Признание в любви

Глава 1

Тонкая линия, иссиня-чёрная, маслянисто блестит на желтоватом пергаменте. Как она здесь оказалась? Он и не заметил… Вряд ли профессор Биннс просил что-нибудь зарисовать на полях конспекта.
Времени – три часа пополудни. Самая жестокая пытка – История Магии в послеобеденное время! Впрочем, этим предметом не насладиться ни спросонья, с утра, ни перед обедом: на первом занятии неудержимо клонит обратно в сон, затем начинает сводить желудок, несмотря на отличный завтрак… Сейчас послеобеденная лень полностью овладела обычно непоседливым гриффиндорцем. Придумать новую шутку? Нет, не охота: ни одной идеи нет в голове. У профессора Биннса на лекции даже майские бодрые мухи готовы добровольно отправиться в спячку.
Между тем пальцы, сжимающие перо, сами знают, чем им заняться: рядом с первой извилистой линией появилась вторая. Да, так намного лучше: уже о чём-то даже напоминают аккуратные завитки на полях. Можно поднапрячь свою фантазию, или толкнуть задремавшего товарища в бок и вместе с ним представлять, чем могла бы стать завитушка. До конца занятия ещё целых полчаса…
Он поднял голову, с наслаждением распрямляя усталую шею. Однокурсники развлекают себя, кто как умеет. Самые прилежные, и те углубились в книги, лишь изредка вежливо кивая в такт монотонной речи профессора. Делают вид, что слушают – хе! Будто не видно! Студенты Хогвартса сидят на своих скамьях… Студенты Хогвартса при этом полностью отсутствуют на занятии. Нужно быть профессором Биннсом, чтобы не замечать столь очевидных вещей…
Взгляд рассеянно скользит по пыльным стенам, стеллажам, полным свитков, которых много лет не касалась ничья рука – одни домовые эльфы бережно стирают с них пыль. Это не библиотека – так, всего лишь личный архив профессора, включающий эссе студентов, порой бездарные, как сами лекции. Тяжёлые портьеры перекрывают потоки жаркого майского солнца, но оно продолжает упорно просачиваться во все щели, разбрасывая по аудитории золотистые полоски и озорные пятнышки… Вот, Лесли Уотс уже приручил маленького солнечного зайчика, и теперь незаметно направляет его кончиком палочки из-под парты… Зайчик послушно прыгает, принимает забавные формы, и соседям по столу сложно сдержать смех. Главное, не обратить на себя внимание профессора Биннса…
Рука тем временем продолжает водить пером по пергаменту. Завитушки превратились в симпатичный, игривый локон, обрамляющий аккуратное личико. Джеймс улыбнулся. Нет, только он может здесь углядеть портретное сходство!!!
Теперь уже сосредоточенно и упрямо Джеймс уходит в рисунок. Благо, до оригинала рукой подать: вот, наискосок, чуточку впереди – как раз удобно, чтобы довести все линии до полного совершенства.
Джеймс Поттер заканчивает рисунок и, сам не зная, что делает, осторожно касается жёлтоватой страницы палочкой. Рисунок оживает: девушка на портрете ахает и отскакивает. Край листа! Какая досада! Девушка поправляет гриффиндорский галстучек, решительно передёргивает плечами и показывает Джеймсу язык.
Джеймс Поттер вздыхает. До конца лекции остаётся двадцать минут…
И вдруг его осеняет, и голос профессора Биннса на заднем фоне не имеет никакого значения: Джеймс лихорадочно водит пером по пергаменту, зажав палочку в левой ладони, которая внезапно покрылась холодной испариной. Вот дерево, возле которого они так часто собираются с друзьями. Вот берег озера. А вот и он сам: возможно, чуть красивее, чем в жизни, сам залихвацки закидывает концы шарфа за спину, красуясь перед нарисованной Лили.
«Привет», - выводит кончик пера возле Джеймса, и его губы шевелятся в такт.
Нарисованная Лили не отвечает.
Джеймс-настоящий сердится, кусает губы. Питер, заметив, что друг чем-то обеспокоен, тянет к его листку короткую шею. И – получает ощутимый тычок острым локтём под рёбра: не суйся, когда не просят! Питер обиженно хмыкает, но отодвигается и сидит дальше как на иголках, сгорая от любопытства. Ничего, говорит себе Джеймс. После урока они, как всегда, разберутся и договорятся.
Тем временем там, на листочке, в нарисованном мире, без комментариев со стороны всё идёт своим чередом. Вот он уже просто стоит перед ней, не красуясь: полы мантии откинуты в стороны, руки от смущения засунуты глубоко в карманы брюк; он стоит, покачиваясь с пятки на носок и наклонив голову чуть набок, как будто просит: «Ты ведь не скажешь «нет»?»
А что Лили? Она прислонилась к дереву, почти спряталась за него… Нет, вот уже выходит, и тоже наклоняет голову, отвечает что-то. Жаль, только звука нет: Джеймс не умеет делать картинки, которые разговаривают вслух… А нарисованный двойник берёт её за руку и ведёт к озеру. И она соглашается с ним пойти. Он срывает с себя мантию и галантно расстилает её на траве перед девушкой. Она смеётся и садится на самый край. Он откидывается навзничь и тянет девушку за собой, и вот уже нарисованные Джеймс и Лили лежат голова к голове, как две звезды, едва соприкоснувшиеся лучами. Губы их двигаются – неслышимые остальным, эти двое наконец-то нашли друг для друга единственные верные слова…
- Эй, Сохатый, ты там не уснул?
Сириус безжалостно выдёргивает друга из видения, не глядя сворачивает его пергамент, однако Питер успевает пискнуть:
- Он весь урок там что-то рисовал и не показывал!
Сириус разворачивает лист обратно. Ему хватает нескольких секунд, чтобы всё понять. Он подмигивает Джеймсу и хлопает его по плечу. Прежде, чем тот успевает ответить, Сириус превращает пергамент в изящную маленькую птицу, которая планирует точно в руки Лили. Всё происходит так быстро, что Джеймс не успевает ни понять, ни возмутиться, ни обидеться. Лили разворачивает послание и видит два силуэта, сидящих на берегу озера. Да, разумеется – на расстоянии вытянутых рук; только пальцы нежно и крепко переплелись.
Лили растеряна. Лили изумлена. Лили решительна: в конце концов, всё всем давно уже ясно. Лили вытаскивает из сумки только что спрятанное перо – и аккуратным, мелким и округлым почерком, отвечает: «Сегодня, в пять вечера, там». Превращает пергамент в птичку и уверенным шагом выходит.
А нарисованный Джеймс подмигивает настоящему и вовсю прижимает к себе нарисованную Лили.