головой, Гарри, - убежденно говорю я. – При чем тут ты? Ты не можешь быть в ответе за всех. И потом, Снейп мне ясно дал понять, что мечтает больше никогда меня не видеть.
- Он согласился.
Оппа. Сюрприз номер два. Это было бы интересно, если бы не рвало душу на части.
- Мне просто некогда, Гарри. Я же не могу тащить туда Теда. И шефу я статью должна, - моя гриффиндоркая храбрость, на которую я так уповала в душе, прячется в закоулок под ребрами при мысли, что мне придется обсуждать такую болезненную тему, да еще и с самим Мастером любезностей.
Лицо Гарри светится такой надеждой, что я невольно чувствую себя неблагодарной. Обо мне заботятся, меня упрашивают, а я ломаюсь и придумываю отговорки. Почему бы просто не оставить меня в покое, чтобы мне не приходилось изворачиваться, я и так вынуждена это делать чаще, чем хотелось бы.
- Ладно. Как-нибудь, - сдаюсь я, от всей души надеясь, что «как-нибудь» настанет в следующей жизни.
- Отлично! – он радостно обнимает меня за плечи, и в ту же секунду я чувствую ощутимый рывок и хлесткий ветер в лицо.
***
- Вот паршивец! - шиплю я, кое-как справившись с приступом кашля. Мы стоим посреди неосвещенной узкой улицы. – Я не имела в виду, что согласна встретиться с ним прямо сейчас!
Я уже не помню, когда мне приходилось аппарировать последний раз, и голова раскалывается от боли. Хорошо еще, что меня не расщепило, это с моим-то везением. Вот было бы искушение опробовать на себе маггловскую лечебницу.
- А зачем откладывать? Чем быстрее ты с этим разберешься, тем лучше, - Гарри тащит меня в сторону обочины. – Тонкс, ну не возвращаться же, раз уж мы здесь! Если хочешь, давай я тоже останусь.
- А Тедди? Ему скоро пора спать!
- Джинни о нем позаботится, - он уже стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, втягивает меня в полумрак гостиной.
- Мы пришли, профессор!
Словно из-под земли перед нами вырастает черная тень. Я вздрагиваю, и знакомые насмешливые глаза окидывают меня скептическим взглядом.
- Я не жалуюсь на зрение, Поттер. И впредь будьте столь любезны, здоровайтесь при встрече. Вы еще не удостаивали меня визитом сегодня.
- Добрый вечер, сэр! – смиренным тоном говорит Гарри, пихая меня в бок.
- Добрый вечер…был, - огрызаюсь я и тоже толкаю его в бок, пусть хоть синяк заработает. – Впрочем, это не вы притащили меня сюда, профессор, так что здравствуйте.
- Формальности соблюдены, - холодно отвечает Снейп, учтиво склоняя голову. – Давайте перейдем непосредственно к цели столь неурочного визита.
Глава 6Глава 6.
***
- Гарри сказал, я могу поговорить с вами о моей магии, - я чувствую себя неуютно под его пристальным взглядом. – Мне бы хотелось, чтобы Гарри остался тоже.
Снейп подходит ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своем лице.
- Мне придется задать вам много вопросов. Возможно, неприятных. Вы готовы ответить? – я киваю, и он продолжает, - прежде всего, о чем именно вы хотите поговорить?
- Как ее вернуть. Я хочу вернуть мою магию, - сейчас, когда я произнесла это вслух, я осознаю, как на самом деле мне этого хочется. Так потерявший ноги жаждет бежать навстречу ветру, чувствуя, как тысячи пузырьков наполняют его легкие, так ослепший художник трогает пальцами краски в надежде почувствовать то, что он не в состоянии увидеть. Одно воспоминание о фонтане, бившем в моих венах, заставляет меня улыбаться.
- Что вы испытываете, когда вспоминаете свою магию?
- Радость.
Снейп удовлетворенно кивает и отходит на несколько шагов. Гарри, настороженно наблюдающий за нами, отступает вглубь комнаты и опускается в кресло. Я остаюсь стоять.
- Скажите, Тонкс, вы когда-нибудь слышали о «гончих сердца»?
- Нет.
- Это редкое родовое проклятие, - он стоит чуть поодаль, - доступное только очень сильным магам. И очень темным.
- При чем здесь я?
В ответ тишина, нарушаемая лишь потрескиваньем поленьев в камине. Видимо, вопросы здесь задавать может только один человек, и это отнюдь не я.
- Профессор думает, что в финальной битве в тебя попали именно этим заклятием, - отвечает Гарри вместо него.
На меня это не производит особого впечатления. Одним больше, одним меньше. Спасибо, что не авадой.
- Его суть в том, что из человека постепенно уходит радость, - продолжает Снейп. - Так же, как дементоры, гончие высасывают хорошие воспоминания и при этом лишают способности радоваться. В вашем случае понятия радости и магии очень тесно связаны. Вам не нужно было дожидаться волшебной палочки, чтобы начать колдовать. Вам это было доступно еще до того, как вы научились разговаривать.
- Практически у всех детей бывают выбросы стихийной магии, - пожимаю я плечами, - что с того?
- Это не просто проявление стихийной магии. Вы сами – стихийная магия, Тонкс, каждая частица вашей плоти всегда в движении. Так же, как у вашего сына. Ведь ему не нужно дополнительных усилий, чтобы изменить внешность?
- Пока только цвет волос, - быстро отвечаю я.
- То, чему другие учатся только в школе. А некоторые не могут никогда.
- Я все равно не понимаю, - во мне вскипает раздражение. – Ну, подставилась случайно…
- Профессор думает, что это проклятие предназначалось именно тебе.
Мерлин, когда Поттер успел заделаться думоотводом для Снейпа! Профессор думает то, профессор думает се! Я попросила его остаться, чтобы он поддерживал меня, а не исполнял вторую партию тому, кто так отлично справляется с соло! Раздражение сменяется злостью, и я чувствую, как мое сердце заходится в бешеном ритме, и кровь приливает к вискам и мешает думать.
- Зачем? – зло выплевываю я, зачем я здесь, зачем поддалась на уговоры, зачем трачу время.
- Наконец-то правильный вопрос, - ровным голосом произносит Снейп, скрещивая на груди руки, и до меня не сразу доходит, что он истолковал его по-своему. – Затем, что это должно вас убить, конечно.
- Почему не авадой? Надежнее и быстрее.
- Насчет надежнее – можно поспорить. Но ключевое слово именно быстрее. Вас нельзя убивать быстро, Тонкс. Иначе вы не узнаете ни боли утраты, ни одиночества, ни тоски. А гончих сердца вы будете носить внутри, в своем сердце, пока они по капле будут гнать, вытравливать из вас всю радость. Долго, - его голос звучит все глуше, - очень долго. Столько, сколько будет нужно, чтобы вы почувствовали себя одинокой, ненужной, ущербной. И тогда вы сами себя тихо уничтожите.
Страх впивается в мое сердце жадными ледяными губами. Я ловлю воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.
- Такое внимание к моей скромной персоне, - неужели я еще способна язвить, - кому это было нужно?
- Ваша мать связалась с магглом. Вы перещеголяли ее, родив ребенка от оборотня. В вашей родословной достаточно блюстителей чистоты крови.
- Я еще жива, как видите, - огрызаюсь я, - кстати, живее некоторых.
- Только благодаря вашему сыну, - Снейп делает шаг навстречу, и я чувствую, как леденеют мои пальцы. – Ваши чувства к нему позволили сохранить жизнь, но не магию. Больше вы никого не любите, особенно себя. Вы сознательно отгораживаетесь от мира. Прячетесь по углам, как мышь, вы, здоровая, молодая, красивая девица, лелеете свою ущербность, как…
- Это неправда! - ору я ему в лицо. – Все, все, что вы сказали! Я не жалею себя! Я знаю, что я уродина! Ненавижу! - я замахиваюсь, но он мгновенно перехватывает мои ладони, и резко разворачивает к себе спиной, так, что я нахожусь в кольце собственных рук, а его пальцы с силой сжимают мне запястья. Я извиваюсь, пытаясь вырваться, но он прижимается ко мне всем телом, толкая к стене, пока я не оказываюсь перед зеркалом.
- Смотреть! – шипит он мне в ухо, и отражение его глаз в зеркале горит таким огнем, что мне становится жутко. – Не сметь опускать глаз, глупая вы девица! С чего вы решили, что раньше были лучше?
- Я сама знаю! - выплевываю я двум отражениям в зеркале, - Ремус…
- Ах, Люююпин, - горячий шепот ввинчивается в голову, - конечно, Люпину вы нравились больше, когда напоминали тощего подростка, не так ли? Что еще ему нравилось? Я сам расскажу. Никаких свечей, ламп, никакого света. Волосы покороче. И он брал вас сзади, только сзади, а вы терпели, списывали все на волчью натуру…
- Не ваше дело! - я трясу головой и зажмуриваюсь. Мне трудно дышать, мое горло забили песком. Не может быть, чтобы это происходило со мной.
- И когда был зачат ребенок, он сбежал от вас. Все равно куда – в Орден, к Поттеру, лишь бы подальше. Потому что с животом, с вашими округлившимися формами вы уже никак не могли сойти за мужчину, даже в темноте. И когда Поттер и остальные вынудили его вернуться домой, он никогда к вам больше не притронулся, не так ли, Тонкс?
- Мне надо было кормить ребенка, - губы меня не слушаются, - я так уставала, он меня жалел…
- Профессор…Сэр… - я слышу голос Гарри через пелену чужого обжигающего дыхания, - достаточно, сэр…
- Да, он вас жалел. И ненавидел себя, за то, что загнал вас обоих в этот круг, из которого не было выхода. И на битву в Хогвартсе он прибежал одним из первых, чем вынудил вас бросить собственного сына, которому вы в тот момент были нужнее, чем Поттеру!
- Сэр…Хватит…
- И увидев вас, бросившую ребенка, чтобы быть с ним плечом к плечу перед лицом смерти, он понял, что ему никогда, никогда от вас не вырваться. После такого не бросают. И у него, - я закрываю глаза в изнеможении, чтобы не видеть тень, пляшущую в амальгаме, и я не слышу больше ничего, кроме вкрадчивого шепота, - и у него не остается другого выхода, кроме как подставиться. Пока смерть не разлучит вас…
Хлопает дверь, и кольца на моих запястьях ослабевают. Я сползаю на пол, обхватываю ноги руками и прижимаю горящий лоб к коленям. Весь мой защитный панцирь бежит мелкими трещинками, словно хрупкий наст. Колени мокры от слез. Я не просто плачу, я вою в голос, как раненый зверь. Мне больно. Такую боль не может причинить даже самая изощренная ложь.
Только правда.
Глава 7Глава 7.
Я не знаю, сколько времени прошло.
Когда я отнимаю руки от лица, они все мокрые и липкие, и я вытираю их прямо об ковер. От соприкосновения с ворсом пальцы начинает покалывать.
Мне лучше. Я не знаю, как мне могло стать лучше от того, что человек, которого я привыкла ненавидеть, угадал в моей жизни то, что было спрятано за семью замками, угадал и швырнул мне в лицо, извратив, опоганив… Заставил меня смотреть в это чертово зеркало, когда я уже давно избавилась от них в собственном доме. Вынудил нарушить данное себе обещание не плакать, которым я так гордилась.
Я обвожу комнату глазами – Гарри нет, видимо, это он ушел, когда я слышала, как хлопнула дверь. Снейп стоит у окна, спиной ко мне. Что он может там видеть, только собственное отражение в стекле, на улице совсем темно.
Я сижу на полу, ворс ковра нестерпимо жжет ладони. Мне должно быть больно, но на душе спокойно. Худшее позади. Наверное, мне нужно было, чтобы кто-то сказал это вслух за меня. Правда не перестает быть правдой, хоть и жжет как крупинки соли, щедро всыпанные в мое расхристанное сердце.
- Где Гарри?
- Думаю, его тошнит, - он не поворачивается от окна. - Надеюсь, не на мое крыльцо.
Я поднимаюсь с пола и подхожу к нему. Какое-то время я стою прямо за ним и разглядываю эту черную спину, ссутулившиеся плечи, длинные неопрятные пряди волос – человека, который только что калечил меня словами, бил в самое больное место и точно знал, что я при этом чувствую. Потому что год за годом, каждый день, ежесекундно так же бил и ломал себя, , никого к себе не подпуская, не позволяя себе забыть, нося в своем сердце ее патронуса.
- Зачем вы так со мной? – спрашиваю я, собравшись с духом. Я имею право знать.
Он слегка поворачивает голову, и его лицо кажется совершенно бескровным.
- Гончих сердца нельзя остановить, - отвечает он. - Их можно только опередить.
Я не понимаю, что это значит, и меня раздражает то, как он вполоборота отвечает не мне, а собственному отражению в окне. Осторожно, будто грея ладонь над пламенем свечи, я беру его за руку чуть выше локтя, и он нехотя поворачивается.
- Вы очень сильный человек, Тонкс. Вы отказались от друзей, сбежали от помощи. Вы перестали нравится себе внешне. Но гончие не смогли заставить вас разочароваться в жизни до конца.
- Разве это плохо?
- Они никогда не уходят просто так. Они таятся, набирают силу и выжидают, питаясь тем хорошим, что у вас было до того, как вас прокляли. Вы не смогли бы их победить, цепляясь за прошлое. Мне пришлось лишить их пищи.
- Как это?
- Доведя вас до грани срыва и уничтожив самое лучшее, что у вас было до проклятия.
- Мою любовь к Ремусу?
- Да.
Пальцы невыносимо колет, и я стискиваю их еще сильнее.
- Как вы…Как Гарри мог так поступить по отношению к Ремусу? К памяти о нем?
- Это лучшее, что он мог сделать для Люпина. Дать вам шанс.
Я стараюсь заглянуть ему прямо в глаза, как будто именно там заключен ответ на последний вопрос, который я намереваюсь задать.
- И теперь я справлюсь?
- Вы уже справились. Руки, Тонкс! – раздраженно бросает он, и я резко отдергиваю от него руку.
С минуту он сверлит меня взглядом, а я проклинаю себя, чувствуя, как трясутся коленки. Зачем было вторгаться в его личное пространство, Снейпу лучше задавать вопросы, находясь на безопасном расстоянии. По камину, с задней парты, из соседней комнаты – откуда угодно, но соблюдая дистанцию, и чем больше, тем лучше.
- Хаффлпафф, не иначе, - со вздохом произносит он, насладившись моим смятением. – Руки, Тонкс. Что вы чувствуете?
- Колет, - одними губами отвечаю я.
Спустя мгновение весь мир мне мал.
***
Природа метаморфов, благодаря нестабильному состоянию плоти, помогает нам имитировать форму любого существа. Мы с легкостью повторяем контуры, фактуру и цвет в точности такими, какими мы их запомнили. Способность к перевоплощению не доставляет нам никаких неудобств. За одним исключением - мы более остро воспринимаем тактильные контакты ладонями, где находится наибольшее скопление нервных и энергетических точек. Те, кого мы касаемся пальцами, тоже чувствуют непрерывное движение частиц наших тел.
Поэтому никогда, с самого детства, я не выхожу на улицу без перчаток.
И то, что мои пальцы невыносимо колет от нежного ворса ковра, и еще больше – от теплого тела, скрытого плотной тканью рубашки, означает…
Магия вернулась.
***
Каждый новый вдох отзывается болью во всем теле. Теперь уже не только ладони, все мое тело горит, и я чувствую, как под кожей взрываются крошечные звезды, выпуская мою силу на свободу, увлекая ее по венам, кружа в стремительном ритме. Дышать трудно, нестерпимо колко, но я со всей силой втягиваю в себя воздух, и он заполняет собой лабиринты моих вен.
Сила духа и слабость тела – я словно во хмелю. Я могу раскинуть руки и обнять весь мир, но при этом меня не держат ослабшие ноги.
Перед глазами вспыхивают и уносятся прочь обрывки видений, неяркие, подернутые изморозью, но изумительно четкие. Я ловлю их, пытаясь удержать, но они ускользают, дразня, а потом вдруг возвращаются, складываясь в единую картинку. И в этот момент, когда я ее вижу и все понимаю, я отрываюсь от земли и взлетаю - прикрыв глаза от блаженной легкости, успев удивиться, почему вдруг так стремительно приближается пол.
Меня подхватывают чьи-то сильные руки, и мое тело обмякает них. Сквозь полуопущенные веки я вижу глаза – пронзительные, волшебные, родные, словно на меня глядит сам Бог, и я боюсь моргнуть и даже дышать, боюсь, что они растворятся в воздухе. Мне хочется дотронуться до них, но я помню, что не могу провести по ним пальцем, нельзя, нельзя, это отпугнет, это не всегда приятно…
- Не торопитесь, Тонкс, - говорит мне глубокий, обволакивающий голос, и желание прикоснуться становится невыносимым.
- Не буду, - честно отвечаю я и изо всех сил тянусь губами к черным ресницам.
И я держу свое слово.
***
Я не тороплюсь. Мои губы едва касаются уголка века, медленно скользят к беззащитной мочке уха, оставляя влажную дорожку на коже, и бесконечно долго спускаются к неподатливым узким губам.
- Подождите, - хрипло произносит он, отстраняясь, - это , возможно, побочное действие, это пройдет…
- Черта с два! – в груди так тепло и тесно, и я запускаю руку ему под рубашку и чувствую, как бегут волны по его телу от моих прикосновений. Нестабильные частицы, мягкие колебания, теплое дуновение – все, что пугает тех, кто к этому не готов. Но не его, он ведь знает, кто я, и не я не в силах отнять свою ладонь от прохладной кожи.
- Тонкс, - он отрывает меня от себя и смотрит прямо в душу, и душа сходит с ума. – Тонкс, вы будете об этом жалеть. Вы не все знаете.
- Да все я знаю, - я возвращаю ладонь на ее законное место под его рубашкой, туда, где так бешено колотится сердце в такт моим волнам. – Вы все подстроили. Я вспомнила лицо водителя грузовика. Я сломаю об него биту, когда он вернется.
Глава 8Глава 8.
- Сейчас заявится Поттер.
От заявления Северуса я подскакиваю, словно мне под известное место угодил уголек из камина, и начинаю судорожно шарить по полу в поисках одежды.
- С чего ты взял? – я накидываю платье и быстро застегиваю пуговицы, путаясь в очередности. В комнате совсем темно, ни дракла не видно, к тому же зудящие пальцы плохо слушаются.
- Он всегда появляется в самый неподходящий момент.
- Фу ты, - выдыхаю я, - я уж думала…
Я не успеваю договорить, как дверь осторожно приоткрывается, и в проеме застывает четко очерченный вихрастый силуэт.
- Черт! – взвизгиваю я.
- А…Нет, это Гарри… - он мнется на пороге, видимо, решая, стоит ли ему заходить внутрь. Небось взвешивает шансы, успела ли я порешить его любимого профессора, раз уж, судя по голосу, сама точно осталась в живых.
- Гарри Поттер! – рычу я голосом, от которого раньше даже Муди застывал на пару секунд. – Стой, где стоишь, и жди, пока я сгоняю домой за бейсбольной битой!
Снейп хмыкает, и у Гарри вырывается вздох облегчения. Да жив твой герой, жив, я его и пальцем не тронула…почти.
- Тут это… Спонтанный выброс магии, очень сильный, - он явно торопится нас предупредить, глотая окончания слов.
- Мы знаем, - слышу я ровный голос откуда-то сзади, и мое сердце от этого «мы» тает, как мороженое на грушевом штруделе.
- Его наверняка заметили. Надо поторопиться, если…
- Гарри! Я так и знала! – в проеме появляется еще один силуэт. – Ну и темнота тут у вас! Люмос! – я зажмуриваюсь от залившего комнату света, а когда темные пятна перестают плясать перед глазами, я вижу Джинни, счищающую что-то со свитера мужа. – Добрый вечер, профессор! Тонкс, виделись! Не волнуйся, Тед с мамой! – она деловито проходит к камину мимо изумленного Снейпа.
Сосредоточенно исчертив камин взмахами палочки, она выуживает из кармана горсть порошка.
- Мама! - она сует голову в камин, - ну, где ты там? С ним все в порядке! Я профессора Снейпа имею в виду!
- Хвала Мерлину! – в камине из зеленого пламени появляется голова Молли. – Северус, дорогой, мы так переволновались! Выброс такой силы и прямо над твоим домом! Ой, Тонкс, мне так нравится твой новый стиль! Немного легковато для октября, ты не находишь? Артур, Артур, - она на секунду исчезает, хотя голос отчетливо слышен. – С ним все хорошо! Иди успокой Кингсли!
- Кингсли… - разъяренный шепот рассекает воздух, и я боюсь даже повернуться. Громкость голоса зельевара обратно пропорциональна степени его ярости – эта аксиома усвоена нами еще со времен чистки котлов на отработках. – Поттер, потрудитесь объяснить.
- Я никому не говорил, - Гарри краснеет и смотрит на меня, ища поддержки, однако спустя секунду его уши становятся совсем малиновыми. – Только Джинни. Она и так знала, она пришла в себя тогда, когда вы ее лечили…
- Я сказала только маме, - пожимает плечами Джин. – У меня нет от нее секретов. Я понятия не имела, что она расскажет папе.
- Все отлично, - снова высовывается из камина Молли. – Артур предупредил Кингсли, а он послал патронуса Минерве, а то уж они с Хуч собрались сюда лететь на подмогу… Твой малыш совершенно очарователен, милая! Я жду всех через полчаса на пирог с голубикой. Северус, не вздумай отказаться, посмотри на себя, кожа да кости! – и она исчезает в камине.
- Поттер! – в стоне Снейпа явно слышны нотки отчаяния. – Спуститесь в лабораторию, вторая полка от окна, черный флакон. Выпейте сами!
- Ну уж нет! – встреваю я. – Я с ним еще за грузовик не рассчиталась!
- Понятия не имею, о чем вы, - пожимает плечами Джинни, - но я первая в очереди, за то, что он бросил меня без предупреждения и удрал с другой. И для начала я заберу его переодеться, не хочется испачкаться, пока я буду его убивать. Милый, ты что, упал в ведро с отбросами? - и подхватив Гарри под руку, она выпархивает с ним за дверь.
***
Мы снова остаемся вдвоем, и легкость, порхавшая внутри, оседает мятным холодком. Я боюсь к нему повернуться, мне страшно посмотреть ему в глаза при свете. Что, если в них насмешка или презрение… Или колкая, льдистая тоска по той, ушедшей. Или отсутствие эмоций, вечная, привычная маска, под которой не разглядеть, что он чувствует. То, что казалось таким правильным, таким желанным и волшебным полчаса назад, что, если это все совсем не так для него?
Ладно, Тонкс, ты уже взрослая девочка. Он тебе ни кната не обещал. А, может, пообещал бы, - вкрадчиво нашептывает голос в голове. Он не успел просто, так активно ты его…соблазняла. Иди ты, - шиплю я в ответ, мне еще только голосов в голове не хватало. Нет, что мы за существа, женщины. В нас нельзя вселять надежду, ее потом за все золото Гринготтса не отнять.
Теплая сильная ладонь ложится мне на талию, властно притягивает к себе, и бархатный глубокий голос, от которого все переворачивается внутри, влажно шепчет мне в ухо:
- Тонкс, я не очень понял, куда я должен идти, но может ты вернешь мне рубашку?
Ох, так вот что имела в виду Молли под моим новым стилем!
***
Я лежу, устроившись на его плече, и чьи-то волосы, мои или его, щекочут мне щеку. Я думаю о том, что мне пришлось пережить сегодня, и сердце мое плачет слезами феникса: нечто очень дорогое утрачено, сожжено, но из горстки пепла зарождается новая жизнь. Иногда, чтобы спасти руку, приходится отсечь палец.
- Как вы все просчитали? – спрашиваю я.
Рука под моей головой слегка напрягается, и я легонько веду пальцами по впалому животу.
- Не переоценивай мои усилия, - негромко отвечает он.
- Я так и думала. Альбус воспитал себе достойного преемника. Осталось подарить ему новую оправу, - я легонько дую, чтобы убрать волосы с щеки, - мне надо забрать Теда. Ты пойдешь туда?
- Придется. Нужно выяснить, кто в магическом сообществе еще считает, что я мертв, - его голос звучит совсем глухо, и что-то замирает у меня внутри. Неужели он так переживает о том, чтобы никто не вторгался в его персональный мир, не потревожил его свободу.
- Я не собираюсь никому говорить, если тебя это утешит, - до его сарказма мне далеко, но уж как умею.
- Тонкс, - его дыхание обжигает мне шею, - можешь хоть в «Пророке» напечатать, потому что если ты немедленно не уберешь руки, я точно умру.
Мой страх рассыпается тысячей звонких колокольчиков.
- Ты это заслужил! – авторитетно объявляю я.
***
Мы опаздываем совсем ненадолго. Или надолго? Все сидят за столом, похоже, довольно давно - лица раскраснелись, блюдо в центре стола заботливо укутано полотняной салфеткой. При виде нас, застывших в проеме, его – бледного, и меня – пунцовой, словно я впитала все его краски, люди за столом резко умолкают. Бог ты мой, я успела забыть, как их много, таких родных, близких, они все сливаются в одно сплошное улыбающееся пятно.
- Северус! – нарушает тишину хозяин дома, вставая нам навстречу. – А ты хитер, как всегда! Где ты столько времени прятал нашу красавицу? Или наоборот, а, Тонкс?
- Мы вообще первый раз сегодня увиделись, - вру я наспех, чтобы выручить не себя – его. Чтобы уйти от этих расспросов или хотя бы выиграть время, чтобы он успел придумать что-нибудь стоящее, из нас двоих не я виртуоз подобных дел.
- Ну как же, милая, - Молли улыбается и – о, ужас! – подмигивает. Если бы я могла, я покраснела бы еще гуще, но даже у метаморфов есть пределы возможностей. – Тедди нам все рассказал, - она гладит по голове моего сына, - и он ведь не расстается со своей подружкой…Мы даже покормили ее солью.
Тед вытягивает вперед ладошку, и я вижу полосатую кошку, довольно свернувшуюся клубочком. И я вспоминаю все: и биту, и злосчастную «Голубую корову», и мокродавок, и снейповскую рубашку - и все это неудержимо рвется из меня, как пробка из сливочного пива. Я смеюсь, нет, я хохочу в полный голос, до колик, хватаясь за стену, чтобы не упасть от сгибающего меня пополам смеха. Я слышу тоненькое прысканье Тедди, которое присоединяется к моему, и грохочущие раскаты Кингсли, и хихиканье Джинни, и заливистое повизгивание Молли… И даже фырканье в правое ухо и что-то вроде «Мерлин, эта женщина все время смеется».
Я смеюсь и не хочу останавливаться.
Потому что пока мы носим смех в наших сердцах, никаким гончим не догнать полосатых кошек.
The end.
