Ad interim автора Lanstone    закончен   Оценка фанфика
О переездах в другие города, новых знакомствах и дружбе. О возвращении собственного я, попытках разобраться в множестве проблем, о понимании, что не всё в этой жизни можно пустить на самотек. О странных ситуациях, диагнозах, золотой пыли и преобразовании. О том, что у каждого в жизни свой Абсолют. Ad interim - латинская фраза, трактующаяся как «в течение некоторого времени» или же «временный».
Mир Гарри Поттера: Гарри Поттер
Блисс Бромлей, Драко Малфой, Панси Паркинсон, Блейз Забини, Кормак МакЛагген
Приключения, Любовный роман, Детектив || гет || PG-13 || Размер: макси || Глав: 96 || Прочитано: 76040 || Отзывов: 16 || Подписано: 43
Предупреждения: ООС, AU
Начало: 11.01.13 || Обновление: 03.12.17

Ad interim

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Человек, не имеющий значения


Видео-трейлер к фанфику - http://www.youtube.com/watch?v=tPxks4qnOeU

Aesthetics и обложки - https://www.flickr.com/photos/138284997@N04/


- Может, мы точки странного притяжения?
- Странное притяжение?
- Это физическое явление. Всё во вселенной имеет магнетический заряд, так? Странное притяжение создается частицами, которые абсолютно разные, но вместе становятся чрезвычайно мощными. Мы можем быть такими.©





Доктор Франц всегда говорил правильные, серьёзные, умные вещи. Все те нестерпимо серьёзные, нестерпимо правильные, нестерпимо умные вещи, которые обязательно говорят взрослым, когда пытаются их лечить, когда пытаются вернуть их на путь истинный и показать, что жизнь - относительно неплохая штука.

Мимолетное легче. Не всегда лучше. Никогда - не вспоминать всю фразу целиком. Не ненавидеть доктора Франца.

Доктор Франц хороший человек.

Доктор Франц такого не заслужил.

Доктор Франц так сильно, так щемяще, невыразимо искренне, пытался ей помочь. У доктора Франца это получилось.

Блисс, надев тёмные очки и перехватив чемодан поудобнее, прошла на стойку сдачи багажа, мельком посмотрев на часы - всё было прекрасно. Она не опаздывала.

Потенциально - не опаздывала.

Сдав багаж, купив себе кофе, и, в очередной раз посмотрев на часы, Блисс вышла из здания аэропорта.

Аэропорт Шарль-де-Голль жил своей собственной жизнью, был подвластен исключительно своему расписанию: отовсюду слышались приятные голоса, возвещающие о начале посадки, неправильно припаркованных машинах, отменах рейсов, заканчивающихся регистрациях, потерявшихся детях.

Если стоять близко к двери, ведущей в аэропорт, можно было услышать стук многочисленных каблуков, что проходили по белоснежному полу, скрип колесиков чемоданов, приглушенные голоса и громкий смех.

Если закрыть глаза и прислушаться ещё сильнее, можно было услышать, как с противоположной стороны аэропортов в небо, отрываясь от земли, взлетали самолёты.

На самом деле, это было скорее представление того звука.

- Я могу вас побеспокоить? - послышался голос над головой.

Блисс открыла глаза - солнце мягко пробивалось сквозь тёмные очки, а голубое небо над головой, после черноты перед глазами, не замаливали даже стёкла.

Красивое сегодня было небо: чистое, яркое, похожее на море в его лучшие, освещаемые солнцем дни.

- Да, разумеется, - ответила Блисс, снимая очки и улыбаясь. - Вы хотели спросить о чем-то?

- Хотел спросить, будет ли у вас зажигалка, - мужчина, подтянутый, сухой, с сединой в волосах, виновато улыбался. - Если я вас обидел - то, прошу вас, извините. Вы не выглядите как человек, который курит, но всё может быть.

- Вы тоже не выглядите как человек, который курит, - усмехнулась Блисс, роясь в сумке. Спустя несколько минут она достала четыре зажигалки. - Пожалуйста. Можете оставить их себе.

- Неожиданно, - сказал мужчина, впрочем, забирая только одну зажигалку. Блисс пожала плечами и забросила остальные в сумку. - Вы, верно, одна из тех, кто всё время теряет зажигалки? Я вот, к несчастью, отношусь к тем людям, для которых зажигалка является дорогим подарком. Забыл заправить перед дорогой, и теперь донимаю молодых девушек.

- Не переживайте, у меня много времени, - засмеялась Блисс. - И я, скорее, отношусь к тем людям, которые таскают зажигалки своего отца, пряча их в сумки или выкидывая в первый же момент.

- Значит, я не зря извинялся, вы всё же ярая противница, - сказал мужчина, пытаясь развернуться так, чтобы ветер не погасил огонь.

- Нет, что вы, - Блисс снова ему улыбнулась и покачала головой. - Дело именно в моём отце. Точнее, в состоянии его легких.

- А что не так с его легкими? - нахмурился мужчина. - Надеюсь, речь не о чём то серьёзном?

- Поверьте, мне нет дела до того, как часто, по каким причинам и почему вообще курил мой отец, - усмехнулась Блисс. - Что вы на меня так смотрите? До недавнего времени я считала, что он полностью здоров. А потом оказалось, что одно его легкое работает, как часы, а второе отказало на тридцать процентов. Пришлось применять радикальные меры.

- То есть, будь с его здоровьем всё хорошо, вы бы не стали брать его зажигалки и применять радикальные меры? - уточнил мужчина.

- Зачем? - пожала плечами Блисс. - Он взрослый человек, и в состоянии сам решить, что ему нужно, а что - нет. Признайтесь, вас тоже раздражают такие люди.

- Те самые люди, которые считают смыслом своей жизни доказать то, что, по их мнению, является правильным? - понимающе улыбнулся мужчина. - В таком случае, ваша ситуация палка о двух концах.

- Моя ситуация - не более чем забота дочери о своём отце, причём та забота, за которую мне благодарны, - немного резче, чем следовало бы, ответила Блисс. - Прошу прощения. Сложный день.

- Вы были на отдыхе? - спросил мужчина. - И как вам в Париже? Посмотрели на Эйфелеву башню, сходили в Лувр?

Блисс рассмеялась, громко, заливисто, не в силах остановиться сразу же. Когда она успокоилась, то сказала:

- Я всю жизнь прожила во Франции, и, как вы можете предположить, мне приходилось бывать в Париже.

- Значит, вы точно не были в Лувре.

- И точно так же не видела Эйфелеву башню!

Теперь засмеялся мужчина: тихо, по-доброму, слегка покашливая.

- Честно говоря, я думал вы итальянка. Или испанка. Или, простите, если снова оскорблю вас, еврейка.

- Что меня выдало, нос?

Мужчина снова рассмеялся.

- И где же вы жили, во Франции?

- В Салон-де-Провансе.

- Салон-де-Прованс? - повторил мужчина. - Первый раз слышу об этом городе. Даже близко ничего похожего не могу припомнить.

- Неудивительно, - вздохнула Блисс. - О городе, в котором живет меньше пятидесяти тысяч человек, знают только те, кто непосредственно там живёт.

- Представляю, как скучно вам жилось, - посочувствовал мужчина.

Блисс приложила все усилия для того, чтобы не выдать своего веселья. И мимолетной, но быстро прошедшей грусти.

- Боюсь, вы даже представить себе не можете.

- Получается, отдыхать вы едете сейчас?

- Нет, - покачала головой Блисс, отпивая кофе.

С каждой минутой солнце сияло всё ярче, звуки из аэропорта становились всё громче, а странный парень, стоявший спиной к Блисс, полностью перевесился за перила и смотрел на город, распластанный вдалеке.

- Англия - последнее место на этой земле, которое я выбрала бы для отдыха, - вернувшись к разговору, ответила Блисс.

- Полностью с вами согласен. Но, может быть, это всё оттого, что я живу в Лондоне.

- О, - Блисс понимающе на него взглянула. - И что с ним, с Лондоном?

- Большой. Дожди.

- А если менее стереотипно? Серьёзно, как там с погодой? Не верю, что с погодой Лондона, или всей Англии, может быть так плохо.

- Совсем скоро вы туда приедете, - сказал мужчина. - Там и узнаете. Вы тоже будете жить в Лондоне?

- Нет, я еду в Бирмингем. Но в Лондоне мне тоже придётся побывать, в конце концов, там находится дверь в мою новую школу.

- То-то я раздумывал над тем, почему вы такая меланхоличная! - воскликнул мужчина. - Новая школа, сложный переезд, прощание со старой жизнью и, конечно же, друзьями.

- Да, - Блисс снова рассмеялась, пытаясь понять, почему её смех больше походил на истерику. - Всё именно так и есть.

- Посмотрите на этой с другой стороны, - утешающе сказал мужчина. - Возможно, это начало нового, прекрасного приключения. Сколько вам, семнадцать?

- Шестнадцать. Семнадцать исполнится только зимой.

- Тогда, тем более, ведь вы так молоды! Вас обязательно будет ждать прекрасное приключение, полное тайн, опасностей и, конечно же, большой любви.

- У меня своеобразные понятия о хорошем приключении, и они в корне отличаются от ваших, - усмехнулась Блисс.

- И какое же приключение было бы самым лучшим для вас?

- То самое, где стояло солнце, туман полностью исчез с улиц, и в тот самый день, в который начинаются все приключения, ничего не произошло.

- Но из таких историй не сделаешь легенду, - вздохнул мужчина.

- Да? А я бы хотела, чтобы все легенды начинались вот так.

- Но это было бы скучно.

- Но легенды невозможны без людей. И пусть лучше людям из этих легенд будет скучно, но они будут счастливы.

- А как же любовь? - хитро прищурившись, спросил мужчина. - Она входит в ваши понятия о «не скучно»?

- Почему нет, - пожала плечами Блисс. - В этом мире возможно всё.

- Выходит, в Салон-де-Провансе не было человека, в которого вы были влюблены?

Блисс задумалась, пытаясь припомнить что-то смутное. И зачем она это делала? Прекрасно же знала ответ.

- Нет. Я никогда не была влюблена.

- Прошу прощения?

Блисс повернула голову в сторону, невольно прикрывая глаза. Перед непосредственным разговором с человеком, нужно было обязательно снимать тёмные очки, таковы были элементарные правила приличия и вежливости. Но глаза сушило нещадно, и косые лучи солнца совершенно не помогали с этим справляться.

- Вы что-то хотели? - вежливо спросила Блисс.

- Да, - кивнул парень, указывая на её бумажный стаканчик. - Где вы раздобыли кофе? Я оббегал весь первый этаж, но так и не нашёл ничего похожего.

- Так поднимитесь на второй.

- Вы правы, - отрешенно кивнул парень, потирая глаза. - Нужно было догадаться. Спасибо.

Он уже почти скрылся в дверях аэропорта, но Блисс, по-прежнему его рассматривая, сказала:

- Остановись на секунду.

Парень остановился, повернувшись к ней лицом. Блисс подняла руки, словно фотографировала. И сделала воображаемый снимок.

- Теперь можешь идти.

Парень заторможено кивнул и скрылся, пройдя в прозрачные двери.

- Выходит, вы фотографируете?

- Нет, вы снова не отгадали, - засмеялась Блисс. - Рисую, когда выпадает свободная минутка. И стараюсь рисовать, когда нет свободных.

- Значит, вы это очень любите.

- Пожалуй.

- Нарисуете меня, когда вернетесь домой?

- Вряд ли, - честно ответила Блисс. - Я рисую только то, что меня вдохновляет.

- Выходит, вдохновляет вас молодость?

- Да, - призналась Блисс. - В большинстве случаев - именно она.

- Осторожно. Если молодость вдохновляет вас сейчас, то что же будет, когда вы станете старше.

Блисс задумалась над его словами; Блисс посмотрела на часы в тридцать шестой раз. Это было не вежливо - смотреть на часы при разговоре, но она надеялась, что мужчину это не обидит. Лучше перестраховаться, чем бегать по аэропорту в поисках стойки регистрации и раздумывать о том, что самолёт может улететь без тебя.


- Вам никогда не казалось, что взрослыми нас делает не сам факт взросления, а то, что происходит в наших жизнях? - неожиданно спросила Блисс.

Для неё самой этот вопрос был неожиданным, потому что сама она в это с трудом верила.

- Когда был молодым - думал.

- А что произошло потом?

- Мне исполнилось тридцать, потом - сорок, а потом пятьдесят.

Блисс сочувствующе на него посмотрела.

- Это грустно? Взрослеть?

- Это случается. А все неотвратимые вещи, как правило, всегда в чем-то грустны. Но не переживайте! Мне кажется, вы снова погрустнели. Не смотря на всё, в жизни всегда остаются вещи, которые вызывают любовь к этому миру.

- Как интересно, - сцепив руки в замок и положив на них подбородок, сказала Блисс. - И что любите вы? Лондон?

- Вам ответить честно?

- Если вам не сложно.

Немного помявшись, мужчина сказал:

- Я люблю виски и себя. А Лондон я просто терплю.

- О мой бог, - уткнувшись лицом в ладони, засмеялась Блисс. - Вы мне кое-кого напоминаете.

- Вот как? И кого же?

- Одного человека. Девушку. Она любила себя и терпела меня. Хотя, знаете, может быть, она и себя не любила. А вот терпеть меня ей приходилось.

Блисс задумалась над своими словами. Зачем она сказала это? Эффект попутчика играл с ней разные шутки, но она никогда никому не лгала о том, кто она есть и что с ней происходило.

Не было никакой девушки, которая её терпела. Если, конечно, не брать во внимание её мать, но Блисс знала, что точно не говорила о ней.

Блисс вздохнула, посмотрев мимо этого мужчины, на серые и тёмно-зеленые полосы города, на небо. Ох уж этот эффект попутчика. Ох уж эта...

Вибрация телефона заставила Блисс вздрогнуть и полезть в сумку. Достав телефон и, едва не уронив его, Блисс нажала на кнопку вызова.

- Папа? - удивилась Блисс. - В чём дело? Мой рейс только через два часа.

- Блисс, птичка, у твоего рейса изменения в расписании! - закричал он, и Блисс услышала странный грохот на заднем плане. - Господа, если хотя бы одна статуэтка моей жены пострадает, то вы будете говорить с ней, а не со мной.

- Рабочие уже познакомились с мамой? - спросила Блисс.

- К несчастью, - мрачно пробормотал Филипп. - В какой-то момент они решили отказаться от денег и просто уехать, но, сама понимаешь, дорогу им перегородила твоя мать.

- Не переживай, хорошо? У вас прямо как в том фильме.

- В каком фильме, птичка? - тепло засмеялся Филипп.

- В тот самом, где хороший коп и плохой коп. Мы много таких фильмов посмотрели.

- Думаю, в чём-то ты права, - признал Филипп, и Блисс снова услышала грохот. - Что это за коробка? Мерлин милостивый. Если вы разбили хоть одну склянку из этой коробки - я разобью вас всех, и каждый из вас будет искренне считать, что так было всю жизнь!

- Зелья?

- Зелья, - подтвердил её догадку Филипп. - Блисс, рейс! Немедленно найди табло и посмотри расписание, потом - позвонишь, когда пройдёшь регистрацию - позвонишь, когда сядешь в самолёт - позвонишь, когда приземлишься - тебя будет встречать Уилл. Опоздаешь на самолёт - ты знаешь, что тебя ждёт.

- Папа, не говори это страшное слово!

- Аппарация, - зловеще прошептал Филипп и повесил трубку.

Блисс, кинув телефон в сумку, вскочила на ноги и, махнув мужчине, сказала:

- Было приятно познакомиться.

- Мне тоже было приятно общаться с вами, - заверил её мужчина. - Как же это называется... человек, не имеющий значения?

- Эффект попутчика, - поправила его Блисс. - Но ваш вариант тоже имеет право на существование.

Если вернутся на пятнадцать минут назад, можно кое-что вспомнить; можно вспомнить того парня, который спросил о местонахождении кофе.

Можно вспомнить, что перед тем, как скрыться за стеклянными дверьми, он сказал «кажется, это был Бирмингем».

Если всё сопоставить, и постараться придать выражению лица менее испуганное выражение, потому что рейс действительно перенесли, то не только у Блисс были проблемы.

До окончания регистрации оставалось десять минут. У неё были проблемы. У парня, который находился в этом аэропорту, тоже были проблемы.

Блисс поднялась на второй этаж, и, побегав несколько минут, всё же его обнаружила. Он сидел рядом с панорамным окном, смотрел на вид, простилающийся внизу, и неспешно пил кофе.

- Привет, - Блисс тронула его за плечо, заставив обернуться. - Помнишь меня?

Парень несколько секунд неуверенно смотрел на неё, после чего кивнул.

- Рейс в Бирмингем перенесли на час. Неужели ты не слышал?

- Я задумался, наверное, - признался парень. - Подожди. Перенесли? Ты серьёзно?

- Да. Регистрация заканчивается через десять минут, а нам ещё нужно добежать до нужных путей, и неизвестно, в каком конце они окажутся.

- Хорошо, - ошарашенно кивнул парень, залпом допивая кофе. - Подожди, но как ты...

- Бежим, - закатила глаза Блисс, хватая его за руку.

Эти люди - сонные люди, иногда доставляли слишком много проблем.

Эти вопросы, - «как ты узнала?», «разве я говорила об этом?», «это же было так давно!», «неужели ты помнишь?», - были её личным кошмаром.

Она бы с удовольствием поменялась с ними. Со всеми - ними, и каждым по отдельности.

У этих людей не было коробок; не было чердаков; комнат; замков; отдельных стран для всякого хлама, который они слышали. Они этот хлам забывали. Не всем так повезло в этой жизни.

В самолет они влетели последними, задыхаясь и одновременно пытаясь найти свои места.

- Мне нужно дальше, - сказала Блисс, сверяясь с билетом.

- Мне тоже, - сказал парень, заглядывая через плечо. - Если я правильно понял, то моё место за тобой.

- Позвольте вас проводить, - послышалось за спиной Блисс.

Она поблагодарила стюардессу, и, найдя своё место, села, сразу же пристегнув ремень.

- Нужна книга? - спросила Блисс, доставая из сумки две книги.

- Нет, я был бы не против поспать, - ответил парень. - К тому же, чего я не знаю о книгах Джейн Остен?

- Может быть, ты не знаешь именно о Мэнсфилд-парке, - хмыкнула Блисс, открывая книгу на нужной странице.

- То есть, Джейн Остен смогла написать книгу, где в конце не все счастливы и женаты? - в его голосе послышалось смешливое удивление. - Тогда я точно должен её прочитать.

- Нет, ты прав, - засмеялась Блисс. - Все счастливы, женаты, и умирают в один день.

- Вы, девушки, любите такие истории, - на секунду Блисс показалось, что этот парень кивнул.

- Мы, девушки, любим другие истории, - всё же решила сказать Блисс.

- Вот как? И какие же?

- Те, в которых никто никогда не умирает.

- О. Вечная любовь.

- Нет, не любовь. Просто все живы - и это уже хорошо.

Парень не ответил - видимо, уснул. Блисс, вздохнув, открыла книгу и углубилась в чтение.

Ей, всё же, нравился эффект попутчика. Новые интересные люди, с которые больше никогда не увидишься, но каждый из них - чем-то примечателен, каждый из них - человек с открытой улыбкой, предвкушением или боязнью от предстоящего полёта, каждый из них - отдельная личность со своей историей.

Оказываясь в аэропортах, они, пусть и немного, но стирали свои личности. Аэропорты являлись промежуточным местом назначения не только по передвижению, но и в жизни.

Блисс открыла окно иллюминатора, выглядывая из окна. На секунду она пожалела, что не проводила взглядом исчезнувший в облаках Шарль-де-Голль.

Но ничего.

Скоро она увидит другой аэропорт, и совсем другую страну, другой город.

Родители были правы. Доктор Франц был прав.

Мимолетное легче. Запрятать эту фразу в чердаках, комнатах, замках, странах, придумать для неё отдельную галактику, но никогда не вспоминать о ней целиком.

Вряд ли она вообще когда-то увидит доктора Франца, или Салон-де-Прованс, или свою старую жизнь. Так было правильно. Так было бы...

Пальцы дрогнули, и Блисс уронила книгу. Она сидела, просто смотрела на неё, и не хотела её поднимать, не хотела за ней наклоняться.

Человек, сидевший рядом, сделал это за неё.

- Спасибо, - поблагодарила Блисс, улыбнувшись молодой женщине.

- Не за что, - ответила она, поправляя выбившийся из прически локон. - Плохо переносите полеты? Я вас понимаю. Ничего, совсем скоро прилетим. Вот вам мой совет - никогда, ни при каких обстоятельствах, не надевайте в аэропорт туфли на каблуках, даже если вас будет провожать прекрасный испанец, с которым у вас завязался мимолетный роман.

- Личный опыт? - сочувствующе спросила Блисс, посмотрев на её ноги. - Не переживайте. Туфли очень красивые. А на счет полетов - поверьте, есть способы передвижения куда более ужасные.

- Вы про поезда? - сочувствующе спросила женщина. - Сама их не жалую.

- Да, - усмехнулась Блисс. - Про очень, очень скоростные поезда.

- На самом деле, я хотела бы одолжить у вас книгу, - помолчав, сказала женщина. - Боюсь, свои я в спешке покидала в чемодан.

- Конечно, - Блисс протянула ей одну из книг. - Так сильно хотели сбежать от прекрасного испанца?

- Так сильно хотела не опоздать на рейс и прилететь вовремя в суд, - усмехнулась женщина.

- Суд? Вы с кем-то судитесь?

- Не я, - покачала головой женщина. - Мой клиент. Я адвокат по наследственным делам.

- В моей семье тоже есть адвокат, - улыбнулась Блисс, вспоминая. - Но не по наследственным делам.

- Наверное, он гордость вашей семьи, - рассеяно сказала женщина, переворачивая страницу.

- Нет, что вы, - искреннее засмеялась Блисс. - Скорее, позор. И это не он. Она.

- Сочувствую. Надеюсь, вы её поддерживаете.

- Мы не виделись четыре года, - призналась Блисс. - После одного неприятного инцидента, терпение моей матери окончательно лопнуло, и ей запретили посещать наш дом и каким-либо образом контактировать со мной.

- Инцидент был настолько неприятным? - поразилась женщина.

- Для меня он скорее был... странным, - подумав, подобрала Блисс верное слово. - Но я сама виновата. Нужно было смолчать, вместо того, чтобы всё рассказывать маме. Иногда я всё ещё допускаю такие ошибки.

- Уверена, ваша мать - хороший человек, - подумав, сказала женщина. - Она заботится о вас.

- Когда я начинаю забывать, что моя мать - хороший человек, я смотрю на своего отца и думаю о том, что он по-прежнему её любит и терпит, - вздохнула Блисс. - А потом вспоминаю, что, в довершении к этой картине, я его дочь.

- Что, неужели вашему отцу настолько не повезло?

- Вы и половины представить не можете, - заверила её Блисс.

- В любом случае, это не так страшно, как вам кажется сейчас, - задумчиво сказала женщина. - Вы молоды, и оценки в школе - не повод, чтобы рассуждать о том, какие неприятности вы приносите семье.

- Но у меня весьма неплохие оценки, - возмущенно сказала Блисс. - Неужели я произвожу впечатление настолько ветреного человека?

- Нет, что вы. Вы производите впечатление человека, который хорош только в том, что ему нравится, - мягко улыбнулась женщина, снова вернувшись к книге. - Если вы не против, можем мы обменяться? Я люблю книги Остен, а вот о Божественной комедии такого сказать не могу.

- И почему же?

- Скажем так - в какой-то момент я поняла, что не хочу обременять себя смысловой нагрузкой этого мира и тайными знаками, - призналась женщина. - Но есть в этой книге кое-что, что мне нравится. Секунду.

Женщина замолчала, явно пытаясь припомнить слова:

- Бездействие бессмысленно и вредно.
Встань, человек, усталость отведи
И, с мужеством, которое победно...

- Влечет к борьбе, вослед за мной иди,
Покуда не иссякла сила в теле,
Туда, где ждёт награда впереди.

Блисс закончила машинально.

- Точно, - кивнула женщина. - Всё время забываю эти строки. Но они вдохновляют, не правда ли?

- Не знаю. Во всяком случае, меня - вряд ли. Я привыкла... не знаю. Плыть по течению. Если не думать о проблеме - то проблема исчезнет.

- То есть, пускать всё на самотёк, - констатировала женщина. - Что же, такие, как вы, в чем-то по-своему правы.

«Пускать всё на самотёк».

«Пускать всё на самотёк».

«Пускать всё на самотёк».

Блисс потерла виски, пытаясь избавиться от зуда в затылке.

Пускать всё на самотек было неправильно.

Блисс поморщилась: только этих мыслей ей не хватало. Почему, как только всё успокоилось, пришло в нормальное русло, обязательно должно было случиться что-то, что выбивало из колеи.

Всё успокоилось - что?

Пришло в нормальное русло - что?

Было что-то ещё. Что-то, на пересечении времени между разговором с мужчиной, поиском того парня, регистрацией и посадкой на самолёт.

Было что-то, чего она не заметила; было что-то, о чём она помнила; она не помнила.

Нужно было поискать. Нужно было покопаться в коробках, чердаках, комнатах, замках, странах, проверить отдельные галактики, в которых не было ничего, кроме одной фразы.

Было что-то раньше? Перед тем, как она уезжала из дома Эмилии? Перед тем, как такси привезло её к аэропорту.

Что-то было? Чего-то не было?

Можно было об этом не думать.

- Расскажите мне о ваших клиентах, - попросила Блисс. - Если вам не сложно, и если вы не хотите читать о приключениях героев Джейн Остен.

- А знаете, почему бы и нет? - легко согласилась женщина. - Мне явно стоит рассказать о моём клиенте, про которого, к слову, выйдя из самолета, я не смогу сказать плохого слова.

Блисс окунулась в рассказ этой женщины. Блисс, привычно, как и всегда, раскладывала всю информацию, которая поступала в её сознание, по множеству коробок.

- Прошу прощения, у нас неполадки в системе связи, - к ним, улыбаясь, подошла стюардесса. - Пожалуйста, поднимите иллюминаторы и пристегните ремни, мы снижаемся. Ещё раз прошу прощения за предоставленные неудобства.

- Вам стоит посмотреть вниз, если раньше вам не доводилось видеть Международный Аэропорт Бирмингема, - сказала женщина. - Поверьте, он отличается от всех.

- Как и все аэропорты, - усмехнулась Блисс.

Блисс, обернувшись, растолкала парня, который не проснулся ни разу за всё время полёта.

- Что? - подпрыгнув, спросил он. - Уже прилетели?

- Нет, - покачала головой Блисс. - Подними иллюминатор. Пристегни ремни. Когда выйдешь из аэропорта - купи себе ещё кофе.

- Что-то ещё, босс? - беззлобно усмехнулся он, пристегивая ремень.

- Да. Не зови меня боссом.

- А как мне тебя звать?

- Девушка из самолета, - подумав, сказала Блисс. - Какое-то время можешь звать меня так.

- А потом я, разумеется, забуду тебя. Это же ты хотела сказать, да? - засмеялся парень.

- Это нормально, - улыбнулась Блисс. - Забывать - это очень нормально.

- В любом случае, наше знакомство было ярким, - дружелюбно сказал парень. - Было приятно познакомиться, девушка из самолёта.

Шасси коснулось земли. Все, находящиеся в самолете, зааплодировали.

Как только она вышла из самолета и прошла в аэропорт, телефон снова зазвонил.

- Папа, я приземлилась, - сразу сказала Блисс. - Я жива, я не покалечилась и... о мой бог! Пожалуйста, следите за своим чемоданом и ногами прохожих!

- Кажется, я слышу в твоём голосе нотки Розалинды.

- Нет, папа, - сказала Блисс, пытаясь пройти сквозь толпу людей. - Случись такое с мамой - от аэропорта не осталось бы следа. Извини, но мне нужно найти ленту багажа и взять свой чемодан, так что я отключаюсь. Меня сейчас задавят, а я вовсе не хочу...

Блисс, перелетев через чью-то сумку, упала.

- Один раз есть, - пробормотал Филипп в трубку.

- Что? Прости, папа, плохо со связью. О! Отсюда я вижу Уилла. Люблю тебя, скоро приеду, пожалуйста, если есть что-то, о чем я должна знать, скажи мне прямо сейчас.

- Птичка, ты права, связь - сущий кошмар. До скорой встречи.

Блисс вздохнула, встала и, отряхнув шорты, пошла в ту сторону, где маячил их охранник, шофер и человек, который мог бы не делать ничего из этого, но всё равно оставаться жить в их доме и быть лучшим другом семьи.

Блисс на секунду обернулась; посмотрела сквозь огромное стекло, посмотрела на тяжелый, влажный туман, окутавший воздух, самолеты, провода.

Блисс громко вздохнула. Её это совершенно не развлекало.


Встречи и огорчения


- Уилл, я здесь, - помахала рукой Блисс и не смогла сдержать улыбки, когда большой, нескладный шофер начал расталкивать столпившихся людей, с недовольством на него поглядывающих.

Что и говорить, она обожала Уилла, который работал у них шофером и дворецким одновременно с того момента, как ей исполнился год. Большой, с каштановыми волосами, зелеными, неестественно блестящими глазами, Уилл напоминал нескладного плюшевого медведя, наполненного изрядным количеством любви, странного склада ума и доброты. Не смотря на то, что Уилл служил у отца Блисс более четверти века, Блисс и её мать ничего не знали о прошлом Уилла, не знали даже его фамилии.

- Мисс Бромлей, дорогая вы моя, - пробасил Уилл, стряхивая с неё остатки воспоминаний. - Ну что, обнимешь старика? Как-никак, три месяца не виделись, тут не до стеснений.

Блисс засмеялась и крепко обняла Уилла, который прижал её к себе так крепко, что на мгновение перекрыл доступ кислорода.

- Как ты можешь называть себя стариком, Уилл? - шутливо спросила Блисс, когда отстранилась. - Особенно когда выглядишь в сто раз лучше меня.

- А вы всё льстите, мисс Бромлей, - покачал головой Уилл, впрочем, чувствуя себя польщенным.

- Льстить тебе? Никогда в жизни. Помнишь наше правило? Говорить друг другу только правду.

Уилл засмеялся и, взяв Блисс за локоть, потащил её через поредевшую, но всё ещё достаточно большую толпу.
Из аэропорта они вышли спокойно, хотя им пришлось покопаться на стоянке, чтобы найти машину. Блисс увидела её первой и махнула рукой Уиллу, который ходил вдоль рядов припаркованных машин чуть поодаль чуть поодаль. Уилл щелкнул ключами и Блисс тут же открыла дверь, юркнув на переднее сидение.

- Ну что? Рассказывайте, мисс Бромлей, как вы провели свои каникулы, - возвышенным тоном спросил Уилл, от чего Блисс прыснула в кулак.

- Ты же знаешь, что вполне спокойно. Жила у Эмилии, штудировала школьную программу Хогвартса, проверяла старые доклады со времён Шармбатона.

- И этим вы занимались вместо того, чтобы веселиться в заслуженное время? - укоризненно покачал головой Уилл. - Мисс, вам нужно себя жалеть. Вы же знаете: Каникулы - для отдыха, школа - для знаний. И зачем вам копаться в бумажках Шармбатона? Для вас это, конечно, печально, но этот год вам придется доучиться в новой школе.

- Я давно смирилась с моим переходом, Уилл, - успокоила друга Блисс. - Но, если честно, покопавшись в моих докладах, я значительно упростила себя пребывание в Хогвартсе. Ты же знаешь, некоторые школы хороши в одной стези, некоторые в другой, - Блисс открыла окно и подставила лицо свежему воздуху, наблюдая за снующими на улицах людьми. - Точно так же и с Хогвартсом. Например, Хогвартс, в отличие от Шармбатона, уделяет мало времени астрологии. Все мои конспекты и доклады, сделанные ещё на шестом курсе, хорошо сгодятся для седьмого.

- Хотел бы я сказать, что это жульничество.

- Но?

- Умен не тот, кто много учит, а тот, кто получает знания.

Блисс вздохнула и покачала головой:

- В последнее время на моём пути попадает слишком много людей, говорящих странными фразами.

Уилл сделал резкий поворот и выехал на шумную улицу с множеством маленьких магазинчиков, после чего ответил:

- Но я же всегда буду лучшим.

- Ты безусловен, - заверила его Блисс.

Какое-то время они ехали молча, проезжая мимо всё тех же кипящих жизнью улиц, практически ничем не отличающихся друг от друга, и Блисс любовалась на аккуратные, симпатичные домики, поставленные ровно в ряд друг с другом.

- Неужели тут совсем нет небоскребов? - удивилась Блисс.

-Бирмингем делится на два района: старый и новый. В новом небоскребов не счесть, но на нашем пути он не попадётся, - ответил Уилл. – Но вы ещё там побываете, когда придёт время ехать в Хогвартс.

Блисс представила себе великое множество высоких зданий, отполированных, блестящих. После Салон-де-Прованса, где не было ни одного строения выше семи этажей, и много, много зелени, простилающейся на мили вокруг, Бирмингем казался ей слишком мобилизованным, большим и пугающим и Блисс не была уверена, что когда-нибудь привыкнет к этому городу.
«До совершеннолетия». Слова, сказанные старику в самолете, внезапно вспомнились ей сейчас. Да, именно так и будет. Она отучится в Хогвартсе последний год, а в восемнадцать лет уедет из Бирмингема. Почему в восемнадцать? Блисс никогда не раздумывала над этим вопросом, с шестнадцати лет она точно знала: ей привычнее жизнь и законы обычных людей, роднее их уставы и правила. Отец это понимал. Мать даже не хотела вникать, но что Блисс давно не удивляло, так это желание матери не слушать свою дочь. Она привыкла, и вполне сможет с этим прожить остаток жизни, потому что, не смотря на периодические ссоры и доведенные до грани нормальности отношения, они с матерью любили друг друга. Не понимали, не хотели признавать свои ошибки, не хотели выглядеть неправыми в своих глазах, но любили.

- Мисс Бромлей? - осторожно позвал Уилл.

- Да-да? - она чуть повернула голову. - Я слушаю.

- Я спросил, знаете ли вы что-нибудь о вашем новом доме?

- Нет, практически ничего. Эмилия спрашивала меня о нём, но я так и не смогла сказать ничего вразумительного.

- Будете скучать по ней, да? - сочувственно спросил Уилл.

- Конечно, - легко соврала Блисс. - Она моя лучшая подруга.

Блисс не чувствовала угрызений совести, когда сказала Уиллу неправду. Если подумать, это для его же блага, думать, что у Блисс достаточно чувств для того, чтобы привязаться к человеку. Но у неё никогда не получалось, и всё, что ей удавалось испытывать к кому бы то ни было, являлось лишь холодной благодарностью. А сейчас, вспоминая последние события минувшего года, Блисс понимала: вряд ли кто-то заслуживает её привязанности. У неё был человек, который её заслуживал, был человек, за которого она обязана была бороться, обязана оберегать. Она упустила этот шанс, упустила только по своей вине. Она тряхнула головой, словно на неё вылили ушат холодной воды, и снова обратилась к Уиллу:

- Дом. Ты же уже был там. Как там? Тебе оборудовали мастерскую?

Не поворачивая головы, Блисс чувствовала, как он кивает, быстро и довольно. Она еле сдержалась, чтобы не отвесить ему дружеский подзатыльник, но ограничилась лишь поворотом головы и легкой улыбкой.

- Прихожу к выводам, что тебе понравилось.

- Мастерская - нечто невероятное, - восторженно пробасил Уилл. - Ваш отец постарался, дал такие указания рабочим, что они буквально дворец смастерили. Инструменты, несколько гончарных кругов, печь.

- А твой мотоцикл? - поинтересовалась Блисс.

- Конечно привезли. Я бы без него с места не сдвинулся.

Блисс поймала золотистую прядку, выбившуюся из её каштановой гривы, после чего отбросила её назад, раздумывая о мастерской Уилла и его мотоцикле.
Уилл обожал свою мастерскую, Уилл обожал само существование гончарной и механической работы. Его мастерская во Франции буквально ломилась от горшков, тарелок и чашек, деревянных кресел-качалок. Стол, за работой которого Уилл проводил большую часть времени, был сделан его же руками, а деревянные фигурки животных, птиц и морских существ и вовсе не поддавались счету. Но гордостью Уилла был мотоцикл восьмидесятых годов, похожий на опасного зверя. «Зверь», правда, вот уже пять лет не желал подчиняться какой-либо починке, а магию использовать Уилл категорически не хотел, потому что, по его словам, он давно не практиковался с заклинаниями. Но каждый раз, ещё с недавних, но таких далеких времён Франции, когда Блисс оставалась в мастерской Уилла, заваривала обоим сладкий, горячий чай и устраивалась за столом, готовя домашнее задание на каникулы, она смотрела на то, как Уилл возится с мотоциклом и понимала вещь, в которой, возможно, Уилл никогда не признается себе:
Он чинил мотоцикл не ради конечного результата, но ради самого процесса, от которого он получал истинное удовольствие.

- Мисс Бромлей? Вы меня слышите? - снова поинтересовался Уилл.

- Извини, - отстраненно произнесла Блисс, нехотя отпуская воспоминания времен Салон-де-Прованса. - Ты что-то говорил?

- Сказал, что совятня расположена не так, как прежде.

- На крыше больше нет совятни? - Блисс почувствовала неприятное ощущение внутри себя. Крыша её родного дома прочно ассоциировалась именно с просторным, высоким помещением, с извне которого проникали косые лучи света, отражая маленькие водовороты пыли и золотистые перья, время от времени кружащиеся в воздухе.

- Нет, - Уилл снова бросил сочувствующий взгляд, уже порядком осточертевший Блисс. - Для неё выстроили отдельную башню.

- Понятно.

На несколько минут воцарило молчание, и Блисс, почувствовав себя виноватой, снова возобновила разговор:

- Есть ещё что-нибудь интересное?

- Конечно, - живо откликнулся Уилл. - Вы бы видели просторы, окружающие дом. Невероятный парк, столько зелени, деревьев и пышных кустов. Уже и не говорю о простилающемся поле посреди вокруг этого великолепия. Вот вам будет разгон, - подмигнул Уилл.

Блисс улыбнулась, вспомнив ощущения, когда пускаешь в галоп скачущую лошадь, вспомнила чувства сильно бьющего ветра в лицо и небольшое ощущение опасности, когда на мгновение кажется, будто ты упустила контроль. Она обожала лошадей всем своим сердцем и могла часы напролет проводить в конюшне, расчесывая гриву особенно милой ей сердцу Марципан, могла разговаривать с ней и в которой раз понимать простую истину, известную многим: лошади чувствуют гораздо тоньше, чем люди. Иногда она понимала кое-что ещё, возможно, известное чуть меньше: лошади гораздо человечнее людей. Единственное, что могло принести ей радости и чистоты разума кроме лошадей, была...

- Библиотека, - с нарастающим беспокойством вспомнила Блисс. - Уилл, умоляю тебя, скажи, что они её не трогали.

- Что вы, мисс, - с изумлением сказал Уилл. - Конечно нет. Все коробки с книгами поставили в помещение, отведенное под неё, а больше там ничего и не трогали. Не волнуйтесь, - Уилл плавно повернул машину вправо. - Как только у вас появится время, вы сразу займетесь библиотекой.

Несколько секунд Блисс думала, что Уилл случайно оговорился, но он продолжил:

- Я, если честно, не считаю это хорошей затеей. Конечно, дела в Бирмингиме нужно налаживать, да и вам с новыми сокурсниками знакомится, но не так же сразу. Сначала надо обжиться немного, а только потом приемы устраивать.

Боковым зрением Уилл заметил движение, а когда повернул голову, то увидел, что Блисс медленно поворачивается к нему всем корпусом. Расслабленная поза, полная неги и мимолетного спокойствия, исчезла моментально, как только до Блисс дошел смысл фразы Уилла. Уилл, увидев в глазах Блисс непонимание, понял, что сболтнул лишнего, но взять свои слова назад или соврать уже не мог. Сказанного не воротишь.

- Уилл, - медленно заговорила Блисс, смотря на него взглядом более чем странным. - Объясни.

- Будет вам, мисс Бромлей, - попытался исправить ситуацию Уилл. - Я заговорился, вот и сказал что-то, что вы не так поняли.

- Уилл, - тихо сказала Блисс, сощурив глаза. - Говори. Я начала догадываться, ещё когда говорила с папой.

Молчание, воцарившее в машине, казалось обоим вечностью. Уилл прекрасно знал, что Блисс доверяет ему безоговорочно, а таким взглядом и тоном чаще награждалась Розалинда Бромлей, но никогда он сам.

- Я не имею права говорить вам, мисс, - виновато сказал он, потупив взгляд. - Меньше, чем через десять минут, мы окажемся у вашего дома. Видите? Мы выехали в пригород.

Но Блисс не заметила, как сначала исчезли дома и шумные улицы, не заметила, как постепенно их сменил просторный, идеальный лес, явно созданный не без помощи людей и удобрений, не заметила она и железные, высокие ворота, очертания которых ясно выделялись вдали.

- Уилл, - всё так же тихо и четко произнесла Блисс. - Родители устраивают прием, да? Я поняла, мне не привыкать. Но знаешь, чего я не могу понять? Каким образом тут замешана я? И не смей отрицать, - ещё тише сказала Блисс. - Сказанного не воротишь.

Уилл, до этого ехавший достаточно быстро, сбавил скорость и,
потерев двумя пальцами глаза, объяснил ситуацию:

- Ваш отец знает пять человек, которые хотят заключить с ним сделки.

- Артефакты, ингредиенты или зелья? - машинально задала вопрос Блисс.

- Одного человека интересуют артефакты, оставшихся - ингредиенты,- сдержанно ответил он, неприятно удивленный осведомленностью Блисс. - Четверо из них уже два года добиваются сделки с вашим отцом, другие двое объявились совсем недавно, так как узнали, что он перебирается в Бирмингем на достаточно большое время. Ваш отец, как вы знаете, ведет свои дела только на одну страну и всегда с неохотой соглашается на сделки вне Франции. Но теперь, когда Филипп окончательно перебрался в Британию, он собирается понемногу переводить весь бизнес сюда.

Уилл не удержался от усмешки, когда не увидел ни капли удивления на лице Блисс. Он, любивший дочь работодателя и лучшего друга, как свою, всегда надеялся, что с возрастом её дурная привычка подслушивать исчезнет так же, как и детское ребячество. С каждый годом он понимал, что все его надежды были пустыми.

- У каждого из них есть дети, - продолжил Уилл. - Вашего возраста, родившиеся в Магической Британии и, если мне не изменяет память, все они учатся в Хогвартсе с первого курса. Кажется, только одна семья перевела своего сына на третий курс.

- А остальные? Как их фамилии? - спросила Блисс, стараясь выказать интерес и не чувствовать себя настолько несчастной.

Уилл уже открыл рот, чтобы ответить, но Блисс махнула рукой:

- Не надо, Уилл. Я всё равно не собираюсь с ними общаться.

- Но... - попытался образумить её Уилл, но Блисс остановила его:

- Я займусь библиотекой. И повторю ещё раз: я не собираюсь с ними общаться.

Слова, сказанные простым и спокойным тоном, без угрозы в голосе, полностью уверили Уилла: не будет. Блисс никогда не говорит уверенно о том, чего не знает. Даже если Розалинда устроит дочери третью мировую, а отец её поддержит, всё, чего они дождутся, это закрытой двери библиотеки. Да, он обожал Блисс, но иногда, от её непосильного упрямства, у него опускались руки.

- Мы приехали, мисс Бромлей, - отозвался Уилл, пребывая в своих мыслях.

Цвета и временные пространства


Чугунные ворота бесшумно открылись и шлагбаум поднялась, пропуская машину на участок, после чего Уилл поехал довольно медленно, давая Блисс возможность осмотреться.
Она ожидала увидеть большие дома, поставленные на небольшие расстояния друг от друга, но какого же было её удивление, когда через пять минут она всё ещё лицезрела площадь первой усадьбы.

- Сколько же тут всего домов? - удивленно спросила она.

-Семь, - ответил Уилл. - Каждый дом стоит на достаточно далеком расстоянии друг от друга, и рассмотреть дом другого владельца практически не представляется возможным.

- Уилл, - внезапно осенило Блисс. - Это же магловский участок. Папа говорил о его приобретении, но я думала, что мать, как обычно, настоит на своём. Неужели не получилось? - задала она очевидный вопрос.

- Миссис Бромлей, конечно, пыталась. И как пыталась! - усмехнулся Уилл. - Сначала в ход шли разумные, по мнению вашей матери, доводы.

- Более чем уверена, папа пытался ей объяснить, что это наилучший выход, так как большая часть его бизнеса рассчитывается на обычный мир. А она даже не стала слушать.

- Так оно и было, - согласился Уилл. - Но это, как вы поняли, не подействовало. Поверьте, судя по несчастному виду вашего отца, миссис Бромлей поиздевалась над ним сполна. Но я присутствовал только при двух разговорах. Второй из них был, когда ваша матушка разбила пару тарелок.

- Мать била посуду? - переспросила Блисс, после чего, усмехнувшись, кивнула самой себе. - Я не удивлена. Когда дело приобретает особенно безнадежный оборот, в ход идут материальные предметы. И как быстро она смирилась?

- К концу первого месяца лета она сдалась и выдвинула требования касательно места, количества домов на участке, а так же потребовала досье на каждого жильца. Я уже и не говорю про лес.

- Какой лес? - от удивления и странного, томительного предвкушения Блисс почти перестала дышать.

- Ваш дом замыкает цепочку усадьб этого участка, - объяснил Уилл. - Практически впритык к вашему дому стоит лес. Большинство деревьев составляют ели, есть дуб и совсем немного клёнов. Как только миссис Бромлей узнала, что рядом с их территорией есть место, куда могут спокойно захаживать другие, она потребовала...

- Купить лес, - вздохнув, закончила за него Блисс.

Да, предвкушение оправдало себя и теперь у её семьи есть собственный лес, в котором можно проводить свободное время, прячась от мира.

- Знаешь, что?

- Что, мисс Бромлей?

- Я снова смогу прятаться.

Уилл издал страдальческий стон и бросил короткий взгляд в сторону четвертого по счету дома, только бы не смотреть в сторону Блисс.

- Мисс Бромлей, только, прошу вас, не заходите далеко в лес. И когда будете рядом, смотрите под ноги. И будьте аккуратнее с кроличьим норами. И...

- Уилл, я поняла тебя! - воскликнула Блисс. - Обещаю, я не буду ничего себе ломать, и падать тоже не буду.

- Самое главное, будьте в целости и сохранности до приезда гостей, - засмеялся Уилл.


Услышав эту фразу, Блисс призвала на помощь всё свое обладание, чтобы не нагрубить Уиллу.

Да, она знала, что у Уилла иногда крайне специфичное чувство юмора, но он же должен понимать, насколько ей неприятны эти разговоры.

Стараясь казаться спокойной, Блисс сказала:

- Мы остановились десять минут назад. Может, мы уже выйдем? Мне уже осточертела эта машина.

И Уилл, и Блисс понимали, что в действительности означали эти слова. «Мне уже осточертел этот разговор».

- Вы всегда были крайне вежливы, мисс Бромлей, - стараясь скрыть обиду в голосе, сказал Уилл.

- Люди, с которыми я сегодня общалась, тоже так думают, - отозвалась Блисс, выбираясь наружу.

Не смотря на желание относиться ко всем сюрпризам хладнокровно, она не смогла сдержать восторженного вздоха, когда увидела то место, где ей предстояло жить.

- О мой бог, - выдохнула Блисс. - Это не дом. Это больше похоже на замок.

- Хотите осмотреть владения? - поинтересовался Уилл, добродушно улыбаясь.

Блисс не ответила, но побежала вперёд, навстречу своей новой жизни, не замечая, как теплая улыбка Уилла постепенно сменяется заботой, волнением и странной, безвыходной тоской. Нет, этого Блисс точно не видела.
Потому что её глаза жадно пытались запомнить каждую новую деталь, каждую вещь, теперь окружавшую её.
Со слов Уилла Блисс знала, что дом огромен, но и в мыслях у неё не было, что отец купит поместье, так похожее на средневековый замок из романов. А теперь такой замок перенёсся сюда, на частный участок этого, казалось бы, не волшебного мира.

Дом располагался между двумя отрезками огромного поля, которое плавно его огибало. Небо в этот день с самого утра было светло-голубым, и даже не смотря на то, что день постепенно близился к вечеру, оно не сильно поменяло окраску, лишь клочками став более насыщенным, местами темно-василькового и сине-морского цвета. На его мерцающем фоне дом выглядел длинным, приземистым и особенно внушительным. Он сам, в целом, выглядел особенным.
Цвет его нельзя было описать лишь одним словом, ибо сейчас он был антрацитово-серым, немного искрящимся из-за блеклого, едва видного за горизонтом уходящего солнца, но Блисс была уверена, что глубокой ночью его каменный фасад становился абсолютно черным, полностью сливаясь с окружающей средой.

Оглядевшись по сторонам, она с удивлением поняла, что не видит даже намека на начало чугунной изгороди, которая должна была стоять прочным, нерушимым кольцом вокруг всего участка. Но всё, что она видела, являлось лентой шоссе и бесконечными деревьями, своими густыми кронами и иголками образующие лес, непроглядный и прекрасный.
Приземистые массивные окна, уходящие глубоко в стену порадовали Блисс своей прочностью, потому что даже с того расстояния, с которого ей приходилось взирать на дом, невооруженным глазом было заметно, что даже при сильном ветре и морозах окна будут прочно хранить тепло дома.
Блисс, боясь сделать лишний вздох, осторожно пошла вперёд, ступая по тёмно-зелёной траве, боясь поворачивать голову в разные стороны, опасаясь понять, насколько огромное, пустое пространство её окружает. Но моментами она не могла совладать с собой, осторожно поглядывая по сторонам и каждый раз вздрагивала. Опасалась, что ещё секунда, и она провалится, растворится в одной точке этого огромного пространства, окруженного лишь тёмной, короткой травой.

Когда она дошла до дома, её тело сковала смесь ужаса и восхищения одновременно. Дом, казавшийся запредельно огромным, сейчас по-настоящему пугал её своими размерами, и, задирая голову всё выше, пытаясь рассмотреть конец конусовидных крыш, она чувствовала себя ещё более маленькой и ничтожной.
Стоя на крыльце дома, Блисс в нерешительности раздумывала, что ей делать: подняться по ступеням и нажать на звонок, или же обогнуть дом, узнать, какие ещё странные, а подчас и пугающие секреты скрывают его владения.
Решение выпало в пользу последнего и она медленно, опасаясь спугнуть звенящую тишину, пошла вдоль дома, всё ещё изредка поднимая голову вверх, завороженно смотря на единственный конус, который теперь был доступен её взгляду.
Когда Блисс обогнула весь дом и оказалась на его задней площади, то не смогла сдержать восторженного вздоха.
Огромный дуб, раскинувший ветви своей роскошной зелени, тяжело колыхался на ветру, занял собой немалое пространство. Фуксии и лилии, цветущие в его тени, поражали своим количеством и невообразимом буйством красок. Каждый цветок жил своей жизнью и одновременно являлся и единым, и целым с окружающей местностью.

Блисс словно в забытьи шла вперёд и вскоре была полностью окружена озером из голубых, розовых и белых цветов, сливавшихся вокруг дуба в массу красок. А там, за окончанием озера ярких растений, вновь простилалась широкое поле, то самое, которое идеальное подходило для разгона на лошади.

Заканчивалось поле небольшим лесом, который состоял из множества елей, плотно прижавшихся друг к другу и редкими клёнами.
Какое-то время Блисс стояла посреди цветов и жадно вдыхала их сладкий аромат не открывая глаз, желая навсегда оставить в себе чувство умиротворения.

- Блисс!

Нехотя она открыла глаза и медленно обернулась, а когда увидела окликнувшего её человека, то сердце её подпрыгнуло и сжалось. Она побежала туда, к началу раскидистого дуба, где в окружении высоких ветвей стоял человек с проблесками седины в волосах, высоким лбом и тёплыми, карими глазами. Среди ярких цветов он смотрелся по-особенному в своём строгом сером костюме и черном котелке, что сейчас держал в руках. Для самой Блисс этот человек просто был самым необыкновенным.

Она подбежала к нему и с радостью нырнула в приглашающие объятия, после чего руки Филиппа сразу сомкнулись вокруг её талии, поодняли над землёй и закружили.

- Папа! Ты сломаешь себе спину!

- Ну что же, - легкомысленно сказал Филипп Бромлей, опуская дочь на землю. - Если моя смерть наступит от того, что я не смог удержать родную дочь на руках, то так тому и быть.

- Не говори так, - категорично сказала Блисс.

Филипп вмиг посерьезнел и кивнул, после чего обнял Блисс за плечи и повёл её по направлению к дому.

- Ну? Как тебе здесь?

Блисс замолчала, прежде чем ответить. Она не хотела расстраивать отца, она не могла выговаривать ему про капризы матери, которым он бездумно потакает. Но врать она не хотела тоже. Подумал, она ответила то, что было наибольшей правдой:

- Невероятное буйство красок и сочетание цветов. Оно такое яркое, такое... временно́е, - неожиданно сказала Блисс.

- Временно́е? - озадаченно спросил Филипп.

- Да, - легко ответила Блисс. - На дворе двадцатый век, а мы живем в доме, похожий на средневековый замок.

- Цвета и временные пространства, - задумчиво проговорил Филипп. - Как интересно.

Блисс молча положила голову на плечо отцу и в тишине они дошли до дома, до того самого парадного крыльца.

- Блисс? - как-то вопросительно сказал Филипп, прежде, чем подняться на лестницу вслед за дочерью.

- Да? - обернулась она.

Немного подумав, он сказал:

- Я рад, что ты снова улыбаешься.

Подождав две минуты и не получив от дочери ответа, он вздохнул, после чего услышал уханье совы и удивленный возглас Блисс.

- Что это? - спросила она, не столько из-за любопытства, сколько испытывая облегчение благодаря предлогу сменить тему разговора.

- Нравится? - в голосе Филиппа проскользнули нотки гордости. - Моя идея. Вместо обычной трели ты будешь слышать эту сову, нажимая на звонок.

Блисс поближе рассмотрела звонок и сразу поняла, что его каркас состоит из дерева, искусно замаскированного под камень.

-А реализовать идею помог, конечно, наш один очень старый знакомый, - шутливо сказала Блисс.

- Однако, но совсем недавно вы сами утверждали, что до старости мне далеко, - отозвался Уилл, открывая дверь.

- Блисс,- спокойно и холодно сказал женский бесстрастный голос, прежде чем она ответила на подначку Уилла.

Лицо дворецкого вмиг изменилось и стало серьёзным, мягкие черты лица - резкими, а губы, большую часть жизни не теряющие улыбки, сжались в тонкую линию.

- Миссис Бромлей, - уважительно отвесив легкий поклон, сказал он. - Я не заметил вас.

- Хотела бы я сделать вид, что удивлена, - устало вымолвила Розалинда Бромлей, - но я даже не стану утруждаться.

После того, как ни Уилл, ни кто-нибудь другой не сказал ничего в ответ, Розалинда жестом потеснила дворецкого, который тут же перестал загораживать проход.
Перед Блисс стояла всё та же женщина, которую она видела два месяца, год, десять лет назад.

У всех, кого знала Блисс в своей жизни, было свойство меняться, меняться внешне и внутренне.
Кто-то, как Уилл, менялся внутренне: с каждым годом приобретал всё больше мягкого свечения в глазах, доброты к окружающему миру и искренности в своих словах и поступках. Кто-то, как её отец, больше менялся внешне: нити седины от постоянных стрессов, морщины на лбу и в уголках глаз, прямая, даже слишком, осанка в любое время суток, а чаще всего, искусанные губы, рана на которой не заживала вот уже более пяти лет.
Внешне или внутренне, в худшую или лучшую сторону, все родные или знакомые Блисс имели способность меняться. Исключение составляла лишь её мать.

Будучи ребёнком, Блисс навсегда запомнила тот момент, когда начала пытаться видеть в матери хоть какие-то изменения.

Тёмной ночью, в то время, когда они жили в фамильном особняке матери, в Салон-де-Провансе случилась сильная гроза. Небо в июле, обычно такое спокойное, с самого утра было особенно сильно насыщено водой, но пока оно не пролило ни единой капли, а словно затаилось и чего-то выжидало, желая ударить в нужный момент.
Ближе к полуночи первая полоса молнии неслышно промелькнула на горизонте, но маленькая девочка, единственная не спавшая в особняке, увидела её и невольно почувствовала липкое, холодное чувство страха.
К часу ночи, когда дождь хлынул со всей силы, а раскаты грома были слышны далеко за городом, в прихожей раздался едва слышный хлопок аппарации. В грохоте грома этот хлопок казался спасением. Поначалу так действительно казалось.

Когда шестилетняя Блисс вскочила с кровати и добежала до первого этажа, Филипп уже был в прихожей, но к его и Блисс удивлению, в ней никого не было. Тогда Филипп обернулся и приложил палец к губам, а потом медленно подошел к входной двери, резко распахнув её и едва успел подхватить мокрого, слабого и рыдающего человека, которые цеплялся за её отца, словно утопающий. Блисс с ужасом поняла, что этим человеком был её дедушка. Её добрый, улыбчивый, сильный дедушка плакал, тряс головой из стороны в сторону, бормотал в забытьи нелепые фразы.
Ни Блисс, ни Филипп не могли понять причину поведения родного им человека, который не мог сказать ничего вразумительного.

Филипп навалил на себя Грейсона Бёрхарда и аккуратно повёл его на второй этаж, в гостиную, где усадил в мягкое кресло и, повернувшись к камину, шепнул:

- Инсендио.

Огонь тут же разгорелся и вместе с ним немного ожила мёртвая тишина гостиной.
Блисс, совсем маленькая, взяла один из пуфиков и, пристроив его у ног дедушки, села на него, обняла его ногу и притихла, слушая, как громкие рыдания постепенно превращаются в тяжёлые вздохи. Наверное, с того момента как всё случилось, прошло более четверти часа, но Розалинда спустилась только в эту минуту, аккуратно причёсанная, в наглухо застегнутой спальной сорочке, держа в руках стакан и бутылку бренди. Она молча поставила бутылку со стаканом на каминную полку, после чего достала из кармана волшебную палочку. В гробовом молчании все собравшиеся следили за тем, как тонкая, белокурая женщина, аккуратно зажигала каждую свечу и долю секунды смотрела на огонь.

Когда была зажжена последняя, девятая свеча и палочка была спрятана в карман сорочки, Розалинда налила бренди и подошла к Грейсону, вручив ему бокал. Поначалу он не хотел его брать, не переставая издавать всхлипы, но Розалинда взяла слабую, дрожащую руку старика, вложила в неё стакан и властно произнесла, прищурив глаза:

- Пей, папа.

И Грейсон, всё ещё трясущимися руками, опрокинул в себя огненную жидкость. Блисс не знала, сколько времени прошло пока она сидела вот так, обнимая ногу своего дедушки, отец сидел с ним рядом, крепко держа за плечо, а мать стояла над ними, бледная, бесстрастная, похожая на приведение в тусклом свете камина и свечей.

Но когда в тишине комнаты прозвучал хриплый, надломленный и такой чужой голос Грейсона, Блисс горько пожалела о том, что молчание не продлилось вечность.

- Грета, - еле выдавливая из себя слова, сказал Грейсон. - Грета... час назад... Грета... - и он снова разрыдался, закрыв лицо руками.

- Бабушка, - против воли вырвалось у маленькой девочки.

Час назад, в то время, когда на небе промелькнула первая молния, скончалась Грета Бёрхард, её горячо любимая бабушка, мать Розалинды. Маленькая Блисс посмотрела на свою мать и отпустила ногу дедушки, который гладил её по голове в попытке успокоить себя и внучку. Но Блисс считала, что мама тоже скоро заплачем и ей нужно её утешить.

И каков же был шок маленькой девочки, когда Розалинда спокойно поинтересовалась:

- Ты оставил его в доме?

Грейсон, пытавшейся унять слёзы, поднял свои прозрачно-голубые, копия своей дочери, глаза и непонимающе спросил:

- Что?

- Тело, - пояснила Розалинда. - Ты оставил его в доме, не связавшись с похоронным бюро, а сразу аппарировал к нам? Да?

Три человека смотрели полными ужаса глазами на женщину, говорящую эти слова.

- Роза, - тихо сказал Филипп, но она его перебила:

- Я иду к сетевому камину, свяжусь с бюро. Если захотите мне помочь, то присоединяйтесь. Тело нужно немедленно вывезти из дома, папа, ты можешь подхватить заразу. И ты должен сказать мне, что предпочитаешь: кремацию или обыкновенные похороны. Я рекомендую первое. Ты же знаешь, мама была большой любительницей всего необычного.

Она уже хотела выйти из гостиной, но обернулась, и, посмотрев на дочь, сказала:

- Блисс, идём со мной. Я отведу тебя в постель, и ты не будешь нам мешать.

Но прежде, чем Розалинда подошла к дочери, та сорвалась с места и убежала к себе в комнату, закрыв дверь на задвижку.

Всю ночь маленькая, напуганная девочка пыталась выкинуть из головы образ: холодная женщина с гладкими, цвета льна волосами и холодным взглядом стоит над ней и говорит страшные слова. В ту ночь у Блисс не получилось выкинуть образ матери из головы. Не получилось и в последующие десять лет.

Да, подумала Блисс в этот момент. Временные пространства буквально преследовали её в этом доме.

Старые «новые» знакомства


Обложка к главе - http://s018.radikal.ru/i513/1306/d6/95a5c5b41f51.jpg

Два дня. Два дня спокойствия, вот и всё, что было, прежде, чем обожаемая жена Филиппа Бромлея, и, по неудачной шутке небес, мать Блисс, превратит их дом в двухнедельный отель. Как только Блисс пришла в голову эта мысль, она подумала, что с удовольствием высказала бы её вслух. Подумала - и сказала.

- Давайте сядем и спокойно всё обсудим, - со вздохом произнёс Филипп.

Все представители семейства стояли в просторном обеденном зале. Они появились в нём практически одновременно и даже Блисс, которая предпочитала завтракать с Уиллом, понимала, что это семейное сборище она не пропустит. По иронии судьбы, практически впервые в жизни Розалинда старалась избегать свою дочь, а не наоборот.

- Ладно. Для начала мы можем просто сесть, - снова подал голос Филипп. Меньше, чем ссоры и трения с прекрасной половиной семьи, он любил (и понимал) налог на доход.

- Как провела каникулы, дорогая? - чопорно спросила Розалинда, когда домовые эльфы накрыли на стол, появившись сразу же, как хозяева заняли свои места, а потом так же быстро исчезли.

- О, просто прекрасно, - с улыбкой сказала Блисс, намазывая джем на тост. - И пока ехала сюда, тоже чувствовала себя вполне неплохо, - она сделала паузу. - А потом, вообрази себе, узнала, что моя мать решила сделать из дома гольф-клуб для волшебников.

- Клубники, птичка? - быстро сказал Филипп, передавая дочери вазочку.

- Спасибо, папа. Приторного и сладкого мне пока что достаточно.

- Мы ещё можем всё обсудить, - предложил Филипп. - Спокойно.

- Спокойно обсуждать нужно было тогда, когда я приехала, - возразила Блисс. - А не бегать по всему дому и прислушиваться к каждому шагу, а в последний момент просто поставить меня перед фактом.

- Дом очень большой, дорогая, - спокойно сказала Розалинда, отпивая чай. - Нам понадобится в лучшем случае неделя, чтобы понять, где мы обитаем. Ты, как всегда, выбрала часть дома как можно дальше от нас.

«Ничего я не выбирала» чуть не заявила Блисс, но тогда Розалинда спросила бы её, не хочет ли она переехать в то же крыло, где обитают они с Филиппом. Быть ближе к матери? Просто увольте.

- Кстати, как тебе дом? - попытался разрядить обстановку Филипп. - Ты уже видела свою библиотеку? Как тебе моя идея?

- Я ещё там не была.

- Но почему? - растерялся Филипп.

- О, причин великое множество. И все они сводятся к тому, что я не знаю, где она находится, - саркастически ответила Блисс.

- На четвёртом, последнем, этаже, - вмешалась Розалинда. - Половина отведена под твою библиотеку, половина под оранжерею. Кажется, там ещё был фонтан, - нарочито небрежно добавила она.

Блисс еле сдержалась, чтобы не закатить глаза.

- Правильно, мама, предпринимай попытки подкупить меня мечтами, которые посещали меня в пять лет.

- Девушки! - не выдержав, повысил голос Филипп.

- Намёк понят, девушки замолкают, - усмехнулась Блисс.

- Не иронизируй, птичка.

- Я не сказала и слова, которое можно принять за иронию.

- Вы ведёте себя, как дети! - возмутилась Розалинда. - Особенно ты, Блисс. Как ты не можешь понять, насколько важен этот приём? Твоему отцу нужно налаживать дела, без которых не видать нам дохода.

- Конечно, - серьёзно кивнула Блисс.- Вдруг тебе захочется приобрести страну, а то нашего состояния хватит всего на пару десятков островов.

- Прекрати, Блисс. Твоя мать права. Мы не собираемся отменять приём, который важен для всех нас, - сказал Филипп, сделав ударение на слове «всех». - Большинство своих дел я вёл во Франции только потому, что встретил там твою маму, а уже позже ради вас обеих, - он кивком головы указал на Блисс и соседний, пустой рядом с ней стул, после чего моргнул пару раз и уже кивком головы указал на Розалинду, чем вызвал смешок у Блисс.

В этот момент она была готова поспорить на все свои книги, что папа снова уснул за столом своего кабинета и пришел на завтрак прямо оттуда.

- Но ещё тогда мы твёрдо решили, что как только тебе исполняется шестнадцать, мы переезжаем в Англию и последний год ты отучиваешься в Хогвартсе, который сможет подготовить тебя к более зрелой магии, нежели изнеженная программа Шармбатона.

Блисс смогла подавить очередной смешок, когда мать излишне громко, неподобающе аристократке, стукнула вазочкой с клубникой на стол. Блисс было не привыкать к их вечным, и чуть ли не единственным, препираниям по поводу того, какая из программ школ лучше - Шармбатона или Хогвартса. Конечно, каждый отстаивал позиции именно
того места, где когда-то учился он сам. Но даже не смотря на это, Блисс была бы искренне удивлена, что отцу удалось уговорить мать даже на один год. Видит Мерлин, эта женщина редко уступала в чём бы то ни было.

- К тому же, я англичанин и все мои предки взращивали и вели свой бизнес на этой земле, - спокойно продолжил Филипп.- Я больше не могу не принимать те превосходные предложения, которые мне шлют многие влиятельные люди Магической Британии.

- Единственное, что меня радует, так это более удобные условия для магловского бизнеса, - задумчиво сказала Блисс. - Пряности и специи легче вывозить из портов Англии, нежели Франции. Большая разница на доставку нашим закупщикам и поставщикам?

- Вдвое меньше времени на перевозы и средств на содержание рабочих яхт, - улыбнулся Филипп. - Уже успела просмотреть мои бумаги?

- Тебя всё равно не было в кабинете, - пожала плечами Блисс.

- А меня не было в моей гардеробной, - вздохнула Розалинда. - Но я не помню ни одного раза, когда ты копалась в моей одежде.

- Без обид, мама, но вряд ли твои платья и украшения, - Блисс решила не договаривать колкое замечание, внезапно кое-что вспомнив. - Кстати, об украшениях. Как зовут того человека, который хочет заключить сделку на артефакты?

- Люциус Малфой, - ответил Филипп. - Уилл тебе рассказал?

- Это очевидно так же, как блёклое небо за окном, - холодно сказала Розалинда.

- Значит, Люциус. Как интересно.

Филипп устало покачал головой:

- Послушай, милая, я знаю, как ты относишься к артефактам...

- К тем людям, которые их приобретают.

- К тем людям, которые их приобретают, - покладисто согласился Филипп. - Но не все артефакты чистое зло.

- В этом я с тобой согласна. Другая половина всего-навсего простое зло.

- Милая, ты сама знаешь, что это не так, - мягко сказал Филипп.

- Ты прав, папа, - Блисс улыбнулась теплому взгляду отца. - Но большинство людей, которые покупают артефакты, очень редко делают с ними что-то, приносящее добро. Особенно люди нашего круга.

- Не вся магия чистое зло, - раздраженно заметила Розалинда.

- Мой ответ будет таким же, как и в случае с артефактами, - отчеканила Блисс. - И в этот раз ничто не разоружит мою правоту.

Филипп незаметно улыбнулся, слушая препирательства жены и дочери. Его дочь и вправду очень редко делала что-то вместе со своей семьёй, предпочитая попросту избегать Розалинду, но если они оказывались за одним столом, то между ними всё равно проскальзывало что-то тёплое. Да, они препирались так, как только могли,
стараясь оставить последнее слово друг за другом и в эти моменты его любимая Роза превращалась из истинной аристократки едва ли не в подростка, который пытается что-то доказать своему сверстнику. Филипп Бромлей боготворил такие моменты, а ещё он знал, что не смотря на их непростые отношения, между ними за долгие годы образовалась негласное правило: «Никто не смеет обижать её, кроме меня самой». И скажи Филипп по-настоящему резкое слово Розе или Блисс, каждая тотчас же встанет на защиту другой, показывая, как поступать не следует. Из мыслей его отвлекло деликатное покашливание. По крайней мере, Филипп был искренне уверен, что Уилл действительно считал его деликатным.

- Привет, Уилл, - радостно улыбнулась Блисс. - Садись к нам.

- Я бы с радостью, мисс Бромлей, но даже вам всем пора заканчивать завтракать, - улыбнулся Уилл. - Гости начали собираться.

- Как? - от неожиданности Филипп едва не уронил чашку, до краёв наполненную кофе. - Они должны были приехать к девяти, а сейчас только, - он посмотрел на часы и растерялся ещё больше. - Не понимаю. В запасе должен быть ещё час и...

- И мы не во Франции, - спокойно закончила за него Розалинда, вставая из-за стола.

- Он что, опять начал путаться в часовых поясах? - спросила Блисс мать.

- Именно, - кивнула Розалинда. - Помнишь, что было, когда мы ездили в Нью-Йорк?

- Такое не забудешь даже после кошмарного сна, - содрогнулась Блисс.

В этот раз Уилл закашлялся ещё менее деликатно, но улыбки сдержать не смог. В конце концов, он тоже был частью этой семьи и не меньше, чем Филипп, обожал, когда между матерью и дочерью случались странные, но всё же моменты единения.

- Я бы с удовольствием припомнил все ваши грехи, но нам и вправду пора встречать гостей, - сказал Филипп, закрывая крышку часов. - Дамы, прошу вперёд.

Не более, чем через минуту, Филипп пожалел о содеянном. Блисс только этого и надо было и, не успел никто опомнится, как она быстро свернула на лестницу, ведущую наверх.

- Блисс, - подняв голову вверх, сказала Розалинда. - Встреча гостей касается и тебя.

- Благодарю покорно, - сладко улыбнувшись, ответила Блисс матери, сделав изящный книксен. - Но я скорее утоплюсь в Темзе. Удачного времяпровождения.

И, прежде чем кто-то успел сказать ещё слово, она быстро исчезла из поля зрения.

- Ну что же, - после нескольких секунд молчания, сказал Филипп. - По крайней мере, её воспитание не пропало даром. Не смотря на всю строптивость, книксен она делает даже лучше тебя, при этом находясь в брюках. Кажется, в моих брюках.

- По крайней мере, теперь мне понятно, какую гардеробную она предпочитает моей или же своей, - вздохнула Розалинда и не смогла сдержать улыбки, когда почувствовала, как её муж притягивает её к себе за талию. - Интересно, куда она направилась?

- За неимением в доме Темзы? Топиться в фонтане, - высказал своё предположение Филипп, после чего получил локтем между рёбер.

Филипп только крепче прижал к себе жену, после чего нехотя отпустил её. Как только они выйдут за порог этого дома, его смешливая Роза, которая буквально преображалась после общения с дочерью, снова превратиться в Розалинду, холодную, царственную, изысканную личность голубых кровей, коей её должны видеть другие.

- Как я выгляжу? - спросила Розалинда, стряхивая невидимые пылинки с длинного шелкового платья и поправляя часики с сапфирами. - Может, стоило выбрать чёрный цвет, а не бежевый?

- Ставлю пять фунтов на то, что все жёны моих партнёров будут в чёрном, - сказал Филипп, оттягивая ребяческие моменты.

- Так уж и все.

- Десять фунтов?

- Пари принимается.

Филипп ещё раз полюбовался своей женой и, подав ей руку, буквально почувствовал, как на её лицо натянулась холодная маска высокомерия, через которую никто, кроме её семьи, не мог пробраться.

***

- Через час мы выезжаем, - коротко проинформировал Люциус Малфой своего сына. - Кареты уже запрягаются. Проследи, чтобы твоя подружка не опоздала. Ровно как и ты.

Вот и всё, что сказал Люциус своему сыну, прежде, чем развернуться и быстро уйти.

- Значит, подружка? - спросила Астория, когда Драко вошёл в свою комнату. - Весьма забавно. А как же «У вас, замечательная дочь, миссис Гринграсс и я невообразимо счастлив, что ваша семья дала согласие на наше предложение. Полагаю, свадьбу можно сыграть летом». И «Мисс Астория, вы прекрасно выглядите, как хорошо, что вы приехали пораньше, дабы развеять скуку моего сына. Он вам будет очень рад».

- А теперь ты превратилась в подружку, - криво усмехнулся Драко Малфой. - Приоритеты Люциуса меняются каждые десять секунд.

- Только те, от которых он больше не имеет выгоды, - улыбнулась Астория. - Я пройденный этап, который он смог получить.

Малфой положил голову на колени Астории и, посмотрев в её лицо, сказал:

- Значит, теперь ты полностью в моём владении.

Астория молча погладила его по волосам. Драко прикрыл глаза и устало вздохнул. В его жизни было достаточно противоречий и нестыковок, которые начинались от взаимоотношений с людьми и заканчивались принятием того, что собственные решения явно не для него.

Нет, нельзя сказать, что ему было сложно заводить знакомства и держать рядом с собой достойный, напротив.

Когда ты являешься наследником фамилии, известной всей Магической Британии, проблем найти себе компанию не возникает. А если, ко всему прочему, являешься наследником не только фамилии, но и многомиллионного состояния, то не нужно и никого искать, все, кого ты знаешь и не хочешь знать, все они жаждут твоего общества, присутствия в их жизни. Конечно, исключения были. Не смотря на то, что многие утверждают, будто школьные друзья не задерживаются надолго, сам Драко мог бы с этим не согласиться. Он всегда считал - дело не в том, в какой отрезок времени ты встретишь человека, не важно, будет ли это глубокая
старость или же первый курс школы. Просто когда ты встречаешь нужного человека, то сразу понимаешь: он останется с тобой навсегда и разделит любую участь, уготованную тебе судьбой. Впрочем, Драко Малфой скорее верил в жизненные ситуации, нежели в судьбу .Потому что именно благодаря ситуации на пятом курсе он встретил Блейза. Или благодаря Северусу Снейпу, это уж как посмотреть. Профессор, в отличие от других Деканов, никогда не позволял себе критиковать свой факультет при противниках и никто не догадывался, что за провинности они платили так же, как и все остальные. Конечно, никто не замечал, когда в часах Слизерина пропадало энное количество изумрудов, а если и замечали, то им и в голову прийти не могло, что эти баллы отнимает сам профессор Снейп. Правда, чаще всего он ограничивался отработками, на одной из которых Драко и встретил Блейза Забини.

Забавная штука жизнь. Некоторых людей ты знаешь большую часть своего времени, но и не думаешь о том, чтобы подойти и заговорить с ними. На каждом курсе было не более двадцати четырех человек и не знать кого-то было фактически невозможно, поэтому, встретив Блейза на отработке, он уже знал, кем тот является.

- Ты здесь потому, что... - вопросительно поднял брови Блейз, протирая парты в кабинете зельеваренья.

- Поттер, - коротко ответил Малфой, зная, что ответ был более чем исчерпывающий.

Об их вражде ходили легенды и вряд ли кто-то мог об этом не знать.

- А ты? - спросил он в ответ, недоумевая, почему Блейз начал покатываться со смеху.

- Поттер был без своей обычной свиты, да?

- Да, он был один. Как ты узнал?

Немного успокоившись, он ответил:

- Я наткнулся на Уизли, причём в прямом смысле этого слова. По нему не скажешь, что хилый, но сначала он взвизгнул, а потом отлетел к стене.

- Что ты сделал, что получился такой эффект? - удивлённо спросил тогда Малфой.

- Вышел из-за тёмного угла, - сказал Блейз и снова покатился со смеху.

Как оказалось, Снейп застал каждого нарушителя с разницей в пять минут. Блейз буквально задохнулся от смеха, когда представил, что именно о них сейчас думает их декан.
Всё дело было в смехе Блейза. Когда он смеялся, его лицо волшебным образом преображалось. Надменный изгиб губ сглаживался, глаза начинали странно, пугающе блестеть, а его голос, обычно безэмоциональный, на несколько минут приобретал восторженные ноты.
И в тот момент, когда Малфой в первый раз увидел смеющегося Блейза Забини, он невольно подумал:
«Неужели смеяться настолько просто?».
Как-то раз, ещё на втором курсе, он решил попробовать. Странно, вообще-то, что двенадцатилетний мальчик, который имеет всё, решил узнать, какого это, смеяться по-настоящему. Без злости, насмешливости или презрения. Для других было бы странно.

В семье Малфоев настоящие чувства не приветствовались никогда. Наверное, именно поэтому у него ничего не получалось. Он выглядел жалко, болезненно, а уже тогда словно изломленный и злой взгляд становился ещё более резким.

Да, Драко Малфой был уверен, что всё дело в его семье. По крайней мере, он уже семнадцатый год успешно уверял себя в этом.

- Всё нормально? - озадаченно спросила Астория. - Выглядишь расстроенным.

- Раздумываю на тему искренности действий, - спокойно сказал Малфой.

- Тогда тебе следует подумать о Золотом Мальчике всея Магической Британии, - хмыкнула Астория.

- А можно вспомнить тетю Беллу. Вот уж кто искренен в каждом своём действии.

- Не люблю, когда ты шутишь такими вещами.

В комнате воцарилось гнетущее молчание.

- Как думаешь, - тихо сказала Астория, - как скоро будет новое посвящение?

- Это дело Тёмного Лорда. Всё будет так, как захочет он, - автоматически сказал Малфой.

- Не сердись, Драко. Я просто за тебя волнуюсь.

- Я знаю, Астория. Правда, знаю.

Она ничего не ответила, только взъерошила его волосы и посмотрела на него, как на неразумного ребёнка.
Она смотрела на него точно так же в их первую встречу. Встречу, которая тоже произошла благодаря ситуации.
Был четвертый курс, был Турнир Трёх Волшебников, а вместе с ним и тот самый злополучный святочный бал. Казалось, что все девушки в Хогвартсе удвоились, а потом коллективно сошли с ума, до того их было много. Невозможно было отгородиться от восторженных, жаждущих взглядом, «случайных» столкновений, глупых хихиканий, которые раздражали нервную систему.
Была библиотека. Астория, всегда прилежно относящаяся к учёбе, в тот год не могла находиться в библиотеке, в которую по непонятным до поры до времени причинам стал захаживать Виктор Крам.
Была Астория, которая в тот день явно переоценила свои физические способности. Был очень холодный день, завывал сильный, промозглый ветер, а за окнами Хогварста падал снег вперемешку с дождём.
«Отвратительная погода» думал Малфой, когда шёл на урок трансфигурации по третьему этажу коридора Хогварста, где ветер гулял особенно сильно. Он потуже затягивал шарф, раздраженно огибая школьников, идущих на занятия. И именно тогда, когда его хотела обогнуть хрупкая девушка с кипой книг до самого носа, особенно сильная волна ветра выбила окно.
Дюжина учеников в страхе разбежались, наталкиваясь друг на друга, а кипа книг в руках девушки свалилась ей под ноги и, споткнувшись о них, она начала падать лицом вниз.
Малфой не знал, почему среагировал так быстро, но следующее, что он сделал, схватил хрупкую девушку за плечи и буквально оттащил её в безопасный выступ, случайно приложив её головой к стене. Осколки всё ещё летели в разные стороны.

На шум прибежали преподаватели, находившиеся по близости и мадам Пинс, библиотека которой находилась чуть поодаль.

- Не понимаю, как такое могло произойти, - растерянно спросила мадам Пинс у МакГонагалл. - наверное, в этой части замка ослабло заклинание, - не менее растерянно ответила она. - Профессор Дамблдор мог забыть обновить его. А ветер завершил работу. Репаро!

Стекло, до этого лежащее одинокими осколками на каменном полу, за несколько секунд восстановились в оконной раме.

- Не понимаю, - проворчал Грюм. - Неужели так сложно поставить банальное заклинание неразбиваемости.

- Поставить, конечно, легко, - раздраженно ответила МакГонагалл. - Что мы и делаем. Но более сильная магия не терпит инородное на своей территории, подчиняя наложенные чары себе. Приходится обновлять бытовые заклинания несколько раз в год.

- И всегда обновляете не вовремя, - пробормотал Филч, подметая уже несуществующие осколки.

- Лучше займитесь своей работой, Аргус, - отрезал Грюм. - Желательно там, где есть эта самая работа. Самюэль, горгулья тебя раздери! Немедленно марш в класс! Звонок прозвенел семь минут назад!

Звонок и вправду прозвенел семь минут назад, как верно заметил Грюм. Несколько зевак, испугавшись, что им тоже достанется от Грозного Глаза, поспешили разбежаться по классам, не слушая стенания мадам Пинс, которая убивалась над разбросанными книгами и клялась запретить доступ в библиотеку тому, кто так по-варварски обошёлся с ними.
Наконец, книги были собраны и снова отнесены в библиотеку, профессора, наложив заклинания на все окна третьего этажа, разошлись по классам и даже Филч ушёл по своим делам, перестав попусту махать метёлкой.
И ни один человек не додумался заглянуть за широкий каменный выступ, где всё это время студент четвёртого курса обнимал за плечи странную незнакомку.

- Ты можешь меня отпустить, - наконец сказала она.

Он отстранил от себя девушку и впервые за всё время взглянул в её лицо.
Девушка была не просто красива. Малфой никогда не видел прежде настолько очаровательной красоты, настолько правильных черт и чистых голубых глаз.

- Ты в курсе, что очаровательна? - сказал он тогда.

- Ты прикладываешь всё, что очаровывает тебя, головой об стену? - спросила она и осторожно высунула голову из-за угла.

Убедившись, что там никого нет, она повернулась к Малфою и кивнула головой в сторону коридора. Он сразу вышел за ней.

- А комплименты ты тоже всегда говоришь с таким каменным лицом? - иронично поинтересовалась девушка.

Малфой посмотрел на значок её мантии и усмехнулся про себя. Слизерин.

- Я сказал то, что подумал.

- Конечно. Ты же этим славишься. Драко Малфой, всегда говорит всем всё, что думает, в особенности гриффиндорцам и грязнокровкам.

- У тебя с этим проблемы?

- Абсолютно никаких. Просто факты, которые мне известны.

Он стоял и с интересом смотрел на девушку, которая не отводила взгляда и смотрела как-то насмешливо, но вместе с тем... ласково?

- Но спасибо, - внезапно сказала она. - Вряд ли бы мне понравилось, если бы один из осколков вонзился в мой желудок или глаз.

- Не за что. Вряд ли это происшествие было настолько опасно.

- Может быть, - ответила она.

Наконец, устав стоять и смотреть на Малфоя, она развернулась и направилась дальше по коридору, в сторону лестниц.

- Я Астория, - не оборачиваясь, четко сказала девушка. - Астория Гринграсс. Подходи как-нибудь.

И Малфой подошел. Сначала в библиотеке, где помог ей дотащить очередную кипу книг, потом стал подсаживаться в Большом Зале во время завтраков и ужинов, а немного позже стал помогать Астории по Истории Магии, в которой она была не очень сильна.
За три года Малфой изучил характер Астории, но всегда знал, что рано или поздно он будет преподносить новые сюрпризы.
Астория сама словно состояла из сюрпризов и насмешливости. Насмешливостью над другими, насмешливостью к жизни, насмешливостью к самой себе. Она словно не относилась ни к чему серьёзно, но иногда в её глазах проскальзывало нечто, что Малфою нестерпимо хотелось изгнать.
Они как-то раз говорили об этом.

- Не надо смотреть на меня с такой тревогой, - однажды сказала Астория. - Это всего лишь мои мысли.

- Мысли о чём, Астория? - резко спросил Малфой. - После них ты можешь уйти на несколько дней в себя, не реагируя на окружающий мир.

- Волнуешься? - в своей излюбленной насмешливой манере спросила она.

Драко пожал плечами:

- Понимай, как хочешь.

Через неделю Астория сорвалась. Он столкнулся с ней в кабинете зельеварения, которая уходила с только-что закончившихся пар, в то время как у него они только начинались. Даже слизеринцы не очень любили тёмное подземель, поэтому заходили туда только со звонком. Драко не был исключением, но он знал расписание Астории и хотел её встретить. Когда он зашёл в пустой класс, то подумал, что опоздал, но Астория просто стояла с краю одной из парт и бессмысленно смотрела вперёд затуманенными глазами. В тот момент Малфою надоела эта непонятная для него ситуация и он взял девушку за плечи, с силой встряхнув её.
Она отмерла и, не смотря Малфою в глаза, тихо заговорила:

- Вчера моего отца навещал Сам-Знаешь-Кто. Навещал! Именно так мать выразилась в письме, - усмехнулась Астория. - У Тёмного Лорда есть очень много сообщников, и кому, как не тебе знать, что все поддерживают его по-разному. Кто-то не отходит от него не шаг, выполняя все его приказы, кто-то готов положить к его ногам всё своё состояние, а кто-то... - её дыхание перехватило.

- Кто-то просто есть. Не участвует в операциях и нападениях на маглов. Таких он захочет проверить, - машинально закончил Малфой.

Конечно, он знал. Знал не только о том, что своих людей Тёмный Лорд обычно проверяет, но и то, какие привилегии или же наказания заготовлены у него для каждого из определённой «группы». И, зная о его правилах, Малфой был благодарен судьбе за то, что его семья более других приближена к Тёмному Лорду. Он прекрасно знал, что ждёт отсиживающихся в своих домах и говорящих о своей преданности Ему, но при этом не принимающих для этого никаких действий.

- Мой отец, - прошептала Астория, выводя Драко из задумчивости. - Кажется, Сам-Знаешь-Кто хочет отправить его в рейд. За эти три месяца он у нас был уже три раза, Драко, и, как я поняла из писем матери, намекает моей семье на то, что хочет включить отца в ближайший рейд. Намекает! Издевается - вот точное слово для его действий, он не может без этого.

- Прекрати немедленно, - осадил её Малфой.

- Извини. Просто мне надоело. Надоела бравада матери, за которой скрывается страх и отчаяние. Надоело думать - а если будет рейд, вернётся ли папа живым?
Малфой снисходительно посмотрел на Асторию:

- Конечно. Даже если прибудет кто-то из Ордена Феникса, они уже успеют убить достаточно маглов и аппарировать.

Он не хотел в это верить, но при мысли об убийстве ему сделалось особенно мерзко от своих слов.

- Рейд запланирован в Министерство, - безжизненно выдохнула Астория.

Малфой удивлённо на неё посмотрел.
Рейды в Министерство были крайне редки ещё со времён первого восстания Тёмного Лорда. Такой рейд равносилен убийству по меньшей мере половины отправленной команды, но даже минимум пятьдесят человек не смогут справиться с главным сосредоточением магии Британии.
Вот какова цена для тех людей, которые впустую растрачивают слова.

- А знаешь, что мне особенно надоело? - спросила Астория и сразу же ответила на свой вопрос. - Надоело думать о том, что мы так рано повзрослели. И вместо того, чтобы радоваться жизни и бегать на свидания, мы пытаемся найти людей, которым можно доверять, людей, которых мы сможем оставить навсегда в своей жизни. Хотя, казалось бы, сейчас самое время разочаровываться в мелочах и совершать ошибки.

Драко ничего не ответил.

- Скажи что-нибудь, - попросила Астория.

- Может, ты была права, когда держала всё внутри себя.

После этого ответа Астория не разговаривала с ним неделю, но Малфой был рад, что сказал правду.
Он прекрасно понимал - переживания подруги были небеспричинны, но всё же, когда он узнал, что всё настолько серьёзно, ему захотелось приказать ей замолчать. Он не любил слушать о чужих проблемах, не любил утешать других. В его жизни было и так достаточно проблем, чтобы нагружать себя ещё и чужими, и даже для Астории он не собирался делать исключения.

- Драко, - осторожно позвала Астория, потрепав его за плечо.

- Что случилось? - открыв глаза, спросил он.

- Кажется, ты задремал. Нам пора спускаться вниз и выезжать.

- Конечно, - он устало протёр глаза и оторвал голову от её колен, последний раз почувствовав лёгкое прикосновение.

- Как думаешь, зачем мы там?

- Не знаю, - ответил Малфой, протирая глаза. - Уверен: две недели будут потрачены впустую.

- Может, ты поговоришь с отцом?

- Может, ты выпишешь у нашего лесничего пару соплохвостов и подсунешь мне в кровать? Эффект будет почти одинаковый.

Астория засмеялась.

Малфой подумал о том, что это и вправду могло бы быть смешно, если бы не было так ужасно для него самого. Он был противен самому себе, когда особенно отчетливо понимал, что не может дать отпор человеку, который медленно его порабощает и не даёт сделать лишнего шага без его ведома. Люциус Малфой не терпел непослушания, в особенности от собственного сына.

- Не переживай, - грустно сказала Астория. - Всё образуется.

- Когда-нибудь, - согласился с ней Малфой.

Настолько «слишком»


Время медленными секундами приближалось к девяти часам, но утреннее небо, словно насмехаясь над людьми под ним и показывая своё упрямство, не собиралось светлеть. Своим цветом оно задержалось на спокойном, но тусклом светло-сером оттенке, который ровной гладью распластался над Бирмингемом и дальними его окрестностями. Час назад прошёл дождь, воздух стал насыщен, а на линии горизонта, множество тёмно-зеленых елей и лента шоссе затерялись в полупрозрачном тумане.
Воздух здесь был насыщен водой и озоном, и Драко Малфой с упоением втягивал его полной грудью. Впрочем, кроме воздуха больше ничего не трогало его чувств. Взгляд Малфоя не мог полностью захватить весь простор замка, простиравшегося перед его глазами, но, не смотря на это, поместье его не восхищало, даже не трогало. Семья Малфоев располагала замками и владениями куда большими.
Большими, подумал Малфой, но все они, как на подбор, выполнены готическом стиле и были донельзя мрачными.
Нарцисса, с упоением разводившая цветы, не допускала деревьев до владений своего дома, а те леса, что окружали некоторые из домов Малфоев, не отличались особой густотой.

- Неплохое место, - оценила Астория, выходя из кареты.

Малфой успел подать ей руку, прежде, чем она вышла и носки её туфель коснулись земли. Астория, в шелковом тёмно-зелёном платье с рукавами-фонариками и ниспадающими на плечи локонами, смотрелась гармонично и прекрасно на фоне редкого тумана и, под стать цвету её платья, ухоженного газона.

- Вот только я всё ещё не могу понять, за каким Мерлином мы нужны в этом месте, - ответил Малфой.

- Ты действительно не понимаешь? - подняла брови Астория. - Люциус говорил об этом сегодня за завтраком. И два дня назад, на приёме. И неделю назад, когда наши семьи устроили пикник в парке.

- Скажем так: я знаю, когда отца можно не слушать.

Он говорил правду. Годы общения с Люциусом научили его превращать его слова в белый шум и всё, что не касалось Тёмного Лорда, успешно пропускалось мимо ушей. Видимо, в этот раз он пропустил что-то, что должен был знать.

- Девчонка Бромлей, - сказала Астория.

Малфой вопросительно посмотрел на Асторию.

- Девчонка Бромлей. Дочь хозяев дома. Переводится в Хогвартс, на седьмой курс, - терпеливо пояснила Астория. - Более чем уверена, это её инициатива. Хочет познакомиться с равными по состоянию волшебниками.

- Хочешь сказать, что из-за капризов богатенькой девочки мы оказались в этом месте, теряя последние недели каникул?

Астория молча пожала плечами.

- Тогда она просто жалкая, - скучающе сказал Малфой, - если думает, что сможет так заслужить чьё-то расположение.

- Я в этом уверена. Родители в жизни бы не взяли нас сами, мы только будем мешать. А тут они сразу убивают двух зайцев! Заключают выгодные сделки и могут рассчитывать на ещё большую выгоду, если мы подлижемся к их драгоценной дочурке, которая потребовала весёлую компанию.

Малфой настороженно посмотрел на Асторию:

- Кстати, о весёлой компании. Кто ещё к нам присоединиться, кроме Блейза и твоей сестры?

- Кормак МакЛагген.

- Кормак? Из Гриффиндора?

- Да. Его отец владеет магазинами ингредиентов и считает, что выгоднее всего будет закупаться оптом у Филиппа Бромлей.

- Откуда ты всегда всё знаешь? - усмехнулся Малфой.

- Я просто не превращаю даже, казалось бы, пустяковую информацию в белый шум, - улыбнулась Астория. - Кстати, о Кормаке. Тебя никогда не удивляло, что он делает в Гриффиндоре? Он немного... - Астория задумалась, пытаясь подобрать точное слово.

- Высокомерный? - подсказал ей Малфой.

- Да. Впрочем, это глупо. Не все же гриффиндорцы святые.

Драко с сомнением посмотрел на Асторию.

- Может, перейдём к более значимым гостям? Такие вообще имеются?

- Одна из них стоит за твоей спиной, - сверкнула глазами Астория.

И прежде, чем Малфой успел обернуться, ему закрыли глаза руками:

- Драко Малфой: стоящий парень в стоящем местечке. Отлично смотришься на этом фоне, Малфой. Я даже залюбовалась. Секунд на пять.
Следующее, что сделал Малфой, это взял девушку за руки и, убрав их с глаз, переместил их вниз, после чего резко развернулся и привлёк девушку к себе за талию.

- Пэнси Паркинсон, - чётко выговорил он. - Всё так же обладает идеальными голубыми глазами и разбивает сердца. На целых пять секунд? Я действительно горд за себя. Обычно ты задерживаешь кого-то рядом с собой не больше, чем на секунду.

Пэнси засмеялась и поцеловала Малфоя в щеку, после чего высвободилась из его объятий, облокотившись на его плечо.

- Я скучала по тебе.

- Ты не поверишь, я разделяю твои чувства.

Малфой не врал. Он часто не говорил правды незнакомым людям, вынужденный вежливо улыбаться и говорить лицемерные вещи, которые были бы им приятны. Иногда он вынужденно врал своим друзьям, скрывая от них неприятную правду или же те вещи, которые им знать не стоило. Но если на свете и существовал человек, которому он не сказал ни одного лживого слова, то этим человеком была Пэнси Паркинсон.
Для Малфоя, чья жизнь была воздвигнута, словно башня из домино, на лжи, это было невероятно. Проблема заключалась в том, что и сама Пэнси была невероятной.
Её нельзя было назвать красивой в общем смысле этого слова. Асторию - бесспорно можно. Астория была истинным эталоном красоты.
Пэнси же, с её чёрными, доходящими до плеч волосами, прозрачными и яркими светло-голубыми глазами, небольшим носом и резкими чертами лица была явлением более странным и экзотичным. Вся незаурядность, что была в ней, подпитывалась ярким, безудержным характером и острым языком. В ней было настолько большее, нежели просто красота, что факт оставался фактом: любая красивая девушка, даже такая, как Астория, терялась на фоне Пэнси.
Малфой иногда ловил себя на мысли, что они могли бы быть братом и сестрой. Их вечные поднутривания друг над другом, ничего не значащие для них обоих объятия и саркастические замечания на тему новых временных отношений, которым сроку было не больше, чем две недели всегда создавали ощущения, будто они родственники.

- Брат и сестра воссоединились, - сказала Астория, озвучив мысли Малфоя. - Как скоро мне ждать конца света?

- Если под концом света ты имеешь в виду то, что я хочу получить на время пребывания тут самого симпатичного парня, то очень и очень скоро, - ярко улыбнувшись, ответила Пэнси.

- Если Малфой будет не против, то мне просто придётся уступить его, - весело ответила Астория.

- Моральных принципов у меня столько же, сколько любовниц у Папы Римского, но даже для меня инцест является табу, - тряхнув локонами, заметила Пэнси. - И, судя по тому, что я знаю, у меня есть два варианта: Блейз и Кормак. Отлично. Выбираю Кормака.

- Как всегда, тянет на то, чего сложнее добиться? - понимающе кивнул Малфой.

- Да ради Мерлина, - фыркнула Пэнси. - Даже Блейз является более сложным вариантом, чем Кормак.

- Есть ещё один парень, - рассеяно заметила Астория.

Малфой непонимающе посмотрел на неё.

- Ещё один? На каком он факультете?

- На Слизерине, - сказала Астория. - На одном курсе с тобой.

- О да, это многое объясняет, - с сарказмом ответил Малфой.

- Я мало чего о нём знаю, - всё так же рассеяно ответила Астория, пытаясь вспомнить больше. - Подожди. Тогда, на пикнике, о его семье говорили мои родители. Кажется, он не всё время учился в Хогвартсе. Перевёлся только на третьем курсе.

- Рафферти, - щёлкнула пальцами Пэнси.

- Рафферти, - согласился Малфой и поморщился.

Астория недоуменно посмотрела на Драко:

- Что? Он тебе не нравится?

- Я не стал бы так говорить. Но он странный. И нелюдимый в плане общения.

- В плане общения? То есть, он хорош в каком-то... другом плане? - уточнила Астория.

- О, можно сказать и так, - усмехнулась Пэнси. - Скажем так: он много с кем общается, но никто не задерживается с ним надолго.

- Что-то не припомню, чтобы он с тобой общался, - сказал Малфой.

- Очнись, дорогуша: это же я. Я должна знать всё и обо всех, - отмахнулась Пэнси. - Суть в том, что он такой же, как и ты с Блейзом. Вот первая неделя, которую он проводит с девушкой из Пуффендуя. Вот вторая неделя, где его видят в обществе гриффиндорки. А вот и остальные недели, где девушки с разных факультетов чередуются у него одни за другими, и задерживаются они на ту же неделю, плюс-минус.

- Непостоянная личность, которая предпочитает женское общество, - сказала Астория. - Кого-то мне это напоминает.

- Смотрите, - махнула рукой Пэнси. - Последние гости уже собираются.

Она была права. Последние кареты, появившиеся буквально из воздуха с разницей в несколько секунд, уже подъехали и как только гости вышли из них, эльфы-домовики поспешили отогнать их в специально предназначенные места.
Последовали рукопожатия, поцелуи руки со стороны взрослых и книксены и аккуратные поклоны со стороны их детей.

- Дафна что, даже при банальном реверансе не может не держать спину так, словно ледяную колонну проглотила? - покачала головой Пэнси.

- О чём ты? - с усмешкой парировал Малфой. - Дафна даже спит в такой позе. На то она и Дафна.

- Прекратите, - жестко осадила Астория друзей. - Вы сами знаете, что она не такая плохая, какой хочет показаться.

Малфой переглянулся с Пэнси, и та мотнула головой. Не лезь в это дело. Может, иногда они и подшучивали над сестрой Астории, но с самой Асторией, говорившей таким тоном, дело лучше не иметь. Всё же, не смотря на внешнюю мягкость, Астория была слизеринкой.

- Просто она более сдержана на эмоции, чем другие, - упрямо продолжила Астория.

- На эмоции? - переспросил Малфой. - Я сдержан на эмоции. Пэнси сдержана на эмоции. Все нашего круга сдержаны на эмоции. Но Дафна? Так называемые эмоции умирают, оказываясь в метре от твоей сестры.

- В таком случае, у вас большего общего, чем вы думаете, - прохладно сказала Астория.

- Не сердись на правду. Или сердись, - устало сказал Малфой. - Я просто поделился с тобой соображениями.

- Да. У вас действительно много общего, - тряхнула головой Астория. - Но когда-нибудь это пройдёт.

Малфой с недоумением взглянул на неё и Астория, всё ещё смотря в сторону, объяснила:

- Когда-нибудь вы просто найдёте нужного человека, который зажжёт в вас что-то. И вы больше не сможете быть такими.

- Может, именно ты тот человек, который мне нужен, - поразмыслив, ответил Малфой. - Я думал над этим.

Астория громко рассмеялась, теряя свой смех среди щебета птиц и еле слышного шелеста листьев.

- Нет, Драко, - отсмеявшись, сказала она. - Это точно не я. Ты просто меня уважаешь.

- Разве этого недостаточно? - рассеяно спросил Малфой.

Порой его просто утомляла проскальзывающая наивность Астории. Да, она была ему дорога, но меньше всего на свете он хотел думать о том, какие эмоции она испытывает. В сущности, ему было наплевать на чьи-либо переживания или чувства, и Астория была не исключением.

- Ты иногда бываешь слишком жесток к ней, - сказала Пэнси, когда Астория отдалилась от них, присоединившись к другим гостям. - Но я тебя не упрекаю. Трудно понимать, что всю жизнь будешь с тем, кого не любишь.

- Не понимаю, о чём ты, - нахмурился Малфой. - Она мне очень дорога. И я всегда относился к ней так. А если учесть то, как сейчас всё происходит? Наша свадьба - едва ли не самое лучшие, что могло случиться. Мы уже знали друг друга.

- Нет, Малфой, - мягко покачала головой Пэнси. - Ты не относился к ней так. Не сказать, чтобы было сильное различие, но всё же. Чуть лучше, чуть сострадательнее, чуть понимающее. Чуть, но всё же. Для тебя и это было чудесно. И она права. За тебя сделали выбор, который не устраивает никого.

- То есть, ты хочешь, сказать, что когда я влюблюсь, мне будет не наплевать? - усмехнулся Малфой.

- Именно, - кивнула Пэнси. - Во всех смыслах. Но мы больше об этом говорить не будем, потому что никто из нас этого не хочет.

«Ты не хочешь говорить об этом». Иногда ему казалось, что Пэнси понимала его лучше него самого.

- Как думаешь, - помолчав, сказал Малфой, - она рассчитывала на другой ответ?

- Она девушка, - просто ответила Пэнси. - Конечно, рассчитывала. Но она так же умная девушка и знала, что от тебя не дождется этого. Не забивай себе голову, она не обиделась ровно и на половину.

В этом была вся Пэнси. Спросил - и в ответ ни слова уловок или лжи.

- Почему все девушки не могут быть такими, как ты? - сказал Малфой в пространство.

- Ещё одна версия тебя на этой планете?

- Уволь, - согласился с ней Малфой.

Они уже хотели направиться в сторону дома, как за их спинами раздался глубокий, приятный голос:

- Знаешь, Малфой, тебе не мешало бы завести ещё один глаз, как один наш бывший профессор, - при упоминании Грюма в голосе отчетливо послышались смешливые нотки. - Может быть, тогда ты начнёшь замечать человека, который уже две минуты стоит буквально в метре от тебя.

Малфой среагировал моментально:

- В таком случае, тоже дам тебе совет. Углубись в изучение анатомии человека. Не уверен насчет магических глаз, но обычные сквозь затылок видеть точно не могут.

Малфой обернулся и увидел именно то, что ожидал: ухмыляющегося смуглого Блейза, на миг поднявшего руки, словно говорящего: сдаюсь. Этот раунд явно за тобой.

- Ну что? Придумал, как будешь развлекать себя в этом забытом Мерлином местечке? - сказал Блейз, протягивая Малфою руку.

Они обменялись крепкими рукопожатиями, после чего Блейз почтительно кивнул подошедшей к ним Астории:

- Я бы поцеловал вам руку...

- Но я бы тебе врезала, - добродушно закончила за него Астория, чем вызвала практически добродушную усмешку Пэнси.

- Ты научилась ругаться за то время, что мы не виделись? Мир плохо на вас влияет, мисс Гринграсс, - смеясь, сказал Блейз.

Малфой едва удержался, чтобы не закатить глаза. Может быть, Астория и Блейз имели привычку подшучивать друг над другом, но делали это безобидно. И после каникул, встречаясь на платформе 9 и 3/4, они точно так же, как и сейчас, отпускали пару шуточек в адрес друг друга, а потом немедленно обнимались.
В отличие от Драко, Блейз не имел возможности гостить у Астории или наоборот. Их семьи поддерживали исключительно деловые отношения.

- Смотри, - сказала Астория, прекратив объятия с Блейзом. - Кажется, о нас наконец вспомнили.

Малфой посмотрел в направление головы Астории и понял, что она была права. Мистер Бромлей пожимал руки своим партнёрам, рассеяно хмурясь и поглядывая на часы, а миссис Бромлей спокойно общалась с их жёнами и улыбалась дежурной улыбкой их мужьям, когда те подходили поцеловать ей руку.

- Что тут происходит? - шёпотом спросил подошедший Кормак МакЛагген, при этом обменявшись рукопожатием с Блейзом, а через несколько секунд и с самим Малфоем.

- Дамы,- невнимательно сказал Кормак, продолжая следить за дежурными церемониями. - Эта блондинка и есть миссис Бромлей? Знаете, если её дочь хоть в половину похожа на неё, то я знаю, чем займусь здесь.

Малфой, внимательно поглядев на женщину, равнодушно пожал плечами:

- Если хочешь пообщаться с ледышкой, то тебе выпадет такая возможность и без девчонки Бромлей. Кажется, здесь неподалеку гуляла Дафна.

- Найдём её в доме, - сказала Пэнси. - Потому что твой отец, Драко, посылает эти самые взгляды в духе «Иди за мной». Интересно, он знает, что иногда не вся Вселенная смотрит на его светлый лик?

- Твоё счастье, что ты заметила его светлый лик, - сказал сквозь зубы Малфой, кивая отцу. - Иначе при очередной аудиенции с ним он бы стал намного темнее. Ты права, нам всем надо идти в дом.

Астория хотела дотронуться до его плеча, но наткнувшись на его взгляд, молча отошла. Он был зол. Больше всего на свете он ненавидел жалость.

Просыпаться на новом месте было более чем странно. И непривычно. В первые минуты Малфой не мог понять, где он находится.
Тяжёлые кремовые шторы слегка колыхались на ветру, обтянутые коричневым шёлком стены отбрасывали блики на пол, невесомый, полупрозрачный полог практически не спасал от тусклого света. Краем глаза Малфой заметил странное движение и быстро повернул голову, выхватывая палочку из-под подушки.
Как оказалось, он спал прямо напротив огромного шкафа с зеркалом, в котором всего-навсего отражался он сам.
Малфой подумал, что его выражение лица, отражающееся в зеркале, настороженное и подозрительное, никак не вязалось с этой комнатой, светлой и тёплой.
В Малфой-Мэноре даже сад был выдержан исключительно в тёмных оттенках и предполагать, что нечто подобное пряталось среди множества комнат его поместья, было просто смешно.

В дверь постучали и Малфой снова едва не схватился за палочку, но сон уже прошёл, и он вспомнил, где находится. Встречать гостей этого дома с оружием на перевес всё же не стоило.

- Войдите, - хмуро бросил он.

Дверь бесшумно открылась и на пороге его комнаты появилась Астория, уже с тщательно уложенными волосами и лёгком утреннем платье.

- Ты ещё не встал? - удивлённо спросила она. - Завтрак через сорок минут.

- Проклятье, - процедил Малфой, откидывая голову на подушки. - Спал, как убитый. Даже не сразу понял, где нахожусь.

- Не поверишь, но у меня было те же ощущения, - задумчиво сказала Астория, рассматривая одну из картин. - Я чувствовала себя в такой безопасности, что самой страшно. Может, цветовая гамма сказывается. Тут всё такое...

- Светлое?

- Именно, - кивнула Астория. - По фасаду дома так и не скажешь и вчера я думала, что попаду в свою обычную среду. Много серых оттенков, серебра и мрачности.

- Твой дом куда больше этого. Как и мой, - сказал Малфой.

Астория покачала головой:

- Знаешь, я бы согласилась отдать все свои поместья, дома и наследство вместе взятые лишь бы жить в том месте, которое будет моим.

- Ты говоришь бред, Астория, - жёстко сказал Малфой. - Не веди себя, как предательница крови.

- Дочка Бромлей тоже жила в магловском мире, ровно как и её семья, - растерянно сказала Астория. - Я слышала, что у них и там есть бизнес. Но почему то я не слышала, чтобы ты называл их предателями крови.

- У них есть достаточно денег, чтобы диктовать свои условия. Это раз. И для них, живущих на половину жизней из поколения в поколения, это нормально. Но не для нас, ставящих чистоту не только крови, но и чистоту принципов на первое место.

- У меня тоже достаточно денег, - тихо сказала Астория. - И Киллиан Маррей...

- Это другое, Астория, - отрезал Малфой. - И ты это понимаешь.

Астория и правда понимала. Легкомысленное, светлое утро внезапно показалось им обоим безвыходным и мрачным.

- Тебе действительно пора собираться. Завтрак пройдёт в утреннем зале, - помолчав, сказала Астория. - Вряд ли твоему отцу понравится, если ты опоздаешь, - и, не выслушав ответа, она вышла из комнаты.

Астория тоже могла бить в больное место, если задевали её. Шляпа никогда не делает неправильный выбор.
В кратчайшие сроки Малфою удалось собраться так, чтобы не опозорить Люциуса. Но, оказавшись в коридоре, он понял, что понятия не имеет, куда идти. Малфой пожалел, что не запомнил ни одного имени домовика, о которых вчера говорили хозяева. Их помощь сейчас бы понадобилась.
Хорошо, подумал он. Большинство обеденных залов располагалось на последних этажах домов и он знал по своему опыту, что все аристократичные семьи, у которых гостила его семья, редко располагали зал как-то иначе.
Кажется, в этом доме всего четыре этажа? Отыскав лестницу, он начал подниматься наверх.

Когда Блисс было пятнадцать лет, умер Грейсон Бёрхард.
В тот день он приехал к своему зятю, с которым должен был решить вопросы, касающиеся партии нового товара. Розалинда ещё утром аппарировала в Париж на очередной приём, слугам дали внеплановый выходной, а домовикам поручили убрать один из домов в Испании. К началу обеда в доме осталось всего четыре человека: Уилл, Филипп, Грейсон и Блисс.
Несколько часов Грейсон и Филипп не выходили из кабинета, решая вопросы с поставкой товара, а Блисс сидела в мастерской и читала книгу, изредка поглядывая на то, как Уилл возится с мотоциклом.
Вскоре в мастерскую постучали и, услышав хоровое рассеянное «Войдите», в комнату вошёл Грейсон.

- Мистер Бёрхард! - обернулся через плечо Уилл. - Вы уже закончили ваши дела?

- Да, - кивнул Грейсон. - Филипп только что аппарировал к Розалинде. Хорошо, что с нашими счетами всё в порядке, иначе бы моя дочка просто нас разорила.

- Ты недооцениваешь её способности, - сказала Блисс, закрывая книгу. - Она может разорить казну Франции, если ей дадут к ней доступ.

- Хотел бы я возразить. Прогуляемся?

- Конечно, - улыбнулась Блисс.

Розовые кусты плавно росли по всей территории дома, источая тонкий аромат. Недавно цветы поливали и капли воды, лёгкие и прозрачные, лежали на каждом лепестке. Единственное дерево, цветущее перед домом, являлось сакурой. Розалинда, никогда не любившая деревьев, смирилась с этим, цветы которого были изумительно красивы. Именно под ним начали свою прогулку Грейсон с Блисс.

- Я люблю это место, - сказал Грейсон. - Оно о стольком напоминает.

Они шли между розовых кустов, и Блисс стирала капли с попадавшихся на её пути лепестков.

- Я тоже люблю этот сад. Но мне всегда было интересно, почему мама посадила только красные розы.

- Это был любимый цвет твоей бабушки. Розалинда хотела, чтобы ей было уютно здесь.

- Сама она для этого мало что сделала.

- Именно поэтому она спланировала этот сад. Роза по-другому не умеет. Ей легче показать что-то на деле, нежели непосредственно на чувствах.

Блисс и Грейсон стояли посреди сада и любовались ярко-голубым небом, десятками кустов алых роз и задним фасадом относительно небольшого особняка.

- Дождь пойти не должен, - задумчиво сказал Грейсон.

- Я бы сильно удивилась, если бы он пошёл, - засмеялась Блисс.

- Не знаю. Я бы хотел увидеть это место после дождя. Рай не был бы так прекрасен.

- То, что родное и любимое, всегда занимает в сердце большую роль, чем что-то более лучшее, - мечтательно сказала Блисс, делая поворот вокруг своей оси.
Грейсон не мог налюбоваться внучкой, которая расслаблено кружилась среди кустов роз.

- Грета тоже здесь кружилась, - тихо сказал Грейсон. - Когда её мог видеть только я. Жутко стеснялась.

- Вы были такой парой, - остановилась Блисс, - что я никогда не могла описать вас. Всегда смотрели друг на друга, как будто первый раз увидели. Вы были гармоничны даже в именах, - она тихо рассмеялась. - Помню, лет в восемь, я пыталась найти сказку про вас. Эти книги, где принц встречает принцессу и все живут долго и счастливо. Я искренне верила, что про вас там написано тоже.

- Помнишь, я читал тебе на ночь «Спящую Красавицу», - спросил Грейсон.

- Смутно.

- Не удивительно. Тебе было всего три года. Читая ту книгу, я думал точно так же, как и ты. Роза и Филипп. Спящая красавица и принц.

- Тогда ты действительно верил, что они идеальная пара?

- Всегда верил. Верю и сейчас.

Блисс только пожала плечами. Спорить ей не хотелось.

- Помнишь, твоя бабушка делала чаи и называла их именами?

- У меня ещё осталось немного чая «Блисс». Я завариваю его только зимой. Скоро он совсем закончится.

- Грета никогда не любила, когда разгадывают её секреты. Но, думаю, завтра я смогу выяснить все его составляющие. Я скажу их тебе, если хочешь.

- Конечно хочу, - радостно ответила Блисс.

Но Грейсон так и не успел рассказать. На следующий день он скончался, держа в руках совместную фотографию с Гретой.
Блисс не могла плакать, потому что не верила. Не верила, когда ей сказал отец. Не верила, когда к ней в комнату зашла Розалинда и спросила, почему Блисс ещё не собрана. Вот тогда она и поверила.
Поверила, потому что видела перед собой Розалинду, в элегантном чёрном платье и бесстрастным выражением лица.
В первые в жизни спокойную Блисс охватило настоящее бешенство. Розалинда еле смогла увернуться от книги, полетевшую в неё и, успев бросить презрительный взгляд на дочь, скрыться за дверью.
Она знала, что мать пошлёт к ней папу, поэтому сделала казавшуюся на тот момент разумную вещь: спустилась из окна второго этажа, держась за подоконники и плющ, после чего спряталась за домом, в кустах роз.
Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на виду. Блисс поступила так с собой и не прогадала. Через двадцать минут она услышала хлопки аппарации.
Она сидела между розами до тех пор, пока солнце не стало скрываться за горизонтом, а небо приобрело нежно-розовый цвет. Именно тогда из глаз потекли первые слёзы, слёзы боли и усталости. Она сидела на земле и плакала, обхватив себя руками, не в силах остановиться.

- Для меня найдётся местечко? - спросил подошедший Филипп.

Блисс молча подвинулась, освобождая место.

- Похороны прошли весело, - сев рядом с дочерью, сказал Филипп. - Зря ты не пошла.

- И в самом деле, что может быть веселее, чем поехать с утра на похороны дедушки.

- С учётом того, что все дамы больше сочувствовали твоей матери, нежели самому Грейсону? Мне кажется, даже он посмеялся, когда они особенно громко ахали, причитали и вытирали несуществующие слёзы.

- Тогда, скорее, он перевернулся, - сдавленно сказала Блисс. - С Альфредом Хичкоком на пару.

- Уверен, старина Альфред перевернулся быстрее, - вздохнул Филипп. - Потому что подсвечники, декорирующие его фильмы, не фальшивят настолько сильно, как все эти дамочки.

Они немного помолчали, задумавшись о чём-то своём.

- Странная у нас семья. Смеёмся тогда, когда смеяться совсем незачем. И не над чем.

- Может быть, именно поэтому мы выходим из всех ситуаций с меньшими душевными потерями. Потому что знаем, как можно побороть уныние и боль.

- Помнишь похороны бабушки, - улыбнулась Блисс, вытирая слёзы. - Дедушка всё ворчал на то, что чёрная обивка гроба заставит любого подняться из могилы.

- Особенно такого человека, как Грету, - продолжил Филипп. - И что она обязательно придёт к нам ночью, заставив поменять обивку.

Филипп засмеялся и Блисс положила голову ему на плечо, взяв за руку.

- Всё будет хорошо, пап. Я знаю.

- Конечно будет. Они иначе не допустят, - сказал Филипп, посмотрев в небо.

И, словно в подтверждении его слов, подул ветер. Они почувствовали слабый запах роз в перемешку с лавандовым маслом и хвоей. Последних запахов не должно было быть. Это был запах Греты Бёрхард.

- Да, - сказала Блисс, веря во что-то прекрасное. - Они не допустят.

Так появился первый чай, который Блисс сделала сама.
Блисс тряхнула головой, дотронувшись до одной красной розы. Только можно уже не сидеть на земле, а расположиться в кресле, которое она занимала весь последний час. Успокаивающе журчит большой мраморный фонтан и еле слышно можно уловить тиканье часов. На маленьком столике стоит чашка чая «Грета». Тихо, спокойно, безмятежно и сердце не щемит каждую минуту. Неудивительно, что на мгновение Блисс показалось, будто она дома.
Но нет, она не дома. Помимо красных роз ещё великое множество других цветов и растений, в которых легко можно спрятаться. Кажется, Розалинда запустила в эти джунгли пару калибри, чириканье которых иногда раздавалось среди цветов. Вон та стена вообще полностью увита волшебными лилиями, меняющими цвет раз в пять минут.
А если повернуть голову в сторону окна, то вместо среднего размера стекла и чистого, насыщено-голубого неба увидишь огромные сводчатые окна, а за ними блёклое, серое небо, похожее на молочную дымку из-за косых лучей солнца.
Всё в этом новом месте было слишком. Слишком большой дом, слишком большие помещения, слишком большая оранжерея, слишком тёмное небо. Всё большое, всё тёмное, всё слишком. Всё просто не то.
Она уже хотела встать и выйти, но через минуту снова расслабилась в кресле. Пока что во всём доме, это место единственное, где она может чувствовать себя как дома. И знакомые детали, таящиеся в каждом уголке комнаты, навивают ощущения неустойчивого, но всё же спокойствия.
Блисс встала и, подойдя к множеству пустых полок, вздохнула. Работу лучше начать сегодня и, если ей повезёт, то в следующий раз, приезжая на каникулы, она сможет расставить все книги.
Она дотронулась до лестницы на колесиках, привинченную прямо к книжным шкафам, давая возможность прокатываться по всем полкам, которые стояли огромным полукругом.
Прошло около часа, а круглая «комната», образованная книжными шкафами, закипела жизнью. Все коробки были распакованы, и Блисс начала спокойно расставлять книги по местам, мурлыкая мотив какой-то песни себе под нос, иногда держась за другой шкаф и прокатываясь на лестнице по небольшому периметру, после чего возвращалась обратно.
Всё было прекрасно ровно до того момента, когда она почувствовала взгляд, буквально прожигающий ей спину. Это были не её родные, которых Блисс не чувствовала на подсознательном уровне. В библиотеке находился кто-то чужой.

***

Как оказалось, глупо было надеяться, что обеденный зал окажется на четвёртом этаже. «Французы», раздраженно подумал Малфой.
Увидев дверь, полностью увитую плющом, он сразу заподозрил что-то неладное, но подумав, что это странный предмет декора, всё равно вошёл внутрь.
Да, комната, в которой он оказался, поражала воображение. Невероятно большая, заполненная цветами, плющом и светом, она создавала эффект полуразрушенного старинного здания.
Посреди этого буйства красок вкруг стояли книжные полки, среди которых был небольшой, примерно с обычную дверь, проход.
Внезапно Малфою стало всё равно, что он опоздает на завтрак. Отец всё равно не посмеет отругать его перед гостями, опасаясь разрушить свою репутацию, а ему не придётся натянуто улыбаться дочке хозяев, которая, наверняка, будет рассматривать каждого из них с восторгом и безумной радостью.
Малфой поморщился, представив это. Да, лучше он побудет некоторое время здесь, читая какую-нибудь книгу. С этими мыслями Малфой зашёл в дверной проём.

Николас


Обложка к главе -http://cs620321.vk.me/v620321452/c36/j2vBQ169hAo.jpg

Картина, которая предстала его взору, оказалась более чем странной. А потом, к его раздражению, ещё и болезненной. «Комната», в которой он оказался, представляла собой зрелище едва ли не эфемерное и создавала ощущение неустойчивости, какой-то странноватой, неправильной сказки. И как ещё можно описать то, что он увидел, кроме как неустойчивый эфемер? Как только Драко Малфой оказался в дверном проёме, он едва успел увернуться от книги, которая стремительно летела ему в затылок. Немного времени спустя он понял, что книге вовсе не была предназначена цель раскроить ему череп. Просто все фолианты и, кажется, все листы, собранные в комнате, лениво летали в помещении, изредка сталкиваясь друг с другом. Для Малфоя это было странно, потому что казалось, что столкновения должны бы происходить ежесекундно, настолько много было разного рода книг, летающих по пространству.
Тяжелые, старинные тома, потрёпанные временем, современные книги в глянцевых, ярких обложках, мягкие переплеты, с виду похожие на дамские романы. Присмотревшись, он понял, что белые пятна, затерявшие среди книг, были ничем иным, как альбомные листы с набросками. Один из таких, лениво кружась в воздухе, попался в руки Малфою и, пару раз потрепыхавшись, затих.

Он был прав в своих догадках. На листе бумаги, тонкими и чёткими линиями было выполнено лицо молодого человека, примерно одного возраста с Малфоем. Спутанные, лежащие в беспорядке волосы, мечтательный взгляд, устремлённый в пространство. Только губы его были выполнены в мягких, плавных штрихах и аккуратных, едва проскальзывающих, сильных нажатиях карандаша.

Кого-то этот парень напоминал Малфою. Словно его рисовали по мимолетному влечению памяти, а непосредственно сама натура была в это время где-то очень далеко. Но прежде, чем он успел развить мысль касательно наброска, его отвлекло едва слышное постукивание. Пальцы расслабились, рисунок вылетел из рук и, словно решив отомстить, взвился под самый потолок. Но Малфоя это уже мало волновало. Среди вороха книг и белых пятен альбомных листов он увидел девушку.
Первое, что он почувствовал, увидев ещё одного человека, было раздражением. Даже в этом бы, казалось, заброшенном месте всё равно оказался кто-то, кто с мог ему помешать. Сначала Астория, испортившая ему с утра настроение, теперь эта незнакомая девица, от которой неизвестно чего ожидать. Словно Вселенная тихонько издевалась над ним, не давая побыть в долгожданном одиночестве.

Малфой внимательно присмотрелся к девушке и едва ли не с облегчением хмыкнул.
Служанка, невооруженным взглядом видно.

Разве могла дочь аристократов затянуть на талии брюки, размера на четыре больше её самой? И этот свитер яркого канареечного цвета... на ум сразу пришла Пэнси, которая, не смотря на бунтарский дух, всё же придерживалась относительно спокойной цветовой гаммы. Малфой подумал о том, что можно кашлянуть и привлечь её внимание. Или сразу попросить уйти, не церемонясь.
Сейчас он думал об этом как-то вяло, всё его внимание поглотило две вещи.
Первым из них было невербальное заклинание, которое явно использовала девушка.

Стоило ей пару раз стукнуть о внутреннюю сторону колена и встряхнуть головой (скорее машинально, нежели умышленно), как сразу из коробки поднимался ещё один ворох книг, но каждый раз какая-то определенная непременно направлялась точно в руки девушки, после чего она ставила её туда, куда посчитала нужным.
Видимо, заклинание было либо недоработано, либо та, кто применял его, плохо справлялась с его формулой, вызывая тем самым побочные эффекты в виде летающих по комнате толстых фолиантов.

Надо бы приказать служанке сказать ему заклинание.
Возможно, позже он сможет немного с ним попрактиковаться.
А ещё Малфой задумчиво разглядывал её волосы, густо ниспадающие до самой талии.
Наверное, если бы не солнце, выглянувшее буквально несколько секунд назад, он бы не заметил множество необычных солнечных прядей, сильно выделяющихся на её тёмных волосах. Всё это вместе: книги и листы набросков, кружащиеся по комнате, словно крылья бабочек, множество полок, составляющих магический полукруг и девушка в канареечном свитере и с красивыми волосами, навевало странное ощущение спокойствия. Малфой понял, что что-то не так, когда некоторые книги изредка начали падать. Они поднимались снова, но как-то вяло, после чего снова оказывались на полу. А у девушки, на которую он снова поднял взгляд, были сильно напряжены лопатки, которыми она всё время двигала, словно пыталась согнать с себя насекомое.
Малфоя озарило: так он вёл себя, когда понимал, что кто-то следил за ним. Всегда хотелось оглянуться или подвигать частями тела.
И когда девушка сделала шаг назад, Малфой не слишком удивился, среагировав моментально: он просто резко подался вперёд, буквально поймав её в воздухе.
Резко распахнулось одно из огромных сводчатых окон и в комнату ворвался свежий ветер, но парень и девушка смогли оправиться из оцепенения лишь тогда, когда очередная книга угодила по голове сначала ей, а потом уже и ему.

От неожиданности Малфой потерял равновесие и упал на пол с глухим стуком, а потом почувствовал, как сверху на него приземлилось и тело, которое он увлёк за собой.

- Кажется, это была Тэсс, - после минутного молчания сказала незнакомая девушка.

- Что, прости? - растерялся от абсурдности заявления Малфой.

- Тэсс из рода Дарбервиллей. Томаса Гарди. У меня всегда были проблемы с ней. Ровно как и с русскими авторами. Эта формула заклинания ещё не очень хорошо доработана и книги ведут себя непредсказуемо, потому что, произнося мысленно автора и название книги, формула не всегда точно понимает, что именно от неё просят. Но мне нравится на это смотреть. Они похожи на взбесившихся птиц.

- И зачем я это должен знать?

Малфой не собирался задавать этот вопрос, ограничившись лишь одним холодным взглядом, но не удержался. Ситуация была не просто абсурдной, а абсурдной до крайности. И вопрос, который нужно было бы произнести с презрением, прозвучал скорее... растерянно?

- Ты не должен ничего знать об этом. Это я. В смысле, когда мне неловко или я чего-то не могу понять, я начинаю очень много говорить, причём чаще всего не по делу. И, задавая следующий вопрос, мне тоже очень неловко, поэтому я надеюсь, что ответ будет отрицательным: я всё ещё лежу на тебе?

- Не то чтобы я против.

Да, раздраженно подумал Малфой. Видимо, сегодняшний день пройдёт под лозунгом: сначала говори, потом думай.
Но, видимо, его привели девушку в чувство.
Секунда: и вот обладательница карих глаз уже вскочила на ноги. Малфой не преминул последовать её примеру. Ещё не хватало, чтобы девушка подала ему руку. С неё станется.

- А теперь, - сказал Малфой, моментально возвращая своё привычное самообладание, - если мы разобрались, не могла бы ты уйти.

- Что, прости? - повторила девушка недавно сказанную фразу Малфоя.

- Закончить с книгами можешь позже, - устало сказал Малфой. Неужели до неё так долго доходит? – Ты можешь пойти отдохнуть. Если хозяева будут ругаться, можешь сослаться на меня и сказать, что мистер Малфой попросил тебя удалиться. Или займись другой работой.

- Мои хозяева? - медленно и с расстановкой повторила девушка, после чего засмеялась.

- У тебя проблемы с восприятием информации, поступающей в твоё сознание? - холодно спросил Малфой.

- Я искренне надеюсь, что та информация, которая сейчас поступить в твоё сознание, воспримется хорошо, - спокойно сказала девушка и неожиданно протянула ему руку. - Приятно познакомиться с вами, мистер Малфой. Можете называть меня мисс Бромлей.

Малфой сам не понял, как пожал девушке руку. Рукопожатие у неё оказалось слабым, но уверенным. А вот он, кажется, причинил ей неудобство, слишком сильно сжав её ладонь.
Малфой внимательно осмотрел девушку. Он понял, почему не сразу принял её за ту, кем она является на самом деле.
Если Астория и Дафна в большей степени пошли внешностью в свою мать, а Пэнси в бабушку, то в Блисс смешались черты не только своих родителей, но и явно кого-то ещё по линии предков.
Высокие скулы, полные губы, форма бровей, хрупкое телосложение, белоснежные блики в волосах, всё это явно досталось ей от матери, которую он хорошо успел рассмотреть за вчерашним ужином. На этом их сходства заканчивались. В отличие от голубоглазой холодной блондинки Розалинды, её дочь так и лучилась странным, солнечным теплом. В её волосах было гораздо больше того же коричневого цвета, что и в шевелюре её отца, и, не смотря на то, что глаз Филиппа он не помнил, уверенность в том, что именно их цвет достался их дочери, был непоколебима.

- У меня что-то на лице?

Малфой понял, что слишком долго рассматривает свою новую знакомую.

- Пытался уловить семейное сходство.

- И как успехи?

- Достаточно отдельных черт матери, но больше сходства с отцом.

- Ты не первый, кто говорит об этом, - сказала Бромлей, а потом, вздёрнув подбородок, в упор посмотрела на него. - И прежде, чем мы снова будем стоять и молчать, как два истукана, я всё-таки спрошу: что ты делаешь здесь?

- Решил почитать, - сказал Малфой и понял, что в его словах даже нет лжи.

- Хочешь сказать, что почитать ты пошёл именно сюда? - подняла бровь Блисс. - Умышленно, прекрасно зная об этом месте?

Малфой чертыхнулся про себя. Понятно. Девчонка поняла, что он заблудился. И имела наглость едва ли не в лицо сказать ему это.

- Ты должен завтракать с остальными, ведь так? - спросила она. - Можешь не отвечать. И так понятно, что да. Это правда, что обеденные залы в Англии располагают на верхних этажах?

- Да, это так, - сдержанно сказал Малфой, пытаясь понять, куда она клонит.

- Слышал о выражении «Спускаться к завтраку»?

- Кто о нём не слышал, - устало сказал Малфой. - Но на практике оно не применяется.

- Все выражения применяются на своей родине. А это пришло прямиком из Франции. И было бы глупо утверждать, что оно совсем не применяется, если ты здесь, а все твои друзья уже давно спустились к завтраку, - сказала Бромлей, выделяя голосом последнюю фразу.

- Я бы обиделся, если бы меня назвал глупым кто-то, помимо девчонки, которая забыла, что стоит в подвешенном состоянии.

Как и следовало ожидать, Бромлей мгновенно вспыхнула. Да, с удовольствием отметил Малфой, она действительно забыла, что стояла на подвесной лестнице, и на это ответить ничего не могла.

- Если ты закончил, то сделай одолжение мне и своим друзьям: спустись к завтраку. Так ты сразу сделаешь два добрых дела. Обрадуешь тех, кто тебя ждет, и избавишь меня от своего присутствия.

С этими словами Блисс развернулась и снова взобралась на лестницу, попутно подняв палочку, которая выскользнула у неё из рук при падении.
Малфой заметил, что не смотря на непродолжительное время, которое Бромлей не колдовала, книги и наброски всё равно лениво порхали по воздуху.

- И, кстати, - сказала она, стукнув палочкой два раза по колену. - Библиотека для гостей на первом этаже.

Малфой усмехнулся. Достаточно изящно Бромлей намекнула, что ему и остальным сюда путь закрыт.
Малфой уже почти было вышел из книжной комнаты, когда ему в голову пришло кое-что. Если то, о чём он думает, окажется правдой, можно отплатить девчонке Бромлей за её дерзость.

- Почему бы тебе не спуститься со мной? - как бы невзначай спросил Малфой. Блисс оглянулась на него и открыла было рот, но передумала и, растянув губы в искусственной улыбке, покачала головой. Малфой был поражен и доволен одновременно.

Может, она ничего и не сказала, но по её лицу отчетливо читалось: ни с ним, ни с его друзьями она дел иметь не хочет. Это было невероятно и неприятно для него, но это было правдой. Доволен же он был тем, что его догадка, какой бы неприятной она не была, оказалась верна. Значит, можно привести в действие небольшой план мести, а потом с легкостью выкинуть девчонку Бромлей из головы. Пусть она поймёт, что ни один из них не нуждается в её обществе.
Он громко хлопнул дверью и, простояв в коридоре примерно минут десять, снова вернулся.

- Я не могу найти обеденный зал, - сказал Малфой сразу же, как снова зашел в книжную комнату.

В глазах снова обернувшейся на него Бромлей ясно читалось: ты издеваешься?
Но было видно, что она ему поверила, ведь дом и вправду был огромным.

- С тобой всегда столько проблем? - сказала Бромлей, когда они спустились на первый этаж. Наверное, больше для себя, нежели для Малфоя, но его это покоробило.

- Если бы не я, то самое слабое, чем бы ты отделалась, был бы перелом ноги.

- Да если бы ты не зашёл и не пялился мне в спину добрые восемь минут, то вообще ничего бы не было!

Малфой ничего не ответил, подумав про себя, что расплата за её поведение близко. К Хогвартсу её нужно готовить заранее, ещё не хватало, чтобы она посмела вести себя так при его друзьях.

- Ручка заела, - сказал Малфой, когда Бромлей уже проводила его до двери и развернулась, чтобы уйти.

- А с тобой легко не бывает, да? - спокойствия в её тоне больше не наблюдалось.

Малфой постарался сделать виноватый вид настолько, насколько это было вообще возможно.
Всё остальное было выполнено с легкостью. Стоило только Бромлей взяться за ручку и приоткрыть дверь, как Малфой резко толкнул её вперёд, тем самым открывая настежь. Бромлей удержалась на ногах, но в столовой, всё же, оказалась.

- Блисс, птичка, - услышал Малфой голос мистера Бромлей. - Ты всё-таки решила к нам присоединиться.

Малфой был поражен тем, как отец обращается к своей дочери. С нежностью, без единой нотки упрёка, злости или презрения. Малфой прекрасно знал, что заявись Астория, Дафна или Пэнси с чудовищным опозданием, да ещё в брюках или свитере, их родители спокойным, вежливым тоном попросили бы их удалиться и привести себя в порядок, после чего прийти уже к обеду. И непременно вовремя. И это «птичка»? Ещё ни один родитель его круга не позволял себе так обращаться к своему ребёнку. Только по имени, не более.
Блисс. Так вот как её звали. Тёплое имя. Под стать её внешнему виду. Хотя, для такой язвы резкое «Бромлей» подходит куда больше.

Малфой было подумал, что миссис Бромлей отчитает свою дочь, но всё, что она сказала, было:

- Попросить домовиков принести ещё джема? Или в этот раз ты поешь что-то более полезное, нежели чем тосты?

Да, это было сказано с прохладицей, но в ней не ощущалось презрения или злости, а по-своему странная забота.

- Я с удовольствием к вам присоединюсь, но сначала, папа, тебе нужно разобраться с нашим садовником. Он приехал только что.

Малфой почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине. Откуда Бромлей знала о каком-то садовнике, когда последние полчаса провела с ним?

- Садовник? - растерянно переспросил мистер Бромлей.

Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но Бромлей сразу же начала говорить:

- Да, папа, садовник. Я встретила его по дороге сюда. Знаешь, ты был прав, говоря, что он немного отстает в плане развития. И как хорошо, что ты дал ему работу! Бедняжка сначала в полном одиночестве бродил по коридору, а потом увязался за мной до самой столовой. Кажется, у него дефекты речи, потому что всё, что он делал, это беспрерывно дергал все ручки.

И прежде, чем Малфой сообразил, что происходит, Бромлей схватила его за руку и втащила в просторную столовую.

- Я так и думала, он всё ещё стоит здесь. Давай ты покажешь ему сад, папа, а потом мы снова вернёмся к завтраку, - сочувственным тоном сказала Блисс, в упор смотря на Малфоя.

Малфой не знал, сколько длилась немая сцена. А что знать он совсем не хотел, так это выражение лица матери и Люциуса. Как сказал вчера Малфой Пэнси - «Уволь».
Чувствуя, что ещё немного, и он вцепиться наглой девчонке в глотку, он начал считать про себя.
На пятнадцатом счете он зацепился взглядом за Пэнси, которая смотрела в тарелку и делала вид, будто вытирает уголки губ. Грудь её коротко вздымалась. Салфетка была лишь предлогом для того, чтобы сдержать душивший её смех.
Посмотрев на Асторию и Дафну, которые сидели по обе стороны от Пэнси, он немного успокоился: Дафна смотрела на девчонку с еле сдерживаемым гневом и презрением, Астория - с возмущением и злостью.
Посмотрев на Блейза, Малфой подумал, что он мог бы быть его отражением: лицо словно окаменело, а глаза рассматривали Бромлей без каких-либо эмоций.
Лицо Кормака он не видел, так как тот в настоящий момент сидел спиной к нему, но странно сгорбленные плечи наводили на мысль, что он старается скрыть смех так же, как и Пэнси.

- Мисс Бромлей.

Малфой резко поднял глаза. Видимо, Люциус решил нарушить молчание. Он встал и, учтиво отвесив поклон головой, повторил:

- Мисс Бромлей, видимо, произошла ошибка, в которой я вас не виню. Человек, которого вы приняли за садовника, мой сын, Драко Люциус Малфой. Я не удивлён в вашей ошибке, мисс Бромлей, - взгляд, который только что изучал лицемерную теплоту, переметнулся к Малфою. - Сын, почему ты не повязал галстук? После этого ты даже не имеешь права злиться на то, что тебя перепутали с прислугой.

- Молодые люди, вы можете уже сесть, - вмешалась Розалинда Бромлей. - Мы поняли, что произошло нелепая ошибка. Не стоит никого винить в этом. И, прошу вас, Люциус, не отсылайте сына. Галстук с утра - это такая мелочь.

Люциус согласился с Розалиндой, впрочем не преминув окинуть сына ещё одним ледяным взглядом.
Уже, сидя за столом напротив Астории, Малфой сдержанно ей кивнул, показывая, что с ним всё в порядке.
Но в душе он просто клокотал он злости. Невыносимая, ужасная девчонка переиграла его, выставив посмешищем перед всеми, кто находился в доме.
«А не отплатила ли она тебе той же монетой, которую приготовил ей ты?» - ехидно спросил его голос разума.
Но Малфой просто отмахнулся от этих мыслей. Нет, эта мелкая дрянь ещё поплатиться за то, что сделала.
Он заметил, что их с Бромлей разделяет всего лишь Рафферти, который сидел посередине. Малфой повернул голову в сторону Бромлей и пристально стал вглядываться в её профиль.
Разговор за столом потихоньку возобновился, и никто не замечал, как совсем скоро девчонка Бромлей повернула голову в сторону Малфоя.
Вздёрнув подбородок, она посмотрела ему в глаза и на секунду Малфою показалось, что она чувствует сожаление за свой поступок и всячески пытается сказать ему об этом взглядом.
Малфой не успел проанализировать то, что думает по поводу этого взгляда, потому что буквально через секунду Рафферти повернул голову в стророну Блисс.
Малфой подумал, что разговоры должны были стихнуть тотчас же, а все люди, находившиеся в этой комнате, должны посмотреть с укором и презрением на Блисс Бромлей.

Ошеломление, неверие, волнение, а потом сразу же радость и солнечная, ослепительная улыбка. Столько эмоций, неприемлемых для людей их круга.
И всё это с какой-то радости предназначалось Рафферти, который ничего не сделал для этого и вообще, видел её в первый раз в жизни.

- Ты, - дружелюбно сказала Блисс.

- Я, - легко согласился Рафферти. - Неплохо побегали, да, босс?

- Не зови меня боссом! - искренне, тепло рассмеялась Бромлей.

Блисс Бромлей. Как бы то ни было, имя ей подходило.

- Значит, девушка из самолета?

- Как тебе будет угодно, парень с сонным взглядом.

Парень с сонным взглядом. Малфой вспомнил один из набросков Блисс, который попал ему в руки. Кудрявые спутанные волосы, мечтательный взгляд, устремлённый в никуда. В нём было мало чего от настоящего Рафферти, которого, видимо, Блисс видела мельком, но всё же, это был именно он.

- Блисс Бромлей, - сказала Блисс, снова искренне улыбаясь.

Малфой не мог припомнить, чтобы кто-то из его знакомых улыбался настолько солнечно. Чтобы кто-то вообще улыбался так, как улыбалась эта Блисс Бромлей.

- Я Николас. Николас Рафферти.

Тёплые/Стальные оттенки


«Садовник. О мой бог, что на меня нашло? Надо было так опозорить человека, который только и сделал, что случайно заблудился, сразу после того, как помог. Правильно, откуда же он знал, что девушка, которую он спасает, страдает чудовищной неблагодарностью».

Эти мысли язвительно и колко стали вонзаться в Блисс сразу же, как они с Малфоем заняли свои места.
Блисс пыталась вспомнить, чтобы она хоть раз вела себя так, язвительно, без капли вежливости. Пыталась - и не могла.
Именно сейчас, будто бы специально для того, что чувство вины стало ощутимее, проснулось воспоминание об одном инциденте в Шармбатоне, случившийся на пятом курсе.

До празднования Рождества оставалось всего девять дней. Подготовка шла полным ходом, репетиции танцев проводились по три часа в сутки, а девушки, затаив дыхание, ждали, когда же потенциальные кавалеры решатся предложить им своё сопровождение.
Всё шло своим чередом, и вскоре настал момент, когда большинство девушек уже не беспокоились по поводу одиночества на танцах. Даже те, которые не слишком интересовались подобными мероприятиями, понимали, что Рождественский Бал представляет собой важное мероприятие, поэтому не пропускали ни единого занятия.
Блисс же, как не интересовалась другими светскими мероприятиями Шармбатона, была и к этому равнодушна точно так же. Все предложения пойти на бал она вежливо, но твёрдо отклоняла. Твёрдость давала ей уверенность в осознании того, что её больше не пригласят, а вежливость помогала не испортить отношения.
Но, к её несчастью, исключение всё же нашлось. Звали его Жан Массо Дезире. Жан был тем, кого можно назвать «кумиром девушек».
Таких девушек, (а в Шармбатоне таких имелось достаточное количество) которые жеманно улыбаются, всё время поправляют волосы и хихикают вслед каждому симпатичному парню.

Жан был не просто симпатичен - он был по-настоящему, не в меру, красив, и точно так же богат. Он мог, пусть и не слишком умело, поддержать разговор и обладал способностью сыпать комплиментами далеко не на подростковом уровне, так что даже те девушки, которые не относились к категории сплетниц, могли поддаться его чарам.
Блисс, отказывающая ему уже в четвертый раз на неделе, не могла понять, что ему надо именно от неё, когда почти что любая согласилась бы с ним пойти.
Всё выяснилось за три дня до Бала.

Свет пролила Аделаида Ривьер, её соседка по комнате и девушка, с которой можно было перекинуться парой слов. Легкомысленная и кокетливая - вот и всё, что можно было сказать о ней. Блисс равнодушно относилась к таким людям. Ничего глубокого в ней не наблюдалось.

Ах, да. Ещё до ужаса прямая и не умеющая держать язык за зубами.

Именно поэтому её первыми словами, как только она влетела в комнату, были:

- Жан заключил на тебя пари.

- Что значит, заключил на неё пари? - нахмурилась Эмилия.

- Жан заключил пари со своими друзьями, что Блисс пойдёт с ним на Бал, - быстро затараторила Аделаида. - Именно поэтому он так добивался твоего согласия.

- Что именно он сказал? - спокойно спросила Блисс.

- Сейчас, - Аделаида закусила губу, пытаясь вспомнить. - Что-то про то, что недотрога Бромлей почти сломалась и скоро падет под его обаянием. Про своё обаяние он, кстати, так и сказал!

Блисс было не интересно, на что они спорили, ей было всё равно, зачем вообще это затевалось.
Всё, что она сделала в тот раз при очередной попытке пригласить её на Бал, просто сказала Жану: я знаю про пари.
И всё. Никакой мести или истерики, хотя ей было очень обидно. Вежливость, которой её учили родные, показала себя в лучшем её проявлении.
Так что случилось в той комнате? Что случилось такого, что она позволила себе сорваться на человека, который не дал ей упасть? Да, он смотрел ей в спину. Но он не знал, что её седьмое чувство настолько сильно развито. И он не виноват, что потерялся в этом огромном доме.
А то, что он перепутал её со служанкой... Блисс украдкой посмотрела на свой свитер. Не удивительно.
И сейчас, словно ей было мало своих мыслей, она почувствовала его взгляд.

Сама виновата, подумала Блисс. И, взяв пример с Малфоя, подняла на него глаза, стараясь только им выразить всё своё сожаление.
На миг Блисс показалось, что в серых, ледяных глазах что-то дрогнуло. Невольно она перенеслась в тот момент, когда впервые увидела эти глаза. Вот она хочет сделать шаг назад, забыв, что стоит практически в воздухе, вот её подхватывают сильные руки, а в следующий миг её больно ударяет книга и она лежит на молодом человеке, глаза которого напоминают серое лондонское небо. Правда, если ещё небо умело бы казаться растерянным. Ведь именно растерянность читалась в глазах Малфоя. Интересно, как его зовут?

Мысль про то, как его могли бы звать, буквально вылетела из головы. И не только об имени. Все мысли о Малфое вылетели в окно и потерялись среди небесных облаков, когда в её сторону повернулся парень, сидевший между ними.
Чёрные, кудрявые волосы, острые скулы и сонный взгляд карих глаз.
Парень из самолёта. Парень, которого она вежливо попросила не вмешиваться.
Парень, который странным образом мелькал в её мыслях. Парень с сонным взглядом.
После того, как он представился, Блисс подумал, что от улыбки её лицо расколется напополам.

Несколько секунд Рафферти всматривался в её лицо, а потом спросил:

- Может, мне повторить своё имя? Если ты улыбнёшься так же, как сделала это сейчас, я готов представляться тебе вечность.

- Нет, просто... - Блисс покачала головой. - Твоё имя. Рафферти. Я просто подумала, что оно такое же запоминающееся, как ты сам. Николас Рафферти.

- Произнесешь его в той же интонации, что и сейчас, и я сделаю тебе предложение, - шутливо пригрозил Рафферти.

- В таком случае сто раз подумай, прежде чем сделать это. Вряд ли я смогу отказаться, - улыбнулась Блисс.

- Надеюсь, после нашей свадьбы ты не будешь командовать!

- Что? И не надейся. Я тут босс! - сказала Блисс, и тут же прикусила язык.

Рафферти засмеялся.

Блисс не знала, почему она ведёт себя так. Она не знала, почему этот незнакомый парень вызывает у неё улыбку. Возможно, дело было в его внешнем виде. В сонном взгляде, без намёка на маску искусственной вежливости, в губах, улыбка которых была для Блисс самой искренней за всю историю светских приёмов и балов, что устраивали родители. Возможно, роль сыграл тот факт, что им обоим была не чужда маггловская жизнь и отсутствие презрения к ней.

Или всё дело было в том, что Рафферти был легким на подъем человеком.

Для всех этих людей было самим собой разумеющимся отпускать двусмысленные колкости в сторону друг друга, и оскорбление являлось более допустимой вещью, нежели свободное обращение.
Рафферти же разговаривал с ней спокойно, расслаблено и едва ли не насмешливо, правда, насмехаясь скорее над недовольным взглядом Розалинды и укоризненными всех остальных, не считая Филиппа Бромлея и самой Блисс.

- Я правильно поняла, - начала Розалинда. - Вы успели узнать друг друга вне пределах этого дома?

- Мы летели одним рейсом, - пояснил Рафферти.

- Вот как. И что же вы делали в Париже?

- Навещал свою бабушку, - с усмешкой сказал Рафферти.

- Бабушку?

- Сильвию Ван Льюис.

- Ах, почтенная Сильвия, - воскликнула Розалинда. - Мне доводилось быть на её приёмах. Как её здоровье? Как раз на последнем она жаловалась, что очень плоха.

- Вы очень удивитесь, когда посмотрите на неё сверху.

- В каком смысле? - растерялась Розалинда.

- С небес, - серьёзным тоном пояснил Рафферти. - Помяните моё слово, вымрет всё наше поколение и настанет новая эпоха динозавров, а бабушка всё будет продолжать жаловаться на своё здоровье.

Блисс посмотрела в сторону отца и встретилась с ним глазами. В ту же минуту он сильно закашлял в кулак, а Блисс почувствовала, как её тело сотрясается от беззвучного смеха.

- Знаете, я даже завидую всем вам, - попытался разрядить обстановку сухой, подтянутый мужчина сорока лет. Его пронзительные голубые глаза оглядели всех собравшихся за столом. - У вас есть дети и пусть вы не всегда ладите, семья - вот что самое важное в жизни.

- Будет тебе, Киллиан, - дружелюбно сказал его сосед. - Я мог бы тебе поверить, если бы не знал, что твоими детьми, женой и любовницей является твоя работа.

- Кто это? - шёпотом спросила Блисс у Рафферти, пока в беседу не втянулись другие люди.

- Киллиан Маррей, - так же тихо ответил Рафферти. - Слышала о книге «Зелья в судьбах человечества»?

- Папа про неё всё уши прожужжал, - припомнила Блисс. - Говорит, невозможно было найти экземпляр. В первую неделю раскупили.

- Выпускался тремя дополнительными тиражами, - кивнул Рафферти. - Весной планируется переиздание.

- Откуда ты знаешь об этом? - удивилась Блисс.

- Я хорошо общаюсь с его племянницей.

- Она учится с тобой?

- В Хогвартсе - да. На факультете - нет. Она пятикурсница, из Когтеврана. Кэтрин тебе понравится. Очаровательна до невозможности.

Блисс улыбнулась. Приятно было видеть, что Рафферти говорит о ком-то с такой нежностью.

- А вон тот мужчина, который подшутил над Киллианом? Кто он?

Рафферти виновато пожал плечами.
Через секунду Блисс почувствовала, как кто-то едва дотронулся до её спины. Она подняла глаза и увидела, что Малфой слегка отклонился на стуле и теперь не отрывает от неё глаз.

- Это Александр Гринграсс, отец Дафны и Астории. Астория сидит рядом с ним, следом идёт Пэнси Паркинсон, а дальше Дафна.

Блисс машинально перевела взгляд и едва подавила восхищённый вздох. Дочери Александа Гринграсса отличались редкой красотой. Особенно та, чья внешность была не такой ледяной.

- Почему тебя заинтересовал Александр? - внезапно спросил Малфой.

Блисс смешалась и попыталась сделать вид, что не расслышала вопроса, поспешно начав обсуждать какую-то безопасную тему с Рафферти.
Александр Гринграсс немного напоминал Филиппа своим дружелюбием и спокойным тоном. В его манерах и выражениях лица всё же присутствовал налёт вежливости, но всё же, выделялись они не так сильно, как у других.
Меньше всего на свете Блисс хотелось, чтобы именно этот человек был замешан в истории с артефактами.
У неё была повальная слабость к людям, к которым она питала симпатию. Симпатия эта чаще всего была необоснованна и не имела логики, а случалась настолько редко, что и не хотелось искать в ней логичности, не хотелось искать в этом чувстве вообще что-либо обыденное.
Люди в аэропортах или на улицах городов, в заданиях или маленьких кафе, или, как сейчас, на приёмах родителей: Блисс просто смотрела на такого человека и думала:
«Я просто хочу, чтобы с ним всё было хорошо».
Иногда Блисс понимала, что не всегда следует полагаться на такое быстрое, редко проявляющееся и даже глупое чувство, но ничего с собой поделать не могла.
Именно тогда и рождались наброски, сотворённые негласным правилом: все они были написаны с людей, которые Блисс видела раз в жизни или на очень короткое время.
Александр Гринграсс был человеком, которого Блисс просто не желала бы связывать с артефактами.
Рафферти тоже был таким человеком. Исключение составляло лишь то, что он вернулся в её жизнь.
И Блисс, которая просто привыкла общаться с людьми, хотелось допустить этого странного юношу непозволительно близко. Это пугало.
Скоро завтрак подошёл к концу и все переместились в Розовую Гостиную, где не спеша продолжили разговор. Блисс, увлеченная пустой болтовнёй с Рафферти, даже не сразу заметила, как они туда перешли.

- И всё же, я повторю свой вопрос: почему тебя заинтересовал Александр, - раздался спокойный голос у неё над ухом.

Блисс вздрогнула и повернула голову.
Десять минут назад они с Рафферти сели на двухместный диванчик, но он, ничего не сказав гостям, тихо вышел за дверь. Кажется, никто, кроме Блисс и не заметил его отсутствия.
Нет, поправила себя Блисс, не только я. Малфой, видимо, тоже заметил.
Он вызывал у Блисс странные ощущения. С одной стороны, от него хотелось спрятаться. От его взгляда, серых глаз цвета мрачного неба и непонятной, практически ощутимой на физическом уровне, ауры.
Но, вместе со всем этим, каким же он был непонятным. Хотелось разгадать, раскусить, что скрывается под этой спокойной, холодной оболочкой. Неужели это правда? А если так и есть, что она, Блисс, будет чувствовать по этому поводу?
Наверное, огорчение. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы кто-то, кто ей нравится, был несчастным.
Поняв свою последнюю мысль, Блисс вздрогнула. Господи, что она сейчас подумала?
Нравится? Вот уж точно нет. Она знала те чувства, которые можно определить под стадию «нравится». Ей нравился Уилл. Ей нравился Александр Гринрасс. Ей нравился тот необычный старик из самолёта. Ей нравился Рафферти.
Но не Малфой. Малфой её пугал. Да, именно пугал. Такие люди не терпят насмешек или глумливости, особенно над собой.
И ей не хотелось показать, что она насмехается или пренебрегает его помощью.
После того, как он её поймал, а потом даже ни слова не сказал при гостях, Блисс хотелось загладить вину. Хотелось быть благодарной и вежливой.

- Чисто теоретически, - начала Блисс, - какая именно сделка из сфер моего папы его интересует? Интересует каждого из них?

- Александр, в этом я абсолютно уверен, интересуется только зельями. Знаешь, на чём построена его сфера деятельности?

Блисс отрицательно покачала головой.

- Он тоже продаёт зелья, но прежде, чем впустить в продажу тот или иной флакон, дорабатывает формулу.

- Но, в таком случае, получается совершенно другое зелье, - озадаченно сказала Блисс.

- С зельевареньем у тебя не важно, да? - спросил Малфой без тени насмешки или каких-либо эмоций в голосе. Словно просто констатировал факт. - Нет, не совсем так. Основные компоненты формулы остаются такими же, но действует оно в два раза сильнее, и, скажем так, хватает куда меньшего количества для нужного эффекта. И это только меньшая часть?

- О чём ты?

- Твой отец специализируется на простых зельях, ведь так?

- Да. Чаще всего бытовые. Иногда снотворное. Ещё реже - яды.

- Александр Гринграсс умеет создавать зелья, выполняющие тот же эффект, что и волшебные палочки.

- Что? - ахнула Блисс. - Ты имеешь в виду заклинания? Невероятно.

- Именно. Такие как Алохомора, Вингардиум Левиоса, или же, как Экспелиармус или Остолбеней.

- Неужели они пользуются большим спросом?

- Ты даже представить не можешь, - в голосе Малфоя явно проскальзывала усталая насмешка.

Всё следующее время, что они провели вместе, Малфой не спеша рассказывал о сфере деятельности и предполагаемых покупках каждого человека в комнате. Совсем скоро Блисс, как ей не хотелось этот признавать, поняла, что на артефакты есть только один покупатель: Люциус Малфой, как и говорил её отец.
С одной стороны это радовало, с другой... Блисс надеялась, что артефакт, каким бы он ни был, не коснётся сына Люциуса.

- Ты не могла бы... - Малфой неопределённо показал на лицо Блисс, вырывая её из мыслей.

- Что?

Малфой, видимо, не собирался повторять, а просто поднял руку и заправил большую часть её волос за ухо.

- Они лезут мне в лицо, - пояснил он свои действия.

- О. Ясно.

- У тебя красные пятна на скулах, - проинформировал её Малфой.

- Я догадывалась.

***

Десять дней, словно подхваченные северным ветром, пролетели достаточно незаметно и радостно. Ра-до-стно. Блисс безумно хотелось подойти к зеркалу и именно так, чётко и по слогам, сказать это слово самой себе.
Потому что то, что она чувствовала сейчас, не должно было её захватить. Не должны были люди, с которыми она знакома меньше, чем ничего, вызывать в ней такие эмоции.
Филипп, как-то рассказывая ещё совсем маленькой Блисс о Хогвартсе, сказал одну фразу: «В этой школе есть магия, которая никогда не будет понятна другим. никому и никогда, разве что, кроме самого Хогвартса».
На что Блисс ответила, что тогда об этой магии не знает никто, ведь Хогвартс - не в коем случае не живой. Камни живыми быть не могут, это знают все, даже дети.
Филипп только улыбнулся и покачал головой, потрепав дочь по волосам:
«Совсем скоро ты поймёшь, что ошибаешься. За всю свою жизнь мне пришло понимание того, что Хогвартс был тем местом, в котором была поразительно чистая душа. Это место не просто жило, оно вдохновляло, вдохновляло каждым своим уголком, каждым тайным местом, которое было предназначено лишь одному человеку в поколение, каждой картиной и каждым факелом. Дружба, понимание и любовь в Хогвартсе не
просто зарождались - они вспыхивали огнём. Это вовсе не значит, что огорчений там нет. Нет, вовсе нет. Эмоции - не вечная радость и спокойствие и, подобно положительным эмоциям, Хогвартс преподносит людям много душевных мук. Не всем, но многим. Я думал над этим и пришёл к выводу, что мне жаль тех, кто не познал
этих мук. Без переломных моментов в жизни человек не может сформироваться полноценно, а потом, всю свою жизнь ощущает себя неполным и сломанным. Ты всё поймёшь, когда окажешься в Хогвартсе. Я, милая, всегда был интровертом и вижу, что это качество передалось и тебе. И, в отличие от нашей дорогой мамы, я не считаю это линию характера плохой, даже напротив. Но должны быть моменты, когда человек понимает, что без друзей, настоящих друзей, обходиться нельзя. Хогвартс - то место, которое поможет понять тебе это. За секунду, за день или месяц. Но это обязательно случится».
Блисс было двенадцать лет и это был один из тех прекрасных моментов, когда её любимый папа отдавался забвению и рассеянности беззаветно, и говорил с ней, как с взрослой. Он говорил, порой, даже не понимая, с кем он говорит. Просто иногда это было необходимо её отцу - сесть и выговориться, может десять минут, а может и все два часа. Главное, чтобы в этот момент его слушали.
И неужели тогда, четыре года назад, её милый, чудесный, но такой рассеянный и часто судящий приватно и не всегда правильно о человеческих чувствах папа был прав?
Неужели, то, что она чувствует сейчас - влияние Хогвартса, которое заключено в этих двух мальчишках? Мальчишках, которые в течение этих десяти дней заставляли её смеяться до сбитого дыхания и вселяли чувство счастья и безграничного веселья?
Блисс не хотела верить в это. Но, кажется, она влетела в омут с головой и теперь не могла не раскрываться и не впускать их в свою жизнь.

- Кормак, нет! Нет, нет, нет и нет! Отпусти меня!

Блисс не сразу заметила, как её стащили с подвесной лестницы и закинули на плечо, до того сильно пребывала в своих мыслях. Но поняв, что в покое её оставлять явно не собираются, сразу же стала громко просить Кормака немедленно отпустить её.

- Надо же, - Кормак явно старался говорить удивлённым и язвительным тоном, но в голосе явно проскальзывало тепло и смех.

- Рафферти, смотри! Девочка, наконец, нас заметила.

- Ты мог бы что-нибудь сказать, - обречённо сказала Блисс. - Знаешь, ртом. Составляя свои мысли в слова, а уже позже в предложения. Как это делают все нормальные люди.

- Именно этот, несомненно сложный процесс, мы пытались применить к тебе около десяти минут. Десяти, - сказал Рафферти, увлеченно перебирая бледно-голубые книги. - Но всё, что ты делала, это стояла на лестнице, смотря в одну точку и рискуя упасть.

- Я не отвечала вам больше десяти минут, - ошарашено переспросила Блисс.

- Именно так, - ответил Кормак, после чего поставил её на ноги. - Но мы уже привыкли.

- Это же чудесно, - сказал Рафферти.

- Видимо, у нас разные толкования к слову «чудесно», - озадаченно сказал Кормак.

- Знаю, - кивнула Блисс, садясь на пол вместе с Рафферти. - Селестину было вряд ли можно назвать женщиной с высокими моральными качествами, но она была очень добра и... оригинальна.

- Весьма оригинальна, - согласился Рафферти, переворачивая страницы бледно-голубой книги.

- Кто-нибудь введет меня в курс дела? - поинтересовался Кормак, занимая место рядом с Блисс.

- Селестина Бёрхард, моя прабабушка со стороны отцовской линии. Вела дневники с девятнадцати лет до самой смерти. В преданиях нашей семьи говорится, что всего их было шестнадцать, но, как видишь, всего их пятнадцать. Скорее всего, эти предания ошибочны.

- Вот как. И в чём заключилась оригинальность старухи? - явно стараясь подавить зевоту, сказал Кормак.

Блисс толкнула его плечом:

- В том, что когда-то она была не старухой и, - замялась она. - Как бы сказать покорректнее...

- Работала в борделе, - широко улыбаясь, сказал Рафферти.

- Вы просто неисправимы, - вздохнув, сказала Блисс, когда по истечении двух минут Кормак и Рафферти перестали смеяться.

- Подожди. Селестина Ванесса Бёрхард?

- Да, - Блисс удивлённо посмотрела на Кормака. - Откуда ты знаешь. О нет.

- Что?

- Догадываюсь, откуда ты об этом узнал. Мама успела рассказать о ней?

- Да, - подтвердил Кормак. - Она сказала, что...

- Она прекрасная женщина, - перебила его Блисс. - Занималась благотворительностью и на одном из приёмов по сбору средств встретила своего мужа. А ещё я уверена, что папа её перебил.

- Вообще-то, именно так всё и было, - заметил Рафферти.

Теперь уже смеялась Блисс.

- Прабабушка - позор нашей семьи, - всё ещё посмеиваясь, сказала Блисс. - Вот она и рассказывает выдуманные истории хотя бы раз на приёмах, чтобы после уже никто не задавал вопросов. Мой прадедушка должен был пожениться на нелюбимой, но богатой женщине, поэтому перед свадьбой решил, так сказать, получить немного удовольствия.

- И что было после? - стараясь сохранить серьёзность, спросил Рафферти.

- Прадедушка влюбился в неё в первую же ночь. А на следующий день разорвал помолвку и сделал предложение Селестине.

- И что? Она сразу согласилась? - шокировано спросил Кормак.

- Шутишь? Она была в шоке! Он два года за ней ухаживал, прежде чем она сдалась и согласилась оставить... работу.

- Хочешь сказать, что все эти два года она не прекращала работать?

- Именно так, - усмехнулась Блисс. - А после писала в своём первом дневнике, что, несомненно, любит своего мужа, но будет скучать по своей должности.

- Ничего себе у вас семейка, - после нескольких минут молчания сказал Рафферти.

- Ты и половины не знаешь.

В тот же вечер Рафферти и Кормак уговорили Блисс пойти на ужин.
Их покрасневшие лица, после того, как они подавились рыбой на словах матери: « У Селестины было большое количество поклонников» она запомнит надолго.
Блисс была благодарна Рафферти за то, что в тот день, придя в её библиотеку помогать с расстановкой книг, он взял с собой Кормака. Он был неплохим человеком.
И всё же, Блисс чувствовала к нему лишь лёгкую симпатию, не больше. Редкость для неё, но практически ничего не значит.

Рафферти - другое дело. Ей нравилось в нём всё. Ей нравились его чувство юмора и чёткое осознание того, чего он хочет. Ей, ветреной, не привязывающийся к людям, с семью пятницами на неделе, нужен был именно такой человек. В своей жизни Блисс не понимала, чего ей надо. Книги - пожалуй, это было менее хрупким из всего, что было в её жизни.

А ещё, когда она была с Рафферти и смотрела в его глаза, было легче не думать.

О проблемах.

О людях со светлым типажом.


Первые признаки или Пугающе неправильно


Блисс зачарованно рассматривала законченную работу. Все её книги, когда-либо прочитанные и собранные ею за шестнадцать лет, стояли на своих местах, образовывая чудесный круг.
Когда Блисс только упаковывала все книги, она с легкой грустью думала, что им придётся томиться в коробках как минимум до Рождества, потому что за тот месяц, что она проведёт дома, разобраться со всеми ними будет невозможно.
Оказалось, трое человек могли справиться с этим за смешное количество времени. Или, точнее, два человека. Потому что ещё вчера, когда она желала спокойной ночи Кормаку и Рафферти, было сделано едва ли больше половины работы.
Но сейчас...

- Мальчики, - прошептала Блисс, словно опасаясь, что это только сон, - вы чудо.

- Я рад, что ты так считаешь, девочка, - усмехнулся Кормак, обнимая Блисс за плечи. - Вставать в пять утра - слишком даже для меня, игрока в квиддич.

- Перестать хвастаться, МакЛагген, - устало сказал Рафферти, сидевший в кресле в полуобморочном состоянии. - Если бы не я, то ты даже к завтраку не удосужился бы спуститься.

Блисс внимательно посмотрела на их обоих - сонные, растрепанные. Рафферти, правда, всегда выглядит так, будто страдает от хронического недосыпа, но круги под глазами у него никогда не появлялись. Видимо, до сегодняшнего дня.

- Вы хотите спуститься к завтраку? - спросила Блисс. - Мы опоздали всего на десять минут.

- Нет, не хотели бы, - ответил Кормак и получил согласный кивок от Рафферти. - Слишком много церемоний на один квадратный метр.

- Но на смотря на эти церемонии, ты глаз не спускаешь с той экзотичной девушки. С прозрачными глазами, - рассеяно произнесла Блисс, открывая две оставшиеся коробки.

- А вот с этого момента поподробнее, - сказал Рафферти, подаваясь корпусом вперёд.

Правда, через несколько секунд он снова откинулся в кресле, прикрывая глаза.
Блисс припомнила, что вчера они разошлись около двух часов ночи. Она проспала до десяти и чувствовала себя вполне бодро, а вот Кормак с Рафферти такого явно сказать о себе не могли.

- Не надо было вам этого делать, - вздохнула Блисс. - Ты выглядишь так, как будто только что вышел из комы.

- Я всегда так выгляжу, - отмахнулся Рафферти.

- Нет, - возразил Кормак. - Ты всегда выглядишь так, как будто вышел из комы месяц назад. Но сейчас речь не об этом. Что в этих коробках? Мы побоялись прикасаться к этой груде железа.

Блисс только улыбнулась и аккуратно достала предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся колокольчиком, состоявшим из длинных металлических звеньев и россыпью кристаллов.

- Не так уж ужасна это груда железа, правда? Хотите увидеть чудо?

Блисс открыла коробки и отошла подальше, направляя на них палочку.

- Нам лучше отойти, да? - встревоженно спросил Кормак.

- Я даже и не подумаю с места сдвинуться, - кажется, Рафферти был в полуобморочном состоянии от недосыпания.

- Вингардиум Левиоса. Солидаментум.

Блисс ничего не ответила, и, направив весь контроль на невербальное заклинание, подумала "Солидаментум". В тот же миг десятки колокольчиков вылетели из своих коробок и, плавно покачиваясь, начали разлетаться по пространству всей библиотеки. Стоило им только оказаться в нескольких дюймах от потолка, как они тут же зависали там, не касаясь его. Десятки колокольчиков, и тысячи бликов, тысячи тональностей перезвонов, парящих в воздушном пространстве.

- Действительно чудо, - зачарованно сказал Рафферти, задрав голову.

Блисс посмотрела в окно, на небо, затянутое серыми тучами.

- Когда они висели в нашей библиотеке, в Салон-де-Провансе, то лучи солнца проходили прямо через кристаллы, - Блисс встала на носочки, пытаясь балансировать с одной ноги на другую. - И я стояла примерно вот так, пытаясь представить, что через несколько минут вся квинтэссенция света пройдет через меня и я стану одним из бликов.

- Ты была бы очень хорошим бликом, - согласился Кормак, подходя к Блисс и обнимая её за плечо. - Немного странным и быстрым, но, в целом, очень хорошим.

- Солидаментум, - повторил Рафферти, всё ещё смотря на колокольчики. - Что это?

- Простое заклинание, фиксирующее предмет в определенной точке, - пожала плечами Блисс. - Практически бытовое.

- Откуда ты его знаешь? - Рафферти резко дёрнул головой и перевёл взгляд на Блисс.

Блисс вздрогнула, и Кормак успокаивающе сжал её плечо:

- Не обращай внимания. Он иногда бывает пугающим, сам не осознавая этого.

- Всё хорошо. В Шармбатоне, наверное.

- Почему «наверное»? - допытывался Рафферти.

- Потому что оно простое! Обычное!

Виски Блисс заломили, и лёгкая головная боль, взявшаяся из неоткуда, вызвала у неё раздражение.

- Или меня научил дедушка. Или, что вероятнее больше всего, я действительно выучила его на первом-втором курсе Шармбатона. Это что, преступление, не помнить, когда и где ты выучила заклинание?

- Ой, - Кормак одернул руку.

- Что? - Блисс резко обернулась на Кормака.

- Нет, ничего.- Кормак осторожно дотронулся до плеча Блисс. - Мне показалось.

- Я жутко голодный. И уставший, - быстро заговорил Рафферти, взъерошивая свои волосы и поднимаясь с кресла. - Вот меня и интересуют всякие глупости. Извини, что испортили тебе настроение.

Боль в висках Блисс начала затихать и тупое раздражение, бившее в её голову, постепенно рассеялось. На смену ему пришел стыд за своё поведение.

- Я сейчас вернусь, - внезапно сказала Блисс, сорвавшись с места.

- Это мы чудо? Нет, это ты чудо? - восторженно сказал Кормак.

- Не говори с набитым ртом.
Блисс принесла с кухни всё, что смогла унести при помощи заклинания.
Они расположилась на полу. Как ни странно, тучи на небе немного рассеялись, и сегодня оно не напоминало молочно-тусклое месиво.
Огромное окно во всю стену пропускало косые солнечные лучи, колокольчики тихо позвякивали в воздухе, а кристаллы распускали вокруг себя тысячи бликов, словно недавно распустившиеся тюльпаны.
Блисс казалось, что она опьянена красотой момента, поэтому не сразу заметила странный взгляд Кормака.

- Что? - настороженно спросила она.

- Ты ешь.

- Да, - медленно кивнула Блисс. - Знаешь, люди, они такие. Иногда им нужна еда.

- Значит, тебя нельзя причислять к людям, - сказал Кормак. - Ты не ешь ничего, кроме пары тостов с утра.

- Не правда, - сказала Блисс, пряча взгляд.

Но, конечно, это было правдой. Блисс не знала, когда это произошло. Хотя почему же, знала. Ровно год назад, когда ей было пятнадцать лет.
Всё случилось в один день, настолько внезапно, что невозможно было отследить хоть малейшие симптомы.
Слабость, резкая потеря аппетита, но, ко всему прочему, постоянная взбудораженность и желание делать хоть что-то. Хотелось ходить, бегать, едва ли не летать, хотелось занять себя и не думать. Не думать о чём? Скорее всего, просто не думать.
Блисс не ела три дня, после чего единственное, что она могла воспринимать, это пару тостов с утра и, возможно, ещё пару на обед или ужин. Ей этого хватало.
Поэтому сейчас для неё было особенно странно есть пятый по счету круассан с шоколадом и расправляться с вазочкой клубники.
Последние четыре дня, которые она проводила особенно часто с Рафферти и Кормаком, вообще были полны сюрпризов.

- У тебя встревоженный вид, девочка.

Кормак говорил легко и непринужденно, но Блисс с удивлением заметила, что в его глазах скрыта тревога. С какой стати? Они знакомы так смехотворно мало. Они не должны волноваться о ней, а она, в свою очередь, не должна испытывать желание рассказать им что-то.

- Сегодня мне снился сон, - неожиданно для себя сказала Блисс.

Кормак удивлённо на неё посмотрел:

- Повторяя твою недавнюю фразу, людям это свойственно.

- Не мне, - помолчав, призналась Блисс. - Мне не снились сны весь прошедший год.

В комнате, пространство которой совсем недавно было наполнено лёгкими, ненавязчивыми разговорами, воцарилось молчание.

- Не может такого быть, - помолчав, высказал своё мнение Кормак.

- Мне никогда не снились особо яркие сны, - пожала плечами Блисс. - Но, всё же, они мне снились. А год назад - раз, и прекратилось. Я просто засыпала и просыпалась. Но сегодня... это было нечто прекрасное. Я даже пожалела, что проснулась.

- И тебе никогда раньше не снились такие сны? - в голосе Кормака всё больше проскальзывало удивление и недоверие. - Такие, в которые хотелось бы вернуться ещё раз?

- Нет. Только сегодня ночью.

- И что это было? - Рафферти изучал тарелку, задавая свой вопрос. Ему явно было скучно. - Что тебе снилось?

Блисс вздохнула. Отступать уже было некуда.

- Пыль, - поколебавшись, ответила она.

- Пыль? - пробормотал Кормак. - Пыль? Господи, пыль. Видимо, твои сны и правда никогда не были наполнены особой красочностью.

- Я не так объяснила, - покачала головой Блисс и невольно окунулась в свой сон, вспоминая все детали. Слова сами полились быстрым потоком. - Это была не просто пыль. Она была бы очень похожа на звездную, если бы не золотистый цвет. Я была в комнате, полностью составленной из деревянных панелей, а из окон, как сейчас, пробивался солнечный свет. И пыль, казалось, будто она принимала форму, когда кружилась вокруг меня. А потом её стало слишком много, и всё, что я уже могла видеть, это множество золотистых всполохов.

- А потом? - спросил Кормак.

- Всё. Я проснулась.

- Пугающе неправильно.

Кормак и Блисс резко повернули головы к Рафферти.

- В смысле? - нахмурилась Блисс.

Рафферти, наконец, перестал разглядывать тарелку с тостом как самое невероятное зрелище на свете, и поднял глаза.

- Что? - настороженно спросил он.

- Ты сказал «пугающе неправильно», - ответила Блисс.

- Нет, не говорил.

- Да нет, говорил, - нухмурился Кормак.

- Ох, точно. Говорил, - нахмурившись, подтвердил Рафферти. - Я размышлял об этом с медицинской точки зрения. Твой резко потерявшийся аппетит, аналогичная ситуация со снами, а потом, словно по волшебству, возвращения оных за одну ночь. Всё это очень неправильно.

На несколько минут в комнате обосновалось неуютное молчание, а потом, медленно, разговор снова вернулся в прежнее русло. Постепенно Блисс удалось свести разговоры с ней на нет и, совсем скоро Кормак и Рафферти предались обсуждениям о последнем году в Хогвартсе.
Блисс рассеяно что-то сказала им, пребывая в своих мыслях.
Где-то, среди кусочков этого разговора о снах, пыли и внезапностях, действительно промелькнуло что-то пугающе неправильное. И Блисс никак не могла понять, какая деталь могла так сильно её напугать.

***

- Я уже хочу быстрее уехать отсюда, - тихо сказала Астория. - Меня раздражает это место. Слишком светлое, слишком доброе. Господи боже, доброе. Я говорю так о доме. Я сойду здесь с ума, Драко. Сойду с ума от осознания того, что совсем скоро мне придётся вернуться в нашу обычную среду обитания, серую, церемонную и холодную. А эта наглая, пустоголовая девчонка будет по-прежнему купаться в любви свои родителей. Любви, которую она не заслужила.

Астория выглядела маленькой, слабой и обреченной. Малфой думал, что должен чувствовать что-то. Понимание, сочувствие, желание дать поддержку. Жалость, в конце концов. Глухое раздражение он в расчет не брал. Оно появлялось всегда, стоило хоть кому-то начать говорить о своих чувствах.
Пэнси, строчившая на свитке пергамента домашнее задание по зельеваренью, подняла глаза и послала Малфою понимающий взгляд.
Стало пусть и немного, но легче.

- Снейп совсем озверел, - пожаловалась она. - Стандартное домашнее задание на лето - ладно, это я понять могу. Но стандартное домашнее задание, плюс два свитка о целебных свойствах толченого рога единорога и поющей крапивы – Поющей. Крапивы. - Это выше моего понимания.

- Тебе стоило сделать всё задания ещё в первый месяц каникул, - сказала Дафна.

Малфой спокойно мазнул по ней взглядом.
Неестественно прямая спина, вздёрнутый подбородок, холодный взгляд голубых глаз, устремлённый прямо на Пэнси. Хочет смутить её, показать своё превосходство. Малфой усмехнулся. Может, с Асторией это и у неё и проходит, но нарываться на Пэнси себе дороже.

- Конечно, милая, - иронично ответила Пэнси. - Первый месяц каникул, особенно тёплые дни, что может быть лучше, чем сидеть в своей комнате и выискивать сведения о поющей крапиве. Зачем встречаться с друзьями? Зачем быть свободной настолько, насколько это вообще возможно? Конечно же нет.

Малфой почему-то подумал, что Дафна должна вспыхнуть. Как эта смешная Блисс Бромлей, которая сразу же покрылась пятнами от простого прикосновения.
Но, конечно же, нет. Дафна просто встала и подошла к окну, ничем не выразив своих чувств. Дафна всегда была такой. безэмоциальной относительно ко всему.

- Мне необходима конная прогулка, - внезапно для всех собравшихся заявила Дафна.

- Нет, не необходима, - сказала Пэнси, не отрываясь от свитка. - И ты никуда не пойдёшь.

- Я сама могу решить, что делать со своими желаниями, - возразила Дафна.

- Успокойся и сядь, - посоветовала Пэнси, но голос её начал опасно повышаться.

- Что случилось? - Блейз, спокойно дремавший в кресле, слегка дёрнулся и открыл глаза.

- Дафна собралась на конную прогулку, - ответила Пэнси.

- Но она боится лошадей, - изумился Блейз.

Следующее, что все услышали, был оглушительный хлопок двери.

- И после этого люди смеют утверждать, что я нетактична? - поинтересовалась Пэнси. - Так что? Кто пойдёт за ней и при этом сможет хоть как-то на неё повлиять?


***

- Мне кажется, когда-то мы были знакомы. Очень давно.

- А тебе не кажется, что конюшня не лучшее место для флирта? - усмехнулся Рафферти.

После того, как они поели, Блисс захотелось сделать несколько заездов. Она думала, что с ней никто не пойдёт, или, в крайнем случае, компанию ей составит Кормак, который не напоминал своим видом зомби.
Но Рафферти, да и жизнь в целом, умели удивлять, поэтому Кормак в какой-то момент просто уснул в кресле, а Блисс и Рафферти, по какому-то молчаливому согласию, пошли в стойло к лошадям.

- Но если говорить серьёзно, - сказал Рафферти, скармливая жеребцу Цезарю очередной кусок сахара, - что есть наша жизнь кроме как череды встреч в различных реинкарнациях.

- Ты веришь в это? - недоверчиво подняла бровь Блисс.

- Ощущение дежа-вю в незнакомых местах, знания, о которых ты даже не думал, чувство, будто ты знала определенного человека, хотя вы ни разу не встречались, - перечислил Рафферти. - Знакомо?

- Знакомо, - помолчав с минуту, ответила Блисс. - Но глупо было бы верить в то, что умирая, происходит нечто большее, нежели разложение.

Блисс сидела на одной из перегородок стойла и Рафферти, немного подумав, дотронулся до её ноги.

- Я считаю, что ты очаровательна. Я думал так ещё тогда, когда в самолёте ты говорила с человеком, хотя больше всего на свете тебе хотелось просто забыться. Мне нравится твоя привычка говорить правду, мне нравится твоя любовь к обычному миру, мне нравится, что ты не лебезишь с теми, кто тебе неприятен. Знаешь, к чему я это веду?

Блисс завороженно покачала головой.

- К тому, что если бы я не знал тебя когда-то давно, в другой жизни, я не стал бы говорить тебе этих слов. И вряд ли бы мы стали друзьями. Но нам повезло и мы успели познакомиться при более благоприятных обстоятельствах, когда-то давно. А теперь, при встрече, мы просто вспоминаем те эмоции, что испытывали к друг другу.

Блисс задумчиво посмотрела на Рафферти:

- Может, дело как раз в этом? Мы просто вызываем друг у друга положительные эмоции?

Рафферти картинно закатил глаза:

- Ты неисправима. Как, живя в мире магии, ты можешь думать что после смерти нас ничего не ждёт?

- Именно поэтому я так думаю, - вздохнула Блисс. - Магия не может возвращать мёртвых. Если бы жизнь после смерти была правильной, то магия могла бы дать нам и это.

- Мне всегда казалось, что такие, как ты, хотят верить в продолжение жизни.

- С чего ты так решил? - нахмурилась Блисс.

- Ты ветреная. Ветреным людям всегда мало того, что они имеют. Ты можешь привязаться к месту, но привязанность к человеку ты вряд ли когда-нибудь познаешь. В начале жизни такие люди думают, что времени исправить ошибки будет достаточно, а в конце надеются, что жизнь только начинается, та жизнь, где им предоставят возможность исправиться.

- Я не знаю, - растерялась Блисс. - Мне бы хотелось найти кого-то, к кому я привяжусь, кого-то, кому я буду доверять. Но даже если за всю жизнь я не найду такого человека, мне не хотелось бы думать, что это повод исправлять что-то.

- Ох, мисс Блисс Бромлей, - сказал Рафферти, сорвавшись с места и схватив голову Блисс одной рукой, прижал своим лбом к её. - Вы совершенно, совершенно невозможны. Но мы с этим справимся, правда?

Блисс показалось странным такое поведение, но что-то в этом её явственно... успокаивало? Она не могла понять этого. Всё, что было связано с Рафферти, оставалось непонятным. Кажется, он не страдал этой же проблемой по отношению к ней.

- Конечно правда, - улыбнулась Блисс, дотронувшись до кончика его носа. - Со всем можно справиться.

- Я вам не помешала?

Блисс и Рафферти повернули головы в сторону двери. Холодная блондинка с голубыми глазами, именно её красоту Блисс охарактеризовала как «ледяная». Она точно помнила, что младшую дочь Гринграссов звали Астория, но имя старшей вспомнить не получалось.

Кажется, молчание затянулось, и оно начало ощущаться особенно сильно. Крикнули они хором:
- Нет!

- Да.

Блисс возмущенно посмотрела на Рафферти. Очевидно, у них были слишком уж разные представления о приличии. Он равнодушно пожал плечами:

- Что? Я не настолько деликатен, как ты. И потом, ты действительно думаешь, что она пришла сюда из-за лошадей? Скорее всего, она просто ошиблась дверью.

- «Она» тебя прекрасно слышит, - холодно сказала Дафна. - И я знала, куда направляюсь. Я действительно хотела совершить несколько заездов.

- Нет, Дафна. - снова повторил Рафферти.

Блисс растерянно переводила взгляд с Рафферти на Дафну:

- Рафферти, в чём дело? Думаю, ты не умрешь, если Дафна возьмёт одну из лошадей.

- Я не умру, - согласился Рафферти. - А вот Дафна с вышеупомянутой лошадью сделает это через три минуты после того, как сядет в седло. Я не могу этого допустить, она дорога мне как память.

- Не стоит так сильно заботиться обо мне, - в холодном голосе явно проскальзывала язвительность.

- А причём тут ты? - удивился Рафферти. - Я говорю о лошади.

С каждой новой фразой Блисс чувствовала, что не понимает абсолютно ничего.

- У неё фобия, - поспешил пояснить Рафферти. Видимо, взгляд Блисс стал слишком непонимающим. - Боится лошадей столько, сколько себя помнит. Да и те ей взаимностью не отвечают.

- Спорим, что я смогу тебя объехать? - прищурила глаза Дафна. - Даже на этой лошади?

Кивком головы она указала на Цезаря.

- Нет, Дафна, - твёрдо сказала Блисс. Если то, что сказал Рафферти, правда, её не стоит подпускать даже к самым мирным кобылам. - Это очень строптивая лошадь, с которой может не справиться и взрослый мужчина. Я знаю все последствия, потому что год добивалась её доверия.

- Не веришь - смотри, - сухо сказала Дафна и дотронулась до бока Цезаря.

«Проклятье» успела подумать Блисс перед тем, как лошадь встала на дыбы и громко заржала. Кажется, Дафна что-то кричала, а Рафферти просто впал в оцепенение. Блисс действительно хотела что-то сделать, но, видимо, страх полностью завладел ей, поэтому она просто стояла, зажмурив глаза.
Ей казалось, что прошла вечность, в лучшем случае, час, но всё произошло в доли секунды и когда Блисс смогла открыть глаза, то обнаружила, что всё вернулось в норму, кроме лиц собравшихся. Трёх лиц.

- Привет, - вот и всё, что смогла сказать Блисс, когда увидела застывшего на пороге конюшни Малфоя.

- Привет, - ответил он.

«Интересно, - подумала Блисс. - Мои разговоры выглядят так же абсурдно со всеми, или только он удостоился счастья лицезреть мои высказывания в самых глупых их проявлениях».

- Иногда ты бываешь такой дурой, - чётко припечатал Малфой.

- Знаю, - растерянно сказала Блисс. - Но можно было и не говорить.

Малфой удивлённо перевёл взгляд на неё:

- А ты здесь при чём?

Не дождавшись ответа от Блисс, он подозрительно прищурился и спросил:

- Что с твоей фокусировкой взгляда?

- Не знаю, - честно ответила Блисс.

Она четко воспринимала звуки, но тело не хотело двигаться, а перед глазами всё странно покачивалось и плыло.

- Умоляю, - внезапно сказал она, даже не зная, что последуют за очередной её фразой. - Скажи, что лошадь не снесла Дафне голову или голову других лошадей. Первого не переживу я, второе вряд ли понравится моей матери.

Кажется, она хотела добавить что-то ещё и одновременно стукнуть себя по голове, как её ноги странным образом подогнулись. Кажется, что всего секунда, и она должна была оказаться на полу, но, как и в первый раз, Малфой в рекордные сроки успел её подхватить. Правда, пришлось сильно сжать её запястье, иначе бы он попросту не успел.

- Ой.

- Всё в порядке.

- Нет, - осенило Блисс. - Не в порядке. Рафферти стоит ко мне ближе, он бы успел подхватить меня быстрее. Что с ним?

- Я здесь, - подал голос Рафферти. - Извини. Мне трудно пошевелиться.

- Тебе нужно поспать, - помолчав, сказала Блисс. - Сколько ты спал? Два часа?

Кажется, Малфой процедил сквозь стиснутые зубы какое-то ругательство и достал палочку.

- Что это было за заклинание?

После того, как к ним подошли запыхавшиеся Блейз, Пэнси и Астория, их смогли развести по комнатам. Со слов Малфоя, Рафферти уснул сразу же, как Блейз дотащил его до кровати, а Дафну оставили на милость её сестры.

Блисс лежала в своей комнате и слушала, как над её головой тихо позвякивают те же серебренные колокольчики, что и висели в библиотеке.

- Обычное связующее заклинание. Нужно согласие со всех сторон, чтобы оно действовало. Палочка начинает разбрасывать снопы искр, как условный сигнал.

- Завтра вы уезжаете. А через неделю мы едем в Хогвартс.

Малфой только покачал головой. Интересно, её разговоры со всеми имеют такой же процент логичности и последовательности в своих мыслях?

- Интересно, на какой факультет попадают плохие люди? - Блисс говорила вяло и медленно, видимо, всё ещё не имея возможности оправиться. Малфою это показалось странным. У всех троих шок был неестественно сильным. - Я точно окажусь там.

Малфой не знал, что ему больше всего хотелось сделать в этот момент: рассмеяться или разозлиться.
За все две недели, что он сталкивался с Бромлей, он мог бы с уверенностью сказать, что она была такой же злой, как пятилетний ребёнок.

- Хотя, может быть, и нет. Секунду назад я действительно думала, что плоха. Не знаю, почему. А сейчас считаю себя обычной. Так много для одного дня. Пыль. Вселенные. Головные боли. Рафферти.

- Общество Рафферти даже и на час хватает с лихвой, что и говорить о дне, - усмехнулся Малфой.

- Не говори так, - тихо сказала Блисс.

- Девушкам в коматозном состоянии - всё, что угодно.

- Я сегодня тоже говорила что-то подобное Рафферти.

- Надо же, - изумился Малфой. - В наших разговорах начала проявляться причинно-следственная связь. Невероятно.

Он сидел на её кровати и не знал, почему не может уйти. Может быть, она захотела бы воды. Но она могла позвать домовика, ей он тут точно не нужен. И не нужно ему выслушивать весь этот предсонный бред. Ей это точно не нужно.

- Завтра я полью цветы, - внезапно сказала она. - Туч здесь, может, и много, а дождь за всё это время был всего один раз. Им нужна вода. И рубины.

Видимо, организм Блисс посчитал, что сказав самую странную за всё это время фразу, можно наконец провалиться в сон.
«Как-то неправильно» подумал Малфой, тихо закрывая дверь комнаты Блисс. Как будто её накачали лекарствами. Или, что более вероятно, у неё случилась очень поздняя акклиматизация. В конце концов, это не его дело. Завтра они уезжают. А Хогвартс достаточно, достаточно большой. В нем можно было избегать самого себя, что и говорить о маленькой странной девочке.


Всё остальное решает упорство


Такое яркое солнце Блисс видела последний раз, когда стояла на посадочной площадке и провожала взглядом кромку горизонта родной Франции.

Остатки сна сняло как рукой. Она буквально подлетела с кровати и открыла окно, подставляя лицо лучам и счастливо улыбаясь, после чего свесилась из окна практически всем корпусом и посмотрела вниз.

Фуксии и лилии явно не привыкли к такой жаре и сейчас они понуро тянулись вниз, словно под грузом.
«Надо бы их полить», - отстранено подумала она и тут же, словно по команде, сознание прошибло воспоминаниями.
Вот они с Рафферти разговаривают и реинкарнациях и прочих странностях, вот заходит Дафна, и после обмена ничего не значащими фразами с Рафферти дотрагивается до лошади, которая встаёт на дыбы.

Вот со всеми ними троими случается шок, отчего-то слишком сильный. В голове смутно рождается образ Рафферти, но его внешний вид Блисс вспомнить не может.
Зато она прекрасно помнит, как на первом же этаже Малфою надоело едва ли не волочь её, почти без сознания, и вот оставшиеся этажи он несёт её на руках. Потом она лежала на кровати и говорила что-то, что не имело значения вовсе, а потом перешла к цветам и рубинам. Почему-то вчера рубины казались очень, очень важными. А сейчас воспоминания о них лишь снова навивают головную боль.
Блисс потерла щеки, отчаянно надеясь, что те снова не пошли красными пятнами. Осознание того, что Малфой нёс её на руках несколько пролётов, а потом снова выслушивал её бред, было ещё очень свежо.

А цветы и правда не мешало бы полить. Может, тогда у неё будет возможность отвлечься.

К счастью, Филипп предусмотрел некоторые детали, в особенно такие, как простой длинный шланг для поливания растений.

Он обнаружился за неприметной дверцей в кладовке, рядом с черным входом, и тянулся ровно до самого дерева.
Блисс раскрутила его до конца и снова подставила лицо солнечным лучам. Она не понимала, как можно не радоваться солнцу, теплу и чистому, ярко-голубому небу.
Поливая белые лилии, она почувствовала, что в голову начала бить странная мысль, касаемая снов. Да, кажется и сегодня ей снился сон. Сон, состоящий из одной фразы и одной материи. Она пыталась представить пыль, которая ей снилась в прошлый раз, но сон всё равно не вспоминался.
Тогда она просто выбросила все мысли из головы и её взгляд стал рассеяно блуждать между шлангом и лилиями.
«Всё сшито белыми нитками». Блисс показалось, что это была даже не мысль, а хороших размеров иголка, которая буквально впилась ей в нервы. Она вспомнила, что ей снилось. Белые нити на чёрном фоне. Нитей с каждым разом становилось всё больше и больше, но чёрный фон от этого не куда не девался, напротив, прорехи словно становились ещё более видимыми и навязчивыми.

И фраза, которая там была. У неё точно было продолжение, или напротив, начало. Ей казалось, что ещё немного, и она вспомнит.

«Переезды, континенты, слова. Всё сшито белыми нитками».

Голова едва не раскололась с появлением фразы, Блисс дёрнула на себя шланг и, заскользив ногами по мокрой земле, упала прямо в цветы, спугнув несколько колибри, которые теперь кружились у неё над головой.

Странное дело: как только она переставала думать о сне, нитях и вчерашнем происшествии, всё снова возвращалось в норму и не было ощущения, что голова вот-вот взорвётся. Решив, что об этом можно подумать позже, без угрозы своему здоровью, она осталась сидеть на земле, слушая щебет колибри и чувствуя тепло на коже.

Именно в этом состоянии её нашёл Малфой.

- Даже спрашивать не буду, - сказал он, подавая ей руку.

Вставая, Блисс спугнула колибри, которые разлетелись в разные стороны.

- Я поливала цветы, - неловко сказала Блисс.

- Именно это я подумал, - ответил Малфой, - когда вчера ты сказала об этом. Именно это ты и должна была сделать, если следовать твоей логике. Не проанализировать, что именно случилось, не выпить таблетку и воды, не рассказать обо всём родителям. Всё, что нужно было сделать немедленно и безоговорочно, это заняться поливкой цветов.

Малфой красноречиво оглядел её шорты и белую майку, к которым пристали пятна земли.

- Значит, вот как теперь поливают цветы, - подытожил Малфой.

- Я упала.

- Всё, что я успел увидеть, это атаковавших тебя колибри-убийц. Но, наверное, ты правда упала. Тут я тебе могу поверить.

Блисс чувствовала себя нашкодившим ребёнком, родители которого запрещали ему есть мороженное по причине болезни. А он всё равно их не послушался и, конечно, последствия стали куда более плачевными.

Но с ней всё хорошо, не считая иногда проявляющихся головных болей. Но Малфою она об этом говорить не станет, это приведёт только к очередному граду насмешек. А она, всё же, не настолько терпелива и вежлива, чтобы промолчать и в следующий раз.

- Через час мы уезжаем, - внезапно совершенно нормальным тоном сказал Малфой. - Я хотел ещё раз посмотреть на сад.

- Ты правда знал, что я буду здесь?

Малфой странно посмотрел на неё:

- Даже я не думал, что твои действия могут быть настолько нелогичными и абсурдными. Ты же ничего не сделала. правда? Ни таблеток, ни разговора с родителями и вскочила, скорее всего, сразу же, как открыла глаза?

Тон Малфоя снова стал насмешливым, попадающим прямо в самое больное место. Для Блисс это были её ветреность и безответственность. Сколько она не пыталась в себе это поменять, ровным счетом ничего не выходило.

- Нет, - закончил Малфой. - Я не знал, что ты будешь здесь. Не знал об этом точно.

Не зная, куда себя девать, Блисс просто отвернулась от Малфоя. Что же, по крайней мере, на сколько-то процентов он знал, что может её застать здесь. Стыд, терзавший ей за необдуманный вопрос, чуть-чуть отступил.
Ей было всё равно, подумает Малфой, что она влюблена в него или нет. Просто именно с ним было так много неловких и абсурдных моментов, что даже она, не привыкшая придавать ничему значения, каждый раз чувствовала, что на щеках вспыхивает румянец.

- Я проснулся раньше, - снова заговорил Малфой. - забыл задернуть шторы.

- Ты тоже проснулся от солнца? - обернулась Блисс.

- Да, - кивнул Малфой. - Слишком яркое, глаза резало даже во сне. Но ничего страшного. Скоро погода улучшится.

Блисс вздохнула. Очевидно, британцы не слишком любят сбои в своей серой погоде и вечным дождях.

- У вас правда очень красивый сад.

- Понятно,- невнимательно ответила Блисс, в голову уйдя в воспоминания о солнечном Салон-де-Провансе, розах и уютном особняке.

- Извини за руку.

- За что? - удивлённо сказала Блисс.

Малфой кивнул на её правую руку, и Блисс подняла её, внимательно рассматривая запястье. Вкруг него, словно браслет, налился бледно-лиловый синяк.

- Это ты сделал? - Блисс посмотрела на Малфоя. Да, он выглядел достаточно натренированным, но последний раз нечто подобное ей оставлял только Уилл, когда, не глядя, схватил её запястье вместо гаечного ключа.

- Когда ты начала заваливаться, я схватил тебя за руку. Иначе бы ты упала, - пояснил Малфой.

- Ничего страшного, - в конце концов ответила Блисс.

- Уверена? - безразлично спросил Малфой.

- Да, - ответила Блисс, теперь мечтая только о том, чтобы он ушёл. - Всё хорошо. Наверное, тебе стоит начать собираться.

Малфой молчал с минуту, после чего кивнул и, не сказав ни слова, развернулся, собираясь уйти.

- Подожди, - внезапно крикнула Блисс и подошла к нему.

Малфой обернулся, вопросительно подняв бровь. Странное это было зрелище. Блисс смотрела на кончик его носа и чувствовала себя очень низкой и маленькой, что, конечно, было совершенно не так.

- Ты очень интересный человек, правда. Я действительно так думаю. И я не знаю, зачем скажу то, что скажу, потому что тебе, скорее всего, плевать не только на мои слова, но и на мою персону. Но я не хотела обижать тебя своими словами. Просто общение с тобой будет не моим. Я такой человек, понимаешь? Я общаюсь с Рафферти и Кормаком только потому, что они мне понравились сразу же, просто так. Рафферти чуть более, Кормак чуть менее, но всё же, они понравились мне, за всё и ни за что одновременно. А ты... я не знаю, что чувствую по отношению к тебе. Ты раздражаешь, бесишь и вызываешь в принципе не самые приятные эмоции. Я знаю, многие говорят, что если постараться, то даже самые плохие отношения можно наладить. Но если мне что-то не нравится, то я просто отгораживаюсь от этого. И мне очень хочется поступить с тобой так же.

Говоря всё это, Блисс всё ещё избегала прямого взгляда.

- Ты была права, - после минутного молчания сказал Малфой. - Мне действительно плевать. И на твои слова, и на саму тебя.

Оставшись стоять посреди моря цветов, Блисс не могла с точностью сказать, что чувствует: ощущение, будто ей влепили пощёчину или всё же, пусть и смутное, но облегчение.

***

Прощались, как всегда, чинно и по правилам. Фраза «Нам было очень приятно» звучала столько раз, что Малфою казалось, будто она въелась ему под кожу.

Блисс, так же чинно, как и её родители, прощавшаяся с гостями, поравнявшись с Кормаком и Рафферти, всё же бросилась им на шею. Они обнимались слишком долго, а после того, как все уже расселись в кареты, Рафферти вышел и снова крепко обнял девушку, едва ли не оторвав её от земли. В разговорах этих троих чуть раньше Малфой услышал «Косой переулок» и «прямо перед отъездом».

Видимо, они решили купить всё необходимое прямо первого сентября. Это было более чем безответственно, особенно если учитывать то, что до отъезда в школу была целая неделя. Но это было явно не его дело.

Слова настырной, мнящей о себе невесть что девчонки его задели. Значит, мутящий вокруг себя невесть что Рафферти, и Кормак с одной извилиной на всю голову ей понравились сразу же, а его компания, видите ли, усилий не стоит.
И хорошо. В очередной раз убедился в отсутствии у неё интеллекта. И всё же, какая-то фраза во всём этом не давала ему покоя.

Кареты тронулись и вот уже первые из них начали исчезать в предрассветной дымке. Он был прав. Совсем скоро погода улучшится.

- Наконец-то домой, - улыбнулась Астория, мечтательно глядя в окно.

Да. Снова домой. Туда, где не будет светлых комнат и ложного ощущения спокойствия.
Последний раз Малфой позволил себе вспомнить образ девушки с солнечными волосами, над головой которой порхали колибри.

***

Головные боли прошли на второй день после отъезда гостей. Не смотря на то, что никто из них не создавал лишнего шума, Блисс всё равно казалось, будто в доме стало в несколько раз спокойнее и тише.

Она даже вернулась к своим снам, с белыми нитями, странными фразами и пылью, но, как и головные боли, тщательно проанализированные сны потеряли для неё всякий смысл.

В конце Блисс пришла к самому правильному выводу: её волнения об артефактах и породили все кошмары с головными болями. А переезд, случай с лошадью и постоянное беспокойство за отца довершили своё дело. Теперь, когда всё успокоилось, можно спокойно ехать в Хогвартс и больше не думать о плохих вещах.

- Неделя пролетела быстро, правда, мисс Бромлей? - улыбнулся Уилл.

- Дорогая, ты не забыла свою палочку? - видимо, Розалинда уже до того волновалась о том, всё ли взяла дочь, что наплевав на правила, просто кричала с верхнего этажа, смотря вниз.

- Она в кармане плаща, мама, - крикнула Блисс, поднимая голову.

- Не кричи сквозь пролёты, это противоречит правилам, - снова крикнула Розалинда и скрылась из поля зрения своих родных.

- А эта женщина противоречит всем законам логики, - заметил Филипп. - И больше всех нас задерживает, - сказал он уже громче.

- Я всё слышу, - сказала Розалинда, спускаясь по лестнице.

- На то был и расчет, - доверительно сообщила матери Блисс.

- Девушки, вы готовы? - Филипп явно начал терять терпение. - Птичка, ты выглядишь великолепно. И даже моя шляпа этого не портит.

- Мне нравятся мужские шляпы, - пожала плечами Блисс.

- И мои любимые серые брюки. Которые я выложил из твоего чемодана.

- Папа!

- И так, - сказал донельзя довольный Филипп. Не каждый раз он мог в чём-то обходить свою прекрасную половину семьи. - Блисс аппарирует со мной, Уилл - на тебе Розалинда.

- Если не считать того, что я сама могу прекрасно аппарировать!

- Ты делаешь это настолько прекрасно, что Северный Полюс уже трижды узнал о твоём существовании, - припечатал Филипп. - Птичка, держишься за чемодан? Отлично. Аппарейт!

Ощущение, словно тебе скрутили в трубочку, подкатывающая к горлу тошнота, ощущение неустойчивости и покачивание на неприлично высоких и тонких каблуках (Розалинда тоже может быть более чем убедительной в своих уговорах) и вот она уже стоит на твёрдой земле, с немного очумелым видом поправляя шляпу.

- Считайте меня избалованной, но самолёты - определённо одна из прекрасных вещей на земле, - проинформировала родных Блисс, всё ещё держась за шляпу и покачиваясь на каблуках.

- Я полностью поддерживаю свою дочь, - Розалинда выглядела ничуть не лучше вышеупомянутой дочери. - Где мы, Филипп?

- Один из маггловских районов Лондона близ Косого Переулка, - пояснил Филипп. - Я подумал, что Блисс может что-нибудь понадобиться купить из обычных вещей.

- Из обычных вещей у меня всё есть, - сказала Блисс. - А вот уверенности в том, что я не опоздаю на встречу с Рафферти и Кормаком, нет абсолютно.

- Не волнуйся, я подумал об этом - успокоил её Филипп. - Эта стена - один из способов попасть в Косой Переулок.

Филипп кивком головы указал на кирпичную стену здания, на которой висели пару обтрепанных ветром постеров.

- Кажется, четвёртый кирпич слева, затем подняться на три вверх и на один влево, - бормотал он себе под нос, постукивая по ним палочкой.

Через несколько секунд стена зашевелилась и полностью разъехалась, предоставляя взору Блисс тесное пространство с кучей улочек, маленьких магазинчиков и множеством людей. Яркий, пёстрый, словно созданный из множества осколков бутылочного стекла, Косой Переулок сразу же внушал доверие, словно был живым человеком.

- Я закажу тебе пару школьных мантий, если хочешь сэкономить время, - предложила Розалинда.

- Пару мантий, - согласилась Блисс. - Не больше.

Но Розалинда, кажется, и не услышала дочь, и, всё, что её семья увидела в следующее мгновение, это подол её платья, мелькнувший где-то среди множества людей и маленьких лавочек.

- О нет. Проконтролируйте её, - взмолилась Блисс. - Кто-нибудь. Мне действительно нужна пара мантий, а не пара десятков.

- Я проконтролирую её, - вздохнул Уилл и тут же исправился.- Я попытаюсь это сделать. Мистер Бромлей, вам бы лучше тоже присоединиться.

- Хорошо, - кивнул он. - Скоро подойду.

Проводив Уилла взглядом, Блисс снова повернулась к отцу:

- Мы договорились встретиться у магазина Оливандера с Рафферти и Кормаком. Можешь отдать меня в надёжные руки этих джентльменов и идти к Уиллу и маме.

- Надёжные? Может быть. Джентльменов? Что-то подсказывает мне, что джентльмены из них такие же, как из тебя манерная аристократка, - улыбнулся Филипп, обнимая дочь. - Знаешь, я рад, что характером ты пошла по своей мужской линии. Иначе бы Розалинда и правда могла бы помыкать тобой. Она, конечно, не хотела бы этого, чтобы ты там о ней не думала, но всё же. А теперь, посмотри на себя! Мы вырастили настоящую леди! И заслуга Розалинды, конечно же, в этом есть.

- Папа, папа, дай бог, чтобы наша любимая мама этого не услышала, - сказала Блисс, крепко обнимая отца. - И не надо говорить таким тоном, словно мы видимся в последний раз.

- С такой тобой, может и в последний. Хогвартс меняет людей. Особенно во время войны.

Война. Какое ужасное, отвратительное слово. Казалось, что Франции она не коснулась, но если бы это действительно было так. Блисс отдала бы многое, чтобы её родная, прекрасная Франция не страдала от последствий. Увы, этого не случилось. Сейчас безопасно не было нигде.

- Ну хватит, - сказала Блисс, стукнув отца по руке. - Никакого негатива в мой первый учебный день. Господи, как глупо это звучит в моём возрасте! Пошли, папа, проводишь свою дочь до магазина.

Они неторопливо шли к магазину Оливандера и смеялись над тем, что понимали лишь они, отец и дочь, ощущая себя полностью счастливыми.

- Ты уже подала заявления в университеты? - поинтересовался Филипп.

- Ещё в первый месяц лета, вместе с Эмилией, - кивнула Блисс. - Отправила кипу документов и нужным писем в Колумбийский университет, и примерно столько же в Кембридж, Гарвард и Оксфорд. И да, да, я помню, о чём мы говорили. Для вида я подала документы в Магический Университет тоже. Парижский. Если мне что-то взбредёт в голову, и я действительно решу там учиться, то пусть это будет на моей Родине. Мне действительно нужно смотреть правде в лицо: в такие университеты, как Оксфорд или Кембридж может поступить только один ученик с магическим образованием. И то, не будь в совете таких же, как и мы, это вряд ли бы случилось вообще.

- Ты считаешь это нечестным? - понимающе спросил Филипп.

- Считаю, - согласилась Блисс.- Но мне действительно всё равно, честно это или нет. Всё же, я не настолько честна и бескорыстна, чтобы отказываться от такой возможности.

- Знаешь, если ты поступишь в Колумбию, то тебе придётся уехать в Нью-Йорк, - заметил Филипп.

- Может, я туда и не поступлю, - пожала плечами Блисс. - А если поступлю - то обязательно поеду. Я не знаю людей в здравом уме, которые могли бы отказаться от Лиги Плюща. И потом, я помню Нью-Йорк. Даже если этот город не нравится тебе, ты не замечаешь этого. Ты просто теряешься, как и все остальные. В большей или меньшей степени. Отпросишь меня из Хогвартса в дни собеседований?

- Тут и вопрос не стоит, - вздохнул Филипп. - Мы пришли. И, кажется, опоздали.

Они подошли к маленькому, симпатичному магазину, сделанного из красного дерева. Видимо, с вывески давно облетела позолота, и о реставрации не шло и речи. Но Блисс понравился этот магазинчик, являющийся частью Косого Переулка. Ей нравилось всё, что несло в себе историю и являлось старым, будь то книги или люди.

- Блисс!

Блисс опустила глаза с таблички и увидела Рафферти и Кормака, которые всего пару секунд назад стояли, прислонившись к стене магазина, а сейчас улыбаются до ушей и радостно подходят к ней.

- Привет, ребята, - улыбнулась Блисс, растрепав им обоим волосы. - Я скучала по вам.

- Не соглашусь, - сказал Рафферти, обнимая Блисс. - Мы скучали по тебе больше.

Блисс провела рукой по спине Рафферти и остро осознала, что как раз по нему она скучала очень сильно.

- Я рад тебя видеть, босс, - сказал Рафферти так тихо, что его услышала только Блисс и прежде, чем она успела ответить, отпустил её.

Блисс с улыбкой обернулась к отцу:

- Видишь, папа? Может, насчет джентльменов ты и был прав, но руки у них очень надёжные.

- Тогда я без зазрения совести оставляю тебе с ними, - сказал Филипп, после чего серьёзно перевёл взгляд на молодых людей. - И так? Кто поручится за то, что моя дочь будет жива и здорова?

- Я поручаюсь за неё, мистер Бромлей, - сказал Кормак прежде, чем Рафферти открыл рот. - Она будет в целости, сохранности и без единой пылинки на своей шляпе.

- С учетом того, что шляпа принадлежит мне, я ценю твоё обещание вдвое больше, - усмехнулся Филипп.

Блисс не была уверена, но кажется, Кормак покраснел после подначки Филиппа.

- Блисс, тебе нужно купить ещё что-нибудь, кроме книг? Может, ингредиенты?

- Нет, - удивилась Блисс. - Ингредиенты я опять взяла в твоем домашнем хранилище, мне хватило. А все нужные предметы у меня остались ещё со времён Шармбатона. Книги я смогу купить сама.

- Тогда я пошёл к своей обожаемой жене, - сказал Филипп. - Встретимся через два часа на перроне.

- А что случилось с твоей старой палочкой? - спросила Блисс, когда все трое вошли в магазин Оливандера.

- Он сломал её, - ухмыльнулся Кормак. - Как и ту, что была у него на шестом курсе. А перед этим, ещё одну, на пятом, только это была не палочка Оливандера. Не спрашивай, как у него это получается, не дождешься ничего, кроме невнятного мычания.

- А потому что и объяснять нечего, - отмахнулся Рафферти, прислоняясь к прилавку. - Это всё моё везение, которое решило взять себе безвременный отпуск.

- Блисс, тебе лучше сесть, - сказал Кормак, кивнув на обитый фиолетовым бархатом стул. - Во-первых, я беспокоюсь о твоих ногах, во-вторых, это может занять какое-то время.

Как только она последовала совету Кормака, выдвижная лестница, такая же, как и в её доме, появилась словно из неоткуда. Видимо, человек, стоявший на этой лестнице, и был мистером Оливандером. Рассматривая его, Блисс показалось, что он был таким же старым, как само время.

- Осмелюсь предположить, что вряд ли палочка нужна мистеру МакЛаггену. - вымолвил Оливандер, спускаясь с лестницы. - Он, конечно, личность темпераментная, если судить по той палочке, что я ему продал. Рябиновое дерево и сердечная жила дракона, если я не ошибаюсь, сильной упругости. Сложная палочка владельцу со сложным характером. Однако же, хотя, меня может подводить память, палочка нужна скорее мистеру Рафферти, нежели его другу.

- Вы, как всегда, весьма проницательны, мистер Оливандер, - вздохнул Рафферти. - Остается надеяться, что я не разорю ваши запасы.

- Напротив, дорогой мальчик, разве только пополнишь мою казну, - отмахнулся Оливандер и протянул ему длинную коробочку. - Вот, попробуй.

Пока Рафферти опробовал палочки, Блисс с интересом озиралась по сторонам и вздрагивала, когда слышала особенно громкий звук чего-то взрывающегося. Но уже через двадцать минут Рафферти нашли подходящую палочку и он, положив её в карман брюк и расплатился с Оливандером.

- Могу ли я узнать имя вашей подруги? - сказал Оливандер.

Блисс вздрогнула. Она думала, что Оливандер её не заметил по вполне очевидным причинам, но, видимо, зрение он сумел сохранить отличное и сейчас доказывал это, внимательно гляда прямо в лицо девушки.

- Блисс. Блисс Бромлей, - запнувшись, ответила Блисс.

- Мисс Бромлей, - кивнул Оливандер. - Ваш отец, случаем, не Филипп Бромлей?

- Да, - улыбнулась Блисс. - Он мой отец.

- И свою палочку он покупал у меня, - кивнул Оливандер. - Видимо, это не передается по наследству. Вы позволите?

Оливандер кивнул на карман её плаща.

- Да, конечно, - Блисс достала из кармана палочку и дала её Оливандеру.

- Вишнёвое дерево и волос единорога. Упругая, - сказал Оливандер, несколько раз покрутив палочку в пальцах. - Идеальна для человека с хорошим воображением, но и подобно тому, кто обладает ей, не слишком сильна в боевых заклинаниях. Впрочем, в любых начинаниях нужно всего три процента таланта. Всё остальное решает упорство, - на пару мгновений Оливандер прекратил крутить палочку и нахмурился. - Скажите, мисс Бромлей, вы случайно не видоизменяли свою палочку?

- Я не думаю, что этот термин может подходить к палочке в принципе, - растерялась Блисс.

Оливандер не ответил на её реплику, и снова задал вопрос:

- Могу я кое-что проверить?

- Конечно, - согласилась Блисс, уже ничего не понимания.

Оливандер тихо пробормотал заклинание, которое Блисс не услышала, и вот, секунда: и некоторые предметы в комнате взлетели, после чего зависли под потолком.

- Какое интересное заклинание, - заключил Оливандер, глядя вверх. - Напомните, как оно называется?

- Солидаментум, - ответила Блисс, забирая палочку. - Мне всегда казалось, что оно обычное.

- Так и есть, - улыбнулся Оливандер. - Мне просто показалось, что я увидел магическую трещину в вашей палочке. Оказалось, что ничего серьёзного нет. Удачного провести свой первый и последний год в Хогвартсе, мисс Бромлей.

- Кто-нибудь скажет мне, что сейчас было? - тут же спросила Блисс, стоило им только выйти из магазина.

- Старик начал чудить на старости лет, - ухмыльнулся Кормак. - У него такое иногда случается. Не забивай себе голову. Пошли во Флориш и Блоттс, нам нужно купить книги.

«Не забивай голову». Легко было ему говорить, не зная, что творится в этой самой голове. А творилось там непонятно что. Блисс не понимала, что с ней происходит. Почему, стоило ей только оказаться рядом со стеной в Магический Лондон, в голову пусть и сначала незаметно, но всё же вернулись отголоски прежней головной боли? Почему Оливандер так странно смотрел на её палочку, почему его и Рафферти так сильно заинтересовало пустяковое заклинание, почему, вот сейчас, стоило ей снова подойти к мыслям о пыли, фразах и нитях, в голове снова начало появляться неприятное ощущение? Столько « почему», на которых нет ответа.

Блисс усмехнулась про себя, вспоминая о том, что Хогвартс меняет людей. Может, вот оно, его влияние? Причём не в самую лучшую сторону? И снова риторические, бессмысленные вопросы, на которые и здесь ответов не было.

- Нет, я не дам вам мои книги, - категорически отказалась Блисс. - Потому что у вас полно своих.

- Блисс, прекрати! Мне ничего не стоит понести твои книги! - воскликнул Рафферти.

- Мне тем более, - подхватил Кормак. - Мне ничего не стоит понести все твои книги.

- Хватит строить из себя джентльменов, - разозлилась Блисс. - Мы тут и так больше часа пробыли, нам надо идти на платформу! Не ожидала я от вас такой...

Они только расплатились за нужные книги и уже собирались выходить, когда внезапно Кормак, а потом и Рафферти, перегородили Блисс дорогу и сказали, что пока они не понесут её книги, они никуда не пойдут. Но у них и так было более чем достаточно своих покупок и Блисс наотрез отказалась, даже не собираясь слушать их доводы.

В пылу препираний её взгляд зацепился за один из разделов магазина и она оборвала себя на полуслове. «Камни». Вот и всё, что было написано на табличке, но Блисс, как заворожённая, уставилась на неё. Кажется, она и сама не поняла, как поставила в довесок книг Рафферти ещё и свои, после чего, не говоря ни слова, оказалась между стеллажей книг о камнях. Она не знала, что ищет, просто блуждала по ним взглядом, игнорируя предупреждающую боль в затылке.

Предупреждающая. Именно такая характеристика больше всего подходила ей.

Но о чём, черт возьми, она пыталась её предупредить? Блисс надоело это незнание.

Кажется, она нашла то, что нужно. Маленькая книга красного цвета, с небольшим камушком посередине. И посередине теснёнными буквами выведено всего одно слово.

Рубин.

Голову прожгло такой болью, что ноги подкосились и один из каблуков угрожающе заскользил по полу.
К своему счастью, Блисс в вцепилась в плечи подбежавшего человека.

- Блисс, Блисс!

Блисс сфокусировала взгляд и увидела перед собой Кормака. Он смотрел на неё взволнованно и ошарашенно, явно не понимая, что происходит.

- Мне нужна эта книга, - сказала Блисс, держась за него и пытаясь справиться с головной болью.

- Мы можем купить её в следующий раз, - паникуя, выпалил Кормак. - А сейчас мы отведёт тебя к отцу.

- Кормак, - Блисс в упор посмотрела на него. Она не знала, что читалось в её взгляде, но судя по тому, как изменилось лицо Кормака, его проняло. - Слушай внимательно. У меня есть одна особенность, которая... помогает мне в жизни. Иногда доставляет проблемы, но в основном - помогает. И сейчас эта особенность перестала работать.

- И что же это за особенность такая, что тебя так крутит? - опешил Кормак.

- Меня крутит не из-за этой... особенности. А как раз из-за причины того, что в ней произошел сбой. Этого быть не должно. Это в принципе невозможно, и меня это немного пугает.

- Да брось, Бромлей. Вся магия, даже самая необычная, даёт сбои, - Кормак внимательно её осмотрел. - Ты случаем не метаморф?

- Что? Нет. Моя особенность связана с медициной, и... о мой бог! Купи. Эту. Чертову. Книгу! Деньги я тебе верну, или не верну, как хочешь! Потом сразу возвращайся сюда. Мне нужно успокоиться.

Видимо, Кормак проникся не только взглядом, но и тоном, потому что через секунду его уже не было рядом. Блисс потерла виски, пытаясь отвлечься от главных вещей, вызывающие головные боли. Ничего не получалось, казалось, рубины, золотая пыль и белые нити вспыхивали под её веками.

- Я здесь, - встревоженный голос снова материализовался рядом с ней.

- Где Рафферти?

- Ты свалила на него все свои книги, и он, опасаясь, что ты передумаешь, выбежал из магазина. Но если мы пробудем тут чуть больше, он точно вернётся.

- Я не могу, - Блисс зажмурилась и яростно помотала головой. - Так больно. Ничего не проходит. Ничего!

- Успокойся.

Кормак снова превратился в себя самого, уверенного в себе и знающего, что нужно сделать. Он крепко взял её за руки и четко спросил:

- Твои головные боли всегда отступали, да? Как именно? Как именно они отступали, Блисс?

- Я не знаю! Просто не было времени зацикливаться на чём-то одном. Было столько всего, что на одной вещи было сложно удержать мысли.

- Вот и ответ! Думай о чём-нибудь отвлеченном, о том, что не связано с твоими головными болями.

- Мне нужна зацепка, я не могу сосредоточиться! Дай мне что-нибудь, нужную мысль.

- Думай о доме, - голос Кормака звучал четко, он крепче взял Блисс за руки. - Думай о городах, в которых побывала. Думай о книгах и серебряных колокольчиках. Думай о том, что точно поможет отвлечься!

Блисс старалась зацепиться за образы, следуемые после слов Кормака.
Франция. Солнечный свет, море зелёной травы. Дедушкино кресло рядом с камином. Нью-Йорк. Утренняя жара, спасающий ночной холод и всегда множество света и огней. Барселона. Солёное море, паэлья в маленьких ресторанчиках, магазины винтажной одежды. Лондон. Запах пыли после дождя, насыщенное свинцовые облака, вечное серое небо. Лондонское серое небо. Глаза под стать его цвету. Белые волосы и сильные, вечно подхватывающие её руки. Драко Малфой.

Через три минуты головная боль полностью прошла.

- Что, чёрт подери, это было? - потрясенно спросил Кормак.

- Магия, - просто ответила Блисс. - Я думаю, что это магия.

- И что ты собираешься делать? - помолчав, спросил Кормак.

- Постараюсь не пускать всё на самотёк, - не веря, что говорит это, произнесла Блисс.

Блисс посмотрела на часы и в ужасе застонала.

- Кормак, бежим. Мы очень сильно опаздываем.


Маленькая девочка с тайной


Видимо, настроение Блисс и Кормака как-то передалось Рафферти, потому что о причине их задержки в книжном магазине он спросил только один раз. А когда не дождался внятного ответа, настаивать не стал. Они шли молча, думая о чём-то своём и Блисс, иногда чувствуя слишком сильную безысходность, иногда старалась дотронуться до Рафферти кончиком пальца или плечом.
Но он ответных действий не проявлял.

- Вот вы где! - едва ли не заорал Филипп, когда увидел свою дочь и её компаньонов. - У нас осталось не больше пятнадцати минут! Проходы нас ждать не будут, лучше поторопитесь. А тебе, птичка, ещё надо поговорить с мамой.

- Нет, - взмолилась Блисс. - Мы оба знаем, о чём она хочет поговорить. Папа, пожалуйста, спаси меня. Отправь на луну или под землю, но только дай избежать мне этого разговора.

- Извини, милая, - голос Филиппа звучал категорично. - Я могу управлять десятком яхт в порту и сотней подчинёнными на них, я могу заключить любую нужную мне сделку, могу сбить цену на крупные поставки товара в полтора раза, но ничего я никогда не смогу сделать, это перечить своей жене, которая основательно вбила что-то себе в голову.

- Ты вообще не можешь перечить женщинам, - мстительно добавила Блисс.

- Зато как закаляется мой характер! - жизнерадостно воскликнул Филипп. - После длительного общения с вами, прекрасной половиной моего семейства, уговоры на снижения цен и сделки проходят в три раза меньшей кровью!

- Почему ты говоришь обо мне во множественном числе? - насторожилась Блисс.

- Потому что вторая половина прекрасного семейства стоит за твоей спиной, - иронично произнесла Розалинда.

- Да? - удивилась Блисс, оборачиваясь. - О, ты права. Уилл действительно здесь.

- Давайте последуем действиям мистера МакЛаггена и мистера Рафферти, - обречённо вздохнул Уилл. Видит Бог, с этой семьёй он на старости лет точно заработает что-то неизлечимое.

Блисс снова обернулась. Действительно, Кормак и Рафферти скрылись за стеной. С её книгами, не сказав ни слова. Причину такого поведения Кормака она понимала. Хватит с него сумасшедшей девочки в своей жизни. Но что случилось с Рафферти, который даже не знал, что происходит? Или она надоела ему просто так, по умолчанию? Они с ним были похожи, поэтому она не удивилась бы такому развитию событий, когда мгновение назад человек тебе интересен настолько, что ты готов следовать за ним даже в ад, в уже в следующий момент тебе его и видеть не хочется. Если это так, она не будет навязываться, и говорить тоже с ним не будет.

- Я первая, - сказала Блисс. - И, мама, если я убьюсь на этих спицах, пытаясь разбежаться, то вина целиком и полностью лежит на тебе.

Блисс покрепче ухватилась за чемодан и зажмурив глаза, побежала вперёд. На секунду ей стало страшно, что она и вправду врежется, но секунда прошла, и через неё препятствие уже было пройдено. Осталась только она и платформа 9 и 3/4.

На секунду Блисс показалось, что она попала в рай. Ошеломленная, она держалась за шляпу, пытаясь восстановить равновесие, и не задохнуться от красоты зрелища. Казалось, что все звуки отключили. Была только она, ярко-красный паровоз, выпускающий клубы дыма, который смешался с туманом и солнцем, застрявшем в этом белом мареве, словно в паутине.

- За вами тянется солнечный свет, леди, - насмешливо сказал знакомый голос и тут же все звуки, словно по команде, вернулись.

Послышался смех людей, мяуканье кошек, прощания, тёплые слова и заверения о том, что всё будет хорошо. И среди всех этих тёплых звуков и какого-то эфемерного спокойствия, прорезался этого голос. «За вами тянется солнечный свет, леди». Блисс казалось, что только Малфой может говорить о солнце с ледяной насмешкой. Она обернулась на каблуках, всё ещё держась за шляпу. Кажется, сегодня только она является самым надёжным, что у неё было.

Странно. Она думала, что увидев Малфоя, почувствует вину или стыд за их последний разговор. Или злость на его последние слова. Или снова то неприятное чувство, которое последовало после этих слов. Но чего она не ожидала совсем, так этого то, что сердце ёкнет где-то в груди и забьётся тревожно.

- Нужно же кому-то прогнать дождь, что идёт здесь всё время, - ответила Блисс. - Или ты сможешь сделать это сам?

- С чего такие предположения?

- Потому что мне кажется, что вечная серая погода Лондона твоих рук дела.

- Я не настолько стар, чтобы говорить о вечности, - усмехнулся Малфой. - Ты качаешься.

- Надо же, - удивилась Блисс. - На этот раз не я сморозила глупость. И кто там говорил о причинно-следственной...

Договорить она не успела, потому что поняла, что имел в виду Малфой. Наверное, её ноги так устали, что она уже просто не чувствовала, как пусть и слегка, но всё же раскачивается из стороны в сторону на тонких каблуках. Она попыталась вернуть равновесие, и ей это удалось бы, если бы каблук не попал в маленький камешек на асфальте.

Секунда - и она уже в паре шагов от того, чтобы повстречаться лицом с асфальтом. Вторая секунда - и её подхватывает пара сильных рук и в два счета ставит на ноги.

- Серьёзно? - страдальчески произнёс Малфой. - И так будут начинаться все наши встречи?

- Надеюсь, что нет, - глаза Блисс расширилась от ужаса. - Потому что в какой-то момент ты просто не успеешь подбежать, и я что-нибудь себе сломаю.

- Ты действительно настолько не уверена во мне?

Голос Малфоя всё ещё звучит насмешливо, но взгляд стал серьёзным. Действительно серьёзным, без примесей чего-либо. На памяти Блисс этот раз был первый, когда Малфой смотрел на неё вот так, без тени снисходительности.
Наверное, она могла бы отыграться за все те разы, что Малфой был груб с ней, в конце концов, просто могла отшутиться. Но Блисс сказала то, что вызвали в ней слова Малфоя.

- Я даже не уверена в себе, - глядя в сторону, сказала Блисс. - Я не знаю, что сделаю в следующий момент, не знаю, что я буду чувствовать, не знаю, какие эмоции испытаю, если меня обидят или разозлят. Я не знаю, что преподнесу сама себе. Что и говорить о других.

- Ты когда-нибудь пробовала быть не такой честной? - спросил Малфой.

- Нет, - призналась Блисс. - Я знаю, что это выглядит странно. По крайней мере, догадываюсь.

- Более чем странно, - серьёзно сказал Малфой. - Никогда не стоит быть такой честной, какой ты являешься сейчас. У других может создаться впечатление, что ты скрываешь что-то похуже мелких секретов и утаивания личного мнения.

- И ты тоже так считаешь? Что у меня есть секрет?

- Иногда я действительно так считаю, - кивнул Малфой. - Что ты просто маленькая девочка с тайной.

«Наверное, так и есть, - тоскливо подумала Блисс. - Маленькая девочка с тайной, которая сама этой тайны не знает».

- Извини, - сказала Блисс. - Мне нужно найти родителей. Сегодня меня ждёт ещё один серьёзный разговор.

- И как они тебе? Эти серьёзные разговоры?

- С учётом того, что для меня это в новинку? Знаешь, пока что очень даже неплохо.

Блисс хотелось сказать что-нибудь ещё. «Увидимся». «До встречи». «Буду ждать следующего разговора». Но всё, что она сделала, это просто подняла ладонь и ушла искать своих родных. Такие фразы явно не для их ситуации.

- Нет, - сказала Блисс, как только Розалинда оказалась в её поле зрения. - Я готова делать всё, что угодно. Убирать дом, исправно выполнять домашнее задание, не прогуливать школу. Что ещё в таких случаях говорят нормальные подростки?

- Но ты не нормальный подросток, Блисс, - сказала Розалинда и осеклась. - Необычный - вот более подходящее слово.

- Комплименты я от тебя, конечно, слышу очень редко, но сегодняшние твои высказывания - просто апофеоз наших отношений, - иронично ответила Блисс.

- Не заговаривай мне зубы, - покачала головой Розалинда. - Не поможет. Организация Бала Двенадцати Сотен Весны - целиком и полностью на тебе.

Блисс едва не сдержалась, что не прицокнуть языком от досады. А сейчас лучше не делать что-то из того, что может не понравится Розалинде.

Всё это сегодня, элегантный плащ, шерстяное платье, каблуки, почти примерное поведение было лишь для того, чтобы задобрить Розалинду, показать, что Блисс может быть такой, какой её хочет видеть мать. Видимо, план нужно было поменять в корне, и показать все свои отрицательные качества. Но вряд ли даже тогда её обожаемая матушка сняла с неё груз ответственности.

Бал Двенадцати Сотен Весны, мероприятие, приводящееся с февраля на март, устраивается семьёй Бёрхард с 1725 года и каждый год, что он проводился, становился едва ли не самым пышным и дорогим балом в сравнении со всеми предыдущими, устраиваемыми кем бы то ни было.

У Бала Двенадцати Сотен Весны не было одной точной даты, потому что устраивали его только в совершеннолетие наследницы семьи.

Об этом бале знали практически все знатные семьи, знали и с нетерпением ждали его. Им было известно всё, кроме одного - Бал должна устраивать именно совершеннолетняя наследница.

Кажется, Блисс уже с четырнадцати лет пыталась преподнести матери одну простую мысль - Она не Бёрхард, а Бромлей. Так же, как и Розалинда. Но даже Филипп, который всегда старался быть на стороне своей дочери, здесь был бессилен. И, что самое обидное, даже поддерживал Розалинду.

- Мама, - Блисс произнесла это сладким голосом и попыталась добавить влажности в глаза. - Давай я буду хорошей девочкой в школе. И не буду влезать в неприятности. А в замен ты тоже будешь такой же хорошей и устроишь Бал за меня. У тебя получится гораздо, гораздо лучше, потому что только ты можешь сделать что-то настолько идеально.

- Ох, милая, - покачала головой Розалинда. - Я бы действительно, действительно на это повелась. Если бы с точностью не знала, что все эти приёмы просто передались тебе по моим генам.

- И давайте посмотрим правде в глаза, - сказал Филипп, подходя и обнимая жену и дочь. - Вы никогда не были хорошими девочками. Иначе моя жизнь была бы просто идеальной.

- За такие слова мама стукнет тебя своей сумочкой, когда отъедет поезд, - с мстительной радостью оповестила отца Блисс.

- Хотела бы я сказать, что она ошибается, - кивнула Розалинда.

Такие разговоры Блисс нравились гораздо больше. Смешные, абсурдные и такие родные. Гораздо лучше, чем пугающий разговор с Кормаком. Или с Малфоем, от которого сердце начинает выделывать странные кульбиты.

Поезд должен был отъехать примерно через пять минут, но Филипп сказал, что им пора. Его встреча была запланирована ровно в одиннадцать, и аппарировать нужно было немедля. У Розалинды в это же время был приём, а Уилла Филипп отправил по какому-то своему поручению.

- Мантии уже в твоём чемодане, - сказала Розалинда, когда они с Филиппом уже стояли рядом с одним из проходов в магический мир. - И не расстраивайся, я стукну его сумочкой даже раньше, чем ты рассчитывала.

Блисс улыбнулась и помахала своим родителям, но те даже не заметили этого, скрывшись в проходе.

- И что это было?

- У моей мамы проснулось чувство юмора. Зрелище странное, но довольно приятное.

- Помочь с чемоданом?

- Было бы неплохо.

Рафферти помог затащить чемодан Блисс в поезд, а потом взял её за руку и едва не оторвал от земли, затаскивая в поезд.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга.

- Ты злишься на меня за что-то?

- Что? - растерялся Рафферти. - С чего ты взяла?

- Ты не дождался меня и Кормаком, - ответила Блисс. - Убежал с моими книгами. Ещё немного, и я бы подумала, что мне преподнесет их кто-то от твоего имени.

- О, - Рафферти немного стушевался. - Нет, дело не в этом... понимаешь, у меня не самые сильные руки, и крайне чувствительные глаза. Хотел быстрее добраться до поезда и избавиться от ноши.

Блисс едва не хлопнула себя по лбу. На протяжении последних двух недель она только и делала, что подозревала что-то плохое.

И откуда в ней такое взялось?


***

- Кто мне напомнит имя новой пассии Рафферти?

Малфой вовремя успел подавить раздраженный вздох. Даже такая мелочная эмоция, как раздражение, не стоит Бланш Кингзман. Вряд ли даже самую обыкновенное чувство или же кроху внимания стоило на неё тратить.
Странная не в самом приятном смысле этого слова, шумная, вечно старающаяся придать своей персоне как можно больше важности. Ей не нужно было даже давать повода для сплетен - кажется, что она могла взять её из неоткуда, даже ни разу не видев человека, о котором говорит.
Что это было - потребность просто говорить или же говорить именно гадости Малфой понять не мог.

- Блисс. Блисс Бромлей, - сладким голосом ответила Пэнси. Малфой улыбнулся уголком губ, смотря на нервное движение Бланш. Даже она понимала, что до такого тона Пэнси доводить лучше не стоит. - Я говорила тебе об этом, когда мы покупали мантии. Я вскользь упомянула о ней, когда мы садились в поезд. Надеюсь, это был последний раз, когда твоя память так тебя подвела. Иначе тебе впору начать её краткости.

«О краткости твоего ума в целом» явственно говорил взгляд Пэнси.

Бланш нервно откашлялась, пытаясь придать голосу уверенности:

- Значит, Блисс. Может, про имя ты мне и говорила, но про её внешность точно ничего. Так что, девчонка соответствует своему имени? Если да, то я понимаю Рафферти. Он обожает всё, что связано с блаженством.*

Малфой дотронулся до переносицы, пытаясь успокоиться. Навязчивый, приторный голос Бланш мог вывести из себя святого. Что и говорить про него, человека, который не самым лучшим образом реагировал на узкомыслие окружающих.

- Сама у него и спросишь, - ответил Блейз, дремавший на плече Астории. - Или у неё, могу предположить.

Бланш непонимающе захлопала глазами.

- Его чемодан тут, гениальная ты девочка, - сухо объяснила Пэнси. - А он, не отпускающий от себя Бромлей даже на шаг, точно приведёт её с собой.

- Отлично, - тряхнула волосами Бланш. - Можно будет посмотреть на них и определить, сколько этот фарс продлится между ними.

Малфой надавил пальцами на переносицу. Пожалуй, именно это была самая раздражающая черта Бланш. Она свято верила, что действительно разбирается в отношениях.

- А вы? - спросила Бланш, с интересом смотря на сокурсников. - Вы же видели их. Да, сейчас он её на шаг не отпускает, но это же Рафферти. Мы все знаем Рафферти. Вы сами как думаете, у него это надолго?

- Надолго, - машинально ответил Малфой.

Все, сидевшие в купе, удивлённо уставились на Малфоя.

- По сравнению с тобой, Бланш, очень надолго. Напомни, сколько у Рафферти хватило сил терпеть твоё общество? Кажется, пять дней. Самая короткая его связь. После этого любое его увлечение покажется вечностью.

Даже вспыхнувшая и уязвленная Бланш представляла собой крайне неприятное зрелище. Но, по крайней мере, он сумел выкрутиться, и все присутствующие снова перестали обращать внимание на его действия.
Малфой и сам не понимал, какого чёрта сказал так. И то, о чём он думал на момент произношения этого слова, лучше забыть, искоренить из памяти. Просто странная, побочная мысль. Не более.

К счастью, дверь купе открылась, отвлекая Малфоя от мыслей. Сначала показался чемодан, а потом уже Рафферти с Блисс. Пока Рафферти пытался устроить её чемодан, Блисс неслышно юркнула в свободное место рядом с окном. Со стороны казалось, что девушка хочет сделаться меньше, чтобы полностью забиться в этот угол. На ней всё ещё была та мужская шляпа, а своё пальто она так и не расстегнула. Казалось, что сюда она перенеслась посредством неудачной аппарации и сейчас только и ждёт того момента, чтобы снова оказаться там, где хочет быть.

Интересно, где это место, место, в котором бы хотела быть Блисс Бромлей? Её Салон-де-Прованс? Испания, о которой за одним из ужинов говорил её отец? Шармбатон, место, где она проучилась столько лет? На ум приходили лишь места, где солнца было больше, чем существования всего.

В своей задумчивости Малфой не заметил, что постепенно завязался разговор. Хотя, разговором это было можно назвать с большой натяжкой. Бланш оккупировала Блисс вопросами, явно стараясь смутить. Блисс же отвечала спокойно, и информации давала ровно столько, сколько сама считала нужным. Пэнси, по мере появления слишком наглых вопросов, несколькими колкими словами сбивала спесь с Бланш, но минуты на две, не больше.

- Ты скучаешь по Франции? - в конце концов перебила Бланш Пэнси.

Малфой не смог понять её поведения, Пэнси редко кому приходила на помощь.

- Я была бы счастлива, если смогла ответить отрицательно, - сказала Блисс, тоскливо глядя в окно.

Такой же взгляд у неё был когда Малфой сказал ей, что она девочка с тайнами. Ещё совсем свежие воспоминания о разговоре нахлынули с новой силой.

Как же выглядела она тогда. В молочной дымке от тумана и клубов дыма поезда, держащаяся за свою шляпу и смотревшая с таким восторгом на самое обыкновенное место. Малфой не знал, что ему хотелось сказать ей в тот момент. С одной стороны, уколоть или задеть, просто чтобы посмотреть, как этот восторг исчезает с её смазливого личика. Другая его сторона тогда сказала «За вами тянется солнечный свет, леди». Впрочем, сказано это было с явной насмешкой. И, конечно же, Бромлей была бы не Бромлей, если бы едва не свалилась лицом об пол.

Малфой вспомнил испуг в её глазах и едва промелькнувшую благодарность, когда она поняла, что её неуклюжесть в очередной раз была предотвращена. Для Малфоя было удивительным и то, что и в их разговоре так же была предотвращена присущая им абсурдность. Всё было очень спокойно, что ли. Как та солнечная дымка, что окутывала эту смешную Блисс Бромлей. Малфой поймал себя на мысли, что думает о ней подобным образом уже второй раз.

Смешная, не девушка даже, девочка, у которой скелетов в шкафу столько же, сколько у Волан-де-Морта приспешников. Интересно, что же это за скелеты? Что все они, по сути, знают о ней?

- Согласна, погода у нас немного меланхоличная, - сказала Пэнси, проследив за взглядом Блисс.- Но и она не держится вечно. Весной солнце светит так часто, что совсем скоро надоедает.

- Во Франции солнце светит круглый год, - спокойно возразила Блисс. - И я не помню, чтобы оно мне надоедало.

Ответ Пэнси остановил ураган в виде блондинки-пятикурсницы, ворвавшейся в купе. Малфой силился вспомнить её имя, но не мог. Знал только, что малолетка находится под вечным обожанием и покровительством Рафферти, кажется, с того самого момента, как он перевёлся в Хогвартс.

- Je m'inquiète pour toi, espèce d'idiot! Перед отъездом ты буквально душу из меня вынул стенаниями о том, что умрёшь в этом доме! И что? Pas une seule lettre! Ни одного! Мог бы черкнуть пару словечек, знаешь, потому что, хочу тебе напомнить, именно ты просил меня заказать гроб сразу же, как только сядешь в карету. Сегодня я даже думала, что зря его не заказала, потому новостей от тебя было столько же, сколько ничего!

Малфой сжал зубы, думая о том, какое унижение сейчас испытала Блисс, слушая всё это. Нет, его вовсе не заботил внутренний мир девчонки, но если бы, например, на Пэнси навалилось столько же, сколько на неё, он бы постарался быть осмотрительнее в своих словах.

Один взгляд на Бромлей заставил сердце Малфоя пропустить удар.

Она улыбалась. И сейчас, смотря на то, как Блисс смотрит на пятикурсницу и сияет своей улыбкой, он разрывался между двумя мнениями: такие улыбки нужно или запретить законом или сделать так, чтобы она не сходила с её лица вовсе. Как можно в одну улыбку вместить целое солнце, Малфой не представлял.

- Pourquoi ne vous mettez toujours au français?

Судя по удивлённому взгляду пятикурсницы, до этого момента она не замечала никого, кроме Рафферти.

- Est-ce? Je n'ai pas remarqué. Les trois mois que j'ai passé avec sa tante à Paris. Langue française - une telle chose collant. - Plus que tout!

- Vous êtes d'accord? Mes amis disent que se réjouir deux fois quand aller une fois de plus dans la langue maternelle. Je ne comprends pas. Français ...

- Insanely belle langue!

- O Dieu, qui êtes-vous, belle inconnue?

- C'est la raison pour laquelle vous avez dû commander un cercueil Rafferty.

Пятикурсница пораженно открыла рот, но Блисс уже перешла на английский:

- Я не хотела тебя смутить или ещё что-то! Наоборот! Просто, я очень обрадовалась, что снова говорю на своём языке, вот и не думала, что именно говорю. По правде говоря, я вообще очень редко делаю это. Думаю о том, какие слова вылетают из моего рта.

- Кэтрин, когда-нибудь я кремирую тебя, - простонал Рафферти, закрывая лицо руками. - Живьём.

Кэтрин. Кэтрин Маррей, вспомнил Малфой. Любимая племянница знаменитого Киллиана Маррея, который в своих многочисленных интервью только и делает, что и говорит о ней.

- Кремируешь меня? - возмутилась Кэтрин. - Это я кремирую тебя, причём немедля! Теперь я понимаю, почему ты не писал мне. Она же просто чудо, да ещё и француженка. Но можно было и со мной поделиться.

- Меня пугает твой выбор слов, - язвительно поделился Рафферти. - К тому же, Блисс нас прекрасно слышит.

- У тебя глаза, как у оленёнка, - с восторгом сказала Блисс, рассматривая Кэтрин. - Теперь я понимаю, почему ты говорил о ней с такой нежностью. Она невероятная.

- Девушки, предлагаю альтернативу, - примирительно сказал Рафферти. - Остаток пути вы восхищаетесь друг другом, пеняя меня, на чём свет стоит, а потом прощаете. И я становлюсь счастливейшим человеком на свете.

- Первая часть плана просто чудесная, - доверительно ответила Кэтрин. - А над второй я очень тщательно подумаю.

Всё оставшееся время до Хогвартса Малфой не мог насмотреться на разительную перемену. Спокойная, отстранённая Бромлей всё время улыбалась, засыпала Кэтрин вопросами и с не меньшей радостью отвечала на них же. Ничего интересного он из них не узнал, но это уже было что-то.
Совсем скоро в разговор втянулись Астория и Пэнси, и Блисс с явным удовольствием говорила и с ними, временами переходя на французский. Да, подумал Малфой, Бромлей нужно говорить только на этом языке.

- Волнуешься? - спросила Кэтрин, внимательно глядя на Блисс. - С распределением?

- Папа сказал, что ещё никто не оставался не доволен выбором шляпы, - задумчиво ответила Блисс. - Но всё равно, от волнения это мало помогает.

- Постарайся не волноваться, - мягко улыбнулась Кэтрин. - Твой папа прав, и волнение того не стоит. Ты попадешь именно туда, куда лежит твоё сердце.

- Я всё ещё надеюсь, что её сердце лежит ко мне, - ворчливо сказал Рафферти. - А значит, и к Слизерину.

Несколько секунд Кэтрин и Рафферти внимательно смотрели друг на друга, не отводя взгляда. Между ними явно происходило бессловесная борьба, о причине и смысле которой знали лишь эти двое.
Малфой поймал себя на мысли, что Рафферти говорит об этом не всерьёз. Он был странным, очень редко кого подпускал к себе, и временами казалось, что ему не место в Слизерине. Но иногда, на мгновения, в нём проскальзывало что-то. Еле заметное, в повадках, взгляде, но оно было. Надменность, пренебрежение, холодность и что-то, чего нельзя было понять. Не смотря на то, как он вёл себя с теми, кто был ему дорог, шляпа не ошиблась с его факультетом.

А Блисс? Если у Рафферти была лишь видимость, что ему нечего было делать на Слизерине, то Блисс было просто нечего делать на Слизерине.

Распределение было по определению достаточно скучной и нудной вещью, если, конечно, не касалось самого тебя. Но с момента распределения Малфоя минуло уже семь лет, и, может быть, именно поэтому сегодня оно казалось особенно нудным и особенно скучным.

- У старика что, физическая потребность в возвышенных и пафосных речах? - в какой-то момент не выдержал Малфой. - Неужели так сложно начать побыстрее, особенно если есть люди, которые волнуются.

Пэнси удивлённо посмотрела на Малфоя:

- Мне кажется, за семь лет обучения ты должен был привыкнуть к этому. И с каких пор тебя волнуют, какие чувства испытывают первокурсники? О...

Малфой знал, что сейчас Пэнси проследила за его взглядом. И, конечно же, увидела Бромлей. Бромлей, которая пыталась делать вид, что не волнуется, а от того выглядящая ещё смешнее, чем обычно. Всё время поправляла выбивающуюся прядь волос и теребила кольцо, которое Малфой замечал на ней ещё во время пребывания в её поместье. Причём теребила так, будто хотела оторвать себе палец.

- У неё такой вид, будто она сейчас хлопнется в обморок, - оценила Пэнси. - Но не надо слишком за неё волноваться, для инфарктов в её возрасте ещё слишком рано.

- Почему она такая бледная? - прищурился Рафферти. - Она волновалась, но не настолько.

- Мне кажется, что она боится попасть не туда, куда хочет, - заметила Астория. - Судя по всему, она определилась.

Малфой поднял брови:

- Не хочешь разъяснить?

- Она глаз оторвать не может от рубинов в часах Гриффиндора. - перебила открывшую рот Асторию Бланш. - Наверное, всё же девочка не такая простушка, как кажется на первый взгляд.

- Замолчи, Бланш, - отрезала Пэнси. - И смотри.

- В завершение хочу сказать, что Хогвартс всегда с любовью принимал своих учеников, а впоследствии становился им домом, - начал Дамблдор. - И не важно, в каком возрасте они к нам попадают, не важно, сколько проводят времени в этих стенах. Хогвартс так или иначе становится домом всем нам. Блисс Бромлей, надеюсь, совсем скоро вы поймёте правдивость моих слов. Подойдите, пожалуйста, распределяющая шляпа вас ждёт.

- Может, мне подойти к ней, - Рафферти был переполнен волнением.

И не только Рафферти, заметил Малфой, отметив мельтешение в стороне стола Гриффиндора. Кормака явно раздирали противоречные чувства, потому что в его взгляде бесспорно присутствовала лёгкая злость. Интересно, что сделала Бромлей, что он на неё волком смотрит? Наступила ему на ногу?

- Сиди на месте, - припечатала Пэнси. - Не хватало ещё, чтобы она чувствовала ещё большую неловкость, чем сейчас.

Малфой не понимал, что в этой девчонке было такого, что все старались думать о её чувствах. Обычная, странная, скользкая даже. О ней не было известно ровным счетом ничего, и для Малфоя оставалось загадкой, как можно было симпатизировать тому, о ком ровным счетом ничего не знаешь.

Свои проскальзывающие хорошие мысли о Бромлей он старался благополучно похоронить.

***

Сейчас Блисс было страшно, как никогда в своей жизни. Её отец был прав, Альбус Дамблдор действительно питал слабость к долгим речам, большинство фраз из которых были доступны только его пониманию. Но Блисс слушала его с удовольствием, ровно до тех пор, пока не отвлеклась на красноватую вспышку.

То были большие песочные часы, наполненные камнями, символизирующие свой факультет. У Гриффиндора были рубины и, к несчастью, новая вспышка боли последовала практически моментально.

Голова закружилась, а перед глазами заплясали яркие красные пятна. В отчаянии Блисс попыталась просто очистить разум и не думать вовсе, как неожиданно, среди рубиновых вспышек отчетливо прорисовался золотистый всполох. Он промелькнул всего на мгновение, а потом исчез.

В конце Блисс просто сосредоточилась на своём янтарном кольце, и раскручивая его на пальце из стороны в сторону, она отвлекала себя, а тем самым и ноющую боль.

Когда Дамблдор произнёс свою речь, направленную на неё, боль прекратилась вовсе. Её место заняло жгучее смущение и неприятное чувство того, что взгляды всего Хогвартса направлены непосредственно на неё.

- Подойдите, пожалуйста, распределяющая шляпа вас ждёт.

На непослушных ногах Блисс дошла до стула и почувствовала, как на голову медленно водрузили распределяющую Шляпу.

- Иронично, не правда ли?

- Что вы имеете в виду? - тихо подумала Блисс.

- Иногда я действительно думаю над тем, что в Хогвартс не иначе, как с серьёзной проблемой, люди просто не могут попасть физически. Впрочем, оставим это. Вопреки моей достаточно размеренной и скучной жизни, я лучше придумаю очередную песню, чем буду углубляться в личные переживания кого-либо. Так, так, что же вы за экземпляр? Достаточно неординарный, как и каждый ученик, попадающийся на моём пути. Я вижу в вашей голове целые миры, выдуманные миры, миры, что рождаются на бумаге, а позже идут в массы. Я вижу необычайную находчивость и умение выпутываться из самых щекотливых ситуаций. Я вижу доброту и честность. Но вместе с тем я вижу вашу явную ненадежность. Печально осознавать, что именно более всего ненадёжные люди делают другие жизни более яркими. Я кристально чисто вижу ваш путь, и никаких заблуждений на ваш счет у меня не возникает. Когтевран!

Последнее слово услышал весь зал, и стол Когтеврана взорвался громкими аплодисментами.

(Обманчиво-спокойно) Ты обожгла меня


- Может быть, кипельно-белый?

- Слишком просто.

- Тогда тёмно-коричневый?

- Будет выглядеть как бумага, на которую пролили кофе.

- Светло-коричневый?

- Бумага, на которую пролили чай.

- А если светло-голубой?

- Гости не поймут.

Блисс уронила голову на руки, показывая, что сдаётся. Видит вселенная, лучше бы она обратилась за помощью к Кэтрин. Но Кэтрин, как и сама Блисс, выбрала бы первое, что попалось под руку. А Блисс, хоть и позволяла себе поныть по поводу того, что Бал Двенадцати Сотен Весны никому не нужен, да и вообще, является сущим наказанием, всё же не могла так сильно подвести мать. И отца, который в своём последнем письме выражал крайнюю радость по поводу того, что она занялась этим балом.

С момента её прибытия в Хогвартс прошёл месяц и временами Блисс казалось, что если она не является самым счастливым человеком на этой планете, то просто счастливой уж точно.
Её способности касательно предметов и успеваемости, не продемонстрировали ровным счётом ничего нового.

За месяц она с лёгкостью выбилась в ряды лучших по астрологии, а профессор Синистра стала её любимым преподавателем, успела пожалеть, что в очередной раз выбрала заклинания основным предметом (она вспомнила, как профессор Флитвик в сердцах ей заявил, что по сравнению с ней мистер Симус Финниган является едва ли примером для подражения в области заклинаний).

На зельях она чувствовала себя в высшей степени странно, потому что ей казалось, что профессор Слизнорт незаслуженно повышает ей оценки. Как оказалось позже, Слизнорт не может обращаться иначе с кем-то, кто, по его мнению, имеет в будущем самые занимательные перспективы (Если читать между строк - заманчивые перспективы, которые им обязательно устроят богатые родители).

Резкий контраст с зельевареньем составляла Защита от Тёмных Искуств. Смешно, но Блисс была готова терпеть всю мрачность, критичность и злые насмешки профессора Снейпа. Всё, что угодно, лишь бы он оценивал её знания ровно настолько, насколько они в ней присутствовали.
А если кто-то на свете и умел показать человеку, насколько его знания далеки от совершенства, то это был именно Северус Снейп.

Если судить в целом об учебё, то Блисс с уверенностью могла сказать, что ничего не изменилось. Чаще всего в её оценках преобладало «выше ожидаемого», и Блисс не собиралась прыгать выше этой планки, хотя и делала всё для того, чтобы не упасть ниже.

- Тебе нравится ощущение того, что в тебе живёт что-то инородное, нежели ты сама? - внезапно спросила Блисс.

Пэнси подняла глаза от таблицы с расцветкой пригласительной бумаги и удивлённо посмотрела на Блисс:

- Я не совсем тебя понимаю. По правде говоря, я не понимаю тебя большую часть времени, и даже не уверена, что Рафферти до конца тебя раскусил.

- Не была бы уверена насчёт Рафферти. Иногда мне кажется, будто он знает меня лучше, чем я сама, - усмехнулась Блисс. - Но я говорю о магии. У тебя никогда не было ощущения... не знаю. Того, что магия вытесняет часть тебя самой, завладевает чем-то, что принадлежит только тебе? Частью твоего тела, частью сознания.


Взгляд Пэнси выражал высшее удивление:

- Это было бы очень странно, воспринимать магию отдельно от себя. Я даже подумать не могу о том, чтобы воспринимать её отдельно. У тебя есть с этим проблемы?

- Да, - ответила Блисс, задумавшись. - Или нет. Скорее всего, нет.

- С тобой иногда бывает так сложно, - заметила Пэнси.

- Поверь мне - я знаю об этом, как никто другой.

Блисс не знала, как она смогла начать общаться с Пэнси. Вернее будет сказать, что понятно, почему она общалась с Пэнси. Она бы самодостаточной, имела касаемо всего личное мнение, и, наверное, ад покрылся бы льдом скорее, чем Пэнси Паркинсон позволила бы выслушать от кого-то даже намёк на оскорбление. Она могла видеть в человеке всего его слабости, мелочи, за которые ему было нестерпимо стыдно и неловко. Она беззастенчиво пользовалась своим умением видеть самое постыдное в любом человеке, чем заслужила себе репутацию девушки, о которой не стоит говорить даже плохого слова. Себе дороже.
Последние качества никогда не нравились Блисс в Пэнси, но и Пэнси однажды успела открыто сказать Блисс, что, видимо, за её образом милой солнечной девочки скрывается что-то по настоящему гадкое. Блисс тогда просто заступилась за Полумну Лавгуд, случайно сказавшую Пэнси незначительное замечание. Полумна, наверное, даже сказала это просто машинально, не задумываясь.

В итоге обе девушки наговорили друг другу слишком много правды и личного мнения. Блисс думала, что в конечном итоге именно это качество заставило их иногда обращаться за помощью друг к дружке. Они просто говорили слишком много правды, пусть и преподносили её по-разному.

Первого декабря Блисс должна была разослать приглашения всем гостям, список которых предусмотрительно выслала ей Розалинда. Блисс хотела было пронумеровать его вручную, но на пятидесятом счете просто прибегла к заклинаю подсчета и даже через час смирилась с тем, что гостей будет чуть более полтысячи. Живя с Розалиндой всю свою сознательную жизнь, можно было привыкнуть и не к такому.

- Что у тебя с Кормаком? - видимо, Пэнси решила взять пример с Блисс, задавая странные вопросы.

- Любовь? - предположила Блисс.

- Ты это у меня спрашиваешь?!

- Не я здесь задаю глупые вопросы! Как может быть то, чего нет в принципе?

- Хорошо, тогда я задаю вопросы более конкретно, а ты не менее конкретно отвечаешь. Что у тебя с Кормаком? Почему он смотрит на тебя волком?

- Он вообще на меня не смотрит, - Блисс надеялась, что в её голосе не прозвучали грустные нотки.

- Издеваешься? - подняла бровь Пэнси. - Он смотрит на тебя всё время. То тоскливо, как будто выть собирается, то так, как будто убить хочет. Ощущение, будто он хочет поговорить, но не может сделать этого.


- Я тоже хочу поговорить с ним, - машинально призналась Блисс.

- Тогда что произошло? - начала терять терпение Пэнси.

- У нас случился один инцидент, - поколебавшись, ответила Блисс. - Не могу сказать какой, но то, что случилось, поменяло его отношение ко мне. Если честно, я сама толком не понимаю, за что он сердится. Но и мириться он со мной не желает, потому что те два раза, что я пыталась его выловить, он просто сбегал.

- Два раза? - притворно изумилась Пэнси. - За месяц ты пыталась поговорить с ним целых два раза? Да что ты за эгоистка такая, Бромлей? Думаешь, что личина солнечной девочки даёт тебе право вести себя так?

- Пэнси, я не хочу ссорится, - жестко отрезала Блисс. - Правда, не хочу. В конце концов, это приведёт к тому, что я стану ещё и не вежливой, а меня уже и так достаточно обвинили во всех смертных грехах. И ты можешь быть спокойна. С Кормаком у меня отношения были такими же, как и с Рафферти. Необременительными, тёплыми и лёгкими. У тебя бывает такое, что тебе просто нравится проводить время с человеком противоположного пола, и не потому, что ты испытываешь к нему глубокие чувства? Ты просто хочешь быть с ним, потому что...

- Вам есть о чём поговорить, - задумчиво перебила Пэнси. - Вам нравится быть вместе, всегда есть темы для обсуждения и рядом вам очень уютно, как с братом или сестрой. А когда вы оказываетесь порознь друг от друга, то даже как-то и не вспоминаете.

- Да, - слегка удивлённо кивнула Блисс. - Именно так.

- И в то время вы совершенно завороженно смотрите на абсолютно других людей, - закончила Пэнси, кажется даже не слыша слова Блисс.

Блисс вспомнила взгляд Кормака, смотревшего на Пэнси. В нём не было той тоски или злости, как, если верить словам Пэнси, он смотрел на Блисс, но была странная завороженность, едва ли не страстная одержимость. Кормак рассматривал Пэнси так, что в какой-то момент это становилось попросту неприличным. Блисс помнила этот взгляд. Иногда ей казалось, что она сама смотрит так на такого неподходящего человека.

- Я не понимаю себя, - сказала Блисс после нескольких минут молчания. - Всегда было так, что если мне нравился человек, это происходило сразу же. А если нет, то я вовсе не обращала на него внимание. Так было с Рафферти, Кормаком, Кэтрин, с некоторыми другими людьми. Но то, что я чувствую сейчас по отношению к некоторым людям, так противоречиво.

- Тогда тебе стоит обратиться к Драко, - усмехнулась Пэнси.

- Что? Почему? - похолодела Блисс. Ей меньше всего хотелось бы, что Пэнси догадалась о чём-то.

- Вы похожи с ним в этом немного. Так мне кажется. Он всегда холоден, но иногда бывает, что у него что-то происходит с нервами, и он становится очень противоречивым. Я не знаю, как это объяснить Быть может именно поэтому вам следуют поговорить. Вы оба бываете слишком непонятными.

Пэнси встряхнула головой:

- Давай вернёмся к эскизам. Как насчет, ммм, этой бумаги? Здесь написано, что это красное дерево.

Красное дерево. Красная бумага. Красные камни. Слова отдались в висках легкой болью и Блисс сразу попыталась перейти к другому ассоциированному ряду.

Она не продвинулась ни на шаг в своей разгадке. Она подолгу стояла рядом с часами факультетов, смотря на рубины, пытаясь найти что-то среди красных вспышек, записывала свои сны, которые снова вернулись, но все они повторялись практически одинокого: золотистая пыль, белые нити на чёрном фоне, и одна и та же фраза.

«Всё сшито белыми нитями».

Записи не помогали, да и как могли они помочь, если всё, что ей снилось, было бессмысленно? А если и был в этом смысл, то она просто его не видела.

Единственный момент, когда бесконечная череда одинаковых моментов прояснилась, случился в библиотеке. В составе одного из зельев был толченый камень рубина и, дойдя до последнего слова, сознание пронзило такой вспышкой раскалённой добела боли, что Рафферти пришлось нести её, потерявшую сознание, в больничное крыло. Тогда она снова увидела золотистый всполох, который явно был чем-то материальным, но на этом всё и закончилось.

- Мне кажется, слишком кричаще, - с вымученной улыбкой ответила Блисс.

В дверь постучали, и Блисс с Пэнси недоумевающе переглянулись. Пэнси, как староста, имела отдельную комнату, поэтому никого ждать не могла в принципе.
Взмахнув палочкой, она открыла дверь.

- Дафна, - удивилась Пэнси. - Что-то случилось?

- Я сделала твой доклад по трансфигурации немного раньше, - пояснила она.

- О, - ответила Пэнси и, открыв ящик стола, достала из него свиток пергамента. - Я закончила твой доклад ещё вчера. Твой доклад, Блисс, будет готов дня через два.

- Всё хорошо, - ответила Блисс. - Мне самой примерно нужно столько же времени, чтобы доделать твой.

Блисс вполне устраивала та система, о которой ей рассказала Пэнси. Они делают доклады друг друга, если есть та область, в которой одна сильнее более, нежели другая. Когтевранцы, как узнала Блисс от Кэтрин, тоже прибегали к такой методике, но она не знала ни одного своего сокурсника, который разбирался бы в зельеваренье так же хорошо, как Пэнси. Которая, правда, максимум знала, как выглядит Большая Медведица и то, вряд ли бы она смогла показать её на небе.

- Чем вы занимаетесь? - спросила Дафна, внимательно смотря на эскизы. - Это для Двенадцати Сотен Весны?

- Да, - кивнула Пэнси. - Я предложила Блисс цвет красного дерева.

- Слишком кричаще, - отозвалась Дафна, продолжая внимательно глядеть на эскизы.

- Она ответила так же, - вздохнула Пэнси, посмотрев на Блисс. - Всё нормально? Ты побледнела.

- Я просто подумала над тем, как долго нам ещё придётся с этим возиться. Вопреки моему мнению, со вкусом у тебя явно так же, как и у меня, поэтому мы скорее умрем, чем придёт к единому выводу, - вымученно улыбнулась Блисс.

Дафна явно не слушала их препирательств, она просто несколько минут задумчиво листала эскизы, после чего отобрала один.

- Как насчёт этого. «Клубника со сливками». Название, правда, оставляет желать лучшего, но в этом цвете больше сливочного, чем розового. И он достаточно светлый, чтобы не задумываться над цветом букв и сделать их лаконично чёрными.

Пэнси подняла эскиз бумаги над головой, внимательно в него всмотревшись.

- Мне кажется, ты права. Это было бы идеально. Что скажешь?

Если и существовал кто-то, кто знал вкусы аристократов лучше Пэнси, то это, без сомнения, была только Дафна.

- Я согласна, - кивнула Блисс. - Как насчёт ленточки?

- Голубая, - уверенно ответила Дафна. - С одной стороны, есть небольшая отсылка к твоему факультету, с другой она просто означает безмятежность и спокойствие. Ты уже решила, от чьего имени будешь рассылать приглашения?

- От имени папы и мамы, разумеется. Так делали все совершеннолетние девушки нашей семьи, устраивая первый бал. Вряд ли кто-то захочет прийти на мероприятие, устроенное школьницей.

- А текст? У тебя уже есть готовый текст приглашения?

- Да, - ответила Блисс, доставая в несколько раз сложенный пергамент из кармана брюк. - Не уверена, что он хорош, потому что до этого я ни разу подобным не занималась.

Дафна бегло пробежалась взглядом по строчкам и, взяв перо со стола Пэнси, бегло исправила несколько деталей, после чего протянула Блисс.

- Прекрасно. Действительно прекрасно, - вымолвила Блисс

- Тогда, раз мы определились со всем, включая текст, я заказываю приглашения, - заключила Пэнси. - В каком количестве?

- Пятьсот семьдесят гостей, - поморщилась Блисс. - Пусть они начнут делать сейчас. Когда я определюсь с местом проведения, я вышлю фирме адрес.

У Пэнси ушло не более пятнадцати минут на оформление, после чего она открыла окно и сова, до этого сидевшая на подоконнике, взмылась ввысь.

- Отлично, - вздохнула Блисс. - Осталось приступить к самому сложному заданию. Найти подходящее место всего за пять месяцев.

- И лучше бы тебе сделать это как можно быстрее, - заметила Дафна. - С зимы на весну приёмы проводятся гораздо более чаще, чем в другие времена года.

- Может быть, у тебя есть что-то подходящее? - задала скорее риторический вопрос Блисс.

- Нет, - покачала головой Дафна. - У меня нет. Но есть в каталоге, которые выписывает брат моего отца.

- Элайджа Гринрасс - посол Магической Британии, поддерживающий связи с маггловским миром, - пояснила Пэнси. - Чаще всего приёмы проходят сразу на два мира, конечно же, в маггловском мире. Бал Двенадцати Сотен Весны будет проходить так же?

- Да, - согласилась Блисс. - Политическая и светская деятельность будет и от Британии и от Магической Британии. Будет вдвойне сложнее, но правила есть правила.

- Тогда я напишу дяде, и он вышлет мне каталоги, - заключила Дафна, направляясь к выходу. - Надеюсь, моя семья есть в приглашениях?

- Можешь не сомневаться, - устало кивнула Блисс. - Я тоже пойду. У меня ещё достаточно неоконченной домашней работы.

- Блисс, стой, - Пэнси схватила её за руку. - Извинись перед Кормаком.

- Ладно, - растерялась Блисс. - Я попробую завтра найти его и...

- Нет, - жестко перебила Пэнси. - Извинись перед ним сейчас. Немедленно. Иди в гриффиндосркую гостиную, а если его там нет, узнай, где он. Неужели тебе самой не станет легче?

Пэнси отпустила руку Блисс и отвернулась.
Блисс не знала, как ноги привели её к портрету Полной Дамы, даже помнила весьма смутно, как смогла найти его. Но слова Пэнси не вылезали из её головы всю дорогу, правдивые слова. Потому что одному Богу было известно, какой виноватой она себя чувствовала.
Оказавшись около входа в гриффиндорскую гостиную, Блисс оказалась в затруднении. Здесь не надо было отвечать на вопросы, нужен был непосредственно пароль. Мысленно она сказала себе, что пробудет здесь пять минут и если никто не появится, то она уйдёт.
Пять минут постепенно переросли в десять, и, когда на пятнадцатой минуте она действительно собралась уйти, портрет отъехал в сторону и из прохода показался высокий зеленоглазый юноша в круглых очках.

- О. Девушка в шляпе, - слегка удивлённо сказал юноша, после чего явно смутился.

- Прости? – не поняла Блисс.

- Ты девушка в шляпе, - пояснил юноша, переминаясь с ноги на ногу. – Все, кто тебе видели на платформе, пытались выяснить, откуда ты появилась.

- Не знала, что привлекла к себе столько внимания, - смутилась Блисс.

- Только старшекурсников, - «успокоил» юноша Блисс. – Скажем так, с последними обстоятельствами, случившимися год назад, практически каждый из нас узнал друг друга в лицо. Поэтому мы и удивились, когда поняли, что ты тоже едешь в Хогвартс.

- А почему «девушка в шляпе»? – наклонив голову, спросила Блисс.

- Твоя мужская шляпа сильно бросалась в глаза.

- Но, в любом случае, у меня есть имя. Блисс, - улыбнулась Блисс, протягивая руку.

- Блисс Бромлей, - подтвердил юноша, пожимая её руку. – Да, слышал.

- А ты… - подняла брови Блисс, потому что после рукопожатия юноша просто стоял и смотрел на неё.

- Ах да, - спохватился он. – Гарри. Гарри Поттер.

Конечно же, Блисс и раньше знала о Гарри Поттере, но за этот месяц поняла, насколько велика его слава здесь, в Британии. Особого интереса она к нему не питала, поэтому до этого не представляла, как он выглядит. Вот, значит, почему он молчал. Был полностью уверен, что его все знают.

От любого другого человека такая уверенность показалась бы Блисс смехотворной и высокомерной, но, смотря на Гарри, такого ощущения не возникало. Наоборот, его робкая улыбка, но вместе с ней твёрдые манеры и такой же взгляд внушали невольное уважение.

- Я пришла не к тебе, - на всякий случай сказала Блисс, понимая, как это странно выглядит: девушка с Когтеврана, околачивающаяся рядом с гриффиндорской гостиной. - В смысле, ты, наверное, очень хороший, просто, - осеклась Блисс. - Боже, что я несу.

- Ты просто волнуешься, - понимающе сказал Гарри. - У меня тоже иногда бывает нечто в этом роде. Что случилось? Предстоящий важный разговор?

- Ты даже не представляешь, насколько важный, - вздохнула Блисс. - Мне нужен Кормак МакЛагген. Он сейчас там?

- Сидит в общей гостиной, - Гарри странно посмотрел на неё. - Ты же не собираешься устраивать ему сцену?

- Что? - удивилась Блисс. - Нет. С какой стати?

- Хорошо, - облегченно выдохнул он. - Просто Кормак никогда подолгу не задерживается на одной девушке. И иногда мы наблюдаем весёлые картины. Можешь пройти, если хочешь. Но, предупреждаю, последнее время он невыносим как никогда.

«Да хоть кто-нибудь из тех, с кем я познакомилась, задерживается на одной девушке?» подмывало спросить Блисс, но она благоразумно промолчала.

- Мне кажется, я знаю, кто в этом виноват. Пожелай мне удачи.

- Удачи, - бросил Гарри, после чего пропустил Блисс и ушёл.

Кормак обнаружился на небольшом диване гриффиндорской гостиной. Он сидел перед камином и что-то рассказывал маленькой блондинистой девушке, которая каждый раз престранно хихикала на очередное его замечание.
Она и первой заметила взгляд Блисс, направленный в их сторону. Её носик сморщился, а взгляд из благосклонного и умиленного превратился в явно недовольный.
Кормак, заметивший изменение в поведении своей подруги, посмотрел в ту же сторону. Сначала Блисс показалось, что он окаменел. А потом она поняла, о чём говорила Пэнси. Его взгляд. Как-будто он хочет её убить или обнять. Или сначала убить, а потом обнять. Именно в таком порядке.
Блисс уже заметила, что все, кто находились в гостиной, заинтересованно смотрели в их сторону, явно предвкушая сцену. Но Кормак встал первым и просто схватил Блисс за руку, потащив её в спальни дня мальчиков.

- Я, конечно, хочу с тобой помириться, но у всего есть предел, - подняла брови Блисс, когда Кормак сел на кровать и похлопал по свободному месту рядом с собой.

Но всё же, через несколько секунд села рядом с ним.

- Пэнси была права, - снова сказала Блисс. - Ты смотришь на меня волком.

- А ты эгоистка, - нелогично ответил Кормак. - И сумасшедшая.

- Я догадывалась, за что ты злишься на меня, - прикусила губу Блисс. - Я, наверное, должна была сказать «Мы со всём справимся. Мы разберёмся с этим». Но я не могла сказать это тогда. И сейчас не могу тем более. Мне кажется, что с каждым днём всё становится хуже. Всё так запуталось. И меньше всего на свете мне нужен кто-то, кто пострадает из-за меня.

- Есть одна немаловажная деталь, Бромлей, - печально улыбнулся Кормак. - Я уже знаю, что с тобой происходит. Может быть, не все детали, но я знаю, что это что-то плохое. Я не могу пострадать больше, чем сейчас.

- В том то и дело, что можешь. Что, если это просто плод моего воображения? Что если я просто схожу с ума?

- Не сходишь, - уверенно заявил Кормак.

- Ты не можешь этого знать, - начала было Блисс, но была перебита.

- В том то и дело, что могу, - помялся Кормак, а потом быстро выпалил. - Ты обожгла меня.

- Что? - ошарашено переспросила Блисс. - Кормак, ты мне действительно очень нравишься, но я не тот человек, с которым у тебя может что-то получится. Я не тот человек, у которого может с кем-то вообще что-то получиться.

- А причём здесь ты и романтические отношения?- в голосе Кормака слышалось крайнее удивление. - Ты очень милая, Блисс и ты мне тоже нравишься, но на этом всё. И твой нос...

- Закрыли тему, мальчик с Гриффиндора, влюблённый в девочку со Слизерина, - отрезала Блисс, заметив, как Кормак раздраженно поджал губы. - В таком случае, что ты имел в виду?

- Ты действительно обожгла меня. В прямом смысле, - раздраженно объяснил Кормак. - Тогда, в своём доме, когда вспылила на ровном месте. Помнишь? Я тогда положил руку на твоё плечо, а потом одернул её.

- Я спросила тебя, в чём дело, а ты сказал, что тебе показалось, - медленно сказала Блисс. - Я не обратила на это внимание, но сейчас понимаю, насколько странным это выглядело. Ты уверен в этом?

- После того, что с тобой произошло в Флориш и Блоттс, я уверен на все сто процентов, - кивнул Кормак.

- В таком случае, это полностью опровергает твою теорию касательно моего сумасшествия.

- Вовсе не опровергает, - покачал головой Кормак. - Вы с Рафферти такие...

- Какие? - быстро спросила Блисс.

- Забудь, - отмахнулся Кормак. - И слушай меня. Тебе нужна помощь, ясно? Рафферти ты в это втягивать не хочешь, втянуть Кэтрин тебе точно не позволит совесть, а если ты думала про то, чтобы что-то сказать Пэнси, то и думать забудь, поняла? Я не позволю ей копаться в этом.

- А себе, значит, позволишь? - подняла бровь Блисс.

- Ты странная, - ответил Кормак. - И с приветом. Но я волнуюсь за тебя, хотя тебя, это удивляет, я вижу.

- Ты же меня совсем не знаешь, - тихо сказала Блисс.

- Ты хороший человек, - терпеливо пояснил Кормак. - Но твоя вера в то, что доверять человеку можно после энного количества лет, меня просто убивает. Некоторые люди, продружи ты с ними хоть всю жизнь, никогда не станут в душе правильными, если в них этого нет. И если я встретил кого-то, наподобие тебя, то почему бы не сохранить нашу дружбу на всю жизнь, хоть как-нибудь? Почему бы тебе не помочь? Я знаю, что максимум, что ты испытываешь ко мне, это лёгкое расположение. Но для моей помощи достаточно и этого. Соглашайся, Бромлей. Одна ты справиться не сможешь.

Если бы в тот момент время решило посетить это комнату, то молчание, которое в ней воцарилось, оно могло бы преобразовать в новую форму вечности.


- Хорошо, - наконец ответила Блисс. - Я согласна. Но ни слова Рафферти, Кэтрин или кому бы то ни было. Ни единого слова.

- С утра по школе прошёл слух, что Кормак МакЛагген влюбился в прелестную когтевранку, - сказал Рафферти.

- Ты уверен, что слово «прелестная» значилось в этом слухе?

- Ладно, признаюсь, «прелестная» добавлено лично от меня, - улыбнулся Рафферти. - Но лжи в моих словах всё равно не было. Серьёзно. Что произошло у вас с Кормаком?

- Мы поссорились, - пожала плечами Блисс. - А вчера помирились и я, от безызвестности длиною в месяц, немного переборщила и увела его от его подружки. Наверное, со стороны казалось, что замужняя пара мирится после долгой ссоры, стараясь не показываться кому-то на глаза.

- Мне не лезть в это дело, ведь так? Потому что это касается только вас двоих? - помолчав, спросил Рафферти.

- Что-то в этом роде.

Следующий урок был Защитой от Тёмных Искусств, совмещенный со Слизерином, поэтому Блисс и Рафферти сидели на первом этаже, чтобы не опоздать. Небольшая ниша, которую они нашли, включала в себе просторный каменный подоконник и огромное арочное окно, так напоминающее то, что было в библиотеке Блисс. Лучи света пропускались изломанными линиями, в которых виднелся хоровод танцующей вкруг себя пыли.

- Вот вы где! - воскликнул запыхавшийся Кормак.

- Ты опоздал, - заметила Блисс. - И у нас осталось всего десять минут до начала урока, а, тебе, насколько я помню, ещё взбираться на третий этаж.

- Это я опоздал? - возмутился Кормак. - Нет, это вы мне сказали, что будете ждать меня в нише на первом этаже. Только одного не учли. Здесь этих ниш по меньшей мере десяток!

- Зато теперь ты знаешь, где находится эта сама ниша, - жизнерадостно сказал Рафферти, хлопнув Кормака по плечу. - И вряд ли забудешь её расположение. Блисс, мы должны идти на зельеваренье.

- Хорошо, - улыбнулась Блисс и обернулась, чтобы взять сумку с учебниками.

Она последний раз посмотрела в окно, и уже хотела отойти, но задержалась на отражениях Рафферти с Кормаком. Блисс не могла сосредоточиться на них и несколько раз моргнула. Когда она смогла разглядеть отражения в окне более или менее чётко, то быстро обернулась, вцепившись руками в подоконник.
Рафферти и Кормак выглядели так, как и всегда. Блисс посмотрела на свои руки и увидела, что и они выглядят обычно. Но почему, смотря на их призрачные отражения она с уверенностью могла сказать, что видела вокруг всех троих множество золотого марева?

Заткнись, Рафферти


Обложка к главе - http://cs620321.vk.me/v620321452/bff/dkKSrGr1cgQ.jpg

Сидя на Защите от Тёмных Искусств, Блисс мучительно думала над тем, что именно хотел сказать ей Кормак. Поможет ли ей это с разгадкой? Даст ответ на то, что она увидела сегодня в отражении стекла? А видела ли она вообще что-то, или же это было просто причудливой игрой света и теней? Или помутнением её рассудка? Меньше всего на свете ей хотелось думать, что её рассудок находится в помутнении вот уже больше, чем месяц.

- Аверлиусы. Кто может рассказать мне об этих достаточно интересных предметах?

Блисс подняла голову и в недоумении посмотрела на профессора Снейпа. Аверлиусы? Он что, неудачно пошутил? Или просто пошутил? Блисс с большей радостью повстречалась бы с поющей акулой в вечернем платье, чем выслушивала шутки от профессора Снейпа, да ещё и о таких малоприятных вещах, как аверлиусы.

Увидев, что все в классе не имеют об этом ни малейшего представления, она неуверенно подняла руку.

- Я искренне удивлён, что Когтевран считается самым находчивым факультетом, - холодно и едко оповестил учеников профессор Снейп. - но я дам вам шанс показать свои знания, мисс Бромлей.

- Аверлиус - астральная галлюциногенная проекция, в основе которой лежит тёмный артефакт и боггарт. Обычные боггарты, обитающие в шкафах, деревьях, часах и других материальных, но не опасных предметах, достаточно безобидны, насколько это слово вообще может подходить боггарту, и достаточно одного простого заклинания, чтобы уничтожить его. Сам боггарт не может поселиться в артефакте, для этого его нужно поместить туда, после чего применить связующие заклинание. Квинтэссенция боггарта, тёмного артефакта и заклинания создаёт галлюциногенную проекцию, активируемую в том случае, если до неё дотронется человек. После этого вокруг него создаётся настоящий материальный мир, в котором заключены не только его самые ужасные страхи, но и секреты.

- Как можно победить аверлиуса? - тон профессора всё ещё был холоден, но яда в нём пусть и немного, но поубавилось.

- Только победив свои страхи. До конца. Другого способа не существует.

- Могут ли другие люди видеть страхи человека, как в случае с боггатом?

- Они могут видеть гораздо больше.

- Поясните концепцию действия.

- Элементы артефакта должны быть одинаковыми как и у того, кто попал во власть аверлиуса, так и другого, который собирается смотреть на всё происходящее. Серебро, например. Если артефакт состоит из серебра двух человек и они находятся в непосредственной близости друг от друга, достаточно произнести связывающее заклинание. Даже если серебренный предмет не является артефактом, аверлиус всё равно распознает нужные молекулы и человек словно бы перенесётся в кошмар другого, тем самым имея возможность видеть всё своими глазами.

- Вы знаете название заклинания?

Блисс отрицательно покачала головой.

- Как я уже говорил, времена, когда Когтевран был находчив, давно прошли, - холодно отчеканил Снейп. - Даже если упустить факт того, что вы не знаете заклинания, за ваш пример с серебром я должен бы снять с вашего факультета по меньшей мере пять балов. Может быть, кто-нибудь может сказать, в чём была ошибка мисс Бромлей? Или, хотя бы, предположить?

Вверх неохотно поднялись несколько рук.

- Мистер Малфой.

- Серебро является очищающим металлом, - лениво предположил Малфой, - и лучше остальных защищает от побочных эффектов тёмной магии, даже очень сильной. С непростительными серебру, конечно, не справится, но аверлиусу они могут создать значительные помехи.

- Десять баллов Слизерину за превосходный ответ, - тем же бесстрастным тоном оповестил всех Снейп. - А теперь я хотел бы, чтобы вы все подошли к моему столу и взяли свою коробочку с аверлиусом.

Через секунду класс стал напоминать рассерженный улей пчёл.

- Успокойтесь, - повысил голос Снейп ровно настолько, чтобы класс снова погрузился в тишину. - Я повторяю второй и последний раз: вы должны подойти к моему столу и взять свою коробочку с аверлиусом. Сейчас.

Блисс даже не думала сдвигаться с места, но Рафферти сам поставил ей на стол нужный предмет, послав сочувствующий взгляд.

- И прежде, чем вы решите умереть в конвульсиях от страха, я хотел бы объяснить вам кое-что, - продолжил Снейп. - Во-первых, знания мисс Бромлей об аверлиусах достаточно поверхностны. То, что находится у вас, можно назвать аверлиусами лишь наполовину. Да, внутри каждого вашего предмета находится боггарт и да, были произнесены специальные заклинания для того, чтобы связать и активировать аверлиус. Но тёмные артефакты, или же какие-либо другие артефакты применены не были.

Пусть и постепенно, но в классе воцарилось что-то более или менее похожее на спокойствие, и в тишине подземелий послышались щелчки открывающихся коробочек.

Блисс, немного успокоенная тем, что артефакты применены не были, тоже открыла свою коробочку. Внутри лежал тусклый круглый кулон, поверхность которого словно опутывали щупальца. Блисс задумчиво провела пальцем по небольшому белому камню в его основании, но вспомнив, что до аверлиусов дотрагиваться нельзя, быстро одёрнула руку.

Профессор Снейп, увидев её метания, усмехнулся и продолжил:

- Если кто-то успел дотронуться до вашего аверлиуса, вы уже заметили, что ничего не произошло. И не произойдёт ровно до тех пор, пока вы не активируете его. Чтобы активировать аверлиус-украшение, достаточно надеть его на себя. У тех, чьи аверлиусы представляют собой менее примитивный вид, попрошу вас остаться после уроков, я объясню вам, как ими пользоваться.

- Но зачем нам надо их активировать? - высоко подняв голову, спросила Пэнси. - И, если на то пошло, зачем они нам вообще?

- Логичный вопрос, мисс Паркинсон, - отметил Снейп и обвёл класс взглядом. - С сегодняшнего дня аверлиусы будут являться вашим основным заданием до конца учебного года. В отличие от настоящих аверлиусов, которые не дают вам вырваться из кошмаров, эти вы сможете контролировать. Раз в неделю, в этом классе, с помощью аверлиусов вы будете изучать свои страхи.

- Наверное, вы хотели сказать бороться? - прищурился Малфой.

- Бороться? Со всеми страхами? Может быть, вы думаете, что сможете сразу победить их все, просто активировав почти никчёмную безделушку? - Снейп говорил иронично и явно не ждал ответов на свои издевательские вопросы. - Нет, вы будете изучать свои страхи, анализировать их и отбирать.

- Отбирать? - помотала головой Блисс. - Что это значит?

- После тщательного изучения и анализа вашего страха, вы должны выбрать один, единственный страх, который, по вашему мнению, вы сможете искоренить из себя. Редко кто выбирает страхи которые надо ликвидировать, большинство людей для этого слишком слабы духом, - усмехнулся Снейп. - Отобрав страх, который вы собираетесь уничтожить из себя, вы будете тренироваться, и не раз в неделю, а каждый день. Конечно, если кто-то хочет ограничиться лишь недельным занятием, то я от всей души пожелаю ему удачи и с великой радостью посмотрю, как в конце года этот человек, перед всеми, будет навсегда вытравлять свой страх.

Гул, прошедшийся по классу, был ещё громче предыдущего, но Снейпу хватило лишь снова открыть рот, чтобы все замолчали:

- В конце года это и будет вашим экзаменом. Слизерин совмещён с Когтевраном, Гриффиндор с Пуффендуем. Для чего? Начиная с мая, в какой-то определённый день четыре человека с факультета будут подвергаться своему аверлиусу, который будет усилен в день экзамена. Вы всё ещё сможете контролировать его, но прежде, чем у вас получится это сделать, будет проведено множество тренировок. Если всё выйдет из под контроля, учитель прекратит ваше испытание. Но знайте: когда вам захочется прекратить, когда вы будете думать о побеге прежде, чем сможете победить ваш страх, прежде, чем поддаться хотя бы мысли о трусости; подумайте о том, как именно на вас будут смотреть ваши однокурсники, которые видели ваш страх и которые будут знать, что вы с ним не справились. Может быть, они скажут вам пару жалких слов утешения, но глубоко в душе они не будут испытывать ничего, кроме презрения.

Звонок с урока вывел класс из сковывающего оцепенения.

- Урок окончен, все, с артефактами-украшениями, могут быть свободны.

Блисс бешеной фурией вылетела из класса, сильно толкнув плечом незнакомую слизеринку, но это было последнее, что волновало её сейчас. Рафферти смог нагнать её только на третьем этаже.

- Как насчет разговора по душам? - сказал запыхавшийся Рафферти, когда поравнялся с ней.

Блисс не позволила ему схватить себя за руку и лишь быстрее ускорила шаг, правда, оказавшись на некотором расстоянии от Рафферти, всё же повернулась к нему. Рафферти восхищённо присвистнул:

- Ты в курсе, что когда злишься, твои глаза становятся медового оттенка? И просто невероятно полыхают?

- Заткнись, Рафферти! - воскликнула Блисс. - Просто заткнись. То, что сейчас было, это вообще законно? Хочешь сказать, что это одобрил директор? Школьный совет? Хоть кто-то, кто не является Снейпом? Это настоящее издевательство, пытки! Я могла бы понять искоренение своего страха в одиночку, возможно, при учителе. Но при двадцати людях, которые будут смотреть на тебя... у меня нет слов к этому. Я просто не могу их подобрать.

Блисс взялась за виски, пытаясь справиться с нахлынувшей головной болью.

- Эй, - Рафферти мягко отвёл её руки от лица и обвил их вокруг себя. Рафферти всегда пах мятой и хвоей, и стоило Блисс покрепче обнять его, уткнувшись носом в шею, как сразу стало спокойнее. - Тише, тише. Я объясню. Всё дело в войне. Ты понимаешь, насколько ужасно то, что происходит сейчас? Возможно, здесь, в стенах Хогвартса, наших магических школ мы ограждены от этого, но мы точно знаем, когда придёт наш срок уйти из школы. А война? Какой у неё срок? Точная дата окончания или хотя бы начала? Люди, к которым мы может попасть в руки во время войны, намного хуже аверлиусов. В отличие от последних, люди умеют мыслить четко и точно, и они сделают всё, чтобы получить нужную информацию, чтобы сломать изнутри, снаружи. Школа просто пытается нас защитить, причём способом менее болезненным. Вопреки расхожему мнению, ужасное нельзя искоренить с помощью хорошего. Плохое - может быть, но не ужасное. Да, весь год мы будем мучиться, пытаясь изгнать свой страх, а потом мучиться ещё более, когда на страх этот же будут смотреть люди, которых допускать не хочется. Но в конце мы будем знать, что на одну слабость в нас стало меньше.

Так они стояли, обнявшись, ещё несколько минут, после чего Блисс неохотно высвободилась из объятий.

- У меня История Магии, - в конце концов сказала Блисс. - И если я не потороплюсь, то опоздаю.

- С моей трансфигурацией будет тоже самое, - ответил Рафферти. - Но я всё равно тебя провожу.

- Свободное место только рядом с Малфоем, - спокойно сказала Блисс, быстро заглянув в класс. - Напомни, почему я не выбрала Трансфигурацию основным предметом?

- По той же причине, почему я не выбрал Историю Магии, - сказал Рафферти, взяв Блисс за руку. - В некоторых вещах мы слишком противоположны.

Звонок на урок не заставил себя ждать и Рафферти, притянув Блисс за руку и поцеловав её в лоб, быстро ушёл.
Профессор Бинс, даже из доски не умеющий эффектно появляться, вот уже полчаса менее эффектно рассказывал об очередной войне между гоблинами и людьми, и даже Блисс, обожавшая всё, что было когда-либо написано на бумаге, стало понемногу клевать носом.

- Держи, - сказала обернувшаяся Дафна, протянув Блисс несколько журналов.

- Что это? - непонимающе заморгала она, пытаясь прогнать не вовремя накатившую дрёму.

- Каталоги самых красивых мест Британии, - невозмутимо пояснила Дафна. - Помнишь, я говорила, что мой дядя пришлёт мне их?

- Ох, точно, - вспомнила Блисс. - Ты меня очень выручила. Я полистаю их на досуге.

- Какой у тебя аверлиус? - неожиданно спросила Дафна.

- Кулон, - пожала плечами Блисс, доставая из сумки неприятную ей вещицу. - Вот он.

- Украшение, - вздохнула Дафна, доставая из кармана мантии бронзовый браслет с россыпью прозрачных кристаллов. - Как и у меня. Драко, кажется, повезло больше всех.

- Что у тебя? - повернулась к Малфою Блисс, но сразу почувствовала смущение. Не те у неё с Малфоем были отношения, чтобы спрашивать даже о такой вещи.

Но он без лишних слов достал из сумки предмет и положил его на стол.

- Боже, какая красота, - зачарованно сказала Блисс, беря в руки аверлиус.

- Это всего-лишь золотой компас, - ответила Дафна.

- Это не компас, - ответила Блисс, крутя стрелки. - А часы, под компас стилизованные. Интересное решение, кстати.

- Что ты делаешь? - как-то странно спросил Малфой, смотря на часы в руках Блисс.

- Передвигаю все стрелки на восьмерки, - объяснила Блисс. - Не знаю, почему, но я вижу в этой какой-то символизм.

- Блисс, нет! - воскликнул Малфой, но было уже поздно.

Голова странно закружилась, и Блисс показалось, что она летит сквозь полупрозрачный вихрь. Ещё секунда, и вот она её ноги стукнулись об пол неизвестного ей помещения. Оно было ярким и глянцевым, с преобладающими цветами чёрного, красного и золотого, с сотней ярких лампочек, искусственных растений, множеством мягких диванов и кресел. В середине, среди пальм находилась чёрная машина, перевязанная красным бантом, а если пройти немного дальше, то можно было обнаружить множество круглых столов.
Словно во сне, Блисс подошла к одному из них и на зелёном бархате увидела карты и фишки. Она пыталась сфокусироваться на них, но неожиданно поняла, что не может. Не только стол, но и всё вокруг неё казалось зыбким и будто покачивающимся на волнах.
Блисс перевернула одну карту и, увидев что было на её обороте, тотчас же отшвырнула её от себя. Она хотела сбежать, но рука уже сама тянулась и переворачивала другую карту. «Белые нити». Третья карта. Изображение медного цветка, инструктированного камнями. Четвёртая. «Ты чувствуешь». Пятая. «Ложь». Шестая. «Ты знаешь правду». Седьмая. «Спаси его». Восьмая. «Воспоминания начинаются здесь». Девятая. «Слабое место». Десятая. «Выручай».
Рука Блисс уже тянулась к одиннадцатой карте, но в одно мгновение всё исчезло. Она чувствовала, что не стоит на ногах и не сидит на занятии Истории Магии. Она словно была подвешена в воздухе. Испугавшись, Блисс начала брыкаться, пытаясь обрести опору под ногами.

- Бромлей, ты ума лишилась? - едва ли не прошипел кто-то у неё над ухом.

- Пусти меня, пусти!

Малфой, а это был он, поставил её на пол, но не отпустил её, продолжая крепко держать за плечи.

- У тебя есть с собой рюкзак? - едва ли не выкрикнула Блисс, глядя на него дикими глазами.

- Что? - опешил Малфой.

- Рюкзак! У тебя есть с собой рюкзак?

- Нет, Бромлей, не у меня с собой рюкзака! - наверное, не будь Блисс в таком состоянии, вид едва ли не орущего Малфоя вызвал бы в ней другие впечатления. - Если ты не заметила, то в моих руках была ты!

- Да за всё время, что мы знакомы, у нас по-другому и не бывает! - с каждым словом её тон повышался на несколько октав.

- Блисс, - заорал Рафферти, появившийся из-за угла.

- У тебя есть рюкзак!

Рафферти, уже почти подбежавший Блисс, ошарашено на неё уставился:

- При чём здесь мой рюкзак?

- Перо, бумага. Рафферти, не стой столбом! Перо, бумага, чернильница, быстро!

Блисс казалось, что её слышит весь Хогвартс и ещё немного, и её истерика перерастёт в нечто большее, но, видимо, Рафферти проникся, потому что через минуту, пару раз роняя сумку, он всё же достал нужные предметы.
Оставив чернильницу в руках Рафферти и быстро достав из его сумки одну из книг, она так быстро, как могла записала все фразы с карт, после чего, в самом конце, нарисовала небольшой цветок.

Гул в голове постепенно стал утихать, а на смену ему пришла привычная головная боль.

Несколько минут все трое просто стояли. Рафферти и Малфой смотрели на Блисс так, словно действительно рассматривали возможность отправить её в больницу Святого Мунго, причём немедля. Она же, пару минут постояв на месте, в какой-то момент просто подошла к стене и безвольно по ней сползла, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Невольно она вспомнила, когда плакала последний раз, плакала по-настоящему. Год назад, когда узнала, что её дедушка умер. А ещё раньше, когда умерла её бабушка, а её мать узнав об этом, бесстрастно назвала её «телом».
Блисс пыталась вспомнить ещё хоть один единственный раз, когда плакала. И ничего, совершенно ничего не могла вспомнить.

Так что с ней сейчас? Почему в горле стоит такой ком, как в те страшные два раза, почему хочется просто забиться в уголок и вдоволь наплакаться?
«Не смей, - твёрдо сказала себе Блисс, зажмурившись. - Не здесь, не сейчас. Не так. Ты ещё ничего не знаешь, не знаешь, что за чертовщина с тобой происходит. Если сломаешься сейчас - потом уже ничего сделать не сможешь».
Из больничного крыла её отпустили почти сразу же. Блисс, хотевшая сказать, что с ней случилось просто лёгкое недомогание, потерпела в своих планах сокрушительную неудачу.

Малфой подробно, едва ли не с садизмом, рассказал все события, произошедшие с ней за последнее время.
Мадам Помфри всё же вняла мольбам Блисс и не оставила её в больнице, но это не остановило её от того, чтобы пусть и заботливо, но отчитать её, а после напоить успокоительным, наказав ей приходить за ним всю оставшуюся неделю.

Блисс категорично отказалась от зелья без сновидений, объяснив это тем, что сны ей практически не снятся и в конечном счете была отпущена на волю. Даже голова, до этого сильно болевшая, практически прошла, правда настроение подпортилось, когда оказалось, что в коридоре её ждёт не Рафферти, а Малфой.

- Он стоял здесь, как истукан, а потом просто сорвался и убежал, - сразу сказал Малфой. - Может быть ты и поймёшь, что это значит, а я в его чувства вникать не собираюсь.

- Ты вообще не собираешься вникать в человеческие чувства, - проинформировала его Блисс. - Я это уже поняла. Как и ты должен понять, что в твоей помощи я больше не нуждаюсь.

- Ты злишься, - спокойным тоном оценил Малфой.

- Конечно, я злюсь, - прищурилась Блисс. - Что там устроил? Я сама в состоянии о себе позаботится.

- Правда? - поднял брови Малфой. - Что-то я не заметил этого момента, когда ты активировала аверлиус, а потом даже не хотела идти в больницу, наплевав на своё здоровье. Или тогда, когда сразу после своего шока вместо тех же лекарств и сна пошла поливать цветы. Или, может быть, когда забыла, что стоишь в подвешенном состоянии и сделала шаг назад? В какой из этих моментов ты могла, или хотя бы подумала о себе позаботиться?

Блисс почувствовала сильнейшее желание влепить пощечину по ничего не выражающей физиономии Малфоя. И испугалась сама себя. В своей жизни она ни разу даже не подумала над тем, чтобы поднять на кого-то руку. Что же с ней происходит сейчас?

- Мне напомнить, кто был виноват в большинстве этих неприятностей? - стараясь унять нервную дрожь, спросила она. - Восьмерки? Серьёзно, Малфой? Даже ребёнок, играя с ней, может случайно настроить её! О чём ты вообще думал?

- Мне напомнить, что не я виноват во всех бедах земного шара? И что не я раздавал всем аверлиусы?

- Знаешь, нет, - внезапно Блисс почувствовала едва ли не тошнотворную усталость от всей этой ситуации. - Не надо ничего напоминать, оправдываться, даже говорить мне ничего не надо. И провожать тоже. Занятия скоро закончатся, а у меня встреча с Кормаком в библиотеке. Если что, он знает, как себя вести. Всего хорошего, Малфой.

- Блисс.

Сердце снова сделало странный кульбит и едва ли не забилось в горле. Он смотрел на неё серьёзно и взгляд его ничего не выражал, а у неё голос пропал и хотелось спрятаться, или абсурдное что-то сделать. «Блисс, нет!». Тогда он тоже назвал её имя, вот только интонаций в его голосе она не помнила.

- Мне пора. Я не очень люблю опаздывать.

В библиотеке с Кормаком они провели два часа. Всё это время ей казалось, что тот странно на неё смотрит и хочет что-то сказать, но решится не может.
В какой-то момент она просто громко захлопнула свою книгу и дождавшись, когда Кормак поднимет голову и посмотрит на неё, припечатала:

- У меня был не самый лучший день, Кормак. По правде говоря, у меня был не самый лучший месяц, в течение которого я действительно думала, что схожу с ума. А сейчас, начитавшись книг о психологии, вегетативной психологии, шизофрении и биполярном расстройстве моё положение не улучшилось. Проклятия, с помощью которых можно вызвать мои симптомы, уверенности в себе не добавили, потому что, если это и правда проклятья, ко мне применили их все, и даже больше. И теперь, ко всему прочему, у тебя такой вид, будто ты что-то скрываешь. Я понимаю, тебе не очень легко со мной, но, может быть, ты на мгновение подумаешь, какого мне? Пожалуйста.

Слова Блисс полностью развеяли сомнения Кормака.

- Прежде, чем я отвечу, мне нужно кое-что знать. Пыль, которую ты видишь, - попытался подобрать слова Кормак, - как именно она отображается на человеке? Она проходит сквозь него, просто пролетает мимо или...

- Вокруг, - уверенно сказала Блисс. - Полукругом точнее, обхватывая всего человека до конца. Но причём здесь это?

- Ты знаешь, что я хожу на прорицание?

- Ещё бы я этого не знала, - фыркнула Блисс. - Мне кажется, Рафферти успел пройтись по этому факту как только можно.

- Ауры, Блисс, - не обратил внимания на её слова Кормак. - То, как ты видишь расположение пыли, соответствует тому, как обхватывает человека аура.

- Но волшебники не могут видеть ауры, - Блисс всё ещё не понимала, куда клонит Кормак. - Даже эмпаты не могут видеть ауры. Это просто миф, придуманный простыми людьми, даже я это признаю.

Кормак всё ещё молчал.

- Ты знаешь что-то, ведь так? - Блисс чувствовала нарастающую внутри тревогу. - Что именно ты знаешь?

- Люди и волшебники правда не могут видеть ауры, - в конце концов сказал Кормак. - Вейлы могут видеть ауры, Блисс. Они могут их видеть.


Зелье Истины


Через два дня теория Кормака полностью опровергалась. Проторчав в библиотеке большую часть свободного от учебы времени, они выяснили, что вейлы действительно видят ауры, но именно так, как их описывает большинство людей или книг. Полупрозрачное марево вокруг человека, похожее на северное сияние, в котором преобладают цвета, присущие характеру личности.

- Я догадывалась, что ты обо мне не лучшего мнения, но в самом деле думать, что я могу плеваться огненными шарами и отращивать крылья из-за спины - это уж слишком, - устало сказала Блисс, захлопнув очередную книгу. - Полувейлы, кстати, тоже не могут видеть ауры, поэтому если ты задумывался над этим, можешь сразу же перейти к более значительным теориям.

- Уволь, - хмуро ответил Кормак. - Я могу сказать тебе теорию касательно твоей записки, но не что-то насчёт тебя.

- Какую теорию?

- Карт всего было одиннадцать, ведь так?

- Да.

- И на десятой было написано «выручай». Я подумал над этим и появилась вероятность, что на последней карте могла быть написана «комната». Тогда получилось бы словосочетание «выручай-комната».

- Мне оно должно о чём-то говорить? - поинтересовалась Блисс.

- Пошли. Сейчас поймёшь.

Блисс завороженно смотрела на узорчатую дверь, появившуюся почти сразу, как Кормак несколько раз прошёл вдоль стены.
Внутри она оказалась пугающе огромной и пустой, а каждый шаг иди просто вздох разносил вокруг себя гулкое эхо.

- Я помню её такой, - объяснил Кормак. - Фактически, она может становится такой, какой хочешь её видеть именно ты, но мне сложно перестроить её в своём воображении.

- Подходит людям с развитым воображением, - вспомнила Блисс слова Оливандера, и остановившись в середине комнаты, посмотрела на Кормака с какой-то насмешливой нежностью. - А у тебя, мой прекрасный идиот, его действительно совсем нет. Ты знаешь, что такое сны? И откуда они появляются?

- Из нашего подсознания, - растерянно предположил Кормак.

- Вот именно! - возбужденно воскликнула Блисс, постучав себя пальцами по вискам. - Подсознание. Нам не может сниться то, о чём мы не слышали ни разу в жизни или не видели. Может быть, иногда люди действительно думают, что им приснился кто-то, кто никогда не был в их жизни, но это не так. Так же и со страхами. Нельзя бояться того, о чём понятия не имеешь. Возможно, всего на одну секунду или мгновение, но что-то промелькнуло в жизни. А эта комната, - Блисс неопределенно взмахнула рукой. - Я не видела её, и не слышала о ней. Что бы это не было, но слово «выручай» вряд ли к ней относится. Ты сказал, что она может становиться такой, какой я хочу?

- И в ней может появляться всё, что ты хочешь, - ответил Кормак.

Блисс закрыла глаза и попыталась вспомнить каждую деталь, окружавшую её в зыбком мире аверлиуса. Открыла глаза она только тогда, когда услышала удивлённый возглас Кормака.
Она и сама едва не вскрикнула, когда поняла, что ей удалось. Она снова стояла в том же самом помещении, что и несколько дней назад.

- Я знаю, где мы, - озарило Блисс. - Как же сразу не догадалась? Карты, столы, машина с бантом. Это казино.

Что-то не давало покоя Блисс. Оно поселилось у неё в голове, как маленький, надоедливый жук, который щекотал усиками её подсознание и настойчиво требовал что-то понять. Но что она должна была понять? Ей нужна была какая-то подсказка, и несколько слов на листке её не обеспечивали.

Блисс достала листок и снова прочитала записанные фразы:
Белые нити, Ты чувствуешь, Ты знаешь правду, Спаси его, Воспоминания начинаются здесь, Слабое место, Выручай.

Спаси его. Только от этой фразы тревожно сосало под ложечкой и хотелось скорее во всём разобраться.

- Спаси его, - повторила Блисс и положила листок на один из письменных столов.

- Ты поняла, что значит этот цветок? - спросил Кормак.

- Нет, - покачала головой Блисс. - Я не поняла абсолютно ничего.

- Мне жаль, - тихо сказал Кормак.

- Мне будет жаль только в том случае, если всё это доведёт меня до смерти, - усмехнулась Блисс. - Если дать мне время, я, может быть, и разберусь со всем, а вот из гроба выбраться вряд ли получится. Так что то, что со мной происходит, не повод прогуливать уроки. Пошли, мальчик с обложки, МакГонагалл и Слизнорт подобны Хогвартс-Экспрессу и ждать нас одних точно не будут.

- Зелье Истины, - улыбнулся классу Слизнорт, показывая на маленький котёл. - Кто из вас, любознательных учеников, расскажет мне о его свойствах и приготовлении?

Практически все, и Когтевран, и Слизерин, подняли руки. Блисс пыталась вспомнить хоть что-то о нём, но кроме того, что у зелья весьма специфический цвет расплавленного серебра, больше ничего на ум не приходило.

- Мисс Патил, - сделал выбор Слизнорт.

- Зелье Истины - разоблачающее зелье, придающие предметам изначальную форму, - громко ответила Падма. - Достаточно опустить в него тёмный артефакт или же простую вещь, изменённую с помощью заклинания, как сразу же начинается возвращение предмета к его истинной форме. Существуют слухи, что состав Зелья Истины является одной из многочисленных защит банка Гринготтс. По консистенции и цвету напоминает расплавленное серебро.

- Десять баллов Когтеврану, - довольно сказал Слизнорт. - Кто-нибудь может ответить мне, сколько нужно времени для приготовления зелья? Мисс Паркинсон, вы можете ответить.

- Три полных месяца, - бесстрастно ответила Пэнси.

- Пять баллов Слизерину, - закивал Слизнорт, пару раз хлопнув в ладоши. - А теперь мы приступим к главной теме этого урока. Ваше основное задание на следующие три месяца будет состоять в приготовлении Зелья Истины.

Слизнорт взмахнул палочкой и из недр его битком набитых шкафчиков вылетела и плавно поплыла по воздуху квадратная шляпа.

- Во избежание большего процента неудач я разделю вас по парам случайным порядком, но заниматься вы будете с человеком противоположному вашему факультету. Тот, чьё имя будет написано на вашем листке и будет являться вашим партнёром на следующие три месяца, - пропел Слизнорт и взмахнул палочкой.

Блисс попыталась поймать взгляд Рафферти, но тот смотрел прямо перед собой, не реагируя ни на что. Со вчерашнего дня, когда он резко сбежал, оставив её в больничном крыле, они так и не говорили.
Блисс так долго смотрела на Рафферти, что не заметила листок с именем, и поняв, что тот начал уже по мере своей силы бить её по лбу, быстро схватила его.
Пару раз попросив кого-то очень милосердного на небе, чтобы ей в партнёры достался Рафферти, она развернула листок. И похолодела.
Видимо, у кого-то на небе был очень плохой слух и странные понятия о милосердии. Иначе как ещё объяснить тот факт, что следующие три месяца ей придётся терпеть общество Драко Малфоя?
Звонок с урока был долгожданным спасением. Схватив сумку, Блисс буквально выбежала из класса, стараясь затеряться в толпе. Ей даже показалось, что ей это удалось. Ровно до того момента, пока её не схватили за руку и оттащили в достаточно тихий выступ.

- Я тоже не горю желанием с тобой общаться, - прямо заявил Малфой. - Но и брать всю работу над зельем я не собираюсь. Ты знаешь, что за ним нужно следить буквально поминутно?

- Но я совсем в этом не разбираюсь и, скорее всего, только всё испорчу, - попыталась прибегнуть Блисс к методике лёгкого запугивания.

- К самому процессу я тебя и близко не подпущу, - заверил её Малфой. - Я видел, чем ограничиваются твои способности в зельеварении, и, боюсь, слово «ограничиваются» можно применить прямо в самом начале.

- Тебе ещё не вручили приз за самого дружелюбного человека на планете?

- Уверен, что до этого недалеко, - беспечно ответил Малфой и отошёл назад, попав в лучи солнечного света.

«Мне действительно становится жалко Малфоя» медленно подумала Блисс, открывая глаза в больничном крыле.
«В какой-то момент у него просто отвалятся руки»

- Я не задумывался об этом в таком контексте, - безэмоционально сказал Малфой. А именно он сидел рядом с кроватью Блисс и смотрел в окно.

«Неужели я сказала это вслух?»

- Ты продолжаешь говорить вслух, - так же бесстрастно поправил её Малфой.

- Сколько я здесь? - спросила Блисс, дотрагиваясь до головы. - Я упала?

Казалось, во взгляде Малфоя промелькнуло насмешливое удивление:

- Я ловил тебя в воздухе и когда ты находилась больше чем в метре от меня. Не принижай мои способности.

- Тогда что с моей головой? - чувство, будто кости её черепа раскрошили молотком, было поистине ужасным.

- А вот это спроси у своей головы, - неожиданно зло ответил Малфой, встав с кресла. - Хотя вряд ли в ней есть что-то умное, если после всех твоих припадков ты всё ещё продолжаешь так с собой обращаться, ничего никому не говоря. Что ты увидела такого, Бромлей? Я знаю, что ты что-то увидела. Твои глаза едва не выскочили из орбит, когда ты на меня посмотрела.

- Может быть, ты был таким великолепным, что я потеряла сознание, - попыталась слабо выкрутиться Блисс.

Она не могла признаться ему, что видела на самом деле. Она даже себе не хотела признаваться. Одно дело увидеть что-то в отражении зеркала, может быть, даже не настоящее «что-то». И совершенно другое увидеть реального человека, вокруг которого клубилось множество потоков из золотых частиц.
То, что было потом, Блисс помнила смутно. Вот она смотрит на Малфоя, а потом её сознание пронзает боль тысячи игл. Вот она открывает глаза в палате. Но перед этим было что-то ещё. Господи, как же ей было тошнотворно от этого. Во всём, что с ней происходило, обязательно было «что-то ещё».
Ответ Малфоя, наверняка язвительный, нарушила мадам Помфри своим появлением. И, увидев на её лице решимость если уж не выведать у Блисс, что с ней происходит, то оставить её по меньшей мере на две недели в палате, Блисс поняла, что сейчас ей надо было выкручиваться, как никогда.
К её изумлению, теория Оливандера «три процента таланта, девяносто семь упорства» хоть немного, но работала. Таланта ко лжи у неё не было и на три процента, но после двадцати минут разговора с мадам Помфри Блисс смогла добиться того, чтобы её просто ограничили ещё одной неделей успокоительной микстуры и таблетками от головной боли.
Конечно, убежать от Малфоя достаточно быстро ей не удалось.

- Поздняя акклиматизация? - сквозь зубы цедил Малфой, идя рядом с ней. - Влияние аверлиусов? Ты действительно думаешь, что сможешь одурачить так кого-то, кроме Помфри?

- Я действительно считаю, что это всего лишь побочный эффект от аверлиуса.

- Даже если упустить тот факт, что ты, причём очень неумело, лжёшь мне, то ты кое-что не учла: те аверлиусы, который дал нам Снейп, так на людей не действуют, - с каждым новом словом в его голосе просачивалось всё больше яда. - Нет головной боли, нет обмороков. Есть только голый страх, который ты можешь чувствовать после того, как вышла из под влияния аверлиуса. Всё.

- Я попрошу папу, чтобы он выслал нам нужные ингредиенты, - сказала Блисс.

- Что? - Блисс показалось, что Малфой чуть не споткнулся.

- Больше половины ингредиентов для Зелья Истины нужно выписывать из магазинов, - невозмутимым тоном продолжила Блисс. - И примерно столько же из них очень дорогие. Если я напишу папе сегодня, то всё нужное нам придёт к завтрашнему утру. Тогда и можем начать.

Остановившись, Блисс повернулась к Малфою и подняла голову, глядя в его глаза:

- Я пытаюсь сказать в вежливой манере, что нас не связывает ничего, кроме зелья. Приготовление зелья на три месяца - вот и всё, что есть между нами. И эти три месяца тебе не надо делать вид, будто тебя волнует моё состояние. Ты можешь не волноваться по этому поводу, потому что если со мной что-то случится, я и не подумаю сказать что-то о тебе!

И, схватив поудобнее сумку, Блисс ускорила шаг. Где-то глубоко внутри теплилась слабая надежда, что Малфой пойдёт за ней, заставит выслушать и скажет, что эти три месяца здесь не причём. И что волнуется он за неё искренне, а не из-за страха получить нагоняй от профессоров.
Конечно, этого не случилось. Когда Блисс остановилась и обернулась, то Малфоя в коридоре даже не было.

- Что у вас с Рафферти? - прищурившись, спросила Кэтрин.

Обед в Большом Зале проходил шумно, с множеством учеников, и Блисс послала Кэтрин умоляющий взгляд. Но это же была Кэтрин. Настолько заботливая, милая Кэтрин, что в большинстве своём её целью было только узнать состояние подруги.

- Я не отстану от тебя. Или от него, если на то пошло, - предупредила Кэтрин, наливая себе и Блисс чай. - Что у вас случилось? Вы поссорились? Так помиритесь. В этом нет смысла, когда друг без друга вы выглядите такими потерянными.

- Я не выгляжу потерянной, - попыталась возразить Блисс, листая один из журналов Дафны.

- Выглядишь, - улыбнулась Кэтрин. - Ты всегда выглядишь потерянной, будто постоянно находишься где-то в другом месте. Но без Рафферти это проявляется ещё сильнее.

Блисс захлопнула журнал и, скрестив руки на столе, легла на них, каким-то жалобным взглядом посмотрев на Кэтрин:

- Как ты меня терпишь? Я имею в виду, что мне в подруги досталась ты, едва ли не самый добрый и открытый человек, который только попадался в моей жизни. А что делаю я? Пропадаю. Не обращаю на тебя внимания. И говорим мы так редко.

- Иногда мне кажется, что ты неисправимая дурочка, непонимающая очевидных вещей, - мягко улыбнулась Кэтрин, дёрнув Блисс за локон.

- Иногда мне самой кажется, что я неисправимая дурочка, - вздохнула Блисс, снова открывая журнал. - Потому что ещё немного и я, наплевав на всё это, сниму Тадж-Махал для нашего бала.

- Я всегда мечтала побывать в Индии, - жизнерадостно ответила Кэтрин, и засмеялась, когда Блисс, простонав что-то невразумительное, снова упала на стол.

- Но не надейся, что я отстану от тебя так просто, - посерьезнела Кэтрин. - Что вообще между вами происходит? То ты не могла с Кормаком нормально помириться, а после того, как помирилась с ним, сразу поссорилась с Рафферти.

Блисс сделала вид, что слишком сильно увлечена зданием из журнала.

- Они же не, - Кэтрин явно замялась и Блисс странно на неё посмотрела. - Не борются за тебя, да?

- Борются за меня? - переспросила Блисс и рассмеялась, поняв, куда клонит Кэтрин. - Нет, милая, они не борются за меня. По правде говоря, у меня тоже возникали похожие мысли и в какой-то момент я подумала, что Кормак влюблён в меня. Но, к счастью, нет. Он просто неплохой друг и помогает мне с Историей Магии. Вот и всё.

- А Рафферти? Объясни мне, что с вами вообще происходит? - попросила Кэтрин. - Я не могу этого понять.

- Рафферти, - повторила Блисс, дотронувшись рукой до щеки. - Не знаю, как объяснить это. Я восхищаюсь им, очень, очень сильно. Не знаю, почему. Возможно, дело в том, что мы так не похожи. Со стороны может казаться, что он не серьёзен, но это не так. Это Рафферти, который точно знает, чего хочет, который не терпит неустойчивости. Иногда я смотрю на него, как ты смотришь на меня и точно так же думаю, что он где-то далеко, витает в своих мирах и думает о своём. Я, наверное, смогла бы пропутешествовать с ним всю свою жизнь и узнать значение каждого его выражения лица, но и это не убивало бы восхищения.
Блисс помолчала, а потом спросила:

- Кэтрин, как ты думаешь, я влюблена в него? Или он в меня?

- Нет, - со спокойной уверенностью сказала Кэтрин. - Ты не влюблена в него, как и он в тебя. После твоего объяснения природа ваших взглядов стала более ясна. Он смотрит на тебя так же и восхищается тобой так же, как и ты им. Но большего у вас быть просто не может. Вы похожи тем, что думаете, будто никогда не влюбитесь. И, когда другие люди будут требовать от вас слишком много, вы будете знать, что всегда можете прийти друг другу и посмеяться над тем, как люди придают значение мелким вещам в виде чувств.

- Хочешь сказать, что мы с Рафферти - просто два социопата?

- Ты не умеешь слушать, - покачала головой Кэтрин. - Нет, вы не два социопата. Просто два человека, у которых схожие точки зрения. И именно из-за них вы никогда не влюбитесь друг в друга, потому что то, что сейчас есть у вас вы вряд ли найдёте в ком-то другом.
- Это твой взгляд со стороны?

- Именно так, - кивнула Кэтрин. - И я не знаю, что происходит между вами, но лучше бы вы скорее помирились. Ты сделала Рафферти чуть менее невыносимым.

- Он часто с кем-то встречается? - спросила Блисс.

- Да, - помявшись, кивнула Кэтрин. - Достаточно часто. Тебя это волнует?

- Да, - кивнула Блисс. - Но не в том плане, о котором ты могла бы подумать. Просто я не могу понять, зачем это ему. Раньше я думала, что он, пусть и немного, влюбляется в тех, с кем встречается, но последнее время я не уверена в этом.

- Может быть, он вампир? - расширив глаза, замогиленным голосом сказала Кэтрин.

- Тогда скорее уж зомби, - заметила Блисс, смотря на часы. - И мне действительно пора. Лучше написать папе как можно раньше, чтобы посылка пришла завтра. А у меня как раз окно. Пойдёшь со мной?

- Нет, - покачала головой Кэтрин. - У меня окна нет, а звонок будет примерно через десять минут.
Блисс кивнула и, махнув рукой Кэтрин, пошла в свою комнату.

- Какого самое распространённое название кубической аллотропой формы углерода? - спросил орлиный клюв над входом Когтеврана.

- Алмаз, - поморщившись, ответила Блисс.

- Ответ верен.

«Камни, камни, камни, - тоскливо думала Блисс, ищя в сумке список ингредиентов. - Везде эти камни, которые словно преследуют меня. И о которых я за месяц узнала больше, чем о своём генеалогическом древе за все шестнадцать лет».

Блисс вспомнила свой разговор с Кормаком, который произошёл в тот же день, когда они помирились.
Они встретились в библиотеке и Кормак сразу же дал ей книгу, которую купил во «Флориш и Блоттс».

- Ты читал её? - спросила Блисс, внимательно смотря на маленький камень в середине.

- Изучил, - поправил Кормак. - И я с уверенностью могу сказать, что единственный вред, который может причинить эта книга - вогнать в сон на первой же странице.

- Я не считала, что она может принести вред, - солгала Блисс. - Кормак, сколько раз тебе попадалось слово рубин?

- Сколько раз мне попадалось слово «рубин» в книге, которая называется «Рубин»? - скептически переспросил Кормак. - Дай подумать. Раз десять за страницу?

- Это то, что мне нужно, - машинально сказала Блисс и тут же пожалела об этом.

- Подожди, - Кормак подозрительно посмотрел на неё. - Если я правильно понял, что с тобой происходит, то всяческое упоминание о рубинах, пыли и белых нитках заставляет твой череп проситься наружу. И что же в этом того, что тебе нужно?

- Я не так выразилась, - быстро сказала Блисс, спеша сменить тему. - Скажи, в этой книге написано только о рубинах?

- Не совсем, - ответил Кормак. - Большая её часть написана только о рубине, но последние страниц сто рассказывает о других драгоценных камнях.

Кормака оказалось легко отвлечь. Он был действительно неплохим человеком, хотя, по мнению Блисс, в чём-то недалёким. В тот день они провели ещё два часа в библиотеке и, как и всегда, ушли практически ни с чем.
Рассеяно думала об этом, Блисс написала письмо отцу и, закончив, взяла свою сумку, чтобы пойти в совятню, а потом и на оставшиеся уроки. Остановившись у двери, она посмотрела на четыре аккуратно застеленные кровати с белыми, невесомыми пологами, и на витражные стекла, преобразовывающие солнечные лучи в синие оттенки, она спокойно вышла из комнаты.

«Привет, птичка. Не обращай внимания на то, что сов так много, но когда ты прочитаешь это, лучше сразу сосчитай их. Кажется, их было двенадцать. В одной из коробок лежит серебряный котёл, по критериям подходящий больше всего для Зелья Истины и уменьшающий случай неудачи примерно в полтора раза. Я не хотел тебя обидеть этим высказыванием, но мы оба знаем, что с зельями у тебя не важно. Надеюсь, тебе достался хороший напарник. Ты не написала о нём ничего, кроме того факта, что он существует. В любом случае, удачи вам.
P.S. Твоя шутка про Тадж-Махал очень понравилась нам с Уиллом, а твоя мама, прочитав это, молча развернулась и ушла.
Дело в том, что она вознамерилась доказать, что хорошо аппарирует, и в итоге вместо вечернего приёма приземлилась в одном из залов этого самого Тадж-Махала. А из-за разницы во времени это случилось около двенадцати ночи и там сработала сигнализация.
Когда приедешь на новогодние праздники, скажи своей маме, что я тебе ничего не говорил. До этого момента, разумеется.
Люблю,
твой непутёвый отец.
P.P.S. Уилл передаёт привет. А ещё он часто вспоминает про ваши чайные посиделки в мастерской. Боюсь, он хочет сделать из меня твою копию».

Посылка пришла только в четвёртом часу дня и Блисс, разложив на кровати большинство своего домашнего задания, читала письмо, улыбаясь во весь рот. Она отвлеклась только один раз, сосчитав потрёпанных, уставших сов и, убедившись, что никто не пострадал во время полёта, отправила их в совятню.

- Пришло что-то приятное? - спросила Полумна Лавгуд, рассеяно расчесывающая свои волосы.

«Лунная девушка» вот что было первым, когда Блисс увидела Полумну. Увидела её пепельные, длинные волосы и серые глаза. Казалось, что Полумна была существом, которое появилось не на Земле, а где-то среди дебрей лунного света и звёзд. И каждый раз Блисс убеждалась в этом ещё больше, когда слышала что-то странное и непонятное от Полумны, что-то, что имело значение только для неё. Смотря на Полумну, Блисс видела в ней не только странность и умиротворенность но и трогательную красоту.
Иногда ей казалось, что Полумна хочет с ней подружиться, но Блисс не могла. Не сейчас, когда её жизнь словно бы стала не её жизнью, она не хотела волноваться ещё за одного человека.

- Даже очень, - улыбнулась Блисс. - У моего папы просто дар говорить сильные речи, которые в большинстве случаев вдохновляют людей. Но, боюсь, если бы его переговоры проходили посредством писем, он бы загубил семейное дело меньше, чем за год.

- Значит, свой дар говорить ты получила от папы, - мечтательно сказала Полумна, продолжая расчёсывать волосы.

- Моя мама тоже может быть довольно красноречивой, - ответила Блисс, вставая с кровати и направляя на коробки палочку. - Правда, это происходит только тогда, когда ей что-то нужно. Твои волосы уже хорошо выглядят, может, стоит прекратить?

- Не могу, - как-то печально покачала головой Луна. - Сегодня моя голова сильно перенасыщена мозгошмыгами. Как-будто шторм какой-то! Мне кажется, что половина из них запуталась в моих волосах.

- О, - только ответила Блисс и почему-то подумала, что именно такой же бред слышит Малфой, когда они иногда говорят. Правда, вряд ли Малфой считает этот бред очаровательным, как в её случае с Полумной.

Коробки поднялись в воздух и когда стали покачиваться в такт каждому движению Блисс, она снова повернулась к Полумне:

- Кажется, всё. Я пошла.

- Снова будешь пить лекарство?

- Благодаря одному человеку мне придётся его пить все следующие две недели, - пожаловалась Блисс. - Из-за него я чувствую себя, как зомби. Или как Рафферти, что, если судить по его виду, почти одно и тоже.

- Скучаешь по нему? - серьёзно спросила Полумна.

Блисс прикусила губу. Значит, то, что происходило между ними, заметила даже далёкая от обычной людской суеты Полумна. Это было не очень хорошо.

- Со всем можно справиться. Особенно с чем-то, что происходит в твоей голове, - наконец сказала Блисс, чувствуя, что её уже порядком тошнит от всей лжи. - Я пошла, иначе до ужаса пунктуальный Малфой растерзает меня на кусочки. Передашь Кэтрин, что я вернусь не раньше девяти? Это правда, что первое приготовление занимает три часа?

- У нас с Дафной заняло чуть больше пяти, - нахмурилась Полумна. - Я и вернулась почти за пять минут до отбоя. Но Малфой хорошо разбирается в зельях, ведь так?

- Кто угодно хорошо разбирается в зельях в сравнении со мной, - вздохнула Блисс. - До вечера.

- До вечера. - ответила Полумна, возвращаясь к своим волосам. - Я передам Кэтрин твои слова.

Получив порцию успокоительного, а потом ещё обезболивающего от Мадам Помфри, Блисс чувствовала себя так, словно вот-вот провалится в сон. Ей трижды пришлось извиняться за коробку с серебряным котлом, которая, выйдя из под контроля сонной Блисс, чуть не убила несколько проходящих мимо учеников.

- Ты опоздала на десять минут, - сухо сказал Малфой, когда Блисс подошла к подземельям.

- Наверное, это случилось потому что я была в больничном крыле, - тем же тоном ответила она. - И сейчас чувствую себя так, словно не спала несколько дней. Может быть, тебе напомнить, по чьей вине это происходит?

- Только благодаря твоей безответственности, - усмехнулся Малфой и болезненно зашипел, когда одна из коробок толкнула его в бок.

- Извини, - быстро сказала Блисс, пытаясь унять своё подсознание, которое явно хотело сделать что-то очень плохое Малфою. - Не могу контролировать это сейчас.

Малфой молча достал палочку и через несколько секунд коробки плавно подлетели к нему. Не глядя на Блисс, он подошёл к стене и сказал:

- Морской дьявол.

- До чего же оригинально, - тихо сказала Блисс, положив палочку в карман мантии.

- Серебряный котёл? - непонимающе спросил Малфой, открывая одну из коробок.

Это было первым, что он сказал Блисс за последнее время.

- Серебряный котёл уменьшает риск порчи зелья в полтора раза, - ответила Блисс.

- Я знаю об этом, - отмахнулся Малфой. - Но неужели твой отец подумал, что я смогу загубить зелье, пусть даже такое сложное?

- Как сказал мой папа: ты не написала о нём ничего, кроме того факта, что он существует, - процитировала Филиппа Блисс.

- Иными словами, он не знает, что я твой напарник.

- Какой ты догадливый, - устало ответила Блисс. - И, я надеюсь, твоя догадливость распространяется на то, как действует успокаивающее зелье. Поэтому давай мы начнём прямо сейчас, чтобы я поскорее ушла спать.

Малфой, как и обещал, к зелью её близко не подпускал. В основном он просил подавать Блисс ингредиенты, чтобы не отвлекаться на такие мелочи, позволял ей помешивать, если сильно углублялся в рецепт или просто просил засекать время.
И Блисс, выполняя всё это, невольно ловила себя на том, что смотрит на Малфоя. И где-то в глубине души, так глубоко, что она даже не хотела думать, какая эта часть, разумная или же недальновидная, она любовалась им. Любовалась тем, как он в раздражении сдувает налипшую белую челку со лба, любовалась, как он быстро и точно добавлял ингредиенты и как на миг на его лице появлялось торжество, а глаза загорались иступлённым, лихорадочным блеском, когда стадии зелья проходили успешно одна за другой.

- Почему они серебряные? - спросила Блисс, вертя в руках наручные часы Малфоя.

Её часы, купленные в маггловском магазинчике Барселоны, сразу вышли из строя, как только она пересекла границу в магический мир. Малфой, видимо, не понимал, как можно жить без чёткого осознания времени, поэтому когда снимал со своей руки часы, одарил Блисс взглядом, полностью говорившим, что он думает об её недалёкости.

- Наверное, потому, что это такой металл, - ответил Малфой, внимательно мешая зелье. - Кинь сюда три щепотки магнитной стружки.

Пока Блисс кидала стружку, Малфой продолжал считать каждое помешивание.

- Нет, правда, - улыбнулась Блисс, проведя пальцем по циферблату. - В смысле, это же ты. Человек, который пренебрегает дешевизной в любом её проявлении и, я уверена, сразу лишится чувств, если его лишь заподозрят в том, что ещё банковский счёт меньше на один галеон, чем все думают.

- Это же ты, - усмехнувшись, повторил Малфой. - Маленькая мисс Бромлей, которая считает, что видит людей насквозь.

Блисс ничего не ответила на этот выпад, только сжала ремень часов сильнее. Её чувства всегда останавливались где-то на грани глупой, несуразной обиды, когда Малфой начинал говорить с ней таким тоном.

- Это часы моей бабушки, - в какой-то момент ответил Малфой.

Блисс подняла голову, недоверчиво уставившись на него. Малфой, и вдруг говорит совершено нормальным, обычным тоном? Какой здесь подвох?

- Иногда мне казалось, что из всей моей семьи она была единственной, кто испытывал ко мне тёплые чувства. Без чего-то, замешанного на долге и крови, - продолжил он, сверяясь с рецептом, после чего добавил в зелье маленький кристалл циркония, который держал под рукой.

- Тебе не кажется, что ты слишком категорично относишься к своей семье? - растерялась Блисс от такого резкого выпада. Да, у неё были определённые и порой сильные недопонимания с матерью, и иногда странные, непонятные ссоры с отцом, но она даже не могла представить, чтобы сказать кому-то, будто они её не любят.

- Мне кажется, что это ты смотришь на мир только через свою наивность, - ответил Малфой, искривив свои губы в ледяной усмешке. - Сейчас тебе нужно дать мне часы, нужно отмерить этот момент с точностью до секунды.

- Нет, - прищурившись, ответила Блисс и не смогла сдержала улыбку, когда Малфой едва ли не поперхнулся, когда понял, что ему только что сказали.

- Нет? - повторил Малфой небрежным тоном.

- Вот именно, - в голосе Блисс отчетливо слышались злые нотки. - Нет.

И прежде, чем Блисс успела понять, что происходит, руки Малфоя оперлись на каркас кровати, ровно по две стороны от её головы, подаваясь корпусом вперёд. Блисс думала, что если бы он наклонился чуть ближе, то уткнулся бы своим носом прямо в её. Или его губы...

- Ты снова пошла пятнами, - спокойным тоном оповестил Блисс Малфой.

- Я бы очень удивилась, если бы это было не так, - ей очень хотелось бы, чтобы голос звучал так же спокойно, а не срывался после каждого слова.

- Так значит, слова о том, что ты падаешь в обморок от моего великолепия были правдой?

Чертов Малфой, тоскливо подумала Блисс. Из уст любого другого парня это звучало бы невыразимо глупо. Любой другой парень сказал бы эти слова с торжеством, хвастовством даже. Но с ней был не любой другой парень, а Драко Малфой, который даже нагрубит или оповестит о конце света так же, как скажет «Привет, сегодня вторник».

- Зелье, - тихо сказала Блисс, когда её блуждающий взгляд зацепился за котёл.

- Что «зелье»? - опешил Малфой.

- Если ты нагнёшься чуть ближе или неудачно двинешься все три часа работы пойдут на смарку.

- А почему шёпотом?

- Потому что орать потом будешь ты. На меня, - сказала Блисс нормальным голосом.

- Положи руки мне на плечи, - сквозь зубы процедил Малфой.

- Что? - опешила Блисс.

- Мне повторить раздельно каждое слово, выделяя ударения?

Голос Малфоя звучал спокойно, но Блисс, успевшая пусть и немного, но изучить некоторые его стороны поведения, поняла, что сейчас ей лучше не язвить. К тому же, это было такой мелочью.
Мелочью это перестало казаться уже через пять секунд, когда Малфой без лишних слов крепко обхватил её талию. После чего, косясь на котёл осторожно сел на своё место. Руки с Блисс он убрал только после того, как едва ли не вжал её в спину постели, подальше от зелья.
Блисс надеялась, хотя и понимала, что надежда крайне мала, чтобы её дыхание не звучало так прерывисто, как ей казалось.
Не зная, куда себя девать, она сделала, как ей показалось на тот момент, самую разумную вещь. Перебралась на постель Малфоя, забившись в множество подушек и поджав под себя ноги.
А Малфой смотрел на неё и не мог понять, что чувствует: злость за её наиглупейшее поведение и едва ли не загубленное зелье или странное умиротворение. Её попытка отбиться от его насмешек была настолько жалкой, что даже смешила.
Малфой едва подавил вздох, когда Блисс, явно стараясь стать незаметнее, тихо забралась на его кровать. Нахохлившаяся, выглядящая обиженной, она напоминала ему усталого птенца. Наверное, отрешенно подумал Малфой, тот случай с садовником был первой и последней подлостью, которую совершила эта девушка по отношению к кому-либо.
Осознание того, что он, Малфой, вынудил её на эту подлость, почему-то совершенно не радовало.

- Что это? - нахмурилась Блисс, прислушавшись.

Прошёл ещё час и до этого момента она не сказала и слова. Малфой оторвался от созерцания зелья и поднял взгляд на Блисс. Она так и не сменила позы, только выражение лица стало заинтересованным.

- Конкретизируй.

- Это, - Блисс неопределённо махнула рукой. - Я не слышала сначала, а теперь поняла. Какой-то фоновый шум, очень знакомый. Едва слышный, но теперь я его различаю.

Малфой понадобилось десять секунд, чтобы понять, о чём говорила Блисс.

- Это шум волн, - пояснил Малфой. - Наша гостиная находится под Чёрным Озером. Достаточно глубоко, но если волны достаточно сильные, их можно услышать.
Вот почему шум казался ей таким знакомым. Тот же шум она слушала каждый раз, когда засыпала в своём доме в Барселоне, когда волны разбивались о берег и камни. Когда было очень много солнечного света, радости в жизни и она чувствовала себя очень счастливой. Каждый раз, вспоминая позапрошлый год, он казался ей счастливым особенно.

- Посмотри вверх, - неожиданно раздался голос Малфоя в её беспорядочных мыслях.

Посмотрев на Малфоя, который поднял палочку вверх и, явно пользуясь невербальным заклинанием, небрежно взмахнул ею, Блисс сразу подняла голову.
Тёмно-серый потолок был лишь иллюзией, плотной дымовой завесой. Заклинание согнало её, и несколько секунд плотная серая равнина разделилась на множество кучевых облаков, которые вскоре исчезли. Вместо обыкновенного потолка Блисс, раскрыв рот, смотрела сквозь плотное стекло.

- Бог мой, - пораженно выдохнула Блисс, внимательно рассматривая подводный мир, раскрывшийся ей в своих тревожных, мутных красках.

Несколько минут Блисс не отрывала взгляд от потолка. Смотрела, как стайка маленьких, блестящих рыб вихрем пронеслась куда-то в своём направлении. Маленькие, красивые, глупые, они явно не задумывались о том, что через минуту за ними поплыла огромная, уродливая рыбина похожая на огрубевший валун, с множеством острых зубов. Не смотря на свой неповоротливый вид, скорость у неё была ужасающая и Блисс отрешенно подумала, что совсем скоро рыбки, похожие на драгоценные камни, распрощаются со своей и без того короткой жизнью.
Огромной кальмар, раскинувший свои щупальца над «аквариумом», вскоре заставил Блисс выкинуть все мысли о рыбах. В отличие от них, кальмар плыл медленно и как-то размеренно, явно никуда не спеша и таким образом задержалась около стекла больше, чем на пять минут.
Как только кальмар оказался вне поля зрения, стекло снова заволокло ровной серой гладью.
- Это было необычно, - наконец сказала Блисс, стряхивая с себя остатки лёгкого шока.

- Более чем, - согласился Малфой, мешая зелье против часовой стрелки, после чего небрежно спросил. - Может быть, красиво?

- Нет, - покачала головой Блисс. - Наверное, в тёмных оттенках и тревожности действительно есть что-то притягательное и волнующие, но назвать такие вещи красивыми я не могу.

- А что в твоём понимании значит красота? - насмешливо спросил Малфой, не отрывая взгляд от зелья. - Бабочки и цветы?

- Нет, - спокойно возразила Блисс. - Незнакомые люди, спешащие в аэропортах. Они красивые все, потому что все они спешат. Если ты захочешь посмотреть на множество людей, которые постоянно бегут куда-то и от чего-то, то тебе нужно именно в аэропорт. В этих людях есть своя прелесть. Или момент, когда солнце вот-вот зайдёт за горизонт. Казалось бы, ещё минуту назад всё было нежно-розовым и мягким, а если моргнуть, небо вдруг станет бледно-черничного цвета. Или кофейные зёрна в стеклянных банках в маленьком кафе, сквозь окна которого льются лучи солнца.

И Блисс резко замолчала, ощутив жгучий стыд. Ей вспомнился недавний разговор с Полумной о её мозгошмыгах и мысли, что Малфой слышит в её словах один лишь бред. Теперь, после этого странного, взявшегося из неоткуда монолога, она могла с уверенностью сказать, что так оно и было.
Блисс не могла понять, почему она сказала ему это. Она могла бы поделиться чем-то подобным с Рафферти. С Кэтрин. Даже с Пэнси.
Но при Малфое всё её самообладание и та небольшая саркастичность, и умение давать отпор, что у неё были, исчезали в неизвестном направлении.

- Ты видишь красоту в своих мелочах.

- Прости? - резко вскинула голову Блисс.

- Если бы кто-то посмотрел на горы, огромный водопад или множество драгоценных камней, эти люди могли бы сказать, что эти вещи красивы, - усмехнулся Малфой. - А ты не можешь сделать этого, потому что твоими глазами всё эти предметы являются лишь симпатичными, но обычными вещами, которые ты воспринимаешь как должное. Ты не можешь назвать красивой вещь, которая одинаково красива для всех. И в обычных мелочах ты не можешь видеть красоту. Ты видишь её только тогда, когда понимаешь, что можешь назвать её своей.

Блисс пыталась справиться с потрясением и недоверием, пыталась найти логическое объясние. Пыталась - и не могла. Что сейчас только что произошло? Хотелось думать, что это была легилименция. Больше всего на свете ей хотелось думать на что-нибудь сверхъестественное. Всё, что угодно, пусть даже тёмная магия или дюжина артефактов, но только не то, что Малфой как-то смог разгадать хоть что-то, связанное с ней.
Какого чёрта? Какого чёрта он смеет угадывать, предполагать что-то в ней, когда она сама ровным счётом ничего не знает. Почему он, вечно насмехающийся над ней, получил что-то, что имеет для неё, Блисс, огромное значение?

- Сколько нам ещё увиваться вокруг этого зелья? - резко спросила Блисс.

- Два часа. Может, чуть меньше, - спокойно ответил Малфой.

Блисс и раньше не с лучшими чувствами относилась к его тону, но сейчас она едва ли не ненавидела его за это. Она бы так не смогла: буквально вынуть что-то важное из человека, а потом сделать вид, что ей всё равно.

- Я нужна тебе?

- Для зелья? Да, нужна.

- Отлично, - стараясь не обращать внимание на уточнение Малфоя, сказала Блисс. - Тогда, сделай нам обоим одолжение, принеси кофе.

- Или?

- Или я пойду ложиться спать.

- Тогда мне придётся удержать тебя силой, - всё так же спокойно проинформировал её Малфой.

- Дотронешься до мне хоть чем, мне всё равно - магией или руками - тебе тоже придётся лечь, - потеряла терпение Блисс.

- Не с тобой, надеюсь?

- Нет. С компрессами на оба глаза.

Блисс искренне понадеялась, что ей не показалось, как Малфой едва ли не поперхнулся.

- Я принесу нам кофе, - сказал он после минуты тяжелого молчания.

Как только Малфой закрыл за собой дверь, Блисс немного подпрыгнула на кровати и приземлилась головой на подушки, вытягиваясь во весь рост. В глубине души она знала, что всё это было безумно странно.
Она, помогающая в невероятно сложном зелье, она лежащая на кровати Драко Малфоя, она, сумевшая сначала поговорить с ним нормально, а потом, почти сразу, сказавшая ему что-то нелицеприятное. Нет, последнее, пожалуй, было как раз самым нормальным за прошедшее время.
Смешно - Блисс, которая всю свою жизнь умела находить компромиссы с Розалиндой и не опускаться до вульгарных выражений и пустых угроз, сейчас активно применяла их к своему ровеснику. И, на одну секунду, Блисс поняла, что в чём-то считает Малфоя даже изощреннее и умнее своей матери. Эту мысль Блисс задушила в себе с особенным удовольствием.

«Считает, - подумала Блисс. - Считает Малфоя умнее. Считает Малфоя изощреннее. Считает Малфоя как книгу. Считает Малфоя с книги, букву за буквой, стирая личность, не оставит ничего, кроме того, что было бы нужно. Стирая личность кого-то, как огромная рыба, которая сотрёт десятки личностей, поглотив их».
И внезапно, быстро и чётко, во всей путанице, что начала происходить с ней практически сразу, как она поставила свой чемодан на землю Англии, среди всполохов, клубков пыли и белых нитей она нашла что-то, что поняла. Что-то, что безумно напугало её, но что-то, что могло ей помочь разобраться.
Блисс не успела ухватиться за ускользающую мысль. Она уснула, и несколько секунд ещё улавливала мирный, отдалённый шум волн.


На пути к доверию


Безумно хочу извиниться за задержание глав на месяц. Но, надеюсь, вы порадуетесь за меня, потому что отдых, который и сказался на продолжении рассказа, прошёл невероятно.) Надеюсь, ваше лето продолжает проходить так, как вы хотите.
Совсем скоро будет новая глава и спасибо, что вы всё ещё со мной.

Оказавшись в Выручай-Комнате, бесконечной, пугающе пустой, с полом в шахматном порядке на многие мили вокруг, она сразу поняла, что находится во сне.

- Я знаю, что я сплю, - сказала Блисс. Её голос эхом рикошетил от стен, пугающий, надломленный, но вместе с тем гордый. - Я не позволю запугать себя!

И сразу после её слов перед ней появилась она сама.

- Слабое место, - сказала копия и сразу исчезла.

- Что? - дрожащим голосом переспросила Блисс, стараясь не закричать.

- Слабое место, - послышалось за её спиной.

Блисс резко обернулась, снова увидев свою копию и, как и в прошлый раз, она сразу исчезла.

- Найди его по звёздам.

«найди его по звёздам», «найди его по звёздам», «найди его по звёздам».

Это был её и не её голос. Он раздавался миллионами раз, проникал под кожу и выжигал слова на поверхности сознания калёным железом.

- Я не знаю, о чём ты говоришь, - стараясь справиться с дрожью в голосе, крикнула Блисс. - Не знаю! Кого я должна найти? По каким звёздам?

- Звёзды видят все. Эти звёзды видят все. Созвездия из звёзд.

Последняя фраза немного, но вернула Блисс контроль.

- Я во сне, - громко и чётко сказала она. - И, если этот сон кто-то подстроил, лучше бы ему обогатить свой словарный запас. Или, по крайней мере, попробовать избегать тавтологий.

Слушая свой язвительный, холодный голос, Блисс становилось спокойнее.

- Слабое место. Найди его по звёздам.

- Хорошо, - потеряв терпение, иронично отозвалась Блисс. - Как только я смогу ходить по поверхности пустого пространства в космосе - всенепременно.

Она не успела добавить что-то ещё, как её схватили за руку и резко повернули к себе. Блисс удивлённо посмотрела вниз и увидела маленькую девочку с тёмными волосами. Маленькую девочку одиннадцати лет, лицо которой она видела каждый день. Это лицо на протяжении всей её жизни менялось, но продолжало смотреть на неё из зеркала. Блисс увидела себя пять лет назад.

- Выручай-Комната. Слабое место. Найди его по звёздам, - сказала девочка.

Девочка исчезла, а на том месте, где она стояла, появилась трещина. Блисс внимательно посмотрела на неё, и почувствовала, что проваливается в её, а после падает в огромную чёрную дыру, которая наполнена вихрем золотой пыли.

- Очнись, - послышалось среди вихря. - Очнись.

Она снова приземлилась в комнате с шахматным полом, но очень маленькой. Обернувшись, она увидела зеркало, из которого на неё испуганно смотрело её лицо.
Через секунду лицо начало меняться, растягиваясь в широкой улыбке. Это была Блисс - и одновременно не она. В этой Блисс было что-то зловещее и противоестественное.

- Ты фальшивка, - улыбаясь, проговорило отражение.- Маленькая девочка со скелетами в шкафу, скелетами, о которых даже не догадываешься. Ищешь правду? Ты её найдёшь. Но даже представить не можешь, как сильно потом будешь жалеть. Хочешь узнать правду? Подойди ко мне.
Чувствуя, что ноги снова перестали её слушаться, Блисс подошла к зеркалу и, протянув руку, дотронулась до него.
Её грубо схватили за руку и стали тащить в зеркало, не обращая внимания на её крики.

- Ты фальшивка! - кричало отражение ей в лицо, пытаясь затянуть внутрь. - Ты умерла. Ты умерла. Ты умерла.

- Я не умерла! - завизжала Блисс, начиная вырываться с двойной силой. - Я не умерла, я не умерла, я не умерла, я настоящая!

- Проснись.

- Я не умерла!

- Проснись же.

- Я настоящая!

- Блисс, пожалуйста, проснись.

И Блисс с криком проснулась, хватая ртом воздух и цеплялась за кого-то, словно она утонула. Блисс понимала, что шепчет что-то бессвязно, а человек, которого она не могла вспомнить, сейчас гладит её по голове и что-то упорно продолжает говорить на каждую её реплику.

- Я умерла.

- Нет, ты не умерла.

- Я не настоящая.

- Ты настоящая.

Блисс медленно подняла глаза и увидела Малфоя. Он отстранил её от себя, и, внимательно вглядевшись в её лицо, чётко, размеренно произнёс:

- Ты не умерла. Ты настоящая.

Блисс сразу пришла в себя.
Она неловко убрала его руки, крепко вцепившиеся ей в плечи и встала с кровати, проведя рукой по волосам. Что-то было не так.
Голова болела нестерпимо и на ней образовалось воронье гнездо, которое явно не могло появиться за тот предположительный час, в котором задремала Блисс.
Посмотрев на тумбочку, она заметила две чашки и, дотронувшись до одной, обнаружила, что та ледяная.
Смутная догадка, от которой становилось стыдно, подтвердилась сразу же, когда Блисс подняла глаза на Малфоя. Его волосы спутались, глаза, пусть и настороженные, внимательные, были подернуты дымкой сна, и было видно, что он старается подвигать шеей, будто бы пытаясь избавиться от отёка.

- Сколько сейчас времени? - потухшим голосом спросила Блисс.

- Без десяти девять, - посмотрев на часы, ответил Малфой.

- Я плакала?
- Нет, - отозвался он и как-то странно посмотрел на неё.

Несколько минут Блисс молчала, пытаясь взять себя в руки. Ей приснился самый страшный сон, который она видела когда-либо в жизни.
Она уснула в комнате Малфоя, на его кровати, а он всю ночь спал в кресле.

- Нужно было тебе меня разбудить, - тихо заметила Блисс.

«Почему ты меня не разбудил?» вертелось на языке, но Блисс не собиралась говорить чего-то, что могло даже отдалённо быть похоже на обвинение. Блисс подумала, что скорее всего Малфой за всю свою жизнь не жалел о знакомстве с кем-то так, как с ней.

- Я пытался разбудить тебя двадцать минут подряд, а потом, сделав перерыв на чтение и зелье, - Малфой кивнул на котёл и книгу, лежавшую на маленьком столике рядом с креслом, - потратил ещё двадцать минут. Уже через час я сам уснул в кресле, так как только провидением твоего отца я не загубил зелье, в котором без пары работа невозможна в принципе.

В подземелье послышался глухой, раскатистый звук. Блисс поняла, что там, на улице, сейчас раздавались первые раскаты грома.

- Моя первая пара начнётся через десять минут, - сказала Блисс, доставая палочку и, направив её на одежду, попыталась вспомнить заклинание, которое придало бы ей более менее опрятный вид. - Встретимся сегодня в шесть.

- Праймитус, - проговорил Малфой, направив палочку на Блисс. Складки на её одежде быстро выровнялись. - Мы увидимся раньше. У нас сдвоенная пара Защиты.

- Сверюсь с расписанием чуть позже, - смогла выдавить жалкое подобие улыбки Блисс. - Спасибо.

Она снова взмахнула палочкой и, сосредоточившись, начертила в воздухе резинку, но, попытавшись завязать ей волосы, потерпела неудачу. Резинка лопнула и несколько секунд Блисс смотрела на неё в оцепенении.

- Если под рукой есть что-то материальное, то лучше воспользоваться этим, - сказал Малфой, и подойдя к своему шкафу, достал что-то.
При ближайшем рассмотрении это оказалось галстуком-бабочкой, шейную ленту которого Малфой трансфигурировал в резинку.

- Со своими волосами ты справиться в состоянии? - грубо спросил Малфой и Блисс даже не стала удивляться. Нечему было удивляться. Малфоя проявлял к ней явное терпение, чему Блисс была искренне благодарна.

- Да, спасибо, - ответила Блисс, неловко собирая волосы в хвост и стягивая их резинкой.

Видимо, тяжёлый вздох Малфоя и его же применение заклинания, от чего волосы Блисс едва ли не до боли стянулись резинкой, показали, что даже с этой мелочью она не справилась.

- Как ты вообще оказалась в Когтевране? - усмехнулся Малфой, видя, как Блисс пытается отыскать свою сумку. - Она рядом с моим креслом.
- О. Спасибо.

Блисс уже пошла к своей сумке, но, видимо, у Малфоя были другие планы. Схватив её за плечи, он пару раз встряхнул её, как котёнка.

- Хватит меня благородить, как заезжая пластинка, ты, маленькая, глупая лгунья, - прошипел Малфой ей в лицо.- Что за мазохистские наклонности? Какого чёрта ты не взяла у Помфри зелье от сновидений? Ничего не снится, да? Сегодня я получил полное подтверждение обратного.

- Тебе есть какое-то дело?

Малфой отряпнул и внимательно вгляделся в лицо Блисс. Такой он её никогда не видел. Она смотрела на него холодно, насмешливо и пусто. В ней не было ничего, кроме пустоты и внешней усталости.
Малфой едва сдержался, чтобы не потрясти головой. Он не понимал, почему он чуть не накинулся на эту девчонку. Хочет губить своё здоровье? Пожалуйста, это не его дело. Это правда не его дело.

- Так я и думала, - не дождавшись ответа, сказала Блисс.

Звук закрывающейся двери резко открыл для Малфоя другую дверь, дверь в воспоминания.
«Тебе ещё не вручили приз за самого дружелюбного человека на планете?»
У Блисс, как и всегда, немного блестели глаза, а чёрная мантия, которая может испортить всех без исключения, потерялась на фоне её волос с золотистыми бликами. Он машинально отошёл назад, говоря ей что-то непринципиальное, и с его места, где много солнца, ему показалось, что Блисс мерцает.
А потом всё закончилось. Её лицо, до этого умиротворённое, исказилось маской потрясения и неверия. Несколько секунд выражение её лица не менялось, а потом Малфой, догадываясь, что произойдёт, немедленно подбежал к ней и чудом успел её подхватить.

- Что ты увидела, Бромлей? - вслух сказал Малфой, оборачиваясь и смотря на закрытую дверь. - Что с тобой вообще происходит?

***

- Выручай-Комната. Слабое место. Найди его по звёздам.

- Да, Кормак, я поняла эти слова после того, как ты прочитал их четвёртый раз. Хотя нет, подожди. Я поняла их ещё в своём сне, - саркастически заметила Блисс, добавляя в овсянку ягод.

- Доброе утро, Кормак, Блисс.

- Доброе утро, Гарри, - выдавила улыбку Блисс, махнув рукой.

Блисс, которая весь месяц только и делала, что сидела за столом Гриффиндора, так же знала и о Роне с Гермионой. И хотя они не общались и даже никогда не перемолвились не единым словом, Блисс всё равно и им вежливо пожелала доброго утра.

- У нас сдвоенная пара со Слизерином сразу же после завтрака, - заметил Рон, накладывая себе яичницы с беконом. - Я бы не назвал это утро таким уж добрым.

- Значит, у меня будет недобрый обед, - пожала плечами Блисс. - Кажется, у нас сдвоенная Защита с ними же.

- Тогда вам не повезло ещё больше, - сочувственно заметил Рон. - У нас хотя бы зельеваренье, а Слизнорт больше благоволит нам.

- Рон! - возмущённо воскликнула Гермиона, стукнув его по плечу утренней газетой.

Блисс с улыбкой смотрела на то, как Рон и Гермиона спорят, а Гарри изредка вставляет ехидные или робкие комментарии.
Стало грустно, когда Блисс вспомнила, что первые две недели она точно так же вела себя с Рафферти и Кормаком. Всегда смеялись, шутили над чем-то, решали вместе домашние задания и беззлобно поддевали друг друга.
Всё было так хорошо, ровно до тех пор, пока головные боли не стали слишком сильные, и они с Кормаком, понимая, что больше нельзя откладывать всё на потом, ввязались в это глупое, детское расследование.
Конечно, некоторое время всё ещё было хорошо, а теперь всё вовсе сошло на нет. Блисс не чувствовала себя собой, а смотря в зеркало, старалась не заглядывать себе в глаза. Ей всегда казалось, что её глаза напоминали чем-то крепкий чай. Насыщенные, но совсем не глубокие.
Но неделю назад Блисс едва ли не отшатнулась от своего отражения. Ей казалось, что радужка полностью слилась с глазом, а внутри притаились демоны.
«Глупая неврастеничка», - подумала она тогда, но с тех пор в глаза своего отражения старалась не смотреть.
Невольно вспомнился другой момент, произошедший на следующий день после распределения.
Проснувшись раньше всех, Блисс поняла, что сна не было ни в одном глазу, и, наскоро собравшись, она сбежала вниз по лестнице, впрочем, в самом её конце резко остановившись, словно из неё вышибли весь воздух.
Гостиная Когтеврана утром представляла собой зрелище поистине сказочное и даже солнечный свет, которого в Англии было совсем немного, увеличивался в ней по меньшей мене в два раза, проходя через витражи цвета морской волны.
Потолок уходил в высокий полукруглый купол, который так же, как и окна состоял из множества витражных узоров, но в самом конце он становится кристально-прозрачным.
Большой белоснежный диван, множество нежно-голубых и синих глубоких кресел, старинные бронзовые часы на огромном, мраморном камине, стены, обтянутые синим шёлком, на котором распускались волшебные цветы, величественный бюст Кондиды Когтевран; Блисс казалось, что она примёрзла к ступеням и не в силах была пошевелиться.
Из оцепенения её вывел Рафферти.

- Подгруппа минералов из группы борсодержащих алюмосиликатов, сложные боросиликаты переменного состава.

- Что? - захлопала глазами Блисс, выходя из блаженного оцепенения. - На каком ты говоришь языке?

- Это характеристика турмалинов. Я всего лишь ответил на заданный вопрос, - пожал плечами Рафферти, улыбаясь. - На который, кстати, сможет ответить даже первокурсник.

- В таком случае, мне просто нечего здесь делать, - грустно вздохнула Блисс, но заметила, что взгляд Рафферти стал серьёзным.
Внимательно осмотрев гостиную Когтеврана и Блисс, он тихо присвистнул.

- Что? - смутилась она.

- Ты вписываешься в это место, - пояснил Рафферти, подавая ей руку. - Даже лучше, чем я предполагал.

- Завтрак? - осведомилась Блисс, последний раз кидая взгляд на гостиную.

- Да, - кивнул Рафферти. - Думаю, Кормак присоединится к нам через час.

Сколько же они смеялись в тот день, вспоминая распределение. Дошло до того, что Блисс кинула в Кормака булочку, попав ему в щеку. Кормак в красках рассказывал ей, как у неё через шаг подгибались колени, когда она шла к распределяющей Шляпе.

- Смотри, если ты на Когтевране, это не значит, что ты должна с головой погрузиться в уроки, - пригрозил тогда Кормак. - Нам вовсе не нужно, чтобы ты знала всё на свете. Для всей информации в мире, соединённой в одном месте, у нас есть кое-что такое же очаровательное.

- Библиотека? - засмеялась Блисс.

- Гермиона Грейнджер, - важно пояснил Кормак, чем вызвал новый взрыв смеха.

«Для всей информации в мире». «Для всей информации...»
Блисс резко вскинула голову и в упор посмотрела на Гермиону.

- Ты знаешь всё, - выпалила Блисс и сразу замолчала, увидев, как на неё пораженно уставились четыре пары глаз.

Да, с отрешенным спокойствием подумала Блисс, начать нормально она, кажется, не могла в принципе.

- Я не это имела в виду, - попыталась объяснить Блисс, но Гермиона предупреждающе вскинула руку, улыбнувшись.

- Я поняла, что ты имела в виду, - успокоила она Блисс. - Знать всё я не могу даже физически, но, если я правильно предположила, и тебе нужна помощь по определённому вопросу, то я постараюсь тебе помочь.

Блисс чувствовала, что Кормак смотрит на неё, но к нему лицом она не повернулась.

- Не могли бы мы встретиться в библиотеке? После уроков?

- Конечно, я приду, и мы вдвоём решим твою проблему, - улыбнулась Гермиона, выделив слово «вдвоём».

Блисс только поразилась тому, насколько правильно поняла её эта совсем незнакомая девушка.
Единственное, что могло принести ей проблем, это Рон, который, судя по своему виду, сначала забыл как дышать, когда Гермиона улыбнулась, а потом подозрительно посмотрел на Блисс, когда понял, что они с Гермионой хотят встретиться один на один.
Блисс многое бы отдала, чтобы просто шутливо похлопать этого милого парня по руке, сказав при этом «не ревнуй!».
Но вряд ли бы он обманулся: по его взгляду понятно, что интуиция подсказывает ему быть настороже.

- Что ты только что вытворяла? - прошипел Кормак, стараясь поспеть за быстро идущей Блисс.

- Завтракала, - невозмутимо отозвалась она. - Или ты о том моменте, когда я добавляла ягод в свою овсянку? Я добавляла их по часовой стрелки, и да, это выглядит странно, но...

Договорить она не успела: Кормак просто обогнал её и встал столбом, не давая возможности обогнуть себя.

- Мне действительно нужно объяснять тебе концепцию своих действий? - подняв бровь, спросила Блисс.

- Нельзя объяснить то, что не просто не поддается каким-либо объяснениям, но и не существует в помине, - прищурив глаза, припечатал Кормак. - Гермиона не дура.

- А я то думала, что она непроходимая идиотка, когда просила её о помощи, - серьёзно кивнула Блисс. - Сейчас ты просто перевернул мой мир.

- Да как ты не понимаешь, что она догадается?! - разъярился Кормак.

- Догадается о чём? - спросила Блисс тихим и вкрадчивым тоном, от которого Кормак дёрнулся так, будто его собрались ударить. - О том, что вот уже месяц у меня случаются припадки, которые даже предугадать невозможно? О том, что я вижу вещи, которые не должен видеть человек с устойчивой психикой? О том, что я чего-то не знаю о самой себе, о том, что я иногда я считаю минуты, и в эти минуты я действительно думаю, что мои мозги окажутся на стенах этой школы, или о том, что в моих глазах поселились демоны, природы которых я не понимаю? О чём, скажи мне, она узнает?

Они стояли друг на против друга больше пяти минут. И лучше бы Кормак сказал хоть что-то, потому что следующие слова Блисс ранили даже её:

- Рафферти бы понял, - сказала она в сердцах, и обогнув оцепеневшего Кормака, бросилась бежать.

Очнулась она только рядом с Чёрным Озером, когда поняла, что жадно вдыхает холодный воздух и не может нормализовать дыхание, делая короткие, резкие вздохи.


- Ты беспросветный идиот, - усмехнулась Пэнси.

Малфой выпал из оцепенения. Да, иногда он позволял Пэнси вольности по отношению к себе, но сегодня ему меньше всего на свете хотелось выслушивать от кого бы то ни было характеристику о своей умственных способностях.
Он уже хотел ответить ей в вежливой, но твёрдой манере, когда понял, что сказанное предназначалось не ему, а Рафферти. Рафферти, который гипнотизировал бантик на хвосте Блисс и не слышавший ничего, что говорила ему Пэнси.
Малфой почувствовал едва ли не бешеное удовлетворение, когда понял, что Рафферти и Блисс не общаются совсем. Понял - и испугался самого себя.
Он точно не знал, что делала с ним эта девчонка, но понимал, что ему это не нравится. Не нравится, как сердце пропускало удар, когда, идя по коридору, она могла рассеяно ему улыбнуться. Она, должно быть, даже не понимала, кому улыбается.
Ему не нравилось, как загорались её глазища на астрологии, становясь едва ли цвета мёда, ему не нравилось, как она улыбалась, улыбалась так, словно солнце сожгло само себя, а и она была единственной, кто мог бы согреть всех вокруг, ему не нравилось, как она брала под руку Рафферти, или часто обнимала его так, словно это последний раз, когда они видятся.
Но больше всему ему не нравилось то, что он волновался за неё. В слабое утешение того, что если бы с другим человеком происходило что-то подобное, он бы тоже заинтересовался, ему верилось с трудом.
Иногда Малфой ловил себя на мысли, что ему было бы проще, будь Блисс классической «девушкой в беде».
Пока что единственное, что было в ней классического, это постоянные обмороки. Но когда дело доходило до самой сути - её губы сжимались так, словно она представляла, что их сшивают намертво.
Интересно, зло подумал Малфой, эта дурочка сказала хоть кому-нибудь? Или она носит всё это в себе, думая, что доставит остальным только больше проблем? С неё легко может статься.
Малфой невольно усмехнулся, вспомнив, как она пыталась ему противостоять, как загорелись её глаза, когда она устала от его нападок. Вспомнил, как его руки были по две стороны он её головы, и даже сквозь запах зелья доносился аромат её волос - как у пионов.
Когда она попросила принести его кофе, Малфой уже сам знал, что скоро за ним идти придётся, но неожиданная угроза его повеселила.
Он не совсем понимал, почему на фразу Блисс о том, что ему придётся лечь, он ответил настолько грубо. Но, услышав фразу про компрессы, он понял, что ответ её не задел. Она вообще его не заметила.
Вспомнился другой момент, когда Блисс зло забралась на его кровать и выглядела в обоих случаях скорее смешно, нежели желанно: сначала похожая на усталого, нахохлившегося птенца, а потом, когда он вошёл с двумя чашками кофе, полностью расслабленная и умиротворенная.
Малфой представил, какой вид был бы у Блисс, если бы он сказал ей, что в какой-то момент, когда он пытался разбудить её, она просто со всей силы ударила его подушкой, а потом, обняв эту же самую подушку, снова перестала шевелиться.
За то, что устроил Блисс странный допрос, словно был дня неё кем-то, он злился на себя ещё сильнее, а за пустоту, которая обнаружилась в нём, когда она ушла, оставив лишь две кружки с ледяным кофе в виде воспоминаний, и вовсе презирал себя.
И всё же, с ней явно что-то происходило. Да, Малфой всегда видел, что Блисс не сильна в мощных заклинаниях, но даже профессор Флитвик, который иногда явно хотел перекреститься, когда Блисс поднимала палочку, знал, что когда дело касается изящных заклинаний, в которых требовалось воображение, ей не было равных.
Что и говорить о простых заклинаниях, которые Блисс за все два месяца машинально использовала, причём достаточно часто, чтобы это попалось Малфою на глаза.

- Доброе утро, Блисс, Кормак.

- Доброе утро, Гарри.

Имя Поттера резануло слух так, что ему захотелось зажать уши. В её голосе, всё ещё сонном, было дружелюбие и явная благосклонность. А когда Поттер смущенно улыбнулся ей в ответ, едва ли не краснея, Малфой понял, что Блисс опять улыбнулась своей особенной улыбкой, не представляя, как реагируют на неё окружающие.
В какой-то момент Малфой заметил, что все четверо очень странно посмотрели на Блисс и он догадался, что она снова сказала что-то, что могла сказать только Блисс Бромлей. Что-то смешное, абсурдное и совершенно нелогичное.
Не до конца осознавая, что делает, Малфой мысленно произнёс заклинание, улучшающее слух не больше, чем на десять минут.
К концу разговора Малфой понял, почему у нищеброда Уизли стал такой подозрительный взгляд. Он то точно успел заметить, как Блисс могла сидеть не только за их или своим столом, но и за столом Слизерина. Правда, вот уже больше недели причина, по которой она садилась за него, оборвала с ней всяческие контакты.

- Я стараюсь поступить правильно, - голос Рафферти неохотно выдернул Малфоя из водоворота мыслей.

- Правильно? И в чём же? - наклонившись ближе к Рафферти, уточнила Пэнси.

- Всё происходит слишком неправильно, - медленно произнёс Рафферти и, встряхнув головой, несколько раз моргнул.
Интуитивно Малфой почувствовал, что слова Рафферти были не чем иным, как мыслями вслух. И вряд ли они предназначались для их ушей.

- Слабое место в Выручай-Комнате? - недоверчиво переспросила Гермиона, с подозрением скользнув взглядом по Блисс. - Предположим, я могу знать, о чём идёт речь. Вопрос в том, зачем это тебе?

Блисс вздохнула, и еле подавила в себе желание взять и опустить руки Гермионы, скрестившиеся на её груди. Этот защитный жест всегда её отталкивал, даже если и был не более чем привычкой.
Гермиона, отличавшаяся пунктуальностью, ровно в три часа стояла рядом с одной из более видных книжных полок библиотеки. Блисс же, ещё плохо ориентирующуюся в пространстве Хогвартса, появилась там только с опозданием в пятнадцать минут.
Но было видно, что, пусть и пунктуальная, Гермиона считает её опоздание за пустяк и нисколько на неё не сердится. И весь первый час, что они провели за книгами, Блисс становилось всё больше стыдно за то, что она выражается так туманно, в то время как Гермиона, даже плохо понимая, чего от неё требуют, пыталась помочь.
В конце концов Блисс просто спросила её прямо и даже не удивилась, когда Гермиона сразу скрылась за защитной скорлупой. Спроси Блисс что-нибудь о чём-то таком же невероятном, она тоже бы закрылась.

- Я не могу сказать тебе всего, - сдалась Блисс под пристальным взглядом Гермионы. - По правде говоря, я не могу сказать даже половины. Но прежде, чем ты уйдёшь отсюда, думая, что я собираюсь совершить нечто немыслимое и причиняющее вред, я хочу убедить тебя в обратном.

Блисс замолчала, пытаясь понять, какую информацию можно сказать Гермионе. Заметив, что её взгляд потеплел, Блисс почувствовала, что чувство вины проходит через неё с новой силой.

«Не собираешься совершать нечто немыслимое? Не собираешься причинять вред? Но в этом и есть проблема. Но ты сама не знаешь, куда приведут твои действия».

«Иногда всё, что тебе нужно, чуть больше доверять и чуть больше говорить. Только и всего».

Последняя мысль, мелькнувшая в её, была произнесена голосом отца и сказана была им же, в один из тех вечеров, когда они проводили в библиотеке за разговорами.
Блисс понимала, что без информации, которую Гермиону могла хотя бы с натяжкой назвать приемлемой, без частички доверия, она вряд ли узнает что-то сама. Что же, внутреннее чувство подсказывало Блисс, что этот риск будет лишь первым и самым безобидным в её стремлении найти разгадку.


Путь через звёзды


Блисс начала с вопроса.

- Предположим, что тебе снится сон и в нём говорится о вещах, которые до этого никогда не попадались тебе на глаза, вещах, о которых ты не имела понятия. Что бы ты предприняла в этом случае?

- Честно? - серьёзно спросила Гермиона. - Постаралась бы забыть. Сейчас в наших жизнях происходить достаточно странного, чтобы добавлять в них ещё хотя бы один карат ненормальности.

- Возможно, - осторожно согласилась Блисс, раздумывая, что может выдать ещё. - Но, предположим, что если от некоторых вещей, в том числе таких, как сон, зависит состояние твоего... душевного спокойствия?

Гермиона ничего не ответила и Блисс, решив ослабить осторожность, прямо сказала:

- Мне снилась Выручай-комната. Снилась тогда, когда я даже не знала, что нечто подобное может существовать.

- Нам снится только то, что мы слышали или видели когда-либо, - произнесла Гермиона, поняв, куда клонит Блисс. - Но ты же знаешь, что если мы не запоминаем незначительные, как нам кажется, детали, подсознание всё равно цепляется за них?

Блисс грустно улыбнулась, вспоминая о том, как начала проверять теорию на подсознание ещё с первым её сном, с пылью. Она часами напролёт пыталась вспомнить что-нибудь услышанное ей в определённый отрезок времени о золотой пыли, которая буквально преследовала её. Но не было ничего, никакой зацепки.
В конце концов, то, что преследует тебя с такой настойчивостью, заставляет даже подсознание давать небольшие подсказки или наводки на прошлые упоминания.

- Гермиона, я знаю, что произойдёт в следующие несколько минут нашего разговора, - сдалась Блисс. - Я скажу, что впервые узнала об этой комнате только тогда, когда мне показал её Кормак. А ты скажешь, что за последнее время многие узнали о Выручай-Комнате и, возможно, часто упоминают её в своих разговорах. Хотя ты сама знаешь, что это не является правдой, поскольку все стараются поменьше говорить о вещах, которые в последствии могут кого-то спасти. Особенно на людях. И, наконец, ты можешь сказать, что мой отец знал о Выручай-Комнате и вскользь мог упомянуть о ней. Ручаюсь, прежде, чем прийти со мной на встречу, ты, пусть и немного, но узнала, учился ли кто-то из моих родителей в Хогвартсе, верно?

Смущенный вид Гермионы полностью уверил Блисс в своём предположении.

- Говорю сразу: нет, мой отец даже не имел понятия, что нечто подобное находится в Хогвартсе. Я знаю своего отца, который, находя что-то волшебное, но выходящее на пределы обычной магии, может говорить об этом дни и ночи напролёт. И, если бы он действительно знал о Выручай-Комнате, вряд ли папа упомянул о ней «вскользь».

Блисс несколько раз вывела пальцем слово «рубин» на деревянном столе библиотеки, и решила сказать последнее, что могла допустить в разговоре с Гермионой:

- Я не люблю признаваться в таких вещах, но всё, что я делаю последние два месяца, это боюсь. Я боюсь не за свою семью, или за друзей, или за предстоящую войну. Я боюсь за себя. И прежде, чем случится что-то более серьёзное, прежде, чем эта самая война перейдёт из стадии заморозки в настоящие военные действия, всё, чего я хотела бы, это разобраться. Разобраться в том, чего нет на виду и в том, что касается только меня одной. И мне очень жаль, но большего я сказать просто не могу.

Гермиона молчала ещё минуту, и в тот момент, когда Блисс уже была готова поблагодарить её за потраченное время и попрощаться, Гермиона встала и ушла вглубь библиотеки, вернувшись только через семь минут, с небольшой, но объёмной книгой.

- Эта книга о легендах и мифах Выручай-комнаты, - прикусив губу, сказала Гермиона. - Даже немного иронично, так как до недавнего времени сама Выручай-Комната была не более, чем мифом или легендой.

- Я была в ней, - улыбнулась Блисс. - И даже сейчас я думаю, что всё происходящее внутри мне привиделось.

Когда Гермиона стала что-то искать в книге, Блисс старалась не показывать одолевающий её скептицизм. Смешно, но она, вечно мечтающая, полагающаяся в своей жизни исключительно на воображение, сейчас мечтала об устойчивых фактах.

- В прошлом году произошло много переломных моментов, - начала Гермиона, перелистывая страницу за страницей. - И, найдя Выручай-Комнату, многие не задумывались, чем она является. По сути, я начала её подробное изучение лишь тогда, когда стало слишком поздно для всех нас, но всё, что я узнала о ней, было известно с самого начала. Вот что я могу сказать с уверенностью: Выручай-Комната является как и одним сплошным слабым местом, так и одновременно самым неприступным местом в мире.

- Я не совсем понимаю, - призналась Блисс.

- Как ты думаешь, откуда берутся вещи, которые становятся нам так необходимы?

- Из нашего воображения, - вспомнив комнату казино, уверенно заявила Блисс. - Мы просто представляем нужную композицию, и Выручай-Комната визуализирует её.

- В твоём воображении всё так безобидно, - мягко улыбнулась Гермиона. - Как те самые кролики, которые фокусники достают из шляп. Не знаю, знала ли ты, но когда этот фокус только практиковался на публике, у кроликов под конец выступления были свёрнуты шеи.

По коже Блисс пробежали мурашки.

- Я хочу сказать, что даже нечто такое невинное, как известный фокус, имеет свои последствия. Что и говорить о магии, причём настолько непонятной и сильной, - Гермиона нашла нужную страницу, и взяв её за угол, внимательно вчиталась в слова. - Скажи, ты представляла что-нибудь объёмное в Выручай-комнате?

- Машину, - сразу вспомнила Блисс.

- Опиши подробно, как она выглядела.

- Глянцевая, блестящая и чёрная, с тонированными стёклами, перевязанная красным бантом, - вспоминая, начала перечислять Блисс. - Я точно помню, что это была Ауди. Компактная, достаточно небольшая, но подходит как мужчинам, так и женщинам. Я не заостряла внимание на деталях, но мне кажется, что внутри был белый салон, который всё же бросался в глаза из-за сильных контрастов.

- Хорошо, - кивнула головой Гермиона. - А теперь вспомни, как она выглядела в твоём воображении.

Блисс вспомнила кошмар аверлиуса, в который она окунулась. Да, там тоже была чёрная машина, но всё, о чём знала Блисс, это о факте того, что она была. Да, она была чёрной, и так же перевязанной большим бантом, но все остальные детали прочно сплылись в одно размытое пятно. Блисс даже не могла вспомнить какой формы была та машина, что и говорить о таких деталях, как светлый салон или тонированные стёкла.

- Дай я угадаю: ничего, кроме того факта, что машина была.

- Да, - Блисс снова почувствовала мерзкий холодок на коже. - И я могу себя поздравить: мне стало ещё страшнее.

- Я тоже была не в лучшем состоянии, когда поняла об этой особенности комнаты, - понимающе сказала Гермиона. - Неодушевлённые вещи, которые понимают даже больше, чем ты, вызывают не самые приятные чувства. Но Выручай-Комната действительно очень часто помогала нам и продолжает делать это до сих пор.

- Так что на счёт слабого места?

- Именно поэтому я заговорила об объёмных предметах. Я просто подумала: если в наших мыслях всё настолько нечётко и расплывчато, а о некоторых маггловских вещах не знает и половина Хогвартса, откуда они могут появляться внутри комнаты с такой дотошной чёткостью?

- И? - наклонив голову вбок, посмотрела Блисс не Гермиону.

- Смотри, - Блисс повернула книгу к Блисс и указала на нужный абзац.

«Есть вещи, которые были ей непонятны, до одного момента.
Она узнала так много, так чудовищно много,
Блуждала в умах одушевлённых материй, пыталась найти себе место.
В какой-то момент, пришло осознание, что даже сейчас большинства было мало,
Она поняла, что может вырваться за просторы веления тех, кого просто не стало.
И между созвездий, чёрно-белых фигур, сильных умов и защиты
Она нашла ключ, квинтэссенцию чар, смогла сойти с обычной орбиты».

Несколько секунд Блисс ошеломляюще смотрела на стихотворение, пытаясь справиться с собой, хотя всё, чего ей хотелось, это собрать чемоданы, взять билет на первый же экспресс, а потом, минув магический барьер, сесть на самолёт и улететь. Во Францию, Нью-Йорк, Испанию. Куда угодно, лишь бы покинуть Лондон с его вечными дождями и вещами, заставляющими её задыхаться от ужаса.
Как мог глупый, плохо составленный стишок иметь составляющие её сна? Какое он, чёрт его подери, имел дело к мнимому слабому месту, которое она пытается найти?

- Блисс? - встревожилась Гермиона. - Ты едва ли не синяя. В чём дело?

Блисс глубоко вздохнула и, улыбнувшись Гермионе самой благосклонной улыбкой, на которую была способна, быстро перешла на другую тему:

- Всё это, конечно, достаточно интересно, но я не понимаю, при чём здесь слабое место?

- Сам стих, он навёл меня на мысль. Что, если комната смогла переносить свой разум за пределы Хогвартса? Что, если она воспроизводит предметы, зарождающиеся у нас в голове, посредством реального мира?

- Я не назвала бы это таким уж слабым местом, - подумав, возразила Блисс.

- Просто представь, что могла бы увидеть в реальном мире Выручай-Комната. Согласись, некоторые вещи действительно опасны.

Гермиона провела с ней ещё полтора часа, но даже вдвоём они не смогли найти ничего, что могло бы пролить свет на сны Блисс. В конце концов, поблагодарив Гермиону от всего сердца, Блисс, переписав стих, отправилась в Выручай-Комнату, где её дожидался Кормак и прежде, чем он успел вставить хотя бы слово, она всунула стих ему в руки.

Помолчав несколько секунд, Кормак осторожно сказал:

- С одной стороны, ничего глупее в жизни не читал. Но я представляю, насколько страшно тебе.

- Страшно? - переспросила Блисс. - Да я в ужасе, Кормак! Что будет следующим? Мне присниться вещий сон о моей смерти с точной датой, списком гостей и цветом гроба? Я не сильный человек, ясно? Я не хочу спать мир, я не хочу участвовать в тайных заговорах, я не хочу быть чьим-то экспериментом! Я просто девушка, которая хочет закончить школу и поступить в университет.

- И ты обязательно сделаешь это. Вернёшься к обычной жизни, - уверенно сказал Кормак. - Сразу же, как только мы поймём, что с тобой происходит.

- Обещаешь? - Блисс ненавидела себя за жалобный тон.

- Обещаю, - кивнул Кормак.

Блисс не стала говорить, что не поверила ему. По правде говоря, в этом вопросе она могла поверить только Рафферти, который бы, совершенно точно, таких слов бы не сказал.

Малфой не знал, какой факт раздражал его больше: тот, что сейчас по непонятной причине он следил за Бромлей, тот, что выскочка Грейнджер, прославленная отъявленной всезнайкой, не додумалась, что с Бромлей происходит что-то не то или тот, что он не заметил Пэнси с Асторией, которые пошли за ним и сейчас стояли рядом, едва ли не хмыкая, тоже подслушивая разговор Грейнджер с Бромлей.
В любом случае, во всех трёх раздражающих факторах нашлось место для Бромлей.

- Как думаешь, с ней действительно происходит что-то? - спросила Астория, когда обе девушки ушли из библиотеки. - Или это просто плод её воображения?

- Да, - немного подумав, ответила Пэнси. - С ней действительно что-то происходит.

- С чего такая уверенность? - иронично уточнил Малфой.

- Ты же сам знаешь, что с ней что-то не то, - осуждающе заметила Пэнси.

- О, я узнал об этом с первой же нашей встречи, - согласился Малфой. - Когда она грохнулась мне на руки с подвесной лестницы.

- Прекрати, - резко осадила его Пэнси, надавливая себе на виски. - Я не могу сосредоточиться.

- А может быть, сосредотачиваться просто не на чем? - осторожно спросила Астория. - Может Драко прав? Блисс очень любила свою страну, не хотела переезжать в Англию, и, если верить слухам, она уже подала документы в маггловские университеты. И на почве нелюбви к магии её разум сотворил с ней злую шутку.

- Астория, - Пэнси жестко посмотрела на неё. - Ты прекрасная, умная девушка. Ты моя подруга. Но есть вещи, которые может понять любой ребёнок, а вот до тебя они дойти не могут. Поэтому, прошу, если сейчас ты не можешь предложить ничего дельного, подумай о платье на рождественский школьный бал. Займи свою очаровательную головку чем-то, что не будет мне мешать.

Несколько секунд Астория просто смотрела на Пэнси, а потом отвернулась к окну той небольшой ниши, где они прятались.
Сейчас Малфой даже не хотел заступаться за свою будущую невесту. Во-первых, Пэнси действительно была права, с Бромлей происходило что-то, что-то, в чём была замешана магия. Малфой чувствовал это лишь едва, на уровне седьмого чувства, но если он и доверял кому-то в этой жизни касательно чувств, то только себе.
Во-вторых, даже Астория должна понимать - сны, в которых говорится о предметах, которые после материализуются в твоей жизни, не появляются на ровном месте. Особенно в мире магии.

- Она втравила в это Кормака, - Пэнси сильнее надавила себе на виски. - Я уверена в этом даже больше, чем в том факте, что с ней происходит что-то неладное.

- Вам не кажется, что Рафферти может что-то знать? - не отворачиваясь от окна, спросила Астория.

- Рафферти? - засмеялась Пэнси. - Нет, Рафферти последний, кому бы она что-то сказала. Она слишком дорожит им, чтобы взваливать на него что-то, что может ему навредить.

- Откуда ты знаешь? - резко спросила Астория. - Может быть, вы с ней стали задушевными подругами за то время, что она пару раз провела в твоей комнате.

- Нет, не стали, - согласилась Пэнси. - Но я всегда понимала в людях те черты, которые находила в себе. А эта черта Блисс словно была содрана с меня. Мы никогда не позволим кому-то, кем дорожим, впутываться в наши проблемы.

- Но и незнакомым людям она не слишком доверяет. Грейнджер тому подтверждение, - заметила Астория.

- А Кормак человек, который её понимает и дорожит её дружбой, человек, который хочет помочь, - объяснила Пэнси. - И Блисс им дорожит также, но для неё привязанности делятся на две составляющие: кто-то, кому можно доверить всё, что угодно и кто-то, кого надо сохранить в своей жизни навсегда, оберегая от всех проблем.

- Значит, в этом вы с ней тоже похожи?

- Даже слишком.

«Тогда, сделай нам обоим одолжение, принеси кофе».

Фраза прошила сознание Малфоя так, что стало едва ли не больно.

- Бромлей пьёт сонное зелье, - медленно сказал Малфой, в голове которого начал созревать план, который противоречил всем школьным законам. - Прямо перед тем, как идти в мою комнату.

- И? - непонимающе подняла брови Пэнси.

- У меня есть одна идея.

***

- У меня встреча с Малфоем через час, - Блисс мерила Выручай-Комнату шагами, предварительно сделав её пугающе огромной и пустой, поделив пол на шахматные клетки. - А я не поняла ничего. Совсем ничего.

- Не всё можно узнать сразу же, как только найдёшь хотя бы ничтожную зацепку.

- Но она не ничтожна! - резко развернулась Блисс, смотря на Кормака, сидевшего на полу. - Наконец-то я нашла что-то, что не является ничтожным! Ты понимаешь, насколько важен этот стих? Он доказывает, что я не сумасшедшая!

Кормак встал с пола и подошёл к Блисс, положив руки ей на плечи.

- Ты никогда не была сумасшедшей, хорошо? Возможно, ты странная, и твои мысли состоят из одного воображения, что не всегда правильно, но ты одна из самых нормальных людей, которых я только встречал в своей жизни. Просто не думай о себе так.

- Не могу, - опустила голову Блисс. - Я устала в этом разбираться. Прошло почти два месяца, Кормак. Я хочу вернуться к нормальной жизни. Хочу просто учить уроки, читать свои книги, часами сидеть в библиотеке и нормально общаться с Кэтрин и Полумной! А что делаю я? Хожу по шахматным клеткам бесконечной комнаты, пытаясь понять, почему я вижу то, чего не видят другие, и обжигаю людей. И как же я соскучилась по... - Блисс захлопнула рот, не давая вырваться неприятной для неё правде.

- Мне давно пора было с ним поговорить, - взгляд Кормака из понимающего стал циничным, едва ли не жестоким. - Посредством бладжеров и биты.

- Нет! - поспешно сказала Блисс. - В смысле, я вовсе не его имела в виду. Я соскучилась по Франции. Только и всего.

- И поэтому ты сразу же сообразила, о ком я говорю, - серьёзно кивнул Кормак, сразу же получив тычок между рёбер.

- Вот так гораздо лучше, - улыбнулся Кормак.

- Как? - непонимающе посмотрела на него Блисс.

- С улыбкой, - пояснил он, убирая прядь волос с её лба. - Улыбайся чаще, Блисс. Ты не создана для меланхолии.

- Когда-то я тоже так думала.

Ещё двадцать минут Блисс мерила комнату шагами, пытаясь понять, что могла упустить. В её голове снова поселился назойливый жучок, понимание, что она очень близка к разгадке. Но, как и во всех случаях, она не могла понять сути.

- Мне пора, - сдалась Блисс, закрыв глаза и возвращая комнате более уютный вид. - Нужно ещё выпить успокаивающее зелье.

- Увидимся завтра? - спросил Кормак, поднимаясь с пола.

- Увидимся завтра, - кивнула Блисс.

Они обнялись, оказавшись рядом с лестницами, но прежде, чем Блисс встала на одну из них, она, решив что-то для себя, обернулась:

- Кормак?

- Что? - отряпнув от лестницы, сказал он.

- Пригласи Пэнси на рождественский бал, - выпалила она. - Или на бал Двенадцати Сотен Весны. Или в Хогсмид.

Кормак молчал, устремив взгляд на лестницу.

- Я не знаю, что произошло между вами и я не знаю, что происходит сейчас. Но она тебе нравится. Больше, чем нравится. И у тебя нет действительно серьёзных причин оберегать её от чего-то. Война для всех общая, а твои скелеты, какими бы они не были, вряд ли сравнятся с моими.
И, не дожидаясь ответа Кормака, Блисс встала на лестницу, отправляясь в больничное крыло.

- Ты опоздала, - констатировал Малфой, когда Блисс зашла в его комнату. - Будешь опять говорить, что опоздала из-за больничного крыла? В которое ты, конечно же, не могла пойти раньше.

- Знаешь, я настолько сильно хочу спать, что даже не буду притворяться, будто бы не рада своему опозданию, - сказала Блисс, сразу же привычно устраиваясь в изголовье кровати Малфоя. - О, это что, кофе?

- Да, - кинув взгляд на чашку, ответил Малфой, сверяясь с рецептом зелья, одновременно протягивая Блисс часы. - Я уверен, что кровать старосты гораздо лучше, чем твоя в общей комнате, но она моя, и я очень хотел бы поспать в ней, а не в кресле. Засеки минуту и три секунды.

- Иногда мне кажется, что в твоём языке яда больше, чем в любой змее, - засекая время, оповестила Малфоя Блисс.

- Это всего лишь говорит о том, что ты плохо разбираешься в физиологии.

Не услышав ничего в ответ, Малфой поднял голову, и посмотрев на Блисс, едва не расхохотался. Она сидела совсем так же, как и вчера, поджав под себя ноги, похожая на нахохлившегося птенца совы, когда пила кофе из своей большой кружки, практически утонув в ней носом.
Малфой только покачал головой. Что за нелепая девчонка.
Невольно он вспомнил, как она, мечтательно глядя в одну точку, рассказывала ему о своих понятиях красоты. Рассказывала, а сама находилась где-то явно не с ним, а где-то в том самом кафе с зёрнами или месте, где солнце заходило за горизонт. Интересно, где она успела увидеть этот момент? Во Франции? Или Испании? Или где-то в другом месте, которое явно нравится ей больше, чем Лондон.
Малфой вспомнил, как она явно старалась контролировать свои эмоции, но шок, когда она поняла, насколько хорошо он понял что-то в ней, всё равно проступил.
Когда он услышал о том, чем именно является для неё красота, Малфой испытал нечто, похожее на страх. Малфой сразу понял, о чём говорит Блисс - именно в тех же проявлениях, в тех же мелочах он сам видел страх. Непонимание, тревожность, осознание, неверие, всепоглощающее безумие, или наоборот, парализующее спокойствие, множество других мелких, но чётких деталей, отпечатывающихся едва ли не на сетчатке его глаза.
Страх в разговоре с другим человеком всегда нёс с собой обязательную толику лжи, и нередко Тёмный Лорд прежде, чем применить заклинание, выматывал часами напролёт свою жертву ментально, доводя её до страха первобытного, при этом используя в качестве оружия Малфоя. Как-то он даже сделал ему комплимент, сказал в своей особой манере, что не каждому дано так хорошо различать фазы человеческой слабости, как это делает он. Малфой уже давно признался самому себе, что от этих слов ему хотелось вывернуть себя наизнанку.
Скорее всего, если бы Блисс узнала, в какой извращённой форме он пришёл к пониманию тому, как именно она видит красоту, на её лице отразилось бы неверие, напополам с недоверием (Малфой ненавидел, когда другие путали эти составляющие), раскалывая её лицо на две части, и что-то, похожее на пугающее понимание, которое снова склеило бы эти черты. Или ещё нечто такое, что заставило бы в очередной раз подумать, насколько она не может видеть плохого в людях или, же, наоборот, до чего она лицемерна. За месяц, что Блисс провела в Хогвартсе, Малфой мог не раз поменять мнение о её характере и каждый раз, меняя его, с уверенностью думал, что именно таковым он и является.

- Минута две секунды, - быстро сказала Блисс, зная, что лучше предупредить заранее.

Вырвавшись из потока мыслей, Малфой, одновременно мешая зелье против часовой стрелки, добавлял в него серебряную руду, смоченную в яде мантикоры.

- Как же я скучала по кофе, - покачала головой Блисс, ставя чашку обратно на прикроватный столик. - Нет, какао весьма хорошая вещь, но явно не утром.

- Ты можешь попросить кофе, - вздохнул Малфой и, словно видя, как брови Блисс приподнимаются в недоумении, пояснил. - С утра, сидя за столом, ты можешь просто закрыть глаза и представить себе чашку с кофе. Всего через секунду ты можешь выпить столько чашек, сколько захочешь.

- Не знала об этом, - призналась Блисс.

- А о чём ты вообще знаешь, - усмехнулся Малфой. - Может быть, о том, насколько опасно то, что с тобой происходит?

- Не твоё дело, - тихо прошептала Блисс, сжимая часы.

- Или как вредны кошмары, когда твоё состояние такое же подвешенное, как лестница в твоей библиотеке, - не обратил внимания на её слова Малфой, добавляя в интонацию больше насмешки. - И что тебе такого снилось, что ты настолько не хочешь расставаться со своими снами? Что-то приятное, наверное? Может быть, поделишься?

Блисс молчала, сверля взглядом серебряные часы. Малфой прекрасно знал об этом приёме, который заключался в том, чтобы полностью уйти в свои мысли, сделав остальные звуки лишь помехами.
Следующий час он не тревожил Блисс, справляясь с зельем своими силами, а потом снова попросил её засечь время.

- Извини, что вчера я уснула, - немного помолчав, проговорила Блисс. - Ты говорил, что для той стадии зелья были нужны двое.

- Так и есть. Я уже загубил зелье, когда увидел в рецепте твоего отца пометку, что три платиновые пластины, пропитанные пыльцой зимних фей, возвращают зелье на одну стадию назад, замораживая её на двадцать четыре часа.

- О, - только и сказала Блисс. - То есть...

- Да. Сейчас мы доделываем то, что должны были закончить ещё вчера. В любом случае, нам повезло, что твой отец оказался ясновидящим.

- Вовсе нет, - улыбнулась Блисс, думая об отце. - Просто вы с ним примерно одинокого мнения о моих способностях в зельеваренье. Вот он и всегда продумывает множество отходных путей, чтобы помочь тому несчастному зелью, с которым я имею дело.

Прежде, чем Малфой открыл рот, в комнату ворвалась Пэнси, неся в руках несколько свитков пергамента и учебник по астрологии.

- Убей меня, - простонала она, вкладывая в руки Блисс несколько пергаментов. - Почему небо такое...

- Небо? - не сдержала улыбки Блисс, беря из рук Пэнси пергамент. - Я не понимаю. В первой части задания тебе всё-то и надо было сделать, что правильно подписать названия созвездий. Всё это есть в самом учебнике.

- На пергаменте всё выглядит по-другому, - буркнула Пэнси. - И я действительно думаю, что почти всё сделала правильно. Просто нужна небольшая проверка.

- Упустим тот факт, что Пэнси Паркинсон просит чьей-то проверки, - заметил Малфой. - Лучше перейдём к тому, что она появилась абсолютно не вовремя.

Пэнси внимательно посмотрела на зелье Малфоя, после чего отмахнулась:

- До того момента, как тебе понадобится ещё один человек, уйдёт максимум два часа. Наше с Падмой зелье настаивается, а зная тебя и способности Блисс к зельеваренью, ты вряд ли допускаешь её до самого процесса.

- Мне вовсе не обидно, - пробормотала Блисс, перечеркивая название третьего созвездия. - И, Пэнси, позволь мне тебя поздравить. До недавнего времени я всерьёз предполагала, что ты даже не знаешь, как выглядит ковш Большой Медведицы.

- Я пропущу мимо ушей твоё нелестное мнение о моих знаниях астрологии, - хмыкнула Пэнси. - А что с остальными созвездиями?

- Что-то, помимо ковша? Извини, но пока что это действительно единственное созвездие, о которым ты имеешь хоть какое-то...

Малфой поднял голову от зелья и, посмотрев на Блисс, вздрогнул. Её глаза расширились, и она, приоткрыв рот, смотрела в одну точку, с каждым разом сильнее сжимая часы.
В следующую минуту она вскочила, и запрыгнув в свою обувь, закружилась по комнате, словно потеряла ориентацию в пространстве, после чего остановилась и в упор посмотрела на Малфоя, заставив того едва ли не передёрнуть плечами. Ему казалось, что такого лихорадочного блеска в глазах вряд ли можно встреть даже у сумасшедших в клинике Святого Мунго.

- Твои часы, - быстро выговорила она, сунув их в руки Малфоя. - Встретимся завтра.

- Ты издеваешься надо мной? - Малфой чувствовал, что терпение стало стремительно покидать его. - Я больше не смогу приостановить работу зелья.

- Пэнси тебе поможет, - Блисс уже почти выбежала из комнаты, но в последний момент всё же обернулась. - Я... мне очень жаль. Увидимся завтра.

Когда дверь комнаты захлопнулась, Малфой воочию увидел, как она бежит куда-то, и, даже натыкаясь на людей, извиняется, но скорости всё равно не сбавляет.

- Она осознала что-то, - удивленно сказала Пэнси, всё ещё не отрывая глаз от закрытой двери. – Но почему сейчас? И что именно?

- Не знаю, - ответил Малфой, вертя в руках часы. - Но у нас уже есть больше половины для того, чтобы узнать об этом.


Бег по коридорам Хогвартса так быстро, насколько она могла бежать, вовсе не спутывал мысли, обрушившиеся на неё со скоростью лавины, но позволял расставить их по полочкам и ощутить кристаллизованную ясность.
«Звёзды видят все. Эти звёзды видят все. Созвездия из звёзд».
Созвездие, которое знакомо всем, самая распространённая цепь звёзд, которое может узнать любой человек.
«Ковш Большой медведицы».
«У этой комнаты есть конец?»
«Почему небо такое...»
«Блуждала в умах одушевлённых материй, пыталась найти себе место».
Комната, которая является нечто большим, чем сама магия, комната, у которой есть душа, свободно бороздящая человеческие умы в поисках помочь им. Конечно, в какой-то момент она обязательно бы прознала о реальном мире. Захотела бы оказаться в нём.
«Она поняла, что может вырваться за просторы веления тех, кого просто не стало».
Единственные, кто понимал саму суть Выручай-Комнаты, кто мог контролировать её, давно были мертвы. Они умерли, но чары, увеличивающиеся с каждым новым человеком, остались. Конечно же, они остались.
Оказавшись рядом с дверью в гостиную Гриффиндора, Блисс быстро произнесла пароль, и как только проход с Полной Дамой отъехал в сторону, она буквально ворвалась в него.

- Привет, Блисс, - поздоровался Гарри, а Гермиона, читавшая книгу, удивлённо на неё посмотрела.

- Кормак, - голос срывался от долгого бега, да и сама она представляла, что выглядит по меньшей мере странно, но даже на вежливость у неё не было времени.

- Где он?

- В своей комнате, - начал Гарри. - Но как..

Она не услышала следующую фразу, и просто метнулась к лестнице.
В другое время Блисс обязательно бы подшутила над Кормаком, который обложился пергаментом и учебниками, но сейчас всё, что она сделала, это просто схватила его за руку, едва ли не свалив его с кровати.

- Может быть, ты мне объяснишь что-нибудь? - пытался выяснить хоть что-то Кормак, и, заметив, как Гарри послал ему непонимающий взгляд, ограничился лишь тем же.

- Стих, - срывающимся голосом объясняла Блисс. - И мой сон. «Эти звёзды видят все». Смотря на небо, название какого созвездия ты с уверенностью может назвать?

- Большая Медведица, - сразу ответил Кормак. - Единственное созвездие, которое я вообще могу различить.

- Как и большинство. Ковш Большой Медведицы - единственное созвездие, которое может увидеть даже ребёнок. В стихе была фраза. «Она нашла ключ, квинтэссенцию чар, смогла сойти с обычной орбиты». Умная комната, которая всю свою жизнь бороздила умы людей, включая создателей Хогвартса. Ключ, квинтэссенция чар. Благодаря магии она смогла найти этот самый ключ, разрушить что-то в защите школы.

- Ты уверена в этом? - в голосе Кормака слышалось отчетливое нежелание верить.

- Не знаю, - призналась Блисс. - Но даже в моём стремлении узнать правду, сейчас я надеюсь, что ошибаюсь.

Оказавшись рядом с Выручай-Комнатой, Блисс закрыла глаза, а когда вошла внутрь, то снова увидела бесконечную пустоту и огромный шахматный пол.

- Но если дело в звёздах, зачем тебе снова понадобился шахматный пол?

- И между созвездий, чёрно-белых фигур, сильных умов и защиты, - повторила Блисс. - Чёрно-белые фигуры. Шахматные фигуры. Сильные умы. Что это может значить?

С минуту Кормак молчал, после чего, пытаясь вспомнить все детали, сказал:

- Всё лето моя мать изучала влияние мыслей на судьбу человека.

- Я что-то слышала об этом, - неуверенно сказала Блисс.

- Материализация любых желаний при помощи мыслей, - вспомнил Кормак. - Что, если комната пользуется мыслями людей через вселенную, в тот момент, когда они смотрят в неё?

- Когда человек смотрит на небо, первое, что он видит, является звёздами, - медленно разворачиваясь и меряя шагами комнату, сказала Блисс. - Но звёзды не являются точкой преткновения, они являются лишь чем-то, что может создавать осмысленные образы. А созвездие... созвездие и является полноценным образом.

- Получается, что Выручай-комната создала своего рода портал через созвездие? - неверяще переспросил Кормак. - Может быть, я и был не прав в своей теории.

- Сейчас мне действительно кажется, что это была единственная теория, в который ты являлся правым, - оповестила его Блисс, рассматривая комнату. - Смотри, у нас есть почти все составляющие. Мы знаем, что Выручай-Комната смогла пробить брешь в защите, мы знаем, что большинство предметов она берёт из реального мира. Но что мы упускаем? При чём здесь шахматный пол? И размеры...

«У этой комнаты есть конец?»
«Почему небо такое...»

- Большое, - тихо выдохнула Блисс.

- Что?

- Почему небо такое большое?

- Я надеюсь, это был риторический вопрос?

- Ещё полчаса назад он и правда был риторическим, - усмехнулась Блисс. - Сколько звёзд на небе, Кормак? И можно ли измерить в примитивных числах пространство Выручай-Комнаты? Волшебная комната, которая не знает конца в своих размерах. Так же, как и небосвод.

- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

- Я просто надеюсь, что ты не боишься открытого пространства, - сказала Блисс, закрывая глаза.

Звук падения Кормака оповестил Блисс, что она добилась нужного результата, но, открыв глаза, она и сама почувствовала приступ головокружения, осев на пол.
Или, лучше будет сказать, осела на пустое пространство, в которое превратилась Выручай-Комната? Огромное, чёрное пространство, с множеством отдельных звёзд и созвездий на поверхности.

- Что ты сделала? - ошарашенно спросил Кормак, поняв, что всё ещё может держаться на ногах.

- Карту неба с того расстояния, как мы можем его видеть, - пояснила Блисс. - Я попыталась представить сам Ковш, но, видимо, на придётся найти его самим. И я почти уверена, что поняла, для чего нужен шахматный пол.

- Посвяти меня.

- Я пока что не совсем уверена, - ответила Блисс, внимательно вглядываясь в звезды. - Но я поняла, почему комната с шахматным полом настолько огромна. Все созвездия, которые находятся здесь, расположены так же, как и на самом небе.

- Ты хочешь сказать...

- Хочу ли я сказать, что эта комната бесконечна? Увы, именно это я и хочу сказать.

- В таком случае, есть ли у нас шанс, находясь на миллионах звёзд, найти нужную?

Блисс удивлённо уставилась на него:

- Я разве тебе не сказала, что мы стоим на созвездии Гидры?

- Даже если бы и сказала, мне бы это вряд ли что-то дало, - оповестил Блисс Кормак.

- Ближе всего к Гидре находится созвездие Сектант, - начала объяснять Блисс. - Но второй по близости к этом созвездию находится Рак.

Достав из кармана мантии листок пергамент со стихотворением, она представила на нём созвездие Рака, после чего дала листок Кормаку.

- Попробуй искать нечто, похожее на эту фигуру.

Через четверть часа Кормак и правда нашёл нужное созвездие.

- Да, это действительно то созвездие. Смотри, - очертания на листке расплылись, после чего снова сменились. - Так выглядит Рысь.

Через ещё четверть часа Кормак позвал Блисс, но оказалось, что это было совсем другое созвездие.

- Подожди, - остановила Блисс уже уходящего вглубь темноты Кормака. - Я знаю это созвездие. Малый Лев. Я знаю, как можно найти полярную звезду.

В какой-то момент Блисс показалось, что Выручай-Комната помогает им, потому что полярная звезда сияла настолько ярко, что хотелось зажмурить глаза.

- Мы нашли его. Мы нашли Ковш!

- Хорошо, - устало согласился Кормак. Блисс понимала, что это для него слишком. - Мы нашли Ковш. Но причём здесь слабое место?

- Весь ковш не может быть слабым местом, - чувствуя странное возбуждение, проговорила Блисс. - Да, через него проходит сам разлом магии, но концентрируется он где-то в одном месте, распространяя более слабые отголоски на всё созвездие.

- Полярная звезда, - уверенно сказал Кормак. - Это точно должна быть она.

- Да, но... - Блисс понимала, что это являлось логичным, но что-то мешало ей вернуть комнате прежний шахматный вид. Озарение пришло словно обухом по голове.

- Полярная Звезда является самой сильной звездой в созвездии! Она питает саму магию, но не является проводником.

- Тогда что им является?

Блисс догадывалась об этом с того момента, когда услышала слова Пэнси.

- Мегрец, - со странным спокойствие ответила она. - Самая тусклая и самая слабая звезда в семизвездии созвездия. Именно она служит проводником всему.

И, встав на звезду, Блисс закрыла глаза, возвращая комнате привычный шахматный вид.
Со стороны казалось, что они стоят на том же месте, не сдвинувшись даже на шаг.

- Шахматная доска, - по коже пробежал озноб от своих же слов, разнесшихся по пустому пространству. Раньше её не пугало это настолько сильно. - Служит символом поражения противника и безоговорочной победой самого победителя. И на ней, как и на чёрных, так и на белых клетках, легко заметить изъяны. Будь то незначительная грязь или... - Блисс сошла с белой клетки на шаг назад, - трещина.

- Её здесь не было, - изумился Кормак, смотря на огромную, уродливую трещину, которая рассекала белоснежный квадрат напополам.

- У Гермионы была не совсем законченная теория, - тихо сказала Блисс, опускаясь на колени и наклоняясь к трещине. - О мой бог. Не хочу верить в то, что сейчас произойдёт.

- Что ты задумала, Блисс?

- Гермиона думает, что предметы, появляющиеся в комнате, она брала из реального мира. Но знаешь, в чём заключается вся суть?

- Не уверен, что я хочу знать.

- Слышал фразу - если долго смотреть в бездну, то бездна начнет смотреть на тебя? - спросила Блисс, в который раз закрывая глаза. Сейчас она как никогда надеялась, что её теория окажется ошибкой.

- Не понимаю, что она означает в нашей ситуации.

- То, что у всего есть две стороны, - меньше всего Блисс хотелось думать об образе, так некстати ворвавшимся в её воображение, но она понимала, что уже ничего не поделаешь. - И дверь, какой бы она не была, является не только входом. Точно так же она ведёт и на выход.

Блисс открыла глаза, пристально смотря в трещину. В следующий момент на том месте, где она находилась, осталось только пустое пространство.


Трещина в (асфальте) сознании


(Немного спойлерная) обложка к шестнадцатой главе:
http://cs613417.vk.me/v613417452/5265/p41TguYZio0.jpg

----------------------------------


Месяц назад.

- Тауэрский мост, - щелкнул пальцами Рафферти и восторженно посмотрел на Блисс.

- При чём здесь мост над Темзой? - нахмурилась Блисс. - Я спросила...

- Я помню. Нет, Квиетус уменьшает громкость голоса в децибелах, а не повышает его.

Уроки прошли несколько часов назад и Блисс, захватив с собой не сильно упирающегося Рафферти, разместилась в гостиной с целью сделать пропущенное домашнее задание. Точнее, если не считать астрологии и Истории Магии, всё домашнее задание рассеяно диктовал Рафферти, поминутно отвлекаясь на дымчатые мелочи общей гостиной и своих мыслей.

- Тауэрский мост будет первым, куда я тебя поведу, как только начнутся Рождественские каникулы, - пояснил Рафферти, взволнованно ходя кругами вокруг Блисс.

- Разумеется, - кивнула Блисс. - Никаких музеев, кинотеатров с черно-белыми фильмами, картинных галерей. Что может быть лучше Тауэрского моста, особенно сейчас, когда ледяной ветер гуляет по открытому пространству с особенным рвением.

- Ты никогда не могла без своей язвительности.

- Всего лишь с сознательного возраста.

Сейчас.

На самом деле, с того самого момента, как Рафферти начал её игнорировать, все мысли Блисс, чтобы она не делала, всегда возвращались к нему. А если говорить правду, благодаря которой Блисс испытывала к себе презрение едва ли не на грани отвращения, Рафферти не покидал её мыслей вовсе. С того момента, когда она вставала с кровати и до того, как снова ложилась в постель, Рафферти маячил над каждым её действием, каждым разговором и мыслью.
Она не хотела о нём думать, не хотела вгрызаться в каждую деталь и пытаться понять, что она сделала не так. В конце концов, они были знакомы смехотворно мало и последнее, что должно было волновать её, как к ней относится человек, который всего лишь провёл жалкие две недели в её доме.

«Человек, который заставил тебя улыбнуться впервые за год, человек, благодаря которому в тебе снова проснулось подобие нормального аппетита, человек, который обнимал тебя так крепко, словно от этого зависела его жизнь, и всегда следил за тем, чтобы ты была счастлива настолько, насколько сама можешь себе это позволить».

Каждый раз внутренний голос Блисс ядом просачивался в неё этими словами и доводами, но она не могла, не хотела принимать того, что так быстро её доверие смог заполучить кто-то, кто своими дальнейшими поступками просто показал, что хотел всего лишь поиграть.
И даже стоя на шахматных клетках Выручай-комнаты, она всё равно, ежесекундно ощущала присутствие Рафферти на периферии сознания.
Блисс догадывалась, что выйдя за дверь, она окажется на выходе. Но где находился этот выход? Только там, где бы она сама этого хотела.
Больше всего ей хотелось бы подумать о чем-то уединенном и отвлеченном.
Маленькая церковь в Салон-де-Провансе. Полуразрушенный собор в Версале, сквозь витраж которого причудливо пробивались солнечные лучи.
На худой конец, её оранжерея в новоприобретенном поместье. Все эти места были тихими и относительно безлюдными.
Меньше всего она хотела думать о...
«Тауэрский мост. Тауэрский мост будет первым, куда я тебя поведу».
Тауэрский мост. Улыбка Рафферти. Черные взлохмаченные волосы Рафферти. Рассеянный взгляд Рафферти. Рафферти, Рафферти, Рафферти, везде был чертов Николас Рафферти и проклятый Тауэрский мост, на который он всенепременно решил отвести Блисс.
Как только она поняла суть того, как именно работает Выручай-комната, у неё не было и шанса.
И она действительно оказалась на Тауэрском мосту. Целых пять секунд она провела на нём, задыхаясь от порывов ледяного ветра и ужаса, прежде чем её грудь рвануло вперёд и она не оказалась в практически пустом помещении.
Не смотря на то, что Блисс приземлилась относительно тихо, три человека, сидевшие на скамьях рядом с большой арочной дверью все же повернулись, но через несколько секунд, равнодушно мазнув по ней взглядом, снова вернулись к своим размышлениям.
Озадаченная и дезориентированная, Блисс попыталась сосредоточиться. Множество скамеек, поставленные в ряд, витражные стёкла, складывающие причудливые узоры, сводчатые потолки, алтарь распятого Иисуса Христа. Ничто не могло сказать точнее, где находилась Блисс.
Проблема была лишь в том, что это была определенно не церковь Салон-де-Прованса, или какая-то из знакомых Блисс.
А судя по том, что сквозь витражи не проникало ничего, кроме туманного утра, Блисс поняла, что вероятнее всего Британию она не покидала…
Три человека, что находились в церкви, были одеты в строгие пальто или утеплённые куртки, но Блисс всё равно сняла мантию и осторожно положила её в угол самой неприметной и тёмной скамьи. Лучше пусть они подумают, что она пришла в свитере, чем увидят странную робу. Разговоры могут начаться буквально не из чего, и меньше всего Блисс хотелось, чтобы кто-то узнал о том, где она находилась.

- Мисс?

От легкого похлопывания по плечу Блисс вздрогнула и, обернувшись, увидела низкого священника, который смотрел на неё со странной смесью доброты и непонимания в глазах.

- С вами всё хорошо? - заботливо спросил священник, внимательно глядя на руки Блисс.

Блисс смогла совладать с лицевыми мышцами и выдать что-то, что, как она надеялась, походило на улыбку:

- Конечно же, святой отец. Не волнуйтесь за меня, я просто...

- Вас колотит так, что вы сейчас откусите себе язык, - мягко перебил её священник.

И стоило Блисс прислушаться к себе, как сразу же стало понятно, что священник прав. При каждом слове челюсть больно давила на язык, мурашки покрыли всё тело, а руки дрожали так, что даже не удавалось толком сжать их в кулаки.
Странно, но до этого момента ей казалось, что тело слушается её.

- Вам следует сесть на первую скамью, - не дожидаясь ответа, священник с той же мягкостью взял Блисс под руку и повёл её через проход. - Котельная расположена совсем близко к ней, да и свечей сегодня столько, что можно прогреть небольшую комнату.

Через некоторое время Блисс почувствовала, что зубы прекратили отбивать сумасшедший ритм, а руки стали лишь подрагивать время от времени.

- Мисс? - снова послышалось осторожное, тихое слово и Блисс удивлённо вздрогнула, резко сев. Она могла поклясться, что священник даже не успел отпустить её руки, да и она не то, что лечь, сесть не успела, но тот уже стоял на достаточном расстоянии от неё. С чашкой в руках.

- У вас не было это чашки, - неуверенно заметила Блисс.

- Не было, - легко согласился священник. - Вы так и не отогрелись за три часа, что провели здесь, так что я подумал о дополнительном источники тепла.

Увидев ошарашенный взгляд Блисс, священник ответил прежде, чем она успела задать вопрос:

- Вы уснули сразу же, как только привалились к стене. Я проявил самонадеянность и уложил вас, иначе бы вы рискнули сломать нос об пол. Иисус поощряет людей, которые стоят перед ним на коленях, но уверен, что созерцания крови в его жизни было более чем достаточно.

- Вы шутите, да? - неуверенно спросила Блисс, принимая из его рук чашку. Она чувствовала себя растерянной и беспомощной, не понимая, как три часа из её жизни сознание преобразовало не более, чем в секунду. Даже при сильнейшем стрессе организм не выкидывал такие фокусы.

«Ты действительно считаешь, что произошедшее сегодня не самый сильный стресс в твоей жизни? Некоторые бы просто сошли с ума», - промелькнуло в голове Блисс.

- Я надеялся разрядить обстановку.

- Напоминанием о крови и распятии Христа?

- Согласен, это было не самое лучшее решение, - вздохнул священник, осторожно присаживаясь рядом с Блисс. - Последние десять лет я только давал советы, наставлял на путь истинный, и если это можно применить в качестве оправдания, всё это отнюдь не требовало успокоить человека. Обычно им этого не требуется.

- Может быть, мне тоже не нужно успокоения? - спросила Блисс.

- Вам не требуется успокоение само по себе или же то, которое может дать вера?

- Я не верю в бога, и уж тем более не верю, что он может дать какое-то мифическое успокоение. Столь же мифическое, что и он сам.

- Неужели вы совсем не верите в нечто волшебное? Если уж не в Бога, то в нечто всевышнее, нечто, за что можно спрятаться или поговорить, если дела идут совсем плохо? - искренне изумился священник.

- О, напротив, - Блисс еле сдерживала желание рассмеяться. - Я знаю о волшебном столько, что иногда эти знания мне отвратительны. А если говорить на счёт всевышнего, - Блисс встала и подошла ближе к алтарю, внимательно всматриваясь в искаженной мукой лицо и красноватые блики свечей. - Сейчас, когда вы сказали об этом, на ум пришло другое слово. Верховный.

- Верховный? - переспросил священник, в голосе которого явно проскользнуло неодобрение. - Не уверен, что это слово можно отнести к религии.

- Да, я знаю. Но сейчас... - Блисс почувствовала, что в голове что-то шевельнулось. Верховный. Почему именно верховный? Попытки вспомнить, к чему ведёт это слово, походили на желание вспомнить сон. Кажется, что вот-вот можно ухватиться за воспоминания, но на самом деле они только сильнее отдаляются от сознания.

- Не обращайте внимания, - сдалась Блисс. - Просто неудачная попытка подобрать формулировку.

Блисс знала, что ей стоило уйти сразу же, как только она проснулась, стоило понять, каким образом можно вернуться в Хогвартс. Но вместо этого она снова дошла до скамьи и медленно выпила горячий напиток, завороженно смотря на красные подставки для свечей.
Головокружения, головной боли, или даже намёка на неприятные ощущения не пришло. За эти месяцы Блисс совсем забыла, что когда-то красный цвет она считала приятным.

- Это не похоже на чай, - сказала Блисс, когда напитка не осталось, но кружка всё ещё немного грела пальцы. - Но так успокаивает.

- Мятный отвар со смородиной, - пояснил священник. - Гораздо лучше любого чая.

- Спасибо вам за всё, - искренне поблагодарила Блисс, внезапно понимая, что её поведение было более чем странным. - Пожалуй, я больше не буду докучать вам. А даже если я вам не докучала, в любом случае, мне давно пора быть в другом месте.

«Из которого мне даже было нельзя уходить».

- Беседа с вами принесла мне большое удовольствие, - заверил её священник.

Когда Блисс стояла у двери, держа мантию в руках, священник окликнул её и, завладев вниманием, спросил:

- Как это не прискорбно, многие из вашего поколения действительно не хотят верить. И сейчас, когда у меня есть такая возможность, позвольте мне воспользоваться ей. Ответьте на вопрос, почему? Из-за страха, что вы не властны над своей жизнью? Или это боязнь того, что кто-то будет решать, в хорошее место вы попадете или же наоборот? Почему вы старательно, будучи такой молодой, не хотите хотя бы на секунду поверить в то, что в этой жизни есть что-то более высокое, нежели рождение, промежуточный этап и смерть?

- Вы говорите о промежуточном этапе так, как будто он ничего не значит, - грустно покачала головой Блисс. - Из ваших уст это всего лишь два слова, и создаётся ощущение, что вам всё равно, как много они проносят. Первые шаги и понимание слов, первая влюблённость и первое разочарование, последующее понимание того, что не всё скалывается на одном моменте, череда поступков, как замечательных, так и ужасных. Может быть, некоторые не хотят верить только потому, что им хватает одной жизни и они не хотят ничего исправлять в дальнейшем, даже если их жизнь не была идеальной. Людей, которые не верят, достаточно хватает как и вашем, так и в более поздних поколениях. Как я и сказала, не стоит всё скалывать лишь на одном моменте.

- А вы? - быстро спросил священник, странно смотря на Блисс. - Почему не верите вы? Тоже хотите, чтобы эта жизнь стала для вас последней?

- Нет, - покачала головой она. - Я просто..., - слова застряли в горле и не желали выйти на ружу.

- Я просто, - снова попыталась она, но что-то снова было не так. Словно она хотела что-то вспомнить, достать из памяти, но не могла. Почему она не верила? Почему даже не допускала мысли о том, что Бог существует, почему, когда она прислушалась к себе, в ней просыпалось нечто сродни отвращению к тому, что он действительно может существовать?

- Мне пора, - выдохнула она. - Ещё раз спасибо за всё.

- Сколько вам лет, мисс? - спросил священник, всё ещё смотря на Блисс тем странным взглядом, который она не могла определить.

- Зимой мне исполнится семнадцать. Но вы правы. Я слишком молода. Слишком молода для всего, что со мной происходит.

Когда она открыла дверь церкви и выбежала на свежий воздух, то отчасти надеялась, что её снова поглотит молочный свет и она окажется в Хогвартсе. Но всё, что её встретило, это тёмный парк с множеством фонарей и легко моросящий дождь.
Наверное, на мосту был слишком ледяной ветер, потому что сейчас ей вовсе не казалось, что на улице холодно. Моросящий дождь вызывал не самые приятные ощущения, но свитера и мантии оказалось достаточно, чтобы не чувствовать сильный дискомфорт.
Скамейка, привлекшая внимание Блисс, было достаточно освящаема и поэтому можно было без труда заметить белеющую газету.
Взяв её и пробежавшись взглядом по заголовку, она попыталась унять дрожь и истерический смех. Разница Лондона с Нью-Йорком составляла пять часов. Чтобы пересечь океан и добраться самолетом, нужно было не менее семи часов без пересадок.
Но это не меняло того факта, что Блисс действительно была в Нью-Йорке. И если исходить из того, что она проспала три часа, время, что было в Лондоне и время, когда она прибыла в Нью-Йорк, было одинаковым.
Ей нужно было обратно в Хогвартс. Ей нужно было подумать обо всём именно в Хогвартсе, в месте, где сейчас ей было безопаснее всего.
И, словно её голову кто-то потянул вниз, она посмотрела на асфальт, небольшой участок которого покрывала уродливая трещина.

- Ты в порядке!

Оказавшись в центре Выручай-комнаты и сделав первый шаг, Блисс поскользнулась, но сразу же оказалась в руках Кормака.

- Если бы ты не была в порядке, я бы сам тебя убил, - прошептал Кормак, крепко прижимая Блисс к себе. - Нашёл, воскресил, если бы понадобилось, и убил бы.

- Я ценю твою заботу обо мне, - похлопала его по спине Блисс. - Сколько меня не было?

- Думаю, две минуты.

- Сколько? - растерялась Блисс. - Это невозможно. Я должна была отсутствовать порядком пяти часов.

- Хочешь сказать, что ты решила вернуться только через пять часов? - оцепенел Кормак. - Видимо, у этой штуки сбои со временем, на счастье тебе. Ещё немного, и я кинулся бы за помощью.

- Нет, - отстранившись, твёрдо сказала Блисс и схватила Кормака выше запястья. - Послушай. Если... нет, не если. Лучше сразу говорить тебе правду. Когда такое опять повториться, сколько бы меня не было, две минуты, час или день, ты не должен никому говорить об этом. Никому, понятно? У тебя есть лимит в три дня. Только через три дня сможешь предпринять меры. Ты понял меня, Кормак?

Когда Блисс уже казалось, что Кормак никогда не заговорит, он нарушил молчание:

- Лимит в три дня. Как тебе будет угодно.

- Хорошо, - она отпустила его руку, поняв, что слишком сильно сжала её. - Прости.

- За руку? - криво усмехнулся Кормак - Не стоит.

- Прости за то, что делаешь это. Прости за то, что связался со мной. Прости за то, что доставляю тебе столько неприятностей и переживаний. Но да. И за руку тоже.

Через некоторое время Кормак осторожно коснулся её плеча:

- Можешь не извиняться. Я делаю это даже более добровольно, чем ты думаешь. Кажется, я волнуюсь за тебя.

- Всё будет хорошо, - машинально сказала Блисс.

- Вряд ли.

Она была полностью согласна с Кормаком.

- Так ты была в Нью-Йорке?

- Не сразу. Первые пять секунд я провела на Тауэрском мосту, в Лондоне.

- Ты с ума сошла? - снова пришёл в ужас Кормак. - Даже за эти пять секунд...

- Видимо, так подумал не ты один, - отстранённо сказала Блисс, смотря на идеально ровные плитки.

- О чём ты? - нахмурился Кормак.

- Я немного поразмыслила над этим. Мои ощущения в тот момент, когда я оказалась на мосту и ощущения, когда снова появилась в Хогвартсе. Они были другие. Просто ощущение, словно ты проходишь через яркий свет. Быстро, как по туннелю, вот и всё. Но те пять секунд на мосту... у тебя бывало когда-нибудь, что кто-то в шумной толпе не мог до тебя докричаться? А когда добирался до тебя, то быстро хватал за руку?

- Да, - осторожно ответил Кормак. - Такое истеричное хватание, когда человеку нужно что-то сказать или передать.

- Именно. Истеричное. Клянусь тебе, это было не воздействие Выручай-комнаты. Кто-то намеренно вытащил меня с того моста.

(Не) может быть иначе


- То есть всё, что мне нужно сделать, это представить трещину и, скажем, публичный дом? И пожалуйста, всего через секунду я в нужном месте, а изначальное время даже не меняется?

- Сбавь тон, пожалуйста, я прекрасно тебя слышу. Ты не можешь представить её на любой точке Хогвартса. Только та определённая шахматная клетка. Но когда тебе понадобится вернуться, то, если я правильно поняла, подойдёт любая плоская поверхность. Это как центральный банк. Главный вход только один, но множество запасных выходов на случай экстренных ситуаций никто не отменял. И да, публичный дом, Кормак?

- Я пытался вывести хоть какую-то реакцию, кроме показного дружелюбия.

Блисс со стоном сделала глоток кофе. После её прозрения прошла неделя и всё, что она делала, это анализировала, записывала и проверяла работу Выручай-комнаты. И чем больше она узнавала, тем сильнее понимала, насколько опасно то знание, которое попало ей в голову. Живая комната. Комната с разумом. Чем, чёрт побери, думали те люди, которые создавали её?

- Почему я об этом узнала? - резко подняв голову, спросила Блисс.

- Я не совсем понял суть вопроса, - минуту спустя признался Кормак.

- Да, у меня странные сны, да, голова болит так, что иногда хочется повесится, и да, у меня ощущение, что я схожу с ума, - пояснила Блисс. - Но вряд ли я первая, с кем происходят странные вещи, особенно сейчас.

- Настолько же странные, как и с тобой? - скептически переспросил Кормак.

- В некотором роде, - сдалась Блисс. - Меня пугает то, как я к этому пришла. Фактически, всё было логично и та цепная реакция, которую я создала в своей голове, привела меня к этому ответу.

Блисс несколько раз прокрутила на пальце янтарное кольцо:

- У меня всегда были проблемы с математикой.

- Я не успеваю следить за сменой тем, - вздохнул Кормак, после чего намазал тост джемом и положил на тарелку Блисс.

- Я к тому, что в математике и в том, как я пришла к выводам о Выручай-комнате, есть одна объединяющая часть. Логика. Вещь, которая возненавидела меня с самого рождения, причём не без взаимности. Я понимаю, что у меня было достаточно знаний, чтобы догадаться, но...

- Вот именно, - перебил её Кормак. - Хочешь, я скажу тебе одну вещь, которую ты по неизвестным мне причинам не хочешь признавать? Ты умная. Человек с меньшими знаниями и умом смог бы догадаться, что происходит, если бы с ним случилось нечто похожее, что происходит с тобой. Не надо недооценивать себя, или не считать храброй. Ты храбрая и ты признаешь то, что с тобой происходит.

- Я просто девушка, - только и смогла ответить Блисс, тронутая заботой Кормака.

- Возможно, в первый день нашей встречи, ты и была просто девушкой. Ты прекратила ею быть даже раньше случая в магазине. В тот момент, когда ты рассказала, что тебе приснилась пыль. Думаю, цепная реакция запустилась уже тогда.

- Но кто или что её запускает? И самое главное, почему? - криво улыбнулась Блисс, машинально смотря на запястье. Она всё время забывала, что её часы не шли в Хогвартсе, но это не мешало ей носить их. До тех пор, пока Малфой в очередной раз не прошёлся по этой её привычке. Это было сразу же на следующий день после путешествия в Нью-Йорк, и голова, наполненная там волшебной легкостью, по прибытию в Хогвартс снова вернулась к исходному болезненному состоянию. Голос Малфоя и до этого не внушавший ей спокойствия, в тот день показался самой настоящей колючей проволокой, поэтому как только она услышала первые издевательские комментарии, сразу же сняла часы, едва сдержавшись, чтобы не запустить их в глаз Малфоя. К её удивлению, тогда он просто посмотрел на неё, но больше не проронил не слова. Часы с тех пор оставались у него, а следующая встреча должна была произойти только через два дня. Блисс скучала по своим часам, путь даже они и прекратили свою работу.

- Мне нужны ответы. Но, в любом случае, я не смогу их получить, если нас исключат из школы за опоздание к Снейпу. За третье опоздание подряд на этой неделе.

- У меня свободная пара, так что, если тебя не надо проводить, я проведу это время за третьей чашкой кофе.

- Отдыхай, - улыбнулась Блисс и, потрепав Кормака по плечу, быстрым шагом направилась к выходу.

- Бромлей, - на первом этаже осталось буквально пять человек и Блисс не смогла бы сделать вид, что не слышит этого голоса, даже если бы очень сильно постаралась.

- Малфой! - мысленно отсчитав три секунды и улыбнувшись так широко, что заболела челюсть, она повернулась к нему лицом.

Фактически, они не должны были видеться с того самого дня, как Блисс сдёрнула с себя часы. Почти девять дней полного, абсолютного и такого нужного спокойствия от Малфоя, а именно столько должно было настаиваться зелье Истины до следующей стадии.
В тот день они, очень ожидаемо для Блисс, снова поссорились. Что было менее ожидаемо, так это поведение Малфоя. Обычно спокойный и отвечающий на её нападки иронично и спокойно, он вёл себя почти так же взвинчено, как и она. Наверное, со стороны они смотрелись достаточно истерично. Когда Блисс вылетала из его комнаты, то буквально прокричала, что эти девять дней наверняка войдут в десятку лучших моментов её жизни. Малфой же, вместо того, чтобы хмыкнуть, сказать нечто колкое своим спокойным тоном или же просто промолчать, проорал, что с удовольствием отказался бы от наследства, лишь бы эти девять дней скорее вступили в силу.
Девять дней вступили в силу достаточно быстро и ровно через два часа Блисс захотелось выть. И убивать. Потому что Малфой, противореча недавно сказанным словам, был везде.
Блисс всегда казалось, что она понимает людей настолько, чтобы решать как именно нужно себя с ними вести, но поведение Драко Малфоя и сам он в целом оставался для неё примерно такой же загадкой, как для учёных глубины океана.
Попытка отвадить его от себя сарказмом, игнорированием и банальными прятками не привела ни к чему, что можно было бы назвать хорошим результатом. Понять, что именно ему нужно, привело к результатам ещё более плачевным. К концу пятого дня Блисс начала серьёзно опасаться за своё психическое здоровье и подозревать в Малфое явную склонность к мазохизму.
Попробовать тактику дружелюбия и восторженного кретинизма она уже рассматривала второй день и, видимо, сейчас был самый подходящий случай.

- Я так...

- Держи, - не дослушав её речь, отмахнулся Малфой, сунув ей в руку поблескивающий предмет.

Разжав руку, Блисс с удивлением обнаружила коричневый кожаный ремешок и матово-черный циферблат. Это были её часы, купленные в Барселоне. Идущие часы.

- Достаточно примитивное заклинание и два часа в специальном зелье, - ответил на её немой вопрос Малфой, - и твоё несуразное подобие часов снова работает.

- Не говори о них так, - в этот раз, к своему изумлению, Блисс не смогла сдержать искренней улыбки. - Они милые. Ты когда-нибудь был в Барселоне? Там полно маленьких магазинчиков с дешевыми, но очень милыми вещицами. В них продается всё, начиная от обычных ракушек и заканчивая вот такими часами.

- Полагаю, о женских моделях владельцам этих магазинов не довелось услышать, - серьёзно кивнул Малфой. - Или тут сыграла твоя непонятная слабость к мужским вещам.

- Эй, мужские вещи классные. - засмеялась Блисс. - Посмотри на себя. В этих брюках ты выглядишь шикарно.

Неожиданно закашлявшийся Малфой привёл Блисс в чувство и она тут же прикусила губу, уповая на то, что не покрылась краской в своей обыкновенной манере. К своему ужасу она поняла, что в её словах не было приукрашивания. Мантия, обычно скрывающая одежду учеников, сейчас свободно болталась у Малфоя на руке, так что можно было свободно созерцать его фигуру в строгих брюках и чёрном джемпере с горлом. Слово «шикарно» продолжало упорно вертеться в голове Блисс, чем ещё сильнее разжигало смущение.

Растерявшись, Блисс сделала первое, что показалось ей наиболее лучшим решением: стала пытаться яростно застегнуть часы на запястье так, словно от этого зависела судьба человечества:

- Ох, я просто жутко опаздываю, и это не смотря на то, что нахожусь в трёх минутах ходьбы от класса.

Она уже хотела обойти Малфоя, благо, коридор позволял это в достаточной мере, но не успела сделать и шага. Малфой подошёл сам и взял её руку, повернув её к себе запястьем.

- Что ты делаешь? - тихо спросила Блисс.

- Ещё немного, и ты бы разорвала ремешок, - пояснил Малфой, аккуратно застёгивая часы.

Блисс очень мало знала о часах, но сейчас ей казалось, что застегнуть их можно куда быстрее. И для этого не обязательно так часто касаться голых участков кожи. Слишком часто и при том таким образом, что дыхание странным образом забывает о том, что должно работать рефлекторно. Блисс не нравилось, как именно ощущались эти прикосновения.

- Вот и всё, - отозвался Малфой. - Но это не меняет того, что ты уже опоздала на одну минуту.

- Звонок, - ответила Блисс, и ей казалось, что её голос доносится будто бы из трубы. - Да, кажется я его слышала.

Те несколько человек, что были в коридоре, уже разбежались по классам, и Блисс с ужасом поняла, что они совершенно одни. И Малфой держит её за руку, потому что сейчас, когда часы были застёгнуты, иначе это было назвать нельзя.

- Что ты хотела мне сказать? - внезапно спросил Малфой, внимательно смотря на концы её волос.

- Когда именно? - усмехнулась Блисс. - Я очень часто хочу тебе что-то сказать. И очень много, но благо, воспитание сдерживает.

- Сегодня. Сейчас, - проигнорировав её колкость, спокойно ответил Малфой. - Ты начала, но не закончила.

- Я так рада тебя видеть, - вырвалось у Блисс прежде, чем она поняла, что именно сказала.

Блисс казалось, что прошла целая вечность. Вот она сказала эти слова, вот Малфой медленно поднимает взгляд с её волос и смотрит ей прямо в глаза.

- Я не расслышал.

Он давал ей возможность сбежать или обернуть всё в шутку. В ту самую злую шутку, которой изначально являлись эти слова.
Ей предоставляли шанс взять свои слова обратно.

- Я так рада тебя видеть, - срываясь на шепот, повторила Блисс. - Я хотела сказать, что так рада тебя видеть.

Этот шанс она сама только что растоптала до состояния стеклянной крошки.

- Мне пора, - резко парировал Малфой, практически отбрасывая её руку. - У нас впереди ещё два прекрасных дня друг от друга.

И прежде, чем Блисс смогла хотя бы сформулировать ответ, он развернулся и быстро зашагал прочь.
Конечно, с Драко Малфоем не могло быть иначе. Конечно, она не ощущала растерянность вкупе с беспомощностью после его слов. И разумеется, ей просто показалось, что на протяжении трёх минут он рассеяно поглаживал её запястье.

***

«Я так рада тебя видеть».
Её срывающийся от страха голос и тревожные глаза отпечатались в памяти, а руку словно покалывало в тех местах, где он к ней прикасался. Когда она повернулась к нему лицом, Малфой едва подавил в себе желание вздрогнуть, до того эта улыбка была похожа на оскал серийного убийцы. К концу разговора до Малфоя дошло, что она решила сменить свою тактику сарказма, которая вот уже на протяжении недели проявлялась сразу же, как только он пытался с ней заговорить.
Что же, Малфой никогда не думал, что даже подумает о таком, но первый вариант устраивал его больше. Фанатка из неё получилась больше похожая на потрошителя.
Он знал, что она хотела сказать эти слова с мнимым весельем и радостью. И сейчас, вспоминая, как прозвучали эти слова всего через десять минут после их разговора, он понимал, что ему это нравится. Очень, очень нравится.
Это пугало столько, сколько то, что всю Историю Магии его мозг прокручивал событие, которое должно было быть незначительным. Обязано быть незначительным.
Звонок с урока, резко ударивший по нервам, показался настоящим хором ангелов.

- Малфой, не стоит так лететь, - весело сказала Пэнси, нагоняя и хватая его под руку.

- Ты права, мне потребуется скорость не полёта, а заклинания, чтобы скрыться от тебя.

Не прошло и секунды, как Малфой почувствовал, как рука Пэнси ощутимо сжала его локоть, после чего его протащили несколько метров и толкнули в до странности незаметную нишу.

- Не могу понять, как ты находишь эти места в таком столпотворении, - задумчиво сказал Малфой, прислушиваясь к гулу голосов. - Полезная способность, надо заметить. Блейз бы оценил.

Пэнси молчала и Малфой чувствовал, как взгляд Пэнси прожигает её скулу.

- Ты не спросил её, правда? - скрипнув зубами, осведомилась она.

- Великий Мерлин, Пэнси! - мигом растеряв напускную задумчивость и повернув к ней лицо, прошипел Малфой. - Нет, я её не спросил. А знаешь, почему? Потому что она не знает ничего. В этом случае она даже не догадывается.

- Ты не можешь этого знать!

- Нет, могу! - плохо сдерживая голос, ответил Малфой. - Потому что если бы она знала, то была бы или слишком напугана, или слишком самодовольна. Другого не дано. При таком раскладе просто не дано.

- Но ты сам предполагал, что она знает что-то! - Пэнси уже почти кричала.

- Я этого и не отрицаю, Пэнси. Она знает что-то, чем очень напугана. Но она пытается найти то, чем напугана, пытается найти разгадку. А то, что мы узнали... от такого разгадку не ищут. Сильные люди справляются, слабые пытаются не обращать внимания. И то, каким способом мы это узнали, - Малфой потрогал переносицу. - Она даже не додумается бы до этого.

- Может быть, тебе всё же стоило спросить или сказать...

И Малфоя прорвало:

- Ты права, Пэнси! И как же я не додумался сделать это ещё восемь дней назад! Блисс, привет. Знаешь, нас с Пэнси стало бесить то, что ты едва ли не убиваешь себя неведомой вещью, о которой догадываешься, но не хочешь никому говорить. И вот тогда мы решили сами всё узнать. Помнишь мои часы, которые ты сжимала в руках, когда я выводил тебя на эмоции? Так вот, это были не мои часы, а замаскированный тёмный артефакт, на который было предварительно наложено специальное заклинание и зелье. Насколько эта штука была сильной? Какой же тебе привести пример, милая? Ты же знаешь, насколько профессор Снейп силён в легилименции? А Волан-де-Морт? Слышала о таком? Так вот, соедини их знания в этой науке и дай им эту прекрасную вещицу. Все мысли, которые вертятся в их голове за последние три дня, всё равно перенесутся внутрь циферблата, после чего их можно будет спокойно перенести в Омут Памяти. О, ты волнуешься, что мы узнали, о чём именно ты думала в тот момент, не так ли? Можешь не волноваться... нет, ты меня дослушаешь! - голос Малфоя становился громче и злее с каждым тоном и девушка успела пожалеть, что вывела его. Она знала об этой стороне характера Малфоя и не смотря на их отношения, всегда, не признаваясь самой себе, боялась пробудить в нём это. Но было уже поздно и Малфой, заметив, как она отводит глаза, схватил её за подбородок и заставил смотреть на себя. - Можешь не волноваться, милая! Дело в том, что когда мы открыли артефакт, он был выжжен изнутри до состояния странного золотистого песка, который обжег меня, после чего спокойно исчез. Кстати, вафли сегодня были вкусные.

Закончив говорить, Малфой так быстро отпустил голову Пэнси, что она дернулась в сторону.

Они молчали до следующего звонка, стараясь не смотреть друг на друга.

- Что она такое?

В голосе Пэнси отчетливо проскальзывали ноты страха и Малфой почувствовал нечто вроде вины. Он не хотел срываться на Пэнси таким образом, но последние знания, обрушивающиеся на него, были действительно слишком. Всего было слишком много.

- Я говорю серьёзно, Малфой, - снова заговорила Пэнси, стараясь справиться с дрожащим голосом. - Что она такое? Это же просто... нечто. При таком раскладе она даже не может являться человеком. И что именно она может делать? Сколько вреда причинить людям? Да что она такое, черт подери, ответь мне!

- Может быть, мы напутали с зельем? - ничего не выражающим голос ответил Малфой.

На секунду Пэнси показалось, что ей послышалось:

- Напутали с зельем? Напутали с зельем? Малфой, это был артефакт четырехстолетней заряженности. Не напомнить, как Горбин предупреждал, что при неправильном обращении он может выжечь кору головного мозга? И заметь, не наоборот. Проклятье, Малфой. Мне страшно, понятно тебе? Я даже не собираюсь этого скрывать.

- Мне страшно за неё, - сказав эти слова, Малфой в первую очередь признался в этом самому себе.

Ему действительно было страшно за неё. Его инстинкты самосохранения, разборчивость в характерах людей до мельчайших деталей и интуиция, никогда не подводившая его в опасных ситуациях, выли сереной, что если и надо кого-то защищать, то это её от других, а не наоборот.
Малфой знал по своему опыту как животные инстинкты и липкий страх, вытесняющий всё хорошее, может влиять на структуру человека в целом, знал, насколько жестоки они становятся, когда не могут понять и разобраться в ситуации.
Блисс была просто девушкой, с которой происходило что-то странное, но которая даже не догадывалась о масштабах того, что происходило в её теле.
Хуже того, она была бескорыстной, доброй и делала всё, чтобы защитить близких ей людей. Малфой был уверен, что стоит ей узнать что-то похуже, что она знает сейчас, то даже Кормак, который сейчас может ей помогать, исчезнет из её жизни.
Блисс Бромлей острила, говорила саркастичные и колкие вещи, но это самая сильная защитная реакция, на которую был способен её характер. Она была просто девушкой, и не заслуживала того, чтобы о ней говорили, как о неодушевленном предмете.
- Кто, Пэнси. Не что. Она просто девушка, - сказал вслух Малфой. - Не «нечто», не «что», и тем более она не является чем-то инопланетным.
Пэнси упрямо молчала и Малфой, почувствовал неладное, снова схватил её за подбородок:
- Я знаю тебя, - тихо и спокойно сказал Малфой. - Знаю, как просто добиться того, чтобы стать твоим врагом. Но не в этом случае, Пэнси. Она напугана. Не смей ей говорить о чём-то, не смей намекать и даже не смей думать, чтобы причинить ей вред. Ты поняла меня?

- Я тебе не домовой эльф, - зло прошипела Пэнси.

- Ты поняла меня? - делая ударение на каждом слове, переспросил Малфой.

Малфой знал, как напугать человека. Даже такого храброго, как Пэнси.

- Да, - тихо сказала она. - Поняла.

Малфой отпустил её, после чего Пэнси сразу же его обняла. Малфой хотел предпринять попытку вырваться, но Пэнси просто повисла в его руках.

- Не переживай, - стараясь успокоить и её, и свое разбушевавшиеся сознание, спокойно произнес Малфой. - Мы разберёмся с этим.

- Я надеюсь, - безжизненно произнесла Пэнси. - Я очень надеюсь, что нам удастся это сделать.


Думай о тиграх


Рабочее название рассказа "Под пологом золотой пыли" заменено на полноправное.

****************

Малфой не мог понять, что творится с его Пэнси. С той Пэнси, которая иронично улыбалась на его комплименты, давала ценные советы и была неоценимым другом. Его Пэнси не была падкой до разговоров о глубинах чувств, его Пэнси не сверкала глазами, стоило ему появиться в поле зрения, его Пэнси н вешалась на него по каждому удобному и не удобному случаю.
Последнее она не делала особенно.
Невольно Малфой вспомнил события недельной давности, тот самый день, когда Пэнси всё ещё оставалась самой собой.
Она спокойно зашла к нему в комнату и кинула белоснежный конверт на кровать, иронично подняв бровь. Малфой повторил её жест, но по мере прочтения письма шутливое выражение полностью исчезло с его лица.

- Когда? - ничего не выражающим голос спросил Малфой.

- Утром, - весело ответила Пэнси, сев на кровать. - Так что не жди меня на завтрак, мой милый друг.

- Откуда это? - поморщился Малфой.

- Из одной маггловской книги. Весьма и весьма поучительной.

- Бромлей?

- Блисс. Она самая.

Малфой понимал, что Пэнси не хочет его волнения, понимал, что этой лёгкой болтовнёй Пэнси пытается показать, что всё будет хорошо и с ней ничего не случится.
Он понимал это.
Он не хотел смиряться.

- Ты можешь отказаться? - Малфой понимал, что его голос звучит обеспокоенно, но ему было наплевать. Это была Пэнси. - Откажись. Напиши, что у тебя важная подготовка к экзаменам, или...

- Родители уже отпросили меня у директора, - и прежде, чем Малфой успел что-то ответить, она осторожно коснулась мизинцем тыльной стороны его руки. Малфой замолчал, и Пэнси, не шевелясь, продолжила. - И я показала тебе это письмо не для того, чтобы ты переживал. Послушай, не стоит за меня волноваться. Мы знали, что рано или поздно Лорд посетит и нашу семью. Вряд ли за те десять дней, что меня не будет, случится нечто из ряда вон.

- Здесь, может, и нет.

- Прекрати, - вздохнула Пэнси. - Эта процедура уже происходила десятки раз, всё будет, как и раньше. Он погостит у нас неделю, возможно, поставит моего отца в особенно тяжелый рейд, проверит, верны ли ему мы с матерью. И на этом всё. Он уедет из нашего дома, а я вернусь к примитивной школьной жизни.

- Хорошо, если всё будет действительно так, - сухо ответил Малфой. - Напомнить, что случилось на тот эфемерный десятый раз?

Пэнси вздрогнула и её мизинец дёрнулся на руке Малфоя.

- Мы даже не знали ту семью, - тихо напомнила Пэнси. - О ней все так мало знали. Возможно, они были не верны Лорду или являлись шпионами.

- Действительно.

Пэнси встала с кровати, и, встав перед Малфой, решительно сказала:

- Вот что. У тебя не получится волноваться за меня или переживать. Я буду забрасывать тебя письмами. Каждый день, на протяжении всего времени, со скучными и изматывающими подробностями. И в тот день, когда я вернусь, ты будешь сдерживаться изо всех сил, чтобы не послать в меня какое-нибудь проклятье.

- Возможно, я испытываю такое желание несколько раз на неделе, - пожал плечами Малфой, но мнимое безразличие покидало его. Невозможно было противиться подзадоривающей улыбки его лучшей подруги.

- Но, послушай, - Малфой поднял взгляд со своих рук, посмотрев в прозрачные глаза Пэнси. - Если ты почувствуешь, что тебе угрожает что-то, хотя бы малейшая опасность или предчувствие где-то в уголке сознания, просто напиши. Напиши мне об этом и я сразу приеду. Мне плевать, что случится, как это будет выглядеть в глазах Тёмного Лорда, мне плевать, что подумает об этом моя семья и остальные. Я приеду сразу же, если ты будешь в этом нуждаться.

Какое-то время Пэнси стояла каменным изваянием, после чего осторожно наклонилась и поцеловала Малфой в лоб. Невесомый, почти призрачный поцелуй.

- Я тебе верю, - сказал она, уже стоя на пороге.

Малфой был уверен, что уходя, Пэнси улыбалась.

На следующий день он увидел её за завтраком. Она опоздала на двадцать минут и сразу же подсела к нему, взволнованно блестя глазами.

- Тёмный Лорд, - дрожащим голос сказала Пэнси. - Он изменил своё решение.

- Это я уже понял, - осторожно сказал Малфой, не понимая, что происходит.

- Нет, ты не понимаешь. - покачала головой Пэнси. - Он изменил своё решение, нагрянув не к нам, а к Астории с Дафной.

- Что? - на миг Малфоя ошеломили слова Пэнси. - И директор отпустил их?

- В том то и дело, - прикусила губу Пэнси. - Директор бы ни за что не отпустил их обеих. Уехала только Астория. Дафна пыталась сделать так, чтобы поехала она, но было уже поздно.

В голове Малфоя что-то тревожно щелкнуло, но он постарался отогнать волнение. С Асторией всё будет хорошо. Их род, чистота крови, преданность делу и богатство стоит едва ли не на ровне с состоянием Малфоев. Всё обязано быть идеально.

- Что с Дафной? - спросил Малфой.

- Даже не спрашивай, - отрешенно покачала головой Пэнси, взяв Малфоя за руку. - И старайся ничего ей не говорить. Девушка, которая выказала ей сочувствие, сейчас в больничном крыле, избавляется от язв на лице.

В тот день Малфой увидел Дафну только на второй паре. Весь последующий день её глаза не теряли красного оттенка и Малфою оставалось лишь догадываться, сколько слёз Дафна потеряла на каждой из перемен.
Малфой знал, что Астория и Пэнси неплохо ладили между собой, но он даже не подозревал, что отношения между ними были настолько близкими. Астория была младше на курс но, несмотря на эту несущественную разницу, иногда и Малфою казалось, что она намного младше их всех.
Он сам испытывал нечто вроде нежности к Астории. Она была хрупкой, вечно изнывала из-за страха перед войной и боязнью того, что не успеет прожить свою жизнь, и в ней ещё не успела проявиться настоящая злость или хитрость на грани с мазохизмом по отношению к другим. По крайней мере, они ещё не проявлялись слишком явно.
Малфой вздохнул и покачал головой. Скорее бы вернулась Астория. Может быть тогда состояние Пэнси наладится, да и он будет знать, что эта маленькая девочка в безопасности.
На секунду Малфой искренне понадеялся, чтобы эти десять дней никак не изменили Асторию.


***

Внеплановая проверка от Снейпа? Вполне планово. Внеплановая проверка на контролирование аверлиусов в присутствии всего класса? Вполне катастрофа.

- Профессор Снейп, - стараясь убрать из голоса возмущение, начала Падма. - Не вы ли сами оповестили нас, что первая проверка с аверлиусами будет только в конце месяца?

- Разумеется. Точно так же, с точностью до секунды и каждого по отдельности, я повещу о нападении Пожирателей Смерти. А так же любезно запишу на пергаменте весь перечень заклинаний, который они сочтут необходимым применить к каждому из вас, - сухо прокомментировал Снейп слова Падмы. - Вы староста Когтеврана, мисс Патил. Кажется, ещё недавно это о чём-то, но говорило.

Если бы не потемневшие щеки, лицо Падмы можно было бы назвать бесстрастным.
Когда Снейп продолжил говорить, Блисс перехватив взгляд Падмы, постаралась выразить в своем взгляде всё сочувствие, на которое была способна. Падма покачала головой и улыбнулась, показывая, что её поведение Снейпа ничуть не задело. Блисс в это верила. За те недолгие месяцы, что она проучилась в Хогвартсе, даже у неё выработался иммунитет к его оскорблениям.

- Вызов к доске будет производиться в алфавитном порядке. Бут, Терри.

Блисс скрестила пальцы и мысленно пожелала ему удачи, после чего, стараясь привлекать к себе меньше внимая, осторожно достала аверлиус из сумки и сильно его сжала.

«Я контролирую тебя, - зло подумала она, сжимая кулон до побелевших костяшек. - Ты всего лишь неодушевленный предмет, который причиняет другим слишком много неудобств. Другие не должны страдать из-за вещей, которые им неподвластны. Кусок металла. Только и всего».

Терри сумел вернуть контроль над аверлиусом через пятнадцать минут после его активации.

- Отвратительно, мистер Бут, - сухо сказал Снейп, когда бледный Терри сел на своё место. - А ведь эта магия не имеет и трети контроля над вашим разумом. Напомню, что в экзаменационной полноценной проекции каждый сможет увидеть все ваши самые глубокие страхи, в том числе и те, о существовании которых одна лишь мысль вызывает стыд.

- Я буду практиковаться ещё больше, - глухо ответил Терри.

Снейп проигнорировал его слова, вызвав к доске следующего ученика:

- Броклехарст, Мэнди.

Пока Мэнди настраивала шестерёнки в своих часах, Блисс услышала позади себя резкий судорожный стон и, испугавшись за Терри, обернулась.
Парень, сидевший позади неё, оказался не Терри, но был также бледен. Блисс прекрасно помнила, что он общался с Гарри, Роном и Гермионой, постоянно взрывал разные предметы и нередко смешил всех в радиусе нескольких метров от себя. Но он был из тех, о ком просто знаешь, но даже не обмениваешься приветствием.
Парень поднял на неё светло- зелёные глаза и вымученно улыбнулся:

- Симус Финниган к вашим услугам. Вам не кажется, что мы уже где-то встречались?

- Сложно в это поверить, - закатила глаза Блисс и покачала головой. - С тобой точно всё в порядке? Мне кажется, тебе стоит отпроситься.

- Ни за что на свете, - усмехнулся Симус. - Я достиг значительного успеха в управлении этой проклятой штукой, так что головной боли придётся подождать.

Блисс пожала плечами и отвернулась, углубив всё своё внимание на Мэнди, лицо которой уже становилось зеленоватого оттенка. Блисс тихо вздохнула. Эта проверка была определенно ужасной затеей.

- Бромлей, Блисс, - прозвучало в классе сразу после того, как Снейп, поставив под сомнение нахождение Мэнди на факультете Когтеврана, отправил её на место.

«Что же, придётся пережить словестное унижение от Снейпа в двойном объёме» тоскливо подумала Блисс.
Обернувшись лицом к классу и застегивая на шее кулон, она заметила, что Гарри и Рон обеспокоено смотрели на Симуса, а его друг, имя которого Блисс не могла вспомнить, что-то взволнованно ему говорил. Блисс понадеялась, что Симусу хватит ума не выходить к доске, после чего застежка на кулоне поддалась и он повис на её шее.
Спустя минуту Блисс поняла, что ничего не происходит, и она потянулась к застежке, пытаясь понять, в чем дело. Она уже собралась сказать профессору Снейпу, что с её аверлиусом что-то не так, когда её взгляд приковало странное мельтешение в классе.
Блисс подняла глаза и сразу же вцепилась зубами в нижнюю губу, пытаясь не закричать. Вокруг каждого человека клубилось множество золотых частиц, образуя некое подобие ауры.
Блисс не знала, сколько времени ей потребовалось на то, чтобы успокоиться, но когда нервная дрожь прошла, она испытала искреннее непонимание. Как можно было бояться этой субстанции? Она была прекрасна.
Все окна в кабине Защиты были наглухо закрыты и только сейчас Блисс заметила, что одно древесное полотно сдвинулось и сквозь него пробился размытый солнечный луч.
Блисс и не заметила бы его, если бы не тянущаяся к солнцу пыль сидящей рядом с окном Гермионы.
Но следующее, что привлекло её внимание, выглядело отнюдь не прекрасным. Блисс озадачено склонила голову, смотря на пылевую завесу Симуса Финнигана. Пыль остальных людей в классе создавала плотное полотно, завесу единого и целого. Пыль же Симуса, по обе стороны его головы, образовала зияющие пустоты.
«Словно в ней завелась моль», - отстраненно подумала Блисс, рассеяно опуская взгляд на свои руки и озадаченно их рассматривая. Та же самая субстанция, что и у других. Ничего особенного. Но зачем она нужна, если не является аурой? Какую связь она имеет к людям?

«Аура. Жизненная Энергия. Душа. Что ты такое? - думала Блисс, смотря на прорехи в полотне Симуса. - Для чего ты предназначена?»

Блисс нахмурилась, пытаясь понять, что именно дала ей последняя мысль.

«Пытайся думать, - Блисс чувствовала, что магия аверлиуса затягивает её в сонную дымку, состояние, когда организм ещё не спит, но есть чувство, будто ты падаешь или раскачиваешься на волнах. Каждый раз, когда ей удавалось вынырнуть на поверхность одной волны, за ней следовала следующая, всегда выше предыдущей. - Думай. Предназначена для чего-то. Предназначена для кого-то. Предназначены могут быть судьбы, слова, поступки, действия. Предназначенные действия. Предназначенная субстанция. Бог, дьявол, верховный. Верховный. Десмонд Льюис. Кто такой Десмонд Льюис? Солнечные рубины. Почему снова рубины? Рубины не могут быть солнечными. Солнечная пыль. Предназначенная солнечная пыль. Полотно с прорехами. Предназначенная солнечная пыль для полотна с прорехами».

Вот оно!
Блисс почувствовала, как ей снова удалось вынырнуть из толщи воды. Мысль, пришедшая ей в голову, казалась безумной, но она понимала, что если попробует сейчас, то другого шанса может и не представится.
Блисс смотрела на свои руки и представляла, как пыль туманом, змеей, всем своим существом летит к Симусу Финнигану и заполняет зияющие дыры. Несколько долгих минут ей казалось, что ничего не происходит, пока она не заметила вещь, повергшую её сознание в очередную шоковую волну. Прорехи полотна Симуса зарастали с космической скоростью. Первая дыра исчезла практически сразу же, но вторая затягивалась с явной неохотой. Но всё же, через неопределённое количество времени, Блисс с радостью поняла, что теперь марево вокруг Симуса ничуть не отличается от остальных.
А потом она поняла, что смогла выйти из под влияния аверлиуса. Сонные волны исчезли. Краски, фоновый шум, голоса, эмоции и чувства, всё хлынуло в один момент.

И Блисс показалось, что в её голову и тело поместили раскаленный прут.

- Нет, - схватившись за голову и дико мотая ей из стороны в сторону, тихо прошептала Блисс. - Нет, нет, нет, пожалуйста, не надо.

- Профессор, с Блисс тоже что-то не так! - послышался полный паники голос.

Тоже? Но с кем...
Блисс удалось немного продраться сквозь физическую боль и понять одну вещь. Дикий крик в голове не был плодом её воображения. На полу, так же, как и она, хватаясь за голову, лежал Симус Финниган.

***

Очнулась Блисс в больничном крыле, три часа спустя. Если бы её кто-то спросил, сколько длился её громкий, истерический смех, она бы без колебаний назвала в два раза большее время.

- Хорошо, что мадам Помфри пришлось выйти к Снейпу за недостающими травами, - задумчиво послышался голос с соседней кровати, заставив Блисс вздрогнуть. - Она бы даже разбираться не стала, сразу бы выписала направление в больницу Святого Мунго.

- Симус, - смогла выговорить Блисс сухими губами. - Сколько я здесь? Три часа? Чуть больше?

- Хорошее чувство времени, - одобрительно усмехнулся Симус. - Да, примерно столько мы здесь и лежим. Правда, я очнулся с полчаса назад. И, если ты не заметила, вода стоит прямо на тумбочке.

- Ты правда кричал? - неловко спросила Блисс, когда выпила самонаполняющийся стакан воды в третий раз. - Или это было, - она неловко постучала по виску.

- В твоей голове? - недоверчиво переспросил Симус. - И ты так спокойно об этом говоришь? Я, конечно, знал, что девушки сложные существа, но не настолько же буквально.

Блисс понимала, что нужно было прекратить таращится и хотя бы изобразить некоторое подобие улыбки, но не могла. Всё, что ей было необходимо, это услышать ответ на свой вопрос.

- Да, - Симуса передёрнуло под её взглядом и Блисс, истолковав его действия верно, постаралась совладать с эмоциями на своём лице. - Я кричал. Сейчас вспоминаю и ощущения, словно это был не я. Голос не мой, а какого-то раненного животного. Никогда не думал, что человек может издавать такие звуки.

Блисс отвернулась от Симуса, яростно борясь со слезами, жгущими уголки глаз. Что она натворила? Что она вообще такое, если может заставить человека издавать такие звуки? Что она сделала Симусу и были ли те прорехи реальными, а не плодом её воображения?

«Лоботомия на человеке в полном сознании, - промелькнуло в голове Блисс одновременно с новой волной отвращения. - А как же назвать это иначе?»

- Не хочешь спросить, что было с тобой? - Симусу явно было неловко в воцарившемся молчании.

- Что было со мной? - послушно повторила Блисс, не поворачиваясь к Симусу.

- Полумна рассказала, что ты просто схватилась за голову и просила перестать.

- Просила перестать? - заморгала Блисс, поворачиваясь лицом к Симусу.

- Да, - кивнул Симус. - Всё время повторяла «нет» и «пожалуйста». В отличие от меня, им пришлось наклоняться, чтобы суметь разобрать твои слова. А потом ты просто упала. Полумна была уверена, что ты не дышала.

- А ты? - взволнованно спросила Блисс. - Как у тебя прекратилось... это?

Симус посмотрел на Блисс и внезапно так обезоруживающе и счастливо улыбнулся, что она едва не предприняла попытку потрогать его лоб. Что с ним такое? Люди не выглядят так после проведённой заживо лоботомии.

- С тобой всё хорошо? - обеспокоенно проговорила Блисс.

- Лучше не бывает, - заверил её Симус, продолжая улыбаться.

Блисс чувствовала, что её руки начинают трястись.

- Ах да, - спохватился Симус, виновато поморщившись. - Ты же не знаешь. Видишь ли, всё то время, что мой голос выводил арии, и, уверен, заставлял оперных певиц кусать локти от зависти, я вспоминал.

Измученному разуму Блисс было едва ли не на физическом уровне сложно найти в нескончаемом потоке шуток Симуса то, что было действительно важно.

- Вспоминал? - ухватилась Блисс за последнее слово.

- Неожиданно, правда? - снова улыбнувшись, кивнул Симус. - Слышала о долгосрочной и кратковременной памяти?

- Да, - откинувшись на подушке и снова притянув к себе стакан с водой, выдохнула Блисс. - Ты страдаешь кратковременной памятью?

Симус быстро покачал головой:

- Мой отец маггл. Мама рассказала ему, что является волшебницей только после моего рождения, что послужило некоторому недопонимаю в последующее время, но они смогли пройти через это, - замялся Симус. - Но в итоге им пришлось идти на уступки перед друг другом. Например, никаких живых вещей, летающих в воздухе предметов. Само слово «аппарация» обладала изумительным действием заставлять голос папы становится похожим на голос умирающей мыши.

- Симус, у тебя чудесное чувство юмора, - вздохнула Блисс, часто моргая. - Но я чувствую, что скоро отключусь. Ближе к сути.

Симус пожал плечами и быстро продолжил:

- Я к тому, что мы не аппарировали, если собирались куда-то вместе всей семьёй. И в прошлом году, когда ехали на пикник к друзьям родителей, нас сбил грузовик.

- Симус! - потрясенно дернулась Блисс, пролив на себя немного воды. - Мне...

- Тебе жаль, - согласился Симус. - Я верю. Именно поэтому я хотел истратить немного больше времени на подготовительную речь.

- Мне правда жаль, - запылала от стыда Блисс, уткнувшись взглядом в стакан.

- Я верю, - согласился Симус. - Правда верю. Все говорили, что им жаль, и в большинстве случаев это звучало искренне.

Блисс не знала, что ответить на это, но Симусу и не нужны были её слова:

- Самое смешное заключалось в том, что я думал такое можно увидеть только в кино. Машина, которая мчится чуть быстрее скорости улитки, счастливая хохочущая семья и грузовик, который внезапно врезается из-за незаметного поворота. Нам повезло, видимо, он успел снизить скорость. Папа отделался сломанной рукой, мама, я всё ещё не понимаю, как она успела так быстро среагировать, схватила нас всех и мы приземлились чуть поодаль от машины. Она сломала два ребра, но потом, почти сразу же, аппарировала нас в больницу.

- Ты сидел на заднем сидении, да? - начала догадываться Блисс.

- Да, - беспечно качнул головой Симус. - Родители всегда говорили мне, что нужно пристёгиваться, но я не то чтобы слушал это.

- Водительская часть машины уже достаточно отъехала от предполагаемого столкновения, чтобы всё давление пришло на багажник и часть заднего сидения, ведь так? - продолжая смотреть на поверхность воды, спросила Блисс. Хотя она почти не считала это вопросом.

- Твой припадок спровоцировал в тебе дар ясновидения?

- О, это было бы прекрасно, - усмехнулась Блисс. - Я просто визуализирую в объёме.

- Я читал об этом, - но прежде, чем он успел продолжить, Блисс рассеяно его перебила:

- Когда пытался вернуть себе утерянные воспоминания?

- Моя голова чуть не пробила оконное стекло, после чего сразу же приземлилась на смятый металл с другой стороны. Я всё ещё помню расползшиеся по стеклу трещины. Стекло с той стороны так и не разбилось до конца, - Симус помолчал и осторожно спросил. - Ты всё ещё визуализируешь? Я в течение двух месяцев практиковал этот способ, но только запутался, где правда, а где моё воображение.

- Способ логической отвлечённой цепочки в таких ситуациях срабатывает лучше, - машинально заметила Блисс, пытаясь отвлечься от визуализации места происшествия аварии.

- Я не помню такого, - нахмурился Симус.

- О ней мало где упоминается, - согласилась Блисс. - И большинство психологов считает её достаточно несуразной. Если привести пример, то ты должен думать о тиграх.

- О тиграх? - недоверчиво рассмеялся Симус.

- Да, - кивнула Блисс, замечая, что голова её становится странно тяжёлой. - Держи в глубине сознания мысль, к которой стремишься, но в это время думай о тиграх. Тигры относятся к семейству кошачьих. Но, в отличие от кошек, предпочитают более крупную добычу, к примеру, оленей. Олень бежит быстро, но тигр его догоняет, валит на землю, вгрызается в кожу. Кровь проливается из горла оленя и есть ощущение, что она черного цвета. Но мы понимает, что это лишь игры воображения, ведь кровь у них ярко-алого цвета. Цвета рубинов.

«Десмонд Льюис. Кто такой Десмонд Льюис? Солнечные рубины. Почему снова рубины? Рубины не могут быть солнечными».

Блисс закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от воспоминаний. Она понимала, что ещё не обо всём расспросила Симуса, и воспоминания о времени, проведённом в магии аверлиуса, ей сейчас были не нужны.

- Интересный метод, - будто из под ваты послышался голос Симуса. - Если мне ещё раз отшибёт память, непременно воспользуюсь.

- Точно. Память, - Блисс повернулась к Симусу и пристально на него посмотрела. - Как много ты забыл?

- Именно это и самое невероятное, - снова ослепительно улыбнулся Симус. Блисс была искренне рада тому, что хоть кто-то в этой комнате счастлив. - Я вспомнил все восемь месяцев, которые начисто стёрлись из моей памяти.

- Восемь месяцев, - прошептала Блисс.

- В конце врачи прямо заявили, что считают чудом тот факт, что моя память осталась в норме и что я, конечно, могу тренироваться вспомнить какие-то детали, но о большом прогрессе можно не мечтать.

- Как много ты вспомнил?

- Всё! - воскликнул Симус, но сразу же снизил тон, увидев побелевшее лицо Блисс. - Извини, не хотел повышать тон. Но это действительно невероятно! Я лежал там, в классе, и чувствовал себя ненормальным мазохистом: я испытывал самую чудовищную боль, которую мне только довелось испытать, но с каждым новым воспоминанием хотелось молиться, чтобы она продолжалась как можно дольше. А потом всё закончилось и все эти воспоминания были такими, словно произошли час назад или около того. Правда, как оказалось, во всём есть свои плюсы. Хотел бы я снова забыть о существовании Долорес Амбридж. О, я расскажу тебе о ней прямо сейчас и пусть тебя не вводят в заблуждение грустно-жабьи глаза и обилие розового цвета в каждом сантиметре её...

- Симус, это очень интересно, правда, - слабым голосом заметила Блисс. - Но мадам Помфри прекрасно знает своё дело.

- В этом ты права, - притворно грустно вздохнул Симус. - Даже сейчас она негласно напоминает нам, что разговаривать в больничной палате строго не рекомендуется. Но прежде, чем ты окончательно провалишься в свои необъяснимые девчачьи сны, утоли моё любопытство.

- В пределах разумного, - слабо улыбнулась Блисс.

- Что с тобой случилось? Это правда было из-за действия аверлиуса, как считают остальные, или ты видела что-то? - Симус глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. - Твоё лицо. Я помню, что прежде, чем воспоминания начали прорезаться, ты выглядела озадаченной. Но ещё счастливой. Ты что-то увидела? Или что-то хотела сделать?

- Хотела сделать? Да, - тихо ответила Блисс, стараясь продержаться в сознании ещё пару секунд, прежде, чем снова провалится в сон на неизвестное количество времени. - Я хотела кричать.

Непроизвольные эмоции


- Да. Я хотела кричать.

Малфой замер в дверном проёме больничного крыла, раздумывая, стоит ли ему заходить.

«Не решался».

Именно это слово тревожно билось в его сознании.
Возможно, в жизни Малфоя существовали вещи, связанные с глаголом "не решался".
Он не решался сделать выбор, способный нанести вред его семье, он не решался пойти на убийство, не решался пойти против воли человека (а можно ли было назвать это существо человеком в общепринятом смысле этого значения), которого отчаянно презирал.
Но не решаться навестить в больничном крыле обычную девушку? Он не имел права даже допускать мысли об этом.
Малфой заметил, как Симус нахмурился, но почти сразу же пожал плечами и спокойно откинулся на подушки. Если слухи о том, что его крики слышало всё подземелье, верны, то вряд ли слова Блисс показались ему странными.
Малфой поморщился, вспоминая эти слухи, о которых узнал от Пэнси.

- Ты не поверишь, что сегодня произошло на уроке Защиты, - Пэнси вбежала без предупреждения, не постучав и сразу уставилась торжествующе-влажным взглядом.
Малфою стоило больших трудов не передёрнуться от внезапно накатившего омерзения.

- С каких пор ты стала сообщать людям сплетни? - контролируя резкость в голосе, спросил Малфой.

- Бланш рассказала, - улыбаясь и садясь рядом, ответила Пэнси. - Она неплохо общается с Мэнди из Когтеврана. Помнишь её? Светловолосая, зелёные глаза.

Эти слова Пэнси стали последней каплей и он с немым удивлением воззрился на неё. С каких пор Кингзман стала «Бланш»? Почему он должен знать и, что не мало важно, помнить какую-то светловолосую Мэнди с Когтеврана? Пэнси никогда не допускала в своей речи воды, будь то с друзьями, врагами или же просто знакомыми.
Сидя и смотря на Пэнси, Малфой понимал, что подавляет странное желание пощупать ей лоб или как следует встряхнуть.
Пэнси, истолковав взгляд Малфоя по своему, снова заговорила:

- Симусу Финнигану вернулась память, потерянная в прошлом году! Он полукровка и его отец, маггл, не смог справиться с машиной. Помнишь, он потерял почти год своей жизни из-за этого?

- Разумеется, - стараясь не скрипеть зубами, кивнул Малфой. - И вряд ли когда-нибудь смогу забыть, ведь только узнав об этом, я оплакивал его горькую участь, злоупотреблял виски и подсел на мороженое.

Малфою казалось, что Пэнси не сможет удивить его больше, но весёлый смех, тычок в рёбра и слова про отменное чувство юмора, заставили его дар речи испариться.

- Он орал около получаса, - продолжила щебетать Пэнси, не смотря на его лицо. - Кто-то сказал, что его голос донёсся до нашей общей гостиной. И, видимо, когда человек находится под аверлиусом, ему лучше не слышать посторонние или очень громкие звуки.

- Причём здесь это? - осторожно поинтересовался Малфой, невольно вспоминая, как Блисс в один из вечеров готовки зелья рассказывала ему о тактике общения с сумасшедшими. Доверительный тон, полнейшая видимость заинтересованности и слова, которые несут в себе лишь согласие и интерес к теме.

« - Когда у мамы получается затащить меня на светские приёмы, я всегда использую эту тактику.
- Считаешь, что все сдержанные люди, которые не проявляют эмоций по любому поводу, умственно отсталые?
- Да нет. То, как они общаются, то, как ведут себя. В этом мире не прощают неосторожно сказанного слова, лишают репутации, а подчас, и денег, за малейшую эфемерную ошибку, и все эмоции, даже самые незначительные, погребают под продуманной улыбкой, смехом на специально отработанной громкости и прикосновениями, каждое из которых не является спонтанным, неся в себе какую-либо выгоду. Умственно отсталые? Не думаю. Сумасшедшие? На этот вопрос ты волен ответить себе сам».
Моменты за зельем, когда они говорили на отвлечённые темы и в спокойном тоне, случались редко, так что когда она ушла, на прощание улыбнувшись, весь день он чувствовал странное спокойствие.
А потом случилась та нелепая ссора. Нелепой она была по той простой причине, что сам его срыв был лишён логики и абсурден. Малфой не имел привычки не то, что орать, просто повышать голос, и тем более говорить об отказе от наследства. Ситуация, которая происходила с ним в данный момент, заслуживала куда большей эмоциональной отдачи чем та, которая произошла с ним и Бромлей.

«Хватит меня благородить, как заезжая пластинка, ты, маленькая, глупая лгунья».

Это были не его слова, они просто не могли принадлежать ему. Тем не менее, он отчётливо помнил, как говорил их и от того презирал себя ещё сильнее. Они были неправильными и несли в себе пусть и извращенный, но хоть какой-то оттенок заботы. Малфой постучал по переносице, пытаясь успокоиться.

- Так что теперь Бромлей составляет ему компанию, - закончила Пэнси, облокачиваясь на плечо Малфоя.

- О чём ты? - опешил Малфой, передёрнув плечом.

Пэнси внимательно посмотрела на него:

- Бромлей составляет компанию Симусу Финнигану, потому что она была под аверлиусом, когда он кричал. Ты совсем меня не слушал?

- Я выпал на несколько минут, думал об отце, - ответил Малфой и прежде, чем Пэнси что-то спросила, быстро продолжил. - Если я правильно понял, то голос Финнигана повлиял на Бромлей под аверлиусом и теперь они оба находятся в больничном крыле. Есть ещё подробности?

Последний вопрос прозвучал намеренно иронично и Пэнси, поначалу смотревшая на него внимательным взглядом, немного расслабилась:

- Мэнди сказала, что она упала на колени, хваталась за голову и просила перестать делать что-то. А потом просто отключилась. Ничего особенного и все думают, что у неё повышенная чувствительность к магии аверлиуса.

- А что думаешь ты? - спросил Малфой, чувствуя незаконченность в интонации Пэнси.

Она вскочила с кровати, при этом нервно взмахнув палочкой, от чего иллюзия серого потолка развеялась, открывая подводный мир, искажаемый толщей стекла.

- Я думаю, что она сделала что-то с Финниганом. Скорее всего, ненамеренно, - поспешно, но с проскальзывающим недовольством продолжила Пэнси, чем удивила Малфоя. - Но, сделав с ним что-то, она заставила испытать его такой шок, что его сознание, пытаясь абстрагироваться, начало выбрасывать потерянные воспоминания.

- А ты не ищешь легких путей, - хмыкнул Малфой. - Тот факт, что Бромлей, пусть и не самым приятным способом, вернула человеку воспоминания, в расчёт не берутся?

- Сделав с ним что-то, она сама поплатилась за это. - продолжила Пэнси. - Если слова Бланш правдивы, то ей было почти так же больно, как и Финнигану. Ты понимаешь, что это означает?

- Просвети.

- Она не может причинить кому-то боль и остаться безнаказанной! - торжествующе воскликнула Пэнси. - Если она будет часто причинять кому-то вред, пусть даже самый незначительный, то всё закончится единственным исходом. Она убьёт сама себя.

Несколько минут в комнате стояла абсолютная тишина.

- Вон.

Пэнси вздрогнула, ошарашено посмотрев на Малфоя:

- Ты совсем не хочешь меня слушать, не хочешь видеть правду? Как ты можешь...

- Как могу я? - тихо переспросил Малфой. - Ты забываешься.

- Странно, - на миг в глазах Пэнси что-то промелькнуло. - Мне казалось, Бромлей окончательно возвела тебя в статус половой тряпки.

Малфой обвёл глазами слизеринцев, которые всё ещё не могли прийти в себя от тела Пэнси Паркинсон, влетевшее в общую гостиную на космической скорости. Вероятнее, рассуждал Малфой, спокойно входя в гостиную следом за Пэнси, больше они не могли прийти в себя скорее от того, какой хруст издала её спина, соприкоснувшаяся с выступом камина.

- Я привык говорить только один раз, - раздался в гробовой тишине скучающий голос. - И если я говорю «вон», то под этим подразумеваю, что не желаю больше видеть человека в своей спальне или непосредственно от себя в радиусе нескольких метров. Неужели мне нужно говорить вслух эту длинную фразу, чтобы меня поняли? Как вы думаете? - всё тем же скучающим тоном обратился Малфой к слизеринцам, среди которых были и его сокурсники. - Вот ты, Тео.

Мускулатура Теодора Нотта была развита значительно сильнее, чем у Малфоя, он был далеко не глуп, имел расчетливый, склонный к самоанализу ум, а о хладнокровном убийстве четырнадцатилетнего мальчика, который оказался в ненужное время в ненужном месте, обеспечивали ему статус человека, которого стоит обходить по меньшей мере за километр.
Сейчас, смотря в серые глаза и слушая откровенно-скучающий тон, он по-прежнему сохранял насмешливое выражение лица.

- Выскажи нам всем и мисс Паркинсон в частности, - продолжил Малфой, делая легкий поклон в сторону Пэнси, - своё мнение. Неужели одного слова недостаточно, чтобы донести до человека суть?

Из всех, слышавших его ответ, только Малфой распознал напряженность в голосе:

- Думаю, что когда один человек говорит другому «вон», то всё тобой сказанное вполне умещается в этом слове.

- Пожалуй, я склонен с тобой согласится, - помолчав несколько секунд, Малфой кивнул. - Как на счёт всех остальных? Вы тоже согласны со мной и Тео?
Несколько тихих голосов еле выговорили свои тихие, едва слышные «да».

- Я не слышу! - рявкнул Малфой, позволяя на секунду увидеть скрывающиеся за спокойствие подлинное выражение лица.

«Да», разнесшиеся по общей гостиной, сложились едва ли не в хоровое пение.

- Так гораздо лучше, - улыбнулся Малфой.

Только Теодор Нотт смог подавить в себе иррациональную дрожь при виде этой улыбки.

- На сегодня всё, - учительским тоном закончил Малфой. - И настоятельно прошу кого-нибудь раздобыть заклинание или зелье, которое снизит чувствительность мисс Паркинсон. К несчастью, до больничного крыла она сегодня дойти не сможет.

Малфой едва заметно шевельнул палочкой и голова Пэнси с ошеломляющей быстротой откинулась на тяжелый выступ камина, после чего её тело безвольно упало на пол.
Малфой не помнил, как выскочил из подземелий, не мог точно сказать, на каком лестничном пролёте тупая ярость, пульсирующая в виске, утихла, но чего объяснять самому себе он не хотел вовсе, так это то, как оказался в проёме больничного крыла, загнанно и тяжело дыша.
«Да. Я хотела кричать».
Её голос подействовал отрезвляюще. Постепенно дыхание выровнялось, сердце перестало бешено колотиться, а мысли приобрели плавную, размеренную ясность.
Но что точно не вписывалось в его планы, так это встреча с насмешливо-весёлым взглядом гриффиндорца Финнигана. Несколько минут они смотрели друг на друга, и Малфой уже подумывал, не обеспечить ли Финнигана, упорно не отводящего взгляд, ещё одной тяжелой потерей памяти.
Им помешала Блисс, неожиданно вскочившая с кровати, с диким видом начавшая озираться по сторонам.

- У тебя есть листок или ручка? - выпалила она, лихорадочно смотря на Симуса.

- Откуда? - опешил он. - Мой рюкзак забрал Гарри, а твой кто-то из сокурсниц.

- Мне нужно нарисовать, - лихорадочно шептала Блисс, продолжая озираться. - Мне нужно нарисовать.

- Тебя это успокаивает? - осторожно спросил Симус. - В любом случае, сон успокаивает больше. Просто сядь на кровать и...

Блисс не дослушала его, кинувшись в конец больничного крыла. Малфой знал, что Блисс бежит к доске, висевшей рядом с умывальниками, на которой мадам Помфри записывала закончившиеся лекарства или просто мелочи, которые было необходимо сделать в ближайшее время.
Не до конца понимая, что именно делает, Малфой быстрым шагом поспешил за Блисс, чувствуя раздражающе-весёлый взгляд Финнигана.
«Верховный. Десмонд Льюис. Солнечные рубины. Построение с датой 1849 года, огромная территория, центральное бежевое здание, несколько разбросанных корпусов. Много снега и елей».
Под всеми словами Блисс наспех зарисовала два фрагмента: экзотичного цветка и герба, на котором была изображена пушистая ель в снегу.
Дорисовав герб, Блисс положила мел на место и, сделав несколько шагов назад, впечаталась спиной в Малфоя.

- Я пришёл извиниться, - спокойно сказал он, когда Блисс резко развернулась и, отскочив к доске, уставилась на него испуганными глазами.

- За то, что напугал меня до смерти? Однако. Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы заменить Трелони? Судя по всему, от тебя будет куда больше пользы.

Малфой покачал головой, продолжая внимательно смотреть на Блисс. У неё не тряслись руки, страх, вызванный неожиданностью его появления, ушёл, но глаза продолжали лихорадочно, болезненно блестеть.

- Нет, - ответил он, отвлечённо раздумывая над разговором с Пэнси. Сама мысль о том, чтобы поступить с Блисс так же, как и с ней, внушала почти животное отвращение. - За то, что не сдержал обещание.

Блисс подняла брови, явно не понимая, о чём говорит Малфой.

- Ты сказала, что за всё время, что мы знакомы, у нас по-другому и не бывает, - невозмутимо напомнил Малфой. - То есть, я всегда ловил тебя. А сегодня не смог. Значит, я не сдержал своего обещания.

Блисс молчала минуту, смотря куда угодно, только не на лицо Малфоя:

- Эта самая глупая, высосанная из воздуха и нелогичная вещь, которую я от тебя слышала.

- Хорошо. Как на счет извинений за мои последние слова? Два дня назад, в коридоре.

Блисс всё же посмотрела ему в лицо, после чего улыбнулась. Эта была слабая тень её обычной улыбки, но всё же Малфой не мог понять, чем вызвал даже это.

- Я обязательно приму их, если сегодня ты постараешься быть терпимее к моим способностям в зельеварении.

- Это будет не сложно, - вздохнул Малфой. - Невозможно испытывать нетерпение к тому, чего нет в принципе.

Блисс засмеялась, качая головой.

- Может, тебе всё же стоит вернуться в постель? - осторожно спросил Малфой, окончательно переставая понимать её поведение.

- О, не волнуйся, - покачала головой Блисс, продолжая посмеиваться. - Просто... всё хорошо. Спасибо.

Малфой заметил, что Блисс взяла нечто черное, что лежало на стуле рядом с доской. Как оказалось, это была её мантия.

- Не придётся за ней заходить, - застегнув мантию, Блисс посмотрела на Малфоя и улыбнулась. - Мне пора, лучше бы мне зарисовать это, - она махнула рукой на доску, после чего поспешно объяснила. - Я пытаюсь возвести свои сны на осознанный уровень. А для этого нужно записывать всё то, что происходит во снах. Увидимся вечером.

И прежде, чем Малфой успел сказать хоть что-то, она едва ли не бегом бросилась к выходу, управившись за несколько секунд.
«Всё хорошо. Спасибо».


Милый друг


Очаровательная обложка (в основном из-за Рафферти)к главе -
http://cs605931.vk.me/v605931452/2771/p9SIS_hsuIQ.jpg

Картины менялись хаотично и быстро. Огромная заснеженная территория, большое построение в середине и множество других, небольших, разбросанных по территории домов. Всю территорию украшали огромные или, плотно прилегающие друг к другу дома, а вход осуществлялся через узорчатые железные ворота.
Через несколько секунд сон снова размылся, снова возвращаясь к самому большому зданию. Над его дверью была выведены только числа, датированные с 1849 года. Рядом с дверью висел своеобразный герб с пушистой елью, украшенной снегом.
А затем, практически перед самым пробуждением, на белоснежном снегу появилась карта с цветком, над значением которого Блисс думала уже несколько месяцев.
Очнувшись, она сразу вскочила с кровати и, не получив от Симуса вразумительного ответа, бросилась к умывальникам. Кажется, там она видела доску, на которой всегда было написано несколько фраз.
Заштриховав, насколько ей позволял мел, герб, Блисс облегченно вздохнула. Картины, которые расплывались в её сознании после пробуждения, вновь приобрели кристаллизованную ясность. Всё, что теперь оставалось сделать, это нарисовать по памяти учреждение, с виду напоминающее школу, но вчитываясь в написанные ею слова, она понимала, что это не составит ей особого труда.
Блисс сделала пару шагов назад, собираясь рассмотреть рисунки с дальнего расстояния, но неожиданная преграда заставила её поверить, что сердечный приступ в её возрасте достаточно реален.

«То есть, я всегда ловил тебя. А сегодня не смог. Значит, я не сдержал своего обещания».

Блисс не знала как реагировать на его слова. Что он пытается этим добиться, своим поведением, отношением, всем своим существом в целом? Хочет свести её с ума? Хочет, чтобы она пришла к каким-то выводам? Или у него настолько своеобразная манера сказать, что Блисс интересна ему как человек, и он не отказался бы от её дружбы?

Но Блисс не понимала полутонов в общении с людьми. Недосказанности приводили её в смятение, а люди, которые не завоевывали её расположения с первого раза, уже позже казались слишком непонятными. Малфой заставлял её сердце колотиться, как подстреленную птицу, Малфой поражал её неспособностью относиться к людям если не хорошо, то хотя бы ровно и дружелюбно, Малфой пугал её своим безэмоциональным выражением лица и взглядом, от которого могли плавиться города.
Блисс не знала, что скрывается за его фасадом и это был едва ли не первый случай в её жизни, когда после продолжительного общения она всё ещё так мало знала о человеке. Ей не нравились эти ощущения. Но не нравился ли ей Малфой?

И снова недосказанности, полутона и вопросы. Видимо, у них не могло быть иначе.

Но следующий их диалог внезапно поставил Блисс на ноги. Ощущение и непонимание того, где она находится: во сне или наяву, едва ли не убивали. Но в тот момент, когда Малфой отпустил свою колкость по поводу её способностей к зельеваренью... Блисс почувствовала себя счастливым человеком.
Она не была во сне, всё было реально. Больничная палата, доска со словами и рисунками, множество света, что пробивался сквозь огромные окна и парень с ледяными глазами, который всегда говорил ей что-то нелицеприятное. Если судить по тому, во что превратилась её жизнь, это было более чем нормально.
Попрощавшись, Блисс сразу вылетела из больничного крыла. Почему-то она знала, что не будь Малфой в ступоре, то ни за что не позволил бы ей ступить дальше больничной кровати. Эта мысль изнурительно согревала.

Из раздумий её вывел человек, подлетевшей к ней на огромной скорости. Подняв голову, Блисс почувствовала как злость и странная нежность заполняют её разум.
Спутанные волосы, высокие скулы, бесконечно сонный, а сейчас ещё и умоляющий, взгляд тёмных глаз. Николас Рафферти не мог вызывать что-либо отрицательное у девушек только благодаря своему виду, но всё, что чувствовала сейчас Блисс, это холод и отчужденность.

- Извини, - спокойно сказала Блисс, невольно копируя обычное состояние Малфоя. - Я задумалась и не заметила тебя.

Но она не смогла обойти Рафферти, чьи руки мягко легли на предплечья Блисс и удерживали её на месте.

- Николас, поговорим в другой раз, - продолжила Блисс тем же спокойным тоном. - У меня срочное дело, а ты мне мешаешь.

- Мне жаль, что я тебе помешал, - мягкий голос Рафферти словно вернул Блисс в тёплый, уютный дом. - Так когда же мы поговорим?

- О, я не знаю, - выпалила Блисс, которой порядком надоело изображать равнодушие. Как Малфой может вести себя так всё время? - Наверное, когда я, дня через два, удивлюсь, почему так давно не видела тебя. И начну искать с тобой встречи. Но, вообрази себе, стоит тебе завидеть моё приближение, ты убежишь от меня, как от прокаженной. И так будет продолжаться, сколько? Две недели? Да, примерно столько. А потом мы столкнёмся в пустом коридоре, ты попытаешь меня удержать, но я скажу, что ты мне мешаешь. Думаю, на этом наш разговор подойдёт к своему логическому завершению.

Несколько долгих секунд Рафферти ничего не говорил, после чего в его лице явственно что-то изменилось.

- Ты можешь меня выслушать? - спросил он, нервно теребя пальцы. - Я не прошу о прощении, прежнем отношении, можешь не здороваться со мной в коридорах и до конца учебного года делать вид, что меня не существует. Но выслушай меня.

Место, в которое привёл Рафферти Блисс, оказалось необычным. Она находилось на этаж ниже, и его можно было пройти тысячу раз. Иллюзорная стена всем своим внешним видом походила на обычную, но она исчезала при помощи обыкновенного Люмоса. Свет на конце палочки рассеивал иллюзию стены, и незаметный тупик исчезал, преобразовываясь в проход.

Когда Рафферти вошёл в комнату, на месте прохода снова образовалась иллюзорная стена.

- Необычно, правда? - спросил Рафферти, явно наслаждаясь произведённым эффектом. - Таких комнат разбросано около дюжины по всему Хогвартсу.

- В Шармбатоне такое считалось бы пустой тратой пространства. Какой смысл в комнатах, которые практически невозможно обнаружить?

Блисс внимательно рассмотрела небольшую комнату с двумя гобеленами Хогвартса, бронзовыми подсвечниками и камином, над которым впускало в комнату свет полукруглое окно.

- Если внимательно всматриваться, их можно заметить, - не согласился Рафферти. - Иллюзорные стены не дают сосредоточиться взгляду. Интересная концепция чар, не находишь?

- Прекрати, я не сильна в сложных магических вещах.

Несколько секунд Рафферти смотрел куда-то поверх головы Блисс, а потом зажмурил глаза и что-то быстро сказал.

- Николас, стенография тоже не является наукой, которую я знаю в совершенстве, - грустно вздохнула Блисс. - Так что, будь добр, добавь в свою разговорную речь больше букв и четкости.

Рафферти глубоко вздохнул.

- Я полусквиб, - тихо, но ясно выговорил Рафферти.

- Поздравляю тебя, - ляпнула Блисс первое, что пришло на ум.

- Прошу прощения? - опешил Рафферти.

- А каких слов ты ожидал? - растерялась Блисс. - Полусквибы, кто они такие? Волшебники, наделённые особым даром? И, разумеется, ты не общался со мной, чтобы защитить. Никогда не понимала этого, когда герои поступали так в фильмах или книгах. Я хотел защитить тебя, говорят они. Защитить от чего? Так вот, Николас, открою тебе секрет. Любая девушка, какой бы ошеломлённый вид она не делала, будет в восторге, если её парень окажется обладателем невероятных способностей.
Рафферти продолжал ошеломлённо смотреть на неё.

- Тоже самое касается секса, - неожиданно сказала Блисс.

- Секса? - переспросил Рафферти, не меняя выражения лица.

- Ну да, - быстро продолжила Блисс. - Статистика подтверждает, что девушки хотят секса точно так же, как и мужчины. А при умелом партнёре их половая активность возрастает в два раза, чем может выдержать среднестатистический мужчина. Хотя, непосредственно в самой статистике я ещё участия не принимала, но...

- Подожди, - взмолился Рафферти, зажимая уши руками. - Я знал, что в моменты волнения у тебя начинается нечто похожее. Но сейчас ты превзошла все наши неловкие разговоры вместе взятые. Мы что, серьёзно обсуждаем статистику половой жизни людей? Нет, не отвечай, - испуганно повысил голос Рафферти, когда Блисс открыла рот. - Ты знаешь кто такие сквибы?

Блисс молча покачала головой.

- Сквибы - это люди, рожденные в семье волшебников, но лишенные магических способностей. Они могут видеть скрытые волшебные здания, видеть волшебных существ, не доступных взгляду магглов, но волшебные сердцевины палочек не чувствуют таких людей. Колдовать они не могут.

- Я читала о простых людях, чувствительных к сверхъестественному, - задумалась Блисс. - Эмпатная доля каждого человека делится на три уровня. Самый последний, третий уровень, не поддается гипнозу и слабо воспринимает какого-либо рода иллюзорные заклинания. Значит, сквиб эквивалент эмпатии четвертого уровня?

- Если тебе так проще, - пожал плечами Рафферти. - Проклятье! Я думал...

Рафферти замолчал, нервно подняв голову к окну. Блисс смотрела на его растрепанные волосы, острые скулы, несчастное выражение лица и страстно мечтала о том, чтобы Рафферти рассказал ей всё, без утайки. Он думал, что избегая её, делает лучше, Блисс догадалась об этом. Но пока что она не понимала всей ситуации до конца.

- Николас, - тихо проговорила Блисс. - Объясни мне всё. Ты выглядишь так, будто сквиб или полусквиб является чем-то, что я принять не смогу. Но... это же ты. Ты парень из самолёта. Парень с сонным взглядом. Я рисовала тебя по памяти и думала о тебе с теплотой уверенная, что мы больше никогда не встретимся. Неужели то, о чём ты хочешь рассказать, заставит меня отвернуться?

Рафферти смотрел на Блисс ещё несколько секунд, после чего подошёл к дивану и сел на него. Блисс осталась стоять на месте.

- Я думал, что ты тоже полусквиб, - начал Рафферти, - после того, как ты взъелась на меня из-за того заклинания. Думал, что ты не хочешь, чтобы Кормак или кто-то ещё догадался.

- Солидаментум? - удивилась Блисс. - Но это просто фиксирующее заклинание, в нём нет ничего особенного. Я даже не могу вспомнить, на каком курсе его изучала.

- В этом всё и дело, - покачал головой Рафферти. - Может, я и не знаком с программой Шармбатона, но вряд ли такие заклинания входят в обычную школьную программу. Пожалуй, оно стоит наравне с Империо, Конфудус и Обливейт, только вот его подчиняющие и обманные свойства распространяются не на человека.

- На предметы? - предположила Блисс.

- Почти, - Рафферти достал свою палочку и протянул её Блисс. - Посмотри на неё, от начала до конца.

Блисс взяла палочку из рук Рафферти и, прищурившись, внимательно изучила палочку.
То, что она увидела, показалось ей игрой света, но проведя по палочке пальцем, Блисс окончательно убедилась в правильности своих выводов. Палочка рассекалась едва заметным углублением.

- Что это значит? - подняла голову Блисс. - Вряд ли ты уронил её, если она тебе важна. И я всё ещё не могу понять участие в этом фиксирующего заклинания.

- Солидаментум не является фиксирующим заклинанием, - покачал головой Рафферти. - Видишь ли, любая палочка слушается своего хозяина, но, пусть и гораздо хуже, она может слушаться любого другого человека. Солидаментум... я попробую тебя объяснить так, чтобы ты поняла, - Рафферти дотронулся до виска. - Мозг обрабатывает поступающую в него сенсорную информацию. Всё, начиная от планирования движений и заканчивая памятью. Но дело не в самом мозге. В нейронах.

Рафферти начертил в воздухе дымчато-синюю фигуру человека, очень напоминающего его самого, структуру нейронов и мутное, расплывчатое пятно.

- Предположим, что пятно и есть заклинание, - продолжил Рафферти. - Прикладывая палочку к виску и произнося «Солидаментум», - синяя фигура приложила палочку к голове и через несколько секунд пятно подплыло к нейронам, заставляя их подсветится более насыщенным цветом, после чего сцепило человека и палочку едва заметной ниточкой дыма, - я связываю магическое ядро палочки и свои нейроны воедино. Таким образом, у палочки получается воспринимать мои нервные импульсы, среди которых она распознаёт магию. И я могу колдовать практически на равных с остальными.

- Практически? - едва слышно вымолвила Блисс.

- Да. Мне всё время приходится держать себя в руках, не быть слишком бодрым, слишком радостным, слишком злым или разгневанным. Иначе заклинания и зелья выходят из-под контроля.

Блисс продолжала молчать.

- Я думал, что смогу общаться с тобой и при этом справляться с эмоциями, - сказал Рафферти, с тоской глядя на Блисс. - Но я не могу. Не с тобой. Ты живая, интересная, яркая, и самое ужасное, что мне не хочется поцеловать тебя или попытаться сделать что-то романтическое. Я просто хотел общаться с тобой и защищать. Всё дело в твоих эмоциях. Ты всегда говорила то, что думаешь, своё мнение ставила превыше правил и твоя привычка говорить нелепости во время волнений, только ей ты меня покорила. Чистокровная, из семьи аристократов, но при этом без капли каждодневного притворства, лицемерных улыбок и лживых комплиментов.

- И при этом ты не допускал мысли, чтобы рассказать мне об этом?

- Я хотел тебе рассказать, - глаза Рафферти приобрели странное, жесткое выражение. - До того момента, пока ты не стала общаться с ними. С сестрами Гринграсс, Паркинсон, Малфоем. Они бы никогда даже близко к себе не подпустили такого, как я.

- С сестрами Гринграсс я едва перекидываюсь парой слов, особенно с младшей. Что до Пэнси, то она не плохой человек. Пожалуй, даже напротив. Я согласна, - добавила Блисс. - Что и она не приняла бы то, кем ты являешься. На счет этого у меня иллюзий нет. Но она так воспитана, и непосредственно её вина тут только наполовину. Но с ней можно найти общий язык.

Блисс едва заметно покачала головой.

- Мне казалось, что ты успел узнать меня. Пусть и немного, несколько месяцев не такой и большой срок, но всё же.

- Ты забываешь одну вещь, - ответил Рафферти тихим голосом и поднял голову. Блисс была поражена такой разительной переменой в его всегда тёплом, сонном взгляде. - Я чистокровен и богат. Я сам не привык прощать к себе любое отношение, похожее даже на снисходительность и если бы в моих знакомых был кто-то, обладающим такой же заразой, я бы обходил его за километр. Я такой, Блисс. Я не привык видеть хорошее даже в самых добрых людях, особенно если они моего круга.

Блисс отступила на шаг, пытаясь справиться с собой. Откровение Рафферти приплетало новые нити в и без того запутавшуюся ситуацию. Она устала от секретов и загадок, устала от недопонимания и ошибочных выводов, устала от того, что в людях, которые, казалось бы, уже не могут преподнести ей сюрпризов, открывают ей новые качества своего характера и загадки, о которых она не подозревала. И всё же, и всё же... Блисс скучала без кого-то, кто мог дать ей безграничное понимание, не смотря на непродолжительное знакомство. Не лезть в её дела, когда этого не просят, говорить что-то, что ей совсем не хочется слышать или навязывать бессмысленную помощь, которая была ей не нужна вовсе.
Блисс была рада, что Рафферти рассказал ей свою тайну, и она понимала его страхи и опасения. В конце концов, большинство чистокровных семей действительно такие, как описывает их он.
Если бы не её бабушка с дедушкой, кто знает, может быть Розалинда на пару с гувернантками смогла бы выстругать из дочери нечто похожее на сестёр Гринграсс.

- Рафферти! - внезапно воскликнула Блисс, бросаясь ему на шею. - Рафферти!

- Надо же, я снова стал Рафферти, - засмеялся он, крепко обнимая Блисс.

В одно мгновение Блисс показалось, что всё возвращается на свои места. Она снова будет проводить время с Рафферти, принимать помощь от Кормака, когда это будет необходимо, ходить в Хогсмид с Кэтрин и обсуждать только им понятные сердцу мелочи, всегда иметь мнения о книгах ровно противоположному Пэнси, говорить о подготовке бала Двенадцати Сотен Весны с Дафной и слушать колкости Малфоя в свою сторону.
И, подумала Блисс, не в силах согнать с лица счастливую улыбку, она будет раздумывать над тем, что не может понять Драко Малфоя. Ведь, по сути, теперь в её жизни и это стало нормальным.


***
Блисс успела пожалеть, что пошла на уроки сегодня, особенно тогда, когда её никто не ждал. Нет, трансфигурация, астрология и заклинания прошли вполне сносно. Сегодня профессор Флитвик учил их невербальному заклинанию Декус Оттавио, чьё предназначение заключалось в создании предметов посредством воображения. Предмет, созданный посредством этого заклинания, имел недолгосрочную продолжительность своего существования до недели. Но Блисс было всё равно, сколько действует заклинание: оно было настолько прекрасным, что Блисс в очередной раз нашла что-то, в чём есть радость от обладания волшебного гена.
Блисс, внимательно выслушав формулу заклинания и сделав несколько заметок на полях тетради, внимательно посмотрела на пустую вазу своего декана, представив белые светящиеся орхидеи. Как только орхидеи появились в вазе, завершающим штрихом Блисс наколдовала имитацию дыхания цветов. Теперь они, мерно вздымаясь, покачивались в вазе.
Потому вдвойне было её удивление, когда оказалось, что Декус Оттавио не у всех получалось освоить с первого раза, или же наколдованные предметы исчезали в течение нескольких минут после их появления.

- Я понимаю ваше удивление, - улыбающийся профессор подошёл к Блисс сразу же, как только перестал ахать над орхидеями. - Но в этом заклинании больше хрупкости, чем обычной изящности. Не все могут сразу справиться с ним.

- Но я не понимаю, - покачала головой Блисс. - Обычные заклинания подчас получаются у меня гораздо слабее, чем у остальных, если не сказать с летальным исходом. Вы же знаете.

- О да, я то знаю, - усмехнулся профессор Флитвик. - Впрочем, давайте мы попробуем сделать заклинания, о которых вы говорите, сейчас. Например, Агуаменти.
Блисс посмотрела на него большими глазами. Когда профессор Флитвик стоял над ней в прошлый раз, он едва не захлебнулся, когда палочка Блисс выскочила у неё из рук, зацепила за его бороду и не могла прекратить извергать потоки воды.

- Не бойтесь, ну же, - подбодрил её профессор Флитвик. - Я просто хочу подтверждение своей теории.

- Декус Оттавио, - подумала Блисс, представив кубок. - Агуаменти, - сосредоточившись, произнесла она, и в кубок почти сразу наполнился водой.

- Удивительно, - произнесла Блисс, зачарованно смотря в кубок. - Я и забыла, какого это...

- Значит, раньше у вас не было проблем с заклинаниями?

- Были, конечно, - пожала плечами Блисс. - Особенно со слишком сложными или практичными. Я не очень хорошо их понимала, хотя они и являлись самыми простыми. Но из-под контроля они выходили редко.

- Как вы себя чувствуете? - задал вопрос Флитвик. - В моральном плане?

- Превосходно, - Блисс почувствовала себя ещё лучше, когда поняла, что впервые за продолжительное время ответила честно.

- А как вы себя чувствовали, когда колдовали в прошлые разы?

Блисс пожала плечами, давая понять, что профессор понял всё правильно.

- Мой вам совет - поменьше расстраивайтесь по пустякам, - добродушно улыбнулся Флитвик. - И тогда о проблемах с заклинаниями вы сможете забыть. Десять баллов Когтеврану за прекрасные орхидеи.

О том, что пойти на уроки было не самой хорошей затеей, Блисс подумала в конце урока зельеваренья, когда Слизнорт задал им сделать три зелья на свой выбор. Те три человека, чьи зелья признают самыми интересными, автоматически получают хорошую оценку за семестр.
И теперь в комнате Малфоя, в довершении с котлом Зелья Истины, прибавилось ещё два небольших котла, в которых они варили свои зелья.
Блисс адекватно оценивала свои способности и знала, что сможет приготовить сносный умиротворяющий бальзам и слёзное зелье, значительно доработанное её отцом.
Что делать с третьим зельем, она не имела ни малейшего представления.

- Как скоро оно приготовится? - поинтересовался Малфой, смотря в котёл Блисс. - Я засыпаю от одного запаха. Надеюсь, ты правильно дозировала ингредиенты? Смерть во сне не входит в десятку моих приоритетов.

- Недостаточно по геройски? - иронично хмыкнула Блисс, продолжая штриховать здание, которое увидела в больничном крыле. - Ещё около получаса. И все эти полчаса я мужественно постараюсь делать вид, будто не рада тем ощущениям, которые ты испытываешь.

- Позволь спросить, что я такого тебе сделал? - поднял брови Малфой.

- Напомнить, по чьей милости я должна продолжать пить сонное зелье? - парировала Блисс, беря другой листок, на котором были выписаны узорчатые ворота и половина герба. - А что касается твоей скоропостижной смерти, то тут, пожалуй, ты прав, я погорячилась. Если ты умрёшь от этого пара во сне, я буду плакать. Секунды три.

Малфой продолжал молчать, и Блисс оторвалась от герба, поднимая голову.

- Что? - смешавшись, спросила она. Малфой снова смотрел на неё тем самым взглядом, который она никак не могла трактовать.

- Почему ты так боишься заплакать? - спросил Малфой.

- Я потеряла на это право.

И с ужасом осознала, что опять не поняла самой себя. Откуда берутся эти фразы, кажущиеся такими важными, взывающие ощущение дежа вю? Да, она не хотела плакать, чтобы не сломаться окончательно. Но потерять право? Это были глупости. Ей не исполнилось и семнадцати, в её жизни не было такого, от чего она потеряла бы право на слёзы.
И всё же.

- Или я просто отвыкла, - задумчиво сказала Блисс. - Я вспоминаю похороны бабушки и дедушки, их смерти. Я плакала, конечно, но сейчас понимаю, что совсем недолго. Больше злилась, кричала, швырялась предметами, но именно слёзы измерялись минутами, не доходящими до двузначного числа.

Блисс машинально посмотрела на свои часы и сразу же кинулась к коробке, ища в ней что-то:

- Малфой, клыки кобры. Сейчас!

Блисс кинула Малфою коробочку с клыками и он, быстро высыпав её содержимое в котёл, начал их помешивать. Блисс понимала, что мысль о том, что Малфой забыл о зелье, засмотревшись на неё, была попросту смехотворной и глупой, так что из головы она её выбросила почти сразу.
Приготовленный успокаивающий бальзам переместился в небольшой пузырек, после чего, осушив котёл, Блисс принялась за слёзное зелье.
К тому времени, как Блисс приступила только ко второму зелью, Малфой заканчивал третье.

- Должен же ты быть хоть в чём-то плох, - покачала головой Блисс, когда Малфой закупорил Амортенцию в пузырек. Амортенцию. Неслыханно. Блисс, попробуй только начать готовить это зелье, сразу лишилась бы котла.

- Ты падаешь в обморок от моего великолепия, считаешь, что я шикарно смотрюсь в брюках и думаешь, что в зельях мне нет равных. Если так пойдёт и дальше, то нет, вряд ли ты найдёшь какие-либо недостатки, - спокойно ответил Малфой.

Блисс отвернулась, понимая, что её щеки снова вспыхнули. Но Малфой был прав. Каждая фраза, сказанная ей, звучала именно так.

- Можно? - спросил Малфой через некоторое количество времени, протягивая руку к рисункам Блисс.

К тому времени она нанесла последние штрихи на герб и в который раз зарисовала экзотический цветок. Половина ингредиентов слёзного зелья уже закипала на огне, и Блисс ждала того момента, когда можно будет добавить всё остальное. Неожиданное слово, прозвучавшее в тишине, заставило её вздрогнуть, и почти сразу протянуть Малфою свои рисунки.
Пока Малфой рассматривал её рисунки, Блисс, пытаясь убрать подальше несуразное волнение, начала помешивать зелье. К тому моменту, когда Малфой дошёл до последнего рисунка, Блисс добавила в зелье жидкий экстракт миндаля.

- Ты ходила на курсы рисования? - спросил Малфой, внимательно всматриваясь в какой-то из рисунков.

- Курсы рисования, уроки музыки, верховая езда, танцы, - пожала плечами Блисс, надеясь, что Малфой не замечает, как трясутся плечи. - Как и всякий ребёнок аристократки-матери, склонной к малому эмоциональному диапазону и проявляющей в своём поведении элементы диктаторства и деспотии, я была обязана посещать этот набор идеальной дочери.

Малфой недоверчиво поднял голову на Блисс:

- Хочешь сказать, что умеешь играть на фортепиано, петь и в совершенстве знаешь вальс? Оставь. В чём тут подвох?

Блисс не выдержала и расхохоталась.

- Видишь ли, я действительно продержалась на курсах рисования. Целый месяц!

- Месяц? - в голосе Малфой послышался слабый вариант удивления. - У тебя достаточно неплохие результаты для месяца.

- Знаю, - улыбнулась Блисс. - И я считала точно так же, как и ты. Пропорции я соблюдать научилась, а плавная техника, в которой получались все мои работы, даже нравилась. Да, есть расплывчатость, но так я считала рисунки своими. Мой учитель рисования так не считал.

В глазах Малфоя начала проявляться смутная догадка:

- Ты была ужасным ребёнком, не так ли?

- Отвратительным! - счастливо закивала Блисс, чем вызвала у Малфоя легкую улыбку. - В нашем доме была комната, которую он использовал как мастерскую. Как-то ночью я открыла замок с помощью папиной палочки и случайно опрокинула все краски, имеющиеся в арсенале, ему на картины. Четырежды. С особой жестокостью. А потом, возможно, я случайно принесла воды и добавила их к краскам. Раз семь.

Блисс чувствовала себя радостной маленькой девочкой, когда видела, как Малфой кусает губы в попытке не рассмеяться.

- Какая же участь повергла остальных твоих учителей?

- О, они тоже были незавидными. Учитель музыки, которого наняла мне мама, должен был приступить к занятиям со мной сразу после большого концерта, на который наша семья была приглашена. Так вот, возможно, кто-то пробрался туда за два часа до начала концерта. И с помощью пары заклинаний не только расстроил фортепиано, но и заставил замолчать несколько клавиш на веки вечные. Думаю, если бы не мой смех, конечно, совершенно незапланированный, позор бедного композитора осталась бы тайной на веки вечные! Мама, конечно, сказала ему, что она оплатит все расходы, а что касается меня, то ей кажется, что у меня есть задатки для пения. Я почти ей поверила.

- И что же случилось? – поднял бровь Малфой.

- О. Я, полностью уверенная в своём превосходном голосе, запела в присутствии этого бедняги. Больше мы его не видели.

- Надеюсь, ноги учителя танцев остались в целости?

Блисс улыбнулась Малфою:

- Почти. А вот её достоинство, когда её изумительная ученица наступала на ноги своего партнёра, спотыкалась, и в завершении композиции столкнула четырех человек со сцены, восстановлению не подлежало очень долго, - закончила Блисс, сморщив нос.

Видимо, что-то в лице Блисс окончательно прорвало внутренние барьеры Малфоя. Он засмеялся. Негромко, всё ещё не полностью избавившись от насмешливости в интонации. Но он смеялся, улыбаясь и качая головой.

Блисс знала, что позже она пожалеет об этом. Но сейчас это было последним, о чём она хотела размышлять. Гораздо важнее было то, что она, очарованная и дезориентированная видом смеющегося Малфоя, дотронулась до его лица, а он замер под её прикосновением.

Она провела пальцем по его скуле, прочертила линию бровей, после чего мягко опустилась к линии челюсти, расслабленной сейчас, ненапряженной.
Ошеломительнее всего казалось Блисс то, что Малфой не пытался её оттолкнуть. Он смотрел ей в глаза, словно зачарованный. Смотрел так, будто ему нравилось.
И прежде, чем Блисс решилась дотронуться до его губ, эфемерный, почти ненастоящий момент, был прерван резким запахом сладкого миндаля.
Блисс отдернула руку как ужаленная и метнулась к коробке с ингредиентами, отчаянно ища засушенные цветы хлопка и чешую мантикоры.

- Стой! - воскликнул Малфой и накрыл её сжатую руку своей прежде, чем хлопок успел бы оказаться в котле. - Что это за зелье?

- Слёзное зелье, - ответила Блисс, недоуменно смотря на Малфоя. - Я думала, что почти все о нём знают.

- Да, - быстро кивнул Малфой. - И я знаю, как оно готовится. Зачем ты добавляешь туда хлопок? И чешуя, какая бы то ни было, не входит в состав зелья.

- Это доработки папы, - пояснила Блисс. - Слёзное зелье очень легко распознать из-за...

- Сильного запаха миндаля, - машинально закончил Малфой.

- Да, - подтвердила Блисс. - Хлопок нейтрализует его. Что касается чешуи мантикоры, то её свойства добавляют зелью больше эффективности в процентном соотношении к воздействию на людей.

- О чём ты? - нахмурился Малфой.

- На восемьдесят процентов людей зелье действует обыкновенно: слезы, чуть покрасневшие глаза, даже запах миндаля не так заметен, - пустилась в объяснения Блисс, пытаясь припомнить всё, что читала в заметках Филиппа. - Но есть остальные двадцать, чаще всего со слишком тонкой, бледной кожей и светлыми глазами. На них зелье действует немного по-другому. Не знаю, замечал ли ты, но когда человек прекращает плакать, пусть даже на час, глаза снова приобретают белый оттенок, хотя отёчность может сохраняться. Так вот, у этих двадцати процентов слёзные железы не поддаются воздействию зелья. Глаза немного увлажняются и приобретают красноватый оттенок на протяжении всего дня. Что касается запаха миндаля, то, если не знать причины, может показаться, что это своеобразные духи, настолько сильным он является.

Малфой отпустил руку Блисс, и цветы хлопка упали в котёл, полностью нейтрализовав запах миндаля.

- Понимание - прекрасная вещь, - тихо сказал Малфой, вдыхая запах обыкновенной воды.

- Ты и представить себе не можешь, - грустно улыбнулась Блисс.

- Я должен уйти ненадолго, - Малфой встал с пола, подходя к одному из своих ящиков явно в поисках чего-то. - Думаю, на час. Или полчаса.

- Вторая стадия завершится через пятнадцать минут, - пожала плечами Блисс. - Я прослежу так, чтобы ничего не испортить. И сразу до завтра.

Малфой поднял с пола рисунки Блисс, и снова просмотрев их, протянул ей. Блисс подняла глаза и, взяв рисунки у Малфоя, тут же опустила их обратно. Чувство сожаления пришло раньше, чем она думала. Возможно, позже она подумает над этим. И придёт к выводу, что просто на них подействовал запах Амортенции, не более. Но не сейчас.

- До завтра, - ответил Малфой, направляясь к двери. - И на счёт третьего зелья. Зелье для проявки фотографий почти невозможно испортить или взорвать.

- О. Кажется, я читала о нём в папиных заметках.

Прежде, чем выйти за дверь, Малфой посмотрел на Блисс и усмехнулся:

- И всё же, совесть о том, как ты поступила с картинами твоего учителя, всё ещё мучает?

Блисс непонимающе уставилась на Малфоя.

- Пояснишь, как ты пришёл к таким изумительным выводам?

- Ты подписываешь свои картины его именем. Судя по всему.

И вышел за дверь.
Снедаемая дурным предчувствием, Блисс внимательно всмотрелась в свои картины и заметила то, о чём говорил Малфой. В правом нижнем углу значилось одно и то же имя.
Ретт Шварцшильд.
Блисс хорошо помнила имя своего нелепого, визгливого учителя рисования. Она не помнила, как писала имя Ретта Шварцшильда. Она и видела его впервые в жизни.

Двойственность личности


Обложка к главе - http://cs14110.vk.me/c620431/v620431452/688/SAvPe0Nkj1E.jpg

- Где ты пропадала?

Малфой расположился в кресле рядом с дверью, принимая в расчет то, что Пэнси не сможет заметить его сразу же, как только войдёт. Ему было необходимо увидеть реакцию на его голос. Когда Пэнси вздрогнула всем телом и, захлопнув дверь, затравленно выскочила на середину комнаты, Малфой еле слышно вздохнул.

- Я задал вопрос. Мне стоит его повторить?

Пэнси быстро покачала головой:

- Это не обязательно, - она нервно тряхнула волосами, невольно привлекая Малфоя к своей причёске. Аккуратный пучок сзади и несколько выпущенных прядок, показательно изящно обрамляющие лицо.

На минуту Малфой перебил Пэнси.

- Распусти волосы. Быстро.

Пэнси потянулась к волосам, но Малфой опередил её, взмахнув палочкой. Шпильки попадали на пол, а волосы легли небрежными локонами на спину и плечи.

- Я была в больничном крыле, - ответила Пэнси, воинственно посмотрев на Малфоя. - Извини покорно, но ходить с трещиной в тазовой кости мне вовсе не хотелось.

Малфой дотронулся до переносицы и на сороковом счете смог овладеть собой. Ещё не время.

- Зачем ты пришёл? - осторожно спросила Пэнси, когда счет молчания пошёл на минуты.

- Ты моя лучшая подруга, - начал Малфой, спокойно выдерживая её подозрительный взгляд. - И ты знаешь, я мог бы стерпеть от тебя всё. Даже правду, которую ты мне высказала. Я всегда принимаю правду.

Может быть, кто-то другой и не заметил бы перемены, но Малфой ясно видел, что в выражении лица Пэнси ясно читалась грусть.

- Ты же прекрасно знаешь, - Малфой вскочил с кресла, заставив Пэнси отступить на шаг, - почему я сделал это с тобой.

Всё шло по плану. Теперь нужно было правдоподобно изобразить отчаяние и порывистость. Малфой мысленно чертыхнулся.
Он не мог взять в толк, как именно люди растрачивали себя на эмоции, когда лишь две составляющие: определенные слова и запугивания, могли дать возможность

получить человеку всё, что ему требовалось.

- Зачем ты рассказала Блейзу про происшествие в Ноттингеме?

Пэнси так пораженно смотрела ему в лицо, что все сомнения отпадали: с эмоциями ему справиться удалось.

- Я не могу понять твоих мотивов, - Малфой быстро подошёл к ней, взяв её ладони в свои руки. - Это была наша тайна. Я понимаю, что Блейз наш друг, я понимаю, как сильно тебя это гложет. Но ты могла бы прийти ко мне, обсудить в очередной раз, выговориться.

Малфой мысленно считал про себя.

- Ох, Драко! - секунда, и руки Пэнси обвили его шею. - Я думала, что... не важно. Мне так жаль! Ты прав, я должна была прийти к тебе. Но мне было страшно

поднимать этот случай снова. Послушай, сегодня же Блейз всё забудет и, если хочешь, я сама позабочусь об этом! За каникулы я прекрасно напрактиковалась с Обливейтом и...

Её обрывочная, эмоциональная речь была прервана смехом.

- Драко? - осторожно спросила Пэнси, отступая на несколько шагов.

Малфой понимал, что ему стоило бы остановить неконтролируемый смех, но ничего поделать с собой не мог. Всевышние боги, он был слепым идиотом. Он должен был заметить сразу же, когда начался этот фарс. Что же ему помешало? Осознание того, что именно служило причиной столь долгого непонимания, помогло смеху прекратиться. Нет, он не будет думать об этом сейчас.

- Выпей это, - Малфой кинул в руки Пэнси небольшую склянку, продолжая посмеиваться.

- Драко, ты меня пугаешь, - осторожно начала Пэнси, но была сразу же перебита:

- Выпей это. Немедленно.

Веселости в нём больше не наблюдалось, осталось лишь спокойствие и какое-то опасное любопытство.
Зажмурившись, Пэнси быстро выпила содержимое склянки. Несколько секунд ничего не происходило, но Малфой даже не думал о том, что может ошибаться, и через несколько минут он полностью убедился в своей правоте.
На месте Пэнси стояла потрясённая Астория Гринграсс.

- Ты считала меня идиотом? - спросил Малфой, когда ему надоело смотреть на застывшую Асторию. - Может быть, это и правильно. Я вот, например, считаю себя идиотом.

- Я не думала, что ты догадаешься, - Астория сделала порывистый шаг к Малфою, но быстро остановилась, заметив его взгляд. - Драко, послушай же! Я не хотела тебя оскорбить или настроить против Пэнси.

Малфой вопросительно поднял бровь:

- Повтори.

- Я правда не хотела, - покачала головой Астория. - Причинить вред вашей дружбе - последнее, чего бы я добивалась.

- Ты не могла бы причинить ей большего вреда, если бы полезла в её виде ко мне с поцелуями, - обречённо вздохнул Малфой.

- Я думала, что веду себя правдоподобно.

От неподдельной честности и грусти, проскальзывающей в голосе Астории, Малфою захотелось погладить Асторию по голове, как маленького ребёнка. То, что после этого он с удовольствием стукнул бы её голову о стол, в расчет не бралось.
«Ты прекрасная, умная девушка. Ты моя подруга. Но есть вещи, которые может понять любой ребёнок, а вот до тебя они дойти не могут».
Невольно в голове всплыли слова Пэнси, сказанные Астории в библиотеке. Да, Астория была умна и душа её также являлась по-своему прекрасной. Но всегда в ней было что-то, что удивляло не только Пэнси и его, но и, пожалуй, всех её друзей.
Она не умела разбираться в людях. Она не замечала деталей во внешности и поведении человека, лишь смотрела на картину в целом, подгоняя под своё поверхностное «красиво» или же «не».
Человеку, не имеющему никаких моральных принципов и души, она могла приписать самые лучшие качества и считать его своим другом лишь потому, что он сказал ей пару добрых слов, а к людям с совестью и твердым понятием в разделении хороших и плохих вещей могла проникнуть сильнейшей неприязнью лишь потому, что они могли сказать ей нечто нелицеприятное или же позарившись на то, что она считала своим.
Пэнси всегда говорила, что это её качество даже умилительно, ведь обычно оно проходит ещё в детстве.
Но даже детям приходится отвечать за разбитые тарелки, а что, сделала Астория, нельзя было отнести к простой порчи имущества.

- Правдоподобно? - переспросил Малфой. - Что именно ты считаешь правдоподобным? Волосы Пэнси, которые всегда гладко забраны или просто распущены?
Отсутствие серёжек, которые она меняет практически каждый день? Обращение к Кингзман по имени, всяческое отсутствие понятия о личном пространстве, в конце концов?

Перечисляя все признаки Астории, Малфой с горечью продолжал удивляться сам себе. Все эти мелочи, которые он перечислил, делили Пэнси именно той, кем она является. Как мог он не замечать всего этого до последнего дня?

- И как давно ты это заметил? - подняла голову Астория, зло смотря ему в глаза. - Сегодня с утра? Или два часа назад?

- Полчаса вместе с твоим ожиданием.

- И как именно ты пришёл к этим замечательным выводам? - окончательно перестав бояться и лихорадочно сверкая глазами, едва не выкрикнула Астория.

- Сбавь тон. Отдаю должное, кстати. Если бы твоя полнейшая неспособность разбираться в людях, то всё было бы безупречно. И если бы твоя сестрица не входила в группу тех людей, от которых несёт миндалём и глаза лишь краснеют от слёзного зелья, то да, я бы ломал голову над этим примерно до приезда Пэнси.

- Дай угадаю, - хмыкнула Астория. - Бромлей, по причине полной никчемности и безалаберности в зельях, начала готовить именно слёзное, которое способен сварить даже первокурсник?

- Бромлей. Можно пересчитать по пальцам те моменты, когда Пэнси называла её по фамилии.

- Да. У неё нечто вроде нежной привязанности к этой маленькой... а впрочем, нет. Лучше предупредить остальных, что за одно плохое слово, сказанное о Бромлей, можно лишиться хребта!

Каждое последующие слово, сказанное Асторией, повышалось на пол октавы, и в конце она едва ли не кричала, сверкая глазами в безучастное выражение лица Малфоя.

- Оказаться со сломанным хребтом, Астория, - устало поправил её Малфой. - Оказаться, а не лишиться.

От негодования Астория открыла рот, но тут же закрыла его.

- Правильно, помолчи немного и послушай. Объясни мне, потому что я не понимаю ничего. Зачем тебе нужно было разыгрывать этот спектакль? Где письма, которые писала мне Пэнси? Постскриптум заранее, что если ей нужна была помощь и ты не прекратила это сразу же, как только узнала, или не прочитала письма, мне всё равно, то тебе с сестрой следует бежать из Хогвартса, и бежать быстро. Как ты думала оставить в неведении саму Пэнси, в конце концов? Стереть ей память?

С каждым очередным спокойным словом вид Астории становился всё более затравленным.

- Мне применить Империо?

- Я должна была стереть ей память, - быстро ответила Астория. - Я много практиковалась этим летом и не навредила бы ей. А Дафна, последний месяц лета и всё школьное время она изучала заклинание модификации памяти. После того, как я стёрла бы Пэнси память, Дафна смогла бы внедрить ей часть воспоминаний тех десяти дней, что я провела, будучи ей.

- Несколько месяцев на заклинание модификации памяти? Без подопытного, насколько я могу судить?

Астория едва заметно кивнула.

- Ты ведь правда не брала в расчет то, что я догадаюсь об этом, правда? - с неподдельным удивлением посмотрел на Асторию Малфой. - Позволь узнать, почему. И если я почувствую хоть каплю лжи, то сам вложу в руки Бромлей палочку твоей сестры и сделаю так, чтобы она шарахнула тебя этим самым заклинанием модификации, которые вы едва не применили к Пэнси. А с учётом того, что это Бромлей, представляешь, какие будут последствия?

- Бромлей, Пэнси, Пэнси, Бромлей! - голос Астория снова повысился, а лихорадочный блеск глаз только усилился. - О, как мне это надоело! Я всегда мирилась с тем, что Пэнси позволено многое. Многое знать, во многом учувствовать, много прикасаться.

Малфой дёрнулся, вспоминая липкие и навязчивые прикосновения. Вот, значит, какими считала Астория их с Пэнси отношения. Начисто лишенные интимного пространства, в лучшем случае.

- Мне было почти всё равно, ведь я знала, что вы ничего не чувствуете по отношению друг к другу. Неприятно большую часть времени, но всё равно. Да хватит быть таким бесчувственным, Драко!

Малфой невольно поморщился. Именно это он должен был заметить сразу же. Пэнси звала его по имени только когда злилась или хотела позлить сама.

- Вслушайся же! - Астория выглядела так, словно была в лихорадке. - Я мирилась с Пэнси, мирилась с твоим безразличием и нежеланием оказывать мне поддержку, я мирилась с тем, как ты поступил со мной, после чего сделал вид, будто между нами ничего не...

Видимо, воспитание Астории всё же взяло вверх и те несколько секунд, что она молчала, пытаясь справиться с подступившей к лицу краской, Малфой смог оправиться от её тирады и спросить:

- Как я поступил с тобой? Удар головой сказался на воспоминаниях или ты великодушно соглашалась быть подопытной Дафны? Тогда позволь напомнить: вся инициатива исходила исключительно от тебя. Годом раньше, годом позже, такими были твои слова?

- Может быть скажешь, что ещё пытался отговорить меня? - сцепила зубы Астория, едва ли не с ненавистью глядя на Малфоя.

- Отговорить? Уволь. Ты достаточно красива, чтобы я не видел в этом смысла.

То время, что Астория потрясённо моргала, Малфой внимательно смотрел на неё и обрывками возвращался в прошлое: красивая девушка с кипой книг, море осколков, испуганные голубые глаза; часы за домашними заданиями, обсуждения зелий, заклинаний и предположения о том, какие планы имеет на магическую Британию и новое поколение в частности Волан-де-Морт; споры о дальнейшей жизни и выборе университетов, проскальзывающие разговоры об удобстве их помолвки.
Вспомнил он и поцелуи, приятные от того, что у Астории был кто-то до него и облегчение, что её неопытность обошла его стороной. Вспомнил первый месяц летних каникул, и то, что успело произойти за это время.

Астория была рядом, она была красива, первая проявила инициативу, а самое главное ясно дала понять, что не ждёт ничего больше, чем у них было. Он ей поверил.

- Получается, ты устроила весь этот спектакль потому, что я не хотел признавать наши отношения? - Малфой искренне пытался понять её действия. - Сколько бы Пэнси не шутила на эту тему, напоминаю, я не Блейз. Единственные мои отношения произошли два года назад. Напомнить, сколько они продлились?

- Месяц.

- Месяц, - подтвердил Малфой. - А сколько мы были знакомы на тот момент? Чуть меньше двух недель? Думаю, да. Но, даже не смотря на тот месяц, не смотря на две недели, ты стала той, на ком я решил жениться. Стала единственной, с кем я обращался, как с девушкой. Так чего, чёрт возьми, тебе недоставало?

- Знаешь, что самое отвратительное? Я была готова мириться с этим, - засмеялась Астория. - Мириться с Пэнси, твоими ложными иллюзиями, будто мне хватает того, что у нас есть, с тем, что ты ненавидишь, когда я говорила о своих проблемах. Я ценила твои старания, правда ценила. Я думала, что ты просто такой, и, может быть, время тебя изменит. Помнишь наш летний разговор, мы только приехали в поместье Бромлей и ждали приглашения в дом? Ты сказал, что я именно тот человек, который тебя нужен. Помнишь, что ты сказал после?

- Что я уважаю тебя.

Астория быстро провела рукой по глазам:

- Нет. Это я сказала, что ты уважаешь меня. Ты ответил, что этого и достаточно. Неужели, - она посмотрела на потолок, качая головой. - Неужели было так сложно сказать, что я хотя бы нравлюсь тебе? Хотя бы попытаться? Почему за несколько лет рядом со мной ты не почувствовал и половины того, что чувствуешь сейчас к этой девчонке Бромлей?

- Бромлей? - Малфой не смог справиться с ошарашенным тоном. - Всё это ты устроила из-за Бромлей?

Астория криво улыбнулась:

- Забавно, но я всегда думала, что стану той, к кому ты почувствуешь нечто первое. Первое желание защищать, первое понятие того, что хочешь выслушать о том, как мне тяжело на душе, первая влюблённость, в конце концов. А потом, словно снег на голову, появляется она, - Астория даже не старалась скрыть отвращение в голосе. - Она опозорила тебя перед отцом и всеми гостями, а ты просто смотрел на неё и даже не предпринял попыток для восстановления своей гордости. Нет, ты рассказывал ей о чем-то на том злополучном диване и трогал её волосы под нелепым предлогом того, что они тебе мешают. И каждый раз, стоило ей только улыбнуться, ты застывал на несколько секунд, словно не мог во что-то поверить, но это было прямо перед глазами. Ты следил за ней, волновался, о, Драко Малфой волновался! Волновался о том, что с ней происходит и даже после того, как узнал, что она едва ли не монстр, ты не стал относиться к ней хуже, напротив. В конце концов, ты делал то, что делала всегда я: следил за ней глазами, всегда и неотрывно. Но знаешь, хоть в чем-то я ей благодарна: она не замечает всего этого ровно так же, как ты не замечал во мне.

Внезапно всё стало ясно. Ясно и неприятно, отталкивающе. Астория была влюблена в него, но он не чувствовал от этого самодовольства или радости. Все её слова о том, что она хотела выливать на него свои проблемы и разговаривать о глупых вещах, были едва ли не отвратительны ему. Впрочем, это чувство он бессознательно испытывал уже на протяжении девяти дней.

- Я надеялась, что Пэнси имеет достаточное влияние для того, чтобы помешать...

- Помешать? Чему помешать?

- Да, теперь я тоже понимаю. Ты всё ещё не можешь себе признаться.

Астория подошла к одному из ящиков Пэнси и достала из него несколько писем.

- Пэнси прислала всего два письма. Второе было доставлено сегодня, она немного сердится, что ты не ответил на первое, но готова простить, если ты встретишь её завтра.

Она протянула письма Малфою, но прежде, чем выйти за дверь, спросила:

- Ответь мне на один вопрос. За те несколько месяцев, что ты общался с Бромлей, узнала ли она о тебе больше, чем знала я?

На миг Малфою стало жаль Асторию.

- Нет. Ты знаешь больше.

Астория грустно усмехнулась, снова вытирая глаза:

- Я поверила бы. Но, к счастью, хотя бы знаю о том, когда ты лжешь.

Малфой ничего не ответил на её слова. Он попытался.

Когда он направил палочку на Асторию, она спокойно спросила:

- Сотрёшь мне память о прошедших днях?

- Это было бы слишком великодушно. Только те воспоминания, которые предназначались непосредственно Пэнси.

Вернувшись в комнату, Малфой посмотрел на небольшой котёл и три флакончика с готовыми зельями. Кажется, Бромлей стала считать его спальню чем-то вроде личной лаборатории.

«Блисс Бромлей, - подумал Малфой, вспоминая и рассеяно касаясь лица в тех местах, где ещё теплились её прикосновения. - За вами тянется не только солнечный свет, но и неприятности».



Книги «Знаменитые магические и маггловские школы Британии», «Малые магические и маггловские школы Британии», «Малые магические и маггловские школы мира», а так же с полдюжины книг, в которых содержались слова «школа» или «университет» уже составляли небольшую крепость на дальнем столе библиотеки.

- Давай признаем тот факт, что это здание может не быть школой или любым другим учебным заведением? - обреченно спросил Кормак Блисс, когда она молча водрузила ему на стол ещё пять толстых книг.

- Мне кажется, тот факт, что в нашем мире семь миллиардов человек, больше двухсот государств и шесть континентов значительно весомее, - весело возразила она. - И потом, ищи везде плюсы. За время нашего общения ты повысил свой словарный запас и знания так, как не повышал начиная от первого курса.

Кормак мрачно посмотрел на Блисс:

- Когда мне пригодится знание об оксидах, входящих в составы камней, сведения о массе земли и о том, что посвященные в клубы университета Новейших Магических Технологий обязаны неделю на ночь привязывать себя к деревьям, то непременно напишу восторженное письмо и вышлю коробку кокосовых пирожных.

- Ты помнишь, что я люблю кокосовые пирожные, - Блисс чмокнула Кормака в щеку. - Начинай просматривать, а я пойду принесу ещё несколько книг.

Оставив Кормака в ошеломленной прострации над книгой, Блисс, захватив несколько рисунков, пошла вглубь библиотеки.

«Ретт Шварцшильд. Может, стоит сделать акцент на учебных заведениях Германии или Болгарии? Нет, это было бы глупо. Он может оказаться приезжим или... да кем
угодно. Он может даже не иметь отношения к университетам. А Десмонд Льюис? Может, поискать в языческой мифологии? Или в чем-то связанном с церковью и религией? Почему «верховный» и имя Десмонда Льюиса кажутся мне едва ли не синонимами?»

Углубившись в просмотр рисунков, Блисс не заметила, как сильно столкнулась с девушкой, которая поворачивалась с большой горой книг.
Споткнувшись, обе отлетели на несколько шагов назад, все содержимое рук на пол.

- Прощу прошения! - воскликнули обе едва ли не хором, но, присмотревшись в затемненном углу к лицам друг друга, сразу же рассмеялась.

- Гермиона, мне так жаль, - Блисс сразу же начала искать книги, в то время как Гермиона быстро поднимала разлетевшиеся листы. - Совсем уже не смотрю по сторонам.

- Ты не представляешь, как я тебя понимаю, - отмахнулась Гермиона, доставая палочкой последний листок. - Люди, посещающие библиотеку, уже привыкли к тому, что я могу сбить их с ног в любой момент. Пойдём куда-нибудь на свет, а то мы так не разберёмся.

Выйдя к ближайшему столу, Блисс разложила на него все книги Гермионы, после чего пошла проверить, не осталось ли лежать на полу что-то ещё.
Пока Блисс раскладывала книги и рисунки, Гермиона спросила её о чём-то.

- Что? - ответила Блисс, пересчитывая рисунки и книги. - Была ли я в Оспиталене? Нет, мы жили в трех часах езды от него, но за всё время я не думала хоть раз туда съездить. Кроме башни там нет никаких достопримечательностей.

- Ты жила в Испании?

- Да, около года, в Барселоне, - ответила Блисс и внезапно почувствовала, как кровь приливает к щекам. Нахмурившись, она дотронулась до лица. Такое бывало только в двух случаях: когда она лгала или была смущена. Разговоры о жизни в Испании такой реакции никогда не вызывали, да и с какой стати?

- Мы были там в прошлом году, - улыбнулась Гермиона. - У нас это нечто вроде традиции: каждый год мы выбираем место, которое хотим посетить, и едем туда на несколько недель.

- Прекрасная традиция, - рассмеялась Блисс. - Особенно если учитывать то, что традицией в нашей семье является устраивать бал на полтысячи человек в период совершеннолетия. И как тебе Испания?

- Я не могла отойти всю осень, - воскликнула Гермиона. - Родители силой утаскивали меня с Барселоны времён Гауди. Ты видела Касу Милу? О чём я говорю, ты же жила там год. А музей Пикассо? Не будь я столь совестливой, то пришла бы туда после закрытия и провела всю ночь.

Стараясь не привлекать внимания, Блисс положила руку на край стола и сделала вид, что заправляет выбившуюся прядь. Голова пульсировала в нескольких местах одновременно, но это было не столько больно, сколько тревожно. Она бережно хранила в памяти то время, что жила в Барселоне. Но почему слова Гермионы вызывали такую реакцию?

- Ох, я же видела, что вы с Кормаком заняты, - спохватилась Гермиона, вырывая Блисс из водоворота тревожных ощущений. - Нет, ты меня не расслышала. Я спрашивала, была ли ты в Копенгагене.

- Копенгаген? Это в Финляндии? - нахмурилась Блисс. - Нет, я не была там. Почему ты спрашиваешь?

- В Дании. Странно. Я думала только те, кто ездил в Копенгаген, могли узнать об этом месте.

Гермиона помахала один из рисунков Блисс.

Несколько секунд спустя Блисс, сумев справиться с оцепенением, спросила:

- Можешь рассказать подробнее?

- О, дело в том, что поездка до замка Росенборг составляет около пяти часов езды от центра города, - воодушевленно пояснила Гермиона. - Ты же именно так узнала об этом месте, да? Это единственное объяснение, хотя те, кто управляет экскурсиями замка, возмущались при нас по этому поводу.

- По какому поводу? - спросила Блисс, игнорируя сосущее чувство под ложечкой.

- По поводу здания, - Гермиона снова взмахнула рисунком. - Ты прекрасно его смогла передать. Мы всегда берём машину в прокате, так что я уговорила родителей походить по его территории. Оно действительно такое большое и достаточно интересное.

- Тогда что смутило твоих родителей?

- Думаю то, что это место являлось психиатрической больницей.


Слушая - вслушивайся


Обложка к главе - http://cs620321.vk.me/v620321452/c1a/tv6jcnGk5M4.jpg

- Я знаю, что спрашивал тебя вчера, позавчера, две недели назад, но я спрошу опять, в нелепой надежде, что хотя бы сейчас ты поймёшь, как это звучит: ты собираешься подделать документы, обмануть директора, учителей, своих родителей и Гринготтс. Для того, прости Мерлин, чтобы найти психиатрическую клинику. В Дании.

- Я тоже не рассчитывала, что новогодние праздники пройдут настолько весело.

Ровно через десять дней во влажной, промозглой Британии должен был неминуемо расположиться декабрь и Блисс, всю жизнь прожившая в относительно тёплых климатах даже зимой, как никто другой чувствовала это. Чувствовала - и не замечала.
Все её силы были брошены на то, чтобы в изолированном от мира Хогвартсе найти информацию о Копенгагене, замке Росенборг и психиатрической больнице имени Яна Бир Кларксона.
О Копенгагене в библиотеке Хогвартса нашлось немало, о замке Росенборг информации тоже было предостаточно, но, как стало очевидно, психиатрическая больница была не чем-то вроде дома с привидениями или заманиваем туристов с эксцентричными вкусами, а самой настоящей лечебницей для душевно больных. Блисс куда охотнее предпочла бы первый вариант.

Однако тот факт, что она ничего не нашла о лечебнице, не сильно её расстроил. Гермиона любезно ответила на все её вопросы, начиная от названия больницы и заканчивая информацией по поводу того, как туда проехать.
Гораздо сильнее её заботило другое. Выручай-Комната больше не пускала Блисс.
На протяжении двух недель она говорила, уговаривала, кричала, стучала, проделывала всё вместе мысленно и вслух, испробовала множество заклинаний, но все попытки были напрасны.
Результаты Кормака были ничуть не лучше, но он был скорее рад, нежели расстроен, во всяком случае, до тех пор, пока на исходе пятого дня Блисс не заявила ему о том, что собирается делать.
Блисс с безграничным терпением вынесла все стадии реакций Кормака: неверие, потрясение, попытки отговорить, попытки запугать и каждый день преподносить её план такими словами, чтобы он казался абсурдным и неосуществимым.
Блисс относилась ко всему с терпением, потому что знала, что Кормак не понимает, не мог понять её состояния. Понимала потому, что совсем недавно сама была такой.
Она всегда с иронией относилась к героиням, которые шли в тёмный дом, где совсем недавно раздавались крики, хотя было до банальности понятно, что там их не ждет ничего, кроме смерти или же тем, кто, потеряв память в автокатастрофе, начинал искать правду, воспоминания о своей прошлой жизни, даже если с первых двадцати минут от начала было понятно, что в конце героиня будет лежать где-нибудь мёртвая.
Она всегда смеялась над такими сюжетами и искренне считала, что обычные люди никогда не поступили бы так. Проблема была именно в этом.
Все остальные были обычными людьми.
А то, что случилось с ними, с ней - страшно. Страшно думать, когда тебя настигнет новая головная боль, и что тебе захочется в этот момент: в очередной раз терпеть боль или умереть; страшно вспоминать детали, которые не относились к её жизни некоим образом; страшно думать - что? Что она такого сделала, что произошло в её жизни, что воспоминания, которые так отчаянно убивают её и которые она с тем же отчаянием пытается найти, стёрты, стёрты так, что нет больше способов вернуть их крохи через нечто, что кажется калёными железом? Когда всё это произошло? В начале лета, год, два года назад?
Теперь Блисс понимала банальные фильмы ужасов. Все герои просто боролись за право жить нормально. Боролись за своё тело.

- Я закончил, - раздраженно сказал Кормак, отдавая Блисс документы.

Для того, чтобы отец выслал ей магический и маггловский паспорт, ей не пришлось долго находить решения: университет магической юриспруденции имел тенденцию устраивать первое собеседование не в середины весны, а в конце осени.
В письме Блисс заверила отца о том, что хочет лишь расширить границы своих познаний, записавшись на собеседование.
Сова прислала посылку на следующий же день, когда завтрак едва успел начаться.

- Твой отец даже не спросил, зачем тебе маггловский документ?

- А я и не писала ему о маггловском документе, - покачала головой Блисс, роясь в ворохе бумаг. - Просто он всю жизнь провозился со счетами, налогами и документами на товары, поэтому знает, что лучше что-то переделать, нежели не доделать. Правда, страховой полис меня всё же пугает.

Добыть документы было наиболее лёгкой частью. Следующим пунктом были даты.
Семнадцать лет Блисс исполнялось двадцать восьмого января, а рождественские каникулы вступали в силу двадцать пятого декабря. Ей нельзя было терять даже дня, и проблема была бы решена, если бы не наследство, единственные деньги, на которые Блисс могла совершить путешествие, не поднимая лишних вопросов.
Наследство бабушки и дедушки было идеальным решением: оно было записано исключительно на неё, и родители никогда бы не узнали, сколько снято со счета.
Главная проблема заключалась в том, что оно хранилось в Гринготтсе, банке, который обмануть было невозможно от слова «абсолютно».

Блисс проломала голову весь день, но на ужине всё же умоляюще воскликнула:

- Кормак, хватит! Я же вижу, что ты знаешь какой-то способ. Ты мне весь день в глаза не смотришь. Мы же не идём в Гринготтс за чужим, это деньги законно станут моими через месяц. У нас есть все виды документов, ключ я храню на цепочке, как украшение и всё, что нужно сделать, это поправить пару цифр так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Кормак согласился помочь ей только на следующее утро.

- С маггловским документом не будет никаких проблем, - мрачно сообщил он, и, в подтверждении своих слов, направил палочку на паспорт Блисс. - Вот. Теперь твоё день рождение двадцать восьмого декабря и тебе двадцать один год.

Подумав, Кормак наложил ещё одно заклинание.

- Это легкие доверительные чары, но для магглов сойдёт. Если кто-то спросит у тебя паспорт, то просмотрев его, у него и в мыслях не будет пробивать что-то по базе данных.

- Это изумительно! - просияла Блисс, мысленно ставя галочку над очередной решенной проблемой. - Но что делать с документами для волшебного мира?

- Второй или третий отчим Блейза Забини работал на два мира, почти как твой отец, только вращался в политике. Половину своего состояния он завещал ему, но Блейз пришлось ждать полгода, прежде чем он смог бы воспользоваться этими деньгами, - Кормак передёрнулся. - Мне пришлось обращаться за помощью к нему.

- И почему у тебя такой вид, словно ты съел лимон, политый никотином? - удивилась Блисс. - Насколько я помню, ты неплохо общался с ним у меня дома.

- Это другое. Здесь, в Хогвартсе, это другое.

Блисс, проучившейся в Хогвартсе сравнительно мало, было всё ещё сложно вникнуть в эту странную войну между Гриффиндором и Слизерином. Может быть, будь она на одном из этих факультетов, ей было бы легче понять, но такое понимание не входило в число её приоритетов.
Когтевран являлся своего рода Швейцарией - как и она сама, будь то с родителями, друзьями или просто знакомыми людьми. Это была одна из множества причин, почему она успела нежно полюбить свой факультет.

Ей, по натуре мягкой и неконфликтной, не нужно было ни с кем враждовать. Почти ни с кем: Драко Малфой был просто песней без слов.

- Восхищен твоими выражениями, кстати. Ладно, вернёмся к насущному. Всё, что нам нужно, это угробить три дня на приготовление специального зелья.

- Зелья! - не удержавшись, воскликнула Блисс, сразу же притягивая неодобрительные взгляды всех, сидящих в библиотеки. - Ох, извини. Серьёзно, можно ли сделать хоть что-то, при этом не прибегая к помощи зелий?

- В данном случае - нет, - ответил Кормак, и Блисс показалось, что сказал он это с какой-то мстительной радостью.

Что же, она понимала, насколько ему не нравилась ситуация, в которою она себя втянула. Но предложение перестать помогать ей было сопровождено таким убийственным взглядом, что Блисс, удивляясь самой себе, весь оставшийся день ощущала чувство вины.

- Спасибо, что помог, - Блисс забрала магическое удостоверение, вычеркивая из списка очередную проблему. - Мне важно то, что ты сделал для меня. Правда.

- Забудь. Это же то, что ты делаешь всегда. Сразу забываешь то, что прошло несколько минут назад, берясь за очередную проблему.

Блисс не понравилось, в каком тоне были сказаны слова Кормака, но и оправдываться ей не хотелось.

- У меня нет времени на это, - просто ответила она.

Поежившись, она придвинулась ближе к камину.

- Ты себя совсем угробишь, - вздохнул Кормак. - Да и согревающие чары тебя не берут.

Блисс с благодарностью погладила его по руке. Он, Рафферти и Кэтрин просто извелись, пытаясь найти какое-нибудь средство, способное долгосрочно её согревать. Правда, и злились они тоже порядочно - за поисками информации Блисс почти не чувствовала холода, чем приводила в ужас своих друзей восковым цветом лица, забывая обновлять чары.
Кэтрин же её чуть не убила, когда она вернулась в гостиную через час после отбоя, холодная, как лёд и с посиневшими губами.

- Не волнуйся. У вас самая тёплая гостиная, тут холод даже не чувствуется.

- Я спрошу Гермиону, может, она знает альтернативу согревающим. Так что ты будешь делать с родителями? И с учителями?

- Мне кажется, здесь легче всего, - задумчиво ответила Блисс. - Напишу родителям, что останусь в Хогвартсе, сошлюсь на подготовку на последний год, подготовку к экзаменам и то, что ещё не выбрала здание для бала. А учителя будут думать, что я поехала домой. Проще не придумаешь, правда?

- О, это действительно проще не придумаешь, - хмыкнул Кормак. - Если не считать того, что деканы факультетов лично отправляют письма родителям, и ждут ответа не позднее суток. Или они сами нагрянут к тебе, проверить, насколько хорошо ты добралась.

- Выходит, у нас проблема. В Хогвартсе родители остаться бы разрешили, а вот отмечать Рождество с тобой - нет.

Несколько секунд Блисс напряженно размышляла. Идея, которая пришла ей в голову, не нравилась ей по двум причинам: ей придется, пусть и косвенно, втягивать Кэтрин. Ей придется врать Кэтрин. Она старалась не лгать ей настолько, насколько это вообще представлялось возможным.

А то, что она задумала, являлось самой бессовестной ложью.

- Но да. В любом случае, отметить рождество с Кэтрин они позволят.

- Ты собираешься втягивать в это пятикурсницу? - пораженно спросил Кормак.

Блисс решительно покачала головой:

- Три процента таланта, помнишь?

- Иными словами, ты собираешь врать ей?

- Почти невинно и исключительно ради её безопасности, - Блисс криво улыбнулась. - Я буду очень осторожна, обещаю.

«Ещё одна вещь, которую я считала банальностью - лгать кому-то, чтобы защитить».

- Поговорим о приятном. Ты уже пригласил Пэнси на Рождественский бал? Ах да, я забыла. Это другое.

- Кто бы говорил, - усмехнулся Кормак. - Ты отказала четырем парням, которые имели на тебя романтические планы, после чего сама же пригласила Рафферти, лишь бы от тебя все отстали. Так кто из нас более странный?

- Ты прав. Для полной идиллии мне как раз не хватает романтических отношений, - кивнула Блисс, вставая с ковра. - Почему ты не сказал мне, что уже так поздно? Будет счастьем, если Малфой оставит хоть что-то от моей самооценки, потому что опоздала я безбожно.

- Извини за то, что был слишком занят твоими документами, которые должны быть идеальными для обмана Гринготтса, - хмыкнул Кормак.

- Не утруждайся, - улыбнулась Блисс, растрепав Кормаку волосы. - Я пошла.

Но стоило Блисс дойти до двери, как понимание одной вещи заставило её остановиться. Она сжала руки, стараясь глубоко дышать и не поддаваться леденящему ужасу.

- Блисс? - она обернулась, смотря на настороженного Кормака и тех редких гриффиндорцев, что ещё остались в гостиной.

- Подойди сюда, - стараясь не срываться на шепот, сказала Блисс.

Когда Кормак подошёл, Блисс всё же не выдержала и зашептала:

- Как я вошла сюда?

- Что? - опешил Кормак. - Через дверь, насколько я понимаю. Подождала, пока кто-нибудь войдёт или выйдет.

- А как я вошла сюда в самый первый раз? - Блисс чувствовала, что зубы стучат друг об друга. - Времени до отбоя оставалось около получаса или меньше. Пароль
ты мне никогда не говорил.

В глазах Кормака мелькнул стальной блеск.

- Пойдём. Уверен, сейчас мы найдём объяснение.

- Что значит, я должна сказать вам пароль? - возмутилась Полная Дама, с негодованием глядя на учеников. - Это вы должны его знать!

- За то время, что кто-то из нас его сказал, пароль успел измениться?

Блисс никогда не чувствовала мрачность в Кормаке, разве что шутливую, но сейчас она была настолько сильной, что даже портрет Полной Дамы не остался безучастным.

- Нет, но... ох, да как вам будет угодно. Если будут проблемы, то вина ляжет исключительно на вас.

И закончив свою тираду, Полная Дама назвала пароль.

- Простите? - Блисс заморгала, тряся головой. - Это какое-то специфическое английское слово? Или другой язык?

- Блисс, о чём ты? - непонимающе спросил Кормак. - Это обычные слова.

В этот раз Кормак сам повторил пароль, но Блисс снова услышала непонятное изречение.

- Ты не мог бы, - её руки ходили ходуном, когда она доставала блокнот и карандаш. - Вот. Напиши мне его.

Кормак быстро написал слова и осторожно протянул листок Блисс.
Блисс в немом ужасе смотрела на листок. Слова, написанные на нём, были не незнакомы, они были бессмысленны.
«Так чувствует себя ребёнок, когда слышит взрослую речь или видит буквы». Мысль была ошеломляющей и отвратительной.

- Кормак, повтори, пожалуйста. По буквам, если можешь.

Кормак взял Блисс за руку и осторожно, едва ли не по слогам, повторил. Отсчитав несколько секунд, Блисс слово в слово повторила то, что сказал Кормак и с каким-то странным облегчением увидела ошеломление на его лице.

- Нет, - он успокаивающе гладил Блисс по руке, но страх, страх за неё ясно проступал в чертах его лица. - Это не то, что слышу или пишу я.

- Что значит не то?! - разозлилась Полная Дама. - И она, и вы, юноша, только что на разные лады повторили пароль от гостиной.

Смутная догадка забрезжила в сознании Блисс.

- Кормак, повтори ей то, что услышал от меня.

Нахмурившись, Кормак медленно повторил пароль так, как его слышала Блисс.

- Вы в очередной раз повторили пароль! Так пропускать мне вас, молодые люди, или позволить дальше упражняться в интонациях?

- Ты знаешь, где находится гостиная Пуффендуя? - спросила Блисс, уже таща Кормака к лестнице.

- Чуть ниже, рядом с тайным проходом в кухню. Пошли, тут можно срезать на нескольких лестницах.

Добежав до портрета Пенелопы Пуффендуй, Блисс потребовалось несколько минут, чтобы дыхание пришло в норму и как только ей стало немного спокойнее, она сразу
произнесла слова, которые вертелись у неё в голове.

- Гриффиндор и Когтевран, - Пенелопа Пуффендуй смотрела на них с явным неодобрением. - Нужно запретить ученикам раздавать пароли всем, кто их попросит. Для встреч в Хогвартсе достаточно других мест. Однако, я не имею права вас не пропустить.

Но портрет не успел отодвинуться в сторону, как Блисс бежала уже в направлении к двери своего факультета, к орлиному клюву, задающему вопросы.
Постучав молотком три раза, орлиный клюв задал вопрос:

- В каком из магических музеев Великобритании находится диадема Кондиды Когтевран?

Однако когда Блисс повторила слово, в голосе орлиного клюва послышалось нечто, похожее на замешательство:

- Если то, что вы только что сказали, являлось названием музея, то ответ неверен.

Блисс едва ли не расплакалась от облегчения и, оседая на пол, произнесла:

- Диадема Кондиды Когтевран утеряна вот уже более двухсот лет. Только, пожалуйста, пока что не открывайте дверь.

Блисс не знала, сколько она сидела вот так, глядя в одну точку и не понимая, что происходит. Что, черт подери, только что было? Почему все портреты, чья магия крылась в паролях, открылись им на это слово? На слово, которое Блисс даже не могла прочитать, лишь отдалено воспринимать на слух.

- Я...

«Я сумасшедшая, я сумасшедшая, я так устала, я устала от всего этого, я сумасшедшая».

Она почувствовала, что ещё немного, и слова прорвались бы, вырвались потоком, неся за собой остальные мысли, чувства, эмоции, непролитые слёзы боли и напряжения. Этого нельзя было делать. Потом, когда всё закончится, она наплачется вволю. Но не сейчас.

- Ты обязана поехать в Копенгаген, - Блисс вздрогнула при звуке голоса Кормака. - Ты поедешь туда, ты разберешься во всём.

Кормак явно хотел добавить что-то ещё, но Блисс резко вскочила, смотря словно сквозь него:

- Давай поговорим завтра, всё завтра, хорошо? Я уже и так потеряла очень много времени.

Несясь вниз по лестницам, Блисс раздумывала над тем, как было хорошо то, что из-за этого проекта Слизнорта она знает пароль. Почему то знание того, что она скажет обычные слова, а не нечто, приводящее её в ужас, приносило облегчение.

- Совесть - тысяча свидетелей.

Кирпичная стена отодвинулась, пропуская Блисс, и она побежала в комнату Малфоя так быстро, как только могла. В голове появились абсурдные мысли, что если он скажет ей хоть слово о её опоздании, если будет насмешливым и таким же, как и всегда, то она просто не вынесет. Она не знала, что сделает, покалечит его или просто расплачется, она даже не знала, зачем несётся к нему, как бешеная.

«Нужно только его увидеть. Нужно только увидеть, и тогда я пойму, тогда станет проще».

Блисс проигнорировала странные взгляды слизеринцев, проигнорировала и чей-то оклик, а потом, добежав до мужского крыла, проигнорировала и стук, который всегда считала обязательным. Всё, на что её хватило, это ворваться в комнату Малфоя и с силой захлопнуть дверь.
Она стояла, не шевелясь, когда он поднял голову от своего котла.
Недовольство, смешанное с удивлением, сохранялось на его лице ровно до тех пор, пока он не увидел Блисс. В следующий момент что-то изменилось.
Он вскочил, будто его ужалили, а Блисс думала, что вот сейчас меньше всего его выражение лица походило на восковое. Вот только она была настолько истощена, что даже не могла читать по нему что-то.
Малфой просто стоял ещё несколько секунд, а потом протянул к Блисс руки. Этим движением Малфой нажал на спусковой крючок - Блисс метнулась к нему в объятия, когда он не успел сделать и шага.
Она не знала, сколько это продлилось; Малфой крепко сжимал её талию и гладил волосы, а она, уткнувшись ему в шею, наконец позволила себе закрыть глаза и вдыхать воздух спокойными, глубокими вздохами.

«Я в безопасности, я в безопасности, я в безопасности. Я в безопасности».



До приезда Пэнси оставалось двадцать минут, но Малфой и Блейз уже стояли рядом с воротами, в полголоса обсуждая ситуацию, заваренную Дафной и Асторией.

- Я догадывался, что Астория скрывает большинство своих чувств, - усмехнулся Блейз. - Что? Не смотри на меня так. Она действительно влюблена в тебя и мне было бы даже её жаль, если бы не Пэнси. Она хотя бы понимала, что выставляет её на посмешище?

- Не понимала и не хотела этого. Тут я уверен абсолютно.

- Твердо намерен разорвать помолвку?

- Я был в этом твёрдо уверен с того момента, как... - Малфой закашлялся, прочищая горло.

Он действительно собирался сказать Блейзу то, что промелькнуло в голове? Судя по тому, как Блейз понимающе смотрел на него, да, хотел.

- Это правильно, - улыбнулся Блейз. - Если у таких, как мы, есть шанс на нечто настоящее, то надо за него хвататься.

- Не понимаю, о чём ты, - пожал плечами Малфой, внимательно глядя на ворота Хогвартса.

- Конечно. Не понимаешь.

Малфой успел бы сказать какую-нибудь колкость, если бы не открывшиеся ворота, через которые влетели сухие листья, подгоняемые ветром.
А потом они увидели Пэнси. Пэнси с распущенными локонами, большими рубиновыми серёжками в ушах и каким-то мрачно-комичным выражением лица.
Малфой понимал, что все эти заявления, когда с появлением какого-то определенного человека жизнь становится проще и светлее, в корне неверна, но последнее время эта теория словно задала себе цель доказать ему обратное.
Малфой чувствовал, что улыбающийся до ушей Блейз хочет обнять Пэнси и они, не сговариваясь, действительно бы обняли её, если бы не её предупреждающее выражение лица:

- Тронете меня хоть пальцем - и три часа будете отплясывать канкан в традиционных костюмах, - припечатала она, без лишних предисловий отдавая Малфою
чемодан. - Уснула в карете, будь она неладна.

Малфой едва не последовал примеру Блейза, который расхохотался так, что спугнул несколько ворон с близлежащих камней.
После сна Пэнси была очень чувствительной к физическим раздражителям и ненавидела, когда её трогают до истечения минимум двух часов. Все слизеринцы знали об этом, поэтому если кто-то излишне резко касался Пэнси утром, то после ходил под воздействием какого-нибудь специфического заклинания. После четвертого раза все, начиная от первокурсников, уяснили, что лучше об этой особенности Пэнси не забывать.

- Красивые серьги, - Блейз продолжал улыбаться всю дорогу до подземелий, чем заслужил странные взгляды всех, на кого натыкался по дороге.

- Подарок нашего дражайшего, - в голосе Пэнси явственно слышался сарказм. - Рубины подходят к цвету ваших глаз, сказал он. Мисс Паркинсон, как вы относитесь
к красному цвету, цвету вашего заклятого врага, спросил он.

- Может быть, это было своеобразная проверка? - продолжая улыбаться, спросил Блейз.

Малфой его понимал. В каждом слове, в каждой интонации, в походке и мимолетных движениях явственно чувствовалась их подруга.

- Может быть, - пожала плечами Пэнси. - Но он действительно благоволит нашей семье. Серёжки он подарил на исходе седьмого дня и к тому времени я так привыкла к его присутствию, что чуть было не сказала, Милорд, к вашим глазам они подойдут больше.

Малфой даже поверил бы ей, если бы не заметил, как она быстро перекрещивала пальцы правой руки. Пэнси всегда так делала, когда была взволнована или сама не хотела волновать кого-то. Малфой почувствовал, что мрачнеет.
Может быть, Волан-де-Морт и благоволит некоторым семействам, но это вовсе не значило, что он не может избавиться от нежелательной персоны внутри неё.

- Так, - Пэнси проследила, как Малфой поставил чемодан на кровать, после чего закрыла дверь и испытывающе посмотрела на обоих. - А теперь рассказывайте.

Опешившие, Блейз и Малфой переглянулись друг с другом.

- Что рассказывать, Пэнси? - осторожно спросил Блейз.

- Причину, по которой вы выглядите, как два идиота, - отрезала она. - Блейз, немедленно сотри это выражение! Дети, на которых мы наткнулись, едва ли не с
криками убежали, завидев твоё лицо, и сейчас я начинаю их понимать.

Малфой снова закашлялся, на этот раз пытаясь скрыть смех, чем заставил Пэнси сразу же взяться за него:

- Думаешь, с тобой лучше? Попытки скрыть улыбку доведут тебя до паралича. Так что быстро говорите мне, что произошло, потому что иначе я вас не выпущу. Для неподготовленных людей ваши лица опасное зрелище.

Первым не выдержал Блейз, а уже после, насмотревшись на визжащую, отбивающуюся, но всё же довольную Пэнси, Малфой тоже присоединился к их крепким объятиям.

- Ненавижу вас, - слабо сказала Пэнси, когда они расцепились. - Теперь придётся лечь часа на два.

Малфой почувствовал себя виноватым. Пэнси и правда тяжело давались прикосновения после недавних пробуждений.

- Но это было мило, - быстро сказала она, заметив выражения их лиц. - Всё, на большее меня не хватит. Выметывайтесь, мальчики, а вечером расскажете всё.

- Есть идеи, как преподнести ей это? - спросил Блейз, располагаясь в одном из кресел Малфоя. - С ней же сердечный приступ может случиться, если Кингзман подбежит к ней, как к своей подружке.

- Забавно. Астория сегодня тоже спросила, как я преподнесу ей это.

- И что ты ответил? - начал догадываться Блейз.

- Что это сделает она.

Пэнси заговорила с ними только на следующее утро.

- Дамблдор любезно позволил нам воспользоваться Омутом Памяти, - убитым голосом начала Пэнси. - Она показала мне воспоминания, когда притворялась мной. Все воспоминания. Теперь всё, что я делаю со вчерашнего вечера, это поминутно молюсь Мерлину, чтобы их забыть.

- Кингзман? - понимающе спросил Блейз.

- И это тоже, - согласилась Пэнси. - Я такое узнала, что хватит до конца жизни, чтобы держать её подальше от себя. Боюсь, что если она подбежит ко мне ещё хотя бы раз с этой улыбкой, я применю непростительное.

Всё снова наладилось ровно настолько, чтобы можно было чувствовать себя в спокойном состоянии. Блейз и Пэнси были рядом, помолвка с Асторией была расторгнута сразу же, как только её родители получили письма с характеристикой их дочери на четыре листа.
Малфой знал, что Люциус обязательно проведёт с ним воспитательный разговор и, что было очевидно, потребует сделать всё, чтобы снова добиться руки Астории.
Но ему было всё равно. Тот небольшой страх, что он испытывал к отцу, он смог искоренить в себе за несколько месяцев.
Малфой не хотел анализировать ту, благодаря которой этот страх исчез бесследно. Но каждый раз, когда Блисс приходила к нему в комнату, в хорошем или плохом настроении, улыбающаяся или хмурая, вежливая или саркастичная, смотрящая на него так, словно он значил что-то или же не замечающая на протяжении всех часов работы его вовсе, Малфой позволял себе взглянуть правде в лицо. На многих внутренних демонов повлияла она.

Было в ней нечто такое, что не поддавалось описанию в обычных его фразах. Блисс была слишком эмоциональной, нервной, чаще всего она не знала, куда деть себя, слишком много двигалась и повторяла одни и те же фразы.

Она была как на ладони, почти прозрачная - но он её не понимал.

Малфой знал множество людей, которых учили скрывать эмоции с рождения, для которых каждая фраза, любопытство в голосе, смущенная улыбка - всё было отточено, выведено до совершенства и использовалось исключительно ради своей выгоды.
Малфой не просто понимал таких людей, он знал их планы ещё до того, как те сформировались бы в их головах. Он понимал и добрых, бескорыстных людей, у которых были моральные ценности и правила - он относился к ним насмешливо и с состраданием, знал, как добиться реакции от таких личностей.
С Блисс было по-другому, с Блисс было что-то не так. Не так в принципе и не так, как с другими. Он знал, что она искренна в каждом своём поступке, он знал, что она скрывает больше, нежели кто-либо ещё.

Малфой не понимал этого, и временами приходил в бешенство, пытался успокоить себя, что она попросту не разгадала себя сама. А когда разгадает - то и он непременно тоже, и всё, каждая неоднозначная и незаконченная мысль, которая была на неё истрачена, обнулится.

«А ведь в этом мы похожи, - невольно подумал Малфой в один из вечеров над Зельем Истины и вспоминая последние слова Блисс, сказанные ей летом, в саду. - Не переносим людей, которых не понимает, но таковых в жизни ещё не встречали и рассчитывали, что так будет всегда. Мы стали первым случаем друг другу».

Дни шли своим чередом, отсчитывая последние недели до зимы и Рождественского бала, тренировки по квиддичу проходили как никогда хорошо, бессонные ночи проводились за домашними заданиями, отработками заклинаний и тренировками с аверлиусами. Жизнь в Хогвартсе протекала так же, как и всегда: странно, неравномерно, но вместе с тем тепло и защищенно.
Малфой заметил тревожный звоночек лишь один раз, когда Блисс, строча конспект по истории магии, на приказ Малфоя начать засекать время, рассеяно ответила «Фауст, мне не до тебя».
Он бы и не обратил на это внимание, если бы с новым именем не вспомнились те, другие имена. Но Малфой замечал, что их Блисс писала часто, иногда на полях своих домашних работ или в блокнотах, обводила их по несколько раз и строчила мелким подчерком под ними теории, которые он уже разобрать не мог.
Имя Фауст прозвучало без фамилии, лишь один раз и было видно, что Блисс не предала этому особого значения, если вообще заметила.
До тех пор, пока Блисс не назвала его так же во второй раз.

- Ты отдаешь себе отчет, как меня назвала? - спросил Малфой.

Блисс удивленно посмотрела на него.

- Малфой, это уже диагноз: усматривать оскорбление в собственной фамилии.

- Сейчас ты назвала меня Малфоем. Но минуту, как и три дня назад, ты назвала меня Фаустом.

- Фаустом? - рассмеялась Блисс. - О, это интересно.

Блисс не выглядела испуганной. Насмешливой - да, и Малфой с удивлением понял, что лучше пусть насмехается, чем кусает губы и пишет о чем-то с совершенно дикими глазами.

- Кто такой Фауст?

- Если коротко - то литературный персонаж, доктор, продавший душу дьяволу. Совсем неглупый человек, но хотевший познать власть над окружающим миром.

- Бромлей, ты переоцениваешь мои возможности.

- Ты прав, - согласилась Блисс. - Над окружающим миром - вряд ли. Над всеми людьми, которые оказываются в радиусе метра от тебя? Да.

Малфой не нашёлся, что сказать. Она была права, так отвратительно права на счет него.
Больше в ту ночь она с ним не разговаривала, только помогала в зелье, выполняла его указания и коротко попрощалась, когда пришло время уходить.
А потом пришло утро, завтрак в Большом зале и ослепительная улыбка, направленная прямо на него. Блисс улыбалась так немногим людям и Поттер по непонятным причинам входил в этот круг, хотя максимальное их общение сводилось только к тем моментам, когда Блисс завтракала с Кормаком.
Малфой не любил себя обманывать, а с Блисс и так было множество аспектов, из-за которых делать это просто приходилось. Тут он позволил себе признаться - он
надеялся, что их общение только завтраками и заканчивается.

- Когда вы успели помириться? - спросила Пэнси и Малфой повернул к ней голову.

Рафферти. Она улыбалась не ему, а чертовому Николасу Рафферти, который сидел рядом.

- Около недели назад, - улыбнулся Рафферти, но не столько Пэнси, сколько Блисс. - Ты была права.

- В чём она права? - машинально спросил Малфой.

- Я скучал по этому выражению лица.

Да, Малфой его понимал. Улыбка у Блисс была замечательной. И больше он не позволит себе думать, что она предназначена ему.

«Может быть, предложить обменять её улыбку на пунктуальность» раздраженно подумал Малфой, понимая, что через полчаса ему будет необходима помощь и парное заклинание.

Блисс опаздывала едва ли не на час, а помощь в зелье должна была потребоваться совсем скоро. Когда дверь в его комнату открылась, а потом оглушительно хлопнула, у Малфоя наготове было множество едких замечаний.
До тех пор, пока он не поднял голову. Блисс была серой, будто восковой и черты лица её заострились, как у покойника или человека, который вот-вот умрёт.
Малфой видел такие лица - обычно жить им оставалось недолго.
Он не мог объяснить, что с ним тогда случилось, но точно знал, что должен осмотреть её, убедиться, что с ней всё в порядке. Он не заметил, как вскочил и хотел броситься к ней, но Блисс опередила его.
Малфой честно старался не прижимать её сильно, не касаться всюду, куда мог дотянуться, но это было выше его сил. Как, при таком виде, она всё ещё стояла на ногах - это было выше его понимания.

«Тише, - думал про себя Малфой, хотя и понимал, что Блисс не плакала. Почему она не плакала, когда её слезы были необходимы даже ему? - Тише, тише. Ты в безопасности, никто не причинит тебе вреда. Я этого не позволю».


Двойственность мнений


Цепь последующего в большинстве случаев всегда закономерна. За шоком следует страх, за страхом - попытки начать мыслить рационально, понять, как именно нужно поступить в сложившейся ситуации. Не важно, какие замешаны отношения: грозящие твоей жизни или же между двумя людьми, по сути, реакция во всех случаях почти соответствует противоположной.
Эмоции, приходящие после, уже зависят непосредственно от ситуации. Чувство сожаления и непонимания, которые испытывала Блисс, были одними из этих эмоций.
Она не знала, сколько простояла так в объятиях Малфоя, но успокоившись и сумев восстановить контроль над разумом, решительно отстранилась.
Малфой отпустил её сразу же, не препятствуя.

- Извини за опоздание, - Блисс отошла от него на несколько шагов, обхватив себя руками. - Возникли непредвиденные обстоятельства.

- Уверен в этом, - отозвался он. - Надеюсь, за это время ты не успела ничего выжечь?

- Объяснишься? - удивилась Блисс.

- Во всех подробностях, Бромлей, во всех подробностях.

И следующее десять минут, не меняясь в лице, Малфой рассказывал о серебряных часах, тёмных артефактах, заклинаниях и золотистом обжигающем песке, который исчезал по истечению нескольких секунд.

- Мог бы предложить чая, - сказала Блисс, когда Малфой закончил рассказ. - И булочки с корицей. Или, для начала, хотя бы сесть.

- Ты издеваешься? - вежливо осведомился Малфой.

- Как я могу? С такими вещами, как корица, шутить вообще не следует.

Блисс душила безмерная ярость. Но вместе с этой яростью пришло и понимание. Понимание того, как у Малфоя получается сохранять такое лицо. Он не хотел, чтобы люди видели, знали, что происходило за оболочкой. Оболочка - это оболочка, в сущности, пустое, но без её контроля узнать нужные сведения гораздо проще.
И теперь, с легкостью сохраняя спокойное выражение лица, Блисс раздумывала над тем, что по её лицу можно было читать как по открытой книге, да ещё с комментариями на полях.
Люди всегда видели, знали, что с ней происходит: счастлива ли она, несчастна, всё ли с ней хорошо, говорит ли она правду или лжёт.
И теперь, когда на кону стоит её рассудок и жизнь, она за это поплачивалась.
Любой человек мог использовать её ситуацию в своих целях. Малфой уже это сделал, хотя Блисс не могла понять его мотивов. Зачем? Почему ему понадобилось буквально вырывать то, во что она пыталась вовлечь как можно меньшее количество народу?
Секунду назад ей казалось, что она в безопасности. Теперь же это ощущение исчезло без следа.

- Не делай этого, Бромлей.

- О чём ты? - заморгала Блисс.

- Гринготтс. Не ввязывайся в это. С этим банком лучше не водить нечестные дела.

- Ты... ты... - ярость мешала словам Блисс выплеснуться наружу.

- Я. Семнадцать лет как уже я. И нет, зная твои предположения, МакЛагген не сказал мне этого. Но он и особым умом не блещет, правда? Пойти к Блейзу с рассказом о то, что ему, совершеннолетнему, нужно подделать паспорт о своём совершеннолетии.

В этот момент Блисс была искренне согласна с Малфоем касательно умственного развития Кормака. Неужели ему было так сложно обговорить с ней все детали? Теперь и Блейз Забини что-то подозревает.

- Хватит стоять с таким лицом! - повысил голос Малфой и Блисс невольно вздрогнула. - Безразличие у тебя получается отвратительно. Я серьёзно, не ввязывайся в дела с гоблинами. Я дам тебе денег.

Блисс явно не предвидела такой поворот и теперь только смотрела на Малфоя большими глазами.

- Ты что?

- Я дам тебе денег, - повторил Малфой. - Столько, сколько потребуется и зная тебя, даже спокойно отнесусь к тому, что ты вернёшь их мне после своего законного совершеннолетия. И не буду интересоваться, куда они пошли. Только не иди в Гринготтс. У Блейза выдержка, стальные нервы и терпение, но для тебя это опасно, пойми ты наконец.

- Малфой, ты с ума сошёл? - шепотом спросила Блисс.

- Потому что хочу спасти девушку?

- Ты хочешь спасти девушку, которую не выносишь, причём не без взаимности, - разозлилась Блисс. - Зачем тебе это?

- Ты тоже считала, что не выносишь меня, когда обнимала несколько минут назад?

Блисс потёрла лицо, стараясь унять горящие щеки. Нет. Не считала. Получается, Малфой тоже на секунду поддался этой слабости?

- Ты ведь считаешь, что хорошо разбираешься в людях, правда? - усмехнулся Малфой. - Позволь разрушить твои надежды. Может, ты и разбираешься в людях и чувствах примитивных. Но в остальном ты просто отвратительна. Зачем мне это? Хорошо. Расскажи мне, куда именно ты едешь. Видишь ли, у меня тоже запланирована поездка на каникулах, только более легальная. Может быть, встретимся где-нибудь?

- Ты издеваешься? - ошарашено спросила Блисс.

- Этот вопрос уже звучал в этой комнате. Но нет. Ты рассказываешь мне, куда собираешься, я же, в свою очередь, спонсирую твою поездку.

Это было последней каплей. Такого сильного унижения Блисс не чувствовала никогда в жизни. Даже Розалинда, умеющая вывести её на самые отвратительные чувства и слова, не имела такого влияния.
«Спонсирую твою поездку».
Блисс чувствовала себя едва ли не грязной после этих слов. Отныне с неё довольно. Видит вселенная, на этот раз с неё хватит.

- Тебе, однако, не занимать оригинальности. Но нет, вынуждена отказаться. Всё же, я еду к своему любовнику.

Оглушительную тишину нарушил громкий хохот Малфоя.

- Что именно тебя так рассмешило? - растерялась Блисс.

- Вы такая высокопарная, мадмуазель Бромлей, - продолжал посмеиваться Малфой. - Любовник? Чем тебе не угодило обыкновенное «парень» или же, в крайне случае, жених?

- Очень сложно называть человека, старше тебя на несколько десятков лет, парнем, - пожала плечами Блисс. - Женихом? О мой бог, давай оставим это, Малфой. Я никогда не понимала таких людей, как ты, твоя невеста или же остальных чистокровных, у которых всё ещё в ходу древние понятия старого Юга. Выскочить замуж по истечении семнадцати лет за мальчишку, к которому ничего не испытываешь, рожать наследников, посещать светские мероприятия и слушать лицемерные комплименты? Ты сам хочешь для себя такой жизни? Я для себя - нет.

- А золотой середины ты не ищешь, правда? - продолжал усмехаться Малфой. - Если лгать - то не останавливаясь, если правда - то в деталях, а если любовник - то возраста твоего отца? Что это, Бромлей, болезнь или же неспособность обратить на себя внимание кого-то моложе сорока лет?


Раздражение Малфоя было Блисс как нельзя на руку. Если у неё получилось вывести это холодное, расчетливое существо на эмоции - то и до веры недалеко.

- То, о чём ты говоришь, называется не болезнь, а Эдипов комплекс. Но мы же сейчас не о психологии говорим, верно? Ему чуть больше, чем за сорок, - невозмутимо ответила Блисс. - Но он действительно потрясающий. Мне повезло, что его жена умерла, потому что, боюсь, я всё равно не смогла бы справиться со своим влечением. Понимаю, так говорит нехорошо, но это правда. И что касается брака, то тут наши взгляды совпадают полностью, хотя его слова о том, что если мне понадобиться узаконить наши отношения, он пойдёт на такой шаг, были весьма успокаивающими. Джентльмен, не правда ли? О, я упомянула его потрясающие голубые глаза? Они сказочные.

- Убирайся, Бромлей.

- Уверен? Парное заклинание должны произносить непосредственно мы, я с удовольствием тебе помогу в этом. Заодно обсудим наших партнеров, ведь теперь, когда ты узнал о моей тайне, у нас столь много общего, - захлопала глазами Блисс.

Малфой подошёл к ней так быстро, что она даже не успела понять, что происходит. Он сжал её запястье и Блисс, собиравшаяся уже поднять другую руку, неожиданно осознала, что не может ею пошевелить.
Малфой нашёл палочку Блисс во внутреннем кармане её мантии и молча подошёл к котлу. Следующее, что делала Блисс, пока Малфоя колдовал, это лишь испытывала страх.
Когда Малфой закончил и протянул палочку Блисс, она поняла, что магия больше над её телом не властна.

- Сожалею, но мы не сможем обсудить наших партнёров, по той простой причине, что я расторгнул помолвку со своей невестой, - спокойно ответил Малфой. Блисс уже не верила его лицу и точно знала, что он слышит её заходившееся в нервном перестукивании сердце. - Я понимаю, почему ты не поняла просьбы с первого раза. Ты же так прекрасно воспитана и вежлива. Постараюсь сказать понятнее: покиньте мою комнату, мисс Бромлей.

Повторять дважды Блисс не пришлось: сочащийся издевательством голос Малфоя и пошатнувшиеся нервы сделали своё дело, и она вылетела из комнаты так, будто за ней гнались все черти ада.

Малфой отсчитал около сорока секунд, прежде чем превратить в развалины половину своей комнаты и пустить через стекло потолка разрушающую воронку. Русалки, конечно, смогут её остановить, но прежде она убьёт немало рыб и, если повезёт, разрушит несколько домов подводных жителей.
Успокоиться не получалось. Он ведь действительно хотел дать ей денег, без всяких условий и обещаний. Просто для того, чтобы она не втягивала себя в это глупую затею с Гринготтсом, чтобы она не попала в ещё большие неприятности.
Начиная с того момента, как она вбежала в комнату, Малфою хотелось просто её защитить настолько, насколько её упрямая натура могла бы ему это позволить.

«Ты хочешь спасти девушку, которую не выносишь, причём не без взаимности».

Тогда Малфой и понял, что объятия эти были исключительно потому, что он оказался под рукой. Эти слова привели за собой цепочку других слов, и последствия, после которых как прежде уже никогда не будет.
Любовник старше на пару десятков лет был смехотворен. Его это взбесило, но он не поверил. Ни на мгновение не поверил во весь абсурд, который она наговорила, не хотел в него верить. Но видеть её в тот момент тоже не мог. А после её следующих слов и сам не сразу заметил, как стихийная магия вышла из тела, заставив Блисс оцепенеть.

Беспалочковая магия - такого с ним не случалось очень давно.

Последнее, что он помнил, это ужас, неверие и осуждение, с которым на него смотрела Блисс. Блисс, оправдывающая всё на свете, смотрела на него, как на чудовище.

- Малфой, пришло время для... тысячи горгулий! - воскликнула Пэнси. - Что ты здесь устроил?

- Позволь узнать, с каких пор и для чего в наше время входят тысячи горгулий? - поднял бровь Малфой.

- Не заговаривай мне зубы, - покачала головой Пэнси. - Ты с ума сошёл? Скоро сдача зелий, так что, надеюсь, ты его не угробил.

Пэнси с явной опаской подошла к котлу.

- Нет, с ним всё хорошо. А теперь, будь добр, помоги мне вернуть твоей комнате прежний вид. И если ты мне не расскажешь, почему нам приходится возвращать ей прежний вид, я перестану с тобой разговаривать.

На крушение ушло не больше десяти минут, на восстановление - больше часа. Ещё одна причина, по которой Малфой отвратительно относился к эмоциям. Это всегда не стоило того.

- С Блисс ты поступил ужасно, - просто ответила Пэнси, когда комната снова приобрела прежнюю благопристойность. - Но я не удивлена. Ты привык поступать ужасно, Малфой. И то, что ты начал испытывать нечто положительное к милой француженке, дела не меняет.

- Предлагаешь мне измениться?

- Ни в коем случае, - улыбнулась Пэнси. - Но таким отношением к ней ты никогда не добьёшься расположения.

- Почему вы с Блейзом считаете, что мне так важно её расположение? - раздраженно поинтересовался Малфой.

- А ты хочешь её отпустить? - удивилась Пэнси. - Скажи, что ты хочешь отпустить её, не урвав поцелуя, улыбки или же её хорошего отношения. Скажи мне об этом, глядя прямо в глаза и клянусь, я навсегда закрою эту тему.


Малфой не хотел лгать Пэнси. В его жизни лжи и так было достаточно.

- Так я и думала, - удовлетворённо заключила Пэнси. - Но сейчас ты должен перестать думать о Блисс примерно до вечера завтрашнего дня.

- Квиддич.

- С Когтевраном, - кивнула Пэнси. - Помнишь нашу традицию? В десять вечера я всегда желаю тебе удачи и ты неизменно побеждаешь.

Про Гриффиндор Пэнси тактично умолчала.

- Мы же справились с Пуффендуем, так? Значит, тут тебе даже моей удачи не нужно. Игроки у них будут гораздо слабее.

- Я тебя не подведу, - пообещал Малфой.

- И я верю твоим словам. А теперь ложись спать. Немедленно. Надеюсь, ты помнишь, во сколько завтра нужно вставать?

- Обниматься не будем?

- И не мечтай, - усмехнулась Пэнси. - Может быть, после победы.


И Пэнси вышла за дверь, оставив Малфоя одного.


- Блисс, Блисс, ну просыпайся же.

Блисс привстала с кровати и огляделась, пытаясь прогнать сонное наваждение, после чего взяла часы и, посмотрев на время, недоуменно нахмурилась. До завтрака оставалось два часа и зачем было вставать так рано, она решительно понять не могла.
Невольно вспомнилось, как вчера, прокравшись в комнату, она быстро переоделась и сразу же легла спать, уповая на то, что утром воспоминания, унижение и страх притупятся, рассеются. Но, пожалуй впервые, у неё ничего не вышло. Воспоминания были свежи.

- Я подойду на уроки потом, - наконец ответила Блисс, чем заслужила странные взгляды всех трёх девушек, собравшихся в комнате. - Или не подойду, очень неважно себя чувствую.

- О каких уроках ты говоришь? - Кэтрин смотрела на неё, взволнованна блестя глазами. - Сегодня второй матч по квиддичу. Когтевран играет со Слизерином, нам важен каждый человек.

- Смертельно больной человек вам, несомненно, тоже важен? - Блисс натянула на себя одеяло.

- Ты не больна, ты просто сонная, - категорично ответила Кэтрин, заклинанием стаскивая с Блисс одеяло. - Ты ещё успеваешь в душ, так что немедленно вставай, приводи себя в порядок и пошли на завтрак.

- Кэтрин, я уверена, что у нас всё получится, - умоляюще сказала Блисс, пытаясь нащупать одеяло. - И потом ты мне расскажешь в красках, какой прекрасной была ваша победа и как вы разгромили Слизерин с огромным перевесом.

- Иногда я забываю, что ты не училась здесь всю жизнь, - вздохнула Кэтрин. - Получается, ты не собираешься смотреть на Рафферти в качестве вратаря?

- Что? - Блисс вскочила с кровати. - Рафферти? Он же не состоит в команде.

- Так и есть, - согласилась Кэтрин. - Но вратарь, Блетчли, не помню его имя, три дня назад что-то напутал с зельем и обжог себе руку едва ли не до костей. Рафферти неплохо держится на метле и иногда заменяет игроков, если с ними что-то случается.

Блисс не потребовалось много времени, чтобы принять решение.

- Вот и отлично, - улыбнулась Кэтрин. - На улице прохладно. Одень что-нибудь тёплое.

Быстро закончив с душем и приведя в порядок волосы, Блисс критически осмотрела свою одежду. Все мантии, купленные Розалиндой, были из очень тонкого материала. Даже та, что была с подкладкой, явно не очень помогла бы от того промозглого месива, буйствующего за окном.
Блисс тоскливо посмотрела вдаль, стараясь не сильно расстраиваться от разворачивающейся картины. Ветер, свист которого доносился сквозь окна, облетающие листья с деревьев, их ветви, гнувшиеся к земле и свинцово-серые тучи, снова насыщенные водой.
Блисс поежилась, снова вернувшись к изучению ящика, вспоминая осень в Салон-де-Провансе, золотистую опавшую листву и медленно отцветающие розы бабушки.

«Всё это с самого начала было плохой идеей, - думала Блисс, роясь в ящиках. - Переезд, новая школа, приём в нашем доме. Закончу этот год, узнаю, что со мной происходит - и уеду отсюда. Пожалуй, некоторое время даже не буду говорить родным, где я. Может быть, поселюсь чуть дальше Салон-де-Прованса, чтобы меня не нашли. Или уеду в Штаты. А лучше снова вернусь в Барселону или куда-то близ неё».
При воспоминании о Барселоне у Блисс тревожно потянуло в груди. Последнее время каждое воспоминание о Барселоне заканчивалось тревогой. Может быть, если она не задержится в Копенгагене, ей стоит туда съездить?

- Наконец-то, - обрадовалась Блисс, выуживая из-под мантий канареечно-желтый свитер и брюки. - Ещё пару минут и я готова.

Заправив свитер в брюки и быстро застегнув сапоги, Блисс всё же наколдовала две пары белых пуховых варежек.

- Держи, - Блисс протянула варежки Кэтрин. - Лично у меня очень быстро мёрзнут руки.

- Поразительно, - рассмотрев варежки, Кэтрин положила их в карман мантии. - Быстрее бы попасть на седьмой курс. Получается, что можно наколдовать даже одежду?

- С одеждой я бы шутить не стала, - улыбнулась Блисс, спускаясь по лестнице. - Это заклинание сохраняет предметы до недели, после чего они исчезают. Мои орхидеи продержались три дня. Я могу научить тебя ему, после каникул.

- И станешь уделять мне больше времени? - комично захлопала глазами Кэтрин.

- Безусловно, - засмеялась Блисс.

В Большом Зале царила суета, присущая любому важному мероприятию. Ученики с Гриффиндора и Пуффендуя подходили к столу Когтеврана, желая удачи Роджеру Дэвису, который являлся капитаном команды, а также всячески подбадривали других игроков. Слизерин, как всегда, смотрел на это с презрением.

«Они же сами загоняют себя в ловушку предвзятого отношения и ненависти, - смотря на них, думала Блисс. - Своим поведением и отношением к другим. Но зачем? Неужели так сложно относится хорошо к хорошим же людям? И если не хорошо, то хотя бы нейтрально. Зачем создавать проблемы самим себе?»

Блисс поискала глазами Рафферти, но его не было за столом. Зачем он согласился стать вратарём? Что если его магия выйдет из-под контроля на каком-нибудь из уроков после квиддича? Или стихийная магия возьмёт верх? Блисс вспомнила первокурсницу из Шармбатона, маленькую рыжеволосую девочку. Говорили, что и заклинания у неё были на довольно слабом уровне.
Но когда мадам Максим вызвала её к себе в кабинет и рассказала о смерти пятилетнего брата, стёкла в кабинете, на первом этаже и половина Скульптурного Стеклянного Сада были разнесены на куски, поранив более десяти человек.
Слабые волшебники. Блисс не верила этому выражению. У всех людей с геном волшебства заключалась поразительная энергия в теле. И если она вырывается наружу без контролирования волшебной палочки, случались ужасные вещи. Эти вещи были редкостью, но они случались.

- Не хочу тебя пугать, - Кэтрин наклонилась ближе к Блисс, нервно заправляя волосы за уши. - Но или Малфой задумался, уставившись в одну точку, или просто неприлично пялится на тебя.

Блисс вздрогнула и перевела взгляд на противоположный конец стола. Малфой и вправду внимательно следил за ней, тем самым напомнив ей свой план.
Но хотела ли она воплощать его в жизнь теперь? Блисс раздраженно тряхнула головой.
Конечно, она хотела. Это было необходимо. И то, что Малфой разорвал помолвку с Асторией, не должно влиять на её решение. Она вообще не могла понять, как умудрилась связать две эти совершенно разные вещи.
Разорванная помолвка с Малфоем и её поездка в Копенгаген. Смешно.

«Всё дело в то, что именно ты собираешься сказать ради этой поездки».

Мысль была непрошенной. Непрошенной и такой правдивой. Почему-то сейчас желание врать Кэтрин про несуществующего любовника старше неё на десятки лет совершенно пропала.

«- Он спонсирует мою поездку, - усмехнулась Блисс, вспоминая едкие, обидные слова. - Может быть, Малфой и разорвал помолвку с Асторией, но вряд ли тут замешана невероятная любовь или же симпатия. Скорее всего, на одном из мероприятий просто подвернулась партия получше».

Она окончательно приняла решение. Взволнованно улыбнувшись и придав немного влажности глазам, она повернулась лицом к Кэтрин.

- Можешь даже не сомневаться во мне, я сделаю всё, что в моих силах. Но на тебя это так не похоже. Ты уверена, что поступаешь правильно?

- Честно, Кэт? Я сейчас ни в чём не уверена. Я только знаю. Знаю, что если не увижу его на этих каникулах, то выдохнусь от тоски. Я так устала скучать и каждый вечер считать дни до этой поездки.

- Ты уверена, что он не женат?

- Я более чем в этом уверена. Я знала, на какой риск иду, так что наняла детектива. Он более пяти лет не состоял в отношениях после смерти своей жены. Но то, что происходит между нами... только не сердись на меня, ладно?

- Я всегда буду на твоей стороне и можешь не сомневаться, твои родители, друзья, профессора Хогвартса и сам Мерлин будет думать, что эти каникулы ты проводишь у меня дома. Нет, я точно не буду на тебя сердиться.

- Я надеюсь на это.

После этих слов Малфой оборвал подслушивающее заклинание. Безумно хотелось подойти к Бромлей и сказать, что одиннадцать из десяти балов за актерское мастерство принадлежат ей по праву. Какая интонация, какие слова, какое волнение!
Если бы он не знал, что происходит на самом деле, сам бы ей поверил.

«Может быть, как раз не стоит искать того, чего нет и просто поверить?»

Малфой решительно отогнал эту мысль. Завтрак уже заканчивался, а значит всё, что будет дальше, заключалось лишь в квиддичном поле и безоговорочной победе.

- Драко! - высокий женский голос окликнул его как раз около раздевалки, и на какую-то глупую секунду ему показалось, что это Блисс.

- Абель, - процедил Малфой сквозь зубы. - Идите, я вас догоню.

- Уверен? - усмехнулся Теодор. - Может быть, нам тоже хочется выслушать поздравление от прелестной гриффиндорки?

- Как только закончу разговор с этой прелестной гриффиндоркой, - в голосе Малфоя слышался неприкрытый сарказм. - Она вся твоя. Более того, буду благодарен, если ты заберешь её навсегда. А пока что, будь добр, проследи, чтобы все добрались до раздевалки без происшествий.

- Слушаюсь, капитан.

И слизеринцы, продолжая кидать на Малфоя и Эбби весёлые взгляды, ушли в раздевалку. Малфой прекрасно понимал их состояние.
Эбби Абель была чистокровной гриффиндоркой и представляла собой зрелище весьма эффектное. Насыщенно-зелёные глаза, белокурые локоны и миловидное личико придавали ей вид некой фарфоровой куколки. К сожалению, интеллекта у неё было ровно столько же, сколько могло быть у фарфора. К ещё большему сожалению, Малфой понял это слишком поздно и по-прежнему терялся в догадках, что ударило ему в голову, когда на шестом курсе он предложил Эбби официальные отношения.
Они встречались ровно месяц, но потеря нервов была на все шесть. Он спокойно переносил истерики Эбби по поводу его бесчувственности, по мере своих возможностей старался успокаивать её во время диких сцен ревности, которые могли начаться везде, начиная от гостиной Слизерина или же в Большом Зале, даже выдержал все намёки о непременной женитьбе, причём совместной.
Чаша его терпения переполнилась в тот момент, когда Эбби потребовала, чтобы он перестал общаться с Пэнси и Блейзом. Ещё следующие две недели он переносил словесные и заклинательные атаки гриффиндорцев, возмущенные взгляды подружек Эбби и саму Эбби, которая появлялась буквально везде, смотря на него глазами, полными слёз.
В какой-то из вечеров Эбби сказала ему, что считает их историю безумно романтичной: гриффиндорка и слизеринец, которым суждено быть вместе. Малфой же тогда окончательно уверовал лишь в одну вещь - Эбби была просто дурой.

- Абель, - повторил Малфой, на этот раз обращаясь непосредственно к Эбби. - Что ты забыла в этой части поля?

- Я хотела пожелать тебе удачи, - кокетливо улыбнулась Эбби, дотрагиваясь до локонов. - Уверена, когтевранцев вы разгромите в два счета.

- Я в этом тоже уверен, - вежливо осведомил её Малфой. - Думаю, разобравшись с нашей уверенностью, мы можем покончить с этим разговором.

- Подожди! - воскликнула Эбби, подходя к нему ближе. - Ещё я хотела сказать, что сожалею. О твоей помолвке. Вы с Асторией были очень красивой парой.

Сказать, что Малфой был шокирован, значило бы преуменьшить всю степень его чувств. Невольно вспомнилось «О мой бог», фраза, которую вечно повторяла Блисс, когда была взволнована или удивлена. Он и сам чуть не сказал её сейчас.

«Прекрати уже думать о Бромлей».

- Кингзман? - попробовал угадать Малфой.

- Бланш Кингзман? - удивилась Эбби. - С какой стати я должна общаться со слизеринкой?

Может быть кто-то, не знающий Эбби, посчитал бы эти слова за оскорбление. Но Малфой знал, что она говорит серьёзно, как был осведомлен и том факте, что логика умирала в конвульсиях, оказываясь вблизи её мозговых волн.

- Про разрыв твоей помолвки написано в светской хронике Ежедневного Пророка, - опустив глаза, продолжила Эбби. - Разворот на две страницы, предположения, что ты возгорел к кому-то тайной страстью и список, кто может оказаться твоей следующей суженой.

Пока Эбби выжидающе смотрела на него, Малфой смотрел вдаль, на множество деревьев, чьи ветви уже были почти голыми. Осень почти прошла и трава, до этого тёмно-зелёная, приобрела болезненно-желтоватый оттенок, а те немногие листья, что кружились в воздухе, подхваченные ветром, словно пытались прирасти обратно, вернуться домой. Если судить по небу, то скоро должен был пойти дождь, может быть, через несколько минут или же наоборот, ближе к вечеру.
Наверняка Блисс тоже мечтает вернуться домой.

- Эбби, ответишь на вопрос?

Услышав своё имя, Эбби сразу же ласково улыбнулась. Та самая отрепетированная улыбка, в которой нет ничего лишнего.

- Конечно, Драко, - она попыталась дотронуться до его руки, но он, поморщившись, отстранился.

- Ты действительно видишь такой свою жизнь и хочешь этого? Выйти замуж сразу после школы, за того, кого выберут тебе родители, родить ребёнка, а после только и делать, что посещать приёмы и вести разговоры о пустом?

- Ты преподнёс нашу жизнь так, как будто это плохо. Мы чистокровны и богаты, чтим старые традиции и нас приглашают на самые изысканные мероприятия магического мира, - Эбби внимательно посмотрела на Малфоя, сочувственно улыбнувшись. - О, я поняла. Так вот почему ты разорвал помолвку с Асторией? Ей что-то взбрело в голову, и она решила предать наши традиции и чистоту крови?

Пока Эбби распаляла Асторию и продолжала говорить, Малфой внимательно рассматривал её. Что и сказать, не девушка, картинка. Всегда будет рядом, даже без любви, не навлечёт позора на семью, будет устраивать прекрасные приёмы и сумеет стать хорошим приложением к мужу на званных вечерах. Красивая, чистокровная, воспитанная с учётом всех старых традиций.
И такая пустая и недальновидная, что хочется выть.
Блисс бы никогда не позволила сказать себе плохого слово о ком-то за спиной, люди, общающиеся с ней, всегда знали о её отношении к ним, Блисс, как бы сильно не боялись человека все остальные, сама устанавливала свои правила непосредственно в общении с ним.
Малфой раздраженно тряхнул головой. Да что же это такое. Блисс Бромлей была чертовым ядом.

- Абель, сделай одолжение, умерь словесный поток, - не выдержал Малфой. - Нет, Астория точно такая же, как и ты. Сейчас я это понял.

Малфой уже направился к раздевалкам, но остановился и снова подошёл к Эбби. В одном он был прав. Блисс Бромлей, чтобы не считали о ней другие, была отравой, которая могла основательно испортить ему жизнь. Такая, как она, никогда бы не смогла стать женой, за которую не будет стыдно. Возможно, она и не врала на счет своего любовника, с неё могло статься всё.
А Эбби, что же, если не считать вспыльчивых издержек характера, из неё можно было лепить, как из воска. Почему бы не отвлечься на остаток школьных дней?

- Пойдешь со мной на Рождественский бал?

- Ах, Драко, - начала было Эбби, но сразу была прервана:

- Я желаю услышать короткий ответ, после которого ты уйдёшь на трибуны сразу же.

- Да, я пойду с тобой на бал, - счастливо воскликнула Эбби и, развернувшись, сразу же убежала в сторону трибун.

Малфой отстранённо подумал, что эта новость облетит всех уже к обеду.

- Встречайте несравненных игроков с факультета Когтевран: Бутт, Кармайкл, Голдстейн, Корнер, Рассел, Скиннер ииии... Дэвис!

Трибуны взорвались аплодисментами, игроки приветственно махали руками и даже сильный ветер, который продувал сквозь свитер Блисс до самых костей, не мог испортить ей хорошего настроения. Сейчас, болея за свою команду, крича и поддерживая их, она, как и все, прониклась духом своего факультета и поддалась моменту.

- Встречаем игроков Слизерина: Пьюси, Монтегю, Рафферти, Боул, Вейзи, Нотт ииии... Малфой.

Трибуны Слизерина разразились сокрушительными аплодисментами, но лишь некоторые с остальных факультетов присоединились к ним. Среди них были и Блисс с Кэтрин, для которых не поддержать Рафферти было сравнимо едва ли не с преступлением.

- Твоему другу так идёт экипировка, - Мэнди сидела на ряд выше Блисс, поэтому ей пришлось наклониться и шептать на ухо. - И у него такая необычная фамилия. Или это имя? Джордан иногда путает эти вещи.

Блисс была согласна с Мэнди. Рафферти, с его внешностью взбесившегося художника, действительно шла тёмно-зелёная экипировка Слизерина.

- Фамилия. Но все называют его только по ней.

Мэнди наклонилась к Блисс ещё ближе.

- Не знаешь, он пригласил кого-нибудь на Рождественский бал?

- Мы идём вместе, - машинально ответила Блисс, но услышав поток извинений со стороны Мэнди, сразу же поспешила её успокоить. - Как друзья. Меня уже пригласили два человека и я совсем не знала, что делать, если последует ещё одно приглашение. Вот мне и пришлось просить его о помощи.

Блисс почувствовала, как Мэнди кивнула у неё над ухом. А Блисс после этого странно разговора внезапно кристально поняла одну вещь - Рафферти был красив. Со своими острыми скулами, поддернутой дымкой сонными глазами, внимательным взглядом и умением слушать он представлял собой немалый интерес для девушек. Для Блисс он был замечательным другом, таким, какого она и не думала найти, даже если прошла бы вся жизнь. С ним в ней просыпались все чувства, которые раньше она испытывала лишь по отдельности - безграничное доверие, спокойствие, защищенность и интерес. Но интереса романтического он для неё не представлял, а потому сейчас ей было странно осознавать, что Рафферти, оказывается, привлекательный молодой человек.

«Попрошу его пригласить Мэнди на танец, - решила Блисс. - Чаще всего она приятная и, может быть, этот танец перерастет в нечто большее».

Потому что чем чаще Блисс присматривалась к девушкам, с которыми оказывался Рафферти, тем отчетливее она понимала - у Рафферти нет с ними физического контакта. Никакого. Он не прикасался к ним, а на все взгляды, полные обожания, отвечал лишь усмешкой или же грустной улыбкой.
За все три месяца учебы Блисс успела узнать одну вещь - Блейз, Рафферти и Кормак были единственными, чьи романы обсуждались и всячески порицались. Шла война и большинство искренне считало, что именно сейчас нужно было найти одного человека, на всю жизнь, чтобы быть уверенными в своём будущем.

- А они просто дурят головы хорошим девушкам, не понимая, что сейчас для этого не время, - как-то сказал возмущенный Энтони Голдстейн, когда Кормак пригласил на свидание девушку с Пуффендуя, к которой он присматривался.

Блисс была с ним не согласна. Они учились в замечательном, полном тайн замке, дружили и ссорились, учились, играли в квиддич и были в безопасности. Но не это являлось главным, а то, что сейчас они были школьниками. Через семь месяцев это закончится, и они разъедутся, кто куда, возможно, будут оказывать активное сопротивление Волан-де-Морту или же исчезнут где-то, где будут недосягаемы.
И сейчас было как раз самое время для того, чтобы кружить голову девушкам, влюбляться, и чувствовать, а если чувства надоедали, то уходить без сожалений.

«Половина брошенных девушек убили бы меня за такие мысли» невесело усмехнулась Блисс.

Но в этом и была проблема. Она никогда не была брошенной, потому что никого к себе не допускала. Едва не допустила. Допустила в тот момент, когда уснула на той кровати, когда позволила обнимать себя после ужасного кошмара. Где был её рассудок? Она ведь знала, каков этот человек на самом деле. И чем это обернулось? Сильнейшим унижением.
Больше этого не случится. В её жизни были более важные вещи, о которых стоило думать.

- И Когтевран открывает счет!

Все три факультета разразились ещё более громкими аплодисментами, раскрывая плакаты, пестрившие серебряными и синими красками.

- Подача Роджера была очень сильной, - взволнованно прошептала Кэтрин Блисс. - Рафферти чуть не свалился с метлы.

Блисс подняла голову вверх, всматриваясь в Рафферти. Он не выглядел бледным, держался уверенно и ещё более настороженно, чем прежде. Видимо, пропущенный квоффл разозлил его и теперь, стоило Роджеру снова попытаться обмануть Рафферти, тот не только превосходно отбил мяч, но и едва не послал его точно в голову Роджера.

- Не волнуйся, Кэт, мой мальчик справляется. Даже слишком, - укоризненно покачала головой Блисс.

Блисс уже хотела обратить внимание на остальных игроков, когда почувствовала, что Кэтрин во все глаза уставилась на неё.

- Что случилось?

- Почему ты назвала меня так?

- Как? Кэт? - нахмурилась Блисс. - Просто вошло в привычку. Мне перестать?

Кэтрин лишь молча покачала головой и потрогала лоб Блисс.

- Наверное, эта погода и правда тебе противопоказана, -пробормотала Кэтрин.

- Можешь повторить, что я сказала? Дословно, - Блисс попыталась отогнать тревожное предчувствие.

- Ты сказала «Не волнуйся, Барбара, мой мальчик справляется. Даже слишком».


Иллюзия обычного дня


Обложка к 23-24 главе - http://cs14110.vk.me/c608929/v608929452/8002/ZRenHu_I408.jpg
(Если кто-то не разберётся, две новые девушки - Падма и Кэтрин)


Малфой знал о Рафферти очень мало. Он был нелюдим, рассеян и на людей, которые говорили с ним, смотрел так, будто не понимал, что этот человек делает рядом с ним и чего хочет в принципе. Исключение составлял МакЛагген, который начал общаться с Рафферти на пятом курсе. Это не слишком всех удивило, ведь больше люди задавались вопросом, что МакЛагген вообще забыл в Гриффиндоре.
Точно так же Рафферти вёл себя, когда Малфой подошёл к нему и, второй раз за всё время обучения, попросил встать на замену. Посмотрел тем самым взглядом, пробормотал нечто про «явный перебор в деталях», но после просто согласился.

«Блетчли, криворукий идиот, - раздраженно думал Малфой. - Что тебе стоило ошпарить руку неделей раньше? К сегодняшнему дню ты бы уже смог парить на воротах».

Неаккуратность Майлса Блетчли вывела Малфоя из равновесия на несколько часов. Он бы мог найти замену из более полдюжины желающих на место Пьюси, Вейзи и Монтегю. Большинство слизеринцев имели характер достаточно агрессивный, и не обременялись контролем своих эмоций, а забивать квоффл в кольца, при этом почти безнаказанно вывести этим самым квоффлом кого-то из игры - было бы для них делом в высшей степени приятным.
Про места загонщиков нечего было и говорить. Биты, опаснейшие мячи и минимальное распространение правил. Если бы с Боулом и Ноттом случилось то же самое, что и с Блетчли, не прошло бы и получаса, как половина факультета, начиная с второкурсников, стали бы осаждать Малфоя за право заменить пострадавшего игрока.

Но вратарь? Человек, который должен практически не двигаться и большую часть времени просто следить, не имея возможности контактировать с игроками? Нет, на это было способно очень малое количество людей его факультета. Исключение составлял Блетчли, который был спокоен по своей натуре. Он не любил общения в принципе и большую часть времени проводил за учёбой.
Кода Рафферти перешёл на третий курс Слизерина, Блэтчли был только на первом, а у Маркуса Флинта заканчивался последний год обучения в Хогвартсе. Он уже тогда присматривался к Блэтчли, а в Рафферти, как позже он признался Малфою, нашёл то нужное спокойствие, которое было так необходимо.
Но, к негодованию Флинта, Рафферти согласился сыграть за команду лишь один раз, после чего твёрдо отказался от дальнейшего участия. И в своём решении был непоколебим.

Впрочем, Малфой видел в Рафферти то, что бесконечно его удивляло. Был в нём какой-то странный, иногда едва ли не до отвращения, инстинкт помогать другим. Слизеринцы помогали исключительно своим, но не ранее, чем месяц назад, Малфой видел, как Рафферти любезно помог собрать разлетевшиеся книги Грейнджер, после чего донёс их до библиотеки.
Или же на уроке Истории магии, не стесняясь своих сокурсников, помогал запутавшемуся Джастину Финч-Флетчли с датами.
Расчет Малфоя был оправдан - своим Рафферти отказать просто не смог.

Сейчас, смотря на Рафферти в игре, он ни капли не жалел о своём решении, но это не мешало смотреть на ситуацию адекватно - те три дня, что были отведены на тренировку, были смехотворно малы для Рафферти, который не являлся полноценным игроком в квиддич. Он, конечно, сможет защищать ворота, и защищать сносно, но если Дэвис продолжит в духе своего первого мяча, то Рафферти мало чем сможет помочь.

Выход оставался только один - поймать снитч прежде, чем Когтевран смог бы забить им в ворота больше ста шестидесяти очков. План сформировался за считаные минуты.

«Двадцать минут максимум - и снитч будет моим».

- Что он делает? - взволнованно спросила Кэтрин.

«Барбара. Кто такая Барбара? И почему именно сейчас я вспомнила о ней? Каким образом я вспоминаю о людях или вещах? Должна быть во всём этом какая-то закономерность».

- Блисс! - Кэтрин потрясла Блисс за руку. - Англия вызывает Францию. Француженки всегда такие меланхоличные или мне попался особый экземпляр?

- Извини, - Блисс ласково улыбнулась Кэтрин, взяв её под руку. - Погода. Она меня убивает. Что случилось?

- Малфой, - Кэтрин показала куда-то вверх. - Видишь? Он явно затеял какую-то игру с Джоэлем. Но я не могу понять, что он делает.

Блисс внимательно посмотрела на Малфоя и Джоэля Скиннера. Совсем скоро она поняла, что Кэтрин права. Малфой подолгу задерживался на одном месте, а потом резко срывался с этого места в какое-нибудь пустое пространство. Необычность этого заключалась в том, что Джоэль, заметив малейшее движение Малфоя, неустанно следовал за ним на пределе своих возможностей и успел за это поплатиться: Малфой нёсся вниз, как ненормальный, но вовремя успел выйти из пике, Джоэль же задел древком метлы землю и едва не перекинулся головой вниз. Сейчас же они снова кружили чуть выше остальных игроков, явно что-то высматривая.

- Кэтрин, напомни, что именно должны делать ловцы.

Кэтрин удивленно посмотрела на Блисс, но всё же рассказала основную задачу ловца и ещё несколько деталей, касательно квиддича.

- Манёвр пирамиды Чарльза Понци, - осенило Блисс.

- Чарльз Понци? - подняла брови Кэтрин. - Это игрок в квиддич? Никогда не слышала о таком. И при чём здесь пирамида?

- Чарльз Понци создал первую финансовую пирамиду, - пояснила Блисс, напряженно следя за Малфоем. - Суть её заключалась в том, чтобы удваивать капитал, принесённый клиентами. Ты просто приносишь деньги и через год, полгода или даже месяц сумма становится вдвое больше исходной.

- Звучит отлично, - осторожно произнесла Кэтрин. - Но при чём тут наша ситуация?


- В том, что любая финансовая пирамида является мошенничеством, которая не даёт настоящей прибыли клиенту. Ты не сможешь остановиться и будешь вкладывать в неё деньги. И в конце остаётся лишь два варианта: или ты проигрываешь, или финансовая пирамида рушится. Как ни крути, в девяноста процентов случаев результата в твою пользу не будет.

- Я начинаю тебя понимать, - Кэтрин потрясенно смотрела на поле. - Каждый раз, бросаясь в пространство, Малфой создаёт видимость чего-то настоящего и прочного. Джоэль невысокий и юркий, он в два счета сможет угнаться за Малфоем с его расстояния и поймать снитч.

- Уже нет. Он попался на уловку Малфоя даже не дважды. Теперь он у него на крючке.

Через пятнадцать минут теория Блисс полностью подтвердилась. Роджер Дэвис, капитан команды Когтеврана, подлетел к Джоэлю и начал отчаянно что-то ему объяснять. Было понятно, он считает большой глупостью попадаться из раза в раз в ловушку Малфоя. Но Джоэль и сам уже так считал, а потому бросался за Малфоем гораздо медленнее и реже, чем раньше. В этом и была его главная ошибка.
Он опомнился только через три минуты, как раз тогда, когда Малфой не только по-настоящему заметил снитч, но и целеустремленно приближался к нему.
Джоэль едва успел направить метлу вниз, к трибунам Пуффендуя, когда Малфой уже сжимал снитч, победно подняв его.

- И пирамида рухнула, - вздохнула Блисс, когда множество слизеринцев бросились вниз, на поле, к орущим и обнимающимся игрокам команды.

- Никогда бы не подумала, - жаловалась Кэтрин по дороге в Большой Зал. - В смысле, я видела, как некоторые игроки проделывали этот трюк, но раз или два, не более. Обычно после второго раза любой смог бы догадаться, что его водят за нос.

- В случае с Малфоем ты тоже подумала, что он водит Джоэля за нос?

- Только после твоего пояснения, - призналась Кэтрин. - Он с такой дотошностью из раза в раз срывался с места и целеустремленно летел в совершенно открытое пространство или наоборот, под бладжеры, что я искренне верила, будто он видит снитч.


- Главная задача - заставить верить, - усмехнулась Блисс. - А Малфой в этом превосходен.

Завернув за угол, они остановились перед дверьми Большого зала и одновременно выдохнули, услышав шум и громкие выкрики.

- Может, мы пропустим обед и сразу пойдём в Хогсмид? - умоляюще попросила Кэтрин. - Они и в принципе люди неприятные, а после побед становятся такими отвратительными.

Блисс виновато улыбнулась. Ей нужно было проверить одну теорию, но для этого было необходимо присутствие Рафферти.

- Во сколько должны подойти остальные?

- Через полчаса мы встречаемся рядом с орлом, - посмотрев на часы, ответила Кэтрин.

- Подожди в гостиной. И переоденься во что-нибудь более тёплое. На дне моего последнего ящика есть ещё несколько свитеров.

Кэтрин благодарно улыбнулась и поспешила прочь, к лестницам. С каким бы удовольствием Блисс последовала бы за ней. Возможно, они и вправду смогли бы пойти в Хогсмид чуть раньше, сходить в Сладкое королевство и купить немного тех шоколадных шаров с клубничным муссом, от которых Блисс была просто в восторге. А потом, сетуя на холод и приближающуюся зиму, они окунулись в тепло Трёх метел и Кэтрин заказала бы сливочное пиво, а она, Блисс, что-то согревающее. И всё то время, что они прождали сокурсников, не переставая велись бы разговоры о Рождественском бале, мальчиках и красивых платьях.
На секунду Блисс была готова поддаться порыву и кинуться за Кэтрин, оставив в покое свой разум и всю ситуацию в целом. На секунду она поверила, что сможет быть такой же, как и все.

«Десмонд Льюис. Кто такой Десмонд Льюис? Ретт Шварцшильд. Не волнуйся, Барбара».

- Блисс? - Рафферти едва не споткнулась об неё, когда выходил из Большого зала. - Почему ты стоишь вплотную к дверям и не делаешь попыток войти?

Блисс внимательно смотрела на Рафферти. Она была уверена, что вспомнила Барбару, когда посмотрела на него. Но в прошлые разы, когда она вспоминала предметы или имена, его рядом не было. Что же такое было в Рафферти тогда, на поле, что в её голове вспышкой пронеслась неизвестная ей Барбара?

- Земля вызывает...

- Молчи, - оборвала его Блисс. - Постой несколько минут и помолчи.

Случайно взгляд её зацепился за небольшую нашивку на лацкане мантии. Зелёная нашивка герба Слизерина, ровно как у неё была точно такая же, но Когтеврана.

«Твоему другу так идёт форма».

"Хорошо, - приказала себе Блисс, настраиваясь на логически-отвлеченную цепочку. - Отсортируем. Семь карт. Медный цветок. «Белые нити», «Ты чувствуешь», «Ложь», «Воспоминания начинаются здесь», «Слабое место», «Выручай». Вычеркиваем три последние карты. Была ещё одна. Почему я её отшвырнула? Что на ней было? Нет, не сейчас. Было что-то важнее. Рубины? Нет, но и да. Рубины важны, рубины очень, очень важны. Позже. Золотая пыль, нечто, похожее на ауру человека. С чем она связана, опасна ли она или же есть у каждого живого существа, но нет ещё тех высших сил, что позволили бы узнать о ней больше? Высших, высших... Верховный. Десмонд Льюис - Верховный. Ретт Шварцшильд - психиатрическая больница Копенгагена. Барбара - тёмно-зелёный цвет".

На секунду Блисс показалось, будто она вынырнула из-под воды после долгой задержки дыхания.

- О мой бог, - она схватилась за Рафферти, чувствуя странную слабость. - Я должна была заметить раньше. Я вспоминала имена почти сразу же, когда видела нужную ассоциацию. Но что даёт мне тёмно-зелёный цвет? И как с ним связана Барбара?

Блисс не сразу поняла, что говорит вслух.

- Извини, - неловко улыбнулась Блисс. - Я скоро свихнусь с этими осознанными снами. Но, сам понимаешь, границы сознания надо расширять.

- Я как-то пытался запоминать сны, - улыбнулся Рафферти. - Даже вёл дневник. Но моё терпение было совсем не безгранично, результатов практически не было, и совсем скоро я забросил это дело.

- Ты ещё более беспокойнее, чем я, так что нет, я даже не удивлена, - Блисс посмотрела за спину Рафферти. - Почему ты ушёл? Кажется, впервые в жизни на их лицах играют искренние улыбки. Но весьма пугающие.

- Мы договорились встретиться в Хогсмиде через час, - смешался Рафферти.

Блисс подозрительно посмотрела на него. Сейчас она видела: Рафферти явно что-то скрывал от неё.

- Кажется, я простудился, - сдался Рафферти, стараясь не смотреть в прищуренные глаза Блисс. - Меня немного знобит, да и ещё и МакЛагген, будь он неладен, заметил при всех, что с моим цветом лица что-то не то.

Блисс понимала, что имел в виду Кормак. Рафферти был бледен и теперь, когда Блисс всмотрелась в него, ясно увидела испарину на лбу и розоватые белки глаз.

- И палочка, - поморщился Рафферти, доставая её из кармана мантии. - Углубление превратилось в трещину. Я случайно дотронулся до неё после матча, тем самым сбросив весь остаточный адреналин. Будет чудом, если она продержится до каникул.

- Идиот! - вспылила Блисс, поражённая до глубины души. Она же знала, знала, что из этой затеи с квиддечем не выйдет ничего хорошего, как знал и Рафферти. Что ему стоило отказаться? Хотя, на этот вопрос Блисс знала ответ. Рафферти редко отказывал людям, если их просьбы не граничили с его представлением о морали. - Немедленно иди к мадам Помфри! И не смей появляться в Хогсмиде. Если она оставит тебя на день в больничной палате, значит, ты останешься. А если нет, будешь пить все лекарства, которые она тебе пропишет. О нет.

- Что случилось?

- Я тебя знаю, - покачала головой Блисс. - О больничном крыле у нас с тобой мысли сходятся. Но сегодня у тебя отвертеться не получится. Пошли.

Ошарашенный напором Блисс Рафферти смог с ней спорить только на шестом этаже и то, не в полную силу. Блисс была непреклонна и довела Рафферти до больничного крыла, отдав его в руки заботливой мадам Помфри.
Тщательно осмотрев Рафферти и попричитав о квиддиче, губительно сказывающем на здоровье учеников, она твёрдо заявила, что из больничного крыла он выйдет только завтра утром и возражения, а также попытки к побегам приниматься не собираются.

- Теперь ты довольна? - сонно спросил Рафферти, укоризненно глядя на Блисс.

Снотворное мадам Помфри дала такое, что о побеге было даже нельзя и помыслить.

- Да. Довольна. А ещё я довольна тем, что иду в Хогсмид, не подхватив простуду из-за своего честолюбия и полной неспособности сказать «нет» на любую просьбу.

- Ты жестока, - протяжно вздохнул Рафферти.

Блисс мягко улыбнулась. Рафферти почти спал и слова его смазывались, растворяясь в полупустом пространстве больничного крыла.
Невольно Блисс вспомнила Рафферти, которого встретила тремя месяцами раннее. Всё же, при внешней мягкости было в нём что-то, что она видела во многих слизеринцах. Насмешливость в изгибе губ и над окружающими в целом, колкие фразы, иногда срывающиеся с языка, ироничность в каждом жесте или движении. И тогда, в иллюзорной комнате, после двух недель абсолютного ничего между ними, в нём проскальзывали прежние черты того самого Рафферти. Рафферти, чудесный, рассеянный Рафферти, не заслуживал быть таким.
И если Блисс была в силах смягчать его натуру, что же, она будет делать это. По правде говоря, для Рафферти она была готова сделать всё, что было в её силах.

Блисс вышла из больничного крыла, рассеяно пытаясь вспомнить более короткий путь к башне Когтеврана. Неожиданная встреча с Рафферти заставила потерять её много времени и теперь она попросту опаздывала.
Блисс свернула за угол, пытаясь вспомнить, какая из развилок коридора ведёт к башне, когда услышала едва слышный, знакомый стук.
Свернув направо, Блисс быстро пошла к источнику шума и, оказавшись в нескольких метрах от деревянного полотна, остановилась, как вкопанная.
Картина, представшая её взору, представляла собой зрелище весьма сумбурное и странное.
Блисс невольно захотелось спросить у Майкла Корнера, не ушиб ли его бладжер во время игры, тем самым лишив некоторых воспоминаний. А иначе как объяснить то, что он ожесточенно колотил каменным клювом орла по стене? И почему Падма, Энтони, Роджер, Кэтрин с Полумной просто смотрят на него с растерянными лицами, не пытаясь остановить его действия?

«Массовая потеря памяти, передающаяся воздушно-капельным путём, больше у меня объяснений нет», - иронично подумала Блисс, направляясь к Майклу.

Она собиралась понять, что тут происходит, разобраться по мере своих сил и возможностей, после чего, забыв этот инцидент, пойти вместе со всеми в Хогсмид. Она заслужила право на что-то нормальное и не даст очередной вещи, о которой не имеет и малейшего понятия, отнять это.

- О, Блисс, - сквозь зубы процедил Майкл, продолжая колотить по стене.

Все остальные, стоящие вокруг Майкла, умоляюще на неё посмотрели. Причину этих взглядов Блисс распознала, но понять не могла при всём желании. Почему они считают, что она сможет как-то повлиять на него, если люди, которые были рядом больше семи лет, сейчас просто беспомощны?
Но, в разрез с этой мыслью, вновь невольно вспомнился термин, чаще всего звучащий как «эффект попутчика».
Суть его заключалась в том, что некоторым людям было гораздо легче рассказать что-то гложущее или секретное незнакомому человеку, с которым они неминуемо расстанутся на следующей станции, ветке метро или же шумном аэропорту. Они расстанутся - и больше никогда не увидятся. А значит, и рассказанного никогда не было.
Впрочем, Блисс была уверена, что вряд ли случилось что-то серьёзное. Майкл был скорее зол и возмущен, нежели подавлен. Значит, нужно было лишь отвлечь его, а после к ней присоединятся и его друзья.

Блисс растянула губы в широкой улыбке и воскликнула:

- Майкл, я так рада тебя видеть!

От неожиданности Майкл опустил молоток и ошарашено посмотрел на Блисс. Во взгляде его читалось, что теперь и он подозревает в столкновении её головы с особо тяжелым предметом.

- Отлично, - облегченно вздохнула она, как можно осторожнее вставая между ним и молотком. - А теперь, когда ты оставил в покое несчастную дверь, может быть, кто-нибудь постарается объяснить, что здесь произошло?

- Малфой, - процедила Падма, осторожно подходя к Майклу и поглаживая его по плечу. - Эта...

- Скотина, - безжалостно отчеканил Терри, проигнорировав возмущенный взгляд Падмы. - Извини, вещи, как и людей, я предпочитаю называть своими именами.

- Роджер, Энтони и Майкл тренировались в Декус Оттавио на одном из подоконников Хогвартса, - продолжила Падма. - Они были в соседнем коридоре и я ума не приложу, что там мог забыть Малфой. У Майкла небольшие трудности с этим заклинанием, - она снова замялась, не зная, как продолжить.

- Майкл создал нечто вроде миниатюрного квиддичного поля, поделив его на зеленые и синие цвета, - сказал Роджер. - Оно было пустым, но мячи летали сами по себе и забивали голы. В какой-то момент заклинание вышло из-под контроля и все квоффлы полетели к нашим кольцам, не в состоянии остановиться. Когда всё резко исчезло, мы подумали, что Майкл смог справиться с формулой. Но, как оказалось, это был не совсем Майкл.

- Малфой снял с нас пятнадцать баллов за использование магии в коридорах, - бесцветно усмехнулся Майкл. - И я, пожалуй, процитирую: «Тебе не стоит заниматься заклинаниями такой сложности, Корнер. Даже они хотят показать тебе, что квиддич - самое последнее, чем тебе стоит заниматься в этой жизни».

Блисс не была удивлена. Малфой не просто знал, как уколоть человека или нанести небольшое неудобство. В нём было безошибочное понимание, чутьё, как у хорошо обученных гончих псов - точно так же, как и они, Малфой буквально чувствовал, когда именно стоило наносить решающий удар.
В другое время Майкл смог бы придумать достойный ответ или не обращать внимания на слова вовсе, но недавний проигрыш в квиддич, подкреплённый неудачей в заклинании, сделали своё дело. Слова, которые не имели бы вчера значения, сегодня пробудили беспомощность.
Выходит, Малфой и был тем препятствием на её пути к обыкновенному дню. Что же, его ждёт большой сюрприз. Больше она не позволит призраку Малфоя портить её жизнь.

- Это правда?

- Ты имеешь в виду, не врёт ли нам Майкл? - возмутилась Падма.

- Нет, - ответила Блисс. - Я имела в виду, правдивы ли слова Малфоя. Или правдой является то, что он просто-напросто спас свою команду, вовремя поймав снитч? Или то, что Майкл был единственным из охотников, кому всегда удавалось обмануть Рафферти? Или, может быть, ты пустил мяч мимо ворот? Насколько я помню, такое наблюдалось только за Энтони и Роджером.

- Я попросил бы, - запротестовал Энтони, но стоявший рядом Роджер болезненно ткнул его локтём под рёбра.

- А помнишь про то письмо, которое ты оставил в гостиной? Неделю назад? - улыбнулась Полумна. - Я перепутала его со своим и случайно прочитала. Неужели ты забыл?

- О каком письме она говорит? - спросил Роджер, подозрительно глядя на Майкла.

- Так и знал, что нужно было попросить никому не говорить, - поморщился Майкл, но что-то во всём его виде явственно выдавало едва ли не гордость. - Это было повторное приглашение в третий состав Гейдельбергских гончих.

Блисс стоило многих усилий подавить громкий смех, когда она увидела лица Роджера и Энтони. Они смотрели на Майкла так, будто только что уверовали в существование Господа Бога.

- Гейдельбергские гончие? – заторможено переспросил Энтони. - Повторное приглашение? На седьмом курсе?

- На шестом, - теперь уже не без явной гордости поправил его Майкл. - Это было повторное приглашение, первое я получил год назад.

- Да ты хотя бы понимаешь, что это значит? - счастливо заорал Роджер, сгребая Майкла в объятия. - Если так пойдёт и дальше, то тебе и шести лет не понадобится, чтобы дойти до первой лиги! Приглашение в лигу Гейдельбергских гончих! На шестом курсе! Да как после этого можно было прислушиваться к этому типу!

Следом за Роджером отмер и Энтони, сгребая в охапку Майкла, что-то крича про квиддич, непревзойденную игру и блестящую карьеру. Блисс было сложно расслышать его слова, ведь теперь к ним присоединились и девушки, которые не сдерживали смеха, глядя на счастливых мальчишек.

- Какой же я идиот, - заявил тяжело дышащий Майкл, когда все немного успокоились. - Чуть не испортил всем и без того не самое радостное настроение. Знаете, мне будет всё равно, даже если в Три Метлы придут все слизеринцы, начиная от первокурсников и заканчивая приведениями. Мы идём пить... праздновать, - сразу поправил себя он, заметив изменившийся взгляд Падмы. - Может быть, мы и упустили шанс на победу, но в квиддич играем лучше всех охотников Слизерина вместе взятых.

С этим заявлением спорить никто не стал.


Образы в огненном платье


Обложка к главе - http://cs608929.vk.me/v608929452/82c7/AYnWfwG7YSE.jpg

(Нечто, похожее на спойлер: у Лии Мишель действительно характерный для евреев нос, это не моя выдумка или ход для того, чтобы сделать персонажа менее идеальным.
Не знаю, заметно ли на артах, но вот тут https://31.media.tumblr.com/629c68885998ad395be5719eceb02ba9/tumblr_n3cotvJq7I1qivnpqo1_250.gif это можно разглядеть очень хорошо.)

___________________________

- Вы уверены, что этот глинтвейн на виноградном соке? - спросила Блисс второй бокал спустя.

Паб Три Метлы сегодня казался ей особенно уютным. Они с Кэтрин бывали в нём каждый раз во время вылазок в Хогсмид, но сегодня что-то изменилось. Может быть, дело было в том, что она наконец-то почувствовала себя своей, почувствовала себя девушкой, что-то значащей для своего факультета. Совсем недавно Блисс думала, что ей всё равно. Что ей хватает общения только с Кэтрин, что нет ничего зазорного в том, что в Большом зале она чаще сидит за столом Слизерина или Гриффиндора, что почти со всеми сокурсниками она в отношениях самых нейтральных.
Теперь Блисс словно открыли глаза. Она вспомнила все те случаи, когда с ней пытались сблизиться, пробить брешь, но она лишь отмахивались и улыбалась.
Зря было всё это, зря она относилась к ним так пренебрежительно. Да, с большинством из них она никогда больше не увидится, оставит позади так же, как и разрешенные проблемы. Но до конца этого года она принадлежность к своему факультету. Она когтевранка. И сегодняшний день показал, что с её мнением считаются и считают своей.

- Вообще-то, я уверен, что нет, - минуту спустя признался Роджер.

- Что? - ахнула Кэтрин. - Она пьёт уже вторую порцию. Когда ты собирался сказать об этом?

- Блисс сказала, что ей нужен глинтвейн, вот я и не подумал уточнять, - голос Роджера звучал виновато. - Но ты права, нужно было сказать ей раньше. Если честно, я ещё после половины первого бокала начал замечать, что она как-то странно моргает.

- Я выяснила, что когда я пью нечто алкогольное, моё зрение становится четче, - пояснила Блисс. - Вы не представляете, какое всё вокруг яркое.

- Горе ты, Роджер, - недовольно сказала Падма. - В следующий раз я пойду делать заказы. Блисс, ты нормально себя чувствуешь? Голова не кружится? Может быть, пойдём обратно в Хогвартс?

- Нет, - заулыбалась Блисс. - По правде говоря, я чувствую себя прекрасно. И мне очень хочется смеяться.

Майкл, Энтони и Роджер как-то странно переглянулись, после чего засмеялись сами.

- Скажете там, что такого смешного вы увидели в этой ситуации? - прищурила глаза Падма.

- Её взяло два небольших стаканчика подогретого вина, - продолжал посмеиваться Майкл. - Никогда такого не видел. И не надо замечаний или возмущений. Напомнить, что случилось в нашей гостиной, когда на свой день рожденье вы с сестрой остались в Хогвартсе, а не поехали домой?

- О, я помню! - встрепенулась Полумна. - Вы меня тогда разбудили и я спустилась посмотреть, что у вас там происходит. Всё ещё ломаю голову, как у тебя...

- Молчать. Молчать и прекратить смеяться, - рявкнула Падма в сторону зашедшихся от хохота мальчишек и Блисс. - Хорошо, что больше половины людей забыло об этом на следующее утро. В любом случае, если хотите прожить долгую и счастливую жизнь, лучше вам забыть обо всём, что тогда случилось.

- А иначе наша жизнь сократится? - весело спросил Энтони.

- Нет, я не настолько мелочна, - добавила в голос медовости Падма. - Иначе ваша жизнь перестанет быть счастливой как таковой.

Следующий час был наполнен беззлобными шутками, ностальгией и множеством рассказов, от которых Блисс всегда пробирал смех, недоверие и невольное восхищение. Если все события, которыми был наполнен Хогвартс за эти годы, были хотя бы наполовину правдивы, то происходящее с ней можно занести в категорию детских страшилок для детей.

- Шесть голов? - переспросила Блисс. - На первом курсе? Как же они умудрились выжить?

- Если бы всё, что говорил Энтони, было правдой, то да, выжить у них вряд ли бы получилось, - заметила Падма. - Голов у Пушка было три, и мечом Гриффиндора они его не протыкали, а усыпили каким-то инструментом.

- Всё равно, звучит не особенно радужно, - сказала Кэтрин. - Но в то, что Гарри мог проткнуть кого-то мечом, поверить ещё сложнее.

- А он проткнул мечом не кого-то, а василиска, - восхищенно вставил Майкл. - Тут было не до защиты вымирающих видов зверушек. Страшно представить, что было бы, если бы Гарри, Рон и Гермиона не разгадали эту загадку. Уверен, мы бы сейчас с вами не разговаривали.

- Может быть, не стоит так превозносить его? - спросил Энтони. - Не все загадки он смог разгадать вовремя. Одна из неразгаданных стоила жизни хорошему человеку.

Изменение в дружеской атмосфере случилось моментально. Падма и Кэтрин смотрели на Энтони с неподдельным шоком, Роджер не выдержал, выругавшись сквозь зубы, но всё же успел удержать Майкла, который, кажется, хотел наброситься на своего друга с кулаками.
И интуитивно Блисс поняла, вспомнила, о чем именно они говорят.
В Шармбатоне никому не удавалось держать информацию в секрете. Будь то маленькая сплетня, вертящаяся среди учеников или же нечто глобальное, замешанное через учителей и Министерство, не проходило и недели, чтобы многие из учащихся или учителей узнавали нужные им подробности.
Но четыре года назад что-то изменилось. Единственное, что смогли выведать люди, которые не посетили Турнир Трёх Волшебников, так это лишь факт чьей-то смерти. Кем был этот человек, как он умер, мучился или же просто стал жертвой несчастного случая, такой информации не смог выведать ни один учитель или ученик Шармбатона.
Конечно, не трудно было прийти к выводам, что произошло нечто действительно ужасное. Но что именно?

- Вы говорите о Турнире Трёх Волшебников, да? - осторожно спросила Блисс. - Ходят слухи, что именно он сыграл главную роль в возрождении Волан-де-Морта.

- И смерти человека, - ответил Энтони. - В смерти ни в чем не повинного, обычного человека, который был таким же, как и мы. Учил уроки, не всегда следовал правилам, играл в квиддич и строил планы на будущее. Человек, который оказался помехой на пути к Избранному.

- Седрик Диггори дружил с нашим Энтони со второго курса, - грустно сказала Полумна. - Поэтому он порой ведёт себя отвратительно по отношению к Гарри. Мы все стараемся не замечать его замаскированные оскорбления, но когда он ведёт себя вот так, становится просто отвратительно на душе.

Оказалось, что слова Полумны были именно тем, что должно было вернуть ясность ума Энтони. Он как-то мучительно покраснел и отвел глаза. Было видно, что он и сам понимает необоснованность своих обвинений.
Понимает разумом, подумала Блисс. Но, как и у большинства людей, сердечные привязанности чаще всего выигрывают у мыслей рациональных.

- Разве ты не знала о Седрике? - спросила Падма.

- Откуда? - удивилась Блисс. - Что делать несовершеннолетней девушке на Турнире? И какими должны быть люди, чтобы спокойно рассказывать о вещах, которые на нём приключились? Нет, мы не знали подробностей. Даже иногда сомневались, умер ли кто-то вообще, ведь нам рассказали так мало.

- А как же газеты? - нахмурилась Кэтрин.

Энтони закатил глаза.

- Ты действительно думаешь, что информация о смерти Седрика печаталась на первых полосах Ежедневного Пророка? Я помню тот небольшой обзор на последней странице, который продержался там всего неделю. Минимум информации и каких-либо сведений. И удивляться нечего. Министерству меньше всего надо, чтобы его обвиняли в смерти ученика.

- Я была второкурсницей, Энтони, и я помню всё, связанное со смертью Седрика. Не надо смотреть осуждающим взглядом и обвинять меня в том, что газеты на тот момент меня интересовали меньше всего, - спокойно ответила Кэтрин.

Блисс не удивилась, когда заметила передергивание плечами Энтони. Она знала, что является этому причиной.

- Всех чистокровных что, с детства этому учат? - отвёл взгляд Энтони. - Не понимаю я этого. В Малфое это постоянно присутствует, даже в Блисс проскальзывает. Разговариваете спокойно и кажется, будто вы ничем от нас не отличаетесь. А потом, если что не по нраву, становитесь, как мёртвые. Жизни нет ни в глазах, ни в голосе.

- А ты не думал о том, что полукровок или простых людей с врожденным даром гораздо больше, чем нас? - прищурила глаза Кэтрин. - И что нас всех, поголовно, вы считаете чем-то вроде монстров, которые хотят истребить всех, у кого нет родословной на несколько поколений? Вы говорите нам в лицо ужасные вещи и считаете, что если чистокровный человек не имеет ничего против вас, то спокойно должен выносить оскорбления. Открою тебе секрет - не должны мы вам ничего. Не знаю, как на счет других, но у меня есть гордость и человеком глупым я себя тоже не считаю. То, что ты видишь, всего лишь защитный механизм, но выработанный годами незаслуженных оскорблений.


Блисс, сидевшая рядом с Кэтрин, осторожно взяла её дрожащую руку. Сейчас им не нужно было слов - то, о чём говорила Кэтрин, преследовало их всю сознательную жизнь.

- Извини, Кэтрин, - наконец сказал Энтони, глядя ей в глаза. - Последнее, что я хотел сделать, это обидеть тебя.

- Ты сегодня сам не свой, - мягко ответила Кэтрин. - Я не сержусь.

Постепенно разговор вернулся в прежнее русло. Мирно потрескивал небольшой камин за стойкой Мадам Розмерты, неукрашенная ёлка, явно одна из выращенных профессором Стебль, едва заметно шевелилась, а Блисс, за разговорами забыв о том, что её глинтвейн вовсе не на соке, допивала второй бокал, снова погружаясь в уютную атмосферу их небольшого круга.

- Получается, что четвёртый курс Шармбатон провёл так же, как и всегда? - спросила Падма в разгаре разговора о преимуществах предметов Шармбатона и Хогвартса.

- Остальные да. Но для меня это был шанс практически весь год проучиться в маггловском пансионе, - призналась Блисс. - До и после Турнира меня отпрашивали на два или три последних месяца, но в тот год я пробыла там все десять.

Все, кроме Кэтрин, смотрели на Блисс так, будто увидели что-то, недоступное их пониманию.

- Ты училась в маггловском пансионе? - переспросил Майкл. - Но зачем тебе это надо? Ты чистокровная волшебница, все двери открыты для тебя.

При всём старании, Блисс всё же не смогла сдержать колкости.

- Двери Оксфорда, Кембриджа и Лиги Плюща в целом были бы с тобой не согласны. У меня есть шансы поступить в любой из этих университетов лишь по тем причинам, что в избирательной комиссии всегда есть один или два мага, которые учитывают все тонкости образования на два мира. И благодаря чудесному маггловскому пансиону, которым управляет директриса-волшебница. Согласно его статистике, три выпускницы пансиона всегда попадали в те учебные заведения, которые по определённым причинам считались лучшими в своей стране.

Блисс смешалась, осознав, с каким пылом рассказывала что-то, по сути, понятное одной лишь ей. Но одобрительные, едва ли не восхищенные взгляды, всё же невольно, но заставили её робко улыбнуться.

- Ты чудесная, - тепло улыбнулся Майкл. - Я говорю тебе это, потому что вижу, как часто ты незаслуженно занижаешь свой ум и человеческие качества.

- Мы все это видим, - вздохнула Падма. - И не понимаем, почему. Надеюсь, это в тебе скоро пройдёт.

- Может быть, это связано с твоим переездом? - нелогичность вопроса Полумны заставила всех улыбнуться. - Ты никогда не считала, что люди или то место, в котором ты выросла, делали тебя лучше?

- Нет, - подумав, честно ответила Блисс. - Люди - может быть, но даже за все годы, что я прожила во Франции, мне не встречались такие люди, которых я встретила здесь. Вы, ребята. Кэтрин. Рафферти.

- Мы стараемся мириться с последним, - усмехнулся Роджер.

- Но место? Нет, вряд ли. Всегда нужен непосредственно живой фактор, чтобы действительно измениться.

- Неужели ты совсем не скучаешь по Франции? - удивленно спросил Майкл.

Блисс тихо рассмеялась, качая головой.

- Майкл, а что, по-твоему, Франция?

- Странный вопрос, - заметно растерялся Майкл. - Страна, в которой ты родилась? Твои корни и твоё начало?

- Соглашусь с тобой. И это никогда не измениться. Но что такое Франция начиная от того места, где я сейчас? Я тебе скажу. Два часа по Евротоннелю. Полтора часа на самолёте. Час и сорок минут до Салон-де-Прованса от центра города. Несколько секунд трансгрессии из любой точки мира. Всё, чем является сейчас Франция или же нечто, не являющиеся Англией, это расстояние и время. И не такие они непреодолимые, чтобы я скучала слишком сильно.

Молчание, воцарившиеся за их столом, нарушила Падма:

- Я была бы рада, если бы всегда могла думать так, как это делаешь ты. Видимо, не у всех есть способность по-настоящему привязываться к месту. Может, это и хорошо.

- Вы жили в маленьком городке? - спросил Роджер. - Но почему? Если ваша семья живёт на два мира, разве не удобнее было бы жить ближе к аэропортам, метро и офисным зданиям?

- Папе и мне, может быть, - согласилась Блисс. - Но не матери. Она не может жить в шумных местах, особенно в тех, которые всегда осаждаемы туристами. В Салон-де-Провансе, например, никогда не проживало больше сорока тысяч человек, и единственные его достопримечательности это фонтан в форме гриба, замок и три музея.

- Но Рафферти говорил, что твоя семья живёт в Бирмингеме, - озадачено сказала Кэтрин.

- От Бирмингема осталось одно название, - рассмеялась Блисс. - Мы живём почти в четырёх часах езды от него, в закрытом комплексе на пять домов, окруженные лесом. Я уже молчу про то, что на каждого нашего соседа у нас есть досье, подробности которого в некоторых моментах даже неловкие.

- Моя семья не столь радикальна, - сказала Кэтрин. - Хотя, если бы дядя Киллиан не был бы столь мобилизован, кто знает.

- Меня больше интересует, как Блисс не умерла со скуки за всё это время, - сказал Энтони. - Неужели тебе никогда не хотелось окунуться в по-настоящему шумную жизнь?

- Я прожила в такой обстановке всю жизнь, - ответила Блисс. - Не буду скрывать, что меня всегда тянуло к чему-то, чего я не понимала и не могу понять сейчас. Но у меня были чудесные бабушка с дедушкой, любящий отец и моя мать, всё же, не такая ледяная статуя, каковой хочет казаться. К тому же, мы жили в Нью-Йорке почти два месяца и на год переселились в Испанию. Так что...

Блисс осеклась. Что-то было не так уже несколько минут. Она отвечала, но вместе с тем чувствовала взмокшую шею под распушенными волосами и жар, поднимающийся по позвоночнику. Она предприняла попытку встать, но поняла, что ноги отказываются её слушаться. Дрожащей рукой Блисс дотронулась до лба, подтвердив свои опасения: пленка пота, обычно покрывающая человека при лихорадке, сейчас распространилась на всё её тело. Следующая попытка встать закончилась странной прострацией. В голове смешались мысли и идеи, но та, главная на данный момент мысль, мелькнула яркой вспышкой, и сразу же была забыта. Вместо неё, на мгновение, Блисс увидела глаза светлого оттенка. Серого? Голубого? Зелёного? Она не могла разобрать, да и слишком много было у неё знакомых с такими глазами. Но сейчас важным казалось другое. Что-то, связанное с Испанией? Да. Почему она всё время вспоминает Испанию? Всё, что было в Испании, было прекрасным. Тогда что не даёт ей покоя которую неделю?

Мысли пропадали с чудовищной скоростью и совсем скоро их заменила непроницаемая темнота. Следующее, что она увидела, были сильно встревоженные лица её сокурсников.

- Почему у вас такие лица? - стараясь сделать голос бодрым, спросила Блисс. - Неужели за эти несколько секунд кто-то успел умереть?

- Слава богу, - выдохнул Энтони. - Я тут чуть за сердце не схватился! Ты осеклась на полуслове, побелела и смотрела в одну точку несколько минут. А потом упала на стол и пролежала так несколько секунд. Хорошо, что Кэтрин догадалась убрать бокалы подальше.

Кэтрин сморщила нос, неодобрительно глядя на Энтони.

- Немедленно прекрати её пугать. Не волнуйся, Блисс, это всего лишь реакция организма на алкоголь. Один хороший друг дяди Киллиана отключается таким же специфическим способом. Правда, для этого ему нужно гораздо большее количество алкоголя. И более крепкое, - подумав, добавила Кэтрин. - Кажется, он наполовину болгарин.

- Меня больше напугало её бормотание, - высказался Роджер. - Но Кэтрин права, вы слишком остро среагировали.

- Мы волновались за неё! - отмерла Падма, гневно глядя на спокойных Роджера, Кэтрин и Полумну. - Кто знает, чем это могло обернуться.

- Сном на пару часов, - доверительно сообщила Кэтрин. - Только и всего. Хорошо, что мы остановили тебя, иначе Блисс оказалась бы взаперти у мадам Помфри на пару дней минимум.

- Блисс, ты точно в порядке? Хотя, я же вижу, что да, - легко улыбнулась Полумна. – Жаль, что у меня нет с собой спектральных стекол, они бы это подтвердили.

- Я в порядке, - улыбнулась Блисс. - Просто в следующий раз буду осторожней с составом напитков. И, Роджер, что могло напугать тебя в моих словах? Я что, проговорилась о своих планах по захвату Хогвартса?

- И сказала, что делаешь это во имя Сама-Знаешь-Кого, - отозвался Майкл, смотря на Блисс с картинным ужасом в глазах. - Не волнуйся и меньше слушай Роджера, он тоже слишком впечатлительный. Ты говорила что-то о дожде. По крайне мере, мне так показалось.

- Твой французский акцент, - пояснила Падма. - Он проявился очень сильно и из-за него было сложно разобрать. Но да, я тоже думаю, что ты всё время повторяла «дождь». Так что Майкл прав, не слушай Роджера. Ты и во сне иногда разговариваешь.

- Пойду спрошу, если у них что-то с яблочным соком, - решил Роджер. - Тебе должно полегчать.

Блисс улыбнулась Роджеру, давая понять, что нисколько на него не сердится и ободренный, он поспешил в направлении барной стойки.
Произошедшее с ней казалось чем-то нереальным. Почему дождь? Имеет ли он какое-то отношение к её состоянию или же это просто её подсознание, уставшее от меланхоличной погоды? Информация о её разговорах во снах тоже оказалась неожиданностью. Что именно она говорит? Имеют ли эти слова смысл? И как спросить об этом, не вызывая лишних вопросов? Падма и так подозрительно на неё смотрит, а Кэтрин, хотя и делает вид, что произошедшее лишь реакция на вино, явно тревожится.
Нет, спрашивать сейчас было определенно нельзя.

«Я хотела провести обычный день, - нахлынувшая ярость ошеломила Блисс. - Всё, чего я хотела, это день, когда я могла бы быть настолько обычной, насколько может быть человек, носящий ген волшебства. Я не хотела новую лавину вопросов, я не хотела, чтобы Рафферти попал в больничное крыло, я не хотела, чтобы подозрений стало больше, чем их уже есть. О том, чтобы избавиться от этого навсегда, я даже не мечтаю. Но день? Что такого могло случиться, если бы я пропустила этот день в бесконечном марафоне за собственный разум?»

- Мадам Розмерта любезно нашла обыкновенный яблочный сок, - Роджер поставил перед Блисс бокал, украшенный малозначительной мишурой.

Блисс поблагодарила его и вскоре с удивлением обнаружила, что сок действительно улучшил её самочувствие. Голова перестала кружиться и руки впервые за долгое время сохраняли приемлемую температуру.

- Только не это, - обреченно простонал Энтони, с презрением смотря на входную дверь паба. - Я надеялся, что они и вправду не появятся сегодня.

Блисс не потребовалось оборачиваться, чтобы понять, кто именно почтил Три Метлы своим присутствием. И дело было даже не в вызывающем смехе, поздравлениях большинства посетителей или же ярко выраженных недовольствах по поводу отсутствия свободных столиков.
Просто взгляды её сокурсников, взгляды других людей, которые не принимали участия в бурных восторгах, явственно говорили о том, кто именно зашёл в заведение.

- Я надеюсь, мне это мерещится? - недоверчиво поинтересовалась Падма. - Они же не идут к нашему столику?

- Нет, не мерещится, - мрачно ответила Блисс. - Здесь яблоку негде упасть, а если я и понимаю что-то в извращенном подобии логики Малфоя и его дружков, то идут они именно к нам.

Блисс оказалась права. Не прошло и минуты, как дюжина слизеринцев плотным кольцом окружила их стол, смотря на них с каким-то выворачивающим предвкушением.

- Смотрите, кто тут у нас, - хищно улыбнулся Теодор Нотт. - Корнер, Дэвис и Голдстейн. И после такой несуразной игры, победить в которой нам не стоило никаких усилий, вы всё равно спокойно пошли в паб? Или ваша игра была такой именно по той причине, что вы так часто его посещаете? Играют роль плохие гены?

- Да мой отец вообще беспробудный пьяница, - иронично отозвался Роджер. - Но с твоими генами всё гораздо хуже, раз ты даже посчитать нормально не в состоянии. Нас тут немного больше, чем «Корнер, Дэвис и Голдстейн».

- Мои гены? Гены чистокровного волшебника с генеалогическим древом, которое берёт своё начало с двенадцатого века? - выплюнул уязвленный Нотт. - А что у нас с тобой, Роджер? Кто подпортил тебе кровь? Отец-грязнокровка? Или всё же мать?

На секунду Блисс показалось, что Роджер кинется на Нотта без помощи всякой магии. Он и кинулся бы - если бы не Майкл и Энтони, вовремя перехватившие его с двух сторон.

- Он того не стоит, - Энтони смотрел на Теодора с крайним отвращением. - Никто из них не стоит того.

- Если что-то здесь и не стоит того, так это твои жалкие попытки отбить бладжер, - гадко ухмыльнулся Пьюси. - Серьёзно, я уже было подумал, что это своеобразное ухаживание. Эй, я тебя не осуждаю! О вкусах не спорят, насколько я помню.

Теперь уже Энтони удерживал Майкл и немного поостывший Роджер. В конце концов, все, кто наблюдал эту сцену, понимали, что слизеринцам именно этого и хотелось - напроситься на драку.
В такие минуты Блисс ненавидела своё сознание, которое автоматически выстраивало логические цепочки. Интересно, одна ли она понимала, что даже если им предложат любой столик, никто и с места не сдвинется? Каждому из слизеринцев требовалась победа безоговорочная, которая выходила далеко за рамки квиддичного поля.
От понимания их природы становилось ещё более гадко, но Блисс держала себя в руках. На данный момент лучшим оружием против этой стаи стервятников являлось безразличие.

Блисс украдкой посмотрела на девушек. Падма открыто придерживалась мнения Блисс, холодно смотря на собравшуюся толпу, побелевшая Полумна явно чувствовала себя отвратительно в создавшийся ситуации, стараясь стать незаметнее. А вот глаза Кэтрин горели холодной неприязнью.
Блисс мысленно чертыхнулась про себя, как-никогда жалея, что не села рядом. Кэтрин была моложе их всех, в ней причудливым образом смешивались английские, скандинавские и французские крови, а Киллиан Маррей, игравший в развитии личности племянницы едва ли не главную роль, мало уделял внимание её «английской» натуре, большим образом поощряя французский темперамент и взрывной характер, доставшийся ей по линии бабушки-шведки. Даже рассказывая Блисс о себе, Кэтрин говорила быстро, с явной радостью к своей жизни и нотой самоиронии к самой себе. Но у Кэтрин не было понимания, когда нужно давать чувствам волю, а когда наоборот следовало бы их скрыть.

У всех семей непременно есть свои традиции в воспитании, пословицы и морали, передающиеся из поколения в поколение. Но факты было игнорировать глупо. Толпа слизеринцев, стоящих перед ней, имеющая индийские корни Падма, не от мира сего Полумна, Роджер, Майкл, Энтони, Кормак и даже Рафферти - все они являли собой пример воспитания, присущее именно Англии. Нападающие старались допускать слов именно столько, сколько требовала ситуация, а защищающиеся старались не допускать какой-либо реакции вовсе.

Но ей с Кэтрин было гораздо сложнее. С самого раннего возраста у Блисс был Уилл, безоговорочно любящие внучку бабушка с дедушкой, прожитая жизнь во Франции и вечные противостояния с матерью за право быть той, кем она хочет.
У Кэтрин было противостояние с обоими родителями, путешествия на два мира с Киллианом Марреем, и всё ещё непрошедший переходный возраст.
Уравновешенная, вежливая Блисс всегда была в восторге от по-своему взрывной Кэтрин.

Но в глубине души она знала, что не стоило поощрять её в этом так сильно.

- Смотрите, рядом с баром освободилось место, - Падма холодно кивнула в сторону стойки. - И оно почти рядом с окном. Идеально для вас, не правда ли? Так что сделайте одолжение нам и всем остальным: займите его и не подходите к людям, которые не желают иметь с вами ничего общего.

- Но нам приглянулось это место, - осклабился Боул. - Может быть, стоит уступить его нам? Вам всё равно не привыкать к этому.

- Не слишком ли много оскорблений за один вечер? - громким, ясным голосом спросила Кэтрин, не скрывая всего испытываемого презрения. - Лично я думаю, что лимит вы превысили, а потому каждому из вас лучше уйти за тот столик, пока его не заняли. Мы пришли сюда первые, хорошо проводили время и никого не трогали. Так что выражу общее мнение, если скажу, что единственный, кто здесь должен сделать лишние шаги в противоположную сторону, это ваша несуразная толпа.

Пораженное молчание обрушилось едва ли не на всех присутствующих в Трёх Метлах. Слизеринцы не привыкли, что им дают отпор - остальные явно не привыкли к тому же.

- Так-так, кто тут у нас? - обманчиво ласково сказал Нотт, враждебно оглядывая Кэтрин. - Белые волосы, нелепые глаза. Я вспомнил. Не сердитесь на неё, парни, это же малолетка нашего Рафферти. Кажется, он совсем её распустил. Может быть, мне стоит заняться твоим воспитанием вместо него, милая? Пожалуй, я определенно сделаю это.

Несколько секунд Блисс не понимала, почему все слизеринцы, её сокурсники, да и всё кафе таращатся на неё с таким удивлением. Осознание пришло почти сразу же.
Побелевшее, испуганное лицо Кэтрин, ярость от осознания угрозы Нотта - Блисс вскочила со стула прежде, чем успела осознать это.
Блисс стояла вплотную к Нотту и задрав голову, смотрела ему прямо в лицо. Она знала, что выглядит отчасти смешно - слишком низкая по сравнению с ним, слишком эмоциональная, а от того не замечающая многих слабостей, слишком плохо разбирающаяся в боевых заклинаниях.
Она знала, что почти каждый осознавал это.

- Что здесь происходит?

Из-за шума в ушах Блисс не сразу смогла распознать его обладателя. Малфой. Надо же, до этого момента Блисс не замечала, что он не пришёл вместе со всеми.

- Ничего особенного, - ответил Нотт, насмешливо взирая на Блисс с высоты своего роста. - Я всего лишь указал малолетке Рафферти её место. Кажется, пришёл черёд его маленькой подружки.

- Нотт, прекращай, - нервно сказал Пьюси. - За неё Рафферти и вправду может взбеситься.

- Кто, Рафферти? - фыркнул Нотт. - Ради Мерлина, Эдриан. Когда ты видел Рафферти взбешенным?

- Никогда, - подтвердил Пьюси. - Почти каждого из вас я хотя бы раз, но видел в бешенстве. До некоторых событий только у двух не наблюдал такого состояния. Теперь Рафферти остался единственным. Потому и предостерегаю.

- Нотт, я настоятельно рекомендую послушаться Пьюси, - Малфой бесшумно продвинулся ближе и теперь стоял чуть позади Нотта.

- Только попробуй подойти к ней, - тихо выдохнула Блисс. - Только попробуй подойти к ней и клянусь...

- Что? - насмешливо спросил Нотт. - Что ты со мной сделаешь? Кинешь волшебной палочкой, встав на табуретку? Или позовешь своего ненаглядного Рафферти, у которого палочки ломаются при любом заклинании выше начального уровня? О, не надо смотреть на меня таким пораженным взглядом. Или ты думала, что никто не замечает этого? Мне вот интересно, он рассказал тебе? А если да, поделишься его секретом? Может быть, он принимает что-то запрещенное? Или его в детстве подвергли радиации? В любом случае, я уверен, что он успел нашептать тебе что-нибудь на ушко, когда вы зажимались в тёмном уголке.

А вот этого Блисс стерпеть не могла. Инстинкт, заставляющий её защищать дорогое, бешено ревел и срывал всю фундаментальную вежливость. Нотт открыто запугивал Кэтрин и более тонко угрожал Рафферти, виртуозно играя словами. Но он не учёл одного.
Если и было на свете оружие, которое не стоило ставить против неё, то им являлись именно слова.

- Поделиться секретом? - спокойно повторила Блисс. - Но у меня нет никаких секретов. В отличие от тебя, правда?

- О чём она говорит, Нотт? - спросил Боул.

- Не имею понятия, - ответил он, но Блисс заметила, как едва заметно дернулось его правое веко.

- Правда? - удивленно переспросила Блисс. - Если мои подсчеты верны, то твоя память должна подводить тебя уже на протяжении пяти дней. Но, может быть, это наступило раньше? Как и бессонница. Сколько ты спишь по ночам? Два часа или три на протяжении двух недель?

- Заткни свой рот, - прошипел Нотт, подходя ещё ближе. - Ты сошла с ума. Рафферти что, и тебя подсадил на свои лекарства?

- Ты себя даже не слышишь, - усмехнулась Блисс. - И даже представить не можешь, что именно этим и выдаёшься. О, смотри, у тебя дергается щека. И хочется оглянуться, правда? Думаю, началось три дня назад. Это называется параноидальный психоз. Что именно ты принимаешь? Титаниум Латим? Нет? Бенедит Фрайгус? Тоже не то? Я догадывалась об этом с самого начала, но всё же. Настойка из Кружащих портобелло, выращенных на крови дракона? Можешь не говорить. Теперь это не является вопросом.

Блисс знала, что едва ли не все посетители Трёх мётел прислушивалась к их разговору, а от того пораженные вздохи знающих людей были слышны особенно чётко.
У настойки из Кружащих портобелло не было даже официального названия. Не было потому, что все ученые, колдомедики и официальные представители зелий были полностью согласны в одном простом утверждении - эта адская смесь не должна существовать вовсе.
Достать её было практически невозможно, но способы всё же находились. И баснословная цена, требуемая за продукт, всегда была уплачена без разговоров.
Потому что волшебник, принимающий настойку, сразу же начинал развивать свои способности до предела невозможных. Сила заклинаний увеличивалась настолько, что при умелом использовании можно было бы покалечить противника лишь Левиосой, сознание и рефлексы прояснялось до кристальной четкости, позволяя едва ли не чувствовать настроение других, а на физическом уровне творилось и вовсе что-то невероятное.
Человек, принимающий эту настойку, чувствовал себя сверхчеловеком. сверхчеловек на протяжении двух недель. Потом, конечно же, он оплачивался сполна.
Воспоминание того, как Нотт вёл себя на квиддичном поле, отчасти и привело к разгадке. Носился он и вправду невероятно - словно бешеный, непередаваемо быстро, превращаясь в сплошное смазанное пятно. Но это было всё, на что он остался способен. Он смог забить лишь два гола, полностью потеряв фокусировку на игре.

- Ты умом тронулся, Нотт? - ахнул Пьюси. - Да за такое не только исключение светит!

- Да кого вы слушаете? - заорал Нотт. - Кому вы верите? Мне или неуравновешенной истеричке, которая только и делает, что падает в обмороки? Вы знаете, кто её родители? Всё равно что предатели крови. Никто не говорит этого вслух, потому что они богаты, но от правды не сбежишь! Слушай, лапочка, а ты уверена, что твоя мать не изменила твоему отцу с каким-нибудь евреем? Твой нос отличное тому подтверждение.

А потом Нотт схватил Блисс за руку. Самое смешное, что она толком не успела испугаться - Малфой оторвал от неё Нотта меньше, чем за секунду, а потом врезал тому так, что каждый в пабе услышав явственный хруст сломанного хряща.
В пабе поднялся страшный переполох. Мадам Розмерта пыталась всех успокоить, что-то возмущенно выкрикивая в толпу, но это помогало мало. Теперь даже некоторые из тех, кто поздравлял Слизерин с победой, выкрикивали Нотту оскорбления и явно сдерживали желание напасть на него всей толпой.
Блисс почувствовала странное ощущение. Выкрики толпы, разъярённые лица, шум.
Зажженные свечи и лампы стали разрастаться, превращаясь в один сплошной огонь, явственно почувствовался запах дыма, железа и жаренного мяса.
Кровь и плоть, отстраненно подумала Блисс. Кто-то горел, кого-то сжигали. Внезапная боль в ногах заставила Блисс пошатнуться. Она опустила голову вниз и не смогла сдержать крика.
Горела она. Пламя поднималось по белой льняной юбке, обжигало голени, слизывало кожу, неумолимо переходя на рукава белого платья, от которого явственно пахло керосином.
Блисс хотелось сорвать платье, сбить пламя, хотелось, чтобы её облили водой. Но огонь перестал жечь сам по себе. Вместо этого он полностью завладел взглядом Блисс, гипнотизируя, заставляя смотреть глубже, видеть слова и ощущать звуки.

« - Это невозможно. Как это вообще может быть возможным?
- Но, не смотря на невозможность, ты здесь. К чему тогда вопросы?»

« - Не смей, слышишь, не смей! Всё будет хорошо, с тобой всё будет хорошо, с нами всё будет хорошо».

« - Это происходит уже третий раз. Ты не сможешь справиться, и я поняла это ещё тогда.
- Не надо говорить вслух, прошу.
- Ты думаешь, тогда всё станет менее реальным? Фауст, давай признаем, то, что происходит, закольцовано судьбой. Такова плата».

« - Я найду способ остановить это.
- Плата есть лишь одна и она непомерна для нас обоих.
- Что, если мне плевать?
- Я в это не верю».

« - То, что вы совершили с ней, преступление против природы, против Божьих законов, против самого вселенского бытия. О какой помощи вы говорите? Вам способно помочь лишь принятие».

« - У нас никогда не было места, где можно было бы осесть. Я подумал, это нечестно по отношению к тебе.
- Ты хочешь сказать...
- Он твой. Всегда будет твоим. Добро пожаловать домой».

« - Ты снова дрался?
- В этот раз это стало просто неотделимым».

« - С ними что-то не то, тебе так не кажется?
- Дай подумать? Ох, конечно же. Они такие же, как и мы».

« - Мне жаль, мне очень жаль! Но ваши отношения - это болезнь. Последствия были неминуемы».

« - Его признают сумасшедшим?
- Да.
- Ты можешь ему помочь?
- Мне жаль, но нет. Ненужное время, ненужное место».

« - Я боюсь мести.
- Ты помнишь, что я с тобой? Меня не существует. Пока ты со мной, не существует и тебя. Как можно мстить тем, кого нет?
- Ты часто забываешь одну вещь. Его не существует тоже».

« - Ты не поверишь! Всё это время разгадка была даже не перед носом, её не было вовсе! Всё дело в этих рунах...»

Такого потока информации у Блисс не было никогда, а потому она не сразу поняла, что для неё всё прекратилось. Кто-то закутал её в нечто прохладное, и, крепко схватив за руку, вывел на улицу, ведя прочь от Трёх Метел.
Первым желанием было выцарапать неизвестному глаза, но реальность вернулась к ней прежде. Осознание того, что в пабе с ней приключился настоящий ад, заставили Блисс забиться на одном месте, пытаясь выбраться... откуда? Что это за странное покрывало, сквозь которое она может видеть?

- Успокойся, - взволнованно прошептал смутно знакомый голос. - Я не хотел тебя напугать, подожди минутку.

Покрывало было снято и Блисс сразу принялась осматривать себя. Конечно, никакого льняного платья на ней не было, она ещё не настолько выжила из ума, чтобы надеть нечто подобное. Что же, повод для радости нашёлся, усмехнулась она про себя, закатывая рукава свитера. Никаких ожогов не было.
Она обернулась, прислушиваясь к едва слышному шуму в Трёх Метлах. Через несколько секунд кто-то догадался воспользоваться палочкой и всё стихло вовсе.
Луна освящала редких людей, проходящих мимо, тишина нарушалась едва слышным шелестом моросящего дождя, и Блисс чувствовала, как к ней возвращается самообладание.

«Хватит вести себя так, словно это случилось впервые, - подумала Блисс. - А что будет в следующий раз? Ведь он настанет непременно. Снова истерика, метания, снова чувство вины? Нет, нет, больше я этого не допущу. Нужно успокоиться и записывать. Записывать и разбираться, разбираться и записывать. Это единственная правильная концепция».

- Ты уже пришла в себя? Может быть, хочешь выпить воды?

Блисс заморгала, наконец позволив себе рассмотреть человека, который вывел её из паба. На руке у него висела чёрная мантия, отчего-то поблескивающая в темноте, а сам он смотрел на Блисс с явным смущением.

- Гарри, - устало вздохнула Блисс. - Я надеюсь, ты сможешь объяснить мне, что произошло. Потому что клянусь, ещё одно неведение в моей жизни, и в Хогвартсе произойдёт череда кровавых убийств.

Прийти к сути


Поток сбивчивых, бессвязных объяснений, всё же смог пролить свет на поступок Гарри.

- Прекрати, прекрати, - махнула рукой Блисс. - Я не сержусь. Может быть, ты поступил правильно.

Гарри облегченно вздохнул и как-то смущающе, по-мальчишески улыбнулся.

- Гермиона заволновалась , когда ты рухнула на стол. А когда начался этот хаос, ты закричала, и я подумал, что тебя необходимо увести, - Гарри едва заметно покачал головой. - Извини. Я не знал, что тебе это не нужно.

- Гарри, прекрати извиняться, - вздохнула Блисс, непроизвольно ежась.

Они стояли прямо под фонарём, и Блисс знала, что его тусклый свет выставлял напоказ моросящий дождь и её бледное лицо.

- Ты не против, если мы поговорим на ходу? Я действительно замерзла.

К несчастью для Блисс, даже быстрая, торопливая ходьба не смогла принести ей нужного спокойствия. Желтый свет фонарей преследовал их до самого Хогвартса и каждый раз, когда она проходила под одним из них, ей казалось, будто вся она бесстыдно выставлена напоказ.
От непреходящей нервозности и раздражительности разговор не клеился, казался пластмассовым и вымученным. Да и с чего бы ей или Гарри вести себя друг с другом спокойно и не стеснённо?
Самый длинный их диалог произошёл несколько месяцев назад, когда Блисс впервые оказалась в гостиной Гриффиндора, да и тот был донельзя нелепым. Дальнейшее их общение ограничивалось лишь вежливыми приветственными улыбками.
Оказавшись в одном из тёмных, полупустых коридоров, Блисс поняла, что ей стало легче дышать.
Сумерки сгущались всё больше, окрашивая сводчатые потолки, каменные стены и кружево тумана и облаков за окнами в насыщенно-синие цвета. Свечи ещё не зажглись в коридорах, и от того Блисс казалось, что тени, спрятанные по углам, скрывают и её саму.

- Что ты имел в виду, когда говорил, что мне было не нужно вмешательство? - внезапно спросила Блисс.

Гарри помолчал, после чего, сев на один из подоконников, пристально посмотрел на Блисс. Сейчас это было последнее, чего бы она хотела.

- Как ты думаешь, многие ли замечают то, что с тобой происходит?

Блисс даже не удивилась, услышав эти слова. Она никогда не была человеком, умеющим хранить даже незначительные тайны, особенно в отношении себя. Что и говорить о масштабах того, что с ней происходило.

- Об этом знает Кормак, если ты рассказала ему, - продолжил Гарри. - Уверен, об этом знает Малфой. И ещё знаю я.

Блисс осторожно села рядом с Гарри, повернувшись в сторону окна. Всё, что она видела сейчас, было его размытым темный силуэтом и тусклыми клочками неба по ту сторону стекла.

- В это сложно поверить, - ответила наконец Блисс. - Потому что я могла бы написать объявление, содержание которого было бы примерно - «Блисс Бромлей - мучается странными видениями, кошмарными головными болями, абсолютно не понимает, что с ней происходит, а в перерывах возвращает потерянные воспоминания» - и даже оно выдало бы меня меньше, чем все мои поступки на данный момент.

Блисс даже не услышала, почувствовала - Гарри тихо, добродушно рассмеялся.

- Хочешь, я расскажу тебе, что ты слышала обо мне? Смог одолеть трехголового пса и Волан-де-Морта на первом курсе. Повторно сразился с ним же и убил василиска на втором. Спасся от оборотня и опасного преступника, выиграл Турнир Трех Волшебников, прошел через отвратительный ритуал, с помощью которого возродился Волан-де-Морт и смог сбежать, смог снова выжить.

- Ты слышал наш разговор?

- Слышал, - согласился Гарри. - Но ты действительно думаешь, что без него я не знал бы того, что знаю сейчас? Каждую из этих и многих других историй рассказывают, пересказывают и извращают, но детали никогда не меняются.

- Детали? Ты хотел сказать суть.

В этот раз Гарри рассмеялся значительно громче.

- И в этом мы подобрались к главному. Что значит для тебя это слово?

- Начало, чаще всего, - пожала плечами Блисс. - Ты слышал выражение «подобраться к сути» или же прийти к ней? Я этого не понимаю. Суть всегда начинается, понимаешь? К ней невозможно прийти, но можно возвратиться, вернуться. Не развязка, но момент с начальной точки - он и является сутью.

Блисс грустно улыбнулась, продолжая смотреть на медленно сереющий пейзаж.

- Ты и слова не понял из того, что я сказала, ведь так? Ничего. Сейчас я понимаю себя меньше, чем кто-либо ещё.

- Я не понял и слова из того, что ты сказала? - переспросил Гарри. - Как я мог не понять тебя, если являюсь живим их подтверждением?

Блисс медленно отвернулась от окна и посмотрела на Гарри. Он не повернулся к ней лицом, он практически не двигался, но его профиль больше не был абстрактным размытым пятном.

- Я давно смирился с этими историями, давно перестал пытаться доказать, что всё ещё дышу не потому, что исключительно невероятный стратег и герой, а лишь благодаря везению и постоянной помощи, перестал злиться и удивляться. Но знаешь, с чем я смириться не могу, чего не могу понять? Почему ни одна живая душа не поинтересовалась - а с чего всё началось? Почему ему пришлось усыплять трехголового пса? Или какие события привели к Тайной комнате? Почему все, даже лучшие друзья, обсуждают лишь окончание, то, что значит так мало? Я не могу это понять.

Блисс знала, что продолжает смотреть на Гарри, но отворачиваться ей не хотелось, не хотелось спугнуть призрачное ощущение того, что её понимают.

- Всё это я говорю к тому, что пока твоя история не дойдёт до логичного конца, никто не будет ничего подозревать. Может быть, сегодня у них появились подозрения или догадки. Но завтра они притупятся, а через неделю никто не вспомнит об инцидентах с тобой вовсе, - Гарри неожиданно посмотрел на Блисс, грустно улыбнувшись. - За семь лет я уяснил вот что - вспоминают только зрелище. А оно, увы, даёт о себе знать лишь в самом конце.

Блисс ответила не сразу, и они замолчали на неопределенное время. Смотря на белесые, отсвечивающие прожилки в темнеющем небе, ей мучительно хотелось, чтобы всё прояснилось сейчас, в эту самую минуту.

- Ты не думала пустить всё на самотёк?

Вопрос на миг озадачил Блисс.

- Извини?

- Тебе никогда не приходило в голову игнорировать проблему, пока она не разрешится сама собой? Большинство поступает именно так, причем, весьма успешно.

Блисс зажмурила глаза до красных всполохов под веками, а когда снова посмотрела на небо, оно показалось ей больным в своём свечении. Перед глазами привычно замелькали картинки прошлого, хаотичные и почти размытые.
Как выглядел тот старик из самолёта? Кажется, его волосы были полностью седыми. Или то были лишь редкие нити? Тогда она думала, что та тайна - самое серьёзное и ужасное, что могло случиться с ней в жизни.
Блисс казалось, что каждое «тогда», даже ежеминутное, гораздо лучше любого из возможных «сейчас».


- Я поступила именно так прошлой зимой. Полностью отрешилась от проблемы, надеясь, что она испариться.

- И что в итоге случилось?

- Случились золотые псы.

На несколько секунд Гарри замолчал.

- Это какая-то французская поговорка? - озадачено спросил он.

- Что-то вроде, - усмехнулась Блисс. - Просто... что, если я не пустила бы всё на самотёк тогда? Что было бы, если я хотя бы попыталась больше внимания уделить проблеме, попыталась разобраться? Может быть, удели я больше времени тогда, мне не пришлось бы так мучиться сейчас? О мой бог! - воскликнула Блисс, уткнувшись лицом в ладони. - Объясни мне, как ты понимал, что поступаешь правильно? Как ты понимал, что вообще происходит, чем руководствовался в своих действиях?

Гарри почесал затылок, смущенно посмотрев на Блисс.

- Честно? Я обычно не имею понятия, что я делаю. Вообще-то, я всегда не имею понятия, что я делаю.

Блисс удивленно вскинула взгляд.

- И как ты с этим справляешься?

- Я справляюсь, потому что нет выбора. Его нет никогда.

Он не отвернулся снова, продолжая пристально смотреть.

- Я, пожалуй, возьму на себя наглость попросить об одолжении. Не пускай всё на самотек, если все твои инстинкты противятся этому. Я пустил всё на самотёк однажды. Это стоило жизни невиновного человека.

- А со мной случились золотые псы, - машинально повторила Блисс.

- Жаль, что мы не большинство.

- Ты прав. Жаль.

Магия Хогвартса постепенно зажигала свечи по всему замку, разбавляя отблесками огня холодные звезды. Больше никого из них не скрывали спасительные тени, а оттого неловкость стала слишком явной.
Блисс заправила волосы за уши и судорожно улыбнулась, на миг повернув лицо в сторону Гарри. Может быть, он и понимал её, но весь этот разговор с нервными движениями, неуверенными улыбками и нежеланием смотреть друг на друга показывал, что в обществе друг друга они ощущали себя крайне некомфортно.
Отчасти Блисс понимала такое отношение со стороны Гарри - он ведь с первого курса ясно определил для себя и дал понять другим, кого именно считает друзьями, и не отходил от своих убеждений на протяжении семи лет.
А она, что же, она и так доверилась слишком многим людям за исключительно короткое время. Что-то внутри неё полностью отвергало допустить к себе ещё кого бы то ни было.

- Я пойду, хорошо? - Блисс спрыгнула с подоконника, виновато глядя в сторону. - Мне вообще следовало остаться, бросать их было едва ли не подло.

- Ты кричала, Блисс, кричала, - ответил Гарри. - Я видел тебя и с уверенностью могу сказать, что была ты где угодно, но не в Трех Метлах. Подло было бы оставить тебя там. В лучшем случае ты бы отделалась шоком, в худшем могла бы серьёзно пораниться.

- Я понимаю, что ты прав, понимаю, - пожала плечами Блисс. - Но всё равно чувствую себя отвратительно. Я не люблю заставлять людей волноваться о себе.

Гарри смешно дернул головой, поправляя очки.

- Не думаю, что они слишком волнуются, я же не совсем идиот. Твоя подружка, Кейтлин, видела, как я тебя увожу. Мантию я накинул практически на выходе.

- Кэтрин, - поправила его Блисс. - Ну, спасибо за разговор.

Блисс быстро махнула рукой и поспешила к лестницам.
Гарри нагнал её на развилки коридора и посмотрел на неё в упор странно блестевшими глазами.

- Тыпойдешьсомнойнабал?

- Сомнамбула? - опешила Блисс. - Ты хочешь сказать, что я просто лунатик и все проблемы себе навыдумывала?

Гарри странно на неё посмотрел и замахал руками так, что чуть не сшиб со своего носа очки.

- Нет, нет, ты не так поняла. Опять с первого раза не получилось,- Гарри досадливо поморщился. - Я просто подумал... смотри, ты хочешь почувствовать себя обычной девушкой, ведь так? Я хочу того же, в смысле, почувствовать себя обычным парнем, не девушкой. Я уверен, что не хочу чувствовать себя девушкой. Поэтому, я подумал, что на бал нам стоит пойти вместе.

Когда молчание Блисс пошло на вторую минуту, Гарри осторожно спросил:

- Ты пытаешься решить, стоит ли принимать приглашение?

- Я пытаюсь понять направление твоей логики, - доверительно сообщила Блисс. - И, прошу прощения, это видимо какая-то магия, выходящая за пределы моего понимания. В смысле, давай снимем розовые очки и посмотрим безжалостной правде в лицо. Мы с тобой - два психа. Ты с одиннадцати лет сражаешься с немыслимыми чудовищами и спасаешься от неуравновешенного, страдающего комплексом Бога социопата. И, просто поверь мне на слово, со мной дела обстоят ничуть не лучше. Прибавь к этому мою невротичность, способность углядывать везде диагнозы, непонятное притяжение к совершенно бездушному субъекту и тот факт, что я должна устроить приём на полтысячи персон! Да вместе мы просто обязаны отхватить титул «Самая обычная пара Рождественского бала».

- Выдохни, - посоветовал Гарри. - И позволь объяснить. Всё, что ты сказала - абсолютная правда. Но знаешь, чего ты не учла? Я Избранный. Все действительно считают меня Избранным, Золотым мальчиком и надеждой всей Магической Британии. Да, это неоправданно, иногда даже отвратительно. Но я хочу, чтобы ты сказала мне вот что - сколько слухов ходит по школе обо мне и Рождественском бале?

- Столько, что даже я не могу оставаться от них в стороне, - подумав, призналась Блисс. - Все девушки как с ума посходили, обсуждают, кого ты пригласишь на бал и заранее объявляют её невероятной счастливицей. Многие парни боятся приглашать кого-то, так как опасаются, что если это сделаешь ты, то их непременно бросят. Черт возьми, почему всё это в моей голове?

- Потому что это обсуждают едва ли не на каждом углу, - вздохнул Гарри. - За ними не гонятся Волан-де-Морт или собственные демоны. Они в безопасности настолько, насколько это вообще возможны. Ты забыла одну вещь - мы с тобой школьники. Как бы повела себя простая школьница, получив приглашение от Избранного?

Блисс снова замолчала на некоторое время, а когда заговорила снова, в её голосе слышалось непонятное неверие:

- Не думала, что скажу это в ближайшее время, но знаешь что? Ты только что вернул мне шанс почувствовать себя нормальной. Да, я пойду с тобой на бал.

- Это не совсем та реакция, которую можно было бы ждать от обычной девушки, но я даже рад этому, - заключил Гарри. - Кстати, когда этот бал состоится?

- Обычная девушка оторвала бы тебе голову за такие слова, будь ты самим Мерлином, - усмехнулась Блисс. - Через неделю. И, пожалуйста, не надо приходить к гостиным за час. Достаточно за десять минут до начала.

Блисс уже собиралась прощаться, но внезапно поняла одну вещь и, прищурившись, вскинула голову.

- Но какая твоя выгода от этой ситуации? Расчет идёт на то, что мы оба должны почувствовать себя обычными.

- А я и буду чувствовать себя обычным, - внезапно уверенно сказал Гарри, - если со мной будет девушка, которая не почувствует ко мне и намека не нечто романтическое. И совсем идеальным будет то, если я и сам не буду к ней ничего чувствовать.

Блисс снова понимала, о чём он говорит. При всём желании, при любой ситуации, они не смогли бы почувствовать к другу что-то. Их похожесть вызывала невольное отторжение друг к другу.

- Увидимся через неделю, - наконец сказала Блисс.

К башне Когтеврана она вернулась за десять минут до отбоя, невольно поражаясь, как быстро пролетело время за ничего незначащими разговорами. Лучше бы оно вело себя так за бесконечными часами в поисках информации, и немного замедлялось, когда её озаряли видения. Или воспоминания?
Блисс не успела развить мысль, так как оказавшись в гостиной, она столкнулась совершенно с другой проблемой и, в отличие от остальных, эта была кристально ясной: у неё были неприятности. Огромные неприятности.

Помимо её сокурсников в главной гостиной присутствовали профессор Флитвик, МакГоногалл и Снейп. Рядом с которым стоял Драко Малфой.
Все, кроме Снейпа и Малфоя, сидели в креслах и диванах, но сразу же вскочили, как только увидели вошедшую Блисс. Малфой же, облокотившийся на мраморный камин, сделал несколько шагов вперед, равняясь со Снейпом.

- Мисс Бромлей, - начала профессор МакГоногалл, поскольку молчание положительно затянулось. - Я надеюсь, вы объясните... своё поведение.

Замешательство в голове МакГоногалл внезапно предало Блисс уверенности. Она поставила себя на их место и поняла одну вещь: фактически, у них нет сформировавшихся обвинений против неё. Да и вряд ли профессор МакГоногалл или Флитвик этого хотят. Пожалуй, единственное, кому от этого была хоть какая-нибудь выгода, являлся Снейп.

- Поведение? - удивленно спросила Блисс, поднося часы к глазам. - Профессор, я вернулась в гостиную до начала комендантского часа. В правилах не указано, за сколько минут я обязана находиться в спальне.

- Как декан Когтеврана, я всё же соглашусь с моей ученицей, - тут же вставил Флитвик, которому явно было не по душе царившее напряжение. - Она вернулась вовремя и...

- Вернулась вовремя? - зло спросил Снейп. – По-вашему то, что мисс Бромлей едва не нарушила комендантский час, является её самым большой проблемой?

- Но, профессор Снейп, - осторожно заметила Блисс. - Я действительно думаю, что это является единственной моей проблемой, потому что, при всём желании, большего я припомнить не могу.

Снейп посмотрел на неё с такой холодной злостью, что Блисс невольно отступила на несколько шагов. Странным оказалось то, что Малфой сделал несколько шагов вперёд, словно его тянули за незримую нить.

«Непонятное притяжение к совершенно бездушному субъекту». Фраза вспыхнула в голове Блисс и тут же пропала. Она помнила, что точно так же она промелькнула в голове, когда говорила Гарри об абсурдности их появления на балу вместе. Сказала ли она её вслух? Кажется, да.

- Мисс Бромлей, сделайте одолжение всем в этой комнате, и перестаньте изображать из себя...

- Северус! - воскликнула МакГоногалл.

- Прошу прощения, Минерва, - сухо ответил Снейп. - Я хотел сказать, её игре в непонимание никто не поверит. Вы соображаете, что заставили волноваться своих друзей, когда пропали в самый разгар драки? Вас могли покалечить, и никто бы этого даже не заметил!

- Профессор Снейп, - в голосе Падмы, не смотря на попытки сохранить спокойствие, слышалось явное раздражение. - Мы не волновались о Блисс по той простой причине, что как только все успокоились, Кэтрин сразу же оповестила каждого из нас, что Блисс вывел из паба крайне надежный человек. Она и так чувствовала себя не лучшим образом и действительно могла бы пораниться, если бы её не вывели.

- И что мешало ей остаться с этим надежным человеком рядом с пабом и подождать всех вас? - едко спросил Снейп.

- Наверное, тот факт, что Блисс крайне чувствительна к холоду, - прищурилась Кэтрин. - И, если вы не заметили, она уже сейчас почти синяя. Конечно, вместо того, чтобы отвести её в Хогвартс, стоило оставить её на морозе тот час, что мы разбирались с последствиями драки. Или вернуться с ней в душное помещение, в котором все явно хотели поубивать друг друга.

- Северус, доводы мисс Маррей звучат крайне убедительно, - заявил Флитвик. - По правде говоря, я полностью с ними согласен. Счастье, что хотя бы кого-нибудь смогли вывести из того ада, что устроили...

- Ваши ученики? - вкрадчиво спросил Снейп, сверля тяжелым взглядом прикусившего язык Флитвика. - Вы же это хотели сказать, правда, Филиус? Хотели обвинить моих учеников?

«Да, черт возьми, он хотел обвинить твоих распрекрасных слизеринцев, - возмущенно подумала Блисс. - Которые виноваты во всех сегодняшних неприятностях от начала и до конца».

- Господа, мы обсудим это позже, без посторонних ушей, - с нажимом сказала МакГоногалл. - Но, Северус, я заявляю вам сразу: обвинения, касательно мисс Бромлей, попросту нелепы. Мисс Маррей права, у девочки такой вид, будто она сейчас потеряет сознание! Ей нужно немедленно...

- Хорошо, мы поговорим о поведении мисс Бромлей позже, - снова перебил Снейп. - Ведь главный вопрос, ради которого мы собрались здесь, всё ещё не высказан вслух.

Сердце Блисс зашлось так, что эхом отдавалось в ушах, а ледяные ладони сразу же стали влажными.

«Вот и всё, - отрешенно подумала Блисс. - Конечно же, они узнали о моём побеге с территории Хогвартса, узнали, что я каким-то образом нашла искривлённое временное пространство в Выручай-комнате. И что будет теперь? Я не могу вылететь из школы. Папа говорил, что тот профессор молекулярной медицины из приёмной комиссии, - как же его зовут, Роксан, кажется – Оксфордского университета высоко ценит мнение и заслуги профессора Дамболдора. О мой бог, я вовсе этого не хотела! Может быть, если я расскажу им всё, если ничего не буду утаивать...»

- Как давно вы знаете о том, что мистер Нотт принимает настойку из Кружащих портобелло?

Судя по всему, с момента вопроса прошло некоторое количество времени, так как голос Снейпа стал ядовитым ещё более.

- Мисс Бромлей, вы сделаете каждому в этой комнате огромное одолжение, если прекратите изображать сову. Отвечайте на вопрос! Как давно вы знаете о том, что мистер Нотт принимает портобелло? Почему вы думали, что имели право скрывать такое от преподавательского состава? Вы должны были немедленно рассказать любому из нас о происходящем! Вы понимаете, что на вашей ответственности лежало умственное и физическое здоровье человека? Надеюсь, вы понимаете, что ваша вина...

- О мой бог! - заорала Блисс. - О какой вине вы говорите? Знаете, как я это узнала? Гипертимезия!* Я заметила это, понятно вам? Я просто заметила это в тот самый момент! Я знаю симптомы людей, сидящих на портобелло с доскональной точностью, так как партнер и близкий друг моего отца принимал портобелло на протяжении двух лет. Да, профессор Снейп, я отвратительна в готовке зелий, но с того момента, как я научилась читать, я не высовывала носа из записей своего отца. Я могу определить, каким ядом отравили человека, я могу определить, какое противоядие может помочь ему. Я знаю, что у Кэтрин минимум раз в неделю ощутимые боли в теменной области, так как она слишком сильно себя перезагружает, я знаю, что сегодня Майкл вывихнул локтевой сустав и залечил его заклинанием, я знаю, что когда Кормак лжет кому-то, у него начинают чесаться запястья и шея. Я уверена, что могу сказать о каждом в этой комнате что-нибудь, так я замечаю это! Я не думаю об этом постоянно, я не ищу причины, все мелочи, которые я замечаю в ком бы то ни было, всегда в моей голове! Я узнала о Теодоре Нотте только в тот момент, когда он начал разговаривать со мной. Я заметила это, потому что, потому что...

Она не могла дышать и просторная гостиная в сине-белых тонах казалась ей не больше захламленной кладовки. На уши давило с такой силой, словно её засунули под толщу воды и держали сильной рукой, не давая попыток вырваться.
Как могло в таком маленьком помещении оказаться столько много людей? Почему они надвигаются на неё, почему падают, подобно зданиям при землетрясении.

« - Кельтские символы?
- Гораздо больше возможностей, нежели с рунами».

Блисс задержала дыхание и так медленно, как только могла, принялась считать. На двадцатой секунде она медленно выдохнула и с облегчением поняла, что всё закончилось.

- Мисс Бромлей, Блисс, что с вами? - обеспокоенная МакГоногалл вглядывалась в её лицо, а встревоженные сокурсники обступили их плотным кольцом.

- Приступ паники, - тяжело сказала Блисс. - Кажется, у меня всё же случилась сенсорная перезагрузка. Пожалуйста, не беспокойтесь, это не так страшно, как кажется. Нужно было успеть задержать дыхание и у меня это получилось.

- С меня довольно, Северус! - разозлилась МакГоногалл. - Гипертимезия, помилуй Мерлин. Неудивительно, что сегодняшний день довел бедную девочку до приступа паники! Мисс Бромлей, почему вы не сказали нам об этом? Уверена, каждый из профессоров...

Блисс досадливо поморщилась.

- Я не комнатное растение, профессор. Уверена, осведомленные о гипертиместическом синдроме считают его даром. Я же всегда принимала его как руки или глаза. Они просто есть - и на этом всё.

- Прежде, чем вы немного переволновались, - начал Снейп. Кажется, он предпочел делать вид, будто никто не впадал в истерику, а после в приступ паники. - Вы хотели сказать причину, почему заметили происходящее с мистером Ноттом. Думаю, причина должна быть действительно серьёзной, если раньше вы этого замечать не хотели.

Блисс устало вздохнула. Нет, это переходило все границы. Сегодняшний день побил все рекорды по нанесенным ей оскорблениям вместе взятым.

- Вы перешли все границы, Снейп! - озвучил вслух её мысли профессор Флитвик. - Вы не имеете права разговаривать с моей ученицей в таком тоне, не говоря уже о том, чтобы обвинять в действиях ваших подопечных! Если и нужно кого-то винить, то только вас, за то, что не уследили, не устранили эту чудовищную проблему. Но не смейте оскорблять невиновных, честных людей!

- Невиновных и честных? - яростно переспросил Снейп, но неожиданно был перебит человеком, от которого все ожидали этого в последнюю очередь.

- Профессор, оставьте её в покое, - ровным, бесцветным тоном сказал Малфой.

Ошарашенное молчание казалось едва ли не физическим.

- Я так понимаю, мистер Малфой, вы только что приняли сторону мисс Бромлей? - обманчиво спокойно поинтересовался Снейп. - Или вы сами хотите поделиться какой-то информацией?

- Да.

«Я пропала, - Блисс думала сухо и как-то спокойно. - В конце концов, чему я удивляюсь? Я знала, что мои чувства по отношению к такому субъекту, как Малфой, обязательно выйдут боком. Теперь я просто оплачиваю выставленный счет».

Единственная вещь, принесшая Блисс облегчение в этой ситуации, являлась тем, что она призналась самой себе. Да, её тянет к Малфою, да, она чувствует к нему что-то. К чему отрицание? Говорят, в её возрасте все через это проходят. Теперь же, когда она приняла это досадное недоразумение как нечто неотвратимое, должно стать гораздо проще.

- Сработал её своеобразный защитный механизм, - продолжил Малфой. - Она не знала о Нотте по той простой причине, что до инцидента в Трёх Мётлах, они знали только о факте существование друг друга, и даже это я ставлю под сомнение. Но сегодня он напал на неё и оскорбил, думая, что маленькая девушка не сможет дать отпор. Видите ли, профессор Снейп, он не знал об одной вещи. Когда на Блисс нападают - она защищается.

Блисс не знала, оговорился ли Малфой, или же специально назвал её по имени, Блисс казалось, что он оговорился в каждом своём слове. В какой-то степени, сейчас, на несколько секунд, он действительно удивил её.

- Сломанный нос мистера Нотта...

- Сломанный нос Нотта исключительно пойдёт ему на пользу, - скучающе перебил Малфой. - Я уже говорил вам и скажу ещё раз - Блисс к этому не имеет никакого отношения.

Блисс надеялась, что чей-то плохо скрытый смешок ей только показался, после чего, не скрываясь, показательно поморщилась от пронизывающего взгляда Снейпа.
Больше оскорбительного отношения она не собиралась сносить даже от самого ужасного из профессоров Хогвартса.

- Прежде, чем вы все разойдёмся, я хотел задать ещё один, несомненно важный вопрос, - вкрадчиво сказал Снейп. - Если вы действительно не виноваты, как утверждаете сами и, как очевидно, в это верят все остальные, то почему ваше отсутствие затянулось едва ли не на три часа? Вы же не чувствовали себя виноватой за что-то, правда, мисс Бромлей? И, если этот человек так надёжен, он должен сразу же отправить вас сюда или же прямиком в больничное крыло. А был ли действительно этот человек, чьё имя так и не прозвучало? И если вы лжете нам, где вы находились всё это время на самом деле?

Блисс знала, как будут развиваться дальнейшие события, знала, как будет напирать Снейп, а после, когда она откажется говорить, другие профессора тоже станут крайне подозрительными. И снова будут вопросы и давление, которые могут растянуться на очередной час. Пожалуй, увольте.
Она не хотела прибегать к методу, который на протяжении последних пятнадцати минут смутно вырисовывался в голове, но если это единственный способ скорее увидеть завтра, то выбора просто не оставалось.
А перед Гарри, конечно, извиниться позже.

- Человек, который вывел меня из Трёх Мётел, оказался крайне интересным собеседником и человеком, - стараясь выглядеть смущенно, сказала Блисс. - Я не заметила, как пролетело время, пока мы говорили, а после он старался задержать меня, и, в конце концов, пригласил на бал.

- Он приглашал вас на бал несколько часов? - скептически спросил Снейп.

- Думаю, большую часть времени я выражала свой восторг, едва ли не прося повторить его приглашение по нескольку раз, - теперь Блисс не было сложно выглядеть смущенно. Смущение и издевательство в её исполнении зачастую оказывались поразительно схожи. - Какая девушка сможет остаться спокойной, пригласи её на бал Гарри Поттер?

На периферии Блисс заметила какое-то движение и обернулась, стараясь на фыркнуть. В глазах Падмы и Кэтрин ясно читалось «ты обязана нам рассказать всё». Да что уж там, она была уверена, что Энтони, Майкл и Роджер тоже не отказались бы узнать подробности.

- Вы немедленно оставите девочку в покое, Северус, - сказала МакГоногалл каким-то тихим, едва ли не смущенным голосом. - Подумать только, вы буквально выдернули из неё признание, о котором она явно не хотела распространяться, только чтобы ваш ученик вышел сухим из воды?! Так вот, я этого так не оставлю! Вместо того, что приносить всем неудобства, нужно было сразу идти к Альбусу. Так что вы, Северус, мистер Малфой и я идём к нему немедленно. Остальных я впутывать не позволю.

Профессора проговорили с учениками ещё около пятнадцати минут, после чего пришли к окончательному выводу, что никто из когтевранцев к этому происшествию не имеет никакого отношения, а значит, и расспрашивать их больше не будут. Возможно, У Снейпа была другое мнение касательно этого, но сейчас это было вовсе не важно.

Уходя, Малфой подошёл к Блисс и, криво усмехнувшись, сказал:

- Не забудь сказать Рафферти.

- Сказать что? - растерялась Блисс.

- Что его бросили ради Избранного.

Она решила, что подумает над этими словами завтра, когда будет больше сил. Сейчас она была благодарна остальным за то, что они воздержались от вопросов и просто пожелали спокойной ночи.
На лестнице в спальню её остановила Мэнди и, едва не подпрыгивая от нетерпения, спросила:

- Это действительно правда? Ты идёшь на бал с Гарри Поттером?

- Нет, я иду спать.

Блисс едва хватило сил приготовиться ко сну и, как только её голова коснулась подушки, она забылась крепким сном.


*Гипертимезия, гипертиместический синдром — способность личности помнить и воспроизводить предельно высокое количество информации о ее собственной жизни, автобиографическая память. Статус данного термина в медицинской терминологии в настоящее время неясен: в различных источниках он употребляется попеременно с понятием «гипермнезия».

Зелёное платье Астории


Конечно, Малфой знал о том, как именно поведут себя его сокурсники, если столкнутся с кем-то из когтевранцев.
Он знал об этом, да и, что врать самому себе, даже собирался принять участие, поставить точку, закрепить окончательную победу.
Малфой не смог сразу присоединиться к остальным, да и не хотел, наверное. Хотелось побыть в одиночестве хотя бы час и постараться поменьше думать обо всём, что происходит вокруг, абстрагироваться хотя бы на короткое время.

Лучше бы он этого не делал.

Но каким образом он должен был узнать, что там окажется Блисс? Блисс, которая с каждым новым днём мертвела от холода, всё свободное время проводила с Кормаком, иногда выкраивала время на Рафферти с Маррей и старалась никоим образом не привлекать к себе внимания.
Что же изменилось, почему именно этот злополучный вечер стал попыткой наладить отношения с её факультетом? Или это было что-то другое? Последнее время Блисс мало что делала, если в том ей не было выгоды.

Он опоздал больше, чем на час и когда зашёл в Три Метлы, конфликт был в самом разгаре. Вернее, он был в состоянии того разгара, какой он мог быть только в присутствии Блисс Бромлей.
Когда тебя трясёт от ярости, но ты не можешь ничего сказать, потому что она права. Блисс вообще оказывалась поразительно часто права, причем не только в вещах абстрактных, но и устойчивых.

Впрочем, важнее было то, что этот вечер обязан был пройти идеально. Он, Малфой, должен был отвести себе определённое количество времени на отдых, с легкой снисходительностью принять многочисленные поздравления, провести время с теми, кого принято называть товарищами, а после прийти в условленный час к красивой девушке, встреча с которой будет проходить на одной из многочисленных башен Хогвартса, которые, конечно же, считаются романтичными.
Малфой был уверен - такие дни всегда будут его эталоном, концепцией дальнейшей судьбы. Едва уловимое время на уединение, многочисленные победы, общение с нужными людьми и спутница жизни, от которой требовались лишь идеальные манеры и внешние данные.
Считать такие дни идеальными он был обязан.

Малфой знал, что думают о Нотте большинство слизеринцев - он мог вызволить из неприятностей, прикрыть спину в опасной ситуации и соблюдал некий моральный кодекс по отношению к таким же, как и он.
Малфой знал Нотта - если его шкуре грозила опасность, он защищал её с рвением дикого, оголевшего зверя.

В тот момент, когда Блисс вывела его на чистую воду, он проиграл. Проиграл окончательно и бесповоротно. Может быть, учителя и остальные факультеты не замечали, что твориться с Ноттом, но люди, на глаза которым он попадался двадцать четыре часа в сутки и те, кого он считал друзьями, всё же замечали разительные перемены.

Конечно, Малфой знал, что Нотт ринется защищать себя.
Поначалу Малфой себя сдерживал - жалел он об этом до сих пор - а потом Нотт перешёл всё немыслимые границы, вылив на Блисс отвратительный поток гадости.

Блисс выцвела сразу.
Малфой всегда думал, что это лишь выражение, несовместимое с реальной жизнью. Но он смотрел на Блисс и видел, как все краски пропадают с её лица, оставляя только черную и белую: белое лицо, черные глаза, белые губы, черные волосы.
А всего через считаные секунды она стала покрываться красным - лицо, шея, даже ладони стали исчерчены розовыми пятнами. Губы запеклись почти до черноты, зато глаза стали почти желтыми, с неестественно черным, страшным зрачком.

Почему-то именно упоминание какого-то абстрактного несовершенства Блисс сорвало предохранители. Кажется, Нотт что-то говорил о носе? Малфой этого не понимал. Маленькая, хрупкая Блисс со всеми своими движениями, глазами цвета крепкого чая, странными бликами в волосах - чаще всего он не мог оторвать от неё взгляда. Она не заслуживала выслушивать очередное подтверждение омерзительности слизеринцев.

Малфой не успел всего на секунду - помешал близко стоявший Боул, и Нотт успел схватить Блисс за руку.
Позже, когда они шли к гостиным Когтеврана, и Малфой весь извелся от беспокойства, не пытаясь побороть себя - он никогда не забудет, как выглядела тогда Блисс - Снейп спросил, жалеет ли Малфой о своём поступке. Он честно признался - жалел. Потому что не успел ударить ещё и в челюсть.
Боул и Пьюси удерживали его, пока остальные разбирались с последствиями. Тогда-то Малфой и упустил Блисс из виду.

В гостиной Когтеврана они прождали её больше часа. За это время он успел задать себя множество вопросов, найти на них множество ответов, вариантов и выходов. Малфой радовался, что крик Блисс пришёлся на тот момент, когда внимание на неё обращал только он. Иначе бы вопросов стало ещё больше, а ей они и так были не нужны.
Малфой понимал, что и он сам со своим знанием и попытками помочь ей тоже не нужен. Но благодаря разговору в гостиной Когтеврана он понял это отчетливо.

Попытка Снейпа свалить на Блисс вину Нотта вывела его из себя. Умом он понимал, что Снейп защищает своих учеников, как делал и будет делать это всегда, но зачем впутывать в это девушку, у которой достаточно своих проблем? С каждым новым обвинением Снейпа Блисс всё больше выглядела потерянной, а Малфой всё больше зверел.
В конце концов он не выдержал и высказал всё, что думал. Хорошо, что он сделал это - Блисс, пусть вся заторможенная и вялая, явно начинала выходить из себя от потоков оскорблений.
Может быть, все считали её спокойной и вежливой, но Малфой видел в ней то, что, пожалуй, не замечала сама Блисс - она была бешеной.

И в тот момент, смотря на Блисс, защищая её, понимая всю суть её природы, он безостановочно, раз за разом осознавал, что он, может быть, и проживёт всю свою жизнь, загнанный под рамки шаблонов и раздутых стандартов, но всегда будет знать о том, что происходящее сейчас - самое настоящее, что с ним когда-либо случалось. Происходящее сейчас - идеально.

А потом она сказала, что идёт на бал с Поттером и вообще, именно с ним она провела в общей сложности три часа. Короче, несложно было догадаться, о чём именно они говорили.
Заблудшие души, общие проблемы, желание изменить свою судьбу, понимание. И как Малфой сразу не понял, что это должно было произойти? Поттер отнимал у него всё, всё от слова «абсолютно». Восхищение, уважение окружающих, заслуги в спорте, даже в паршивом зельеваренье.
Теперь пришёл черед отнять единственную девушку, чувства к которой были самым лучшим, что с ним случилось.
Слишком поздно, слишком нелепо он это осознал, и потому, наверное, не смог сдержать последующий слов. И даже почти не удивился, когда Блисс лишь устало и равнодушно мазнула по нему взглядом. Словно он был какой-то досадной помехой, которая скоро исчезнет. Словно не он невольно пошёл за ней, будто привязанный нитью, когда она сделала несколько шагов назад.

- Возмутительно! - разорялась старуха МакГоногалл, сбивая Малфоя с мыслей. - Я уважаю и всегда уважала ваше мнение, директор, я всегда поддерживала вас, но сегодняшнее ваше решение - одно из самых неразумных, что мне приходилось слышать!

- Если я и не согласен с чем-то, то с тем, что наказание мистера Нотта слишком сурово, - уверенно заявил Снейп.

- Северус, вы плохо выспались сегодня или же, наоборот, выпили слишком много кофе?

Дамблдор говорил эти слова доброжелательно и спокойно, но, насколько Малфой мог судить о старике, такая формулировка считалась для него высшей степенью грубости и презрения. Не стоило Снейпу разбрасываться такими словами и настолько явно переоценивать свою персону.

- Я извиняюсь, директор, - наконец сказал Снейп. - Вы правы, мне сложно смотреть на ситуацию трезво. Теодор Нотт с первого курса был одним из тех учеников, которые подают большие надежды.

- Теодор Нотт был другом Драко Малфоя с того же первого курса, но даже он смирился с ситуацией быстрее, чем вы, Северус, вы, который должен подавать пример своим ученикам и вести себя, как взрослый человек, - отрезала МакГоногалл.

- Мистер Малфой, вы действительно согласны со всеми нашими решениями? - участливо спросил Дамблдор.

- О, то есть, я здесь всё же не в качестве декорации? - уточнил Малфой. - Вы только что застали меня врасплох.

- Малфой, прекратите сейчас же, - устало взмахнула рукой МакГоногалл. - Мы говорим о серьёзных вещах.

- Разве я говорю не серьёзно? Такие вещи, как хорошая обстановка, всегда заслуживают серьёзного подхода. Правда, в случае с этим кабинетом он явно использован не был, вот я и подумал, что я тут исключительно для того, чтобы вам всем было эстетически приятно.

Он устал и хотел поскорее забыть этот бесконечный день. Слишком много чести оказывать Нотту столько времени.

- Мистер Малфой, я понимаю, что вы устали. Но согласитесь, не вы один, - мягко упрекнул его Дамблдор. - Всем нам хочется скорее закончить с этим нелицеприятным вопросом. И для этого нам нужно узнать мнение его друга, товарища. Может быть, Теодор Нотт совершил эту ошибку под чьим-то давлением? Или же не подозревал о губительном действии этого настоя? И всё на самом деле вовсе не так, как видится нам с Минервой? Может быть, с выбранным наказанием что-то не так?

Ему только что навязчиво, без единого намека сказали, что его слово, любое заверение может смягчить Нотту приговор, что есть шанс обойтись незначительными потерями.
Он видел, что возмущение МакГоногалл дошло до предела, видел застывшее торжество на лице Снейпа, видел Дамболдора, который смотрел на него успокаивающим, пристальным взглядом.
Интересно, хватит ли у него наглости вторгнуться в мысли? Малфой не знал, да и не хотел раздумывать над этим.

- Что-то не так с выбранным наказанием? - повторил Малфой. - Вы отстраняете его на два месяца от занятий, после возвращения к которым он будет вынужден ходить на отработки в больничное крыло и теплицы, каждый день, по четыре часа, насколько я могу помнить, так как едва не уснул на обсуждении этого момента. Так же вы сказали, что это продолжится и в следующем году, так как решение оставить его на второй год, при этом лишив игры в квиддич, вы приняли едва ли не сразу. Во-первых, будет чудом, если Нотт не сбежит из школы сразу же, как только услышит вынесенный ему приговор. Во-вторых...

Торжество на лице Снейпа становилось настолько явным, что Малфоя начало мутить. Он перехватил взгляд Дамболдора и всё же подумал, что чего-чего, а наглости этому старику хватало всегда.

«Он едва не вывихнул запястье девушке, за которую я отвечаю с того самого момента, как встретил. Я спас её тогда и буду продолжать спасать сейчас. Вы действительно думаете, что я согласен с наказанием Нотта? Может, и так. Но если из-за вашей мягкотелости он причинит ей вред, я пущу его в расход, и ни один человек во всём паршивом Министерстве не сможет доказать мою причастность».

- ... думаю, вы приняли правильное решение, - закончил Малфой, поднимаясь из кресла. - Я полностью с ним согласен и буду согласен ещё больше, когда окажусь, наконец, в своей комнате.

Вместо Дамболдора ответила МакГоногалл, причём с таким чувством глубокого потрясения и признательности, что Малфой невольно вздрогнул.

- Конечно, мистер Малфой, вы можете быть свободны. И мы постараемся сделать всё, чтобы не впутывать вас в эту неприятную историю ещё больше.

- Я удостоверюсь, что мистер Малфой дойдёт до подземелий без происшествий, - процедил сквозь зубы Снейп. - А потом вернусь к вам.

- Ну разумеется. Ждём вас с нетерпением, Северус, - добродушно улыбнувшись, ответил Дамблдор.

Когда они оказались за горгульей, с лица Снейпа пропали последние признаки спокойствия. Наверное, он хотел разразиться гневной тирадой, может быть, что-то объяснить. Только сказать он ничего не успел.

- В начале лета Астория, Пэнси и Дафна устроили себе сумасшедший поход по магазинам, - начал Малфой, глядя на Снейпа с отчаянной скукой. - Увы, так получилось, что то время я, Блейз и американский жених Дафны, - у него типичное для американца имя, Джон, Джек или нечто похожее, - гостили на вилле Гринграссов продолжительное время, а потому из нас сделали своего рода кавалерию.

- Что вы несёте? - раздраженно спросил Снейп, повышая голос.

- Явно не счастье и радость окружающим, - как-то отстраненно заметил он. - Конечно, мы устали после первого часа, но разве девушек волнуют такие вещи? Так что день был просто бесконечным, почти как сегодняшний. И вот, в какой-то момент вымотались все. То есть все, кроме Астории, конечно. Я не назвал бы её глупой девушкой, но иногда в ней появляется поразительное желание, не знаю, как бы сказать поточнее...

- Желание делать вещи, которые она считает единственно верными.

- Точно! - обрадованно сказал Малфой, пропуская мимо ушей явный намёк. - Видите, как хорошо вы меня понимаете? В итоге мы зашли в очередной магазин, раздраженные и уставшие, а она пошла примерять платье. Да-да, вы не ослышались, не платья, а именно платье. Она сразу его заприметила. Но какое это было платье. Наверное, я не видел ничего столь отвратительного со времён свитеров Уизли.

- Малфой, что с вами? Вы вообще в своём уме? - в конец разъярился Снейп.

- Знаете, что было самым нелепым? - не обращая внимания, продолжил Малфой. - Все видели, насколько ужасно оно смотрится на Астории, все видели это и, что уж там, ни у кого не возникло желания щадить её чувства. Но каждый раз, когда она слышала всё более неблагоприятные прогнозы о виде платья и того, как она сама в нём выглядела, она украдкой бросала взгляд на себя в зеркало и почему-то убеждалась, что обязана его купить. Нам просто повезло, что в какой-то момент их с Дафной мать случайно зашла в этот магазин. Конечно, платье она так и не получила.

Малфой замолчал ненадолго, а потом посмотрел Снейпу в глаза, сбрасывая с себя напускную скуку. Он не хотел объяснений. Он не хотел каких-либо слов. Сейчас его тошнило от этого человека.

- Вы, Снейп, вели себя точно так же. Как девочка, которой хочется платье, пусть и все вокруг, и даже она сама понимает, что получить она его не сможет никоим образом. МакГоногалл была права. Вы взрослый человек, но почему по-взрослому вели себя все, кроме вас, я понять не могу. Да и не хочу. Когда мы выходили из кабинета директора, моим главным приоритетом было оказаться в своей комнате. С тех пор ничего не поменялось, так что, не смею вас больше задерживать.

Конечно, Снейп был в ярости от его слов. И слова, полетевшие ему в спину, не стали неожиданностью вовсе.

- Какими бы взрослыми не были ваши поступки, некоторые девушки их не стоят. Хотя бы потому, что по каким-то своим, известным только им причинам, никогда не будут вашими.

Малфой едва не расхохотался, но нечто, похожее на жалость, остановило его. Да, смеяться он не стал.

- Не стоит всех равнять под себя.

После этого слов не последовало, да и не могло их быть. Он знал, что ошеломил Снейпа, но ему было всё равно. Неужели из-за своей любви к какой-то грязнокровке, чьё имя отец умолчал по неизвестным причинам, и объяснялось сегодняшнее поведение Снейпа? Но что он хотел доказать этим? Или то была просто непонятная злость, сидевшая в нём со времён ещё юности? Малфой поморщился. Думать он над этим не собирался.

В гостиной никого не было и он порадовался, что Нотт его не поджидал. Может, его так и оставили в больничном крыле. А даже если и так, больше он не забота Малфоя. Он поговорит с Ноттом через два месяца и то, исключительно в том случае, если он попытается мстить за себя.

Малфой был уверен, что сил на то, чтобы закончить свиток одного из домашних заданий у него хватит. Свет выключился сам, когда он крепко спал вот уже больше часа.

Правила и эмоции


На лицо были все признаки нервного потрясения.
Блисс никогда не принимала этот диагноз всерьёз, так как симптомы были полностью противоположны самому названию: чувство грусти, отсутствие интереса к занятиям, которые раньше приносили удовольствие, неспособность справляться с повседневными обязанностями и полное безразличие ко всему.
Для неё «потрясение» всегда ассоциировалось с чем-то громким и скандальным, ассоциировалось с криками и бешеными попытками добраться до сути.
Как оказалось, то была лишь её натура, ровняющая всё под себя. Сейчас же всё было реально: она чувствовала себя разбитой и смертельно уставшей, а план, вынашиваемый так долго, казался глупым и неосуществимым.

Стоя под душем, Блисс изо всех сил скребла себя мочалкой, обнаруживая, что легкая, царапающая боль приводит её в сознание. Мысленно она вернулась на три года назад, к южной стене небольшого особняка в Салон-де-Провансе, полностью увитой плющом и розами. В тот день, в кабинете отца, она нашла огромный справочник с множеством медицинских терминов.

«Что там говорилось, - сонно думала Блисс, споласкивая волосы. - Нервное потрясение отличается от основных психоневротических заболеваний, так как является кратковременным. Отлично. Значит, придётся сделать всё, чтобы всё закончилось сегодня же. У меня нет времени на слабость, неуверенность и просьбы о помощи».

Она в очередной раз порадовалась тому, что проснулась раньше всех - к завтраку все только подтягивались, и когда она расправилась со второй порцией блинчиков, в Большом Зале было от силы десять человек.
Есть хотелось просто зверски и Блисс радовалась этому, накладывая в яичницу побольше бекона. Она никогда не относилась к тем девушкам, которые считают каждую калорию и прекрасно понимала, что хорошее питание является основой мозговой деятельности и физических сил. С тех пор, как год назад ей по непонятным причинам отбило аппетит, такие дни приносили ей непонятную радость.

Когда она закончила завтракать, народу прибавилось значительно больше и, к её минутному замешательству, большинство из них смотрело на неё с каким-то непонятным, жадным любопытством. Поняв, в чём дело, Блисс мысленно застонала. Каким, черт подери, образом, кто-то успел узнать о том, что она идёт на бал с Гарри? С учетом того, что разговор подслушала Мэнди, Блисс не сомневалась, что к обеду новость распространиться, но явно не до начала первого урока. Или у всех сплетниц Хогвартса есть какая-то невообразимая телепатическая связь?
Игнорируя взгляды, Блисс вернулась в свою комнату, аккуратным подчерком написала записку, что неважно себя чувствует и уроки сегодня пропустит, после чего переоделась в пижаму и снова легла спать.

Проснувшись, Блисс немного поворочилась в кровати, счастливо улыбаясь. На часах было половина второго, солнце пригревало одеяло и макушку, бирюзовые шторы и пологи невесомо колыхались под налетом заклинаний и ветра.
Последний раз Блисс чувствовала себя такой отдохнувшей и счастливой в конце лета. На ум сразу пришёл Уилл, который, всякий раз видя уставшую и осунувшуюся Блисс, говорил, что блинчики с горкой сиропа, хороший сон и собственная цель всегда помогут справиться с любой хандрой.
Она успешно выполнила первые два пункта и сейчас ей и вправду казалось, что нет ничего невозможного. Она спокойно возьмёт деньги, принадлежавшие ей по праву, съездит в Копенгаген и разберётся во всём, конечно же, она разберётся! И даже успеет действительно погостить у Кэтрин. Они устроят свой персональный праздник - приготовят какао с пастилой, растопят камин и будут смотреть фильмы, связанные исключительно с Рождеством. Кажется, Кэтрин говорила, что Киллиан Маррей прекрасно ладит с маггловским вещами? Нужно будет у неё уточнить.

Она выскочила из постели и, напевая под нос нечто невразумительное, вытащила из комода белую блузку. Почему-то сегодня хотелось вылезти из удобных свитеров и брюк, хотелось сделать так, чтобы этот день разительно отличался от других. Блисс не знала, когда сможет почувствовать себя в следующий раз настолько всесильной.
Три совы влетели в открытое окно как раз в тот момент, когда Блисс приводила в порядок волосы. Они сгрузили на её кровать длинную, белую коробку и уселись на окно, сверкая большими глазами.

- Сейчас, - Блисс достала из комода четыре письма: для отца, матери, Уилла и Эмилии. - Вот так. Летите в совятню и отдохните.

На коробке лежало письмо из плотной, кремовой бумаги. Блисс машинально взяла его, не понимая, что происходит - их с матерью негласное правило писать друг друга один раз в месяц нарушалось только в случаях из ряда вон. Она недоуменно посмотрела на коробку, и заметила надпись, прочитав которую, неожиданно взвизгнула и отпрыгнула прочь.

Блисс даже не пошевелилась, когда в комнату ворвались Падма и Кэтрин. Она стояла, не в силах оторвать взгляд от коробки.

- Ты в порядке? - обеспокоенно спросила Падма, подбегая к ней. - Мы поднимались по лестнице, когда услышали твой крик. Что произошло?

Блисс молча кивнула на коробку, вцепившись в Падму. У неё было дикое желание натянуть на себя свитер. Или два. Или все, что она привезла с собой.

- Кэтрин, посмотри, что там, - попросила Падма, поглаживая Блисс по руке.

Кэтрин осторожно подошла к коробке и тоже не смогла сдержать удивлённого возгласа.

- Да что там такое? - нервно спросила Падма.

- Я думаю, это платье, - с какой-то маниакальностью развязывая белый бант, ответила Кэтрин. - Мерлин мой, Блисс! Оно прекрасно!

- Дай угадаю, - мрачно сказала Блисс, надрывая письмо. - Оно же не обыкновенное и черное, да?

- Нет. Оно...

- Подожди минутку, - махнула рукой Блисс. - Так, я в негодовании, как ты могла доверить отцу выбирать тебе платье... потому что я хотела обычное платье, разве это не очевидно? Я не могу понять, почему ты не обсудила со мной такой важный вопрос... о да, выбор платья - то самое сакральное и важное, что занимало меня всё это время. Почему бы не обсудить? Я не могу понять, я возмущена, я в негодовании, я в смятении, пожалуй, я довольна твоим выбором, Гарри Поттер... о, дальше можно не читать, - Блисс положила письмо на прикроватную тумбочку и подожгла его.

Блисс даже не удивилась. Не смотря на природный ум, находчивость и глубоко скрытый цинизм, Розалинда Бромлей была продуктом своей эпохи и своего мира в частности. Мира, в котором наследницы чистокровных семей с детства учились танцам и этикету, прекрасно музицировали и умели поддержать разговор, когда этого требовалось или же уйти в сторону, держа в руках бокал с шампанским, изображая из себя картину более чем изящную. Такие девушки прекрасно понимали тонкости флирта, умели казаться трогательными и беззащитными, всегда непонимающе хлопали глазами при словах вроде «бенчмаркинг», «девальвация», да и, чего уж там, "инвистиция". Они знали правила какой-то негласной игры, в которой были свои правила и ходы, знали, когда нужно восхищаться своим кавалером, а когда изобразить холодность и неприступность. Они выходили замуж по идеально составленному брачному договору, в котором было прописало всё, вплоть до пола наследника и после проживали свои жизни в светских раутах, приёмах и званых вечерах.

И Розалинда Бромлей искренне считала, что только Блисс может считать подобную жизнь дикостью. Конечно же, она была полностью уверена, что Гарри Поттер, тот самый Избранный, просто мечтает заполучить себе в жены наследницу огромного состояния. И до чего же она была бы удивлена, доведись ей узнать, что Гарри Поттер пришёл бы от подобного просто в ужас. И, возможно, испытал бы жалость.
А почему бы и нет? Блисс же её испытывала.

- С утра ещё было относительно спокойно, - сказала Кэтрин. - Но что творится сейчас... я не удивлена, что твоя мать узнала об этом. Поттер личность достаточно известная, так что разговор будет на неделю.

- Переживу, - наконец вздохнула Блисс. - Я догадывалась, что ничем хорошим это не кончится, но всё равно согласилась. Короче, что посеешь - то и пожнешь. Во всём нужно искать свои плюсы, ведь так?

- Плюсы? - недоверчиво переспросила Кэтрин. - А ты видишь где-то здесь минусы? Блисс, ты идешь на бал с Гарри Поттером! Это… это...

- Катастрофа, - меланхолично произнесла Падма. - Мы с моей сестрой сопровождали Гарри и Рона на Святочном балу. Думаю, купание в Чёрном озере было бы менее убийственным, чем тот день, что мы провели с ними. По крайней мере, второй вариант был бы менее скучен. Да и чувство собственного достоинства осталось бы при мне. Ой, смотрите, ещё совы!

- Приятно слышать адекватное мнение, - пробормотала Блисс, впуская трёх сов с очередной коробкой. - В первую минуту его приглашения я подумала, что он крайне неудачно хотел меня оскорбить. Кэтрин, это тебе.

- Это, должно быть, платье.

Похлопотав над совами, Кэтрин развязала белый бант и подняла крышку. Блисс успела заметить множество нежно-розового тюля.

- Рассмотрю его, когда придёт время самого бала, - решила Кэтрин, снова завязывая бант и пряча коробку под кровать. - Дядя Киллиан о определению не может сделать что-то плохо.

- Моё сари должно прийти завтра, - Падма взяла оставленные свитки и, скользнув по ним взглядом, положила в рюкзак. - Вторая пара Защиты за день! Надеюсь, профессор Синистра скоро вылечит своё горло.

- Кстати, о профессорах. Мой сегодняшний прогул был сильно заметен?

- Он был воспринят, как само собой разумеющийся, - успокоила Блисс Падма. - И я уверена, что появись ты на трансфигурации, МакГоногалл сама бы отправила тебя обратно.

- Зато для Снейпа мой пропуск просто благословение, - невесело усмехнулась Блисс. - Особенно после вчерашнего... о мой бог!

- Что такое? - вздрогнула Падма от резкого выкрика Блисс.

- Зельеваренье! Малфой! Зелье! - Блисс едва ли не затряслась. - Зелье Истины! Сегодня сдача зелья!

- Ну да, - пожала плечами Падма. - В теплицах мадам Помфри, в шесть часов. А что такое? Сейчас только три, и Малфой, я уверена, сам сможет донести зелье, тебе нужно только вовремя явиться.

- Мы не закончили зелье, - Блисс металась по комнате, пытаясь найти мантию. - Случился непредвиденный коллапс, и мы отстали во времени. Три дня назад мы условились встретиться сразу после уроков и закончить зелье, но я совсем забыла об этом! О мой бог, он убьёт меня. Насмерть!

- А есть какой-то другой исход? - индифферентно удивилась Кэтрин.

- Не удивлюсь, если он знает ритуал создания инфералов, - поделилась мнением Падма. - Не волнуйся. Морально мы с тобой.

- Это, безусловно, внушает надежду, - полузадушено ответила Блисс, хватая сумку и палочку.

Влетая в гостиную Слизерина, чуть не сбив неудачно подвернувшихся пятикурсниц, Блисс с удивлением отметила, что никто не посмотрел на неё с недоумением или же, если взять отдельных личностей, с презрением. А потом, к своему смущению, она поняла, почему.
Когда Блисс опаздывала, она не умела вести себя по-другому - влетала вот так в помещения, хваталась за стены, если неудачно заносило на поворотах, сбивала людей, а подчас и предметы интерьера.

Опаздывала Блисс постоянно.

От Малфоя она тоже всегда вылетала, правда, не из-за опозданий куда-то, а из-за боязни совершить непреднамеренное убийство. Вот и получалось, что за три месяца большинство слизеринцев успели смириться с тем, что по их общей гостиной минимум раз в неделю проносится ураган.

- Малфой! - Блисс влетела в его комнату, захлопнув дверь с оглушительным звуком. - Я хотела сказать, что мне... да в чем дело? - Блисс попыталась сделать несколько шагов, но что-то её удерживало. Оказалось, что захлопнув дверь, она прищемила низ своей мантии. - Подожди минутку... вот, отлично.

Освободив мантию, Блисс снова хлопнула дверью, заставив Малфоя вздрогнуть и недовольно поморщится.

- Точно, всё время забываю, что надо придерживать дверь.

Блисс расправила мантию и начала судорожно придумывать оправдание, которое могло показаться Малфою серьёзной причиной для столь вопиющего опоздания. Любое опоздание, даже на несколько минут - вопиющее нарушение правил, как часто говорила её мать.
Не опаздывать, всегда носить платья, делать прически, вежливо отвечать, не вмешиваться в мужские дела. Придерживать двери.
Жить по правилам голубой крови, не навлекать себя гнев общества, быть лишь приятной картиной, дополнением, к которому обращаются в снисходительно-насмешливой манере лишь затем, чтобы выставить себя умнее.

Невольно Блисс вспоминала всё это, вспоминала, как неизменно сопротивлялась каждому правилу и наставлению, как спокойно поправляла юношей, которые путались в напыщенных цитатах великих умов, как с четырнадцати лет могла их же обыграть в покер. Она и в него научилась играть лишь потому, что это противоречило правилам.
А теперь всё к черту, к черту из-за глупой симпатии? Потому Малфой не умел по-другому, потому что Малфой сделал бы всё, чтобы перекроить её под себя, под правила, под весь мир белых костей и голубой крови.
Так Блисс убеждала себя, что да, так непременно и будет, если она поддастся.
Её так захватили мысли, что цепочкой она успела добраться и до своей затеи с Копенгагеном, когда поняла, что Малфой не произнес ни слова. Он просто стоял и странно смотрел на неё.

- Мне нужно позвать доктора?

Малфой явно опешил от такого поворота событий.

- Что? Зачем? Тебе плохо?

Блисс недоверчиво посмотрела на Малфоя, махнув рукой:

- Нет, со мной всё хорошо. О мой бог, Малфой, что происходит? Ты молчишь. Ты очень молчишь. Ты вообще весь молчишь!

Малфой окинул Блисс взглядом и, вздохнув, покачал головой.

- Никогда не понимал, что за дикость творится у тебя в голове.

- Ох, просто даёт о себе знать... - Блисс прикусила язык. Да что с ней сегодня такое? - Не важно. Забудь. Я думала о дверях.

- О дверях? - недоверчиво переспросил Малфой.

- Да, как раз о них. О том, что их нужно придерживать, и том, что нужно стучать, и долго извиняться, если ты опаздываешь. Последнее, правда, уже не относится к дверям.

- Это я понял.

- Правда? - равнодушно спросила Блисс.

В это она поверить не могла.

- Правда. Давай уже примемся за зелье.

- Вот так сразу? - подняла брови Блисс. - И не будет нотаций? Не будет ехидных комментариев и попыток доказать, что я поступила безответственно?

- А ты считаешь, что поступила безответственно?

Блисс собиралась сказать, что нет, вовсе она так не считает, но неожиданно для себя поняла, что вовсе это не так.

- Я опоздала на два часа. Так что да, я поступила безответственно.

- Вот и ответ, - устало ответил Малфой. - Может быть, мы всё же примемся за зелье?

Они закончили к половине шестого и к тому моменту Блисс поняла, почему Малфой настолько увлечен зельевареньем. Конечный результат завораживал.
Зелье Истины имело цвет расплавленного, насыщенного серебра, а поверхность его шла волнами, будто то была вовсе не совокупность ингредиентов, а штормившее море.

- Оно прекрасно, - Блисс захотела дотронуться до серебряной поверхности, но почему-то одернула руку.

- Зелье придает вещам истинный облик, так что ты можешь дотронуться до него, - спокойно сказал Малфой.

- Нет, - Блисс отрицательно покачала головой. - Думаю, не стоит. Ты же знаешь, с моим везением, лучше мне не вступать в контакт с неустойчивыми вещами.

- Да, я знаю. И поэтому скажу заранее - оставь волосы в покое.

Блисс нервно заправила волосы за уши и быстро отдернула руки. Что за дурацкая привычка. Дурацкая и, как оказалось, слишком заметная.

- Мистер Малфой, вы всегда умели удивлять меня, но это! - Слизнорт едва ли не светился и хлопал в ладоши, разглядывая зелье. - Вы смогли добиться невероятной однородной консистенции.

Слизнорт проделал с котлом Блисс и Малфоя то же самое, что и со многими остальными - с помощью палочки потянул зелье вверх, заставляя его извиваться подобием щупальца.
Блисс сразу поняла, что имел в виду Слизнорт, говоря о плотности консистенции - зелья некоторых ее сокурсников содержали нечто, похожее на блестки, а у отдельных личностей и вовсе были похожи на полупрозрачную воду серебристого цвета.
То, что сделал Малфой с зельем (и Блисс спокойно призналась самой себе, что это полностью его заслуга) было действительно впечатляюще. Оно походило на только что расплавленное серебро, которому придали некую форму. Звучало абсурдно - но это было так.

- Я хотел проверить зелье в конце занятия, но думаю, будет неплохо, если мы начнем прямо сейчас, - потирая руки, воскликнул Слизнорт. - Мистер Малфой, думаю, ваши часы отлично подойдут.

- Мои часы?
- Его часы?

От неожиданности они заговорили хором, едва не глотая слова. В другое время Блисс бы сказала что-то ироничное, но сейчас старалась заглушить удушающую панику.
Малфой преобразовал свои часы в артефакт. Даже тот факт, что её пыль выжгла что-то внутри них, вовсе не давал полной гарантии уничтожения чар. Что будет, если об этом узнает Слизнорт? Конечно, сразу же за ним узнает Снейп, а после и сам Дамблдор. И будет просто счастьем, если за этим последует лишь исключение.
Её отец, мягкий, рассеянный и добрый человек, не моргнув глазом упрятал во французскую тюрьму одного своего работника, который выкрал у него старинный бронзовый браслет. В нём и прежде была заперта магия, о полной силе которой оставалось только догадываться, но тот человек попытался сделать из браслета окончательно темный артефакт.
И Блисс была уверена - магию, которая использовалась на ней, светлой можно было назвать с большой натяжкой. Магию, которую использовали на ней!
Только сейчас она поняла, что все было бы не так плохо, если бы артефакт не использовали на человеке. Какие же неприятности ждали Малфоя?

- Да, мистер Малфой, ваши часы, - добродушно подтвердил Слизнорт. - Можете не волноваться, вы опустите часы на несколько секунд, и, если зелье действительно такое мощное, как я думаю, они просто зависнут над котлом в своем первоначальном виде - сгустком серебра. Или же распадутся, вплоть до шестерёнок, но, как я и сказал, не больше, чем на минуту.

Цепочка часов была беспорядочна, намотана вокруг запястья и Блисс с каким-то немым ужасом смотрела, как Малфой медленно к ней потянулся.

- Быстрее же, мистер Малфой, - укоризненно поторопил Слизнорт. - Мерлин с вами, это же дело трех минут, не затягивайте его на весь урок.

В тот момент, когда цепочка была полностью размотана, нервы Блисс окончательно сдали - она схватила Малфоя за крепко сжатую ладонь, в которой лежали часы.

- Не думаю, что стоит рисковать такой старинной и крупной вещью, - выпалила она. - Мы всего лишь школьники, кто знает, что может случиться? К тому же, часы явно похожи на те реликвии, что передают из поколения в поколение.

Блисс дала Слизнорту около трех секунд на развитие мысли, что сделает с ним Люциус Малфой, если узнает, что с реликвией их семьи случилось что-то из-за его настырности, после чего сняла кольцо со своей руки.

- Если на уроке принципиально именно серебро, то кольцо должно подойти, правда, профессор? - невинно спросила Блисс.

- О, разумеется, мисс Бромлей, - нервно кивнул Слизнорт, который явно пребывал в не очень радужных мыслях. - Просто кидайте его в котел, мы уже слишком задержались.

Блисс замешкало неприятное ощущение под ложечкой, когда она занесла кольцо над зельем, но, понимая, что у Слизнорта терпение тоже может закончиться, отпустила его.

Зелье сразу же пошло волнами, закручиваясь в воронку, из которой тут же поднялось кольцо, зависая в нескольких сантиметрах от зелья. Блисс думала, что серебро и янтарь сейчас просто отделятся друг от друга, но кольцо начало вращаться вокруг себя. Камень засветился едва различимым, теплым светом и ободок кольца начал разъезжаться в разные стороны. В тот момент, когда казалось, будто половину кольца отломили, из него плавно выпало второе кольцо, после чего они зависли рядом друг с другом, совершенно идентичные.
Если не считать того, что камень во втором кольце был ярко-красного цвета.

На несколько секунд кольца распались, зависнув над котлом серебряным дождем, после чего снова собрались в одно целое. Магическое поле, окружающее зелье, бросило кольцо в ладонь Блисс.

- Кольцо с секретом, - заулыбался Слизнорт, в миг стряхивая с себя нервозность. - Как интересно. Был у меня друг, который такие вещи изготавливал... интересно, где он сейчас? Кажется, скалолазание не довело его до добра. Но что это я? Мистер Малфой, мисс Бромлей, вы заслуженно получаете свой зачет и двадцать баллов каждый.

И, напевая что-то под нос, Слизнорт отправился к следующим ученикам.

Блисс смотрела на кольцо в своей ладони и чувствовала лишь привычную усталость. Усталость от всего того, что с ней происходило. Теперь она понимала, почему, смотря на кольцо, у неё были такие странные ощущения.
Она не знала о нем ничего. Не знала, почему носит его, не снимая, не знала, как оно у неё оказалось, не знала даже примерную разгадку того, почему она думала, что кольцо с ней всю жизнь.
А, впрочем, знала ли она хоть какую-то разгадку? Успела ли получить ответ хоть на что-то? Нет, лишь окружала себя всё большими головоломками.
Пожав плечами, Блисс снова надела кольцо на палец. Угрозы от него, не смотря на полную уверенность, что второй камень является рубином, она не ощущала вовсе.

Звонок с урока Блисс заметила не сразу, но как только поняла, что все спешно собирают чемоданы, сразу же бросила взгляд на Малфоя. И не смогла сдержать истерического смешка. Кажется, он и не собирался убегать. Более того, явно не предполагал, что ему устроят хорошую взбучку.
Когда в теплицах не осталось никого, кроме них двоих, Блисс дала волю своим чувствам.

- Какого черта ты потянулся за часами?

Малфой, явно приготовивший для Блисс похожую речь, сбился с мысли.

- О чем ты?

- Часы, которые ты преобразовал в артефакт, - сквозь зубы процедила Блисс. - Ты что, всерьез собирался кинуть их в котел? А потом что? Сказать «Извините, неловко вышло»?

- Я не видел особого выбора, - голос Малфоя был явно удивленным. - И просто надеялся, что... что он выжжен.

Блисс не составило труда понять, что именно хотел сказать Малфой перед тем, как запнулся.

«И просто надеялся, что ты выжгла его».

- И это всё, на что ты полагался? На вероятность того, что нечто, о чем я понятия не имею, смогло выжечь темную магию?

Малфой беззаботно пожал плечами.

- У меня есть шестое чувство.

- Мозгов у тебя нет!

- Если мы заговорили о безответственности и вероятности, - обманчиво спокойно ответил Малфой. - То объясни мне, зачем ты снова надела кольцо, о котором понятия ничего не имеешь? И, ради Мерлина, не надо врать, что это не так.

Блисс почувствовала привычное бешенство, которое охватывало её при разговоре с Малфоем. Почему он вечно переводит проблемы на неё?

Они раздраженно смотрели друг на друга. Блисс - без своего подлинного спокойствия, а Малфой - без маски спокойствия.
И внезапно все это показалось ей каким-то смешным, незначимым, но одновременно очень важным. О, Мерлина ради! Они стояли в окружении множества растений, их котел был единственным не осушенным, и они снова стали теми, кем становились каждый раз, когда оказывались рядом друг с другом.
Он был холодным, она - теплой, спокойные внешне, но каждый раз, оказываясь вместе, они справлялись с потоком эмоций, которые не испытывали ни в одной ситуации, ни с одним человеком.

- Извини, - внезапно улыбнулась Блисс. - В смысле, извини за то, что у тебя нет мозгов.

Малфой молча поднял бровь и Блисс сообразила, что именно сказала.

- В смысле, извини за то, что я сказала, что у тебя нет мозгов, - поспешно исправилась она.

Малфой только покачал головой:

- Я уже устал злиться на тебя. Как можно злиться на человека, который никогда не думает, что говорит?

На этот риторический вопрос Блисс не взялась ответить.

- Пожалуй, я пойду, - сказала Блисс, когда странное молчание затянулось. - Мне еще нужно подготовиться к ужину, который я вряд ли переживу.

- Вопреки мнению большинства, сплетни, в которые ввязан Гарри Поттер, еще никого не убивали, - усмехнулся Малфой.

- Зато некоторые взгляды могут заставить провалиться сквозь землю, - шутливо ответила Блисс.

Они говорили так спокойно, так нормально, настолько, насколько это было возможно для них, что она поддалась странному порыву - дотронулась до руки Малфоя, в которой все ещё были крепко зажаты часы.

- Осторожнее с этой вещью, - она говорила, а сама вспоминала, как также схватила его на уроке, при всех. Мерлин всемогущий, как же это выглядело? Малфой, который не терпит лишних прикосновений, Малфой, который на протяжении семи лет не менял свое окружение, даже не отдернул руку, когда она дотронулась до него. - И береги себя. С такими вещами шутить не следует.

Она уже хотела отпустить его, но часы, упавшие на пол, заставили её вздрогнуть, и пропустить тот момент, когда Малфой взял её за руки. Он больше ничего не делал - просто держал её руки, прижимая их к своей груди. Блисс было трудно дышать, трудно посмотреть на его лицо. Сейчас ей меньше всего хотелось читать с его лица.

- Пусти, - срываясь на шепот, все же сказала Блисс. - Мне надо идти.

- Куда? Куда ты всё время бежишь? Зачем?

На секунду Блисс показалось, что таким образом он хочет понять, что именно она скрывает. Она отдернула руки от Малфоя и, схватив рюкзак, пробормотала несколько слов прощания, сразу же вылетев за дверь.

Только ночью, лежа в кровати и не в силах заснуть, она поняла всю суть сказанного.

«Куда ты всё время бежишь? Зачем ты всё время бежишь от меня?»

- О мой бог, - прошептала Блисс. - Как же мне хочется выпутаться из этого.

Мнимые диагнозы и множество вопросов


Коллаж - http://cs622226.vk.me/v622226452/1c5a/yWD2XCjrlPQ.jpg

Обложка - http://cs624625.vk.me/v624625452/1435/H5NlZpixMH4.jpg
(Кара Делевинь как Эбби Абель)

В прошлой главе я не извинилась за то, что, как и всегда, долго тянула с продолжением. Наверное, дело в том, что она была переходной. С этой же всё не так. Не думаю, что теперь, когда я дописала эту главу, я смогу остановиться.) Надеюсь, я смогла передать то, чего мне так хотелось.

____________


- Где Барбара? Вы не видели Барбару?
- Леди, не думаю, что вы понимаете. Вам нужно успокоиться. Поймите вы, что никому не удалось выжить. Никому, черт бы всё побрал!
- Нет, это вы ничего не понимаете.

- А ты сам-то веришь в эти сказания и предания, Фауст? Веришь, что всё так просто, как описывается в этих глупых сказках?
- Нет, конечно. И никогда не верил. Если бы всё было так просто.

- Эх ты, мечтатель! Оставь это, оставь. Мне уже всё равно на себя, Шварц, но я так устала от твоих мук.
- Не говори, ничего не говори. Мы справимся с этим.

- Ох, Смит, я бы спросила, в чем дело, но ты бы ответил. А оно мне нужно?

- Блисс, просыпайся!

- У меня сделка с судьбой. Она мне должна и, если с тобой что-то случится, то к черту её, к черту всю Вселенную.

- Какая же ты соня, Блисс. Пора вставать.

- Вам не кажется, что в нашей дружбе есть какая-то ирония?
- От чего же? Вы увлечены собой, драматургией и психопатами. У нас много общего.

- Немедленно просыпайся!

Блисс ойкнула и, подскочив на кровати, недоуменно посмотрела по сторонам, сонно щуря глаза. Иррациональное желание вскочить с постели сразу же пропало, когда перед глазами замелькали черные мушки, а в висках ощутимо загудело. Блисс привались к спинке кровати, примирительно посмотрев на Кэтрин.

- Может быть, ты всё же откроешь глаза? - удивленно сказала Кэтрин.

Видимо, взгляд получился не из лучших.

- Поверь мне, они открыты настолько, насколько я это сделать в состоянии, - ответила Блисс, зарываясь носом в подушку. - В чём дело? Если память мне не изменяет, а она мне не изменяет, сегодня бал. Я могу спать до девяти вечера.

- О чем ты говоришь? - возмутилась Падма, которая, впрочем, только вышла из душа и явно была такой же сонной. – Во-первых, в девять вечера сам бал! Во вторых, готовиться к нему надо за три часа минимум! И в третьих, не всем платья приносят персональные совы. Моё с сестрой сари, например, и платье Лаванды, пришло только сегодня, и их нужно забрать из Хогсмида. И нам стоит сделать это как можно раньше. Представляешь, какое там будет столпотворение?

- А я заказывала свою обувь и украшения в том же салоне, что и Падма, - поддержала Кэтрин. - И Полумне, насколько я помню, пришили туда какие-то невероятные серьги. Так что вставай и бегом в душ. Поедим уже в Хогсмиде, потому что завтрак ты проспала окончательно.

Подумав, Блисс решила не высказывать донельзя простую мысль: а при чем, собственно, тут она? Вот уж кому, а ей волноваться об украшениях, платьях и прочее, прочее точно не стоит. Заботливая мать положила ей всё, что только могло уместиться в коробку.
Блисс невесело хмыкнула в подушку. Право слово, лучше бы она пошла в тот салон, о котором говорили девушки. Была бы куда большая вероятность найти что-то простое и лаконичное.

- Даже не думай оставаться в кровати, - разгадала её мысли Падма. - Это же бал! Мы должны всё делать вместе.

- Конечно, девочка не в состоянии дойти до дамской комнаты без свиты, - пробормотала Блисс, морщась от соприкосновения босых ног с холодным полом. - А вдруг на неё совершат нападение?

Последние надежды на то, что собираться можно помедленнее, рассыпались в прах окончательно, когда в комнату вбежала недовольная Мэнди с расспросами о том, почему, собственно, все ещё не в сборе.
Собраться Блисс удалось в рекордно короткие сроки, но вовсе не потому, что она горела желанием отправиться в Хогсмид, да ещё и в такую погоду. Зачарованные стекла спальни словно намекали, что её ждет, покрывшись морозным инеем, что периодически менял свои узоры.

- Мне нужно зайти за Кормаком, - сказала Блисс, повязывая шарф. - Мы можем встретиться прямо у салона?

- Ты собираешься видеться с Кормаком? Сегодня? - ответила явно опешившая Падма.

Блисс озадаченно посмотрела на неё.

- А сегодня что, какой-то особенный день в календаре, когда англичане не общаются с людьми, по имени Кормак?

- Нет, просто... - замялась Падма. - Ты же идешь на бал с Гарри Поттером. Как будет выглядеть твое общение с Кормаком в этот день? Особенно, если учитывать то, кого именно он пригласил на бал!

- Пэнси Паркинсон! - ответила за Падму Мэнди, возбужденно сверкая глазами. - Ты представляешь, какого это? Это же скандал. Паркинсон, может, и голубых кровей, но она слизеринка. Их сейчас и так всё сторонятся, что и говорить о Гриффиндоре. Их, наверное, обсуждают даже больше, чем вас с Гарри.

- Увольте, - простонала Блисс. - Я стараюсь держаться от этого подальше. А от того, что обо мне подумают другие, я стала держаться настолько далеко, насколько это вообще возможно, ещё лет с пяти. Встретимся у салона, хорошо?

- Ладно, - наконец сказала Кэтрин, внимательно глядя на Блисс. - Только быстрее.

Прежде, чем Блисс вышла, Кэтрин окликнула её, но, неловко замявшись, махнула ей рукой. Блисс только пожала плечами. Всё равно, рано или поздно с ней поделятся переживаниями.

- Вот ты где, - Блисс едва не схватила Кормака за шкирку, который наслаждался тостами с яичницей. - Заканчивай завтракать и быстро в Хогсмид. Поедим там.

Кормак, оценив степень её нервозности, схватил с тарелки два тоста и, попрощавшись в товарищами, которые смотрели на них как-то странно и насмешливо, поспешил вслед за Блисс.

- Смит? - удивленно переспросил Кормак. - И всё? А что насчет Барбары? Может быть, ещё какие-то детали?

- Нет, - покачала головой Блисс. - Только имя. И ещё то, что она, возможно, погибла.

- Где? И как? Или в этот раз тоже были только слова?

- Не знаю, где и как, - нервно ответила Блисс. - Но образы в этот раз были. Смутные, размытые, но смотри.

Покопавшись в сумке, Блисс достала блокнот, и, пролистав его, показала Кормаку одну из страниц.

- Видишь?

На странице четкими линиями была передана девушка и крупный мужчина. Не смотря на то, что набросок был выполнен впопыхах, лицо девушки выражало какое-то отчаяние, которое также сквозило в сгорбленности стоящего рядом с ней человека.

- Кто он? А девушка? Это ты? - Кормак присмотрелся к наброску. - И что это такое вокруг них?

- Не знаю, - снова сказала Блисс. - Но именно их я видела в видении с Барбарой. А это... я думаю, это песок. Вокруг них было очень много желтого песка, словно они были в пустыне или что-то в этом роде.

Блисс перевернула страницу, показывая второй рисунок, который показывал двух мужчин, сидящих за барной стойкой. Они не смотрели друг на друга и были окутаны клубами дыма.

- А эти? Думаешь, кто-то из этих двоих Фауст?

- Я уверена в этом. Они сидели в этом немноголюдном баре, говорили о каких-то преданиях. О сказках. Это уже что-то, правда?

- Не уверен, - вздохнул Кормак. - Не хочу сильно обнадеживать тебя. Два типа в баре, говорящие о сказках и преданиях - не самые достоверные источники информации.

- Ты прав, - вздохнула Блисс, перелистывая страницу. - Но остальные ещё более непонятные.

Кормак с некой долей удивления и скептицизма посмотрел на следующий рисунок.

- Это что, дождь?

- Да, - обреченно вздохнула Блисс. - Это дождь, причем он связан с фрагментом о Смите. Ты можешь себе представить? Очень вероятно, что скоро я узнаю что-то о Ретте Шварцшильде. Судя по всему, его называли Шварцем. И я знаю, что он связан с психиатрической клиникой в Копенгагене. Возможно, мне повезёт настолько, что я вспомню что-то ещё о Барбаре и Фаусте. Могу поклясться, что в баре и там, в желтых песках, были какие-то надписи. Но Смит? Вселенная должна воспылать ко мне невероятной любовью, чтобы я узнала что-то о человеке, по имени Смит. При этом, не зная его первого имени, и из всех зацепок имея лишь дождь.

«У меня сделка с судьбой. Она мне должна и, если с тобой что-то случится, то к черту её, к черту всю Вселенную».

Блисс вздрогнула, вспоминая эти слова. Она смутно помнила каждый голос, каждую интонацию. Тот человек, с кем велся разговор о дружбе и был Шварцшильдом. Блисс не сомневалась в этом. Но кто был тот, заключивший сделку с судьбой? Что это означало? Почему с той, кому он говорил это, должно было непременно что-то случиться? Почему она так хорошо помнит надломленность в этом голосе, хотя уверенность в том, что говорили это не ей, была такой устойчивой?
Как же ей нужны были ответы, как же ей нужна её память.

Негромко переговариваясь, они дошли Хогсмида, встречая всё больше знакомых лиц. Девушки удивленно и едва ли не презрительно провожали их взглядами, а парни ухмылялись и норовили подмигнуть Кормаку при каждом удобном случае.

- Я чего-то не понимаю? - спросил опешивший Кормак.

- Наверное, того, что ты идешь рядом с девушкой, которая сегодня идёт на бал с Гарри Поттером, - вздохнула Блисс.

- Как вообще получилось так, что ты согласилась пойти с ним на бал?

Воистину, пораженности и удивления в голосе Кормака не поубавилось даже спустя неделю.

- Ну, он предложил, и я начала думать, что это был не самых плохой вариант, - подумав, Блисс откинула волосы назад и сказала тоном, который считала кокетливым. - Какая девушка может отказать Гарри Поттеру?

- Лучше бы ты не начинала думать, - поставил вердикт Кормак. - И что у тебя с голосом? Ты окончательно умудрилась простудиться?

Блисс вздохнула. Определенно, кокетство и взгляды, несущие определенный смысл, никогда не станут её сильной стороной.

- Кормак, - позвала Блисс, когда они вот-вот должны были зайти в салон мадам Джермэйн. На каждой из витрин пестрело по кричащему платью диких, слишком ярких расцветок, вокруг которых порхали бабочки.

- Да? - он обернулся и посмотрел на неё.

- Ты думаешь, всё будет хорошо? В конечном итоге? - спросила Блисс, и почувствовала, как сердце пропустило удар.

- В конечном итоге - всё может быть, - криво усмехнулся Кормак, открывая дверь и пропуская Блисс.

Полумна, Кэтрин и Падма уже прощались с хозяйкой, когда увидели их.

- Вот вы где! - воскликнула Падма. - Мы уже закончили.

- Тем лучше, - облегченно вздохнул Кормак. - Так, мы должны сделать что-то ещё? Рафферти уже должен ждать нас в Трех метлах.

- Мы закончили, - счастливо подтвердила Полумна, открывая бархатную коробочку и показывая серьги. Они состояли из трех увесистых капель янтаря, внутри которых можно было различить крупных насекомых. - Правда, они чудесные?

- Конечно, - тепло улыбнулась Блисс, и, сделав вид, что ищет что-то в сумке, стукнула локтем позеленевшего Кормака между ребер. - И они как нельзя лучше подходят для бала.

- Пошлите уже, - невнятно пробормотал Кормак, утерев лоб.

Блисс со злорадством подумала, что совсем скоро ей подвернется случай припомнить ему все иронические замечания.

Вообще то, Блисс хотела просто обнять Рафферти и пожелать доброго утра, но когда увидела его, не смогла даже вспомнить какие-то слова, соответствующие нормам приличия.

- Тебя что, всю ночь пытали? Выглядишь отвратительно.

Блисс обняла Рафферти, сочувствующе погладив его по спине. Кажется, Мэнди и подошедших к ним Лаванду и Парвати шокировали её слова. Ещё бы. Не каждый день кто-то может упрекнуть слизеринца за внешний вид, а после спокойно его обнять.

- Жуткая бессонница, - криво улыбнулся Рафферти.

Огромные, темно-серые синяки под глазами говорили лучше любых слов.

- Сходи к мадам Помфри сегодня, - вздохнула Блисс, погладив его по руке. Она была уверена, что Рафферти, как и всегда, не щадил себя, когда использовал заклинания. А какое влияние на него оказывали аверлиусы и может ли их влияние быстрее разрушить и без того уже дефектную палочку?
Конечно, Рафферти не ответил бы ей, да и Блисс не хотела изводить его нравоучениями. Просто поход в больничное крыло должны были пусть и немного, но помочь ему.

- Я собирался вчера, - заторможено кивнул Рафферти. - Сегодня бы не забыть.

Рафферти хотел добавить что-то ещё, но явно удивился, когда понял, сколько народу собралось вокруг них.

- С каких пор мы общаемся такой большой и дружной компанией? - даже усталость в голосе не могла скрыть сарказма.

- Мы можем уйти, если чем-то мешаем, - выскочила вперед Мэнди, всем своим внешним видом выражая крайнее нежелание причинять неудобства.
Ну, наверное, именно это и она хотела показать, когда смотрела на Рафферти и хлопала широко раскрытыми глазами, очаровательно улыбаясь.

- Это необязательно, - ответил Рафферти, заставив Мэнди просиять. - Можете просто сесть за другой столик. И желательно, чтобы он был подальше от меня с Кормаком и Блисс.

- Ты удивительно тактичен и доброжелателен, - сказала Блисс, когда они сели.

Рафферти снова подарил ей кривую улыбку и посмотрел на Кэтрин, которую не заметил сразу. Только тогда, когда её обескураженное лицо показалось из-за плеча Падмы, он без лишних слов схватил её за руку, и повел за самый дальний столик.

- Ничего, - отмахнулась Кэтрин, правильно интерпретировав его взгляд. - Я вообще удивлена, что ты меня увидел.

- Не нагнетай, - ответил Рафферти.

- И с кем ты теперь пойдешь на бал? - спросил Кормак. - Даже Мэнди, у которой гордости на чайную ложку, вряд ли согласиться пойти с тобой после такого.

Он обвел взглядом Кэтрин и Блисс, виновато поморщившись.

- Без обид, девушки.

- Какие уж тут обиды? - удивилась Блисс. - Ты прав, конечно, только при Мэнди такое не скажи. Ты не представляешь, насколько сплетницы бывают мстительными.

Рафферти хлопнул себя по лбу, стекая со стула.

- Всё время забываю, что меня променяли на легенду магического мира, - возмущенный тычок под ребра от Блисс он стерпел с достойной выдержкой. - Эй, тоже без обид, босс. Но ты меня без пары оставила, ко всему прочему заставив пережить несколько дней бомбардировок приглашениями от гормонально нестабильных школьниц.

- О да, ты очень страдал, - закатила глаза Кэтрин.

Принесли глинтвейн и сливочное пиво. Кормак вызвался лично убедиться, что глинтвейн Блисс не алкогольный, а потому выпил едва ли не половину всего стакана, чем вызвал коллективные шутки и подначки.
Они просидели в Трех Метлах больше двух часов, по истечению которого Блисс успела отправить Рафферти за шоколадным печеньем в Сладкое королевство, а потом, когда печенье было съедено, Кэтрин также выпроводила Кормака за сливочными помадками и шоколадными шарами. Кормак отсутствовал больше получаса, но, как оказалось, он успел заскочить в кафе мадам Паддифут, откуда принес каждому по большому, горячу бутерброду.
Даже Рафферти, благодаря теплым напиткам, вкусной еде и веселым разговорам, стал выглядеть гораздо лучше.

- Кажется, они тоже не собираются уходить, - сказала Кэтрин, кивнув в сторону других столов.

Блисс присмотрелась повнимательнее, и не сдержала смешка, поняв, к чему она клонит. Судя по коротким взглядам Мэнди, она всё ещё надеялась получить приглашение от Рафферти.

- За сегодняшний день я получил четыре приглашения и, боюсь, если ко мне подойдёт еще одна девица, я взвою прямо при ней, - пробормотал Рафферти, вставая из-за стола.

- Заканчивай с этим, - согласился Кормак.

Рафферти быстрым шагом направился к девушкам, но, к удивлению большинства обратился вовсе не к Мэнди, а к Полумне. Они разговаривали около двух минут, после чего Полумна просто кивнула, улыбнувшись, а Рафферти с видом вселенского облегчения вернулся за свой стол.

- Осталось только пережить бал, что стало значительно легче, если учитывать мою пару, - выдохнул Рафферти. - И я буду окончательно свободен. Проклятье, кто вообще додумался придумывать эти балы? Насколько я помню, до четвертого курса ничего такого не было.

- Комитет школы, - ответила Кэтрин. - После Святочного бала группы девушек буквально вцепились профессорам и директору в шеи, чтобы подобное мероприятие устраивали каждый год. Пришлось им уступить.

- То есть, раньше у вас вообще не было торжественных мероприятий? - опешила Блисс. - Ни разу за весь год?

- Нет, - удивилась Кэтрин. - Зачем? Чистокровных, если они должны посетить определенный званый вечер в честь праздника, просто отпрашивали у директора, а остальные проводили время так, как хотели.

- И почему родители не отправили меня в эту чудесную школу сразу же, как только мне исполнилось десять? - грустно вздохнула Блисс.

- Одиннадцать, - автоматически поправил Кормак.

- В Шармбатон зачисление с десяти, - отмахнулась Блисс. - И через полгода уже состоится первое официальное мероприятие. И это я не говорю о четырех торжествах, которые обязаны пройти в стенах школы за год. Пять, прошу прощения, я забыла про Хэллоуин.

- Звучит отвратительно, - поделился мнением Кормак.

Все молча его поддержали.

- И всё же, почему Полумна? - спросила Блисс, когда Кормак и Кэтрин предложили пойти на обед.
Блисс отказалась, и так чувствуя, что вот-вот лопнет. Ко всему прочему, головная боль дала о себе знать, и сейчас стучала ей в виски как маленький, чугунный молоток.
Рафферти пробормотал что-то про больничное крыло, и понятливая Кэтрин пихнула Кормака в сторону Большого зала, ласково попрощавшись.

- Потому что, не смотря на распространённое мнение о ней, она одна из немногих адекватных девушек Хогвартса, - ответил Рафферти. - И потом, Поттер же увел мою пару на этот бал? Почему бы и не выставить ему счет.

Блисс удивилась, услышав эти слова. Она знала, что Рафферти был наблюдательным, но только тогда, когда дело касалось непосредственно его самого.
Нервно заправив волосы за уши, она смущённо улыбнулась. Что ей надо сказать? Или сделать? Ох, ради бога, она не разбиралась в этом. Вернее, иногда проблески того, как надо себя вести, все же появлялись. Но только в присутствии одного человека. Человека совершенно ей не подходящего.

- Эй, не накручивай себя, - тепло улыбнулся Рафферти. Теперь он выглядел едва ли не хорошо. - Приглашая её, я просто руководствовался тем, что мои нервы не будут выпотрошены к концу ночи. Кажется, в этом году все решили коллективно идти с тем, кто не вызывает у него никаких эмоций и чувств. Что-то в этом есть, правда?

И, махнув на прощание, Рафферти ушел в направлении больничного крыла.
Блисс рассеяно подумала о том, что он более наблюдательный, чем она считала. Или чем он хотел казаться, тут уж как посмотреть.
Что-то в этом есть, значит? Да вот что, ради Мерлина, что? Тратить школьные годы, делая то, к чему равнодушна, поступая так, как не хочется, общаясь с теми, к кому ничего не испытываешь? А что потом? Привычки закрепляются за человеком в бессознательном в возрасте, и к чему приведут каждого из них эти привычки? К тому, что они будут вести себя так в университетах, на работе, всю жизнь? Только чтобы доказать кому-то, доказать что-то. А зачем все эти доказательства, если они не приносят ничего, кроме внутренней пустоты? Шквал вопросов, на которых снова не было ответов.

Блисс чувствовала себя отвратительно. Голова болела всё сильнее.

***

- Ты выглядишь несчастным, - в голосе Пэнси сквозило явное удивление. - Серьёзно, это буквально написано на твоём лице. Мне нужно волноваться?

Малфой поднял голову и внимательно посмотрел на неё. Пэнси оторвалась от украшений и, поймав его взгляд в зеркале, улыбнулась.

- А ты выглядишь счастливой, - оповестил её Малфой. - Нужно поддерживать контраст, так что считай, что я стараюсь ради тебя.

Пэнси рассмеялась, снова вернувшись к украшениям. Через несколько минут она остановилась на двух серебряных сережка.

- Ну? - Пэнси встала из-за столика, покрутившись несколько раз вокруг себя. - Сносно?

Сносно - было явно не тем словом и даже Малфой, чувства которого к Пэнси были исключительно платоническими, это понимал. На Пэнси было черное платье до пят, лиф которого полностью состоял из серебряных цветов. Цветы платья уходили вниз, но где-то на середине бедра сходились на нет и рассыпались, словно птицы.
Волосы Пэнси убрала в гладкий пучок, а крупные серьги издавали странный звон в такт каждому её движению.

Не говоря ни слова, Малфой встал и вытащил серьги из её ушей, после чего легко потянул за заколку. Черные волосы Пэнси легко рассыпались по плечам.

- Вот, - ответил Малфой, залюбовавшись ей. Картинка, да и только. - Теперь сносно.

- Паршивец, - хмыкнула Пэнси, поворачиваясь к зеркалу. Пальцы у неё дрожали. - О мой бог!

Малфой едва подавил желание обернуться. На секунду ему показалось, что в комнату зашла Блисс.

- Извини, от Блисс нахваталась, - словно угадала его мысли Пэнси. - Просто, я только сейчас поняла, что согласилась пойти с Кормаком на бал. Я согласилась пойти на бал с гриффиндорцем.

- А за то время, что я не видел Абель, она успела сменить факультет? - поинтересовался Малфой.

- Да брось, - усмехнулась Пэнси. - Все знают, что помешанность Абель на чистоте крови похлеще, чем у отдельно взятого слизеринца. Что и говорить о её характере.

- А МакЛагген, значит, образец моральных и нравственных принципов?

- Еще немного, и я кину в тебя чем-нибудь тяжелым, - пригрозила Пэнси. - Ты прав, конечно. Или нет. Не делай вид, что не понимаешь! Кормак, может, и чистокровен, и характер у него далеко не сахар, но к нему все относятся с уважением. А я, - Пэнси покачала головой, отводя взгляд в сторону. - Я, или Блейз, или ты. Нас больше боятся, чем уважают, а некоторые и вовсе презирают, не скрывая этого. Вам, мальчикам, всё же приходится легче.

Малфой понимал, о чем она говорила. Девушка, какой бы гордостью факультета и умницей она не была, могла спокойно растаять, если к ней применить правильный подход. А парни, в большинстве случаев, решали свои дела без сплетен и вынесения проблемы на глаза общественности, предпочитая скрытые дуэли или куда более примитивные способы расплаты.

- Сделай то, что делала эти семь лет - не обращай внимания на мнение других, - наконец сказал Малфой.

Он знал, что для Пэнси это будет лучший совет.

- Мне пора, - бросив взгляд на настенные часы, сказала Пэнси. - Кормак уже должен меня ждать.

Малфой обнял Пэнси, но прежде, чем уйти, она обернулась и сказала:

- Глупо звучит, наверное, но сегодня одна из самых чудесных ночей в году. Еще более чудесных, чем в обычные дни. Может, стоит провести время так, как хочется? И с тем, с кем тебе хочется? Почему-то у меня такое ощущение, что всё может сбыться.

Не дожидаясь ответа, она быстро ушла.

Об этих словах не хотелось думать, не хотелось бредить душу. Пэнси было легко говорить, ведь сегодняшний день она проведёт с тем, с кем хотела. А что он? Сейчас он зайдёт за Абель, скажет что-то про платье, про то, как она хорошо выглядит. Короче, всё по этикету. Потом они проведут несколько часов на празднике, он, разумеется, два раза, не больше, пригласит её на танцы, а после они уединятся на какой-нибудь башне.
Малфоя уже тошнило от этих идеалистических картинок высшего света.
Малфой дал себе слово, что не будет выискивать взглядом Блисс с Поттером, когда окажется в Большом зале.

***

Блисс чувствовала себя глупо и неловко. Словно вместе с платьем ей дали чужую кожу, мысли и личность. Ей казалось, что её стерли и поглотили, и именно эти два слова вызывали странную пульсацию в теменной области.
Она уже думала так о себе, о поглощении личности, когда засыпала, разглядывая морских существ. Что это должно означать? Стирание и поглощение личности? Руны и кельтские символы? Ретт Шварцшильд, Фауст, Барбара, Смит? Золотая пыль и рубины, в конце концов? В какой момент она знала и забыла это? Когда это могло случиться?

- Мерлин мой, Блисс, - прошептала Падма. - Ты прекрасна.

Блисс нервно дернула уголком губ, снова бросив взгляд на своё отражение. Пожалуй, если избавиться от давящих и негативных мыслей, выглядела она и правда неплохо.

- А по мне, ты выглядишь гораздо лучше, - поделилась своим мнением Блисс, разглядывая Падму. - Ты такая... настоящая, что ли. И сари очень тебе идёт.

- Кэтрин, - тяжело вздохнув, позвала Падма. - Выйди из ванны и скажи, что Блисс выглядит чудесно.

Кэтрин выскочила сразу же, представ перед подругами в платье цвета чайной розы. Оно было тюлевым и легким, действительно чем-то напоминающим морскую пену, с затейливым золотистым плетением бисера по всей ткани.
Она забрала волосы в высокую прическу, таким образом оставив бледную кожу плеч полностью открытой. Если кто-то и выглядел чудесно, то это была Кэтрин.

- Блисс! - воскликнула Кэтрин, захлопав в ладоши. - Какая же ты красивая. Гарри будет без ума.

- А он и так, - буркнула Блисс, разглаживая платье.

Что и говорить, Розалинда знала толк в таких вещах. Платье было золотисто-медного цвета, причудливо играя оттенками в мягком свечении комнаты. Его корсет украшали мелкие камни, складываясь в изысканный узор, а низ пышной, летящей юбки уходил до самых пят.
Да, оно было красивым, но какой-то слепящей, агрессивной красотой. Что снова возвращало Блисс к мыслям о своей личности, других личностях, и прочее, прочее, прочее.

- К черту, - резко выпалила Блисс. - Платье действительно красиво. Я, получается, тоже ничего. Девушки, мы идём на бал, будем без ума от своих кавалеров проведём время так, что под конец у нас просто отвалятся ноги.

- Последнее мы оставим для совсем крайних мер, - поспешно вставила Падма. - Но, в целом, план мне нравится.

- Мне тоже, - согласилась Кэтрин. - Ладно, нам уже пора идти. Роджер дожидается меня внизу, а значит, и Энтони должен быть там.

- Она права, - согласилась Падма. - Может быть, всё же не стоило говорить Гарри, чтобы он приходил так поздно?

- У нас разные понятия о том, что поздно, - поделилась Блисс. - В моём случае «поздно», это прийти за час до окончания мероприятия. Не волнуйтесь, он придет меньше, чем через двадцать минут.

- Хорошо, что Полумна договорилась встретиться с Рафферти прямо в Большом зале, - сказала Кэтрин, вставляя в волосы несколько жемчужин. - Иначе бы он очень удивился.

- Я сама удивлена, - покачала головой Блисс. - Как она умудрилась попасть в больничное крыло за несколько часов до бала?

- Просто у Мэнди кривые руки, - хмуро ответила Падма. - Полумна уже собралась и надела серьги, а потом спустила в гостиную, чтобы доделать домашнее задание. Мэнди увидела её серьги, попросила потрогать, и, неожиданно для них обеих оказалось, что если дотронуться до камней в определенном порядке, то насекомые внутри пробуждаются.

- О мой бог, - содрогнулась Блисс. - Надеюсь, Мэнди не оторвала ей ухо? Она и на травологии ведет себя не очень адекватно, что и говорить о насекомых.

- К счастью, не оторвала, но что-то повредила, - вздохнула Кэтрин. - Надеюсь, с Полумной всё будет хорошо.

- Мадам Помфри и не с таким справлялась, для неё это будет легче, чем царапина, - утешила Падма. - Ты закончила? Лучше бы нам спуститься.

Кэтрин подбежала к Блисс и, быстро её обняв, пожелала удачи.

- Тебе тоже, - улыбнулась Блисс, помахав Падме.

Время пролетело быстро. Смирившись, Блисс надела туфли, поморщившись от ощущения высокого каблука, провела по локонам палочкой и, бросив последний взгляд в зеркало, вышла за дверь.


***

Абель была в зеленом. Конечно, он мог догадаться об этом сразу, но всё же позволил себе удивиться, увидев её в шелковом, изумрудном платье, лиф которого был чем-то похож на сердце.
Видимо, миссис Абель не смогла вовремя научить дочь, что игру нужно вести более тонко.
Или, может быть, дело было в самом Малфое, который только сейчас понял, как ему не хотелось видеть Абель или вообще, идти с ней куда-то, со всеми её знаками или их отсутствием.

- Ты хорошо выглядишь, - вежливо сказал Малфой, когда понял, что молчание затянулось.

- Ты... тоже, - смешалась Абель, явно надеясь на более бурную реакцию.

Малфой подал ей руку и поморщился, когда Абель едва ли не повисла на нём.

Они спускались по большой лестнице и знали, что взгляды прикованы к ним. Малфой был уверен, сейчас всем было плевать, кто он, каков его характер - сейчас они представляли собой красивую и в чем-то даже гармоничную пару.
«Гармоничную». Какое нелепое, смехотворное слово, абсолютно не вяжущееся с ним или его отношениями с Абель.

- Малфой, смотри, какая красота! - восхищенно воскликнула Абель.

Красота? Малфой внимательно оглядел Большой зал. Серебристые сосульки и ледяные глыбы на потолках, стены, покрытые тонким слоем льда и узорами инея, огромное, пустое сверкающее пространство в целом. Малфой не чувствовал красоты, но, если быть честным, он не чувствовал ничего по отношению к этому вечеру. С каждым новым шагом или словом Абель он изнывал от смертельной скуки и желания поскорее убраться отсюда.

- Принести тебе пунша? - спросил Малфой, надеясь, что она не увяжется за ним.

- Нет, мне не хочется пить, - улыбнулась Абель. - Слышишь? Какая чудесная музыка! Может быть...

Абель замялась, видимо, вспомнив об этикете. Малфой только вздохнул и в который раз подумал о том, что безумно хочет окончания этой ночи.

- Я принесу нам пунша, подожди меня здесь, - всё же не выдержал он и, оставив растерянную Абель посреди зала, быстрым шагом направился к столу с напитками.

Малфой приказал себя успокоиться. Да, он ненавидел этот вечер, да, ему до оскомины надоела Абель с её недомолвками, расчетливыми прикосновениями и улыбками по расписанию.
Но сейчас он нальёт им пунша, а после постарается, нет, не хорошо провести время, об этом уже не шло и речи - просто постарается отключиться от происходящего. Так всё должно пройти гораздо быстрее.

Он уже собирался вернуться к Абель, когда заметил золотой всполох в дверях зала. Заметил - и остолбенел.

Малфой и раньше видел, чувствовал, насколько в Блисс много теплоты. И сейчас он чувствовал себя романтичным глупцом, ведь ему казалось, что весь внутренний свет Блисс каким-то неведомым образом трансформировался в нечто физическое и окружил её, затопил. Она выглядела прекрасно, она была как эфемерное видение, и он не мог понять, почему нервозность не могла уйти из её движений, отхлынуть от лица. Поттер, видимо, действительно страдал крайним отсутствием зрения, которому были неспособны помочь даже очки. Малфой с каким-то внутренним противоречием к себе думал о том, что сделал бы всё, лишь бы Блисс не чувствовала нервозности и дискомфорта.
Он не знал, как долго смотрел на Блисс, но в какой-то момент понял, что и она смотрит на него. Когда она поймала его взгляд, то улыбнулась и помахала ему.
Малфой обернулся. Ему было плевать, что это явный признак неуверенности себе, но не убедиться он не мог. А когда снова повернулся к Блисс, она улыбнулась и покачала головой, снова подняв руку.
Малфой хотел бы сказать, что не знал, что на него нашло, когда повторил её жест. От чего же, знал уже давно. Блисс Бромлей заставляла действовать его глупо и иррационально. И, к черту, ему было плевать.

- Может быть, оставим эту затею с пуншем?

Боковым зрением Малфой увидел Абель, которая подошла к нему и взяла под руку. Захотелось поморщится. Или взыть. Работая над зельем, Блисс сказала, что еще немного общения с ним, и она взвоет. Сейчас он её, увы, понимал.

Он посмотрел на Абель и неприятно похолодел. Сейчас она смотрела на ту, от кого он не мог оторвать взгляда вот уже несколько минут.

- Бромлей, верно? - ласковым голосом осведомилась Абель. - Та странная девочка, которая не избегает Рафферти, не смотря на его репутацию? Это правда, что её родители живут на два мира? Как жаль, что деньги в наше время решают всё, и их ещё не изгнали из нашего общества. Принципы чистоты крови всегда должны стоять выше всего.

- Не хочешь потанцевать? - спросил Малфой, услышав, что музыка стала плавной и медленной.

- С удовольствием, - просияла Абель, полагая, что её слова дошли до Малфоя.

Всё, что угодно, лишь бы она замолчала.

***

Блисс поняла, что подходит к Большому залу, когда на стенах коридоров начало проявляться всё больше льда и инея. Когда они с Гарри подошли к парадной лестнице, перила которой украшали сосульки, а ступени казались покрыты белым ковром из-за множества снежинок, Блисс содрогнулась.

- Это знак, - прошептала она.

- Где? - не понял Гарри, озираясь по сторонам.

Блисс закатила глаза. Всё же, чем-то Гарри был поразительно похож на неё.

- Я имела в виду, знак свыше, или что-то в это роде, - пояснила она. - Смотри, за перила не схватишься, на ступенях безумно много снега, и, может быть, под ним ещё и лёд находится. Ты то, может, и спустишься, ничего себе не повредив, а я, оказавшись на второй ступеньке, открою глаза в больничном крыле. Оно нам надо?

Гарри изумлённо посмотрел на неё, а потом, взяв её руку, положил на одно из перил. Оно оказалось теплым, а лед не ощущался под пальцами вовсе.

- Магия, - невозмутимо напомнил он. - Такая штука, которая практикуется в этой школе с начала времен.

- Никогде, - пробормотала Блисс и, взяв под руку Гарри, начала спускаться с лестницы. Каблуки немного вязли в имитации снега, сметая на нет все попытки упасть.

- О чем ты?

- Никогде, - задумчиво повторила Блисс. - Нигде и никогда. Забавное сочетании двух слов, только и всего.
«Не думаю, что существую. Где-то или когда-то».

Блисс вздрогнула, но, благо, к тому моменту они остановились у дверей Большого зала. Блисс не сдержала улыбки, разглядывая его кристаллические стены, сосульки на потолках, образующие арки. Сверху падал снег и странноватые светящиеся шарики, которые разносились по воздуху, а после, пульсируя несколько секунд, рассыпались снопом искр, сразу же исчезая.

- Ощущение, словно я снова в Шармбатоне, - поделилась Блисс. - Мадам Максим тоже любила украшать льдом наш бальный зал.

Гарри что-то ответил ей, но она уже не слушала его. Каким-то странным образом Блисс сразу поняла, что увидит Малфоя, но готова к этому не была.
Здесь, среди мнимой прохлады и серебра, он странным образом волновал её ещё больше, если такое было возможно. В последние дни она себя теряла, когда видела его, и, казалось, дальше просто некуда. Как оказалось, предела не существовало.

На нём не было пиджака. Чёрные брюки, белая рубашка с закатанными рукавами, галстук-бабочка, почему-то криво посаженная. Черты лица казались ещё резче, а светлые глаза были настолько прозрачными, что Блисс не составляло труда видеть их на расстоянии.
Неожиданно для себя она помахала ему, а когда он обернулся, почувствовала, что сердце сделало странный кульбит. Когда он снова посмотрел на неё, Блисс всё же не сдержала улыбки. Ей было смешно и радостно, поэтому она снова подняла руку, а когда Малфой помахал ей в ответ, невольно распахнула глаза.
А в следующее мгновение к нему подошла девушка, имя которой Блисс не хотела вспоминать, посмотрела туда же, куда смотрел Малфой, и смерила Блисс снисходительным, предупреждающим взглядом.
Конечно же, она увела его танцевать. Нетрудно было догадаться, почему Малфой увлекся этой красивой, хрупкой девушкой.

- Если вы закончили, я могу пригласить тебя на танец? - спросил Гарри.

В глазах у него было лишь беспокойство и какая-то злость.

- Да, - заторможено кивнула Блисс. - Конечно, давай потанцуем.

Музыка была нежной и мелодичной, а оттого танец был менее неловким, чем Блисс могла себе представить. Видимо, правила здесь были не строги, и вальс не являлся обязательной частью программы, и потому они просто медленно кружились, стараясь не сильно вмешиваться в личное пространство друг друга.

В какой-то момент Гарри придвинулся к ней значительно ближе, и теперь они стояли друг к другу практически вплотную.

- Ты что делаешь? - опешила Блисс.

- Я говорил, что ты очень хорошо выглядишь?

Блисс еле удержалась от того, чтобы снова не закатить глаза. Да, сначала ей польстила реакция Гарри, увидевшись её в первый момент. Потом, правда, он успел повторить ей, как она хорошо выглядит, ещё три раза, пока они шли на праздник. И, Блисс не была уверена, к сожалению или к счастью, делал он это как-то автоматически и механически, даже не смотря на неё.

- Гарри, мы с тобой бываем идиотами, но сейчас явно не тот случай, - подняла она бровь. - Что, черт тебя дери, ты делаешь?

Гарри сразу как-то сник, поведя головой куда-то вправо. Посмотрев туда, Блисс едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Рафферти танцевал с Полумной, и им, судя по всему, было весело и легко вместе. Их танец походил на вальс, правда, более упрощенный. Полумна говорили с серьезным выражением лица, Рафферти смеялся и складывалось впечатление, что внимания на то, что происходит вокруг, они не обращали.

Внезапно Полумна слегка повела головой и подняла глаза. А когда увидела Блисс, на её щеках вспыхнули два бледно-розовых пятна, и она поспешила отвернуться.

Поблизости танцевали Кормак и Пэнси. Здесь обе стороны действительно были в каком-то своем, понятным лишь им одним мире.


- Хоть кому-то хорошо на этом празднике несчастных, - наконец сказала Блисс.


Где-то в середине зала танцевали Малфой и его подруга. Блисс почувствовала какую-то извращенную радость, когда поняла, что Малфой фиксирует каждое движение своей партнерши, не давая сделать той лишнего движения или шага.

Невольно она задалась вопрос, а с чего она взяла, что и с ней он не стал бы поступать так же? Блисс усмехнулась. Всё было донельзя просто - она бы выцарапала ему глаза, попытайся он командовать.
Они были настолько упрямы и настолько любили контролировать свои жизни, что даже не представляли о том, что смогут встретить кого-то настолько похожего, но вместе с тем настолько отличающегося.

- К черту, - резко сказала Блисс, схватив Гарри за руку. - Пошли.

Они вышли в какой-то ближайший коридор и Блисс, пройдя несколько метров до лестницы и низкого, полукруглого окна, остановилась, повернувшись к Гарри.
Звуки музыки едва доносились до этого места, рядом были главные ворота, ведущие на свежий воздух, к звездам и ветру, а оттого она чувствовала себя гораздо спокойнее.

- Вот что, - Блисс заправила волосы за уши, а после сразу поняла, что нервозность вовсе не ушла. - Иди и пригласи Полумну на танец. А после скажи, не знаю, скажи что-нибудь, чтобы не выставить себя идиотом, и чтобы завтра сплетницы Хогвартса не замолкали о том, что у Гарри Поттера появилась девушка.

Гарри молча смотрел на Блисс, и на минуту она увидела нечто затравленное в его глазах.

- Прекрати, - устало вымолвила она. - Ты каждый день думаешь, что скажешь ей обо всём после того, как всё закончится. Или, что гораздо вероятнее, ты думаешь сказать ей обо всём завтра, потому что хочешь жить сейчас. Знаешь, в чем состоит главная проблема? Завтра, милый, не наступит никогда. Ты просыпаешься каждое утро - и снова сегодня. Понял меня?

Гарри смотрел на неё ещё несколько минут, после чего на его лице появилась всепоглощающая решимость. Она нашла нужные слова.

- Ты останешься здесь? - спросил Гарри, уже стоявший рядом с проходом.

- Да, - кивнула Блисс. - Я устала, а тут спокойно. Не переживай, скоро я пойду спать.

- Спасибо тебе, - наконец сказал Гарри и, помявшись, добавил. - Если ты испытываешь симпатию к кому-то, а этот человек не отвечает тебе взаимностью, то он идиот. Ещё больший идиот, чем кажется на самом деле. А ещё очень несчастен.

Казалось, Гарри больше не мог спокойно стоять. Он быстро ушёл, оставив Блисс одну.

***

Рафферти лишь удивленно усмехнулся и спокойно уступил танец, когда к ним подбежал нервный, взбудораженный Поттер. Малфой, несколько минут назад лицезревший, как Блисс уводит его куда-то, почувствовал какое-то звериное облегчение. Вот, значит, в чём дело? Поттер, оказывается, вздыхал на странноватую Лавгуд, но никак не мог решиться сделать первый шаг. Какой же идиот.
Малфой невольно оступился, отчего Абель едва не упала на него, а оказавшись так близко, явно не думала больше отступать. Он отстранил её от себя, тем самым поставив точку в их танце.
Идиот. И правда же, идиот. Только вот не Поттер, а он сам. Что ещё должно произойти, чтобы он позволил Блисс убежать от него, убежать с кем-то другим? Малфой знал одно - он не простит себе, если не попытается. Малфой не знал, что сделал такого, из-за чего в его жизни появилась Блисс, но упускать её, если был хоть какой-то шанс, был бы безумно глупой вещью. Было плевать на глупые принципы и рамки, плевать на всё. Где-то в коридорах Хогвартса его ждал разговор с девушкой, которая за несколько месяцев открыла в нём чувств больше, чем кто бы то ни было.

- Думаю, наш вечер на этом заканчивается, - спокойно сказал Малфой, отстраняя от себя Абель.

- В чём дело? - встревоженно спросила она. - У тебя разболелась голова? Может, дело в музыке, она стала какой-то странной. Давай уйдём отсюда?

Малфой не сдержал страдальческого вздоха. Жаль, с Блисс не могло всё быть так же просто. Но может, в этом и было дело? Блисс была Блисс, и именно поэтому она нравилась ему настолько сильно.


- Нет, Абель, мы не уйдём отсюда, - терпеливо сказал Малфой. - С тобой мы вообще никуда не уйдем, а вот ты сама, по отдельности или с кем-то, пожалуйста.

Оставив опешившую Абель одну, Малфой нетерпеливо подошёл к Поттеру. Да, ему придется оторваться на несколько минут от своей новоиспеченной подружки.

- На пару слов, - отрывисто сказал Малфой.

Полумна удивленно посмотрела на него поверх плеча Поттера.

- Как видишь, я занят, - ответил Гарри холодным, злым тоном.

- Как видишь, мне на это наплевать, - скучающе оповестил Малфой. - Ты поговоришь со мной немедленно, или мне придется вас расцепить. Не думаю, что сейчас лучшее время для потасовки.

Во взгляде Поттера отчетливо читались злость и презрение, но всё же, разум взял верх.

Они не стали выходить из Большого зала, Поттер нашел небольшое пространство, где практически не было народа и из которого можно было скорее подойти к Лавгуд.
Малфой едва сдержал усмешку. Всё же, все люди, испытывающие к кому-то нечто сильное, поразительно одинаковы в некоторых вещах.

- Я не скажу тебе, где она, - сразу же ощетинился Поттер. - Оставь её в покое.

- Правда? - переспросил Малфой. - А я думаю, что скажешь. Я то обязательно встречу Блисс, и уверен, что сделаю это сегодня. Пойду к гостиной Когтеврана и в итоге дождусь её, но перед этим, Поттер, я основательно испорчу тебе вечер. А заодно, пожалуй, и разобью нос, чтобы ты не лез в личное пространство к людям, которые явно этого не хотят.

Поттер расхохотался так, что некоторые вздрогнули и обернулись.

- Так вот, значит, как ты собираешься решать все проблемы? Сломанными носами, - Поттер, видимо, усмехнулся чему-то своему. - Она в нише под лестницей, рядом с парадными дверьми Хогвартса. Не уверен, что она всё еще там, но большего мне не известно.

Прищурившись, Поттер добавил холодным, расчетливым тоном:

- Если обидишь её, то сломанный нос станет меньшей из твоих проблем.

Он не стал дожидаться ответа, а через несколько секунд снова кружил Лавгуд в нелепом подобии танца.

Малфой усмехнулся. Сейчас он действительно думал, что сам сломает себе что-нибудь, если Блисс обидят. Он или кто-либо ещё.

***

Звезды на небе казались бледными и неживыми, но Блисс было всё равно. Она скинула неудобные туфли и, поджав под себя ноги, смотрела на каменный фонтан, вода которого была еле видна сквозь ночь. Хогвартс был укутан белоснежными сугробами, падал снег и Блисс было вовсе не жаль, что она ушла с праздника, на котором не провела и двух часов. Зачем? Она чувствовала себя неправильно, там, в своём золотистом платье, напоминающем цвета лета, с Гарри, который тянулся к девушке с лунными глазами. Теперь ей казалось, что всё было верно. Она снова одна и какая разница, что впервые в жизни она не слишком радовалась этому, ведь был человек, кто-то, с кем она была бы не прочь сидеть здесь, смотря на ночь и снег.
Только вот и этот человек был сейчас на празднике, кружа в танце другую.

- Я так и знала, что найду тебя здесь.

Блисс вздрогнула, недоуменно посмотрев на подошедшую девушку. Блисс не слышала её шагов, да и вообще, кому бы понадобилось искать её?
А когда поняла, кто это, удивилась. Девушка, которую пригласил Малфой. Что за вздор? Зачем ей понадобилось приходить сюда?

- Эбби Абель, если ты не знала.

Блисс не знала Эбби и не могла понять, почему она смотрит на неё с такой неприязнью и отвращением.

- И как же ты поняла, что я буду здесь? - только и смогла спросить Блисс.

- Единственное место вблизи Большого зала, в котором можно неплохо уединиться, - неприятно усмехнулась Эбби. - Но, видимо, уединение с тобой не приносит такой уж большой радости.

- Не приносит радости налог на доход и непонимание, - вздохнула Блисс. - А я, уж прости, сейчас как раз чувствую второе. Что тебе нужно?

- Ты действительно не понимаешь? - Эбби зашипела так, что Блисс невольно пришлось посмотреть ей в лицо. - Не притворяйся невинной овечкой, со мной такое не пройдет.

Блисс поморщилась. Шипение Эбби действовало на нервы и ей безумно хотелось остаться одной.

- Сделай одолжение нам обеим, объясни то, ради чего ты сюда явилась.

- Малфой, - зло выплюнула Эбби. - Ты действительно думаешь, что никто не понимает, почему он едва не убил Нотта? Конечно, он ведь запугал маленькую мисс Бромлей, которая не может постоять за себя.

Эбби отдышалась, после чего, совладав с голосом и ласково улыбнувшись, продолжила:

- Ты действительно думаешь, что у тебя что-то получится с Малфоем? Очнись. Ему нужна девушка, которая не придаст чистоту крови, не опозорит его перед высшим светом, не будет общаться с отбросами. То, что ты надела симпатичное платье, ничего не меняет. Посмотри на себя! - взвизгнула Эбби так, что Блисс поморщилась. - Странный нос, живешь в мире магглов, когда вздумается. Как ты вообще могла подумать, что можешь понравиться ему?

Блисс, в который раз за вечер, тяжело вздохнула. Её отец явно перехвалил дружелюбие учеников Хогвартса. Столько мнений о носе ей слышать ещё не доводилось.

- Ты не могла бы оставить меня одну? - наконец сказала Блисс. - Я слишком устала для того, чтобы ссориться.

- Ты... - Эбби явно не знала, что сказать. - Лучше бы тебе не подходить к нему.

- Однако, - послышался холодный голос рядом с Эбби. - Насколько же ей ещё не подходить ко мне? Боюсь, что этого я допустить не смогу.

Блисс, быстро скользнув в туфли, вскочила.

- Нет, меня это порядком достало, - раздраженно сказала она. - Сделайте одолжение, устраивайте свои драмы подальше от меня.

Она уже почти прошла мимо Малфоя, но он мягко взял её за руку, повернув к себе. Блисс почувствовала, что ей иррационально не хватает дыхания. Малфой никогда не смотрел вот так, мягко и растерянно. Она точно знала, что он не смотрел так ни на кого вообще, а оттого не могла справиться с головокружением.

- Ты слышала, что я сказал? - осторожно спросил он.

- Да, слышала, - устало ответила Блисс. - Но что толку? Из этого...

- Абель, - Малфой повернулся к Эбби, всё ещё держа Блисс за руку. - Лучше бы тебе не попадаться мне на глаза. Сходи к Астории и спроси, чем чреваты определенные слова, сказанные определенным людям.

- Ты хотел сказать, подойти к Пэнси, - Эбби задрала подбородок, но голос её дрожал.

- Нет, я сказал именно то, что хотел сказать, - прищурился Малфой. - Немедленно убирайся отсюда, Абель, иначе я не сдержусь, и ты повторишь участь Нотта.

- Ударишь девушку? - побелевшими губами спросила Эбби, осторожно пятясь к проходу.

- Иногда ты ведешь себя похуже любой магглы, - вздохнул Малфой. - Я бы никогда не поднял на тебя руку. Но в моём арсенале есть пара интересных заклинаний.

Наверное, если бы Эбби не силилась так показать мнимое спокойствие, она бы побежала.

- Ну вот, - вздохнула Блисс. - Напугал и расстроил девушку. И ради чего?

- Она больше никогда к тебе не подойдет, - сказал Малфой, рассеяно поглаживая предплечье Блисс. - Думаю, что никто больше к тебе не подойдет.

- Да ты просто ходячие пособие социальной психологии, - иронично ответила Блисс.

- Ты поняла меня, - в тоне Малфоя начало проскальзывать знакомое раздражение.

Блисс не знала, что чувствовать. Это снова происходило. Они раздражали друг друга, дай боже. Но Малфой всё ещё успокаивающе гладил её, словно не отдавал себя отчета в том, что делает.

- Малфой, ну как же ты не понимаешь, - внезапно Блисс вцепилась в его предплечья, сбившись на быстрый, рваный шепот. - Это же... противоестественно. Я не позволю унижать себя или причинять страдания. У меня и так проблем полно, а здесь ещё и ты, со своими прикосновениями, серыми глазами и прочим, от чего я ничего не могу понять. Ты понимаешь, как всё это неправильно?

Блисс не знала, в какой момент Малфой начал гладить её волосы, целовать, куда придется; в висок, щеки, брови, лоб; не знала, почему держится за его плечи, когда в голове было столько причин, почему им нельзя, нельзя.
А были ли эти причины? В конце концов, в веренице своих проблем, она совсем забыла, что на каждое оскорбление Малфоя отвечала в двойной мере. Для неё, в сущности, большинство слов ничего не значили, и она пропускала их мимо ушей, а какого было ему, человеку, который не позволял сказать о себе лишнего слова? Человеку, которому она, не задумываясь, говорила столько неприятных и правдивых вещей?

- Ты меня тоже раздражаешь, - сказал Малфой, продолжая беспорядочно целовать её лицо. - Твои привычки говорить всё, что вздумается, твои объятия с Рафферти и МакЛаггеном, твоя дружелюбность к Поттеру. Но я стоял там, смотрел и не мог представить, что будет, если я хотя бы не попробую. Я не видел того варианта, где я не предпринял хотя бы одну попытку.

На мгновение он прижался к её губам, а когда отстранился, Блисс едва не взвыла.

- Не обижайся, но ты не права. Это - самая правильная вещь, которая только может быть. Ты - самое правильное, что когда-либо случалось в моей жизни. Да, есть миллионы причин, по которым нам нельзя быть вместе, но я устал думать о них. Пора когда-нибудь сделать выбор.

И в тот момент, когда Малфой поцеловал её так, что захватило дух, Блисс, впервые, была с ним целиком и полностью согласна.

Как сумасшедший


Они вернулись в Большой зал, когда смогли оторваться друг от друга. Хорошо, Блисс умела трезво смотреть на вещи - Малфой отстранил её от себя и, смеясь,
сказал, что если они продолжат в том же духе, то будут похожи на те парочки, которые словно хотят съесть друг друга. Но, видимо, разум покинул и его тоже,
потому что в разрез своим словам, он снова притянул её к себе, тем самым «приклеив» ещё на добрые пятнадцать минут.

- Нам нужно возвращаться на праздник, - сказал Малфой.

Блисс к тому моменту уткнулась ему в шею, вдыхая аромата какого-то ненавязчивого, невероятного одеколона, с твердым желанием простоять так еще немного. Часа три или четыре, например.

- Зачем?

- Потому, что все видели тебя сегодня с Поттером, хотя он и не имел права подходить к тебе настолько близко. Потому, что ты красива, хотя по каким-то
причинам, которые мне понять не дано, всячески отрицаешь это. Потому, что ты сама хочешь вернуться на праздник.

С каждой новой фразой Блисс всё больше удивлялась. Как так получилось, что он знает её настолько хорошо? Впрочем, в одном Малфой был не совсем прав. Ей
хотелось вернуться на праздник как раз потому, что она чувствовала себя красивой.

- Уговорил, - легкомысленно ответила Блисс, счастливо улыбаясь. - И ты не совсем прав. Я чувствовала себя скорее неуютно, чем некрасивой. К тому же, у нас в комнате есть чудесное зеркало, если ты не знал.

- О чем я всегда знал, так это о твоей врожденной скромности, - покачал головой Малфой, дотрагиваясь до запястья Блисс, когда она взяла его под руку.

Оказавшись рядом с дверьми Большого зала, Малфой, прежде чем показаться в проеме, притянул к себе Блисс и снова поцеловал. Она ответила незамедлительно - её руки сразу вспорхнули ему на шею, и, крепко его обняв, Блисс ответила на поцелуй.

- Так, - сказала Блисс, пытаясь восстановить дыхание. - Парочки, которые выглядят так, словно хотят съесть друг друга. Помнишь? Не будем им уподобляться!

- Конечно, - заторможено кивнул Малфой, снова попытавшись притянуть Блисс к себе.

- Малфой! - возмущенно шепнула Блисс. - Я серьёзно настолько, насколько мне позволяют эндорфины. Нас могут увидеть, в конце концов.

Увы, Блисс не подумала, что эти слова станут для Малфоя изумительным дополнением к остальным вещам.

- И почему мне кажется, что в таком состоянии ты будешь готов переписать на меня половину своего наследства, - тяжело вздохнула Блисс.

- На самом деле, я могу отказаться и от всего, если тебе так хочется, - в глазах Малфоя плясали черти и Блисс фыркнула.

- Правильная тактика - если хочешь со мной хорошо поговорить, предложи мне денег.

- Бромлей!

- Малфой!

Они рассмеялись, и Блисс почувствовала, как привычно екнуло где-то рядом с сердцем. Или это и было сердце? Боги, она не представляла, что с ней творится, и почему так щемяще, невероятно легко.

- Могу я пригласить тебя на танец? - спросил Малфой, протягивая ей руку.

- Можешь дать мне время на раздумья?

Малфой удивленно посмотрел на неё и, покачав головой, взял за руку и повел в Большой зал.

- С кем я связался? - задал риторический вопрос Малфой, выводя Блисс в небольшое пространство, где было меньше всего народу.

Конечно же, это помогло мало. На них всё равно смотрели, причем смотрели с удивлением огромным. Блисс осторожно посмотрела на Кэтрин, но у той на лице, напротив, не было удивления вовсе. Она смотрела на них с какой-то ласковой, присущей только ей, улыбкой.
Блисс отстранено подумала о том, что легенда о любовнике, на несколько десятков лет старше неё, нуждается в значительной доработке.

Полумна с Гарри, казалось, не замечали ничего вокруг, но Блисс всё же смогла словить его взгляд. Он улыбнулся какой-то кривоватой улыбкой, после чего сразу
же отвернулся. Блисс такое расположение вещей не смутило. Она знала, как Гарри относится к Малфою.

А вот Кормаку, казалось, только что сломали фундаментальные устои мира. Он смотрел на них с таким шоком, что Блисс сразу поняла - он ни о чем не догадывался от слова совсем.
Не выдержав, Блисс прыснула. Кормак едва ли не вращал глазами, смотря на них. Однако его почти сразу начала успокаивать Пэнси и Блисс мысленно поблагодарила её - пусть хоть немного, но она его подготовит к объяснениям.

- У Рафферти что-то с лицом, - прошептал Малфой на ухо Блисс.

- У Рафферти всегда что-то с лицом, - пожала она плечами. - Чаще всего, это и есть его лицо.

Со своего ракурса она не видела Рафферти, но что-то ей подсказывало, что объясняться придется не с одним Кормаком. У Блисс засосало под ложечкой. С Кормаком, конечно, всё утрясется, а вот что будет с Рафферти? Блисс знала, что с Рафферти всё не так просто. С Рафферти вообще никогда не бывает просто,подумала Блисс со смесью отчаяния и нежности.

- Не волнуйся, - тихо сказал Малфой, внимательно смотря. - Если что, я возьму удар на себя.

- Боюсь, что если я не поговорю с ним первая, удар будет в буквальном смысле, - пробормотала Блисс. - Но не сегодня. Завтра, перед поездом.

- А почему не в поезде?

- Потому что в поезде я собираюсь провести время только с тобой, - улыбнулась Блисс. - Поезда - это хорошо.

«- Мы могли бы распасться, так было бы гораздо быстрее.
- Оставь. Поезда - это хорошо».

Блисс вздрогнула, мотнув головой. Сейчас она создавала новые, чудесные воспоминания, а старое и неизвестное, что же, пусть подождет до завтра.

- Я надеялся, что ты так ответишь, - признался Малфой.

Блисс выдохнула. Как хорошо, что он не заметил.

Музыка уже сменилось третий раз, впрочем, благоволя им, не сменяя своего медленного, плавного ритма. В какой-то момент Блисс снова посмотрела на бабочку, завязанную как-то уж криво.

- Я ненавижу завязывать бабочки, - ответил Малфой на её невысказанную мысль.

- Ты просто не умеешь, - улыбнулась Блисс, и распустила галстук, после чего перевязала его, аккуратно расправив.

Малфой посмотрел на идеально завязанную бабочку, снова улыбаясь Блисс.

- Где ты этому научилась?

- Мой папа тоже считает, что ненавидит завязывать бабочки, а мама всегда собирается слишком долго, чтобы обращать внимание на его костюм, - пояснила Блисс.

Малфой смотрел на неё таким взглядом, что сердце Блисс каждую секунду забывало, что надо биться. Это было странно. Это было чудесно.

- О нет, - поморщился Малфой, смотря куда-то над головой Блисс.

- Что случилось? - встревожилась она.

- Кингзман, - прищурился Малфой. - Смотрит так, будто ты не бабочку мне поправила, а взяла микрофон и оскорбила прямо со сцены.

- Жди слухов к завтрашнему дню, - Блисс рассеяно погладила его по шее.

- Впервые жду их с нетерпением, - серьёзно ответил Малфой.

Блисс внимательно посмотрела на Малфоя, и всё же рассмеялась.

- Видишь? Ты можешь быть нормальным человеком. И зачем ты прячешь это, не понимаю.

- Не прячу, - возразил Малфой. - Просто...

Он замолчал, посмотрев в сторону. Блисс поняла, что он хотел сказать.

«Такой я только с тобой».

Как же это было глупо, как-то именно по школьному, с юношеским максимализмом и верой, что людям нельзя доверять. Но насколько же Блисс было всё равно. Она просто чувствовала себя счастливой.

Постепенно праздник сходился на нет. Одинокие девушки и парни уходили в комнаты, готовиться ко сну, а парочки прощались на лестницах или рядом с дверьми Большого зала, чтобы присоединиться к первым.

Совсем скоро Блисс поняла, что не видит никого из своих знакомых или друзей. Даже Рафферти, который, казалось, не отрывал от них взгляда, тоже ушел.

- Я не хочу тебя отпускать, - спокойно оповестил её Малфой. - И не собираюсь. Пойдём.

- Куда ты меня ведешь? - не выдержав, спросила Блисс.

Они уже минули несколько этажей, но Малфой всё не останавливался, крепко держа Блисс за руку.

- Будем считать, что это сюрприз.

- С учетом того, что мы начали встречаться, и ты не мог отлепиться от меня, слово сюрприз звучит как угроза.

Малфой иронично посмотрел на неё.

- Ты в курсе, что твой язык невозможен?

- Уверена, что ты знаешь об этом, как никто другой.

Малфой лишь пораженно покачал головой, а Блисс попыталась скрыть улыбку. Никогда она ещё не флиртовала так смело, на грани какой-то непристойности. Но и это чувство ей тоже нравилось, нравилось невероятно.

Оказалось, что всё это время они шли на Астрономическую башню. Теперь Блисс поняла, почему Малфой привёл её именно сюда - зрелище было за гранью реальности.
Крупными хлопьями падал снег, а небо казалось бескрайним и низким, таким, будто до него можно дотянуться. Внизу темнели ели, белые просторы уходящих земель
словно светились в темноте, а Черное озеро казалось одной большой, зияющей пропастью. Это было жутко, это было прекрасно. Блисс казалось, что именно здесь произошло всё, начало Хогвартса, Англии, мира, начала начал.

- Нет, это не так, - сказала Блисс, глядя невидящим взором вдаль.

- О чем ты?

- Всё началось с того, что его невозможно поймать.

Блисс отшатнулась от перил огромного балкона и сразу посмотрела на Малфоя. Он смотрел на неё с какой-то нежностью и пониманием. Он понимал, что с ней происходит, понял и тогда, во время танца.

- Ты не контролируешь это, - сказал Малфой, обнимая Блисс. - Не надо накручивать себя.

- Но я хочу, - Блисс обвила его шею руками, парадоксально чувствуя, что находится в безопасности. - Почему это происходит со мной? Почему я вспоминаю фразы и голоса, которых никогда не было в моей жизни? Почему я вижу места, в которых никогда не была? Почему я уверена, что всё началось с диаграммы Герцшпрунга-Расселла и того, что его невозможно поймать?

Блисс отшатнулась от Малфоя.

- Видишь? - дрожащим голосом спросила она. - Откуда всё это? Причем здесь диаграмма Герцшпрунга-Расселла?

- И то, что его невозможно поймать, - эхом откликнулся Малфой.

Наверное, странная была картина. Она в золотом платье и он без пиджака, на башне, огромном балконе, с падающем с небес снегом.

Блисс поняла, что её колотит вовсе не от воспоминаний, а от банального холода. Почему-то от этого было легче.

- Пошли, - наконец сказал Малфой, беря её за руку. - Мы разберемся во всём. Я тебе обещаю.

Странно, но она поняла, что верит ему. Может быть, они и правда разберутся.

Блисс, скинув туфли, легла на кровать, и только тогда почувствовала, насколько устала. Она и забыла, каким выматывающим был этот день.

- Как же тебе повезло, - поделилась она. - Иногда так хочется побыть одной, остаться не целый день в обнимку с кроватью.

Малфой усмехнулся, присаживаясь рядом.

- Или привести к себе симпатичную девушку, чтобы она сделала из твоей комнаты личную лабораторию, смотрела на морских гадов и спала, когда ей вздумается.

- Придурок, - вынесла вердикт Блисс.

Малфой лег рядом с ней, обняв её за плечи. Блисс чувстовала, что он смотрит на неё.

- Что?

- Ничего, - ответил Малфой. - Просто никогда не думал, что я буду счастлив благодаря этому.

А думал ли ты вообще, что будешь счастлив, отстраненно подумала Блисс. Нет, наверное. Малфой никогда не выглядел как счастливый человек и оттого ей был страшно и хорошо от того, что сегодня он как раз и был таким. Счастливым человеком.

Шум волн действовал умиротворяющие, а потому Блисс, счастливая и вымотанная, заснула крепким сном без сновидений.

- Просыпайся, ну же.

Блисс осторожно тормошили за плечо и она невольно подскочила, озираясь по сторонам.

- О мой бог, неужели опять? Который час?

- Десять.

Блисс едва ли не застонала. Остался всего час до отправки поезда, а ей нужно было принять душ, переодеться, обсудить свой план с Кэтрин и поговорить с
Рафферти.

- Есть идеи, как ты всё успеешь? - поинтересовался Малфой, весело смотря на Блисс.

Блисс невольно улыбнулась. Нет, она вовсе не думала, что вчерашнее было сном или плодом воображения, просто сейчас, в утренние часы, это казалось более реальным.

- Знаю, - ответила она, вскочив с кровати. - У вас с Пэнси общая ванная?

- Да, - кивнул Малфой. - Картина, что висит рядом с комнатой Пэнси, ведёт в ванную. Пароль «Лавандовое поле».

Через несколько минут до Малфоя только дошел смысл действий Блисс.

- Почему ты роешься в моём шкафу? - немного опешившим тоном спросил он.

- Считай, что я показываю тебе мастер-класс, как успеть сделать невозможное количество вещей за час, - отмахнулась Блисс, доставая темные брюки и рубашку. - Скоро вернусь.

Кажется, никогда в жизни Блисс не проводила такое малое количество времени в душе. Брюки сели идеально, лишь немного болтаясь на талии, но суживающие заклинание справилось и с этим. А вот с рубашкой были явные проблемы: рукава сильно болтались, а вот грудь она обтягивала так, что была едва ли не больно.
Заклинанием расширения Блисс пользовалась неважно, а потому пожав плечами, она, перекинув платье через руку, вернулась в комнату Малфоя без рубашки.

Да, это определенно стоило того. Малфой молчал пять минут, пока она перебирала его шкаф в поисках чего-нибудь подходящего. Это был рекорд.

- Я безумно рад, что ты сразу смела все рамки в наших отношениях, - наконец поделился он, прожигая взглядом спину Блисс.

- Малфой, я тебя умоляю, - вздохнула Блисс. - На мне лифчик и брюки, это допустимый минимум одежды. Ты что, никогда девушек в купальниках не видел?

Малфой признал, что да, видел. Но, видимо, это никак не меняло того, что продолжал пялиться на Блисс, когда она повернулась к нему лицом.

- Мои глаза чуть выше, - невозмутимо напомнила Блисс. - Где ты хранишь свитера, понять не могу?

- В ящиках, - Малфой дернул головой, и Блисс сразу же побежала к комоду. Конечно же, она предсказуемо запнулась, и едва ли не свалилась на пол. Конечно же,
Малфой успел подхватив её в последний момент.

- Откуда у тебя столько везения? - насмешливо спросил Малфой.

- Наверное, всё досталось тебе, - прищурилась Блисс. - Потому что, знаешь ли, не к каждому парню девушка прижимается без свитера, когда с их отношений даже
сутки не прошли.

- В твоих словах есть резон, - серьёзно кивнул Малфой, но поцеловать её не успел.

- Малфой, тебя там Пэнси... - в комнату ворвалась Бланш Кингзман, но, увидев картину маслом, зажала себе рот. - Я хотела сказать, что Пэнси просила зайти к

ней. У неё проблемы с... в общем, зайди к ней, а я пойду.

Бланш убежала так же быстро, как и появилась.

Несколько минут в комнате царило молчание.

- Малфой, ты что стоишь? Беги за ней! Немедленно! - Блисс вытаращила глаза, показывая то на дверь, то на него.

- И что мне ей сказать? - обескураженно спросил Малфой.

Блисс заметалась по комнате, смотря на него безумными глазами.

- Скажи ей, что это мираж... судьба — иллюзия, мир — ошибка... мы менялись одеждой... я переодевалась... вызывала Сатану... я эксгибиционистка... буйная. Не знаю, что угодно! Только чтобы по Хогвартсу не ходили слухи, что Блисс Бромлей застали голой в объятиях Драко Малфоя.

- Это же допустимый минимум одежды, - не без злорадства напомнил Малфой.

- А это Бланш Кингзман! - Блисс подбежала к комоду, лихорадочно пытаясь найти свитер. - И это самое безобидное, что она сможет сказать. Ладно, не волнуйся,
- Блисс натянула какой-то черный свитер и, тяжело вздохнув, надела туфли. - Я сама.

- Куда ты? - Малфой успел схватить Блисс в тот самый момент, когда она уже подходила к двери.

- В смысле, куда? - Блисс непонимающе посмотрела на него. - Зачищать.

- Чего зачищать? - Малфой явно не успевал за ходом её мыслей.

- Кого зачищать, - поправила Блисс, тянясь к ручке двери. - Свидетелей, конечно же.

- Уже поздно, - авторитетно заявил Малфой. - Это Кингзман, и сплетни она разносит со скоростью секунды. Так что, поверь, сейчас ты буйная эксгибиционистка, которая была в объятиях Драко Малфоя, одновременно вызывая Сатану.

- Какая я всё же разносторонняя личность, - заулыбалась Блисс и, послав всё к черту, поцеловала его.

- Малфой, ты с ума сошел? - в комнату ворвалась взбешенная Пэнси. - Немедленно прекрати раздевать Блисс!

Они оторвались друг от друга и, синхронно вздохнув, посмотрели на неё.

- О, вы одеты, - немного обескураженным тоном сказала Пэнси.

- Значит, соблазняла меня ты, а всю вину сваливают на меня? Где справедливость? - задал Малфой вопрос в пустоту.

- Карма вежливых и добрых людей, - сказала Пэнси, облокотившись на косяк. - Тебе стоит попробовать.

- Кто бы говорил, - поднял брови Малфой.

- Отстань, - отмахнулась Пэнси. - Малфой, мне действительно нужна твоя помощь. Туман Серен не желает вступать в реакцию, а я ума не приложу, что делаю не
так.

- Туман Серен? - удивилась Блисс. - Зелье, выпив которое, человек может гипнотизировать голосом в течение нескольких часов?

- Да, оно самое, - раздраженно кивнула Пэнси. - После каникул Слизнорт заставит нас варить еще три зелья для зачета, а Туман Серен хоть и готовится неделю,
но присмотр за ним нужен только на последней стадии. Там сейчас Блейз, но боюсь, он заметит что-то лишь тогда, когда взорвётся котел.

Пэнси насмешливо посмотрела на них, словно говоря «заканчивайте с этим и нет, я никуда не уйду».

Блисс быстро поцеловала Малфоя и сказав, что встретится с ним в поезде, выбежала из комнаты.



Остановившись рядом с комнатой, в которой жил Рафферти, Блисс поняла, что банально боится постучать. Воображение взбесилось, услужливо подкидывая странные
картины. Последняя, где Рафферти с меланхоличным лицом точит секиру, окончательно добила Блисс и она осторожно постучала.

Дверь открыл какой-то парень, невысокий, коренастый парень, имя которого Блисс не могла вспомнить.

- Майлс Блетчли, - усмехнулся парень, правильно поняв замешательство Блисс. - Ты маленькая подружка Рафферти, да?

Блисс поморщилась, услышав данное определение. Отчего-то словосочетание «маленькая подружка» и «маленькая мисс Бромлей» буквально преследовало её в
Хогвартсе, и это уже порядком начинало надоедать.

- Да, Рафферти мой друг, - ответила Блисс, делая ударение на последнем слове. - И мне нужно с ним поговорить.

- Он ушёл на завтрак, - махнул рукой Блетчли. - И тебе лучше поторопиться, если хочешь застать его там. Поезд отправляется совсем скоро.

Кивнув, Блисс развернулась и уже хотела уйти, но в спину донеслись слова Блетчли:

- Эй, мисс Бромлей, а что в тебе есть такого, что наш капитан готов глотки за тебя рвать? Ты, конечно, весьма прелестна, но должно же быть что-то ещё?

На секунду Блисс подумала о Рафферти, но потом поняла, о ком именно говорит Блетчли. И пусть она находилась в подземельях, но это не отменяло того, что
сразу стало теплее.

Она обернулась и одарила Блетчли яркой улыбкой.

- Полагаю, всё дело в карме.


Рафферти сидел в Большом зале и налегал на тосты с кофе. Секиры рядом с ним не наблюдалась и Блисс облегченно выдохнула, а после аккуратно подсела рядом к
нему.

- И так, Рафферти... - начала Блисс, как только он внимательно посмотрел на неё.

Вот только сказав это, она поняла, что совершенно не знает, что должно последовать потом.

«И так, Рафферти, я встречаюсь с Малфоем, он не маньяк, у него просто такое выражение лица. И вообще, ты то должен был заметить, что меня явно тянет на людей, у которых что-то не так с лицами».

- И так, Рафферти... - снова начала Блисс, и точно так же запнулась, поняв, что нужно придумать что-то получше. - Как ты относишься к секирам?

Блисс едва не стукнула себя головой о стол. Придумала получше, вон, Рафферти смотрит на неё и явно думает, что сделать предпочтительнее: отправить её поспать или в больницу.

- Забудь, - замахала руками Блисс. - На самом деле, я хотела поговорить о Малфое.

Рафферти моргнул несколько раз, после чего сказал:

- Я тоже хотел поговорить с тобой о Малфое. Ну, и раз зашла речь, можно одновременно поговорить и о секирах.

Блисс всё же приложилась головой о стол.

- Послушай, у меня очень мало времени, - Блисс нервно посмотрела на часы и покачала головой. - Даже меньше, чем я думала. Но, я не знаю, как сказать тебе то, о чем я говорю только потому, что опасаюсь, как бы вы сами потом не поговорили.

Блисс выдохнула, после чего продолжила:

- Он мне нравится, хорошо? И я не хочу, чтобы вы ссорились из-за этого, или выясняли отношения, или занимались какой-нибудь другой ерундой. Я не позволю себя обидеть, понял? И если будут какие-нибудь проблемы в этих отношениях, то и справлюсь я сама.

Рафферти её понял, и в глубине души Блисс знала, что так и будет. Может быть, он и не общался с ней несколько недель по причине быть непонятым, но он был единственным, кто никогда не подводил её и понимал всегда.

- Не волнуйся, - улыбнувшись, он притянул к себе Блисс и поцеловал её в висок. - Я догадывался о том, что это случится.

Блисс непонимающе нахмурилась.

- Просто я не думал, что это будет Малфой, - пояснил Рафферти. - Сначала я думал, что это Кормак, а уже позже, Гарри Поттер. Но сейчас всё встало на свои места.

Блисс улыбнулась и пообещав Рафферти, что ещё найдёт его на Кингс-Кроссе, схватила два тоста и поспешила наверх.

Комната казалось до странности пустой и безликой. Не было украшений и ярких безделушек, не было удивительных вещей, которые Полумна часто оставляла в разных уголках комнаты. Прозрачные пологи и шторы развивались, из окна доносился морозный воздух и Блисс с тоской подумала, что не хочет уезжать, а хочет плыть по течению.
«Плыть по течению». Подумав об этом, ей стало едва ли не тошно от самой себя. Нет. Она уже плыла по течению, и не простит себе этого никогда. Золотые псы,
чем же они всё-таки были? Плодом её воображения или чем-то, что узнай она тогда, избавило бы её от проблем сегодняшних? Этого она не знала, да и какая
разница? Было уже поздно сожалеть о чем-либо. А сожалеть или вспоминать она не хотела.

Блисс воспользовалась заклинанием Эванеско, тем самым сделав чемодан невидимым. Она не знала, насколько хорошо получилось заклинание, но понадеялась, что
его хватит хотя бы на неделю. Кажется, учителя осматривают комнаты только в первый день, а дальше всё напрямую зависело от удачи.

Чемодан - лишняя ноша. Кто знает, в каких ситуациях она окажется, в любом случае, балласт ей был не нужен.

Декус Оттавио помогло ей и в этой ситуации. Как только она отъедет от Кинг-Кросса, то чемодан сразу исчезнет, а дальше... дальше всё зависело от Кормака.

Расположившись в купе, Блисс сняла пальто и перчатки, после чего посмотрела на читающую Кэтрин:

- Выйдем на несколько минут?

- Конечно, - улыбнулась Кэтрин, закрыв книгу. - Пошли.

Они ехали уже несколько часов, и все, с удобством рассевшись по купе, явно не спешили куда-то выходить. Блисс, пообещавшая Малфою, что всю поездку пробудет
с ним, понимала, что с каждым часом её обещание испаряется в никуда. А всё потому, что ей было страшно поговорить с Кэтрин.
И сейчас, стоя в коридоре поезда, она понимала, почему ей было страшно. Боги, что она скажет Кэтрин? Как объяснить ей, что никакого любовника старше на несколько лет никогда и не было? Как признаться и при этом не расстроить человека, который тебе дорог?

К её удивлению, Кэтрин заговорила первая:

- Да у тебя всё на лице написано, - ласково сказала она. - Успокойся, Блисс. Я с самого начала знала, что никакого таинственного любовника старше на несколько лет у тебя нет.

- Знала с самого начала? - ошарашено переспросила Блисс.

- Ну, может быть, и не с самого, - призналась Кэтрин. - Несколько дней я действительно верила в это. Но, понимаешь, даже до этого нелепого разговора я
видела, как Малфой смотрит на тебя, а ты - на него. Вы всегда искали взглядами друг друга, словно пытались убедиться в чем-то. А ещё ты постоянно говорила о Малфое. Когда возвращалась от него, или даже по утрам, когда все толком и не проснулись. И, если честно, я не думаю, что кто-то видел в ваших отношениях ненависть, кроме вас двоих. На самом же деле, это было ослиное упрямство.

Кэтрин немного помолчала.

- А затем случился бал, - продолжила она. - И вот тогда я поняла, что у тебя нет никого, кроме него. Ты всегда поступаешь по совести, и вот тогда я окончательно убедилась, что ты солгала мне. Я не знаю, зачем, но знаю, что тебе и самой это не нравится. Так что, если когда-нибудь захочешь рассказать мне, то я с радостью тебя выслушаю. А пока что, я буду просто тебя прикрывать.

- Ох, Кэти! - воскликнула Блисс, крепко её обнимая.

Так они и стояли несколько минут, просто обняв друг друга и улыбаясь своим мыслям.

- Думаю, кое-кто тебе заждался, - весело подмигнула Кэтрин, показывая куда-то за спину Блисс.

И правда - видимо, Малфой услышал её, а потом выглянул из купе, смотря на неё тревожным взглядом.

Блисс отпустила Кэтрин и зашла в купе вслед за Малфоем.

- Как ты умудрился остаться здесь один?

- Думаю, хватило одного взгляда, - усмехнулся Малфой.

Блисс, вытянув ноги на кресле, облокотилась на Малфоя, который гладил её по волосам и рассеяно смотрел на проплывающие пейзажи. Шум поезда успокаивал, и
Блисс чувствовала спокойствие и умиротворенность.

- Твои родители приедут тебя встречать? - спросил Малфой через некоторое время.

- Нет, - покачала головой Блисс, и, усмехнувшись, вытащила из кармана мантии сложенный листок. - Я написала им, что Рождеству встречу у Кэтрин, но всё же
надеялась, что поговорю с ними хотя бы несколько минут. Я соскучилась по папе, Уиллу, по маме тоже. Но, может быть, это и к лучшему.

- Может быть, - кивнул Малфой. - Врешь ты отвратительно.

- А ты умеешь очаровать девушку, - фыркнула Блисс, разглаживая письмо Розалинды и невольно перечитывая его в очередной раз.

"Блисс,
конечно, нам жаль, что это Рождество мы провели не вместе, но учитывая наш недавний переезд и многочисленные сделки отца, твоё решение как нельзя кстати.
Филипп, конечно, попытался изменить своё расписание, чтобы мы могли собраться вместе, но ничего из этого не вышло. Не удивляйся и не волнуйся о нём - твой
отец практически не бывает дома, но я и Уилл следим за тем, чтобы он был полон сил, а через несколько месяцев всё вовсе придет в норму.
Филипп напишет тебе, как только сможет заняться чем-то, кроме своих встреч, но к Новому году ты точно получишь от него весточку.
Настоятельно рекомендую отправить портовое пространство за несколько часов до праздника, ведь насколько мне известно, поместье Маррей ненаносимо, и высылать

его раньше будет просто бессмысленно.
Подарок должен тебе понравиться, и ты полностью его заслужила. Мы с папой очень довольны твоими оценками.
Хорошо проведи каникулы.
С любовью, Розалинда.

P.S. Я довольна твоей проделанной работой. Приглашения уже высланы, более того, практически на все пришли положительные ответы. А вот в рассадке гостей мне
пришлось сделать небольшие изменения, ровно как и в заказанных украшениях и меню.

P.P.S. Надеюсь, ты уже выбрала место для проведения бала?"

- Она любит тебя, - неожиданно сказал Малфой.

- Так и знала, что ты читаешь, - усмехнулась Блисс. - Она часто подписывает так свои письма, если ты об этом.

- Нет, - покачал головой Малфой. - Твоя мать действительно любит тебя. Даже в этом письме можно это почувствовать.

- Ох, вот оно что, - удивилась Блисс. - Но я знаю об этом. Она моя мама, конечно же, она меня любит.

- Кажется, мы говорили о чем-то подобном, - отстраненно припомнил Малфой.

- Да, говорили. Когда работали над зельем истины. Я сказала тебе, что ты слишком категорично относишься к своей семье. Тогда я действительно была в этом
уверена.

- Тогда, - Малфой повернул голову. - А что изменилось сейчас?

Блисс посмотрела ему в глаза с внимательностью и какой-то едва различимой жалостью.

- Невозможно стать таким, как ты, если хотя бы раз в жизни испытывал нечто настоящее. Нечто, не замешанного на долге, крови и постоянном страхе.

- У меня есть Пэнси и Блейз, - сказал Малфой и сам понял, что прозвучало как-то странно.

- Я не спорю, что они хорошие друзья, - пожала плечами Блисс. - Но ты их выбирал не по своей воле. Не совсем.

- А как же ты?

Вопрос прозвучал внезапно и на несколько секунд застал Блисс врасплох.

- Не знаю, что ответить на это. Но вот что я могу сказать точно - если бы ты мне не нравился, я бы к тебе близко не подошла. И тут уже не помогли бы ни
угрозы, ни традиции, ни чистота крови. Своей жизнью я распоряжаюсь сама, и буду делать всё, чтобы так и продолжалось.

Малфой ничего не ответил на это, только осторожно повернул Блисс к себе и крепко поцеловал.

В какой-то момент, за разговорами и поцелуями, они всё же задремали. Впрочем, из дремы им помог выйти гудок, который означал, что они прибыли на вокзал.
Вот и всё. Каким-то образом поезд, приехавший на конечную станцию, символизировал конец спокойствию.

Как только она выйдет из вагона, всё завертится с невероятной силой. Чего же ждать от того, что уготовила им Вселенная? Явно не счет. Для счета было слишком рано.

- Готова? - спросил Малфой, подавая ей руку.

- Нет.

- Я так и думал.


Завязав пояс пальто и натянув перчатки, Блисс немного поежилась. Всё же, магия Хогвартса явно приукрашивала настоящую зиму Лондона. Не было сугробов и
снега, лишь слякоть, моросящий дождь и промозглый ветер. Даже веселые, рождественские украшения мало чем помогали.

Через барьер ученики прошли без препятствий.

- Я отойду на несколько минут, - сказала Малфою Блисс. - Мне нужно поговорить кое с кем.

- Хорошо, что отец всегда опаздывает, - задумчиво сказал Малфой. - Иди, я подожду тебя здесь.

Блисс улыбнулась и пошла к Кормаку, который стоял дальше ото всех и явно ждал, когда она к нему подойдёт.

Она шла к нему в смешанных чувствах. С одной стороны, она знала, что именно хочет сделать Кормак. Вся эта затея с тем, чтобы взять деньги из банка раньше
положенного времени, с самого начала была нелепой и неосуществимой. Блисс знала об этом, Кормак знал об этом.
Блисс так же знала, что именно сейчас сделает Кормак. А вот как реагировать на это, она ещё не понимала.

- Ты ведь уже догадалась, да? - невесело усмехнулся Кормак.

- Думаю, я знала об этом всю неделю. Тебя очень выдает взгляд, - Блисс смотрела в сторону, и в свете фонарей можно было разглядеть моросящий дождь.

- И? Какая будет реакция?

- С одной стороны, ситуация мне неприятна. С другой, я прекрасно понимаю, что все деньги я верну тебе сразу, как только стану совершеннолетней.

- Что будет меньше, чем через месяц, - ухмыльнувшись, напомнил Кормак.

- Да, я понимаю это, - Блисс раздраженно посмотрела на него, одна сразу успокоилась. - Извини меня. На самом деле, спасибо тебе. Ты единственный человек, у
которого мне не стыдно взять деньги.

- Ты берешь деньги на время, - напомнил Кормак. - Тебе вообще не должно быть стыдно их брать.

- И всё же, - возразила Блисс. - Это очень немаленькие деньги. И то, что мне приходится их брать, ситуацию ничуть не улучшает.

Они стояли и смотрели на поезда, думая о чем-то своём и одновременно одинаково.

- Блейз Забини рассказал мне о премудростях маггловских банков, телефонах и аэропортах, - начал Кормак. - Я чуть не сломал мозг, но основную часть понял. С
остальным разобрался на месте. Помнишь, в начале декабря, я уезжал?

- Конечно, тебя не было три дня. Но ты сказал, что родители устроили прием, где хотели познакомить с очередной потенциальной невестой.

- Так и есть, - кивнул Кормак. - На следующий день я должен был вернуться в Хогвартс, но одно небольшое заклинание заставило моих родителей поверить в то,
что у меня температура. Они оставили меня отлеживаться и принимать лекарства, но, разумеется, навещали меня только вечером и максимум десять минут.

- Мне уже страшно, - пробормотала Блисс. - Что ты успел сделать за эти два дня?

- Всего лишь перевести половину своего наследства в фунты стерлинги, купить одноразовый телефон и билет до Копенгагена, - ухмыльнулся Кормак, протягивая Блисс классический мужской портфель. Странно, но только сейчас она поняла, насколько нелепо Кормак с ним смотрелся. - Держи. Самолет в Копенгаген отправляется через три часа, обратный билет на рейс с открытой датой. Карандаши и блокнот лежат там же, код карты записан и в телефоне, и в самом блокноте.

- Кормак, - севшим голосом сказала Блисс, и кинулась его обнимать.

- Хватит, прошу, - голос Кормака действительно был несчастным. Он неловко поглаживал Блисс по спине. - Ты жить не можешь без объятий, это действительно
странно.

- Я просто кинестетик, - вздохнула Блисс. - Через прикосновения мне проще объяснить свои чувства. Но, Кормак, правда. Спасибо тебе.

- Эй, - он серьёзно посмотрел на неё. - Ты не сумасшедшая, поняла меня. Звучит иронично, но я в этом убедился. Просто разберись со всем этим, хорошо?
Верни свою прежнюю жизнь, а после просто постарайся не думать о проблемах.

- Я действительно постараюсь, - искренне сказала Блисс.

- И... будь осторожна. С другими вещами, - Кормак смотрел в сторону, и говорил едва ли не веселым тоном, но оба прекрасно понимали, о каких "вещах" идёт речь.

Кормак ушёл к своим родителям. Он помахал Блисс, после чего они аппарировали.

Блисс огляделась по сторонам, и с удивлением поняла, что перрон практически пуст. Кто-то аппарировал, за кем-то приезжали машины. В свете фонаря,
облокотившись на стену, стоял Рафферти.
Улыбнувшись, Блисс подбежала к нему.

- Вот и настало время прощаться, - сказал ей Рафферти.

- Эй, не будь королевой драмы, - Блисс ударила его в плечо. - Каникулы длятся всего две недели, уверена, потом ты будешь ныть, что хочешь отдохнуть ещё
недельку.

- Ну, я не мог не быть мелодраматичным, - поднял руки Рафферти. - Фонарь, дождь, магия, красивая девушка рядом. Всё словно создано для красивой сцены.

Рафферти крепко обнял Блисс и смазано поцеловал её в щеку, отступил.

- Вижу, Кэтрин ждёт тебя, - он махнул рукой куда-то ей за спину.

- Да, - легкомысленно кивнула Блисс. - Рождество с подругой - что может быть лучше?

- Я в этом не сомневаюсь, - улыбнулся Рафферти. - Не сильно пьянейте от чувства вседозволенности. До встречи, босс.

Он аппарировал, оставив Блисс одну.

- До встречи, - сказала Блисс, зная, что её не услышат.

Блисс обернулась, посмотрев на Кэтрин. Она приложила палец к губам, а через несколько секунд она и её родители аппарировали.

Малфой всё ещё стоял рядом с незримым проходом. Видимо, Люциусу Малфою было совершенно всё равно на холод и на то, что его ждёт сын.

Сейчас, однако, Блисс была рада тому, что можно провести с ним ещё немного времени.

Как же она не хотела расставаться с ним. Только не сейчас, когда кружилась голова от одного его присутствия, когда не хотелось его отпускать от себя.

- Я уже думал, что ты никогда не закончишь все эти прощания, - сказал ей Малфой, крепко обнимая. - Особенно с Рафферти.

- Это же Рафферти, - легкомысленно пожала плечами Блисс. - Смирись.

Блисс не знала, сколько они простояли вот так, крепко обнимаясь, слушая дождь и не обращая внимания на холод. И в какой-то момент Малфой словно сошел с ума
- он стал лихорадочно покрывать поцелуями её лицо, говоря что-то, во что Блисс не сразу смогла вникнуть, оглушенная, дезориентированная его действиями.
А когда поняла, едва ли не расплакалась.

- Я поеду с тобой. Я поеду с тобой.

- Малфой... Малфой... Драко, прекрати, пожалуйста, - взмолилась Блисс, мягко отстраняя его от себя. - Я же сейчас соглашусь, как ты не можешь этого понять?
Думаешь, мне хочется справляться со всем этим одной? Особенно сейчас, когда ты... мы... когда есть это? Но так надо, ладно? Я не хочу, чтобы у тебя были
проблемы, а они будут, увы. Сделай так, как хочет твой отец, хорошо? Последний раз. А потом, потом я помогу тебе справиться с этим. Я обещаю, я клянусь
тебе.

Блисс говорила, шептала и чувствовала себя так странно. Ей было страшно, хорошо, невероятно. Но всё, вокруг чего крутились все её мысли, были лишь о том,
чтобы обезопасить его. Малфоя. Драко.

- Тебе нужно идти, - он поцеловал её запястья, смотря едва ли не затравленным взглядом. - Не надо, чтобы Люциус видел нас вместе.

- Ты прав, - Блисс смотрела ему в глаза и понимала, что он не отпускает её рук, да и она сама стоит, не делая попыток уйти. - Встретимся восьмого января.

- Да, - Малфой снова поцеловал её запястья и наконец отпустил.

И всё. Блисс едва ли не побежала к парковке, боясь обернуться, сделать что-то несуразное и глупое, чего делать было нельзя ни в коем случае.

- Аэропорт Хитроу, - сказала Блисс, садясь в такси. - Побыстрее, пожалуйста, я уже опаздываю.

- Девушки, - добродушно усмехнулся таксист, заводя мотор. - Вечно вы опаздываете.

На несколько секунд Блисс смогла улыбнуться. Как же хорошо, что некоторые вещи не меняются. Она всегда опаздывала. Она всегда добивалась поставленных целей.
И сейчас, под покровом ночи и едва слышном шуме моросящего дождя, она ехала в аэропорт.

Совсем скоро она приедет в Копенгаген.


A posse ad esse


Обложка к главе -
http://cs7011.vk.me/c620916/v620916452/13d21/nXkyvO37EgE.jpg


«Объявляется посадка на рейс 2510 «Лондон-Копенгаген».

Блисс вздрогнула, оторвавшись от компьютера.
Пройдя регистрацию, она первым делом проверила счет на карте, едва не заработав сердечный приступ в столь молодом возрасте. Неужели Кормак настолько плохо разбирался в фунтах стерлингов? Деньги, что были на карточке, вполне могли быть бюджетом какого-нибудь небольшого государства. Годовым бюджетом, не иначе.
Впрочем, Блисс прекрасно знала, что её наследство исчислялось в таких же, и даже больших, суммах. В другое время её снова начал бы донимать стыд, но не сегодня.
Сегодня, да и в последующие дни, были вещи гораздо важнее.
На стойке информации ей любезно сообщили, где на территории аэропорта можно найти компьютеры с интернетом. Оплатив два часа, Блисс тут же пустилась на поиски диаграммы Герцшпрунга-Расселла.

Блисс знала о диаграмме Герцшпрунга-Расселла, но только лишь знала. Знай она суть её законов, ей не составило бы труда выудить их из памяти, вспомнить их. Гипертимезия никогда не оставляла ей шансов забыть что-то и сейчас Блисс думала о том, что, может, в этом и дело? В её... диагнозе?
Блисс узнала о своем о гипертиместическом синдроме в девять лет, когда она не умела толком справляться со всей нахлынувшей информацией, её голова болела не переставая, а из дома и вовсе выходить было опасно - кровь носом могла идти по нескольку часов.
Всю жизнь она делала всё, чтобы не думать о гипертимезии, а потому и не знала, как это назвать. Диагноз? Болезнь? Дар? Нет, точно не дар. Даром она это не считала, но всё же задалась вопросом, а вспоминала бы она сейчас то, что вспоминает, если бы не её особенность?

Если в её состоянии замешан кто-то, а не что-то, то происходящее было весьма иронично - кто-то лишил воспоминаний человека, который не может забыть ничего.


Диаграмма Герцшпрунга-Расселла оказалась напрямую связана со звездами. Она показывала зависимость между абсолютной звёздной величиной, светимостью и температурой поверхности звезды.
Дальнейшие поиски привели Блисс к красному сгущению и теореме Росселанда, однако, из этого она поняла очень мало. Может быть, Блисс и запоминала рекордное количество информации, но уже на фразе «пусть туманность, состоящая из атомов, у которых есть только три энергетических уровня», она понимала, что ничего не может понять.

Блисс попыталась абстрагироваться от формул и вытеснить только ключевые моменты.

«В космических туманностях, ионизованных излучением, происходит эффективная переработка жесткого излучения звёзд в более мягкое».

Она нахмурилась, внимательнее вчитываясь во фразу. Что-то она определенно хотела понять, словно сорвать с кончика языка, но вот только что?

Именно в этот момент объявили посадку на рейс. Быстро закрыв вкладки, Блисс поспешила уйти.

Стандартные вещи: выслушать напутствия пилота и посмотреть на дежурные улыбки стюардесс, пристегнуть ремни безопасности, откинуть столики.
Самолёт взлетел и, только оказавшись на ошеломляющей высоте, Блисс поняла, что чувствует себя в безопасности. Это осознание заставило её горько усмехнуться. Когда же она дойдёт до той точки, когда и на земле ей станет спокойно?

- Не волнуйтесь, - добродушно сказала судящая чуть поодаль женщина. Блисс непонимающе посмотрела на неё. - Вы выглядите так, словно не в своей тарелке. Это Ваш первый полет?

- Нет, - запнувшись, ответила Блисс. - Первый раз лечу в Копенгаген.

- Тем лучше для вас! - открыто улыбнулась она. - Если и когда-то лететь в Копенгаген, то именно зимой! Вы очень удивитесь, милая. Зимний Копенгаген действительно заставляет поверить, что Рождество ещё не умерло.

- Там, наверное, много снега, - Блисс постаралась, чтобы её улыбка не выглядела слишком уж вымученной.

- Уж совсем не то, что в этой Англии, - фыркнула женщина. - Я просто поражаюсь этой слякоти и дождям. В Новый год, Вы только представьте! Как хорошо, что мне выпал шанс вырываться домой.

- Вы датчанка? - удивилась Блисс. - Не американка?

- Я жила в Америке год, - ответила женщина. - Их акцент - сущий кошмар, прилип ко мне буквально за месяц. Но это ничего. Я собираюсь покончить с командировками и разъездами.

Блисс внимательно посмотрела на женщину. Лет пятидесяти на самом деле, но выглядит где-то между тридцатью пятью и вечностью. Волосы чистого, блондинистого оттенка, блестящие, без намека на желтизну, аккуратный узел на затылке. Светлый костюм, туфли на высоком каблуке, жемчужные серьги и ожерелье.
У неё были дети, ведь именно ради них она возвращалась на Родину, чтобы быть ближе к ним. С мужем давно в разводе, ведь её командировки и разъезды, без которых она не представляла жизни, в конце концов, поставили крест на их отношениях.
Дети, пусть и уже такие взрослые, будут рады матери, от которой получали так мало внимания в детстве, но сколько на самом деле она сможет жить так, на одном месте? Два месяца или год максимум? Потом, конечно, она снова придёт на свою отлично оплачиваемую работу, и снова согласится работать в полную силу. И снова разъезды, командировки, на несколько дней или месяцев, накопление авиамиль.
Эта женщина была молода душой, или ей хотелось, чтобы так оно и было. В сущности, это одно и то же.

- Никогда не была в Америке, - сказала Блисс.

- Может быть, оно и к лучшему, - отозвалась женщина. - Их английский просто выводит из себя.

- На счет английского, - быстро спросила Блисс. - Я совершенно не владею датским и немецким, но хорошо говорю на французском и английском.

- Думаю, английский Вам точно не понадобиться, - подняла брови женщина. - И не переживайте о такси, магазинах и гостиницах, английского Вам будет вполне достаточно.

Блисс поблагодарила женщину и до конца полета слушала её рассказы о двух прекрасных сыновьях, муже, с которым они, не смотря на развод, в доверительно-теплых отношениях, и её работе.
Час с лишним пролетел для Блисс практически незаметно, и вот, уже стюардессы снова просят пристегнуть ремни, а самолёт идёт на посадку.
Снова привычные вещи: перевести время на час вперед, температура воздуха за окном, аплодисменты при приземлении.

Добро пожаловать в Копенгаген.

Блисс без каких-либо инцидентов прошла контроль, и, перехватив портфель поудобнее, осмотрелась. Полупрозрачный аэропорт Копенгагена «Каструп», утопающий в свете ламп, с необычными овальным потолком, произвел на неё приятное впечатление. Блисс любила аэропорты, и этот не оказался исключением.

До рассвета оставалось около четырех часов, и она надеялась, что за это время сможет узнать как можно больше информации. Заплатив за три часа вперед, Блисс, вознеся хвалу интернету, принялась за поиски психиатрической клиники.
На третьем запросе Блисс смогла найти какой-то сайт, куда переписывались статьи из газет. Одна из статей была полностью посвящена нужной ей клинике.

«Психиатрическая Клиника имени Абелоун Инджеборг».

Оказалось, в возрасте сорока лет отец Абелоун Инджеборг повредился в уме. Он видел вещи, которые не видел никто, кроме него, мог разговаривать с человеком, а потом накинуться на того по причине того, что якобы видит этого человека впервые в жизни. В один из таких дней он сильно поранил висок своей дочери чем-то тяжелым, но ей повезло. Поняв, что сделал, отец тут же очнулся, и, оказав первую медицинскую помощь, сразу же выбежал за доктором. Им повезло - практика доктора находилась всего через несколько домов от их дома, и к тому моменту он ещё не уехал.
Когда Абелоун пришла в себя, доктор настоятельно посоветовал ей определить свихнувшегося родителя в клинику, где ему смогут хоть как-то помочь. Абелоун, больше семи лет работавшая сестрой в разных больницах, такой «помощи» своему отцу не желала.

Дальше в статье представлялось несколько вариантов того, как именно Абелоун Инджеборг открыла свою клинику.
В одном из них говорилось, что Абелоун была хороша собой, и за ней очень долго ухаживал знатный и баснословно богатый человек. Абелоун, которая была младше его на несколько десятков лет, в итоге приняла его предложение, и на деньги мужа открыла клинику.
В другом говорилось, что испокон веков в семье Инджеборг была реликвия, которая стоила сумму столь же огромную, что и деньги того человека, который ухаживал за Абелоун.
Было ещё несколько вариантов, но Блисс не стала их читать. Гораздо больше её привлекло другое: в конце статьи стояла приписка – «реконструкция».
При чем здесь реконструкция, Блисс пока понять не могла. Поиски Ретта Шварцшильда тоже успехами не увенчались. Скорее всего, он был просто одним из докторов. Но откуда, откуда, черт возьми, она его знает? Знает человека, который жил в 1849 году?

«Успокойся, - приказала себе Блисс. - Может быть, ты его не знаешь, а просто слышала о нём, или кто-то рассказал тебе».

Блисс невесело хмыкнула, вставая из-за стола. Воистину, вера в лучшее была в ней неистребима.

В аэропорте она обменяла фунты на датские кроны, купила две коробки с хорошим шоколадом и поспешила к выходу. Часы показывали половину седьмого утра, а значит, к тому моменту, когда она доедет до клиники, та уже должна быть открыта.

Рядом с входом в аэропорт Блисс не составило труда найти такси. Она назвала адрес больницы, чем заработала непонимающий взгляд таксиста:

- Это где-то в центре города?

- Нет. Это больница, находится рядом с замком Розенборг.

Весь первый час, что они ехали, Блисс разглядывала архитектуру Копенгагена. Здесь, в отличие от Хогвартса, шёл настоящий снег, люди вовсю расчищали дорожки, а новогодние украшения выглядели уместно и действительно по-праздничному.

Они проехали ещё немного и Блисс увидела две машины, очень сильно поврежденные. Видимо, кто-то не справился с управлением. Полиция уже оградила место столкновения, а какая-то женщина в белом свитере с вышивкой из снежинок спорила со своим напарником. Единственное, что в нём бросалось в глаза, это оттопыренные уши и полыхающая сигарета.

- Зимние столкновения, такое раз в неделю, да случится, - сказал таксист, проследив за взглядом Блисс. - Не переживайте, в таких маленьких улочках серьёзно пострадать невозможно.

Блисс заправила волосы за уши, коротко взглянув на таксиста. Она и суток не провела в Копенгагене, а уже увидела полицию и подъезжающую скорую. Полиция. Слово отдало тупой болью и воспоминаниями. Как там сказал Малфой? Откуда у неё столько везения? Она и сама не знала.

- Приехали, мисс, - сказал таксист, остановившись рядом с большими железными воротами.

Блисс огляделась по сторонам. Видимо, они выехали очень далеко за город.
Расплатившись с таксистом, и взяв с него обещание, что до вечера он будет полностью в её распоряжении, она вышла из машины.

Она посмотрела на железные узорчатые ворота и почувствовала сильную дрожь. Те самые ворота из её видений, та самая огромная территория и ели, даже сугробы как будто были теми же. Собравшись с духом, Блисс отворила двери и вошла.

Найти главный корпус ей не составило труда. Большое пятиэтажное здание из камня, светло-бежевое, возвышающееся над всем остальным. Рядом с дверью обнаружился и герб с елью, внизу которого была выгравирована дата. 1849 год. Под датой было ещё одно слово, практически неразличимое, написанное на датском. Блисс не знала, что значит это слово, но чувствовала, что обязана узнать.

После бежево-снежных цветов, внутри оказалось особенно неуютно. Темно-серые каменные полы, такие же стены, несколько диванчиков цвета красного вина и эхо, гуляющее по огромному помещению. Было чувство, что если она скажет хотя бы слово, оно не сможет найти выхода, будет отталкиваться от стен, и так до бесконечности.
И снова странные мысли, которые наталкивают на что-то. А это «что-то» скрывает стены похлеще тех, из которых сделано здание. Блисс больше не желала оставаться в неведении.
Особенно, если был реальный шанс узнать хоть немного.

- Мисс? - к ней подошла небольшая женщина, во взгляде которой читалось явное подозрение. - Что вы здесь делаете? Сегодня не день посещений.

- Ох, нет, я... я не посетитель, - торопливо начала Блисс, растерявшись вмиг. - Я здесь только... я хотела кое-что узнать.

- Неужели опять? Может быть, уже скажите своему журналу, чтобы оставили нас в покое? - гневно сказала женщина. - Сколько вам можно говорить, что у нас обычная клиника, коих полно по всему миру! Нет здесь никаких тайн, людей мы не пытаем, более того, когда они начинают чувствовать себя лучше, то имеют полное право уйти, куда глаза глядят!

- Журналу? - растерянно переспросила Блисс. - Но я не журналистка.

Женщина немного успокоилась, но через несколько секунд посмотрела на Блисс с подозрением ещё большим.

- Вы турист, ведь так? Хотели доехать до замка, а потом увидели это место, и решили зайти? Ну так знайте...

- Успокойтесь, пожалуйста! - повысила голос Блисс. - Нет, я не журналистка, не турист, не ЦРУ, или кем Вы еще меня посчитаете. Я здесь только ради себя, и если Вы сейчас подумаете, что я пришла, как пациент, то нет, это тоже не соответствует действительности.

Теперь уже растерялась женщина, и Блисс, воспользовавшись молчанием, достала из портфеля коробку шоколада, протянув его этой излишне нервной особе.

- Послушайте, - Блисс зацепилась взглядом за бейдж. Улрике Сёренсен. - мисс Сёренсен...

- Фрейлейн, - с достоинством поправила её Сёренсен. Впрочем, она явно понимала, сколько стоит такой шоколад, а потому голос её стал заметно спокойнее. - Не забывайте, мисс, Вы в Дании, а не в своей Америке.

- Фрейлейн Сёренсен, - покладисто продолжила Блисс. - Я повторюсь, что нахожусь здесь только ради себя. И всё, чего я хочу, это узнать о... о моей семье.

- Вашей семье?!

- Да, - вдохновленно продолжила лгать Блисс. - Видите ли, у меня есть все основания полагать, что один из докторов этой больницы является прямым потомком моей семьи. Я думаю, что он работал здесь долгое время, а значит, какие-то сведения наверняка должны были сохраниться.

Сёренсен посмотрела на шоколад, потом снова на Блисс, и так несколько раз. Наконец, её внимание целиком и полностью заняла Блисс.

- Как звали доктора, о котором вы говорите?

- Ретт Шварцшильд.

Дальнейшее действие фрейлейн Сёренсен заставило Блисс отскочить. Она едва ли не кинула ей в лицо коробку конфет, и Блисс только чудом удалось её поймать.

- Вы с ума сошли? - Блисс спросила спокойно и даже как-то заинтересованно, но в душе у неё полыхал огонь. Она в очередной раз подумала, что теперь понимает поведение Малфоя. Спокойствие, пусть даже мнимое, не дает разозлиться, не даёт гневу полностью вытеснить рациональное мышление.

- Ретт Шварцшильд, значит? - на этот раз Сёренсен действительно была разгневана. - А говорили, что не журналистка? Видимо, Вы новенькая, раз попались на такой простой вещи! Все журналисты знают, что имена этого года произносить нельзя! Так вот, идите в свой журнал, и вбейте, наконец, им в голову, что это дела давние! Давние, можете Вы это понять?! Чего вы хотите от тех времен, где почти шестьсот правила святая инквизиция? И уж Вам должно быть понятно, что столько времени прошло, что мы...

- Да подождите, подождите! - Блисс едва не замахала руками, пытаясь разобраться в этом потоке слов. - При чем здесь вообще инквизиция? С ней было покончено ещё в тысяча восемьсот тридцать четвертом году. Когда строилась эта больница, прошло порядком пятнадцати лет с момента окончания инквизиции.

Сёренсен ехидно посмотрела на неё:

- Вот только не надо притворяться, что Вы не знаете.

- Не знаю о чем?

- Ох, прекратите, - махнула рукой Сёренсен. - Даже на нашем гербе есть упоминание.

- Да, я видела упоминание, - едва не скрипя зубами, сказала Блисс. - На датском языке. Датском, понимаете? Давайте я дам почитать Вам французский роман, а потом спрошу, почему главный герой уехал на Майорку, когда рожала его жена?

- Так, с меня хватит! - зло выдохнула Сёренсен. - Я немедленно зову охрану.

Но ей не стоило этого говорить - к тому моменту терпение Блисс достигло своего предела. То, что она сделала в следующий момент, не поддавалось объяснениям, - она просто схватила женщину чуть пониже локтя, и, сильно сжав её руку, повернула к себе и посмотрела ей в лицо.

- Вы, черт возьми, немедленно предоставите мне всю информацию, которую знаете о Ретте Шварцшильде, - её буквально трясло и в какой-то момент ей показалось, что воздух вокруг неё вибрирует. - Я не могу спать, я погрязла в обмане и лжи, и я устала бояться за свою жизнь, за жизни своих близких! Повторяю ещё раз - мне нужна информация. Информация о Шварце.

По их рукам словно прошел ток и шокированная Блисс тут же отпустила руку женщины. А когда посмотрела ей в глаза - едва не потеряла сознание.
Она не знала, как это произошло, не знала, каким образом у неё это получилось, и не знала, поддается ли это какому-то объяснению даже в мире волшебников. Но факты были на лицо - каким-то образом, она загипнотизировала Улрике Сёренсен.

- Нам нужно пройти на четвертый этаж, - голос её звучал всё с теми же истерическими нотками, которые, наверняка, всегда присутствовали в её голосе, но сейчас в нем было что-то покладистое. Что-то механическое. - Вся информация о врачах и пациентах пятнадцатого века находится там.

- Стойте, - опешила Блисс, стараясь не замечать, как Сёренсен остановилась сразу же, как только ей приказали. - Причем здесь пятнадцатый век? Больница построена гораздо позже.

- Нет, - ответила Сёренсен, продолжая идти. - Абелоун Инджеборг лишь выкупила эту больницу. Сама же клиника существует вот уже пятьсот лет.

Голова кружилась, и внезапно Блисс захотелось убежать, спрятаться за чем-то более реальным, чем сарказм и напускная бравада.

Только вот она знала, что если уйдёт, то будет ещё хуже. Потом - обязательно будет. А за её ошибки уже очень дорого поплатились.

Сёренсен провела её в небольшую комнату в конце коридора. За то время, что они шли, Блисс, успевшая представить тесное темное помещение, облегченно вздохнула. Комната действительно была небольшой, но стены в ней были уже знакомого светло-бежевого цвета, а в окне открывался изумительный пейзаж, много снежной белизны и светлого неба.
Почему темно-зеленый ковер окончательно успокоил Блисс. В отличие от темных, каменных коридоров и лестничных пролетов, комнаты здесь были вполне нормальные.

- Вот, - Сёренсен достала четыре картонных коробки, заполненных документами. - Все документы переведены на английский. Сноски и алфавитный порядок должны помочь упростить поиски.

- Отлично, - отрешенно кивнула Блисс, снова отдавая Сёренсен конфеты. - Вот. Идите и попейте с кем-нибудь чай. И, если Вас не затруднит, придите за мной через два часа.

Сёренсен отрешенно кивнула и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Блисс посмотрела на картонные коробки и почувствовала, как по спине поползли мурашки.
Взгляд её зацепился за чайник, воды в котором было больше, чем наполовину. Пока кипятился чайник, в одном из ящиков стола Блисс нашла зеленый чай. Когда он достаточно заварился, и Блисс поняла, что больше откладывать у неё не получится, она, внимательно осмотрев буквы, смогла найти папку с информацией о Ретте Шварцшильде.

Открывая папку, Блисс была уверена, что фотографии Шварцшильда там не будет. Фотографии и правда не было. Был портрет, и именно он заставил желудок Блисс скрутиться в узел.

Его нарисовали в очках, которые он снимал крайне редко. Блисс знала об этом. Это было невероятно - но она знала.
У него были близко посаженные глаза, цепкий, хитрый взгляд, крупный нос, необычный изгиб губ и четкая линия скул. Было такое чувство, будто он никогда не причесывался.

Блисс отложила бумаги на несколько секунд и отпила чай. А после продолжила изучать документы.

С каждым новой фразой, с каждым разом, когда она понимала что-то для себя, Блисс становилось всё тревожнее.

Ретт Шварцшильд проработал в клинике всего год. За ним числилась лишь одна пациентка, и после её смерти он тут же покинул клинику. Точнее, просто исчез.

О нём самом и в принципе было известно очень мало. Ретт Шварцшильд, семьи и родственников нет. Откуда он? Этого тоже известно не было. Может быть, он был датчанином с самого рождения, но кто-то, кто вёл записи, склонялся к тому, что Шварцшильд был немцем. Внешность и имя содействовали этому. Возраст тоже был неясен. Предположительно тридцать - тридцать пять лет.

Единственная пациентка... Блисс с удвоенным усилием начала перебирать документы, искренне не понимая, о каком алфавитном порядке говорила Сёренсен.

Из кипы документов Блисс выудила папку, тонкую, всего на два листа. Блисс бегло прочитала информацию на титульном листе. Оказалось, Ретт Шварцшильд должен был записывать разговоры со своей пациенткой, но, видимо, относился он к этому весьма халатно.

Прочитав первый диалог, Блисс схватилась за живот. Страх в очередной раз тугим узлом скрутил её желудок, и всё, чего ей хотелось, это убежать из этого места и больше никогда не возвращаться.

«- Вам не кажется, что в нашей дружбе есть какая-то ирония?
- От чего же? Вы увлечены собой, драматургией и психопатами. У нас много общего».

Блисс читала эти слова снова и снова. Хорошая новость - она не сошла с ума, и всё, что происходило с ней, было реально.
Плохая новость - это действительно было реально. Лучше бы она сошла с ума.

« - Вы идёте на поправку, Мара, и совсем скоро сможете вернуться домой.
- Оставьте, Шварц. И Вы, и я, и все остальные в этом заведении понимают, что дороги назад нет. Все, кто попал сюда - навсегда прерывают свою жизнь».

Внизу, едва различимым подчерком, было выведено следующее: полное осознание происходящего. Такого не должно было случиться. В этот раз ошибок быть не должно.

Блисс растерянно смотрела на записи. А должен ли был вообще кто-то увидеть их? Складывалось впечатление, что Шварц писал их исключительно для себя.

Остальные диалоги были полностью бессмысленны. Непонятно, чем руководствовался Шварц, когда писал их. Но Мара... Блисс схватила папку, которую с самого начала отложила на самый край стола. Словно хотела огородить себя от какого-то потрясения.
А от какого потрясения? Блисс уже понимала многое. И когда увидела рисунок Шварца, также всё поняла. Всё ещё не хотела признаваться самой себе, но это было так очевидно. Эти четкие линии, эта плавность в некоторых деталях. Свои рисунки Блисс могла опознать безошибочно.

Выдохнув, Блисс открыла папку, на обложке которой значилось «М. Меффлер».


Инициалы – М.М. (Мара Меффлер)

Пол – женский

Возраст – 15 лет

Место жительства – Копенгаген

Дата поступления – июль, 1425

Дата смерти - апрель, 1426


Блисс невесело усмехнулась. Мара знала, о чем говорила. Здесь не было даты рождения, лишь дата смерти. Те, кто оказывался здесь, действительно прерывал свою жизнь.

Мара. Так странно было думать об этой девушке и знать настоящее положение вещей. Блисс встряхнула головой. Нет, пока что она не готова признаться себе в этом.

Вместо этого она продолжила читать.


«Мара Меффлер росла и развивалась в соответствии с возрастом. Поначалу была активной, общительной и упрямой, но к десяти годам общительность полностью исчезла. Осталось лишь активность и упрямство, а так же отсутствие каких-либо друзей, а вскоре замкнутость и нежелание общаться с кем-либо».

- Ну конечно, - устало вздохнула Блисс. - Тихая девочка, не желающая принимать участие в шумных мероприятиях. Невообразимое психологическое отклонение!

«В тринадцать лет родителям был подан первый знак, что в тело дитя вселился Дьявол».

- Что? - опешила Блисс. - При чем здесь дьявол? Это же психиатрическая клиника, и я уверена, что в любом веке существовали люди, которые не верили в существование недоказанного, а всецело полагались на науку! Что за чушь вы вообще несёте?

«Мара Меффлер ушла рано утром, вернувшись лишь за полночь. Дитя порвала свою одежду, её лицо было в грязи и чем-то, как двумя годами позже припомнил отец, поразительно похожим на кровь. Мара Меффлер улыбнулась родителям, а позже случилось то, что неоспоримо подтверждает, что Дьявол вселился в невинную душу. Вокруг неё завертелись вихри из золотой пыли, и каждый вихрь стал принимать очертание пса. И пусть золотой цвет никого не обманет, ведь ангелы - это слуги Господни, а псы - гончие адские. Псы кружились вокруг дитя, и исчезали постепенно, а после дитя разразилось смехом поистине адским, и сказала слова следующие: Я вспоминаю. Он скоро придёт за мной.
Наутро дитя не помнила ничего совершенно, и родители вскоре успокоились, полагая, что Дьявол покинул невинную душу. Но Дьявол хитёр, он лишь притаился.
Последующие события произошли через два года, после коего отец Мары сразу принял решение обезопасить жену и дитя. Святая инквизиция была бы предпочтительнее, но...»

- Да вы с ума сошли! - воскликнула Блисс. Возмущение полностью затопило страх. - Адский смех, благодарю покорно! Конечно же, уже и посмеяться нельзя - сразу на костер!

Блисс буквально трясло, и каждое слово воспринималось едва ли не с отвращением. И в тоже время это помогало справиться с животным ужасом. Золотые псы. Золотые псы, источники всех её бед, фигурировали и здесь. Но, какая ирония, и здесь она считала их друзьями. И что именно вспоминала Мара, вспоминала она? Кто должен был прийти за ней?

«...но родители верили, что дитя ещё можно было спасти. Но может ли быть спасение после такого? Семья спокойно ужинала, ничего не предвещало беды, но Дьявол знает, когда его не ждут: он завладел телом и голосом невинной души, и словом лишь одним заставил посуду разлететься на мелкие осколки, и дом едва не раскололся надвое, трещиной дьявольской помеченный.
Ночью отец доставил дитя в нашу больницу. Дьявол внутри упирался, кричал и неистовствовал, но ледяная вода смогла приструнить лукавого. Завтра мой первый день с пациенткой, и я буду делать всё, что вернуть ей душу».

Когда Блисс прочитала следующие слова, то едва не разрыдалась от облегчения:

«К утру вся ответственность за пациентку снимается с В. Эйвери и возлагается на Р. Шварцшильда».

Выходит, единственное, что смог с ней сделать фанатик Эйвери, это окатить ледяным душем. Ретт Шварцшильд, кем бы он ни был, спас её.

Внезапно Блисс поняла одну вещь. Год. Мара умерла всего через год после того, как оказалась в больнице. Блисс тут же открыла последнюю страницу истории болезни.

«Предположительно Мара Меффлер покончила с собой, больше не желая служить жилищем для псов адских. Мой коллега, Ретт Шварцшильд, не желал признавать, что тело дитя захвачено и больше не будет свободно. Как оказалось, Мара Меффлер понимала всё прекрасно, а потому поздним утром, в апреле, она, поднявшись на самый высокий этаж, освободила себя от служения Дьяволу.
Не смотря на то, что многие видели это, тело вскоре исчезло.
Надеюсь, Мара Меффлер найдёт свой покой, где бы он ни был».

- О, не сомневайся, я-то найду, - фыркнула Блисс, допивая чай. - Чокнутый.

- Прошу прощения? - Сёренсен, стоявшая в дверях, смотрела на Блисс.

- Ох, это я не Вам, - устало махнула рукой Блисс. - Так, веду сама с собой беседу. Помогает отвлечься.

- Два часа уже прошло, - напомнила она.

- А я как раз закончила, - задумчиво сказала Блисс. - Всё, что здесь могло мне помочь, действительно помогло. Спасибо вам. Но я хотела бы спросить, о портретах и фотографиях. Возможно ли найти ещё что-нибудь, кроме того, что есть здесь?

- Да, думаю, такое возможно. В королевской библиотеке Копенгагена есть архив, куда Абелоун Инджеборг свезла множество документов на хранение. Среди них было много вырезок из газет, портретов и пара фотографий. Директор, который управляет больницей сейчас, иногда подвозит туда некоторые документы.

Блисс рассеяно кивнула, и, взяв Сёренсен за предплечье, четко произнесла:

- Сейчас Вы доедите конфеты, посплетничаете с подругами, а потом уснете на час. Когда вы проснетесь, то всё забудете.

Сёренсен кивнула, и вышла из кабинета. Блисс схватилась за стену, пытаясь выронить дыхание. Лишь бы это сработало.

Поднимаясь на пятый этаж, она думала о том, что происходящее с ней - какой-то порочный круг. Стоило ей узнать о себе хоть что-то, как тут же появлялась новая загадка. А был ли конец у этого?

Стоя в длинном, темном коридоре, Блисс смотрела на окно. Она знала, что это то самое окно, в каком-то смысле, даже помнила.
Подходить она к нему не желала. Но она вообще не желала многого из того, что происходило в её жизни. Некоторые вещи делать было необходимо.

На окнах не было решёток, но так было только сейчас, или, возможно, приказ убрать их отдала Абелоун Инджеборг. Тогда, в пятнадцатом веке, решетки точно были. Черные, плотно прилагаемые друг к другу, сквозь них невозможно было увидеть практически ничего. Не то, что сейчас. Сейчас солнце подсвечивало пыль рядом с окном, сейчас можно было увидеть своё расплывчатое отражение.

Блисс подняла руку и дотронулась до окна.


Она не знала, сколько летела вниз, она знала, что не хотела падать. Нечто незримое протащило её через весь коридор, а после впечатало в стекло. Она падала вместе с летящими вниз осколками, и их блеск был единственным, что она видела. Никакой жизни перед глазами, никаких лиц. Ничего.

Всё это вспомнилось лишь после того, как она упала на расчищенную от снега твердую землю. Воспоминания и адская боль - такая, что нет, не надо воспоминаний. Лучше просто умереть.

В смерти была вся ирония её жизни.

Она не знала, сколько пролежала вот так, но ей казалось, что шел снег. Снег, наверное, правда шел - он падал на лицо, западал в глаза, в открытые ранки на лице. Было уже холодно, было уже поздно. Она поняла это, когда над ней склонился Шварц, и его лицо она увидела особенно четко.

Обычно спокойное, порой жесткое лицо Шварца было пепельно-серым, испуганным, но таким решительным. Она сразу всё поняла, поняла, что именно он хочет сделать. Она, наверное, тоже хотела. Но видеть эту муку, это страдание на лице, она не могла. Слишком часто она видела такое.

- Шварц, послушай меня, - так странно, что голос не срывался, не было хрипов. Она лишь говорила очень тихо.

- Молчи, Мара, прошу тебя, - голос Шварца был преисполнен такого ужаса, а она ничем не могла помочь. - Всё будет хорошо, слышишь? Сейчас я подниму тебя, и...

- Эх ты, мечтатель! Оставь это, оставь. Мне уже всё равно на себя, Шварц, но я так устала от твоих мук. От вечных мук других.

- Не говори, ничего не говори. Мы справимся с этим.

На его голову и плечи падали снежинки и в какой-то момент она подумала, что их не помешало бы стряхнуть.


Блисс отшатнулась от окна, едва не упав на спину. Всё, что с ней произошло, было так реально. Падение, ошеломляющая боль, прикосновения и снежинки на плечах Шварца, слова - она пережила это. Только что Блисс Бромлей стала Марой Меффлер, сумев прожить с ней последние минуты. Прожить второй раз.

- Отвезите меня в королевскую библиотеку Копенгагена, - сказала Блисс, садясь в машину.

Она выглядела спокойной, собранной и сосредоточенной.

Блисс была в голове Мары Меффлер всего несколько минут, но отголоски её мыслей всё ещё витали где-то в сознании.

Что она имела в виду, когда говорила, что устала от вечных мук других? Кто были те, другие, помимо Ретта Шварцшильда? Фауст, Барбара, Десмонд Льюис, Смит? Был кто-то ещё? Почему Мара была уверена, что она причина бед всех этих людей?

И, наконец, был последний вопрос. Блисс Бромлей была уверена, что Мара Меффлер не верила в существование вещей недоказанных.
Тогда почему, в самую последнюю секунду своей жизни, она вспомнила лишь одно слово?

Нефилим.

____________________________

*A posse ad esse (лат.) - от того, что возможно, к тому, что (действительно) существует.

От большего к меньшему


- Вас подождать?

- Нет, благодарю.

Блисс расплатилась и вышла из машины, судорожно улыбнувшись таксисту. Он только пожал плечами и, покосившись на странную пассажирку, сразу же уехал.

Когнитивный диссонанс не заставил себя ждать. Огромный ромб, покрытый сверху до низу черными зеркалами, напоминал что угодно, но явно не библиотеку. Особенно ту библиотеку, в которой можно найти информацию пятисотлетней давности.

Оказавшись внутри, Блисс почувствовала ещё большее недоумение. Такое здание обязано было быть холодным и официальным, неприступным и горделивым, а оказалось, что внутри - свободно, светло и очень тепло. По пространству растекался запах кофе и каких-то булочек, и Блисс, впервые с того момента, как села в самолет, искренне улыбнулась.

Не обнаружив никого на первом этаже, Блисс поднялась на лестнице, и невольно задержалась перед стеклом, любуясь библиотечными садами и кирпичным зданием, похожим на дворец.

- Красиво, правда? Сады, красный кирпич, никаких намеков на современность. Нет никакой пародии.

- Пародии?

- А разве это здание - не пародия на место, где должны храниться тысячи книг, храниться знания, в конце концов?

- Поначалу так, конечно, можно считать, но сейчас я с этим согласиться не могу. Камень и стекло, сдержанность и блистательность, классика и современность. Здесь всё уместно.

Блисс посмотрела на человека, стоящего рядом с ней. Наверное, ему было чуть за двадцать. Худощавый, в черных брюках, рубашке-поло, свободном светлом кардигане.
С темными волосами, с резким, будто изломанным, лицом. в руках он держал стаканчик с изумительно пахнущим кофе.
Во взгляде - удивление с примесью одобрения.

- Вы знаток архитектуры? - с интересом спросил он.

- И такое может оказаться возможным, - усмехнулась Блисс, зацепившись взглядом за бейдж, болтающийся на шнурке.

Леннарт Драсбек.

- Вы библиотекарь?

- И такое может оказаться возможным, - улыбнулся Драсбек.

Блисс скептически посмотрела на него.

- Да, - подняв руки, словно защищаясь, сказал Драсбек. - Один из, если быть точнее. Может быть, вам нужна помощь?

Блисс вздохнула, и, достав из портфеля листок, протянула его Драсбеку, надеясь, что разрешение составлено правильно, а печать, найденная в одном из ящиков больницы, была действительной.

- Могу я посмотреть ваши документы?

Блисс молча дала ему паспорт. Как только рука Драсбека коснулась паспорта, его взгляд расфокусировался. Он смотрел на него всего несколько секунд, а потом вернул его, уже без прежней напряженности на лице. Очевидно, Кормак хорошо постарался над доверительными чарами.

- Вы ошиблись с направлением, - объяснил Драсбек. - Вам нужно было спуститься ниже, на цокольный этаж. Я провожу вас, чтобы не было проблем с охраной.

Блисс постаралась, чтобы её улыбка выглядела не слишком нервной. Охрана, просто прелестно. Что же такого хранилось в архивах, что библиотека решила приставить туда охрану? Нет, ей нужны были лишь определенные документы. Остального она решительно знать не хотела.

Цокольный этаж находился под землей, но запах кофе и булочек слабо доносился сверху, а шкафы и столы из полированного дерева создавали слабую атмосферу спокойствия.

Блисс села за один из столов, рассеяно наблюдая, как Драсбек роется среди множества коробок.

Наконец, он достал одну из самых объемных, и водрузил её на стол.

- Все бумаги, связанные с психиатрической клиникой Абелоун Инджеборг, находятся здесь, - объяснил Драсбек. - Большинство из них не переведены. Вы же приехали на практику? Я могу перевести непонятные фрагменты, если вам будет нужно.

- Нет, не думаю, - запнувшись, ответила Блисс. - Постараюсь обойтись тем, что будет на английском.

Драсбек кивнул.

- Тогда я вас оставлю.

Как только Драсбек ушел, Блисс сразу же притянула к себе коробку.

Спустя полчаса она так и не узнала ничего, что могло бы ей помочь. Большая часть документов составляла истории болезни пациентов, старые вырезки из газет того времени, когда больница уже была выкуплена и какие-то отчеты, не представляющие собой ценности. Блисс уже было отложила коробку, но неровность на её дне внезапно привлекла внимание.

Оказалось, на дно коробки положили плотную коричневую бумагу, и если бы она немного не съехала, вряд ли можно было бы догадаться о каком-то секрете. Аккуратно подняв бумагу, Блисс достала ворох пожелтевшей, потрескавшейся бумаги.

Это были рисунки. Некоторые из них совсем потемнели от времени, и невозможно было догадаться, что на них изображено. Другие же, словно в противовес времени, сохранили едва ли не каждую деталь.

Одним из таких был портрет девушки. Девушки, которая заставила сердце Блисс забиться, как кролик, пойманный в силки. Девушки, которую Блисс видела в зеркале на протяжении всей жизни.

Рисунок рисовала не она, слишком он был идеальным, хорошо прорисованным. Ей бы на такое не хватило терпения.

Мара Меффлер улыбалась, но улыбалась вымученно. Художник смог изобразить и эту улыбку, и даже тени под глазами. Блисс было интересно, в какой период времени его нарисовали. Тогда, когда она только поступила в больницу, сразу после непродолжительного знакомства с Эйвери? Или же после, когда оказалась на попечении Шварца?

В любом случае, это было не так важно. Самым важным являлось то, что всё это - было. Было взаправду.

Но почему? Каким образом? Даже если и представить на минуту, что она вспоминает свои прошлые жизни - при чем здесь остальное? Руны, кельтские символы, золотая пыль, рубины?

Блисс схватилась за голову, поморщившись. Определенно, рубины являлись главными из её бед. Всякий раз, когда ей стоило вспомнить о них, голова болела нещадно.

Она последний раз бросила взгляд на рисунок. Брать его с собой ей категорически не хотелось, не хотелось больше прикасаться к нему.

- Вы закончили? - спросил Драсбек. - Так быстро?

- Мне было нужно совсем немного, - улыбнувшись, ответила Блисс.

Блисс уже хотела пойти по направлению к выходу, но резко остановилась. А куда ей идти? Что толку от этой? Всё, что она сегодня узнала, пролило свет на многие вещи, но что дальше? То, что она узнала, не вернуло ей память, не дало новых зацепок.

Блисс сцепила зубы, чтобы не закричать. Как же ей осточертела вся эта мизансцена.

- Драсбек, - Блисс обернулась к нему. - Скажите, у вас есть литература, связанная с оккультизмом?

Подобный вопрос явно застал Драсбека врасплох.

- Конечно, и достаточно много. Нужно что-то конкретное?

Блисс подавила острое желание схватиться за бок. Да что происходило с её телом, черт подери?

- Наверное. В любом случае, чем больше, тем лучше.

- Хорошо, - наконец ответил Драсбек. - Вы пойдете со мной или сядете в кафе? Я могу принести все материалы туда.

- Пожалуй, сяду в кафе, - ответила Блисс. - Спасибо вам.

Кофе с булочками оказались изумительными не только на запах, но и на вкус. Делая заметки в блокноте, Блисс рассеяно думала, что ей не помешало бы нормально поесть.

Час, что Блисс провела над книгами, она едва ли заметила - история рун неожиданно увлекла её.

О рунах Блисс знала совсем немного. Ещё на третьем курсе, мадам Боте-Лебреш, учительница Истории магии, рассказывала, что до шестнадцатого века волшебники не пользовались палочками, а использовали письмена древнего Египта и древне-латинский язык, чтобы высвободить то или иное заклинание. Руны же использовались лишь для шифровки и передачи информации, потому что магия рун и магия отдельно взятого человека являлась противоположными полюсами, которые просто-напросто не желали входить в контакт.

«Слово «run» в современном ирландском языке означает «секрет» или «решение».

Блисс занесла фрагмент к себе в блокнот и подчеркнула несколько раз. Секрет или решение, шифровка и передача информации... может быть, ей оставили зашифрованное послание? Нет, это было глупостью. Она буквально чувствовала, что идет по неправильному пути, но, в таком случае, какой был правильным?

Она снова углубилась в изучение рун, но на этот раз не общей информации, а классификации. Всего рун было двадцать пять, каждая руна носила своё имя и предназначалась для определенных целей.

«Уруз - символ того, что все рано или поздно приходит к завершению, а что-то начинается».

«Анзус - символ послания. Энергетическая руна».

«Туризас - символ врат, также башня. Энергетическая руна. Руна размышления. Ее пишут, желая поразмыслить перед решающим шагом, еще раз все обдумать, взвесить все «за» и «против».

«Альгиз - руна защиты. Руна дает защиту некой Системы. Применение руны дает возможность индивиду получить покровительство Системы, получить ее защиту. Теперь тот, кто нападает на этого индивида, нападет на Систему, нарушает ее Закон. Это один аспект».

Под ложечкой нестерпимо засосало, а в голове образовался странный туман. Она ощущала себя так, словно испытывает дежа-вю и жаме-вю одновременно. Она никогда не знала этой информации, но в то же время осознавала, что когда-то, точно так же, как и сейчас, сидела над листками и изучала руны.


«- Они мне не подходят, Шварц, не подходят. Может быть, найдем другой проводник? А лучше и вовсе оставим эту затею.
- Ты просто не нашла ту, которая будет твоей. Руну, которая будет слушаться тебя безоговорочно».

« - Шварц, просыпайся же! Ты был прав, черт тебя дери, ты был прав! Нам, наверное, понадобятся тренировки, потому что выброс вышел из под контроля, но тем не менее. Я должна была знать с самого начала, я же догадывалась. Это...»

- ... Наутиз, - сказала Блисс, едва не опрокинув чашку. - Шварц, это Наутиз!

Она поспешно закрыла рот, сообразив, что все немногочисленные посетители смотрят на неё с подозрением. Блисс поспешно закрылась книгой, чувствуя, как холодеют ладони.


«Наутиз - Потребность. Судьба. Сильная волшебная руна. Наутиз работает на инстинкт выживания - натиск силы, чтобы извлечь пользу в критическом положении».

Блисс перечитывала эти слова снова и снова. Неудивительно, почему Мара Меффлер сказала, что это именно её руна. Судьба. Потребность. Инстинкт выживания.
Эти три слова давали так много, но и вместе с тем не давали ровным счетом ничего. Без памяти они были лишь галькой в бермудском треугольнике.

- Наутиз, - зажмурившись, тихо прошептала Блисс.

Но ничего не произошло.

Разочарованная, но и обрадованная, Блисс собрала книги и, спустившись на первый этаж, нашла Драсбека.

- Вот, - сказала она, отдавая ему книги. - Ещё раз спасибо за помощь.

- Уже уходите?

- Да, мне пора.

Блисс не успела выйти из здания - Драсбек быстро встал между ней и дверью.

- Я что-то забыла? - она наклонила голову вбок.

- Если только моё приглашение, - самоуверенно улыбнувшись, ответил Драсбек. - Приглашение на свидание.

И Блисс рассмеялась. Рассмеялась непринужденным смехом счастливого человека, у которого есть время для веселья, и ещё больше - для счастья.

- Ох, Драсбек, - сказала Блисс, продолжая счастливо улыбаться. - Это очень приятно, но у меня есть парень.

Драсбек помолчал несколько секунд, а потом добродушно усмехнулся.

- Повезло ему.

- Утверждение для дискуссии, - ответила Блисс, и, махнув Драсбеку рукой, вышла из библиотеки.


Копенгаген окончательно проснулся. Люди спешили на обед, или же наоборот, снова на работу, машины мерно скользили по проезжей части, а некоторые, особо устойчивые к холоду, крутили педали велосипедов.
Солнце высоко светило в небе, ярко-голубом и чистом, без единого облачка. Снег на асфальтах и деревьях переливался под косыми лучами, новогодние украшения всё ещё слабо светились, а перила мостов, фонарные столбы и множество других поверхностей были покрыты тонким слоем инея.

Блисс стояла на одном из этих мостов, наблюдая за кричащими птицами. Она не знала, что делать дальше, не знала, куда ей направиться. Фактически, всё, что она узнала, всё, к чему она пришла, было лишь волей случая, насмешкой судьбы, короче говоря, чистой случайностью.

А сейчас случайности кончились, и она стоит на мосту Копенгагена, смотрит на птиц, а проблем вовсе не уменьшилось, и даже наоборот.

«Это очень приятно, но у меня есть парень».

Счастье, захлестнувшее её совсем недавно, исчезло бесследно. Блисс до крови закусила губу, тряхнув головой, и стараясь сдержать не прошеные слезы. Никогда воспоминания полуторагодичной давности не преследовали её так сильно, как сейчас.

Блисс считала, что плакать сейчас, или, что ещё хуже, винить себя, было бы просто глупо. За что себя винить? За то, что в этот раз она не пустила всё на самотёк? За то, что делает всё, чтобы вырвать правду и свою память? За то, что снова смогла... полюбить?

Она не хотела думать, о том, правильно ли испытывать что-то сильное к кому-то всего через полтора года.

Она не хотела думать о том, что некоторые, узнав, что прошло всего полтора года с момента тех ужасающих событий, посчитали бы её легкомысленной и чёрствой.

Она не хотела думать о том, что эти полтора года были вечностью.

И последнее, о чем хотела думать Блисс Бромлей, правильно ли она поступила, когда, под натиском бледного, постаревшего на несколько лет отца, под взглядом испуганной, тихой, такой непривычной матери, согласилась принять то зелье. Зелье, не будь которого, она бы никогда не посмотрела в сторону Драко Малфоя. Не посмотрела бы в сторону любого человека, который мог бы вызвать в ней что-то, кроме равнодушия.

Плакать сейчас ей казалось глупостью настолько несусветной, что она решила скорее убежать с этого моста.

Блисс резко развернулась, совершено позабыл, что все дороги Копенгагена обледенели, покрывшись тонкой, но очень скользкой пленкой льда. Ноги предсказуемо заскользили, и со всего размаху она впечаталась в чье-то черное пальто.

- Я жутко извиняюсь, - начала Блисс, поднимая голову и останавливаясь на полуслове.

Шокированная и испуганная, она смотрела на крайне изумленного Киллиана Маррея.


___________________________


К фанфику появился чудесный трейлер, ссылка на него в первой главе.

Факторы искусства и совпадений


обложка - http://s017.radikal.ru/i428/1412/95/f1d7c303fee1.jpg

____________


- Мисс Бромлей? - растерянно сказал Маррей, сказал таким голосом, будто не мог понять, правда ли это она.

На одну безумную секунду Блисс даже поверила, что сможет сделать вид, будто не понимает языка, а потом, скомкано извинившись, быстро уйти.
К счастью, она быстро опомнилась. Так вести себя не следовало, хотя бы потому, что вряд ли Киллиана Маррея можно было посчитать человеком глупым.

- Мистер Маррей, - попыталась улыбнуться Блисс. - Да вы просто самая неожиданная встреча в моей жизни.

- Не могу не согласиться, - ответил Маррей, всё ещё такой же растерянный. - Вы в порядке?

Блисс кивнула, и только потом поняла, почему Маррей спросил её об этом. Она, потеряв равновесие, всё ещё держалась за него, а он же по-прежнему поддерживал её.
Блисс всё же скованно улыбнулась и уже было хотела отойти, но попытка закончилась провалом. Вновь заскользив на льду, она едва не упала, но Маррей вовремя
подхватил её за спину.

- А я и забыл, какая вы неуклюжая, - улыбнулся он.

- Вряд ли вам приходилось видеть мою неуклюжесть, - удивилась Блисс. - Мы виделись с вами только за завтраками.

- И именно во время одного из них вы, увлеченная рассказом вашего друга, задели локтем бокал, который чуть не выбил глаз вашему отцу. Насколько я помню, Филипп
даже близко с вами не сидел.

Блисс рассмеялась, вспомнив этот случай. Боги, это же было совсем недавно. Это было так давно.
Сколько всего с ней успело случиться за это время, сколько всего на успела узнать или сделать, сколько смогла понять, сколько дорог сумела пройти. Одна из них
привела её в Копенгаген, и, так получилось, именно на этой дороге она стоит с человеком, который без зазрения совести может аппарировать её в Англию, сдать на руки родителям и рассказать, где именно нашёл их дочь. И разве можно будет сказать ему, что он не прав?
Блисс мучительно старалась придумать хоть что-то, что могло бы помочь ей выбраться из этой ситуации.

- Что вы делаете здесь?

- Конкретно на этом мосту - просто решил остановиться и полюбоваться видом, - ответил Киллиан. - А если глобально - то из-за аукциона.

- Аукцион? Вы коллекционируете маггловские вещи?

- Не совсем, - покачал головой Маррей. - Слышали о зеркале Еиналеж?

- Зеркало, посмотрев которое, можно увидеть свое самое заветное желание? - подняла бровь Блисс. - Мне кажется, многие о нем слышали. Но это очень редкая вещь.
Неужели вы хотите найти её на аукционе, пусть и на, несомненно, магическом, и, что тоже несомненно, закрытом и тайном?

- Иронизируете вы чудесно, но вот с интуицией у вас явные проблемы, - засмеялся Маррей, весело смотря на Блисс. - Аукцион самый обычный, маггловский и купить там
понравившуюся вещь может любой человек. Конечно, если у него есть минимум двадцать тысяч крон, которые можно истратить на обычную безделушку.

- Вы правы, самый обычный аукцион, - закатила глаза Блисс. - Но при чем тут зеркало?

- А вот это и есть самое интересное, - продолжил Маррей. - Если верить источникам, зеркало на протяжение полувека принадлежало магглу. Какому-то баснословно
богатому англичанину, который отрекся от своей семьи и переехал в Данию. Две недели назад он скончался и, согласно завещанию, все вещи в его особняке должны быть
выставлены на аукцион. Вы же в курсе, что вещи, выставляемые на продажу, тщательно проверяют и реставрируют?

- Я знаю об этом, - кивнула Блисс. - Но я так же знаю о том, что магглы не могут увидеть в зеркале Еиналеж то, что могут видеть волшебники.

- Видеть - не могут, но чувствовать - очень даже. Странное ощущение, мурашки, чувство, будто ты видишь что-то в уголке глаза, а когда резко оборачиваешься, там
ничего нет. Я бы ещё списал это на обычную паранойю, если бы не одно «но». Зеркало не поддается реставрации. Все выровненные царапины, вновь нанесенная позолота,
попытка убрать потемневшие пятна - всё заканчивалось провалом.

- Мне бы показалось это подозрительным.

- О, я уверен, им это тоже кажется подозрительным. Но, согласитесь, в большинстве случаев люди просто стараются не замечать сверхъестественное или пугающее.

- Хорошо, - покладисто сказала Блисс. - Допустим, это действительно зеркало Еиналеж. Но что будет, если вы не сможете посмотреть в него до самой покупки? Что будет тогда?

- Тогда у меня будет обычное старинное зеркало для гостиной, - пожал плечами Маррей.

Блисс всё же рассмеялась, почти не чувствуя давящий комок страха в груди.

- Я, пожалуй, всё же хотел бы вас отпустить, - задумчиво протянул Киллиан. - Но без страха, что вы тут же упадете на обледенелую мостовую.

Только сейчас Блисс поняла, что Маррей всё ещё поддерживал её за спину, рассказывая о зеркале Еиналеж. Она покраснела, но отходить всё же не стала - лёд под ногами чувствовался даже сейчас.

Задумчиво окинув Блисс взглядом, Маррей подхватил её за талию и прежде, чем Блисс успела понять, что происходит, быстро переставил её на относительно безопасный
асфальт.

- Я бы возмутилась, будь вы младше на пару десятков лет, и не спаси вы только что мой череп, - наконец сказала Блисс.

- А я бы возмутился, что вы, несовершеннолетняя девушка, находитесь одна, в незнакомом городе, хотя, если мне не изменяет память, должны проводить каникулы в доме
моей племянницы.

Маррей замолчал, беззаботно пожав плечами:

- Но это не моё дело.

Блисс неверяще посмотрела на Маррея, пытаясь разгадать его. Неужели он говорил серьёзно?

- Прошу, не смотрите на меня так, - усмехнулся Маррей. - Да, вы несовершеннолетняя, вы обманули свою семью и заручились помощью Кэтрин, чтобы сбежать в другую
страну. Но, видите ли, я не самый хороший человек.

- И что дает вам повод так думать о себе?

- То, что пока люди не связаны с моими финансами и личным счастьем, мне на них плевать. Насколько я знаю, вы на эти два пункта не покушаетесь, так что делайте, что хотите, можете даже не возвращаться домой. Опять же, всё это - совершенно не моё дело.

Блисс рассмеялась, почувствовав, как тяжелый комок в желудке рассасывается. Она не могла полностью доверять словам Маррея, но у неё не было выбора. Ей придется
просто поверить и надеяться, что он не лжет ей.

- Так где проходит ваш аукцион? - спросила Блисс, стараясь одновременно сменить тему и при этом не показывать, что общество Маррея доставляет какие-то неудобства.

- Рядом с Копенгагенской ратушей находится отель, в котором будут проходить мероприятия.

- Мероприятия? - переспросила Блисс. - Там будет проходить что-то ещё, кроме аукциона?

- Выставка картин и фотографий современных художников, - ответил Маррей. - Обычно я стараюсь обходить такие вещи стороной, потому что понятие «современное» в
искусстве для меня слишком непонятно. Но моя хорошая подруга находила в таких выставках свою прелесть, объясняя её и мне.

Маррей замолчал на несколько секунд, после чего спросил:

- Не хотите составить мне компанию?

Блисс едва не споткнулась, хотя можно ли споткнуться, когда стоишь вот уже час? Что ей нужно было ответить? Зачем Маррей пригласил её - из-за обычной дани
вежливости? Или, не смотря на все свои слова, он всё же хотел узнать, зачем ей понадобилась эта поездка?

- Не ищите в моем предложении скрытый смысл, - Маррей словно угадал её мысли. - И, бога ради, перестаньте бояться, что я расскажу кому-нибудь о вашем секрете. Если хотите посмотреть на картины и фотографии, и посмеяться над толстосумами, которые отдают по пятьдесят тысяч крон за пепельницу, то ваша компания будет мне приятна. Если нет - я вас не держу, и мы попрощаемся прямо здесь.

Мысль, пришедшая ей в голову, показалось дикой.

«Почему бы и нет?»

С одной стороны она понимала, что полностью доверять нельзя никому, особенно сейчас. Но если посмотреть под другим углом, то что она имела на данный момент?
Неясные предположения о рунах, свой собственный портрет, на котором была и не она вовсе, а девушка, по имени Мара Меффлер, какое-то безысходное осознание, что с
ней происходит реинкарнация или ещё какая-то чертовщина.
Попытки узнать что-то большее? Но что? У неё не было больше информации, ровным счетом никакой.
А картины и фотографии... что же, в одном Блисс была уверена точно. Она любила искусство и ненавидела состояние беспомощности.

- Знаете что, мистер Маррей? - улыбнулась Блисс. - Я с удовольствием составлю вам компанию. Что может быть лучше старинных зеркал и современных картин?

Маррей улыбнулся, и невероятным образом помолодел лет на пять, не меньше. Он подошел к Блисс, и она спокойно взяла его под руку. На миг ей показалось, что рядом
стоит отец.

- Я полагаю, мистер Маррей, над вами смеяться мне запрещается?

- Я не вправе что-то запрещать вам, мисс Бромлей. Но не забывайте, что у вашего отца отменный виски, а под алкоголем любой человек становится крайне разговорчивым.

Блисс уже хотела ответить что-то притворно-возмущенное, но неожиданный легкий зуд в затылке заставил её обернуться.
С минуту Блисс растерянно озиралась, но ничего подозрительного так и не заметила.

Наверное, ей показалось. Скорее всего, кого-то привлекла их пара, и о них были сделаны неправильные выводы.

Да. Блисс тряхнула головой, пытаясь вслушаться в непринужденную болтовню Киллиана Маррея, а когда поняла, о чем он говорит, снова рассмеялась. И не скажешь, что
этот человек - ровесник её отца.

- ... и, пожалуйста, зовите меня просто Маррей. Я, конечно, стар, но к чему лишнее напоминания?

- Насколько сильно вы настаиваете, мистер Маррей?

- Кажется, у вашего отца есть ещё и отменный коньяк.

- Ох, Киллиан, вы не устаете меня удивлять.

***

Во время очередной ссоры с Блисс, Малфой сказал ей, что у него запланирована поездка. Впрочем, легальность этой поездки была палкой о двух концах.
Малфой не смог сдержать усмешки, вспоминая тот случай, и то, как он предложил Блисс встретиться. Тогда он сказал это, чтобы больше задеть и уколоть. Теперь бы он
сделал всё, лишь бы была хотя бы призрачная возможность увидеться с ней до окончания каникул.

Увидеться со своей девушкой.

Малфой всегда считал эту фразу и её определение странной, похожей на патоку или мармелад, в котором застряли кусочки разбитых леденцов. Звучит отвратительно, а на
вкус ещё хуже.

Когда это успело поменяться? Когда обыкновенное слово "девушка" перестало ассоциироваться с дешевыми сладостями?

Всё стало иначе. Волосы с золотистыми бликами, улыбка, способность говорить сто слов в секунду во время волнений, тоскливые взгляды, мужские часы, снег на голых
плечах и множество загадок.

Блисс Бромлей не была тем человеком, которого можно было подогнать под одну ассоциацию или рамку.

Блисс была той, кем она являлась, и только благодаря этому Малфой мог с уверенностью сказать, что чувствует что-то, очень похожее на счастье.

И сейчас он старательно поддерживал её призрачный образ в своей голове. Ведь сейчас Блисс была единственным, что заставляло его испытывать нечто хорошее.

- Если сможешь купить зеркало, то делай это незамедлительно, - инструктировал сына Люциус. - Но если его цена поднимется за двести тысяч крон, немедленно прекращай


торговаться. Твоя первостепенная цель - статуя Сивиллы. Изначально на неё будет невысокая ставка, но даже если их будут поднимать, перебивай цену столько, сколько
потребуется.

- Зеркало - второе место, статуя Сивиллы - первое, - ответил Малфой. - Я понял это ещё в сентябре, когда Лорд самолично объяснил мне все детали. А потом в ноябре,
когда ты повторил его слова ещё раз. А потом...

Малфою не составило труда перехватить трость, которая нацелилась на его плечо.

- Медленно, - скучающе проинформировал отца Малфой.

Обратный конец трости вдавился Люциусу в голень. Малфой знал, что в голове серебряной змеи был скрытый механизм, который активировал острый наконечник. Он мог бы с


легкостью проткнуть ногу своему отцу, но пока что в этом не было смысла.

Когда то Люциус сказал ему: «Когда дерзишь человеку, будь уверен, физические способности развиты так же хорошо, как и магические. Оскорблять других можно лишь в том случае, если знаешь, что сможешь отразить реальную атаку».

Малфой хорошо запомнил этот урок.

- Быстро учишься, - оценивающе сказал Люциус.

Трость они отпустили одновременно, позволив ей упасть на пол с глухим металлическим звуком.

- Как только закончишь с делами, сразу же возвращайся в Мэнор, - продолжил Люциус так, будто и не было этих напряженных минут.

- Я помню об этом, - спокойно ответил Малфой.

Малфой уже хотел выйти за ограду Мэнора, чтобы аппарировать, когда почувствовал руку отца на своём плече.

- Правильно ли я понимаю, что в твоих ближайших планах нет намерений помириться с Асторией и её семьей?

- А её семья простит меня после того письма, что я им отправил? - искренне удивился Малфой. - Тогда гордости у них даже меньше, чем у Астории. Вряд ли такое возможно.

Рука Люциуса дрогнула, но хватки не ослабила.

- Надеюсь, ты понимаешь, что единственное положительное качество девчонки Бромлей - это состояние её семьи? В остальном же, она не подобает тебе, и явно не
подобает тому, чтобы войти в нашу семью. Она не умеет вовремя смолчать, излишне вызывающа и слишком упряма.

Малфой сбросил руку отца со своего плеча и повернулся к нему. Люциус смотрел на него с какой-то понимающей жалостью.

- Я могу понять, почему она тебе нравится. Есть прелесть в её сопротивлении, в её вере в то, что можно быть тем, кем хочется, не смотря на определенные правила в
наших кругах. Но уверен ли ты, что сможешь её сломить?

Малфой рассмеялся. Он смеялся громко, долго, и на секунду ему показалось, что он не сможет остановиться.

Когда он успокоился, то всё же смог ответить:

- Сломить Блисс? Я не знаю такого человека, который мог бы её сломить, подогнать под себя. Если её и сломит что-то, то оно будет выходить за рамки не только её
мира, но и мира большинства людей. Более того, отец, твои выражения крайне вульгарны. Ты считаешь, что можешь подчинять, но действительно ли это так? Тебя
слушается Нарцисса - но лишь потому, что она жертва устоев и старомодного воспитания. Тебя слушаются пешки Лорда - но прежде он отдает им приказы. Раньше тебя
слушался я - но не ты ли когда-то говорил мне, что людям умным свойственна способность развиваться?

Малфой замолчал, усмехнувшись самому себе. Как он мог бояться этого человека? Что с ним было не так?

- Я не буду с тобой спорить, сын, - Люциус всё же сумел совладать с собой. - Совсем скоро ты и сам поймешь, что детская влюбленность только мешает чистому
рассудку.

Малфою было всё равно, что Люциус оставил за собой последнее слово. Внутренним чутьем он понимал, что в этом раунде победа была за ним.

В Копенгаген он аппарировал в прекрасном настроении.

***

Вот уже двадцать минут Блисс не могла оторвать взгляд от серии огромных фотографий, расположенных едва ли не вовсю стену. На девяти фотографиях были изображены
красные всполохи фейерверков.

- Вижу, вас просто поразила эта работа.

Блисс вздрогнула. Пока она стояла, не в силах отойти от фотографий, Маррей успел ненадолго исчезнуть, и Блисс не винила его за это. Откуда ему знать, что она
чувствует, когда видит нечто, похожее на пыль или рубины? А эти фотографии были квинтэссенцией её раздумий.

- Здесь написано, что художник фотографировал салют всего лишь на протяжении двадцати секунд, - сказала Блисс. - А ещё это макросъемка. Только она может передать
вид вещей в совершенно неожиданном свете.

- Вот эта фотография похожа на стену средневекового замка, - заметил Маррей, кивая на один из снимков.

- А вон тот, крайний, на огромный глаз. А ведь это - лишь салют, который длился меньше минуты.

Блисс тряхнула головой, и улыбнулась, посмотрев на Маррея.

- Так что да, эта работа представилась мне весьма интересной. А вы? Вам приглянулось что-нибудь?

- Не приглянулось, а скорее удивило, - задумавшись, ответил Маррей. - Воистину, мне не дано понять современное искусство.

- Покажете, что вас так удивило? - невольно заинтересовалась Блисс.

- Уверены? Боюсь, вас это шокирует.

Блисс с горечью подумала, что теперь картины - последняя вещь, которая может её шокировать.

- Это... поразительно, - наконец смогла сказать Блисс, завороженно рассматривая картину.

Картина была выполнена в ярких, едва ли не кислотных оттенках, больно бьющих по глазам. Череп, обтянутый розовыми мышцами, роза в неестественно открытом рте,
черные волосы, раскинутые вокруг ореолом, на которых возвышались переплетенные ноги и женская грудь. Вокруг композиции распускались цветы и тернии сорняков, а в
небольших просветах можно было рассмотреть яркие пятна солнца.

Маррей был прав - картина шокировала. Но вместе с тем в ней сквозила неуемная, бешеная энергия.

- Поразительно? - недоверчиво переспросил Маррей. - Хотите сказать, что вам нравится?

- Я не стала бы подбирать такое слово, - покачала головой Блисс, не в силах отвести взгляд. - Это в самом деле поразительно. Что из себя представляет эта картина?
Просто яркий сон от пережитого стресса, насилие над личностью, или алтарь? Она... доскональная, понимаете? Я бы посчитала её пошлой, если бы художник выбрал темный
фон, но он этого не сделал. Здесь видно, что светит яркое солнце, а оттого композиция кажется ещё более детализированной. Эта картина - совершенство красивого
насилия в живописи, а данный фактор именно в ней - вещь всегда настолько интересная.

- Вы бы хотели купить эту картину?

- Я бы хотела на неё смотреть, время от времени. Живые существа не могут без насилия. Но кто-то предпочитает его в жизни, а кто-то - в искусстве. И последнее может быть действительно прекрасным.

Наконец Блисс посмотрела на Маррея. Он смотрел на неё взглядом бесконечно удивленным.

- На некоторое время я даже забыл, что вам всего шестнадцать.

Блисс даже не смогла рассмеяться.

- Хотела бы я сказать, что слышу это впервые.

***

Копенгаген не вызывал ничего, кроме равнодушия и неприятной тоски. Белый снег, падающий с неба, обледенелые мостовые и скользкие дороги, спешащие, суетливые люди и множество новогодних украшений, по большей части нелепые в светлое время суток.

Но Малфой был уверен, что Блисс бы здесь понравилось. Она умела находить красоту во всём, а в этом городе ей не составило бы этого труда.

Малфой сцепил зубы. Сейчас первостепенной целью было задание, и нечего бредить себя неосуществимыми надеждами.

Совсем скоро он выяснил, что аппарировал чуть дальше, чем нужно. Но это его не расстроило - здание, рядом с которым он оказался, заставляло обратить на себя внимание. Огромное, похожее на ограненный черный камень, оно манило и притягивало своим матовым блеском. Малфой несколько минут смотрел на него, лениво пытаясь вспомнить, что именно в нём находилось. Если память его не подводила, то это какой-то большой книжный магазин или библиотека.

К его удивлению, первый же прохожий владел сносным английским и охотно объяснил ему, как дойти до Копенгагенской ратуши. Сухо поблагодарив, Малфой отошел от него на несколько шагов и рассеяно окинул взглядом мост, который находился напротив стеклянного здания.

Тоска, успевшая притупиться, уйти в дальний уголок сознания, вырвалась с новой силой. Перед глазами заплясали хаотичные картины последних дней - золотистое платье
и распушенные волосы, растерянный, полный страха взгляд, быстрые слова, поцелуи до нехватки дыхания и снег, снова этот снег на голых плечах.

Незнакомая девушка, стоявшая на мосту, со спины казалась копией Блисс, причем копией невероятной.

То же черное пальто, те же волосы, в беспорядке разбросанные по спине, даже гордая осанка.

А затем она повернула голову, давая возможность рассмотреть лицо в профиль.

На секунду Малфою показалось, что его прошибло током. Эта девушка не была копией Блисс, это была она сама. Это было невероятно и немыслимо, но вот же она, стоит на мосту, на землях Копенгагена, и не подозревает о нем.

Он уже хотел перебежать дорогу, но поток машин помешал ему. Раздраженно чертыхнувшись, Малфой подождал, пока они проедут, и уже едва не кинулся к мосту.

Картина, представшая перед его глазами, заставила его остановиться.

Теперь он видел лицо Блисс яснее и четче, ведь она немного сместилась. Вместе с человеком, в объятиях которого находилась.

Несколько долгих минут она выглядела растерянной, даже смущенной. Затем она улыбнулась ему, и в какой-то момент даже рассмеялась.

Малфой отстранено подумал, что не помнит, как звучит её смех. Улыбалась Блисс часто, но её смех он услышал от силы пять раз за всё время знакомства.

Он не знал, не мог понять, что ему делать. Какая-то часть него рушилась, а он просто стоял и смотрел. Смотрел, как этот человек, годящийся Блисс в отцы, поднимает
её за талию, зачем-то переставив с одного места на другое. На её лице сразу же проступила краска.

Внезапно его прошибло потоком воспоминаний. Он вспомнил приём, вспомнил и этого человека. Киллиан Маррей, дядя её подруги, Кэтрин.

«...Ему чуть больше, чем за сорок».

«... О, я упомянула его потрясающие голубые глаза? Они сказочные».

Вспомнился и подслушанный разговор, в котором смущенная Блисс просила Кэтрин прикрыть её. Неужели она не притворялась? Неужели это смущение было вызвано тем, что
она состоит в отношениях с родственником своей подруги?

Всё сходилось. И голубые глаза, и разница в возрасте, даже то, что после всех разговоров она ни разу не опровергла свои слова.

Выходит, что они познакомились на том приеме, и за две недели пришли... к этому? Или они встретились раньше? Малфой помнил, что практически до окончания каникул
Блисс ещё не уехала из Франции, а значит, и была вероятность, что они познакомились там.

Когда они собрались уходить, Блисс дотронулась до затылка, и Малфой сразу же наложил на себя дезиллюминационные чары. Именно в тот момент Блисс обернулась, и начала озираться по сторонам. Потом, успокоившись, она снова повернулась к Киллиану Маррею.

Малфой пошел за ними, словно находясь в какой-то призрачной дымке. Он так сильно надеялся, что всё это - просто нелепая ошибка.

***

- Лот номер тридцать семь, брошь, принадлежащая одной из фрейлин Анны Болейн...

Пожилого мужчину, сидевшего за спиной Блисс, скрутило в жутком приступе кашля.

- С вами всё хорошо? - заволновалась Блисс, оборачиваясь к нему. - Дать салфетку? Или воды? Может быть, выйдем на свежий воздух?

- Вам только осталось вскочить с места и поинтересоваться, есть ли среди присутствующих врач, - усмехнулся мужчина.

Блисс нахмурилась и поспешила отвернуться.

- Мисс, - окликнул её мужчина.

- Да?

- Прошу извинить за моё поведение, - вздохнув, сказал он. - Уверен, это на нервной почве, даже и вспомнить не могу, когда болел последний раз.

- Ничего страшного, - улыбнулась Блисс. - Но если станет хуже, всё же, выпейте хотя бы воды.

- Обязательно воспользуюсь вашим советом.

Блисс вновь обратила взгляд к сцене, и поняла, что за время их разговора успели сменить два лота.

- Расстроились, что не смогли посмотреть на брошь? - прошептал Маррей, наклонившись к Блисс.

- Нет, нисколько, - покачала головой Блисс. - История Анны Болейн мало меня интересует.

- Вот как? Меня это удивляет.

Блисс удивленно на него посмотрела.

- И почему же?

- Насколько я понял, кровавая романтика очень вам по душе. А где ещё вы найдете столько крови и романтики, как не в отношениях Генриха и Анны?

- Вы снова забываетесь, что любую жестокость я приемлю лишь в искусстве, - покачала головой Блисс. - А трагедия Болейн, увы, настоящая история. Пусть, в какой-то
степени, и стала искусством.

Маррей посмотрел на Блисс с живейшем интересом.

- Боюсь, не совсем вас понял.

- Всё, что проходит сквозь долгое время, так или иначе становится искусством. Анна Болейн и Генрих, семейные отношения Екатерины Медичи с её дочерью,
Маргаритой де Валуа, вся жизнь Елизаветы Баварской. Так или иначе, сейчас все они стали своего рода литературой и картинами, захватывающими историями. Искусством для душ других.

- Вы не находите, что осознавать это крайне печально?

Теперь настал черед Блисс удивленно смотреть на Маррея.

- А вот теперь я не понимаю вас.

- Я говорю о осознании того, что всех настигнет время, сотрет в пыль. Но нас, в отличие от принцесс и королей, не статут считать искусством. Не думаю, что через
определенный промежуток времени о нас вообще кто-то вспомнит. Получается, что если мы не станем искусством, то останемся лишь историями, причем кратковременными.

Блисс посмотрела на статую, которую выносили на сцену. Прекрасная скульптура женщины, полностью покрытая вуалью, настолько реалистичной, что сначала можно было и не поверить, что вся она сделана из мрамора.

- Пожалуй, я могу смириться с этим. В конечном счете, все мы – всего лишь истории. И если нас суждено забыть, то есть те, кого не забудут. Если вы не нуждаетесь в
славе, давайте оставим её другим.

- А вот тут я поддержу вас полностью, - согласился Маррей.

- Лот номер сорок два - зеркало Надежды или зеркало Проклятий. Принадлежало Эйбрахаму Суэнавентура на протяжении пятидесяти лет, но своё начало берёт с первой
половины семнадцатого века. Своё название приобрело из-за двух поразительных фактов - человек, посмотревший в него, будет чувствовать себя или очень счастливым,
или глубоко несчастным. Неизвестно, сколько действует Надежда или Проклятье зеркала. Может быть, пять минут, а может быть, всю жизнь. Первоначальная ставка - сто
пятьдесят тысяч крон.

Маррей молниеносно вскинул руку со своим номером.

- Второй номер согласен купить зеркало. Кто даст сто шестьдесят тысяч? Номер пятнадцать, вы явно не пожалеете о своей покупке!

Маррей снова поднял свой номер

- Второй номер поднимает ставку до ста семидесяти тысяч! Кто даст сто восемьдесят? И снова пятнадцатый номер! - лицитатор прищурился, а потом едва ли не захлопал в ладоши. - Номер пятнадцать поднял номер два раза подряд, а это уже сто девяносто тысяч! Номер восемь поднимает цену до двухсот!

Маррей поднял свой номер, после чего повторил это движение два раза.

- Номер два предлагает за зеркало двести тридцать тысяч крон! Кто даст двести сорок? Двести тридцать тысяч раз... о, номер пятнадцать снова в игре! Кто даст двести пятьдесят?

- Триста десять тысяч, - четко выговорил Маррей.

- Ставки повышаются до трехсот десяти тысяч, - излишне громко крикнул лицитатор. - Кто даст больше? И снова номер пятнадцать! Никто не желает вступить в противостояние?

Блисс почувствовала пот, стекавший по шее. Она и не ожидала, что борьба за зеркало будет настолько напряженной и азартной. Кто бы мог подумать, что обычная дань вежливости обернется для неё интересным времяпровождением.

- Пятьсот тысяч, - громко сказал Маррей.

В зале воцарилась тишина. Если до этого были слышны перешептывания и тихий, едва слышный смех, то сейчас, пролети в этом зале даже самое мелкое насекомое, его
непременно бы услышали.

Раскрасневшийся лицитатор выглядел настолько довольным, что Блисс невольно задалась вопросом, имеет ли он какой-то процент от проходящего аукциона.

- Пятьсот тысяч крон, дамы и господа! Никто не желает повысить ставки? О, снова номер...

Следующее, что сделала Блисс, было полнейшей неожиданностью и для неё самой: она просто подняла свой номер, который взяла исключительно потому, что того требовали
правила, и подняла его:

- Пятьсот семьдесят тысяч.

Лицитатор, уже не скрываясь, достал платок и промокнул лоб.

- Номер три поднимает ставку! Кто же даст больше? Может быть, номер восемь снова опробует свои силы? Или номер пятнадцать?

Маррей снова поднял свой номер.

- Номер два снова поднимает ставку!

На секунду Блисс показалось, что в зале наступила абсолютная неподвижность.

- Пятьсот восемьдесят тысяч раз. Пятьсот восемьдесят тысяч два. Пятьсот восемьдесят тысяч три! Продано!

От непонятного, внезапного облегчения Блисс захлопала в ладоши, а вскоре с удивлением заметила, что лишь подхватила аплодисменты других. Видимо, не только она
чувствовала напряжение, а теперь, когда всё закончилась, волна странной радости окутала весь зал.

- Киллиан, мы купили зеркало! - взвизгнула Блисс, и тут же в ужасе зажала себе рот.

Он посмотрел на неё сияющим взглядом.

Остаток аукциона прошел в какой-то радостной лихорадке. Стоило им только перехватить взгляды друг друга, как одновременно уголки губ тянулись вверх и появлялось
дикое желание рассмеяться.
Как же ей хотелось обсудить всё, каждую деталь, каждую мелочь аукциона. И, что хотелось особенно, посмотреть на загадочный пятнадцатый номер, который сдался сразу
же, как Блисс озвучила цену.
У неё имелись соображения на этот счет, но прежде, чем обсуждать их, нужно было переждать продажу ещё семи лотов.

- Это было...

- Невероятно? Волнительно? Азартно?

- Всё вместе! - воскликнула Блисс, наконец дав волю громкому смеху.

Как только Маррей уладил дела с покупкой зеркала, они сразу же вышли на улицу, почему-то не в силах сдержать улыбки. Блисс не могла понять этого почти
истерического состояния. Что произошло такого веселого? От чего так сильно хотелось смеяться?

Вероятнее всего, на ней просто сказался азарт, новые впечатления и радость от того, что именно Маррей получил зеркало.
Блисс искренне надеялась, что так оно и было. Искать во всём скрытый подтекст она не хотела. Не сегодня.

- Киллиан, - спохватилась Блисс. - Вы случайно не рассмотрели, у кого был пятнадцатый номер?

- Рассмотрел, - кивнул он. - Это был Алджернон Фрипп. Честно сказать, я не удивлен, что он всеми силами пытался отнять именно тот лот, за который боролся я.

- Как интересно. Должно быть, за этим кроется весьма драматическая история?

Маррей усмехнулся, неопределенно качнув головой.

- Не драматическая, да и настоящей историей это вряд ли назовешь. Если хотите, я расскажу вам позже, но сначала, объясните мне, что сподвигло вас на ту выходку?

- Я... не знаю, - честно ответила Блисс. - Это было какое-то минутное чутье. Я подумала, что если перебью цену, то человек под номером пятнадцать успокоиться.

Впрочем, извините меня. Не знаю, зачем я подняла цену на семьдесят тысяч.

- Вы извиняетесь? - поднял брови Маррей. - За что? Вы и представить себе не можете, как я благодарен.

Блисс прикусила губу, бросив взгляд на дверь отеля. Только сейчас она поняла, что да, именно это чутье заставило её поднять свой номер. Но в чем было дело? Почему она считала, что если вступит в борьбу за лот, то Маррей непременно получит его?

Она едва заметно покачала головой. Слишком много было всего, что не поддавалось понимаю. Слишком.

- В любом случае, вряд ли у Фриппа были такие деньги, - пожал плечами Маррей. - Уверен, он поднимал цену лишь на чистом упрямстве. Если хотите, могу рассказать о нем по дороге.

- Мы куда-то идём? - удивилась Блисс. - Разве вы не должны забрать зеркало прямо сейчас?

- А что с ним может случиться за тот час, что мы потратит на ужин? - искренне удивился Маррей. - Охрана, конечно, не обладает магическими способностями, но доброе
слово и пистолет в их распоряжении точно есть.

Блисс снова рассмеялась, не в силах совладать с собой.

- Впрочем, если вы устали составлять мне компанию, я вас пойму. Право же, мисс Бромлей, я вас не держу.

- Блисс, называйте меня Блисс. Мне, конечно, шантажировать вас нечем, но всё равно, как-то это неравноценно, - она рассеяно отряхнула пальто от множества снежинок. - И что за глупости? Сейчас я зверски голодна, так что ужину буду только рада.

Кафе, куда привел её Киллиан, было одним из тех мест, которые Блисс называла атмосферными. С большими окнами, пропускающими свет уходящего солнца, минимум людей и запахом кофе вперемешку с жареным миндалем.

Разглядывая меню, Блисс нахмурилась и поднесла руку ко рту. Ещё десять минут назад она была готова съесть что-то, размером со слона, а сейчас её едва ли выворачивало от написанного.

- Блисс? С вами всё хорошо? - встревоженно спросил Маррей.

Блисс подняла на него болезненный взгляд. Она смотрела на лицо Маррея, но ей словно что-то мешало.
Она посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, в чем дело.

- У вас что-то в глазах.

- Соринка?

Как завороженная, Блисс наклонилась через стол и взяла его лицо в свои руки.

- Нет. Река.


Что ниже, что выше


Небольшого извинения пост. Я знаю, что главы не выкладывались на протяжении года, и я прекрасно понимаю, что поступила отвратительно, не поставив в рассказе статус хотя бы "заморожен".
Но это не так. Настолько не так, что продолжение насчитывает уже ровно десять глав. Нет, они не писались на протяжении года, потому что первые семь месяцев после тридцать третей главы я не притрагивалась к продолжению. Я знала, что должно быть дальше, знала, как именно нужно всё преподнести, но заставить писать себя не могла.
Хорошо, что я справилась с этим. Потому что к концу января я планирую полностью закончить работу. Она слишком важна для меня (и, я надеюсь, для десятка людей здесь) чтобы просто её бросить.
Ещё раз приношу свои извинения.

___________

Она дотронулась до него так, как будто это было вещью само собой разумеющийся. Перегнулась через стол, взяла его лицо в свои руки и не отрывала взгляда, взгляда бесконечно завороженного и понимающего, что ли.
Малфой на это смотреть больше не мог. Идя за ними, как привязанная паршивая овца, он надеялся на чудо, на невозможное. На то, что это и вправду ошибка, что он чего-то не понимает.

В какой-то момент он начал верить, что это действительно так. Он держался неподалеку от Маррея и Блисс, стараясь не задерживать взгляд дольше минуты. У Блисс была сильно развита интуиция, она нутром чуяла, если за ней кто-то следил.
Малфой это понимал.

Глядя на них, нельзя было сказать, что видишь отца и дочь. Слишком разные, начиная от внешности, и заканчивая поведением.

Некоторое время они рассматривали картины, непринужденно о чем-то переговаривались, а потом пошли в ту секцию, где проводился аукцион.

Малфой не знал, что и думать. Только сейчас он понял, что должен присутствовать на этом аукционе, что должен выкупить статую Сивиллы. Что это было, черт подери? Происки его отца? Или простое совпадение?

Последнее Малфой отмел сразу же. Совпадения - последняя вещь, в которую он верил.

Он действительно старался не высовываться, да и это не составляло особого труда. Если Малфой хотел, он умел быть незаметным, едва ли не скрывая всю свою личность, приглушая ауру. Не то, чтобы он в неё верил, но ему казалось, что представляя её цвета и делая их более приглушенными, он сам становится таким же.
Приглушенным.

Статую Сивиллы Малфой смог купить без особых проблем. Какой-то человек явно хотел полутить её столь же сильно, но на четвертой поднятой ставке заметно помрачнел, а потом и вовсе вышел из игры.

Какой-то рациональной частью он не понимал, что сподвигло его начать торги за зеркало, когда цена его поднялась за планку оговариемой с Люциусом суммы.

Другая же его часть, непонятная, раздражающая, продолжала биться за попытки получить, отнять, сделать своим. Зеркало, конечно же. Только зеркало.

Каждый раз, поднимая свой номер, он, уже не скрываясь, смотрел на затылок Блисс, а в голове билась одна понятная, простая мысль: «Обернись. Обернись же».

Блисс не оборачивалась, полностью поглощённая процессом. А потом подняла свой номер, в очередной раз перебивая цену.

Наверное, именно это его и дезориентировало. А потом, в довершении, Блисс едва ли не закричала: «Киллиан, мы купили зеркало!».

Наверняка, её слышали все в зале. А Малфой в тот момент просто понял, что больше не хочет бороться. За зеркало, за призрачную надежду, что Блисс действительно та растерянная девушка, которую он целовал весь вечер и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Уходя, ему пришлось применить Конфудус к какому-то зеваке, забитому в самый угол зала. Потом он забрал его номер, взамен отдав свой, и едва ли не выбежал на воздух.

Он определенно не переносил Копенгаген. Слишком много нелепых украшений, слишком много снега, слишком много англичан. Всего в Копенгагене было слишком.

Маррей и Блисс вышли немногим позже его. Они стояли и разговаривали, слишком счастливые и поглощённые друг другом, чтобы оборачиваться, озираться или бояться. Копенгаген. Какова была вероятность, что кто-то из знакомых увидит их здесь?
Его отец узнал о статуи Сивиллы и зеркале лишь благодаря чистой случайности, везению. Люциус был слишком корыстен, чтобы рассказать кому-то ещё об этом аукционе, пусть и своим знакомым, людям, которых называет друзьями.

Малфой не был уверен, что даже Темный Лорд знает, какой мощный артефакт теперь принадлежит им.

Так что, во имя Мерлина, всё это было? Взаправду череда случайных совпадений? Или просто судьба?

Судьба в лице Блисс, которая отряхивалась от снежинок, в лице Маррея, который предложил ей свою руку и куда-то повел.

Как оказалось, в небольшое кафе. Малфой, наложив на себя дезиллюминационные чары, всё же не стал подходить к окну слишком близко. Однако и со своего места он прекрасно видел множество стеклянных банок с кофе.

Блисс любила такие места.

И, судя по всему, Блисс любила Киллиана Маррея, до лица которого дотрагивалась сейчас.

Малфой развернулся и быстрым шагом направился к отелю. Хотелось скорее забрать статую, отдать её отцу, а потом навестить того человека, который точно сможет помочь ему. Всегда помогал.

Из Малфой-Мэнора он вышел сразу же, как только статуя коснулась пола. Он смотрел на Люциуса, говорящего какие-то расчетливые, правдивые вещи, и не мог поверить. Неужели он действительно не знал, что произошло за то время, что они виделись утром? Неужели не намекнет, не скажет что-нибудь о Блисс, о том, как она ему не подходит.
Он не сказал. Внимание Люциуса было полностью поглощено статуей Сивиллы, а потому Малфой просто поднялся в свою комнату, взял тусклую цепочку, и вышел за пределы поместья.

Совсем скоро он оказался за магическим барьером дома семьи Паркинсон.

- Малфой?

Открывшая дверь Пэнси странно побелела, увидев его. Малфой же, рассмотрев её, кое-что понял. Пэнси, если ей удавалась возможность побыть одной, ходила по дому в простых хлопковых платьях, без украшений, и чаще всего босиком.

Сейчас в её образе было небрежности больше, чем в обычные дни, но всё же небрежность эта была скорее тщательно спланированной работой.

- Я ждала тебя завтра, - тихо сказала Пэнси, но всё же отошла, пропуская его в дом. - Что-то случилось?

- Могло бы случиться с тобой, если бы это был не я, а, скажет, твои родители, - ответил Малфой. - Как бы они отреагировали, увидев МакЛаггена в своем доме? Или ты сделала брешь в барьере, чтобы он без помех смог аппарировать?

- Родители вернуться только на следующей неделе, и я уверена в этом точно так же, как в сумерках за окном. К тому же, Кормак должен уйти через несколько часов.

Малфой не знал, что должен ответить на это. Колкостью? Извинением, что пришел так внезапно? Или ему просто столило развернуться и уйти?
Как же это было нелепо, смешно и отвратительно - он пытал людей по приказу Волан-де-Морта, побывал в разных концах света, выкупая древнейшие артефакты, на него нападали и ранили, в попытках их заполучить, а на шестом курсе, когда в него попала Сектсусемпра, выжил лишь благодаря счастливой случайности.
А теперь он стоял здесь, совершенно не понимая, как должен себя вести, что должен делать дальше.

И виной тому была девушка. Девушка с самым непонятным прошлым, черт бы её побрал.

- Подожди меня в голубой гостиной, - голос Пэнси вывел его из раздумий. - Я выпровожу Кормака прямо сейчас, немедленно. А потом ты расскажешь мне всё.

- Это не обязательно.

- Иди в голубую гостиную, - спокойно повторила Пэнси. - Я скоро приду.

Голубая гостиная семьи Паркинсон казалось ему серой. Может быть, виной тому было темное время суток, или слишком блеклый цвет шелка. Из окон лился неправдоподобно яркий лунный свет, и Малфой сразу же проверил их на следы заклинаний.
Как только гостиная погрузилась в темному, он едва ли выдохнул с облегчением. Так было проще. Не было заклинаний, не было ложной красивой картинки, не было лжи. Всё выглядело так, как и должно было быть.

- Малфой? Драко? - Пэнси аккуратно трясла его за плечо.

Её глаза болезненно блестели в темноте. На секунду ему даже показалось, что это Блисс. У неё такой взгляд был всегда.

- Я купил статую, - сказал Малфой неожиданно хриплым голосом. Сколько же он продремал?

- Выходит, твоя невероятно загадочная поездка сводилась к покупке статуи?

- Статуи Сивиллы.

Пэнси сжала зубы и тихо выдохнула.

- Хотела бы я сказать, что статуя Сивиллы всего лишь легенда. Но как я могу, если сейчас она находится в вашем особняке?

Малфой промолчал, не зная, что на это ответить. Сейчас он вообще не понимал, зачем так яростно хотел попасть к Пэнси. Чем она может помочь ему? Дать совет? Тут и без советов всё было понятно. Пожалеть? Всё его окружение знало, что может случиться, если даже предпринять попытку.
Просто поговорить? Но о чём?

Когда это успело произойти? Из-за чего он начал чувствовать себя настолько беспомощным?

- Я встретил Блисс, - неожиданно для себя сказал Малфой.

Проще от этих слов не стало, хотя куда уж проще? Он встретил Блисс. Блисс состоит в отношениях с Киллианом Марреем. Блисс ему врала.

- У тебя когда-нибудь было что-то, во что ты не могла поверить? - медленно начал Малфой. - Не могла поверить при полном доказательстве подтверждающих фактов. И я сейчас говорю не о восстании Волан-де-Морта или о том, что совсем скоро нам нанесут метки. Я говорю о более простых вещах, которые только в твоей голове, и из-за этого, пожалуй, они во много раз серьёзнее. Статуя Сивиллы, магическая война, воскрешение одного из самых темных волшебников, пытки других, смерти на твоих глазах. Всё это меркнет перед одной проблемой. Твоей личной проблемой, которая, в связи с происходящим, даже не стоит внимания. А ты продолжаешь думать только об этом и возвращаться в замкнутый круг.

Пэнси рассмеялась. Рассмеялась громко, истерически, а когда попыталась остановиться, из глаз потекли слезы.

- Что случилось? - опешил Малфой.

- Ты даже и представить не можешь, как, в связи с моей ситуацией, иронично звучат твои слова, - вытерев слезы и продолжая посмеиваться, ответила Пэнси. - Малфой, ты даже не можешь себе представить!

Малфой запустил пальцы в волосы и с силой сжал их. Что же здесь происходило? Им с Пэнси нужно было так много друг другу рассказать, а они говорят загадками и полу фразами. Чертова неспособность доверять никому на этом свете.


- У тебя есть огневиски? - спросил Малфой. - Потому что иначе этот разговор не состоится.

- Что, всё настолько плохо? - усмехнулась Пэнси.

- Если мыслить рационально, то всё отлично. Все живы и здоровы, новых покушений не предвидится, рейдов тоже.

- А если отбросить рациональность?

- Так отвратительно мне не было, пожалуй, никогда.

Пэнси, не сказав ни слова, вышла из гостиной. После её ухода Малфой просидел в кресле не больше пяти минут, а затем вышел из особняка.



За домом семьи Паркинсон находился сад. Он не находился в запустении, но и ничего цепляющего глаз в нём не было. Много зеленых кустов, каменный фонтан, овитый плющом, да множество тигровых лилий, с приторным, едва ли не тошнотворным запахом.

Малфой лег на землю там же, где и стоял.

Блисс в его голове разделилась на два разных человека.

Была Блисс из Лондона, та, что прощалась с ним на вокзале Кингс-кросс, смотрела тревожным, но бесконечно нежным взглядом, та, которая делала его самым счастливым человеком.

Была Блисс из Копенгагена, и, пожалуй, он не хотел думать о том, какой являлась эта Блисс.

Где начиналась правда? Какая из этих Блисс была правдивой? Или есть ещё другие, из Парижа, Салон-де-Прованса, Барселоны, где, черт возьми, она ещё бывала? Какая из всех них была настоящей?

И в то же время, он сам нашел ответ на вопрос: для неё правдой являлось то, что происходило только сейчас. Сейчас - вот и всё, что существовало для Блисс Бромлей.

В тот момент Малфой понял одну простую вещь: он был влюблен в Блисс из Лондона, и только в неё. Но остальные обесценивали её до абсолютного нуля.

***

Маррей дернулся и мотнул головой, уходя от прикосновений и цепкого взгляда.

- На нас смотрят люди, Блисс, - усмехнулся он. - А в связи с моими дальнейшими планами, не очень бы хотелось, чтобы нас неправильно поняли. Процент невелик, но, всё же, здесь могут оказаться люди, которые знают меня. И даже вас.

Блисс резко отшатнулась, ножки стула заскрипели и она, неловко взмахнув руками, упала на пол.

- Я... мне так жаль, - растерянно пролепетала Блисс подбежавшему к ней Маррею. - Я ничего такого не имела в виду, да и как я могла, о мой бог, вы ровесник моего отца, о мой бог, мистер Маррей, мне так жаль, я...

Маррей негромко рассмеялся и помог ей подняться.

- Пожалуйста, Блисс, перестаньте тараторить. Я более чем уверен, что вы что-то увидели. И неудивительно - мы только что вышли из здания, пропитанной энергией десятков древних артефактов. Даже люди с невысоким уровнем эмпатии наверняка испытывают какие-то последствия, что и говорить о вас.

Блисс улыбнулась, стараясь выглядеть не слишком взволнованной.

Дело было не в голубых глазах. Река, которую она увидела, была темной. Темной и подсвеченной луной.

- Так странно, - сказала Блисс, рассеяно глядя в окно.

- Что именно?

- Час назад шел снег. А сейчас - дождь.

Маррей вздрогнул и повернул голову.

- Мерзкая погода.

- Да. Мерзкая.

Блисс посмотрела на Маррея, криво улыбнувшись. Видимо, её действия создали цепную реакцию, которая уничтожила ту легкость в общении, которая присутствовала с самого начала их встречи.

Блисс нравились такие люди, люди, которые были старше, люди, у которых была история. История, поинтереснее чем у великих исторических личностей, новых мест и произведений искусства.

Но она не умела вести себя с такими людьми. Не умела даже тогда, когда чувствовала себя нормальной, а то, что происходило с ней сейчас, и вовсе превращало её в бурю инстинктов и спонтанных действий.

Ей давно пора было попрощаться с Киллианом Марреем.

- Мне действительно пора, мистер Маррей, - улыбнулась Блисс. - Была рада такой неожиданной встрече. Я правда надеюсь, что вы...

Блисс развела руками. Как в очередной раз сказать, что она надеется на то, что об их встрече никто не узнает, она не представляла.

- Я тоже был рад, мисс Бромлей. Теперь в моем мире есть ещё одна тайна, разделенная с кем-то.

- Какие же скучные у вас тайны.

- Все лучше, чем жить без них вовсе. Это было бы слишком тоскливо, не находите?

Блисс подумала о том, что скука - это как раз то, чего ей очень не хватало.

- До свидания, мистер Маррей.

- Будьте осторожнее, очень вас прошу. Бунтарство - прекрасная вещь, но ровно до тех пор, пока вы можете справляться с её последствиями. До встречи.

Остановившись рядом с отелем, в котором проходил аукцион, Блисс обернулась. Маррея не было видно. Видимо, он остался в кафе, или, быть может, у него были ещё какие-то дела. Постояв несколько секунд, она открыла дверь.

Через какое-то время Блисс устала бродить среди картин. Она успела их увидеть ещё в первый раз, но что делать дальше, куда идти, она не представляла.

Ей нужно было двигаться дальше, ей нужно было понять, что являлось первопричиной её состояния, понять, ради чего всё это происходило. У неё был шанс плыть по течению - теперь было слишком поздно возвращаться назад.

- Хороший выбор. Как и сама работа.

Блисс растерянно перевела взгляд на говорившего человека и снова вернулась к изначальной точке.

Она и сама не заметила, как в своих блужданиях застыла перед одной из картин.

Блисс присмотрелась внимательнее. Хорошая работа? Скорее тревожная.

Мягкие, плывущие линии акварели темных оттенков переплетались с белым маревом, разбросанным по всему полотну словно клочками паутины.

- Я не понимаю таких картин. Очередная трата бумаги несуразным смешиванием цветов, которая после обязательно продастся за большие деньги.

- А вы не думали о том, что в это несуразное смешивание цветов художник вкладывал определенный смысл?

- Сколько вам платят за эту фразу?

Мужчина тихо рассмеялся.

- Должен согласиться, иногда я произношу это лишь потому, что обязан. Но позвольте всё же посоветовать - иногда нужно смотреть немного дальше.

- Вы хотели сказать, глубже?

- Нет. Я сказал именно то, что хотел сказать.

Блисс отошла от картины, и уже хотела уйти вовсе, как внезапно она замерла. И отошла ещё дальше. А потом ещё.

Картина, которая изначально представлялась как хаотичный набор темных мазков, теперь обрела весь образ.

- Извините, я хотела бы...

Она обернулась, чтобы поговорить с мужчиной, но его не было рядом.

Чертыхнувшись, Блисс бегло пробежалась глазами по залу, пытаясь найти того, кто мог бы ей помочь.

- Извините, что отвлекаю, - прервала Блисс на полуслове какую-то даму. - Вы один из искусствоведов?

- Да, - осторожно ответила беловолосая женщина, беспомощно смотря на даму, взгляд которой выражал сильнейшее возмущение.

- Вы не могли бы мне помочь… Кирстен? - сказала Блисс, бегло посмотрев на бейдж.

- Боюсь, я сейчас занята с другим клиентом, - растерянно ответила Кирстен.

- Ох, прощу прощения, - торопливо ответила Блисс. - Но, мне очень нужна помощь с одной картиной. Я не отниму у вас и пяти минут, правда.

Кирстен Лару помолчала несколько секунд, после чего обратилась к даме:

- Думаю, к тому моменту, как мы закончим, вы уже сможете сделать выбор. Так с чем именно вам нужна помощь, мисс...

- Позже, - ответила Блисс, ещё не решив, стоит ли говорить реальные имена. - Вот, я говорила об этой...

Блисс остановилась, как вкопанная.

На том месте, где раньше весела картина с домом, сейчас было обычное полотно с яркими цветами.

- Мисс, вы точно уверены, что картина висела именно здесь? - осторожно спросила Кирстен.

- Да, да, я уверена, - запнувшись, ответила Блисс. - За те две минуты, что я искала вас, её не могли продать?

- Это невозможно. Нас оповещают о каждом проданном предмете, и на те места, с которых они сняты, больше ничего не вешают.

- Хорошо. Ладно, - Блисс посмотрела по сторонам. - Вы не могли бы позвать другого вашего искусствоведа, мужчину? Я, правда, не помню, как он выглядел...

Кирстен удивленно на неё посмотрела.

- Мисс, помимо охраны, единственный мужчина, который принимал участие на сегодняшнем мероприятии - это лицитатор.

Блисс замолчала. Может быть, тот человек был лишь очередным покупателем, и она просто неправильно поняла его.

- Возможно, если вы объясните мне, как выглядела эта картина, мы сможем её найти, - осторожно предложила Кирстен.

- Да. Да, конечно, - отмерла Блисс. - Если стоять к ней совсем близко, то она выглядит просто как куча темных мазков. Но если отойти, то можно увидеть...

- Дом, - прошептала Кирстен, и Блисс с ужасом увидела, как она дотронулась до маленькой рации, прикрепленной к отвороту пиджака.

- Да. Именно дом, - торопливо ответила Блисс. - И, я клянусь вам, эта картина висела именно здесь!

- Мисс, вы не могли бы напомнить, как вас зовут? - ледяным тоном спросила Кирстен.

Блисс надеялась, что те несколько секунд, что ушли у неё на раздумье, остались незамеченными.

- Барбара Шварцшильд. Послушайте, мне не хотелось бы причинять вам неприятности. И я, если честно, не могу понять, чем вызвала вашу тревогу, - она замолчала, обдумывая кое-что. - Если бы у вас была эта картина, я бы купила её, не задумываясь. Но, как я понимаю, у вас её нет, а мои действия только вас встревожили. Мне очень жаль, и сейчас я уйду.

Блисс уже хотела развернуться, но Кирстен её остановила.

- Постойте, мисс Шварцшильд, - она оставила в покое свою рацию, и теперь смотрела на Блисс с толикой раздражения. - Вы могли бы просто спросить, совсем не обязательно было устраивать такие сцены. Или все девушки вашего возраста страдают любовью к мистике и всякого рода спектаклям?

Блисс решительно не понимала, во что она снова ввязалась.

- Не уверена на счет всех, но я, пожалуй, страдаю от этого слишком сильно, - подумав, ответила она. - Так у вас есть эта картина?


- Пожалуй, даже слишком долго. Следуйте за мной.


Кирстен подошла к одной из картин, которая только своим видом провоцировала приступ эпилепсии, и, достав ключи, просто открыла её. Нетрудно было догадаться, что где-то среди цветастого безумия красок скрывался замок, но Блисс не хотела присматриваться - пароксизмы головной боли снова дали о себе знать.

- Пожалуйста, - устало сказала Кирстен, махнув рукой на картину, висевшую на одной из стен. - Вы уверены, что говорили о ней?

Блисс не хотела отвечать. Все, чего ей хотелось, это спрятаться где-то, где её никогда не смогут найти. Только вот за ней никто не гнался - никто, кроме её собственного прошлого.

Голова разболелась ещё сильнее.

- ... но какое, однако, удивительное совпадение, - Блисс с трудом различала фразы из оживленной речи Кирстен. - Если убрать эту стену, то картина с цветами из того зала и та, на которую мы смотрим сейчас, будут вплотную прилегать друг к другу. Я хотела бы обратить ваше внимание на поразительную различность цветовой гаммы...

- Да, да, я обязательно послушаю о цветовых гаммах чуть позже, - перебила её Блисс. - Но что вы можете сказать конкретно об этой картине?

- Не думаю, что знаю больше, чем вы, - усмехнулась Кирстен. - Точная дата создания картины колеблется между 1782 и 1786 годом.

- Восемнадцатый век, - отстранённо заметила Блисс.

- Да, вы правы. Если верить легенде, то эта картина единственная, вышедшая из-под пера этого художника. Он смог нарисовать её лишь после того, как ослеп. Он часами сидел перед своим домом, а стул его стоял ровно на том месте, где начинался крутой обрыв. Человек, или есть быть точнее к самой легенде, девушка, которая находилась с ним всё время его жизни, сказала ему, что картину стоит назвать «Что ближе, что дальше». Но она не совсем понимала, что люди, лишившееся зрения, начинают понимать мир совсем иначе. Художник, проведший несколько месяцев над обрывом, и слышавший каждый осыпающийся камень, каждое поскрипывание ножки стула, а после и описание самой картины, в итоге дал ей название...

- Что выше, что ниже.

- О, конечно же, вы это знаете.

«Нет. Я не знаю этого. Я никогда не знала этого, и никогда не должна была знать».

Блисс с отвращением стерла пот со лба, и схватилась за стену рядом с картиной, устремив в неё бессмысленный взгляд.

- Здесь кое-что не сходится, - сумела сказать одна.

- И что же именно, мисс Шварцшильд?

- Вы говорите о художнике, как о мужчине. Но... - Блисс старалась как можно правильнее подбирать слова. Нельзя было показывать, что табличку с именем художнику она заметила только сейчас. - Если я правильно понимаю, художника зовут точно так же, как и меня. Вряд ли на свете есть мужчина, который не скрывал бы своего имени, если бы его назвали Барбарой.

- То есть, до этого момента вы даже не подозревали об этом?

- Не подозревала о чем?

- Думаю, вам стоит меньше уделять внимания легендам, и больше фактам. Художника, который написал эту картину, действительно так звали. Если быть точнее, его звали Стефан. Стефан Барбара.


Темные реки


- Тебе когда-нибудь доводилось слышать фразу «как тесен мир»? - спросила Блисс сразу же после того, как Кормак взял трубку.

На другом конце провода подозрительно молчали.

- Кормак? - встревожилась Блисс. - Всё хорошо?

- Не понимаю. Я же думаю, - озадачено ответил Кормак на другом конце провода.

- Это событие настолько грандиозно, что ты сразу же разучился говорить? Или на две вещи тебя попросту не хватает?

- Не смешно, - буркнул Кормак.

- А по моему, очень. Объяснишь мне, что происходит?

- Помнишь, я говорил тебе, что Блейз помогал мне с телефоном? Так вот, он пытался объяснить мне эту систему около часа, а потом пробормотал что-то про телепатию, и убежал. Как думаешь, что это значило на самом деле?

- Вряд ли он имел в виду то, что ты телепатический идиот. В любом случае, спроси у него при встрече, а сейчас мне очень нужна твоя помощь.

- Ты же не расплатишься, Бромлей, - тяжело вздохнул Кормак.

- О, милый, у тебя случился бы приступ, узнай ты о сумме моего наследства, - доверительно сообщила Блисс. - У меня случается каждый раз, когда я вспоминаю. Но речь идет не о деньгах.

- Тогда я весь во внимании.

- Мне хотелось бы пошутить о твоей доброте и щедрости, но в голову совсем ничего не приходит, - вздохнула Блисс. - В общем, если снова вернуться к вопросу о тесноте мира. Дело в том, что мне пришлось купить картину...

- Решила вложить мои деньги в искусство?

- Будем считать, что так. И вложила очень неплохо, кстати. Думаю, лет через десять она будет стоить в два раза дороже, чем сейчас. Только если решишься продать её, умалчивай об одной части легенды, связанной с этой картиной. Честность не всегда идет на пользу делу.

- Если упустить тот факт, что картина в будущем достанется мне, - чем я очень тронут, - что конкретно тебе нужно от меня?

- Мне нужен кто-то, кто сможет её отреставрировать, - перешла к делу Блисс. - И будет совсем хорошо, если этот человек окажется магом, потому что надпись на обратной стороне картины совсем не пригодна к чтению. Перед покупкой мне дали телефон и имя человека, который мог бы этим занять, но, боюсь, к нему я обратиться не могу. Если, конечно, не хочу встретиться с тем человеком, который реставрирует все картины, которые покупает моя мать.

- К вопросу о тесноте мира, полагаю?

- Именно о нем, - тяжело вздохнула Блисс.

- Постараюсь разузнать как можно скорее, - ответил Кормак и, помолчав несколько секунд, спросил. - Случилось что-то плохое?

- С чего ты взял?

- Концентрация сарказма и шуточек превышает твой обычный лимит, - пояснил Кормак. - Я заметил, что ты начинаешь так себя вести, когда хочешь не думать о вещах, которые тебя тревожат. Так в чем дело? Ты в порядке?

- Нет. Полагаю, что я совсем не в порядке, - наконец ответила она. - Но, если не считать галлюцинаций на яву, всё идет более или менее стабильно. А стабильность - всё, на что я могу сейчас рассчитывать.

- Хочешь поговорить об этом?

- Нет, я так не думаю. Просто... когда разузнаешь всё, позвони мне сразу же, ладно?

- Конечно.

Блисс отключила телефон и махнула рукой официанту.

- Ещё чашку кофе, пожалуйста.

- Минуту.

Блисс посмотрела на улицу, на мост и на тихую, темную реку, слабо переливающуюся на едва выглянувшем солнце.

Глаза Киллиана Маррея были ярко-голубого цвета, чистого и очень, очень красивого.

Но река, которую она там увидела, отличалась от них досконально. Она была темной, причем настолько, что если и Блисс и видела её когда-то, то явно глубокой ночью.
Темная, дрожащая, тревожная река.

Блисс заправила волосы за уши и пару раз дернула за пряди, пытаясь сосредоточиться.

Тот мужчина, с которым она говорила рядом с картиной, кем он был? Обычным человеком, с которым она действительно обсуждала картину, только вовсе не ту, что была на стене? Тогда получается, что всё было реально - всё, кроме самой картины, о которой она... догадалась? Почувствовала? Просто вспомнила и таким образом её разум спроецировал её туда, где её не должно было быть?

Ей было страшно. Раньше она понимала, что является реальностью, а что какими-то обрывками из прошлого.
Но то, что произошло там, на выставке, не поддавалась никакому объяснению.

Она окончательно погрузилась в безумие? Всё, что она находит, является правдой или сплошным бредом?

Сейчас ей было бы легче поверить в это, и никакие найденные картины и записи не смогли бы убедить её в обратном.

Но мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось.

«Вы пожертвуете своими эмоциями, Блисс. Вы будете его помнить, и память эта навсегда останется с вами. Но те эмоции, которые вы испытывали рядом с этим человеком - они сотрутся. Исчезнут так, будто их никогда и не было».

«Я хочу, чтобы вы знали - вас ни к чему не принуждают. Этот выбор - полностью ваш. Если вы хотите, то можете сейчас же встать и выйти из кабинета. И мы больше никогда не увидимся с вами. Но позвольте сказать то, о чем вы, возможно, догадываетесь сами - лучше вам не станет. Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось».

- Мисс, с вами всё в порядке? - встревоженно спросила официантка.

Блисс быстро провела рукой под глазами, судорожно улыбнувшись.

- Да, со мной всё хорошо. Спасибо за кофе.

Сейчас, вспоминая это, вспоминая тот год и последующие несколько месяцев, отвратительных месяцев, наполненных кошмаром и отвращением к самой себе, она как никогда понимала, что её жизни была наполнена безумием гораздо раньше, чем ей казалось.

Но она помнила об этом безумии, она хранила его в памяти, пусть и вытаскивала на поверхность ничтожно редко.

И сейчас всё, о чем она могла думать, это о предстоящем выборе.

Если она сделает его сейчас, то уже к завтрашнему вечеру сможет узнать, был ли он верен.

А если нет - это будет означать лишь, что она не сделала попытки, которая могла бы помочь.

«Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось».

Блисс устала от этой крутящейся в голове фразы точно так же, как устала от неё ещё в тот год.

Она её ненавидела. Ненавидела, потому что знала, что та была слишком правдива.

Блисс помнила и ещё кое-что. То, что узнала по чистой случайности и то, чего знать была не должна. Узнав это, она запустила механизм. Теперь лишь оставалось сделать так, чтобы он сделал то, ради чего был предназначен.



- Я узнал имена трех реставраторов, все они волшебники, но двое из них предпочитают не распространяться об этом. Один из них сейчас проживает в Дании, ещё один во Франции, и третий - в Англии. Думаю, тебе удобнее будет пойти к первому варианту?

- Нет. Мне нужен тот, который проживает во Франции, - быстро ответила Блисс. - Через час у меня самолет.

- Вот как, - запнувшись, ответил Кормак. - И куда ты летишь, если не секрет?

- В Биарриц.

- Там находится что-то интересное? - деланно легкомысленно спросил Кормак.

- Кто-то интересный, - тихо поправила его Блисс. - Кормак, сейчас я скажу тебе одну вещь, о который ты, возможно, не догадываешься. Я очень ценю всё, что ты делаешь для меня. И есть вещи, которые мне очень хочется тебе рассказать. Не потому, что я считаю это своего рода платой. А потому, что точно знаю - ты будешь меня слушать. А я, в свою очередь, буду услышана. И я обо всём тебе расскажу, обещаю. Потому что ты заслуживаешь это знать, и заслуживаешь своего рода право выбора. Но сейчас...

- Сейчас не время, - серьёзно закончил Кормак. - Я понимаю это. И спасибо. Спасибо, за эти слова. Это действительно важно для меня.

Записав адрес и имя, Блисс поблагодарила Кормака и отправилась на стойку регистрации.

В Биаррице шел проливной дождь вкупе с мелким снегом. Раскрыв зонт, Блисс добежала до первого в зоне видимости такси и спросила, сколько займет время пути до Марселя.

- Если погода не собрала пробки на дороге - то не больше сорока минут, - добродушно ответил таксист. - Если же учитывать их - то около полутора часов.

- Тогда не будем терять времени, - сказала Блисс, садясь в машину. - И ещё, у меня будет к вам просьба. Не могли вы подождать меня там, где высадите? Это дело десяти минут.

- Думаю, моему счетчику это пойдет только на пользу, - засмеялся таксист. - А куда вас вести потом?

- Обратно.

- Так не проще ли покончить с делами здесь, а потом ехать в Марсель? - искренне изумился он.

Проще? Нет, вовсе не проще. То, как она поступала сейчас, являлось трусостью.

Но, пожалуй, она будет потакать этой трусости ещё несколько часов. Сейчас они будут казаться вечностью. А потом уже будут не важны.

- Просто я сильно опаздываю, - наконец ответила она.

- Девушки часто опаздывают, не так ли?

- Не знаю на счет остальных, но относительно себя я часто слышу эту фразу.

- И что же вы можете на неё ответить?

- Иногда мне кажется, что я опаздываю на целую жизнь.

Небольшой антикварный магазинчик, название которого Блисс не удосужилась посмотреть, встретил Блисс слепящим синим светом в глаза. Впрочем, через несколько секунд зеркало, издававшее это свечение, полностью потухло.

- Даже не надейтесь, - категорично сказала хрупкая пожилая женщина. - Я уже тридцать лет отказываю вам, а вы всё не уйметесь! Что мне нужно сделать, чтобы вы, наконец, отстали от меня? Умереть? Опять же, не надейтесь. Не надейтесь и всё тут.

Блисс почувствовала острый приступ раздражения.

- Мадам, при всём уважении, но если вы говорите эту фразу всем своим клиентам, то, поверьте мне, они точно уже ни на что не надеются. Ни на что и никогда в принципе.

Несколько секунд женщина стояла, просто смотря на Блисс, после чего достала очки из кармана кардигана и, протерев их, водрузила себе на нос.

- Ох, - тихо сказала женщина и внезапно тепло улыбнулась. - Я извиняюсь, но ко мне очень редко заходят маги. А если и заходят, то являются лишь пройдохами из магической ассоциации искусства. Им, видите ли, всегда не хватает реставраторов и оценщиков. На протяжении тридцати лет указываю им путь в такие места, которые добропорядочная женщина вроде меня не должна знать вовсе, но каждый раз они умудряются оттуда возвращаться.

Блисс громко рассмеялась, окончательно расслабившись. Воистину, если бы она была чуть более нормальной, чем сейчас, то в будущем стала очень похожей на эту пожилую леди.

- Так какая у вас проблема, мадмуазель?

- Оставьте, зовите меня... Барбарой.

- В таком случае, вы можете звать меня Жаклин, - рассмеялась она. - Никогда не любила эти формальности. Давайте посмотрим, что тут у вас.

Жаклин бережно сняла упаковку с картины и восхищенно посмотрела на неё.

- Какая же красота. Думаю, если смотреть на неё издалека, то картина станет ещё более понятной. Это дом, если я правильно понимаю?

- Да, вы правы. У вас очень хорошо наметан глаз.

- После стольких то лет, - тихо рассмеялась Жаклин. - Но я не понимаю, что именно вы хотите отреставрировать. Даже рама превосходно сохранилась, если это, конечно, именно та, в которой работа была изначально.

- Я хотела отреставрировать не саму картину, - ответила Блисс, переворачивая холст. - А вот это. Видите? Если я правильно понимаю, здесь должно быть что-то написано. Возможно ли восстановить это?

Жаклин внимательно осмотрела расплывшиеся символы, после чего облегченно кивнула.

- Сделаю это без проблем. Думаю, мне даже не придется использовать магию, так как единственное повреждение, нанесенное картине, является временем. И то, слишком уж незначительным. В каком веке она была написана?

- В восемнадцатом, если верить документам. Так когда я могу зайти за ней?

- Думаю, к завтрашнему дню она будет готова. Приходите после двенадцати.

Забрав квитанцию и ещё раз поблагодарив Жаклин, Блисс побежала к такси.

- Вы уверены, что дали мне правильный адрес? - с сомнением спросил таксист, пытаясь найти место парковки.

- Более чем.

Блисс стояла рядом с небольшим зданием, не в силах сдвинуться с места. Острое чувство дежа вю скрутило её, и на несколько секунд ей показалось, что именно сейчас всё и закончится - она упадет прямо здесь и просто задохнется, не в силах сделать вдох.

Через какое-то время её отпустило.

Она понимала, что будет дышать и рваться вперед до тех пор, пока не выяснит правду.

И в этом ей поможет психологический центр доктора Франца. Она надеялась на это.

Блисс зашла в уютный холл клиники, осторожно ступая по начищенному до блеска мраморному полу. В те времена, когда она приходила сюда каждый, то всегда смотрела на него и думала, использует ли доктор Франц магию, чтобы держать полы в таком идеально чистом состоянии.

Однажды она даже спросила его об этом, а он ответил, что цвет чайной розы очень капризен, и без магии тут не обойдешься.

Доктор Франц любил магию и то, кем он являлся, но свою работу и осознание того, что может помогать людям обычным, любил всё же больше.

- Здравствуйте, мадмуазель. Во сколько у вас назначен прием?

- Я не записана на прием, - ответила Блисс. - Но мне очень нужно увидеться со своим лечащем врачом.

- Как зовут вашего доктора?

- Ламбер Франц.

Ресепсионист удивленно на неё посмотрела.

- Вы уверены, что проводите сеансы именно с доктором Францом? Насколько я знаю, сейчас за ним числятся только три пациента.

- Я бывший пациент. Я наблюдалась у доктора Франца более года тому назад, но сейчас мне нужно встретиться с ним. Просто скажите, что к нему пришла, - на секунду Блисс запнулась. - Блисс Бромлей. К нему пришла Блисс Бромлей.


- Подождите в кресле, мадмуазель, - улыбнулась девушка.

Ламбер Франц не заставил себя ждать. Судя по его запыхавшемуся виду и бисеринкам пота на седых висках, он едва ли бежал к ней через всю больницу.
Ну, по крайне мере так, как может бежать мужчина, справивший шестой десяток лет и не расстающийся с пачкой сигарет.

Впрочем, даже злоупотребление табаком не мешало выглядеть доктору Францу на десять лет моложе своего возраста.

- Блисс, - потрясенно выдохнул он. - Сказать, что я удивлен, значит не сказать ничего.

- Я пока что тоже не совсем всё понимаю, - криво улыбнулась Блисс. - Франц, нам нужно с вами поговорить.

- Да. Да, разумеется, Блисс, - горячо ответил Франц. - Патриция, дорогая, перенеси сегодняшний сеанс с одной нашей мадам на завтра. Ты знаешь, с какой.

Франц провел Блисс в кабинет, сразу же убежав колдовать над чаем.

Блисс осмотрелась, снова погружаясь в воспоминания. Всё тот же пол цвета чайной розы, светлые кожаные кресла, мебель красного дерева и множество хрустальных предметов, начиная от обычных роз и заканчивая целым макетом леса.

- Держите, Блисс.

А ещё чай с красным перцем. Конечно, куда же без него.

- Так о чем вы хотели поговорить со мной? - спросил доктор Франц, усаживаясь напротив неё. - Надеюсь, вам больше не снятся кошмары? Они прошли у вас в первую неделю, и это было...

- Нет, доктор Франц. Мне не снятся кошмары, - оборвала его Блисс.

В кабине воцарилось молчание.

- Блисс, позвольте задать вопрос, - осторожно начал доктор Франц, но снова был перебит:

- Знают ли мои родители, что я сейчас здесь? Нет. Вы, должно быть, в курсе, что в Хогвартсе каникулы начались два дня назад. Так вот, мои родители свято уверены, что все каникулы я проведу у своей подруги. А я же, в свою очередь, даже не появлялась у неё дома. Первым делом я отправилась в Копенгаген. А потом сразу же к вам.

- Почему вы рассказываете мне это? - наконец спросил Франц. - Неужели вы не боитесь, что я сейчас же позвоню вашему отцу? Клянусь, я уже готов сделать это.

- Почему я рассказываю вам это? - переспросила Блисс. - Потому, что надеюсь на вашу помощь. На самом деле, мне всё равно, позвоните ли вы моему отцу, моей матери, президенту Англии. Если вы не поможете мне сейчас, то мне будет ровным счетом всё равно на всё остальное. Но прежде, чем окончательно вас напугать, я скажу, что пойму вас, если вы действительно решите мне отказать. Правда, пойму. И не буду делать никаких глупостей, останусь в вашем кабинете, допью этот чай и буду дожидаться отца, который примчится сюда сразу же после вашего звонка.

Франц замолчал, сосредоточенно вертя в руках чашку с чаем.

- Полагаю, я имею права задать вам несколько вопросов.

- Конечно, доктор. Сейчас прав на вопросы у вас больше всех.

Франц поставил кружку на стол и внимательно посмотрел на Блисс.

- Начнем с главного вопроса - как часто вы думаете о нем?

- Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Возможно, я пойму это, если вы ответите на мой - должна ли я его забывать?

- Я не совсем понял суть вопроса.

- Приведу вам простой пример, доктор Франц, - невесело усмехнулась Блисс. - Совсем недавно, на квиддичном поле я размышляла о том, что никогда ни кого к себе не подпускала в плане романтическом. Я свято уверена в этом несколько дней, а потом вспоминаю о нем. В следующие дни я точно знаю, что никогда не была влюблена настолько сильно, насколько... неважно. А после я снова вспоминаю о его существовании. Если углубиться чуть дальше - то на ум приходит моя окончательная поездка на самолете из Франции в Англию. Тогда я думала об ужасных вещах, которые произошли в моей жизни. Знаете, как сам факт, что со мной произошло что-то ужасное. Но ни разу в голове не всплыло его лицо. И так постоянно. Я могу вспоминать прошлое, могу часами думать о том, что у меня есть тайна - но он, его образ, и воспоминания открываются мне спустя дни или недели. Иногда я даже верю в то, что мои родители действительно переехали из-за своих нелепых традиций и бизнеса, а не из-за меня. Скажите, доктор, когда я принимала то зелье, когда вы гипнотизировали меня, вы знали, что может случиться такое? Должно ли оно было случиться? Должна ли я была забывать его?

- Нет, - твердо ответил Франц. - Единственное, что должно было исчезнуть, это все эмоции, которые вы испытывали к этому человеку. Больше ничего. Да и потом, то, о чем вы мне сейчас рассказываете, не укладывается в моей голове. С вашей...

- Гипертимезией.

- Да. С ней у вас вряд ли будет шанс забыть важную информацию. И то, что произошло с вами тогда... вы не могли забыть при всём желании.

- Но у меня не было желания забывать, Франц, - тихо ответила Блисс. - И я не хочу забывать. По правде говоря, мне нужно вспомнить. Я не знаю, как объяснить, насколько много мне нужно вспомнить.

- Так чего же вы хотите от меня, Блисс? Зачем вы прошли? - осторожно спросил Франц.

После продолжительного молчания Блисс посмотрела ему в глаза и сказала:

- Я хотела попросить вас о выбросе.


***

Выброс. Она не должна была знать об этом. Не должна была знать о значении слова, или забыть его сразу же, как только услышала. Подслушала.

- Вы хотите сказать, что ничего не сможет разрушить вашего эффекта?

- Я уверен в этом. И, если позволите, ваша идея с переездом - слишком сильная перестраховка.

- Не позволю, - резко ответил Филипп Бромлей, и в его голосе слышалась неприкрытая злость. - Слишком сильная перестраховка в чем? В душевном спокойствии моей дочери? В её умственной и физической безопасности?

- Она пыталась навредить себе?

- Нет, не пыталась. Но она каждую ночь ходит на то чертово место, и бог знает, сколько сидит там. Как-то раз мы не сразу смогли найти место, в котором она спряталась. А когда нашли, то было подумали, что она замерзла до смерти.

Филипп замолчал.

- У вас нет дочери, и с вашей семьей не случалось того, что случилось с нами, но вы тоже отец. Вы должны понимать, что если с моей девочкой случится что-то, я никогда не прощу себе этого, я умру. И сейчас я спрашиваю вас в последний раз - уверены ли вы, что эффект зелья и гипноза ничего не сможет нарушить?

- Ничего... кроме непосредственного специального вмешательства.

- Поясните, будьте любезны.

- Этому нет научного термина, но я называю данный вид вмешательства в подсознание отдельно взятого индивидуума выбросом. Выброс основывается на введении в организм специального набора препаратов, заклинаний и гипноза одновременно. Вся комбинация создает раскол в установленном барьере, таким образом возвращая объект в первичное состояние. Но, если возвратиться к теме, почему у выброса нет научного термина, и, поверьте мне, никогда не будет. Потому что этот метод создал я. Никто в этом мире больше не способен на подобное.

Несколько минут в кабинете молчали.

- Пообещайте мне одну вещь. Никогда, не при каких обстоятельствах, моя дочь не должна снова пережить подобное.

- Боюсь, я не в праве...

- Обещайте мне, - тихо сказал Филипп.

Все, кто хоть немного знал его, понимали, насколько сейчас взбешен этот человек.

- Я обещаю вам.


***


- Вы подслушивали, верно? - бесцветно спросил Франц.

- Не знаю, поверите ли вы мне, но я всё скажу, что не хотела этого.

- Я верю вам, Блисс, - устало откликнулся Франц. - Но это не отменяет того факта, что я не могу. Вы же помните моё обещание, не правда ли?

- Конечно, я помню. Вы обещали моему отцу, что я больше никогда не переживу подобное. Но... вы когда-нибудь прислушивались к своему шестому чувству?

- Думаю, я делаю это чаще, чем нужно.

- Пожалуй, я тоже. И знаете, что оно мне говорит? Что я больше не переживу подобного никогда. Но, если не узнаю то, что скрывается за этим барьером, со мной может произойти нечто гораздо хуже. Пожалуйста, хотя бы на минуту, представьте себе, что я чувствовала тогда. А теперь подумайте, что со мной случится, если произойдут вещи ещё более ужасные. Франц, прошу вас, помогите мне. Дайте мне остановить эту приливную волну, пока не стало слишком поздно.

- И вы хотите, чтобы я помог вам без объяснений причин, без чего-то, что могло бы меня убедить в том, что вам действительно это необходимо?

- Да. Мне очень жаль, Франц, но именно этого я и хочу.

Когда Франц заговорил снова, Блисс показалось, что прошло несколько часов.

- Приходите ко мне завтра, - сказал он. - Часа в три, если вас не затруднит. Думаю, к тому моменту я окончательно приму решение.

- Разумеется, - сказала Блисс, вставая с кресла. - До завтра, доктор Франц.

В дверях она остановилась и повернулась к нему:

- Я хотела бы сказать ещё кое-что. В начале нашей встречи вы спросили, почему я рассказываю вам всё это.

- А вы ответили, что вам нужна моя помощь.

- Да, так и есть. Но, знаете, думаю я нашла бы человека, который был бы в силах мне помочь, и при этом не имел никаких связей с моими родителями. Вы думаете, что это невозможно, но я нашла бы. Вы даже не представляете, насколько я упряма.


- О, поверьте мне, я представляю это, как никто другой.

- Что же, значит, вы знаете меня лучше, чем я думала. Но я хотела сказать вот что. Весь сегодняшний день я только и делала, что думала о той фразе, которую вы повторяли мне на протяжении нескольких месяцев наших с вами сеансов. Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось. О, как сильно я ненавидела за эти слова, которые вы повторяли каждый раз, снова и снова. Знаете, когда моя ненависть исчезла? На нашем последнем сеансе. Тогда, когда я приняла решение, потому что так было бы лучше для меня. Но ненавидеть я перестала вас ещё до процедуры. В тот момент, когда вы сказали, что у меня есть выбор, и что я могу встать и уйти, я твердо знала, что могу это сделать. И что тогда никакие уговоры моей матери и угрозы моего отца не подействуют на вас. Потому что единственный человек, чье решение вы бы приняли, была лишь я.

- И всё же вы согласились на процедуру.

- Да, согласилась. Потому что мимолетное легче - не всегда лучше, помните? Тогда я жертвовала своими эмоциями. А сейчас я жертвую своим спокойствие ради их возвращения. Я не хочу, чтобы они вернулись, я не хочу испытывать то, что испытала тогда. Мне бы так было гораздо легче.

- Мы с вами оба знает, что последует за этой фразой.

- Ну конечно.

- Я доверяю вам.

- Простите? - опешил Франц.

- К настоящему ответу на вопрос, почему я рассказала вам всё, что могла. Почему я пришла к вам. В тот момент, когда вы предоставили мне выбор, я стала вам доверять.

Блисс печально улыбнулась.

- Ещё раз до завтра.

Он ей так и не ответил.

После их разговора Блисс вернулась в Марсель, и заселившись в первом же отеле, который увидела, уснула крепким сном без сновидений.


- Мне удалось полностью восстановить запись, - сказала Жаклин сразу же, как увидела Блисс. - И кое-что ещё.

- Там было что-то ещё? - нахмурилась Блисс.

- Да, - кивнула Жаклин. - Непосредственно на самой картине. Художник целенаправленно использовал красную краску, чтобы выделить этот момент, но со временем она стала бурой. Мне стало интересно, вот и пришлось немного... поколдовать. Вот ваша картина, а ещё я взяла на себя право переписать всё, что было на ней, на бумагу. Те, кто писал на ней, имели просто ужасные подчерки.

Блисс удивленно посмотрела на неё:

- Почему вы уверены, что записи на картине принадлежат разным людям?

- Но это же очевидно! - сказала Жаклин вещь вовсе для Блисс не очевидную. - Если смотреть на ту запись, что находится на обратной стороне картины, складывается ощущение, что её писали... не один день. Слишком много деформаций и сильных нажатий карандаша, а иногда и наоборот, штрихи были едва заметны.

- По легенде художник, написавший эту работу, был слепым.

- Это можно рассмотреть как один из вариантов.

- А вторая надпись? Та, что сделана краской?

- Написана очень быстро и размашисто, по одной линии. Вот, видите, если посмотреть под этим углом...

- Да, конечно, - быстро сказала Блисс. Последнее время её просто преследовали безмерно увлекающиеся люди. - Спасибо вам, Жаклин. Вы очень мне помогли.

- Это всего лишь моя работа, - добродушно ответила Жаклин. - В любом случае, я была рада работать с такой картиной. Кем бы ни был этот Стефа̀н, талантом его природа не обделила.

Блисс уже хотела открыть дверь, но внезапно остановилась.

- Вы назвали его Стефа̀н? Почему не Стѐфан?

- Потому что, если верить восстановленным записям, этот человек проживал в Болгарии. И, если он родился в этой же стране, то ударение нужно ставить на второй слог. Но это лишь мое предположение, ничего более.

- Да. Точно. Ещё раз спасибо вам.

Сев в такси, Блисс дотронулась до листка, в котором были все переведенные записи, но, подумав, отложила его. Сейчас она не хотела знать, что там написано. Если у неё появится ещё одна зацепка, она, не раздумывая, ухватится за неё.

Ей так не хотелось рушить барьер, так не хотелось переживать всё заново.

Хотелось, чтобы мимолетное легче... а, к черту. Блисс хотелось выжечь эту фразу из своей головы.


Ламбер Франц провел Блисс в свой кабинет и всё, что он делал последние пять минут, лишь вертел в руках чашку.

- Если с минуты на минуту явится мой отец, то лучше скажите мне сейчас. Могу повторить ещё раз - я никуда не убегу.

Не то, чтобы Блисс действительно в это верила. Сегодня - нет.

- Думаю, ваш отец явится сюда только в том случае, если за то время, что мы с ним не виделись, научился телепатически определять ваше местонахождение.

- С учетом того, что у многих из моего окружения проблемы с... телепатией, вряд ли это возможно.

- Камень в чей-то огород?

- Как всегда при наших беседах.

- Да, этого я не забыл.

Франц сцепил руки в замок и глубоко вздохнул.

- Блисс, вы позволите задать вам личный вопрос?

- Думаю, у меня нет выбора.

- Не надо так. В этом кабинете у вас всегда будет выбор, - покачал головой Франц. - Вчера вы сказали, что никогда не были влюблены настолько сильно, насколько вы влюблены сейчас. Вы не договорили, но ведь именно это вы и хотели сказать, правда?

- Да.

- Ответьте мне - вы в отношениях с этим человеком? Вы чувствуете к нему хотя бы половину того, что чувствовали к...

- Нет! - воскликнула Блисс, продолжив тише. - Нет, не произносите его имя.

Блисс опустила голову, сжав ладони.

- Чувствую ли я к нему половину того, что чувствовала когда-то? Но я не знаю, что я чувствовала к... нему. Ведь на это все мы и рассчитывали, верно? Что я забуду, какие эмоции и чувства он у меня вызывал? Я и забыла. Забыла, и не прошло и полугода, как я влюбилась снова. Чувствую ли я вину за это? Нет. Я рада, что процедура подействовала, я действительно была рада, когда всё прекратилось.

- Но вы всё ещё не хотите слышать его имя.

- Да. Потому что когда я слышу его имя, кое-что всё-таки случается. Мне становится больно. Становится так больно, что я не могу дышать. В этом чувстве нет примесей воспоминаний, радости, счастья, или незначительных обид. Только боль и всепоглощающее чувство вины.

- Не знаю, говорил ли я, но мне так жаль, что с вами это случилось.

- Нет, не говорили. Но я была этому рада.

- Вернемся к вопросу о человеке, в которого вы влюблены сейчас. Если не сравнивать, что вы чувствуете к нему?

- Могу ли я сказать, что он моя первая любовь? - просто ответила Блисс. - Потому что именно так я и чувствую. Я никогда не испытывала того, что испытываю рядом с ним, а даже если и просто не помню - к черту это. К черту всё, пока он рядом, пока я могу думать, что он самый прекрасный человек в мире, а в следующую секунду испытывать желание прибить его чем-то тяжелым. Он... в чем-то он сильно несчастен, не может доверять людям и в каждом действии ищет подвох.

- Вы когда-нибудь думали, что хотите его изменить?

- Изменить кого-то? Нет, я никогда не думала об этом. Он прекрасен сам по себе, со своим характером, замашками, словами. Потому что даже с ними он хороший человек. Хорошие люди всегда остаются такими, как бы сильно не старались это скрывать.

- А с вами? Он скрывается с вами?

- Нет. Мы можем не скрываться рядом друг с другом. Поэтому он мне нравится. Нравится то, что он может сделать счастливой меня. А я, в свою очередь, его. А ещё я думаю вот о чем - я просто очень сильно в него влюблена. Несмотря на все первопричины, действия и ситуации.

Франц снял очки, и, сложив их в карман халата, встал из-за стола.

- Я согласен, Блисс. Я, должно быть, тронулся умом, раз всё ещё не позвонил вашему отцу и делать этого не собираюсь, но я согласен помочь вам с выбросом.

- Спасибо вам, - только и смогла ответить Блисс.

- Но пообещайте мне одну вещь. От начала и до конца выброса думайте, цепляйтесь за того человека, с которым вы сейчас. Не позволяйте пропадать его образу из вашей головы. Сосредоточьтесь на нем и не отпускайте. Если вы всё сделаете верно, то эмоции, которые вернутся к вам, не причинят никакого вреда. И если так и будет, то всё, что случится сегодня, будет направлено лишь на то, чтобы лишь оказать вам помощь.


- Я обещаю.


Комната, в которую привел её Франц, мало чем отличалась от кабинета дантиста. Блисс села в кресло и вытянула ноги, закатывая рукава свитера.

- Напомните, вы не боитесь иголок?

- Нет, всё будет хорошо.

Это было спорное утверждение, но, в конце концов, от иголок ей действительно не могло стать плохо. Если бы это было самой большой проблемой в её жизни.

Кажется, Блисс даже смогла задремать, потому что когда проснулась и посмотрела на свои руки, её немного замутило.

По две иглы в каждой руке. Две на внутреннем сгибе локтей, две в запястьях.

- Вы готовы, Блисс? Вы уверены, что мы должны продолжить?

- Уверена. Можете начинать, доктор.

Над ухом слабо запищали датчики.

- Смотрите на меня, - сказал Франц, внимательно глядя ей в глаза. - Отлично. А теперь переводите взгляд на маятник. Медленно.

Круглый металлический шарик на цепочке, знакомый Блисс ещё с прошлой жизни, мирно покачивался на уровне подбородка Франца.

- Теперь снова смотрите мне в глаза. Хорошо. Какого цвета мои глаза, Блисс?

- Карие.

- Хорошо. Снова смотрите на маятник. Теперь снова на меня. Какого цвета мои глаза?

Его глаза были светло-зеленого цвета. Когда Блисс увидела эти глаза в первый раз, то сказала...

«- Вы в порядке?
- Да. Просто... ваши глаза. Они напоминают спелый крыжовник. У вас очень красивые глаза.
- Кажется, вы всё же ударились головой».

Она упала с лестницы, как только увидела его. Кажется, это своего рода традиция, ведь с Малфоем она познакомилась, когда тоже упала.

А он её поймал.

- Блисс, какого цвета мои глаза?

У него были серые глаза, которые застыли в одном выражении и смотрели в пустоту. Но она видела, сколько жизни и неудержимости скрываются за ними на самом деле.

Все возвращалось. Все воспоминания, которые казались не значащими внимания, словно их и не было вовсе, начали обретать поразительную силу.


« - Никогда не видел, чтобы кто-то так эпично летел с лестницы.
- О, так вам понравилось? Знаете, я могла бы повторить. Только в этот раз вы меня поймаете. Как вам такая идея?
- Филипп, у нашей дочери шок. Её нужно немедленно отвести в больницу».


« - Почему пончики?
- Ну, во всех фильмах все полицейские постоянно пьют кофе и едят пончики.
- Крутые полицейские так себя не ведут.
- Именно поэтому я принесла вам пончики!
- Вы нарываетесь, мадмуазель!
- Надеюсь, не на ваш пистолет?»

Тогда он рассмеялся и сказал ей, что её шуточки станут его погибелью.

Его улыбка была самым прекрасным, что она видела в своей жизни. А видела она её очень часто.


Когда улыбался Малфой, ей казалось, что ад покрывался льдом. Но в те моменты ей было всё равно.
Потому что он улыбался, и она служила этому причиной. Какой же счастливой делало её это.

Воспоминания, которые казались блеклой открыткой, начали проступать с пугающей четкостью.

Водовороты, вихри, целый год её жизни выстраивался в голове как заново отстроенный карточный домик.

Но ей нужно было идти дальше. Ей нужно было идти сквозь этот год, сквозь всё, что произошло, чтобы ей стало легче. Чтобы она смогла попасть к доктору Францу, чтобы он смог помочь ей, чтобы она переехала в другую страну и встретила Драко Малфоя.

Потому что прошлого она изменить не могла. А двигаться вперёд, чтобы попытаться спасти своё будущее - на это она была способна.

«Она каждый день ходит на то чертово место».

Почему она не помнит это? Она должна помнить всё. О каком месте говорил её отец?

«Чертово место».

Место, с которого всё началось. Место, на котором всё и закончилось.

Датчики запищали сильнее, и Блисс выгнуло на кресле в длинной судороге.

После этого она отключилась.


Когда она пришла в себя, то чувствовала себя прекрасно. Тело слушалось её, голова не болела, а эмоции, которые она обрела вновь, просто бережно хранились в её памяти.

Спустя полтора года остались лишь безграничная теплота и горькая злость.

А ещё она испытала то, о чем раньше даже никогда не задумывалась.

Месть. Как только Блисс найдёт того, кто сделал это с её близким человеком, она убьет его. И даже если потом она будет жалеть об этом всю свою жизнь, в тот момент ей будет всё равно.

Потому что теперь она поняла то, чего не могла понять всё это время.

Белые нити. Насколько же всё было ими сшито, и насколько сильно она их игнорировала.

- Доктор, - осторожно позвала она Франца, который спал в кресле рядом с её кроватью. - Доктор Франц!

Франц встрепенулся и протер глаза.

- Надолго я отключилась?

- Я сразу же привел вас в чувство, - успокоил её Франц. - Но, как только вы пришли в себя, то сразу же заснули. Пришлось перенести вас сюда.

- И сколько я спала?

Франц бегло посмотрел на часы.

- Около четырнадцати часов.

- О мой бог. Сколько сейчас времени?

- Почти шесть утра. Вы уже купили билет обратно?

Блисс на секунду запнулась:

- Я... нет. Я хотела купить билет сразу же, как только закончу с выбросом. А теперь оказалось, что место, которое я должна посетить сейчас, находится всего в пяти часах езды.

Франц посмотрел на неё со смесью грусти и понимая.

- Вы хотите сказать...

- Да. Я должна вернуться в Салон-де-Прованс.


Дом на отшибе


К десяти утра Ламбер Франц отдал Блисс билеты на поезд.

- Знаю, вы хотели поехать на машине, но...

- Я так привыкла к самолетам и машинам, что совсем забыла о поездах, - поспешила объяснить Блисс. - Конечно, час на поезде гораздо лучше, чем пять часов на машине. И потом, я люблю поезда.

«Поезда - это хорошо».

- Вы сможете пробыть там два часа, - объяснил ей Франц, вручая билеты. - Потом у вас обратный билет.

- Думаю, мне и этого времени будет много.

- И всё же я не понимаю. Блисс, объясните мне, - умоляюще сказал Франц. - Зачем? Зачем вы снова возвращаетесь туда? Вы не вернете прошлое, и его вы тоже вернуть не сможете.

Блисс посмотрела на него с безграничным удивлением.

- Вы думаете, я не понимаю этого? Сколько раз я должна повторить, что всё это я делаю не из-за него? Я делаю это ради себя, понимаете? Только ради себя.

Не то, чтобы сейчас это являлось всей правдой. Всё так стремительно менялось едва ли не каждый час.

- Просто... вы помните реку?

Франц грустно на неё посмотрел.

- Разве я мог забыть?

- А вот я забыла, - Блисс усмехнулась, увидев не верящее выражение лица Франца. - Да, не могла её вспомнить. А когда вспомнила, лишь раз, даже не представляла, что это за река, и чтобы она могла значить. Мой отец сказал вам, что я каждый день бываю на том «чертовом месте». Я забыла и это.

Франц грустно усмехнулся.

- Думаю, мне не стоит говорить, что вашему состоянию можно поставить как минимум три диагноза. И возобновление сеансов помогло бы справиться с единственно верным. Но вы же не послушаете меня, потому что уверены, будто в этом замешана магия?

- Я снова говорила во сне?

- О, вы говорили очень много, - Франц ненадолго замолчал. - Вы позволите взять с вас ещё одно обещание?

- Только если оно последнее.

- Разумеется. Если в какой-то момент вы поймете, что были не правы, и не будете видеть дальнейшего смысла бежать - возвращайтесь к нам. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь.

- Обещаю, что так и поступлю.

- И, я позволил себе одну наглость, - замялся Франц. - Занес мой номер в ваш список контактов. Если вы не сможете справляться с побочными эффектами - напишете

мне.

Блисс остановилась, так и дотронувшись до двери такси. Она медленно повернулась, удивленно посмотрев на Франца.

- С этого момента, можно немного подробнее? Вы ничего не говорили о побочных эффектах.

- Но вы меня не спрашивали, - как-то смущенно ответил Франц.

Блисс обнаружила в себе неуместный и несвойственный ей порыв вцепиться Францу в лицо.

- Возможно, для вас это станет откровением, но когда смертельно-больные ложатся под нож к хирургу, они тоже знают, что могут умереть на столе. Но их об этом, представьте себе, предупреждают! А я, очень на это надеюсь, должна была выжить после вашего маленького вмешательства, и в наших разговорах вам ничего не стоило
выкроить время, чтобы рассказать мне об этом.

Блисс постаралась выдавить хотя бы подобие улыбки.

- Извините, была груба. Давайте я угадаю один из побочных эффектов: сильная ярость, например. Или я ошибаюсь, доктор?

Последнее слово Блисс выделила с особым нажимом.

- Нет, не ярость, - Франц странно на неё посмотрел. - Одержимость, так бы я назвал это.

- Одержимость? - не поняла Блисс. - Чем?

- Кем, Блисс, - тяжело вздохнул Франц. - Вы же умная девушка, вы должны были понимать, что именно делаете со своим разумом. Одержимость тем человеком, за которого
вы цеплялись, может стать для вас самым сильным чувством. Когда я рушил барьер, все свои эмоции вы направляли на того, кто сейчас с вами. Все чувства, которые были у вас, теперь будут усилены во множество раз. Я не думаю, что в этом мире есть что-то, что сможет разрушить ваши чувства к этому человеку.

Франц замолчал, смотря на Блисс с безграничной жалостью. В этот момент она ненавидела его всем сердцем.

- Поэтому, - продолжил Франц. - Если между вами случится что-то... пишите мне. Звоните, если будет возможность. Мы придумаем что-нибудь.

- Как вы сказали, доктор, я умная девушка, - криво усмехнулась Блисс. - Не думаю, что в случае нашего расставания, я снова решусь принимать антидепрессанты.

- Я говорю не только о расставании.

Блисс сцепила руки в кулаки, пытаясь не наброситься на Франца. А потом снова улыбнулась, и, взяв его за руку, внимательно посмотрела в глаза.

- Вы не будете звонить моим родителям, доктор. Вы не хотите этого.

И она быстро открыла дверь такси и села внутрь. Проверять, подействовало ли то, что спасло её в Копенгагене, она не решилась.

Время в скоростном поезде пролетело слишком быстро. Казалось, что она только села, но взглянув в окно, Блисс поняла, что видит знакомые леса и холмы.

Салон-де-Прованс. Население не больше сорока тысяч человек, фонтан в форме гриба, дом, увитый розами и красным плющом, а осенью утопающий в золотистых листьях и розовых закатах.
Пятнадцать прекрасных лет жизни, которые она провела здесь.

Ей так не хотелось думать о плохом.

Река, которую она видела в глазах Киллиана Маррея, а после в своих воспоминаниях, находилась в получасе ходьбы от её дома. Когда-то давно рядом с рекой кто-то построил лодочный сарай, но сделал это слишком близко к воде. Дерево разбухло, и сарай покосился, а после и половина крыши обвалилась на пол.

Блисс всегда было интересно, кому понадобилось строить лодочный сарай рядом с рекой, переплыть которую дело десяти минут.

Хотя... не то, чтобы кто-то действительно плавал в этой реке. Если человек хотел пройти на другую строну, то для этого существовал куда более быстрый и безопасный путь. Все, кто пробыл в Салон-де-Провансе хотя бы неделю, это знали.

А вот о реке могли узнать лишь спустя месяцы. Она была слишком неприметной, скрытой деревьями и высокой травой, и наткнуться на неё можно было, только бесцельно блуждая по городу.

С Блисс так и случилось. А потом она привела туда его, и они приходили смотреть на реку несколько дней подряд.

Блисс говорила ему, что эта река всегда остается едва ли не черной даже когда светит яркое солнце. Сначала он ей не верил, а когда убедился в этом, просто согласился с тем, что был не прав.

Потом они приходили к реке ещё пару раз, и больше здесь не появлялись.

Всё было так глупо, но почему она видела это только сейчас? Ясно, как белый день, зачем она приходила сюда каждую ночь. Тогда у неё был шанс сопоставить всё, вырвать белые нити, которыми насквозь прошита вся эта история.

Но её спешно забрали из этого города, вырвали из Шармбатона и отправили на лечение. Всё же, за последнее она была благодарна родителям. Может быть, без воздействия магии она продолжала бы жить в неведении и сейчас.

Впрочем, «сейчас» явно не было с ней согласно.

Блисс кинула взгляд на лодочный сарай и нахмурилась. Когда они приходили сюда последний раз, глубокой ночью, то лежали на холодной земле и смотрели на звезды сквозь обвалившуюся крышу.

А потом...

Острый приступ боли скрутил живот и Блисс рухнула на колени. Хотелось рыдать, хотелось кричать, всё, что угодно, чтобы избавиться от комка в горле, от воспоминаний о горящих зеленых глазах. Даже тогда они не переставали гореть. До самого конца.

Умом она понимала, что ей нужно было зайти в этот сарай, получить очередную эмоциональную встряску.

Но на сегодняшний день лимит её храбрых поступков закончился. Пережить всё снова она не могла.

Внезапно она почувствовала странный зуд в затылке, но даже не стала оборачиваться. Нет, за ней не следили. Тут было что-то другое. Просто... она должна была что-то сделать. Должна была... поговорить... с кем-то?

Почему ей так кажется, что она должна с кем-то поговорить? Поговорить или увидеть?

Блисс последний раз посмотрела на лодочный сарай и решила скорее уйти прочь. Чертова ненавистная река, чертов сарай. Чертово место.


А потом, не дойдя и пары шагов до своего дома, она поняла, куда её так сильно тянет. Блисс схватилась за голову, пытаясь не расплакаться от щемящего чувства тоски.

И зачем она сбросила барьер? Ради того, чтобы вспомнить реку, о которой можно было просто спросить?

Как она могла забыть его? Как могла не тосковать, не думать столько времени?

Блисс провела рукой под глазами. Слёз, как и ожидалось, не было.


Зайти в кондитерскую, купить кофе и пончиков, было для неё неожиданностью. В тот год она делала это едва ли не каждый день. Сейчас ей казалось это странным, все её последние действия.

Салон-де-Прованс, пончики с кофе, а теперь она снова идёт в местное отделение полиции. Как-будто она вернулась в свою прежнюю жизнь.


Блисс подошла к стойке регистрации, и уже было хотела поздороваться с Тео, который сидел на этом с того момента, как ей исполнилось пять лет.

Что же, вот первая вещь, которая явно изменилась за то время, что её не было.

- Здравствуйте, я хотела бы...

- Блисс Бромлей? - ошарашено сказал кто-то за её спиной.

- О мой бог, Джереми! - обернувшись, воскликнула Блисс. - Я так рада видеть тебя.

- А уж как я рад видеть тебя! Иди сюда, девочка, - сказал Джереми, стиснув Блисс так, что она забеспокоилась о состоянии своих ребер. - Как же ты выросла, с ума сойти.

- Ты серьезно или это лишь очередная шуточка про мой рост?

- Как я могу? По части шуточек у нас всегда была ты, - восторженно рассмеялся Джереми. - Это что, пончики? Нет, Бромлей, ты опять за своё?

- Я серьёзна, как никогда. Ваш отдел не спасет даже отсутствие пончиков.

- Эй, Луис, - обратился Джереми к худому заспанному юноше, сидящему за столом регистрации. - Познакомься - Блисс Бромлей, единственная причина, по которой в Салон-де-Провансе на протяжении последних пятнадцати лет случались хоть какие-то преступления. Бромлей, это Луис.


- Рад знакомству, - судорожно кивнул Луис.

Блисс не успела ответить, потому что сразу же была перебита Джереми:

- Бромлей, а почему мы всё ещё стоим тут? Думаю, ты просто обязана поздороваться со всеми. И в первую очередь с нашим дорогим шерифом.

- О нет, - драматично прошептала Блисс. - Нет, нет, нет! Думаю, я поздороваюсь с ним только в том случае, если снова подпорчу статистику этого милого городка. И то, если вы найдете доказательства.

- А в чем дело? - растерянно спросил Луис. - Шериф Лару очень... уважаемый в наших кругах человек.

- О, я не сомневаюсь в этом, - кивнула Блисс. - Все уважают Лару, а те, кто не уважает... ну, о таких людях никогда не говорят, потому что негоже плохо говорить о тех, кто нас покинул, верно?

- О да, старина Лару будет в восторге.

- Зато в восторге не буду я! Понимаешь, Луис, - сказала Блисс, несчастно вздохнув. - Оказываясь рядом с Лару, я сразу забываю своё имя.

- В каком смысле? - спросил порядком побелевший Луис.

- Видишь ли, в прошлом году я была здесь частым гостем. И совсем скоро, после нашего общения с вашим дорогим шерифом, я стала считать, что...

- Твою мать, Бромлей!

«Твою мать, Бромлей, ты ещё не в том возрасте, чтобы попадаться мне на глаза после комендантского часа», «Твою мать, Бромлей, из-за тебя я поправился на пять килограмм», «Твою мать, Бромлей, когда ты, наконец, исчезнешь из этого города, мы сможем уйти на покой», «Твою мать, Бромлей, чтобы я в ближайшие три года не видел тебя рядом со своим помощником».

О да. Год, в который Блисс была почти уверена, что её зовут «Твою-мать-Бромлей».

В какой-то момент она даже стала откликаться.

Блисс знала, что Анвин Лару испытывал к ней двойственные чувства. С одной стороны, его помощник встречался с несовершеннолетней, а ему не оставалось ничего, кроме
как злиться из-за этого факта. Злиться и едва ли не быть соучастником.

С другой стороны, он испытывал к Блисс едва ли не отеческую теплоту. Потому что его помощник не сильно обогнал её по возрасту, и потому что...

Да, потому что Анвин Лару знал, что именно испытывает его подчиненный к Блисс. Все в отделе это знали. И все были рады за них.

В те дни Блисс была уверена, что обзавелась второй семьей.

- Шериф! - воскликнула Блисс, и, к шоку всех присутствующих и самого Лару, обняла его. - Кажется, я скучала даже по вам.

Лару осторожно погладил её по спине.

- Твою мать, Бромлей...

- Мы, конечно, не виделись достаточно давно, но я всё ещё уверена, что мою мать...

- Бромлей! - воскликнул Лару, заливаясь краской. - Только не надо повторять это. Мне хватило первого раза. Всему отделу хватило первого раза.

Лару отошел от Блисс, и, посмотрев на стол регистрации, громко застонал.

- Твою... Бромлей. Я только скинул те проклятущие пять килограмм. Ты знаешь, чем чреват лишний вес в моем возрасте?

- Я купила с шоколадом и вишневым джемом.

По лицу Анвина Лару не сложно было догадаться, как сильно ему хочется сказать «Твою-мать-Бромлей».

- Ладно, - проворчал Лару. - Я пойду ставить чайник, а вы тут...

- Нет, - быстро сказала Блисс. - Я принесла ещё и кофе, Луис куда-то его поставил... да и я ненадолго. К вечеру я должна быть в Париже, мои родители сейчас там.

- Но почему они не поехали с тобой? - удивился Джереми.

- С учетом последних событий, отец и меня не хотел отпускать. Ну, ты понимаешь.

Все сразу же замолчали. Атмосфера, до этого светлая и радостная, сразу же исчезла. Блисс понимала, о чем думает каждый из них.

Лару часто ворчал, что Блисс - единственная причина, почему в Салон-де-Провансе вообще случаются преступления. И сегодня, когда он снова сказала это, она была даже рада.
Значит, они смогли вернуться к прежней жизни и остались теми, кем являлись. И, может быть, даже не считают её виноватой.

Что, вообще то, было неправдой.

Во всех событиях годовой давности была виновата только она. И теперь она была уверена в этом, как никогда прежде.

- На самом деле, - начала Блисс. - Я бы хотела увидеть Мохиндера. Мне нужно с ним поговорить.

Лару и Джереми коротко переглянулись, а Блисс почувствовала, что сейчас упадет.

- С ним же всё хорошо, да? - умоляюще сказала она.

- Да, с ним всё в порядке! - схватив Блисс за руку, воскликнул Джереми. - Только, он больше не работает у нас.

Блисс непонимающе покачала головой.

- Мохиндер больше не работает в полиции?

- Я бы так не сказал, - усмехнулся Джереми. - Теперь он работает в настоящей полиции, не то, что все мы. Видишь ли, он перебрался в Нью-Йорк.

- Ох, это чудесно, - рассеяно сказала Блисс, совершенно не понимая, как реагировать на это.

Иронично, вот что на самом деле ей хотелось сказать. Как иронично. Но она не стала бы говорить это при всех них.

Это только вернет болезненные воспоминания.

- На самом деле я... мне хотелось бы... - к черту, подумала Блисс. Ей была необходима информация. - Я должна поговорить с Мохиндером. Ты случайно не знаешь, как с ним можно связаться?

Джереми сочувствующе посмотрел на неё.

- Последний раз, когда я звонил ему, номер был отключен. Должно быть, он хотел окончательно порвать связь с этим местом.

- Тогда не номер, - Блисс старалась говорить спокойно и унять внезапно нахлынувшую злость. - Адрес. Район. Полицейский участок, в котором он работает. Я в жизни не поверю, что у вас нет этой информации. А даже если и так, то вам не составит труда найти её.

- Луис, - внезапно сказал Лару. - Пойдем, поможешь поставить мне чайник.

- Но шеф, у нас же есть...

- Луис, - прищурив глаза, повторил Лару. - Я сказал, пойдем. Поможешь. Поставить. Мне. Чайник.

- Есть, шеф, - округлив глаза, пискнул Луис.

Когда Луис с Лару скрылись за дверью, Блисс выжидающе посмотрела на Джереми.

- Я так понимаю, это было разрешение?

- Нет, - твердо сказал Джереми. - Просто шеф знает, что здесь я единственный, кто сможет вправить тебе мозги.

- Я в этом не нуждаюсь. Всё, что мне нужно, это знать примерное местонахождение Мохиндера.

- С какой стати? - а теперь злился уже Джереми. - Мы не агентство, помогающее искать пропавших людей, и мы не имеем право предоставлять такую информацию гражданским.

- Но Мохиндер и не считается пропавшим, - холодно ответила Блисс. - Не имеете право? Мне плевать. Нарушь это правило. Я должна поговорить с ним.

Джереми умоляюще не неё посмотрел.

- А ты не думала, что он не хочет видеть тебя? Нас он, конечно, точно не хочет видеть, но в первую очередь он не хочет видеть тебя! - практически крикнул Джереми.

Блисс отшатнулась.

- Эй, Блисс, я...

- Пошел ты, Джереми, - Блисс словно со стороны слышала то, что говорит. - Всё равно, справлюсь и без вашей помощи. Удачи вам в вашей... работе.

С того места, к которому прибежала Блисс, всё ещё был виден полицейский участок. Чертыхнувшись, Блисс достала телефон и набрала номер.

- Привет. Всё хорошо? - сразу же спросил Кормак. - Картину восстановили?

- Да, но сейчас не об этом, - отмахнулась Блисс. - Мне нужно найти кое-кого.

- Хорошо. И почему ты говоришь это мне? - осторожно спросил Кормак.

- Потому что мне нужен человек, который сможет сделать это! Найди мне такого.

Кормак тяжело вздохнул.

- Блисс, я не думал, что мне придется это сказать, но я не всесилен.

- Бред! - едва ли не заорала Блисс. - Ты смог достать мне деньги, найти людей, который отреставрировал картину. Теперь мне нужен тот, кто занимается поиском

людей. Послушай, у меня есть его полное имя, я даже смогу достать фотографию...

- Блисс! - повысил голос Кормак. - Я смог дать тебе денег, потому что это мое наследство, которым распоряжаюсь только я. Я нашел реставраторов, но прежде мне пришлось несколько часов говорить с отцом на отвлеченные темы об искусстве, а потом взламывать его кабинет и искать все необходимые данные. Но я не смогу, при

всем желании не смогу найти тебе детектива. Мне жаль.

Блисс буквально видела красную пелену перед глазами.

- Лучше бы тебе было жаль чуть больше, черт тебя дери!

Не слушая, что ответил ей Кормак, она бросила трубку.

Непонимание, отчаяние, неспособность заплакать в самые худшие моменты, а теперь ещё и всепоглощающая ненависть.

Как же она устала чувствовать всё это.

- Блисс! Бромлей, чтоб тебя, не убегай!

- Катись в ад, Джереми.

- О, я был там. Мы все были.

Блисс остановилась, уставившись пустыми глазами в одно из деревьев.

- Но мы же справились, Бромлей, - зашептал Джереми за её спиной. - Мы же справились, мы всё пережили. Зачем воротить прошлое, зачем оно тебе?

- Потому что это - не прошлое. Не для меня.

- Я не понимаю, - беспомощно признался Джереми. - То, что тебе было в разы тяжелее, чем каждому из нас, я и не отрицаю. Но сколько ещё ты будешь мучить себя? Всё произошедшее - не твоя вина. Отпусти его. Он хотел был, чтобы ты была счастливой.

- Всё, чего он хотел бы... - Блисс глубоко вздохнула. - Не важно. Важно только то, что мне нужно поговорить с Мохиндером. И я сделаю всё, чтобы найти его.

Блисс криво улыбнулась.

- Ну, знаешь, это же Нью-Йорк. В Нью-Йорке рано или поздно все встречаются.

- Думаю, в вашем случае это случится раньше, - сказал Джереми, протягивая ей папку.

- Что это? - не веря, спросила Блисс.

- Адрес, который числится в базе данных. Не знаю, действующий ли он, но ты можешь найти способ проверить. И кое-что ещё, - Джереми взлохматил волосы. - Копия твоего дела. Если будет время, перечитай на досуге. И пойми, что во всем произошедшем не было твоей вины.

Блисс сорвалась с места и крепко обняла Джереми.

- Спасибо. Спасибо тебе.

- Будет тебе, Бромлей. Я делаю это не ради тебя.

Блисс вскинула на него глаза.

- Я готов повторять это вечность - в произошедшем твоей вины не было, - твердо сказал Джереми. - Но... что-то не сходится. Это не дает мне покоя. Если Мохиндер узнал что-то, от чего всё произошедшее станет более ясным - дай мне знать.

- Я постараюсь.

- Ну, бывай, - Джереми махнул ей рукой. - Привет родителям.

- Обязательно. Будь осторожнее. Вы все, ребята.

- Я передам им, - кивнул Джереми, уходя прочь.

Сев в поезд, Блисс первым делом открыла конверт, который ей дала Жаклин. Первая её часть только добавила вопросов.

«София в холодных ветрах Софии. И будут жить в нас они вечность, а вечность наша кончается сейчас».

Блисс не могла представить, что это значит. Ей нужно было найти Софию? Или она сама когда-то было Софией? София в холодных ветрах Софии. Что это? Какая-то метафора или так назывался дом, который нарисован на картине?

А вот вторая запись, которую якобы написал другой человек, была более понятной.

«Вечность по улице 66».

Здесь хотя бы можно было отталкиваться от мысли, что в Болгарии есть улица с такой нумерацией или названием, на которой и находился тот самый дом.
Но даже если и так - где именно в Болгарии? В каком городе.

Какая-то часть сознания Блисс не давала ей покоя. Болгария и София, София и Болгария... она слышала что-то об этом.

А потом в её сознании вспыхнул ответ.

София в холодных ветрах Софии. София как имя и София - как столица Болгарии. Теперь она знала свою следующую остановку.

Потом она сразу поедет искать Мохиндера. Но сначала ей нужно узнать хоть что-то о Стефане Барбаре.


Наверное, это всё зима, или вселенная, которая по каким-то причинам испытывает к Блисс ненависть, но Болгария встретила её промозглым ветром и хлопьями снега в лицо.

Блисс поплотнее укуталась в шарф, озираясь по сторонам. Гид, телефон которого ей дали в службе поддержки аэропорта, должен был ждать её здесь.

Только в третий раз зацепившись взглядом за табличку «Барбара Шварцшильд», она наконец поняла, что гид вовсе не опаздывает.

Блисс помахала ему рукой, пытаясь улыбнуться и одновременно сдержать зевок. Если не считать долговременной отключки в кабинете доктора Франца, когда она последний раз нормально спала? Кажется, это было в Хогвартсе.

Ей было необходимо поработать над своим режимом, иначе даже всеведущая гипертимезия перестанет её спасать.

Гид, которого дали Блисс, оказалась девушкой двадцать пяти лет. Как только Блисс подошла к ней, то та сразу же сказала несколько стандартных фраз на разных языках.

- Французский... нет, английский, - Блисс пришла к выводу, что язык, на котором она стала говорить большую часть своего времени, сейчас доставит ей меньше проблем. - Говорите со мной на английском.

- Разумеется, - улыбнулась девушка. - Меня зовут Вилия, и мне радостно видеть вас в нашем городе, Барбара. С чего вы хотели бы начать экскурсию? Или вы хотели бы услышать подробно о каждом месте? Например, позади вас находится...

- Вилия, я правда прошу прощения, но мне совсем не хочется знать историю аэропорта, который находится позади меня, - выдавив подобие улыбки, сказала Блисс. - На самом деле, во всем этом городе, меня интересует только улица шестьдесят шесть.

Вилия захлопала глазами.

- Улица шестьдесят шесть чего?

- Я не совсем уверена, чего или кого именно, - призналась Блисс. - И, возможно, у этой улицы вообще нет названия. Только цифры. Такое может быть возможно?

- Да, - растерянно произнесла Вилия. - Всё может быть. Но, может , вы предоставите чуть больше информации?

- Конечно, - спохватилась Блисс. - Только сначала давайте поймаем такси, не хочу, чтобы на картину попал снег.

- Я не могу быть точно уверена, но этот дом мне кажется знакомым, - сказала Вилия после осмотра картины. - Если у вас есть время, то мы можем доехать до офиса, я поищу там информацию. Возможно, придется связаться с риэлторами.

- Без проблем, - вымученно улыбнулась Блисс. - Разбудите меня, если найдете что-нибудь. Думаю, нам стоит арендовать это такси на весь день. Можете сказать это водителю?


Вилия кивнула и начала быстро говорить на болгарском. Как только Блисс смогла принять удобную позу, она сразу же уснула.

- Барбара, просыпайтесь. Мы приехали, - Вилия осторожно трясла Блисс за плечо.

Блисс открыла глаза, сонно уставившись вперед. А когда поняла, где они находятся, с неё слетели последние остатки сна.

Выходя из такси, Блисс не смогла сдержать зевка: горсть снега сразу же попала ей в рот.

Чихнув, Блисс мрачно посмотрела по сторонам, и удивилась резкой перемене пейзажа. Не было машин, высоких зданий, да и вообще любого намека на цивилизацию. Только простилающаяся на много миль вперед пустошь, покрытая белым снегом, высокий двухэтажный дом и крутой обрыв, ведущий к морю.

- Мы всё ещё находимся в Софии?

- Не совсем, - ответила Вилия. Вид у нее был какой-то напуганный. - Мы за пятьсот километров от неё.

- Сколько же я проспала?

- Около семи часов, полагаю, - растерянно ответила Вилия, кидая взгляд на человека, который вышел вслед за ней из такси.

Блисс заметила его только сейчас.

- Простите, но вы вообще... кто? - Блисс старалась говорить как можно спокойнее, но очередная волна раздражения мешала ей.

И почему Вилия выглядит так, будто вот-вот хлопнется в обморок? На заметку: выкраивать время на сон, чтобы не засыпать рядом с незнакомыми людьми. Ей очень повезет, если она не навлекла на себя неприятности.

- Меня зовут Йоре Мадлен. Меня можно было бы назвать риэлтором, но, боюсь, на данный момент этот термин не совсем ко мне подходит, - усмехнулся он.

Блисс зло посмотрела на него и процедила сквозь зубы:

- Мистер как-вас-там, со всем уважением, но знаете, насколько меня сейчас волнуют термины, которые соответствуют вам? - Блисс присела и практически коснулась рукой холодной земли. - Вот. Та самая степень волнения.

Блисс встала, снова оборачиваясь на дом. В лицо дул холодный ветер, снег практически загородил весь обзор, а серое небо покрыла тонкая рябь облаков.

Когда-то она уже видела это. Тогда она любила каждую секунду, здесь проведенную.

- Барбара, вы слушаете меня? - донесся из далека голос Мадлена.

- Нет, - честно ответила Блисс. - Но теперь - да. Зачем вы приехали с нами?

- Полагаю, потому, что вы обязаны подписать документы.

- Обязана? - поперхнулась Блисс. - Что ещё я обязана сделать? Станцевать ваш национальный танец?

Блисс прикусила язык. Проклятье, её защитный механизм создавал слишком много проблем.

- Извините, я сегодня раздражительна.

- Полагаю, мне тоже следует извиниться, - откашлялся Мадлен. - Я не так выразился. Вы не обязаны ничего подписывать, но, думаю, вы сами сделаете это. Иначе, зачем вам было бы здесь находиться, верно?

Это стало для Блисс последней каплей.

- Вы рехнулись?

- Простите? - опешил Мадлен.

- Прощаю, у меня нет привычки обижаться на идиотов. Вы приехали с нами, хотя вас никто не просил об этом, а теперь впариваете какую-то чушь о документах. На этот
дом что, нельзя посмотреть, при этом не подписав кипу бумаг?

- Так вы действительно не знаете?

- О мой бог, да вы кретин!

- Барбара, - умоляюще прошептала Вилия.

- Что? Может быть, вы прекратите строить из себя таких загадочных личностей, и скажете мне, что происходит? Если никто на это не способен, то позвольте мне побродить по окрестностям. Хотя, - Блисс с неприязнью посмотрела на Мадлена. - Раз уж притащились за нами, может быть, покажете мне дом? Со своей прямой обязанностью справиться сможете?

И, не дожидаясь ответа, Блисс пошла к дому. После секундной заминки, Мадлен и Вилия последовали за ней.

Изнутри дом был... волшебным. Пожалуй, Блисс не смогла бы подобрать другого слова.

Архитектор смог добиться идеально круглых потолков изнутри, но при этом на внешней стороне дома это никак не отображалось. Деревянные стены были сплошь изрисованы черными и красными цветами, переплетая свой узор из комнаты в комнату, а на самом потолке распускались в хаотичные предметы, начиная от птиц и заканчивая ракушками.

Мебель была обтянула приятным плюшевым материалом светлых оттенков, в вазах на окнах стояли кактусы с пестревшими на макушках цветами, а на деревянном узорчатом
камине, изрисованном серебряной краской и медальонами, водрузились шкатулки и картины в рамках, размером с фотографии.

Как зачарованная, Блисс потянулась за одной из них.

- Это Барбара? В смысле, Стефан Барбара?

- Мы не может утверждать наверняка, ведь с тех пор прошло порядком двухсот лет, - осторожно ответил Мадлен. - Но всё же я считаю, что это действительно он.

А ведь если смотреть издалека, действительно могло сложиться ощущение, что это фотографии.

У Стефана Барбары было доброе, мужественное лицо, коротко постриженные светлые волосы и смеющееся, светло-голубые глаза.

Интересно, на этом рисунке, он всё ещё мог видеть? Или к тому моменту, как его нарисовали, успел потерять зрение? И почему Блисс так уверена, что зрение он именно потерял, а не был слепым с рождения?

- Я могу забрать этот рисунок? - обернувшись, Блисс посмотрела на Мадлена. - Или купить его?

- Полагаю, вы можете забрать из этого дома всё, что хотите, - скривив губы, ответил Мадлен. - Или остаться здесь на столько, насколько сочтете нужным. Если, конечно, подпишите бумаги.

Блисс вцепилась в каминную полку.

- Да что здесь происходит?

- Видите ли, Барбара, - осторожно начала Вилия. - Оказывается, человек, которому принадлежал этот дом, оставил очень странное завещание...

- Смехотворное и самое абсурдное, какое мне только доводилось видеть, если быть точнее, - процедил сквозь зубы Мадлен. - При этом он не оставил ни одной лазейки,
с помощью которой кто-нибудь мог бы его уничтожить.

- Рада, что вы честны со мной, - усмехнулась Блисс.

- Говорю как есть, - холодно ответил Мадлен. - Так вот, согласно его завещанию, право собственности на этот дом автоматически отдается тому, кто владеет картиной.

- Дайте я угадаю, - сказала Блисс, почувствовав всепоглощающую усталость.

- Думаю, вы уже поняли, что это та самая картина, которая мистическим образом оказалась у вас, - саркастично закончил Мадлен.

- Вашу мать, Мадлен, - невольно вырвалось у Блисс. - Заткнитесь уже, наконец. Мне нужно присесть.

Не дожидаясь, что скажет Мадлен, она упала в первое попавшееся кресло.

- Так, ладно, - глубоко вздохнув, сказала Блисс. - Нам всем нужно успокоиться. В первую очередь это нужно мне, но упустим детали. Мадлен, объясните мне одну вещь: это вообще законно?

- Законно ли такое завещание? - переспросил Мадлен. - Конечно, на то оно и завещание. Стефан Барбара вполне мог указать, что дом может быть отдан исключительно восьмидесятилетней старухе, лишенной ноги, и зачатой двадцать шестого февраля в ночь полнолуния. При правильном оформлении бумаг, даже такое могло бы вступить в силу.

- Но ему было нужно, чтобы получить дом мог лишь тот, у кого есть эта картина, - задумчиво сказала Блисс. - Хорошо. А если картина поддельная?

- Такое тоже может оказаться возможным, - согласился Мадлен. - Но, пока вы спали, я взял на себя смелость изучить эту картину. Не считая совсем недавно восстановленных записей на картине, я с уверенностью могу сказать, что нарисовали её явно не в нашем веке. Конечно, нам всё равно придется затребовать документы, подтверждающие подлинность работы. Надеюсь, у вас они есть?

- Да, - машинально ответила Блисс. - Но сейчас не об этом. Как вы узнали, что это именно та картина?

- Помимо этой картины, Стефан Барбара оставил её карандашный набросок. Со всеми вытекающими записями на ней, конечно.

- Ни за что не поверю, что он смог сохраниться до этих времен.

- О, наша контора, существующая с 1710 года, тоже не может в это поверить. Не набросок, а ходячая чертовщина.

- Нелепо, - покачала головой Блисс. - И что же, эта картина просто дает мне право на владение целым домом?

- Ну, от уплаты налогов она всё равно не спасет. В остальном же - вы совершенно правы.

Блисс встала, внимательно осматриваясь по сторонам.

- Этот дом... как будто его построили недавно. Он подвергался капитальному ремонту?

- Нет, - мрачно откликнулся Мадлен. - И не спрашивайте, как такое может быть. Я не знаю. Те, кто работал с этим домом до нас, не знали тоже. Да и, если быть до
конца честными, не наше это дело. Единственное, что я должен сделать, это соблюсти все формальности, согласно завещанию.

Мадлен говорил что-то ещё, но Блисс это не интересовало. Ей не давали покоя несколько вещей: камин, шкатулки, стоявшие на нем и...

- Чердак, - выпалила Блисс. - Здесь есть чердак?

Мадлен прищурил глаза:

- Есть. Но откуда это известно вам?

- Ну, - Блисс легкомысленно мотнула головой. - Загадочный дом, загадочный владелец, загадочная история, и вы тоже были такими загадочными. Конечно-то же, здесь должен быть такой же загадочный чердак.

Мадлен прикрыл глаза.

- Вам стоит смотреть меньше фильмов.

- Вы далеко не первый, кто говорит мне это.

За одну секунду в голову Блисс пришла идея. Не давая опомниться Вилие и Мадлену, она схватила их за руки.

- Мне кажется, вы очень хотите погулять.

Мадлен и Вилия странно на неё посмотрели.

- Таким образом вы пытаетесь сказать, что хотите побродить по дому в одиночестве? - раздраженно спросил Мадлен. - Или я чего-то не понял?

От досады Блисс едва не цокнула языком. Та странная способность, спасшая её в психиатрической клинике Копенгагена, сейчас не сработала. А если она не сработала и на докторе Франце?

На заметку: понять, как действует эта штука.

- Да, - потупилась Блисс. - Да, именно об этом я хотела попросить. Если хотите, можете потом осмотреть мой портфель.

- Думаю, так я и поступлю, - сразу сказала Мадлен, не давая вставить слова Вилие. - У вас не больше получаса.

Блисс подождала минуту, когда за ними захлопнулась дверь, после чего сразу бросилась к камину.

В шкатулках не оказалось ничего интересного, а вот с камином явно стоило разобраться. Блисс ощупала медальоны и каждую трещину в камине, но это ничего не дало.

- Проклятье, - простонала Блисс, вымученно привалившись к порталу.

Она прищурилась, дотронувшись до навершия портала и стыка каминной полки, потянув его на себя. Он поддался с тихим щелчком.

Внутри оказалась еще одна шкатулка, содержимое которой представляло собой только запечатанный конверт. Пожав плечами, Блисс взяла его и спрятала под пояс брюк.

Виноватой себя она не чувствовала - за несколько столетий этим идиотам стоило хоть раз проверить камин на наличие каких-либо секретов.

Блисс быстро помотала головой. Сегодняшняя озлобленность и раздражительность порядком её достали.

На втором этаже оказалось две спальни с такими же изрисованными цветами стенами и кактусами на подоконниках. Интересно, они здесь просто для декора или остались ещё со времен Стефана Барбары?

Блисс отодвинула одну из невесомых штор.

Вид за окном был успокаивающим, и она остановилась на какое-то мгновение. Ветер, гуляющий по волнам, линия горизонта, слабо светившаяся издалека, и множество белой гальки, смешанной со снегом.

Как долго Стефан Барбара имел возможность смотреть на всё это?

Блисс задвинула штору и отправилась к лестнице, ведущей на чердак.

Чердак был стерильно чистым. Не было никакого нагромождения, мебели, или любого хлама, который мог хоть что-то рассказать о прежних владельцах дома. Если подумать, весь дом был такой. Он был уютным, светлым и просторным, но в нём не было ни единого предмета, который мог подсказать, жил ли здесь ещё кто-нибудь, кроме Стефана Барбары.

Именно это и не давало покоя Блисс. Всё было идеально. Слишком идеально. И, пожалуй, она бы покинула этот чердак сразу же, если бы не одна деталь, явно не вписывающаяся в общую идеальность.

Им было прямоугольный солнечный отсвет рядом с окном. Она бы прошла мимо него, если бы не учла одну вещь: солнце сегодня не светило.

Блисс приложила картину к этому отсвету, и осторожно опустила руки. Картина не упала.

Наверху что-то щелкнуло, и Блисс подняла голову. В середине потолка появился стеклянный круг, пустив столб дневного света в пол.

Сев на пол, Блисс нажала на то место, куда указывал столб света, и ровный круг провалился внутрь. Нахмурившись, Блисс засунула руку в образовавшееся отверстие, и сразу же нащупала цепочку. Та выскользнула у неё из рук и Блисс, пытаясь поймать её, схватилась за то, что на ней висело.

Под её глазами взорвалась золотая пыльца.

Место встречи - дождь


Барбара делал последние наброски, когда появилась она, неся в руках две кружки какао. Ей осталось пройти буквально два шага, когда она, оглушительно чихнув,
потеряла равновесие, и содержимое одной из чашек пролилось на спину Барбаре.

- Ну как так можно, София, - тяжело вздохнул Барбара. - Я же говорил, одевайся теплее. Эти ветра и холодоустойчивого человека доконают, что и о тебе говорить.

София осторожно поставила чашки рядом с красками, плотнее укутываясь в кардиган.

- Вот именно, - ответила София. - Даже холодоустойчивого. А теперь скажи мне, здесь имеются такие люди?

- Ещё буквально десять минут...

- Ответ на этот вопрос - нет, - торжественно кивнула София. - Так что заканчивай изводить холст этими безрадостным месивом, и пошли в дом. Уложим тебя в кровать, и я принесу ещё какао.

- Только на этот раз оставь его в чашке, - умоляюще попросил Барбара, мигом заслужив тычок в плечо.

София заправила волосы за уши, подставляя лицо холодному ветру.

- Помнишь, когда ты только привел меня сюда, то сказал, что у нас никогда не было места, где можно было бы осесть?

- Да, - не оборачиваясь, кивнул Барбара. - Ты очень долго не могла поверить.

- Добро пожаловать домой, -задумчиво повторила София. - Домой. Я только сейчас поняла, что у меня никогда не было дома. Ты первый, кто помог мне обрести его.

- Хочешь сказать, что я лучший? - в голосе Барбары слышалась усмешка.

- Прекращай, - отмахнулась София, поежившись.

- Ох, София, - протянул Барбара, обернувшись к ней.

Можно было бы подумать, что он смотрит на неё. Смотрит поддернутой белесой пленкой глазами.

- Как думаешь, сколько мне осталось?

- Не говори так!

София наклонилась и крепко его обняла.

- Эй, - она дотронулась до его колючей щетины. - Ты будешь до конца моих дней.

- Всё будет наоборот.

София отшатнулась, едва не сбив шаткий столик с красками.

- София, - сказал Барбара. - Отойди на небольшое расстояние, а потом посмотри на это безрадостное месиво.

София пожала плечами, но сразу же вспомнила, что Барбара не видит. Больше он не видит, и не будет способен на это никогда.

А потом, сквозь мазки ещё не высохшей краски, она увидела свой дом.

- Это поразительно. Ты поразителен, - наконец смогла сказать София, снова поравнявшись с ним. - А ты ещё что-то говоришь обо мне.

- Там есть ещё кое-что, - улыбнулся Барбара. - Посмотри на обратную сторону. Только осторожно, краска ещё не обсохла.

София осторожно повернула мольберт обратной стороной.

«София в холодных ветрах Софии. И будут жить в нас они вечность, а вечность наша кончается сейчас».

- Ты ужасный пессимист, - покачала головой София. - Знаешь что? Я с этим не согласна.

И, сказав это, София окунула кисть в красную краску и дописала несколько слов на самой картине.

- Только не говори мне, что только что испортила мою прекрасную работу своей отсебятиной.

- Скажу с одним условием: ты пообещаешь мне жить гораздо дольше, чем планируешь на данный момент.

Барбара молчал несколько минут, а потом на его лице отразилось едва ли не больное отчаяние.

- Тогда ты тоже пообещай мне кое-что. Обещай, что будешь возвращаться в этом дом. Всегда, во все времена. Обещай, что я не буду последним, с кем ты будешь

счастлива.

- Барбара...

- Обещай. Потому что я так хочу, чтобы ты была счастлива.

София сжала его руку.

- Я обещаю тебе.

И Барбара качнулся на стуле.


Блисс швырнула цепочку в сторону, пытаясь снова научиться дышать. Это снова происходило, как тогда, в Копенгагене.

Только теперь она была не Марой, а Софией, и ощущения были в тысячу раз хуже. Ощущения Мары Меффлер были размытыми и ускользающими. София же жила по-настоящему, и в ней бурлила бешеная энергия.

А потом, сквозь это, прорезалась вспышка животного ужаса. Это и выдернуло Блисс из тех... воспоминаний? Или чем являлось то, куда она попала?

Какую же глупость совершил Стефан Барбара? Блисс так надеялась, что он всего лишь хотел глупо подшутить над Софией. Над ней.

Блисс провела рукой по лбу, стирая холодный пот, и встала с пола.

- Барбара? - послышался приглушенный голос. - Барбара, где вы?

- Вот черт, - прошептала Блисс, хватая цепочку и засовывая её в карман.

Мадлен вошел буквально за секунду до того, как закрылся потолок.

- Барбара, у вас всё в порядке? - с подозрением спросил он. - Мы не могли вас докричаться.

- Да, - быстро ответила Блисс, прижимая к себе картину. - Просто... я тут вспомнила, что у меня скоро рейс. Боюсь, как бы я не опоздала, выезжать нужно прямо сейчас.

- Но как же документы? - у Мадлена едва не задёргался глаз.

- В следующий раз, - сказала Блисс, ловко огибая Мадлена и сбегая вниз по лестнице.

- В следующий раз?! - закричал Мадлен, едва поспевающий за Блисс. - Барбара, да вы хотя бы представляете...

- Что представляю? Что у вас нет никакого выбора, касательно этого дома? Да, это я понимаю очень хорошо. По правде говоря, мне всё равно. Я вообще могу никогда не
вернуться сюда. И знаете что? Вы всё равно ничего не сможете сделать.

Вилия тихо ахнула, когда увидела их. Блисс была готова поставить свою картину на то, что причиной такой реакции послужил позеленевший от злости Мадлен.

- Мы возвращаемся в аэропорт, - жизнерадостно улыбаясь, сказала Блисс. - Точнее, я туда возвращаюсь, а что будете делать вы, меня мало волнует.

На третьем часу пути Блисс начала зевать. Как только она доберется до Нью-Йорка, то сразу же заселиться в отель и немного поспит. Её организм всегда отказывался воспринимать за сон то, что происходило не в кровати, спокойной атмосфере и тишине.
Какие уже пошли сутки с начала её поиска? Пятые или шестые? Кажется, она потеряла счет дням в одном из аэропортов.

- Может быть, вам стоит поспать? - тихо спросила Вилия с заднего сидения.

Мадлен вырубился едва ли не сразу, как они сели в машину, и теперь тихо дышал на плече у Вилии.

- Воздержусь, - ответила Блисс, впрочем, тоже понизив голос. - Не хочу проснуться и услышать от кого-то из вас, что я оказалась внебрачной дочерью президента Болгарии. Хватит с меня потрясений на сегодня.

В аэропорту Блисс переложила конверт в портфель и достала кулон, положив его на ладонь. Если бы Блисс увидела его неделю назад, то могла бы подумать, что это лишь своеобразный крест из стекла. Но сейчас она прекрасно знала, чем он является на самом деле.

Руна. Наутиз.

«Наутиз работает на инстинкт выживания - натиск силы, чтобы извлечь пользу в критическом положении».

Но руны никогда не использовались в магическом мире как непосредственный проводник магии. Руны в принципе не служили для полноценного колдовства, они использовались лишь как шифр и ещё реже - как запечатывающие заклинания.

Нужно было узнать больше. Может быть, стоит поискать что-нибудь в библиотеке Хогвартса?

Почему Мара Меффлер была так рада, когда узнала о руне Наутиз? Почему у Софии оказался кулон с этой руной?

Блисс было плохо. Она отправилась в это путешествие на поиски ответов, а в итоге у неё появилось ещё больше вопросов. И так получалось каждый раз.

Самолет приземлился в Нью-Йорке в шесть утра. Блисс даже не удивилась, увидев за окном промозглый серый туман и нечто, больше напоминающее слега подмёрзший дождь, нежели снег.

Первым её порывом было сразу же пойти проверить тот адрес, который дал ей Джереми. Но она понимала, что больше не сможет продержаться на одном энтузиазме и кофе.

В конце концов, она просто свалиться под какую-нибудь машину и просто уснет.

Блисс невесело усмехнулась. Когда ей было одиннадцать, она, отделившись от своих родителей, действительно едва не была сбита. Какой-то прохожий вовремя заметил это и успел толкнуть её в сторону. Родители долго его благодарили.

Тогда её единственной проблемой были разбитые коленки, кричавший отец и сорвавшийся поход в Диснейленд.

Прекрасные были времена.

Заселиться в отель она смогла только к восьми утра. Первым её порывом было найти какую-нибудь неприметную гостиницу с приемлемыми ценами и подальше от шума всего города.

А потом ей стало всё равно. В конце концов, у неё была возможность заселиться в Плазу. И ей почти не было стыдно, когда вместо обычного номера она взяла пентхаус
с видом на весь Нью-Йорк.

В такие моменты нужно было говорить что-то наподобие «живем один раз», но в её случае это прозвучало бы слишком иронично. Если, конечно, все эти реинкарнации, или что там это было на самом деле, действительно происходили с ней.

Когда Блисс проснулась, на часах было три часа дня. Скатившись с кровати на пол, она, завернувшись в одеяло, потащила себя в душ, на ходу набирая метрдотеля и распоряжаясь о кофе в номер.

Следующие два часа, прошедшие в неспешном собирании и завтраке с видом на оживленный Нью-Йорк смогли принести ей какую-то своеобразную радость.

В Нью-Йорке было легко затеряться. Он был шумным и быстрым, и люди здесь были такими же. Все они куда-то спешили, толкались, извинялись, или же, наоборот, бежали
ещё быстрее. Нью-Йорк был городом вечного бега, и сейчас Блисс хоть в чем-то, но была похожа на всех, кто здесь обитал.

Мохиндер жил в южном районе Бруклина, и Блисс пришлось сменить несколько веток метро прежде, чем она смогла добраться до нужного места.

В семиэтажный дом, в котором жил Мохиндер, не составило войти труда: кодовый замок был сломан. Зайдя внутрь, Блисс отодвинула решетчатую дверь лифта и нажала кнопку пятого этажа.

Выйдя на этаже, Блисс сверилась с номером квартиры, и поднялась ещё на один проем.

Третий звонок в дверь не дал никакого результата, и внезапно Блисс поняла, что сейчас нет и семи вечера. Мохиндер, должно быть, на работе. Она уже хотела выйти на
улицу и подождать его там, как внезапно послышалось копошение в замке, и дверь открылась.

- Милый, извини, я была...

Девушка в полотенце замолчала на полуслове и уставилась на Блисс.

- Ошиблись квартирой?

- Да, в смысле нет, в смысле, не знаю, - внезапно начала лепетать Блисс. - Наверное, да. Извините, я зайду позже. Или не зайду.

- Стойте, - требовательно сказала девушка, зло прищурив глаза. - Кто вы такая? Приходя сюда, вы искали кого-то конкретного?

- Да... да, - совладав с голосом, смогла ответить Блисс. - Я искала Мохиндера Чаттерджи. Думала, что он живет здесь.

- Мохиндер действительно живет здесь, - девушка становилась злее буквально с каждым словом. - Позвольте спросить, зачем вам понадобился мой жених?

- Он мой давний знакомый. Может, он упоминал обо мне, меня зовут Блисс...

- Стой, - девушка шокировано на неё посмотрела. - Ну конечно же, как я сразу тебя не узнала! Ты Блисс Бромлей.

Внезапно девушка схватила её за руку и втащила в квартиру, захлопывая дверь.

- Проходи, - как-то восторженно сказала она, буквально вертясь волчком вокруг неё. - Подожди немного, я сейчас оденусь, и мы с тобой поговорим.

Девушка куда-то убежала, а Блисс осторожно прошла по квартире, машинально дотрагиваясь до полок и маленьких статуэток.

- Извини за моё поведение, - донеслось из соседней комнаты. - Не хотелось бы признавать, но я очень ревнива, особенно когда дела касается Мохиндера. Знаешь, в прошлом месяце он сделал мне предложение, а я спросила, что он натворил, представляешь?! Не понимаю, как он всё ещё меня терпит.

Девушка вышла из комнаты, облаченная в простые джинсы и футболку, на ходу вытирая свои рыжие волосы.

- Я так не представилась, - улыбнулась она, протягивая руку. - Меня зовут Каролина Ромеро.

Блисс ответила на рукопожатие.

- Вы испанка? - спросила Блисс первое, что пришло на ум.

- Формально да, но даже и не берусь припомнить, сколько в моей семье намешано кровей, - засмеялась Каролина.

- Думаю, сейчас все страдают этой проблемой.

- А вы француженка, да? - спросила Каролина, одновременно доставая чайник. - Когда Мохиндер сказал мне об этом, я сначала не поверила. Вы похожи на испанку даже больше, чем я.

- Иногда мне кажется, что я похожа на кого угодно, кроме себя самой, - как можно шутливее ответила Блисс.

- Это какая-то очередная фраза из книги или фильма? Мохиндер рассказывал мне, что ты вечно переносила какие-то отрывки разных произведений в жизнь всех вокруг. Его
прошлого шефа очень раздражала эта твоя черта, потому что ты постоянно таскала пончики.

- Видимо, Мохиндер много чего рассказывал обо мне, - с удивлением ответила Блисс.

Она никак не могла поверить это. Она часто общалась с Мохиндером, но лишь потому, что он был лучшим другом её парня. Мохиндер же, в свою очередь, считал её просто
девушкой своего лучшего друга.

Каролина словно угадала её мысли:

- Поначалу Мохиндер мало говорил о своей прошлой жизни. Только через несколько месяцев он рассказал мне ту историю, которая, - Каролина неловко махнула ножом, которым нарезала хлеб. - Ну, ты понимаешь. Он сидел за этим столом, плакал, и продолжал говорить, говорить, говорить. А потом, в последующие дни, он начал рассказывать о тебе. О том, как сильно любил тебя...

- Нет, - перебила её Блисс, внимательно рассматривая разноцветную скатерть. - Не надо...

- Ох, - смутилась Каролина. - Мохиндер и об этом мне говорил. Что с тех пор ты ни разу не произнесла его имя. И не любишь, когда его произносит хоть кто-то.

Каролина налила чай и поставила перед Блисс чашку.

- И, да, я хотела сказать тебе, - замялась Каролина.

- Что?

- Он не считает тебя виноватой. И он всегда будет винить себя за те слова, которые сказал в последнюю вашу встречу.

Блисс помнила их последний разговор, и помнила, что чувствовала тогда. Не было никакой обиды: Мохиндер просто сказал то, что и так крутилось у них в головах.

- Значит, у меня появилась отличная возможность сказать ему, чтобы не занимался ерундой, - засмеялась Блисс.

- Кэр, - неожиданно раздался голос из прихожей. - Представляешь, начальство сказала, что...

Мохиндер зашел на кухню, держа в руках букет хризантем и стряхивая с черных кудрей налипшую изморозь. Он поднял голову и его глаза едва не вылезли из орбит.

- У меня что, галлюцинации? - только и смог вымолвить он.

- В таком случае, они массовые, - счастливо улыбнулась Каролина, целуя его в щеку и забирая хризантемы. - Какие красивые, Мохиндер. Я поищу, куда их можно поставить.

Мохиндер молча сел напротив Блисс и ей казалось, что смотрел он на неё бесконечно долго. После он встал, всё так же молча обошел стол и крепко её обнял.

- Ты так выросла, - только и смог сказать он. В его голосе слышались самые настоящие слезы.

Блисс крепко обняла его, уткнувшись в плечо. Она с каким-то потрясением поняла, что сейчас действительно сдерживается, чтобы не зарыдать в голос.

Боги, как же сильно это бредило старые раны.

Мохиндер отошел от Блисс и посмотрел на неё с какой-то решимостью.

- Кэр, дорогая, - крикнул он, не отводя взгляда от Блисс. - Мы уйдём на какое-то время.

Каролина зашла на кухню уже с пустыми руками.

- О, конечно, - немного разочарованно сказал она. - У меня ночная смена сегодня. Успеешь вернуться, пока я не уйду?

- Не уверен, - честно ответил Мохиндер, целуя её в лоб. - Извини. Просто, я сам не ожидал...

Каролина хлопнула себя по лбу и тихо рассмеялась.

- Извини, опять я считаю, что все в этом мире пытаются тебя увести.

- Ну, я сделаю это только в случае, если мой парень не будет против, - засмеялась Блисс.

И сразу же замолкла, увидев изумленные лица Мохиндера и Каролины. Блисс мысленно чертыхнулась. Кажется, это была не та новость, которую стоило взваливать на них вот так.

Мохиндер неловко рассмеялся:

- Вряд ли её парень хочет создать шведскую семью, Кэр. А даже если и да, то явно не с такими, как мы с тобой.

- Ты просто ужасен! - воскликнула Каролина, попытавшись стукнуть его полотенцем, но Мохиндер ловко увернулся и даже смог урвать ещё один поцелуй.

Блисс не могла понять, что чувствует, смотря на разыгравшуюся перед ней сцену. Но ей казалось, что совсем скоро она осознает. И вот тогда что-то произойдет.

- Подожди в прихожей, - шепнул Мохиндер, когда Каролина снова убежала в ванную. - Мне нужно взять кое-что, сейчас вернусь.

Мохиндер копался больше десяти минут, и Блисс уже начала волноваться, но в тот момент, когда она захотела его окликнуть, Мохиндер уже шел к ней, скованно улыбаясь и на ходу надевая пальто.

- Пошли, - сказал он, открывая дверь. - Тут в одном квартале есть неплохое кафе.

Блисс пошла за ним, невольно скользнув взглядом по его портфелю, из которого торчали бумаги. Кажется, у них намечалась интересная беседа.

Когда они пришли в кафе и им принесли крепкий чай, хорошо разбавленный молоком, Мохиндер сразу же заговорил:

- Что с тобой произошло? Как ты оказалась в Нью-Йорке? Как нашла меня? - Мохиндер замолк, смущенно улыбнувшись. - Извини, столько вопросов.

- Нет, что ты! - горячо воскликнула Блисс. - Это я должна извиняться, свалилась, как снег на голову. Я даже не думала, что ты...

Блисс неопределенно махнула рукой. В прошлом у Мохиндера были серьёзные отношения, длиною больше, чем в десять лет, но закончились они как-то мерзко. Блисс не знала подробностей, но всё сводилось к тому, что его девушка изменила ему в их же собственном доме. После этого он собрал свои вещи, написал заявление о переводе и, к удивлению родителей, друзей и коллег, перебрался в Салон-де-Прованс.

Где, не смотря на все попытки вернуть его обратно, прожил пятнадцать лет.

А теперь Мохиндер в Нью-Йорке. И он сделал предложение девушке, с которой знаком... интересно, сколько он знаком с Каролиной? Год или меньше?

Воистину, как многое меняется.

- Если в прошлом у нас были проблемы, это вовсе не значит, что жизнь стоит на месте, - ответил Мохиндер, замявшись. - Те слова о парне, они были правдивыми?

- Да, - подумав, честно ответила Блисс.

- Рад за тебя, правда, - тепло ответил Мохиндер. - Сколько вы уже вместе?

Блисс ненадолго задумалась.

- Объективно или субъективно?

- Смотря насколько сильна разница, - серьёзно ответил Мохиндер.

- Субъективно – четыре месяца, объективно - несколько дней.

Мохиндер засмеялся в голос, чем изрядно напугал прошедшую мимо них официантку.

- Позволь угадать: всё, чем он занимался четыре месяца, это бегал от твоих улыбок потрошителя и коробок с пончиками.

От возмущения Блисс подавилась только сделанным глотком чая.

- Эй! Если это намек на мои прошлые отношения, то всё было совсем не так!

- Да неужели! - Мохиндер смеялся так сильно, что из глаз потекли слезы.

Блисс надулась и демонстративно отвернулась от него.

- Хорошо, - Мохиндер поднял руки в знак примирения. - Прекрати изображать несчастную мышь, ты же знаешь, я шучу. Не смотря на то, что ты искренне считаешь, будто шутить - исключительно твоя привилегия.

- Забавно. Джереми сказал мне практически то же самое, - закатила глаза Блисс. - Но давай поговорим о другом. Нью-Йорк. Ты серьёзно, Мохиндер? Почему Нью-Йорк?

- Хотел сменить обстановку.

- Ты мог бы поехать в Париж, тебе не раз предлагали вернуться в одно из главных полицейский управлений.

- Последний раз, когда я был в Париже, наступил на огромную крысу, - усмехнулся Мохиндер. - С тех пор боюсь туда возвращаться.

- Боишься, что крыса будет мстить?

- Иногда мне снятся об этом кошмары, - доверительно сообщил Мохиндер. - И потом, на данный момент я не совсем работаю в полиции.

Блисс отложила чашку, уставившись на него.

- А вот теперь мне стало страшно. Ты же не вляпался в неприятности, да?

- Смотря насколько ты считаешь «неприятностями» Федеральное бюро расследований.

- ФБР? - опешила Блисс. - Ты серьёзно?

- А ты повторяешься, - упрекнул её Мохиндер. - Не понимаю, что тебя так удивляет?

- Просто, - Блисс не знала, как выразить это. - Он же родился именно в Нью-Йорке. И когда остальные ребята говорили, что он совершил самую большую глупость в
своей жизни, отказавшись вернуться на стажировку именно сюда, ты был единственным, кто его поддерживал.

- Мне тоже говорили, что я совершил глупость, когда приехал в ваш городок. К тому же, он был моим лучшим другом. Как я мог его не поддержать?

- А потом ты сам перебрался в город своего лучшего друга. И сейчас работаешь в ФБР.

- Блисс, не ищи здесь подвоха, - грустно вздохнул Мохиндер. - Я давно отпустил ту историю, и всё, что я делаю сейчас - никак с ним не связано. Всё, чего я хотел,
это оставить свою старую жизнь. Из-за него? Возможно, так и есть. Но всё остальное больше его не затрагивает.

- Ну, значит, мне остается только порадоваться за тебя, - засмеялась Блисс. - Мы все живем дальше.

- Он был бы рад за нас.

- И снова ты почти цитируешь Джереми. Мы оба с тобой знаем, что он был бы рад другому, но я не хочу говорить об этом, - Блисс цокнула языком. - Кстати, о дальнейшей жизни. Сколько тебе исполнилось, тридцать восемь?

- Да, - засмеялся Мохиндер. - Грустно осознавать, что к тому моменту, когда мне исполнится сорок, тебе и двадцати не будет.


И Блисс словно ударили под дых. Наконец она смогла понять, что чувствовала, когда смотрела на Мохиндера и Каролину, поняла тот мучительный зуд под ложечкой, когда

разговаривала с доктором Францем, и в полной мере осознала, почему ей так мучительно хотелось сбежать от Джереми.

- Мне так жаль, Мохиндер, - прошептала Блисс, поднимаясь. - Мне очень, очень жаль. Извини, что потревожила тебя, мне пора.

Она не глядя бросила мятую купюру на стол, и стремительно выбежала из кафе.

Блисс не заметила, как пробежала два квартала. Она то и дело натыкалась на каких-то зевак, смазано извинялась, и бежала дальше, пытаясь выискать такси или вход в метро. В тот момент, когда Блисс заметила последний, её нога зацепилась за бордюр и она, неловко взмахнув руками, упала под одно из деревьев рядом с дорогой.

В тот момент, когда она поднялась с обледенелой земли, её нагнал тяжело дышащий Мохиндер.

- Блисс, какой черт тебя дернул? Мне не шестнадцать лет, и я веду не самый здоровый образ жизни, чтобы совершать такие подвиги.

- Вот именно, - истерически рассмеялась Блисс. - Тебе не шестнадцать. Всем вам.

- О чем ты? - всё ещё тяжело дыша, спросил Мохиндер.

- Обо всё этом, - сказала Блисс, не в силах прекратить смеяться. - О вас. О Джереми, докторе Франце, Лару, других людях. Знаешь, я смотрела на вас с Каролиной и
не могла понять, что так сильно меня беспокоит. А когда ты упомянул о своем возрасте - я поняла. Это стыд. Мне стыдно, Мохиндер. Потому что я знаю, что именно вы видите во мне. Шестнадцатилетняя девчонка богатых родителей, которая бегает по разным странам, и пытается найти что-то, хотя это самое «что-то» может быть всего лишь сдвигом по фазе из-за прошлых событий. Плодом больного воображения. Только своим появлением я навлекаю на всех вас неприятности. И сейчас я думаю о том, что больше всего на свете хотела бы не видеть вас всех, остаться той Блисс Бромлей, которую вы помнили когда-то. Я не знаю, какого мнения вы все были обо мне, но всё же оно явно было лучше чем то, что есть сейчас.

- Ты никогда не любила бегать.

Блисс подавила в себе очередной порыв истерического смеха.

- Ты даже меня не слушал.

- Нет, - подойдя к ней вплотную, ответил Мохиндер. - Я слушал тебя очень внимательно. Поэтому я сказал это: ты никогда не любила бегать. Я знаю тебя с пяти лет. Как-то раз, кажется, тогда тебе было шесть, ты упала на ровном месте и разодрала себе коленку едва ли не до кости. Я выходил из продуктового магазина, на мне была полицейская форма. Помнишь, что ты сказала мне?

- Что ты полицейский нашего города и на данный момент единственный человек поблизости, который может знать, что делать в таких ситуациях, - ответила Блисс.

- Тебе было шесть лет, и я видел, как тебе было больно, и в каком шоке ты была. Но ты не кричала, не ударилась в панику, не рыдала навзрыд. Ты спокойно дошла со мной до полицейского участка, не падала в обморок при виде аптечки, не дергалась, когда я обрабатывал рану. А потом, когда я привел тебя домой, ты спросила своего отца, требует ли эта ситуация поездки в больницу или он сможет справиться сам.

- Прости. Я всё ещё не понимаю, куда ты ведешь.

- Я расскажу ещё кое-что. Помнишь, Салон-де-Провансе объявили штормовое предупреждение? Причем объявили за десять минут до самого шторма, будь он неладен. В тот день деревья выдирало с корнями из земли, молнии хлестали так, что повредили единственную электростанцию на весь город, а в какой-то момент посыпался град.

- Да, я помню это. Я должна была находиться дома в тот день, но мы снова поссорились с мамой, поэтому я убежала. Хотела побродить в одиночестве.

- Помнишь, где мы нашли тебя?

Внезапно Блисс поняла, что понятия не имеет, где находилась на тот момент. Она покачала головой.

- В лодочном сарае, - у Мохиндера расширились глаза. - Я тоже ненавижу это место, но тогда тот сарай был просто сараем. Ты сидела там несколько часов, а когда я
спросил тебя, почему ты находилась так близко к двери, то ты ответила мне, что на тот случай, если крыша обвалится. Ты говорила это таким тоном, будто я не понимаю очевидных вещей и смотрела, как на идиота. Блисс, тебе было десять! В тот день человек моего возраста ударился в панику и попытался добежать домой. Его убило молнией, а ты отсиживалась в том лодочном сарае, и я почему-то уверен, что если бы та проклятая крыша всё же обвалилась, ты всё равно бы предприняла что-то ещё.

Мохиндер устало провел рукой по щеке.

- Я могу привести ещё как минимум три похожих примера, но суть всё равно останется одна: ты ненавидишь бессмысленные вещи. Столкнувшись с проблемой, ты или делаешь всё, чтобы решить её максимально быстро, или пускаешь её на самотек. Но никогда в своей жизни ты не делала ничего, что, в конечном итоге, не приносило тебе пользы или какого-то смысла.

- А всё потому, что я очень не люблю бегать, - закончила за него Блисс.

- Так и есть, - Мохиндер потрепал её по волосам. - Слушай, у меня есть идея. Поехали в Центральный парк, а? Во-первых, ты в Нью-Йорке, и не побывать в Центральном парке в зимнее время всё равно, что жить во Франции и ни разу не посетить Диснейленд. Во-вторых, нам надо поговорить, ведь так? Ни за что не поверю, что ты приехала сюда только для того, чтобы расспросить о новой работе и попить чай.

- Да. В этом ты прав, - кивнула Блисс, беря его под руку. - Пошли. Нам действительно есть о чем поговорить.


В воспоминаниях Блисс у Центрального парка были две постоянные составляющие: он либо утопал в летней зелени, либо был окружен рыжими листьями и розовым, иногда почти багряным небом.
Вторая составляющая была чаще, так как именно на осеннее время у них с родителями выпадали поездки в Нью-Йорк.
Когда они приходили в Центральный парк с отцом, то чаще всего ходили в зоопарк, и Блисс могла часами застрять рядом с вольером, в котором обитали тюлени, периодически их подкармливая.
Филипп Бромлей любил Центральный парк хотя бы потому, что знал - здесь его дочь не сможет найти тихого места, где будет совершенно одна. Ну, по крайней мере, поначалу он действительно так думал.
Пока в какой-то из дней не потерял Блисс, которая не отвечала на звонки, и бегал несколько часов по всему парку с безумными глазами.
Он нашел её под огромной, но какой-то неприметной для глаз других туристов вишней. Блисс решила лечь под её ещё не опавшими цветами, а после, смотря на пробивающиеся косые лучи солнца, умудрилась задремать. Когда Филипп каким-то чудом смог найти её, то Блисс лишь сказала, что отсюда не видны небоскребы, машины и люди.
Филипп ответил ей, что с таким ростом это неудивительно.
Подлый прием, сколько бы ей не было лет.

- Зимой здесь по-другому, - сказала Блисс, смотря на голые ветви деревьев. - Интересно, в пруду ещё есть утки?

- Это же Центральный парк, они всегда есть.

- Даже сейчас? Как-то слишком бесчеловечно по отношению к уткам.

- Предлагаю заняться спасением уток позже. Сейчас нас ждет Уоллмен-Ринк.

- Что? - опешила Блисс, поспевая за Мохиндером. - Нет, ты шутишь? Кажется, совсем недавно мы говорили о том, что я, упав на ровном месте, едва не умерла...

- Ты слишком драматизируешь.

- А сейчас ты пытаешься затащить меня на каток?! Мохиндер, ты знаешь, что произошло, когда я ходила на каток в последний раз? Меня толкнул какой-то человек. Он
был четвертым.

- В смысле, четвертым, кто тебя толкнул?

- Нет, четвертым на катке в принципе, считая меня! А знаешь, что произошло потом?

- Не знаю. Ты вывихнула запястье?

- Оба.

- Прости? - поперхнулся Мохиндер. - Оба запястья?

- Да, и я тебя убью, если ты сейчас засмеешься!

- Блисс, - расхохотался Мохиндер, вытирая выступившие на глазах слезы. - Ты просто ходячая катастрофа. Удивляюсь, как ты до сих пор жива.

У Блисс тревожно засосало под ложечкой. Слова Мохиндера служили отсылкой к чему-то другому, но она не могла вспомнить.

- Ты всегда была непроходимой дурой.

Блисс отшатнулась от Мохиндера, с силой его толкнув.

- Какого черта? Шутки шутками, но это переходит все границы!

Мохиндер смотрел на неё круглыми от удивления глазами.

- Тебя что, действительно так расстроил мой смех? В таком случае, извини, впредь постараюсь быть более сдержанным.

- Что? - не поняла Блисс, помотав головой. - Нет, при чем тут мой смех. Ты меня обозвал.

- С каких пор «ходячая катастрофа» является оскорблением? - удивился Мохиндер. - Но, если Англия сделала тебя такой чувствительной, то я извиняюсь. Снова.

- То есть ты, - Блисс остановилась на месте. - Забудь. Не важно.

- Так что, мы идем на каток? - осторожно спросил Мохиндер.

- Нет, - растерянно сказала Блисс. - Давай просто сядем где-нибудь и посмотрим, как катаются остальные.

- Отличный план.

Они расположились на одной из скамеек неподалеку от катающихся людей, каждый из которых был подсвечен новогодними украшениями и желтыми фонарями.

- Они похожи на ангелов, - улыбнувшись, сказала Блисс.

- Ты же никогда не была верующей, - удивился Мохиндер. - Или ты снова прочитала какую-то сказку, где ангелы были похожи на обычных людей и светились желтым?

Блисс ничего не ответила, потому что не знала, как сказать, что никакая это не сказка, а её жизнь. Все люди теперь светились желтым. Все люди окружены пылью. И
пусть она видела это лишь раз, но ей казалось, что он был не последним.

Что являлось этой пылью? Откуда она? Насколько опасна?

- Мохиндер, - позвала его Блисс.

- Да, в чем дело?

- Скажи, в твоей голове когда-нибудь было так много вопросов, что в какой-то момент тебя просто начинало тошнить?

- Думаю, у меня до такого не доходило, - подумав, сказал он. - Но в твоем случае я не удивлен.

Блисс повернула к нему голову.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Я говорю о твоих вечных вопросов касательно всего, - засмеялся Мохиндер. - Ты всегда задавала их, когда мы проводили вместе время. Циклично ли будущее, что есть смысл жизни отдельно взятой личности, каким образом сказывается эволюция на обычных людях. А ещё эти ваши вечные игры.

- Я помню обо всем, кроме игр, - нахмурилась Блисс.

- Думаю, я преувеличил, когда сказал об играх во множественном числе, - сознался Мохиндер. - Там была всего одна игра. Ваша извечная игра-головоломка. Он как-то просил у меня помощи с этой игрой, а потом сказал, чтобы я не выдавал его.

- Слушай, это, бесспорно, очень мило с твоей стороны не выдавать друга. Но я не понимаю, о какой игре ты говоришь.

Мохиндер удивленно поднял брови, а потом как-то смутился.

- Всё время забываю, что с тех пор ты не помнишь некоторые вещи.

- Сейчас не об этом, - нетерпеливо напомнила Блисс. - Что за игра?

- Игра-головоломка, - повторил Мохиндер. - Ты так её называла. Он же называл её игрой в имена.

Блисс смотрела на мчащихся взрослых и детей, окруженными мягкими золотыми цветами, на холодный лед, искрящийся под лезвиями коньков.

Ей нельзя было ударяться в панику. Ей нужна была холодная голова.

- Вот как. Ты знаешь что-нибудь ещё об этой игре?

- Я знаю о ней почти всё, - тихо ответил Мохиндер.

Блисс не хотела смотреть на Мохиндера, но ей не оставалось ничего другого. Она знала, что он сейчас видит в ней. Бледное лицо и больные глаза. А может быть, только последнее.

Мохиндер открыл свой портфель и достал фотографию и блокнотный лист.

- Я подумал, что это может тебе как-то помочь, - сказал Мохиндер, протягивая Блисс фотографию. - Ты же не была в его доме с тех пор, как... все произошло. Мне кажется, у тебя ничего от него не осталось. Пускай будет хотя бы это.

- Так вот откуда Каролина знает, как я выгляжу, - тепло улыбнулась Блисс, проводя рукой по фотографии.

На фотографии были они трое. Мохиндер улыбался во весь рот, закинув руку на плечо своего лучшего друга, в то время как тот кусал за шею Блисс, лицо которой выражало комичный ужас.
Эта фотография была сделана на Хэллоуин, который они провели в полицейском участке. Блисс вспомнила, как они делали украшения из разной мишуры и вырезали тыквам забавные рожицы.

- Хэллоуин. Помнишь? - Мохиндер словно прочитал её мысли.

- Да, - кивнула Блисс, не в силах перестать смотреть на фотографию. - Конечно, помню. Какими мы были счастливыми. Сейчас кажется, что нужно было ценить это больше.

- Если прошлое было хорошим, так будет казаться всегда, - ответил Мохиндер, протягивая Блисс блокнотный лист.

Она положила фотографию в свой портфель и взяла протянутый листок.
К тому моменту, когда Блисс прочитала его до конца, ей казалось, что её вот-вот стошнит.

«Ретт Шварцшильд - Мара Меффлер. 1410 - 1426.
Десмонд Льюис - Аврора Андерсен. 1526 - 1548.
Смит – Джейми Доминик . 1648 - 1666.
Томас Барбара - София Саммер. 1766 - 1786.
Фауст - Лидия Кэрролл. 1790.

Винсент. Постоянно».

- Ты хочешь сказать, что эта штука была у тебя весь этот год? - тихо спросила Блисс.

- С января. Да, почти год. Это важно?

Блисс хотелось встать и наорать на Мохиндера. Хотелось делать это долго, обстоятельно и смаковать каждую деталь. Важно? Важно ли было это? Блисс не хотела понимать, как он мог спрашивать подобные вещи.
И всё же, разве эта бумажка смогла помочь ей? Умом она понимала: этот листок ничего бы ей не дал, да и сейчас не дает практически ничего. Он открыл ей какие-то новые детали, но из этих деталей появились ещё вопросы. Ещё множество вопросов.

- Мохиндер, меня правда сейчас вырвет, - в ужасе сказала Блисс, зажимая рот.

- Успокойся! - воскликнул Мохиндер, лихорадочно пытаясь найти что-то в своем портфеле. - Вот, держи. Наклони голову и дыши.

Блисс засунула голову в пакет и сделала четыре глубоких вдоха, медленно выдыхая. Может быть, метод и был абсурдным, но паника действительно начала отступать.

- Ты в порядке? - обеспокоенно спросил Мохиндер, дотронувшись до её спины.

- Нет, то есть, да - поправила себя Блисс. - Знаешь, я, пожалуй, останусь навсегда в этом пакете. Кажется, тут вполне безопасно.

- Не всё так плохо, раз я слышу отголоски прежней тебя, - успокоился Мохиндер. - А теперь вылезай.

- Хорошо, давай вернемся к этой игре, - сказала Блисс после того, как они сидели в молчании несколько минут, бессмысленно смотря на рождественские украшения Уоллмен-Ринк. - Ты сказал, что знаешь о ней почти всё.

- Так и есть. Он очень долго не мог разгадать эту головоломку, поэтому часто приходил за советом. Но в этом я помочь не мог.

- В этой игре были какие-то правила?

- Нет, никаких правил. Это были твои слова, кстати. Никаких правил, и выигрыш только в том случае, если он сможет понять разгадку раньше тебя.

- Получается, даже я не знала разгадки?

- Да, примерно. Но ты всё время говорила, что совсем скоро всё узнаешь. И потом, почему ты говоришь, что он не выиграл?

Блисс медленно вскинула на него взгляд, не в силах поверить.

- Нет. Только не говори, что он разгадал её. Не говори этого.

- Так ты не знала? - печально спросил Мохиндер. - Хотя, не удивительно. Он позвонил мне за несколько часов до тех событий. Был взбудораженным и таким радостным.

Сказал, что наконец смог понять, что именно кроется в этих именах и датах.

- Он сказал что-нибудь ещё? Это может быть очень важно.

- Да, он сказал что-то ещё, - Мохиндер нахмурил брови, силясь вспомнить. - Что-то по поводу того, что только такой, как он, мог разгадать эту загадку. Нечто в этом роде. Не могу вспомнить дословно.

«Такой, как он». Что это была за чертовщина? Что он имел в виду? Теперь придется разбираться и с этим.

- А ещё что-то?

- Нет, Блисс. Это всё, что я помню.

- А Смит? Ты знаешь его имя?

- Предполагалось, что к этому времени ты должна была знать, - ответил Мохиндер. - Не могу сказать наверняка, но там было что-то, связанное с дождем. И с английским.

- Причем здесь английский?

- Он говорил, что дождь и английский как-то связаны между собой. Так ты не знаешь, что это значит?

- Нет, но, - Блисс пыталась зацепиться за ускользающую мысль. - У меня есть ощущение, что скоро я пойму.

Они остались на той скамейке и говорили около часа. Говорили о своей новой жизни, иногда вспоминали события из прошлого.
Блисс и забыла, какого это: говорить с кем-то, кто понятия не имеет о магии и прочих сверхъестественных вещах.
У Мохиндера была своя жизнь, простая, четко распланированная, и всё же счастливая. Блисс была искренне рада за него.

Когда они шли к площадке такси, Блисс увидела небольшую церковь. Невольно она вернулась к воспоминаниям о Выручай-комнате, шахматных фигурах и звездах. К трещине.

Интересно, где находится та, другая церковь, в которой побывала она? Блисс не знала её адреса, да и вообще, с тех пор она всячески старалась затолкать воспоминания о ней в самую глубокую коробку сознания.

Нужно ли ей было вернуться туда? А если даже она и найдет ту церковь, что она сможет сделать? Поговорить о боге? Нет, второй такой разговор закончится убийством священника, а у неё и так хватало проблем.

- Доберись без происшествий, - попросил её Мохиндер, крепко обнимая. - И не пропадай, номер я тебе дал, так что звони, если будет время.

- Спасибо за всё, Мохиндер, - тепло поблагодарила его Блисс. - Осторожнее на работе. И вот ещё что.

Блисс написала ему маггловский адрес, с которого можно было отправлять письма в Хогвартс.

- Вот. У нас в школе очень строго с телефонами, - усмехнулась Блисс. - Так что, если вспомнишь что-то, любую мелочь - дай мне знать, хорошо?

- Конечно, - Мохиндер помахал листком с именами и датами. - Тебе нужно это?

- Нет. Я запомнила всё, - грустно улыбнулась Блисс.

- Блисс, я надеюсь, ты знаешь, что ты дорога мне, - серьёзно сказал Мохиндер. - Ты моя единственная ниточка с прошлым. А прошлое, какое бы они ни было, забывать
не стоит.

Блисс помахала ему рукой из окна такси.

Сидя в аэропорту в ожидании рейса в Барселону, Блисс всерьёз задумалась над словами Мохиндера. Прошлое забывать не стоит? Но почему? Если оно забыто, то, может,
оно и к лучшему? Что ей дают новые детали, кроме постоянного страха и отчаяния? Правильный ли выбор она сделала? Прямо сейчас она может сделать то, что было бы
правильно по мнению многих: воспользоваться порт-ключом и оказаться в доме Кэтрин, а потом написать родителям, как сильно она соскучилась и хочет домой. Последние дни каникул она проведет хорошо и спокойно: будет сидеть с Уиллом в мастерской, смотреть старые фильмы на проекторе. И сразу же напишет Малфою.

Блисс уже предвкушала, как сразу же, по прибытию домой, напишет ему длинное письмо о том, что устала искать то, чего сама не знает. Напишет, что больше не может заталкивать все мысли о нем так глубоко в память, как может, лишь бы не думать. Не думать о том, как сильно она соскучилась, как сильно хочет его увидеть.

- Когда кажется, что всё потеряно, а будущее неизвестно, и само наше существование под угрозой - нам остается только бежать.

- О чем вы? - встрепенулась Блисс, посмотрев на сидящую рядом женщину.

Женщина растерянно на неё посмотрела.

- Вам послышалось, что я сказала что-то?

Блисс медленно отвернулась от неё.

- Извините, просто показалось.

- О, ничего страшного, - добродушно ответила женщина, раскрывая газету. - Этот дождь любого доконает. Нет, просто немыслимо! Почти конец декабря, а в Нью-Йорке идет дождь.

Блисс нахмурилась, силясь понять.

- Извините за вопрос, но какой у вас акцент?

- Ирландский, - ответила женщина. - Знаю, что говорю не слишком разборчиво, но никак не могу заставить себя перестать глотать слова.

«Твой французский акцент. Он проявился очень сильно, и из-за него было сложно разобрать. Но да, я тоже думаю, что ты всё время повторяла «дождь».

Падма была уверена, что Блисс повторяла именно слово «дождь». И Блисс, будучи уверенной, что именно дождь связан со Смитом, обманула саму себя.

Как же она ошибалась, всё это время. Смит, дождь, её акцент и английский язык. Разгадка была на поверхности, а она даже не замечала её.

Блисс достала телефон и набрала Мохиндера. Он взял трубку после второго гудка.

- Всё в порядке? - мигом спросил он. - Добралась без происшествий?

- Добралась отлично, - рассеяно ответила Блисс. - Послушай, мне кажется, тебе стоит знать. Полное имя Смита. Я знаю, как его зовут.

- Подожди, я возьму ручку, - Мохиндер молчал несколько секунд. - Нашел. Ты точно уверена по поводу его имени?

- Более чем. Его зовут Райан Смит.

___________

*Rain - дождь.
Ryan - имя.





Круговорот лаванды в природе


Винсент. Постоянно. Когда Блисс произнесла это имя вслух, то чуть не опоздала на рейс: её все же вырвало.

Ополаскивая лицо холодной водой и смотря в зеркало, Блисс пришла к неутешительному выводу, что синяки под глазами стали больше самих глаз. На самолет она попала в последнюю минуту и к тому моменту чувствовала себя окончательно расклеенной.

Блисс всегда знала, какого мнения о ней посторонние люди, как знала и то, что она редко кому-то не нравилась. А если и не нравилась - то по тем же причинам, по которым вызывала симпатию.
Она была улыбчивой, много смеялась, ей не составляло труда быть доброй к людям, потому что доброта ко всему в этой жизни прочно укоренилась в ней.

И ей было приятно, приятен тот факт, что она вызывала симпатию. Милая маленькая Блисс Бромлей, вот и всё, что могли сказать о ней люди. И сейчас она понимала, насколько сильно хотела остаться такой. Милой девушкой, которая никогда не сделала ничего плохого в жизни, которая знала отличие плохого от хорошего, которая всегда поступала правильно и не причиняла никому глобальные неприятности.

Но то, что происходило с ней сейчас, не укладывалось в рамки её привычного мира. И самый главный вопрос был таким - какие у неё были рамки до того, как она потеряла память? Была ли она хорошим человеком? Это не давало Блисс покоя.

«Нет никаких правил».

Насколько в её прошлой жизни не было правил, и насколько их отсутствие причиняло вред другим? Блисс всегда считала себя вне системы, но скорее системы того мира, в котором она обитала. Но если брать во внимание закон, ложь, махинации и другие малоприятные вещи, то она понимала, что меньше всего на свете хотела бы участвовать в этом.

А теперь именно это Блисс и делала. Так чем же это было - действительно попыткой разобраться, что с ней происходит, или просто отголосками её прошлого? Так может, к черту прошлое, где она была такой? Блисс не хотела терять тот мир, в котором она жила. А её копания во всем этом могут привести к тому, что она взаправду его потеряет.

«Когда кажется, что всё потеряно, а будущее неизвестно, и само наше существование под угрозой - нам остается только бежать».

Блисс ненавидела бегать. Но её будущее действительно было неизвестно, и в самые плохие минуты ей казалось, что потеряно всё. Верить в то, что её существование под угрозой, она не хотела.

А в Испании ей не хотелось верить в плохое от слова совсем.

Барселона встретила Блисс ясным, голубым небом и слепящим солнцем. Табло аэропорта показывало двенадцать часов дня и восемнадцать градусов тепла. Блисс не могла вспомнить, когда последний раз с таким удовольствием снимала пальто.

Минусы тоже присутствовали - за последнее время глаза Блисс отвыкли от любого проявления яркой тональности. Машинально вскинув взгляд на небо, она тут же пожалела об этом: ей казалось, что ещё немного, и её глаза вывалились бы из глазниц.

Впрочем, как только такси довезло Блисс до площади Карлоса Буигаса, покупка темных очков не составила труда.

Блисс точно знала, зачем ей нужно посетить площадь. И дело было вовсе не в том, что она вспомнила что-то конкретное, или хотела найти зацепку.

Она собиралась просто отдохнуть.

Парк Монжуик и Национальный дворец считались одним из тех мест Барселоны, которые невозможно было не посетить, хоть раз оказавшись в городе. Но дело было вовсе не в дворце или парке, а в том, что считалось их главным достоянием и украшением.

Поющий фонтан Монтжуик - именно то зрелище, вспоминая которое, Блисс каждый раз отправлялась в свой личный маленький рай.

Когда Блисс было четырнадцать, они с родителями отправились на одну из пригородных вилл Барселоны. Виллу любезно предоставил человек, который задался целью стать партнером отца во чтобы то ни встало. Во время всего полета Филипп говорил своей дочери, что работа здесь - вещь последняя, что это - только их время и их законный отдых.

Блисс улыбалась и кивала, но правду видела прекрасно. Максимум, на что хватит её отца - сводить её в парк или на какое-нибудь зрелищное шоу. И она никогда не злилась на него за это. Огорчало её другое - пустые обещания, которыми разбрасывался отец, когда дело доходило до их отношений.

Он всегда знал, что нужно сказать своим партнерам, слугам, посредникам, Розалинде, он никогда не нарушал сказанных им слов или не бросал их на ветер.

С Блисс он этого не делал - хотел казаться и быть лучше, чем есть. Филипп не понимал, что Блисс это не нужно, а Блисс не знала, как объяснить это. И всё в их отношениях возвращалось на круги своя. Обоих это не устраивало, но изменить этого было уже нельзя.

Те две недели отдыха были прекрасными. Блисс каждый раз придумывала новый способ ускользнуть от матери и гувернантки, подолгу проводила время на пляжах и не вылезала из моря, а в какой-то из дней бесцельного блуждания по маленьким лавкам, купила себе часы, в последствии которые практически не снимала.

В последний день их отдыха Филипп зашел к ней в комнату, и прижал палец к губам.

- Собирайся, птичка. Кажется, сегодня не ты одна сбегаешь от своей матери, - тихо сказал он.

Блисс удивленно посмотрела на часы.

- Пап, сейчас восемь вечера, а в шесть утра у нас самолет. Надеюсь, ты понимаешь, что если мы не вернемся хотя бы к десяти, то от мамы нам придется бегать примерно ... всю жизнь?

Филипп драматично вздохнул.

- Так я и думал. Ты стала примерной, послушной дочерью, которой так всегда хотела видеть тебя мама. Что же, тогда я возьму с тебя пример, и вернусь...

- Соберусь за десять минут, - прищурилась Блисс. - Но когда вернемся домой - каждый сам за себя.

К девяти вечера Филипп припарковал машину рядом с Национальным дворцом, и, схватив дочь за руку, быстро побежал к Поющему фонтану.

Шоу, которое она увидела в тот вечер, не поблекло в памяти спустя два года. Да и как можно было забыть тысячи тон воды, сквозь которые просачивалось множество ярких цветов, как можно было не вспоминать те удивительные скульптуры, в которые выстраивался фонтан, подвластный движению музыки.
Блисс помнила кружево воды, блики голубых оттенков на поверхности фонтана, помнила людей, которые танцевали под музыку и дождь, внезапно хлынувший с неба под самый конец шоу. Они с отцом стояли ещё какое-то время под ливнем, не в силах уйти. Тот вечер был одним из немногих моментов, когда они оказывались в исключительно своём мире.

Сейчас, смотря на фонтан под лучами солнца, вода казалась почти белоснежной. И всё ещё напоминающей кружево. Если дотронешься - испортишь работу, и нити пойдут паутиной.

Смотря на эту паутину, Блисс всё больше понимала ту деталь, которую раньше разгадать не могла. Но в этот раз ей не было страшно.

Блисс с какой-то грустью подумала о том, что её эмоции в этой ситуации - ненормальны. Доктор Франц обязательно привел бы какой-нибудь научный термин, а ей в голову не приходило ничего, кроме «хронической усталости» .

Выхватив куски хаотичных воспоминаний за те две недели, что они пробыли с родителями в Барселоне, Блисс неспешным шагом направилась к светофору. Если ей повезет - тот ресторанчик на открытом воздухе, в котором она часто обедала с Уиллом, всё ещё существует.

«Моллюск» действительно продолжал свое мирное существование и ничуть не изменился с тех пор, как она была здесь в последний раз. Всё те же плетеные кресла с мягкими подушками, бирюзовые легкие скатерти, красочный вид на морской прибой и множество лаванды в горшках.

А ещё паэлья с креветками - всё ещё самая вкусная паэлья, которую Блисс доводилось пробовать. Единственное отличие - два года назад она не заказывала к ней бутылку вина.

Спустя третий бокал Блисс достала телефон и набрала Кормака.

- Прежде, чем ты что-то скажешь, - начала Блисс, как только Кормак взял трубку. - Сначала я хотела бы извиниться. Я поступила ужасно. Отвратительно. Я вела себя, как последняя...

- Бромлей, - быстро перебил её Кормак. - Я понял. Можешь не продолжать. Я рад, что ты успокоилась, извинения принимаются.

Блисс громко рассмеялась.

- Это так забавно!

- Что именно? - осторожно спросил Кормак.

- Не знаю. Всё, что ты говоришь - это очень забавно. Из-за это мне так сильно хочется смеяться!

- С тобой всё в порядке?

- Думаю, что ещё никогда моя жизнь не была настолько в порядке, как сейчас, - доверительно поделилась Блисс. - Знаешь, я начинаю понимать тех людей, которые решают свои неурядицы алкоголем. В смысле, какая разница, насколько глобальны твои проблемы, если ты можешь пить?

- Подожди секунду. Те документы, которые я дал тебе исключительно для того, чтобы избежать проблем с властям, ты используешь как нелегальный способ покупать себе алкоголь. Я всё правильно понял?

- Кормак, сделай одолжение, больше не пытайся в сарказм. Мне кажется, это не твоё.

- Бромлей, тебе кажется. А знаешь, почему? Потому что ты пьяна!

- Я не пьяна, я страдаю!

- А вот сейчас я прощу прощения я, за последующие свои слова. Ты всегда страдаешь. Ты страдаешь, нервничаешь, боишься и трясешься с тех самых пор, как мы познакомились. А знаешь, почему?

- Жду просвещения.

- Просвещаю. Бромлей, ты чертова королева драмы!

Блисс возмущенно открыла рот, не сразу сообразив, что Кормак её не видит.

- Это вовсе не так!

- Да? Потому что ведешь ты себе именно так. Что такого ужасного произошло с нашего последнего разговора? Ты так и не смогла найти того человека? Нет, не отвечай, потому что зная тебя, я в жизни не поверю, что ты не нашла способа его найти.

- Допустим, Мохиндера я нашла, - буркнула Блисс. - Но сейчас проблема не в этом.

- А в чём же, Бромлей? - устало спросил Кормак. - Ты снова куда-то перенеслась? Тебе приснился кошмар о каком-то загадочном месте? Ты упала в обморок? Что именно случилось на этот раз?

- Например то, что я никогда не жила в Испании.

На другом конце линии замолчали.

- То есть, как это? В наших разговорах ты часто упоминала, что долгое время жила в Испании.

- Я тоже так думала, до сегодняшнего дня, - пытаясь успокоиться, Блисс начала кусать губы. - Но это не так. Кормак, я была в Испании один раз в своей жизни, и провела здесь всего две недели. Каждый раз, когда я рассказывала о своей жизни в Испании, я чувствовала, что что-то не так. Будто я врала или недоговаривала. А теперь всё стало понятно, и мне так страшно. Но я устала от этого ощущения. Я больше не хочу бояться и нервничать, я просто хочу, чтобы всё закончилось.

- Успокойся на несколько минут, и поговори со мной, - твердо сказал Кормак. - Начнем о твоей жизни в Испании. Ты была уверена, что ты жила в Барселоне, да? На протяжении какого времени? И сколько на тот момент тебе было лет? Ты помнишь дом, в котором жила?

- Да, - быстро ответила Блисс, допив оставшееся в бокале вино. - Я очень хорошо помню дом. Я помню, что он мне очень нравился, но при этом... я не чувствовала, что это мой настоящий дом. Тем не менее, я любила его всем сердцем, просто... в какой-то момент я... уехала из него? Не знаю.

Блисс отвлеклась, чтобы налить себе ещё вина.

- Если говорить о времени. Оно было долгим. Очень долгим. Я пыталась выцепить время, когда я жила в Барселоне. Сколько мне было? Четырнадцать? Тринадцать? Десять? Но нет - ничего не подходит. Потому что этого не было. Теоритически - этого не было.

- А практически? - допытывался Кормак. - Бромлей, что ты не договариваешь?

- За то время, что я металась по разным странам, у меня сложилась теория. Но она абсурдная.

- Абсурднее всего, что было до этого?

- В тысячу раз, - Блисс глубоко вдохнула. - Я сейчас поделюсь с тобой. Но, пообещай мне, что воспримешь меня серьёзно. Всё, что я скажу.

- Я не могу этого обещать, - честно ответил Кормак. - Но я буду с тобой честен, в любом случае.

- Ну, не то чтобы у меня был выбор.

Блисс внимательно смотрела на цветущую лаванду. Интересно, откуда владелец достает её? Из своей собственной теплицы? И стоит ли она тут круглый год? А что происходит с ней во время сильных штормов или холодов? Куда её уносят?

- Бромлей, над чем задумалась? - раздалось на другом конце трубки.

- Над бесконечным круговоротом лаванды в природе, - механически ответила Блисс. - Как раз на тему моей теории.

- Твоя теория касается лаванды?

- Нет, круговорота природы. Точнее, круговорота всего. Когда вы приезжали ко мне летом, мы с Рафферти говорили о реинкарнациях. Шутливый был разговор, я тогда не предала ему особого значения. Но представь себе на минуту, что реинкарнация как таковая существует на самом деле.

- То есть, умирая, мы становимся рыбой, птицей, оленем или червяком? Не очень завидная участь.

- Нет, не так. Что, если умирая, мы возрождаемся такими, какими были раньше? С другой судьбой, характером, именами. Но при этом мы - всё ещё мы.

- Но тогда мы бы не знали об этом, так? В этом смысл реинкарнации - другие жизни забываются.

- Да... - Блисс замолчала, не зная, как выразить то, что чувствовала в данный момент. - Хорошо, посмотрим на теорию реинкарнации под другим углом. Что будет, если реинкарнация не будет являться реинкарнацией?

- Круговорот лаванды в природе, реинкарнация не реинкарнация. Что дальше? Вино не вино? Бромлей, сколько же ты выпила?

- Упустим этот момент, - мрачно ответила Блисс, смотря на почти пустую бутылку. - Предположим, сама концепция реинкарнации существует. Но для того, чтобы перерождаться, допустим, каждые сто лет, нужны определенные условия.

- Ты имеешь в виду, определенные силы?

- Силы. Предметы. Другие люди. Отдельно взятый человек.

- Это что, простой набор слов или какой-то ребус? - поинтересовался Кормак. - Ты можешь выражаться более конкретно?

- Я не совсем уверена, но кажется, что дело в темной магии, - ответила Блисс. - И в очень длительных жертвоприношениях.

- Длительные жертвоприношения? Как ты себе это представляешь?

- Как Стокгольмский синдром, - тихо сказала Блисс. - Мы снова допускаем то, что есть человек, который понял, как можно возрождаться каждые, ну, те же сто лет. Но для того, чтобы он мог поддерживать своё существование, ему нужен другой человек, который будет находиться с ним постоянно. Каждые сто лет один человек ищет другого человека, связывает себя с ним, тем самым продлевая себе жизнь на неопределенное время. А потом, когда его... давай будем звать этого эфемерного человека тотемом. Так вот, когда тотем умирает, определенный человек живет какое-то время, тем самым продлевая себе жизнь для ещё одного ритуала. И когда, через сто лет, появляется ещё один тотем, то он автоматически запускает круговорот жизни того, к кому привязан. Ещё один тотем. Ещё одна жизнь. И так постоянно, каждое столетие.

- Но при чем здесь жертвоприношение и этот твой синдром?

- В том, что у тотемов нет выбора. Они обязаны находится рядом с тем человеком, к которому привязаны. Хотят они того или нет.

- А если, допустим, в какой-то момент тотемы... уйдут?

- Думаю, это может закончиться чем-то очень плохим. Преждевременной смертью, например.

- В таком случае, каким образом возможна следующая реинкарнация? И почему заклинатель не умирает со смертью тотема?

- Думаю, следующая реинкарнация возможна в том случае, если в момент смерти звезды на небе складываются определенным образом.

- Стой, ты сейчас не шутишь?

- Ничуть, - откликнулась Блисс. - Я думаю, в этой концепции... реинкарнации как-то замешаны созвездия и отдельно взятые звезды. Только нужно разобраться, что именно они делают.

- Хорошо. Как на счет ответа на второй вопрос?

- Умирая, тотем перестает быть тотемом, и...

- Отлично, - ехидно перебил её Кормак. - Теперь у нас и тотем - не тотем.

- Так и знала, что ты попытаешься пошутить. Так вот - неудачно, - закатила глаза Блисс. - Когда тотем умирает, то жизнь заклинателя больше не привязана ни к чему. Он всё ещё жив, но не думаю, что это состояние длится долго. Фактически, со смертью тотема заклинатель перестает существовать.

« - Я боюсь мести.
- Ты помнишь, что я с тобой? Меня не существует. Пока ты со мной, не существует и тебя. Как можно мстить тем, кого нет?
- Ты часто забываешь одну вещь. Его не существует тоже».

Блисс подавила порыв схватиться за голову. Те слова, которые всплывали в её голове в Хогсмиде, сейчас стали более понятны. Только вот легче от этого не стало.

- Или таких людей не существует вовсе. И нет, я не хочу слышать твои высказывания на эту тему.

- А я уже приготовился, - драматично вздохнул Кормак.

- Когда я говорю, что их не существует вовсе, я имею в виду то, что их оболочка, телесная оболочка просто... просто...

«Мы чудовища, одетые в человеческую кожу».

Блисс вздрогнула.

- Что-то новенькое.

- О чем ты?

- Нет, ничего, - поспешила ответить Блисс.

- Так что там? Про телесную оболочку этих... заклинателей?

Блисс повернула голову, уставившись на белую гальку и морские волны.

- Не знаю. С этим тоже стоит разобраться.

- А пыль? Золотая пыль имеет к этому какое-то отношение?

- С чего такие вопросы? - сухо рассмеялась Блисс. - Неужели ты действительно поверил?

- Я верю, что ты веришь в это. Мне хватит и этого, чтобы и дальше быть на твоей стороне.

Блисс схватилась за край стола, крепко сжав губы. Как же сильно ей хотелось заплакать.

- Послушай. Я не знаю, как выразить то, что я чувствую по отношению к тебе. И, пожалуйста, не шути сейчас, потому что я серьёзно. Я совсем не ценила тебя, и взваливала все свои проблемы только потому, что мне было всё равно, как на тебя скажутся мои тайны. Но сейчас я кое-что поняла. Если у меня случается беда, я звоню тебе. Вся эта поездка произошла только благодаря тебе. И только с тобой я могу поделиться тем, что меня гложет, только тебе могу рассказать о происходящем. Я просто хочу сказать, что мне жаль. Так жаль, что я не считала тебя важным человеком в моей жизни. Ты важен. Я волнуюсь за тебя. Я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло. Я так хочу, чтобы ты был счастлив. Спасибо тебе за всё.

- Звучит как прощание, - усмехнулся Кормак. - Не поступай так со мной. Не прощайся, хорошо? Разбирайся со всем, а потом возвращайся в Хогвартс, в целости и невредимости. И, вот ещё что.

Блисс казалось, что Кормак замолчал на целую вечность.

- Я не силен в этом, ладно? Но, ты очень хороший человек. Ты одна из самых светлых людей, которых я встречал. И, если тебе понадобится помощь, которую я в силах буду оказать - обращайся. Я в твоем распоряжении.

- Ты и правда не силен в этом, - ласково ответила Блисс, чувствуя, как её едва ли не душит щемящая нежность. - А что касается помощи, то тут ты действительно кое-что можешь сделать.

- Бромлей, ты разрушила такой момент!

- Это я умею, - засмеялась Блисс. - Скажи, насколько у вашей семьи обширная библиотека?

- Настолько, что я предпочитаю там не появляться. И вообще, Бромлей, мне книг за глаза хватило с того раза, как я гостил в твоем доме.

- В таком случае, тебе придется изменить свои предпочтения, - заявила Блисс. - Мне нужна кое-какая информация.

- Из каких книг? Маггловских или магических?

- Думаю, из всех, - подумав, ответила Блисс. - Поищи любые сведения о нефилимах.

- Нефилимах? Бромлей, ты сейчас об ангелах говоришь? - поперхнулся Кормак.

- Да, если тебе так будет проще, - терпеливо сказала Блисс. - Но мне не нужны сведения об ангелах. Именно о нефилимах. Любая информация, где упоминается это слово.

- Отлично. Всегда мечтал посидеть в кресле с библией в руках. Но если мой отец увидит эту картину и его хватит удар - виновата будешь ты.

- Договорились.

Блисс уже хотела попрощаться, но внезапно услышала странное копошение.

- Что там у тебя происходит?

- В телефоне идут гудки, - голос Кормака выражал искреннюю степень недоумения. - Как если бы я звонил тебе. Но при этом я всё ещё слышу твой голос.

- Посмотри на экран, - страдальчески ответила Блисс. - И скажи, что там написано.

- Секунду... кажется, мне звонит Кэтрин. Но как такое возможно? Я же разговариваю с тобой.

- Кормак, бутылка вина не лучшее средство для объяснений о том, что такое вторая линия, - сдалась Блисс после минуты раздумий. - Просто давай попрощаемся и ты перезвонишь ей. Передавай привет.

- Передам, - весело ответил Кормак. - И Бромлей, один совет: если в какой-то момент ты будешь думать, что люди - это не люди, то сразу же иди под холодный душ.

Блисс не успела ничего ответить, после своих слов Кормак сразу же отключил связь.

- Гаденыш, - прыснула она, дотронувшись до блика солнца на бокале вина.

Блисс посидела ещё немного, рассматривая стекло и солнечное марево, после чего расплатилась и пошла к морю.

Вспененные волны терялись, соприкасаясь с белой галькой. Блисс было интересно, выпадал ли снег в этом году в Барселоне, и ей было бы интересно посмотреть, как это выглядит.
Она представляла, как бесчисленные хлопья снега оседают на волнах, растворяются в них, смешиваются с ракушками и камнями на побережье, а потом повторяют свой круг снова и снова. До тех пор, пока всё побережье не превратится в белесую паутину и всепоглощающую синеву вдали.
Но даже без этого в Барселоне было прекрасно. Блисс устала от вечной изморози, дождей и снега. И сейчас, чувствуя соленый воздух, морской бриз ветра и едва уловимый, на грани шестого чувства, шум водорослей - она кое-что понимала.

Здесь, в Барселоне, она могла бы провести не одну жизнь. Такие фразы говорят в шутку, когда какое-то место сильно западает в душу. «Я бы провела здесь не одну жизнь», или что-то в этом роде.

Только вот это не было шуткой. И если её теория хоть действительно верна, в чем она была почти уверена, то впору оставить все поиски и остановиться.

Каким человеком нужно быть, чтобы использовать других людей для продления своей жизни? Зачем нужна такая долгая жизнь, если она - лишь симуляция, извечный бег в попытках найти подходящего человека для последующего вытягивания сил?

Блисс не хотела быть таким человеком. И она не хотела знать, что могло подтолкнуть кого-то к тому, чтобы им стать.

Сколько раз ещё она будет думать, что стоит всё прекратить, и всё равно докапываться до правды? До чего-то, чего не существует не в магическом мире, не в обычном?

Ей нужно было решение. Какой-то знак или намек, что всё это не напрасно, что-то более весомое, чем обычные рисунки и образы в голове.

Блисс села на гальку, пытаясь быть настолько близкой к морю, насколько могла.

И внезапно она нашла решение. Открыв свой портфель, Блисс достала запечатанный конверт, который прихватила из дома в Болгарии. Из дома Софии Саммер. Из её дома?
В любом случае, скоро это станет не очень существенным. Если то, что она задумала, пойдем по её плану.

- Хорошо, - распечатывая конверт, четко проговорила Блисс. - Если там будет фотография, настоящая фотография, и на ней окажусь я - то поиски продолжатся. Если нет - я немедленно возвращаюсь в Англию, и больше никогда не буду бегать.

«Нам остается только бежать».

Блисс с отвращением мотнула головой, и осторожно открыла конверт.

Внутри действительно оказалась фотография. Черно-белая фотография. Черно-белая фотография, которая явно принадлежала магическому миру. В любом случае, Блисс была точно уверена, что люди без магических способностей ещё не нашли способа «оживлять» изображения.

Только вот девушкой на фото была не она.

И мужчина, который был с ней рядом, тоже не был ей знаком. Он не появлялся в видениях, снах, или рисунках.

Блисс вгляделась в их лица внимательнее. Она не могла определить цвет волос и глаз девушки, но её светлый типаж определить было возможно. Белые или светло-рыжие волосы. Голубые, зеленые, может быть, серые глаза. Блисс попыталась подобрать слово, которое могло бы её охарактеризовать.

Милая. Красивая. Хорошенькая. Да, пожалуй, именно оно. Таких девушек, с ямочками на щеках, маленькими носами и миловидной внешностью в целом называли именно хорошенькими.

Сколько ей было лет? Кажется, не больше семнадцати.

Девушка улыбалась, и всё время толкала в плечо стоявшего рядом с ней мужчину. На вид ему было лет пятьдесят. У него были тонкие губы, сильно выделяющая скуловая часть, крупный нос и близко посаженные глаза.

Какого они были цвета? Карие? Тёмно-зеленые?

«Голубые глаза. Чаще всего голубые глаза».

Блисс подавила в себе порыв записать эту фразу в блокнот. В дурацкий блокнот, уже почти исписанный фразами, воспоминаниями и теориями.

Зачем ей это делать? На фото была не она. Всё. Время возвращаться туда, где сейчас был её дом.

И всё же... Блисс не могла оторвать взгляда от фотографии, прокручивающей один и тот же сценарий.

Девушка толкает в плечо стоявшего рядом с ней мужчину, что-то говорит и смеется. В какой-то момент мужчина тоже начинает хохотать, после чего начинает её щекотать.

Девушка смеется сильнее, не видя, что происходит вокруг.

Мужчина бросает взгляд чуть выше камеры. Лицо его выражает всепоглощающую ненависть.

Потом всё повторяется. Снова и снова.

Блисс провела рукой по глазам, отгоняя мельтешащие картинки. Кто фотографировал этих двоих? Где именно? Кем они приходились друг другу? Отец и дочь? Или же...

Блисс хмыкнула, покачав головой. Нет, предполагать то, что они встречались, было абсолютной дикостью. Блисс ещё могла принять тот факт, что люди могут быть вместе, скажем, с разницей лет в двадцать, хотя и это ей казалось чем-то невероятным.

Но у этих двоих была разница во все сорок, если не больше. Так кем же он был? Отцом? Или, что вероятнее, дядей?

- Эй, - обратилась Блисс к самой себе. - Это была сделка. Давай, девочка, будь с собой честной. Езжай домой.

Она зажмурилась, крепко зажав фотографию в руках. Не смотри, что на обратной стороне. Там ничего нет. Там ничего нет. Там ничего нет!

Блисс открыла глаза и страдальчески посмотрела на небо. Есть в этом мире хоть что-то, что может её исправить?

В любом случае, если она просто посмотрит, хуже от этого не станет. Задержав дыхание, Блисс повернула фотографию.

«Tibi dabo claves regni caelorum».

Блисс непонимающе уставилась на запись. Успокаивало две вещи: подчерк был ей незнакомый. Что значила данная запись, она не понимала от слова совсем.

Интересно, как быстро она сможет найти отель, в котором будет интернет? Вряд ли это составит большого труда: можно снова вернуться в центр Барселоны и заселиться в один из отелей вблизи Национального дворца. А дальше она просто сложит вещи и засядет в том зале, где предоставлены компьютеры.

Блисс положила фотографию в конверт и снова посмотрела на море. Ну же. Посмотри на это чудо природы в последний раз, насладись, и езжай домой. Успокойся. Езжай в аэропорт, возьми билет до Лондона.

«Нам остается только бежать».

Блисс горько усмехнулась. В этот раз слова в её голове звучали как похоронный марш.

Механизм был запущен, когда она ввязалась во всю эту историю. В свою историю, и в истории других людей тоже.

А значит, она побежит. Ей оставалось только бежать.

Заселившись в один из отелей в Готическом квартале, Блисс невольно вспомнила свою мать, и сердце её наполнилось благодарностью. К шестнадцати годам она почти в совершенстве знала три языка, имела четкое представление о том, какое впечатление лучше всего стоит произвести на окружение, и никогда не терялась и сохраняла внешнее спокойствие, оказываясь в ситуациях неприятных.

Пожалуй, если бы её мать не старалась так сильно подстроить её и всё, что её окружает, под себя, она могли бы быть гораздо более близки, чем сейчас.

Впрочем, Блисс с сожалением призналась самой себе, что вряд ли это было ей нужно. Она привыкла к той жизни и к тому отношению, которое было в их семье. Они были не идеальны - но друг за друга могли свернуть горы. А большего Блисс было и не надо.

Сложив вещи в номере отеля, Блисс ещё раз посмотрела на фотографию и взяла её с собой. Если бы ей пришлось выбирать между гипертимезией и фотографической памятью, она бы выбрала второе.

В её случае она могла запомнить только то, что понимала. Сейчас же препятствием служил языковой барьер.

Прихватив чашку с кофе в ресторане отеля, Блисс сразу же проводили в зал, где были предоставлены компьютеры.

Загружая страницу поиска, Блисс на секунду задумалась о том, как раньше выживали люди, если им было необходимо узнать какую-то минимальную информацию. Штудировали тонны книг? Ну разумеется. Это происходило и сейчас, в том мире, где волшебники напрочь отвергали любое вмешательство тех, кто не был наделен особым геном.

Особый ген. Чистота крови. Блисс поморщилась. В её понимании это было деградацией. Мир обыкновенных людей, ученых, физиков, химиков, подарил им такие вещи, как поиск чего угодно за один клик мыши, средства беспроводной связи, прививки от ужасных болезней, относительно безопасные средства передвижения, и множество того, чего некоторым волшебникам сейчас и не снилось.

Они отвергали это лишь потому, что люди, создавшие всё это, были не такими, как они. То, как жили «истинные» чистокровные волшебники, наглядно показывало всю степень регресса.

Или религии.

Жечь, пытать, мучить, убивать и развязывать войны лишь потому, что ты отличаешься. Не хочешь поддерживать их взгляды, или просто не в состоянии этого сделать. Не в состоянии верить, не в состоянии быть чистокровным, не в состоянии быть волшебником.

Половина знакомых её семьи подняла бы Блисс на смех, услышав эти сравнения.

Только Блисс не видела особых различий по одной причине: в конечном итоге, всё сводилось к мертвым телам и обезумевшим фанатикам, которые их оставляли.

Наверное, все эти раздумья были приведены шестым чувством. А иначе как объяснить то, что фраза, написанная на обратной стороне фотографии, тоже относилась к религии?

Tibi dabo claves regni caelorum.
.

Отрывок фразы, написанной на латыни, в переводе звучащие как «дам тебе ключи Царства Небесного».

Отыскав, как фраза звучит полностью, Блисс не смогла подавить очередной порыв истерического, громкого смеха.

Tu es petrus et super hanc petram aedificabo ecclesiam meam et tibi dabo claves regni caelorum.

«Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и дам тебе ключи Царства Небесного».

Просто прекрасно. Если так пойдет и дальше, то в скором времени им с Кормаком придется основательно удариться в изучение религии.

Немного поразмышляв, Блисс добавила к запросу несколько ключевых слов. И весьма удивилась, увидев среди обрывков текста упоминания о Микеланджело. Блисс добавила в поиск его имя.

Ответ вызвал в ней двойственные чувства.

Микеланджело Буонарроти спроектировал купол для собора Святого Петра, крупнейшей христианской церкви в мире.

Церкви, которая находилась в Ватикане. В государстве, которое по-прежнему подчинялось правилам римско-католической церкви.

И хотя Блисс понимала, что Рим, а Ватикан в особенности, сейчас воспринимается как один из самых крупнейших туристических городов, наравне с Парижем и Лондоном, никакого желания покупать билет она не испытывала.

Блисс не могла отделаться от чувства, что там произошло нечто ужасное. Нечто, изменившее чьи-то жизни. Её жизнь? Жизнь других людей? Что могло произойти там, в Ватикане, в соборе Святого Петра?

Дам тебе ключи Царства Небесного.

Как стоило трактовать эту фразу? Как угрозу? Или как насмешку над религией? Вряд ли человек безгранично верующий стал бы сокращать любые фразы Иисуса.

«То, что вы совершили с ней, преступление против природы, против Божьих законов, против самого вселенского бытия. О какой помощи вы говорите? Вам способно помочь лишь принятие».

Теперь то, что Блисс слышала в Хогсмиде, начало приобретать какой-то смысл. Могли ли эти слова быть связаны с тем, что произошло в Ватикане?

И если да... Блисс положила локти на стол, с силой проведя руками по лицу. Кажется, ей пора собираться в аэропорт.

Поморщившись, она посмотрела на остывший кофе. И что она будет делать, приехав в Ватикан? Получит ещё один припадок в виде воспоминаний? Найдет что-то, что сможет ей помочь?

Только вот помощи от этого было мало. А вот страха и усталости больше, чем нужно.

Блисс уже хотела встать и уйти, но её зашедшееся сердце заставило её остаться сидеть на месте. Нет, только не сейчас. Она так старательно отгоняла воспоминания о Малфое, о его поцелуях и объятиях. Она виртуозно проделывала это на протяжении всего времени.

Ей нужно было успокоиться. Нужно было сосредоточиться.

Не думать о Малфое. Не думать о его голосе. О его светлых, серых глазах.

Блисс поднесла руку к шее и ухватилась за кулон с руной.

Зачем она его носит?

Малфой улыбался так редко. Но если улыбался, то в те моменты Блисс забывала себя.

Почему Наутиз так похожа на крест?

Рядом с Малфоем она чувствовала себя той, кем так хотела быть: обычной шестнадцатилетней девушкой, влюбленной в парня, которого все считают недостижимым.

Преступление против божьих законов, против природы? О каком преступлении могла идти речь?

Блисс даже спорить с ним нравилось. Редко находился человек, который мог выстоять с ней в спорах, и аргументировать свою точку зрения до победного конца.

Какую помощь хотели получить эти люди?

«Человек, за которого вы цеплялись, может стать для вас самым сильным чувством. Настолько сильным, что мало что в мире сможет этому противостоять».

Ей нужно было лететь в Ватикан.

Ей нужно было увидеться с Малфоем. Сейчас, прямо сейчас, немедленно.

- Наутиз, - машинально вскрикнула Блисс, пытаясь прекратить ад в своей голове.

***

Удивленный охранник вскочил со своего места, пытаясь понять, откуда исходил шум. То, что он увидел в следующий момент, позже он спишет на недостаток сна и просроченное снотворное.

Ведь не было иного объяснения, почему молодая девушка из плоти и крови, секунду назад спокойно сидевшая за одним из компьютеров, просто распалась в золотую пыль.


Entia Metaphysica


Пэнси хохотала как безумная. Малфой чувствовал себя в высшей степени ничтожным.

С какой-то отстранённой скукой он подумал о том, что если Пэнси не прекратит истерику сейчас же, то может задохнуться и умереть. Если что, у него было алиби. Он был пьян. Полупустая бутылка огневиски это подтвердит.

Конечно, можно было рассмотреть ту ситуацию, где он спасал Пэнси, например, наложив на неё успокаивающие чары или просто-напросто с силой хлопнув её по спине.

Но Малфой не хотел это делать. Не тогда, когда он был пьян и до отвращения мелодраматичен, а его лучшая подруга захлебывалась смехом от его страданий.

То, что он действительно страдал, подтверждало несколько факторов. Во-первых, он был пьян. Трижды. Во-вторых, единственная девушка, которая вызывала в нём теплые чувства, изменяла ему с человеком, старше неё самой по меньшей мере лет на сорок.

Малфой прокрутил в голове последнюю мысль и едва не рассмеялся сам. Почему он подумал, что Блисс изменяет ему с Киллианом Марреем? Потому, что он был пьян? Или он пьян потому, что Блисс изменяет ему с Марреем?

- Киллиан Маррей, - едва ли не выла Пэнси, утирая слезы. - Киллиан. Маррей. Малфой, ты знаешь его точный возраст?

- Пэнси, я прошу тебя, замолчи. Я пьян, а ты можешь умереть, тем самым помешав моим философским мыслям.

- Ох, это так мило. Не волнуйся, тебе не придется шевелиться, чтобы меня спасать.

- При чем тут твое спасение? Мне придется шевелиться, чтобы убрать твой труп. Теоретически.

- Теоритически? - теперь Пэнси задыхалась от возмущения.

- Видишь ли, я располагаюсь к мыслям о том, что труп может помешать моей философии. Но если нет - то я вполне могу остаться на месте. Потому что я...

- Пьян, - вздохнув, закончила за него Пэнси. - И в чем заключается твоя философия, умник? В том, что твоя шестнадцатилетняя девушка изменяет тебя с мужчиной, которому пятьдесят семь?

- Сколько? - вскочив, едва ли не заорал Малфой. И практически сразу же снова опустился на траву.

Мир был удивителен. Он приобрел более яркую четкость, но при этом внезапно обрел способность мягко покачиваться из стороны в сторону.

Внезапно ему стало интересно: это люди под алкоголем становились восприимчивыми к вращению земного шара, или сам земной шар подстраивался под пьяных людей.

Чтобы ответила на это Блисс? Какая бы теория была у неё?

Малфой усмехнулся. Никакой бы теории у неё не было. Блисс Бромлей, маленькая, милая Блисс Бромлей, вся такая вежливая, улыбчивая, добрая со всеми, не способная и мухи обидеть. Всегда держащая самое дружелюбное выражение своего личика. Всегда говорящая то, что собеседник хочет услышать.

Всегда такая правильная.

Вряд ли Блисс вообще хоть раз в своей жизни пробовала алкоголь. А если видела людей, которые пили, то, разумеется, сразу же закатывала глаза и уходила от них подальше.

Последней мыслью Малфой поделился с Пэнси.

- Малфой, тебе алкоголь мозги вымыл? Напоминаю: мы говорим о Блисс Бромлей. А не об Эбби или Астории.

- Ну да. Блисс Бромлей, - эхом откликнулся Малфой. - Милая, маленькая Блисс Бромлей.

- Слушай, ты только при ней этого не говори, ладно? - Пэнси повернула к нему голову. - У неё скоро комплексы от этой фразы начнутся.

- Тебе-то откуда знать?

- При нашем последнем обсуждении этого бала с очень длинным названием, она так увлеклась, что залезла на тумбочку.

- В смысле, на твою прикроватную тумбочку? - опешил Малфой.

- Да. И вещала с неё ещё около десяти минут.

Малфой не удержался, громко рассмеявшись.

- Когда она вернется в Хогвартс, нужно незаметно её измерить.

- Уже.

Малфой с интересом посмотрел на неё.

- И?

- Пять футов и два дюйма, - Пэнси отвернулась от него, устремив взгляд на небо. - Малфой, мне вот тоже интересно, и тоже теоретически. Каким образом ты представлял вашу встречу? Подожди: давай я начну, а ты подхватишь. Вот вы, после двух недель каникул, встречаетесь на Кингс-Кроссе. Ты искренне уверен, что она изменяла тебе. С Киллианом, Мерлин прости, Марреем. Твои действия?

- Я бы прошел мимо неё, - с уверенностью сказал Малфой.

- Полагаю, ты бы пошел к Абель. Прямо на её глазах.

- Да, именно так.

- А потом?

- Поцеловал бы её, - Малфой не смог сдержать мимолетной улыбки.

- Поцеловал бы Абель? Я правильно тебя поняла?

- Да.

- Хорошо, - Пэнси сказала это таким голосом, словно что-то для себя решила. - И каковы, в твоей теории, были бы действия Блисс?

- В моей теории Блисс бы посмотрела на нас с потрясением, после чего медленно отвернулась и спряталась в одном из вагонов. А потом думала о том, что моё отношения к ней были не более, чем просто игра. А потом мы случайно столкнулись в одном из коридоров Хогвартса, и она прошла бы мимо меня, делая вид, что я не существую. После чего сразу же окликнула.

- Хорошо. А теперь, Малфой, давай немного протрезвеем и вернемся к реальной Блисс Бромлей, а не к той, которая подозрительно похожа на Абель. Так вот, мой милый, каковы были бы действия настоящей Блисс?

Малфой на миг задумался.

- Она бы подлетела к нам, разняла и дала мне пощечину?

Пэнси снова издала звук, подозрительно похожий на вой.

- Малфой, давай я скажу то, что, в глубине души, ты и сам прекрасно знаешь. Да, Блисс бы действительно подошла к вам. И вежливо подождала окончания процесса, внимательно поглядывая на часы. После чего врезала бы тебе в нос со всей силы. Возможно, для этого ей бы пришлось подпрыгнуть, но факта это не отменяет. А знаешь, какое будет продолжение?

- Я внимательно слушаю.

- По всему Хогвартсу от неё будешь бегать ты. Потому что будешь прекрасно понимать одну вещь - она делает это не для того, что поговорить, вернуть или выяснить, что происходит. Всё, что ей будет нужно, это ответ на один единственный вопрос - расстались ли вы или нет. А причины и следствия? Малфой, сейчас Блисс не тот человек, в жизни которого есть время для романтических драм и переживаний. Ей своих проблем хватает, и ты это знаешь, как никто другой.

- В таком случае, что ей нужно от меня?

«Почему я нравлюсь ей? Действительно ли я нравлюсь ей так, как она мне? Я хочу вызывать в ней хотя бы сотую долю того восторга, который испытываю я, стоит только завидеть её».

- Ты, Малфой. Ты ей нужен. Ты единственное нормальное, что есть у неё сейчас.

- Я не хочу быть просто нормальным, не хочу быть кем-то, кто просто позволяет забыть о её проблемах.

- А вот тут извини. Того, что ты для неё вся жизнь и любовь на все века, я сказать не могу. Даже в таком состоянии - не могу.

- Так что же мне делать? - Малфой возненавидел свой едва ли не беспомощный голос.

- Поговорить об этом с ней. Не со мной.

Они замолчали на какое-то время. Когда Малфой снова начал говорить, ему казалось, что в горло насыпали песка.

- Пэнси, там, на мосту... он обнимал её. Мне казалось, что это вечность длится. Она смотрела на него, смеялась и выглядела так, будто всё, что происходит - правильно. Словно так и надо.

- Ага, - лениво откликнулась Пэнси. - Разумеется, он её обнимал. А теперь, Малфой, давай посмотри на эту ситуацию с более трезвой, насколько это возможно, стороны. Перед тем, как обнять её, что именно сделал Киллиан Маррей?

- В смысле, что он сделал? - не понял Малфой. - Подошел к ней и обнял.

- То есть, он действительно подошел к ней, и заключил в объятия? Малфой, ответь мне на один вопрос: каким образом происходили ваши объятья с Блисс? В смысле, в те несколько месяцев, пока вы безбожно тупили.

- Да особо никак, - пожал плечами Малфой. - Разве что...

Малфой приподнялся и шокировано уставился на Пэнси.

- Она же... всё время падает. На ровном месте может свалиться.

- А какая погода была в Копенгагене?

- Снежно. И очень скользко, - нахмурившись, ответил Малфой. - На обратном пути я и сам едва не упал на том проклятом мосту.

Теперь замолчала Пэнси, кусая губы и пытаясь не смотреть на Малфоя.

- Что? - не выдержал он. - Давай, скажи мне то, чего я не знаю.

- Ты говорил, что она дотронулась до его лица, - Пэнси глубоко вздохнула. - Малфой, она и со мной такое проделывала.

- Что? - Малфой не мог понять смысла слов Пэнси. Теперь ему самому хотелось протрезветь. - Ты на что сейчас намекаешь?

- Да успокойся уже, Отелло! - воскликнула Пэнси. - И свою маленькую подружку тоже успокой, пусть уже отстанет от моего парня! Мало мне было Кормака! Блисс там совсем одна, что будет, если она заблудится, что будет, если она упадет в реку, что будет, если она не вернется, Пэнси, почему у тебя не ловит эта штука, Блисс может связаться со мной в любой момент!

- Ого, Паркинсон, - искренне восхитился Малфой. - Не думал, что тебя это так задевает. Да ладно, можешь не переживать. Если твой парень имеет виды на мою девушку, я его покалечу.

- Какая поразительная забота о моих чувствах, - иронично протянула Пэнси. - Ты прямо-таки образец лучшего друга.

Малфой молча взял её за руку. Пожалуй, ему стоило меньше быть эгоистом. Стоило сказать, что придурок МакЛагген сейчас смотрит только на Пэнси, и девушку видит исключительно в ней. Стоило сказать, он донимал Малфоя расспросами о том, что лучше подарить ей на Рождество и не будет ли большой наглостью соглашаться погостить у неё дома. Стоило сказать, что он написал ей, а вот теперь прости Мерлин его, стих. Малфой тогда даже не сказал ничего - невербальное заклятье сработало как-то автоматически, сжигая пергамент.

Стоило - но он не мог. Ему хотелось говорить о Блисс. Хотелось узнать о ней то, чего он не знал. Чего, возможно, о себе не знала и сама Блисс Бромлей.

А МакЛагген со своей заботой... ну, Блисс действительно могла упасть в реку. Радости от того, что он, пусть и косвенно, будет виноват в чьей-то смерти, вряд ли приносила ему спокойствие.

- Так что там с твоим лицом и Блисс? - спросил Малфой.

- Точно.

Пэнси мотнула головой, и несколько прядей её волос мазнули щеке Малфоя.

- Эта непонятная штука, связанная с глазами, происходила два раза, - задумчиво произнесла Пэнси. - Первый раз это произошло, когда она отдала мне готовый конспект по астрологии. Я как раз забрала свиток, а она наклонилась ко мне, и взяла моё лицо в ладони.

- Что было дальше?

Пэнси посмотрела на Малфоя тревожным взглядом.

- Сказала, что с рекой в моих глазах что-то не так.

Малфой пытался осознать сказанное. И что это могло означать, черт возьми?

- Ты сказала ей об этом?

- Нет, - призналась Пэнси. - Как только она отмерла, то сразу же забыла об этом. Говорила о том, что ещё немного нагрузки от Снейпа, и она не будет видеть белого света, а ещё этот бал, который лежит полностью на ней, и её дальнейшая учеба в каком-то маггловском заведении... Малфой, я не смогла. Она выглядела такой... обычной, что ли. Счастливой. Стоило бы, конечно.

- Нет, - сказал Малфой. - Не стоило. Ты всего лишь дала ей побыть тем, кем она хотела быть. Я бы всё отдал, лишь бы предоставить ей эту возможность.

Пэнси сжала его пальцы, явно не зная, как ему ответить. Но этого было и не нужно. Понимать друг друга даже в молчании - то, что всегда приуставало в их отношениях. Это было прекрасно.


- А второй раз?

- Он немного отличался, - сказала Пэнси. - Мы вместе заходили в Большой зал, я пожелала ей доброго утра. Она посмотрела на меня, а потом сказала что у меня глаза, как у Лидии.

Малфой внимательно на неё посмотрел.

- Какой Лидии?

- Не знаю. Я даже среагировать толком не успела. Она просто ушла к своему столу.

Малфой раздумывал над тем, стоит ли сейчас поднимать эту тему. Тему, о которой они никогда не говорили напрямую, которую избегали, всячески заменяли другими, безопасными разговорами и словами.

С Блисс что-то не так. С Блисс что-то происходит. Блисс что-то забыла.

- Блисс действительно живет дольше, чем следовало бы? - наконец сказал он вслух то, о чем думали они оба.

- Нет, - Пэнси говорила достаточно уверенно. - Я не думаю, что она живет дольше. Но...

- Продолжай.

- Я почти уверена, что в какой-то промежуток времени с ней произошло гораздо больше, чем со многими людьми за всю их жизнь. А потом она забыла об этом, или её заставили забыть. Отсюда все эти картины, видения.

- Ты действительно так считаешь? - спокойно поинтересовался Малфой. - Или тебе нравится думать, что это так?

- Малфой, хватит, - раздраженно огрызнулась Пэнси. - Я знаю только один способ, с помощью которого можно продлить себе жизнь. Ты тоже его знаешь. Веришь ли ты в то, что она использует именно этот способ?

- Нет.

- Вот и я - нет. И больше я эту тему поднимать не хочу. И, если быть совсем честной, о Блисс я тоже больше не хочу говорить. И не захочу очень долгое время. Я терпимый человек, и Блисс не вызывает у меня отвращения, но я не собираюсь уподобляться вам, придуркам, и носиться вокруг неё. Она взрослая девочка, Малфой, справиться со своими проблемами сама. А если нет - то это не мое дело.

- Хорошо. Но можно последний вопрос?

- Я больше никогда не буду с тобой пить, - мрачно заключила Пэнси. - Спрашивай.

- Почему она не убежала от него, не сослалась на срочные дела, не запустила в него заклинанием, в конце концов? Она не хотела, чтобы об этой поездке кто-то узнал. Не хотела быть пойманной. И тут она натыкается на человека, которому ничего не стоит позвонить её родителям. И что же она делает? Идёт с ним на выставку, а потом пить кофе.

- По тем же причинам, из-за которых ты так сильно влюблен в неё.

Малфой не мог понять, о чем именно говорит Пэнси.

- Малфой, она же до отвращения добрая!

Малфой не видел её лица, но мог поклясться, что Пэнси закатила глаза.

- Ты сам всё время повторяешь: маленькая, милая Блисс Бромлей. И она действительно такая. Вечно всем улыбается, смотрим своими глазами раненного оленя, искренне заботится, старается поддерживать хорошие отношения. На что можем поспорить, что если бы Нотт подошел бы к ней и извинился, она бы его за все простила? А потом улыбнулась, и даже поболтала. И это ужасно, на самом деле. В конечном итоге, её это погубит.

Если уже не погубило. Могла ли именно её доброта быть фактором того, что она не углядела угрозы? Что же произошло с ней, черт возьми, что такого могло произойти, что она не хочет оставить всё в прошлом и успокоиться. Как объяснить ей, что не надо больше бежать. Что он сможет защитить её, чего бы это ни стоило.

Ту ночь Малфой провел в одной из гостевых спален Пэнси, а наутро, попрощавшись с ней, аппарировал в Малфой-мэнор.

Несколько дней он был предоставлен самому себе. За это время он смог расправиться со своим домашним заданием, отточить некоторые боевые заклинания, попрактиковаться с аверлиусом. Последнее он ненавидел больше всего.

Он был недостаточно хорош, недостаточно собран, недостаточен ещё во многих факторах, когда дело касалось его страхов. Малфой не собирался сдаваться так просто. Какая-то жалкая побрякушка с отголосками магии не могла победить его желания стать сильнее, избавиться от своих страхов. От проблем.

Каждый раз, смотря на аверлиус, Малфой не мог отделаться от чувства отвращения. Какому великому уму в министерстве пришло в голову практиковать на учениках такую магию? И как Дамблдор мог на такое согласиться? Хотя, Малфой бы не удивился, будь это осознанная идея их дражайшего директора. Голову бы ему за это открутить.

Момент, когда Малфой понял, что дело приобрело совсем скверный оборот, произошел внезапно. Он просто поймал себя на мысли, что делает домашнее задание за Блисс. Зельеваренье, Защиту от Темных искусств, он даже успел настрочить для неё обширный свиток по астрологии.

Малфой смотрел на стопки свитков и пергаментов, с какой-то флегматичностью раздумывая о том, когда успел повернуть на эту дорожку. Его девушка сбежала из страны, он видел её с другим, она не оставила никаких контактов и даже не пыталась связаться с ним. А он сделал её домашнее задание. Дальше падать было некуда.

В конце концов, Малфой решил сделать ту вещь, которая была показателем того, что в здравом уме он не находился. Если бы в начале года ему кто-то сказал, что он будет строчить письмо Кормаку МакЛаггену, этот человек уже бы не ходил по этой земле.

Но вот он: сидит над пергаментом и думает о том, какие слова лучше написать. Ему нужно было узнать, как именно можно было связаться с Блисс. Где она находится сейчас.

Дверь в его комнату распахнулась.

- Отец, нам нужно серьёзно поговорить, - не оборачиваясь, сказал Малфой.

Кажется, он застал Люциуса Малфоя врасплох.

- Вот как, - медленно проговорил Люциус. - И о чем же ты хочешь поговорить, мальчик?

- О моих проблемах с ушами. Или твоих проблемах с вестибулярном аппаратом.

- Не помню, чтобы у меня были проблемы с... - Люциус запнулся, после чего громко, издевательски усмехнулся. - Всё ещё рассматриваешь эту нелепую затею пойти в колдомедицину? Можешь забыть об этом. Ты и сам прекрасно знаешь, что место в министерстве никуда от тебя не денется.

- Забавно. Я только что понял, что проблем с ушами у меня нет, - Малфой обернулся, насмешливо посмотрев на отца. - Значит, дело всё же в тебе. По крайней мере, это объясняет причину того, что ты не постучал. Или начались проблемы с памятью? Хочешь, поставлю тебе диагноз?

И снова он невольно вспомнил Блисс. Правда, в отличие от него, Блисс была больше увлечена психосоматикой и её ответвлениями. И так же она бы никогда не позволила своим родителям решать, кем она хочет быть.


- Ты стал слишком зарываться, - процедил сквозь зубы Люциус. - Где ты был прошлой ночью?

- Да не твоё дело, где я был прошлой ночью, - прямо сказал Малфой. - Отец, давай начистоту. Я устал от твоего присутствия. Ты устал от моей компании. Те моменты, где ты угрожаешь мне палочкой, Темным лордом или ещё чем-то, что я терпеть не намерен, можно пропустить. Значит, остается только один вопрос - что ты забыл в моей комнате?

Малфой знал, что сделает Люциус после его слов, но даже не обернулся. В ту минуту, как его собственный отец направил на него заклинание, оно сразу же отрикошетило в него.

- И что за заклинание ты пытался на меня наложить? - буднично спросил Малфой, пытаясь сосредоточиться и понять, как именно можно было начать письмо.

- Моя собственная модификация жидкого огня. Что за заклинание наложено на твою комнату?

- Моя собственная модификация зеркала.

В следующий момент Люциус применил ещё одно заклинание, после которого подлетел к потолку несколько раз.

- Отец, - Малфой смотрел на него как на последнего клинического идиота. - Я позаимствую твою фразу: тебя что, жизнь совсем ничему не учит? Что в словах «моя собственная модификация» вызвало у тебя такое непонимание? Я знаю все твои ходы. Можешь даже не надеяться найти брешь.

- Настолько боишься меня, что решил навсегда остаться в этой комнате?

- Не понимаю, - Малфой растянул губы в улыбке. - Почему ты так уверен, что заклинание наложено именно на комнату?

На миг лицо Люциуса исказилось злобой.

- Значит, нашел способ применять зеркало на самом себе? А ты не так потерян для нашей семьи, как я думал.

- Ты прав. Способ я нашел, - вторую часть его фразы Малфой пропустил мимо ушей. - Но он не спасет меня от Империо. От Круцио - тем более.

Малфой встал со стула и медленно подошел к Люциусу, приблизившись к нему вплотную. И сразу же посмотрел в глаза.

- Так что? Будешь их применять?

Люциус смотрел на своего сына взглядом бесконечно жестоким.

- Собери вещи на два дня, - наконец сказал он.

- Позволь поинтересоваться, для чего?

- Считай, что мы повторяем наш летний опыт по налаживанию контактов.

На секунду Малфой подумал, что разучился дышать.

- Мы снова едем в поместье Бромлей?

Люциус расхохотался.

- Какой же ты ещё мальчишка. Нет, свою маленькую подружку ты не увидишь ещё очень долго. Завтра мы должны быть в пригороде Ливерпуля. Семья Маррей будет нас ждать.

- Маррей? - быстро переспросил Малфой.

- Да, Маррей. Их дочь учится в Хогвартсе, на пятом курсе. Кэролайн, если не ошибаюсь.

- Кэтрин, - машинально поправил Малфой.

- О, - глаза Люциуса вспыхнули интересом. - Так ты её знаешь? Говорят, Кэтрин Маррей весьма красива. Что ты можешь о ней сказать, сын?

- Учится на пятом курсе. Лучшая подруга моей девушки.

Люциус приподнял брови.

- Как видишь, моя информация не сильно отличается от твоей, - закончил Малфой. - А теперь, если тебя не затруднит, попрошу уйти из моей комнаты. Мне нужно собрать вещи.

- Разумеется, Драко.

Малфой едва сдержался от того, чтобы не скривиться. Всё же, его отец знал достаточно способов вывести его из себя. То, как Люциус Малфой произносил его имя, был одним из немногих.

- Можешь не переживать. Сегодня ты не увидишь меня не в своей комнате, не в этом доме. Встречаемся у главного здания Ливерпульского порта, в десять часов. Не опаздывай.

- И куда же ты собрался, отец?

Люциус посмотрел на сына с усмешкой.

- А теперь я позаимствую твою фразу: не твоё это дело.

Малфой только пожал плечами. Нетрудно было догадаться, куда собирался его отец. Трудно было другое - что было бы, если бы и ему пришлось пойти?

Он попытался отогнать от себя эти мысли, но всё было тщетно. Совсем недавно ему было всё равно, но сейчас ему предстало сделать выбор. Предстояло решить, что ему важнее: безопасное существование или призрачная надежда на будущее с Блисс

Если он в открытую откажется от сотрудничества с Волан-де-Мортом, на кону будет не только его жизнь. Жизнь всей его семьи, матери, даже отца. А даже если он сделает это, будет сражаться против Лорда и всех его приспешников, не будет ли слишком поздно? Он всё ещё был потенциальным Пожирателем. Он был обязан принять Метку.

И он не словом не обмолвился об этом Блисс. Ни слова о том, что она встречается с человеком, который служит обезумевшему фанатику, целью жизни которого было истребление магглов и грязнокровок.

«Милая, маленькая Блисс Бромлей. Как ты будешь смотреть на меня, когда я расскажу тебе об этом? Когда узнаешь, что мне приходилось пытать людей только потому, что так было приказано. Как ты будешь смотреть на меня после того, как узнаешь об этом».

Может быть, именно это всё и решит. То, как Блисс будет к нему относится, когда узнает. А узнает она обязательно. Малфой дал себе слово, что обязательно обо всём ей расскажет.

К девяти вечера он собрал чемодан, после чего приказал домовому эльфу приготовить чай и подать его в главной гостиной. Сегодня он планировал закончить «Фауста» Гёте, и, надо было признать, этого момента он ждал с нетерпением. Сравнение, которым наградила его Блисс, отпечаталось в его голове, и в конечном итоге он смог найти поэму в библиотеке Хогвартса. Сначала им владел исключительный интерес характера Фауста. После примешалось раздражение от сравнения с таким человеком.
А после ему было всё равно: поэма захватила его, и всё, чего Малфой хотел, это узнать, что же будет в конце. Обретет ли Фауст покой или же вечно будет гореть в аду? И что заслужил Фауст больше?

Из раздумий его вырвал ужасающий грохот, доносившийся с первого этажа.

Малфой среагировал мгновенно: схватив палочку, он выскочил из комнаты и сбежал вниз по лестнице, пытаясь определить источник шума.

- Господин Малфой, - тихий голос, донесшийся из темноты, заставил Малфоя вздрогнуть.

- Проклятье, - он схватил домового эльфа за шкирку и вынес на участок лунного света. - Я так полагаю, упавший поднос не смог бы создать такого шума. Что происходит?

- Господин, я не знаю, я не имею к этому отношения, я ни в чем не виноват! - зачастил домовик, смотря на него огромными глазами.

Малфой небрежно отшвырнул его в сторону.

- Не понимаю, - пробормотал Малфой. - Ты понял, откуда доносился шум?

- Да, господин, из лиловой гостиной, господин!

- Скройся, - резко приказал Малфой. - И не попадайся на глаза, пока тебя не позовут.

Малфой спрятал палочку за спину и подошел к закрытой двери лиловой гостиной. Во имя Мерлина, что там могло произойти? Упала нелепая кварцевая люстра, которую так обожала его мать? Это было единственным объяснением. В Малфой-мэнор невозможно было аппарировать даже у порога, а внутрь можно было попасть исключительно с помощью порт-ключей. Долгосрочные существовали всего в четырех экземплярах, а одноразовые истлевали сразу же, отслужив свой срок.

Скорее всего, любимая люстра его матери действительно свалилась. Но осторожность никогда не была лишней. Он осторожно открыл дверь лиловой гостиной, держа палочку наготове.

- Одно небольшое предупреждение, - громко сказал он. - Если здесь присутствует кто-то, то лучше ему немедленно показаться. Хотя бы потому, что через минуту по этой комнате пройдется штормовое пламя.

Ему не ответили. Он бы ушел сразу же, если бы не одна тревожная деталь: люстра по-прежнему висела на месте.

А потом за одним из кресел раздался шорох. Малфой взмахнул палочкой, зажигая свет по всему дому.

В следующий момент Малфой недоуменно посмотрел на свою палочку. Он что, случайно наложил на себя какое-то заклинание, вызывающее сильнейшее галлюцинации? Или помешательства? Или он просто помешался, и палочка тут была совершенно не при чем.

Как ещё можно было объяснить то, что в их поместье, неприступное поместье, смогла попасть Блисс Бромлей?

Блисс, волосы которой были растрепаны так, будто она попала под сильнейший ураган, а после несколько часов бежала по лесу. Последнее бы объясняло её дикие, заполошные глаза.

- Так что? - осторожно поинтересовалась видение, которое никак не могло быть настоящей Блисс Бромлей. - Мне ждать огненного шторма? Ещё одна зрелищная вещь в копилку моих воспоминаний. Кстати, интересующий меня вопрос: ты можешь сделать шторм под цвет этой гостиной?

Или могла. Малфой уже собирался подойти к ней, но Блисс быстро замотала головой.

- Ты в порядке? - вот и всё, что он смог сказать.

- Не совсем, - ответила ему Блисс из своего укрытия. - Но, думаю, я попытаюсь разобраться с этим. Но для начала, нужно кое-что сделать.

- Например, перестать прятаться за креслом? - осторожно подсказал Малфой.

- Думаю, смысл в этом есть. Но для начала... ты не мог бы принести одежду?


_____

*Entia Metaphysica (лат.) - метафизическая сущность.

В конце, один из них умрёт. Часть 1


Весь путь, занявший у Малфоя до своей комнаты и обратно, он продолжал раздумывать над тем, что увидит, когда вернется в гостиную. Всё это окажется плодом его воображения, а на полу будут лежать осколки люстры?

В этот момент он нестерпимо захотел себе врезать. Какого черта он думал о себе, как о кретине? Блисс Бромлей действительно находилась в его доме. Это он осознать смог. А вот вопрос, почему она оказалась совсем голой, стоило принять в тщательное рассмотрение.

Когда он снова вернулся в гостиную, там ничего не изменилось: по-прежнему много света, по-прежнему Блисс, выглядывающая из-за кресла.

- Держи, - сказал Малфой, протягивая ей брюки с пиджаком.

Как только Блисс взяла одежду, Малфой сразу же отошел к окну.

- Всё, - раздалось за его спиной. - Можешь повернуться.

Малфой так и сделал. Блисс стояла, обхватив себя руками, словно на ней всё ещё не было одежды, а её взгляд метался из стороны в сторону по всей гостиной.

Свет, затапливающий гостиную, не давал толком рассмотреть Блисс. Она выделялась отдельными частями - черной одеждой, белой кожей, безумными глазами - и никак не могла собраться целиком.

- Я понимаю, что в таких ситуациях надо что-то говорить, - растерянно сказала Блисс. - Но я совсем не представляю, что. Вряд ли ты поверишь в версию, где я гуляла, заблудилась, наткнулась на твой дом, а потом от радости нашей встречи сразу сорвала с себя одежду.

- Не поверю, - откликнулся Малфой. - Даже жаль. Приятная была бы версия.

Как только Блисс попыталась рассмеяться, произошло две вещи: огромные стекла лиловой гостиной вылетели из рам, превращаясь на лету в блестящую, острую крошку. К цвету Блисс прибавился красный.

Малфой подбежал к ней, и схватил за руки, пытаясь сообразить, где именно стекло её порезало. Но всё оказалось во много раз хуже: изо рта Блисс лилась кровь.

Она оттолкнула его, опускаясь на ковер, всхлипывала и трясла головой, пытаясь выкашлять едва ли не бесконечный кровавый поток.

Малфой стоял и понимал, что нужно что-то сделать, вспомнить заклинание, привести помощь, отвести Блисс куда-то, где ей могли эту помощь отказать. Но он стоял посреди комнаты, в которой разлетелись в пыль все стеклянные предметы, а девушка, которую он хотел увидеть больше всего в своей жизни, сейчас едва ли не выплевывала свои легкие. Почему это происходило? Что вообще творилось вокруг?

Он понял, что находился в каком-то трансе, когда Блисс встала и утерла рот тыльной стороной ладони.

- Прости.

- За что? - потрясенно спросил Малфой.

- Ну, я запачкала ковер в твоем доме, - сухо усмехнулась Блисс и тут же зажала себе рот. - Малфой. Ванная. Срочно.

Малфой порывался зайти в ванную Блисс, но она схватила его за шкирку так же, как совсем недавно он домовика, и вытолкнула за дверь. Когда она не вышла из ванны по истечению пяти минут, Малфой всё же открыл дверь.

Блисс сидела на полу, облокотившись на ванну. Воду в раковине она включила, но вода, стекая вниз, всё ещё не переставала быть розоватого цвета.

В более мягком освящении он, наконец, смог разглядеть её лицо. Смог - но сразу же захотел вернуть время назад.

Блисс выглядела страшно.

Её кожа была серой, и настолько прозрачной, что Малфой мог видеть синие тонкие вены у переносицы, линии шеи, даже на темных синяках под глазами. Глазами, которые горели лихорадочным, болезненным блеском.

- Всё должно было быть не так, - печально сказала Блисс.

- О чём ты говоришь? - ласково спросил Малфой, садясь рядом с ней.

- Всё это, - Блисс махнула рукой. - Наша встреча должна была произойти по-другому.

- Вот как, - серьёзно сказал Малфой, закидывая её руку себе на плечо и поднимая с пола. - Давай поищем тебе плед, ладно? А пока будем его искать, ты расскажешь, как бы произошла наша встреча.

- Ну, мы должны были встретиться на Кингс-Кроссе, сразу после окончания каникул, - начала Блисс. - В очень, очень солнечный день. Потому что я так устала от дождя. Ты можешь себе представить, как сильно я от него устала?

Малфой погладил её по голове, быстро поцеловав в висок.

- Мы почти дошли до моей комнаты. Сейчас завернем тебя во что-нибудь теплое. И? Что было бы в этот солнечный день?

- На вокзале было бы много людей, суеты и сизого дыма. А я бы стояла в своем любимом пальто, всё время поправляла перчатки и пыталась делать вид, будто бы не

высматриваю, не пытаюсь найти тебя в толпе.

- Ты очень красивая.

Блисс запнулась об одну из ступеней, и Малфой закинул обе её руки себе на шею.

- В смысле, там, на Кингс-Кроссе?

- Да, - успокаивающе сказал Малфой. - Именно там. А что было бы потом?

- Я бы очень хотела верить в то, что, увидев тебя, я просто стояла какое-то время, а потом подбежала и крепко обняла. Сказала, как сильно я скучала по тебе.

- И при этом, за всё это время, ты ни разу не упала? - задал риторический вопрос Малфой. - Думаю, это уже из области фантастики.

- В таком случае, не думай, - ответила Блисс. - Тебе вредно.

Малфой подавил смешок. В этом была какая-то ирония, но пока Блисс говорила вещи, которые должны были задеть его, он лишь испытывал облегчение.

Он сгрузил её на кровать и завернул в одеяло, отойдя на несколько шагов. И остался стоять на месте, просто смотря на неё.

- Малфой, найди и себе одеяло, - грустно улыбнулась Блисс.

- А мне оно зачем?

- Затем, что ты в шоке. Завернись в одеяло. Выпей чаю, - Блисс бросила взгляд на книгу, лежащую на подушке, и усмехнулась. - Почитай Фауста. Словом, успокойся.

- Успокоится, значит? - Малфой повысил голос.

Может быть, в чем-то Блисс была права. Шок у него действительно был, потому что сейчас он не мог понять, как мог сохранять спокойствие столь долгое время.
Что сейчас происходило? Что вообще происходило с Блисс, что именно привело к тому, что сейчас она находилась в его поместье, да ещё в таком ужасном состоянии?

- О мой бог, - потрясенно произнесла Блисс.

- В чем дело? - Малфой подбежал к ней, внимательно всматриваясь в лицо. - Тебе больно?

- Мои документы, - пропустила его слова мимо ушей Блисс.

Малфой непонимающе посмотрел на неё.

- Что именно с твоими документами?

- То, что они не со мной, - Блисс вскочила с кровати, сцепив руки в замок. - Мои документы, карточка, телефон, они остались в Испании!

- Ты была в Испании? - ухватился за информацию Малфой. - До того, как оказалась у меня?

- Да, я была в Барселоне. Оплатила номер за два дня, так что большинство моих вещей должны быть в порядке. Но моя одежда, кольцо! Где сейчас в моё кольцо? Надеюсь, оно всё ещё в том отеле, а не переместилось в Ватикан.

- Почему твоя одежда и кольцо должны были переместиться в Ватикан? - теперь Малфой не понимал совсем ничего.

И заметил кое-что ещё: Блисс появилась в его доме совсем без одежды, и её кольца тоже не было на пальце. Всё, что на ней сейчас должно быть, это брюки и пиджак.

Ничего больше.

- Что за цепочка у тебя на шее?

Блисс быстро поднесла руку к горлу, и нервозности в её движения значительно поубавилось. Она сразу же стала спокойнее, что ли. Умиротворённое.

- Это мой кулон, - она достала цепочку из под ворота пиджака.

- Ты носишь стеклянный крест? - озадаченно спросил Малфой.

- Это не крест, - покачала головой Блисс. - Руна Наутиз. Забавно: перед тем, как оказаться у тебя, в моей голове тоже промелькнуло что-то по поводу того, что Наутиз напоминает крест. Почему-то мне казалось это важным.

- Ты изменяла мне с Киллианом Марреем?

Всю жизнь Малфой с завидным упорством игнорировал выражение о «неподходящем времени». Сказать колкую фразу, когда у его отца в высшей степени отвратительное настроение? Пожалуйста. Влюбиться в разгар войны в девушку, которую назовет его монстром и сразу же сбежит, узнай, что он творил? Легко. Врезать золотому мальчику всей магической Британии? В любой удобный для него момент.

Если вспомнить ещё множество подобных случаев, то можно было бы сказать, что неподходящего времени для Малфой не существовало никогда. До сегодняшнего момента.

- Малфой, тебя продуло?

- Ты же сама говорила, что твой любовник гораздо старше тебя, - услышав тон, с которым он говорил, ему даже показалась, будто он пытается исправить ситуацию. - И что ты делаешь всё исключительно для того, чтобы с ним...

Он не успел договорить. Блисс подошла к нему и толкнула с такой силой, что ещё бы немного, и он оказался на полу.

- Вот как у нас всё получается, - Блисс толкнула его ещё раз, прямо за дверь его комнаты. - Изменяла ли я тебе с Киллианом Марреем? С Киллианом, прости его господи, Марреем?!

Блисс продолжала его толкать с каждой новой фразой, постепенно перемещая их обратно к лестнице.

- Ты хотя бы представляешь, что со мной произошло, пока мы не виделись? На одну секунду представь, что я пережила, переживаю до сих пор. Представил? Так вот, даже
если ты думаешь, будто ты мог почувствовать то же, что довелось испытать мне, то уверяю тебя - нет. Я оказываюсь в твоём доме, я не понимаю, что происходит, меня выворачивало кровью на твой ковер, мои документы, деньги, палочка и важная информация в тысячи километров от меня, сейчас ты являешься тем человеком, которым я одержима больше всего на свете, а ты спрашиваешь, изменяла ли я тебе с Киллианом Марреем?

В последний толчок Блисс вложила всю свою силу - Малфой свалился на одну из ступеней лестницы.

- Ответ на твой вопрос - нет, - тяжело дыша, ответила Блисс. - Я не изменяла тебе с Киллианом, прости его господи дважды, Марреем.

Блисс села рядом с ним, спрятав лицо в ладони.

- Почему именно Киллиан Маррей? - в её голосе слышалась всепоглощающая усталость. - Почему из всех людей мира, ты подумал именно о...

Блисс замолчала и, отведя ладони от лица, потрясенно на него посмотрела.

- Тогда, в Копенгагене. Я чувствовала, что за мной кто-то следит, но старалась не придавать этому значения. Это был ты, да, Малфой? Всё это время...

Блисс замолчала, встав со ступенек, и ухватилась за перила. Она крепко зажмурила глаза, переживая нечто, похожее на приступ. Малфой встал, аккуратно отведя её волосы от лица.

Блисс заморгала, и просто смотрела на Малфоя, не делая попыток отойти. И Малфой с какой-то обреченностью понимал, что дело вовсе не в том, что Блисс хочет быть рядом. Она просто смертельно устала.

- Ты снова вспомнила что-то? - только и смог спросить он.

- А разве может быть что-то другое? - ответила Блисс вопросом на вопрос. - Когда я последний раз жила, не вспоминая что-то, чего не в силах понять?

Блисс посмотрела вниз лестницы, но взгляд её был направлен куда дальше, и каким-то внутренним чутьем Малфой понял, что сейчас она находилась не здесь.

- Мне кажется, что вся эта кровь - мои вопросы. Вопросы, которые всё не кончаются, а только прибавляются с каждым разом, как снежная лавина. И в этой лавине есть ответ на всё, но я его не вижу. Не понимаю чего-то. Я что-то делаю неправильно, неправильно трактую, и мне нужно разобраться, где именно я ошибаюсь. Потому что... Малфой знаешь это ощущение, когда тебе кажется, что какое-то бездействие заставит остальную ситуацию быть фатальной? Моя ситуация - как раз тот случай. А я больше не вынесу фатальных исходов, - на секунду Блисс замолчала, словно собираясь с духом. - На моих руках и так достаточно крови. Может, у меня ещё есть шанс от неё отмыться.

Сказав это, Блисс сразу как-то сжалась и, схватившись за голову, посмотрела на Малфоя безумным взглядом.

- Или нет. Теперь я не уверена даже в этом.

Она скованно улыбнулась и заспешила вниз по лестнице. Малфой, чувствуя себя щенком на привязи, сразу же последовал за ней.

- Куда ты бежишь?

- Много куда, - ответила Блисс, не оборачиваясь. - Но в данный момент мне нужно найти выход из этого дома, а потом понять, как действует аппарация, и оказаться в Барселоне. Возможно, я бы повторила тот трюк, с помощью которого оказалась здесь, но я мало понимаю, что и как происходит в моей жизни. Это тоже можно включить в список.


Малфой попытался схватить её за руку, но Блисс оказалась проворнее: она словно почувствовала, и сразу же ускользнула, оказавшись на несколько шагов впереди.

Если бы он мог ей помочь всегда оказываться впереди. Если бы он только мог.

- Ты не можешь аппарировать, - сказал Малфой, пытаясь за ней поспеть. - Тебя может стать гораздо хуже, чем сейчас. Ты знаешь, что такое расщепление?

- Нет, - заорала Блисс, остановившись.

Она обернулась к нему, смотря с яростью всепоглощающей, первобытной.

- Не смей задавать мне вопросы. Особенно те, ответов на которые я не знаю.

Наверное, что-то во взгляде Малфоя заставило Блисс очнуться. Она сразу стала спокойнее. Но Малфой поймал себя на мысли, что лучше бы она продолжила кричать, толкать его и хоть как-то выражать свой гнев.

Спокойствие Блисс было присуще человеку скорее мертвому, чем живому. И выглядела она ещё более мертвой, чем когда-либо.

- Прости, - Блисс облизнула сухие, треснувшие губы, неловко пожав плечами. - Эта поездка... она многое изменила. И я знаю, что ты видишь не ту девушку, которую
недавно поймал с лестницы. Я сама хочу её вернуть. Но я не перестану искать правду. А пока её нет, прежней я точно не стану.

Малфой молчал несколько минут, но не знал, как именно сказать Блисс то, о чем он думал. Как преподнести.

- Давай я покажу тебе выход, - наконец сказал он.

- О, то есть, теперь ты меня бросаешь, да, Малфой? - глаза Блисс вспыхнули прежней злобой. - Какого черта? Я тебе запрещаю!

Блисс зажала себе рот, отвернувшись.

Малфой так и остался стоять на месте, окончательно потеряв связь с происходящим и всем нормальным в принципе. Что сейчас произошло? Блисс всегда была

темпераментной, но таких вспышек агрессии, злобы и ненависти у неё не проявлялось никогда. Не такой у неё был характер.

Что она сказала, когда он обвинил её в измене с Киллианом Марреем? Что-то настолько важное, что это могло бы объяснить её поведение.

«Сейчас ты являешься тем человеком, которым я одержима больше всего на свете».

Тогда он даже словил себя на мысли, что это такое оригинальное признание в симпатии. Каким же дураком он был. Блисс говорила на полном серьёзе.

Ему стало страшно. Нестерпимо страшно за неё, её рассудок. Что с ней происходило, пока они не виделись? Как он мог отпустить её одну?

- Малфой, - услышал он голос Блисс. - Покажи мне выход. У меня сейчас такой приступ паники начнется, что всё остальное покажется тебе детскими сказочками.

Он вывел её на улицу, быстро проходя мимо редких голых деревьев, каменных фонтанов и тусклых ночных фонарей.

Невольно он подумал о том, что если бы Блисс появилась в его доме при других обстоятельствах, то смогла бы найти красоту даже в таком месте. Смогла бы показать ему, что этот дом не так плох, как он думал всю жизнь.

А он бы смотрел на неё и думал лишь о том, что этот дом уже стал лучше, чем когда-либо прежде. Потому что она появилась в этом доме. Потому что находилась рядом с ним.

Эти мысли принесли ему обреченную ясность. Ему было всё равно, какая Блисс будет рядом с ним. Прежняя или та, что находилась рядом. Потому что это всё ещё была

Блисс Бромлей. Блисс, которая с самого начала была его одержимостью, его мечтой и проклятьем. Может быть, Малфой и вправду не понимал большинство из того, что с ней происходило. Но одну вещь он осознавал прекрасно - как бы Блисс не была им одержима, он был одержим ей так же гораздо раньше. Она была ему нужна. Он не хотел

отпускать её. Прежняя, настоящая, он не видел разницы. Она всегда будет самой доброй, солнечной девушкой на свете. Будет такой для него.

- Почему мы ушли так далеко от твоего дома? - спросила Блисс, когда они оказались на пустынном участке земли. - И... почему я его не вижу?

- В отличие от тебя, мы не живем в маггловском квартале, - пояснил Малфой. - Так куда тебе было нужно попасть? В Барселону? Куда именно?

- Отель Дукеса де Кардона, - машинально ответила Блисс. - Но зачем тебе...

Малфой сделал то, что должен был сделать ещё в начале их встречи - крепко обнял её, прижимая к себе. В следующую минуту они аппарировали.

Он не отпускал Блисс, даже когда они прибыли на место. Она не вырвалась, и первое время её руки просто безвольно висели вдоль тела.

А затем она медленно подняла руки и крепко обняла его, вцепившись в его пиджак. Блисс просто стояла, сжимая его с силой, и Малфой был полностью уверен, что глаза её были закрыты.

- Не бросай меня, - умоляюще прошептала Блисс. - Малфой, я же тебя убью, если ты внезапно скажешь, что хочешь меня оставить. Я не шучу, потому что не знаю, как контролировать это.

Малфой не понимал, о чем она просит. Не понимал, почему она вообще может полагать, что он в состоянии бросить её. Сейчас ему хотелось вернуть время вспять, и убить самого же себя за те мысли, которые появились в его голове.

«Обесценивало до абсолютного нуля».

Блисс никогда не должна узнать об этом, о тех его мыслях. Потому что за такое она бы его не простила, не смотря на всю свою одержимость.

- Ну, вот и договорились.

Блисс отскочила от него так же внезапно, как и до этого обняла.

- Малфой, да ты просто виртуоз, - она восхищенно посмотрела на главный вход в отель, рядом с которым они оказались. - Пошли. Будем надеется, что с моими вещами всё в порядке.

Малфой пошел за ней, всё ещё не поспевая как за её шагом, так и за стремительностью перепадов настроения.


До места, куда целенаправленно шла Блисс, они не дошли: стоило им оказаться рядом с рестораном отеля, как Малфой завидел стремительно приближающегося человека, который явно хотел поговорить с кем-то из них. Элементарная логика подсказывала, что явно не с ним.

Поравнявшись рядом с ними и бегло посмотрев на Малфоя, мужчина заговорил на английском:

- Мисс Бромлей, если я не ошибаюсь? - спросил он, обращаясь к Блисс. - Вселились сегодня, и оплатили номер на два дня?

- Да, - Блисс выдала ему одну из своих ярких улыбок. - Какие-то проблемы... Мигель?

Блисс прыснула, спрятавшись за волосами.

- Ничего, что я настолько неофициальна? - продолжая улыбаться, спросила она. - Вашу фамилию я вряд ли смогу выговорить, но имя... нет, серьёзно, Мигель? Родители всё ещё называют так своих детей?

- Моё имя - одно из самых распространённых на территории Испании, - смущенно пробормотал Мигель. - Что именно вас так рассмешило?

- О, я так невежлива, прошу меня простить. В вашем имени вовсе нет ничего смешного... Мигель, - ответила Блисс, кусая губы. - А вы, я так понимаю, администратор? У вас ко мне какие-то претензии?

- Мисс Бромлей, вы наш постоялец и клиент. За те деньги, которые клиенты платят за проживание в нашем отеле, у нас практически никогда не возникает к ним претензий. И да, владелец нашего отеля прославился свой фразой «за ваши деньги вы можете делать, что угодно, даже ходить голыми». И всему персоналу крайне повезло, что никто не воспринимал его слова всерьёз.

Он протянул Блисс черный пакет.

- До сегодняшнего дня, разумеется.

Блисс взяла пакет, сдержанно кивнув... Мигелю. Кажется, Малфой заразился от Блисс, но теперь и ему это имя казалось крайне нелепым.

- На ваше счастье, в тот момент, когда вы решили... освежиться, у камер наблюдения случился весьма странный сбой, и можно даже подумать, будто вы исчезли, окруженная сиянием.

Блисс внимательно на него посмотрела.

- Разумеется, этот инцидент стерт со всех носителей, можете не волноваться, - правильно истолковал её взгляд Мигель. - Но впредь, если захотите почувствовать себя менее стеснённой, делайте это в номере.

- О, уверяю вас, больше такого не повторится. Мне просто нужно было отвлечь моего парня.

- А других способов вы найти не могли?

- Нет, - уверенно ответила Блисс. - Этот был самым действенным. Понимаете, просто в этом отеле, в отдельном от меня номере, живет мой любовник. Он ровесник моего
отца, и я изменяю своему парню с ним. Или наоборот, ещё не определилась.

Малфой мысленно проклял тот час, когда решил сказать Блисс о Киллиане Маррее. Видит Мерлин, изводить она его будет ещё долго.

- Но он, к несчастью, всё равно догадался об этом, - сверкая улыбкой, продолжила Блисс. - Так что сейчас он идет его убивать. Скажите, убийства в вашем отеле тоже
входят в число дозволенных вещей?

- Только за отдельную плату, - буркнул себе под нос Мигель. - Надеюсь, мы с вами друг друга поняли, и больше таких недоразумений не повторится. Удачного вам отдыха, мисс Бромлей.

- А вам удачной работы... Мигель.

Когда Мигель отошел от них на приличное расстояние, Блисс схватила Малфоя за руку и потащила Малфоя в просторный зал с кучей проводов и техники.

- Малфой, это компьютеры, компьютеры, это...

- Хочу сказать прежде, чем ты начнешь шутить: я знаю, что такое компьютеры.

Блисс пораженно на него посмотрела.

- А как ими пользоваться, тоже знаешь?

- Это уже отдельный разговор, - признался Малфой. - Блисс, зачем мы здесь?

Блисс подняла одну из клавиатур и, вздохнув с явным облегчением, достала какой-то листок и помахала им над головой.

- Повезло, что я догадалась спрятать это. Одно дело мое исчезновение, странность которого действительно можно сбросить на «сбой» камер. Но это бы их удивило.

Малфой машинально взял фотографию из рук Блисс. Обычная фотография, что в ней такого? Ах, да, если он правильно помнит, у магглов ещё не было приспособлений для проявки таких фотографий.

Он какое-то время смотрел на фотографию, не в силах отогнать странное ощущение. Что-то в ней казалось ему подозрительным, но вот что именно? Может, стоило спросить Блисс? Малфой отмел эту идею сразу же, как только она появилась. Нет. Не время было задавать вопросы, на которых не было ответов. Если он поймет что-либо - то обязательно скажет. Пока что - оставалось только ждать.

- Думаю, здесь мы разобрались, - вырвала его из тревожных мыслей Блисс. - Можем идти.

- Куда теперь?

- Малфой, куда пойдешь ты - я не знаю, - честно ответила Блисс. - Но лично я иду в свой номер, закидываю в ванну все масла, соли и пены, которые увижу, а потом постараюсь отключиться на несколько часов и не утонуть в процессе.

- Значит, я поступлю точно так же.

Блисс выразительно подняла брови.

- Пойду с тобой в номер, вот что я имею в виду, - сразу же сказал Малфой. - Прослежу, чтобы ты не утопилась, в конце концов.

- Какая поразительная забота. Ладно, пойдем, проведу тебя к лифту. Ты же знаешь, что такое лифт?

Малфой подавил порыв заскрежетать зубами. Блисс была лучшим, что случалось с ним в жизни, сейчас он не мог думать иначе. Но зря он рассчитывал, что когда между ними воцариться ясность, она больше не будет его раздражать.

Раздражала - дай боже. И пусть. Всё, что угодно, лишь бы не убегала от него.

Зайдя в номер, Блисс сразу же бросила пакет на кровать, и подбежала к своему портфелю. Пока Блисс искала что-то, Малфой неспешно прошелся по номеру, осматриваясь.

Он прекрасно понимал, что это место - одно из тех, к которым Блисс испытывала особую привязанность. Много простора и света, белоснежные тона на каждой поверхности, тяжелые черные шторы, темные полы, огромное сплошное окно, занимающее всю стену и открывающее вид на панораму Барселоны. Современный отель, современные номера, современная техника, с которой Блисс обращалась на «ты».

За время, проведенное с ней, он понял одну вещь - Блисс любила историю. Любила вековые замки, загадочные дома, старинный антиквариат и картины.

Но она не могла, не хотела находиться долго рядом с такими вещами. Если бы Малфой спросил у неё, нравится ли ей в Хогвартсе, она, без сомнения, ответила бы утвердительно. Но вряд ли Блисс знала то, о чем догадывался он сам - дело было вовсе не в средневековом замке, большинство учеников которого так им восхищались.

Дело было в людях. Блисс привязывалась к людям, которые её окружали, которые были добры к ней. Она всегда относилась к людям так же, как и они к ней. А не так, как они того заслуживали.

Почему-то это казалось Малфою очень важным.

- Только этого не хватало, - расстроенно сказала Блисс, смотря на телефон.

- В чем дело? - нахмурился Малфой.

- Пятнадцать пропущенных от Кормака, - она досадно вздохнула, поднося телефон к уху. - Надеюсь, ничего серьёзного... Да? Да, со мной всё в порядке, просто оставила телефон в номере.

Малфой только покачал головой, и Блисс сразу же отвернулась, отойдя к окну. Хотя, какая ему разница? Пусть МакЛагген думает что угодно. Это были не его заботы.

А ему она врать больше не сможет. Он скорее провалится в ад, чем сможет её отпустить.

- Стой, стой, немного медленнее, - успокаивающе заговорила Блисс. - Хорошо, это я поняла. Что? Ты шутишь? О мой бог, скажи мне, что ты шутишь!

Блисс нервно заходила из стороны в сторону, прижимая телефон к уху. А потом посмотрела на Малфоя, и как-то странно улыбнулась. Пугающе.

- Ладно, я поняла, ты не шутишь. Остальное я поняла тоже. Не волнуйся, завтра в десять я буду в поместье Кэтрин. Что значит, как я могу? Порт-ключом я могу. Да, я понимаю это. Нет, можешь не волноваться, родители меня не убьют. Ну ладно, потенциально - не убьют. Есть у меня один план. Узнаешь при встрече. Хорошо, до завтра.

Не волнуйся, всё будет хорошо.

Блисс отключилась и бросила телефон на кровать.

- Позволь угадать - твои родители будут присутствовать на приеме, который устраивает семья Маррей?

- А ты откуда об этом знаешь? - удивленно посмотрела на него Блисс.

- Оттуда же, откуда семья Кормака, моя семья, и все семьи, присутствующее на твоем приеме. Возможно, их будет даже больше.

- Хочешь сказать, что это будет своего рода повторения нашего лета?

- Именно так.

Блисс села на кровать, напряженно уставившись на свои руки.

- А вот это уже проблемы. Твой отец будет на приеме?

- Ты правильно уловила суть.

- Значит, план придется преобразовывать, - Блисс встала, снова заходив по комнате из стороны в сторону. - Скажи, в последнее время, как часто вы виделись с отцом?

- Гораздо реже, чем я мог предположить. У меня хорошо получалось скрываться от него.

- То есть, предположительно, ты мог быть вне дома, и при этом он не знал, где ты находишься?

Малфой немного подумал, припоминая всё, произошедшее на каникулах.

- Предположительно, я мог быть даже дома, но отец вполне мог об этом не знать. Но зачем тебе это, Блисс? Что ты задумала?

- Узнаешь на месте, - туманно ответила она, и, достав карточку из портфеля, протянула её Малфою. - Сделаешь одолжение?

«Я сделаю всё, о чем ты попросишь».

Малфой сразу же задушил эти мысли. Нет, всё же он не настолько освободился и упустил гордость, чтобы говорить такое вслух.

- Что именно нужно сделать?

- Спустись в холл отеля и зайди в какой-нибудь магазин одежды. Мне нужна белая блузка, черные брюки, ботинки и... вряд ли ты поймешь, если я попрошу мотоцикл, да?

- Это какая-то отсылка? - озадачено спросил Малфой.

Блисс засмеялась, подняв голову.

- Кажется, наше общение идет тебе на пользу. Да, это отсылка, как-нибудь ознакомлю тебя с первоисточником.

- Обувь тебе нужна на каблуках, я правильно понимаю? - не удержался Малфой.

Блисс посмотрела на него с искренним возмущением.

- Малфой, мой рост пять футов и три дюйма! Не такая я и низкая, в конце концов.

- Два дюйма, - с мстительным наслаждением парировал Малфой.

На миг ему показалось, что Блисс сейчас его ударит. Тогда он мог бы пошутить, что точно видел, как она пытается прыгнуть для этого.

Но Блисс сладко улыбнулась и сказала:

- А вот Киллиан никогда не говорит о моем росте. Как хорошо, что завтра я снова его увижу, такого заботливого и понимающего человека, который не хочет меня расстраивать.

- Бромлей, чтоб тебя! - взорвался Малфой, а потом удивленно на неё посмотрел. - Ты точно знаешь, что Маррей там будет?

- Если честно, без понятия, - призналась Блисс.

Малфой только покачал головой. Эта девчонка станет его погибелью.

- Я скоро вернусь, - наконец сказал Малфой. - Значит, обувь покупать на плоской подошве?

После непродолжительного мучительного размышления, Блисс что-то пробормотала.

- Что? Прости, я тебя не услышал, - широко улыбнувшись, сказал Малфой. - До меня не всегда звук доходит.

- Каблук, - прищурив глаза и повысив голос, сказала Блисс. - Код карты написан прямо на ней. Вторая карта - ключ от номера. Если не поймешь, как ими пользоваться, тебе объяснят. А теперь выметывайся, Малфой!

- Кажется, я начинаю что-то слышать, - оповестил её Малфой, но продолжить не смог: его бесцеремонно вышвырнули за дверь.

Всё время, что Малфоя не было в номере, он не мог перестать улыбаться.

Когда он вернулся в номер, Блисс не было в комнате. На секунду он даже подумал, что она сбежала, и внутренности скрутило узлом. Через секунду он услышал плеск воды, доносящийся из ванны.

Он положил новую одежду на кровать и сел рядом, пытаясь придумать, чем себя занять. Всё, что угодно, лишь бы не думать о том, что Блисс находится рядом, в паре шагов от него.

Ей нужно было побыть одной. Расставить всё на свои места. Подумать. Его присутствие сейчас было ей не нужно.

Малфой достал фотографию и снова на неё посмотрел, пытаясь отвлечься. Может, если он поймет, что именно не дает ему покоя, это как-то поможет Блисс.

Бесцельное разглядывание фотографии не принесло плодов. Как бы то ни было, но ему это покоя точно не приносило. Малфой встал и подошел к двери ванной, а после секундной заминки постучал.
Как оказалось, дверь не была закрыта полностью. От легкого нажатия она сразу же открылась.

Несколько минут Малфой Блисс смотрели друг на друга. Он чувствовал себя дураком и не знал, куда себя деть, а она просто сидела под слоями белой пены, обняв колени.

- Малфой, ты так и будешь там стоять? - спросила его Блисс. - Или уходи, или закрой за собой дверь. Нервируешь.

- А как же концерт благородной леди?

- Ты мне спеть предлагаешь? - не поняла Блисс.

Малфой усмехнулся, покачав головой.

- Ну, если под пением ты подразумеваешь «как ты мог войти, как это неприлично, у тебя совсем нет чести» то, думаю, именно об этом я и думал.

Блисс смотрела на него с незамутненным интересом человека, который предается размышлениям, кто же перед ним стоит: индивидуум с помутнением рассудка или просто кретин.

- Малфой, ты головой ударился? Чего ты там не видел? - подтвердила его теорию Блисс. - Я сейчас прикрыта больше, чем в нашу первую встречу. И закрой эту дверь, наконец, мне становится холодно.

Малфой переступил порог ванной и закрыл за собой дверь.

- Думаю, тебя стоит проинформировать: я ничего не видел. Потому что отвернулся, как подобает джентльмену.

Блисс демонстративно закатила глаза, а после серьёзно на него посмотрела. Малфой бы хотел, чтобы и на эту фразу она ответила своей обычной шуткой, иронией, чем угодно. Но, кажется, от шуток Блисс устала так же, как от всего этого вечера в целом.

Малфой стоял на месте ещё какое-то время, Блисс продолжала молчать. В конце концов, он сел на холодный пол, облокотившись на ванну. И снова посмотрел на
фотографию, которую не выпускал из рук.

Да что же происходит? Что за странное чувство, когда он смотрит на этих двоих? Он их знает? Он их где-то видел?

От размышлений его отвлекло странно дуновение в районе шеи: потом он понял, что это была Блисс. Она невесомо касалась его волос.

- Знаешь, Малфой, скажу тебе то, о чем ты, возможно, уже догадывался - я совсем не леди. Могу даже привести один пример, который появился в моей голове после нашего разговора: если бы сейчас сюда зашел человек и сказал, что даст мне ответы на все вопросы, на всё мое прошлое, а взамен я буду должна раздеться посреди гостиной Слизерина - знаешь, чтобы я сделала?

- Подождала, пока я прикончу всех в гостиной Слизерина, а потом бы разделась? - предположил Малфой.

- Нет. Я бы разделась в Большом зале, во время обеда. Чтобы наверняка.

- То есть, у меня будет возможность прикончить Поттера? Мисс Бромлей, да вы - всё, о чем я мог только мечтать, находясь в отношениях.

Рука Блисс напряженно замерла.

- Малфой, ответь вопрос: что было, если бы мы встретились не сегодня, а только на Кингс-Кроссе? Ты бы думал, что я в отношениях с Киллианом, прости его господи, Марреем.

- Трижды, - машинально закончил Малфой. - Да. Думаю, именно так я бы думал.

- И как бы ты поступил?

Малфой не собирался отвечать на этот вопрос, хотя ясный ответ у него был. Но это бы означало расстроить Блисс, а судьба, провидение, или что там может быть ещё, дали ему реальный шанс не делать этого.

А он, Малфой, никогда не упускал шансы удачные.

- Хорошо, - наконец сказала Блисс. - Тогда ещё один вопрос. Как думаешь, какой была моя жизнь до Англии, Хогвартса? До тебя?

- К чему ты клонишь? - медленно спросил Малфой. От этого разговора он испытывал неприятное чувство.

- К тому, что я никогда не была девушкой, запертой в башне, - ласково ответила Блисс. - Я не была помолвлена с детства, строгость моих родителей всегда была адекватной, меня не принуждали к тому, чего я видеть в жизни не хотела, а навязанные обществом голубой крови правила, которые так ревностно оберегают твоя и большинство других семей, легко разрушаются, и я знала, как это делать. И я, конечно же, их разрушала.

Он знал, о чем говорила Блисс, как и знал описанную ею модель поведения. Девушка в запертой башне. Такие, как Абель, Астория, Дафна, даже Пэнси - все они были ими. Не перечили семьям, всегда вели, выглядели, даже говорили так, как того требовалось от людей их общества. За его рамки мало кто выходил, а те, кто делал это - имели дело с последствиями.

Только вот Блисс такие вещи волновали мало, и Малфой знал это прекрасно. Даже до всех этих событий ей было всё равно.

Так насколько её «всё равно» отразилось на её прошлом? А что вообще он о её прошлом знает?

Блисс Бромлей, училась в маггловских школах, перевелась в Хогвартс из Шармбатона на последнем курсе, потому что бизнесу её родителей это пошло бы на пользу.

- Так какова была твоя жизнь? - услышал свой голос Малфой. - До меня. До всего.

- Ты действительно хочешь узнать это?

И на один миг, мгновение, ему захотелось ответить отрицательно. Чтобы Блисс продолжала быть той, кем знал её только он. Девушкой, упавшей с лестницы, девушкой в
солнечном свете, девушкой вне правил его мира. Девушкой, в жизни которой он был первой любовью.

Ложь - как панацея от боли. В этом с Блисс они были похожи - такое в жизни им было не нужно.

- Я хочу знать всё о тебе. Я хочу знать правду.

Малфой услышал сухой, надломленный смешок.

- Хорошо. Давай я расскажу тебе одну сказку. Сказку о пятнадцатилетней девушке, которая жила достаточно обыденной жизнью, разумеется, насколько могла девушка, которая была волшебницей. Эта девушка училась в разных школах, путешествовала с родителями, и жила в нескольких странах, но совсем недолгое время. Основным местом её жительства был маленький городок во Франции, в которым интересного было - лишь фонтан в форме гриба. И, как и в большинстве сказок, девушка влюбилась. И этот человек был её первой любовью.

- И как же звали этого человека? - Малфой так надеялся, что задал этот вопрос спокойным, отстранённым тоном.

На памяти Малфоя это был первый раз, когда Блисс молчала так долго.

- Его звали Кайл. Кайл Пэрриш. Он родился в Америке, но в возрасте десяти лет его отец скончался, и его мать решила вернуться на родину, в один из городов Франции под названием Страсбург. В шестнадцать лет Кайл Пэрриш поступил в Парижскую полицейскую академию, а всего через три года он смог получить место помощника шерифа. В том самом маленьком городке, где жила пятнадцатилетняя девушка.

- Никогда не любил сказки, которые настолько сильно приближены к реальности, - ответил Малфой, сжимая руки в кулаки.

- О, тут ты ошибаешься. Это сказка мало приближена к реальности, ведь там есть магия, очень много магии. И золотых псов. Но, не смотря на это, концовка сказки всё равно окажется плохой.

- А нельзя её изменить? Подправить детали? - Малфой не представлял, о чем просит. О том, чтобы Блисс перестала говорить? О том, чтобы не мучила ни его, ни себя?

- Не думаю. Ведь это самая важная составляющая сказки. В конце один из главных героев умирает. И, как ты можешь догадываться, это вовсе не девушка.


В конце, один из них умрёт. Часть 2


В Салон-де-Провансе преступления такой же нонсенс, как опоздания к завтраку или плохо уложенные волосы. Это была частая фраза Розалинды Бромлей и вместе с тем одно из решений, почему они поселились в таком небольшом городке.

Филиппу было всё равно, где жить, потому что слово «жизнь» означало для него постоянные разъезды, в каком бы месте ни был настоящий дом, а Блисс жила в этом городе с самого его рождения, попутно учась в Шармбатоне и закрытых маггловских пансионатах. Короче, на место своего жительства ей было всё равно, как и на большинство вещей в своей жизни. Плыви по течению и будь в том настроении, которое тебя устраивает - вот и всё, что на тот момент Блисс Бромлей хотела от жизни. И это у неё было.

Но, разумеется, в жизни случалось всё. Опоздания к завтраку, прически, сделанные без должной аккуратности и, конечно же, преступления. Даже в Салон-де-Провансе.

Одно из них случилось на следующий день после пятнадцатилетия Блисс. К несчастью, вор, решивший поживиться, решил сделать это именно в их доме.

Не смотря на то, что Салон-де-Прованс считался одним из самых безопасных городов Франции, Филиппа это не остановило оснастить дом последней моделью сигнализации, и при этом наложить с десяток охранных заклинаний на некоторые отдельные комнаты дома.

- Филипп, у тебя паранойя! - возмущенно сказала Розалинда, когда увидела в его кабинете пять человек из охранной компании. - Мы живем в самом безопасном городе страны! А даже если и нет, у нас всегда есть Уилл и его джиуцу.

- Джиу-джитсу, - рассеяно поправил её Филипп, заполняя необходимые бумаги и одновременно вникая в систему безопасности новой сигнализации. - Даже если это и паранойя, дорогая, то она здоровая. А здоровая паранойя не раз выпутывала меня из сложных ситуаций и даже спасала жизнь. В любом случае, хуже от этого не станет никому.

Филипп отвел глаза от бумаг и посмотрел на одного из рабочих, который проводил провода для системы управления.

- Можете мне объяснить, почему вы ставите систему на уровне с моим ростом?

- Это обычная расположенность для системы безопасности, - растерянно ответил ему рабочий.

- Ну так поменяйте эту систему! - воскликнул Филипп. - Я часто нахожусь в разъездах, наш охранник предпочитает жить вне дома, и как вы думаете, в случае опасности, кто именно будет поднимать тревогу? Моя жена? Поверьте, пока она придет в себя и осознает то, что даже в этом городе случаются преступления, моя дочь сумеет со всем разобраться быстрее, чем её мать сдвинется с места. Но для этого ей понадобится система безопасности, если я не ошибаюсь? Я же не ошибаюсь?

Филипп в упор посмотрел на представителя компании, ясно давая понять, что обращаются именно к нему.

- Вы всё правильно поняли, мистер Бромлей, - быстро сказал представитель.

- Ну так расположите вашу систему на таком уровне, чтобы в случае опасности моей дочери не пришлось искать табуретку.

- Папа, я очень надеюсь, что ты осознаешь, насколько страшной будет моя месть, - сладко пропела Блисс из кресла, где корпела над одним из рефератов. - Мама мне поможет мне в этом.

- Помогу, - мрачно заявила Розалинда.

- Уилл мне поможет тоже.

- В чем я должен помочь вам, мисс Бромлей? - сразу же спросил зашедший в кабинет Уилл.

- Ты в курсе, что папа считает, будто ты владеешь джиу-джитсу?

- Сэр, - возмущению в голосе Уилла не было предела. - Я преданно служу вашей семье столько, сколько себя помню. И техника боя, которой я владею, называется ниндзюцу. Я столько раз говорил вам об этом!

- Уилл, умоляю! Ты даже не китаец! Вот, вы! - Филипп снова обратился к управляющему. - Вы - китаец. Скажите, вы сами разбираетесь во всех этих ваших названиях?

- Вообще-то я - кореец, - невозмутимо заявил управляющий. - И техники, о которых сейчас говорили эти люди, происходят из Японии.

- Следующую неделю своей жизни ты запомнишь надолго, папа, - подвела итог Блисс, ставя точку в своем реферате и одновременно разговоре.

Филипп душераздирающе вздохнул.

Через месяц после этого события у Блисс был день рождения. Торт, пятнадцать свечек, родные ей люди и тихое, семейное торжество. Блисс чувствовала себя самой счастливой на свете.

В следующую ночь она проснулась от странного шума. Блисс было подумала, что одна из веток деревьев стучит в закрытое окно, и снова закрыла глаза, как шум повторился.

Блисс встала с кровати и подошла к окну. Ветра не было.

Она мысленно пробежалась по всем комнатам в своем доме - если она не ошибалась, то звук мог доноситься лишь из одного места: кабинета её отца, который находился точно под её комнатой. Блисс с удивлением посмотрела на часы. Отец решил заняться делами в четыре часа утра? Да, он мог засидеться до этого времени, но сегодня он лег спать в десять часов, и выглядел очень измотанным.

Когда шум повторился вновь, Блисс решила спуститься и проверить, всё ли в порядке с её отцом.

Подходя к его кабинету, она всё больше переставала понимать, что происходит: шум был слишком сильным, складывалось чувство, будто в кабинете передвигают мебель. Зачем бы её отцу понадобилось это?

Блисс немного приоткрыла дверь, заглядывая внутрь.

Увиденное её шокировало: какой-то человек в лыжной маске отодвигал громоздкие книжные полки, свалил на пол все картины, а теперь пытался вытянуть из стены сейф его отца, в котором даже денег не было: только слабые артефакты и наработки его зелий.

Последнее Блисс испугало: своими рецептами зелий отец сильно дорожил. Особенно теми, которые стоило доработать.

Осмотревшись по сторонам, Блисс схватила небольшую увесистую статуэтку.

- Птичка, что ты делаешь? - из темного коридора показался заспанный Филипп Бромлей.

- Я - ничего. А вот человек в твоем кабинете пытается обокрасть нас, - прошептала Блисс.

- В нашем доме находится вор? - растерянно спросил Филипп.

- Да. И сейчас он пытается вытащить из дома твой сейф с артефактами и зельями.

Даже в темноте коридора было видно, как лицо Филиппа исказил ужас.

- Мои зелья?! - возмущенно прошептал он, выхватывая палочку.

- Подожди, - быстро сказала Блисс. - Нужно по сигналу.

- По какому? - не понял Филипп.

- Что вы умудрились устроить посреди ночи? - послышался с лестничных пролетов крик Розалинды.

- Вот по этому, - переглянувшись, одновременно сказали Филипп и Блисс, открывая дверь.

Всё произошло в считанные секунды: Блисс бросила статуэтку в голову вора, одновременно нажимая на кнопку сигнализации, а Филипп сразу же произнес заклинание паралича.

- Круто, - восхищенно сказала Блисс.

- Согласен, - в тон ей отозвался Филипп. - Чувствую себя Джеймсом Бондом.

- Я сделала больше действий, чем ты, - сразу же возразила Блисс. - Значит, это я Джеймс Бонд.

- Да что здесь происходит?

Из темноты коридора к ним приближалась порядком раздраженная Розалинда.

- Четыре часа ночи, - злобно сверкая глазами, говорила Розалинда. - Блисс к семи утра должна аппарировать в школу. А вы тут решили поиграться? И с чем, позвольте полюбопытствовать? С телом?

Розалинда на миг замолчала, с безграничным удивлением смотря на обездвиженного человека.

- Дорогой, почему в твоем кабинете находится тело? Оно мертвое? Что опять натворила наша дочь?

Прилив возмущения не дал Блисс даже попыток для ответа.

- Роза, милая, пошли посидим на кухне, - Филипп осторожно взял свою жену за руки, выводя её из кабинета. - Я заварю чай, мы дождемся полицейских, а потом пойдем спать. Блисс, если хочешь, школу можешь пропустить.

Блисс грустно вздохнула. Последний её год был настоящим адом и своё четырнадцатилетие она провела, как застрявший в колесе хомячок.

Первые полгода она училась в закрытом пансионе Лиги Плюща, потом - в пансионе мадам Фавро. Эмеральда Фавро являлась директором пансиона, и при этом волшебницей. Она любезно позволила ей проживать дома, поэтому каждое утро Уилл вместе с Блисс аппарировал на место занятий. При этом, домашнее задание из Шармбатона исправно присылалось ей раз в неделю, и, разумеется, невыполнение грозилось лишением привилегий, а значит, отчислением.

И это, увы, значило лишь одно - даже вор, лишивший её законного сна, не является важной причиной для того, чтобы пропускать уроки.

Перед приходом полиции Блисс вернулась в комнату и быстро влезла в брюки и свитер. К тому моменту, когда она заканчивала собирать свой портфель, в дверь позвонили. Потом ещё раз.

Чертыхнувшись, Блисс оставила попытки застегнуть заевшую молнию и вышла из комнаты.

К тому моменту, когда она оказалась на пороге лестницы, полицейского уже впустили. Блисс увидела его только на третьей ступеньке, а когда сумела разглядеть его лицо - неловко споткнулась и полетела вниз.

Головой она не ударилась, но тот момент, когда полицейский подошел к ней, пропустила.

- Вы в порядке? - обеспокоенно спросил полицейский, подавая ей руку.

Блисс ухватилась за неё, и была буквально притянута к его телу.

- Да. Просто... ваши глаза. Они напоминают спелый крыжовник. У вас очень красивые глаза.

Полицейский продолжал прижимать руку Блисс к своей груди, но услышав её слова, сразу отпустил её и немного отвернул голову. Сердце Блисс забилось как пойманная в силки птица.
Никогда она не думала о том, что смутившийся человек будет вызывать в ней такие чувства.

- Кажется, вы всё же ударились головой, - неловко ответил он, всё ещё не зная, куда себя деть.

Следующие полчаса происходили вещи, в суть которых Блисс не вникала: были наручники, разговоры с её родителями, заполнение каких-то бумаг, а после прощание у дверей. На этом моменте Блисс будто очнулась.

- Спасибо за вашу помощь, шериф, - сразу же сказала Блисс, выскакивая вперед родителей. - Нам точно не нужно пройти в участок? Может, вы хотите надеть наручники на кого-то из нас?

Сказала - и тут же захотела побиться головой о стену.

- О, нет, не стоит беспокоиться, - заверил ей парень. - Ваш отец зайдет к нам вечером, а всё остальное будет на нашем попечительстве. Вы точно в порядке? Никогда не видел, чтобы кто-то так эпично летел с лестницы.

Блисс тут же ухватилась за эти слова.

- О, так вам понравилось? Знаете, я могла бы повторить. Только в этот раз вы меня поймаете. Как вам такая идея?

За её спиной послышался скрежет зубов. Кажется, Филипп Бромлей сильно не хотел, чтобы его любимая дочь снова совершила такой подвиг. Ну, именно так Блисс решила это трактовать.

- Филипп, у нашей дочери шок. Её нужно немедленно отвести в больницу, - обеспокоенно сказала Розалинда.

Всё же, когда дело доходило до её дочери и понимания её поведения, Розалинда могла стать наивной, как дитя.

- Мама, я думаю, ты права, - продолжая смотреть в глаза парня, ответила Блисс. - У меня шок. Так что сегодня я пропущу занятия.

Парень усмехнулся, и в его глазах заплясали искры. Его глаза горели огнем.

- Думаю, мне уже пора идти.

- Думаю, это отличная идея, - процедил Филипп сквозь зубы.

- Кстати, меня зовут Блисс, - пропустив мимо ушей все слова, сказала она. - А вы у нас кто, шериф?

- Я не шериф. Всего лишь помощник.

В тот момент, на одну ужасную секунду, Блисс допустила мысль, что он просто развернется и уйдет.

- Меня зовут Кайл Пэрриш, - ответил он. - И я очень рад познакомиться с вами.

- Вы имели в виду, со всей нашей семьей, правда же? - мрачно проворчал себе под нос Филипп.

Пэрриш ничего не ответил. Он только тепло улыбнулся Блисс, прежде, чем уйти.

А на следующий день, как только открылась кондитерская, Блисс выбежала из дома, предварительно крепко обняв отца и поцеловав мать. Кажется, отец что-то сказал по поводу её поведения. Что-то про то, что без трупов не обойдется.

Но она снова сделала вид, будто ничего не слышит.

К десяти утра Блисс была в полицейском управлении, держа в руках кофе и пончики. Кайл Пэрриш сидел в кабинете, который находился в конце смехотворно-маленького коридора - Блисс заметила Пэрриша лишь потому, что дверь была приоткрыта.

Он сидел, слегка откинувшись на стуле, и закинув руки за голову. Солнце, пробивающее сквозь жалюзи, подсвечивало его русые волосы, и в какой-то момент Блисс показалось, будто они сияют золотом, золотом венецианским, как было написано в одной из её прочитанных книг.

А потом Пэрриш повернул голову и Блисс снова увидела его глаза. В дневном свете они выглядели ещё светлее, ещё пронзительнее. Если бы крыжовник был драгоценным камнем, то за глаза Пэрриша объявили бы награду.

Блисс подумала, что если бы Пэрриш умел читать мысли, то убежал бы в тот же момент.

- Мадмуазель Бромлей!

Пэрриш вскочил с кресла, но сразу же опустился под стол. Блисс даже подумала, что таким своеобразным образом он пытается спрятаться от неё, а потом до неё дошло: он просто не смог сохранить равновесие и упал.

Блисс зажала себе рот, силясь не улыбаться, не смеяться счастливо. Почему-то это казалось таким знакомым, а оттого приносило умиротворение и спокойствие.

Странные у неё были мысли.

- Прошу меня простить за неловкость, - смущенно улыбнулся Пэрриш, подходя к ней.

- О, всё отлично! - радостно воскликнула Блисс. - Теперь вы чувствуете себя идиотом, и я действительно рада этому.

Пэрриш смотрел на неё, ошарашенно хлопав глазами.

- Я к тому, что теперь мы квиты, - попыталась исправить положение Блисс, проклиная свой язык. - Вы упали, я упала. Отличная парочка бы вышла!

Блисс с грустью подумала о том, что ей не мешало бы укоротить что-то в своей голове. А именно чрезмерную болтливость, неловкость и хронический тупизм. Последнее - определенно.

- Да, - неожиданно тепло рассмеялся Пэрриш. - Отличная.

Блисс чувствовала многое. Как красные пятна заливают скулы и шею, как ей хочется сбежать и одновременно стоять здесь вечность, чувствовала, что не должна, не хочет себя так вести.

В конце концов, Кайл Пэрриш был просто обычным парнем. И у многих, кого Блисс видела в своей жизни, были такие же медовые волосы. И теплая улыбка, ассоциирующаяся с уютным свитером и горячим какао. И зеленые, прозрачные, горящие глаза. Прекрасные глаза.

- Чуть не забыла: я принесла вам пончики, - быстро сказала Блисс.

Как будто она могла забыть о коробке, которая всё время была у неё в руках.

Пэрриш выглядел удивленным.

- Почему пончики?

- Ну, во всех фильмах все полицейские постоянно пьют кофе и едят пончики.

Какое-то время Пэрриш смотрел на Блисс внимательным взглядом, а она снова чувствовала себя глупо. Зачем она принесла эти пончики? А после он сказал то, что заставило сердце Блисс сделать очередной кульбит. Она даже задалась риторическим вопросом, как он не стал фатальным.

- Крутые полицейские так себя не ведут.

- Именно поэтому я принесла вам пончики!

- Вы нарываетесь, мадмуазель!

- Надеюсь, не на ваш пистолет?

Пэрриш откинул голову назад и рассмеялся. Пока Блисс смотрела на него, то отстранённо размышляла о том, что лучше бы никогда его не встречала. Умереть от сердечного приступа в пятнадцать - не то, о чем она мечтала всю свою жизнь.

- Ох, Блисс, твои шуточки станут моей погибелью.

- Что у вас происходит?

Пэрриш и Блисс одновременно вздрогнули, посмотрев на стоявшего рядом Мохиндера. Блисс даже не заметила, как он оказался рядом с ними.

- Мадмуазель Бромлей любезно принесла нам пончики, - ответил Пэрриш, подняв коробку.

- Да, как благодарность за наше... спасение, - улыбнулась Мохиндеру Блисс. - Кто знает, чтобы случилось с нами, если бы не Пэрриш.

- Полагаю, вас посадили бы за убийство, - вежливо предположил Мохиндер. - У вора повреждений больше, чем у всей вашей семьи. Пришлось везти его в больницу.

- Вот как! Что же, это ужасно, - потупила взгляд Блисс. - Передавайте ему мои искренние соболезнования.

- Всенепременно, - кивнул Мохиндер. - Думаю, тебе тоже лучше вернуться домой. Ты, должно быть, пережила сильный стресс, раз пропустила сегодня школу.

В этот момент больше всего на свете Блисс хотела сделать две вещи: открутить Мохиндеру голову. Медленно. И, пожалуй, стереть грустное выражение лица Пэрриша. Не только грустное. Шокированное. Непонимающее. Обиженное.

- Извините, я должен вернуться к работе, - отстраненно сказал Пэрриш. - Ещё раз спасибо за пончики, мадмуазель Бромлей.

- Насколько я помню, мы уже перешли к именам!

Эти слова уже доносились Пэрришу в спину: после этого он вошел в кабинет и сразу закрыл дверь.

- Мохиндер.

- Да, Блисс?

- Умри, пожалуйста.

Блисс вернулась к полицейскому участку почти под ночь: к тому моменту почти все уже разошлись, и ей не составило никакого труда увязаться вслед за Пэрришем.
Ей повезло: он шел домой в одиночестве.

- Эй, какая неожиданная встреча! - Блисс выскочила перед ним, улыбнувшись.

Минуту Пэрриш просто смотрел на неё и не говорил. Интересно, почему? Интересно, а ему нравилась её улыбка? Интересно, почему она ведет себя, как полная дура?

Все вопросы, представляющиеся ей интересными, пока что были без ответа.

- Пятнадцать! - заговорил Пэрриш расстроенным голосом. - Не могу поверить, тебе пятнадцать. Пятнадцать лет, Блисс!

Блисс несколько раз, с большим удовольствием, мысленно прокляла Мохиндера.

- Может, ты повторишь это ещё раз? - подняв бровь, ответила Блисс. - Кажется, я страдаю слабоумием, и поэтому всё ещё не могу понять, сколько мне исполнилось.

Пэрриш открыл рот, но Блисс не дала ему вставить и слова:

- А сколько тебе лет?

Пэрриш снова замолчал на некоторое время.

- Девятнадцать.

Блисс задумчиво кивнула.

- Вот как. Извини, ты не мог бы выйти на свет?

- Что? Зачем...

- Ну же, не бойся. Выйди поближе к луне.

Лунный свет в эту ночь был особенно ярок: никаких облаков или тумана. Только огромное, черное небо, мириады холодных звезд на небе и полная, какая-то выбеленная луна.

- Вот так, - Блисс снова улыбнулась. И взяла его лицо в свои ладони. - О. Да, теперь я вижу.

- Что именно? - шепотом спросил Пэрриш.

- Вселенскую мудрость и усталость от этого мира.

Блисс отошла от Пэрриша прежде, чем он успел понять, что происходит.

- Что же, - легкомысленно сказала Блисс, смотря ему в глаза. - Желаю тебе приятного вечера. И если сегодня у тебя заболят суставы, то помни - это к плохой походе.

На следующий день Блисс снова заявилась в полицейский участок.

- Эй, помощник, - весело сказала она. - Мне кажется, сегодня лучший день в твоей жизни.

- Это потому, что ты опять принесла пончики? - подняв бровь, спросил Пэрриш.

- Нет, это потому, что ты приглашаешь меня на свидание. А я соглашаюсь.

- Твою мать, кто ты?

Блисс обернулась, посмотрев на говорившего с ней мужчину.

- Девушка, в которую ваш помощник влюбился с первого взгляда.

- Я вовсе не... - попытался запротестовать Пэрриш, но тут же был перебит.

- А кто вы? И, прошу вас, оставьте свои нездоровые фантазии по поводу моей матери при себе. Мою мать, как бы выразиться покорректнее, только мой отец. Если вы понимаете, о чем я.

На несколько минут в отделении воцарилась такая тишина, что можно было услышать стрекотание сверчков за окном.

- Это Анвин Лару, наш шериф, - попытался разрядить обстановку Пэрриш. - Лару, это Блисс Бромлей. Недавно в дом их семьи пробрался вор, если вы помните.

- Я стар, но слабоумием не страдаю, - ответил Лару, краснеющий сильнее с каждой секундной. - Пэрриш, ты умом тронулся? Она же школьница! Бромлей, тебе сколько, семнадцать?

- Пятнадцать, шериф, - вежливо поправила его Блисс.

Шериф орал ещё несколько минут, и, в конечно итоге, Блисс просто вручила ему пончики. Пончики с вишневым джемом и шоколадом были страстью Анвина Лару, хотя он, весьма неумело, пытался это скрывать.

В тот день она попрощалась с Пэрришем и сказала, что от их шерифа у неё сильно разболелась голова, так что, если он захочет найти её, то сделать это будет нетрудно.

В Салон-де-Провансе - вообще не было вещей трудных или невыполнимых по определению.

Не смотря на это, Пэрриш не появлялся две недели, Блисс тоже не делала попыток снова прийти в участок с пончиками и даже вовсе не страдала.

Только налегала на домашнее задание в два раза усерднее, смотрела грустные фильмы и часто покупала мороженое.

Когда она пошла в магазин в очередной раз и уже запустила руку за своим любимым вкусом, его кто-то перехватил.

- Эй! - возмущенно начала она, поднимая голову, и сразу же замолчала.

Пэрриш смотрел на неё смеющимися глазами.

- А ты давно не появлялась в нашем участке, - улыбаясь, сказал Пэрриш. - Преступники больше не беспокоят?

- Пончики в кондитерской закончились, - мрачно ответила Блисс. - Помощник, сделай мне одолжение, и верни мороженое.

- Уверен, ты можешь взять другое, - ответил Пэрриш, серьёзно смотря в морозильник. - Смотри, шоколадное, черничное, малиновое, ещё шоколадное, фисташковое...

- И кокосовое, - подхватила Блисс. - Последнее. Как раз в твоих руках.

- Но я тоже люблю кокосовое мороженое!

- Но мне оно нужно больше! - возмущенно ответила Блисс. - В школе задают столько, что ещё немного, и я превращусь в массу, которая состоит только из мозга, моя мать эксплуатирует меня книгами о правильных манерах, угрозами нанять ещё одну гувернантку и отвратительными «правильными» нарядами, которые подобает носить леди, а отец и слышать не желает о том, как меня раздражает это. И, в завершении, словно мне и этого не хватает, парень, который похож на блинчики с карамельным сиропом и кокосовое мороженное одновременно, разбивает мне сердце на протяжении нашей первой встречи. А знаешь, почему? Потому что я совершенно ему не интересна! Ведь у нас такая огромная разница в возрасте! Ведь мне всего пятнадцать! Ведь...

Теперь пришел черед Пэрриша перебивать Блисс: он взял её за руку и вложил мороженое ей в руки. А после даже не подумал отойти или отпустить.

- Могу сказать тебе вот что: кем бы ни был тот парень, который разбивает тебе сердце, умом он не блещет.

- Согласна, он полный идиот, - заторможено кивнула Блисс, смотря на их переплетенные руки.

- Абсолютный кретин, - согласился с ней Пэрриш. - Так что, я вот о чем подумал: я, например, не кретин. И идиотом себя тоже считать не хочу. А в этом городе есть очень красивая, очаровательная и смешная девушка, которая может сделать один из моих дней жизни лучшим, если согласиться пойти со мной на свидание.

- Но этой девушке всего пятнадцать, - осторожно напомнила Блисс. - А ты помощник шерифа.

- Которому девятнадцать. И пока мои суставы не болят от перемен погоды, я хочу жить так, как это полагается в моем возрасте. Даже если я помощник шерифа.

Пэрриш ненадолго замолчал, а когда снова заговорил, голос его был смущенным.

- Так что, Блисс? Ты согласишься сделать один из моих дней счастливым?

Блисс улыбнулась, искренне надеясь, что он не слышит её буйно зашедшееся сердце.

- Я подумаю над этим, помощник. Но сначала верни мне мороженое.

Первое свидание Блисс прошло в закрытом полицейском участке. Пэрриш достал два проектора: кино и звёздного неба, сделав из кабинета подобие кинотеатра и космической галактики одновременно.

Они смотрели старые фильмы до утра, утопая в темноте, тенях и звездах, разговаривали о своих родителях, увлечениях, о том, что будут делать в дальнейшей жизни.

Оказалось, что Пэрриш родился в Нью-Йорке, но перебираться снова он туда не хотел, хотя возможности были. Там все знали его отца, заслуги которого после смерти незаслуженно перешли его сыну. Оказавшись в Страсбурге, у него появилась поистине невероятная возможность - поступить в Парижскую полицейскую академию, когда ему было всего шестнадцать.

Конечно же, в этом ему подсобили друзья его отца. Конечно же, после трех лет обучения Пэрришу поступило предложение перебраться в Нью-Йорк на стажировку.

К ужасу его матери, друзей и знакомых - Пэрриш отказался. И когда ему поступило предложение стать помощником шерифа в Салон-де-Провансе, городе, где шанс на построение полицейской карьеры был минимален - он согласился.

- Я считаю, что могу быть отличным полицейским. Но я не хочу быть им только потому, что так хотел мой отец, или мать, или кто-то, кто всю жизнь смотрел на нашу семью и был уверен, что я должен идти по его стопам. Если у меня будет возможность доказать что-то самому - значит, это моё.

- А если нет? - подняла брови Блисс.

- Значит, я навсегда останусь неудачником-копом, который проведет всю жизнь в Салон-де-Провансе.

- Эй, помощник, не унывай, - Блисс осторожно положила голову ему на плечо. - То, что ты чувствуешь - нормально. Не все хотят быть такими, какими нас хотят видеть родители. Не все хотят оправдывать их ожидания. И уж точно мало на свете людей, которым доставляет радость слышать «ты добился чего-то лишь благодаря своей семье».

- Тебе никогда не бывает стыдно за то, что семья у тебя не на первом месте?

- Нет, - ответила Блисс. - Семья у меня всегда на втором месте. На первом - я. Оправдать свои ожидания для меня гораздо важнее, чем мнение моей семьи.

Некоторое время они молчали.

- Как думаешь, что это говорит обо мне? - наконец спросила Блисс.

- Не думаю, что тебе понравится мой ответ.

Блисс тревожно на него посмотрела.

- Обещаю, что плакать не буду.

- Ну, я хотел бы сказать, что в этом мы похожи, но меня это волнует мало. На самом деле всё, чего я хочу с того момента, как ты вошла сюда, это поцеловать тебя. Наверное, ты подумаешь, что я тебя совсем не слушал, но это...

- Замолчи, Пэрриш. Ты слишком много болтаешь.

И Блисс его поцеловала.

Следующий год был самым быстрым в жизни Блисс. Её как будто подхватил вихрь, из которого нельзя было выбраться.

Ещё никогда ей не приходилось совмещать столь много: обычная учеба, учеба в Шармбатоне, курсы при университетах лиги Плюща, обязательные выходы с матерью, усердные занятия английским и ассистирование одному из профессоров Дартмутского университета.

Блисс спала по четыре часа в сутки и чувства её всегда были двойственны: она чувствовала себя самым несчастным и одновременно счастливым человеком на свете.

За одним из завтраков у них с отцом произошел разговор:

- Милая, я думаю, что уже пора.

- Пора? - нахмурилась Блисс. - Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать мне.

- Сейчас я говорю о твоём парне, с котором мне, несомненно, пора познакомиться, - буднично ответил Филипп. - Формально, я должен был познакомиться с ним сразу после того, как он выпрыгнул из окна твоей комнаты. То есть, два месяца назад.

- Может быть, тебе приснилось? - Блисс всё еще надеялась, что катастрофы можно избежать.

- Возможно, в первый раз я подумал о том же, - согласился с ней Филипп. - Но седьмой? Милая, мне редко снятся сны, что уж говорить о том, чтобы они повторялись с такой завидной регулярностью.

Блисс молчала, внимательно рассматривая свой завтрак. Её отец хочет познакомиться с Пэрришем. Пэрриш помощник шерифа. Пэрришу девятнадцать. Он знает о том, что Блисс несовершеннолетняя.

- Боюсь, я вряд ли смогу вас познакомить, - промямлила Блисс.

- И по какой причине?

- Он умер.

Филипп поперхнулся тостом.

- В смысле, твой парень?

- Да, - быстро кивнула Блисс. - Несчастный случай. Неудачно выпрыгнул из моего окна, и всё такое. Разве ты не заметил, что последнее время я была очень грустной? Это потому, что я оплакивала его.

Блисс скомкано попрощалась с отцом и сразу же убежала.

Следующую неделю она ожидала взрыва или хотя бы попытки возобновить разговор о Пэррише, но ей повезло: Филипп больше не поднимал эту тему, и Блисс постепенно успокаивалась.

А в один из дней, вернувшись домой и зайдя в столовую, обнаружила там Пэрриша.

- Милая, ты сегодня поздно, - спокойно сказал Филипп. - В школе всё хорошо?

- Да, - заторможено ответила Блисс, борясь с желанием протереть глаза. - Добавили два внеплановых урока, Уиллу пришлось меня ждать.

Блисс замолчала, Филипп больше не пытался её разговорить, а Розалинда аккуратно резала свой стейк.

Ситуацию нужно было спасать.

- Помощник! - воскликнула Блисс так громко, что все присутствующие за столом вздрогнули. - А что вы здесь делаете? В наш дом снова забрался вор, вы героически его поймали, а папа решил отблагодарить вас ужином?

- Мы обязательно поговорим о том, как помощник шерифа Пэрриш, девятнадцати лет от роду, попал в наш дом, - сказал Филипп, чеканя каждое слово. - Садись, милая, и мы прямо сейчас обо всём поговорим.

- Папа, я думаю, что...

- Блисс. Сядь за стол.

Блисс вздрогнула, нервно оглядывая стулья. С одной стороны, ей стоило бы задобрить отца и сесть рядом с ним. С другой стороны, отец назвал её по имени.

Он делал это редко. Когда хотел подбить её на какую-то авантюру, о которой не должна была узнать Розалинда, когда узнавал о прогулах занятий. Когда, в одиннадцать лет, она едва не попала под грузовик.

Блисс села рядом с Пэрришем, вцепившись руками в колени. Пэрриш коротко кинул взгляд под стол, и сразу же взял её за руку.

- И так, помощник Пэрриш, - начал Филипп, внимательно рассматривая вилку. - Как проходит работа у полицейского управления Салон-де-Прованса?

- Думаю, в какой-то мере, вы сами ответили на свой вопрос, - спокойно ответил Пэрриш. - Полицейское управление и Салон-де-Прованс. Больше похоже на антонимы.

- Ну, в связи с последней ситуацией в нашем городе, я перестал так думать, - дружелюбно ответил Филипп. - Сначала в наш дом ворвался вор. А теперь, я, кажется, наблюдаю самую настоящую...

- Папа.

Блисс выдохнула это слово на грани слышимости, но Филипп Бромлей замолчал в тот же момент.

А потом встретился с тяжелым взглядом своей дочери.

- Я, в принципе, стерплю любые замечания, - тихо сказала Блисс, наклонив голову. - Пэрриш, думаю, тоже. Но у замечаний, шуток и всего остального есть границы, которые не следует переступать. Надеюсь, я выразилась понятно?

Некоторое время Филипп и Блисс просто смотрели друг на друга, игнорируя всех остальных.

- Извини, милая, - сдался Филипп. - Спасибо, что остановила. Да я и сам бы себе не простил, если бы сказал это вслух.

Филипп перевел взгляд на Пэрриша и, немного подумав, сказал:

- Вы кажетесь хорошим человеком, Пэрриш.

- Спасибо за оценку, месье Бромлей, - улыбнулся ему Пэрриш. - Я хотел сказать вам, что...

- Ты спишь с моей дочерью?

- Филипп! - потрясенно ахнула Розалинда. - Они же дети!

- Один из этих детей - помощник шерифа и работает в полиции, - напомнил жене Филипп.

- Но это не отменяет того факта, что ему девятнадцать, - возмущенно напомнила Розалинда. - А нашей дочери - пятнадцать. Она не обязана рассказывать тебе о своей половой жизни, в конце концов!

Несколько минут Филипп Бромлей не мог найти подходящих слов.

- Роза, на чьей ты стороне?! Только что ты говорила, что они дети, а сейчас говоришь о какой-то... половой жизни нашей дочери, который недавно было четырнадцать?

- Предлагаю вспомнить тот момент, когда мне было десять, - мрачно сказала Блисс. - Если мыслить не так глобально, то, фактически, это тоже было недавно.

- Когда тебе было десять, мне было четырнадцать, - осторожно сказал Пэрриш.

Филипп посмотрел на него тяжелым взглядом, а его рука дрогнула рядом с одним из столовых приборов.

- Нет, папа, мы с ним не спим! - едва не заверещала Блисс. - То есть, физически. То есть, физически в плане...

- Мы поняли вас, мисс Бромлей, - грустно сказал Уилл, лицо которого выражало подлинное страдание.

- Так что ты хотел сказать, Пэрриш? - после непродолжительного молчания спросил Филипп. - Прежде, чем я тебя перебил?

- А, вы об этом, - отстраненно сказал Пэрриш. - Я хотел сказать, что вы можете меня убить, если я причиню вашей дочери боль. Но, полагаю, вы в этом знании не нуждаетесь.

Филипп ничего не ответил на это, и следующие полчаса все провели в тишине, которую рассекал лишь шум столовых приборов.

- Птичка? - сказал Филипп, залпом допивая стакан красного вина.

- Да, папа?

- Сегодня он может провести с нами чуть больше времени.

Когда вечер закончился, и Блисс осталась наедине с Пэрришем, она, грустно вздохнув и проведя рукой по лбу, спросила его:

- Уверен, что не хочешь со мной расстаться? Учти, сейчас у тебя есть возможность.

- Думаю, я подожду другой возможности.

- Например, какой?

- Например, той, где я не говорил тебе, что влюблен.

- Но ты не говорил мне, что влюблен.

Пэрриш взял её руки в свои и улыбнулся. Улыбнулся своей особенной улыбкой. Улыбнулся так, как мог только он.

- Я говорю сейчас.

Блисс не смогла ответить ему, а даже если бы и попыталась, то вряд ли смогла сказать что-нибудь вразумительное. Она обняла его за шею и уже хотела поцеловать, как сразу же они отшатнулись друг от друга: из столовой послышался крик:

- Убери руки от моей дочери, смертный!

Пэрриш изумленно посмотрел на Блисс:

- Твой отец только что действительно назвал меня смертным?

- Папа, ты меня позоришь, - закричала в ответ Блисс, растирая красные щеки. - Да, действительно. Привыкай.

Наверное, он привык, или смирился, но даже Филипп Бромлей не смог его остановить от частых встреч с Блисс.

А Блисс просто чувствовала себя счастливым человеком. Счастливым и самым влюбленным на планете.

Ей было пятнадцать, она влюбилась в Пэрриша с первого взгляда, и всё, что происходило с ней, казалось ей по-книжному романтичным, но вместе с тем приземленным и правильным.

Они ссорились, конечно. У Блисс был взрывной характер, её сарказм и извечные шутки часто выходили Пэрришу боком, а сам же Пэрриш был человеком спокойным, как в своём поведении, так и в мыслях.
Если говорить о доброте истинной, вопросами о которой так часто задавалась Блисс - именно Пэрриш был человеком по-настоящему добрым и светлым.

Пэрриш же часто говорил ей, как много в ней света. Для него тот свет, которым была наделена Блисс и доброта являлись словами-синонимами. Блисс не была с ним согласна, но это было не так важно.

Пэрриш видел доброту в каждой мелочи, начиная от людей и, наверное, заканчивая убийцами. Блисс, не смотря на свой характер, всё же любила делать многое, что считалось в какой-то мере жестоким или смущающим: открыто говорить о вещах, которые не поднимались в любых слоях общества, проходиться по слабостям людей, а подчас в открытую обсуждать какие-то тайны других, о которых догадывались немногие.

Пэрриш её останавливал, мог показать ту грань, которую не стоило переступать, но при этом никогда не смотрел с разочарованием, если Блисс эту самую грань переступала.

Не смотря на все вещи, она нравилась ему такой, какая она есть, со своими достоинствами и недостатками. Иногда Блисс не верила в этом. Иногда, на крохотное мгновение, она позволяла себе мысль, что они будут вместе всегда.

Блисс была влюблена, но то, что они пройдут вместе всю жизнь, а потом, всенепременно, её ожидает свадьба и счастливый конец, она всё же не верила. Её это расстраивало: все знакомые ей девушки её возраста, состоявшие в отношениях, верили в это всем сердцем.

А она - не могла. И в один из осенних вечеров, сидя на веранде дома Пэрриша, она поделилась с ним этим.

- Я могу ответить честно. Или могу сказать то, что, где-то в глубине души, ты хочешь услышать, - подумав, сказал Пэрриш.

- Я хочу правды, - просто ответила Блисс.

- Хорошо. Правда заключается в том, что ты права. Нет никакой вероятности, что мы останемся вместе через год, месяц или неделю, что и говорить о «навсегда». И я рад, что ты понимаешь это. Я рад, что ты понимаешь столь много вещей, о которых большинство людей, твоего возраста или старше, все ещё не задумываются. И больше всего на свете мне нравится, что ты такая - самый добрый человек, которого я встречал, но с недостатками, которые ты скрывать не пытаешься.

На некоторое время Блисс задумалась.

- Мне пятнадцать, и что-то мне подсказывает, твои слова должны были меня расстроить, - заключила Блисс. - Но знаешь что?

- Я внимательно слушаю.

- Думаю, эту неделю мы всё ещё будем вместе.

- Думаю, сегодня я скажу, что люблю тебя.

Блисс рассмеялась, запрокинув голову.

- Ты уже говорил, что влюблен меня.

- А сейчас я говорю, что люблю тебя. Так что, Блисс, сегодня ты дашь мне ответ?

Блисс ничего не ответила, поцеловав Пэрриша. Он её понял.

Она раздумывала над этим, но не могла понять, почему просто не может ответить ему. Она любила его, в чем с легкостью себе признавалась. Но что-то ей мешало, какая-то навязчивая, заезжая мысль, что что-то происходит не совсем так. И дело было не в Пэррише, а в ней самой.

В конечном итоге, она пустила это на самотёк. Ей было всё равно, и она была уверена, что обязательно скажет ему о своей любви, когда придёт время.

До её дня рождения оставалось чуть больше трех месяцев, и тогда она признается. Признание в день рождение - что может быть романтичнее?

Она не знала, что её день рождение обернется кошмаром.

Не знала, когда проводила вечера у Пэрриша, попивая какао, когда открывала окно, чтобы Пэрриш залез в её комнату, когда сидела в его кабинете, помогая с отчетами, когда праздновала Хэллоуин с его товарищами.

Хэллоуин Блисс любила, а тот, который произошел той осенью, запомнился ей навсегда: своей необычайной теплотой и дружеской, даже семейной атмосферой.

Они с Пэрришем купили десятки тыкв, всё утро вырезая им рожицы, украшали полицейский участок картонными летучими мышами и приведениями, и едва не поругались, когда решали, кому достанется ангельский нимб, а кому - рога черта. В итоге Пэрриш просто купил им вампирские клыки.

К вечеру они все собрались. Пэрриш принес запеканку, а Блисс - тыквенный пирог, который съели меньше, чем за час. Проектор Пэрриша по-прежнему отображал звездное небо, а на стареньком телевизоре вот уже третий раз крутили «Дракулу».

В середине праздника к ним подошел Мохиндер, держа в руках полароид.

- Как на счет запечатления момента? - улыбаясь, спросил он. - Не каждый день Лару находится в таком приподнятом настроении.

- С тех пор, как он съел мой пирог, он постоянно называет меня по имени, - согласилась с ним Блисс.

- Ты не добавляла туда что-то запрещенное? - подозрительно спросил Пэрриш.

- Хотела добавить коньяк, но отказалась от этой идеи.

- Полагаю, это магия Хэллоуина, - заключил Мохиндер. - Давайте позовем остальных и...

- Нет, потом, - перебила его Блисс. - Сначала семейное фото.

Мохиндер и Пэрриш расхохотались. А потом, когда они встали рядом с одним из столов, Мохиндер, вытянув руку, щелкнул камерой.

Снимок так и остался у него.

Следующий праздник, который они отмечали вместе, было Рождество. У Блисс была возможность остаться с родителями, но Розалинда прозрачно намекнула, что соскучилась по мужу, а потому ей хотелось бы остаться с ним вдвоём. Взамен она предложила Блисс свою помощь - она может отмечать праздник с Пэрришем и Филипп не сможет этому помешать. Взаимовыгодная сделка состоялась, и была на руку обоим представительницам женского пола семейства Бромлей.

Ёлку они украшали за несколько часов до полуночи - у Пэрриша не было времени, а последние две недели у Блисс не было возможности зайти к нему домой.

Когда последние снежинки были развешаны, а глинтвейн разлит по бокалам, часы пробили полночь.

Блисс сидела под елкой, окруженная ворохом белоснежной мишуры, и сжимала бокал с глинтвейном в руках, грея руки. Огромный свитер Пэрриша канареечного цвета, который она приватизировала ещё на втором месяце их отношений, практически не скрывал ноги, но пушистые носки новогодней расцветки, которые ей подарил Уилл, не давали ей замерзнуть.

Пэрриш сидел в кресле чуть поодаль неё и смотрел чуть обиженно, потому что Блисс категорично сказала, что места для двоих под елкой не хватит.

- Я знаю, что ещё не время говорить о последующих праздниках, когда и этот ещё не прошел, но ты должен кое-что знать.

- Надеюсь, не то, что ты решишь уехать на другой континент, лишь бы не сидеть рядом со мной.

- О, прекрати! - воскликнула Блисс. - Мне тут нравится, а вдвоем действительно было бы тесно. Потерпи ещё немного, скоро я вылезу.

- Ты же знаешь, что я шучу, правда? - драматично спросил Пэрриш. - Если нет, то я не выдержу и сам улечу на другой континент.

Блисс выразительно подняла брови.

- Ладно, я замолкаю, - примирительно поднял руки Пэрриш. - О каком празднике ты говоришь?

- О моём дне рождении, - ответила ему Блисс. - Через месяц мне исполнится шестнадцать и я решила, что хочу провести его с тобой. Точно так же, как и сейчас.

Несколько минут Пэрриш молчал.

- Я только сейчас понял: на твой день рождения приходится и день нашего знакомства.

Блисс открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и не смогла вымолвить не слова. Пэрриш был прав. Они познакомились на следующий день после того, как ей исполнилось пятнадцать.

- Только не говори мне, что забыла эту дату, - догадался Пэрриш.

- Нет, я редко забываю какие-то вещи. Точнее, я не могу их забыть, - рассеяно напомнила Блисс. - Просто... фактически, это как годовщина отношений или что-то в этом роде.

- Вот именно, - торжественно припечатал Пэрриш. - Ты забыла о нашей годовщине, Блисс Бромлей.

- Ты невозможен!

Большего она сказать не успела: Пэрриш вытащил её из-под ёлки, подняв на руки, и повалил её на ковёр, поближе к камину и теплоте огня.

- А ещё я помню о том, что твой день рождения - единственный праздник, когда вы с семьей собираетесь вместе.

- Да, это своего рода традиция.

- В таком случае, не надо нарушать её, - покачал головой Пэрриш, убирая волосы с лица Блисс. - Вы живёте в одном доме, но видитесь так редко. Не надо пренебрегать встречей с ними из-за меня.

- Дело не в тебе, Пэрриш, - ласково улыбнулась Блисс. - Просто я ненавижу традиции.

Теми воспоминаниями о Рождестве, теплыми, успокаивающими, Блисс жила следующий месяц, и едва не завела себя календарь, чтобы вычёркивать проходящие дни. Это было смешно и в то же время печально - она и Пэрриш жили в маленьком городе, но при этом видеться часто у них не получалось. У неё было слишком много учебы, которая отнимала все силы, у него - работа, которая, как впоследствии убедилась Блисс, всё же была в Салон-де-Провансе для человека профессии Пэрриша.

Календарь она так и не завела: с Пэрришем, пусть и редко, но видеться получалось, а дни, не смотря на некую монотонность, летели быстро.

Двадцать седьмого января Блисс чувствовала, как её переполняет радость. Её отделял день от шестнадцатилетия, не смотря на все взлёты и падения, её учёба продвигалась ровно так, как она сама того хотела, и, при этом, она до сих пор встречалась с Пэрришем, который не сбежал сразу же, узнав её характер и познакомившись с семьёй.

- Моя дочь встречается с парнем на протяжении чуть ли не года, - мрачно начал Филипп Бромлей, ожидая завтрака. - Завтра ей исполнится шестнадцать. И своё шестнадцатилетие она проведёт с этим парнем. Я не хотел говорить этого, не хотел допускать даже мысли, но, кажется, этот день настал. Блисс, милая, ты...

- Нет! - в ужасе закричала Блисс, картинно зажимая уши. - Папа, только не говори мне, что я стала взрослой! Да, мне исполнится шестнадцать, да, я встречаюсь с парнем, но это вовсе не значит, что я взрослая! Я подросток, у меня завалы в учебе, обыкновенные отношения, бушующие гормоны, ссоры с родителями и всё в этом духе.

Филипп Бромлей вздохнул с истинным облегчением.

- Как хорошо, что ты это сказала. Знаешь, мне кажется, что если бы я употребил термин «взрослая» по отношению к тебе, то из моего рта полезли бы скорпионы.

- Значит, тебе просто не надо это говорить. Примерно... никогда.

- А что будет, когда тебе исполнится двадцать? - задала резонный вопрос Розалинда. - Или того больше?

- Тогда вы должны чаще вспоминать о скорпионах, - пожала плечами Блисс.

В тот день Блисс легла спать в десять вечера, не подозревая об оставленном ей временном отрезке. Два часа отделяло её от двадцать восьмого февраля. Два часа отделяло её от шестнадцатилетия.

Два часа отделяло её от всей прошлой жизни и от того человека, которым она когда-то была.


Brainwash


Блисс проснулась, хватая ртом воздух. Она была мокрая, как мышь, и никак не могла отделаться от ощущения, словно её толкнули. Всё, что она хотела сделать потом - это спуститься на кухню и выпить стакан воды.

Каким образом она оделась, вышла из дома и дошла до лодочного сарая - вспомнить она не могла. Рассказать об этом кому-то - тоже.

Блисс помнила, как зашла в лодочный сарай. А после увидела Пэрриша, на грудной клетке которого не осталось живого места: столько там было пуль. Кажется, потом она узнала, что их было пять, но и этого точно она вспомнить не могла.

Помнила она и то, что не смотря на месиво, в которое превратился Пэрриш, он продолжал жить. Не больше минуты, наверное, это она тоже плохо помнила.

Пэрриш просто смотрел на неё своими зелеными глазами, горящими так ярко, ярко в своём безумии. Он пытался говорить ей что-то. Умирая, он продолжал говорить только одно слово.

«Беги».

Беги, беги, беги, Блисс Бромлей, беги и не останавливайся. От чего ей нужно было бежать? Зачем? Этого она тоже вспомнить не могла.

В какой-то нелепой, абсурдной попытке она положила руки на пулевые ранения, пытаясь сделать что-то. Что она хотела сделать? Наверное, попытаться остановить кровь.

Как же глупо это было: останавливать то, чего в теле практически не осталось.

Пэрриш умер у неё на руках. В какой-то момент он просто затих, смотря в прохудившийся потолок пустыми глазами. Блисс помнила их тусклый блеск, помнила черное небо, лунный свет и звезды, которые можно было увидеть сквозь зияющую пустоту крыши.

Помнила то, что не верила: Пэрриш теперь этих звёзд не видит. Кайл Пэрриш лежит у неё на руках и он умер из-за неё.

Эту мысль она тоже помнила отчетливо.

- Что именно заставляет вас ощущать чувство вины? - спросил её Ламбер Франц в одной из их бесед. - У вас не было пистолета, вы не направляли его на Кайла Пэрриша,
вы не стреляли из него. Вы появилась там после того, как всё произошло.

- Если я разрыдаюсь, устрою истерику и начну причитать, что если бы в тот день мы были вместе, то он был бы жив, вы отпустите меня, наконец? - сухо спросила Блисс.

Ламбер Франц её не раздражал, но легкую ненависть она к нему испытывала. Эта ненависть была ей даже нужна в каком-то роде: она была отголоском эмоций. Отголоском чего-то, что раньше было ярким и завораживающим.

Блисс вспомнила те дни, когда могла улыбаться, громко смеяться, испытывать всепоглощающие чувства: и не могла поверить, что это была она. Сейчас она чувствовала только своё тело: как сердце гоняет кровь, как сушит глаза свет от лампы кабинета доктора Франца, как воздух поступает в легкие, и как неприятно становится, если задержать дыхание.

Она могла встать и походить по кабинету, тогда её ноги бы разогнулись. Она могла поднять руку и помахать, как это делать, она тоже помнила.

Это было её тело, она была разумным человеком, а в остальном: сгусток органов, крови и костей.

- Почему вы считаете, что такие действия автоматически будут означать, что наши приемы закончатся? - с интересном спросил Франц.

Ему было с ней интересно. Блисс его не понимала, Блисс ненавидела его интерес.

- Потому что мне пятнадцать... шестнадцать, - машинально поправила себя Блисс. - У меня умер парень. Я должна себя так вести.

Ламбер Франц ничего не говорил: Блисс знала, что это он делает лишь для того, чтобы она начала говорить, чтобы её прорвало. Знала, не хотела давать ему этого, но поделать с собой ничего не могла.

- Я ведь так и хотела, - произнося эти слова, Блисс чувствовала свои потрескавшиеся губы. - Хотела плакать, устраивать истерики, кричать о том, как несправедлив мир и какие отвратительные люди живут на этой планете.

- Вы хотели этого, потому что это казалось правильным?

- Нет. Я думала, что если буду вести себя так, то родителям будет проще. Мама теперь часто заходит ко мне в комнату, когда я делаю уроки, или просто читаю. Говорит, что мне нужно выговориться, поплакать на её плече, она меня поймёт. Как-то раз она сказала, что понимает меня, потому что не представляет, как вела бы себя, случись что с папой.

- И как, в вашем представлении, вела бы себя ваша мать?

- Нормально. Так же, как должна вести себя я.

- Розалинда не подросток, в отличие от вас.

- Но механизм боли всегда одинаков.Есть, конечно, исключения: деспотичные семьи, которые поколение за поколением учат своих детей скрывать эмоции, социопаты, психопаты. Я - не они. Моя мать - тоже.

- Но для каждого человека норма - нечто своё. Вы же знаете об этом, не так ли?

- Знаю, -растянула губы в улыбке Блисс. - Когда у моей матери умер отец, она вела себя... странно. Я бы сказала, что так же, как сейчас веду себя я. У неё есть привычка называть мертвых людей «телом». Сохранять спокойствие при других. Так ей легче справляться со смертью. Но есть другая её часть. Та часть, которая остается за стенами её комнаты, та часть, которую она пытается скрыть, та часть, которая не может сдержать слёз и скорбит по ушедшим. Но у стен есть уши, а у нас с отцом - и подавно. Мы знали, как тяжело ей было справиться, мы знали, что она притворялась. А я... я не хочу притворяться. Но вместе с тем я понимаю, что моё поведение не должно быть таким.

- В таком случае, как, по вашему, вы должны себя вести?

- Я потеряла дорогого мне человека, свою первую любовь. Мне не сообщили об этом по факту, нет: я нашла его сама. Ещё живого, с поломанными костями и пробитыми органами. Прежде, чем меня отпустили домой, я вся была в его крови. Скажите, доктор: для такой, как я, слезы не являются чем-то нормальным?

На том сеансе Ламбер Франц так и не смог дать точного ответа.

- Оглядываясь назад, вы жалеете о чем-то?

- Конечно, - согласилась Блисс. - О том, сколь много врала ему. Вы знаете, когда Пэрриш узнал, что я не учусь в школе Салон-де-Прованса, он, разумеется, задал логичный вопрос: где же я учусь? Или я на домашнем обучении? Я могла бы, конечно, воспользоваться вторым вариантом, но это бы выглядело подозрительно: в конце концов, домой с учебы я возвращалась только под вечер, если не глубокой ночью.

- И что же вы сказали ему?

- Что каждый день Уилл отвозит меня в аэропорт, чтобы я добралась до школы в Париже. Потом - обратно, в Салон-де-Прованс. Я старалась обходить эту тему, давать минимум информации. Как и о большей части своей жизни. Я волшебница. Магия существует, драконы - тоже. Этот мир - не единственный, о котором он знает. Я должна была сказать ему это.

- Вы такая умная девушка, Блисс. Вы же прекрасно понимаете, что будь он жив, вы не сказали бы ему об этом, правда?

Блисс посмотрела на него пустым взглядом.

- Будь он жив - это из какой-то другой истории. В нашей он умер, а вы должны мне помочь справиться с этим. Так справляйтесь со своей задачей, и, пожалуйста, без пафосных слов о том, что пока я сама не захочу помочь себе, вы не в силах что-либо сделать. У вас же бывают пациенты, которые не хотят помогать себе? Теперь у вас на одного больше.

Ламбер Франц был хорошим человеком, и Блисс это понимала. Ламбер Франц, не смотря на всё, старался ей помочь, а Блисс, не смотря на то, что делала вид, будто ей помогают их сеансы, всё же мало кого могла обмануть.

В основном потому, что делала вещи, о которых не помнила после. Часто ходила на реку. Могла часами сидеть на полу лодочного сарая, бездумно смотря на пятна крови.

Или, например, пыталась утопиться. Когда Уилл вытащил её из реки, Блисс почти не чувствовала самой себя, а легкие горели огнем. Кажется, тогда был конец февраля.

Уилл, её семья, Ламбер Франц, все верили, что Блисс действительно пыталась утонуть. Покончить с собой.

Если бы Блисс могла, она бы рассмеялась им в лицо. Не смотря на то, что она не помнила, как оказалась в воде, а очнулась лишь после того, как её вытащили, одну
вещь она понимала прекрасно: она что-то искала там, под водой.

Насколько же ей важно было найти это, что она совсем забыла выплыть на поверхность и глотнуть воздуха? Что именно она искала на дне реки?

Было ли то, что она искала, всё ещё там.

- Блисс, вы знаете, почему находитесь здесь? - спросил Ламбер Франц в их первую встречу.

Блисс отлично знала, почему находилась в этом кабинете, и именно в клинике доктора Франца. Он был доктором. И он был волшебником.

И если бы не одна деталь, произошедшая после смерти Пэрриша, она могла бы сидеть в кабинете обычного психолога. Или вообще сумела бы обмануть всех, сделать вид, что всё ещё является нормальной, избавиться от постоянных наблюдений двадцать четыре часа в сутки. Она упустила этот шанс.

Упустила, когда явилась в полицейский участок в крови Пэрриша: в тот день на смене дежурил Мохиндер. Если бы там был кто-то ещё, он бы, пожалуй, не предал значения словам Блисс. Но Мохиндеру было не наплевать на неё.

- Я не помню того, о чём говорила, - наконец сказала Блисс.

- Я не склонен вам верить. Не в этом случае.

Ламбер Франц повторил ещё раз:

- Что вы сказали тому полицейскому, Блисс?

- Я не помню.

- Что вы ему сказали?

- Я не помню.

- Что вы сказали тому полицейскому?

«Я натравила на них золотых псов. Убийцы Пэрриша мертвы. Их растерзали».

- Что вы сказали, Блисс?

Мерное тиканье часов. Что вы сказали, Блисс? Запах черного чая с перцем. Что вы сказали, Блисс? Отблеск солнца в стеклянном макете леса. Что вы сказали, что вы сказали, что вы сказали.

Что вы сказали, Блисс?

- Я говорила о золотых псах, - едва не закричала Блисс. - Я говорила, что убила тех, кто сделал это с ним.

- Вы говорили, что золотые псы растерзали тех, кто сделал это.

- Мне стоило просто держать язык за зубами, - тихо прошипела Блисс. - Если бы я просто смолчала в тот момент, меня бы не было в вашем кабинете. Вы можете представить, как часто я думаю об этом? Как сильно вас ненавижу? Обычная фраза, которой я не понимаю, обрекла меня на это. На ваше лицо, больничную палату, и эту клинику. Я не сумасшедшая, ясно вам, доктор? У меня умер любимый человек. Я справляюсь с этим так, как могу.

- Я верю, что вы не понимаете своей фразы, - было единственным, что сказал Франц.

- Но всё же, немного я вам благодарна.

Казалось, это удивило Ламберта Франца.

- И за что же, позвольте узнать?

- За таблетки, - криво усмехнулась Блисс. - Серьёзно, доктор, спасибо вам. Они притупляют меня ещё больше, чем есть на самом деле. Я вам благодарна за это.

На следующий день Ламбер Франц полностью исключил из их лечений любые медикаменты. Блисс хотелось расцарапать ему лицо.

- Блисс, милая, помнишь свою подругу Эмилию Куапель? - в один из вечеров спросил её Филипп. - Вы вместе учились в Шармбатоне.

- Как я могла забыть Эмилию, если она моя подруга? - спросила Блисс. - Да, помню. Следующей осенью мы снова увидимся, не переживай.

Филипп промолчал, переглянувшись с Розалиндой. Блисс подумала, что в ней должен был проснуться хоть какой-то интерес.

Через три дня Ламбер Франц предложил Блисс поставить блок на все эмоции, связанные с Пэрришем.

Поначалу ей даже хотелось отказаться. Ей не хотелось предавать память Пэрриша, не хотелось забывать о нём.

Но Ламбер Франц сказал, что она его не забудет. Просто сможет жить дальше, точно так же, как и все подростки. Жить так, как она жила до всех событий.

Учиться в школе, радоваться мелочам, влюбляться, ждать своего дня рождения с замиранием сердца - одним словом, стать прежней Блисс Бромлей.

И всё же, кое-что её останавливало. Мысли, не дающие ей покоя. Ей надо что-то найти. Ей надо бежать. Кого-то надо спасти.

Ей нужно было кого-то спасти.

- Я хочу, чтобы вы знали - вас ни к чему не принуждают. Этот выбор - полностью ваш. Если вы хотите, то можете сейчас же встать и выйти из кабинета. И мы больше
никогда не увидимся с вами. Но позвольте сказать то, о чем вы, возможно, догадываетесь сами - лучше вам не станет. Мимолетное легче - не всегда лучше. Всегда нужно жертвовать чем-то, чтобы, в конечном итоге, всё наладилось.

Именно эти слова сказал ей Ламбер Франц, когда она хотела встать и уйти.

Фактически, она поступала неправильно, ужасно. Прямо сейчас, в эту минуту, стоя в кабинете Ламбера Франца, она пускала всё на самотек.

Что-то подсказывало ей, что так было делать нельзя. Но при этом, именно этого она хотела больше всего на свете.

Нет, даже не избавления от боли. Просто перестать быть пустой.

- Я согласна, доктор.

В конце мая Филипп сообщил Блисс, что семья Куапель с радостью примет Блисс на два месяца этого лета. Ведь она так дружила с Эмилией, и, разумеется, ей будет так

грустно до следующей их встречи. А она произойдет не скоро, ведь все они переезжают в Лондон. Потому, что так будет лучше для бизнеса их отца. Потому, что когда-

то Филипп Бромлей учился в Хогвартсе, а значит, теперь и пришёл черед Блисс.

Блисс верила. Блисс громко возмущалась, обижалась, громко хлопала дверьми и говорила, что вовсе не собирается менять школу, которая столь во многом им уступает.

Блисс едва ли не вопила, что не собирается бросать свой дом и уезжать из Салон-де-Прованса.

Блисс чувствовала себя простой шестнадцатилетней девушкой, которая не хотела покидать дом.

***

Блисс чувствовала себя непроходимой дурой. Всё было сшито белыми нитками, и не было в этом никаких загадок и тайн.

Их переезд, поступление в другую школу, отказ от прежней маггловской жизни на два мира - всё ради того, чтобы запереть её в Хогвартсе, как в клетке. Постоянный
контроль учителей, куда более мощная защитная магия, нежели в Шармбатоне, Блисс не удивилась бы, если бы узнала, что её родители приказали кому-нибудь из преподавателей присматривать за ней, чтобы она не сделала чего-то.

Не убила саму себя, например.

Блисс тут же стиснула зубы. Родителей она обвинять не имела права. Всё, что они хотели сделать, это защитить её, а вовсе не запереть в клетке. Она была уверена,
что её отец всего лишь рассчитывал на то, что год в Хогвартсе, подальше от маггловского мира, полностью её восстановит. Заставит забыть обо всём, что было, своего
рода укрепление блока Ламбера Франца.

Только вот Филипп Бромлей явно забыл, что его дочь - та ещё упрямая девица. Упрямая, нервная, буйная, когда дело касалось её личности или правды, которая к ней относилась.

Непроходимая дура.

«Ты всегда была непроходимой дурой».

- Больно же, Блисс, - послышался спокойный голос.

Блисс отдернула руку от волос Малфоя. Кажется, она с силой вцепилась в них, когда задумалась о первопричинах её состояния.

Малфою она рассказала многое, но старалась упускать некоторые детали: больше фактов, меньше чувств или чего-то слишком личного. В конце концов, они встречались.

Он заслужил право знать, кем была его девушка до того, как они познакомились.

- Помнишь, когда ты попала на платформу, то чуть не упала. На тебе были неудобные туфли, и ты запнулась о камень.

- Ты сказал, что за мной тянется солнечный свет.

- А ещё я сказал, что ты очень честная, и что явно за этим что-то скрывается.

- Маленькая девочка с тайной, - сказала Блисс. - Знаешь, о чем я подумала в тот момент? О том, что я даже не знаю своей тайны. Я снова о нём забыла. Так же, как делала это с того дня, как мне поставили блок.

Блисс равнодушно посмотрела на воду: пена почти исчезла, оставляя белые мыльные разводы на поверхности.

- Тебе дало это что-нибудь? - спросил Малфой, и Блисс услышала что-то в его голосе. Что именно, она пока что понять не могла. - Твой выброс. Может быть, тебе
просто стоило чаще думать о... Пэррише. Может быть, это того не стоило.

- Стоило, Малфой, - грустно ответила Блисс. - Теперь я знаю, от чего нужно отталкиваться. Теперь я вижу эти белые нити, и вопрос, пусть и немного, но стало меньше.

- И от чего же нужно отталкиваться?

- А вот от чего. Во-первых, теперь я знаю наверняка: всё началось не в тот день, когда я оказалась в магическом Лондоне, рядом с книгой о рубинах. Всё началось в
тот день, когда мне исполнилось шестнадцать. То, что что-то не так, я знала ещё тогда. Но я пустила всё на самотёк.

- Ты думаешь, что теперь расплачиваешься за это?

- Я не уверена. Может быть, окажется так, что я поступила правильно. Ты не знаешь, в каком состоянии я была, Малфой. Вряд ли у меня были бы силы на то, чтобы
просто встать с кровати, не говоря уже о поисках того, что случилось в тот день.

- Ты считаешь, что в тот день случилось что-то, кроме убийства, которое совершили несколько бандитов?

- Всё, всё что происходит сейчас, началось именно в тот день. От того дня и нужно отталкиваться. Вопрос: что именно произошло? Как умер Пэрриш? Как я дошла до того лодочного сарая? Почему я знала, что там есть нечто важное для меня? И самое главное: что именно произошло в тот день, который и повлёк за собой все последствия.

Двадцать восьмое января. Блисс всего лишь хотела отметить свой день рождения. Как иронично складывалась её жизнь.

Она снова дотронулась до волос Малфоя, все ещё думая о том, что это какое-то безумие. Сейчас она снова находилась в отеле Барселоны, но всего несколько часов
назад её выворачивало кровью, а горло жгло огнем настолько сильно, что хотелось не чувствовать ничего вовсе или впасть в кому.

Несколько часов назад она переместилась в поместье Малфоя, лишь крикнув одно слово. «Наутиз».

Руна Наутиз, натиск силы. Было ли в её одержимом желании увидеть Малфоя натиск силы? Видимо, был, раз ей удалось попасть в его дом.

«Ты изменяла мне с Киллианом Марреем».

Хотелось снова вцепиться ему в волосы, да ещё и хорошенько треснуть головой о стену в придачу.

И эти мысли волновали её гораздо больше, чем любые абсурдные подозрения Малфоя.

Приступы сильнейшей агрессии начались сразу же после того, как доктор Франц разрушил блок. Это - одна из частей её личности? Или побочные эффекты?

Она была агрессивной? Она калечила людей? Как часто приступы ярости одолевали её? Было ли это на самом деле?

- Малфой, тебе нужно кое-что сделать, - севшим голосом сказала Блисс.

- Что именно?

- Обними меня.

Малфой осторожно взял её за руку.

- Ты же знаешь, с этим я тебе всегда помогу. Но, Блисс, ты немного... без одежды, помнишь?

- Да плевать мне, - устало ответила Блисс, и, не дожидаясь ответа, схватила его за плечо и затащила в ванную.

Малфой обнял её сразу же. Прижал к себе и уткнулся куда-то за ухо, явно хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов. Блисс так хотелось разрыдаться в его
объятиях, отпустить себя. Но этого сделать она не могла.

- Думаю, теперь твоей одежде ничего не поможет. Мне нужно извиниться ещё и за это? - попыталась пошутить Блисс, осторожно трогая мокрый ворот пиджака Малфоя.

- Я могу задать вопрос, который будет очень не вовремя? Снова? - неожиданно сказал Малфой.

Блисс подумала несколько секунд, пытаясь понять, что именно хочет спросить Малфой. И, кажется, она поняла.

- Нет, мы с ним не спали. На тот момент мне не было шестнадцати, и если бы отец каким-то невероятным образом узнал об этом, то Пэрриша убили бы ещё раньше, чем
это случилось. Последние два месяца я часто шутила, что двадцать седьмое февраля просто квинтэссенция праздников: мой день рождения, наша годовщина, а в последствии и регулярный секс, причем без угрозы сесть в тюрьму. В итоге, как ты видишь, всё пошло не совсем по плану.

Малфой тихо рассмеялся, обнимая Блисс ещё крепче.

- Нет, я не об этом. Не совсем, - он снова заговорил серьёзно. - Я только сейчас понял. Твой свитер, желтого цвета, который ты часто носишь. Это же его свитер, да?

Блисс кивнула, так и не сумев ответить. Да, её уютный, канареечного цвета свитер когда-то принадлежал Пэрришу. Но даже когда она носила его, то часто забывала об
этом: а иногда и не вспоминала вовсе.

Её желтый свитер словно был с ней всегда, и принадлежал только ей и никому больше. До этого дня. Теперь она как никогда знала о том, что когда-то он принадлежал Пэрришу.

Это её пугало.

Её пугали столь многие вещи, которым не было места в её жизни, которые лишали её покоя. И в то же время, был лишь один столп, на который она могла опереться, было то, что всегда оставалось неизменным и правильным.

У неё был Малфой.

Малфой был с ней рядом, он всё ещё не сбежал от неё, он лежал в этой чертовой ванне и не собирался её отпускать.

Что было бы, отпусти он её? Что было бы, скажи он, что им нужно расстаться?

Блисс вцепилась в его пиджак. Она не хотела знать ответа на этот вопрос. Ей хотелось залезть Малфою в голову и узнать несколько вещей. Что он к ней чувствует.

Насколько дорога она ему. Насколько он не хочет отпускать её.

Насколько сильно это соизмеримо с тем, что чувствует она.

От тревожных мыслей, которые прочно въелись ей под кожу, отвлек поцелуй. Сначала Блисс не заметила, как ответила на него, а потом и вовсе стало происходить безумие.

Безумие, которое могло бы произойти с обычной парой, безумие, которое могло случится только с Блисс.

Блисс уже почти сняла с Малфоя рубашку, при этом иррационально стараясь прижаться крепче: лишь бы это длилось дольше, лишь бы он не стал её рассматривать.

Последнее её мучило. Малфой был прав: она не подпускала его достаточно близко, чтобы он мог рассмотреть хоть что-то, кроме её лица.

И всё же, она не хотела задумываться над этим. Вся эта ночь - разноцветная. Вся эта ночь - частичная, просачивается сквозь пальцы. Вся эта ночь - пыль.

Блисс нужно было подтверждение, что всё это - взаправду. Снова обрести свой разум. И точно знать, что в ней нуждаются ровно настолько же, насколько нуждается она.

- Блисс, прекрати, - тяжело дыша, сказал Малфой. - Ты не контролируешь себя, не понимаешь, что творишь. Я не хочу вот так. Не хочу, чтобы ты потом жалела.

Блисс не отпускала Малфоя, а он продолжал её целовать: ямочку на шее. Ключицы. Лицо. Губы.

Малфой пытался говорить что-то ещё. Блисс не понимала, зачем он тратит время на разговоры.

- Драко, остановись на секунду.

Блисс осторожно отстранила Малфоя и внимательно на него посмотрела. Его глаза были затуманены, должно быть, так же, как и её.

Она прошла такой трудный путь, а Малфой разделил его с ней. Она была в здравом уме, и не собиралась забывать ничего, что произойдёт этой ночью. Малфой - тоже. В
противном случае, она купит большую чашку горячего кофе и выльет ему на лицо.

Блисс тихо фыркнула, зацепившись за последнюю мысль. Пожалуй, нужно будет рассказать Малфою об этих странных припадках. Когда-нибудь. Позже.

- Могу я продолжить? - спросил Малфой, смотря на её улыбку.

- Ты можешь заткнуться, - ласково сказала Блисс, гладя его по волосам. - Заткнуться, говорить по минимуму весь оставшийся вечер. И, наконец, отнести меня в кровать.


***

Утро в Барселоне было мягким. Малфой лениво открыл глаза, когда почувствовал косой луч солнца на своих глазах. Он повернулся на другой бок, чтобы поспать ещё немного, и сразу же потерял себя.

Блисс Бромлей приняла свою истинную сущность, Блисс Бромлей была покрыта солнцем, или состояла из солнца вовсе. Её плечи, ключицы, лицо, волосы - вся она была
покрыта яркими полосами света, которые пробивали сквозь панорамное окно.

Малфой бросил взгляд за стекло. Небо было голубым, с прожилками постельных розовых оттенков и слегка затянутым белыми, перьевыми облаками. Солнце светило на небе, проникая сквозь белый туман.

Малфой посмотрел на часы, после чего снова откинулся на подушку. Семь часов. В десять они с Блисс должны быть в поместье семьи Маррей. И ему придется встретиться с её родителями. Со своими родителями.

Ему было интересно, как можно было назвать то ничтожно короткое время, за которое с ним случались невероятные события? Феномен Блисс Бромлей? Да, это подходило лучше всего.

За одну ночь он увидел Блисс в своём доме, поверил, что это действительно она, успел с ней поссориться, аппарировать с ней в Испанию и узнать о ней больше, чем за всё время их знакомства.

Он смотрел на её руки и не мог представить их в крови.

Блисс говорила, что зажимала раны. Что пыталась остановить кровь. Разумеется, она должна была остаться на её руках.

Малфой ненавидел это. Блисс не заслужила того, что с ней произошло. Не заслужила своих страхов, не заслужила этого вечного бега и расколотой жизни.

Теперь он собирался ей помогать, не оставлять её одну. И, насколько бы упряма не была Блисс Бромлей, ничего она с этим сделать не сможет.

- Сколько времени? - проснувшись, спросила Блисс, утыкаясь в плечо Малфоя.

- Половина девятого.

Малфой увидел, как под потолок едва не подлетело сразу две вещи: подушка и одеяло. Правда, Блисс всё же оказалась на полу: запутавшись в одеяле, она просто свалилась.

- Я так понимаю, это означает, что нам нужно собираться? - поинтересовался Малфой.

- Да, именно так, - ответила ему Блисс, заворачиваясь в гостиничный халат. - В душ первая я.

Следующий час прошёл в быстрых сборах: Блисс одновременно одевалась, сушила волосы и собирала свои вещи. Малфою пришлось снова спускаться в один из магазинов отеля: его костюм был безнадежно испорчен.

- Сними этот галстук, тебе же не нравится, - вздохнула Блисс, зашнуровывая ботинки.

- Он же обычный, - удивился Малфой. - Почему он должен мне не нравится?

- Я не про стиль, - покачала головой Блисс. Теперь она внимательно осматривала картину, явно пытаясь принять какое-то решение. - Он тебя душит. Тебе вообще кажется, что все галстуки тебя душат. Так что просто сними его.

Блисс не успела коснуться расческой волос: Малфой обнял её со спины и поцеловал в висок.

Он видел её недоуменный взгляд в зеркале, и верил ей: верил, что она даже не понимает, что только что сказала ему. Для неё это было ерундой. Блисс привыкла читать людей, и привыкла не замечать этого.

Некоторые вещи по-прежнему оставались для неё простыми. Но не были вовсе простыми для него.

Они были важными. Нужными. Такими же, как и сама Блисс Бромлей.

- Малфой, давай оставим нежности до лучших времен, - сказал Блисс, положив свою ладонь на его руку. - Если продолжим сейчас - не остановимся. А у нас, во-первых,
меньше тридцати минут. Во-вторых, нужно кое-что сделать.

Малфой горестно вздохнул, но и не подумал отпустить Блисс.

- Что именно нужно сделать?

- Для начала, нужно оставить картину в камере хранения этого отеля, - сказала Блисс.

- У этого отеля есть камеры хранения?

- Есть, - кивнула Блисс. - Думаю, я оплачу его до лета, потому что мне она пока что не понадобится, и так будет безопаснее.

- Почему ты не хочешь взять её с собой? - спросил Малфой. - Мы могли бы сказать, что это мой подарок. И ты бы просто оставила её Маррей, уверен, ей не составило
бы труда её спрятать.

- Нет, тут дело в другом, - сказала Блисс, продолжая смотреть в зеркало. - Не знаю, как объяснить. Просто шестое чувство - картина должна остаться именно здесь
или что-то в этом роде. Да и потом, не стоит провоцировать лишние вопросы и предположения. У нас и без того проблем хватает.

- Какие детали ты хотела обсудить?

Блисс начала кусать губы, обдумывая что-то. Малфой смотрел на неё и просто хотел урвать ещё один поцелуй. И продолжать целовать её примерно целый день.

- До конца каникул осталось четыре дня, так?

- Если убрать этот день, то три.

Блисс цокнула языком.

- Проклятье. Выходит, у нас есть этот день, чтобы успокоить моих родителей и сделать так, чтобы я не была под постоянным контролем. Затем, завтра же, нам нужно
аппарировать в Рим. Там у нас чуть меньше двух дней, и за это время мы должны узнать, как эта фотография связана с собором Святого Петра. Если вообще связана, но это мы выясним на месте. Потом - сразу на Кингс-Кросс.

Блисс посмотрела на них с какой-то обречённостью. А потом в её взгляде что-то изменилось.

- Тебе вовсе не обязательно идти со мной, - Блисс опустила голову и попыталась вырваться. - И если ты думаешь, что нет никаких «мы» и «нас», то всё хорошо,
правда. Я сама не очень люблю, когда...

Малфой не дал Блисс договорить: он просто повернул её к себе и наконец поцеловал.

Вряд ли она осознавала, что он не смог бы ей ответить: потому, что слушал её голос. Потому, что едва ли не пытался сосчитать все те «мы» и «нас» которые она говорила.

Он чувствовал себя жалким. Он чувствовал себя самым счастливым.

- Думаю, лучше воспользоваться моим порт-ключом, - сказал Малфой, когда они отошли от Готического квартала. - Если кто-то из наших родителей решит его проверить,
то сразу поймёт, что с его помощью телепортировался не один человек.

Блисс кивнула, оглядываясь вокруг. Кажется, Малфой её понимал. Барселона словно была её городом, её стихией. Вряд ли ей хотелось снова возвращаться в Англию, особенно сейчас.

- Я с тобой, помнишь? - спросил Малфой, беря её за руку.

Блисс удивлённо посмотрела на него, а потом улыбнулась.

- Да. Вряд ли ты можешь представить, как сильно я рада этому.

Пожалуй, в этом Блисс всё же ошибалась.

Малфой активировал порт-ключ. В следующее мгновение они покинули Барселону.


***


Испания, Барселона, глубокое синие море - всё исчезло в тот момент, когда они коснулись порт-ключа.

Блисс растерянно смотрела на белоснежный особняк и всё ещё не могла свыкнуться с мыслью, что она больше не в Барселоне. Или в Болгарии, в своём доме. Она сцепила зубы, быстро помотав головой. Слишком глупые мысли лезли ей в голову. Прямо как тогда, когда она оказалась в доме Малфоя.

Как только она сказала, что у неё есть возможность смыть кровь со своих рук, перед глазами на мгновение почернело. А потом, сквозь шумы, послышались слова:

«Ты никогда не отмоешься от крови. Все, кого ты любишь, будут мертвы».

Тогда она сказала, что, возможно, шанса у неё всё же нет. Но сейчас она не хотела в это верить. Ей казалось, что она вот-вот схватиться за что-то настоящее, а не эфемерное. Осталось только дождаться момента. Не сдаваться. Продолжать бежать.

- Напомни, в чем заключается твой план? - спросил её Малфой, приближаясь к главному входу в особняк.

- В импровизации, - невинно ответила Блисс, взяв Малфоя за руку.

- Ты же сказала МакЛаггену, что у тебя есть план, - судя по голосу, Малфой начал что-то подозревать.

- Точнее, половина плана. Может, одна треть. Может, и того меньше.

Блисс окинула взглядом всех собравшихся. Бледную, заплаканную Кэтрин. Её родителей, смотрящих на Блисс с холодным презрением и злобой. Посмотрела на Кормака, который не мог сдержать улыбки, когда увидел её. Блисс тоже так сильно хотелось ему улыбнуться.

Затем она посмотрела на Люциуса и Нарциссу. Те смотрели на Блисс точно так же, как и родители Кэтрин. Киллиан Маррей смотрел себе под ноги и явно пытался справиться со смехом.

Блисс, смотря на него, тоже хотелось громко смеяться.

А затем она перевела взгляд на своих родителей, Уилла - и на миг ей стало стыдно. На их лицах было столь много эмоций: непонимание, злость, ярость, бешенство, всё смешивалось причудливым гремучим коктейлем. Но при этом, среди всей это смеси, можно было разглядеть облегчение. И даже какую-то радостью.

Блисс знала, что это значило, знала, о чём они думают. С их дочерью всё в порядке. Их дочь - цела и невредима.

Успокойся, мысленно приказала себе Блисс. Будь спокойна, будь собрана, говори по делу, не выражайся.

- Мама, папа, чего кого? Вас, наверное, интересует вопрос, почему я соврала вам о своём местонахождении? Думаю, у меня есть для вас объяснение. Его зовут Драко Малфой, если вы помните. Мы с ним встречаемся. Я с ним сплю.

_____

Brainwash - употребляется в английском сленге, переводится как «промывка мозгов» или «зомбирование».


Кровотечение на сердце. Часть 1


Блисс с тоской думала о том, что ей нужно купить себе какой-нибудь спрей. То есть, в мире существуют спреи против насекомых. А значит, должны существовать и такие, которые останавливают от принятия глупых решений, укорачивают язык и добавляют немного логики в поведение человека.

Именно такой спрей ей нужен был сейчас. На всю свою последующую жизнь.

- Они что, действительно заперли нас в библиотеке, и сказали, что пригласят к столу? - в очередной раз спросил её Малфой. - То есть, они действительно заперли нас? Просто взяли и...

- Малфой, мне кажется, ты превращаешься в меня, - устало оповестила его Блисс. - Я в очередной раз тебе повторяю, что дверь не заперта. Если хочешь - можешь выйти.

- Но они подразумевали это, - категорично ответил ей Малфой. - Тебя не смущает, что нас, совершеннолетних, заперли в комнате, как провинившихся детей? Меня это, например, злит. Мои родители больше не имеют права поступать так со мной.

- А мои - ещё как имеют, - резонно заметила Блисс. - Во-первых, я ещё не совершеннолетняя. Во-вторых, даже если бы и была, то у моего отца всё равно есть аргумент: по стандартам маггловского мира я всё ещё таковой не являюсь.

Они стояли друг напротив друга, в разных концах комнаты, и переговаривались так. Блисс это почему-то смешило, но одновременно ей было уютно. Неловкости не чувствовалось, и разговор происходил в легком ключе, словно они по-прежнему стояли рядом.

- Когда тебе исполняется семнадцать? - внезапно спросил её Малфой.

- Двадцать восьмого февраля.

Малфой удивленно на неё посмотрел.

- Получается, в конце этого месяца. Это же совсем скоро. Можно считать это аргументом в пользу твоего побега?

- Малфой, я не могу знать наверняка, какие отношения у тебя с твоими родителями, но модель вашей семьи представляю вполне отчетливо. Моя семья немного другая. Настолько, что даже если я скажу, что сбежала в подпольную больницу в Африке, единственную, где мне могли бы удалить раковую опухоль, которая внезапно обнаружилась у меня в мозгу - это всё ещё не будет являться аргументом. Все свои передвижения я обязана обговаривать с семьей. Особенно те, которые я совершила в последнее время. О мой бог!

- Что опять случилось? - дернулся Малфой.

При этом он выглядел встревоженным. Внезапно Блисс поняла, что именно услышала в его голосе, когда они говорили о Пэррише. Болезненность. Малфою было плохо от того, что они обсуждали Пэрриша.

Ему не нравился тот факт, что Блисс любила кого-то, кроме него.


Блисс покачала головой, усмехаясь своим мыслям. Драко Малфой. Парень, который поймал её с лестницы. Парень, который раздражал её одним своим присутствием. Парень, у которого, как ей казалось, не было сердца.

Драко Малфой - парень, в которого она влюбилась, и цеплялась до одержимости и золотых всполохов под глазами.

Это было пугающе - но с этой одержимостью ей было легче жить. Блисс нашла силы признаться себе в этом. Но почему? Может быть, в её прошлой жизни было что-то, эту одержимость напоминающую?

Чего ей не хватало? Почему она продолжала бежать? Что пыталась найти?

- Блисс, - позвал её Малфой. - Расскажи, в чём дело.

И Блисс снова вернулась к прежним мыслям, которые ужаснули её с двойной силой.

- О мой бог! Нет, серьёзно, о мой бог, Малфой. Я только сейчас поняла, что меня убьют. А потом я поняла это ещё раз!

Блисс подошла к Малфою, и, встав рядом с ним, тихо заговорила:

- Я была в Копенгагене, Биаррице, Салон-де-Провансе, Софии, Барселоне. Малфой, если у них появится хотя бы мысль, что я лгу, папа сразу же потребует мои воспоминания. И тогда - мне конец. В лучшем случае, меня снова запрут в клинике доктора Франца. В худшем... извини, на это не способна даже моя фантазия.

Малфой молчал, и Блисс в негодовании на него посмотрела. Он должен был сказать ей что-то. Утешить, пообещать, что всё будет хорошо, что она со всем справится.

Посмотрела - и вздрогнула. Малфой улыбался в пустоту. Улыбался улыбкой человека, которому ничего не стоит выпотрошить себе подобного.

- Малфой, теперь настал мой черёд спрашивать, в порядке ли ты, - едва не заикаясь, сказала Блисс.

- Извини, - он посмотрел на Блисс, и сразу как-то успокоился. Черты лица стали мягче. - Не хотел пугать тебя. Скажи мне вот что: что мне стоит знать о твоем отце?

Блисс задумалась на пару минут.

- Думаю, то, что характером я пошла именно в папу, - наконец сказала Блисс. - И ещё - помни о том, что случилось с моим предыдущим парнем.

- Блисс, но твой предыдущий парень мёртв.

- Вот именно!

Малфой глубоко вздохнул, после чего спокойно направился к выходу. Блисс с удивлением на него смотрела

- Подожди, нас же ещё не позвали, - растерянно сказала она.

- Думаю, я не буду ждать этого. Удар лучше всегда наносить первым. И потом, ты сама сказала, что у нас мало времени.

- Малфой, что ты задумал? - осторожно спросила Блисс.

Он усмехнулся уголком губ и внимательно посмотрел на Блисс. Ей не понравился этот взгляд: ей нужна была холодная голова. И задыхаться от нежности в такой ситуации было вовсе некстати.

- Я подумал, что тебе стоит отдохнуть. Постоянно спасая саму себя, можно сильно устать. Так что, сейчас я собираюсь сделать то, что, на данный момент, способен сделать куда лучше тебя.

- И что же ты можешь сделать лучше, чем я? - не удержалась от подначки Блисс.

- Я могу тебя спасти.

***


Атмосфера в холле особняка семьи Маррей была более чем напряженной. Малфой внимательно осмотрел всех присутствующих.

Розалинда Бромлей, Люциус и Нарцисса о чем-то говорили, и можно было бы сказать, что разговор проходит спокойно, если бы не некоторые детали. На лбу Люциуса отчетливо билась вена, а Нарцисса постоянно поправляла своё платье, с силой вцепляясь в его подол. Его родители, скрываясь за спокойствием и превосходными манерами, были в бешенстве.

Малфой снова посмотрел на Розалинду. Её он не мог прочесть так же легко, но вряд ли она тоже испытывала удовольствие от этого разговора.

Кэтрин, видимо, устав от нападок своих родителей, просто спряталась за спину Киллиана Маррея. Удивительное дело - но как только кто-то из родителей Кэтрин пытался к ней подойти, Маррей делал шаг вперед и как-то предупреждающе им улыбался. Это действие имело эффект.

Пэнси сидела в одном из глубоких кресел и спокойно пила чай, с легким интересом рассматривая всех присутствующих. Когда она посмотрела на Малфоя, то улыбнулась одним уголком губ. А потом вопросительно подняла брови. Пэнси явно хотела объяснений, и Малфой её понимал. Сначала он, неприлично пьяный, рассказывал ей о том, как ужасно поступила с ним Блисс, а теперь, пожалуйста, сам заявляется с Блисс на приём и «Мы с ним в отношениях. А ещё я с ним сплю».

Блисс Бромлей заставляла его выть. Только она могла сделать ситуацию безысходную ещё более плачевной. Только Блисс Бромлей могла быть такой... Блисс Бромлей.

Наверное, именно из-за того, кем она являлась, он и хотел быть рядом с ней. Хотел, чтобы она была рядом с ним. Желательно, чуть больше, чем всю жизнь.

Малфой устало прикрыл глаза. Интересно, что будет, если он отпустит себя и позволит быть немного более слабым?

- Сын, - выдернул его из мыслей голос отца. - Позволь узнать, почему ты находишься здесь? Кажется, я ясно дал тебе понять, что...

- Что я должен сидеть в библиотеке и не выходить, пока меня не позовут, - скучающим тоном продолжил Малфой. - Да, я помню, что-то такое абсурдное ты говорил. Я, совершеннолетний человек, должен сидеть в запертой комнате только потому, что меня попросил об этом ты.

- Комната не была заперта, Драко, - растянув губы в ласковой улыбке, сказала Нарцисса.

Малфоя это раздражало. Его раздражали собственные родители, и это была печально. Блисс бы точно сказала, что это было печально.

- Спасибо и на этом, - иронично ответил он, пытаясь незаметно понять, где же находился тот человек, с которым он обязан был поговорить.

Прямо сейчас, у него немедленно должен был состояться разговор с...

- Мне так приятно слышать искреннюю благодарность в вашем голосе, мистер Малфой, - послышался за его спиной голос Филиппа Бромлея.

Малфой медленно обернулся. Филипп Бромлей внешне выглядел спокойным, у него не тряслись руки, взгляд был осмысленным, и он явно не собирался накидываться на него с кулаками.

- Мистер Бромлей, приятно вас снова увидеть, - кивнул ему Малфой. - Я считаю, что нам нужно с вами поговорить.

Минуту Филипп смотрел Малфою в глаза, не моргая. Малфой, не смотря на странное желание отвернуться, его взгляд выдержал.

- Думаю, я соглашусь с вами, мистер Малфой, - ответил Филипп Бромлей.

Филипп посмотрел на всех собравшихся и обратился к Киллиану Маррею:

- Мистер Маррей, вы не могли бы показать мне комнату, где мы с мистером Малфоем сможем спокойно всё обсудить?

- Думаю, в этом нет необходимости, - кашлянул Люциус. - Мы взрослые люди, Филипп, так что вполне можем остаться здесь и...

Следующее, что сделал Филипп Бромлей, повергло в шокирующее состояние всех присутствующих. Он стремительно подошёл к Люциусу Малфою и коротко ударил его в ямку на шее.

- Папа!

Малфой обернулся. Блисс стояла в дверном проеме и в ужасе смотрела на происходящее. На своего отца, который тяжело дышал и сбросил маску мнимого спокойствия, на корчившегося на полу Люциуса.

Филипп бросил короткий взгляд на свою дочь и наклонился над телом Люциуса Малфоя, схватив его за ворот рубашки.

- Что, без своей палочки твоя бравада и пафосные слова выведенного яйца не стоят, да?

- Филипп, ты же разумный человек, тебе не нужны проблемы! Отпусти его! - взмолился Александр Гринграсс.

- Розалинда, вы должны быть голосом разума для своего мужа, - стараясь скрыть дрожь, сказала Нарцисса. - Скажите ему, чтобы он...

- Отпустил вашего мужа? - спокойно спросила Розалинда. - Знаете, я попрошу. Но сначала я послушаю то, что скажет мой муж вашему. Филипп действительно крайне разумный человек. И свои воспитательные беседы он проводит также разумно.

Кажется, в этом Розалинда ошиблась. С Филиппа слетела не только маска спокойствия, но и все остальные: не было больше никаких манер, высоких слов, вежливых обращений.

Филипп Бромлей был добрым, спокойным человеком, который умел прекрасно сгладить все острые углы в любых кругах общения и Малфой прекрасно об этом помнил.

Что такого сделал его отец, что Филипп напрочь потерял своё самообладание?

- Слушай меня очень внимательно, тупой, напыщенный индюк, - проговорил Филипп так тихо, что всем пришлось сразу же замолчать, чтобы расслышать его слова. - Ты относишься к своему сыну, как к щенку, и я понял об этом далеко не сегодня. Все, кто видел ваше с ним общение, это поняли. Можешь говорить о нём, что хочешь и мне плевать, какого ты о нём мнения. Но моя дочь...

Филипп сжал воротник Люциуса ещё сильнее.

- Я - не ты, а наша семья - не твоё гнилое подобие. Думаешь, ты можешь говорить о моей дочери мерзкие вещи, прекрасно осознавать, что я слышу каждое слово, и ещё надеяться, что тебе сойдёт это с рук? Она моя дочь, мерзкое ты отродье. Моя семья. Хочешь, приведу тебе один пример, Люциус? Даже у твоих способов спасения собственной шкуры есть предел. А у меня, если нужно защищать семью, предела нет.

Филипп пренебрежительно отшвырнул Люциуса и встал, брезгливо отряхивая руки.

- Ещё раз попытаешься говорить о моей дочери в таком тоне, или даже посмотришь на неё так, как мне не понравится - тебя не смогут собрать лучшие хирурги магической Британии. Если понадобиться, я выбью из тебя всё дерьмо.

- Папа!

- Филипп!

- Мистер Бромлей!

Уилл, Блисс и Розалинда заговорили одновременно. Филипп молча осмотрел каждого из них, а потом, ухмыльнувшись, поднял руки.

- Я помню, в нашей семье не выражаются. За это я извиняюсь.

- Думаю, я знаю, в какой комнате вам можно поговорить, - улучшив время, сказал Киллиан.

Филипп серьёзно на него посмотрел.

- Какая там зона слышимости?

- Не переживайте, свидетелей не будет, - правильно понял его Киллиан.

- Папа!

- Филипп! - ещё громче воскликнула Розалинда. - Немедленно прекрати пугать присутствующих.

- Пойдемте уже, мистер Малфой, - Филипп выглядел так, будто смертельно устал от этого балагана. - Нам предстоит серьёзный разговор.

Проходя мимо Блисс, Филипп всё же не сдержался: они крепко обнялись.

- Когда я вернусь, нам предстоит серьёзный разговор, юная леди, - серьёзно сказал Филипп.

- Думаю, я поняла это с того момента, как увидела ваши лица, - легкомысленно сказала Блисс. - Идите уже.

На секунду Блисс остановилась рядом с Малфоем и дотронулась до его руки, быстро улыбнувшись.

- Удачи.

- Будь осторожна.

Блисс на мгновение коснулась щекой его плеча.

***

Когда Малфой и её отец ушли, Блисс осталась вместе с остальными. Критично осмотрев полученную картину, она пришла к неутешительным выводам, что теперь проблем у неё гораздо больше, чем она думала.

Нет, Блисс знала о том, что не нравилась Люциусу и Нарциссе. В конце концов, в их первую встречу она назвала их сына садовником.

Неужели Люциус настолько разозлился из-за того инцидента? Может быть, Люциусу не понравились её слова об... отношениях с его сыном? Или было что-то, чего Блисс не понимала?

Когда молчание стало откровенно неловким, вернулся Киллиан Маррей и, улыбнувшись всем присутствующим, сказал:

- Я распорядился о чае в нашей столовой. Изабель, неприлично с твоей стороны заставлять гостей стоять на пороге дома.

Мать Кэтрин, Изабель Маррей, заторможено кивнула, кинув быстрый взгляд на свою дочь. У Блисс по спине пробежал холодок. Кэтрин тоже нужно было спасать.

- Так чего мы стоим? - продолжая добродушно улыбаться, сказал Киллиан. - Прошу всех пройти в столовую.

Блисс, посмотрев на Маррея, не сдержала смешка. Ей так сильно хотелось смеяться, глядя на то, как сильно он пытался помочь ей во всем этом беспорядке.

Когда все вышли из зоны видимости, Кэтрин быстро подбежала к Блисс и бросилась к ней на шею.

- Мне так жаль, - продолжала плакать Кэтрин. - Я не знала об этом приёме до сегодняшнего утра, даже не догадывалась! Если бы я только знала, я бы придумала что-нибудь, я бы...

- Эй, Кэтрин, - Блисс мягко отстранила её и посмотрела ей в глаза. - Ну же, успокойся. Посмотри на меня.

Кэтрин, стерев слезы со щек, посмотрела ей в глаза.

- Кэтрин, я нахожусь в твоём доме, - успокаивающе говорила Блисс. - Как думаешь, если бы у меня был хоть какой-то шанс продолжать делать то, что я делать обязана, была ли бы я здесь? Я отвечу сама - нет. Этот приём - провал нашего плана. Недочет. Но я здесь, хорошо? А значит, мы обязательно всё исправим.

Блисс погладила Кэтрин по спине и сказала:

- Иди, приведи себя в порядок. А я пойду в столовую и подготовлю почву. Хотя нет, давай так, - Блисс ненадолго задумалась. - К тому моменту, когда ты закончишь, я смогу со всём разобраться.

- А если нет? - хитро прищурилась Кэтрин.

Блисс ненадолго задумалась.

- Обучу тебя любому заклинанию седьмого курса, которое тебе понравится.

- Блисс, да у тебя заклинания получаются исключительно по настроению!

- Ну же, дай мне почувствовать себя крутой!

Кэтрин громко рассмеялась, а после, вздохнув, тревожно покосилась вглубь дома.

- Постарайся быть аккуратнее, хорошо? Ты не представляешь, как были злы и напуганы мои родители, когда узнали от твоих, что Блисс Бромлей якобы проводит новогодние каникулы в нашем доме.

- Представляю, какие у них были лица, - усмехнулась Блисс.

- Поверь мне - не представляешь, - мрачно ответила Кэтрин. - Блисс, что ты задумала?

- Концерт, - задумчиво ответила она. - Но ты должна мне помочь в этом.

- Что именно я должна делать?

- Ты должна заплакать. Очень громко, с причитаниями и сожалениями.

- В какой момент?

- Думаю, ты поймёшь, в какой момент. Давай, приведи себя в порядок, а потом иди к нам. Всё должно выглядеть естественно.

Кэтрин кивнула ей, и быстро убежала.

Блисс зашла в столовую. Как только её увидели на пороге, все сразу же смолкли, а Розалинда встала со своего места и подошла к Блисс.

Сегодня её мать выглядела, как, впрочем, и всегда, великолепно. На ней была кремовая блузка с большим бантом и черные свободные брюки с высокой талией. Блисс посмотрела на её волосы: она укоротила их ещё больше, и теперь они были чуть ниже ушей, полностью открывая уши с жемчужными сережками.

Розалинда медленно подошла к Блисс и пронявшись с ней, взяла её за подбородок, подняв голову.

«Ну же, давай. Сделай это. Всё должно быть по плану».

Розалинда не разочаровала Блисс: она отошла ровно на один шаг и отвесила ей пощечину.

Это должно было стать её триумфом. Прекрасная Розалинда Бромлей, потомственная аристократка, образцовая жена, женщина, следующая всем традициям безукоризненно, узнала о проделках своей дочери. Холодная Розалинда Бромлей, всю жизнь прекрасно державшая себя в руках, подкосил поступок дочери. Дочери, которая солгала своим родителям, втянула в свою ложь свою подругу только ради того, чтобы провести каникулы с парнем. С которым она, как утверждала эта самая дочь, спала, не будучи замужем или хотя бы помолвлена.

Конечно, Розалинду Бромлей это подкосило. Конечно, она не смогла сдержаться. Конечно, её дочь обязана опустить глаза в пол и выдержать взгляды всех присутствующих, побелеть от стыда и расплакаться, извиняясь за свой ужасный поступок.

Блисс подняла глаза на свою мать и усмехнулась. А потом влепила ей пощечину в ответ.

Просчет Розалинды Бромлей. Просчет всех присутствующих.

- Ты ударила меня, - потрясенно сказала Розалинда, прижимая ладонь к щеке.

- Только после того, как это сделала ты.

- Я твоя мать!

- А я - твоя дочь.

- Я имею на это право.

- Ты имеешь право бить меня и унижать при других людях только потому, что ты - моя мать?

- Я имею право на несдержанность! Ты опозорила меня, своего отца, всю нашу семью!

- Почему? Потому, что мне шестнадцать, я влюбилась и захотела провести время со своим парнем? - Блисс щелкнула пальцами. - Ах, да, совсем забыла. Мы же не женаты. И даже не половлены. Какой ужас, какой позор! Я не помолвлена в шестнадцать лет, и не собираюсь выходить замуж даже после того, как мне исполнится семнадцать. И вообще ближайшие лет десять или всю жизнь, к слову.

- Правильно ли я поняла вас, мисс Бромлей, - холодным тоном произнесла Нарцисса. - Вы не собираетесь выходить замуж за моего сына?

- Что? - не сразу поняла Блисс. - Нет, конечно, не собираюсь. С какой стати?

- Но вы только что сказали, что влюблены в него, - поморщилась Нарцисса.

Блисс пожала плечами.

- Да, так и есть. А при чем здесь брак?

Нарцисса несколько раз моргнула.

- Вы, если верить вашим словам, состояли с моим сыном в очень... близких отношениях.

- Да, это тоже правда, - осторожно кивнула Блисс. - Всё ещё не понимаю, почему из-за этого я должна идти с ним под венец.

И взгляд Нарциссы невольно скользнул по её животу.

Блисс давно так не смеялась. Громко, искренне, до выступающих слёз, до едва ли не истерического состояния.

- Миссис Малфой, - стараясь отдышаться и попеременно смеясь, сказала Блисс. - Я понимаю, что магический мир несовершенен. Честно говоря, я удивляюсь, что в этом мире существует такая вещь, как лифты. Потому что слово «техника» и магический мир... ладно, не будем об этом. Но контрацепция? Серьёзно?

Нарцисса непонимающе на неё посмотрела. Блисс тяжело вздохнула.

- Средства контрацепции? Пре...

- Достаточно! - вскрикнула Розалинда. - Не могу поверить, что ты говоришь вслух о таких вещах.

- А что? - удивилась Блисс. - Нет, серьёзно, если эти взрослые люди всё ещё не догадываются, что заниматься сексом и одновременно не иметь детей стало возможным, то я могу в их просветить в это! Ребята, да у нас ситуация, прямо как в той шутке, где ребенок знает больше, чем свои родители. Только вот не знать о таких вещах, как контрацепция – это всё же печально.

- Ребята? – потрясенно прошептала Нарцисса.

- Я знаю! - почему-то счел своим долгом сказать Киллиан Маррей.

Блисс не выдержала и громко расхохоталась.

- Как здорово. У меня есть одна из ваших книг. Подпишите её?

- Это потому, что я превосходный писатель, или из-за того, что...

- Киллиан! - вскрикнула Изабель. - Эта девчонка отвратительна! Она вплела в свои интриги твою племянницу! Как ты можешь вести себя так?

- Изабель, девочке всего шестнадцать, и она влюбилась, - ответил ей Киллиан. - Конечно, она хотела провести время с любимым человеком. И, конечно, она не стала говорить об этом никому, потому что реакция была однозначна! Как я себя веду? Не причитаю о том, что в наших кругах есть дети, которые не являются озлобленными садистами или бесхребетными амебами? То есть, как все вы? Наверное, моё поведение оправдывается тем, что у меня ещё остался разум.

- Давайте поговорим о другом, - подал голос Люциус Малфой.

Блисс знала, что ей стоило немного успокоиться, но не сдержалась: посмотрела на Люциуса с откровенным состраданием.

- Конечно, мистер Малфой, давайте поговорим. Как ваша шея?

- Блисс, немедленно прекрати! Что я упустила в твоём воспитании, что ты стала такой?

«Ну же, продолжай. Давай, упомяни её».

- Ты точно такая же, как моя непутевая сестра!

О да. Бинго, флэш-рояль, карт-бланш, можно называть, как угодно, но Блисс Бромлей только что одержала безоговорочную победу.

- Кстати, я пригласила её на наш бал, - невинно улыбнулась Блисс. - Надеюсь, она сможет почтить его своим присутствием.

- Ты пригласила Вивьен? - севшим голосом спросила Розалинда.

- Конечно, я пригласила Виви, - сладко улыбнулась Блисс, намеренно используя сокращение, которое так ненавидела Розалинда. - Мама, как можно не пригласить на бал свою родную сестру?

Перед глазами встала красная пелена, а руку странно запекло. Блисс растерянно на неё посмотрела: всё было нормально.

- Милая, с тобой всё хорошо?

Блисс медленно перевела взгляд на Розалинду. Та была бледной и какой-то подавленной. Блисс заторможено кивнула.

- Мам, прости меня. За пощечину.

- И ты меня тоже прости, - сдержано ответила ей Розалинда. - Да, конечно, Вивьен должна посетить наш бал. Извините, мне надо присесть.

Розалинда опустилась на стул, рассеяно обмахиваясь ладонью. Маррей налил ей воды из графина и заботливо подвинул стакан. Розалинда благодарно ему кивнула.

- И так, мисс Бромлей, - снова заговорил Люциус Малфой. - Я всё же полагаю, что нам стоит поговорить. Наедине.

- Как вам будет угодно, - легко согласилась Блисс, чем изрядно удивила всех присутствующих.

Ей просто надоело постоянно со всеми спорить.

- Мисс Бромлей...

- Оставьте свои церемонии, - махнула рукой Блисс.

- Не думаю, что я способен на это, - недобро улыбнулся Люциус. - Мисс Бромлей, правильно ли я понимаю, что мой сын... был у вас первым?

- Так и есть, - ответила Блисс и, фактически, даже не соврала.

- Хорошо. И при этом вы пытаетесь убедить меня, нас всех, что не собираетесь выходить за него замуж?

А вот теперь Блисс действительно ничего не понимала.

- Что вас так удивило?

- О, мы одни, Блисс. Можете прекратить притворяться, - криво ухмыльнулся Люциус. - Просто признайтесь, что вы спланировали всё с самого начала: для того, чтобы выйти замуж за моего сына. Разумеется, тайно, так, чтобы никто об этом не узнал. А потом шокировать нас всех этой новостью, так, вы любите это делать.

«У этого человека что, куриный бульон вместо мозгов?»

- Поясните вашу логическую цепочку, потому что мой разум не в состоянии её понять, - сдалась Блисс. - Зачем мне нужно делать то, о чем вы говорите?

- Разумеется, для того, чтобы добраться до денег моего сына, - с уверенностью заявил Люциус.

Блисс не знала, сколько молчала и просто хлопала глазами, стараясь воссоздать в своей голове хоть какое-то подобие причинно-следственной связи.

- Давайте я попрошу кого-нибудь аппарировать вас в больницу, - предложила она. - Кажется, мой отец сотворил с вами что-то непоправимое. Проклятье, я же говорила Уиллу, чтобы он не учил папу своим приёмам! Ударь он вас чуть сильнее - и вас могло бы парализовать! Конечно, у вас ум за разум заходит.

- Вы понимаете, насколько неуместны ваши шуточки? - прошипел Люциус.

Он выглядел по-настоящему злым и взбешенным, причем настолько, что Блисс испытала нечто, похожее на страх. Люциус Малфой был действительно человеком страшным.

Или это был не Люциус Малфой? Почему ей было так страшно в его присутствии? Почему ей так сильно хотелось смеяться?

- Вы знаете, - медленно произнесла она. - Длина ваших волос. У одного моего знакомого была такая же длина.

Блисс сказала это, и сразу же замолчала. Ей нужно было скорее разобраться с этим, а после попасть в Ватикан. Когда она бежала - было проще. Как только находилась новая зацепка, она могла найти что-то, что ей помогало.

А сейчас - ещё вопросы к кому предыдущих. Какой знакомый? Причем тут длина волос?

- Вы знаете, я очень устала, - внезапно сказала Блисс. - Я устала находиться здесь, устала выглядеть виноватой, потому что вины я совершенно не ощущаю. А теперь я устала ещё больше, потому что слушаю вас. Вопреки расхожему мнению, от беспросветной тупости других устать тоже можно. Скажите, Люциус, на кой черт мне понадобились бы ваши деньги или деньги Драко? Вы представляете, сколько зарабатывает мой отец? В смысле, я сейчас говорю не только о магическом бизнесе, но и о маггловском тоже. А теперь поговорим о моём наследстве, которое мне оставили мои покойные бабушка с дедушкой. Знаете, я часто говорю о том, что сумма этого наследства вызовет у меня сердечный приступ. Надеюсь, вы понимаете, почему эту сумму я не собираюсь говорить вам?

Люциус явно хотел ей что-то сказать, но Блисс перебила его, сама того не замечая:

- О мой бог, это дно. Весь этот день - дно. Вся эта ситуация - тоже дно. Я чувствую себя тридцатилетней женщиной, которой просто нужно выпить и посмотреть артхаус. Вы понимаете, насколько мне плохо? Нет, не отвечайте. Конечно, вы не понимаете.

Блисс вернулась в столовую, закрывая дверь и приваливаясь к двери. На неё не обратили внимания - все предсказуемо успокаивали истерически рыдающую Кэтрин.

Маррей ей подмигнул, и Блисс издала смешок. Ей хотелось рассмеяться, но сил уже не было. Скорее бы этот день закончился. Закончился в её пользу.

***


Пожалуй, то, что сейчас происходило с Малфоем, было занимательным экспириенсом. Не каждый день он сидит в комнате и просто старается выдержать взгляд другого человека на протяжении пяти минут. Десяти. Пятнадцати. Двадцати.

И всё же, он неплохо справился со своей задачей: Филипп Бромлей заговорил первым.

- Скажите, мистер Малфой, - начал Филипп Бромлей. - Как много вы знаете о моей дочери?

- Вы о том, что иногда она бывает немного... нервной?

- Вы хотели сказать, бешеной? Меланхоличной? Истеричной? - иронично ответил Филипп.

- Да, и это тоже, - согласился с ним Малфой. - Я знаю о том, какая она и кем является.

- Это хорошо, что вы осведомлены о её недостатках, - поймав удивленный взгляд Малфой, Филипп негромко рассмеялся. - Не удивляйтесь так, мистер Малфой. Я люблю свою дочь больше всего на свете. Но неужели вы серьёзно думаете, будто я считаю её ангелом во плоти? Давайте говорить открыто: кому из вас принадлежала идея сбежать на время новогодних каникул?

Малфой отвёл глаза. Идеальная тактика: не отвечать ничего, не брать вину на себя, но и сваливать её на кого-то другого. Филипп Бромлей додумает всё сам.

- Так я и думал, - усмехнулся он. - Я не виню, вас мистер Малфой, и не удивляюсь, что вы не смогли ей отказать. В этом и моя беда: я спускаю Блисс с рук слишком многое.

- Это не удивительно, - осторожно ответил Малфой.

Филипп сцепил руки в замок, придирчиво осматривая Малфоя.

- Скажите, мистер Малфой, как думаете, почему Блисс стала такой, какая она сейчас? Да, я про меланхолию, истерики, а подчас и странное поведение. У вас есть предположения, почему она такая?

- Правильно ли я понимаю, что вы намекаете на её прошлые отношения? - прямо спросил Малфой.

Филипп вздрогнул и, выпрямив спину, с искренним изумлением посмотрел на Малфоя.

- Она рассказала вам? - потрясенно спросил он. - Как много?

- Всё, - ответил Малфой, и, немного подумав, добавил. - В том числе и его имя.

- Она... произнесла его имя? Она действительно смогла?

- Да, если этого человека действительно звали Кайл Пэрриш.

И Филипп Бромлей улыбнулся. Как-то нежно, по-отчески улыбнулся, и глаза его загорелись мягким светом. Он вспоминал что-то, вспоминал о прошлой жизни, о том, какие эмоции вызывал у него Кайл Пэрриш.

Может быть, внешне он не показывал, что одобряет эти отношения. Но что-то Малфою подсказывало, что Филипп Бромлей испытывал к Пэрришу уважение. И что он тоже скорбел, когда того не стало.

Это Малфоя задело. Это приводило в бешенство. Кайл Пэрриш был мёртв. Меньше всего на свете ему хотелось соперничать с мёртвым. Как же унизительно это было.

- Да, его действительно так звали, - подтвердил его слова Филипп. - А знаете, каким он был, мистер Малфой? Я не берусь судить наверняка, но что-то мне подсказывает, что я буду прав. Вы и Кайл Пэрриш полные противоположности друг другу. Точно так же, как и вы с Блисс. И вы, извините за прямоту, не самый хороший человек. И дело вовсе не в вашем характере, а скорее поступках и некой трусости перед... определенными факторами. Скажите, мистер Малфой, моя дочь знает об определённой части вашей жизни?

Вместо того, чтобы отвечать, Малфой просто снял пиджак и закатал левый рукав своей рубашки.

- Вы понимаете, почему я показываю вам руку, на которой ничего нет?

- Понимаю, мистер Малфой. Должен сказать, что я испытываю радость от этого факта.

- Блисс... она многое мне рассказала. О себе, своей прошлой жизни. Она словно пытается дать мне шанс сбежать от неё, понимаете? Но я не хочу этого. Я хочу быть с ней. И быть с ней гораздо дольше, чем на период школьной жизни. Я хочу навещать её в университете, хочу радоваться её успехам, хочу двигаться вперёд вместе с ней, а в будущем и сделать ей предложение. И я понимаю, что должен рассказать ей о том, что творил. И я обязательно сделаю это, когда придёт время.

- Хотите ли вы сказать этим, что ваше не самое светлое прошлое - действительно в прошлом?

- Мне жаль - но не сейчас. Всё не так просто, и это вовсе не отговорки.

- Я понимаю. И я рад, что вы не солгали мне, мистер Малфой.

Филипп замолчал, задумчиво смотря на бархатные тяжелые шторы, полностью закрывающие окна. По стеклу барабанил дождь, и Малфой невольно подумал о Блисс: наверное, она смотрела в окно тоскливым взглядом и хотела вернуться в Барселону.

- Блисс больше не любит дождь, - словно прочитал его мысли Филипп.

- Вы хотите сказать, что раньше любила? - озадаченно спросил Малфой.

- Да, - отрешенно кивнул Филипп.- Единственное, что ей всегда не нравилось, это гроза. А молнии, дождь она любила так же сильно, как и ясную погоду. Её вообще завораживала природа как таковая. Она часто говорила, что именно благодаря природе совершаются удивительные вещи.

- Что произошло?

- В тот день, когда она нашла Пэрриша, шёл дождь. Не было молний, грозы. Просто сильный ливень, который обещали в прогнозе погоды.

Филипп Бромлей снова посмотрел на Малфоя, взглядом грустным и растерянным.

- Мы прибыли сюда за десять минут до вашего прихода. Знаете, мистер Малфой, эти десять минут были самыми страшными в моей жизни. Чего я себе только не вообразил. Что методика доктора, у которого она лечилась, не помогла, и всё это время она притворялась. Что мы найдём её в какой-нибудь реке... не обращайте внимания.

- Блисс рассказывала мне о реке. Скажите, мистер Бромлей, вы действительно верили, что Блисс хотела утопиться?

- Моя дочь - сильный человек, и иногда я забываю о том, что она ещё ребёнок. Но ведь факта это не меняет. Ей всего шестнадцать, понимаете? Её первая любовь умерла у неё на руках. Я допускаю мысль, что Блисс действительно верила в то, будто что-то ищет. Но на самом деле ей просто нужен был предлог... заплыть чуть дальше. Не дышать чуть больше.

Филипп провёл рукой по лбу, стряхивая капли пота.

- Это, наверное, глупо - радоваться тому, что моя дочь сбежала с парнем, о котором мы ничего не знали. Но в какой-то момент я действительно испытал чуть ли не радость. Но, как бы вам объяснить... иногда я смотрел на неё и действительно боялся, что она больше не сможет чувствовать всё в полной мере. Не сможет быть собой. И я, наверное, возненавижу себя за эти слова, но, думаю, стоит признаться самому себе - она стала лучше.

- В каком смысле - лучше?

- Ответьте честно, мистер Малфой: вы считаете Блисс неуправляемой?

- В какой-то мере - да.

- В какой-то мере, - повторил Филипп. - Какое точное определение. Сейчас это действительно так.

- Сейчас?

- Я не знаю, как объяснить это. Я и не могу утверждать, что раньше она была хуже. Она ловкая, даже очень. Ей получалось прятаться от нас с Розалиндой, и прятать свои поступки. Иногда до нас что-то доходило, какие-то слухи или шепотки. Но вскоре выяснялось, что это переврали или вовсе выдумали.

- Но это происходило слишком часто, чтобы списать на случайности, да?

- Вы проницательны, - оценил Филипп. - Она моя дочь, мистер Малфой. Но с самого детства я смотрел на неё и ловил себя на одной постоянной мысли. Что-то не так. С моей дочерью что-то не так. У вас возникает такое чувство, когда вы рядом с ней?

«Вы даже не представляете, как правы. Не представляете, насколько часто».

- Просто она чуть более живая, чем все мы. Это нормально.

Филипп сглотнул, после чего издал сухой смешок.

- Да. Всё так и есть. Скажите, где вы проводили с Блисс эти каникулы?

- В Барселоне, - ответил Малфой. - У моего друга, Блейза Забини, есть там дом.

Дом Блейза действительно находился в Испании, но не в Барселоне. Впрочем, то место, где находился его дом, вообще нельзя было причислись к какому-либо городу Испании. А значит, теоретически, он никому не врал.


- Барселона, - обрадованно сказал Филипп. - Помню, мы с семьёй провели там прекрасные две недели.

- Да, Блисс говорила мне и об этом, - кивнул Малфой. - Скажите, а вы никогда не жили в Барселоне... долгое количество времени?

На мгновение Филипп задумался.

- Нет, не думаю. Иногда мне приходилось приезжать туда одному, но самый долгий период моего пребывания там был примерно с месяц. Почему вы спрашиваете?

- Просто Блисс слишком хорошо знает Барселону. Особенно какие-то места, где очень сложно её найти, - практически сразу ответил Малфой.

- Это её особенное умение. Может прятаться где угодно и когда угодно.

Филипп встал со своего кресла, и Малфой поднялся сразу же вслед за ним.

- Думаю, нам пора возвращаться к остальным, - сказал Филипп. - Надеюсь, вы понимаете, мистер Малфой, что с сегодняшнего дня мы не спустим глаз с вас двоих? Через три дня вам нужно возвращаться в Хогвартс, и до этого момента вы будете под полным нашим контролем. Я отменил все свои командировки на эти три дня.

- А миссис Бромлей? - осторожно спросил Малфой.

- Что же, Розе тоже пришлось пойти на жертвы, - усмехнулся Филипп. - Она пропустит какой-то светский приём в Бристоле.

Малфой хотел было спросить, что касается охраны семьи Бромлей, этого Уилла, но сразу же одернул себя: было понятно, что он не уедет из дома, покуда в нём находится Филипп Бромлей.

Филипп уже стоял в дверях, как внезапно обернулся и посмотрел на Малфоя серьёзным взглядом:

- И всё же, молодой человек: я прошу чаще вспоминать вас, в каком состоянии находится бывший моей дочери.

- Мистер Бромлей, при всём уважении, но бывший вашей дочери... мёртв.

- Вот именно!

Когда Филипп закрыл дверь, Малфой подошёл к окну и отодвинул тяжелые бархатные шторы. Блисс говорила, что у неё есть планы ровно на два случая: если её родители останутся в поместье, и если они решат покинуть его.

Когда они говорили об этом, Блисс улыбалась. Сияла одной из своих прекрасных улыбок, нервно поправляла волосы, говорила, что, разумеется, её родители не останутся в особняке. Что у них много дел, и бесполезные три дня на одном месте никак не укладываются в график её отца.

- Но что будет, если они решат остаться? - спросил Малфой. - Что будет, если они захотят проконтролировать тебя? Блисс, я уверен, так и будет. Твои родители очень тебя любят.

Этот болезненный взгляд, этот взгляд затравленного зверя, этот извечный взгляд Блисс был как мимолетная вспышка. Малфой не видел этого взгляда всего несколько часов - и уже успел отвыкнуть от него.

В тот момент он в очередной раз из множества подумал о том, что Блисс этого не заслужила. Блисс не заслужила всего, что с ней происходит.

- Значит, я обстоятельно поговорю с ними. И они, в конце концов, поймут, что из-за моего маленького проступка вовсе не стоит менять свои планы.

На мгновение Блисс прикрыла глаза и выдохнула. Как будто ей было больно. Как будто она заранее ненавидела себя за то, что хотела сделать.

В тот момент Малфой вернулся к вопросу, который стал неотъемлемой частью его жизни, который был надоедливым клещом, вгрызшимся в его мысли: что скрывала Блисс Бромлей. Что же скрывала Блисс Бромлей.


***
- Исшутилась.

- Исшутилась? Что это? - спросил её Кормак.

Блисс посмотрела на него, попытавшись улыбнуться максимально естественно.

- Хотелось найти термин, который смог бы полностью выразить то, как я себя ощущаю, но в голову ничего не приходило. И тогда я придумала свой.

- Исшутилась, - повторил Кормак. - А что? Мне нравится.

Кормак прищурил глаза, критично всматриваясь в лицо Блисс:

- Бромлей, можно попросить тебя об одолжении?

- Да, конечно. В чём дело?

- Не улыбайся. Если чувствуешь, что не в состоянии улыбнуться так, как умеешь ты, не улыбайся.

Кормак потрепал её по волосам, и сразу же проверил, не заметила ли Пэнси, не заметил ли кто-то из тех, кто успокаивал Кэтрин, истерика которой по-прежнему не прекращалась.

Блисс тихо усмехнулась, и сделала то, о чем, пожалуй, мечтала с того момента, как переступила порог этого дома: стерла с лица осточертевшую улыбку.

Исшутилась - окончательно и бесповоротно. У Блисс больше не было моральных сил выдерживать всё это, не было сил думать о том, что она хочет совершить. Что она будет должна совершить, если её родители всё же решат остаться в этом особняке на последующие три дня.

- Знаешь, это было весело, - внезапно сказал Кормак. - Ну, то, как ты говорила о вас с Малфоем...

Блисс скривилась, и Кормак сразу же замолчал.

Конечно же, ему было весело, от этого представления. Той половине присутствующих, что не разделяла ханжеские взгляды чистокровных семей, застрявших в восемнадцатом веке, было весело тоже. На то и был расчет.

Но Блисс не думала, что ей будет так отвратительно. Не думала, что ей станет так плохо от факта этих разговоров, от того, насколько ей пришлось открыть подробности своей личной жизни.

Та ночь в Барселоне, та нежная, прекрасная ночь не должна была стать насмешкой, каким-то отвратительным способом получить желаемое, выйти сухой из воды. И всё же, в тот момент, когда она увидела своих родителей, выражение их лиц - в тот момент она не контролировала себя.

Всё, что произошло, стало лишь очередным способом спасти себя, и Блисс воспользовалась им, не до конца осознавая это.

И это «не осознавая» - Блисс сама не заметила, как сильно оно въелось в её привычной образ жизни.

- Кормак, можешь ответить на один вопрос? И, прошу тебя, ответь серьёзно.

Кормак выразительно на неё посмотрел.

- Вот представь, что с тобой случилось что-то плохое, - начала Блисс. - Но ты не знаешь, что именно. И ты не знаешь, действительно ли это - плохое. Но тебе просто хочется знать, что именно с тобой случилось. И... как далеко ты готов зайти, чтобы спасти себя?

- А ты уверена, что дело в спасении?

Блисс дернулась, обернувшись: за спинкой её кресла стояла Пэнси.

- Как ты... - Блисс посмотрела в другой конец комнаты и снова перевела взгляд на Пэнси. - Минуту назад ты была там.

- Просто нужно было чаще смотреть на концерт, который сейчас устраивает твоя подружка, а не на моего парня, - Пэнси картинно зажала уши. - Клянусь, мои барабанные перепонки сейчас лопнут. Может быть, стоит намекнуть ей поменять тональность?

- О! Так вы теперь... официально вместе? - нервно спросила Блисс.

- Тебя что-то не устраивает, Бромлей?

- Не только мы!

Кормак и Пэнси заговорили одновременно, и Блисс вздрогнула снова. Она заправила волосы за уши и покосилась на дверь главного зала: не появились ли там Малфой и её отец.

Их не было, и Блисс подавила тяжелый вздох. Она снова мазнула взглядом по Пэнси, смотря на неё, но словно не видя её лицо: словно смотрела на неё насквозь.

- Что ты говорила? На счет спасения?

- Я спросила, уверена ли ты, что дело в спасении.

- Если человек так отчаянно старается найти что-то, что, как ему кажется, может его спасти, то в чем же еще может быть дело? - усмехнулась Блисс.

- Исключительно в прошлом.

Сегодняшний день, сегодняшняя ситуация, сегодняшние разговоры - как точка невозврата в способность концепции понимания. Блисс была уверена, что именно сегодня она окончательно потеряла способность понимать людей, потому что всё, что они говорили, казалось сплошь белым шумом.

- Прошлое - петля на шее, - туманно сказала Пэнси. - Особенно твоё.

Пэнси постучала ногтем по спинке кресла и задумчиво посмотрела на Блисс:

- Бромлей, не хочешь со мной поговорить? Наедине?

- Нет, не хочу, - подумав, честно ответила Блисс. - Но я хочу поговорить с Кормаком. Кормак, нам нужно...

- Нет, Бромлей, вам ничего не нужно, - Пэнси продолжала говорить вкрадчиво и ласково.

Блисс с каким-то холодным ужасом почувствовала волну ярости от этого тона. С ней так уже разговаривали. Постоянно, на протяжении всего времени с ней говорили таким ласковым тоном, таким, каким обычно успокаивают больного на голову, или ребёнка, или всё вместе.

- Бромлей, я уверена, что ты хочешь со мной поговорить, - ласково продолжала Пэнси. - Как на счет того, чтобы выйти в сад?

«Как на счет того, чтобы заткнуться и не пугать её, тупая дрянь?»

Блисс вскочила так стремительно, что опрокинула кресло. Кэтрин мгновенно замолчала, и все собравшиеся сразу же отвлеклись, уставились на Пэнси и Кормака.

Уставились на неё, Блисс. Она чувствовала себя зверем, которого загнали в клетку. Она чувствовала, что кто-то над ней смеется, громко, насмешливо, глумливо. Тот, кто всегда считал её беспросветной дурой.

Интересно, как долго длилось это «всегда»?

Блисс по-прежнему не до конца понимала, как смогла улыбнуться, как произнесла слова извинения, спокойно развернулась и так же спокойно вышла из гостиной.

Оказавшись на воздухе, Блисс захватила приевшееся тоска. Сейчас она была банальной, понятной - ей не хватало запаха соли, морских водорослей и моря. Не хватало белой гальки, ракушек, белого вина, не хватало Готического квартала. Ей не хватало Барселоны.

Блисс тщетно попыталась увидеть свою прелесть в саде семьи Маррей: в изящных скамьях из светлого дерева, в белоснежном причудливом фонтане, вода которого периодически превращалась в пар, снег или лёд, в белых и красных розах, буйно разросшихся на каждой поверхности земли, в иксорах, виднеющихся сквозь них. В маленьких цветах цвета фуксии, матовых, каких-то полупрозрачных, практически невесомых. Эти цветы оплетали скамьи, фонтан, ажурный навес над садом, большую часть стены особняка.

Эти цветы чем-то походили на маленькие сердечки, что пестрели на открытках или коробках конфет.

Ещё совсем недавно, и Блисс понимала это отчетливо, она, оказавшись в этом саду, ещё долгое время не захотела бы уходить. Так бы и стояла, задохнувшись от чувства восторга, от того, что в этом мире есть что-то настолько прекрасное, что-то, что ей ещё не доводилось видеть.

Очередная красота. Очередной повод волнения от вида этой красоты.

Блисс дотронулась до одного из маленьких цветов, пытаясь выцепить из своей головы его название.

- Кровоточащее сердце.

Блисс с силой смяла бутон: Пэнси снова её напугала.

- Или кровотечение на сердце, - продолжила Пэнси. - Расслабься, Бромлей, это вовсе не намеки. Просто названия этих цветов.

- Дицентры, - вспомнила Блисс. - Они называются дицентры или... ещё я помню вариацию «разбитое сердце».

- Есть ещё одно название, оно как-то связано с именем. Точно, сердечко Жанетты! - воскликнула Пэнси. - Но, всё же, чаще всего их называют именно «Кровоточащее сердце».

- Спасибо за расширение моего кругозора, - иронично ответила Блисс.

- Могу сказать тебе тоже самое. До сегодняшнего дня я даже не предполагала, что у этих цветов такое скучное название.

- Это можно сказать о большинстве цветов.

- А если поговорить о рыбах?

- Рыбах?

Пэнси указала Блисс на фонтан.

Оказалось, внутри его чаши, в голубой воде, плавали рыбки. Маленькие рыбки с золотистой, серебряной и черной чешуёй, они бестолково сновали между белыми кувшинками и издавали едва заметное сияние.

- Пецилии, - присмотревшись, сказала Блисс. - Я помню этих рыб. В кабинете моего отца, в нашем доме во Франции, стоял аквариум. Там было много пецилий.

- Вы перевезли их в Англию?

- Нет. В ходе какого-то эксперимента папа понял, что секрет пецилий усиливает эффекты оборотного зелья. Всего на десять минут, но и это было открытием. В конечном итоге, вся стайка пецилий послужила науке, и в тот аквариум их больше не запускали.

- И как часто такое происходит в вашей семье?

- Происходит... что?

- Жертвы. Как часто вы жертвуете чем-то ради своего собственного комфорта и ради своих целей?

- Никогда, например, - сухо ответила Блисс. - Пэнси, это всего лишь мертвые рыбы. А слово «жертва» достаточно сильное, и тебе не стоит применять его просто потому, что так захотелось.

- Это весьма интересно, - Пэнси посмотрела в глаза Блисс. - Ты никогда не думала о том, что вот в таких разговорах, отвлеченных и ничего не значащих, можно многое узнать о человеке.

- Нет, не думала. А знаешь, почему? Потому что это не правда.

- О, не стоит так говорить. Можно взять простой пример - тебя. Милая Блисс Бромлей, добрая Блисс Бромлей, когда Блисс Бромлей улыбается, солнце начинает сиять сильнее, птицы петь громче, котики мурчать довольнее, и даже рыбки со своей короткой памятью стараются помнить этот момент чуть дольше. И в этот момент оказывается, что этой доброй и милой Блисс Бромлей, совершенно наплевать на рыбок.

- Чего ты от меня хочешь? - Блисс категорически не понимала, в какие дебри идёт этот разговор. Блисс бы не назвала Пэнси своей подругой, но она была уверена в стабильности их дружелюбно-нейтральных отношений. - Извини, но времени на то, что открывать клуб, защищающий права рыб, у меня нет.

- Залечивать кровоточащие сердца, как я понимаю, тоже? - спокойно осведомилась Пэнси.

- О, я поняла! - радостно воскликнула Блисс. - Хочешь, я вернусь в дом, возьму нам пергамента с перьями, и мы поиграем в шарады? Серьёзно, тебе стоило просто попросить!

Пэнси тихо рассмеялась, посмотрев на Блисс, как на нашкодившее дитя. Этот ласковый взгляд, этот спокойный, добродушный тон. Блисс не помнила этого - и одновременно знала, что на неё так уже смотрели. На неё так смотрели всю жизнь, и ни к чему хорошему это не привело.

- Теперь я понимаю, о чем говорил Симон. Стоит тебе только заговорить - и сразу же складывается ощущение, что ты просто слишком избалованная и саркастичная девочка. Просто разозлила очередного сверстника своим тоном, отсюда и все жалобы, а всё, что о тебе говорят - просто чрезмерное приукрашивание.

- Симон? - переспросила Блисс.

- Да, Симон. Симон Клодель, если ты помнишь такого.

- Конечно, я помню Симона, - закатила глаза Блисс. - Мы учились вместе.

- На одном факультете, если я не ошибаюсь?

- Да, но... не совсем, - нахмурилась Блисс. - Система факультетов Шармбатона и само распределение отличается от системы Хогвартса.

- Не так уж и сильно. Я бы сказала, что отличия минимальные.

И Блисс поняла, к чему был весь этот разговор. Поняла, на что намекала Пэнси. Единственное, что она не могла понять, зачем ей это было нужно.

- Давай проясним одну вещь, - Блисс села на борт каменного фонтана, сцепив руки в замок. - И начнем мы с того, что ты не права.

- Однако, какое занимательное начало!

- Хорошо, что ты находишь своё узкое мировоззрение занимательным, - задумчиво сказала Блисс. - Нет, правда, это хорошо. С этим проще жить, что ли.

Пэнси прищурила глаза, цепко следя за каждым движением Блисс. Блисс больше ничего не говорила: ждала, что скажет Пэнси, и нарочито спокойно игралась с рыбками в фонтане, пропуская их сквозь пальцы.

- В своём письме Симон написал, что... подожди, я процитирую.

Пэнси взмахнула палочкой, материализуя в воздухе белоснежный конверт. Герб на печати был надломлен.

- Где же эта часть... о, нашла! В этом, моя дорогая Пэнси... ох, твой друг так галантен. Столько много ласковых слов и приятных обращений, всегда теряю нить повествования.

Блисс ничего на это не ответила: только приложила усилия для того, чтобы не сжать между пальцев одну из рыбок.

- Так вот. В этом, моя дорогая Пэнси, заключается самая главная проблема Блисс Бромлей. Она слишком много себе позволяет.

Блисс машинально потянулась за письмом, но схватила только воздух: Пэнси подняла руку над головой.

- Не хочешь попрыгать, Бромлей?

- Пэнси, мы же... - окончательно растерялась Блисс. - Да, мы с тобой не подруги, но у нас не плохие отношения. Я ничего тебе сделала. И я не желаю тебе ничего плохого. Почему ты так себя ведешь?

- Я, я, я, - захлопав глазами, пропищала Пэнси.

Блисс почувствовала, как у неё отвратительно засосало под ложечкой, почувствовала, как начинает дышать через раз.

Это уже было. Её передразнивали долгое время. Насмехались. Куда-то тащили. И она не могла ничего с этим поделать.

- Тебе ещё не надоело, Бромлей? Всё время говорить исключительно о себе, всё время думать, что этот мир вертится лишь потому, что существуешь ты? У людей есть заботы помимо тебя. Может быть, стоит прекратить блестеть влажными глазами, выпрашивать помощи у людей, которые не слишком и сильно хотят тебе помогать?

- Зачем ты так? - только и смогла спросить Блисс.

- А что? Тебя удивляет такое отношение к себе? Впрочем, я не удивлена, - усмехнулась Пэнси. - К Блисс Бромлей все обращаются исключительно с таблетками от головных болей в одной руке и с тонной информации в другой.

Пэнси немного помолчала, задумчиво посмотрев на письмо:

- Знаешь, Бромлей, ты должна кое-что понять: я не все остальные. Я не Малфой, не Маррей, не Кормак, не все остальные, которых ты очаровала своими вечными психозами, обмороками и больными глазами заблудшей овцы. Ты, увы, действительно слишком многое себе позволяешь. И я не сразу это поняла, но больше мне этого в жизни не нужно. Даже когда тебя нет - ты всё равно есть. И если для того, чтобы ты хоть немного исчезла из моей жизни, мне придется тебя припугнуть, шантажировать, сказать тебе правду - я сделаю это. Без раздумий.

- Так вот в чем дело? В Кормаке, да?

Несколько секунд Пэнси потрясенно на неё смотрела:

- Бромлей, ты меня вообще слушала?

- Слушала. И я выделила главную причину. Последнее время мне часто приходилось это делать.

- Ты можешь не начинать хотя бы сейчас? Можешь представить, что кого-то не интересуют твои проблемы? - раздраженно спросила Пэнси.

- Мне нужна его помощь, - не слушая Пэнси, сказала Блисс. - Мне очень жаль, но мне правда, правда нужна помощь. Извини, но я не перестану общаться с ним. И дело даже не совсем в помощи. Он мой друг. Он волнуется за меня.

Лицо Пэнси расслабилось, приобрело какую-то мягкость, едва ли не умиротворенность. Она перебирала подол своего серого шёлкового платья, крутила кольцо на пальце, на мгновение прикрыла глаза.

Когда она их открыла, Блисс испугалась: испугалась, как та маленькая девочка, которой она когда-то была. Та девочка, которую она обещала искоренить в себе. Она обещала это кому-то, кто смотрел на неё так, как сейчас смотрела Пэнси.

На неё смотрели постоянно. Яркие голубые глаза, светлые волосы, когда-то длинные. Она их обрезала в скором времени.

«- Чем ты обрезала волосы?

- Кухонным ножом, которым наш мясник разделывает курицу. София, что за глупые вопросы? Ножницами, конечно же. Обычными ножницами. Вот этими».

София её ненавидела всем сердцем. София хотела её уничтожить. София мечтала, что в один прекрасный день проснется - а её нет, её никогда не существовало.

София хотела, чтобы она перестала так себя вести, перестала говорить таким тоном. София хотела, чтобы из её жизни навсегда исчез розовый свет.

- ... как на счет того, чтобы я показала это письмо Малфою? Кормаку? Маррей? Всем, кто считает тебя доброй и милой Блисс Бромлей? Как на счет того, чтобы снять с каждого из них розовые очки?

- Пэнси, я даже не знаю, что в этом письме, - устало ответила Блисс. - Да и что мог написать тебе Симон? О том, как мы общались так прекрасно, что не общались вовсе? Я помню его только потому, что он учился со мной на одном факультете.

- Вот как? - задумчиво сказала Пэнси. - Выходит, кто-то из вас двоих лжёт. И знаешь, что в этой ситуации самое прекрасное? Это точно не Симон.

- Я даже заинтересовалась, почему ты не рассматриваешь ту ситуацию, где лжет Симон?

- Потому что Симон всё прекрасно помнит.

Эта фраза - как сильная пощечина. Все эти люди вокруг, которые помнят, которые знают Блисс лучше, чем она сама - как насмешка судьбы, как издевательство.

Ламбер Франц. Мохиндер. А теперь ещё и Симон Клодель. Все они знали о Блисс что-то такое, чего не хотели говорить. В случае с Мохиндером и Францом всё было просто - она видела это в их глазах. Видела, что они скрывают что-то, но скрывают такое, что, как они думали, Блисс и сама прекрасно знает.

Блисс знала это, потому что уже видела этот взгляд. Видела это во взгляде Эмилии Куапель. Видела во взгляде Уилла, своих родителей.

Они смотрели на Блисс, как на... бомбу замедленного действия. Словно она могла взорваться. Словно могла натворить что-то. Что все эти люди знали о ней? Что именно мог написать Симон Клодель? Почему Пэнси была так уверена, что стоило её друзьям прочесть письмо Симона Клоделя, как они сразу же отвернутся от неё?

Очередные вопросы. Её жизнь - как какая-то дешевая игра, управление которой дали другому человеку, и человек этот заставляет её прыгать в море вопросительных знаков.

- Отдай письмо, Пэнси.

- Не вижу в этом никаких проблем. Смотри, мы можем прийти к мирному соглашению: ты становишься прозрачной настолько, насколько это возможно, если учитывать то, что ты встречаешься с моим другом. Исчезаешь. Не отсвечиваешь.

- То есть, не общаюсь с Кормаком? - уточнила Блисс. - Именно этого ты от меня хочешь?

Пэнси не отвечала долго, просто смотрела на Блисс своими пустыми голубыми глазами. У Блисс тянуло правый висок, медленно подступала мигрень, и мир словно раскололся на две части: часть одного мира обычная, такая, какой и должна быть. Была и другая часть, с красными вспышками под веками, и какими-то хлипкими символами. Ракушки, песочные часы, серебряные браслеты.

«Стань прозрачной. Исчезни»

Но именно это она и делала - исчезала и становилась прозрачной. Каждый раз, с очередным новым вопросом, она исчезала. Чувствовала себя слабой. Чувствовала, что весь этот мир - ад, которому она не в силах противостоять, потому что сделала нечто неправильное. В какой-то момент она допустила самую большую ошибку в своей жизни.

«Прекрати ныть, София. Только и делаешь, что постоянно ноешь и жалеешь себя. Удивляюсь, как тебя не тошнит от самой себя».

«Знаешь, София, я думала, что ещё немного, и этот корсет переломит тебе хребет. Но мне не стоило волноваться, правда же? Нельзя сломать то, чего нет».

Блисс не была Софией. Блисс мучительно устала от всего, что с ней происходило, но ей не нужно было спасения от кого-то другого - она хотела сама спасти себя. Она хотела спасти кого-то.

И всё же, в этот момент, среди этих ракушек, браслетов, песочных часов, среди лепестков кровоточащих сердец, она что-то увидела. Увидела яркую комнату, пестрые платья, увидела девушку, которая сидела в одном из кресел, увидела девушку, которая неистово чему-то молилась.

Этой девушке хотелось, чтобы её забрали из этого места. Этой девушке нужна была помощь.

«Я устала спасать тебя, София. Я просто хочу, чтобы всё закончилось».

«Меня не должно здесь быть. Никого из нас не должно быть здесь. Каждая жизнь - нечто новое, но то, что происходит сейчас... всему есть предел. Насколько же ты потеряла рассудок?»

Сердце колотилось, как ненормальное, ладони вспотели, и новая вспышка мигрени прошила висок с такой силой, что Блисс едва не свалилась в фонтан.

«Не проси у меня помощи. Меня вообще не должно здесь быть».

Спаси меня. Последний раз. Пожалуйста, спаси меня в последний раз.

- Да. Ты прекращаешь общаться с Кормаком - а я сохраняю твой секрет.

Секрет, очередной скелет в шкафу, о котором Блисс даже не догадывалась.

Спаси меня. Пожалуйста, пожалуйста, мы исчерпали лимит правильности, эта жизнь - первичное безумие, и уже никогда ничего не будет, как прежде. Всего несколько минут. Не дай мне сломаться. Не дай мне сломаться от такой мелочи.

Блисс закрыла глаза. Пэнси что-то сказала. Темноту под веками окончательно залило красным.

Когда она открыла глаза, всё прекратилось. Мигрень, всполохи, символы, больше ничего не было. Сердце по-прежнему быстро колотилось, а дышать получалось через раз, но мир снова выглядел таким, каким он являлся на самом деле.

Блисс стояла, зажав в руках письмо. В саду, кроме неё, больше никого не было.


Кровотечение на сердце. Часть 2


Блисс не пошла - побежала в особняк семьи Маррей с такой скоростью, словно за ней гнались все черти ада. За те две минуты, что Блисс приближалась к гостиной, в голове успело сформироваться несколько вариантов развития событий: она упала в обморок, и Пэнси вложила ей в руку письмо, Пэнси просто отдала письмо, и после этого случился обморок, она убила Пэнси, сожгла её тело, предварительно забрав письмо, никакого разговора и Пэнси не было, а мир на самом деле - капсула, в которой живут все люди, и огромные жуки ставят опыты на всем населении земного шара уже несколько столетий, а после...

Блисс сделала то, что в данный момент казалось ей наиболее разумным решением: со всей силы приложилась головой о дверной косяк.

- Мисс Бромлей, могу я поинтересоваться, чем вы заняты? - послышался за её спиной ледяной голос Нарциссы.

- Пытаюсь избавиться от искр перед глазами, - честно ответила Блисс, держась за голову. - Скажите, миссис Малфой, вы когда-нибудь слышали звон в голове?

- Нет, - коротко ответила Нарцисса.

- Вот и я - нет. Хотела проверить, какого это.

- Вам ещё не надоело, мисс Бромлей?

- О, вы даже не представляете, насколько! - горячо заверила её Блисс. - Сейчас мне кажется, что я одно сплошное «надоело». Или постоянное «утомилась» Или «хочу спать». Знаете, миссис Малфой, говорят, что если лечь спать в разгар самых больших проблем, то когда вы проснетесь, проблема исчезнет.

- И кто же так говорит?

- Не знаю, - расстроенно ответила Блисс. - Но они те ещё обманщики. Или просто не знакомы со мной.

- Полагаю, если бы эти люди действительно бы были с вами знакомы, то они сказали то, о чем знает каждый в этом доме - все проблемы создаете исключительно вы.

- Ой, - равнодушно сказала Блисс. - Это было грубо. Можно я пойду, поплачу?

- После того, как поговорите с моим сыном - вы можете делать что угодно.

- Можно мне поплакать до того, как я поговорю с вашим сыном? - на всякий случай уточнила Блисс. - Понимаете, от вашего сына я и так достаточно часто... не плачу, конечно, но вою - дай боже.

- Позвольте поинтересоваться, почему? Мой сын ведет себя неподобающе с вами?

- Ваш сын - скопление комплексов, тщательно скрываемой озлобленности под маской мнимого спокойствия и невообразимого желания контролировать каждую мелочь, которая появляется в его жизни. Ведёт ли он себя со мной неподобающе? Очнитесь. Он ведёт себя так со всеми.

- Хотите сказать, что вы не являетесь исключением?

- В этом случае - нет.

Блисс привалилась к одной из мраморных колонн рядом с дверью, пытаясь понять, что именно нужно сказать, чтобы скорее закончить этот разговор. Чтобы скорее закончить все ненужные, бессмысленные разговоры, которые преследуют её весь день.

- Я не буду говорить с вашим сыном. О том, о чем вы хотите. О нашем расставании.

- Если вы не хотите последствий, - Нарцисса печально улыбнулась. - Не для вас, нет. Для моего сына. Так вот, мисс Бромлей, если вы не хотите печальных последствий для Драко, вы расстанетесь с ним. Сегодня же.

- Плевать.

Нарцисса открыла рот, но тут же закрыла его. Она смотрела на Блисс, и в её глазах читалась растерянность и какая-то неуверенность, словно она не понимала, правильно ли расслышала последнее слово.

- Ох, миссис Малфой, я не подумала о последствиях. Ох, миссис Малфой, мне так жаль, пожалуйста, не причиняйте вред Драко, я сделаю всё, чтобы с ним ничего не случилось, я перестану с ним общаться, я сейчас же пойду к нему и скажу, что мы расстаемся, что я хочу отгородить его от общения со мной, от последствий.

Блисс не кривлялась, произнося эти слова: слишком велика была апатия ко всему происходящему. Всё, что она чувствовала, это движение своих губ. Всё, что она делала, это смотрела в глаза Нарциссы Малфой и не думала отводить взгляда.

- Я знаю, кто вы такие, - равнодушно сказала Блисс. - Я знаю, на что способна ваша семья, я знаю о ваших связях.

Блисс воровато огляделась вокруг и улыбнулась Нарциссе. Улыбнулась самой яркой из своих улыбок и лихорадочно зашептала:

- И я знаю, что вы ничего не можете сделать со мной. Могли бы - угрожали лично мне. Но нет, вы прекрасно знаете - моя семья сотрет в порошок каждого из вас, если со мной что-то случится. Миссис Малфой, я не могу точно говорить о Люциусе, но вы... вы настоящий родитель. И, в какой-то мере, насколько способна то человеческое, что в вас осталось, вы любите своего сына.

Блисс рассматривала странно побелевшее лицо Нарциссы.

- Так вот, умножьте свою любовь. В два раза. В три. В десятки, сотни. Так любят меня мои родители. Вы думаете, им есть дело до этой войны? Нет. Самое главное в их жизни - это я. Как думаете, насколько быстро сюда примчится мой отец, если из вашего рта вылетит хоть одно слово угрозы в мою сторону? Если я намекну, что вы... не очень следили за своими словами? Что теперь я волнуюсь о своей безопасности? Намекну, что, возможно, моей жизни угрожает опасность.

- Вы не сделаете этого, - Нарцисса смотрела на Блисс с всепоглощающим потрясением. - Вы не такая.

- Это забавно, - покачав головой, грустно сказала Блисс. - Забавно, как я держусь за это «не такая». Отчаянно держусь. Не хочу уподобляться таким, как вы, не хочу манипулировать людьми, не хочу причинять им боль, с непробиваемой уверенностью пытаюсь найти хоть что-то хорошее в каждом человеке.

«Ты же обо всём догадалась. Прямо сейчас ты должна бежать, как перепуганная крыса. Но ты здесь - и ты спрашиваешь о первопричинах моего поведения. Спрашиваешь, почему я такой. Я знал, что ты дура. Всегда это повторял. Но это уже за гранью».

«Я всегда знала, что ты погубишь всё. Но даже не догадывалась, что ты сможешь допустить такое».

- В вас же тоже есть что-то хорошее, миссис Малфой, - с отчаянной решимостью сказала Блисс. - В вашем муже. Даже в том психе, из-за которого Англия охвачена этим безумием. Я верю в это, правда, верю. И вот эта моя твердолобая вера в то, что в каждом человеке есть что-то, за что его можно любить, прощать, понимать - эта вера убила всё.

- Так что же вы хотите сказать этим, мисс Бромлей?

- То, что я буду продолжать верить, но теперь эта вера не будет мне мешать. Не мешайте мне, миссис Малфой. Прекратите вести себя, как необделанная мозгами женщина, которой настолько нечего делать, что она лезет в отношения своего сына.

Потрясение в глазах Нарциссы словно отрезвило. Блисс не знала, как могла сказать такое. Блисс не знала, что случилось в саду, что случилось с Пэнси. Блисс не знала, что с ней происходило.

- Миссис Малфой, я тут подумала... вам не стоит волноваться. Серьёзно, это просто очередная школьная любовь, коих бывает тысячи. Вряд ли это продлится долго. Особенно с такими, как мы. Я не тот человек, который ему нужен. Он поймёт это, чуть раньше или чуть позже.

- Но до тех пор, я полагаю, мне не стоит вести себя, как необделанная мозгами женщина? - холодно уточнила Нарцисса.

- Просто не лезьте в мою жизнь. Если не хотите последствий - не делайте этого.

Подойдя к дверям гостиной, Блисс осторожно выглянула из-за угла двери. Малфой и её отец всё ещё не вернулись, Киллиан Маррей отпаивал чаем Кэтрин, пересекая попытки её родителей подойти к ней, а Пэнси... Пэнси сидела в глубоком кресле, разговаривала с Асторией и чему-то смеялась. Выглядела она довольной и счастливой жизнью.

Блисс не прошла внутрь - ушла дальше, несколько раз свернула в многочисленные коридоры и поднялась вверх по лестнице, после чего забилась в какой-то угол и смутилась вниз по стене.

- Нашёл! - обрадованно воскликнул Кормак.

Блисс скорчила гримасу, замахав на него руками.

- Хватит шипеть, Бромлей, - сказал Кормак, усаживаясь рядом. - Ты как?

- Подумываю признаться во всём родителям и провести пару месяцев в лечебнице.

- Я серьёзно.

- Я тоже не шучу.

Они сидели так какое-то время, рассматривали вереницу пыли, подсвечиваемую солнечным светом ближайшего рядом окна. Блисс подняла руку, пропуская пыль сквозь пальцы.

- То есть, ты правда собираешься сделать это? Собираешься сдаться?

- Да. Да, собираюсь, наверное.

- Ты должна была сказать другое.

- Что именно? Что я не собираюсь сдаваться?

- Нет, - усмехнулся Кормак. - Что прекращение твоих поисков себя не значит, что ты сдаешься. Что тебе просто это не интересно. Что ты устала и очень несчастна. Но ты - не сдаешься. Потому что Блисс Бромлей, которую я знаю, не может себе представить, что значит сдаться.

- Ты веришь, что через три дня мы возвращаемся в Хогвартс?

Внезапный вопрос застиг Кормака врасплох, и ответил он не сразу:

- Да.

- Каникулы быстро пролетели, правда?

- Ещё бы! - с сожалением подтвердил Кормак. - Каждый раз так - не успеешь оглянуться, и снова нужно собирать вещи.

- Не для меня. Не в этот раз, - покачала головой Блисс. - Я словно прожила какую-то другую жизнь. Каждый раз, с очередной зацепкой, я проживала какую-то другую жизнь. И она всё не могла прекратиться. Все ещё не прекращается. Я устала. Я несчастна. Я так больше не хочу, и это всё, что я знаю.

- Отлично. Иди к родителям.

- Что? - опешила Блисс.

- Я сказал, иди к родителям, - сказал Кормак, закидывая руки за голову. - Расскажи им всё. Ляг в лечебницу, восстанови рассудок. Отдохни от всего.

- Отлично! - воскликнула Блисс, поднявшись с пола. - Пойду!

- Правильно, иди.

- И пойду! Я иду к ним прямо сейчас!

- Пойти с тобой? Оказать моральную поддержку?

- Сама отлично справлюсь!

- Если что - я предлагал.

Блисс смотрела на спокойного Кормака, сидевшего на полу, и не могла сдвинуться с места.

- Так что? - Кормак выразительно поднял брови. - Всё ещё сдаешься? Собираешься пойти к родителям и всё им рассказать?

Блисс не удержалась: пнула его каблуком по колену.

- Какой же ты придурок, - в сердцах сказала она.

- А ты всё такая же темпераментная, - сказал Кормак, вставая. - Видишь? Ничего не изменилось. Эти две недели каникул - всего лишь две недели каникул.

Блисс не сказала ему то, что так отчаянно вырывалось. Не сказала то, от чего эти две недели - были не просто двумя неделями. Блисс не сказала, что каждый раз, с каждым новым воспоминанием, с каждой странностью, с каждым вопросом; Блисс не сказала, что каждый раз она устала морально умирать.

- Что ты узнал о нефилимах? - Блисс перешла к относительно безопасной теме.

- Ну, - Кормак почесал затылок. - Они - падшие ангелы, которые были свергнуты богом за какие-то проступки. Появившись на земле, с ними что-то случилось, и они стали гигантских размеров, разрушая всё вокруг себя.

Блисс начала медленно закипать.

- Дай угадаю. Ты искал информацию о них ровно десять минут?

- Пять, - сознался Кормак.

- И что ты делал всё остальное время?

- О, не знаю, - легко ответил Кормак. - Отдыхал? Проводил время со своей девушкой?

- Я проломлю тебе череп.

- Нашел контактные данные одного профессора, который разбирается в этом гораздо лучше, чем я, - всё тем же легким тоном продолжил Кормак, но внезапно запнулся. - Что?

- Что? - невинно переспросила Блисс. - Я ничего не говорила.

- Бромлей, ты действительно сказала, что проломишь мне череп? - нахмурился Кормак. - Это слишком даже для тебя. Особенно для тебя.

- Ты прав.

Это было слишком для неё, это выходило за рамки привычных шуток. Блисс могла спокойно шутить на тему смерти - но никогда не думала, что сможет спокойно говорить о том, как сама причинит кому-то вред.

Блисс знала себя.

Но одновременно с этим Блисс помнила свои мысли, размышляя об убийце Пэрриша. Может быть, именно поэтому её отец настоял на стирании всех эмоций. Может быть, он знал, что когда пройдёт время, когда Блисс оправится, когда ей не будет так больно; может быть, её отец знал, что она захочет мстить.

Что в ней проснется эта жестокость.

- Так что ты говорил? О профессоре, который может мне помочь?

- Возвращаясь к теме о нефилимах, - внимательно разглядывая Блисс, сказал Кормак. - Сначала я пытался найти что-то в религиозных изданиях, но у нас их немного, и все они, так или иначе, сопоставляют религию с магией. Я нашел том Ветхого Завета, но через какое-то время понял, что мой мозг вот-вот вытечет. Да, Бромлей, у меня есть мозг, воздержись от комментариев!

- Я даже и не думала сказать что-то, что тебя огорчит, - клятвенно заверила его Блисс.

- А потом я оказался в доме Кэтрин, и увидел эту огромную штуку с проводами.

- Огромную штуку с проводами? - не сразу поняла Блисс. - Ты о компьютере?

- Да, о нём! Я смутно помнил, что ты мне рассказывала, как с помощью этого компьютера можно находить интересующую тебя информацию, нажав пару кнопок. Кэтрин мне подсказала, что делать, и тогда я начал искать. На третьей страницы было множество букв, так вот, если нажать на них, то...

- Ты кликнул на ссылку, - поражаясь своему терпению, сказала Блисс. - Я поняла. И что?

- Там была какая-то научная работа, связанная с религией в целом и ангелами в частности. И там упоминались они.

- Нефилимы?

- Да, нефилимы. Это слово встречалось раз двести. Серьёзно, этот парень одержим ими так же, как и ты.

- Я не одержима ими хотя бы по той причине, по которой я ничего о них не знаю, - усмехнулась Блисс. - Так что, с этим профессором? Где он преподает?

- В Гарвардской школе богословия.

Блисс снова спустилась вниз по стене. Профессор, который мог ей помочь, преподавал в Гарварде.

- Если ты думаешь, что не сможешь с ним встретиться, я могу снова найти тебе ту статью, - быстро заговорил Кормак, но Блисс просто махнула рукой.

- Я не об этом думаю, - Блисс попыталась улыбнуться. - Знаешь, до всего этого... я так мечтала попасть в Лигу Плюща. Это было моей идеей фикс. Что я закончу Хогвартс и сделаю всё, чтобы блестяще пройти собеседование и стать не менее блестящим студентом. Гарвард. Оксфорд. Принстон. Я так верила, что смогу. Думала, что мне будет сложно, но я всё равно смогу.

- Но ничего не изменилось, ведь так? У тебя же ещё есть шанс, я уверен в этом.

- Да. Шанс есть, конечно. Только вот я не уверена, что мне действительно это нужно, - тихо прошептала Блисс. - Всё стало таким бессмысленным.

- Не говори так, Бромлей. Ты справишься с этим, - с непрошибаемой уверенностью заявил Кормак. - Вернешь свои потерянные воспоминания и поймёшь, что всё - выведенного яйца не стоит. Или наоборот - будешь много страдать и не понимать, почему всё это произошло именно с тобой.

- Вот как? А что будет потом?

- Потом ты поступишь в Гарвард, разумеется.

- Знаешь, я только что поняла, почему всё это время так отчаянно цеплялась за общение с тобой, - потрясенно сказала Блисс.

- И почему же?

- Потому что у тебя всё так поразительно просто. И ты с такой же поразительностью веришь, что так будет всегда.

- Кому-то в нашей компании это просто необходимо, - неожиданно серьёзно сказал Кормак.

Блисс встала и, отряхнув руки, пошла к лестнице. На одной из ступеней она обернулась и, не оборачиваясь, уверенная в том, что Кормак её услышит, спросила:

- Почему ты рассказал мне об этом профессоре? Почему просто не показал статью? И, самое главное, почему ты так уверен, что я стала бы его искать?

- А ты бы не стала? - послышался приглушенный голос Кормака.

Блисс не потребовалось и секунды, чтобы озвучить ответ:

- Конечно бы стала.

***

Блисс спускалась по лестнице с твердым намерением войти в гостиную, посмотреть в глаза каждого находящегося там человека, дождаться своего отца и, наконец, услышать вынесенный приговор.

Её планам, в который раз, не суждено было сбыться: прямо на пути к гостиной её схватили за руку и затащили в какую-то неприметную нишу.

- Привет.

- Привет, - ответила Блисс, утыкаясь Малфою в шею.

И сразу же отстранилась: она хотела посмотреть на его лицо. На лицо Драко Малфоя, на лицо парня, с которым она встречалась, на лицо человека, который был с ней и был не таким безумным, был нормальным.

Малфой мог бы с ней не согласился, конечно. Блисс бы только рассмеялась в ответ.

Блисс провела пальцем по его подбородку; по выступающей скуловой части; по темным кругам под глазами; по губам.

И кое-что вспомнила.

- Когда мне было лет пять, и со мной оставался дедушка, он читал мне одно стихотворение, - Блисс улыбнулась внезапно нахлынувшим теплым воспоминаниям. - Красивое стихотворение. Он читал его ровно два раза - и я сразу же засыпала.

- Почему ты вспомнила об этом сейчас? - озадаченно спросил Малфой.

Блисс поднялась на цыпочки и зашептала ему на ухо:

- Юноша стал забываться.
Полдень. Пробило двенадцать.

И наполнялось тряпичными лилиями
сердце и перебитыми крыльями.

И у себя на губах он заметил
слово, которое было последним.

С рук словно слезли перчатки, и на пол
пепел, пушистый и вкрадчивый, падал.

А за балконом виднелась башня.
Вот он сливается с этой башней.

Маятник замер, и время смотрело
мимо него циферблатом без стрелок.

И различил он на белом диване
тени простертой своей очертанье.

Некий юноша, геометрически-резкий,
вскинул топор - и зеркало вдребезги.

И из-за зеркала влага густого
мрака заполнила призрак алькова.

Блисс замолчала, снова посмотрела на лицо Малфоя - и вздрогнула. Он смотрел на неё таким взглядом, который, пожалуй, она не видела никогда. Блисс знала, что Малфой смотрел на неё так, как ни на кого другого. Блисс помнила каждый его взгляд, от которого сердце заходилось, как бешеное, от которого она едва переставала дышать.

Но этот взгляд: это плывущее выражение лица, это сильнейшее потрясение, словно он увидел что-то, что не видел доселе, нечто, сравнимое с очередным чудом света или чем-то похожим.

На Блисс навалилось всё разом: тишина ниши, бархатные шторы цвета красного вина, обтянутые шелком стены, подсвеченная лучами солнца пыль, протягивающаяся из огромных окон.

И эти чувства. Чувства от взгляда Драко Малфоя.

- Скажи что-нибудь, - Блисс не смогла скрыть дрожь в голосе.

- Я просто подумал, - Малфой запнулся, словно решаясь, нужно ли это говорить. - Я просто подумал, что никогда... ты такая прекрасная. Ты такая прекрасная.

Это было даже не защемление сердца, это была его полная остановка, всего на секунду, но Блисс была уверена, уверена отчетливо: в ту секунду, когда Драко Малфой произнес эти слова, с этим невообразимым, плывущим выражением лица, её сердце остановилось.

Блисс ответила на поцелуй сразу же. Сейчас так было даже легче, сейчас этот поцелуй был менее интимным, чем то, что произошло с ними несколько секунд назад. Можно было забыться. Можно было не думать о том, что сказал Малфой. Не думать о том, как было произнесены эти слова.

С какой надломленностью. Потерянностью. Потрясенным удивлением.

Всё это было слишком, всё это было лишним грузом. И одновременно ужасным осознанием: ей придётся поговорить с Малфоем. Не сейчас, нет, пусть этот момент продлится чуть дольше, но очень, очень скоро.

Им придется серьёзно поговорить.

- Что опять случилось? - спросил Малфой, мазнув губами по её щеке.

- Я просто подумала о серьёзных разговорах.

- О тех, которые не так уж и плохи? - спросил Малфой.

Как же давно это было. Вечность назад.

- Теперь их стало слишком много, - грустно вздохнула Блисс. И вздрогнула, пропустив сквозь себя очередной воспоминание.

- Блисс?

- Я вспомнила, как называлось то стихотворение.

- И как оно называлось?

- Самоубийство.

***


Малфой решил спросить, что она скрывает. Он понимал, что не имел на это права: Блисс рассказала ему то, чего, возможно, не расскажет больше никому и никогда. Он понимал, что у Блисс могут быть ещё множество тайн, мелких или не очень, может быть что-то, о чем она просто не задумывалась, но тайной это быть не переставало.

Но сейчас его волновали вещи более глобальные. Каким, черт возьми, образом, она очутилась в Малфой-Мэноре. Что именно она собирается предпринимать в отношении своих родителей. Что они собираются делать дальше.

Он увидел Блисс, растрепанную, потерянную и бесконечно грустную, рядом с дверьми в главную гостиную. Она шла к этой двери с какой-то отчаянной решимостью, но каждый, кто увидел бы её сейчас, сразу смог бы догадаться, как она не хочет туда заходить. Не хочет возвращаться к этим людям.

Её усталость можно было почувствовать физически.

Малфой не дал себе опомниться - схватил её за руку, затащил в ближайшую нишу, скрываемую тяжелыми шторами. Он заприметил её ещё тогда, когда поднимался с Филиппом наверх, и в этот момент он был благодарен своей наблюдательности.

- Привет, - сразу же сказал Малфой.

- Привет.

Блисс уткнулась Малфою в ямочку на шее и сразу затихла, расслабилась, перестала мелко дрожать. А после отстранилась и дотронулась до его лица.

Всё это время Малфой смотрел на неё. Смотрел на её глаза, посветлевшие в утреннем свете, отливающие золотом, в очередной раз напоминающие мёд. Смотрел на её волосы и затерявшиеся в них блики. Смотрел на острые скулы, и в очередной раз удивлялся тому, как при таких резких чертах лица она могла выглядеть настолько беззащитной.

Видел, как она изогнула брови, а после чему-то улыбнулась, улыбнулась с всепоглощающей теплотой. Блисс сказала, что вспомнила стихотворение, которое в детстве читал ей дедушка. В следующий момент она поднялась на носочки и зашептала.

Это было другим измерением. Всё, что происходило: запах лаванды и крепкого чая, шелковый блеск волос, тихий шепот, в котором растворились едва слышные голоса других, слова, которые Блисс продолжала говорить, шептать едва подрагивающим, но таким уверенным голосом. Это было не по-настоящему.

И эта девушка, которую звали Блисс Бромлей, которая была с ним, Малфой не мог поверить, не мог осознать, что и она - тоже настоящая. Что же делала с ним Блисс Бромлей. Вся она, со своими глазами, волосами, голосом - целиком.

- Скажи что-нибудь, - голос Блисс едва заметно дрожал.

Малфой не знал, что сказать. Не знал, как выразить всё, что чувствует, не знал, как можно вообще подобрать слова к чему-то подобному.

- Я просто подумал, что никогда... ты такая прекрасная. Ты такая прекрасная.

Этого было недостаточно - эти слова имели смехотворно малый вес, а ведь раньше он и подумать бы не смог, что сможет сказать нечто подобное.

Что же делала Блисс Бромлей. Со всеми ними.

Они поговорили ещё немного. Блисс вспомнила название стихотворения, но Малфой ничего не ответил на это, только крепко сжал её руку.

Это воспоминание Блисс было никак не связано с тем, что с ней происходило. Это было просто щемяще-красивое стихотворение, которое читали Блисс в детстве. В его названии не было никаких скрытых подсказок или намеков, и Малфой понимал это.

Он очень надеялся, что Блисс понимала тоже.

- Как прошел разговор с моим отцом? - осторожно спросила Блисс.

- Начнем с того, что вы и вправду похожи, - тяжело вздохнул Малфой. - Закончим тем, что он, кажется, намекнул на то, что убьёт меня. Мне же не стоит волноваться, правда?

- Нет, разумеется, - быстро закивала Блисс. - Просто...

- Просто?

- Не убирай далеко палочку. И следи за тем, что ешь и пьешь. И проверяй кровать на наличие проклятий. И...

- Я понял, - пораженно кивнул Малфой. - Надеюсь, я доживу до окончания этих каникул.

- Я возьму папу на себя, не переживай, - Блисс улыбнулась, но с явной нервозностью. - А что они сказали по поводу этого приёма? Они останутся?

- Да, разумеется, они останутся. Ты сомневалась в этом?

- Сомневалась, - подтвердила Блисс. - Малфой, они любят меня, правда, очень любят. Но у каждого из нас - своя жизнь. У папы - работа, у мамы - светские приёмы и благотворительность, у меня, на данный момент - учёба. Так было всегда, и это - относительно нормально для такой семьи, как мы. Всё могло бы быть куда хуже.

- Да. Вы могли бы стать такими, как большая часть семей в этом доме.

- Я не это хотела сказать.

- Правда?

- Может быть, и нет, - признала Блисс.

Малфой решил перевести тему разговора:

- Кстати, о семьях. Ты говорила с моими родителями?

Блисс ничего не ответила: просто начала задумчиво кивать, и явно не собиралась останавливаться.

- И как прошел разговор?

- О, прекрасно, - продолжала кивать Блисс. - Они влюбились в меня с первого нашего разговора и считают самой достойной тебе партией.

- Они тебя ненавидят.

- Всем сердцем.

Блисс резко вскинула на него взгляд:

- Малфой, хотела спросить на счет Пэнси.

- Что именно?

- Когда вы последний раз говорили обо мне, в её словах или действиях не было ничего странного?

- Ну, её раздражал сам факт разговоров о тебе, и она не хотела ничего о тебе слышать, - припомнил Малфой. - Но, в основном, она была вполне дружелюбна.

- Она не хотела сделать мне ничего плохого?

Малфой растерялся от такого вопроса.

- Нет, не думаю. Если бы хотела, скажем так, у неё была возможность. Но она тебя даже защищала. В своей манере.

- Защищала? - переспросила Блисс. - От чего защищала?

- От моих странных предположений, - признался Малфой.

- Киллиан Маррей.

- Да. Киллиан Маррей.

Блисс с всепоглощающей нежностью посмотрела на потолок. И сложила руки в странном подобии молитвы. Малфою показалось, что она действительно сошла с ума.

- Блисс, что именно ты делаешь?

- Я молюсь, - подтвердила его опасения Блисс. - Пожалуйста, если ты, существо с крыльями и нимбом, действительно смотришь на меня, сидя на одном из облачков, пожалуйста, пожалуйста, не дай мне сегодня стать каннибалом и загрызть человека, у которого в определенные моменты жизни напрочь отсутствует критическое мышление.

Блисс перестала смотреть на потолок, и перевела свой полной нежности взгляд на Малфоя.

- Ты собираешься меня грызть с таким выражением лица?

- Да, - подтвердила Блисс, сияя улыбкой. - Именно с этим.

- Значит, я умру счастливым человеком.

Блисс прикрыла лицо ладонями и замотала головой.

- Нет, ты невозможен! Хватит меня смущать!

Спустя некоторое количество времени, множества поцелуев и спокойных объятий, они решили вернуться в гостиную.

Они не успели сделать и шага - стоило им выйти из безопасной ниши, как дорогу им перегородил Филипп.

- Мистер Бромлей.

- Мистер Малфой, - кивнул Филипп. - Я собираюсь поговорить с дочерью. Вам стоит уйти.

Малфой кивнул ещё раз и, сжав руку Блисс, ушёл.

В гостиной он подошёл к Пэнси и, перехватив её взгляд, повёл в сторону глазами. Пэнси что-то сказала Астории и поднялась, отойдя на относительно безопасное расстояние от других людей и ненужных разговоров.

- Ты говорила с Блисс?

Пэнси явно задумалась над этим вопросом. Несколько минут она хмурила брови, и смотрела на Малфоя каким-то остекленевшим взглядом.

- Да, мы говорили, - наконец ответила она.

- О чём?

Пэнси снова замолчала, и по-прежнему не сразу нашлась, что сказать. Было ощущение, словно она хотела тщательно подобрать слова, словно обдумывала каждую мысль и каждое слово.

- Я просто вспылила, - медленно заговорила Пэнси. - На самом деле, я вспылила давно, ещё когда проводила время с тобой, с Кормаком, а вы только и делали, что говорили о ней. После той ночи в моём саду, на следующий день, я решила найти что-нибудь о прошлом Блисс.

- Зачем?

- А разве ей это не помогло бы? - задала резонный вопрос Пэнси.

Малфой признал, что да, помогло бы. Но что-то в движениях Пэнси, в глазах, да и в знании её характера, не дало обмануться: Малфой знал, что Пэнси искала что-то, что может использовать. Даже не столько против Блисс, сколько исключительно ради своего комфорта.

Пэнси умела убеждать. И Пэнси прекрасно умела справляться с тем, что начинало её хоть немного раздражать.

- И что ты нашла?

- Я написала Симону Клоделю, он один из учеников Шармбатона. Мы познакомились с ним в июне, нас пригласили на их приём в Ницце. Три дня мы жили на той яхте, помнишь, я рассказывала тебе, что в последний день у меня началась морская болезнь.

На миг Малфой всерьёз задумался о том, чтобы проверить Пэнси на наличие оборотного зелья. Но Астория была в поле его зрения, Александр Гринграсс в очередном разговоре упомянул, что Дафна слегла с температурой и осталась дома, а значит, перед ним стояла именно Пэнси.

Пэнси, которая допускала в разговоре слишком много воды. Это было на неё не похоже.

- Мы говорили о своих школах, о системе образования, о распределении на факультеты. И когда я решила найти информацию о Блисс, я сразу же написала ему. Я почему-то была уверена, что они учатся на разных факультетах, и он мало чего может о ней знать, поэтому в письме попросила поговорить с тем, кто хорошо с Блисс общался. Но я ошиблась. Симон знал о ней достаточно.

Пэнси снова замолчала.

- И? Я выслушал о твоей морской болезни, о знакомстве с каким-то Симоном. Будем считать, что я тебе посочувствовал. Что написал тебе Симон?

- Спроси у Блисс.

- У тебя что, совесть проснулась? - непонимающе спросил Малфой. - Если я даже поверю, что это так, то это очень не вовремя. Повторяю ещё раз: что написал тебе Симон?

- Я плохо помню. То, что он написал, сейчас у Блисс.

- То есть, ты отдала ей письмо?

- Да. Оно у Блисс. Спроси у неё.

Малфой не мог понять, что именно в Пэнси его удивляло. Она словно бы выглядела нервной, но это было неподходящее слово.

- Ты уверена, что не помнишь, о чем говорилось в этом письме? - продолжал допытываться Малфой.

- Да, уверена! - повысила голос Пэнси и сразу же замолчала, озираясь по сторонам. - Это не моё дело. С самого начала это было не моим делом. Передай Блисс, что я не хотела так с ней говорить.

Они стояли так какое-то время и прожигали друг друга взглядами.

- Ты не против, если я вернусь к Астории? - спросила Пэнси. - Каникулы заканчиваются через три дня, и у нас большие проблемы с домашним заданием.

- Тебе нужна помощь?

- Да.

Малфою захотелось её встряхнуть. Она снова замолчала, и эта... нервозность, или что там это было, по-прежнему никуда не исчезала.

- С чем именно? С зельевареньем?

- Нет. Я подойду, если будут трудности.

Пэнси, взмахнув рукой, ушла. Едва ли не убежала от него.

- Драко, нам нужно поговорить.

Нарцисса подошла к нему неслышно: он даже не услышал шелест её юбок, постоянно прокручивая мысль, что может быть причиной странного поведения Пэнси.

Он сдался: если бы Пэнси действительно что-то тревожило, она бы сказала. А это её поведение - что же, иногда и на Пэнси находили приступы меланхолии и даже нечто, похожее на чувство вины перед другими.

Пройдёт. Со всеми ними случается.

- Драко? - снова позвала Нарцисса.

- Да, мама, - Малфой ответил ей тихо, стараясь не привлекать внимания. - О чем ты хотела поговорить?

- Начнем с того, что с тобой должен был поговорить отец. Но он, не смотря на попытки выглядеть так, словно всё хорошо, не в самом лучшем состоянии.

- Неудивительно, - усмехнулся Малфой.

- Драко, скажи честно, тебя это забавляет? - Нарцисса поджала губы, всем своим видом являя крайнее расстройство.

- Только в том случае, если бы меня забавляла глупость.

- Глупость? - губы Нарциссы едва двигались.

- Да. Нужно быть тем ещё глупцом, чтобы во всеуслышание плохо отзываться о дочери человека, с которым ты ведешь дела. Да и ещё в присутствии этого человека. Тогда, когда ты стоишь с ним в одной комнате! Что это, если не верх глупости?

- Выходит, правду ты тоже считаешь глупостью? Потому что Люциус не сказал о мисс Бромлей ничего, что не являлось бы правдой.

- У каждого своя правда. И вовсе не обязательно выставлять её напоказ и пытаться навязать кому-то другому. Могут быть последствия. Отца, например, эти последствия настигли.


Малфой глубоко вздохнул. В этот момент он прекрасно понимал усталость Блисс. Все хотели говорить о вещах, о которых говорить не хотелось, все пытались сказать что-то, что было не нужно, все пытались перекроить их под себя.

Или таковой была только семья Малфоев. Пожалуй, именно от Нарциссы и Люциуса было больше всего проблем.

- Не могу понять, что вас не устраивает, - примирительным тоном сказал Малфой. - Блисс очень богата. Чистокровна. Красива, умна. В чем конкретно ты и мой отец видите проблему?

- В твоём счастливом будущем, которое просто невозможно, - Нарцисса говорила уверенно и хлестко. - Невозможно из-за этого самого ума. Из-за её характера. Да, её семья богата и чистокровна, да, их уважают в нашем обществе. Но они всё равно не из нашего мира. Они отличаются от нас.

- Ты счастлива?

Малфой спросил, и неожиданно понял, что действительно ждёт ответа на этот вопрос. Счастлива ли его мать. Была ли она счастлива когда-то. Испытывала ли она то же чувство, когда находилась рядом с другим человеком: испытывала ли хоть сотую долю того с Люциусом, что чувствовал он, когда смотрел в глаза Блисс, когда слушал её отрывочный шепот на ухо. Когда целовал её.

- У меня хорошая жизнь, Драко, - мягко улыбнулась Нарцисса. - Я ни в чем не нуждаюсь. У меня есть положение в этом обществе. Хорошее замужество. Да, конечно, я счастлива.

- Не хотел бы я такого счастья себе.

***

Блисс сидела на одном из подоконников огромных окон семьи Маррей, положив голову отцу на плечо. Солнце, практически полностью показавшееся из облаков, пригревало макушку. Блисс было спокойно, и очень, очень радостно.

- Я даже не знаю, что и сказать, юная леди, - расстроенно поделился Филипп. - У меня слов нет для описания всей этой ситуации, а это, поверь мне, случается не так часто.

- От чего же, верю. Наша семья всегда находит, что сказать.

- Но явно не в этом случае.

- Да. Этот случай - из ряда вон, - подтвердила Блисс.

- Ты поступила просто ужасно.

- Я полностью согласна!

- Когда я услышал, что тебя не было в доме Маррей, начиная с начала каникул, я было подумал, что это какая-то шутка.

- Отвратительная шутка!

- Мы стояли с Уиллом, Розой и думали, что ты вот-вот выйдешь, объяснишь всем нам, что это - просто одно небольшое недоразумение. Тебе повезло, что твой друг сказал, что ты вот-вот появишься. Блисс, я клянусь, что ещё минута - и я поднял бы всю сыскную деятельность Англии.

- А воздушно-морской флот?

- В первую очередь, - горячо ответил Филипп. Он запнулся, страдальчески вздохнув. - В кого ты такая? Явно не в свою мать.

- Хочешь, я скажу вслух, в кого я такая?

- Нет, - поспешно ответил Филипп. - Иногда я пытаюсь верить, что это не правда.

- Так что? - легкомысленно спросила Блисс. - Вы останетесь здесь и будете контролировать каждый мой шаг?

- О, птичка, не сомневайся, так всё и будет, - подтвердил Филипп. - Мы не выпустим тебя из поля зрения. Будешь вовремя приходить на завтрак, обед и ужин. Мама уже составила твоё расписание. Четыре часа в день ты будешь готовиться с ней к Балу Двенадцати Сотен Весны. Ещё столько же времени будешь выполнять свою домашнюю работу, пока не сделаешь всё, что задали на каникулы. Я договорюсь с Изабель, чтобы к тебе приходил преподаватель, с которым вы будете заниматься для поступления в один из университетов Лиги Плюща. Он состоит в приемной комиссии, и то, что он согласился провести с тобой эти три дня - большая удача.

Филипп замолчал, посмотрев на притихшую Блисс.

- Или ты передумала? - осторожно спросил Филипп. - Хочешь поступить в магический университет?

- Что? - опешила Блисс. - Нет, конечно, с чего бы я...

Блисс замолчала. Поняла, в какую сторону идёт разговор.

- Нет, я точно не собираюсь. Это не моё.

- Если позволишь... мы можем поговорить о Пэррише?

Блисс замерла. Выходит, Малфой и её отец о многом поговорили. Об очень многом.

- Да, думаю, мы можем поговорить о Пэррише.

Блисс почувствовала, как напряглось плечо отца. Сколько они не говорили о нём? Сколько раз неловко переходили на другую тему, как только появлялся намёк даже на его имя?

Но сейчас что-то изменилось - Блисс хотелось говорить о Пэррише. Блисс хотелось оплакивать его, хотелось сходить на его могилу и положить цветы, хотелось сказать, как ей жаль, как ей безмерно жаль.

Кайл Пэрриш - волосы пшеничного цвета, глаза цвета крыжовника, теплая, всепоглощающе светлая улыбка.

Блисс любила его. И так и не сказала ему об этом прямо, вслух. Сейчас она понимала это с определенной точностью: она отшучивалась, или смеялась, или пряталась за волосами, или целовала его.

Но ни разу Блисс не сказала, как сильно была влюблена. Как сильно его любила.

- Как так получилось, что ты рассказала Драко Малфою о Пэррише?

- Ну, я подумала, что время пришло, - ответила Блисс. - Мне кажется, он должен был знать об этом.

- Всё ещё не могу поверить, что ты рассказала Малфою. До последнего верил, что у вас всё не так серьёзно.

- Вряд ли это можно считать серьёзным.

- Птичка, ты сама веришь в это?

- Я даже до конца не могу поверить в то, что и вправду рассказала ему.

- Но ты сделала это.

- Да. Сделала.

Филипп пораженно покачал головой.

- Не могу я этого понять. Они такие разные.

- Я тоже разная, - засмеялась Блисс. - И я принимаю разные решения. И люди, как видишь, мне нравятся тоже разные.

- Драко Малфой. Которого ты назвала садовником. Знаешь, птичка, когда ты проделала ту пакость, я всё думал о том, как, должно быть, он тебе не понравился. Ты же никогда так себя не вела!

Это снова было то чувство: словно жучок въелся под кожу, и теперь он пытается прорваться сквозь кожу, чтобы дотянуться до крови. Больно, неприятно, и невозможно понять, где именно эта маленькая тварь находится.

Где-то на периферии сознания. Где-то глубоко в воспоминаниях.

- Папа, - Блисс взяла за руку отца, мысленно сосчитала до десяти и посмотрела ему в глаза.

Глаза Филиппа подёрнулись дымкой. Остекленели. Блисс хотелось визжать, орать, Блисс хотелось рыдать навзрыд и твердить, насколько ей жаль, насколько сильно она не хочет, чтобы всё это происходило.

Эта извечная боль. Это извечное насилие.
Как долго оно будет продолжаться? Как долго она будет перебиваться короткими вспышками спокойствия и счастья? Как долго другие люди будут страдать от того, что она делает?

- Я... папа, я думаю, что тебе не стоит так сильно меня контролировать. У тебя много дел. Много важных дел, которые не решатся без тебя. И мой проступок - он же совсем детский, правда? Ты и сам сейчас думаешь, что вовсе не стоило так волноваться.

- Да, - кивнул Филипп. - Конечно, ты права.

- И мама... ты же знаешь, она не может жить без своих мероприятий и благотворительности. А этот приём, он, несомненно, очень для неё важен. Тебе не кажется, что вам вовсе не стоит бросать свои дела из-за меня? Из-за того, что я сбежала на время каникул, а после вернулась сюда, целая и невредимая. Это ничего не значит.

- Ты права. Это ничего не значит.

- У вас так много дел, - Блисс почувствовала сухой комок в горле. - Так много. И завтра утром вы все уедете из этого дома и вернетесь к прежнему распорядку жизни. Я уверена, ты сможешь объяснить всё Уиллу. И маме тоже. Она будет только рада такому решению.

- Ты права. Все будут только рады.

Блисс не выдержала: разорвала зрительный контакт, отдернула руку.

Она так больше не могла. Она бы не выдержала проделать нечто подобное ещё раз.

Это было даже занимательно, в какой-то степени - насколько ей было всё равно проделывать нечто подобное с незнакомыми людьми, и как болело сердце каждый раз, когда она делала такое с кем-то из своих родных. С кем-то, кого она любила.

- Так что, птичка? - Филипп бодро потряс её за плечо и улыбнулся. - Проведешь этот день со своей семьей? Я не забыл сказать тебе, что завтра мы уезжаем? С одной стороны, твоё поведение - верх безрассудства и безответственности, но все мы когда-то были детьми. Я скажу Розе, что не стоит тебе волноваться. Помнится, ещё студентом, я ввязался в одну передрягу...

Филипп продолжал рассказывать о своей школьной юности, а Блисс в очередной раз теряла себя.

И внезапно, на этом подоконнике, чувствуя пригревающее лучи солнца, рассматривая коридор, поддернутый красноватым свечением, она кое-что поняла.

Когда всё закончится - она сломается. И будет стоять вокруг на обломанных белых костях своей прошлой жизни, будет бежать сквозь пепелища, сжигаясь заживо на пожарище.

В тот момент, когда она сломается - не будет больше ничего.

Только бы она успела спасти. Только бы успела спасти то, ради чего всё это затевалось.

Это было приоритетом. Спасти то, что делало её тем, кем она являлась.

- ... и это даже не самая ужасная история моей юности! - радостно закончил Филипп.

- В следующий раз, когда ты спросишь, в кого я такая, я обязательно припомню тебе это, - быстро нашлась с ответом Блисс.

- О, не сомневаюсь. Ну что, птичка? Пойдем, поднимем настроение нашей прекрасной Розе?

- Да, иди. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Блисс нужно было зеркало. Нужно было убедиться, что она - это всё ещё она. Это было странным желанием, но Блисс чувствовала, что если не сделает это, у неё моментально съедет крыша.

Куда уж сильнее. Разве это было возможным?

Зеркало нашлось в третьей комнате, дверь которой открыла Блисс. Она оперлась рукой на стекло и внимательно посмотрела в свои же глаза.

Ужасные были глаза. Глаза человека, который болел годами, и был готов вот-вот броситься со скалы, лишь бы всё прекратилось.

Когда эти глаза стали её? Когда она успела стать такой?

Блисс сжала кулак и ударила зеркало со всей силы.

«Вскинул топор - и зеркало вдребезги».

«- Как оно называется?
- Самоубийство».

«Я никогда не хотела покончить с собой, Франц. И уж тем более – утопиться».

«Она всё время ходит в тот лодочный сарай».

«Они умерли из-за тебя. Все будут умирать из-за тебя».

- Блисс!

Блисс медленно обернулась: в дверном проеме стоял Кормак и удивленно смотрел на неё.

- Что произошло? Что ты сделала с зеркалом?

- Я зацепилась за что-то, при падении сжала руку...

Блисс снова повернулась к зеркалу: и громко завизжала. Она отскочила и упала на пол, стараясь отползти как можно дальше.

Кормак опустился рядом с ней и подхватил за руки, стараясь поднять с пола. Блисс вцепилась в его плечи и указала на зеркало, не в силах начать говорить.

- Что там? - догадался Кормак. - Ты что-то увидела?

- Да. Девушка. Блондинка, короткие волосы, голубые глаза.

- Ты знаешь, кто она? - осторожно спросил Кормак.

- Да. С неё всё началось. Всё началось с того, что я её убила.


Снег, зеркало, яблоко


- Не рассказывай никому, ладно? - устало сказала Блисс. - Это всё нервное.

- То есть, ты сама?

- Не начинай, - умоляюще ответила Блисс.

Кормак усадил её на кровать, наколдовал кубок и воду. К тому моменту, как Блисс заговорила, она допивала уже третий стакан.

В горле было сухо, по нему словно проехались наждачной бумагой или чем-то заостренным.

- Никого я не убивала, - сказала Блисс.

Она верила в это. Те слова были просто словами - не было никаких мыслей, не было никаких воспоминаний. Слова вылетели просто так, без каких либо чувств, сожалений или страха.

Но та девушка... та девушка была самым отвратительным, что Блисс видела когда-либо. Было в ней что-то такое, что не поддавалось объяснению самой концепции человека. Она была какой-то белой, с оттенком желтого. Белая кожа. Голубые глаза. Белые волосы.

При чем здесь желтый? Блисс была уверена, что есть в ней нечто, связанное с белым и желтым.

- Может быть, тебе и вправду стоит остановиться?

- Почему ты так говоришь? - растерялась Блисс.

- Я тут подумал... тебе не понравится.

- Последний раз, когда ты подумал, нашёл контактные данные человека, который может мне помочь. Может быть, мне это даже понравится.

- Твои воспоминания, - Кормак смотрел на свои руки. - Что, если это просто попытка защитить тебя?

- Защитить меня от чего? - заскрипела зубами Блисс. - Ты можешь выражаться понятнее?

- От несчастного случая, который с тобой произошел.

- Несчастного случая? Кормак, мне надоело быть попугаем!

- Может быть, ты действительно причинила кому-то вред, - Кормак дернулся, посмотрев на Блисс, и заговорил быстрее. - Не нарочно, конечно, нет. Но ты темпераментная. И всё время падаешь, натыкаешься на что-то. И, твой контроль, он тоже отсутствует. Возможно, ты ссорилась с кем-то. Со своей подругой, знакомой или кем-нибудь. И, знаешь, не рассчитала силу. Сильно толкнула или что-то в этом роде.

- Стоп, подожди, - Блисс встала, сжав в руке стакан, и, прищурившись, посмотрела на Кормака. - Ты хочешь сказать, что действительно веришь, будто бы я кого-то убила? И сделала это... по ошибке? Несчастный случай, так? А после, что было после? Мои родители об этом узнали, стерли мне память, заперли в лечебнице Копенгагена... много всего остального. Ты сам-то веришь в это?

- Я сам не знаю, во что верю, Бромлей! - взорвался Кормак. - Что, в таком случае, с тобой происходит? Ты из другого измерения? Из другого столетия, что звучит ещё смешнее? Я не против, что ты пытаешься понять, кто ты есть. Я не против помогать тебе. Но я против того, чтобы ты запутывала себя ещё больше. Ангелы, серьёзно? Что будет дальше? Высшие силы?

- Высшие силы? Что же. Это во мне есть.

Кормак открыл рот, чтобы сказать что-то, но тут же закрыл его, уткнувшись лицом в ладони. Блисс села рядом.

- Ты же не можешь так больше, да?

- Не могу, - глухо ответил Кормак. - Прости, но я действительно больше так не могу. Я общаюсь с тобой, помогаю, и вроде бы всё хорошо. Всё это время я старался думать, что всё хорошо. Не задумываться над тем, что именно может с тобой происходить. Но это слишком.

Какое это было точное определение, но Блисс едва подавила желание издевательски рассмеяться. Слишком?

Блисс всегда считала, что у каждого человека есть свои проблемы. Своя боль, своя ноша, и какими бы масками не прикрывались люди, у всех есть что-то, что они хотели бы изменить. Предотвратить.

Блисс одинаково не любила два выражения: «хотел бы я быть на твоём месте» и «ты просто не являешься мной».

Но сейчас, на одну минуту, ей захотелось, чтобы Кормак прочувствовал всё, что чувствовала она, на своей шкуре.

Вот это было бы слишком. А не то, что он чувствовал в данный момент.

- Всё это время, что я с тобой знаком, меня не покидает ощущение. Постоянное ощущение, что я схожу с ума.

- Какая жалость, что я рушу твои устои, - зло процедила Блисс.

- Извини, но это правда. Есть вещи, которых просто не существуют. Даже не смотря на магию.

Кормак неловко потрепал её по плечу.

- Бромлей, мы же не ссоримся. Если нужна помощь, спрашивай. Постараюсь помочь всем, чем смогу. Но, иногда, в те моменты, когда тебя нет рядом с этой нервозностью и странным поведением...

- Я поняла. Ты скучаешь по прежней жизни. До меня.

- Да, - не стал отпираться Кормак. - Так и есть.

- Я тоже. Тоже скучаю по прежней жизни. Я тебя понимаю.

- Если понадобиться помощь - найди меня, - повторил Кормак. Выглядел он несчастным.

Блисс заметила это только сейчас: все люди, которые были рядом, так или иначе, выглядели в какой-то степени несчастными.

Но остановиться из-за их несчастья, в угоду их комфорту, она не могла. Не хотела.

Ей нужно было продолжать бежать.

- Я посижу здесь ещё немного, - сказала Блисс. - Можешь идти. Если хочешь, поговори об этом с Пэнси. Уверена, она будет рада.

- О чем ты? - не понял Кормак.

- Не важно, - отмахнулась Блисс. - Просто поговори с ней.

Блисс окликнула Кормака, когда он хотел закрыть дверь.

- Ты сказал, что есть вещи, которых просто не существует. Ты не совсем прав. Есть вещи, которых мы не понимаем. Не смотря на магию или обыкновенную жизнь. Подумай над этим.

Кормак судорожно кивнул, опустив глаза.



***

Блисс проснулась от вспышки грозы за окном. Она вздрогнула, пытаясь нащупать часы на прикроватной тумбочке. Откинув волосы с лица, она, прищурившись, посмотрела на время. Десять часов. Завтрак начался час назад. Через два часа её родители должны были покинуть этот приём, и она должна попрощаться с ними. А после воплотить в действие оставшуюся часть плана.

Блисс уже хотела встать с кровати, но была тут же притянула обратно: Малфой завернул её в одеяло и прижал к себе.

- Доброе утро, - сказал он хриплым голосом.

- Доброе, - отозвалась Блисс. - Мы проспали. Завтрак начался час назад.

За окном вспыхнули молнии, вдалеке послышались раскаты грома, а дождь, смешанный со снегом, забарабанил по окну с новой силой. Несмотря на громкий фоновый шум, Блисс нестерпимо клонило в сон.

- Сонная погода, - тихо сказала Блисс, утыкаясь Малфою в шею.

- Это ты сонная, а не погода.

- Нам нужно вставать, - потягиваясь, сказала она. - Мы проспали, и я уверена, что единственные, кто отсутствует на завтраке, это мы. О. Мой. Бог.

- Можно я не буду спрашивать о том, что случилось?

Блисс быстро вскочила, судорожно смотря на часы.

- Малфой, вылезай из кровати и одевайся. Быстро, очень, очень быстро.

- Ладно, я всё же спрошу...

- Малфой, сейчас не время. У тебя есть не больше пяти минут. Приведешь себя в порядок в своей комнате, а сейчас просто оденься!

Пока Малфой собирался, Блисс продолжала нервно смотреть на часы. Ну же, быстрее, Малфой, быстрее...

Когда он застегивал пуговицы своего пиджака, с лестницы отчетливо послышался голос её отца:

- Блисс, птичка, просыпайся! Я знаю, вчера был очень выматывающий день, но ты проспала завтрак.

Не говоря ни слова, Блисс подбежала к окну и быстро распахнула ставни, посмотрев вниз. Второй этаж, большие балконы, расположенные близко друг к другу, удобные перила. Блисс надеялась, что Малфой такой же ловкий, какой иногда бывает она.

- Прыгай в окно, - мрачно сказала она.

- Я не в настроении для подобных шуток, особенно пока не выпил кофе, - спокойно ответил ей Малфой.

- Ты даже не представляешь, насколько я серьёзна. На данный момент здесь есть единственный выход и, к несчастью, это вовсе не дверь.

- Да что тебе в голову взбрело? - раздраженно спросил Малфой.

- Тише, - шикнула на него Блисс. - То, что второй смерти мой разум просто не выдержит.

- И именно поэтому ты предлагаешь мне выпрыгнуть из окна?

- Поверь мне, это тебя спасёт.

Малфой подавил острое желание закатить глаза.

- Блисс, я понимаю, что твой отец сильно оберегает тебя. Что он строг с любым, кто находится рядом с тобой, что он любит запугивать. Но то, что ты предлагаешь, просто смешно. Я Малфой. И никогда в жизни я не стану...

В коридоре раздался громкий выстрел.

- Птичка, ты просто не представляешь, какая потрясающая коллекция оружия у семьи Маррей! - голос Филиппа становился громче с каждой секундой. - Не могу определить точный год его сборки, но почти уверен, что это конец девятнадцатого века. В то время оружие делали на века!

Выражение лица Блисс было красноречивее любых слов.

- Увидимся внизу. Полагаю, я пошёл в окно, - мрачно заключил Малфой.


***

Блисс в очередной раз посмотрела в свой исписанный блокнот. Среди страниц можно было обнаружить две фотографии: она, Пэрриш и Мохиндер, на празднике по случаю Хэллоуина. Незнакомая девушка, мужчина с озлобленным взглядом.

Кто-то, кто делал фотографию.

На очередной странице был записаны контакты профессора Гарвардского университета и несколько слов, которые Блисс повторяла и повторяла, пока не заболело запястье.

Белый. Желтый. Белый. Желтый.

И так постоянно.

Блисс снова понадобилась помощь Кормака. Не слишком большая, как она считала: ему нужно было просто прикрыть её. И Малфоя.

Блисс знала, что родители договорились с семьёй Маррей о том, что теперь за каждым её шагом будут следить. Для Блисс это было даже не помехой, а скорее смехотворным недоразумением.

С Малфоем было сложнее, но здесь на руку Блисс сыграло очередное «правило» светского общества устраивать из своих домов едва ли не гостиницы. Во-первых, Малфой был совершеннолетним, и если бы семья Маррей дала ему понять, что не желает видеть его в своём доме, это не сыграло бы им на руку.

Во-вторых, Блисс кое-что знала: Малфой сильно поссорился с обоими своими родителями, прилюдно, в главной гостиной, до которой Блисс так и не смогла дойти в тот вечер.

Малфой об этом ничего не говорил: Блисс рассказала Кэтрин, и оставалось только догадываться, что именно произошло между ними.

Блисс это не нравилось, но Малфой ясно дал понять ей, что говорить об этом не желает. Не то, чтобы Блисс это остановило. В скором времени она обязательно найдёт способ поговорить о его семейных отношениях.

Кормак согласился ей помочь. План был прост: в течение последующих трех дней, Блисс с Малфоем могли исчезать куда угодно, но к десяти вечера были обязаны возвращаться.

Всё, что требовалось от Кормака, не дать никому заметить их отсутствие. На крайний случай Блисс оставила им то, что Малфой смог достать из своего дома. Она надеялась, что к таким радикальным мерам прибегать не придётся, но учитывать нужно было любые обстоятельства.

- Мисс Бромлей, не расстраивайте нас так больше, - тон Уилла был в высшей степени несчастным. - Вы всегда были у нас проказницей, но это было из ряда вон. А если бы вы что-нибудь сломали? Или покалечились? Если бы вас похитили?

- Уилл, мне не десять лет, - сказала Блисс, смотря на него... и врезалась в косяк двери.

- Кто открыл дверь? - возмущенно спросила Блисс, прижав руку ко лбу.

- Вот об этом я говорю, - горько ответил Уилл. - Она и была открыта, мисс Бромлей.

- Следи за моими родителями, - строго сказала Блисс. - Не давай маме аппарировать самой. Так, что ещё? Если папа схватится за сигареты... бей его по рукам.

- Я сам скоро схвачусь за сигареты, - буркнул Уилл.

- Что?

- Вам послышалось, мисс Бромлей. Я ничего не говорил.

Разговор с Розалиндой прошел не самым радужным образом. Более того: сердце Блисс странно екнуло. Она была уверена, что её мать задумала что-то. Но что именно - она понять не могла.

- Я говорила с Драко Малфоем, - вскользь упомянула Розалинда.

- О чём? - холодея, спросила Блисс.

- Не волнуйся, милая, - Розалинда погладила её по щеке. - Совсем скоро ты узнаешь. Ты будешь очень счастлива. И, Блисс?

- Да, мама?

- Не смей забывать о Бале. Он состоится восьмого апреля.

Блисс основательно замутило.

- Мама... Бал будет в мае. Я уже разослала приглашения.

- Что же, - легко ответила Розалинда. - За ошибки нужно расплачиваться. Придётся тебе разослать повторные приглашения, и придумать нечто такое, чтобы все гости
не посчитали нашу семью некомпетентной и не отказали в своём присутствии.

- Ты хотя бы представляешь, как сильно меня подставила? - тихо спросила Блисс.

- За ошибки нужно расплачиваться, - повторила Розалинда, слегка хлопнув Блисс по щеке. - Не забывай об этом. Не забывай о том, что ты не только дочь своего отца. И совсем скоро я сделаю всё, чтобы подобные выходки перестали сходить тебе с рук.

- Буду ждать этого момента с нетерпением, - холодно ответила Блисс, выворачиваясь от прикосновения матери.

Прощание с отцом было не таким радужным, как рассчитывала Блисс. Филипп был заторможенным, вялым и каким-то дерганным.

Он постоянно повторял, что лучше бы им остаться, но потом словно спохватывался, начинал говорить про свои дела и тараторить, что задержаться они не могут.

У Блисс сердце обливалось кровью.

Филипп, Розалинда и Уилл аппарировали только к двенадцати часам. Ещё час Блисс дожидалась, когда отец и мать Кэтрин выпустят её из поля зрения. К двум часам Блисс окончательно изнервничалась и огрызалась на каждого, кто имел неосторожность к ней подойти.

- Встретимся в саду, через двадцать минут, - сказала Блисс Малфою, когда всё окончательно успокоилось.

- Почему именно в саду? - озадаченно спросил Малфой.

- Фонтан, который там находится, на самом деле портал, - объяснила Блисс. - Кэтрин мне рассказала, что он ведёт в дом в Бристоле. Оттуда можно безопасно аппарировать.

- Значит, пятикурсница тоже замешана? Что ты ей наплела?

- Что мы хотим провести с тобой время подальше от всех, пока есть возможность, - Блисс улыбнулась. - Не думаю даже, что это была ложь.

Блисс не стала дожидаться ответа: ей нужно было собрать необходимые вещи.

- Можешь дать мне фотографию? - спросил её Малфой, когда они стояли рядом с фонтаном. - Ту, черно-белую?

Блисс достала фотографию из блокнота и протянула ему, спросив:

- Зачем она тебе?

- Я по-прежнему не могу кое-чего понять, - задумчиво ответил Малфой. - Буду рассматривать её время от времени.

Блисс пожала плечами. Если он думает, что сможет заметить что-то, чего не заметила она, то, что же, пусть попытается.

Когда они активировали фонтан и их закружило в вихре воды, снега и пара, Блисс снова вспомнила цвета.

Белый. Желтый. Белый. Желтый. То, что их объединяет.

Блисс была уверена, что это какой-то ключ. Разгадка. Но пока что не могла понять, какая именно.

***

Приземлившись в доме семьи Маррей, они сразу же вышли на улицу.

- Следующая остановка - Рим? - спросил Малфой.

- Нет, у меня изменились планы. Рим будет после. Сейчас мне нужно попасть в Кембридж.

Блисс на секунду замолчала, придирчиво осматривая Малфоя:

- США. Штат Массачусетс. Не тот Кембридж, который находится в Англии. Уверен, что справишься? Как на счет самолета?

Малфой закатил глаза. Блисс, считавшая, что видела все проявления его чувств за последние дни, была поражена до глубины души. О чем она не преминула ему сообщить.

Малфой ничего не ответил на это: обнял её за талию, притягивая к себе.

- Насколько я помню, такой тесный контакт вовсе не обязателен для аппарации, - подняла бровь Блисс.

- Это не для аппарации, - сказал Малфой с этим своим выражением лица, больше похожее на застывшую маску. - А для моего хорошего настроения.

Блисс едва удержалась, чтобы не поцеловать его.

***
Серовато-голубой окрас тумана простилался над асфальтом Кембриджа, терялся в ветках невысоких деревьев, расползался по фонарным столбам и невысоким домам из красного кирпича.

С неба падал мелкий снег, больше похожий на дождливую изморозь, смешивался с окружающим вокруг пейзажем, растворялся в тумане, размазывался по земле, оставляя на
асфальте грязноватые подтеки.

- Постапокалипсис не за горами, - сказала Блисс, надев темные очки.

Малфой посмотрел на Блисс: и неожиданно понял, что она, в своём черном пальто, замшевых сапогах, сером свитере, брюках такого же цвета, органично вписывалась в этот город, эту погоду. Любой, кто встретил бы её сейчас, не понял бы этой извечной фразы о «солнечной мисс Бромлей».

Мимо них пронеслись вспышки красного: несколько автобусов и машин, пара из которых была с открытым верхом.

Казалось, в этом городе преобладало исключительно два цвета: серый и красный.

- Летом здесь красивее, - Блисс словно прочитала его мысли. – Не в Кембридже, но я сужу по Нью-Йорку. Зелени не очень много, но она цветёт так сильно, что складывается ощущение, будто её целое море.

- Зачем тебе очки? Солнца нет и не предвидится.

- Глаза весь день сушит, - объяснила Блисс. - Малфой, куда ты нас забросил? Это же... я не знаю, что это за улица, но точно не сорок пять по Фрэнсис Авеню. О, смотри, там продают кофе!

Малфой едва поспевал за Блисс, невольно припоминая абсолютно другое перемещение, да и другой случай: он, Люциус, Нарцисса, всё семейство Гринграсс и Паркинсон отправились в пресловутую Ниццу, на закрытый приём к одному из знакомых послов Александа Гринграсса.

Пэнси, изнывающая от скуки, от недостатка внимания, от всего приёма в целом, услышала в каком-то разговоре о музее изящных искусств. Её отец был категорически против: его ужасал сам факт того, что его дочь может посетить какое-то место, в котором будут находиться магглы, которое так или иначе связано с магглами. Пэнси сделала вид, что послушала отца, что не будет делать глупостей и проведёт оставшуюся часть приёма, не выходя за пределы магического барьера. И исчезла через несколько часов после своего обещания.

Спустя двенадцать часов они нашли Пэнси: в каком-то маггловском квартале, перепуганную, в состоянии, близкому к истерике. Она так и не смогла найти музей изящных искусств, а попытки вернуться на приём не увенчались успехом: она ушла слишком далеко от магического барьера, и заклинание не пускало её обратно.

Пэнси тогда сказала, что больше и шага не сделает в мир, напрочь отрезанный от магии.

Малфой её понимал: мир без магии даже нельзя было назвать миром в полной его степени, скорее он являлся какой-то карикатурой, суррогатом. Эти люди вокруг, обыкновенные люди, чьи миры разрушались, мосты и дома падали им на голову, умирающие при загадочных обстоятельствах - эти люди не понимали, что нет никакой загадочности, просто был мир, о котором они не знали.

Был мир, которого они были не достойны. Люди с грязной кровью. Малфою, в сущности, было плевать на них, но если бы они исчезли с лица земли - что же, может быть, это было бы не так уж плохо.

Только чистая кровь могла этот мир спасти. Такие, как он. Как Пэнси, Блейз. Такие, как Блисс.

Он снова посмотрел на Блисс: она металась ураганом по этому маггловскому городу, улыбалась продавцу кофе, успела поинтересоваться о здоровье какого-то пожилого мужчины, а сейчас о чем-то беседовала с девушкой своего возраста. Они смеялись, девушка дала Блисс буклет, попутно что-то в нём отметив. Когда они прощались, Блисс купила девушке кофе, и та, уже отойдя на почтительное расстояние, обернулась и помахала. Блисс помахала в ответ.

- Она маг? - это было первым, что спросил Малфой, когда Блисс вернулась.

- Что? - рассеяно спросила Блисс, сверяясь с буклетом, который оказался путеводителем. - Откуда я знаю? Так, сейчас нам нужно перейти дорогу, пройти два квартала, а после перейти дорогу ещё раз. Дальше нам нужно сесть на автобус...

- Можем просто аппарировать.

- ... и нам останется пройти примерно минут десять, чтобы оказаться на сорок пятой по Фрэнсис Авеню. Гарвардская Школа Богословия находится там. Профессор, который мне нужен, преподает на факультете религии, литературы и культуры.

- А если он не единственный преподаватель этого факультета?

- Это вряд ли, - ответила Блисс. - А даже если и так - вряд ли во всём Гарварде найдется кто-то, кого ещё могут звать Линкольн Рэйвенкрофт. Не волнуйся, с его поисками проблем не будет.

- А если у этого Рэйвенкрофта не рабочий день сегодня? Или он взял отпуск?

- Значит, наведаемся к нему домой. Или узнаем, где он проводит отпуск, - Блисс оторвалась от путеводителя и посмотрела на Малфоя с какой-то раздражительностью. - Что не так? К чему столько вопросов?

- Просто мне интересно, как ты получаешь всю информацию, которая тебе нужна, - честно ответил Малфой. - Тебе всё время везло, но, Блисс, не забывай - везение может кончиться. Всё ещё не могу поверить, что ты уговорила своих родителей оставить тебя на этом приёме.

- Малфой, это не везение. Это просто я. Пошли уже.

- Я же сказал, что мы можем аппарировать, - напомнил Малфой. - Через секунду окажемся...

Блисс посмотрела на него спокойно. Безразлично, равнодушно. И Малфой понял: она злится. Когда Блисс злилась, она сразу же закрывалась, старалась максимально
отгородиться от источника того, что причиняло ей беспокойство. Именно это она делала и сейчас.

- Перейти через дорогу. Два квартала. Автобус, - четко сказала она. - Может быть, не будем задерживаться?

Малфой не успел ответить: Блисс уже развернулась, и в толпе людей, с которыми она смешалась, то и дело мелькали золотом её волосы. Чертыхнувшись, Малфой пошёл за ней.

Всё время, что они добирались до Гарварда, Малфой успел несколько раз проклясть магглов: они были слишком шумными, не смотрели, куда идут, постоянно толкались, смазано извинялись или смотрели с неодобрением. Смотрели так, будто понятия не имели, кто он такой.

Что же, это действительно было так.

Магглы ассоциировались у Малфоя со стадом баранов: такие же пустоголовые, такие же беспомощные, непонимающие, что происходит вокруг.

В магическом мире царила война, все беды происходили от неё. А они винили в этом глобальное потепление, катаклизмы, террористов. Им стоило хоть немного включить
свою голову.

- И всё же, мы могли бы аппарировать, - в очередной раз сказал Малфой, когда они прибыли на место. - Не потеряли бы этот час.

- Кстати, о часах, - Блисс переместила стрелки часов. - Нужно перевести время на пять часов назад.

- Здесь учатся волшебники? - спросил Малфой, рассматривая трехэтажное здание из серого кирпича, крыша и окна которого были пародией на дворцы прошлых веков.

- Да, разумеется, - ответила Блисс. - Но редко.

- Неудивительно.

- Под «неудивительно» ты подразумеваешь то, что ничтожно малое количество волшебников в состоянии поступить в Гарвард, всю жизнь разучивая правильные движения махания палочкой и пытаясь превратить крысу в чайник? - прищурившись, спросила Блисс.

- Под «неудивительно» я подразумеваю то, что какой человек, будучи в своём уме, узнав о мире магии, захочет попасть, вернуться в маггловский мир, и изучать... что? Слово божье или как там это называется у магглов?

- У нас, - Малфой не мог понять, что именно отражалось во взгляде Блисс, когда она смотрела на него. - У нас это называется жить так, как того хочется тебе. У тех, кто никогда не знал о магии. У тех, кто родился не в семье волшебников, но стал магом. У магов, которые ты, твоя семья и тебе подобные называют «чистокровными».

- Ты тоже чистокровная, - раздраженно напомнил Малфой.

- Я не воспринимаю это. Зато воспринимаю кое-что другое.

- И что же это?

- Людей. Есть люди, которые хотят посвятить свою дальнейшую жизнь магии. Есть люди, которые пытаются вывести новые химические элементы, превратить железо в
золото. Есть те, которые хотят запускать ракеты в космос, бороться с преступностью, изучать ядерную физику или высшую математику. Есть те, кто хотят посвятить свою жизнь богу, стать адвокатом или искусствоведом. Такие люди... они могут быть разными. Могут быть волшебниками или не быть ими. Но они просто чего-то хотят - и получают это.

- А как же те, кому эти люди должны? Как же семья?

- Ты знаешь, что такое мужество, Малфой?

- Всего лишь сильная воля.

- Ты не прав. Мужество - это когда ты можешь позволить себе жить так, как хочешь. Ты, пусть и немного, но должен это понимать.

Малфой задал ей вопрос, мучавший его, пожалуй, с окончания его разговора с Розалиндой Бромлей:

- Так ты хочешь жить так? Поступить в маггловский университет и жить в мире, в котором нет магии?

- Да, - Блисс ответила, не задумываясь. - Именно этого я хочу. Помнишь, я говорила о людях, которые хотят изучать искусство? Так вот, я - одна из них.

- В магическом мире тоже достаточно людей и произведений искусства.

- Достаточно? - переспросила Блисс. - Извини, не могу припомнить никого, кроме да Винчи и Ван Гога. Хочешь одну нелицеприятную правду, Малфой? Магический мир скуден во всём, что не касается магии.

- С каких пор ты так сильно обобщаешь?

- С тех пор, как мы завели разговор, который мне не очень интересен. Сейчас мне интересно только одно - где, черти его дери, может находиться Линкольн Рэйвенкрофт.

Блисс споткнулась, налетев на Малфой, и едва не повалила его на асфальт.

- Прошу, не начинай рассуждать, не могут ли драть черти Рэйвенкрофта или все же могут, - устало попросил Малфой.

- Нет, дело не в этом, - Блисс посмотрела на дверь Гарвардской школы богословия. - Рэйвенкрофт, Рэйвенкрофт... Линкольн Рэйвенкрофт.

- Ты знаешь его?

- Нет, не совсем... но я точно что-то о нём слышала.


***

Если бы у Линкольна Рэйвенкрофта спросили, какой день он считает самым худшим в своей жизни, он бы ответил, не задумываясь - тот день, когда его мать, урожденная Смит, взяла фамилию мужа.

Линкольном его назвал отец. Мать, урожденная Аманда Смит, хотела назвать его Джоном.

Позже, когда Рэйвенкрофт отпраздновал совершеннолетие, съехал от родителей, на каждом семейном ужине (эти обязательные семейные ужины, от которых у Рэйвенкрофта сводило зубы и желудок) она, умиленно смотрев на него и подкладывая очередную порцию куриного рулета, громко восклицала:

- Всё ещё не могу поверить, что ты мог бы быть Джоном Смитом! Джон Смит! Мой мальчик, мой умный, талантливый, прекрасный мальчик мог бы стать каким-то обыкновенным Джоном Смитом!

- Полно тебе, Аманда, - ворчал Камерон Рэйвенкрофт. - Так говоришь, будто бы я мог не сделать тебе предложение, как честный человек.

- Но ты почти согласился со мной, когда я хотела назвать его Джоном!

- Я был не в себе! - горячо восклицал Камерон. - Ты рожала его двенадцать часов, ты была никакая. Если бы ты захотела назвать его Наполеоном, и тебе стало бы хоть чуть-чуть легче от этого, я бы назвал его Наполеоном.

- Как хорошо, что я пришла в себя, а ты предложил назвать его Линкольном!

Обязательные семейные ужины проходили каждое воскресенье. И в это каждое (обязательное семейное) воскресенье повторялся этот разговор. Каждый раз, каждую неделю.

Слово в слово.

Иногда Рэйвенкрофт считал, что эти обязательные семейный ужины - его личный день сурка. Иногда - что бог следил за ним, каждый раз приводил родителей к этому разговору, пытаясь ему что-то сказать. Тайные знаки. Скрытые символы. Намеки.

Линкольн Рэйвенкрофт никогда не понимал намёков.

В начальной школе он не задержался - по истечении трех месяцев был переведён в среднюю школу. Через два года был переведен в старшую.

О нём писали в газетах, научных журналах, он послужил прототипом главного героя в серии детективах о гениальном мальчике-подростке.

Того мальчика-подростка вытравливали из обычных школ, так как его социальные навыки были полностью противоположны интеллектуальным. Одна девушка, с которой у Рэйвенкрофта завязался сравнительно недолгий роман, часто затрагивала годы его школьной юности, сожалела, что ему пришлось это перенести.

Рэйвенкрофту не пришлось переносить этого.

Он мог бы, конечно, пойти по пути своего книжного героя: но был для этого слишком умён.

Социальные навыки - не более чем череда определенных действий, навязанных обществом. Ты должен быть весёлым. Должен дергать девочек за косички. Должен пресмыкаться перед теми, кто популярнее, должен не общаться и посмеиваться над теми, кто считается изгоем.

Общественные социальные навыки - не более чем краткое пособие «как вести себя так, чтобы не выглядеть ненормальным» в голове у каждого человека.

Кто-то шёл против них. Кто-то умел под них подстраиваться. А кто-то был этим пособием сам.

Рэйвенкрофт не подстраивался, не был против – он, скорее, отточил механизм действий, который надлежало выполнять, чтобы казаться нормальным.

Интерес к отношениям. Интерес к общению и увеселительным мероприятиям. Интерес к жизни других. Повторить, пока тебе не исполниться двадцать один.

Дальше можно было успокоиться. Найти жилье, отдельное от родителей, жить на бесконечных подработках, посвятить себя тому, что представлялось ему интересным для изучения.

В двадцать три можно уволиться с работы, навсегда забыв о карьере доктора и удариться в поиски того, чего он сам не мог объяснить внятными словами. Можно выслушивать стенания родителей и немногих знакомых о том, как он губит себя.

Слушать, что он мог стать кем угодно. Мог бы продолжать спасать жизни. Мог выучиться на адвоката. Архитектора. Инженера.

Или стать магом.

Он мог бы стать магом, подумать только.

Учиться в этих закрытых школах, отгороженных от обычного мира. Размахивать волшебной палочкой. Разучивать заклинания, варить зелья.

Возможно, именно благодаря магии он смог бы создать то пресловутое лекарство от рака, о котором так часто говорил его отец.

Линкольну Рэйвенкрофту мир магии был не интересен, когда ему было одиннадцать. Или пятнадцать. Или двадцать три.

Он захотел попасть туда, когда ему исполнилось двадцать восемь. Посмотреть, что же это за мир такой, мир, где стоит только взмахнуть палочкой, и все желания вмиг исполняются. Захотел, не потому что у него были какие-то желания, а чисто из-за своих собственных интересов.

Может быть, в это мире знали о боге столько, сколько не знал он сам. Может быть, бог был волшебником, и о нём могли дать информацию, которой он не располагал.

Линкольн Рэйвенкрофт побывал в магическом мире один раз, в возрасте двадцати восьми лет. Живая часть Линкольна Рэйвенкрофта навсегда там и осталась.

Он по-прежнему думал, что это был знак свыше. Бог (если он существовал), видимо, устал от человека, который не понимал намёков. И тогда он ниспослал то, что его убило.

Родители Рэйвенкрофта не знали, когда началась его увлечение, а после и маниакальная одержимость религией. Не знали и его немногочисленные знакомые.

Рэйвенкрофт знал. Рэйвенкрофт помнил день, час, время суток. Рэйвенкрофт тщетно старался не вспоминать.

У него не получалось: события многолетней давности стабильно преследовали его в кошмарах.

В тех кошмарах он возвращался в тот день каждый раз: в день, когда он увидел то, что могло считать доказательством существования бога.

Ему было двадцать, когда он окончил Гарвардскую медицинскую школу. Недели не прошло с того момента, как он получил диплом, а ему уже предложили работу в одной
частной клинике.

Он мог бы подождать, мог бы остаться в Америке - но не хотел.

Сейчас Рэйвенкрофт мог признаться самому себе: он хотел сбежать. Хотел вырваться из извечного, удушающего контроля матери. Хотел сбежать от укоризненного взгляда
отца. Хотел никогда не видеться с теми людьми, которые считали его своим другом.

Он сбежал, и ни разу не пожалел об этом.

Через три года ему пришло письмо от отца: тот писал, что Аманда совсем плоха, что жить ей осталось сравнительно недолго. Отец приглашал его на очередной воскресный ужин.

Рэйвенкрофт не чувствовал огорчения, печали или сострадания. Он знал, что когда-нибудь этот день настанет: он был удивлен, что это случилось только сейчас. По его подсчетам, его мать должна была скончаться два года назад.

Но он всё равно поехал.

Может быть, пособие «как выглядеть нормальным в глазах других» всё ещё имело на него какие-то отголоски. Так он объяснил себе ту поездку в Америку, потому что признай он реальную причину - всё было бы кончено. Все эти обязательные прогулки, вечера в пабах, приятельские отношения с коллегами.

Можно было признаться самому себе - ему это не нужно.

Тогда он всё ещё не хотел этого признавать.

Дело было в пароходе. Не в пароходе даже - в самом факте шедевра архитекторов и судостроителей. Огромный, черный пароход с белоснежными палубами и желтыми трубами.

Уайт Стар Лайн вложил в него всё. Своё состояние, свою душу. А люди вложили в него деньги, и должны были вкладывать их не одно столетие.

Никто не знал, что этот пароход не окупит своих затрат. Никто не знал, что единственная его точка отправления станет последней для многих.

Пароход, который позиционировался как «самое непотопляемое судно в мире» ушел на меньше, чем через сутки, после отправки.

Дело было вовсе не в сутках: дело было в том бесконечном времени, которое превратилось в ад. И даже время не было адом - адом была огромная посудина, отрезанная от мира, окруженная ледяной водой, без возможности спастись тем слоям общества, которые волею судьбы взяли билет в третий класс.

И в тот момент, когда звон в ушах стал невыносимым; когда люди, всё это скопление людей превратилось в месиво, в массу, мясо без разума; в тот момент, когда это бессознательное мясо окончательно обезумело, с горящими глазами пытаясь добраться до спасения, ничем не брезгуя, убивая голыми руками; в тот момент, когда один из этой массы ударил Рэйвенкрофта чем-то тяжелым, раскроив ему голову; в тот момент Рэйвенкрофт, отрицающий существование чего-то, что может выжить за пределами атмосферы, взмолился.

Рэйвенкрофт смотрел в ночное небо, задрав голову, кровь заливала ему глаза, но сквозь красное марево он видел яркие звезды.

«Боже, спаси меня именем Твоим и суди меня силою Твоею.
Боже, услышь молитву мою, внемли словам уст моих».

Эту молитву Рэйвенкрофт читал один раз в жизни - в возрасте одиннадцати лет, когда он сказал своему отцу, что не верит в бога. Отец поставил его на колени перед
алтарем, под который была отведена отдельная комната, и заставил его молиться во спасение своей жизни. Рэйвенкрофт произносил эту молитву с вечера и до раннего
утра, но его ответ остался неизменным.

Отец смотрел на него несколько долгих минут, а потом извинился. Сказал, что ему жаль. Сказал, что это только его выбор.

«Ибо чужеземцы восстали на меня, и сильные ищут смерти моей, и не имеют Бога пред собою».

Вряд ли эта молитва подходила под ситуацию. Вряд ли вообще ему бы могла помочь молитва. Но в тот момент Рэйвенкрофт ничем не отличался от всех, кто был на судне:
он был такой же массой, мясом. Он был таким же зверем, который просто хотел спасти свою жизнь.

Когда ты знаешь, что умрешь - ты не вспоминаешь о семье. Жизнь не проносится перед глазами. Всё, чего тебе хочется - просто продлить эту самую жизнь.

Это инстинкт. И если тебе нужны способы, чтобы спасти себя, - и если больше нет лазеек, и если не осталось ничего, что могло бы помочь, - если нужно лишь помолиться, чтобы спастись - значит, так нужно сделать.

«Но Бог помогает мне, Господь Заступник души моей; обратит Он зло на врагов моих.
Силой истины Твоей истреби их!».

Рэйвенкрофт почувствовал толчок: обезумевшая толпа затолкала его на самую кромку корабля. Легкое дуновение ветра могло сбросить его за борт, в ледяные волны.
Тогда всё закончилось бы через час или два. Были известны случаи, когда человек умирал в течение шести часов.

Он мог бы умереть от разрыва легких. Он мог бы умереть от переохлаждения.

- По доброй воле я принесу жертву Тебе, прославлю имя Твое, Господи, ибо оно благо; ибо от всякой печали избавлял Ты меня, и на гибель врагов моих взирало око мое!

Рэйвенкрофт не узнавал свой голос. Не мог это быть он: не мог он с таким отчаянной, с такой плаксивостью кричать молитву, зная, что её не услышат; зная, что она лишь разобьётся о волны.

А следующее, что он помнил, было золотом.

Золото было повсюду: золото его окружало, мелкое, пылевое.

Оно змеилось вокруг него, сдавливало цепями грудную клетку, отпускало путы и медленно трансформировалось в купол. Через секунду он оказался на песке.

Через секунду он оказался тем, где начинал своё путешествие.

И он мог бы поверить, что всё произошедшее - лишь плохой сон, варево его мозга, марево испуга.

Но рядом с ним стояло существо, окруженное тем же золотом, что его спасло.

- Я услышал тебя, - просто сказало это нечто.

При ближайшем рассмотрении, при попытках увидеть сквозь это пылевое золото, можно было сказать одну вещь - существо было молодым мужчиной, с рыжими волосами, значительно ниже плеч, со светлыми, - зелеными, голубыми, серыми, Рэйвенкрофт не мог понять, - глазами.

- Кто ты такой? - только и сумел спросить Рэйвенкрофт.

- Тот, кто услышал тебя, разумеется, - повторило это существо.

- Ты спас остальных?

- Нет. Те, кто умрет сегодня, заслужили своей смерти. Те, кто спасется, смогут сделать это без меня.

- А я, получается, особенный? - Рэйвенкрофт не знал, как у него получается говорить; Рэйвенкрофт думал, что кто-то другой произносит слова его голосом.

- Ты молился. Так отчаянно молился. Давно я не слышал такого в этом мире, в этом веке. Странный век, если говорить начистоту. Люди получают всё больше прав, телесные наказания считаются чем-то из ряда вон, потребительство стало для всех смыслом жизни и, в завершении, не верить в Бога больше не считается чем-то
аморальным, - существо замолчало на миг. - Да. Очень странный век.

- Ты говоришь так, будто видел какой-то другой век, помимо этого.

- Я видел не только другие века. Я видел начало этого мира.

- И кто же ты такой?

- Таких, как я, называют нефилимами.

- И много вас таких?

- Я знал только одного.

И он, это существо, это непонятное нечто, неопознанное природой, стало расщепляться на его глазах. Человек, окруженный пылью, пылью же и стал, и столб её вознесся в небо.

Но прежде, чем он исчез окончательно, прежде, чем всё закончилось, Рэйвенкрофт отчетливо услышал в своей голове голос:

«Тебе стоит верить больше, чем ты веришь сейчас, несостоявшийся маг. Ты все делаешь почти правильно. Вера в Бога однажды спасет тебя ещё раз».

***

Линкольн Рэйвенкрофт укладывал доклады студентов в свой портфель, пытаясь не выбиться из времени, пытаясь вспомнить то, что он мог забыть, пытаясь не кружить себе голову не прошеными воспоминаниями.

Три года с того случая он пытался понять, что же с ним произошло. Он искал информацию в разных источниках; ездил в Тибет, в одно из поселений монахов Шамбалы, культура религии которых насчитывала более десяти её ответвлений; побывал в России и жил под видом анахорета в одной из церквей, пытался найти что-то в православной религии; полгода прожил на землях Рейнланд-Пфальца, углубляясь в изучение лютеранства; добился аудиенции у Папы Римского, в надежде на то, что хотя бы он может знать что-то.

Но его не понимали. Или смеялись. Называли богохульником, говорили, что мысли его не что иное, как внушение сатаны. Некоторые, особенно странные, твердолобые, говорили, что это неудивительно, ведь таким внешним видом его мог наградить лишь дьявол.

Рэйвенкрофт их понимал, в своей мере. То, что он видел, то, что с ним случилось - этому не было объяснения - даже в мире магии.

Рэйвенкрофт отхлебнул из чашки, катая на языке вишневый привкус - и подумал о том, что больше не стоит экспериментировать. С яблоком, как ни парадоксально, было
лучше.

И вспомнил ещё кое-что: всё случилось именно из-за яблока.

Когда он понял, что поиски привели в тупик; когда он понял, что узнал обо всём, о чем только можно узнать; именно тогда он решил посетить тот пресловутый мир магии, найти ответы в нём.

Он появился там спустя пять лет после всех событий, в один из дней декабря, когда землю припорошило белоснежным пушистым снегом.

Тогда он ещё жил в Лондоне и стена задымленного, грязного кабака, перенесла его на тесную улицу, в которой было не протолкнуться. Отовсюду слышался гвалт, люди, странные люди в непонятных нарядах давили на него со всех сторон, и мир словно раскололся, мир отражался, как в треснувшем зеркале.

Мигрень настигла Рэйвенкрофта внезапно, и в попытках найти место, где можно отсидеться, успокоиться, он случайно сшиб одно из зеркал с прилавка.

Кто вообще выставляет зеркала на улице, в месте, где невозможно продохнуть?

Продавец что-то ему кричал, и в попытках сгладить ситуацию, Рэйвенкрофт потянулся за зеркалом, практически мгновенно болезненно зашипев: один из острых краев врезался ему в ладонь.

Продавец кричал всё громче.

Рэйвенкрофт чувствовал себя пауком: именно так пауки воспринимают мир своими глазами.

- Прошу прощения, - Рэйвенкрофт пытался говорить сухо, на язык заплетался. - Я куплю у вас это яблоко, и забудем об этом.

Он взял это огромное яблоко в карамели, кинул на прилавок деньги, которые могли окупить и зеркало, и яблоко, и весь этот несуразный прилавок дешевок, после чего поспешил убраться прочь.

В мареве снега, сквозь который не было ничего видно, он шел всё дальше и дальше, пытаясь найти пространство, в котором можно было бы сделать полноценный вдох, где не было бы чувства давления.

Рэйвенкрофт зашел в один из темных переулков, остановился рядом со странным магазинчиком, и буквы троились в его глазах: какое-то двойное название. Рэйвенкрофт не мог его прочитать.

Он зацепился за ручку магазина, оставляя на ней свежую кровь, и действительно не знал, сможет ли выжить.

У таких, как он, кровь сворачивалась до отвращения медленно, и любые порезы могли стать фатальными.

Черт его дернул куснуть то яблоко, но тогда он думал лишь о том, что сахар сможет ему помочь.

Сахар. Яблоко в карамели. Но не стеклянное яблоко, которое он укусил, что было силы. Стеклянное яблоко на серебряной палочке - во рту странным образом сочеталось стекло и железо, это всё, что он тогда помнил.

Восьмого декабря, 1917 года, Линкольн Рэйвенкрофт умер.

Вишнёвый Единорог


- Твою же мать, - простонала Блисс, прикрыв глаза.

- Моя мать - не самый добрый человек на этой планете, но не перекладывай свои проблемы на неё, - ехидно сказал Малфой. - И с каких пор ты стала так часто выражаться?

- С тех пор, как моё моральное состояние, буду честна, оказалось на дне.

- Кстати, мой отец пытался упомянуть какое-то дно, которое связано с твоим алкоголизмом. Что ты ему сказала, что он пришел к таким неутешительным выводам?

- Алкоголизмом? - возмутилась Блисс. - С каких пор человек, который прикончил бутылку вина, считается алкоголиком? Стоп, я не говорила об этом твоему отцу... а, поняла. Мне просто нужно было выговориться, и я сказала, что должна выпить и посмотреть артхаус.

- Чего я ещё о тебе не знаю? - опешил Малфой.

- Когда мне было двенадцать, я побывала в Вегасе, - не задумываясь, ответила Блисс. - Подожди. Это был риторический вопрос?

- Да, - сдержанно ответил Малфой.

Лас-Вегас в возрасте двенадцати лет? Малфой, ничтожно мало знавший о мире вне магии, всё же имел о нём некое представление. Он знал, какие города считались
курортными, какие представляли интерес для богемного общества, в каких более безопасно получать или отправлять запрещенные магические артефакты.

Но Лас-Вегас? Город, который жил исключительно ночью, город азартных игр, криминала и множества других вещей, город, о котором в приличном обществе не говорили даже шепотом.

- Лас-Вегас? - решил уточнить Малфой. - Я правильно понимаю?

- Да, да, тот самый Лас-Вегас.

- Как ты там оказалась? - с безграничной усталостью и без капли любопытства спросил Малфой.

- Это долгая история. Моя мать тогда ещё... в смысле, не выражение, а действительно моя мать... о, наконец-то!

Блисс привалилась к двери, обессиленно опустившись на пол.

Малфой не сдержал самой настоящей издевательской усмешки. Блисс, уставшая, злая Блисс, несколько раз проклявшая ситуацию и всё, что с ними происходило
последующий час в целом, явно решила, что больше терпеть этого не намерена.

По крайней мере, только так Малфой мог объяснить прилетевшую ему в лицо сумку.

- Бромлей, ну что это такое?

- Насилие в отношениях, - буркнула Блисс. - Можешь подать на меня в суд. Но сначала - кинь в меня бутылкой воды. Во-первых, так у меня будет шанс доказать, что
жертва - я.

- А во-вторых?

- Во-вторых... - на секунду Блисс задумалась. - Во-вторых, вода в сумке. Серьёзно, дай мне её.

Малфой достал из сумки воду и, наклонившись, положил её в руки Блисс.

Она сделала несколько больших глотков, и, забывшись, провела рукой по рту. Красная помада вышла за контур губ, размазавшись по скуле.

Их не пустили дальше охранного поста. Охранник жестом остановил их, после чего достал телефон и сделал звонок, сказав несколько слов. Ровно через минуту к ним
спустилась женщина, и посмотрела на них одним из тех взглядов любящих матерей, чей ребёнок сильно провинился: случайно перепутал заклинание и убил кошку, потянув за ней выводок котят.

- Могу я посмотреть на ваш пропуск? - спросила она любезным тоном, поправив очки.

- Боюсь, что нет, - сказала Блисс, почему-то искоса посмотрев на Малфоя.

Он видел, что она нервничала, видел и ещё кое-что: Блисс хотела, чтобы его не было рядом. Чтобы он ушёл.

И причину такого её желания он не понимал. От этого становилось... плохо.

Как же он презирал это слово.

- Понимаете, мне нужно увидеть одного профессора, - снова заговорила Блисс. - Я очень восхищена одним из его трудов, я восхищена им, как человеком, и...

- У вас есть приглашение?

- Приглашение? - растерялась Блисс.

- Приглашение, - терпеливо повторила женщина. - Вы можете пройти в кампус только по пропуску. Если вы забыли пропуск, но числитесь как один из студентов
факультетов Лиги Плюща - нам придется подтвердить это с помощью базы данных. Последний вариант - вас может пригласить любой из студентов, и под его ответственностью вы можете посетить любое место, которое захотите.

Блисс растерянно хлопала глазами.

- Мне стоит проверить базу данных? - спросила женщина, и эта отрепетированная улыбка, казалось, почти приклеилась к её лицу.

А через несколько секунд Блисс как будто перестала быть собой: она полностью скопировала улыбку этой женщины, заставив её вздрогнуть.

И Малфой её понимал, потому что знал о Блисс то, о чем не догадывалась эта женщина. О чём, возможно, даже Блисс не догадывалась полностью.

Если Блисс было что-то нужно: информация, человек, какая-либо вещь; если Блисс прочно вбила себе что-то в голову; если у Блисс появилось препятствие - значит,
она сметет всё, что ей мешает, но выгрызет, выцарапает то, в чем нуждалась так сильно.

Такой Блисс было плевать на последствия, такая Блисс прибегала к любым методам.

И, смотря на такую Блисс, Малфой вспоминал то, о чем забывал так часто - она чистокровная. Она принадлежит к их миру голубых кровей.

Но, в отличие от большинства, у неё было другое воспитание. И всё это составляло поистине гремучую смесь.

- У меня есть приглашение, - сияя предупреждающей улыбкой, сказала Блисс. - Но, боюсь, человек, который может за меня поручится, сейчас находится на занятиях.

- Что же, - женщина ответила непринужденно, но, словно повинуясь какому-то инстинкту, отступила на шаг. - Пары заканчиваются через час. Вам придется подождать в
холле.

- Это обязательно? - с лица Блисс сошла улыбка.

Она смотрела на эту женщину, старше неё раза в три, как на полнейшую идиотку.

- Обязательно - что? - голос женщины звучал растерянно.

- Мне обязательно стоять или сидеть в этом холле, как истукану? Или этот час я могу провести с куда большей пользой? Погулять, например?

- Да, - немного помолчав, кивнула женщина. - Да, конечно, вы можете...

- Отлично! - радостно воскликнула Блисс и, схватив Малфоя за руку, потащила его на выход.

Оказавшись на воздухе, Блисс сразу же его отпустила, закрыла глаза и с чувством произнесла несколько таких ругательств, что не будь она перед глазами, Малфой бы
начал озираться.

- Не хочешь прогуляться? - апатично спросила Блисс, и было понятно, что ответ она предвидит.

- Кажется, именно это мы и собирались сделать? - задал риторический вопрос Малфой, уделяя особое внимание этому самому «мы».

- Ясно, - Блисс глубоко вздохнула. - Значит, избавиться от тебя на несколько часов мне не получится?

- Я чем-то тебе помешаю?

Блисс вздрогнула, и, окинув Малфоя судорожным взглядом, нервно провела рукой по волосам.

У него не осталось сомнений - Блисс что-то скрывала. Но что именно? И почему она не хочет рассказать ему об этом?

Он бы понял. Принял. Последние месяцы он только тем и занимался, что принимал Блисс такой, какая она есть.

И, чтобы там не говорила Блисс, она по-прежнему оставалась той девушкой с лестницы. Более уставшая и запутавшаяся - но это всё ещё была она.

- Нет, не помешаешь, - наконец ответила Блисс. - И, Малфой, запомни вот что - если захочешь в ужасе взвыть и сбежать, я пойму. Правда, пойму.

Спустя двадцать минут Малфой понял, что именно крылось в словах Блисс. Она привела его в торговый центр.

Маггловские торговые центры значительно отличались от тех, что находились в их мире. Не было приглушенного цвета, строгого контроля за внешним видом
присутствующих, магазины были просторными, отовсюду слышалась музыка.
Стены и двери здесь были стеклянными, лампы были встроены в высокие потолки, а все остальные поверхности состояли из мрамора.

- Беру свои слова обратно, - сказала Блисс, рассматривая две блузки. - Такое ощущение, что я тебя в музей привела.

Блисс замерла, резко обернулась и открыла рот. Несколько секунд она пристально смотрела на Малфоя, после чего, повесив обратно серую блузку и, не глядя, прихватив юбку, ушла в примерочную.

Она вышла через несколько секунд, критично осмотрела себя в зеркало и, сказав что-то вроде «пойдёт», отправилась оплачивать покупку.

Малфой был с ней не согласен.

- Тебе не кажется, что у этой юбки чего-то не хватает?

- Чего? Она черная и пышная. Обыкновенная классика.

- Классика? - опешил Малфой. - В каком мире юбка, которая открывает колени, считается классикой?

- Колени? - переспросила Блисс. - А. Точно. Колени. Малфой, посмотри вокруг. Обрати внимание на людей. Ничего не замечаешь?

И Малфой посмотрел: всмотрелся.

Всмотрелся в эту гротескную массу людей, на которых не обращал внимания, осмотрел то, во что они были одеты.

Осмотрел группу девушек, одетых в маленькие платья кислотных оттенков, платья, которые даже не оставляли простора воображению, да и вряд ли эти клочки ткани
можно было назвать полноценными платьями.

Увидел парня, из одежды которого мог распознать только джинсы. Всё надетое на нём было на несколько размером больше него самого, яркие цепи на его шее
поблескивали в свете ламп с каждым движением; услышал музыку (её подобие) грохочущую в его странном приспособлении на ушах.

Та серая масса, к которой он не присматривался, тоже разительно отличалась от того, что ему приходилось видеть. Элегантная женщина, быстро набирающая что-то на
своём телефоне, пожалуй, могла бы вписаться в их мир, если бы не странный пиджак с глубоким вырезом, сквозь который можно было увидеть нижнее бельё.

Или молодая девушка, в строгой рубашке, с хорошо уложенными волосами и аккуратным макияжем, но в одной из тех юбок, которые Блисс называла «классическими».

Малфой успел выцепить взглядом какого-то парня - он рассмотрел его костюм, и уже было подумал, что он - один из них, а потом опустил взгляд на его обувь и
поморщился. Кажется, в маггловском мире такое называли кроссовками.

Но окончательный диссонанс у Малфоя возник, когда в отдел зашло существо, пол которого нельзя было определить с первого раза. То была девушка (Малфой склонился к
этой мысли) с короткой стрижкой и странно обрезанной челкой, большими ушами и губами, посмотрев на которые Малфой понял, что помады черных цветов существуют.

Малфой привлек внимание Блисс и указал на девушку.

- Что она делает здесь, если у неё нет денег?

На лице Блисс читалась явная растерянность.

- Как ты пришёл к таким выводам?

- Это же очевидно. Только посмотри на её джинсы, они почти в лохмотья превратились.

Блисс продолжала молчать, смотря на Малфоя с каким-то потрясенным удивлением, смотря так, будто это он, а не все люди, окружавшие их, вылезли из пещеры.

- Я даже не знаю, с чего начать и как всё объяснить, - медленно заговорила Блисс. - Сил на то, чтобы объяснять тебе о субкультурах и самовыражении, у меня нет.
Желания, если говорить начистоту, тоже. Но, Малфой, я вот чего понять не могу - почему ты обозвал этого парня, который, кстати, не смотря на помаду, по-прежнему
похож на парня - девушкой? Может быть, стоит присмотреть тебе очки?

- Я знаю, что такое самовыражение, - Малфой почувствовал привычное раздражение, которое охватывало его всякий раз, когда он разговаривал с Блисс о чем-то, что
понимала она, но он этого понять не мог. - Но при чем здесь самовыражение, твои культуры и эта... девушка. На случай, если ты не помнишь - парни не красят губы.

Блисс закатила глаза так сильно, что Малфой ей посочувствовал - наверняка у неё заболела голова.

Она ничего не сказала - просто стремительно направилась к этому существу неопределенного пола.

- Прошу прощения, не могли бы вы одолжить мне телефон? - голос Блисс доносился приглушенно, и Малфою пришлось напрячь слух.

- Зарядка сдохла? - понимающе спросил этот человек. Парень.

Малфой не знал, что поражало его больше: странные слова незнакомого человека о том, что у Блисс кто-то умер, или его голос, который просто не мог принадлежать
этому... парню.

- Да, забыла поставить на ночь.

Когда Малфой услышал это, то степень его растерянности увеличилась вдвое. Правда, оставался вариант, что Блисс, по своему обыкновению, потеряла нить разговора.

- Боюсь, если я не наберу свою маму прямо сейчас, она меня со свету сживет! Мне жаль, что приходится просить...

- Да какие проблемы? - искренне изумился парень, доставая телефон. - Держи. Сам иногда забываю ткнуть, потом целый день, как без рук.

- О, то есть ты один из тех, кто жизни не может представить без техники? - спросила Блисс, что-то набирая в телефоне и поднося его к уху. - А мне казалось, идешь против системы.

- Для того, чтобы идти против системы, сеть необходима, - Малфой увидел, как этот парень опустил голову, а после поднял взгляд, улыбаясь.

Малфой вспомнил ещё кое-что: что-то из того времени, когда он знал Блисс, и все его мысли кружились исключительно вокруг неё, но они не были вместе.

- Не волнуйся так сильно. Ты ей нравишься, - сказала тогда Пэнси.

Она наблюдала за их разговором - наблюдала вся гостиная Слизерина. Блисс опоздала в тот день, хотя Малфой несколько раз напоминал ей, что это делать нельзя - у
зелья Истины был крайне нестабильный переход, и нужно было буквально отсчитывать секунды, дабы не загубить работу полностью.

Блисс не просто опоздала - к тому моменту, когда она, по своему обыкновению, влетела в гостиную Слизерина, Малфой ждал её там, в одном из кресел, вот уже более
часа.

Он не смог напустить на себя мнимое спокойствие - Блисс опоздала, и ещё посмотрела на него с таким выражением лица, будто он пытал на её глазах котят.

Отвращение, усталость и желание поскорее прекратить всяческие контакты.

В конечном итоге, разговор, начавшийся с самого начала на повышенных тонах, перешёл в самую настоящую ссору, в ходе которой Блисс выкрикнула что-то, подозрительно похожее на заклинание.

- Ты даже простое проклятье наложить нормально не можешь, - уже во весь голос кричал на неё Малфой. - Можешь хотя бы до окончания задания быть более пунктуальной и менее бесполезной?

- Это не проклятье, кретин, я послала тебя на испанском! - практически завизжала Блисс, но смотрела она на него с крайней обидой. - Проклятье? Серьёзно, Малфой?
Я, может быть, не пунктуальная и, как ты выражаешься, бесполезная, но я хотя бы хороший человек. Зрелый и в меру адекватный - это уж точно. Может быть, тебе тоже стоит попробовать, ради разнообразия?

Блисс заправила волосы за ухо, и она по-прежнему выглядела обиженной, уставшей и нервной.

И, как в очередные разы из всех очередных разов, когда они грызлись так, что ещё немного - и мог пасть Хогвартс, он увидел то, что видел всегда за этой обидой,
усталостью и нервами.

Блисс была красивой. Какой же она была красивой, со своими большими глазами, высокими скулами и улыбкой - эту улыбку можно было разглядеть, даже когда Блисс
злилась. Можно было просто представить.

- Я не останусь здесь сегодня, - внезапно сказала Блисс спокойным тоном, и странно на него посмотрела.

- И что же мне делать? - тон Малфоя был отражением её тона.

- Не знаю, - пожала плечами Блисс. - Попроси кого-нибудь другого помочь тебе. Или можешь извиниться передо мной за обидные слова. Тогда я останусь.

Тогда он понял, что хотел этого. Хотел перед ней извиниться. Но на него смотрели - смотрел весь его факультет.

В то время репутация была дня него важнее, чем Блисс Бромлей. И дело даже не в важности - репутация была у него по определению. А Блисс была не его.

- Так что? - спросила Блисс, неожиданно улыбнувшись и опустив голову, не разрывая зрительного контакта. - Я не жду поэмы. Можно одним словом.

- Встретимся завтра, когда ты остынешь.

Блисс сразу перестала улыбаться - только прищурилась, и, ничего не сказав, развернулась и ушла.

Через час с ним заговорила Пэнси, сказав эту самую абсурдность о том, что он, оказывается, нравится Блисс.

- Если я вижу повод для волнения, то он касается исключительно тебя, - ответил ей Малфой. - Мы орали друг на друга больше десяти минут. Ни с кем, кроме меня, она так себя не ведёт. И в завершении - она послала меня. На испанском.

- Так... сделай что-нибудь.

- Что я должен сделать?

- Не знаю. Что ты обычно делаешь с людьми, которые пытаются выставить тебя на посмешище и подрывают твой авторитет? С теми, кто называют тебя кретином? С теми,
кто посылает тебя. На испанском.

- Но таких людей нет, - сказал Малфой, с каким-то удивлением осознавая, что так и есть. - Есть Поттер, конечно, но то, что он проделывает - жалкие потуги на хоть какую-то вразумительную речь или действия.

- Теперь такой человек есть. Ты собираешься что-то делать?

Малфой не отвечал слишком долго, и в какой-то момент, Пэнси просто встала и захотела уйти.

- Так почему ты считаешь, что я ей нравлюсь?

Пэнси замерла, не коснувшись дверной ручки. Она обернулась, окинула Малфоя взглядом бесконечно внимательным, после чего просто сказала:

- Опускание головы во время поддержания зрительного контакта, является сильным признаком флирта.

- Странные у неё понятия о флирте, - ответил Малфой, осознав то, что сказала Пэнси.

- Я даже не вижу в этом проблемы. Флиртовать ей приходится с тобой, а ты не выносишь всё, что в твою привычную жизнь не укладывается.

«Опускание головы во время поддержания зрительного контакта, является сильным признаком флирта».

Но это было абсурдно, смешно. Чего Малфой не собирался делать, так это ревновать свою девушку к парню, который красил губы.

Блисс тем временем щебетала что-то на французском в телефон, а этот парень по-прежнему смотрел на неё с легким наклоном головы, улыбаясь.

- Спасибо, ты меня выручил, - сказала Блисс, отдавая телефон владельцу. - Впредь постараюсь не забывать о зарядке.

- О, ничего. На самом деле... я не против, если ты будешь забывать о зарядке. Если что, могу помочь с телефоном. В любое время.

Малфой не выдержал: быстрым шагом он поравнялся с ними, встав вперед Блисс, едва ли не загораживая её собой.

- Ей не нужна никакая помощь, кроме той, что ты уже оказал, - холодно сказал Малфой.

Они были одного роста, и Малфой немного жалел об этом: не получалось посмотреть на этого ненормального сверху вниз.

Несколько секунд этот парень молчал, после чего, криво усмехнувшись, сказал:

- Намёк понят.

И, бесцеремонно заглянув за спину Малфоя, помахал Блисс рукой.

- Удачи тебе, единорог.

- Тебе тоже, Томас.

Малфой не успел ничего сказать: странный парень быстро ушел, а Блисс, посмотрев в зеркало и пригадив прядь волос, которая действительно торчала так, словно была рогом, попросила Малфоя подождать её на улице и убежала.

Когда она вышла к нему снова, Малфой едва её узнал. С макияжем, красной помадой на губах Блисс выглядела старше, Блисс выглядела как девушка, которой исполнилось двадцать.

Блисс снова вызвала эти непрошенные мысли о том, как же она красива.

- Значит, его зовут Томас? - Малфой заговорил первым. - Как быстро он назвал тебе своё имя.

- Что тебя удивляет, Малфой? То, что я дружелюбна с людьми, и в состоянии поддержать разговор, не опасаясь того, что они бросятся от меня с криками?

- Как интересно. Почему же ты, такая дружелюбная, не сказала ему своё имя и не дала знать, как можно с тобой связаться?

- Имя я сказать не успела. А телефон я давать ему не собиралась.

- И что тебя остановило?

- Наверное, тот факт, что он явно не хотел познакомиться со мной для обсуждения поэзии, - удивленно сказала Блисс. - А у меня, насколько я помню, сейчас
отношения. Не самые здоровые, конечно, но когда у меня было что-то по нормальному?

Блисс остановилась, как вкопанная. Просто остановилась - даже не запнувшись.

Они стояли на пересечении улиц, и дойти до точки назначения им оставалось всего ничего, но Блисс замерла, и явно не собиралась двигаться.

Она просто стояла, запрокинув голову в небо, смотрела на серые облака, то малоприятное месиво, состоявшее из снега и дождя, смотрела взглядом бесконечно пустым
и стеклянным.

Вкруг неё пронеслось несколько коричневых, ломких листьев, потяжелевших от мокрой погоды, и на секунду Малфою показалось, что он почувствовал запах гниения.

- Меня всё устраивало.

- Что тебя устраивало? - спросил Малфой, подходя ближе.

- Всё, - повторила Блисс. - Я не хотела другой жизни. Каждая минута была лучшей. Я была полноценной. Я была собой.

Малфой судорожно думал о том, какой наводящий вопрос задать. Какой из вопросов мог бы помочь.

- Что произошло? Почему всё пошло не так?

- Я была жертвой.

- Для кого?

- Для существа, у которого нет ничего, кроме собственных желаний.

Блисс была похожа на говорящую пластмассовую куклу, в окружении таких же пластмассовых декораций. Малфой не хотел, чтобы это продолжалось.

Но он в очередной раз подумал о том, что это могло бы помочь Блисс.

- Где теперь это существо?

- Не мертво. Нужно исправить. Иначе я потеряю то, ради чего.

- Ради чего - что?

- Ради чего всё.

Блисс вздрогнула, заморгала и посмотрела на Малфоя. После чего протяжно вздохнула.

- Как я устала от этого. Я просто очень сильно устала.

- Так остановись, - невольно вырвалось у Малфоя.

Блисс посмотрела на него с всепоглощающей растерянностью.

- Это что, очередная шутка из разряда «Я скажу, чтобы ты остановилась, но знаю, что ты не сделаешь этого»?

- При чем здесь шутки? Я говорю серьёзно. Зачем тебе это? Даже если ты не можешь вспомнить что-то - плевать. То было прошлым. Сейчас у тебя есть всё, что ты
только захочешь.

- Да, но...

Блисс махнула рукой.

- Пошли, мне нужно попасть к Рэйвенкрофту.

И тогда Малфой стал замечать.

Блисс снова становилась собой настолько, насколько это было возможно по отношению к нему.

Она перестала говорить «мы». И взгляды, которые она бросала на него первые два дня после их встречи, взгляды, едва ли не умоляющее, говорившие «не бросай меня»
исчезли полностью.

Более того - он её раздражал, и раздражение это было вызвано не её привязанностью, а тем, что он находился с ней. Словно он её ограничивал. Словно не давал
осуществить что-то задуманное.

- Блисс, - он взял её за руку, когда они стояли рядом с одним из деревьев университета. - Ты же знаешь, что можешь делать всё, что тебе хочется?

- Да, - Блисс смотрела на него с крайним изумлением. - Малфой, почему ты решил поговорить о том, что я знала ещё лет с десяти?

Блисс выдернула свою руку, просто и легко. А потом критично оглядела его и сказала:

- У тебя два варианта. Первый - не высовываться. Второй - попытаться склеить студентку.

Малфою показалось, что он ослышался. Не могла же Блисс сказать такое вслух. А даже если бы и могла - зачем ей это?

- Решила разнообразить наши отношения? - холодно поинтересовался Малфой.

- О мой бог, нет, - поморщилась Блисс. - Ладно, ты сегодня не очень адекватный. Придерживайся первого варианта.

- Куда ты собралась? - скептически спросил Малфой.

- Клеить студента.

И прежде, чем он успел схватить её за руку, прежде чем он осознал её слова, прежде чем перед глазами встала отвратительная пелена ярости - Блисс быстро
развернулась и ушла в другом направлении.

Только сейчас Малфой заметил, что в её волосах застряло несколько мертвых листьев.

***

В мире магии существовал артефакт под названием «Цепочка Единорога». Блисс вспомнила об этом, когда этот парень, Томас, назвал её единорогом.

Отец рассказывал об этом артефакте, когда Блисс было восемь.

Суть его заключалась в следующем - тонкая серебряная цепочка обвивалась вокруг запястья человека, разделялась на дубликат, и, вступая в контакт с кровью,
переходила к тому, кто был владельцем.

Цепочку нельзя было снять, если того не хотел владелец. Если будет предпринята попытка - цепочка сдавливала запястье, стягивая вены. Если попытки продолжались -
цепочка разрасталась по всей руке, стягивая её всё сильнее, пока человек не успокоивался: сам или в смерти.

Цепочка оповещала владельца о состоянии того, на ком был надет изначальный вариант. Если человеку было плохо - цепочка нагревалась и загоралась красным. Если
человеку было хорошо - цепочка отсвечивала голубым, издавая едва заметную пульсацию.

Если человек нервничал, радовался, злился, был в растерянности или отчаянии... Цепочка Единорога всегда чувствовала это, посылая сигналы.

С Блисс творилось что-то странное. Может быть, она привыкла находиться в своих путешествиях в одиночестве. Может быть, была другая причина.

Но с того момента, как они оказались в Кембридже, Блисс смотрела на Малфоя и каждый раз вспоминала о Цепочке Единорога.

Ассоциации ей не нравились ещё больше - Малфой словно стал её личной Цепочкой Единорога.

Это был тот самый край, которого Блисс так боялась. Её смена настроения больше не измерялась днями - даже часами. Всё случалось ежеминутно и Блисс не знала, не
понимала, как с этим справиться.

Как вообще в людях могла жить такая агрессия и раздражение, как они уживались с этим.

Но загадки человеческой природы - последнее, о чем она хотела думать.

Ей всё время казалось, что время исчезает, утекает сквозь пальцы. Ощущение, что она сделала что-то не так, что-то, что может разрушить всё, не покидало её. Это
нужно было исправить.

И нужно было разобраться с теми странными словами, которые она говорила. Нужно было разобраться с тем, почему нелегальный эксперимент доктора Франца, судя по
всему, терпит поражение.

Она сполна почувствовала всю одержимость, о которой говорил доктор Франц, она была готова загрызть любого, кто не так посмотрит на Малфоя, она едва не придушила
его, когда подумала, что он захочет с ней расстаться.

А теперь всё словно... притуплялось. Или было нечто другое - все сильные эмоции, те, что должны были быть положительными, те, которые она могла испытать,
превратились лишь в чистейшую агрессию и раздражение.

Что там сказал Франц?

«Человек, за которого вы будете цепляться, станет для вас самой настоящей одержимостью. Вряд ли в мире есть что-то, способное это разрушить».

Выходит, что-то было. Что-то всё же существовало. И этим было её прошлое, которое было одержимостью куда большей, чем Малфой.

От этих мыслей Блисс вздрогнула.

Она успела вовремя - студенты выходили на перерыв. Кто-то садился на скамейки, утыкаясь в телефон или закуривая, кто-то спешил скорее уйти, а кто-то просматривал свои бумаги рядом с окнами, не выходя на улицу.

Блисс стояла, прислонившись к одному из деревьев, которое находилось настолько далеко от Малфоя, насколько это было возможно.

Если бы его не было рядом - этого бы не потребовалось. Она бы просто взяла за руку то женщину, посмотрела ей в глаза и попросила. Сейчас она могла находиться у
Линкольна Рэйвенкрофта или, что более возможно, уже бы получила нужную информацию и двигалась дальше.

Но нет, она не могла. Она не могла признаться Малфою, что последнее время может проделывать что-то, сопоставимое с Империо одним лишь касанием руки. Или взгляда.
Или чего-то ещё.

А теперь она здесь - и ей придется флиртовать с одним из студентов Гарварда, чтобы попасть к одному из профессоров Гарварда.

Она провела рукой по волосам, расправила юбку и, стряхнув пылинки с пальто, всё же расстегнула на блузке пару пуговиц.

Блисс вышла из тени дерева, уверенным шагом приближаясь к одному из студентов, который показался ей относительно легким вариантом. Но дойти до него она не смогла - рядом с ней что-то мелькнуло, и Блисс, шарахнувшись в сторону, споткнулась о камень.

Она с размаху впечаталась в чью-то белую рубашку.

- О. Мой. Бог, - в ужасе прошептала Блисс, не в силах оторвать взгляда от следа своих красных губ на белой ткани. - Мне так жаль, я не хотела, хотите, я оплачу
химчистку или, если вам так будет удобнее, возмещу стоимость рубашки, или...

- Может быть, ещё предложить возместить стоимость своего звонка?

Блисс медленно подняла взгляд.

И удивилась разительным переменам.

Этот парень, которого она попросила одолжить телефон лишь для того, чтобы услышать его голос и окончательно убедить Малфоя в своих смехотворных выводах, сейчас
выглядел совсем иначе, убрав с лица черную помаду и переодевшись в обычную одежду.

Он был пухлогубым, худым, и казалось, что весь он, сплошь, состоит из углов и своих больших ушей. Он бы мог выглядеть смешно - но благодаря остроте лица и глаз
ярко-голубого цвета он даже выделялся, казался интересным.

- Неловко получилось, - только и смогла сказать Блисс.

- Да, - ответил Томас, усмехнувшись. - Так что? Тебе снова захотелось позвонить?

- Что? Нет, я... - Блисс судорожно пыталась придумать, что бы ему сказать.

- Томас Миллиган, - полностью представился он, протягивая руку. - Приятно познакомиться... более нормально.

- Бромлей. Блисс Бромлей, - машинально ответила Блисс, и в ужасе застонала, поняв, как именно назвала своё имя. - Можешь звать меня Блисс. Просто Блисс. Мне
тоже приятно познакомиться.

- Так что ты здесь делаешь, Бромлей? Блисс Бромлей, - спросил Томас, ухмыльнувшись.

Блисс демонстративно закатила глаза, чем вызвала приглушенный смех.

- Я просто оговорилась!

- Верю, - легкомысленно ответил Томас. - Но даже если и нет - тебе бы пошло.

- Что? Быть крутым агентом разведки?

- Именно, - горячо закивал Томас. - Ты была бы круче Джеймса Бонда.

Блисс опустила голову, но тут же подняла взгляд, улыбнувшись.

- Ты что, флиртуешь?

- Возможно. А ты?

Блисс была бы рада ответить, что да, ведь в этом заключался смысл её маскарада. Но была проблема.

- Нет, - всё же сказала правду Блисс. - На самом деле, у меня...

- Есть парень, - закончил за неё Томас. - Который прожигает нас зловещим взглядом. Да, я это понял. Ещё в торговом центе.

- Неловко получилось, - повторила Блисс.

- Так зачем это всё? - он жестом указал на юбку. - Нет, я, конечно, могу поверить, что тебе внезапно захотелось переодеться, но ты не выглядишь как человек,
которому уютно в этой одежде.

- На самом деле, я больше люблю брюки, - признала Блисс очевидную вещь. - Или джинсы. Не помню, когда носила их в последний раз.

- Это будет большой наглостью, если я скажу, что рад твоему переодеванию?

- Что? Почему? - растерялась Блисс.

- Можно полюбоваться на твои ноги.

- Вот! Ты снова это делаешь!

- Что? Флиртую? - улыбнулся Томас. - Но, кажется, именно это ты и хотела сделать? Пофлиртовать с одним из студентов Гарварда?

Блисс замолчала на полуслове, не зная, что сказать. Томас раскусил её сразу же. И как ей разбираться с этой ситуацией, она не понимала.

- Зачем тебе это понадобилось? - Томас перестал улыбаться, и свой вопрос задал неожиданно серьёзным тоном.

- Мне нужно поговорить с одним из профессоров, - не стала отпираться Блисс. - Но, на данный момент, к нему я могу попасть только со студентом, который может за
меня поручиться.

- К какому профессору тебе нужно? - продолжал допытываться Томас.

Блисс безнадежно вздохнула.

- К Линкольну Рэйвенкрофту.

- К этому фрику? - опешил Томас.

- Да ты сам - фрик, - не думая, что именно говорит, сказала Блисс.

Они стояли какое-то время, и неизвестно, чье лицо выражало более сильную пораженность от всей ситуации.

- Извини, - Блисс заговорила первая. - То есть, на самом деле, я не вижу причины, чтобы извиняться. Мне нравятся фрики. Отчасти потому, что я сама такая же.

Томас окинул её оценивающим взглядом.

- Вот как? И что заставляет такую, как ты, думать подобным образом?

- То, что такая, как я, живет в очень особом мире, - усмехнулась Блисс. - Не знаю, как объяснить... о! Я - нечто вроде принцессы голубых кровей, которую учили
правильно одеваться, ходить, разговаривать, смотреть в пол, когда с тобой разговаривает кто-то, выше тебя по положению, не спорить с людьми, не высовываться, не
доставлять неприятностей и хорошо выглядеть, стоя в сторонке и не открывая рот.

- Как много в твоей жизни «не», - прищурившись, сказал Томас. - И что же случилось, Бромлей, Блисс Бромлей?

- Я случилась. Каким-то невообразимым образом случилась я, - Блисс указала на Томаса. - А ты? Почему ты внезапно решил выглядеть, как нормальный человек?

- Раньше тебе нравилось больше?

- Определенно!

Томас было рассмеялся, но, видимо, вспомнил, что Блисс по-прежнему ждет ответа на свой вопрос.

- Я учусь на факультете дизайна, - объяснил Томас. - Сегодня должна была состояться сдача практических работ, но кто-то взломал все компьютеры в здании. Прошло
три часа, систему по-прежнему не могли восстановить, вот нас и направили в этот корпус. Может быть, по мне незаметно, но я забочусь о чувствах других.

- Не хотел шокировать верующих?

- Не все здесь верующие. Но, знаешь, если где-то и есть люди, положившие свою жизнь в веру в бога, то они определенно находятся здесь.

Они замолчали на какое-то время, но Блисс это молчание не казалось неловким. Напротив - это казалось нормальным. Блисс с какой-то леностью отмечала
незначительные мелочи: окончание мерзкой смешанной погоды, серое небо, разбавленное солнечным сиянием, красный след на белой рубашке.

Для совсем идеалистической картины ей только не хватало кофе, нормального кофе, хорошо разбавленного молоком, а не того черного и крепкого, похожего на нефть.
Теперь она отчетливо ощущала сухость в горле.

- Пошли, Бромлей, Блисс Бромлей.

- Да успокойся ты уже, - досадливо ответила Блисс. - Куда ты собрался меня вести?

- Тебе же нужен студент, который может за тебя поручится?

- Да, - осторожно кивнула Блисс. - Но мне не нужен факультет дизайна.

- Если за тебя поручается студент Гарварда, то ты можешь попасть в любое отделение и на любую лекцию, при условии, что сам студент находится в этом же здании, -
объяснил Томас.

- Это очень мило с твоей стороны, Томас, но... мне вряд ли понадобится твоя помощь с телефоном. Или какая-то другая помощь, кроме этой, - честно сказала Блисс.

Лгать она ему не хотела.

- Думаю, я это уже понял, - он комично возвел глаза к небу и Блисс, не удержавшись, рассмеялась. - По правде говоря, я очень надеюсь, что смогу тебе оказать хотя бы эту помощь. У твоего парня закончилось терпение, он стремительно надвигается на нас и, боюсь, жить мне осталось сравнительно не долго.

***

Блисс определенно флиртовала с парнем, смотря на которого, Малфою казалось, что где-то он уже видел его. Она сияла своей улыбкой, опускала глаза, комично
открывала рот и хитро прищуривалась, когда слышала что-то, что он говорил ей.

Малфой не выдержал: в какой-то момент он просто пошел к ним, намереваясь рассказать Блисс о разговоре с её матерью, намереваясь сказать, что её поведение вышло
за границы допустимого.

Но Блисс остановила его: запустила в него сумкой. Малфой машинально подхватил её.

- Прости, я очень неловкая, - напряженно сказала Блисс, и каждому из них было понятно, что сделала она это специально. - Малфой, это Томас. Томас, познакомься,
Малфой, сегодня у него проблемы с контролем гнева. Малфой, Томас любезно согласился помочь мне. Как на счет того, чтобы не терять времени?

И Блисс пошла вперед так быстро, что им только и оставалось, что поспевать за ней.

На этот раз пройти мимо охранного поста практически не составило труда. Томас показал охраннику какие-то документы, поговорил с той странной женщиной, вид
которой был в высшей степени недовольным, и через некоторое время их спокойно пропустили под ответственность Томаса.

- У тебя же практическая сдача работы, да? - спросила Блисс, обращаясь к Томасу.

- Да, - ответил Томас. - Тебе нужно подняться на этаж выше и завернуть на право. Дверь в конце коридора - кабинет профессора Рэйвенкрофта.

- Спасибо тебе, ты правда очень помог.

- Мне было это в радость, Бромлей, Блисс Бромлей.

Блисс шутливо его толкнула, и Малфой едва ли не бросился на этого Томаса.

- Тогда - я пошел. Если ещё понадобится помощь - найди меня.

Когда Блисс дошла до двери, за которой находился Линкольн Рэйвенкрофт, она опустилась на пол, съезжая по стене.

После они поговорили о Вегасе, Малфой во второй раз успел поймать её сумку, а Блисс, снова захотевшая приложиться к бутылке воды, обнаружила, что та закончилась.

Малфой не успел произнести заклинание: Блисс вскочила, заправила волосы за уши и, глубоко вздохнув, постучалась.

За дверью ничего не было слышно.

- Вместо того чтобы устраивать это... непотребство, я бы мог воспользоваться заклинанием, - зло прошипел Малфой, который больше не мог молчать. - Пара взмахов
волшебной палочки - и мы бы давно поговорили с Рэйвенкрофтом. Аппарация за охранный пост - тоже чудесный выход из положения.

- И какое заклинание ты собирался использовать, чтобы нас пропустили? - Блисс смотрела на него в пол-оборота. - Конфудус? Империо? А потом что? Пройти в ваше
Министерство магии под конвоем? Напомни мне: как бы быстро они засекли такие заклинания?

- Аппарация всё ещё в нашем распоряжении, - сквозь зубы процедил Малфой.

Блисс не стоило знать, что в его арсенале имелась палочка, которая не отслеживалась Министерством. А даже если бы она знала - эта палочка всё равно находилась в
Малфой-Мэноре.

- Если ты забыл, напоминаю: я хочу поговорить с Рэйвенкрофтом, а не довести его до инфаркта. У тебя есть сто процентная гарантия, что мы приземлились бы не прямо перед его носом?

- Такой гарантии никогда нет, но...

- Тогда, пожалуйста, замолчи! - умоляюще воскликнула Блисс. - Хватит уже говорить о заклинаниях, на которые ты так полагаешься в своем волшебном мире. Здесь они
не всегда помогают, более того, могут быть опасны для окружающих. Если у меня есть возможность обойтись без магии - я хватаюсь за неё.

- Но ты - чистокровная волшебница!

- Да, да, чистокровная волшебница, голубая кровь, белые кости, традиции и всё в таком же духе. О мой бог! - Блисс воскликнула так громко, что Малфою пришлось
обернуться, не привлекла ли она к себе внимания. - Я пошла. Рэйвенкрофт должен быть там, потому что этот день не может стать ещё хуже!

***

Блисс казалось, что ещё немного - и красная пелена перед глазами окончательно застелет окружающий мир. Она не знала, что происходило, но с каждым новым словом
Малфоя, с каждой его претензией или злобным взглядом, ей становилось всё хуже.

Правая сторона головы привычно раскалывалась, перед глазами зарябили черные мушки, складываясь в причудливые фигуры.

Она было захотела достать из сумки бутылку воды, но вовремя вспомнила, что та закончилась. Заклинание она применить не могла, а просить Малфоя - не хотела.

Хватит с неё на сегодня разговоров о заклинаниях.

В аудитории Рэйвенкрофта не было и Блисс, с тоской думая о том, что ей придется узнавать, куда он делся, где сейчас находится, заметила на столе кружку, белую, с гербом Гарварда.

Блисс повертела её в руках: она была тяжелой, и внутри плескалось что-то, пахнущее вишней.

В тот момент, когда висок прошило очередной вспышкой боли, Блисс, решив забыть о правилах приличия, сделала несколько глотков, не особо чувствуя вкус.

- Вы с ума сошли? - послышался разъяренный окрик за её спиной.

Услышав этот крик, Блисс вздрогнула, и на секунду ей показалось, что она прикусила себе губу, до того много было металлического привкуса во рту.

Блисс открыла рот, пытаясь что-то сказать.

Кровь с вишневым привкусом, которую она не успела проглотить, окрасила в красный белую блузку.

По второму кругу


Я привязана к каждой главе, которую написала. Некоторые считаю в чем-то лучше, некоторые - в чем-то хуже, но, в основном, желания их переделывать у меня никогда
не возникало.

А тут я открыла первую главу, которую не открывала с момента начала написания этого рассказа, и словила очень сильный такой фэйспалм. Так что, сообщение для тех,
кто всё ещё продолжает читать и для тех, кто любил первую главу - простите, но я её переписала.

В ней почти ничего не изменилось, в основном она состоит из диалогов, и мне удалось переписать её так, что на развитие сюжета она по-прежнему не влияет, хотя править косяки в некоторых главах пришлось.
Ещё раз - прошу прощения, но видеть я её не могу.
P.S. В принципе, вы можете её прочитать, если хотите узнать о том, зачем Блисс забирает сигареты и зажигалки своего отца. Я хотела включить это в новые главы, но теперь не вижу в этом смысла.

С этим закончили - возвращаемся к сюжету и бедняге Рэйвенкрофту.

-------


Рэйвенкрофт не обратил внимания на спутника девушки - ему казалось, что она - единственная, кто находился в аудитории.

Да и будь здесь кто-то другой, кто смотрел бы на всё это - они тоже никого бы не замечали, они тоже смотрели бы исключительно на эту девушку.

Она словно не была человеком - скорее гротескным видением. На секунду Рэйвенкрофту показалось, что кровь раскрасила её рот, превратив в сплошное алое месиво.

Когда он присмотрелся, то понял, что большинство красного цвета - её помада.

Рэйвенкрофт не знал, что делать. Варианты, молниеносно расцветшие в его голове, приводили к смерти этих двоих.

Кто бы мог подумать - скрываться столько лет, бояться любого шороха, контролировать каждую мелочь - и так попасться. Его погубила собственная кружка, в которой было то, что поддерживало его жизнь.

Четвертая отрицательная. Лучше всего с яблочным соком.

- Не настолько же буквально.

Девушка с каким-то растерянным видом, скорее машинально, нежели умышленно, провела рукавом своей блузки по рту. Кровь размазалась по её скулам. Рукав рубашки окрасился в красный.

- Нет! - закричала девушка, посмотрев на своего спутника. - Да убери ты палочку! Со мной всё хорошо.

- Что он с тобой сделал?

Этот юноша даже и не подумал послушаться совета своей подруги. Напротив - на кончике палочки стали появляться электрические разряды.

- Нужно понять, что это было, нужно найти противоядие...

- От чего? От моей неосторожности и неспособности думать прежде, чем действовать? Расслабься, прошу тебя. Посмотри на меня.

Не опуская палочку, юноша повернул голову в сторону девушки - и рука его дрогнула, когда он всмотрелся в её лицо.

Окно в аудитории Рэйвенкрофта были огромными, и даже ночью можно было не включать свет - всё было видно отчетливо.

Что и говорить о светлом времени суток. Эта девушка казалась выбеленной, с двумя оттенками: красным и черным.

- Всё хорошо. Правда. Я просто хлебнула крови, - девушка, мягко улыбнувшись, указала на кружку. - В буквальном смысле.

Юноша уже начал опускать свою палочку и Рэйвенкрофт сделал шаг вперед.

- Пригнись!

- Сектумсемпра!

Они заговорили одновременно: но крик девушки был быстрее на полсекунды. За следующую секунду Рэйвенкрофт оказался за спиной девушки и, схватив её, отбежал с ней

на другой конец аудитории.

Рэйвенкрофт хотел заговорить первым, но девушка его опередила:

- Применишь заклинание - я тоже пострадаю. Пожалуйста, хватит глупостей. Это же по моей части, да?

Рэйвенкрофт чувствовал, как в нём расползается брезгливое раздражение. Он смотрел на этого парня не больше, чем несколько минут, но уже безмерно устал от того, что творилось в его подобии головы.

Не мог быть человек настолько безмозглым. Рэйвенкрофт знал, что им нужно успокоиться. Девушка знала это тоже.

И только этот парень по-прежнему не убирал свою палочку, не смотря на все слова и действия.

- Малфой, где ты потерял голову? - казалось, раздражение было обоюдным. - Мы видимся с этим человеком впервые в жизни, и он ещё не успел узнать меня настолько, чтобы захотеть отравить. Он - вампир. В кружке была кровь, к которой он присасывался. У меня заболела голова и я, не подумав, отпила из неё. Это у него должны быть претензии к нам, а не наоборот.

Спустя невообразимо долгие, вечные пятнадцать секунд, этот парень, Малфой, опустил палочку.

Девушка немного дернулась, но не для того, чтобы высвободиться, а скорее давая понять, что её не помешало бы отпустить.

Он отпустил её мгновенно.

Когда девушка отошла, то села на одну из парт таким образом, что оказалась где-то далеко от Рэйвенкрофта и Малфоя, но при этом достаточно близко, чтобы броситься
между ними или словить собой заклинание.

Рэйвенкрофт не мог понять, что думает об этом, что думает об этой девушке: умная она или просто больная на голову.

- Мне жаль, что так получилось, - заговорила девушка, пристально смотря в глаза Рэйвенкрофта. - Я просто хотела поговорить, но... мне жаль.

- Не повторяйтесь. Я вам верю.

Возможно, после этого обязательно бы приключилось то, что люди называли «неловким молчанием», но девушка, которая даже не девушкой выглядела, а болезненным видением шизофреника, встала со стола и сказала то, что в корне изменило всё:

- Какого это - побывать на Титанике?

- Откуда вы знаете?

- Подробно или детали можно упустить?

- Подробно.

- Могу я сначала умыться?

- Разумеется. Я вас не держу.

Девушка подошла к тому, кого называла Малфоем. Как только она оказалась рядом, он снова направил свою палочку на Рэйвенкрофта. Её плечи мелко затряслись: от гнева, смеха, Рэйвенкрофт не мог понять.

- Я возьму твою палочку на секунду, хорошо?

Этот Малфой даже ничего не успел ей ответить: она просто взяла его руки в свои, а через мгновение палочка оказалась в её руках.

- Я умываться, - сказала девушка. - Малфой, не смей делать глупостей.

И она ушла, так и не вернув палочку владельцу.

- Вы не могли бы сесть? - спросил Рэйвенкрофт через пять минут после ухода девушки. - Мне сложно выносить чье-то мельтешение в дневное время суток.

- Меня мало волнуют твои сложности.

Рэйвенкрофт едва подавил тяжелый вздох. Вот за это он и не любил общение с подростками. За мнимой холодной оболочкой скрывалась лишь обостренная агрессия на окружающий мир и полное отсутствие желания прислушиваться к окружающим людям, делая всё по-своему.

- Пожалуйста, мистер Малфой, присядьте. У вас нет палочки, а у меня начинает кружиться голова. Мне не хотелось бы притрагиваться к вам, но утром я скорее живу на инстинктах, нежели на разуме.

- Даже без палочки, я без проблем смогу совладать с вампиром, - в его голосе сквозила явная насмешка и пренебрежение. - Все твои рефлексы и сила станут…

Малфой запнулся, и сделал шаг назад. Рэйвенкрофт сразу расслабился - по крайней мере, инстинкт самосохранения у этого парня имелся.

Но больше они не смогли сказать что-либо друг другу: хлопнула дверь аудитории.

Лицо девушки было слегка влажным, а свои волосы она забрала в высокий хвост. Когда она повернула голову в сторону Малфоя, Рэйвенкрофт заметил, как в её волосах заиграли блики цвета золота.

Красивые у этой девушки были волосы. И сама она была красивая: не смотря на впалые скулы, лицо её было мягким и успокаивающим.

Только вот глаза с ней не вязались. Загнанные были у неё глаза.

- Так что? - спросила девушка, прислонясь к преподавательскому столу. - О чем будет говорить в начале: о Титанике или о том, что нужно мне?

- О Титанике.

- Решим твои проблемы и уйдём.

Они заговорили одновременно. Девушка утомленно прикрыла глаза.

- Один из членов моей семьи, Уилл, всю жизнь провёл за починкой или изготовлением разных вещей. Ему всегда требовалось что-то: дерево, железо, инструменты, растения. Бумага. Он никогда ничего не выкидывал - напротив, всегда тащил всё, что теоритически могло пригодиться, в мастерскую. В одной из коробок он хранил
газеты. Он и сейчас их там хранит. Множество газет, самые ранние датированы с тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года.

Мне было шесть, когда Уилл принялся за свою ежегодную уборку. Я пыталась ему помочь, но от меня было больше разрушения, чем настоящей пользы.

На секунду девушка запнулась. После чего, едва заметно тряхнув головой, продолжила:

- И тогда он усадил меня за ту коробку. Я разбирала эти газеты, попеременно читая их, и откладывая в сторону. А потом я кое-что увидела. Через десять минут Уилл подбежал ко мне, пытаясь понять, что случилось. Потому что я была тихой, не шуршала, так и замерла, сидя на полу.

- Хотите сказать, что умели читать в шесть лет?

- Сносно читать я научилась, когда мне исполнилось пять, но только на своём родном языке, французском. Нет, дело было в другом. На той фотографии были вы, в окружении своих коллег. Вы были доктором, если я ничего не путаю.

- Нет, не путаете.

- И на этой фотографии... нет, тогда у этого процесса было другое название. Дагерротип, кажется. В любом случае, это не так важно. Даже на том снимке, черно-белом, едва ли не выжженном, вы выделялись среди других. И я не могла понять, почему. Мне... мне было интересно.

- Моё уродство?

- Нет. Почему вы так разительно отличались от других. Тогда Уилл мне рассказал о таком понятии, как альбинизм. Она зачитал мне всю статью. Там говорилось о выдающимся человеке, который встретил безвременную кончину на непотопляемом корабле. И звали этого человека Линкольн Рэйвенкрофт.

Девушка замолчала, и, забывшись, дотронулась до кружи. И сразу же издала странное фырканье, чем-то напомнив кота.

- Оставьте мою кровь в покое, - попытавшись улыбнуться, сказал Рэйвенкрофт.

У него никогда не получалось разрядить обстановку, но девушка, после заминки, тихо рассмеялась.

Из вежливости, скорее всего, но и это было приятно.

- Я начала вспоминать о вас, когда только увидела ваше имя. Знаете, я рада, что взяла вашу кружку. Так я сразу поняла, почему вы по-прежнему живы.

Девушка встала, спокойно подошла к Рэйвенкрофту, и внимательно всмотрелась в его лицо. Его уже так рассматривали, как зверушку в одном из зоопарков.

Его рассматривали так на протяжении всей жизни, но никогда ему не было так по-детски обидно, как сейчас.

- В вашем случае - глаза, ведь так?

Рэйвенкрофт вздрогнул.

- Простите?

- Об этом никто не знает. Но кажется, у вас это глаза.

И тогда он понял, о чем говорила эта девушка. Абсурдные у него были чувства: но ему сразу стало легче.

- Фотографическая память? - решил уточнить Рэйвенкрофт.

- Нет, не совсем. Это...

- Гипертиместический синдром. Гипертимезия.

- Да.

- Знаете, это можно вылечить. В отличие от фотографической памяти, гипертиместический синдром...

- Ты соображаешь, что говоришь?

Голос этого беспардонного парня был сродни грозе среди ясного неба. Рэйвенкрофт почти забыл, что он находится в одном с ними помещении. С ним, с этой девушкой.

- Ты говоришь о её даре, как о какой-то болезни. С чего тебе в голову пришло, что ей хотелось бы вылечить это? Она - не ты.

- Даре? - переспросил Рэйвенкрофт.

- Даре? Что? В любом случае, что ты себе позволяешь? - девушка выглядела растерянной. - Прекрати оскорблять каждого, кто тебе попадается.

- Забавно. Уже пытаешься меня изменить?

- Скажу по-другому - прекрати лезть со своими замечаниями к людям, с которыми разговариваю я, и которые к тебе не имеют никакого отношения. Помни о своих чертовых правилах приличия, которые таким, как ты, вдалбливают в голову с детства.

- Таким, как мы, - тон Малфоя значительно повысился. - Таким, как мы.

- О, прекрати! Я устала от этого извечного разговора, но я не хочу говорить то, что навсегда его закончит.

- Может быть, скажешь? - с какой-то злобой спросил её Малфой.

- Нет, не скажу. И это - моё главное отличие от вас всех. Я ненавижу расстраивать других.

Девушка беспомощно развела руками, и грусти в её глазах было столько же, сколько и загнанности.

- Малфой, пожалуйста, подожди за дверью.

- С чего ты взяла...

- Или уйдём мы. Я так больше не могу. Вся эта злоба и агрессия... я просто хочу спокойно поговорить. Пожалуйста, подожди меня за дверью.

Он всё же вышел. Казалось, он вечность смотрел на эту беспомощную, уставшую девушку, а после, не сказав ни слова, вышел, громко хлопнув дверью. Рэйвенкрофт только покачал головой.

- Такие отношения ни к чему хорошему не приводят, - сказал Рэйвенкрофт, и едва не закатил глаза от своих же слов.

Кому он это говорит? Школьнице, девушке, которая в том возрасте, когда плохие парни кажутся чем-то вроде центра вселенной.

- Я бы задумалась об этом, будь я старше. Или если бы хотела семью, - внезапно сказала девушка. - Но я не вижу смысла думать об этом сейчас. Мне шестнадцать, я влюблена в него, и в один день я задыхаюсь от нежности и читаю стихи, а в другой - возвожу глаза к небу и думаю о том, что безгранично устала от всего этого. Думаю, я доживу до того времени, когда буду вспоминать об этом со смехом.

- А как же мысли о том, чтобы найти человека, с которым проведешь всю жизнь?

Девушка наклонилась к нему, заговорщиски улыбнувшись.

- У меня есть тетя... долгая история, поэтому просто скажу, что как-то раз она забыла меня в одном из казино Вегаса. Мне было двенадцать. Совсем недавно я была в Испании, пила вино, ела паэлью... и, знаете, мыслей было слишком много, но уже тогда я немного вспоминала те несколько часов, которые провела в одиночестве того казино, провела слишком озадаченной и слишком ребёнком.

- К чему вы всё это говорите?

- К тому, что есть люди, которые ищут человека на всю жизнь. А есть те, кто хочет ещё раз посетить Вегас.

Девушка замолчала, махнув рукой:

- Прошу прощения, я достаточно путано объяснилась.

- Не переживайте. Я вас понял.

Когда она придвинулась к нему, Рэйвенкрофт услышал едва уловимый запах цветочного масла, и ещё отчетливей - клубничной зубной пасты.

- Мне тоже жаль. За кровь.

- Попробовать кровь с вишневым соком - тоже своего рода приключение. Но я пришла не для этого.

- Вы хотели о чем-то поговорить. О чём?

- О нефилимах.

- В таком случае, я должен вас огорчить - всё, что я знаю о нефилимах, есть в моём исследовании, которая находится в свободном доступе. Вы же нашли меня с помощью интернета, ведь так?

- Да, но вас нашла не я, а мой друг. В какой-то степени, он неплохо меня знает. Он знал, что я буду искать вас.

- Но почему? Большего я вам сказать не могу.

- Именно поэтому. Люди, одержимые чем-то так сильно, всегда что-то скрывают. И именно сокрытое может быть самым важным.

Рэйвенкрофт ничего не ответил.

- Раз уж я здесь, и вы настроены для разговора, давайте начнём с малого. Расскажите мне о своём исследовании. О том, что вы включили в него. А потом - посмотрим, что делать дальше.

Рэйвенкрофт мог повторить, что всё нужное ей она может найти сама, не прибегая к его помощи. Мог сказать, что он больше не хочет говорить об этом. Мог сказать, что произошедшее с ним - не более чем потрясение от собственного спасения, и не было никаких ангелов, не было золотой пыли.

Он мог - но он видел глаза этой девушки перед собой.

Глаза эти хотелось забыть. Но и помочь - тоже хотелось.

- Вы знаете о Книге Еноха?

- Я далека от любого рода религии настолько, насколько это вообще возможно.

Рэйвенкрофт подавил очередной тяжелый вздох. Он должен был предвидеть это в тот момент, когда она заговорила о Вегасе.

- Слово «апокриф» произошло...

- От древнегреческого. Перевести можно как сокровенный и тайный. Да, я знаю об этом.

- Помимо этого, апокрифы считаются теми произведениями, которые не вошли в число книг Ветхого и Нового завета. Тем не менее, они имеют права на существование.

Книга Еноха считается едва ли не самым значимым апокрифом Ветхого Завета. Я вернусь к этой части позже, а сейчас расскажу о теориях касательно происхождения нефилимов.

- Сколько их всего?

- Я знаю только о трёх. Первая теория гласит: нефилимы лишь истинно падшие ангелы, прогневавшие предводителя своего нечестивыми мыслями. На протяжении пяти веков они смотрели на землю, и желание спуститься на неё хоть раз наполняло их страшной силой. Они забыли о своих обязанностях, забыли, для чего предназначены, так как
всё, о чем они могли думать - это лишь возможность оказаться на землях смертных. Ста ангелам предложили два выбора: спуститься на землю ровно на сто дней, но в течение сотни дней преподнести сто даров во имя Господа.

- И каких же даров хотел бог, да ещё и в таком количестве?

- Он хотел души.

Девушку это не поразило, не испугало, не вызвало отвращение. Она, скорее, стала резонировать любопытством вперемешку с весельем.

- Хотите сказать, что бог отпустил ангелов на землю лишь для того, чтобы они убивали других во имя его великого имени? Немного похоже на другое существо, - на секунду девушка задумалась. - Я не знаю всех тонкостей, но... если сопоставить количество жертв, преподнесенных богу и дьяволу, кто из них выйдет победителем?

- Ваше мышление достаточно узкое в этом вопросе.

- Из-за чего? Первопричин убийств? Из-за того, что убийства во имя господа служат высшим целям?

- Я могу вам объяснить...

- Но я не хочу слушать ваши рассуждения касательно этого вопроса. Давайте сразу придём к выводу, что моё мышление узкое, и когда я стану старше - я пойму всё. А вы, тем времен, расскажите окончание первой теории. Каков был второй выбор?

- Ангелы пожертвуют своими крыльями, - послушно ответил Рэйвенкрофт, одновременно пытаясь понять, насколько сложно было терпеть эту девушку всем, с кем она находилась. - У них не будет возможности вернуться на небо, они станут смертными, но от старости умереть не смогут. Фактически, у них было бессмертие - но закончиться оно могло от простого удара клинка.

- И что выбрали ангелы?

- Девяносто ангелов согласилось преподнести дары. Остальные десять - лишиться крыльев.

- Получается, что, в истории легенды, разумеется, у них была возможность дожить до наших веков?

Рэйвенкрофт, припомнив цитату дословно, сказал:

- И вся сила крыльев перешла к ангелам падшим в физической форме, и стали они ростом в три тысячи локтей.

- Выходит, они стали великанами?

- Да. На истребление десяти великанов у людей ушло сто дней. И нефилимы прекратили свое существование. Но из неё вытекает существование второй теории.

- Вы, наверное, безвылазно сидели в книгах, чтобы найти всё это, да? - задумчиво спросила девушка.

- Я был с книгами на ходу, - подумав, честно ответил Рэйвенкрофт. - Их было недостаточно. Люди знали гораздо больше.

- Люди всегда знают куда больше, - печально сказала девушка. - В этом вся и проблема.

- Именно эти мысли привели меня к клану индийских монахов. У них была другая трактовка первой теории, но, как по мне, достаточно несуразная. Один из нефилимов,
который смог превозмочь обиду на своего создателя и жажду мести, смог добиться от людей вменяемого разговора. Они заключили соглашение: нефилим помогает им истребить девять своих братьев, а взамен они оставляют ему жизнь. И убивали они остальных не сто дней, но сто пятьдесят.

- И где же здесь логика? На стороне людей был один из сильнейших.

- И он истребил восемь себе подобных, не прилагая к этому особых усилий. Но был ещё один, и по силе они были равными друг другу.

- Где-то я слышала похожую историю, - пробормотала девушка. - Так что? Кто победил - добро или зло?

- Никто из них не был на стороне добра. Но тот, что был на стороне людей, смог сломить своего врага. А на следующий день он был убит.

- Людьми, разумеется.

- Именно так.

Они замолчали. Девушка вертела в руках его чашку, и смотрела на её содержимое с каким-то апатичным интересом.

- Не понимаю.

- Чего именно? - растерялся Рэйвенкрофт.

- Своего не понимаю, - ответила девушка, смотря в сторону. - Какой в этом смысл? Может, я ищу не там. Всё это время - я ищу не там.

- Думаю, на этот вопрос можно легко ответить.

- Правда? - насмешливо сказала девушка.

- Правда. Стоит только спросить себя, что именно вам нужно найти.

- Но в этом и заключается чертова проблема, ведь так? Мы не знаем, что именно ищем.

- Но мы можем попытаться. Сформировать свои эмоции в настоящие мысли. И немного, примерно, едва-едва - но понять. Ищите то, что не даёт вам покоя больше всего.

Девушка посмотрела на него как-то удивленно. После чего заговорила:

- Мне не даёт покоя третья теория. Что у вас с ней?

- С ней - хуже всего. Я вытягивал её по крупицам со всего света, и, если возвращаться к началу нашего разговора, многие вопросы становились понятнее благодаря книге Еноха. Скажите, что вы знаете об Адаме и Еве?

- Грустная история.

- Вы так считаете?

- Да. Но в демагогию по этому вопросу вступать не хочу. Почему вы спросили меня об Адаме и Еве?

- История Адама и Евы считается первым грехопадением человека. В Книге Еноха рассказывает о событиях, произошедших после этого самого падения.

- Вы о рождении людей?

- Если быть точнее, о рождении дочерей человеческих, - ответил Рэйвенкрофт и, откашлявшись, процитировал. - И ангелы, сыны неба, увидели их, и возжелали их, и сказали друг другу: «Давайте выберем себе жен в среде сынов человеческих и родим себе детей».

- Подождите... вы хотите сказать, что ангелы спустились с небес на землю, чтобы переспать с кем-нибудь? - подняла брови девушка. - Продолжайте! Кажется, в религии всё не так плохо, как я о ней думала.

- Вы очень... прямолинейны, - подобрал точное описание Рэйвенкрофт. - С этим могут возникнуть трудности в будущем.

Девушка открыла рот, явно намереваясь сказать что-то, - Рэйвенкрофт догадывался, что именно, - но что-то её остановило. Она поджала губы, и, попытавшись улыбнуться, просто махнула рукой.

- Что было дальше?

- И спустились ангелы на землю, и каждый из них выбрал дочь человеческую себе в жены: и начали они смешиваться с ними, и от блуда их появились существа, которые не являлись людьми, но ими выглядели.

- Нефилим означает «которые заставляют других пасть».

- Выходит, что-то вы всё же знаете?

- Нет... да. Только сейчас... вспомнила. Меня другое удивляет - если в вашей третьей теории нефилимы вовсе не спустились с небес, а были зачаты, каким образом они заставляют пасть других? В чём заключается суть падения?

У Рэйвенкрофта была идея на этот счет: нефилимы были детьми, что появились от блуда. Одним своим существованием они заставили пасть своих отцов: тех, кто в тайне желал их. Одним своим существование они заставили пасть своих матерей: тех, кто не смог устоять в своих согрешениях.

Но он не успел поделиться этим с девушкой. Она просто прижала руку к шее и, прищурившись, словно поняла что-то, понятное ей одной, сказала:

- То, что для людей означает падение, для нефилимов является устойчивостью.

- Устойчивостью - с чем? - удивился Рэйвенкрофт.

- Со своей жизнью. С рассудком. С тем, чтобы прочно стоять на земле. Не меняться. Быть собой.

- Вашу идею можно рассмотреть, но не помешало бы больше деталей и конкретики.

- Нет никаких идей и конкретики, - махнула рукой девушка. - Исключительно мысли вслух. Что произошло с этими детьми, зачатыми от ангела и человека? У них были какие-то определенные способности?

- Способности? Вы хотите сказать, высшие силы? Магия?

- Да. Магия, недоступная другим.

- Палка о двух концах, - вздохнул Рэйвенкрофт. - Магия как таковая им была доступна, и доступна в размерах несоизмеримых. Но для этого требовались определённые жертвы. «И стали им мало того, что они имели, и начали нефилимы поглощать кровь людей».

- Питье крови - это, скорее, по части таких, как вы.

- В данном случае эту фразу нужно воспринимать как метафору. Тут говориться не столько даже о питье - именно о поглощении. Я склоняюсь к выводу, что дело не в крови, а в самой жизненной сущности человека.

- Кровь не вода.

- Именно так.

- Но в чем заключается суть поглощения? Что именно проделывали нефилимы, что насытить свою магию, развить её, стать сильнее? Нет, я понимаю, о чем мы говорим. О
жертвоприношениях. Но каким образом? Вряд ли они закалывали человека, поливая его кровью козла и кружась вокруг пентаграммы с бубном.

- Вряд ли, - сдержанно кивнул Рэйвенкрофт. - Боюсь, если бы это увидели боги, то самолично прикончили бы того, кто намешал в один ритуал столько религий.

- Люблю людей с чувством юмора, - вздохнула девушка. - Но... всё же. Как?

- А вот это - самый главный вопрос.

- И ответа на него вы, разумеется, не знаете.

- Не знаю. Но у меня есть теория.

- В следующий раз, когда пойдёте в паб, и попытаетесь снять кого-то, просто начните говорить, что у вас есть теории. Чаще повторяйте, что у вас есть теории. Можете просто подсесть к кому-нибудь и сказать «теория». Поверьте, не пройдёт и часа, как у вас появиться множество непосредственной практики.

Они смотрели друг на друга несколько минут: шокировано, с потрясением и какой-то усталостью. Казалось, в этот момент они были зеркальным отражением друг друга.

- Мне жаль. Когда я нервничаю, то начинаю...

- Много говорить, причем не по делу и не то, что хотели бы сказать, - машинально закончил Рэйвенкрофт. - Я знаю таких людей. Но у вас совсем тяжелый случай.

- Может быть, я бы устыдилась, если бы это говорил кто-то, кто не является восьмидесятилетним вампиром-альбиносом с посттравматическим синдромом.

И девушка подняла голову, и посмотрела на него с каким-то восхищенным, азартным интересом. То был взгляд маленького ребёнка, которому подсунули головоломку, и ему казалось, что вот-вот, ещё одно усилие, щелчок - и разгадка будет лежать на поверхности.

- Как вы выжили? Как же вы выжили, Линкольн?

- А не должен был?

- Вы же сами знаете, что нет.

Рэйвенкрофт не ответил - только отвернулся, будто бы привлеченный солнцем, которое он мысленно проклинал. Обещали же хорошую погоду. Ох уж эти синоптики, а ему
теперь мучиться.

- Вы... серьёзно? Вы не знаете?

- Не было случая купить обучающую литературу.

- И как вы живете? Как вообще узнаете, что именно вам нужно для жизни?

- Так же, как жил другую жизнь - практикой, - ответил Рэйвенкрофт, почти не обращая внимания на двусмысленность фразы. - Дневное время суток и солнце меня не убивает, но проблем доставляет порядочно. Мне нужна кровь - я достаю. Мне нужно выпить крови - я её пью. Я знаю, что убить меня можно, только найдя нужную точку на моём теле. Кажется, я бессмертен. Для жизни хватает.

- Бессмертны? Определенная точка на теле, которая может вас убить? Вы не переносите чистый вкус крови, но не знаете, почему, ведь так? Конечно, так. Вы не знаете, кто вы есть, не знаете, кто вы такой.

- Я знаю, кто я такой. Восьмидесятилетний вампир-альбинос, заработавший себе посттравматический синдром, побывав на Титанике.

- Я могу сказать тоже самое про себя. Блисс Бромлей, шестнадцатилетняя волшебница, были не очень приятные ситуации в жизни, сейчас учусь в Хогвартсе. Но дело не
в этом - дело в понимании того, кто ты есть на самом деле. Почему вы не пытаетесь узнать о себе больше? Почему не хотите знать правду?

- Правду о чём? О том, как мне надо жить, потому что кто-то другой считает, как надо жить вампирам и что они при этом должны чувствовать? Уверен, что смогу обойтись без этой правды.

- Нет, вы не понимаете!

Девушка вскочила со стола, и нервно зашагала из стороны в сторону, от окна к противоположной к нему стене.

На её третьем заходе у Рэйвенкрофта сдали нервы.

- Мне сложно выносить чье-то мельтешение в дневное время суток.

- Вам вообще не стоит появляться на улице в дневное время суток, - хмыкнула девушка, впрочем, снова присев на стол. - Есть риск умереть раньше положенных вам пяти веков.

- Пять веков? - переспросил Рэйвенкрофт. - Вы хотите сказать, что вампиры живут пятьсот лет?

- О, теперь вы стали задавать вопросы? - притворно удивилась девушка. - Вам же это было не интересно. Не понимаю. Не понимаю, как так можно.

- Мне казалось, вы из тех, кто всегда поддерживает выбор других, вне зависимости от их предпочтений.

- Так и есть, вы неправильно истолковали мои слова. У меня - исключительно чистый интерес к тому, как вы живёте вот так. Почему не пытались хоть что-то узнать? Почему...

- У меня ощущение, что наш разговор идёт на второй круг. Вы всё ещё хотите знать о моей теории?

- Да. Мне очень интересно послушать ваши теории.

Невыносимая. И перепады настроения - сущий кошмар.

- У нефилимов нет крови как таковой. Может быть, что-то, на неё похожее. Имитация, попытка их организма слиться с окружающей средой, но кровь у них - вещь второстепенная или вовсе незначительная.

- И кто поделился с вами этой теорией?

- Она - полностью моя, - признался Рэйвенкрофт. - Но... кое-что меня на неё натолкнуло. Вы знаете, кто такой Иосиф Бродский?

- Поэт и драматург, который родился в России. Но сейчас он живёт в Нью-Йорке, если, конечно, не решил переехать.

- Боюсь, он больше не живёт в Нью-Йорке. Бродский скончался почти год назад.

- Почти?

- Если быть точным, двадцать восьмого февраля.

Девушка так и застыла, смотря на Рэйвенкрофта с каким-то странным выражением лица, словно просила сказать его, что это была неудачная шутка.

- О мой бог. Как всё это... занимательно, - она глубоко вздохнула, дотронувшись до основания своего хвоста. - Так при чем здесь Бродский, ваша теория и двадцать восьмое февраля, будь оно неладно?

- Двадцать восьмое февраля - не при чем, просто пришлось к слову. У Бродского есть одно стихотворение. Натюрморт. Знаете о нём?

- Нет, я совсем не знакома с его творчеством.

- Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.

Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.

Когда он закончил, девушка смотрела на него с безграничной усталостью и грустью.

- Пыль, значит. И что есть эта пыль? Магия?

- Нет. Они сами. Они - существа, полностью состоящие из этой пыли. Они - эта самая пыль. И с помощью пыли они управляют собой, другими, подчиняют всю суть своей
природы и природы как таковой в целом. Можно назвать это магией, если вам так удобнее, но это не совсем так, если, конечно, вы можете назвать время своеобразной магией. Нефилимы - существа, неподвластные времени.

- Бессмертны. Вы это хотите сказать, что они - бессмертны.

- Да.

- Какова цена?

- Простите? - растерялся Рэйвенкрофт.

- Какова цена за это бессмертие? За всё в этом мире нужно платить. За вечность - особенно.

- Увы, ответа на этот вопрос у меня нет. Да и сама теория того, что есть существа, которые бессмертны, которые состоят из пыли - полностью абсурдна и богохульна.

- Богохульна?

- Не мои слова. Папы Римского.

- Вы лжец.

Рэйвенкрофт замер, схватившись за свою кружку, машинально сделав глоток. Хотелось больше крови. Хотелось галлон крови, галлон яблочного сока, галлон затычек для ушей и галлон времени, которое можно повернуть вспять.

Это был не он - это были его обостренные чувства вампира, существа, который хотел вырваться, потому что ему что-то не нравилось. Что-то ему казалось странным, непонятным.

Эта девушка... он понял, что она имела в виду. Она знала, что он не просто так пришёл к этому. Она знала, что он видел что-то - знала, как знала и то, что рассказывать об этом он не хотел.

- Вы видели что-то? - Рэйвенкрофт сохранил спокойный голос.

- Себя. Других. Я не верю в это. Не верю, что пыль - нечто плохое. Столько насилия, столько боли, столько разрушенного - но... это... я держусь за это, понимаете? Мне этого не хватает. Я потеряла, я это потеряла, своё потеряла. Никто не виноват, никто не виноват в этом, виновны лишь те, кто использует нечто прекрасное для того, чтобы подчинять других, сломать их. И эта пыль, просто то, из чего кто-то состоит. Тупой псих, помешанный на жажде того, что получить не может и те, кто просто оказался рядом. Вся эта доброта, всё это нежелание причинять боль другим... почему за это нужно расплачиваться таким образом? Что не так с этим миром? Что это такое?

У неё были стеклянные глаза: тронешь - и радужка пойдёт трещинами. Вся она пойдёт трещинами, разлетится прямо на этом полу. Распадется.

- Бедняжка Джейми.

- Джейми?

- Все постоянно твердили это. Бедняжка Джейми. Бедняжка Джессамина Доминик. Отвратительное имя. Кому может прийти в голову назвать ребёнка Джессаминой, когда и фамилия оставляет желать лучшего.

- Вы говорите с человеком, которого зовут Линкольн Рэйвенкрофт. У вас точно всё хорошо?

- Нет, со мной всё плохо.

В это Рэйвенкрофт верил. Знал, что она сказала это, не ищя поддержки или сочувствия: просто констатация факта, о которой знала она, да и он теперь - тоже.

И что хорошего было в этих знаниях.

- Вы найдёте, - сказал Рэйвенкрофт. - Кто ищет, тот всегда найдёт.

- Все постоянно говорят это. Но никогда не говорят, что именно.

Девушка забарабанила по столу пальцами. Смутно знакомый мотив какой-то песни.

- Так, значит, вы не скажете? Не скажете, что видели? Мне это может помочь.

- Нет, не скажу. Не хочу говорить об этом. Никогда.

- Я бы могла вас заставить.

- Так заставьте.

От её взгляда хотелось выть: ему самому, вампиру ли - он не понимал. Но какой же она была болезненной, хрупкой, неприкаянной. Что творилось в её голове? Что там было такого, что её так убивало.

Что-то серьёзное; типичный подростковый Комплекс Бога; острый приступ меланхолии.

Может быть, ему было немного интересно.

- Не хочу. Хватит этого.

Это было одновременно всем: хватит того, что происходило у неё в голове, хватит этому затяжному общению.

И всё же, кое-что ему интересно было.

- И? Стоило ради этого разговора приезжать сюда, вместо того, чтобы на несколько часов засесть где-нибудь за компьютером?

- Стоило. Может быть, вы не хотите говорить, что видели, но это не важно. Главное, я знаю, что нечто изменило в вас природу вашей веры. Это могла быть только пыль. Именно это пыль и делает.

- Меняет веру?

- Нет. Не знаю.

Девушка легко потянула резинку - волосы легкой волной разметались вкруг её лица, опадая на плечи.

Спряталась.

- А как на счет правды? Как вам кажется, вы стали ближе к ней?

- Нет, не уверена. Я по-прежнему ничего не понимаю, кроме того, что у меня отняли, что я потеряла. То, что я потеряла, не вернуть. Но первое... это - самое важное. Всегда - самое, самое важное. Моё.

Когда девушка подошла к двери, то обернулась на мгновение. Вспомнила что-то. И улыбнулась.

Невыносимая. Перепады настроения - сущий кошмар.

Улыбка - как солнце, смешанное с кровью. Больно смотреть, но и не смотреть - нельзя. Притягивает.

- Знаете, в чем заключается прелесть второго круга?

- В чём же? - спросил Рэйвенкрофт после секундной заминки.

- До девятого осталось всего семь.

Она ушла, аккуратно прикрыв дверь.

Через пять минут Рэйвенкрофт заметил, что она оставила свои темные очки на столе, рядом с его кружкой.

А вернувшись домой, и, сняв её темные очки, Рэйвенкрофт понял, что не знает её имени.


Блисс Бромлей и её планы


Когда Блисс переоделась, и они вышли на улицу, первыми её словами были:

- Ты знаешь, что Иосиф Бродский умер год назад, двадцать восьмого февраля?

- Он твой друг? Имеет к тебе какое-то отношение? - вот и всё, что смог спросить Малфой.

Блисс удивленно посмотрела на него, после чего рассмеялась тихо, с каким-то надломом.

- О мой бог, нет. Может быть, и хорошо, что так получилось. А то я могла бы поехать в Нью-Йорк, чтобы и его расспросить.

- О чем ты расспрашивала Рэйвенкрофта?

- Да так, - Блисс неопределенно махнула рукой. - Разное было. Религия. Его жизнь. Теории.

Блисс хмыкнула, растрепав волосы на макушке, и подставила лицо небу, морща нос.

Всё в ней было вроде бы хорошо: всё в ней было как-никогда плохо, и Малфой не знал, как ей помочь. И суток не прошло с тех пор, как они аппарировали в Америку, а Блисс снова была более несчастной, более сломленной, более нервной, всё - более, и всё - в отвратительном смысле.

Он знал, как помочь ей. Но помощь эта заключалась в том, чтобы она остановилась. Прекратила себя терзать, не хваталась так отчаянно за своё прошлое.

Ну что будет, когда она узнает? Поймёт, кто убил того полицейского, с которым у неё была любовная интрижка, а всё её состояние - лишь стресс от всего произошедшего.

А даже если бы что-то другое, связанное с магией - Малфой не понимал, зачем ей это. Была какая-то разрушающая магия в её жизни - ну и пусть. Теперь её нет. Зачем было так цепляться? Ради чего.

Хотелось сказать это вслух. Только вот Блисс взбесится, не поймёт. Последнее время она вообще не хотела понимать вещей, которые чем-то ей мешали.

- Где твои очки?

- Оставила Рэйвенкрофту, - ответила Блисс. - Что ты на меня так смотришь? Не представляю, как он вообще собрался добираться до дома в такую погоду. А если бы ему стало плохо? Если бы он накинулся на кого-нибудь? Что на тебя вообще нашло, Малфой.

- Ты себя со стороны не видела, Бромлей, - Малфой почувствовал привычное раздражение. - Там же тебя не было, одна лишь кровь.

- Давно пора было привыкнуть.

Привыкнешь тут. Стоило только немного успокоиться и принять, как появлялось нечто новое, неподвластное пониманию.

- Что теперь? - устало спросил Малфой.

- Рим, Ватикан, - сказала Блисс, протягивая ему руки. - Площадь Святого Петра.

Остановись, нестерпимо захотелось заорать Малфою. Прекрати, тебе это ничего не даст.

Но он не сделал этого: взял её за руку и аппарировал.

***

Когда они приземлились на Площади Святого Петра, Блисс не успела сделать и шага: её снесла толпа туристов.

У неё ушло добрых десять минут на то, чтобы несколько раз чертыхнуться, пожалеть, что не выбрала более спокойное место для аппарирования, и найти Малфоя, который успел затеряться в этой толпе.

Схватив его за руку, Блисс оттащила его на относительно свободное пространство, и только после этого позволила себе успокоиться.
Что-то не сходилось, и слова Рэйвенкрофта о том, кем на самом деле являлись нефилимы, окончательно её убедили в этом.

Она как будто что-то понимала, до чего-то докопалась - но не сходилось. Концы с концами не сходились, и вообще, было ли у всего этого начало.

Блисс не знала, что именно ощущала после разговора с Рэйвенкрофтом, да и ей не хотелось думать о самом разговоре.

Скорее, именно о нём самом.

Альбинос, который смог стать вампиром. Невероятно. Невероятная тяга к жизни.

Блисс вспомнила его глаза: цвета блеклых летних фиалок, с красноватым отблеском на дне зрачков.

Белоснежные ресницы, похожие на снег. Тонкие губы, единственное яркое пятно на белоснежном облике: розоватые, с красными трещинками.

У него вились волосы, едва-едва, напоминая мягкое облако.

Блисс старалась припомнить всё: всё это белоснежное-острое-необычное-красное.

Красное. Рубины.

Меньше всего Блисс хотела думать о рубинах, о том, кто она такая. Потом о них подумает, позже. Сейчас первостепенной задачей было понять, что именно нужно искать в Ватикане.

И в Ватикане ли?

- Ты была в Риме? - спросил Малфой. - До сегодняшнего дня?

- Нет, - запнувшись, ответила Блисс. - Кажется, нет.

Они стояли напротив фасада Собора Святого Петра, и Блисс не могла перестать смотреть на огромные буквы, его венчавшие.

До сегодняшнего для Блисс не знала ничего, связанного с Римом, Ватиканом, религией в целом.

Но почему-то ей казалось, что написанное она знает. Уже видела. Или слышала что-то.

- Хочешь, найдём экскурсовода? - послышался над её головой спокойный голос Малфоя. - В маггловском мире должны быть экскурсоводы, особенно по таким местам.

- С чего ты взял, что он мне нужен?

- Ты уже достаточно долго пялишься на эту надпись. Я не знаю, что она значит. Ты - тоже. Может быть, стоит найти того, кто знает?

- Папа Павел Пятый Боргезе, римский понтифик в год тысяча шестьсот двенадцатый, седьмой год своего понтификата, возвел в честь князя апостолов.

Блисс не успела запаниковать. Малфой положил руки ей на плечи, сцепив пальцы где-то над её ключицами.

Спустя мгновение она поняла, что он на неё облокотился.

- Подожди, ты что...

- Да.

- Ты используешь меня, как подставку? Серьёзно?

- Это удобно. Можешь попробовать как-нибудь.

Блисс стояла в этой странной позиции ещё какое-то время, по-прежнему рассматривая надпись.

- Фасад был закончен в четырнадцатом. Не двенадцатом.

- Интересная информация.

Блисс не знала, что ответить на это. Малфой явно ждал, что она скажет что-то, возможно, даже думал о том, будто знание того, что нужно делать, имелось.

Она хотела попасть в Ватикан. Попала, и теперь стоит здесь, смотрит на фасад, раздумывая о том, что он должен быть окрашен в розоватые лучи уходящего солнца.

Белый. Желтый. Белый. Желтый.

Розоватый.

То, что их объединяет.

- Давай зайдём внутрь, - наконец сказала Блисс, мягко выпутываясь из своеобразных объятий.

Может быть, если она посмотрит на вязь букв о ключах к царствию небесному, всё станет понятнее.

- Высота купола над вашими головами составляет сто тридцать восемь метров, что делает его самым высоким в мире. Внимательно посмотрите на его внутреннюю поверхность: вы можете увидеть Марка, Луку, Иоанна с животными: львом, волком и орлом. Об этих животных Иоанн Богослов писал как о тех, кто окружал престол Бога. Ангел рядом с Матфеем вёл его за руку при написании Евангелия. Теперь переведите взгляд на его внутреннюю окружность...

Блисс отключилась от происходящего, стараясь свести к минимуму голоса и шумы в своей голове.

Может быть, она не интересовалась религией, и на грани чего-то, какого-то шестого чувства или отвращения, старалась обходить церкви стороной, но такое ей нравилось всегда.

Архитектура, ставшая устойчивым шедевром и предметом восхищения, её богатая история; невообразимо высокие мраморные колонны, позолота на каждой их поверхности, поверхности полов, стен и потолка; фрески, насыщенные яркими цветами благодаря множеству смешению красок, бронзовые скульптуры темного цвета, отбрасывающие отблески по всей поверхности.

Голоса всё ещё просачивались: но они создавали скорее фоновый шум, даже в чем-то приятный.

Блисс было спокойно, и почему-то ей подумалось, что мир - чертовски большой и красивый.

«Мир - чертовски большой и красивый. Ты хочешь путешествовать - хорошо. Я смогу защитить тебя».

- Тут шумно и слишком много народу, - голос Малфоя доносился словно из-под толщи воды. - Если тебе не снизошло внезапное озарение - может, лучше уйдём?

Блисс ничего не ответила: она заметила, что экскурсовод со стайкой туристов ушел дальше, и теперь под купол можно было встать, не опасаясь, что тебя раздавят.

- Блисс. Бромлей, я с тобой разговариваю!

- Да, я знаю. Я тебя игнорирую.

Блисс встала ровно под куполом, запрокинув голову, рассматривая большие буквы на внутренней окружности.

Если бы она стояла на железной дороге; если бы она заметила поезд в последний момент; если бы он сшиб её, но она каким-то чудом осталась жива - разницы бы не было.

Именно так и чувствовала себя Блисс - как будто её хорошо долбануло поездом, и она стоит - всё ещё живая, и не может понять, что происходит.

Что происходит?

Что происходит?

«Ты ещё не устала ныть, София? Только и делаешь, что ноешь. Ноешь и задаешь очевидные вопросы».

- Почему только последняя часть?

- Насколько я помню, ты меня игнорируешь.

- На рисунке была написала лишь последняя часть фразы - дам тебе ключи от Царствия Небесного. Почему не вся фраза? Чего я не понимаю?

- Я то откуда знаю?

- Ты не помогаешь!

- Не помогаю? - усмехнулся Малфой. - Хорошо. В чем именно тебе нужна моя помощь? Давай, Бромлей, скажи - я постараюсь её оказать.

Блисс скрипнула зубами, отворачиваясь, снова запрокидывая голову - ну же, нужно озарение, какой-нибудь знак, свет в конце туннеля...

- Туннель. Портал.

- Какой ещё портал?

- Двери в собор Святого Петра называются порталами. Всего пять порталов, и мы вошли через центральный - портал Филарета. Есть ещё четыре, нужно их осмотреть.

- То есть, ты хочешь посмотреть на двери?

- Ты же сам хотел выйти на улицу. Что теперь не так?

Блисс не стала дожидаться ответа, чтобы пойти на выход. В ней бесновалась бессильная злоба, злоба не на Малфоя даже - на саму себя. Лучше бы она была здесь одна.

Или не одна, а... собой. Всё, что она чувствовала - это какое-то отсутствие завершения, и описать она это не могла, не могла сказать Малфою это, сказать так, чтобы он понял.

Но в этот момент, ей стало всё равно, что именно думает Малфой. Сам решил с ней пойти - теперь пусть смирится.

Блисс прошлась мимо порталов, рассматривая каждый из них, но ничего не могла понять. Единственное, что она прочитала о соборе Святого Петра, была непосредственно фраза о Микеланджело, царствии небесном и ключах.

- Проклятье, - невольно вырвалось у Блисс.

- Не смейте употреблять такие выражения рядом с этим священным местом! - раздалось где-то справа от неё.

Блисс изумленно посмотрела на говорившую. То была седовласая старуха, полностью одетая в нечто, похожее на белоснежный балдахин. Кажется, её огромная, странно завернутая внутрь шляпа каким-то образом с этим балдахином была соединена. Блисс была почти уверена в этом, ведь иначе шляпа бы свалилась от её мельтешения и энергичных маханий руками.

- Бабушка, прошу тебя, успокойся, - закатив глаза за спиной старухи, сказала девушка, старше самой Блисс едва ли на пару лет. - Давай мы просто войдём внутрь.

- Если ты не заметила, я пытаюсь это сделать, - брезгливо ответила старуха, толкая портал, который явно был закрыт. - Вайнона, ну что ты стоишь? Помоги мне открыть эту дверь!

Блисс мысленно пожелала удачи всем, кто окажется рядом с этой старой женщиной и уже хотела уйти на несколько минут, но слова Вайноны её остановили.

- Но это же тот самый Святой портал, о котором ты мне рассказывала! Я хочу войти через него.

- А ещё я рассказывала тебе, что его открывают лишь раз в двадцать пять лет. Даже если бы ты смогла открыть его, тебе бы пришлось разбирать замурованную внутри стену.

- Извините, что отвлекаю... - начала Блисс.

- Ты! - взвизгнула старуха. - Та, что разбрасывалась проклятьями рядом с домом Бога на земле! Запомни, каждое твое слово вернётся тебе!

- Каким образом? - светски осведомилась Блисс.

Старуха замолчала, попеременно открывая и закрывая рот - всё её морщины натянулись на щеках, носогубных складках - она была похожа на рыбу, умершую в воде, и только потом выброшенную на берег.

- Что? - наконец спросила старуха.

- Вы сказали, что каждое мое слово вернется ко мне, - любезно напомнила Блисс. - Упустим то, что я сказала всего одно слово, поговорим о другом - каким образом они ко мне вернутся?

- Вам станет очень плохо, - казалось, спустя вечность, ответила порядком растерянная старуха.

- Что? - теперь пришел черед Блисс чувствовать растерянность. - То есть, никаких небесных кар, ада, вечности в котле, приношения в жертву девственниц... стойте, это из другой оперы. Получается, мне просто станет плохо? Это так работает? Какой антоним к слову «проклятье»? Точно, благословение. Ну так вот - благословение. О, я чувствую. Вы были правы, мне действительно становится лучше.

Блисс чувствовала, что ещё секунда, - и эта старуха, похожая на прогнившую рыбу, скажет ей такие выражения, что слово «проклятье» покажется лишь шелестом крыльев бабочки. Но их остановил запыхавшийся мужчина, который едва ли не сбил всех троих с ног.

- Вот вы где. Вайнона, почему вы с мамой всё ещё не внутри?

- Папа, отведи бабушку внутрь. Сам, - умоляюще сказала Вайнона. - Я скоро к вам приду.

- Не задерживайся надолго, - ответил мужчина и, аккуратно взяв свою мать под руку, отвел её от портала. - Мама, прекрати пытаться выломать дверь этого собора. Мы не настолько богаты.

Когда они вышли, Вайнона достала из сумки зажигалку.

Через несколько секунд она с наслаждением закурила.

- Даже если меня покарают за это, вы не представляете, насколько мне плевать, - закатила глаза Вайнона. - Мы с бабушкой видимся раз в год, если повезёт, но в её домике проходят ремонтные работы, и теперь она переехала к нам. Я терплю её две недели и уже готова лезть на стенку.

Вайнона выпустила очередную струйку дыма, и, махнув рукой, виновато посмотрела на Блисс.

- Извините, что рассказываю вам это, вы тут вообще не при чем.

- О, всё в порядке. Своеобразный эффект попутчика. Я такое люблю.

- Вы хотели что-то спросить у меня? - прищурилась Вайнона. - Прежде, чем нас перебили.

- Да, насчет порталов. Центральный портал - портал Филарета. Последний справа - Святой портал. Какие названия у остальных?

- Портал Таинства, Портал Смерти и Портал Добра и Зла, самый поздний.

- Поздний? - спросила Блисс, уже хотевшая спросить, какой именно портал относится к добру и злу.

- Да, ему и тридцати лет нет. Построен в семидесятых.

- Когда были построены остальные?

- Святой портал - в пятидесятых годах, портал Смерти - в шестьдесят четвертом, Портал Таинства... кажется, на год раньше или позже портала Смерти, не могу вспомнить точную дату.

- То есть, все четыре портала были изготовлены в нашем веке, - Блисс сказала это с такой пораженностью, что Вайнона прыснула, тут же закашлявшись дымом.

- А вы думали, что Ватикан и собор Святого Петра стояли на нашей земле с начала времён?

- Нет, просто я... собор построили в семнадцатом веке. Для меня стало неожиданностью, что большинство порталов появились совсем недавно.


- Если хотите услышать моё скромное мнение, в них не было нужды. В портале Филарета есть и святые, и таинство и смерть. А добро и зло - достаточно растяжимые понятия, так что можно считать, что и они тут имеются.

Вайнона замолчала и Блисс, пытаясь придумать нейтральную фразу, сказала, не задумываясь:


- Хотите, я заплачу вам за ещё кое-какие вопросы?


Вайнона громко рассмеялась. Туристы посмотрели на них с явным неодобрением, и Блисс с каким-то ужасом осознала, что сбежала от Малфоя настолько стремительно, что он не успел за ней и просто потерял в толпе.

Почему-то пришло осознание, что так ей было спокойнее. Спокойнее разговаривать с людьми, да и в целом - тоже.

Может быть, она просто привыкла к этому прекрасному одиночеству в своих поисках.

- Поверьте, никакие деньги мира не стоят выражение лица бабушки после ваших слов.

- Христианка? - наугад спросила Блисс.

- Католичка, - вздохнула Вайнона. - Как и вся наша семья.

- А вы?

- Придерживаюсь агностицизма, - усмехнулась Вайнона. - Самая удобная позиция для меня, самая раздражающая для других. Так о чем вы хотели спросить?

- Вы сказали, что в этом портале есть всё - таинство, смерть, святые, добро и зло. Можно более подробно?

Вайнона быстро кивнула, махнув рукой в сторону центрального портала. Блисс сразу пошла за ней.

- Смотрите вот сюда, - сказала Вайнона, указывая на левую половину двери. - Узнаете кого-нибудь?

Блисс внимательно посмотрела на бронзовую дверь, которая делилась на шесть панелей. Две из них, квадратные и небольшие по сравнению с остальными, располагались в самом низу. На верхних были запечатлены четыре фигуры.

- Кажется, на первой изображен Иисус, - неуверенно сказала Блисс.

- Да, здесь трудно ошибиться. Кто-нибудь ещё?

Блисс мазнула взглядом по второй панели, и, присмотревшись к фигуре, обрадовалась. Эту женщину Блисс узнала.

- Мария Магдалина, да?

Вайнона смотрела на Блисс огромными глазами, в которых плескался самый настоящий ужас.

- Как хорошо, что здесь нет моей бабушки. Это Мадонна.

- Точно, Мадонна, - Блисс щелкнула пальцами над ухом. - Всё время их путаю.

- Продолжим, - заикнувшись, сказала Вайнона. - Я, пожалуй, сразу скажу, кто изображен на двух следующих панелях. Святой Петр и Святой Павел. Последние панели, те, что меньшего размера, представляют их муки.

Блисс наклонилась, рассматривая правую панель.

- Это что, перевёрнутый крест?

- Да. Святой Петр распят на перевернутом кресте, потому что считал, что недостоин той же смерти, что Иисус.

- Но разве перевернутый крест не означает представление дьявола или что-то в этом роде?

- В христианской религии такое случается, - согласилась Вайнона. - Но катациклизм, напротив, придает этому символу особое духовное значение. Да что уж там, на троне папы Римского изображен именно такой крест.

- Ха, - Блисс выпрямилась, отряхивая пальто. - Вы правы. Здесь есть всё.

Блисс уже хотела поблагодарить Вайнону и попрощаться, но неожиданно кое-что поняла.

- Смотрите - святые, смерть, добро и зло. Но где здесь таинство?

- Думаю, если не смотреть на поверхность, таинство можно увидеть на каждой панели и в самом портале в целом, - задумчиво сказала Вайнона. - Но если говорить о более очевидных вещах - то речь идёт о ключах к Царствию Небесному.

- О. Точно. Вездесущие ключи, - Блисс стоило больших усилий не закатить глаза. - И... где они? Или это какая-то метафора?

- Отойдите немного и посмотрите вверх.

Блисс отошла от дверей, задрав голову. И тихо выдохнула.

Портал Филарета заканчивался мраморным резным барельефом, на котором собрались какие-то люди, одними из которых был Иисус и Пётр. Они протягивали друг к другу руки, и между ними был ключ.

- Как видите, никакой метафоры. Всё довольно очевидно.

- Мне он нужен, - невольно вырвалось у Блисс.

- Простите? - опешила Вайнона.

- Мне нужен... мой парень, - нашлась Блисс. - Мы пришли сюда вместе, и я его потеряла. Нужно найти его, уверена, ему будет очень интересно.

- У вашего парня, случаем, не белые волосы, одежда черных цветов и злобный взгляд, который может убить всё живое?

- Да, это очень точное его описание, - растерялась Блисс. - Только не говорите, что все это время он стоял за моей спиной.

- Не буквально, - утешила её Вайнона. - Он стоит чуть поодаль и очень внимательно на нас смотрит. Я уже раздумывала над тем, чтобы поискать охрану.

Блисс обернулась, и, прошептав одними губами «секунду», снова посмотрела на Вайнону.

- Вы очень помогли мне, спасибо.

- Пожалуйста, - любезно ответила Вайнона. - Если захотите частную экскурсию, вот моя визитка.

Блисс взяла визитку, бегло прочитав то, что было на ней написано.

- О...

- Да. Я экскурсовод. Всё ещё не могу поверить, что забыла дату создания портала Таинства.

- О, не переживайте. Уверена, с такими родственниками себя забыть можно.

- Какое точное замечание, - грустно вздохнула Вайнона. - Но, в любом случае, мне будет в радость провести для вас экскурсию, или ответить на интересующие вас вопросы. Моей бабушке слово бояться сказать, и вы стали глотком свежего воздуха за эти две недели.

- Выходит, мои слова о том, что стоит вам заплатить, имели резон!

- Будет вам, - рассмеялась Вайнона. - Если что - звоните, а пока - не буду вас задерживать. Мне нужна ещё одна сигарета, прежде чем я добровольно пойду на экзекуцию.

Блисс помахала Вайноне рукой.

Когда она подошла к Малфою, то, в очередной раз за этот день, не дала ему сказать ничего. Просто схватилась за его пальто, поднялась на цыпочки - и поцеловала.

Малфой, поначалу явно растерявшийся, пришел в себя через несколько секунд - крепко обнял Блисс, прижимая её к себе.

Когда они оторвались друг от друга, и он захотел ей что-то сказать, Блисс снова его поцеловала.

А потом ещё раз, когда он снова попытался заговорить. И ещё.

- Бромлей, я всё понял! - Малфой, наконец, смог вставить слово, но только лишь потому, что Блисс надо было отдышаться. - Если что, я не собирался возникать или мешать. Если ты не заметила, я вообще стоял в стороне, пока ты вела беседу.

- То есть, всё это было зря? - притворно расстроенным тоном спросила Блисс.

- Получается, что да.

Блисс прищурилась, и уже хотела отойти, вырваться, но Малфой поцеловал её первым.

- А вот это - точно было не зря, - сказал Малфой через какое-то время. - Узнала что-нибудь?

- Да. Мне нужен вон тот барельеф, - сказала Блисс, махнув рукой в сторону центрального портала.

- Что тебе нужно? - переспросил Малфой.

- Резная мраморная панель, которая располагается над дверью, - пояснила Блисс. - Видишь, вон та?

- Я тебя понял, - спокойно кивнул Малфой.

Малфой молчал и смотрел на Блисс заинтересованно, насмешливо, недоуменно, с тщательно сдерживаемым весельем и безграничной усталостью.

- Я вот чего не понимаю. Твой отец - выдающийся специалист в области зелий, человек, держащий на своих плечах огромную корпорацию маггловского и магического бизнеса. С твоей матери можно писать пособие о том, как должна себя вести и выглядеть женщина, принадлежащая к голубой крови чистокровного рода. Я кое-что слышал о твоём покойном дедушке - грозе французского Министерства магии. Говорят, он мог в буквальном смысле казнить неугодных. Я уже молчу о твоей родословной в целом, которая насчитывает приличное количество выдающихся аристократов и знатоков своего дела, того, чем они занимались.

- И? Что тебя смущает?

- Ты. Бромлей, серьёзно, ты-то как получилась?

- Мне показать тебе наглядно? - ледяным тоном спросила Блисс, и только секундой позже поняла, что именно сказала.

Они молчали какое-то время, просто недоуменно смотря друг на друга.

- То есть... я имела в виду, что, знаешь... о мой бог, Малфой, я просто хотела тебя ударить, ничего такого. В смысле, мне очень понравилось наше «ничего такого», потому что это было очень даже чего, и мы обязательно это повторим, и вообще, я раздумываю над тем, чтобы повторять это как можно чаще, на всех поверхностях, но...

- Бромлей! - подняв глаза к небу, потрясенно сказал Малфой. - Всё. Не части. Зачем я вообще поднял эту тему.

- Вот и я о том же, - выдохнула Блисс. - Но, как я и сказала, мне нужен барельеф. Вернее, мне нужно дотронуться до ключа, который выгравирован на нём. Или забрать себе этот ключ, я пока что не знаю.

- Хорошо. То есть, ты хочешь забрать себе кусок мрамора, который расположен над главным входом в собор?

- Да.

- Я повторю ещё раз, чтобы до тебя дошло, - следующие слова Малфой говорил медленно, разжевывал, будто ребёнку. - Ты действительно собираешься забрать что-то, что принадлежит Ватикану? Забрать как какой-то сувенир?

- Да!

- Хорошо.

- Хорошо? - растерялась Блисс.

- Да, вперёд, - Малфой махнул рукой в сторону двери. - Иди, забирай его. Если хочешь, сходи к главному, попроси у него разрешение.

- Извини, я не горю желанием общаться с папой Римским, - поморщилась Блисс. - Конечно же, я не буду делать этого сейчас. Мы вернёмся сюда примерно в час ночи, чтобы наверняка. У меня уже есть план.

- План? - повторил Малфой. - О, конечно, Блисс Бромлей и её планы, которые, разумеется, всегда идут как по маслу и не дают осечек.

- Не начинай, - прищурилась Блисс. - План хороший. И простой, что делает его вдвойне хорошим. Но для начала - нам нужно кое-что сделать.

- Ты не забыла, что в десять мы должны вернуться?

- Сколько сейчас времени?

Малфой мельком глянул на часы.

- Семь вечера.

- Я про Рим.

- Я тоже. Мои часы автоматически меняют время, подстраиваясь под то место, где мы находимся.

- Получается, когда в Риме будет час ночи, в Англии будет полночь, - Блисс провела рукой по лицу. - Теперь я начинаю понимать папу, который вечно путается в часовых поясах.

- И что ты собираешься с этим делать?

- Ну, я всегда могу сказать, что живу по Нью-Йоркскому времени, - легкомысленно ответила Блисс. - Там сейчас всего два.

- Боюсь, твой ответ может не устроить семью Маррей. И потом, что ты собираешься делать до этого времени?

- Посетить Страсбург. Есть такой город во Франции.

Малфой ничего ей не сказал, не спросил, зачем ей туда, не закатил глаза, даже не вздохнул устало. Только молча взял её за руки и аппарировал.

***

Блисс была в Страсбурге один раз в своей жизни - на похоронах Пэрриша. Его мать, которая поначалу хотела возвратиться в Нью-Йорк и похоронить его там, совсем скоро оставила эту затею. Или, что вероятнее, никогда не считала своим домом Америку и прекрасно знала, что Пэрриш не считал так тоже.

Блисс было не хотела там появляться, её отговаривал весь полицейский отдел Салон-де-Прованса, но она всё равно пошла.

Во время поминальных речей, минуты молчания, непосредственного захоронения Блисс ничего не делала. Она стояла в стороне ото всех, рядом с одной из могил, будто бы пришла навестить кого-то. Прежде, чем прийти на похороны, она как следует взлохматила волосы, скрывая лицо, и купила парку в спортивном магазине. Большой капюшон скрывал её ещё больше.

В конце она всё же не выдержала - захотела подойти к матери Пэрриша, сказать что-то, сказать, как ей жаль и долго просить прощения. Её остановил Мохиндер, единственный, кого не одурачил её маскарад.

- Ты шлепнулась на ровном месте, когда делала вид, что ухаживаешь за цветами, - его голос был сухим, надтреснутым. - Я успел заметить твой затылок прежде, чем ты натянула капюшон.

- Я должна, - Блисс проводила взглядом Зои Пэрриш. - Сказать ей что-то.

- Вряд ли она выдержит очередной поток соболезнований.

- Да, но...

- Блисс, - голос Мохиндера был твёрд, и смотрел он на неё с явным отторжением. - Ты считаешь себя виноватой. О, ты так сильно считаешь себя виноватой. Я понял. И будь тут Джереми, например, он бы сказал тебе, что ты ни в чем не виновата и отпустил тебя. Но, может быть, если ты считаешь себя виноватой, то что-то в этом есть?

- Тебе лучше замолчать, - сказала Блисс мягко, с грустью. - Ты на эмоциях. Тебе же потом станет стыдно за свои слова, а извиниться вряд ли будет возможность.

- Я к тому, что если ты виновата - живи с этим. Но не обременяй своей виной других.

В Салон-де-Прованс они возвращались на одном поезде.

- Блисс, - начал Мохиндер, когда он почти проводил её до дома.

- Не надо, - остановила его Блисс. - Тебе всё ещё не стыдно, а я слишком злюсь, чтобы вот так сразу простить тебя. Но, если мы снова увидимся когда-нибудь, то всё будет хорошо: ты будешь чувствовать себя по-настоящему виноватым, а я к тому времени действительно тебя прощу. Всего тебе самого наилучшего.

Когда Ламбер Франц снял эмоциональный барьер, Блисс стала вспоминать многие вещи, которые, как ей казалось, она забыла.

Воскресный утренний чай с Пэрришем, когда они вставали в пять утра и шли смотреть на рассвет с крыши его дома. Несмотря на раннее утро, кофе не шло, а чай - крепкий, с молоком, всегда казался чем-то волшебным.

Или их мелкие ссоры, которые касались в основном книг - Пэрриш был тем ещё киноманом, но как только садился за какое-нибудь чтиво, будь то серьёзная литература, отчеты или газеты, засыпал моментально.

Блисс не то, чтобы бесилась: но ей подчас хотелось обсудить прочитанное именно с ним, а он не понимал, о чем она говорит, или путался в деталях, потому что смотрел лишь фильм, снятый по первоисточнику.

Тогда Блисс демонстративно надувалась и отворачивалась, полностью игнорируя любое слово. В такие моменты Пэрриш говорил, что она похожа на рыбу-фугу, или приносил одеяло. Он заворачивал в него Блисс, подобно кокону, и начинал её щекотать.

Блисс выдерживала не больше трех минут и, отбиваясь и фыркая, начинала или хохотать, или отвечать на вопросы, давно прозвучавшие.

О своей матери он тоже рассказывал часто: о том, какая она сильная, добрая к окружающим, вечно на подъеме, не признающая трудностей.

О том, с каким удовольствием и радостью она выращивала и выводила новые сорта цветов, о том, как сильно любит своей небольшой, но стабильный и пользующийся спросом цветочный магазин.

В одном из разговоров он упомянул, что её магазин перекочевал на улицу Двадцать Второго Ноября. Улица Двадцать Второго Ноября считалась одной из крупнейших торговых улиц Страсбурга, и найти там место под своё дело было задачей не из простых.

Но если Зои Пэрриш ставила перед собой цель, она неизменно к ней шла.

Так что вопрос о том, продолжает ли своё существование её магазин, Блисс даже не брала в рассмотрение. Она верила, что сможет его найти, и совсем скоро она действительно стояла перед ним.

Блисс с интересом рассматривала персиковую вывеску, на которой выделялись серебряные буквы.

Fleur Insomnia.

Когда Блисс услышала первый раз это название, оно показалось ей необычным, но вместе с тем остающимся в памяти, привлекающим внимание.

Блисс зажмурилась, пытаясь абстрагироваться от этого города; от невысоких, бежево-красных домов со створками, словно из кукольного домика; от белоснежных хлопьев снега, чистых, неразбавленных противным дождем; от симпатичных шпилеобразных крыш.

Блисс знала, что если сейчас засмотрится на всё это, то убежит под предлогом погулять, узнать получше город, который принес ей лишь печаль. Но этого нельзя была допускать. У неё была отличная возможность сделать две вещи сразу - узнать, как поживает Зои Пэрриш и чем-то помочь её магазину.

- Стой на улице, - сказала Блисс Малфою. - Или сходи в ту кондитерскую.

Блисс махнула рукой в сторону симпатичного домика, второй этаж которого украшала фарфоровая панель с мальчиком, держащим в руках багеты.

- Если я ничего не путаю, там очень вкусные пирожные.

- Уже побежал.

- Малфой, я не шучу.

- Правда? А я вот думаю совершенно иначе.

Блисс начала злиться от его без эмоционального тона, вздернутого подбородка и пустого взгляда.

- Зои Пэрриш, - четко сказала Блисс, моментально привлекая внимание Малфоя. - Как думаешь, кем она могла приходиться Кайлу? Даю подсказку: сестер у него не было.

- Позволь поинтересоваться - зачем ты решила нанести его матери дружеский визит? Без обид, но вряд ли она хочет тебя видеть.

- Какие уж тут обиды!

- Это был не сарказм.

- Во-первых, я искренне надеюсь, что она не знает, как я выгляжу. Мы ни разу не встречались. Во-вторых, зачем я к ней иду? Тебе правду сказать или немного смягчить?

- Вряд ли ты можешь сказать что-то, что меня ещё удивит.

И Блисс сказала, из-за чего она решила навестить Зои Пэрриш.

Малфой попытался что-то сказать, но поперхнулся. Он кашлял так долго, что Блисс уже было хотела похлопать его по спине.

Когда он успокоился, его щеки заметно покраснели, а на Блисс он смотрел с таким неподдельным отчаянием, что ей на секунду захотелось извиниться.

- При чем здесь твоя, - Малфой вздохнул, явно не зная, как продолжить. - Твоя... твоя...

Блисс смотрела на Малфоя и с наслаждением думала о том, что именно такую реакцию она хотела вызвать у него каждый раз, когда он открывал свой рот.

- Бромлей, да что ты за человек такой? - покачал головой Малфой, после чего заговорил быстрее. - При чем здесь твои первичные половые признаки, черт бы тебя побрал!

- При том, что именно из-за них я обязана устраивать бал на полтысячи персон, - мягко улыбаясь, сказала Блисс. - Бал Двенадцати Сотен Весны. Слушай внимательно, повторяю ещё более раздельно. Двенадцати. Сотен. Весны. Словно «весна» тебе о чем-нибудь говорит? Никаких ассоциаций, совсем?

- Какой смысл заказывать цветы в маггловском магазине?

- Смысл в том, что на этом бале и люди, не владеющие магией будут, а им, поверь мне, совершенно не надо знать, что некоторые цветы умеют петь или менять цвета.

На мгновение Блисс задумалась.

- Хотя светящиеся фиалки, пожалуй, можно куда-нибудь пристроить. Так как? Возьмешь мне пирожное? С кокосом, если будет?

- Если не появишься через час, я за тобой зайду, - внезапно усмехнулся Малфой. - И, пожалуй, припомню твои слова о каждой подходящей поверхности. Мне кажется, среди цветов это будет особенно романтично, а, Бромлей?

Прежде, чем войти, Блисс растерянно следила за Малфоем, который вскоре скрылся в дверях кондитерской.

- И вот так постоянно, - невольно сказала Блисс вслух.

Когда Блисс открыла дверь в цветочный магазин, над входом мелодично зазвенел колокольчик. В нос ударил цветочный запах, но он не казался удушающим или слишком сильным. Блисс услышала едва слышный гул кондиционера, и, посмотрев чуть выше прилавка, увидела его.

Зои Пэрриш стояла спиной к Блисс, тихо напевала что-то под нос и срезала стебли желтых роз. Блисс испугалась. Зачем она пришла? Судя по всему, у этой женщины всё было хорошо и она ни в чем не нуждалась. А даже если бы и нуждалась - вряд ли бы она приняла что-то от Блисс, зная, кто она такая. Если уже о ней не знает.

Блисс стояла, опустив голову, раздумывая над тем, как аккуратно выйти из магазина, чтобы Зои не оглянулась.

- Прошу меня простить, я не сразу вас заметила!

Блисс испуганно подняла голову, встречаясь взглядом с Зои.

- Извините ещё раз, - весело прощебетала она, ставя вазу с цветами на один из стеллажей. - Сегодня удивительно спокойный день, я позволила себе расслабиться.

- О, это прекрасно! - воскликнула Блисс, прекрасно понимая, что её голос звучит панически. - Знаете, я, пожалуй, не буду вам мешать...

- Вряд ли мне может помешать покупатель, - засмеялась Зои. - Если, конечно, вы не зашли сюда по ошибке.

- Нет, - Блисс сказала это с такой твердостью в голосе, которую не ожидала от самой себя. - На самом деле, я искала именно ваш цветочный магазин. То есть, не именно ваш, а просто цветочный магазин.

- В таком случае, я с уверенностью могу сказать, что вам крайне повезло, - с гордостью сказала Зои. - Нет таких цветов, которые я не смогла бы достать.

- Думаю, у меня нет оснований не верить вам, - сказала Блисс, с восхищением рассматривая цветочные композиции. - У вас прекрасный вкус.

- Благодарю. Скажите, вы желаете приобрести что-то с витрины? Или заказ будет индивидуальным?

- Заказ будет очень индивидуальным, - осторожно начала Блисс. - Индивидуальным в большом масштабе, если так можно выразиться. Нужно много индивидуальности. И много цветов. Можно не индивидуальных.

Блисс смотрела на Зои с немым ужасом и хотела провалиться сквозь землю. Розалинда часто говорила, что когда-нибудь нежелание Блисс учить основы деловых разговоров основательно подпортят ей жизнь в будущем, но Блисс не сильно прислушивалась: была слишком занята, выживая очередную гувернантку.

Блисс снова вспомнила свою мать: будь Розалинда здесь, ей бы не потребовалось и получаса, чтобы договориться о поставке, сроках, цене, разбираясь с которыми, она бы выбирала правильные цветовые вариации букетов, потому что каждый цвет непременно нёс какой-то посыл.

- Ох, у вас намечается какое-то крупное торжество, да? - Зои улыбнулась так обезоруживающе и понимающе, что Блисс сразу отпустило. - Давайте начнем с самого простого: сколько гостей будет на приёме?

- Пятьсот семьдесят. Плюс-минус.

- Плюс-минус пятьсот семьдесят? - заметно побледнела Зои.

- Нет, я не так выразилась! - воскликнула Блисс. - Пятьсот семьдесят, плюс-минус... пятьдесят, возможно. Но, скорее, плюс.

- О, в таком случае, особых проблем возникнуть не должно, - махнула рукой Зои, чем безгранично удивила Блисс. Воистину, эту женщину мало что могло удивить. - Когда я знаю точные цифры, сразу становится проще. Следующий по важности вопрос: где будет проходить приём?

Блисс натянуто улыбнулась, делая вид, что пытается вспомнить. Кажется, у неё появилась ещё одна проблема. Помимо цветов, ей нужно было выбрать место проведения Бала. Сейчас. Немедленно.

- Вы не возражаете, если я исчезну на пять минут? Клянусь, не больше пяти минут!

- Не переживайте, можете исчезнуть даже на десять, - улыбнулась Зои. - Я поставлю чайник, потому что разговор предстоит долгий. Могу я узнать ваше имя?

- Барбара Шварцшильд, - без запинки выдала Блисс.

- Приятно познакомиться, Барбара. Меня зовут Зои, можете обращаться ко мне просто по имени.

- Хорошо, Зои. Пять минут!

Блисс выскочила из магазина, рысью промчалась через дорогу, и, влетев в кондитерскую, изрядно напугав посетителей своим лихорадочных видом, села напротив Малфоя.

- Молчи, - сразу сказала Блисс. - Где будет проходить Бал?

Малфой молчал, помешивая ложкой чай.

- Малфой, ты оглох? - разъяренно спросила Блисс.

- Ты же сказала мне молчать, - невозмутимо напомнил он. - Вот я и молчу.

- Я имела в виду твои вечные комментарии. Но сейчас я задала вопрос - где будет проходить бал?

- Где будет проходить твой бал? Полагаю, на этот вопрос должен отвечать не я.

- Я серьёзно, ты не представляешь, насколько я серьёзно! Все эти цветы, индивидуальность, индивидуальные цветы...

- Успокойся, хорошо? - Малфой накрыл её ладонь своей. - Блисс, ты же понимаешь, что не сможешь найти место для бала прямо сейчас?

- Но мне надо!

Малфой похлопал её по руке, на мгновение прикрыв глаза.

- Ты просматривала каталоги, которые давала тебе Дафна?

- Да, - кивнула Блисс. - Полистала. Немного. Три страницы.

- На тех трёх страницах было что-то, что тебе понравилось? - поглаживая её по руке, спросил Малфой.

- Нет, не было, - грустно вздохнула Блисс. - Здания были или слишком огромными, или слишком маленькими, или старыми...

Блисс дернулась, распахнув глаза.

- Выходит, что-то было?

- Да. Я как раз перевернула каталог на следующую страницу и что-то увидела, но меня отвлекли.

- Можешь вспомнить, что именно видела?

- Думаю, да, - сказала Блисс. - Здание похоже на замок в миниатюре. В нём очень много стекла, оно почти полностью состоит из него. Я зацепилась за несколько слов, пока поднимала голову. Металл. Мадрид. Кристаллы. Палаццо де Кристал! Спасибо!

Кажется, Малфой сказал «за что?», но она его не услышала - Блисс выскочила из-за стола, снова метнувшись через дорогу.

- Зои, я вернулась! - крикнула Блисс. - Сколько меня не было?

- Восемь минут, - улыбнулась Зои, протягивая Блисс чашку. - Золотая середина. Не возражаете пройти в мой кабинет?

- С удовольствием. Скажите, у вас в кабинете есть компьютер? Мне нужно кое-что узнать о месте, в котором будет проходить Бал.

- Разумеется. Он уже включен, так что можете сразу приступать.

Блисс быстро ввела поисковый запрос, стараясь просмотреть информацию как можно быстрее.

Палаццо де Кристал действительно находился в Мадриде, но в её воспоминаниях он был более блеклым, чем на самом деле. Если на фотографиях он поражал количеством стекла, света, пространства и формой, то Блисс даже не представляла, что будет, когда она увидит его воочию.

- Какое потрясающее место! - воскликнула Зои, выглядывая из-за плеча Блисс. - Я буквально вижу, как его можно украсить так, чтобы дух захватило.

- Ещё сильнее?

- Гораздо сильнее!

Они засмеялись одновременно, но Блисс тут же замолкла, с ужасом пролистывая страницу. Как же она сразу не догадалась, что никто не будет выставлять на сайт телефон такого места. Не смотря на указание того, что в Палаццо де Кристал проводятся выставки и различные мероприятия, было предельно понятно, что провести нечто масштабное можно было либо с громким именем, либо с большими связями.

- Мне нужно снова исчезнуть, - простонала Блисс, падая на стол. - Мне так жаль...

- О, будет вам, - махнула рукой Зои. - Представляю, как девушке вашего возраста сложно справляться со всем этим.

- Пять минут! - крикнула Блисс, находясь рядом с дверью.

- Пожалуй, дам вам пятнадцать.

Блисс влетела в кондитерскую, по пути успев снести стул, чашку и какого-то парня, значительно выше неё самой.

- Законы физики только что потерпели неудачу, - пробормотала Блисс, садясь напротив Малфоя. - У меня проблемы.

- А когда было иначе?

- Прекращай. Сначала о хорошем: я точно помню, что в каталогах Дафны указал телефон этого замка. Теперь о плохом: я увидела только первые три цифры, а значит, помню только их. Из-за меня у Астории были проблемы, Пэнси за что-то на меня взъелась, приходим к выводу, у Дафны больше нет причин помогать ей.

- Я бы даже сказал, что теперь у неё есть причины для кое-чего другого.

- Именно, - кивнула Блисс, доставая мобильный. - Каталоги я оставила в Хогвартсе, а значит, тебе... стоп. Подожди, сейчас кое-что попробую сделать.

Блисс быстро набрала номер Кэтрин. Та взяла трубку после второго гудка.

- Эй, привет! - зачирикала воробушком Кэтрин, и Блисс сразу же заулыбалась. - Всё хорошо? Ты помнишь, что через несколько часов вы должны вернуться?

- Да, конечно, помню, - нервно сказала Блисс, заправляя прядь волос за ухо. - Кэтрин, твой дядя всё ещё в доме?

- Подожди, я проверю. Кажется, он должен был аппарировать на одну из своих конференций.

Пока Кэтрин искала Маррея, Блисс барабанила пальцами по столу какую-то незатейливую мелодию.

- Да, дядя Киллиан ещё здесь. Что-то сказать ему или хочешь поговорить с ним?

- Дай ему трубку.

- Мисс Бромлей? - послышался в трубке голос Киллиана Маррея.

- Киллиан, спасите меня! - едва не закричала Блисс. - Вы - моя единственная надежда.

- О, я в этом не сомневаюсь, - засмеялся Маррей. - Если у человека такой голос, значит, спасти его могу исключительно я. Что вам нужно?

- Вы знаете о Палаццо де Кристал?

- Палаццо де Кристалл... о, я понял вас. Вы говорите об этом миниатюрном дворце из стекла? Конечно, я его знаю. Знаете, оранжерея там просто чудная...

- Нет, я не знаю, но должна узнать, определённо должна! Скажите, у вас есть номер того, с кем я могу договориться об аренде этого места?

- Аренде? - на секунду Маррей замолчал. - Я вас понял. Прекрасное решение, мисс Бромлей. Конечно, сейчас скину вам номер Сантьяго... то есть, арендодателя. Знаете, я вполне могу договориться за вас. Сантьяго - мой старинный знакомый, мы быстро уладим дела. Не обижайтесь, но когда вы волнуетесь, то начинаете...

- Частить, - мрачно закончила за него Блисс.

- Именно, - на секунду Блисс показалось, будто Маррей кивнул. - Так что, мне позвонить ему?

- Нет, не стоит, - мягко ответила Блисс. - Просто скиньте его номер, только этим вы мне очень поможете.

- Хорошо, но я, всё же, предупрежу его на всякий случай, - хмыкнул Маррей.

- Вы - чудо! - восторженно засмеялась Блисс, и когда положила трубку, всё ещё посмеивалась.

Блисс потянулась, откинулась на спинку кресла, и перевела взгляд на Малфоя. А когда увидела, как он на неё смотрел, не удержалась: вздрогнула всем телом.

- Малфой, прости, но я не могу, - сказала Блисс с самым непроницаемым выражением лица.

Малфой как будто отмер, и посмотрел на Блисс со странным удивлением и настороженностью.

- Чего - не можешь?

- Умереть. Во-первых, я слишком молода, во-вторых, много незаконченных дел, разрушенные воспоминания, да и вообще, совсем скоро бал. Хотя, учитывая последнее...

- Бромлей, что опять началось?

- Ну, именно это ты и хотел сделать, да? Убить меня взглядом.

- Хотел, - не стал отпираться Малфой. - Но не тебя.

Блисс поняла, и только лишь и смогла, что просто покачать головой.

- Киллиан Маррей.

- Да. Киллиан Маррей.

- Человек, который старше моего отца. Малфой, у тебя с головой как, порядок?

- А почему нет? - сказал Малфой со злобой, отчаянием в голосе. - Сейчас, например, ты разговариваешь с матерью человека, с которым была в отношениях.

- Он был старше меня на четыре года. Ему девятнадцать было, можешь ты понять это? Двадцать ему исполнилось за неделю до моего дня рождения, но какая разница? Семь дней быть двадцатилетним - это даже не считается.

- Блисс.

- Нет, не говори ничего, - Блисс встала, одновременно получая сообщение на мобильный. Она открыла его, машинально нажимая на номер и поднося телефон к уху. - Какой же ты всё-таки... Сантьяго! То есть, здравствуйте, то есть, добрый вечер... кстати, сколько сейчас времени в Мадриде? У вас же вечер, да?

Блисс буквально слышала, как человек на проводе не знает, что ответить, но только она хотела в панике положить трубку, как почувствовала, что телефон мягко высвобождают из её пальцев.

- Добрый вечер, - заговорил Малфой спокойным, равнодушным тоном. Блисс поразило то, что он не кричал в трубку, что было силы. - Я хотел бы договориться об аренде Палаццо де Кристал.

Малфой молчал какое-то время, после чего заговорил снова:

- Вы только что говорили с той самой девушкой. К несчастью, она сильно подавилась чаем, и сейчас не может вести адекватный разговор.

Блисс достала кубик сахара, чтобы кинуть им в Малфоя, но он мягко удержал её руку.

Малфой разговаривал с другом Маррея около десяти минут, после чего вежливо попрощался и нажал на кнопку отбоя.

Блисс взяла телефон, посмотрев на экран. Её догадки подтвердились: Малфой выбрал правильную кнопку.

- Завтра нам нужно быть в Мадриде, подписать необходимые бумаги и внести часть суммы за аренду. Вторую часть суммы нужно заплатить непосредственно в день приготовления. Ещё одно - Бал не будет проходить в Палаццо де Кристал, но...

- Что? - возмутилась Блисс. - Но договоренность была именно об этом месте.

- Не совсем, - терпеливо сказал Малфой. - Палаццо де Кристал не сможет вместить полтысячи человек. А вот его точная копия, больше раза в четыре, насчитывающая два этажа вместо одного и спроектированная специально для приёмов вполне способна с этим справиться.

- Есть фотографии этого места?

- Он сказал, что если нужны фотографии, то нужно выслать какой-то ящик, - помолчав, неохотно сказал Малфой.

- Поняла. Скоро вернусь.

Но прежде, чем убежать, Блисс смогла закинуть кубик сахара за шиворот Малфоя.

- Зои, я вернулась!

- Отлично, - Зои снова ей улыбнулась. - Разобрались с местом проведения?

- Почти всё готово, - кивнула Блисс. - Могу я зайти в свою почту?

- Разумеется.

К тому моменту, когда интернет загрузил страницу, в ящике лежало новое письмо. Блисс открыла его, показывая фотографии Зои.

- О, теперь я не сомневаюсь, что все гости смогут разместиться с удобством, - кивнула Зои. - Знаете, смотря на это место, у меня появилась идея. Хотите выслушать?

- Я хочу, чтобы этот бала не было вовсе, - честно призналась Блисс, тем самым вызвав смех Зои. - Но всё, что я могу, это свести к минимуму свои усилия к его приготовлению. Так что, я выслушаю вас с большим удовольствием.

- Во сколько будет проходить бал?

- В районе двух-трех ночи, я ещё не определилась с его началом, - честно призналась Блисс.

- Но почему так поздно?

- Потому что бал заканчивается в тот момент, когда солнце выйдет из-за горизонта. Прошу вас, не спрашивайте о том, что будет в случае плохой погоды. Сама задаюсь этим вопросом.

Хотя, Блисс смутно предполагала, что именно пойдёт в ход, если погода действительно подведёт.

- Приём будет проходить в Испании, а это уже залог успеха и множество шансов того, что с погодой вам повезёт, - заключила Зои. - Да, так даже лучше. Эффектное завершение.

- Что ещё за эффектное завершение? - заинтересовалась Блисс.

- Один мой... знакомый, - Зои отвернулась, но Блисс успела заметить, как её щеки окрасил румянец. - Если коротко, то у него своя фирма по производству стекла и зеркал.

- Думаю, стекла там будет достаточно. И потом, это место проектировали специально для приёмов. Вряд ли там будет недостаток в зеркалах.

- Но не на полу, - заговорщиски улыбнулась Зои.

Несколько секунд Блисс пыталась представить, как это будет выглядеть.

- Зои, я, конечно, не хочу проводить этот бал, но издеваться над гостями - слишком жестоко. К тому же, там и мои друзья будут. Да и вряд ли хоть одна из женщин наденет брюки.

- Ох, об этом я не подумала, - признала Зои. - Неловко бы получилось. Значит...

Зои схватила листок и карандаш, после чего начала чертить схему.

- Да, по краям... четыре пластины зеркал в каждом из углов помещения. Можно поставить туда цветы, чтобы гости случайно на них не наступили. Да, так и поступим. Что касается пленки, думаю, будет достаточно обтянуть ею выступающую часть крыши. Радугой окрасится только центр, а не всё помещение, но всё равно, будет достаточно эффектно.

- О чём вы говорите?

- Хочу, чтобы это было сюрпризом, - подмигнула Зои. - Разумеется, я могу объяснить вам, чтобы вы знали, куда именно уйдут эти деньги.

Блисс раздумывала недолго.

- А знаете, я согласна. Для этого приёма отведена такая сумма, что... не знаю, как точно выразиться, потому что шутить про приступы я устала. В любом случае, я намерена потратить их все.

- Значит, так и решим, - кивнула Зои. - Теперь нужно поговорить непосредственно о цветах. Какие цветовые гаммы вам больше по вкусу?

- В своих рисунках я часто использую голубые и розовые оттенки, - задумалась Блисс. - Но, в основном, мне больше нравятся карандашные наброски с элементами незавершенности.

Блисс замолчала, виновато посмотрев на Зои:

- Простите. Боюсь, это мало чем может помочь.

- Поверьте, этого более чем достаточно, - утешила её Зои. - Давайте поступим вот так. Я сделаю шесть миниатюр, сфотографирую их и отправлю на почту. Вам лишь нужно выбрать один из них и написать о своём выборе. От него и будем отталкиваться.

- Прекрасное решение!

- На том и порешим. Я подготовлю бумаги, а вы пейте свой чай. Компьютер в вашем распоряжении.

Блисс пила чай, слушая мерный гул кондиционера и, лениво покручивая колесико мышки, удаляла горы рекламы. В тот момент, когда она хотела удалить очередное письмо, Блисс обратила внимание на отправителя.

Она отложила чашку и, обмирая, раскрыла письмо. Придвинувшись ближе к компьютеру, Блисс, оставив вкладку с письмом открытой, поискала ещё письма, присланные с того же ящика.

И нашла ещё два.

- О мой бог, - потрясенно прошептала Блисс. - О мой бог. О. Мой. Бог. Разбудите меня. Это день не может быть настолько хорошим.

- С вами всё хорошо? - спросила встревоженная Зои, держащая в руках необходимые документы.

- Да, я... да. Всё отлично, даже слишком, - Блисс нервно рассмеялась, и ей казалось, что остановиться она не сможет никогда. - Кажется, я и вправду скоро проснусь.

Блисс встала, закрутилась, и быстро достала из портфеля чековую книжку, которую Розалинда оставила ей перед отъездом. Блисс знала, что её мать позаботилась о том, чтобы деньги не ушли никуда, кроме бала: прежде, чем снять деньги с одного из чеков такого образца, нужно было незамедлительно позвонить их обладателю. Только после разговора непосредственно с Розалиндой (которая всегда чувствовала ложь, словно ищейка и мигом бы примчалась на место, почувствовав подвох) чек могли обналичить.

- Я приготовила все бумаги, - сказала Зои, положив листы перед Блисс. - Ознакомьтесь с контрактом, если будут смущать цены - спрашивайте. И помните - вы можете передумать в любой момент, это вполне нормально.


Блисс, уже взявшая ручку, чтобы потренировать свою подпись, замерла. Да, она должна была подписать чек именем своей матери, но... Бромлей. Эта фамилия должна была стоять исключительно на всех документах и чеках, иначе их даже не станут принимать в рассмотрение.

Блисс действительно захотелось убежать. Сказать, что она не рассчитала расходы, что для неё это слишком дорого, что... да что угодно, лишь бы Зои никогда не узнала, кто она такая на самом деле.

- Бедная девочка.

Блисс было подумала, что ей послышалось.

- Что вы сказали? - стараясь смотреть не слишком испуганно, спросила Блисс.

Зои смотрела на неё с заботой, пониманием и толикой грусти.

- Бедная вы девочка, - повторила Зои. - Постоянно думать о том, что вас винит кто-то. Хватит, хорошо? Никто не винит вас. В том, что случилось, не было вашей вины, Блисс.


Забытые мосты


- Вы знали. Знали, кто я.

Вот и всё, что смогла сказать Блисс после молчания, которое длилось больше, чем вечность.

- Конечно, - мягко улыбнулась Зои. - Я сразу вас узнала. Кайл прислал мне копию одной фотографии. Вы отмечали Хэллоуин, судя по тыквам. Там был его лучший друг, Мохиндер, сам Кайл и вы, с очень комичным выражением лица.

- Да, - Блисс попыталась улыбнуться, но прекрасно знала, что получилось у неё жалко. - Мохиндер назвал эту фотографию «две жертвы и нечисть».

- Жертвами были вы с Мохиндером? Я помню, что Кайл изображал вампира.

- О, нет, что вы. Нечистью была я.

- Блисс, я...

- Не говорите, что не хотели, пожалуйста. Тогда это было смешным. Ну, мне точно было смешно - после того, как я опрокинула тарелку с тыквенным пюре на голову Мохиндера.

Зои осторожно забрала пустую чашку из рук Блисс и, немного наклонив маленький фарфоровый чайник, медленно стала наливать чай.

Блисс смотрела куда-то вглубь кружки, смотрела, как чая, темного, крепкого, золотистого в свете ламп, становится всё больше.

Блисс казалось, что она тонет в этом чае.

- Вы же и о бале знаете, да? - поняла Блисс. - Ваша фраза о том, что девушке моего возраста трудно справляться со всем этим.

- Да, знаю, - согласилась Зои. - Мой сын рассказывал, что вы говорили об этом бале всего два раза, но ему и этого хватило.

- Ещё бы ему не хватило, - хмыкнула Блисс. - Те единственные два раза, когда мы говорили об этом, растянулись на два часа. Я жаловалась. Жаловалась. И жаловалась.

- А что сделал Кайл?

- Ну, обычно он заворачивал меня в одеяло и щекотал, но когда мы говорили о бале второй раз, он закутал меня в плед, посадил на свою веранду, заварил очень много чая и гладил меня по голове.

- Я помню, он рассказывал мне об этом! - радостно засмеялась Зои. - Знаете, он часто говорил о том, какая вы весёлая и живая, но иногда...

- Что - иногда? - быстро подняла голову Блисс.

- Иногда вы вызывали у него именно это желание - закутать вас в плед, посадить среди роз, и оберегать от проблем, пока вы не захотите вернуться в мир.

- Правда? - заулыбалась Блисс. - Как мило. Он никогда не говорил мне об этом. Да и хорошо. Я бы, наверное, рассмеялась. Какие у меня могут быть проблемы?

- О, а помните его коллекцию керамических рыб?

- Да при всём желании забыть невозможно! Знаете, в этой коллекции была рыба-фугу, и когда я сильно злилась, он брал её фигурку, подносил к моему лицу и начинал кивать с видом эксперта, заявляя, что разницы нет!

- Вот нахал! - возмущенно сказала Зои.

- Это ещё что. Как-то раз я перенесла к нему свой мольберт, чтобы написать веранду. Все выходные потратила на то, чтобы не допустить оплошности в пропорциях, и уже представляла, как буду подбирать цвета, чтобы передать всё более достоверно. И вот, я возвращаюсь к нему, смотрю на картину и понимаю, что хочу воткнуть в Пэрриша штук сто зубочисток.

- Сын, - простонала Зои, хватаясь за голову. - Что он сделал?

- Ну, он её разукрасил. Знаете, почему разукрасил? Потому что если дать школьнику раскраску - он начинает вносить один цвет, который якобы должен быть во фрагменте, стараясь не выходить за линию.

- Надеюсь, вы воткнули в него зубочистки?

- Нет. Понимаете, я так сильно кричала и размахивала руками, что сшибла одну из его фигурок. Я разбила радужную форель. Даже моя ненависть к пропорциям и потраченному времени не стоила его выражения лица.

Зои ласково на неё посмотрела.

- Что он вам сказал, когда вы разбили эту фигурку?

- Ничего особенного, - пожала плечами Блисс. - Сказал, чтобы я не расстраивалась из-за такой ерунды, ещё извинился за картину. Потом мы сели смотреть фильм, и я
уснула на диване. На следующее утро он привёл меня домой, взял всю вину на себя, и отец... отвёз меня в школу. Не знаю, почему я вспомнила именно этот случай.

- Пэрриш начал собирать рыб, потому что его отец оставил ему две их фигурки.

- С учетом моего безграничного везения...

- Да, - сказала Зои, но смотрела она по-прежнему смешливо. - Вы разбили одну из них.

Они продолжали говорить, продолжали вспоминать. Все эти истории, смешные моменты, грустные моменты, моменты, которые не имели большого значения, но внезапно оказались очень важными, значимыми.

И Блисс поняла одну простую истину, только когда они с Зои замолчали и ей почему-то показалось, что Пэрриш вот-вот зайдёт в кабинет, хитро прищурится и скажет, что это нечестно, потому что теперь у них вдвое больше компромата на него.

Но этого не произошло.

Потому что всё, что осталось от Пэрриша - было воспоминаниями. Историями. Кратковременными вспышками в памяти.

Это было неправильно. Как же сильно это было неправильно. Почему она поняла это только сейчас? Почему было так больно?

Блисс откинулась на спинку стула, и, не заботясь о том, что подумает Зои, прикрыла ладонью глаза. Блисс вряд ли смогла бы заплакать, но глаза жгло с нестерпимой силой, а комок в горле, казалось, поселился там навсегда.

- Мне жаль, - сказала Блисс, по-прежнему не отнимая руку от глаз. - Я знаю, что вам гораздо хуже, чем кому бы то ни было, но я ничего не могу с собой поделать.

- Да почему вы это делаете? - Зои сказала это настолько раздраженной, что Блисс моментально опустила ладонь и посмотрела на неё.

- Что делаю?

- Пытаетесь доказать, что любому человеку на этой планете хуже, чем вам. Кайл был моим сыном. Мохиндеру лучшим другом. А вас он и вовсе любил, и, смотря на вас,

я понимаю, как сильно вы любили его. Вам больно, плохо, да. Примите это. Не сравнивайте свою боль с чьей-то другой. Поймите, в конце концов, что у вас есть на это право.

- Спасибо, Зои, - только и смогла сказать Блисс. - За этот разговор. За то, что не вините меня. За то, что воспитали такого прекрасного человека. За всё спасибо.

- Вашу благодарность я могу принять только за один из этих пунктов, - Зои погладила её по голове. - А что касается остального, то здесь всё просто. Я никогда вас
не винила, а этот разговор и наша встреча была для меня одним из самых радостных событий в жизни. Уверена, Кайл бы хотел...

Зои замолчала, взяла чашку с чаем и посмотрела вглубь неё, слова и ей казалось, что она в этом чае тонет.

А Блисс неожиданно поняла, что именно надо сказать.

- Знаете, в последние встречи с кем-то, кто знал Пэрриша, мне все это говорили. Говорили, что бы он хотел. А я была с ними не согласна. Всё, чего на самом деле хотел бы Пэрриш, это...

- Жить, - просто закончила за неё Зои. - Он хотел бы жить.

- Да. Именно об этом я всегда думала.

Блисс снова перевела взгляд на экран. И снова вздрогнула.

Она отвлеклась, но теперь, видя это, все три письма, ей снова захотелось себя ущипнуть. Или запрыгать. Или станцевать. Всё, что угодно, чтобы выдохнуться, а
после проснуться или понять, что это - вовсе не сон.

- Зои, можете мне помочь?

- Да, разумеется, - с готовностью сказала Зои, придвигаясь ближе. - Я сразу заметила, что вас что-то обрадовало.

- Посмотрите на почту отправителя и скажите, что я не сплю или брежу. Если я брежу - ущипните меня.

Зои внимательно посмотрела на письмо, потом деловито пробила ящик по поисковику почты. Когда она отвернулась и посмотрела на Блисс, в её глазах плескалось

восхищение, потрясение и безграничная гордость.

- Блисс, это же...

- Да? Это действительно то, о чём я думаю?

- Да. Ваше собеседование в Гарварде будет проходить четвёртого апреля. Факультет искусств и наук? Я не удивлена.

- То есть, это действительно не сон? - лихорадочно зашептала Блисс, пытаясь найти в почте хоть какую-то подсказку. - Но как? Для того чтобы получить приглашение
на собеседование, нужно заполнить бланки, кучу бумаг и, самое главное, отправить свои работы. Я ничего не делала из этого, да что уж там, я вообще не думала о поступлении!

- Может быть, кто-то сделал это за вас?

- Да, но кто? Отец? Он бы сказал мне об этом. Кому ещё может быть резон помогать мне? Ох...

- Что-то нашли?

- Да, - сказала Блисс, открывая письмо мадам Фавро.

«Мадмуазель Бромлей.

Вы всегда были некомпетентной, непунктуальной, витающей в облаках девушкой. Ваши познания в том, что вас не интересовало, всегда оставляли желать лучшего, и я по-прежнему удивляюсь, как вас, такой непостоянной, живёт это. Я не хочу называть это талантом, поэтому просто напишу, что вы чувствуете цвета, а картины - единственное, что вас интересует в той степени, чтобы всегда к ним возвращаться.

Но ваша последняя работа, которую вы оставили в нашем пансионе (что меня не удивляет) поразительна. Я не говорю, что она поразила меня, но, пожалуй, она поразила
моих коллег и учеников.

Разумеется, я узнала, что вы не подавали документы в университеты Лиги Плюща. Я бы могла подумать, что вы решили посвятить себя волшебству, но полагать так было бы слишком глупо.

Можете не отвечать и не благодарить меня. Я знаю, что несколько месяцев вы проучились в закрытой школе Лиги Плюща, а в этом году волшебницы моего пансиона поголовно, в отличие от вас, действительно решили посвятить себя магии. Я сделала то, что должны были сделать вы (ещё в начале года, мадмуазель Бромлей) лишь для того, чтобы не портить статистику своего пансиона. Конечно, вряд ли вас хотя бы пригласят на собеседование, но кем бы я была, если бы не попыталась.

Теперь вам остается только ждать и не забывать проверять почту. Надеюсь, вы увидите это письмо хотя бы за день до собеседования.

С наилучшими пожеланиями,
Эмеральда Фавро».

- Эмеральда? - Зои хохотала так, что на её глазах выступили слёзы. - Неужели это не псевдоним?

- Если бы, - отрешенно сказала Блисс, продолжая перечитывать письмо снова и снова. - Больше всего мадам Фавро гордилась своим именем и фамилией. Знаете, какого
она требовала обращения к себе? Мадам Эмерельда Элоиз-Анна Фавро. Пропустишь хоть слово или запнешься - и она даже на тебя не посмотрит. Иногда я всем сердцем её ненавидела.

- Неудивительно, - вздохнула Зои. - Особенно впечатлительные люди после таких слов годами собирают свою самооценку.

Блисс провела рукой по щекам, всё ещё не веря, что это происходит взаправду.

Кажется, Зои поняла это - она просто ущипнула Блисс за руку.

Блисс хмыкнула, закатив глаза. И замерла, снова вернувшись к письму.

«Ваша последняя работа поразительна».

«Ваша работа, которую вы оставили».

Паника, паника, паника - Блисс представила, что это паника похожа на змей, которых можно сжать в кулак с такой силой, чтобы все их внутренности вылезли наружу.

Никакой паники, да она и не нужна.

Ну и что, что она не помнит, о какой работе говорит мадам Фавро? Совсем скоро у неё будет возможность посмотреть на неё. А значит - об этом волноваться не стоило. Были и другие проблемы.

С Зои они уладили все вопросы только в десятом часу ночи. Блисс, посмотревшая на конечную цену и выписывая чек, незаметно добавила один ноль.

Она, конечно, была исключительно плоха в вопросах этикета и проведения торжеств, но детство, проведенное в папиных бумагах, нанесло свой отпечаток. Блисс знала цены на каждый товар, который так или иначе был связан с техникой, новым оборудованием, специями или ингредиентами. Цветы никогда не числились в списке того, что можно было купить дешево, особенно в таком масштабе, даже если учитывать оптовую цену.

Когда Блисс вышла из цветочного магазина, Зои неожиданно пошла с ней. Остановившись под фонарем, она, немного помявшись, спросила:

- Могу я вас обнять?

Блисс ничего не ответила - просто крепко обняла Зои и попросила, чтобы она себя берегла.

Когда Блисс снова оказалась в кондитерской и села на стул, всё, на что её хватило - это обессилено сложить руки и спрятать голову.

- У нас осталось полчаса, потом нам нужно возвращаться.

Блисс немного подняла голову, чтобы видеть Малфоя. Он гипнотизировал кубик сахара, который лежал в середине стола.

- Знаешь, о чем я думаю? - спросил Малфой.

- Нет, но что-то мне подсказывает, что именно сейчас ты мне об этом расскажешь.

- Иногда я смотрю на тебя, и мне кажется, будто ты долгую жизнь прожила. А потом ты что-то делаешь, и я понимаю, что даже думать так - абсурдно. Вот что это было? -Малфой кивнул на кубик сахара. - Сколько тебе, двенадцать?

- С половиной.

- Ты же понимаешь, что не сможешь всю жизнь решать проблемы подобным образом?

- Почему?

Во взгляде Малфоя можно было отчетливо прочитать нечто, похожее на смирение.

- Я ошибся, тебе не двенадцать. Десять - максимум. Так как? Решила вопросы с цветами?

- Да, и не только, - сказала Блисс, собираясь поделиться с Малфоем самой главной новостью.

- Я видел, - усмехнулся Малфой. - Значит, ты сказала ей, кем являешься на самом деле?

- О чём ты?

- Вряд ли эта женщина стала бы обнимать человека, который сделал у неё заказ, пусть и такой значимый.

- Нет, не сказала. Она узнала меня. Оказывается, Пэрриш отправлял ей мою фотографию. Малфой, ты не представляешь, - Блисс запнулась. - Она такая чудесная. Она не заслужила такой потери.

- То есть, всё это время вы не столько решали важные вопросы, сколько предавались воспоминаниям?

- Да, мы говорили. О многом говорили, - слегка улыбнулась Блисс. - О Пэррише в основном, но о её жизни говорили тоже. И о моей. Кстати, о моей жизни...

- То есть, всё это время, вместо того, чтобы быстро разобраться с делами, вы говорили о том, каким этот Пэрриш был замечательным сыном и таким же любовником?

Блисс ничего не ответила, Блисс даже не стала прислушиваться к интонациям в голосе. Она просто встала, аккуратно оправила пальто и вышла на улицу.

Думать о том, что он говорил, не хотелось. Блисс просто шла в ночи, наслаждалась ночью этого города, находила в себе силы улыбаться прохожим, чувствовала, как
снежинки застревают в волосах и оседают на пальто.

В тишине, в попытках сохранить умиротворение после разговора с Зои, Блисс дошла до центральной площади.

Дома здесь были в основном коричневых и персиковых оттенков, света в окнах почти не наблюдалась, а телефонные вышки, возвышающиеся в ночи, походили на тонкие шпили.

Блисс села на край невысокого пьедестала, на котором возвышалась большая статуя какого-то человека.

Невольно вспомнилась единственная достопримечательность Салон-де-Прованса - фонтан в форме гриба, сильно заросший мхом. Под ним было сидеть гораздо уютнее.

Малфоя она заметила сразу: он не подошел со спины, не подкрался. Просто его силуэт выглянул из-за домов и постепенно приближался, покуда не оказался совсем рядом.

- Ты простудишься, вставай.

- Не хочу.

Малфой не стал её поднимать или прикасаться, видимо, понимал, что от того, чтобы расцарапать ему лицо, Блисс отделяет тонкая грань. Он просто присел рядом с ней,
не слишком близко, но и не слишком далеко.

- Прости.

Блисс это не удивило. Может быть, Малфой и был человеком, который не следил за своим языком, но грань всегда чувствовал остро. По крайней мере, в общении с ней.

- Попытайся ещё раз, - бесцветно ответила Блисс. - И громче.

- Прости меня, - сказал Малфой отчетливо.

- Я подумаю, - ответила Блисс, но не выдержала: взорвалась, злобно посмотрела на Малфоя и практически зашипела. - Твоя ревность у меня уже в горле сидит. Достал ты меня с ней, понимаешь? Достал. Пэрриш - мёртв, я - с тобой. Чего тебе ещё надо? Думаешь, если вытянешь из меня душу, что-то изменится? Или ты рассчитываешь на
то, что я скажу, будто никогда его не любила, и всё это было блажью, а ты - мой единственный? Чего, черт возьми, ты хочешь?

- Тебя.

- О, так в этом проблема? - опешила Блисс. - А нормально попросить не судьба? Мы в центре города, здесь множество прекрасных отелей и...

- Я не об этом! - огрызнулся Малфой, мотнув головой.

- Тогда о чём? - Блисс вздохнула, придвинулась ближе и крепко ухватила его за подбородок. Заставила посмотреть в глаза. - Ты понимаешь, что люди не телепаты? Я - не телепат, я не знаю, что происходит в твоей голове. Но ты всегда можешь мне сказать. Ты должен мне сказать, если есть что-то, что тебя тревожит. Надо говорить

друг с другом, а иначе любое взаимодействие, будь то дружба или отношения, обречены.

- Я хочу, чтобы ты сказала мне правду.

- Какую правду?

- Как ты?

Блисс нахмурилась, не понимая, чего от неё хочет Малфой. Как она? Умеренно спокойно, умеренно плохо, порой вспышками накатывает что-то хорошее. Ничего нового в
её мироощущении не произошло.

Блисс уже было хотела сказать, что всё нормально, но Малфой догадался об этом:

- Не говори, что всё нормально. Я хочу знать, как ты. После разговора с его матерью. Скажи мне.

От его слов Блисс накрыло с головой. Ощущение умиротворения, зыбкое, почти прозрачное, растворилось без следа, ушло вместе со снегом, который перестал падать.

Ведь после этого разговора Блисс чувствовала только одно.

- У меня сердце щемит, - сказала она. - Никто не заслуживает такой смерти.

- Так уж и никто.

Блисс посмотрела на Малфой, но он выглядел задумчивым, и вряд ли понял, что сказал это вслух.

- Никто, - повторила Блисс. - А такие люди, как он - тем более. Мне плохо от этого. Я не хочу, чтобы такое происходило, я хочу всё исправить. Чтобы всё было не напрасно. Чтобы такое никогда не происходило. Чтобы... стало хоть немного легче. Не только мне - всем. Это ощущение... как будто желудок скурили, а сердце защемили между тяжелых пластин. Оно выматывает. Вот и всё. Вот и ответ на вопрос, как я.

Блисс достала телефон, набирая номер Кэтрин.

- А ты? Ответишь на вопрос, чего именно ты хочешь?

- Только ещё раз извиниться.

- Да? - усмехнулась Блисс. - Ну ладно. Извинения принимаются. Привет, Кэтрин. Скажи, твой дядя вернулся с конференции, или сегодня его не будет дома?

- Он никуда не уходил, - взволнованно ответила Кэтрин. - Хотел аппарировать, но остался дома. Его внезапные мигрени мне в кошмарах с пяти лет снятся.

- Всё так плохо? - сочувствующе спросила Блисс.

- Теперь нет. Последний доктор дяди прописал ему хорошее обезболивающее, так что всё, что ему нужно делать, это спокойно сидеть и ждать полного выздоровления. Хочешь поговорить с ним?

- Если это возможно, то да.

- Дядя!

Кэтрин заорала так громко, что Блисс отшатнулась от телефона. Вряд ли мигрень Киллиана Маррея пройдёт так быстро, учитывая отягощающие факторы в виде криков своей
племянницы.

- Её голос когда-нибудь сведёт меня в могилу, - простонал Маррей в телефон. - Надеюсь, с Палаццо де Кристал не возникло проблем?

- Нет, всё даже лучше, чем я предполагала, - сказала Блисс, замявшись. - Киллиан, вы же догадались, что меня нет в вашем доме, да?

- Нет, что вы, Блисс, - иронично ответил Маррей. - Всё это время я искренне верил в то, что у вас плохое настроение, и вы не хотите выходить из комнаты, поэтому
и разговариваем мы вот таким странным способом. Но, всё же, если не считать этого факта, Кэтрин и Кормак неплохо вас выгораживают. Но лучше вам вернуться скорее, потому что перед сном Изабель захочет увидеть и вас, и мистера Малфоя.

- Киллиан...

- Как вы себе это представляете? - сразу понял её Маррей.

- Вы же умный.

- В своей области.

- Вы пишите книги!

- О зельях, а не о людях и способах ими манипулировать!

Блисс замолчала, не зная, что ещё сказать.

- Сколько вам нужно времени?

- До четырех часов.

- Ночи?!

- Если вам будет удобнее, можно сказать что утра.

- Даю вам времени до полчетвертого. Если опоздаете - моя помощь окажется напрасной.

- Спасибо вам, - засмеялась Блисс, после чего повесила трубку.

Блисс положила телефон в сумку и, встав с обледенелого пьедестала, подошла к статуе.

- У нас есть ещё несколько часов, прежде чем мы снова окажемся в Риме, - сказала Блисс. - На улице, с которой мы ушли, есть круглосуточный торговый центр. Пошли, я хотела там побродить.

- Я знаю, что не могу дать тебе этого, - внезапно сказал Малфой.

- Чего именно?

- Нормальной семьи. Любящей свекрови, с которой вы будете смеяться чему-то за чашкой чая, и которой ты будешь нравиться.

- Не гони лошадей, Малфой, - Блисс почувствовала самый настоящий испуг. - Мне это даже не нужно. Серьёзно, давай просто... не будем говорить об этом. Пошли.

В дверях торгового центра Блисс задала вопрос, который время от времени вспыхивал в сознании.

- О чём вы говорили с моей матерью? Мне не понравились её слова о том, что я буду счастлива.

- Ваши представления о счастье слишком разнятся?

- Не в этом дело. Просто ты не представляешь, насколько я ненавижу эту фразу. Так что? О чём был разговор?

Малфой явно задумался, и Блисс решила, что он даже не претворяется.

- С трудом могу всё припомнить. Но была фраза о том, чтобы я не позволял тебе делать глупостей.

- О, - восхитилась Блисс. - И как успехи?

- Как и всегда в этом вопросе. Их нет.

***


Блисс совершенно не подумала о том, что у туристов, которые приехали в Рим, было своё время, которому они или подчинялись, или шли на поводу. В любом случае,
даже в час ночи на площади Святого Петра было много людей, которые фотографировались в свете фонарей, спешили прочь или просто сидели, любуясь видами собора и окружающего пейзажа.

- Об этом я не подумала, - озвучила Блисс очевидную мысль.

- Неужели? - притворно удивился Малфой.

- Бесишь.

Малфой ничего не ответил на это, хмыкнув куда-то в темноту.

- Ты сможешь использовать Сальвио Гексиа? - спросила Блисс.

Малфой немного помолчал, после чего ответил:

- Нет. У меня имеются некоторые проблемы с формулой этого заклинания. Я знаю несколько более простых заклинаний невидимости, но сейчас воспользоваться ими не получится.

- Видимо, другого пути нет, - вздохнула Блисс. - Окутай меня одним из этих заклинаний.

- Позволь объяснить тебе одну вещь...

- Я знаю, что заклинания невидимости работают исключительно утром и в солнечную погоду. Какой смысл быть волшебником, если то, что делает заклинание, не невидимость, а лишь преломление света?

- Для этого волшебники придумали плащи-невидимки.

- А знаешь, что ещё придумали волшебники? - Блисс подмигнула. - Ну же, Малфой, ты знаешь, о чём я говорю.

- Бромлей, не ты ли недавно говорила, что люди не телепаты?

- Ладно. Вечно ты портишь всё веселье, - нахмурилась Блисс, доставая пузырек. - Вот. Узнал?

Малфой взял стеклянный пузырек, повертел его в руках, открыл и принюхался.

- Пахнет... не знаю, как описать.

- Как нагретая солнцем одежда. Папа всегда описывал этот запах именно так.

- Так что это за зелье?

- Ты шутишь? Опус Сол. Хотя, папа чаще называл его просто солнечной эссенцией, но в заметках было именно Опус Сол.

- Не думал, что скажу это, но я в первый раз слышу об этом зелье. Что оно делает?

- Эффект своеобразного фонаря. Ты проливаешь немного на одежду, и тут же начинаешь светиться солнечным светом.

- Настоящим солнечным светом? Это невозможно.

- Почему? - растерялась Блисс. - Солнце в большей степени состоит из водорода и гелия, а дальше - кальций, углерод, кислород, азот и всё остальное. Зная это, разбираясь в химии так, как разбирается в ней мой отец, да ещё имея неограниченный доступ к магическим ингредиентам, можно сделать едва ли не всё. Да и потом, это просто одна из игрушек моего отца.

- Игрушек? - переспросил Малфой.

- Да. Он иногда создает что-то вот такое, похожее на это зелье, а потом забывает про него или запирает в ящике, по причине ненадобности.

- Ты действительно считаешь, что такое зелье никому не нужно? Бромлей, ты на секунду можешь представить, что именно создал твой отец?

- Зелье, после которого одежда начинает светиться, превращая тебя в светлячка, - закатила глаза Блисс, пытаясь понять, с чего Малфой так переполошился.

- Это зелье, выполняющее прямую роль солнечного света.

- И?

- Объяснить?

- Нет! - воскликнула Блисс. - Я похожа на человека, который хочет это выслушивать? У меня есть дела поважнее.

- Точно, как я мог забыть. Мраморные плиты Ватикана могут от нас убежать.

Переругиваясь, они дошли до дверей собора и Блисс, быстро оглянувшись и спрятавшись в тени колонн, вылила зелье на своё пальто. Мгновение спустя от одежды начало исходить теплое сияние.

- Теперь - делай меня невидимой, после - заклинание левитации. Малфой! - Блисс щелкнула пальцами перед его носом. - Прекрати отвлекаться, пожалуйста. Что происходит?

- Если сейчас не понимаешь, то объяснять я тебе явно не намерен, - сухо ответил он, направляя палочку на её пальто.

Свою невидимость Блисс не ощущала, но легкость и подъем над землей - вполне. Зелье давало больше контроля над полетом, но Блисс его не взяла - элементарный фонарь, которым мог послужить Опус Сол, пригодиться мог. Кто же знал, что надо было предусматривать всё.

Оказавшись на уровне с барельефом, Блисс оперлась руками по обе его стороны. Мягкое сияние, значительно померкшее после заклинания невидимости, не исчезло полностью, и Блисс могла рассмотреть изображенные фигуры.

- Нашла что-нибудь? - крикнул Малфой.

- Не отвлекай!

Блисс провела рукой по белоснежным выпуклым линиям. По фигуре Петра, Христа, по всем, кто их окружал. Нужно было дотронуться до ключа. Нужно было, и Блисс понимала это.

Так не хотелось. Так сильно не хотелось делать этого.

Но было надо. Не ради себя - ради той цели, которую она не хочет оставлять в покое. Зажмурившись, Блисс положила руку на ключ.

Под глазами пронеслась вереница золотой пыли.

Блисс на мгновение отключилась, потеряв контроль над полетом, и рухнула вниз.

Видимо, в последний момент Малфой смог что-то придумать: Блисс плавно приземлилась ему на руки.

- И что это было? - только и смог спросить Малфой.

- Я отключилась. Всего на секунду, не было никаких воспоминаний или картин, но... меня ждёт письмо.

- Тебя ждёт письмо, - повторил Малфой. - И где оно тебя ждет? И при чем здесь ключ?

- Ключ - это даже не метафора. Просто шутка.

- Чья шутка?

- Её. Её очередная шутка. Всё это: стекло лечебницы в Копенгагене, мой кулон, картина в Черном Алмазе, сам Черный Алмаз... это её рук дело.

- И зачем кому-то делать такое с тобой?

- Потому что она меня знала. Знала лучше всех на свете. Лучше меня самой. Она знала, что я приду к вот этому, потому что не в состоянии вовремя принять правильное решение.

Блисс не знала, что с ней происходит. Блисс продолжала говорить, о письме, о той, кто знал её лучше всех на свете, кто догадывался о предстоящих вещах с самого
начала. Догадывалась, потому что знала Блисс, или Мару-Джейми-Аврору-Софию, знала кого-то из них, или не знала никого, а делала что-то другое, была кем-то другим.

Она постоянно смеялась. Говорила, какая Блисс-София-Мара-Джейми-Аврора изнеженная. Что у неё нет хребта, или корсета, или корсета и хребта, что-то такое вот глупое и обидное.

Она тащила её за собой, как собаку, потому что так было надо. Она говорила, что так было надо.

Она раскидывала своё стекло по всему миру, но при чем здесь стекло, когда его не было. Но было что-то, связанное со стеклянным. Ничего.

Она что-то искала. Искала - тащила за собой. Тащила за собой - искала.

И бежала. Постоянно от кого-то бежала.

Всё ради одной цели. А после - ради величайшей тайны.

Но прежде, чем прийти к этой тайне, нужно было запутать. Запутать саму себя. Запутать преследующих. Запутать тех, кто рядом. Запутать самое важное. Запутать всё и вся.

Но она всё рассчитала точно.

Белый, желтый. Белый, желтый. То, что их объединяет.

Она раскидала нити. Она знала Блисс-Софию-Мару-Джейми-Аврору лучше всех на свете. Это было вовсе не случайностью, нет. Всё было запланировано.

Она. Раскидала. Нити.

Куда ведет следующая?

- Забытые мосты Рима.

- Какой ещё забытый мост Рима?

- Хватит, - Блисс заметалась из стороны в сторону, пытаясь успокоиться. - Почему ты всегда повторяешь за мной, или задаешь очевидные вопросы, или переспрашиваешь. По мне и так понятно, что я не знаю, а ты сбиваешь, только и делаешь, что сбиваешь.

В это мгновение Блисс поняла, как же ей было проще, находясь в своих путешествиях одной. Её никто не перебивал, не мешал, и она шла к своей цели - сбивалась,
злилась, но, казалось, было гораздо легче.

- Забытые мосты Рима. Ну же... сколько в Риме забытых мостов?

- Блисс, послушай. Остановись и послушай, - Малфой взял её за плечи, слегка встряхнув. - Если он забытый, то вряд ли тебе кто-то сможет помочь. Пойдём домой? Ты поспишь, и мы разберемся со всем там.

- Сколько времени?

- Полвторого ночи.

- Значит, я могу продолжить.

- Что именно?

- Бежать, - сказала Блисс, доставая телефон и лихорадочно набирая сообщение. - Секунду. Если она не ответит, значит, пойдём спать. Если ответит...

На телефон поступил звонок.

- Вайнона? - сказала Блисс. - Вы не спите?

- Нет, - голос Вайноны был преисполнен грусти. - А должна была бы. Но у моей бабушки каждодневная традиция - ровно с часу и до двух ночи она играет на фортепиано. Обычно она делала это в своём доме, и я искренне надеялась, что традиция распространяется исключительно на её владения. Но какая разница, да? Если есть фортепиано - значит, играть по-прежнему можно.

- От традиций одни только неприятности, - пробормотала Блисс. - Скажите, вы что-нибудь знаете о забытых мостах Рима?

- Подождите, попытаюсь вспомнить, - несколько минут Вайнона молчала. - На ум приходит только мост Номентано. Его часто называют забытым, но это лишь потому, что
туристы редко о нём знают. Тем не менее, этот мост - один из древнейших в Риме.

- Где он находится?

- На улице Номентано. Где вы сейчас? Если где-то рядом с метро, то я могу объяснить, как на нём добраться. Черт, о каком метро я говорю, посмотрите только на время! Извините, это скорее был крик души - надеюсь, бабушка его услышала.

- Всё в порядке, я вызову такси. Спасибо. Извините, что потревожила.

- Какое там. Если что - звоните, у меня в запасе ещё есть полчаса.

Блисс попрощалась с Вайноной.

- Можешь закинуть нас на улицу Номентано?

- Вряд ли, - подумав, ответил Малфой. - С Кембриджем, Готическим кварталом и остальными местами было проще - о них многие знают, а залог успешного аппарирования кроется большей частью в мыслеобразах.

- Но, при этом, ты так сильно хотел аппарировать со мной до Гарвардской школы богословия, вместо того, чтобы прокатиться на автобусе, - припомнила Блисс. - А после и в кабинет Рэйвенкрофта.

- Возможно, у меня бы получилось не с первого раза, - признался Малфой. - Но нас бы не расщепило, можешь не волноваться.

- Хорошо. Тогда - такси.

Ещё какое-то время ушло на поиски такси и поездку до улицы Номентано. Если учесть разницу во времени, у них осталось не больше часа. Потом нужно было вернуться в
поместье Маррей, иначе последствия были бы неминуемы. А Блисс больше не могла справляться с ними.

- Я советовал бы вам прогуляться по всей улице Номентано, лучше всего в дневное время, - сказал таксист на самом отвратительном английском, который Блисс слышала
в своей жизни. - Очень много достопримечательностей.

- Когда-нибудь - обязательно, - заверила его Блисс, вручая деньги.

Мост Номентано удивил Блисс своим размером. Было непонятно, зачем вообще нужен был столь небольшой мост, особенно если учитывать то, что рядом находилось
несколько удобных троп.


Но он был симпатичным, сделанным из красных и серых кирпичей, а две большие башни, его украшающие, вполне могли претендовать на звание исторической ценности.

- Я правильно понимаю - мы ищем письмо? - завёл свою очередную песню Малфой. - Мы ищем письмо, здесь, на мосту, в полной темноте и без возможности узнать его
точное местоположение.

- Какая поразительная догадка.

Блисс встала рядом с аркой моста. Почему письмо? Как оно могло сохраниться? Сколько лет ему было?

Очередные вопросы, которые останутся без ответа, если она не решит их сейчас.

Время уходило, и нужно было что-то решать.

Блисс нерешительно дотронулась до кулона и тихо прошептала:

- Наутиз.

Ничего не произошло.

- Мне кажется, нам лучше уйти, - голос Малфоя был напряженным.

- Почему? У нас ещё есть...

- Время. Кажется, его нет. Посмотри вверх.

Блисс подняла голову. На стене башни моста она увидела небольшую открытую дверь, лестницу, ведущую вниз. И мягкое желтое сияние.

- Дверь была открыта?

- Нет. Открылась почти только что, а потом появился свет.

Блисс подошла к навесной лестнице, схватившись за одну из ступеней. И полезла вверх. После - очередная лестница, понемногу вглубь за мягким светом, и вот она
оказалась на крыше башни.

Маленький шар света кружил над землей, но всякий раз, когда она пыталась к нему подойти, он немного отодвигался.

Пока Блисс не подошла к краю. Шар светился над пропастью, освещая кромку башни и реку, текущую внизу.

- Значит, вот так, да? - спросила Блисс, смотря на шар. - По-прежнему издеваешься?

Шар запульсировал сильнее.

- Я теперь боюсь рек. Очень, очень сильно. Я их видеть не могу. Ты же такое не предвидела?

Шар придвинулся ближе, но сразу же скользнул назад.

- Предвидела, конечно. Но не так, да? Не такое. И что теперь? Ликуешь? Радуешься, что оказалась права?

Шар почти перестал светиться.

- Ладно, о чем это я. Не радуешься, конечно же. Кто из нас устал ещё больше - ты или я, тот ещё вопрос.

Шар засиял с новой силой, превращаясь в маяк.

- Я понимаю, что это проверка. Проверка - действительно ли это я. Или действительно ли я могу? Жестокая проверка. Но... я заслужила? В какой-то степени - да.

Блисс подошла к краю башни, занося ногу. Она всё предвидела. Блисс знала, что падение с такой высоты при максимальном расслаблении тела не принесёт ей никакого

вреда.

- Блисс, немедленно отойди от края.

Блисс повернулась к Малфою и, улыбнувшись, раскинула руки в стороны. Больше риска при падении - но, черт возьми, как же это будет красиво.

- Что ты делаешь? Прекрати сейчас же!

- Что я делаю? Доказываю, что я - это я.

И, оттолкнувшись от пола, полетела вниз.

Ей, всё же, пришлось сгруппироваться - и у неё это получилось. Было даже почти не больно, скорее неожиданно, неприятно.

Выплывать на поверхность не хотелось. Хотелось заплыть дальше, к самому дну, найти то, что было утеряно навсегда. Что она там думала? Понемногу вглубь?

Можно было воспринимать как метафору. А можно как конкретное действие.

Но осуществить задуманное она не успела - её схватили поперек талии и начали выталкивать на поверхность.

Оказавшись на поверхности, Блисс почувствовала, сколько воды скопилось во рту, и сразу же начала отфыркиваться, попутно достигая берега. Выйдя из воды, Блисс
первым делом сняла с себя тяжелое, пропитанное водой пальто, и стала отжимать волосы.

Рука коснулась чего-то склизкого.

- Что это? - Блисс с отвращением достала водоросль из волос. - Какая гадость!

- Начало января. Тебе так захотелось искупаться в начале января? - Малфой придвинулся к её лицу и шипел ей в лицо, подобно змее. - Ты хотя бы поняла, что сделала? Бромлей... что мне нужно сказать или сделать, чтобы твоим поступкам нашлось хоть какое-то объяснение? Ты можешь понять, что чудом выжила?

- Всё дело в расслаблении, - ответила Блисс. - Смотри!

Блисс подставила ладони так, как будто это было само собой разумеющимся. Шар света аккуратно опустился в её руки, замерцал, закружился, прошел сквозь её пальцы.

Рассыпался золотой пылью.

И преобразовался в кремовый конверт.

- А вот и письмо. Можем возвращаться.

- Нет. Читай сейчас. Должен же я знать, ради чего все это было.

- Я не буду читать его сейчас. Прочитаю - и сразу свалюсь в очередной обморочное воспоминание, а ты наделаешь глупостей.

- Откуда ты можешь знать?

- Предчувствие, - ответила Блисс, отвечая на всё сразу. - Малфой, бери меня за руки и аппарируй. Мне ещё нужно успеть в душ.

***

Оказавшись в поместье Маррей, Блисс первым делом переоделась в пижаму. Она посмотрела в зеркало, хотела было растрепать волосы - но этого не требовалась. Вся она

была растрепанная, бледная, да ещё и синяки, будь они неладны, снова образовались под глазами.

Блисс пришла к выводу, что вполне походит на девушку, которая встала среди ночи и решила выпить воды.

Медленно ступая в темноте коридора, она спустила в главную гостиную. Единственное место, где горел свет.

- И тогда я говорю ему «Адольф, дружище, ты ничего не смыслишь в красивом слоге, в попытке держать читателя хоть в каком-то напряжении. Зачем держать читателя в напряжении, если ты пишешь об ингредиентах? А зачем держать читателя в напряжении, если ты пишешь о зельях, а, Адольф? А вот зачем, скажу я тебе - чтобы он не уснул на первой же странице. А он обязательно уснёт, потому что ты, дружище, пишешь о самых скучных вещах в мире». И знаете, что ответил Адольф? Я расскажу вам немного позже, что ответил человек, которого родители назвали Адольфом, имея фамилию Гилмор. А сейчас мы поговорим о тридцати трех способах сварить перцовую настойку...

- Серьёзно? - сонным голосом спросила Блисс, стараясь не засмеяться. - Четыре часа ночи, что вы тут устроили? Вас даже из моей комнаты слышно. Где здесь вода? Моя закончилась.

- Мисс Бромлей, - после секундного молчания сказала Изабель Маррей, осматривая её цепким взглядом. - Мигрень больше вас не тревожит?

Киллиан закашлялся, а Кэтрин, стоявшая поодаль от всех, панически замахала руками, показывая крест.

- Мигрень? - осторожно переспросила Блисс. - Но меня не волнует мигрень. Серьёзно, где... о, вода!

Блисс подошла к графину и, взяв одну из прозрачных кружек, начала медленно наливать себе воду.

- Так чем же вы занимались весь день?

Кэтрин указала на вазу с орхидеями, после чего достала одну из них, очертив в воздухе круг.

- Навёрстывала простейшие заклинания...

Кэтрин снова показала руками крест, достала из вазы все цветы и разбросала вокруг себя. Затем показала два пальца, после чего растопырила их все.

- Но, в основном, занималась подготовкой к балу Двенадцати Сотен Весны, - уверенно закончила Блисс. - Не бал, а сущий кошмар.

- Да ещё и раньше, чем мы думали, - с явным намеком сказала Изабель. - Знаете, вряд ли у нашей семьи получится посетить ваш бал.

- Вот как? - равнодушно сказала Блисс. Как же сильно ей хотелось спать. А ещё смеяться - рассказ Киллиана Маррея по-прежнему казался ей самым веселым, что

произошло за этот день. - Мистер Маррей, Кэтрин, вы сможете посетить Бал?

- Непременно.

- Разумеется!

Кэтрин, заметившая, как мать поворачивается к ней, легким движением руки уронила вазу.

- Кэтрин! - воскликнула Изабель. - Следи за собой.

- Конечно, мама, такого больше не повторится.

Изабель вздохнула, направляя палочку сначала на вазу, а потом - на орхидеи.

- Я рада этому, - ответила Блисс. - Повторные приглашения будут отправлены совсем скоро. Миссис Маррей, вам и вашему мужу они нужны?

- Не нужны, - ответил мистер Маррей, рассеяно листая газету.

- Освальд! - воскликнула Изабель. - Мы идём на этот бал.

- Значит, нужны, - всё так же рассеяно сказал мистер Маррей, потерев глаза под очками.

Блисс стало нестерпимо стыдно. Вместо того, чтобы гулять по торговому центру, она могла бы вернуться, показаться родителям Кэтрин, а потом снова уйти. Но это был риск, а рисковать она не хотела.

А теперь она смотрела на всех этих людей, - сонных, уставших, раздраженных в чем-то, - и ей хотелось извиниться, спрятаться, сказать, что она не хотела их так
обременять.

- Дядя пропустил конференцию, и теперь мучает нас своей подготовленной речью, - вздохнула Кэтрин, видимо, уловив перемену настроения Блисс.

- Кэтрин, дело не столько даже в конференции, сколько в характере моего брата, когда у него начинаются головные боли, - сказал мистер Маррей, вставая с дивана и потягиваясь. - С удовольствием послушал бы о тридцати способах сварить перцовую настойку...

- Тридцати трех, попрошу не забывать.

- Вот об этом я и говорю, - вздохнул мистер Маррей. - В любом случае, я устал, а подъём будет ранним. Всем остальным тоже советую отправлять в кровати. Мисс Бромлей, прошу прощения за потревоженный сон.

- Какое там, - машинально сказала Блисс. - Я всё ещё уставшая, так что... всем спокойной ночи.

- Мисс Бромлей, а что с мистером Малфоем? - спросила Изабель, прищурившись. - Неужели всё настолько плохо?

Кэтрин схватилась за голову, указала на Блисс, потом на себя, стянула волосы на затылке, изобразила поцелуй и в очередной раз показала крест.

- Боюсь, мы с ним сегодня не виделись. Миссис Маррей, у него, в отличие от меня, как раз таки мигрень. И, поверьте мне, по сравнению с Малфоем, мистер Маррей во
время своих головных болей просто добрейшей души человек.

Помахав всем присутствующим, Блисс опрометью бросилась в свою комнату и укуталась в одеяло. В тот момент, когда она начала проваливаться в сон, послышался стук в дверь.

Блисс включила торшер, страдальчески вздохнув.

- Войдите.

На пороге её комнаты показался Малфой. Блисс протестующе застонала.

- Нет.

- Что - нет? - поднял брови Малфой.

- Всё - нет, - категорично сказала Блисс. - Спать я хочу одна, а на «не спать» у меня нету физических и моральных сил. Уйди.

- Успокойся, Бромлей, - сказал Малфой, присаживаясь на край её кровати. - Я на счет фотографии.

- И что с ней? Это может подождать до утра?

- Может, - неожиданно легко согласился Малфой. - Тогда я пойду.

- Стой!

Блисс села в изголовье кровати, заправив волосы за уши.

- Что не так с фотографией?

- Теперь с ней всё в порядке, - ответил Малфой, показывая черно-белый снимок.

Эти двое... кажется, они были счастливы. Девушка, по крайней мере, точно была.

Блисс смотрела на её волосы, и неожиданно поняла, какого они цвета. Рыжего. Светло-светло рыжего, такого, что когда солнце садилось за горизонт, они приобретали оттенок клубники.

« - Они красивые, правда? Да и сама она - очень красивая».

- Меня тревожило кое-что, когда я смотрел на фото, но я не мог понять, что именно. Сначала я даже думал, что откуда-то знаю их, видел раньше, или... как ты вообще живешь с этим постоянных чувством?

- Всё дело в привыкании.

«- Не стоит тебе так сильно меня травить.
- Всё дело в привыкании».

- А сегодня я снова на неё посмотрел, и что-то изменилось. Может, у меня глаза под конец дня замыленные, но я перестал их видеть. Зато увидел другое.

Малфой закрыл рукой их фигуры.

- Смотри на фон.

Когда Блисс поняла, о чем говорит Малфой, она едва не порвала фотографию, до того быстро выдернула её из рук.

Мужчина, мнимо веселый, неожиданно зло глядит на того, кто их снимает.

Девушка, которая не обращает внимания ни на что, просто радостная, смешливая.

А за ними - каменная стена и большое полукруглое окно. Если посмотреть внимательнее - за ним можно было увидеть какие-то мелкие детали. Деревья. Вроде-бы солнечный день. И тёмное пятно, похожее на пропасть.

Только вот это было вовсе не пропастью.

- Чёрное озеро, - сказала Блисс, чувствуя, как нестерпимо сосет под ложечкой.

- Да. А даже если бы его не было видно, какая разница? Стены и окна школы, в которой я проучился семь лет, невозможно не узнать. Если только поначалу.

Блисс спрятала фотографию под подушку, и, снова посмотрев на Малфоя, улыбнулась ему.

- Знаешь, что это означает? Мы возвращаемся в Хогвартс.

- С учетом того, что до окончания каникул осталось два дня, то да, возвращаемся.

Блисс покачала головой, по-прежнему улыбаясь, пытаясь подобрать слова так, чтобы он понял.

- Я не об этом. Мы возвращаемся в Хогвартс. Как на счет того, чтобы бежать и там?

Теневые сущности


Малфой смотрел на Блисс: на Блисс, которая творила самые опасные, абсурдные, несуразные вещи, которые не должен творить человек с хоть каким-то чувством самосохранения; Смотрел на то, как она мелькает среди этого мира, мира нелепого, тесного, мира, где люди были тупы и вели себя как стада животных; смотрел, как она менялась, как загорались её глаза, как она улыбалась, обижалась, нежничала, злилась, флиртовала, ничего не понимала.

Смотрел, как она меняла города, словно перчатки: Ливерпуль, Бристоль, Кембридж, Рим, Страсбург, Рим - повторить ещё раз.

Смотрел, как она занималась подготовкой к Балу: куда-то звонила, кому-то писала, быстро стуча по клавишам компьютера, смотрел, как она аппарирует в Мадрид вместе с Изабель Маррей, чтобы договориться об аренде места проведения.

Мадрид - ещё одни перчатки в коллекцию Блисс Бромлей.

Бег - самое главное в коллекции Блисс Бромлей.

Малфой в очередной раз понял о Блисс ту вещь, о которой она даже не подозревала. Более того, услышь она это - разозлилась бы.

Правда всегда колет глаза. А правда заключалась в том, что Блисс нравилось бежать. Может быть, она привыкла. Может быть, была адреналиновым наркоманом. А может быть, бег ей нравился из-за цели, к которой бы неизменно привёл бы её.

Ей не нравилось, что с ней происходило. Её это пугало и временами Малфою казалось, что вот-вот - и она остановится.

Но она не делала этого. Продолжала бежать.

«Даже в Хогвартсе я могу продолжать бежать».

Малфой не стал отрицать самому себе, что надеялся на прекращение этого бега хотя бы в Хогвартсе. Но винить в этом стоило только самого себя - не скажи он Блисс, что именно волновало его в фотографии, она бы всё ещё пребывала в неведении.

А фотографию можно было сжечь. И сказать, что он её потерял.

Всем бы стало только лучше.

- Эй, ты чего застрял? - Блисс толкнула его в плечо, вырывая из неприятных мыслей. - Вроде бы, стены ты не путал, значит, удариться не мог.

Малфой посмотрел на неё, уже облаченную в мантию Хогвартса.

И вернулся на несколько месяцев назад; на целую вечность назад, когда Блисс, в своей шляпе, одетая, как подобает дочери аристократов, первый раз прошла сквозь стену и едва не свалилась, покачиваясь на каблуках.

«За вами тянется солнечный свет, леди».

«Никакая я не леди».

Блисс озиралась по сторонам и старалась не двигаться, не попасть кому-нибудь под ноги или задеть что-то хрупкое.

- Как ты добиралась до Шармбатона? - неожиданно спросил Малфой, припоминая что-то смутное, тревожащее.

- Первого сентября в дом каждого из учеников присылали сферу. Стоило до неё дотронуться - и ты оказывался в карете. Когда пять учеников оказывались внутри, пегасы взлетали и не прекращали полёт до тех пор, пока не приземлялись рядом с дверями школы.

- Для тебя это точно было плюсом - опоздать невозможно.

- Не начинай, - привычно ответила Блисс.

Последнее время она только это и делала - постоянно говорила своё «не начинай», не огрызалась, а если ей что-то не нравилось - просто вставала и уходила, словно ему после этого должно было стать стыдно, словно он - мальчишка-первокурсник, который требует новую метлу, а родители устало качают головами, закатывают глаза и просят его успокоиться.

- Зато с безопасностью там было ужасно, - продолжила Блисс. - Ужасно в том смысле, что не продохнуть от вечного контроля. Та же самая сфера сажала учеников в кареты, а потом незамедлительно отправляла домой. Никаких путей для манёвров.

- Вечные твои манёвры, - усмехнулся Малфой.

Блисс подняла взгляд, и улыбнулась своей самой нежничающей, флиртующей, ласковой улыбкой.

Красивая. Всегда - такая красивая.

Безумная немного - но ничего. Они справятся. Совсем скоро все будет по-другому.

- Почти все зашли в поезд. Пошли, - сказал Малфой.

- Думаю, действительно пора... о, да неужели! - воскликнула Блисс и замахала рукой, привлекая внимания своей семьи.

То, что к ней приближается именно семья, Малфой понял не сразу: сначала он увидел здоровенного мужчину, который расталкивал прохожих одним своим присутствием. Уилл. Кажется, его звали Уилл.

Позади него, не утеряв гордой осанки и холодного взгляда, шла Розалинда. Рядом с ней, держа легкий шаг, шествовал Филипп Бромлей.

- Мама, ты очень красивая, - сказала Блисс, когда они подошли. - Уилл, у тебя щека в мазуте, разберись с этим и обними меня. Папа, обними меня и отдай свою шляпу.

Когда Уилл стер мазут со щеки, а Филипп немного повоевал с Блисс за сохранение шляпы на своей голове, они обнялись.

Стояли так немного, прежде чем отойти и осмотреть друг друга притворно подозрительными взглядами.

- Хорошо, давайте начнём, - смиренно кивнув, сказала Блисс.

- Никаких выходок, плохого поведения, небрежной учёбы, и, разумеется, внезапных исчезновений неизвестно куда, - перечислил Филипп. - О, где те времена, когда я мог бы сказать об отсутствии мальчиков!

- А где те времена, когда Блисс бы тебя послушала? - дернула уголком губ Розалинда.

- Уверен, когда-то они были, - задумчиво сказал Филипп. - Гипотетически - точно были. Уилл?

- Всё то же самое, что сказал мистер Бромлей, плюс один пункт - не забывайте есть, - нахмурившись, сказал Уилл. - Как так можно? Вы же совсем тощая стали, я думал, вы меня проткнете!

- Приятно к рассмотрению и скоро будет исполнено к действию.

- Блисс, твоя очередь, - сказал Филипп.

- Папа, не забывай выкраивать время на отдых, спи минимум семь часов, перестань экспериментировать с особо опасными зельями и, пожалуйста, не кури! Уилл - следи за папой. И, умоляю, разбери ты уже вечно захламленную верхнюю полку в мастерской, иначе гаечные ключи просто обвалятся тебе на голову.

- Может быть, я её уже разобрал, - пробормотал Уилл, пряча глаза.

- Мама?

- Роза?

- Миссис Бромлей?

- Бал, - лаконично сказала Розалинда.

- Значит, разобрались, - подвела итог Блисс. - Теперь - на поезд. Семья, буду по вам скучать, не забывайте меня.

Когда они зашли в поезд, Блисс зашла в одно из купе, не заботясь о том, были ли там люди, и выглянула из окна.

Филипп, смотревший на дочь, помялся немного и, сняв свою шляпу, водрузил ей на голову.

Поезд тронулся.

- Кстати, меня пригласили на собеседование в Гарвард!

- Что? - Малфой не видел лица Филиппа, но его потрясенный крик разве что глухой не услышал бы. - Как? Когда? На какой факультет? Значит, ты уже определилась со специальностью? Блисс! Остановите поезд, там моя дочь, мне надо с ней поговорить!

- Папа, всё хорошо, - кричала Блисс в набирающем скорость поезде. - Я позвоню... напишу тебе из Хогвартса, расскажу всё в деталях! Не смей курить! Слышишь? Не смей курить!

Блисс отвернулась от окна, страдальчески выдохнула и с размаху упала на один из диванов купе.

- Малфой, садись напротив меня, нам нужно кое-что обсудить, - говоря это, Блисс рылась в своём портфеле. - Проклятье, что мешает мне поджать ноги?

- Полагаю, я.

Малфой с каким-то отстраненным интересом наблюдал за всем: как Блисс зашла в купе, полное гриффиндорцев; как разговаривала с отцом через окно под их удивлённые и ошарашенные взгляды; как она села на колени грязнокровки Грейнджер и даже этого не заметила.

- О мой бог, - Блисс моментально вскочила, и во взгляде её читалось извинение.

Снова захотелось её встряхнуть. Такие, как Грейнджер, не заслуживали даже взгляда чистокровного волшебника.

- Гермиона, извини, - Блисс спрятала лицо в ладонях. - Я тебя даже не заметила.

- Я не удивлена, - Грейнджер улыбнулась ей. Малфой поморщился.

Хотелось сказать, чтобы Грейнджер закрыла рот. Чтобы не растягивала свой большой, грязнокровный рот.

Он был и сказал это - но Блисс моментально перевела на него взгляд, нахмурилась, а потом опустила глаза и, сделав пару глубоких вдохов, посмотрела на Гермиону.

- Гермиона, можешь потом поговорить со мной? - спросила Блисс. - После ужина или завтра? Я хочу кое-что спросить тебя.

- Конечно! На самом деле, мне тоже не терпится кое о чем спросить тебя.

- Гарвард? - улыбнулась Блисс тенью своей настоящей улыбки.

- Именно, - засмеялась Грейнджер.

- Тогда до встречи.

- До встречи, Блисс.

Блисс направилась к выходу из купе, слегка кивнув в сторону двери. Понятно. Не хотела, чтобы он говорил грязнокровкам что-то, пока она находилась рядом.

Ничего. Потом у него будет время.

- Когда-нибудь тебе это аукнется, - спокойно сказала Блисс, пока они искали подходящее купе.

- Что именно?

- Всё. Вся твоя злоба, агрессия, и ненависть к крови, которая отличается от твоей.

- Ты будешь рядом?

- Когда?

- Когда мне это аукнется?

Малфою хотелось, чтобы она ответила «да» или не отвечала вовсе. Но, конечно же, Блисс была обезоруживающе честной даже тогда, когда этого не хотели.

- Поживём - увидим.

Блисс зашла в очередное переполненное купе, извинилась за то, что потревожила, и вышла, внимательно посмотрев на Малфоя.

- Знаешь... иди, найди своих. Я подойду позже.

- Куда ты?

- Подышать свежим воздухом. Малфой, серьёзно, иди. Я потом тебя найду.

Блисс заправила большую часть волос за уши, и огляделась по сторонам: пыталась кого-то высмотреть, или побыстрее уйти - не понять.

***

Блисс не лгала на счет свежего воздуха - когда она ехала на этом поезде во второй раз, то среди проходов между вагонами заметила небольшую дверь, замок которой держался на одном честном слове.

Она тогда подумала, насколько же это опасно и нужно сказать кому-то, чтобы это исправили. А сейчас была рада, что не сделала этого.

Блисс достала палочку, чтобы открыть дверь, но так и замерла с ней в руке, рассматривая её, как осколок инопланетного корабля.

Ей и раньше казалось, что магия живёт отдельно от неё, но сейчас всё изменилось ещё больше.

И Блисс поняла, что именно. Ей хотелось магии. Очень, очень сильно. Но не такой. Она хотела свою магию. Словив эти мысли, Блисс хмыкнула и покачала головой.

Свою магию. Нет у неё своей магии, а единственная магия, которая могла бы быть, ей не нравилась. Не подходила. Не её.

Стерлось. Отняли. Отняла.

Блисс направила палочку на замок и, борясь с каким-то отвращением, сказала:

- Алохомора.

Расшатанный паз выскочил из замка, приоткрывая дверь. Струйка воздуха приятно холодила лицо.

Не то. Какая-то ошибка, суррогат. Не её. Не её. Не её.

Блисс чертыхнулась, и, удостоверившись, что за ней никто не наблюдает, несколько раз выругалась.

Страшно было представить, что будет дальше. Хотя... можно не думать об этом. Можно продолжать искать зацепки.

Блисс достала фотографию, и больше не смотрела на людей: только на каменную стену, большое окно и темную пропасть за ним.

- Вот ты где!

- Привет, - продолжая рассматривать фотографию, ответила Блисс.

Когда ей положили подбородок на плечо, Блисс машинально почесала Рафферти за ухом, будто кота.

- Как прошли каникулы? - спросила Блисс.

- Помню только то, как приехал на виллу острова Капри.

- А с остальным что?

- Стёрлось.

Рука Блисс замерла, и она слегка повернула голову, увидев темную кудрявую макушку Рафферти и кусочек его щеки.

- В каком смысле... стёрлось?

- В первый же день меня огрели по голове чем-то тяжелым, или это было заклинание, мы так и не поняли. Очнулся в больнице Лондона, едва снова не потеряв сознание, потому что дюжина врачей, которые нарезают вокруг тебя круги - то ещё зрелище.

Блисс повернулась к нему и, внимательно рассмотрев его лицо, тихо ахнула. А потом осторожно погладила Рафферти под глазами: невесомо провела пальцами по синякам.

- Как же отвратительно ты выглядишь, - попыталась улыбнуться Блисс.

- Да? - усмехнулся Рафферти. - Ну и что? Зато ты - красивая.

- Ты знаешь, что произошло? Кто мог такое сделать и почему?

- Если меня действительно огрели по голове, то, скорее всего, какие-нибудь пьяные туристы, - пожал плечами Рафферти. - А если заклинание... здесь есть вероятность с теми же туристами, потому что на Капри часто приезжают волшебники.

- Есть ещё какая-то вероятность?

- К моему отцу пришёл человек с аудиенцией, - ответил Рафферти. - Хотел завербовать его в свои ряды.

- В ряды Волан-де-Морта? - нахмурилась Блисс.

- Да. Он отказал. Может быть, таким образом его хотели припугнуть. Но даже если и так - мой отец тот ещё упрямый осёл. В хорошем смысле, разумеется. Он не англичанин - американец, и на эту войну ему наплевать. Знаешь, почему он не возвращается в Америку?

- Почему? Воспоминания о твоей матери?

Рафферти нахмурился, прищурился, покачал головой. Как будто пытался что-то вспомнить.

- Разве я тебе рассказывал, что моя мать умерла?

- Нет. Но это же очевидно. Умерла или бросила вас - что-то из двух. Ничего, что я подняла эту тему?

- Что ты, нет, - Рафферти потрепал её по голове. - Всё хорошо. По правде говоря...

- Что? Договаривай.

- Нет, ничего, - он снова нахмурился, и до того смешно закатил глаза, что Блисс фыркнула. - Знаешь эти типичные подростковые депрессии?

- Да, они ужасны!

- Как я с тобой согласен, - хмыкнул Рафферти. - А ты? Как провела каникулы?

Блисс задумалась, пытаясь подобрать слова, сказать так, чтобы не солгать, но и умолчать большую часть правды.

- Скучно, - наконец ответила она. - Хотя, я выбралась в Рим.

- И как там, в Риме?

- Туристы, собор Святого Петра, обитель папы Римского, милые прохожие. В очередной раз перепутала Марию Магдалину с Мадонной, выругалась рядом с собором, и, к несчастью, это услышав особенно набожный человек.

Рафферти деловито потрогал её руки.

- То есть, это не сон? Ты действительно выжила?

Блисс засмеялась, отвесив ему подзатыльник. Какой же мальчишка. Прелесть.

- Это то, что я делаю всегда.

Блисс дышала свежим воздухом, рассматривая туманные луга и холмы, мелькавшие за окном. В какой-то момент повалил снег и Блисс, вытянув руку, поймала несколько снежинок.
Когда она снова дотронулась до фотографии, та стала влажной.

- Кто они? - спросил Рафферти, по-прежнему клевавший носом в плечо Блисс.

- Не знаю. Кем они тебе кажутся?

- Мужчина... странный. Озлобленный какой-то. Мне он не нравится.

- А девушка?

- Красивая.

Блисс закатила глаза.

- Осторожно. Твой словарный запас может скатиться исключительно до закатывания глаз.

- Ты представляешь, как бы сильно это обрадовало большинство тех, кто меня окружает?

- Явно не меня.

Блисс снова начала почесывать его за ухом. Ей было спокойно.

***

На одно мгновение Блисс показалось, что она проснулась в своеобразном отеле: с витражами, невесомыми полупрозрачными занавесками, стенами, обтянутыми синим шелком.

Она поднялась с кровати и потянулась, возвращаясь в реальность; а реальность была такова, что она вернулась в Хогвартс.

Невольно нахлынули воспоминания, все, до последнего: первый день в Хогвартсе, лодки, распределение, знакомства с остальными учениками, Выручай-комната, трещина в асфальте, трещина в сознании, аверлиусы, Рождественский бал, всё остальное, всё, что когда-то происходило в этих стенах.

Блисс схватилась за голову, буквально чувствуя, как из глаз сыплются искры.

На одеяло упало капля красного. Блисс поднесла руку к носу и сжала зубы. Приехали. Последний раз такое наблюдалось, когда ей было четырнадцать.

- Доброе утро, - сказала Падма, собиравшая сумку. - Ну и вечер вчера был, да?

Падма подошла к Блисс и, на мгновение присмотревшись к её лицу, распахнула глаза.

- Блисс, - растерянно произнесла она. - Что это?

- Ты же сама сказала, что вчера был тот ещё вечер, - буркнула Блисс, пытаясь отыскать платок в тумбочке. - А это - его последствия.

- В больничное крыло, немедленно!

- Падма, - Блисс сказала её имя самым умоляющим и плаксивым тоном. - Я не хочу. У меня аллергия на больничное крыло, всё скоро пройдёт. И потом, мадам Помфри сама меня убьёт, если увидит ещё раз.

- Не желаю ничего слышать, - категорично сказала Падма. - Кэтрин, Полумна, немедленно просыпайтесь! Кэтрин, ты просыпайся особенно. Поведешь свою подругу в больничное крыло, и если я узнаю, что ты этого не сделала - отведу сама. Вас обоих.

- Но я здорова, - сонно пробормотала Кэтрин, ещё сильнее закутываясь в одеяло.

- Если не встанешь сейчас же и поддашься на провокации Блисс, твоё здоровье заметно пошатнется.

- Падма, ты же хорошая, не будь злюкой, - послышался несчастный голос Полумны. - Сколько сейчас времени?

- Восемь утра и, девушки, у меня для вас сюрприз - каникулы закончились. Надеюсь, вы выспались, потому что до пасхальных каникул ещё очень много времени, а знаете, что это значит?

- Мы будем находить способ сбегать в Хогсмид чаще, чтобы время шло не так медленно? - хмыкнула Кэтрин, держащая в руках шампунь. - Никто не видел мою мочалку?

- Нет! Мы будем делать тоже, что и всегда - подтверждать свою принадлежность к своему факультету! Мы должны быть самыми сообразительными, самыми упорными, самыми храбрыми...

- А разве упорство - это не по части Пуффендуя? - уточнила Полумна.

- А нишу храбрости прочно занял Гриффиндор, - напомнила Кэтрин. - Значит, нам только и остается, что быть сообразительными. Так что, кто сообразит, как можно безнаказанно вылезти в Хогсмид?

- Кэтрин, как так можно? - Падма была возмущена до глубины души. - Нет, ладно Полумна, она моя ровесница, ладно Блисс, от неё всего ожидать можно...

- Что? - искренне возмутилась Блисс. - Что заставило тебя так думать?

- Но ты! - продолжала Падма, не обращая на слова Блисс внимания.

- А что со мной не так? - захлопала светлыми ресницами Кэтрин.

Блисс постаралась замаскировать смешок кашлем. Ох уж эта Кэтрин - ангел с рождественской ёлки, не иначе.

- Ты... ты пятикурсница! Тебе всего пятнадцать. И потом, ты же девочка!

Полумна, Кэтрин и Блисс посмотрели на Падму взглядами крайне непонимающими и удивлёнными.

- Однако, сегодня я о себе узнала крайне много нового, - ошарашенно пробормотала окончательно проснувшаяся Полумна.

- И не говори, - поддакнула Блисс. - Прямо день открытий.

- Так, с меня довольно! - воскликнула Падма, покрываясь румянцем. - Вы прекрасно поняли, что я имела в виду!

- Падма, ты ясно дала понять, что единственная девочка среди нас - Кэтрин, - меланхолично напомнила Полумна. - Я уверена, что абсолютно ничего не понимаю.

- А от меня можно ожидать всего, что угодно, правда же? - иронично сказала Блисс.

Падма сцепила зубы, и если бы взглядом можно было метать молнии, то от их комнаты осталась бы горстка пепла.

- Встали, собрались, на завтрак, - угрюмо сказала Падма. - То есть, мы с Полумной идём на завтрак. Кэтрин и Блисс - в больничное крыло. Ещё одно слово - и я опробую на каждой из вас весьма интересное заклинание. Три дня не оправитесь.

Падма, уже собранная, выглядевшая, как идеальная староста, взмахнула хвостом и вышла за дверь.

- Знаете, - помолчав, сказала Кэтрин. - С одной стороны, мы все - подруги, но иногда... это нормально - бояться своих друзей до дрожи в коленях?

- Это Падма, - лаконично сказала Блисс. - Мне кажется, что когда она в гневе, её боится сам Хогвартс. Ладно, поспать мы больше не сможем. Кэтрин, твоя мочалка в ящике со свитерами.

- Что она там делает? - сказала Кэтрин, выуживая мочалку из-под стопки свитеров.

- Ты её туда положила, не я, - вздохнула Блисс. - Давайте собираться, и как можно быстрее.

Блисс надеялась, что пока она будет собираться, кровь перестанет идти, но кровотечение лишь замедлилось, не исчезнув полностью.

Пока они с Кэтрин шли до больничного крыла, от них шарахались все первокурсники и Блисс понимала, почему.

Растрепанная, сонная, злая на свой организм, с кровавым платком у носа, она, наверное, представляла собой зрелище не для слабонервных. Хорошо, что синяки почти исчезли, иначе бы с неё можно было рисовать иллюстрации к книгам ужасов.

- Мисс Бромлей! - воскликнула мадам Помфри, едва её завидев. - Суток не прошло с вашего последнего визита, да что уж там, суток с вашего пребывания в Хогвартсе. Что с вами опять стряслось?

- Небольшое носовое кровотечение, ничего необычного, - пробормотала Блисс.

- Садитесь, - вздохнула мадам Помфри. – Опустите голову, несильно сожмите крылья носа и ждите. Сейчас принесу необходимые зелья. И, мисс Бромлей, профессор Флитвик рассказал мне о вашей проблеме, так что... постарайтесь не думать.

Легко было сказать, когда только и хотелось, что анализировать, думать, продумывать, додумывать, вспоминать всё, что произошло сразу после того, как Блисс вышла из поезда.

Не случилось ничего хорошего. Блисс хмыкнула, представив, что было бы, услышь эту мысль Малфой.

Кстати, о Малфое... Блисс старалась не шевелиться, поэтому от страдальческого вздоха и закатывания глаз пришлось удержаться.

Вчера она так и не вернулась к нему. Они с Рафферти ещё какое-то время наблюдали за туманными лугами, а потом он сказал, что в этом тумане можно потеряться, если долго в него смотреть.

- Нет, это не туман, - ответила Блисс. - Гоблины.

- Ты про Россетти?

- Знаешь?

- Смотреть на гоблинов нельзя,
Нельзя их брать плоды. Кто знает,
Что за жадная земля
Давала им воды.

Странный вышел диалог, без нити, без связей, без чего-то, за что можно зацепиться.

Но это было неудивительно - они были сонными, уставшими, почти отражением собственных состояний. Позже они зашли в купе, почти полупустое - там был только мальчик с фотоаппаратом, которого звали Колин. Его фамилию Блисс не знала.

Колин уверил их, что они не помешают, и Блисс, как только Рафферти сел на диван, положила голову ему на колени и моментально отключилась.

Проснулась Блисс сразу же, как остановился поезд.

Она несколько раз толкнула Рафферти и тот, вздрогнув, проснулся, моргая и оглядываясь по сторонам.

- Приехали, - утвердительно сказал он.

- Да, - ответила Блисс.

- Где ты оставила чемодан?

Блисс чуть было не сказала, что чемодан она оставила в Хогвартсе, но потом поняла, что Рафферти говорил о том чемодане, который ей пришлось одолжить у Кэтрин.

- У Кэтрин. Проклятье, я не могу оставить её одну с моим чемоданом!

- Я помогу, не переживай.

Когда нашлась Кэтрин, решилась проблема с чемоданами, Блисс попрощалась с Рафферти и села в карету с соседками по комнате.

Они переговаривались, смеялись, вспоминали каникулы, а Блисс забилась в угол и старалась сохранить теплоту тела от недавнего сна.

- Блисс, спустить с небес на землю! Как прошли твои каникулы?

Наверное, это «спустись с небес» и послужило отправной точкой. Следующее, что увидела Блисс, было потолком больничного крыла.

В голове, совершенно не к месту, певуче и издевательски пронеслось «Твою мать, Бромлей».

Как-то раз шериф Лару закончил эту фразу таким образом: «Твою мать, Бромлей, вечно с тобой вот так».

Тогда ситуация была совершенно другая, но это «вот так» стало неожиданно часто характеризовать всю её жизнь.

Мадам Помфри, осмотрев Блисс, очень удивилась.

- У вас явное переутомление, - растерянно сказала она. - Мисс Бромлей, но каким образом вы умудрились переутомиться в каникулы? Я бы могла предположить, что вы сильно налегали на учебу, но больше похоже на то, что вас били учебниками! Это бы объяснило почти вывихнутое запястье.

- Почти? - переспросила Блисс.

- Ощущение, будто вы упали с большой высоты несколько дней назад. Хотя, учитывая вашу координацию, не понимаю, почему я вообще об этом спрашиваю. Кость я вправила, так что можете не волноваться, - мадам Помфри помялась, налила стакан воды, и сказала. - Если хотите спать не здесь, а в своей кровати, я вас отпускаю.

- О, спасибо!

- Не одну, разумеется, - хмыкнула мадам Помфри. - Разбудите это чудо природы, похожее на инферала, а после того, как он вас проводит, дайте ему сонное зелье.

Блисс потрясла Рафферти за плечо и, когда он не проснулся, пару раз хлопнула по щеке.

- Я не сплю, - резко подняв голову, сказал Рафферти.

- Да, да, не спишь, - закивала Блисс. - Ты чего устроил? Сколько времени?

- Ждал, пока ты проснешься. Ровно полночь.

Блисс горестно вздохнула, поднимаясь с кровати.

- Пошли. Проводишь меня до башни, потом - выпьешь сонное зелье, потом - идёшь спать.

- Тебе говорили, что временами ты становишься тем ещё боссом?

- Говорили. Ты. Постоянно, - улыбнулась Блисс.

Они шли по ночным коридорам Хогвартса, старались не светить палочкой на спящие картины, иногда Блисс едва не врезалась в стены, но в последний момент Рафферти, более сонный, чем она сама, аккуратно оттаскивал её от косяков и твердых поверхностей.

- Какой вклад Отталин Гэмбл внесла в безопасность учеников Хогвартса? - спросил каменный клюв орла.

- Предложила перевозить волшебников на поезде, - ответил Рафферти. - Благодаря её вмешательству появился Хогвартс-Экспресс.

- Ответ верен, - ответил клюв, открывая дверь.

Стоя в дверях так, чтобы она не закрылась, Блисс проследила, чтобы Рафферти выпил сонное зелье.

Хотя зачем. Из него самого можно было сделать сонное зелье.

- Кстати, что было на ужине?

- Не знаю, - ответил Рафферти. - Я донёс тебя до больничного крыла, решил подождать, пока ты проснешься, а потом уснул.

- Ты моё вечное горе, - простонала Блисс. - Иди спать.

- Иду, - послушно ответил Рафферти. - До завтра.

- До завтра.

А теперь она снова в больничном крыле, как будто никогда из него и не уходила. Слишком много в её жизни появилось «больничного». Нужно было что-то с этим делать. Быстрее со всем разобраться, потому что время уходило.

Почему-то Блисс казалось, что ей отведён малый срок.

Интересно, как прошёл ужин? Что сказал профессор Дамблдор? Говорил ли что-то важное своему факультету профессор Флитвик? У кого можно было взять расписание пар?

Интересно, Малфой узнал, что с ней случилось? Лучше бы не знал. Всю душу из неё вынет.

- Никаких уроков сегодня, - сказала мадам Помфри, когда кровь была остановлена.

- Но я не могу пропустить первый день занятий!

Хотя, это было не такой уж и плохой идеей. Она не сделала ничего из того, что задали на дом. У неё были зелья, которые она позаимствовала из шкафчика отца ещё летом, их вполне можно было выдать за простейшие зелья, которые стоило приготовить каждому из учеников.

А что касается остального... Блисс горестно вздохнула. Профессор Снейп не оставит ничего от её самооценки. И назначит отработки. И задаст ещё больше домашнего задания.

- Тем не менее, вы пропустите, - категорично ответила мадам Помфри.

- Хорошо, - кивнула Блисс. - Но позвольте мне хотя бы уйти в башню, пожалуйста! Я обещаю, что весь день проведу в постели, со мной ничего не случится.

Мадам Помфри недоверчиво смотрела на Блисс. После чего, подумав, сказала:

- Только в том случае, если кто-то за вами зайдёт. Одну я вас не пущу.

Блисс уже хотела прибегнуть к умоляющим взглядам, умоляющим словам, умоляющему поведению: знала, что сейчас все на уроках, что за ней никто не придёт.

Но только она хотела начать говорить, как её тихо позвали:

- Блисс?

Блисс обернулась, не веря своим глазам.

- Гермиона? - ошарашенно произнесла она очевидную вещь. - Гермиона, как я рада тебя видеть, ты представить не можешь.

- Ну почему же, могу, - тепло улыбнулась Гермиона. - Проводить тебя до башни Когтеврана?

Они уставились на мадам Помфри.

- Мисс Грейнджер, я отпускаю её исключительно под вашу ответственность, - окончательно сдалась мадам Помфри. - Если по дороге мисс Бромлей станет хуже - немедленно ведите её обратно.

- Спасибо, мадам Помфри! - счастливо воскликнула Блисс, поднимаясь со стула. - Гермиона, бежим.

- Никакого бега, - возмущенно сказала мадам Помфри. - Спокойный, размеренный шаг.

Они шли в молчании, но Блисс оно не мешало, напротив - всё казалось размеренным, спокойным, едва ли не уютным. Но когда Блисс посмотрела на Гермиону, то заметила, что та нервничает.

- Гермиона, всё в порядке? - встревоженно спросила Блисс. - Ты хотела мне сказать что-то?

- Да, всё хорошо, - Гермиона снова улыбнулась, и Блисс не удержалась от ответной улыбки.

Гермиона была очень симпатичной, но когда она улыбалась, расслабляла лицо, то становилась по-настоящему красивой.

- Я много о чем хотела поговорить, - продолжила Гермиона. - Давай сначала поговорим о Гарварде.

Гермиона пораженно покачала головой, словно не понимала чего-то.

- Какой факультет пригласил тебя на собеседование? - помявшись, спросила она.

- Факультет искусства и науки, - с готовностью ответила Блисс. - Я всё ещё не верю. Но, с другой стороны, вряд ли они меня зачислят. Это просто собеседование, да и к тому же...

- Что - к тому же? - нахмурилась Гермиона.

- Женщина, которая отправила за меня документы, послала их не только в Гарвард. Был ещё Принстон и Йель, - объяснила Блисс. - А на собеседование меня пригласил только Гарвард.

- Но Гарвард считается одним из лучших университетом Лиги Плюща! - горячо воскликнула Гермиона.

- Да, но это всё равно не отменяет факта, что остальные университеты меня не пригласили, - усмехнулась Блисс. - Да и потом, ты просто не представляешь, какое большое внимание они уделяют оценкам. Волшебники редко поступают в Лигу Плюща, потому что учатся в таких вот заведениях, а мои оценки в пансионе мадам Фавро... не будем о грустном, хорошо?


- С твоими оценками было настолько плохо? - Гермиона сказала это с явным сомнением. - Блисс, но ты же неплохо учишься. Мадам Синистра вообще только и делает, что говорит о тебе!

- Мне нравится астрология, - улыбнулась Блисс. - А с тем, что мне нравится, трудности возникают редко.

Блисс подумала, и решила уточнить:

- Учёба. Я сейчас говорю об учёбе.

- Я и не думала о другом, - хмыкнула Гермиона, и, глубоко вздохнув, спросила. - Но почему Лига Плюща?

- Извини, я плохо поняла вопрос, - смутилась Блисс. - Мне кажется, это довольно очевидно, если ты не имела в виду что-то другое.

- Ты же... Блисс, ты чистокровная, - мягко сказала Гермиона. - Нет дверей в магическом мире, которые были бы для тебя закрыты.

Блисс остановилась посреди коридора, прислонившись к стене.

- Можно встречный вопрос?

- Да, конечно, спрашивай, - кивнула Гермиона.

- Что ты собираешься делать после школы? - Блисс подумала, и перефразировала вопрос. - Если бы не ситуация в магическом мире, что бы ты стала делать? Стоп, подожди. Если ты не определилась, то можешь не отвечать.

- Я определилась ещё в четырнадцать! - Гермиона сказала это с таким возмущением в голосе, что Блисс не удержалась от смешка. - Я хочу стать управляющей Отдела магического правопорядка.

- Управляющей? - Блисс прониклась к Гермионе ещё большим уважением. - А ты из тех, кто сразу ставит перед собой конкретные и высокие цели, да?

- Разумеется, мне придется идти к должности управляющей ровно десять лет, - сказала Гермиона. - Я всё рассчитала. Смотри, на втором курсе университета я должна добиться собеседования, чтобы меня приняли на стажировку. Год я буду возиться с правкой отчетов, бегать по всему Министерству с поручениями и выполнять роль грубой и не очень рабочей силы. Затем - меня повысят. Скорее всего, я буду работать в Отделе по ограничениям применения волшебства. Платят там всего ничего, но если отдавать работе всю себя, можно спасти множество обычных людей от травмоопасных ситуаций, заработать репутацию и стать на шаг ближе к повышению. Если мне повезёт, - а мне повезёт, - то через три года меня переведут в Сектор борьбы с неправомерным использованием магии. Затем - всего семь лет до заместителя и непосредственно главы Отдела магического правопорядка.

Блисс только и оставалось, что восторженно слушать, когда Гермиона рассказывала об отделах Министерства магии, о том, в чём заключается суть каждого отдела, какой большой вклад они внесли в магический мир и существование волшебного общества.

- Я мечтаю, чтобы моё имя стояло наравне с именем Отталин Гэмбл, - призналась Гермиона в конце своей речи. - Хочу сделать что-то столь же значимое, что сделала она для безопасности многих волшебников, при этом принеся в него частичку мира, где нет магии.

- Хогвартс-Экспресс, - улыбнулась Блисс. - Вчера, на входе в башню, мне задали вопрос, чем она знаменита. Уже с нетерпением жду того момента, когда кто-то из здешних учеников сможет так же отвечать на вопросы о тебе.

- До этого ещё далеко, - ответила Гермиона. - Но спасибо за эту веру в меня.

- Гермиона, это же ты! - воскликнула Блисс. - Все знают, какой ты человек, все знают, сколь много ты сделала для Хогвартса. А с учетом того, что я здесь не проучилась и года, уверена, что половина историй осталась для меня за завесой тайны. Да и потом, кто здесь лучшая ученица Хогвартса, а? Не смей скромничать и отвечай честно.

- Я, - признала Гермиона, но потом осторожно произнесла. - Всё же, Малфой почти меня догоняет.

- Не волнуйся, это его извечная проблема, - хмыкнула Блисс. - Всегда пытается кому-то что-то испортить. Но знаешь, как с этим можно бороться?

- Как?

- Быть быстрее, - ответила Блисс. - Просто быть быстрее. Это помогает, правда.

Когда они подошли к дверям башни Когтеврана, Гермиона спросила:

- Так, всё же? Почему не магический мир?

- А почему ты выбрала магический мир, Гермиона?

Гермиона посмотрела на Блисс с удивлением всепоглощающим.

- Магический мир - самое прекрасное, что я видела когда-либо. Понимаешь, Блисс, когда ты узнаешь, что магия реальна, всё остальное не имеет значения. Да, он не совершенен, временами жесток и озлоблен, но это можно изменить. Сделать его лучше, чем он есть сейчас.

- Ты любишь этот мир, да? Ты считаешь его своим.

- Очень сильно.

- Вот и ответ, - улыбнулась Блисс. - У меня тоже есть мир, который я считаю своим. И он вовсе не магический, а самый обычный. Со всеми своими странами, городами, людьми, той же жестокостью и проблемами. Обычный мир прекрасен. И я не хочу менять его на этот.

Когда клюв заговорил, обе девушки вздрогнули.

- Благодаря кому и в каком году был создан реестр оборотней?

- Благодаря Ньютону Артемису Фидо Скамандеру, в тысяча девятьсот сорок седьмом году, - без запинки ответила Гермиона.

- Ответ верен.

Дверь открылась, но вместо того, чтобы попрощаться с Гермионой, Блисс затащила её за собой.

- Каждый раз, когда я думаю, что эта дверь уже ничем меня не удивит, появляются очередные вопросы, на которые я не знаю ответов, - застонала Блисс. - Ты меня просто спасла. Кто такой этот Ньют Скамандер?
- Когда-то он учился в Хогвартсе, - сказала Гермиона. - Ньют Скамандер внёс огромный вклад в безопасность как и волшебников, так и магических существ. Блисс, ты что-то хотела узнать что-то ещё? У меня были свободные часы, но пара по Защите начнется совсем скоро.

- Да, хотела, - призналась Блисс. - Пройдём в мою комнату?

Порывшись в кармане пальто, Блисс достала фотографию и показала её Гермионе.

- Смотри, - сказала Блисс. - Узнаёшь это место? Сколько всего окон в Хогвартсе открывают вид на Черное озеро?

Гермиона не отвечала какое-то время, рассматривая фотографию.

- Могу сказать несколько вещей, - медленно начала она. - Во-первых, на счет окон: ты можешь смотреть в окно Хогвартса, и видеть за ним Черное озеро. Но если ты выйдешь на улицу, и попытаешься найти это окно, то или его не увидишь, или же поймёшь, что Черное озеро находится на противоположной стороне, и увидеть его с того места, откуда ты пришла, невозможно.

- Магические окна. Ну конечно, об этом стоило подумать.

- Ещё кое-что, - сказала Гермиона, повертев фотографию. - Это не совсем фотография.

- То есть, как? - не поняла Блисс.

- Ты знаешь, почему магические фотографии двигаются? - спросила Гермиона.

- Могу предположить, что дело в магии, но это всего лишь гипотеза, - усмехнулась Блисс.

- Так и есть, для того, чтобы фотографии двигались, делается специальное зелье. Но, вот в чём дело - до того, как придумали это зелье и до того, как придумали фотоаппараты, маги нашли способ запечатлевать себя и окружающее на бумаге.

Блисс не понимала абсолютно ничего. Делать фотографии до того, как придумали фотоаппарат? И до этого додумались не обычные люди, а маги? Немыслимо.

- Каким образом и как ты это поняла?

- Смотри, на этих двоих, - Гермиона показала Блисс фотографию. - Я сначала не поняла, что меня смущает, а потом заметила. Они улыбаются, разговаривают, но не так, как на обычных магических фотографиях. Ты заметила, что на любой фотографии люди двигаются так, как они делают это в реальной жизни? Никаких задержек, замедления или ускорения. Но процесс запечатления Теневой сущности...

- Теневой сущности?

- Да, так называется этот процесс, - ответила Гермиона. - Я расскажу позже, как это делается. Так вот, процесс запечатления теневой сущности очень кропотливая и сложная работа. Когда люди и всё, что их окружает, оказываются на бумаге, с первого раза можно и не заметить. А если долго смотреть на фотографию, то это просто покажется обманом зрения.

- Как будто они начинают двигаться медленнее или наоборот, очень быстро и хаотично. Или вообще останавливаются на несколько секунд.

- То есть, ты замечала?

- Да, но я не предала этому значения, - призналась Блисс. - Я действительно подолгу рассматриваю эту фотографию, так что все странности я списала на замыливание зрения. Но при чем здесь тени и сущности?

Пока Гермиона рассказывала о теневых сущностях, Блисс осторожно прилегла на кровать.

Оказывается, до изобретения фотоаппаратов, до изобретения зелья, у магов был, да и остается по сей день, способ себя запечатлеть.

Для успешного процесса были необходимы четыре зеркала в полный рост, солнце, наполовину севшее за горизонт и тень человека, пересекающаяся с каждым из зеркал. Если все факторы были учтены, и формула заклинания была произнесена верно, то спустя час на поверхности листа, прикрепленного к одному из зеркал, начинали проявляться люди и то, что, как они думали, их окружает.

- То есть, они могли находиться в совершенно другом месте? - удивилась Блисс. - Не в Хогвартсе, не рядом с окном, а... да где угодно.

- Только в том случае, если они были шизофрениками, - своеобразно утешила её Гермиона. - Но даже если бы они представляли какое-то другое место, помимо того, в котором они находятся, заклинание бы вряд ли сработало. Это очень капризная магия, которая может дать осечки даже при соблюдении всех факторов.

Гермиона снова посмотрела на фотографию, но, в конце концов, с сожалением покачала головой.

- Извини, но я правда не могу предположить даже примерное их местонахождение. Это может быть любое место Хогвартса.

- Гермиона, скажи... да, Теневая сущность - очень капризная магия, но не могли ли её использовать для запечатления лиц студентов в альбомы Хогвартса?

- Не просто могли - её использовали, - сказала Гермиона. - Начиная с... шестнадцатого века и до изобретения фотоаппаратов включительно, но точный год неизвестен.

- Значит, всех студентов, начиная с шестнадцатого века, можно найти в альбомах Хогвартса?

- Не всех, - покачала головой Гермиона. - Капризная магия, помнишь? Некоторые студенты пропадали с фотографий через несколько часов после того, как появились, некоторые вообще не могли запечатлеться должным образом. Но... если эта девушка действительно была студенткой, то с ней явно проблем не возникло. Кто она, если не секрет?

- Моя очень дальняя родственница, - сразу же ответила Блисс. - На каникулах я пыталась узнать, учился ли в Хогвартсе кто-то по линии матери, вот и набрела на эту... я буду называть её фотографией, потому что Теневая сущность звучит слишком пугающе.

- Ну, фактически, это и есть фотография, - снова улыбнулась Гермиона. - Ты хорошо себя чувствуешь? Может быть, мне отпроситься с занятий, чтобы присмотреть за собой?

- О мой бог, нет, что ты! - воскликнула Блисс. - Серьёзно, я сама прекрасно справлюсь. Ответь на один вопрос и можешь идти, хорошо?

- Конечно, спрашивай.

- Скажи, можно ли использовать руны, как непосредственный магический проводник?

- Ты имеешь в виду использование рун наподобие волшебной палочки? - удивилась Гермиона. - Нет, это невозможно. Руны, конечно, весьма недооценены, и если сплести их правильно, то в них можно прятать скрытые послания или создавать прочные замки, но на этом, пожалуй, всё.

- А если не сплетать руны? - спросила Блисс. - Если использовать их... по отдельности?

- А это уже глупость, - выпалила Гермиона. - По отдельности руны не несут в себе ничего. Иногда обычные люди используют их как талисманы на удачу, но от этого никакого толку.

- Спасибо, Гермиона, - улыбнулась Блисс. - Если что-то понадобиться, или захочешь поговорить - найди меня.

- Как и ты, - Гермиона посмотрела на неё с теплотой. - Кстати, ты уже видела расписание? Кажется, учителя окончательно сошли с ума на почве аверлиусов.

- Нет, ещё не успела, - хмыкнула Блисс. - Больничное крыло соскучилось за время моего отсутствия, так что я миловалась с ним. Что не так с расписанием?

- Смотри, в начале учебного года мы сидели на защите таким образом: Когтевран и Слизерин, Гриффиндор и Пуффендуй. Теперь сдвоенные пары будут меняться факультетами каждую неделю. Сейчас, например, у нас Защита с Когтевраном.

- То есть, с моим факультетом.

- Да.

Блисс подошла к зеркалу, как следует расчесала волосы и, обернувшись к Гермионе, засияла улыбкой. Выражение лица Гермионы говорило о том, что она её поняла.

- Блисс, нет.

- Гермиона, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - заканючила Блисс, кротко улыбаясь. - Я не хочу пропускать первый день занятий, я не хочу сидеть целый день в комнате, когда отлично себя чувствую. Я, признаться, не сделала домашнего задания по Защите, и даже если останусь на весь день в комнате, не смогу наверстать всего. А если я пропущу этот день, Снейп точно сживет меня со свету!

Гермиона по-прежнему молчала, с сомнением оглядывая Блисс.

- К тому же, так у тебя будет возможность следить за мной, - привела последний аргумент Блисс. - Если что - отведешь меня в больничное крыло, и точно будешь знать, что я не истекла кровью у себя в комнате.

Эти слова произвели на Гермиону впечатление, поэтому она, помолчав какое-то мгновение, всё же согласилась с доводами Блисс.

К моменту, когда они оказались у двери в кабинет, Гермиона остановилась так быстро, будто налетела на стену.

- Подожди, - медленно оборачиваясь, сказала она. - Ты сказала - профессор Снейп сживет тебя со свету?

- Ну да, - пожала плечами Блисс. - Ты действительно думаешь, что он простит мне отсутствие домашнего задания? Гермиона, кому из нас было плохо? Это же профессор Снейп, и ему понадобиться стать другим человеком - как минимум, чтобы по окончанию занятий я вышла из этого класса хотя бы с подобием самооценки.

Гермиона всё ещё молчала, панически посматривая то на дверь, то на Блисс.

- Не стоит волноваться так сильно, - утешила её Блисс, берясь за ручку двери. - Снейп, конечно, меня раздавит, но только морально. Сильно морально. Очень морально. Индивидуально морально. Ладно, пошли. Серьёзно, не убьёт же он меня!

Блисс толкнула дверь, заходя в кабинет. И стала зеркальным отражением Гермионы: остановилась, как вкопанная.

- Мисс Бромлей, мисс Грейнджер, вы опоздали, - не оборачиваясь, сказал преподаватель. - Садитесь на свободные места.

Нужно было что-то сказать. Извиниться. Или поздравить. Или сказать, как сильно она удивлена, и не понимает, что тут происходит. Но лучше всего, конечно же, было просто сесть на место.

- Вы не профессор Снейп.

Каждый в классе обернулся, посмотрел на Блисс или с удивлением, или откровенным смехом.

- А вы уже приходите к правильным выводам, мисс Бромлей. Превосходное качество для ученика, - засмеявшись, ответил Киллиан Маррей.


Причуда


Блисс не понимала принцесс, которые просыпаются счастливыми от пения птиц. Она вообще не могла понять, как в мире может существовать человек, которому нравится
просыпаться под их звуки, да ещё и считать, что лучше этого - ничего не может быть.

- Кто-нибудь, заколдуйте их, - уткнувшись лицом в подушку, попросила Блисс.

Следующее, что она услышала, было шорохом открывающегося окна, ещё более громкие птичьи трели и звонкий смех Полумны.

Блисс закапалась в одеяло ещё больше, чувствуя морозный воздух.

- Это же малиновки, - зазвенел голос Полумны по комнате. - Они такие красивые. Давайте их впустим? Или поищем пшена, чтобы накормить их?

- Полумна, закрой окно! - категорично сказала Падма. - Кто-нибудь может простудиться, а у нас тут ещё и Блисс.

- Почему я всегда крайняя? - искренне возмутилась Блисс, высовываясь из-под одеяла.

- Напомнить, сколько раз ты побывала в больничном крыле за последний месяц? - хмыкнула Кэтрин. - И это, оцени мою доброту, я не считаю первый же день.

- Ты злая, - несчастно сказала Блисс, вылезая из кровати. - Вы все - злые. Полумна, ты хорошая, но закрой окно и оставь птиц в покое.

- Спасибо, Блисс, - рассеяно поблагодарила Полумна, закрывая окно.

Падма открыла рот, но Кэтрин и Блисс заговорили хором:

- Быстрее собираться на занятия, не опаздывать, быть самыми сообразительными.

- Да, мы помним, - заключила Блисс, заправляя постель и пытаясь остановить свой выбор на каком-нибудь из свитеров. - Кэтрин, твоя мочалка в ящике с учебниками,
хватит мельтешить.

- А мой синий кардиган?

- Неделю лежит под кроватью. Не забудь стряхнуть с него паутину, - сказала Блисс, отправляясь в ванную.

Если подумать, Падма сильно преувеличила - за последний месяц Блисс побывала в больничном крыле всего три раза. Первый раз был даже не связан с тем, что она
упала в обморок, или вспомнила очередную деталь, или вообще что-то, связанное с её состоянием.

Она просто пыталась попасть на урок профессора Слизнорта, который переехал в другой кабинет. Тогда Блисс достала из сумки два письма: одно когда-то принадлежало
Пэнси, другое появилось из золотистого шара.

На протяжении двух недель Блисс, сильно потерявшаяся в постоянной учёбе, не могла выкроить времени на то, чтобы прочитать их. В тот момент, когда она собиралась
открыть одно из писем, лестница стала менять направление и Блисс, подняв взгляд, растерялась и упала, в последний момент чудом зацепившись за край ступени.

- Смотрите!

- Мерлин, это что, ученица?

- Разойдитесь, дайте мне пройти, прекратите столпотворение! Мисс Бромлей, держитесь крепче, я сейчас к вам подойду!

Минуты не прошло, как Киллиан Маррей взял Блисс за руку и в одно движение поставил её на ноги.

Когда Блисс посмотрела вниз, её непроизвольно замутило. Подумать страшно, что было бы, упади она с такой высоты на каменный пол.

- Вы в порядке, мисс Бромлей? - Маррей внимательно осмотрел её зрачки и ощупал голову. - Уверены, что ничего не сломали?

- Со мной всё в порядке, - сказала Блисс, но голос её звучал будто издалека. - Испугалась, да, но на этом всё.

Пока Маррей разгонял учеников и разговаривал с учителями, Блисс подняла письма с пола и, осмотревшись, незаметно положила их за пояс брюк. Её сумке повезло
меньше - она, в отличие от Блисс, всё же упала.

Когда Маррей подошел к ней в следующий раз, он открыл рот, но Блисс его опередила:

- Больничное крыло. Да, я в курсе.

Следующие два раза она действительно упала в обморок - и это было причиной того, чего она не понимала.

Первый раз - на обеде в Большом зале.

Второй - во время неспешной ходьбы по Хогвартсу; она даже на людей тогда не смотрела, составляла меню для бала, и едва не сшибла первокурсницу, которая бежала
слишком быстро и ничего не замечала вокруг.

Потом - потолок больничного крыла, и мадам Помфри, которая начала говорить, что совсем скоро они с Блисс станут добрыми друзьями.

Выйдя из душа и приведя в порядок волосы, Блисс достала канареечный свитер и уже хотела надеть его, но поняв, кому именно он принадлежит, рука непроизвольно
разжалась.

Свитер упал на пол.

- Блисс, ты чего? - встревоженно спросила Кэтрин за её спиной.

- Ничего, - ответила Блисс, поспешно поднимая свитер. - Просто... желтый. Мне не очень нравится желтый.

- А мне казалось, что это твой любимый свитер, - сказала Падма, строчившая что-то в пергаменте.

- В любом случае, я как раз хотела проявлять больше рвения по отношению к своему факультету. Думаю, голубой свитер отлично для этого подойдёт.

- Лучше бы ты проявила больше рвения на уроках зельеваренья, а не в выборе свитера, - вздохнула Падма. - Хотя, хочу тебя поздравить: твои оценки по Защите
значительно улучшились.

- Киллиан... профессор Маррей прекрасный преподаватель, - ответила на это Блисс. - На его уроках никогда не бывает скучно, не хочется уснуть или сбежать в ужасе.


Неудивительно, что мои оценки улучшились. Да и не у меня одной.

- Ага, у половины девушек этой школы, - фыркнула Падма.

- Это так мерзко, - скривилась Кэтрин. - Падма, правда, что ты такое говоришь? Дяде почти шестьдесят.

- Скажи это Мэнди, - ответила Падма, сложив губы трубочкой. - Ах, профессор Маррей такой статный и прекрасный! Профессор Маррей такой талантливый! Профессор
Маррей должен вести у нас зельеваренье, ведь он - ведущий специалист по зельям! У профессора Маррея такие бездонные глаза!

- Так, а вот теперь стало мерзко мне, - поморщилась Блисс. - Но, если говорить о профессоре Маррее, то первая пара - у него. Мы снова будет совмещены с
Гриффиндором?

- Должны были, но на этой неделе - нет, - вздохнула Падма. - Снова со Слизерином. О, смотрите, у кого-то засияли глаза.

- Да, сильно так засияли, - засмеялась Кэтрин.

- Завтрак, - сказала Блисс, чувствуя, как начинает краснеть. - Идёмте на завтрак.

***

О том, что Киллиан Маррей заменит Северуса Снейпа, учителя знали за три недели до начала каникул. Не только учителя - Люциус Малфой тоже об этом знал. Вернее
будет сказать, что он знал о самом факте замены, потому что Снейп должен был уйти.

Стоило праздничному ужину начаться, как к нему прилетел филин, к ноге которого было привязано письмо.

«Драко,

Северус сделал всё, чтобы подготовить в Хогвартсе плодородную почву для захвата. Теперь - твоя очередь.

После того, как закончишь чтение этих строк, немедленно отправляйся в Выручай-комнату. Северус дал ей точные указания - она пропустит тебя сразу же.

Найди старый шкаф, который ты видел в магазине Горбина и Бэркеса. Почини его и доложи о результатах.

Это не только твоё посвящение, но и шанс показать себя, послужить высшим целям.

Неудач быть не должно.

Люциус Малфой».

Малфой непонимающе посмотрел на стол преподавателей: и замер, не в силах отвести взгляда от человека, который сидел за столом. Наверное, в последнее время он
стал так часто слышать «Киллиан Маррей», что теперь начал бредить.

- Надеюсь, мои дорогие друзья, вы хорошо провели каникулы? - спросил Дамблдор, взмахивая палочкой и зажигая свечи по всему залу.

По залу разнесся шум: кто-то кричал, что каникулы прошли отлично, кто-то требовал их продолжения, а кто-то говорил, что рад вернуться в Хогвартс.

Малфой посмотрел на стол Когтеврана. И понял, что Блисс не сидит рядом с остальными сокурсниками.

- Что же, учителя ничем от вас не отличаются: отпуск прошёл хорошо, но его продолжения, в глубине души, хочет каждый из нас, - добродушно закончил Дамблдор,
словам которого вторил смех. - К несчастью для кого-то из вас, не весь преподавательский состав вернулся после каникул. Но можете не волноваться - профессор
Снейп жив и почти в добром здравии, если не считать перелома ноги с тяжелыми последствиями.

В зале послышались самые настоящие аплодисменты, но смолки они так же быстро, как и начались.

Малфой едва удержался, чтобы не прикрыть глаза рукой.

Перелом ноги с тяжелыми последствиями. Да кто в это поверит? Хотя... разумеется, все. Все в этой чертовой школе, все, кто не был причислен к Слизерину, все,
стоявшие против Волан-де-Морта и отстаивающее свет и вечное добро.

Даже Поттер поверит. Особенно он. Пустоголовый Поттер и его нищие, грязнокровные друзья поверят в это с легкостью.

- Но вы можете не отчаиваться! - торжественно воскликнул Дамблдор. - Хочу представить вам нового преподавателя по Защите от Темных Искусств: Киллиана Маррея.
Именно этот человек подарил нашему миру познавательную и трудоемкую книгу «Зелья в судьбах человечества».

Зал взорвался такими громкими аплодисментами, что у Малфоя заложило уши.

- Не могу поверить! - восхищенно трещала Бланш Кингзман. - Человек, написавший «Зелья в судьбах человечества» будет преподавать у нас в Хогвартсе! И посмотрите
на него, какой красавчик! В жизни выглядит лучше, чем на фотографиях.

- Кингзман, неужели прониклась Защитой? - криво улыбнулся Блейз. - Или надеешься, что хотя бы этот профессор пожалеет тебя, и не будет ставить заслуженные
Тролли?

- Замолчи, Блейз, профессор Маррей сейчас будет произносить речь, - шикнула на него Кингзман.

«Киллиан, вы - моя единственная надежда на спасение!»

«Киллиан...»

Блисс всегда смеялась, когда упоминали Киллиана Маррея, или когда она видела его рядом с собой, или когда они разговаривали.

«Киллиан, мы купили зеркало!»

Малфой внимательно осмотрел каждого за своим столом.

- Где Рафферти? - спросил он у Блейза.

- Может быть, тоже сломал ногу? - беспечно предположил Блейз. - Кажется, в поезде я его видел.

Тем временем Киллиан Маррей подошел к пьедесталу, и, дотронувшись до совы, начал:

- Начнём с того, что я не поверил, когда мне предложили должность преподавателя в этом замечательном месте. Серьёзно, я отправил обратное письмо: написал, что
согласен исключительно на роль директора!

В зале снова послышался смех. У Малфоя начало тянуть в виске.

- Как оказалось позже, это была вовсе не шутка, и мне действительно предложили преподавание. По Защите от Темных Искусств, - Маррей обернулся и посмотрел на
Слизнорта. - Гораций, как на счет обмена креслами? Уверен, нам это пойдёт только на пользу!

- Благодарю за предложение, профессор Маррей, но моего кабинета вы не получите, - погрозив пальцем, крикнул Слизнорт.

- Что же, - Маррей снова обернулся к ученикам. - Значит, моё появление будет единственным, что вас шокирует в этом году. Если, конечно, я не умру в кресле, как
большая часть учителей этой должности. Можете не смеяться, это была очень неудачная шутка! Знаете, на самом деле, я не очень хорош в этом. В поздравительных
речах, да и в любых речах тоже. Если кто-то был на одной из моих конференций, то не волнуйтесь, никто не приводил на них коров. Мычание исходило от меня.

Малфой подавил желание зажать уши от исходящего отовсюду смеха.

- Я понимающий, спокойный, добрый человек, - продолжал Киллиан Маррей. - Вы можете прийти ко мне на урок без подготовленного домашнего задания, я даже не сниму с
вас баллы. Но не стоит это делать больше одного раза. Я не ваш старый профессор, не умею убивать взглядами и... что там говорил Гораций? Назначать бесконечные
отработки?

Все в зале согласно загудели.

- Так вот, поверьте, с вашими отработками я только теряю своё время. Так что на всех неугодных я буду ставить особые эксперименты. Какие, спросите вы? Придите на


мой урок без домашнего задания больше одного раза. И сразу же узнаете. Хорошей вам учебы и понимающих преподавателей.

Даже не смотря на последние слова, Киллиан Маррей возвращался к преподавательскому столу под аплодисменты.

Малфой не выдержал: коснулся виска, потерев его. Как же он устал.

Да ещё и Блисс, где её черти носили? Сначала он нашёл свободное купе, потом, не дождавшись Блисс, отправился искать её в вагон старост, полагая, что она ждёт его
там.

Но Блисс так и не появилась, более того - не присутствовала на банкете.

И Рафферти тоже не было.

Хотя, к Рафферти он её не ревновал, не те у них были отношения. Непонятные - да. Временами странные - да. Близкие - тоже, пожалуй, да.

Но влюбленность там и рядом не лежала.

А вот Маррей ему по-прежнему не нравился. Умом Малфой понимал, что это из-за недоразумения, первого впечатления, из-за Блисс, в конце концов.

Но поделать ничего с собой не мог.

Он снова с отвращением посмотрел на письмо, и непроизвольно сжал его в кулаке.

Теперь придётся разбираться и с этим.

- Маррей, - крикнул Малфой, увидев в толпе выходящих из зала учеников светловолосый затылок. - Маррей. Кэтрин!

Маррей удивленно обернулась, и, удостоверившись, что Малфой смотрит на неё, подошла.

- В чём дело?

- Где твоя подруга?

- Какая именно? - осторожно спросила Маррей.

- У тебя так много подруг, которыми я могу интересоваться? - сухо спросил Малфой.

Маррей молчала, озираясь по сторонам.

- Блисс. Бромлей. Помнишь такую? - ласково, как у маленького ребёнка, спросил Малфой.

- А, Блисс, - сказала Маррей таким тоном, будто понятия не имела, о ком они говорили.

Малфой начал терять терпение.

- Блисс Бромлей, перевелась к нам на седьмом курсе, часто падает в обмороки, может споткнуться на ровном месте и начинает нести ерунду, когда волнуется, -
скучающе перечислил Малфой. - Живёт с тобой в одной комнате. Что, совсем никаких соображений?

- Она... в пабе!

- Где? - опешил Малфой. - В каком ещё пабе? Маррей, ты головой ударилась?

- Нет, она правда в пабе, - сказала Кэтрин, стыдливо опустив глаза. - Просила тебе не говорить, потому что... не хотела, чтобы ты знал. Она в пабе с Рафферти.

- В пабе, - повторил Малфой. - С Рафферти. И каким образом они там оказались?

- Таким же, каким оказываются все ученики, когда хотят посетить Хогсмид в неурочное время, - пожала плечами Маррей. - У всех свои потайные двери.

- Ладно, иди, - махнул рукой Малфой, отправляясь в подземелья.

С одной стороны, с трудом верилось, но ложь вышла больно странной, да и потом - зачем Маррей врать о таком?

Когда Малфой зашёл в свою гостиную, незамедлительно бросил письмо в камин. Зеленые языки пламени поднялись на мгновение, вскружились вихрем, отбрасывая искры, и
сразу же потухли.

Выручай-комната. Шкаф.

«Когда-нибудь тебе всё аукнется. Вся твоя злоба и агрессия».

Уже аукнулось, Бромлей. Уже.

Но ты по-прежнему рядом. А значит, можно справиться. Справиться можно со всем.

На следующий день Блисс не появилась на завтраке. На вопрос, где Блисс сейчас, Маррей ответила лаконично:

- Болит голова. Из-за вечера в пабе.

Малфой посмотрел на Рафферти, пытаясь понять, как он себя чувствует, но в итоге махнул на это рукой: Рафферти всегда выглядел так, будто только что вышел из
могилы, в которую сам и закопался.

К обеду Блисс соизволила появиться в Большом зале. Растерянная, с большими глазами, будто инферала увидела.

Малфой было хотел встать, подойти к ней, но этого не потребовалось: она нашла его взглядом, и на её лице сразу же проступило облегчение.

Следующее, что сделала Блисс, повергло в шок весь слизеринский стол - она просто села рядом с Малфоем и, ничего не сказав, поцеловала.

Малфой не хотел бы отвечать, - сохранить хоть какое-то лицо, показать, что по-прежнему против публичных проявлений чувств, - но со смирением констатировал, что
это было выше его сил.

Когда Блисс отстранилась, за столом Слизерина стояла звенящая тишина.

- Что? - шепотом спросила Блисс. - Почему на нас так смотрят? Я помню, как в начале года Лаванда Браун едва ли не ела Рона Уизли на глазах всего Большого зала,
так на них даже внимания не обращали.

- Я не Уизли, - также шепотом ответил Малфой. - А ты - не Лаванда Браун.

- Ясно, - кивнула Блисс, по виду которой было понятно, что ничего ей не ясно. - Малфой?

- Что?

- Пусть они прекратят, мне неуютно, - пожаловалась Блисс, подняв на него глаза.

Манипулятор, про себя усмехнулся Малфой. Какой же она манипулятор, если хотела им быть.

Малфой посмотрел в глаза каждому, чей взгляд мог пересекаться с ними: посмотрел тяжело, насмешливо, с толикой злости, с предупреждением.

И демонстративно достав палочку, положил её на стол.

Ровно через минуту на них больше не смотрели и продолжали свои разговоры, как ни в чем не бывало.

- Извини, что вчера не нашла тебя в поезде, - сказала Блисс.

Она привалились к его плечу, прикрыв глаза. Её волосы защекотали подбородок.

- Встретила Рафферти?

- Да, - ответила Блисс. - Как ты узнал?

- Расспросил Маррей.

- Осторожно, - хмыкнула Блисс. - Теперь в Хогвартсе два человека с фамилией Маррей.

- Я был на праздничном ужине, - ответил Малфой. - Я заметил. А где были вы с Рафферти?

- Мы... немного погуляли. Мы очень долго гуляли. Очень, очень долго гуляли. Очень...

- Бромлей, я понял, гуляли вы действительно очень долго, - криво улыбнулся Малфой. - И? Как прогулка?

- Весьма... неожиданно. И незабываемо. Я даже не предполагала, что такая прогулка может случиться. Не в первый день - точно.

- Выходит, мой отец всё же был прав? - не удержавшись, спросил Малфой.

- Эй, если мне нравится глинтвейн, это не значит, что я страдаю алкоголизмом! - Блисс воскликнула так громко, что снова привлекла внимание всех присутствующих.

Малфой только вздохнул, позволив Блисс дальше дремать на своём плече.

Может быть, всё было не так плохо. Блисс будет полностью в учёбе, он - тоже. Может быть, Блисс больше не попадёт в больничное крыло и забудет о своём беге.

Сейчас ему казалось, что она уже забыла.

Может быть, если отбросить все неприятные факторы, если забыть о войне, которой не было в этих стенах, если позволить себе забыть о письме отца, забыть о том,
что с Блисс с самого начала было что-то не так - может быть, всё было хорошо.

Может быть, всё стало становиться лучше.

«Всё стало становиться лучше».

Именно над этими словами Малфой раздумывал, пока ждал Блисс у класса Защиты. Почти все зашли в класс, в том числе староста Когтеврана, а Блисс всё не было.

Неужели снова загремела в больничное крыло?

Когда Малфой узнал, что она едва не свалилась с одной из лестниц в пропасть, то просто вскочил с дивана и на глазах у всей главной гостиной бросился в больничное
крыло. С Блисс всё было хорошо: и она, и мадам Помфри, и Киллиан Маррей в один голос утверждали, что физических повреждений нет, отделалась малым испугом.

На его разъяренный взгляд Блисс только демонстративно закатила глаза.

Потом - ещё два случая, нормальных объяснений которым не было, а Блисс объяснять не хотела - только отнекивалась, или переводила тему, или начинала его целовать.

Последнее всегда действовало.

Но она не трогала письмо, которое получила таким диким способом: Малфой знал. После воспоминаний или образов она становилась напуганная, тихая, становилась не
собой.

А Малфой такого не замечал. Весь этот месяц, если не считать стычек, небольших ссор и размолвок, был самым спокойным за время, проведенное с Блисс Бромлей. За их
время.

О том, что Блисс приближается, Малфой понял по вскрику и глухому стуку. Через секунду из-за поворота вылетела Блисс, потирающая плечо.

- Меня просто занесло в стену, я не упала, - сразу сказала она.

- Урок начался десять минут назад. Бромлей, десять минут!

- Думаю, мне простят небольшое опоздание, - легкомысленно сказала Блисс, и внезапно хитро прищурилась. - К тому же, я очень хорошая ученица. Наш новый преподаватель очень мной доволен.

Малфой едва не щелкнул её по лбу. Неужели она правда не понимала, что ему это не казалось шутками, не казалось смешным?

Конечно, не понимала. Для Блисс Киллиан Маррей был человек, с которым она случайно столкнулась в Копенгагене и не отказала в сопровождении, не более того.

Он видел их со стороны, он успел придумать себе много отвратительных вещей, а она смеялась над этим.

Почему-то она всегда смеялась над тем, что причиняло дискомфорт другим и, самое главное, себе самой.

Нужно будет как-нибудь спросить у неё. Нужно будет. Но не сегодня.

Малфой открыл дверь и пропустил Блисс в тишину класса.

- Мисс Бромлей и очередной человек, который из-за неё опоздал, пожалуйста, займите свободные места, мы только вас и ждём, - сказал Маррей, настраивая проектор. - Все присутствуют в классе?

- Николас Рафферти отсутствует по причине плохого самочувствия, профессор, - сказала Кингзман.

- В очередной раз за этот месяц, - вздохнул Маррей. - Надеюсь, я когда-нибудь увижу его на своём уроке. Открываем учебники на сто пятьдесят седьмой странице.

Блисс посмотрела на Малфоя, подняв брови. Малфой только пожал плечами - он понятия не имел, что в очередной раз случилось с Рафферти.

- Углубленное изучение организма вампиров? - удивленно сказала Кингзман.

- Вы уже проходили этот параграф?

- Нет, профессор, но сейчас мы изучаем существ, которые представляют собой наибольшую опасность, чем вампиры, - сказала староста Когтеврана.

- Но что заставило вас думать, что вампиры менее опасны, чем оборотни или инфералы? - удивился Маррей.

- В прошлом году, на День святого Валентина, профессор Слизнорт приводил вампира, - сказала Кингзман. - Он был совершенно безобидным.

Малфой едва не застонал в бессильной злобе, всё же прикрывая глаза рукой. Неужели Кингзман была настолько дурой, что действительно в это поверила?

- Мисс Кингзман, вы хотите уверить весь класс в том, что Гораций привёл в Хогвартс... настоящего вампира? - кажется, в кои то веки мысли Маррея полностью
совпадали с мыслями Малфоя. - Скажите, рядом с этим вампиром случайно не было оборотня или дементора? Инферала? Кого-нибудь, кто мог проверить ваш стакан на
наличие запрещенных зелий?

Маррей поднял руку, сразу же обрывая любые смешки, и оглядел каждого в классе разочарованным взглядом.

- Кто-нибудь из вас вообще знает, кто такие вампиры, как они появляются, их особенности, в конце концов?

Малфой заметил рядом с собой движение: Блисс быстро подняла руку.

- Мисс Бромлей, встаньте, - сказал Маррей, и, сцепив руки в замок и положив на них подбородок, с улыбкой на неё посмотрел.

Его сразу же захотелось лишить глаз и губ.

- Мисс Бромлей, что именно вы знаете о вампирах?

- Почти всё.

По классу послышались смешки или откровенный, но тихий смех: в основном, конечно, над Блисс смеялись слизеринцы.

- Хорошо, мисс Бромлей, давайте начнём с малого, - сказал Киллиан Маррей, предупреждающе посмотрев на каждого, кто смеялся. В классе мгновенно повисла тишина. -
Как именно происходит обращение человека в вампира?

- Самый первый вампир был создан при помощи магического ритуала, в тринадцатом веке, точный год...

- Мисс Бромлей! - Маррей замахал руками, останавливая её. - Я понимаю, что вы уже не совсем дети, но здесь могут быть ранимые люди, так что, пожалуйста, давайте
упустим весь ритуал, с помощью которого был создан первый вампир. Перефразирую вопрос: как начали появляться вампиры после этого ритуала?

- Для непосредственного превращения обычного человека в вампира нужны следующие факторы: вампир, укусивший человека...

- Думаю, об этом догадывался каждый в классе, - фыркнула Кингзман.

- Вампиры такие редкие существа по одной причине: чтобы была вероятность превращения обычного человека в вампира, нужно сделать ровно шесть глотков крови, и
сразу же отпустить жертву, - спокойно продолжила Блисс. - Ни больше, ни меньше.

- Мисс Кингзман, в учебнике это написано?

- Нет, профессор Маррей, - отвернувшись, ответила она.

- Слышали поговорку - лучше пусть болят руки, чем язык? Думаю, я полностью с ней согласен. Пожалуй, я назначу вам отработку. В конце урока положите палочку на
стол и как следует вымоете кабинет.

- Но профессор Маррей, вы же говорили, что не назначаете ученикам отработки! - возмущенно воскликнула Кингзман.

- Я сказал, что не назначаю ученикам отработки, потому что не хочу тратить своё время, - скучающе напомнил Маррей. - Вам повезло: сегодня у меня свободен весь
день. Но о чем это мы? Мисс Бромлей, прошу вас, продолжайте.

Блисс дернула головой, словно прислушивалась к какому-то ощущению. Но потом продолжила:

- На этом проблемы не заканчиваются, - выдала Блисс, однако, сразу же взяв себя в руки. - Чтобы человек стал вампиром, его нужно закопать в землю ровно через
шесть часов, в шесть утра, с первыми лучами солнца. И последнее - у человека, который превращается в вампира, не должно быть никаких проблем со здоровьем, порезов или царапин до непосредственного укуса, сильных травм в прошлом, и хорошая свертываемость крови.

- Допустим, не смотря на все факторы, человек всё же стал вампиром. Что он должен делать дальше?

- Ровно через шесть минут он должен выпить крови, - сказала Блисс. - Если этого не случится - полного превращения в вампира не произойдёт и, фактически, человек
всё ещё умрет человеком, а не вампиром.

- Каковы преимущества вампира перед обычными людьми?

- Долголетие - как самое известное преимущество. Вампиры живут ровно пятьсот лет. Интересно, почему не шестьсот шестьдесят шесть?

- Сам задаюсь этим вопросом, - он снова улыбнулся. Не кому-то из класса: именно Блисс. - Что ещё?

- Солнечный свет им неприятен и да, опасен, но это связано в большей степени с психологическими факторами, нежели с физическими. Нет, конечно, вампирам может
стать плохо на солнечном свету: так, как становится плохо людям от гриппа, мигрени, сломанных конечностей. Но в большей степени он воздействует на их мозговые
центры. Долгое пребывание вампира на солнечном свете делает его неуправляемым, опасным для окружающих, и, в редких случаях, даже для себя самого.

Пэнси подняла руку.

Малфой старался на неё не смотреть. Пэнси была гораздо умнее Кингзман, и играла более тонко, более продуманно. Но что такого натворила Блисс, что она так себя
ведёт? И почему не хочет говорить об этом?

- Мисс Паркинсон, что вы хотели сказать?

- Но, профессор Маррей, вампиры живут ровно пятьсот лет, это упоминается во всех трактах о них. Их ничего не может убить, это научно доказало.

- Каким образом не убийства вампиров могут быть научно доказаны? - опешила Блисс.

- Мисс Бромлей, мисс Паркинсон в чем-то права, - задумчиво сказал Маррей. – Сорок лет назад...

- Магическое сообщество изловило одного вампира, - перебила его Блисс. - На нём проводили эксперименты, пытались сделать ему хоть что-то, даже выводили в цепях
на солнечный свет. Это привело к тому, что вампир порвал цепи голыми руками и убил всех, кто принимал участие в экспериментах. Но, вы слышали о теории слабого
места вампира?

- Её исключили сразу же после этого эксперимента, - ответила на вопрос Пэнси. - Эта теория так и называется «слабое место вампира». Всё. Больше в ней ничего нет.

- Мисс Бромлей, хотите что-то добавить?

- Да, на счет того, что в этой теории ничего нет. Это не совсем правда. В тысяча девятьсот сорок втором году американский мракоборец, Сайзерленд Квирк, предположительно, смог понять, как можно убить вампира. Он выдвинул простую теорию - вампира можно убить, найдя определенную точку, своеобразное слабое место на теле. Стоило проткнуть её чем-то острым - и вампир сразу же рассыпался в прах.

Пэнси снова подняла руку.

- Мисс Паркинсон?

- Извините, профессор, я ошибалась. В этой теории кое-что есть - глупость. Сайзерленд Квирк прославился до самой Англии лишь потому, что был больным психопатом.
Он устроил массовое побоище в американском Министерстве магии, причем не палочкой, а обычным ножом. Каким-то образом заколол двадцать человек, прежде чем его
обезвредили.

- Его подставили.

На секунду Малфой даже не поверил, что это сказала Блисс. Откуда она знает о таких вещах? Зачем думала над ними? Разве это стоило размышлений?

Сейчас он был полностью согласен с Пэнси - Сайзерленд Квирк и вправду был больным психопатом. Ладно было бы пять свидетелей, ладно - десять, но в общей сложности
буйство Сайзерленда Квирка видело более трехсот человек.

Даже Блисс, с её гипертрофированным чувством справедливости, должна была это понимать.

- Вы верите в это, мисс Бромлей? - серьёзно спросил Маррей.

Блисс несколько секунд напряженно на него смотрела, после чего, улыбнувшись, ответила легкомысленным тоном:

- Да. Вампиры, конечно, редкие существа, но всё же они есть в этом мире, а значит, и убить их можно. Пусть не тем же способом, что человека или оборотня - но
можно. Каждого в этом мире можно убить, и глупостью было бы предполагать, что способа не существует.

Маррей молчал, внимательно оглядывая Блисс, после чего вздохнул и спросил:

- Скажите ещё три факта о вампирах, и можете садиться.

- Теряют способности к колдовству, когда становятся вампирами, но при этом получают одну способность: гипноз, пирокинез, телекинез входят в самые
распространенные теории об их способностях. Могут пить кровь живых людей, не иссушая их до конца и не убивая: укус вампира затягивается меньше, чем через минуту.
Некоторым вампирам неприятен вкус настоящей крови: сказывается сложное превращение и человеческие качества. Но у таких вампиров есть небольшие бонусы к проведению досуга.

- Какие бонусы? - поднял голову Маррей.

- Связано с алкоголем, - ответила Блисс. - Но это уже будет четвертым фактом.

- Садитесь, мисс Бромлей. Десять баллов Когтеврану. Тема урока: изучение кожного покрова вампира, степень твердости его костей, заклинания, которые могут
оглушить вампира и, конечно, способы сбежать от вампира, потерявшего разум.

Оставшаяся часть урока прошла за скрипом перьев и почти осязаемой тишиной.

После того, как прозвенел звонок и Маррей задал домашнее задание, он сказал:

- Если кому-то будет интересно - на моём столе вы сможете найти несколько коробок с автоматическими ручками. Не стесняйтесь - берите, забирайте с собой и
спокойно пользуйтесь ими на моих уроках. Мисс Кингзман, стоять. Вас ждёт поистине увлекательная уборка класса.

Малфой ждал Блисс на выходе, пока она собирала учебники и листы. Но прежде, чем окончательно выйти из класса, она обернулась и помахала Маррею. Тот вымученно
улыбнулся, сразу же указывая на Кингзман, и помахал ей в ответ.

- Как тебе урок? - спросила Блисс, оказавшись рядом с Малфоем. - Лично я ощущаю небывалый прилив энергии. Вот, значит, какого это - чувствовать себя умным на
Защите от Темных Искусств. Теперь я стала лучше понимать причину твоего раздутого эго.

- Думаю, дело не только в уме, - сказала Пэнси, неслышно к ним подошедшая.

- Не понимаю, о чем ты, - подняла брови Блисс.

- Неужели? Тогда объясню, - любезно сказала Пэнси. - Ты сегодня была не только самой умной на уроке, но и показала каждому, что являешься любимицей нашего нового
преподавателя.

Блисс комично открыла рот.

- Правда? А я-то полагала, что мой ответ был блестящим, а Бланш повела себя крайне невоспитанно, вот и получила отработку. А тут, оказывается, слухи,
предположения, тайные знаки, сопоставив которые, мы приходим к выводам, что я - любимица учителя. Ты раскрыла мне глаза, Пэнси!

Пэнси посмотрела на неё с таким отвращением, с которым, пожалуй, редко смотрела на Тёмного Лорда, когда он не видел её взглядов.

Блисс невольно отступила на шаг - но не столько из-за испуга, сколько из-за того, чтобы лучше видеть Пэнси.

- Можешь мне объяснить, что я тебе сделала? - прямо спросила Блисс. - Последнее время ты ведешь себя так, словно я при тебе утопила корзину с котятами или
нанесла увечье кому-то из твоей семьи. В чём дело? Что не так? Мы же неплохо общались.

- Прекрати делать вид, что не понимаешь, - зло сказала Пэнси.

- Но я правда не понимаю! - воскликнула Блисс. - Мы увиделись на каникулах, и тут - такие разительные перемены. Давай поговорим об этом.

- Сайзерленд Квирк.

- Что - Сайзерленд Квирк? - растерялась Блисс.

- Защищаешь его, да, Бромлей? - Пэнси снова говорила спокойно, апатично. - Защищаешь подобных себе? Неудивительно.

Пэнси, развернувшись, пошла от них прочь.

- Я по-прежнему ничего не понимаю, - заключила Блисс, смотря вслед Пэнси.

А Малфой снова вернулся к мыслям о Сайзерленде Квирке, словах Блисс о его невиновности и последствиях.

- Почему ты не промолчала? - сквозь зубы процедил Малфой.

- О, теперь и у тебя претензии? - иронично спросила Блисс.

- Бромлей, дело даже не в том, что Сайзерленд Квирк убил людей, нет! Он убил людей на конференции по поддержанию дружеских отношений между Министерствами магии!
Там было не только Министерство США, но и Министерство Франции, Австралии, Италии, кого там только не было! Англия, как ты можешь догадаться, была в их числе.

- Я знала об этом, - подтвердила его опасения Блисс. - И? Что дальше?

- Ты же знаешь, что это произошло сорок лет назад, да?

- Ты можешь сразу перейти к сути?

- У двух учеников Хогвартса там убили родственников, - Малфой смотрел на неё в бессильной злобе, не зная, как сказать так, чтобы до неё дошло. - Бромлей, ты
вообще представляешь, что натворила? Или ты думала, что об этом никто не узнает? Так вот, развею твои сомнения - об этом скоро будет говорить весь Хогвартс. Ты,
уж не знаю, как, перешла дорогу Пэнси, и сегодняшняя ситуация - отличный способ сильно тебе насолить или устроить настоящую травлю.

- Да мне плевать, - сказала Блисс.

Малфой только усмехнулся в бессильной злобе. Конечно, ей было наплевать.

Блисс снова выглядела уставшей. Она потянулась, прикрывая глаза. Солнечный свет, лившийся из окон, отразился полосами на её лице.

- Слушай, я не позволю, - сказал Малфой вещь, которая была очевидна для него, но возможно, не очевидна для неё. - Никакой травли не будет. Если что - у меня в
арсенале есть прекрасные заклинания. Или я возьмусь за нож, прямо как Квирк. Кажется, ты у нас любишь плохих парней?

Блисс как-то странно посмотрела на него, а потом засмеялась счастливо, громко, и смех её отзывался вибрацией где-то там, где должно биться сердце.

- О мой бог, я обожаю, когда в тебе просыпается вот это, - сказала Блисс, коснувшись ладонью его щеки. - Правда, обожаю. Пошли, проводишь меня до башен, мне нужно взять кое-какие учебники. Ты не представляешь, как поднял мне настроение.

Малфой проводил её до башни Когтеврана, и, подождав, пока Блисс ответит на вопрос клюва, спросил:

- У нас ещё есть сдвоенные пары?

- Нет, - ответила Блисс. - У меня вообще осталось две пары, так что после обеда я полностью свободна.

- Не всем так повезло, - хмыкнул Малфой. - Увидимся за обедом.

Блисс поцеловала его в уголок губ.

***


Блисс разглядывала кровать и всерьёз думала о том, чтобы пропустить астрологию и поспать несколько часов, как следует завернувшись в одеяло.
Решение проблемы было глупым - но Блисс оно всегда нравилось. И практически всегда помогало.

Стоило поспать - и все проблемы исчезали.

Увы, эта проблема вряд ли бы исчезла.

Ей действительно стоило промолчать. И не из-за травли или пакостей, - что за детский сад устраивала Пэнси? - а из-за своего личного спокойствия и комфорта.

Если Пэнси или Бланш действительно начнут говорить, то пристального внимания не избежать. А это было последним, что ей требовалось.

Кстати, о требовании того, что ей необходимо.

Блисс достала письмо, которое добыла с таким трудом. Последний месяц она только и делала, что старалась о нём не думать.

Может быть, нормальная жизнь была не так уж и плоха. Может быть, ей действительно стоило всё отпустить, и все факторы твердили, что да, стоило.

Всё было относительно спокойно, место Теневой сущности так и не удалось найти, а Гермиона ясно дала понять, что магия рун и возможность их проводников
невозможна.

Зачем было возвращать прошлое, которое явно принесло одни лишь беды?

Блисс пока что не знала ответа на этот вопрос. Но, может быть, когда-нибудь узнает. И пожалеет, что перестала бежать.

Перестала бежать.

Блисс разозлилась на саму себя. Опять, значит? Опять пускать всё на самотек и ждать развязки? Ну уж нет. Больше она такого никогда не сделает. Блисс решительно
открыла письмо.

И дотронулась до кромки исписанной бумаги, успев подумать о том, что сесть на кровать - было хорошим решением. Под веками привычно вспыхнула вереница золотой
пыльцы.

И, оставаясь последние мгновения на краю сознания, Блисс подумала, что очень ей рада.

***

София вздрогнула. София встала посреди очередного куплета Теодоры Сандро и едва ли не побежала к выходу, попутно извиняясь перед шипящими вслед зрителями. Они
вели себя, как змеи. Они вели себя, как Айвори, и Софии казалось, у всех них было лицо Айвори.

София остановилась лишь посреди парка, спряталась за листьями и деревьями, попыталась слиться в красных лучах солнца, сделала попытку последовать за закатом.

«Есть такие, как и мы».

- Что за ты за человек такой, Айвори? - прошептала София.

- Человек, который хотел дослушать эту невыразимо скучную оперу. Когда ты убежала, эта Теодора Сандро брала особенно высокую ноту. Интересно, так же кричат
подстреленные птицы, на которых охотился Чарльз?

Айвори встала перед ней, загораживая темно-зеленые листья, загораживая красноватые отблески заката. Айвори мотнула головой, и София увидела вновь, что среди
прядей её волос что-то пыталось выпутаться.

- Как можно желать кому-то такой жизни? Как можно радоваться такому?

- Я предполагаю, что у них другая жизнь. За ними не охотится повернутый псих. Их не хотят принести в жертву. Возможно, они счастливы, в своём мире.

- Каком же мире? В стеклянном? В том самом стеклянном мирке, в который ты, якобы, не веришь?

Айвори осела на листья, разбросав подол своего платья по земле. Айвори выглядела задумчивой и в какой-то степени даже печальной.

Айвори не отвечала ей, и София поняла, что Айвори, эта Айвори, - ничего стеклянного, - всё же верила в стеклянный мир. В свой собственный, стеклянный мирок, в
котором всё обязательно будет хорошо.

- У всех нас есть стеклянные миры, София. И иногда, но только иногда - мы можем о них помечтать.

- Потому что иногда - не считается?

- Да. Именно так.

Айвори встала с листьев, дернув себя за прядь волос. София глубоко вздохнула и дотронулась до её волос. София достала мёртвую птицу.

***

Белый. Желтый. Белый. Желтый.

Айвори.

Вот, значит, как звали самое отвратительно существо, которое когда-то знала София Саммер.

Блисс много не поняла из их разговора - про стеклянные миры, миры, в которых жили другие люди. Блисс поняла кое-что другое. За ними кто-то охотился. Они убегали.

И, получается, во время одного из своего побегов, они решили... послушать оперу? Или Айвори решила послушать оперу, а София, конечно, была против.

Блисс не понимала, что происходило в этом воспоминании. Блисс оно не дало ничего ровным счетом.

«Повернутый псих».

Нет, не то.

«Принести в жертву».

Зачем кому-то приносить в жертву другого человека? Ради чего, ради какой цели? Что это вообще значило?

Блисс подошла к зеркалу, взяла расческу и несколько раз провела по волосам.

- Поздравляю, Блисс Бромлей, - сказала она своему собственному отражению. - Твой личный поезд катится прямиком в ад.

Блисс, к своему собственному удивлению, смогла дойти до кабинета астрологии и даже отвечала на поставленные вопросы, заработав семь баллов для своего факультета.

Когда она пошла в Большой зал, то не успела заметить, как лестница поменяла направление и поехала на третий этаж. Зато она заметила кое-что другое: падение.

Она упала во второй раз, но теперь она чувствовала, что что-то не так. Падение было неправильным. Она просто стояла, а потом её нога подкосилась, стоило только
мельком посмотреть на одну из дверей третьего этажа. Как будто условный рефлекс.

Блисс решила дойти до этой двери - но позже, и, вероятнее всего, с Гермионой. Она могла многое знать об этом месте.

- Блисс, садись к нам, - неожиданно воскликнула Гермиона, когда Блисс прошла мимо их стола.

Блисс улыбнулась и села рядом. Выходит, слова о том, что Гермиона не против ей помогать, не были пустыми. Это было приятно.

- Привет, Гарри, Рон!

- Привет, Блисс, - почти хором ответили они.

Рон сидел, уткнувшись в газету, а Гарри ответил на улыбку Блисс.

- Давно не виделись.

- С окончания бала, - напомнила Блисс. - Не так уж и давно. Извини, не возражаешь, если я поговорю с Гермионой? Мне нужно кое-что уточнить.

- Конечно, - добродушно улыбнулся Гарри и, придвинувшись к Рону, заглянул в его газету.

- Так что ты хотела... - начала Гермиона, но неожиданно была перебита громким криком:

- Ты! Ах ты...

Блисс удивленно подняла глаза. Эбби Абель, вставшая из-за стола, метала молнии, смотря на Блисс с откровенной злобой и презрением.

- Что не так? - сразу спросила Блисс, прекрасно зная, что прежде, чем ей вразумительно ответят, придётся выслушать очень, очень многое.

- Я знала, что ты с приветом, но чтобы настолько! - продолжала распаляться Эбби. - Как тебя земля только носит, с таким-то мнением!

- Полагаю, точно так же, как и те миллиарды людей, у которых есть своё мнение, - аккуратно предположила Блисс.

- Ты... да как ты...

На секунду Блисс даже испугалась. Ей показалось, что Эбби действительно начала задыхаться.

- Ты... как ты посмела... Квирк... он... Квирк...

- Она что, называет тебя странной и считает, что это оскорбление?* - шепотом спросила Гермиона.

- Нет, тут в другом дело, - поморщилась Блисс. - Эбби, послушай, я...

- Не смей говорить со мной или обращаться ко мне ты, мерзкая... какая же ты мерзкая!

Эбби неожиданно встала из-за стола, подошла к Блисс, и замахнулась. Блисс не знала, как ей удалось; не понимала, как, при её-то координации, ей стало казаться,
будто рука Эбби доносилась до её лица с какой-то медлительностью; Блисс легко перехватила руку Эбби, отбросив её, как недавно отбрасывала водоросль.

В Большом зале замолкли все.

- Ты что, действительно хотела дать мне пощечину? - на всякий случай уточнила Блисс. - Эбби, напомни, мы точно учимся на одном курсе?

- Не смей называть меня по имени, - прошипела она. - Как ты можешь его защищать? Там был мой дядя! Он убил моего дядю! Что теперь скажешь, а, Бромлей?

Блисс знала, что это шанс. Шанс сказать, что она была не права. Сказать, что она ошибалась, и те слова были ошибкой, и что ей - очень жаль дядю Эбби.

- По-прежнему останусь при мнении, что Квирка подставили, - сказала Блисс.

Зал начал отмирать: гул стал становиться сильнее, послышались перешёптывания, разговоры во весь голос.

«Квирк?».

«Тот самый Квирк?».

«Кто такой Квирк?».

«Сайзерленд Квирк? Убийца-психопат? Она действительно сказала, что его подставили?».

«У неё что, не все дома?».

«Кто, в здравом уме, будет говорить о невиновности Сайзерленда Квирка».

Блисс резко встала из-за стола.

- У меня пропал аппетит, - сказала Блисс, обращаясь больше к Гермионе, чем к кому бы то ни было. - Я пойду, пожалуй.

- Я тебя провожу, - сказала Гермиона, вставая вместе с ней. - Пошли. Я тоже перехотела есть.

Блисс чувствовала спиной прожигающие, удивленные, непонимающие, ненавистные взгляды.

Когда они вышли из дверей Большого зала, Блисс, усмехнувшись, сказала:

- Вот что бывает, когда не можешь вовремя закрыть рот. Не повторяй моих ошибок.

- Ты храбрая, - неожиданно сказала Гермиона. - Я... думала, что ты смолчишь, или скажешь, что была не права.

- Так было бы легче, наверное.

- Было бы, - признала очевидное Гермиона. - Но не лучше, правда же?

Блисс осмотрела её, после чего удивленно рассмеялась.

- Скажи, ты случаем не знакома с Ламбером Францем?

- Нет, - подумав, ответила Гермиона. - Кто это?

- Не важно, - хмыкнула Блисс. - Гермиона, можешь мне помочь кое в чем? Когда в следующий раз окажемся в Хогсмиде - я плачу.

- Это вовсе не обязательно, - засмеялась Гермиона. - Конечно, я тебе помогу. Что именно нужно делать?

- Увидишь, - неопределённо сказала Блисс. - Иди за мной и смотри на меня внимательнее, хорошо?

- Ладно, - ответила Гермиона. - Скажи, почему ты тоже считаешь, что Сайзерленд Квирк невиновен?

- Тоже? - переспросила Блисс. - Так ты...

- Да, - на лице Гермионы проступила самая настоящая усмешка, бессильная и ироничная. - Я знаю, что в тысяча девятьсот сорок втором году, как раз тогда, когда
Квирк выдвинул свою теорию слабого места, с ним произошло что-то ужасное. Он винил в этом Министерство. Министерство магии разных стран устраивают дружеские
приёмы раз в пять лет. То есть, первые два раза он решил отдохнуть на курорте, а после, в возрасте восьмидесяти двух лет, заявился на приём... с ножом? За пятнадцать лет можно придумать сопособ подорвать несколько Министерств, если так сильно не хочется использовать магию.

- По поводу ужасного, что произошло в жизни Квирка. Ты знаешь про первого вампира, которого удалось словить волшебникам?

- Да, - вздрогнув, ответила Гермиона. - Ужасная история. Отвратительная. Знаю, нехорошо так говорить, но...

- Они пострадали исключительно из-за своей жестокости, - договорила за неё Блисс.

- Пожалуй, я бы лучше и не выразилась, - признала Гермиона. - А при чем здесь этот вампир и Квирк?

- У этого безымянного вампира было имя. Рассел Квирк.

Гермиона остановилась в тот момент, когда они почти подошли к лестницам. Блисс не стала её торопить. Понимала, что ей нужно всё обдумать. Сопоставить. Прийти к определенным выводам.

- Откуда ты это знаешь? - вот и всё, что спросила Гермиона.

- Сайзерленд Квирк и мой дедушка были хорошими друзьями, - Блисс даже не думала врать Гермионе.

Почему-то ей казалось, что в этот раз можно сказать правду.

- Так вот почему...

- Да, - Блисс замолчала, раздумывая, как продолжить. - Наверное, это глупо, верить в невиновность человека лишь потому, что в этом уверен кто-то из близких людей. Особенно если учитывать то, что Квирк косвенно винил себя в смерти сына. Когда Рассел стал вампиром, он сказал отцу, что у него есть смутное чувство, будто и его жизнь можно прервать. Квирк рассказал об этом только двум людям: моему дедушке и своему близкому коллеге. Коллега донёс эти сведения до министра магии США. А что было дальше, ты знаешь.

- Это не глупо, - вот и всё, что ответила Гермиона. - Верить тем, кто тебе дорог - одна из самых правильных вещей в этом мире.

Когда они поднялись по лестнице, и та стала привычно менять направление, Блисс напомнила:

- Смотри на меня.

Стоило Блисс только увидеть дверь, она сразу же споткнулась.

- Блисс, ты как умудрилась? - растерянно спросила Гермиона, оглядывая её. - Не ушиблась?

- Я в порядке, - сказала Блисс, снимая мантию. - Давай ещё раз. И в этот раз смотри на мои ноги.

Гермиона кивнула, явно не понимая, что происходит.

Когда лестница стала приближаться к двери третьего этажа, ноги Блисс снова подкосились.

Гермиона не засмеялась, не сказала ничего про совпадения. Напротив - она внимательно осматривала Блисс.

- Давай ещё раз, - сказала Гермиона. - Хочу кое-что проверить.

Третий раз прошел по такому же сценарию. Как и четвертый.

- Я думала, что мне показалось, но нет, - сказала Гермиона, когда они встали напротив двери. - Твои ноги подкашиваются за несколько секунд до соприкосновения
пола с лестницей. Это первое.

- А второе?

- Сначала у тебя дергается левая нога. После чего подкашивается правая. Это выглядит так, будто ты просто споткнулась, но если смотреть внимательно, выглядит
слишком одинаково.

- Ты не знаешь, что находится за этой дверью? - спросила Блисс.

Гермиона замялась, посмотрела на Блисс, потом перевела взгляд на дверь, потом - снова на Блисс. И так несколько раз.

- Пообещай, что не пойдёшь туда, - наконец сказала Гермиона.

- Я подумаю над этим, - не стала врать Блисс.

На секунду ей показалась, что Гермиона закатит глаза.

- Коридор третьего этажа. Он давно заброшен и туда нельзя заходить. И, Блисс, чтобы не случилось с твоей ногой, поверь мне, это того не стоит. Там происходили
действительно ужасные вещи.

И Блисс поверила в это. Более того: Блисс точно знала, что Гермиона была права.

В тех коридорах, в том, что под ними, действительно происходило нечто ужасное.

___

Quirk (Quirke) - причуда, уловка, странность.


Кристаллы Купидона


- Блисс, не надо! - возмущенно сказала Гермиона, наблюдая за тем, как Блисс направляет палочку на дверь.

- Я просто посмотрю, что внутри, - сказала Блисс, дергая за ручку. - Не волнуйся, выносить ничего не буду.

Коридор казался обычным, разве что слишком заброшенным, покрытым паутиной. Но Блисс знала, чувствовала - тут было что-то ещё.

- Здесь нет никакого подвала? - спросила Блисс.

- Подвала? - переспросила Гермиона. - Выходит, ты что-то знаешь об этом месте?

- Не совсем. Люк, ведущий вниз. Ещё один люк. Большая комната с колоннами, парты, доска, преподавательский стол. Окно. Что выше, что ниже.

Блисс зажала себя рот, переживая момент потока слов.

- Наверное, папа рассказывал, - сказала Блисс, попытавшись улыбнуться максимально естественно. - Так что? Здесь есть... то, о чем я говорила?

- Есть, - смотря на Блисс, как на пришельца с другой планеты, сказала Гермиона. - И люки, и большая комната с колоннами.

- Значит, мы идём туда! - воодушевленно сказала Блисс.

Путь до комнаты, которая так была нужна Блисс, оказался не самым приятным. Прыгнув в люк и приземлившись на пол, Блисс с ужасом услышала подозрительный хруст.

К счастью, ходить она по-прежнему могла, но неприятная боль в стопе не сулила ничего хорошего.

- Изверги, - возмущённо прошептала Блисс: звук здесь отдавался эхом. - Раньше здесь были верёвочные лестницы, почему их убрали?

- Когда - раньше? В то время, когда здесь учился твой отец?

- Нет, - покачала головой Блисс. - Двести семь лет и никогда назад.

- Временами ты очень странная, - заключила Гермиона. - Но это хорошо. Все мы здесь такие.

- Говоришь так, будто Хогвартс - психбольница, - усмехнулась Блисс.

Они спускались всё дальше, и в тот момент, когда Блисс, зажмурившись, прыгнула в очередной люк, Гермиона произнесла заклинание: приземление оказалось неожиданно мягким.

- Спасибо, - сказала Блисс.

- Не за что, - отмахнулась Гермиона. - Пошли, мы почти пришли.

Комната с колоннами была совсем не такой, как представляла Блисс. Вернее, она была такой же; она представляла её такой; но она не думала, что она будет настолько пусто.

Раньше здесь были парты, как и в остальных кабинетах Хогвартса.
И стояло много огромных папоротников в горшках: они заполняли почти каждый сантиметр пола, и ученики то и дело о них спотыкались.

Раньше под потолком кружились сферы: всех цветов радуги. Когда была ясная погода, солнце отражалось в каждой из этих сфер, и цветные блики кружились по комнате.

- Где окно? - спросила Блисс.

- Какое окно? - удивилась Гермиона. - Блисс, здесь никогда не было окон.

Гермиона была неправа. Окно было. Одно единственное, но и его хватало.

Если пройти по длинному кабинету; если дойти до преподавательского стола; если зайти за преподавательский стол, открыть створки, то можно было впустить дождь.

От влажности светло-рыжие, почти клубничного цвета волосы становились пушистыми. И если до них дотронуться, то можно было почувствовать удар тока.

Блисс достала палочку, направляя её на стену.

- Гермиона, отойди как можно дальше, - сказала Блисс.

К её удивлению, Гермиона не стала задавать ненужных вопросов: она действительно отошла, даже спряталась за одной из колонн.

- Тебе тоже лучше отойти, - сказала Гермиона.

- Нет. Я должна стоять здесь, - не слушая, что говорит, сказала Блисс. - Бомбарда Максима!

Блисс нахмурилась и заморгала. Потом внимательно осмотрела свою палочку. Почему ничего не произошло?

- Блисс, пригнись!

Гермиона крикнула вовремя - как только Блисс упала на пол, куски стены стали прокрываться трещинами, обрушаться на пол, разлетаться в разные стороны.

Блисс лежала и старалась не двигаться, прикрыв голову руками. Когда всё стихло, она встала и, несколько раз чихнув, попыталась стряхнуть с себя больший осадок пыли. Блисс посмотрела на Гермиону, убедилась, что с ней всё в порядке, но пришла к выводу, что лучше бы их никто не видел на обратном пути.

- Надо же, - Гермиона говорила восхищенно, смотря за спину Блисс. - Ты была права. Здесь действительно есть окно.

Блисс медленно обернулась и, подойдя к окну, дотронулась пальцем до стекла. Рассматривала, как стекло пошло трещинами и его осколки свалились вниз. Блисс выглянула и посмотрела вниз. Отсюда можно было легко спрыгнуть и ничего себе не сломать. Пришлось сразу отмести эту идею.

- И что теперь? Ну, после того, как ты взорвала школьное имущество, - спросила Гермиона, становясь рядом и проводя ногой по трещине, покрывшей пол.

- Не знаю, - честно ответила Блисс. - Ещё не уверена.

Блисс достала письмо, к которому теперь можно было спокойно прикасаться. Она развернула его.

Буквы сохранились. Четкие, хорошо проступающие.

Блисс понимала, что там написано. Но нужно было кое-что проверить.

- Ты понимаешь, что здесь написано? - спросила Блисс, показывая письмо.

Гермиона мельком оглядела строчки, после чего кивнула.

- Да, конечно. Блисс, это определенно английский. Да, с вкраплениями староанглийского, но, тем не менее. Если я не ошибаюсь, то так писали, начиная с шестнадцатого и заканчивая восемнадцатым веком.

Блисс села под окном, отодвинув несколько особенно больших обломков стен. Несколько снежинок, что ворвались через окно, упали за шиворот. Она поморщилась, но поднесла письмо к глазам.

«Привет, малышка София, глупая София, вечно ноющая София, набожная София, бесхребетная София.

Ты такая глупая. В своей восхитительной вере в людей, в этой прекрасной, самоотверженной, невероятной вере в доброту каждого человека, ты невероятно глупа, и невероятно пустоголова.

И я знаю, конечно же, я знаю, что именно из-за этого у тебя будут проблемы. Много проблем. Я не знаю, когда ты осознаешь. Я не знаю, когда ты сможешь понять, что нужно брать свою жизнь, свою ситуацию в свои же собственные руки.

Но я знаю вот что. Пусть и немного, но я в состоянии помочь тебе.

Когда ты поймёшь, что в твоей жизни всё потеряно - ты начнешь бороться. И я надеюсь, что в своей борьбе, ты найдёшь это. Найдёшь моё послание.

Ты не очень хорошо поступила со мной, помнишь? Ты уже сделала это, поэтому сейчас читаешь эти строки. А значит, я вправе поиздеваться над тобой ещё немного. Вправе загадать тебе загадку.

Так вот.

Стекло. Минерал. Мрамор. Бумага. Дерево.

София.

На век твоя, Айвори.

P.S. Надеюсь, что не больше.

P.P.S. Сожги письмо после прочтения этих строк. Последняя - в той смешной магической школе. Или у тебя в душе. Успей найти её».

Блисс достала палочку и направила её на письмо.

- Инсендио.

Бумага вспыхнула у неё в руках, и Блисс вскочила, отшатываясь от горящих ошметков.

- Зачем ты это сделала? - послышался голос Гермионы. - Да и потом, как можно забывать о безопасности? Ты же могла себе руки поджечь!

- Я не хотела его сжигать, - удивленно призналась Блисс. - Но когда я прочитала последние строки - всё само собой произошло.

- Это может быть заклинание, - сказала Гермиона. - Странное какое-то, правда. Обычно письма сами уничтожают себя после прочтения. Нужно поискать в библиотеке.

- Гермиона, здесь нет зеркала, но, поверь мне, сейчас тебя ждёт не библиотека, а душ, - прямо сказала Блисс.

- С тобой то же самое, - хмыкнула Гермиона. - Ну что, пошли?

- Да.

«Последняя часть - в той смешной магической школе. Найди её».

Последняя часть чего? Что именно нужно было искать? Ох уж эта Айвори – вечно с ней было так.

Блисс, попрощавшись с Гермионой, доплелась до башни Когтеврана, предвкушая хороший душ и несколько часов законного сна. Когда она зашла в гостиную, то поняла, что с планами придётся повременить. Сначала ей предстоит долгий, нудный, обстоятельный разговор с Малфоем.

- Своим лицом ты пугаешь первокурсников, - сразу же сказала Блисс.

Малфой осмотрел её с удивлением, после чего сухо сказал:

- Своим видом ты пугаешь весь Хогвартс. Есть разговор.

- А у меня есть душ, - попыталась отвертеться Блисс. - Ну, должен быть. Прямо сейчас. Давай в следующий раз?

- Сейчас. Выйдем в коридор.

Пришлось выйти в коридор, и стоять напротив Малфоя, ждать, когда он, наконец, заговорит.

- Ты так и будешь на меня молчать? - не выдержала Блисс. - Я всё ещё хочу...

- Бромлей!

Блисс невольно зажала уши. Они часто ссорились с Малфоем. Повышали голос. Кричали. Голос Блисс иногда срывался на визг.

Но с такой злостью, с таким потрясением, да, что уж там, с такой громкостью, Малфой ни кричал никогда.

- Ты что, Сонорусом воспользовался? - морщась, спросила Блисс. - Тебя же вся гостиная слышала.

- Что ты устроила? - Блисс с какой-то отстранённостью заметила, как на лбу Малфоя билась жилка. - Ты хотя бы понимаешь, что именно сказала, как себя повела?

- И это, заметь, ещё не мой предел.

- О, то есть, ты считаешь, что можно ухудшить ситуацию ещё больше? - зло спросил Малфой. - Я тебе говорю, что нет. Невозможно. Я забыл, что Сайзерленд Квирк убил дядю Абель. Зато я вспомнил, чьего родственника он убил ещё. Он убил двоюродную сестру Теодора Нотта. Не припоминаешь такого?

- Наркомана, которого я разоблачила? - решила уточнить Блисс. - Нет, извини. Не припоминаю. Слушай, чего ты от меня хочешь? Я всё равно останусь при своём мнении, ты при своём, как и каждый в этой школе. Ты думаешь, я испугаюсь косых взглядов или, как вы выражаетесь, травли? Так мне всё равно на ваши игры. Я просто хочу в душ.

- Ты права, - неожиданно легко согласился Малфой. - Вряд ли этот разговор к чему-то приведёт. Но вот что я тебе скажу - спроси у Грейнджер, с которой вы ушли при каждом из чистокровных учеников Хогвартса так, будто являетесь лучшими подружками, какого это.

- Какого - что? - не поняла Блисс.

- Когда тебя травят. Тихо травят - когда рядом нет друзей, никого нет, только пустые коридоры, знание болевых точек и ядовитые слова. Когда тебя настигает заклинание, безобидное, но которое уродует так, что над тобой смеётся вся школа. Когда с тобой не разговаривают, подставляют, смеются над каждым шагом. Спроси её.

- Вы понятия не имеете, что такое настоящая травля. Никто из вас. Но это даже хорошо. Нет такого человека, которому я могла бы такое пожелать.

Слова вылетели сразу же, и Блисс, прислушиваясь к ним, казалась себе отдельной. Не только от этих слов, а вообще от всего разговора, от всей ситуации.

- Малфой, мы закончили? - спросила Блисс. - Я вся в саже и пыли. Моё настроение снова познает дно. И душ по-прежнему хочет со мной воссоединиться.

- Да что ты заладила с этим душем, - досадливо сказал Малфой.

- Ну, не переживай, - Блисс стало совестно. В конце концов, чего она хочет? Взрослых поступков от каждого из них? Это явно было не по части каждого в этой школе, не по части неё самой. - Скоро всё успокоиться, об этом инциденте забудут. Скоро бал, в конце концов. Если тебе станет легче, то там я полностью восстановлю свою репутацию. Ну? Всё хорошо? Давай, улыбнись мне.

Блисс взяла его лицо в свои ладони, не давая отвести взгляда.

- Смотри, мои занятия закончились, твои - тоже. Сейчас я приведу себя в порядок, выберу свитер посимпатичнее, и мы можем улизнуть в Хогсмид. Или...

- Или? - поднял брови Малфой.

- Кто у нас тут староста? - скопировала его выражение лица Блисс. - И у кого есть привилегии в виде отдельной комнаты, и прекрасной, огромной ванны, о которой я столько слышала? Жди меня в гостиной, спущусь через час. А ты решай - будем ли мы вести себя прилично или... не очень.

- По твоему, сбежать в Хогсмид прилично? - спросил Малфой. С улыбкой. Он улыбался ей, открыто, ясно, полностью себя отпуская.

- Всё познается в сравнении, - подмигнула Блисс.

***

Малфой ждал Блисс в гостиной, иногда посматривая на часы. Час почти прошёл, и Малфой с какой-то ленцой думал о том, насколько сильно опоздает Блисс, находясь на втором этаже.

Его мысли прервала открывшаяся дверь гостиной Когтеврана, из которой сразу же вышли Пэнси и Блейз.

Малфой смерил их удивленным взглядом, попутно думая о нелепой двери в башню Когтеврана. С безопасностью тут было неважно.

- Мы так и думали, что ты окажешься здесь, - апатично сказала Пэнси, усаживаясь напротив него.

- Вообще то, я не думал, - поднимая руки, сказал Блейз. - И искать я тебя не хотел. Это всё её затея.

- Ты расстался с Бромлей? - сразу перешла к делу Пэнси.

- Нет.

- Почему?

- Полагаю, причина в том, что я не собираюсь с ней расставаться.

Пэнси посмотрела на него взглядом бесконечно заинтересованным и оценивающим.

- Вот как, - сказала Пэнси. - То есть, причина стать изгоем тебя не пугает?

- Почему меня должны пугать вещи, которые по определению не могут случиться?

Пэнси открыла рот, закрыла его, и, кинув быстрый взгляд на Блейза, продолжила:

- Малфой, послушай, её поведение стало краем. Это был плевок не только в правосудие каждого в Министерстве магии, нет. Она ушла едва ли не под ручку с грязнокровкой. Её общество стало табу. С ней теперь не заговорит ни один приличный человек.

- Её вины в этом нет, - спокойно ответил Малфой. - Если бы ты держала рот чуть более закрытым, проблем бы не было.

- Малфой, что ты несешь? - взбесилась Пэнси. - Ты действительно не понимаешь? Она же помешанная, даже ещё больше, чем кто-то мог предполагать. Сайзерленда Квирка подставили! Что будет дальше? Он убьёт тебя во сне и скажет, что так и было?

- Пэнси, извини, но мы, всё же, о Блисс говорим, - осторожно сказал Блейз.

- А ты вообще молчи, сам же хотел меня поддержать!

- Правда? - удивился Блейз. - А я помню немного другое. Ты влетела в нашу спальню, схватила меня и со словами «Надо вправить Малфою мозги», помчалась его искать.

- Ладно, - сказал Малфой. - Давайте рассмотрим ситуацию, где я могу стать изгоем.

- Пэнси, - перебил его Блейз. - Знаешь, почему он не может стать изгоем даже теоретически? Я его друг, а он - мой. Ну нравится ему девушка, которая иногда ошибается, ну и что? Она чистокровная, и, хочу тебя напомнить, её семья побогаче наших будет. Причём я сейчас не только о деньгах говорю, но и о людях, которые в этой самой семье состоят.

- Что ты хочешь сказать, Блейз? - вяло спросила Пэнси.

- Я от него не отвернусь, - объяснил ей Блейз. - А даже если бы отвернулся - изгоем он бы всё равно не стал. Он, в конце концов, Малфой.

- Но ты должен понимать, что твой отец этого просто так не оставит, - напомнила Пэнси. - После окончания школы тебе придётся жениться на богатой наследнице.

- Возможно, даже раньше, - подсказал Малфой.

- В том то и дело, возможно, что... - Пэнси замолчала, смотря на Малфоя во все глаза.

Заговорила она не скоро. Всё рассматривала его, видимо, обдумывала, действительно ли это намёк, подсказка, или просто неудачная шутка.

- Полагаю, просьбы ни к чему не приведут? - спросила Пэнси, и сразу же ответила на свой вопрос. - Не приведут, конечно. Ты ослеплен солнечными улыбками и большими глазами. Ладно, Малфой. В конце концов, чтобы ты сейчас не думал, я тоже твой друг. Делай сколько хочешь глупостей, я тебя не оставлю.

- Я знал, что ты поймешь, - усмехнулся Малфой. - Но вот ещё что: я тебя знаю. Я, может, и твой друг, а Блисс - точно нет. Не знаю, что она тебе сделала, говорить ты не хочешь, так что просто скажу - оставь её в покое. Узнаю, что кто-то из вас подстегнёт других к чему-то, что ей навредит, это обернется против вас.

- Драко, да ладно тебе, - примирительно сказал Блейз. - Я на твоей стороне, Пэнси ты предупредил. Блисс хорошая, и у неё есть статус, так что можешь не переживать.

- Малфой, я передумала по поводу неприличных вещей! - послышался с лестницы голос Блисс.

Они втроем посмотрели в сторону лестниц, но Блисс не увидели.

- Да что такое? - снова послышался её голос. - Зацепилась чем-то за свитер. Кстати, о свитере, я ни разу его не надевала, и он слишком красивый, чтобы быть быстро снятым. Мы идём в... всё, отцепилась.

Блисс сбежала по лестнице и, спрыгнув с последней ступени, раскинула руки.

Малфой посмотрел на свитер: серый, с металлическим отливом. Да, он и вправду был неплох.

Невольно он бросил взгляд на Пэнси: когда уроки заканчивались, она снимала мантию и ходила по Хогвартсу в шелковых приталенных платьях, с идеально уложенными волосами, в которых сияли драгоценные заколки.

Именно такую жену искал ему Люциус. Такую, как Пэнси, или Абель, или Астория.

А он вот... Блисс как-то раз сказала странное слово, которое он не до конца понял. Вмазался, что ли. Да, кажется оно.

По уши вмазался в Блисс, её характер, её свитера, глаза и улыбки. Помоги ему теперь Мерлин.

- Вы перепутали среду обитания, - сказала Блисс, рассматривая Пэнси и Блейза. - Ваша гостиная чуть ниже. И чуть мрачнее. И чуть холоднее. В любом случае, здесь вам не проходной двор, и Падма меня убьёт, если увидит кого-то из вас.

- Почему Падма убьёт тебя, а не нас? - заинтересовался Блейз.

- Потому что может сложить два и два, - ответила Блисс. - Малфой, я, конечно, понимаю, дружба и всё такое, но это уже слишком. Может быть, мне стоит позвать Рафферти? Пойдём... отдыхать большой дружной компанией.

- Они уже уходят, - вздохнул Малфой. - Мы - тоже. Вдвоём.

- К тому же, в Хогсмид я собирался ближе к вечеру, - подмигнул Блейз.

***

- Что ты хочешь на День святого Валентина? - спросил Малфой, когда они нашли столик в Трёх Метлах.

Малфой был рад, что они выбрались из Хогвартса. Во-первых, окажись Блисс в гостиной Слизерина, стычка была бы неминуема. В большинстве своём слизеринцам было всё равно, принимал что-то Нотт или нет. Он был хорошим игроком, он мог привести факультет к победе. А теперь это стало невозможным, потому что, по их мнению, какая-то пигалица не смогла удержать язык за зубами.

А теперь эта ситуация с Сайзерлендом Квирком, будь он проклят. Зачем Блисс вообще понадобилось защищать его? И ладно бы она тихо его защищала, в своей голове, или бы просто ему сказала.

Нет. Нужно было заявить о его якобы невиновности сначала на Защите, а потом, словно и этого было мало, перед всеми Большим залом.

Впрочем, Малфой старался не сильно переживать. Совсем скоро бал. На балу изменится многое.

- Можно я сначала перечислю то, что не хочу? - Блисс отпила свой глинтвейн, счастливо зажмурившись. - Это слишком прекрасно. Так вот, я не хочу розовых украшений, розовой одежды, розовых сладостей, розовых конвертов с розовыми посланиями, розовых сердечек, розовых цветов, розовых...

- Я понял, - перебил её Малфой, предчувствуя, насколько долго может затянуться этот монолог. - Ничего розового. Я и не собирался. Тогда что? Может быть, новый кулон?

- Не надо украшений, - вздохнула Блисс. - На мне только кулон и кольцо, а я уже чувствую себя рождественской ёлкой.

- Сними что-то из этого.

- Может быть, сниму кольцо, - пожала плечами Блисс. - Я подумаю. А вообще, можно обойтись без подарков, это же просто День святого Валентина. На День святого Валентина не дарят подарки, а целуются по углам, бегают от астральных сердец и чувствуют ненависть тех, у кого нет пары.

- Астральные сердца? - переспросил Малфой. - Что это?

- Такие хрустальные сердечки ядовито-розового цвета. Они летают по всей школе, и если два человека слишком долго стоят на одном месте, то сердечко зависает над их головами и превращается в купол. Пока не поцелуешь того, кто находится рядом - уйти не сможешь. Почти как новогодняя омела, но, в отличие от омелы, цвет астральных сердец вызывает тошноту.

- В Хогвартсе такого нет, - утешил её Малфой. - Зато есть купидоны.

- У нас тоже были купидоны, - поморщилась Блисс. - Но когда я была на третьем курсе, мадам Максим посчитала их слишком неэстетичными, и с тех пор мы их не видели. Давай так: увидишь что-то, что напомнит тебе обо мне - дари. А если нет - значит, нет.

- А ты, я так понимаю, себя подарком обременять не собираешься, - усмехнулся Малфой, но, увидев выражение лица Блисс, взял её за руку. - Неудачная шутка. Серьёзно, можешь даже не волноваться. Не знаю, зачем сказал это.

- Малфой, - Блисс наклонилась через стол и серьёзно на него посмотрела. - Помнишь торговый центр Страсбурга? Ты меня ещё потерял из виду минут на десять.

- На сорок, - скучающе поправил её Малфой. - Я помню. И?

- Скажем так - я кое-что увидела и поняла, что это - отличный подарок именно на День святого Валентина.

- Теперь мне точно придётся искать тебе подарок, - вздохнул Малфой.

- Не обязательно, - покачала головой Блисс. - Серьёзно, делай так, как я сказала. И будет тебе счастье. Прячься под стол!

Малфой ещё не успел понять последнюю фразу Блисс, а она уже дернула его под стол, и указала в сторону барной стойки. Там, переговариваясь с мадам Розмертой, стояли профессор МакГоногалл, профессор Флитвик и Киллиан Маррей.

Маррей, отвернувшись от барной стойки и держа два бокала в руке, высматривал столик. Увидев свободный, тот самый, под которым они прятались, неспешно направился в его сторону.

И замер на полпути.

Блисс начала жестикулировать, показывая то на него, то на двух профессоров. Маррей кивнул ей и, снова вернувшись к барной стойке, неловко споткнулся и вылил два коктейля на мантию МакГоногалл и голову Флитвика.

Потом, громко извиняясь и привлекая к себе как можно больше внимания, замахал руками, показывая на выход.

Оказавшись на улице, как можно дальше от Трёх Метел, Блисс начала громко смеяться. Спустя две минуты она всё ещё не могла остановиться.

- Успокойся, это было не так смешно, как тебе кажется.

- Не так смешно? - переспросила Блисс, смахивая набежавшие слёзы. - Нет, ты видел лицо профессора Флитвика? У бедняги был такой вид, будто он потерял всё свое достоинство. О мой бог, я обожаю Киллиана Маррея!

- У вас это взаимно.

Блисс моментально замолчала. Она какое-то время стояла, разглядывая Малфоя, после чего, развернувшись по направлению к Хогвартсу, теряясь в белоснежной метели, сказала:

- Знаешь, на счет подарка, я тут подумала... ты не заслужил. Ты определенно не заслужил этот прекрасный, чудесный, радостный подарок, который я приготовила на День святого Валентина.

- Что за подарок?

- Не важно, - покачала головой Блисс, стремительно теряясь в метели. - Я передумала.

- Бромлей, хватит интриговать!

- Ты остаешься без подарка, Малфой. Точка.

Малфой поймал её: схватил, не глядя, и в завывании метели, в хлопьях снега, в дороге, ведущей к Хогвартсу, снова послышался громкий смех.

Блисс всегда боялась щекотки.

***

Блисс проснулась от того, что задыхалась. Подпрыгнув на кровати, она пыталась понять, что происходит, и почему во рту стоял отвратительный привкус клея и бумаги.

Блисс выплюнула ворох розовых бумажных сердечек.

- С Днём святого Валентина! - сказала Кэтрин, всем своим видом источающая вину. - Извини, пожалуйста, я хотела наколдовать розовый туман.

- Зачем? - опешила Блисс.

- Когда человек просыпается, этот туман превращается в розовые сердечки и...

- Стоп, - оставила её Блисс, по-прежнему отплевываясь. - Слишком много слова «розовый». В уроках не произошло изменений?

- По одной паре у каждого факультета, плюс квиддич, - ответила Падма. - На День святого Валентина совершенно невозможно нормально учится, и я даже могу сказать, почему.

- Потому что твоё прошение о прекращении использования купидонов в этот праздник было отклонено, - послушно закончила за неё Блисс. - Я помню. Ты говорила это всю неделю. И через месяц после начала учебного года. И успела упомянуть об этом на Рождество. И...

- Купидоны рушат стабильность занятий и мешают мозговой деятельности! - возмущенно сказала Падма. - Моё прошение должны были принять, а его даже не рассмотрели.

- Да ладно тебе, Падма, это всего лишь один день, - утешила её Кэтрин. - И потом, насколько я помню, ты была одной из тех, кто после Святочного бала вцепился в глотки преподавателям о проведении Рождественского бала раз в год.

- Рождественский бал - совершенно другое, - опустила глаза Падма.

- Блисс, какой у меня сегодня урок? - решила сменить тему Кэтрин.

- У тебя - Защита от Темных Искусств, у нас с Падмой - зельеваренье, Полумна - тебе нужно на травологию, а не на астрологию, которой у тебя даже нет в расписании. Кэтрин, твоя мочалка, что весьма неожиданно, на своём месте. Розовое платье, которое ты хотела сегодня надеть, оставлено в комнате Мэнди, потому что последний раз ты несла его именно туда.

- Повесть о двух городах, Чарльза Диккенса.

- Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы света, это были годы мрака... Кэтрин! - взвизгнула Блисс, кидая в неё подушкой.

Кэтрин уклонилась легко, даже не покачнувшись. Блисс горестно вздохнула. Ей бы такую координацию.

И да, на счет координации... нужно было кое-что проверить.

Появившись в Большом зале, Блисс, высмотрев Гермиону, с облегчением отметила, что та сидит рядом с Кормаком. Блисс подошла к столу Гриффиндора, встала позади Кормака и, положив руку на стол, улыбнулась и процедила сквозь зубы:

- Помнишь, что ты обещал мне помогать?

- Помню, - вздохнул Кормак.

- Отлично. Гермиона, можешь открыть газету и прикрыть ею лицо?

- Уже, - через секунду ответила Гермиона.

- Кормак, как только я перестану говорить, открывай рот так, будто произносишь слова. Но молчи. Это не так сложно, как кажется.

- Ты не могла не сказать этого, разумеется.

Блисс рассмеялась так, будто Кормак сказал что-то невыразимо смешное.

- Гермиона, ты не против пропустить пять, максимум десять минут матча?

- Не больше, - помолчав, сказала Гермиона. - Ты же знаешь, какая сегодня будет напряженная игра, каждый болельщик на счету.

- Вообще то... не знаю, - призналась Блисс.

- Что? - Гермиона сказала это так громко, что несколько человек точно обернулись в их сторону. Немного помолчав, она зашептала. - Об этом уже которую неделю говорят. Ты точно должна была слышать!

- Вряд ли. Я стараюсь отключаться от большинства информации, и то, это не всегда помогает.

- Мне нужно узнать больше о гипертиместическом синдроме, - пробормотала Гермиона.

- Что? А ты откуда знаешь?

- Я стараюсь знать всё, что знают учителя, - с гордостью сказала Гермиона.

Блисс похлопала Кормака по плечу, якобы прощаясь.

- Тогда сразу после уроков иди к Большому залу.

- Буду ждать.

Блисс вернулась к своему столу и, подвинув к себе тосты, открыла учебник по зельеваренью.

- Слизнорт совсем умом тронулся на этом соперничестве, - вздохнула Блисс.

- И не говори, - с досадой ответила Падма. - Не понимаю, чего им делить с профессором Марреем? У них же абсолютно разные предметы.

- Ну как же, - ответила Блисс, перелистывая страницу. Она же всё запоминает, точно знает, какие нужны ингредиенты, пропорции, стадии, у неё гены, в конце концов. Но нет, зелья ненавидели её всей душой. - Раньше именно Слизнорт был самым понимающим, самым добрым, самым смешным преподавателем во всём Хогвартсе. А теперь появился Киллиан, со своим непревзойденным шармом, харизмой, умением хорошо объяснять предмет, посещаемость его класса - самая высокая, да и ещё автоматические ручки.

- Ручки - это действительно прекрасно, - подумав, признала Падма. - Значит, Киллиан прекрасный преподаватель, да?

- Падма, это долгая история, - вздохнула Блисс.

- Мисс Бромлей права, - послышался за их спинами голос. Блисс думала, что ей лучше сделать: прикрыть голову руками, изображая невидимость, или, всё же, обернуться. - История действительно долгая и очень неожиданная, впрочем, как и все истории, которые случаются с мисс Бромлей.

- Мистер Маррей, - обернувшись, широко улыбнулась Блисс. - Да вы просто самая неожиданная встреча в моей жизни.

- Не могу не согласиться, - сдержав смешок, ответил Маррей. - Пожалуй, в этот раз я не буду спрашивать, в порядке ли вы. Но нам нужно серьёзно поговорить.

- Что, действительно серьёзно? - опустив глаза, спросила Блисс.

- Очень серьёзно, мисс Бромлей. Если вы закончили завтракать, то позвольте проводить вас до класса.

Блисс кивнула, взяла учебники и, бросив на Падму страдающий взгляд, вышла из Большого зала.

- Простите, что увидели нас! - сразу сказала Блисс, когда они оказались на одной из лестниц. - То есть, я хотела сказать, что вы вообще не должны были нас видеть. Я имею в виду, это было очень безответственно, и больше вы не увидите меня в Хогсмиде в неурочное время.

- Да что же вы всё время частите, - засмеялся Маррей. - По правде говоря, я действительно хотел сделать вам выговор и даже снять баллы. Из-за вас Минерва теперь со мной сквозь зубы здоровается, а Филиус даже в глаза не смотрит. Хотя, может быть, и смотрит, но я этого не замечаю.

- И что заставило вас передумать? - пытаясь не рассмеяться, спросила Блисс.

- Разумеется, мой шарм, харизма, боязнь снизить посещаемость класса и, конечно, автоматические ручки.

- Вы всё слышали!

- Радуйтесь, мисс Бромлей, ваши слова спасли ваш факультет от потери баллов. И что такое придумал Гораций, что вы посчитали это за соревнование со мной?

- Помните урок двухнедельной давности? Когда вы разбили учеников на пары и запретили использовать боевые заклинания, вместо этого полагаясь на те, которые, казалось бы, совершенно не предназначены для безысходных ситуаций.

- Это всё ещё один из моих любимых уроков, - признался Маррей. - Правда, ваша секира напугала весь класс...

- Я растерялась! - возмущенно сказала Блисс. - Я чуть не захлебнулась от простого Агуаменти, а Декус Оттавио - лучшее, на что я способна.

- Так что же придумал Гораций?

- Разбить учеников на пары и дать каждому выбор в приготовлении зелья. Но зелье обязано каким-то образом защищать своего владельца, при этом, не имея боевого назначения.

- Однако это имеет смысл, - подумав, вынес вердикт Маррей. - Правда, человек должен быть весьма ловким, чтобы, предположим, во время боя, влить в горло человека то же зелье икоты.

- То есть, вы уже понимаете, что для меня этот вариант отпадает, - усмехнулась Блисс. - Но вернемся к профессору Слизнорту. После того, как мы приготовим зелье, каждый из учеников в классе должен обменяться своей парой и выпить то, что приготовила другая.

- Это же, - Маррей попытался подобрать верное слово. - Не обижайтесь, мисс Бромлей, но, видимо, в попытках превзойти меня, Гораций дошел до самых настоящих издевательств. Хотите, я поговорю с ним?

- Даже не смейте, - твердо сказала Блисс. - Не хватало ещё слухов.

- Если вам станет легче от моих слов, то вся гостиная Слизерина судачит о том, что вы - моя любимица.

- Своеобразное утешение. И каково это, быть деканом у таких, как они?

- Словно ты взращиваешь и ухаживаешь за выводком маленьких, ершистых, зубастых змеек.

- Звучит очень мило, - засмеялась Блисс.

- Так и есть!

Когда они дошли до класса профессора Слизнорта, Блисс остановилась и посмотрела на время. Надо же, в запасе было целых три минуты.

- Что же, мисс Бромлей, удачи вам сегодня, - сказал Маррей. - Я запомнил ваше обещание: в неурочное время в Хогсмиде вы не попадаетесь мне на глаза.

- Ох, Киллиан, вы не перестаете меня удивлять, - не выдержала Блисс.

Маррей несколько секунд удивленно смотрел на неё, после чего рассмеялся.

- Вы даже такие мелочи помните, - всё ещё посмеиваясь, сказал он. - Идите в класс, Блисс. Надеюсь, эти знания помогут вам в будущем.

- Надеюсь, что нет, - честно сказала Блисс. - Я не хочу драться. Совсем не хочу. Вы понимаете, о чём я?

- Понимаю, - осторожно сказал Маррей. - Но, Блисс, даже если вы не ищите драк - они всегда могут найти вас. Особенно в такие времена. Для волшебников сейчас нигде не безопасно. И мы обязаны вас подготовить.

- Я знаю. И спасибо вам за это.

Прозвенел звонок на урок и Блисс, помахав Маррею, быстро зашла в класс.

- Мисс Бромлей, все ждут только вас! - весело сказал Слизнорт, но при этом в его голосе слышалось раздражение. - Садитесь рядом с мистером Финниганом... Мерлин, нет. Мистер Финниган, садитесь к мистеру Малфою. Мисс Грейнджер, составьте пару мисс Бромлей. И всё равно что-то меня тревожит… мисс Абель, вы составите пару мистеру Малфою, а мистер Финниган будет работать с мисс Патил. Отлично! Можете приступать.

- Ты меня просто спасла, - сказала Гермиона, когда Блисс села рядом. - Как ты вообще...

Гермиона махнула рукой и сразу же виновато посмотрела на Блисс.

- Гермиона, ты не поверишь, насколько часто я задаюсь этим вопросом. К несчастью, полноценного ответа всё ещё нет. Так что будем делать с зельем?

- Предлагаю сделать Кристаллы Купидона, - сказала Гермиона. - Во-первых, сегодня День святого Валентина, и зелье идеально подходит к тематике, профессор Слизнорт может начислить баллы за творческий подход. Во-вторых, рецепт знаю только я, так что мы можем не беспокоиться о том, что кто-то сделает точно такое же зелье.

- Первый раз слышу об этом зелье.

- Это зелье разработка братьев моего друга, Рона, - ответила Гермиона. - Видела в Косом переулке магазин «Всевозможные волшебные вредилки Уизли»?

- Видела, но я в него не заходила. Хорошо, давай сделаем это зелье. Какой у него эффект и что мне нужно делать?

- Эффект одержимости человеком, который дает зелье непосредственно в руки. А на счет того, что тебе делать, - Гермиона с сомнением осмотрела Блисс. - Я буду тебе говорить, а ты - просто делай.

- Правильное решение, - одобрила Блисс.

Спустя час зелье было готово и, к чести Блисс, она почти ничего не испортила. Не считая того раза, когда её локоть ударился о парту, и прозрачные кристаллы упали в котёл раньше, чем нужно, но Гермиона сумела ликвидировать незначительный просчет.

К удивлению Блисс, зелье не было розовым - оно получилось бело-матовым.

- Время вышло! - взмахнув палочкой, крикнул Слизнорт. Зелья из коробки, лежавшей на преподавательском столе, взмыли в воздух, и аккуратно приземлились перед каждым учеником. - После того, как вы примите зелье, приготовленное другим учеником, и я оценю его действие, вам нужно незамедлительно выпить противоядие, нейтрализующие его последствия. Все всё поняли?

Дождавшись одобрительного гула, Слизнорт начал менять пары.

- Мисс Бромлей идёт к мисс Абель, мистер Малфой - к мисс Грейнджер, - закончил профессор Слизнорт. - На этом всё. Приступайте.

Блисс с ужасом посмотрела на Гермиону, и увидела в её эмоциях собственное отражение.

- Профессор Слизнорт, наше зелье, оно... - залепетала Гермиона, показывая то на зелье, то на Блисс, то на Малфоя.

- Мисс Бромлей, что не так с вашим зельем? - нахмурился Слизнорт.

- Нет, с зельем всё отлично, Гермиона прекрасно справилась! - не понимая, почему её язык говорит это, сказала Блисс. - Но, понимаете, зелье, эффект зелья, само зелье...

- Я тоже верю в то, что мисс Грейнджер прекрасно справилась, - заключил Слизнорт. - В любом случае, даже если нет, противоядие на столе. Можете не волноваться. Пожалуй, начнём с вас, мисс Бромлей и мистер Малфой. Пейте зелье.

Эбби протянула Блисс пузырек, невинно хлопая глазами. Блисс стало по-настоящему страшно - кажется, сегодняшний день не мог стать ещё хуже.

- Профессор Слизнорт, вы уверены, что я должна это пить? - дрожащим голосом спросила Блисс, открывая пузырек.

- Мисс Бромлей, если это вас утешит, я самолично волью противоядие вам в горло, - устало сказал Слизнорт. - Ну же, пейте!

Блисс посмотрела на Малфоя. Тот отсалютовал ей флаконом и выпил зелье. Блисс сразу же последовала за ним.

Она не ощутила никаких серьёзных эффектов: на несколько секунд по коже словно прошло легкое покалывание, но оно даже показалось приятным.

А через секунду она услышала самый настоящий крик Малфоя, преисполненный восхищения и обожания:

- Как... как я мог не замечать такой красоты? Как я мог не замечать твоих волос, похожих на кору дерева в лучах солнца, твои губ, похожие на алые лепестки, твоего чарующего взгляда? Как я мог не замечать тебя? Надеюсь, ты меня замечала. Конечно, ты меня замечала, это же я. Но не волнуйся, любовь моя, с этого дня всё изменится. Мы наконец-то будем вместе!

- Да мы и так встречаемся, - машинально сказала Блисс, пытаясь понять, что изменило в ней зелье.

- Почему ты говоришь со мной, розовое нечто? - удивленно спросил Малфой.

- Не путай меня с тётей, - отмахнулась Блисс, всё ещё прислушиваясь к ощущениям. И потрясенно посмотрела на Малфоя. - Подожди... розовое нечто?

- Мисс Бромлей, это всего лишь побочный эффект, - попытался успокоить её Слизнорт, но Блисс начала метаться из стороны в сторону. - Мисс Бромлей, успокойтесь и сядьте! Мисс Бромлей, немедленно отойдите от зеркала!

Блисс в ужасе смотрела на своё отражение. Розовое нечто? Нет, Малфой ошибся. Ядовито-розовое нечто, вот было точное описание. Блисс казалось, что настолько ярких оттенков розового не существовало в природе. И ладно бы её волосы стали такого цвета - Блисс даже походила бы так день, в честь Дня святого Валентина.

Ядовито-розовой стала её кожа.

- Мисс Абель, Мисс Грейнджер, что у вас были за зелья? - панически спросил Слизнорт, растерявшийся настолько, что просто бегал за Блисс по классу, пытаясь ухватить её за руку.

- Кристаллы Купидона, - прошептала Гермиона, пытаясь забиться в какой-нибудь угол.

- Что за Кристаллы Купидона? - взревел Слизнорт. - Первый раз слышу об этом зелье! Мисс Абель, что с вашим зельем?

- Тэйлос Нимиан, - с плохо скрываемым торжеством, ответила Эбби.

- Тэйлос Нимиан, - севшим голос повторил Слизнорт. - Тэйлос Нимиан? Абель, чем вы меня слушали? Зелье должно помочь человеку в затруднительной ситуации, а не сократить шансы на спасение его жизни!

- Профессор, я могу объяснить, - испуганно сказала Эбби. - Понимаете, Тэйлос Нимиан и Тэйлос Констанцию отличает исключительно один ингредиент, который является последним в приготовлении этого зелья. Так как ингредиенты схожи, я случайно его перепутала, и когда Блисс выпила зелье, я поняла, какую ужасную ошибку совершила. Мне так жаль, это полностью моя вина, Драко тут не при чем.

- На кого посмотрела мисс Бромлей после того, как выпила зелье? Кто был первый? - панически спросил Слизнорт.

Блисс не понимала, чего хочет от неё Слизнорт, и почему бегает за ней, как оголтелый. Почему вообще все в такой панике? Ей нужно было спокойствие. Сначала, правда, нужно было сделать самое главное: убить Драко Малфоя.

Но было много свидетелей. Было много лишних глаз. Ей хотели помешать, и ей нужно было найти оружие: заклинание у неё не получилось бы, Блисс знала это.

И она выбежала из класса так быстро, будто за ней гнался полк разъяренных быков.

***

В тот момент, когда Блисс вылетела из класса, за ней побежала Гермиона Грейнджер.

Малфой не видел другого выбора: что же, если любовь его жизни хотела поиграть в догонялки, он предоставит ей эту возможность.

И Малфой, попутно отражая заклинание, выбежал в коридоры Хогвартса.


Кардинальные изменения в борьбе с последствиями


- Мисс Грейнджер, - сказал профессор Слизнорт, постукивая кончиком пера по столу. - Мисс Грейнджер, мисс Грейнджер...

Гермиона сидела на самой ближней парте к преподавательскому столу, смотрела на профессора Слизнорта, и чувствовала себя ни живой, ни мёртвой.

Всё должно было быть не так - всё должно было быть прекрасно и замечательно. В совокупности с противоядием, до которого было рукой подать, Кристаллы Купидона были идеальным решением: не только для урока, но и для ситуации сегодняшнего дня, для того, чтобы снова вернуть себе звание лучшей ученицы Хогвартса.

И дело было вовсе не в том, что Гермионе хотелось быть лучше всех: Гермионе хотелось быть лучшей в том, на что она тратила столько сил и времени, лучшей в том, что она любила, чем она восхищалась и что понимала.

Зелья не были её главным приоритетом, в отличие от той же трансфигурации, но она заслужила право считаться в них лучшей.

Не хотелось отдавать эту победу Малфою, а ему она проигрывала на протяжении всего года. Не хотелось снова быть в тени человека, который унижал, травил и временами заставлял чувствовать такое чувство неполноценности, что хотелось лишь уподобиться Плаксе Миртл, и даже Гарри и Рон, замечавшие перемены её настроения, покупавшие сладости и всячески смешившие, не давали успокоения.

А теперь ещё и Блисс... чистокровная Блисс, которая оказалась совершенно нормальной, но за гранью её понимания.

Чистокровная - но мечтавшая вырваться из этого прекрасного магического мира ради обыкновенной жизни.

Чистокровная - но которая старалась не употреблять слово «маггл».

Чистокровная - но при этом такая добрая, и улыбчивая, нелепая в чем-то.

Гермиона общалась с ней, и иногда ей иррационально казалось, что Блисс не существует. Чистокровные волшебники, что выросли в семьях, подобных семьи Малфоя, не могли быть такими.

Но окончательно всё расставила по своим местам ситуация с Сайзерлендом Квирком и поведение Блисс. Тогда Гермиона поняла, что не только считает её доброй. Гермиона стала её уважать.

И почему-то Гермионе казалось, что Блисс действительно была бы рада её уважению. Нелепая мысль - но, может быть, так действительно было.

И Гермионе совершенно было непонятно, почему Блисс Бромлей встречается с таким человеком, как Драко Малфой. Могло ли быть такое, что особенно добрые люди страдали небольшими проявлениями мазохизма? Или большими. Очень большими.

Нужно было зайти в библиотеку и поискать психологическую литературу.

- Мисс Грейнджер! - окрик профессора Слизнорта был похож на рёв раннего медведя. - Вы вообще меня слушаете?

- Д-да, профессор, я слушаю вас очень внимательно, - стараясь не заикаться, сказала Гермиона.

- Очень хорошо, - прищурившись, сказал профессор Слизнорт. - Значит, берите противоядия... с запасом берите, мисс Грейнджер, с запасом. И вперёд!

- Профессор? - осторожно спросила Гермиона.

Профессор Слизнорт вздохнул и, окинув Гермиону несчастным взглядом, встал со своего места и подошел к одному из шкафчиков. Вернулся он с тёмной бутылкой и прозрачным стаканом.

- Объясняю ещё раз, - сказал профессор Слизнорт, задумчиво смотря на то, как в стакан стекает медовуха. - Вам нужно изловить мистера Малфоя и мисс Бромлей. И на всё у вас есть два часа - потому что через два часа начнется квиддич, а один из игроков носится по Хогвартсу, находясь в любовной горячке. Кристаллы Купидона, нет, подумать только! Знаете, если бы не последствия, я бы похвалил вас за хорошо приготовленное зелье и креативность, но, сами понимаете, сейчас об этом не может быть и речи.

- Мне так жаль, профессор Слизнорт, - искренне сказала Гермиона. - Но у нас не та ситуация, чтобы я занималась ей единолично. По школе бегает ученица, которая хочет принести физический вред другому ученику! Нужно немедленно оповестить об этом директора и...

- Мисс Грейнджер, замолчите на секунду, - попросил профессор Слизнорт, прикладывая пальцы к вискам. - И, прошу вас, поймите мою ситуацию. Я бы сразу же побежал к директору, случись этот инцидент раньше. Да, что уж там, я бы в жизни не стал проводить такой опасный урок. Но есть одна причина, почему я сделал это, и почему всё, что произошло сегодня, к несчастью произошло.

- Я понимаю, о чём вы, - холодно сказала Гермиона. - Но ваша вражда с профессором Марреем исключительно бессмысленная. Не обижайтесь, профессор Слизнорт, но ему до вас нет дела.

- Вряд ли он думает об этом, когда отпускает свои мерзкие шуточки по поводу моих методов преподавания и готовки зелий в целом, - пробормотал профессор Слизнорт.

Гермионе стало совестно. Профессор Слизнорт был с причудами, но зельеваром он был отменным. Одним из лучших в своём деле.

И Гермиона хорошо его понимала: понимала, какого это - когда все твои труды разбиваются о то, что называли «врожденным талантом».

- Я помогу вам, - сказала Гермиона.

- Мисс Грейнджер, я заранее вам...

- Нет, профессор, - остановила его Гермиона. - Мне вовсе не обязательна ваша благодарность.

- Тогда чего вы хотите? - поняв, что именно от него требуется, спросил профессор Слизнорт.

- Наше с Блисс зелье было самым необычным и лучшим на сегодняшнем уроке, ведь так?

- Точнее будет сказать, только ваше зелье, - хмыкнул профессор Слизнорт. - Так и есть. Я не отказываюсь от своих слов. Но, как я и сказал, учитывая ситуацию...

Гермиона выразительно подняла брови.

- Ситуацию, которая совсем скоро будет ликвидирована, вы заслуживаете лучшей оценки и десять баллов Гриффиндору, - закончил Слизнорт.

- Пятьдесят.

- Простите? - поперхнулся медовухой профессор Слизнорт.

- Я сказала - пятьдесят, - повторила Гермиона. - Прямо сейчас я выхожу из этого класса и иду справляться с последствиями, которые, отчасти, случились благодаря вам. Мне нужно поймать Блисс, злую на весь свет, розовую, и в данный момент преследующую одну цель в жизни - убить конкретного человека. Дальше мне придётся...

- Думаю, с этим проблем не возникнет, - засмеялся в стакан профессор Слизнорт, услышав горький стон Гермионы. - Мистер Малфой найдёт вас быстрее, чем вы - его.

- И на всё это у меня есть два часа, - справившись с эмоциями, закончила Гермиона. - Вы представляете, что будет, если по моей вине Малфой не сможет выйти на поле? Это не стоит десяти баллов, хорошей оценки и даже признания моего зелья лучшим. Пятьдесят баллов нашему факультету - такова цена за решение этого вопроса.

- Мисс Грейнджер, но я не могу начислить вам пятьдесят баллов, и при этом избежать объяснений.

- Я не прошу начислять пятьдесят баллов единолично мне и прямо сейчас, - вздохнула Гермиона. - Вы начисляете мне десять баллов. И по десять, или по пять, или как вам будет угодно, любым другим ученикам Гриффиндора так, чтобы в конце дня в наших часах стало на пятьдесят рубинов больше. Мы договорились, профессор Слизнорт?

Профессор Слизнорт залпом осушил стакан.

- Вы гарантируете, что об этом инциденте не узнает Альбус, Минерва, кто-то из преподавателей и, конечно же, Киллиан Маррей? Что все случившиеся здесь будет не более чем слухами?

Гермиона приложила все силы на то, чтобы голос звучал уверенно:

- Гарантирую.

- Тогда, мисс Грейнджер, ваши условия приняты. И, вот, возьмите, - профессор Слизнорт протянул свиток.

- Что это? - спросила Гермиона.

- Краткий экскурс по зельям Тэйлос Нимиан и Тэйлос Констанция. Поверьте, ознакомиться с этим вы просто обязаны.

***

Блисс знала о том, что каждый из профессоров вносил что-то своё в обустройство кабинета: некоторые просто расставляли незначительные мелочи, другие, напротив, кардинально изменяли интерьер помещений, в которых им приходилось работать.

Киллиан Маррей был из вторых. Когда первый шок спал, и Блисс смирилась с мыслью, что человек, которого она считала едва ли не другом, стал её преподавателем, она внимательно осмотрела кабинет.

Оказалось, что зеркало было не единственным приобретением Киллиана Маррея на выставке Копенгагена.

Большие фотографии с красным салютом, которые они рассматривали, он тоже купил, и каждую картину поставил рядом с окном, но не в плотную - так, чтобы солнечный свет всё же просачивался в класс.

Но самый больший шок Блисс испытала от стенда с маггловским оружием. Оружие, правда, было преимущественно средневековое, и служило скорее стендом эстетизма и красоты, но тем не менее.

Вряд ли кто-то, помимо Киллиана Маррея, додумался привезти в Хогвартс вещи, настолько тесно связанные с миром без магии.

И сейчас Блисс шла именно в кабинет Киллиана Маррея. Револьвер или мушкет ей бы не подошёл: во-первых, нужны были пули. Во-вторых, даже если бы пули были, Блисс, даже со своим знанием заправки оружия, отстрелит себе что-нибудь быстрее, чем дойдёт до Малфоя.

Значит, арбалет. Всего три болта - но и этого хватит. В крайнем случае, можно использовать заклинание прицеливания.

Декус Оттавио, может, и умело создавать секиры, но секиры эти только и могли делать, что пугать.

Какое, всё же, бесполезное заклинание.

Блисс взмахнула палочкой, и в кабинете Киллиана Маррея сразу же вспыхнул свет. Её не удивлял факт того, что невербальное заклинание получилось с такой легкостью. Казалось, так и должно было быть.

Подойдя к стеллажам, Блисс взяла один из арбалетов, бросила чье-то забытое на парте перо и, прикрыв один глаз, выстрелила. Перо оказалось припаянным к стене.

- Кто здесь? - послышался уставший и сонный голос.

Блисс резко обернулась, прицеливаясь. И сразу же опуская арбалет. Убивать Киллиана Маррея не входило в её планы. Исключительно Драко Малфоя. Желательно - без свидетелей.

- Блисс, положите эту игрушку, - сказал Маррей, вставая и потирая глаза.

- Игрушку? - переспросила Блисс. - То есть, убить с помощью неё не получится?

- Этим? Нет, разумеется, - сказал Маррей, подходя к ней и потирая глаза. - Блисс, вы что, решили самолично исполнить пророчество этой школы?

- Нет, я не собираюсь причинять вам вреда, - успокоила его Блисс. - А с помощью какого вашего оружия можно убить человека?

- Речь идёт об арбалете?

- Желательно, - сдержанно кивнула Блисс.

Маррей несколько минут смотрел на арбалеты, после чего, поколебавшись, взял один из них.

- Пожалуй, самый смертоносный, - вынес вердикт Маррей. - И самый точный. Посмотрите на него внимательнее, здесь нет обычный тетивы, их заменяют две пластины из металла.

- У него две стрелы, - заметила Блисс.

- Разновидность этого арбалета называется дублетер.

- Я должна была догадаться, когда заметила вторую стрелу, - вздохнула Блисс и, взяв арбалет из рук Маррея, подошла к его столу.

Может быть, Маррей и был преподавателем по Защите, но склянок на его столе было множество.

- Уидосорос? Я возьму его?

- Блисс, можете забрать всё в этом кабинете, но дайте мне доспать, - взмолился Маррей, снова садясь за стол и облокачиваясь на руки.

- А почему на этой коробке написано «подлежит к предположительному уничтожению»? - спросила Блисс. - И почему всего одна бутылочка?

- Ошибся несколько раз подряд, когда делал Напиток живой смерти, - буркнул Маррей. - А я даже ошибаюсь масштабно. Эта склянка может полк инфералов убить.

- Я возьму его, хорошо?

Маррей поднял голову, и взгляд его стал немного осмысленней.

- Позвольте спросить, кому сегодня так не повезёт?

- Драко Малфою, - мрачно ответила Блисс.

Маррей снова расслабился и, вздохнув, уронил голову на стол.

- Что, совсем он вас достал, да?

- Не переживайте, это поправимо.

Маррей издал нечто, напоминающее смешок и стон одновременно.

- Кстати, вам идёт новая прическа... или что у вас там, что так кардинально изменило ваш внешний вид. Не важно, спать.

Блисс, тихо рассмеявшись и взвалив арбалет на плечо, вышла за дверь.

***

Это была катастрофа. Тотальная, масштабная катастрофа.

Без помощи с обратной стороны было не справиться, и Гермиона понимала это.

Тэйлос Констанция было во всех смыслах прекраснейшим зельем: приняв его, разум сразу же успокаивался, и, первый же человек, на которого был обращен взгляд, подвергался тщательному анализу в попытках найти его хорошие стороны.

Тэйлос Нимиан был его полной противоположностью: приняв это зелье и посмотрев на кого-то, у человека возникало исключительно одно желание - убить объект во чтобы то ни стало.

Самым затруднительным являлось то, что принявший зелье не накидывался на человека в попытках его задушить и прикончить на месте.

Нет, всё подвергалось столь же тщательному анализу, что и с первым зельем.

Но анализу подвергались исключительно сильные стороны того, кто принял зелье, выбор оружия, более удачное место и возможность совершить убийство без свидетелей.

Впрочем, имелись небольшие, если так можно было выразиться в сложившейся ситуации, плюсы.

Если человек, принявший Тэйлос Нимиан, слышал от кого-то, кого считал своим другом, сведения об объекте, он незамедлительно доверял каждому слову.

Это могло подействовать. Гермиона очень надеялась на это.

Но сначала нужно было найти Блисс, а с Малфоем... если бы не квиддич, с ним бы можно было разобраться позже.

Гермиона хлопнула себя по голове. Докатилась. Сравнивала чью-то жизнь с квиддичем. Кажется, нечто подобное с ней случалось на первом курсе.

- Рон! - воскликнула Гермиона, завидев друга. - Рон, немедленно подойди.

- Гермиона, клянусь тебе, я не прогуливал сегодняшние пары, - сразу же сказал Рон, когда оказался рядом. - Можешь спросить у Гарри, да у кого угодно, кто был на травологии. Обещание я выполнил!

- Рон, я верю тебе, - отмахнулась Гермиона. - Но дело сейчас вообще не в этом. Не видел Блисс?

- Блисс? - переспросил Рон.

- Да, Блисс, - кивнула Гермиона. - Девушка, которая во всеуслышание заявила, что Сайзерленд Квирк невиновен. Была на Рождественском балу с твоим лучшим другом.

- Гермиона, я понял, о ком ты, но мне сейчас не до неё, - махнул рукой Рон. - По школе бегает какая-то ненормальная фанатка Дня святого Валентина. Я видел её мельком - чуть не поседел от страха.

- Она немного... не того цвета, что все остальные люди?

- Немного? - расхохотался Рон. - Да такого цвета не должно существовать в природе.

- Где ты её видел? Рон, немедленно вспоминай, это вопрос жизни и смерти!

- Твоей жизни и смерти? - неожиданно серьёзно спросил Рон.

Гермиона грустно вздохнула и потрепала его по плечу. Его забота приносила щемящую радость и что-то, чего она не могла объяснить, но сейчас на это не было времени.

- Не моей лично, но нашего факультета и одного конкретного человека - да, - нашлась с ответом Гермиона. - Так что, где эта фанатка?

- Вертелась рядом с кабинетом Защиты.

- Отлично, я побежала.

- Тебе точно не нужна помощь? - взволнованно спросил Рон.

- Точно, - уверила его Гермиона. - Иди, готовься к игре.

Гермиона добежала до кабинета Защиты от Темных Искусств в рекордно короткие сроки. Ворвавшись внутрь, первым делом она осмотрела стеллажи с оружием. И в ужасе застонала, не досчитавшись арбалета.

- Блисс, пожалуйста, уйдите, мне надо доспать.

Гермиона вздрогнула и, взмахнув палочкой, зажгла в кабинете свет.

- Ученики... дети... я не знал, на что подписывался, - отчаянно зевая, сказал Маррей. - Мисс Грейнджер, чего вы хотели?

- Что сказала Блисс, когда уходила отсюда?

- Сказала, что идёт убивать Драко Малфоя, - посмеиваясь, ответил Маррей. - Мисс Грейнджер, сделайте одолжение, проследите за ней. Шутки шутками, но это же... мисс Бромлей, она скорее себе ногу подстрелит, чем кого-то напугает. И чем я только думал? Нужно было... спать. Мисс Грейнджер, спать. Потушите свет.

Гермиона взмахнула палочкой и выбежала из кабинета.

Сразу же налетев на Драко Малфоя.

- Любовь моя! Твои волосы сияют ярче, чем пламя в аде Данте...

- Стоп, стоп, стоп, - Гермиона подняла руку, и Малфой сразу замолчал. - Нет. Нет, я не буду думать о том, что ты упомянул Данте. Божественная комедия? Серьёзно, Божественная комедия?

- Ты хочешь обсудить со мной Божественную комедию? - преданно смотря ей в глаза, спросил Малфой. - Давай же начнем. Нет, у меня есть идея гораздо лучше. Я буду зачитывать тебе понравившиеся мне строчки, а ты будешь восхищаться мной так же, как тобой восхищаюсь я.

Гермиона увидела спешащего Колина Криви. План созрел моментально.

- Колин! - заорала Гермиона, что есть силы. - Колин, немедленно подойди к старосте!

- Любовь моя, ты так темперамента и экспрессионична, - восхищенно сказал Малфой.

- Экспрессивна, - машинально поправила Гермиона, вырывая фотоаппарат из рук Колина. - Верну в конце дня, можешь не переживать. Теперь - иди.

Колин, испуганно посмотрев сначала на неё, а потом - на Малфоя, быстро кивнул и побежал прочь.

- Малфой, пойдём в кабинет, - сказала Гермиона, открывая дверь.

- Там наши губы сольются в поцелуе любви? - невозмутимо спросил Малфой.

Гермиона почувствовала, что её вот-вот стошнит. Она взмахнула палочкой, включая свет. Со стороны преподавательского стола послышались невнятные звуки, чем-то напоминающие страдания профессора Маррея.

- Малфой, встань у той стены, - приказала Гермиона. - Так, отлично. Теперь... встань на колени.

Гермиона глубоко вздохнула, собираясь с силами. И понадеялась, что Блисс её простит.

- Вставай на колени. Мерлин, не верится, что я говорю такое, - возведя к потолку, сказала Гермиона.

После второго приказа исполнение оказалось моментальным и Гермиона, превозмогая отвращение, от ситуации, от Малфоя, от самой себя, сделала несколько кадров.

- Вставай, - быстро сказала Гермиона. - Малфой, вставай же. Теперь - выпей это.

- И мы сольемся в поцелуе любви? - уточнил Малфой.

- Как только ты выпьешь это - сразу же, - заверила его Гермиона, вставая рядом с дверью.

Малфой залпом осушил склянку. Он стоял несколько секунд, покачиваясь из стороны в сторону. После чего медленно обернулся.

И, судя по его взгляду, вернулся - в своё обыкновенное состояние. Кивнув самой себе, Гермиона выбежала из класса.

Гермиона, носившаяся по Хогвартсу вот уже сорок минут, не могла взять в толк, как можно ни разу не наткнуться на девушку, цвет кожи которой мог бы соперничать с гуманоидами.

Все где-то видели Блисс, но при этом, оказываясь там, куда её направляли, Гермионе приходилось бежать в другое место, куда, якобы, Блисс пошла в этот раз.

На очередном круге Гермиона снова столкнулась с Малфоем, уже переодетым в квиддичную форму.

- Нет, с тобой я закончила, нужна другая, - отметила Гермиона, пытаясь его обойти. Это ни к чему не привело. - Малфой, дай пройти?

- Фотоаппарат. Немедленно.

- Выслушиваешь мои условия - и фотографии не увидят свет, - сразу же сказала Гермиона.

Они стояли посреди коридора, сверля друг друга взглядами: сосредоточенными, озлобленными, но при этом всём - излучающими полное спокойствие.

- К черту тебя, Грейнджер, - усмехнулся Малфой. - Выкладывай.

- Нейтралитет, - равнодушно сказала Гермиона. - Ты не трогаешь меня, я - тебя.

- Хорошо, - кивнул Малфой. - Но за своих друзей я поручиться не могу.

- За одну - можешь, - возразила Гермиона.

- Ты о Блисс? - явно не понял Малфой.

- При чем тут Блисс? - искренне засмеялась Гермиона. - Блисс не твой друг и она добрая. Ты её не заслуживаешь. Нет, я о Пэнси. Что касается твоего второго друга, то он меня и не задирал никогда.

- А, - неопределенно сказал Малфой. - Понял, о ком ты. Хорошо. Теперь вернемся к главному - где моя девушка и в каком она состоянии?

- Розовая, злая, хочет тебя убить, - перечислила Гермиона.

- Такое часто случается, - пожал плечами Малфой. - Подожди, розовая? Грейнджер, что ты имеешь в виду?

- Знаешь о Тэйлос Нимиан?

- Любой идиот о нём знает, - усмехнувшись, сказал Малфой. Гермионе захотелось его ударить, со всей силы, как тогда, на третьем курсе. - Но при чем здесь Тэйлос Нимиан? Мы с Абель готовили... понял.

- Ты соображаешь неожиданно быстро для того, кто был хорьком, - задумчиво сказала Гермиона.

Малфой посмотрел на неё тяжелым, предупреждающим взглядом. Гермиона неосознанно поежилась. И когда в нём это появилось? Слишком много злости в нём было. И агрессии. Как с таким можно справляться и вообще хотеть находится рядом, Гермиона не понимала.

- Грейнджер, предупреждаю - если из твоих уст Блисс хотя бы услышит слово «хорёк», мои издевательства покажутся тебя милыми заигрываниями, - сказал Малфой, и тут же поморщился.

Гермиона не удержалась от смешка. Видимо, помнил, что говорил под действием зелья.

- И что ты собираешься делать? - спросил Малфой. – Неважно. Будем делать по-моему. А именно, ловить на живца.

- Ты что, хочешь...

- Да.

- И как мы это сделаем? - растерялась Гермиона. - Поставим тебя посреди коридора и будем ждать? Мерлин, да. Ты действительно собрался так поступить. Ладно, пошли. Подожди... у меня есть идея получше. Возвращаемся в кабинет профессора Маррея, идём по тем коридорам, где сейчас больше всего народу. Я впереди, ты - за мной, вместе нас не увидят, так что не надо злобно шипеть.

- Грейнджер, ты такая...

- Какая?

- Грязнокровка, - сказал Малфой. - Это был последний раз, за хорька. Теперь - точно нейтралитет.

- Лучше тебе сказать что-то, что помешает мне сказать «хорёк», - холодно сказала Гермиона.

Малфой неприязненно взглянул на неё.

- Недооценивай свои силы.

- Как и ты - волшебную силу фотографий.

- Сообразительная. Ты сообразительная, Грейнджер. А теперь, если ты не против, пойдём возвращать Блисс человеческий облик.

- Ты не представляешь, насколько я не против, - вздохнула Гермиона, шагая вперёд.

***

Блисс, взмахнув палочкой, зажгла свет в кабинете Защиты от Темных Искусств. Люди, с которыми она говорила, странно на неё смотрели и едва ли не шарахались, но арбалет, приставленный к горлу, творил настоящие чудеса. Совсем скоро она выяснила, где в последний раз видели Малфоя.

Все были правы. Малфой сидел на одной из парт, смотря куда-то в сторону, явно её не замечая. Замечательно.

Блисс, вскинув арбалет, прицелилась. И тут же провалилась в темноту.

В себя она пришла, почувствовав холод стекла на губах и услышав громкий, злобный крик.

- Грейнджер, что с тобой не так? - орал Малфой. - Ведешь себя, как... человек, у которого нет магических способностей. Объясни мне, зачем было бить её учебником по голове? Может быть, стоило сразу взять стул?

- Я растерялась! - закричала Гермиона в ответ. - Она почти выстрелила, ударить её учебником было быстрее, чем вспоминать заклинание, которое бы отключило её и не навредило бы ещё больше!

- Голова раскалывается, тише, - простонала Блисс, пытаясь сесть.

- Бромлей, какое же ты нечто, - сказал Малфой, помогая ей принять сидячее положение.

- Не розовое? - с надеждой спросила Блисс.

- Нет, не розовое, - утешил её Малфой. - Ну, не настолько, как раньше. Твой цвет кожи вернулся в норму, не переживай.

- Я убью Эбби, - сказала Блисс.

- Я тебе помогу.

- Нет, - сразу же сказала Гермиона. - Больше никаких убийств сегодня. Хватит. Я устала, и я очень хочу спать.

- Гермиона! - воскликнула Блисс. - Гермиона, спасибо тебе!

- За что? - устало спросила Гермиона. - Тут и моя вина есть.

- Если так говорить, то каждый в чем-то виноват, - вздохнула Блисс. - Даже Киллиан Маррей, который вообще не в курсе ситуации.

- Но я хочу быть в курсе!

Маррей, всё ещё сонный, но теперь, ко всему прочему, бесконечно злой, смотрел на всю эту экспрессию с крайне недовольным видом.

- Скажите, ваш старый преподаватель тоже имел честь наблюдать такие ситуации? Тогда неудивительно, что он сломал ногу. Если я сломаю ногу, то смогу вернуться домой? Нужно уточнить у Альбуса.

- Профессор Маррей, мне очень жаль, что мы вас потревожили, - вставая, сказала Блисс. - Обещаю, больше такого не повторится.

- Искренне надеюсь, ради вашего и моего морального состояния, - устало сказал Маррей. - Ладно, мисс Бромлей, вы высвободили свой гнев?

- Да, профессор Маррей, спасибо вам за арбалет, - улыбнувшись, сказала Блисс. - Вот, держите.

- Блисс, нет! - вскричала Гермиона, но было поздно.

Рука Блисс дрогнула и арбалет, опустившись вниз, выстрелил.

В ноге Киллиана Маррея оказалось две стрелы.

Его громкий, потрясенный крик, заставил несколько стаек студентов ввалиться в открытую дверь. Через несколько минут в кабинете собралась целая толпа.

- Мадам Помфри, - четко сказал Маррей, оседая на пол. - Быстро. И да - с каждого факультета по десять баллов.

- Простите, профессор, - Блисс не пришлось оборачиваться: голос Мэнди она узнала сразу. - Вы имеете в виду, только с них троих?

- Нет! - теперь пришёл орать черёд Маррея. - С каждого, кто находится здесь. Что стоите? Немедленно колдуйте носилки, водружайте на них меня, мисс Бромлей, мистера Малфоя и, пожалуй, мисс Грейнджер тоже, после чего доставляйте нас до больничного крыла. Не справитесь за десять минут - вычту ещё по пять баллов. Я сказал - живо!

Спустя семь минут, - Блисс считала, - их доставили в больничное крыло.

Спустя четверть часа Блисс прокляла всё: свою жизнь, тупую боль в затылке, ситуацию, зелья, профессора Слизнорта, Бал, профессора Маррея, который, в принципе, был самым главным пострадавшим.

- Мистер Малфой, ваше физическое и эмоциональное здоровье в полном порядке, - вынесла вердикт мадам Помфри. - В любом случае, изменений с последнего раза я не заметила. Мисс Грейнджер - вам стоит выпить воды и отдышаться, на этом, пожалуй, всё. Мистер Маррей и мисс Бромлей, квиддич вы пропускаете и до вечера отлеживаетесь здесь.

- И почему я не удивлена, - вздохнула Блисс, взбивая подушку. - Ладно. Я буду делать вид, что расстроена. Малфой - удачной игры.

Малфой сел рядом и, посмотрев на каждого, кто находился в больничном крыле, наклонился к Блисс и поцеловал.

- На удачу, да? - спросила Блисс, улыбнувшись.

- На удачу, - кивнул Малфой.

***

Коридоры были пусты - все уже собрались на квиддичном поле, и, Гермиона была уверена в этом, ждали только Малфоя. Они шли почти рядом - сейчас можно было не волноваться о том, что их заметят вместе.

Когда они дошли до главных ворот, Гермиона остановилась и, откашлявшись, произнесла:

- Как староста факультета, с которым ты сегодня играешь, я, всё же, пожелаю тебе удачи.

- Грейнджер, замолчи. Твоя удача мне не сдалась.

- Как обидно, - задумчиво произнесла Гермиона. - А недавно ты говорил, что мои волосы сияют, как пламя в аде Данте. И делал всё, что я только говорила. Кстати, Малфой, мысли о поцелуи любви тебя больше не тревожат?

- Грейнджер, не думай, что те фотографии и твоё общение с Блисс что-то меняет, - сразу сказал Малфой. - Будешь зарываться - ничего не изменится, это я тебе гарантирую.

- Хорошо, - пожала плечами Гермиона. - Как я и сказала - удачи на игре, Малфой.

- Кстати, - Малфой обернулся и тихо усмехнулся. - Об общении с Блисс. Не слишком к ней привязывайся. Скоро всё очень изменится.

Гермиона почувствовала, как неприятный озноб пробежал по спине. Что имел в виду Малфой? Это была не угроза, не те интонации, но что тогда? Что так сильно смутило и едва ли не испугало её?

- Ты её не заслуживаешь, - повторила Гермиона.

Малфой, однако, не сказал никаких колкостей. Не стал язвить. Только лишь устало вздохнул.

Как будто соглашался.

И Гермионе стало стыдно за свои слова.

- Ты чего так долго? - взбудоражено проговорила Джинни, когда Гермиона заняла место на трибунах. - Что вообще сегодня происходит, такое чувство, что в еду подмешали галлюциногенное зелье. Представляешь, Рон пытался меня убедить, что видел какую-то девушку, кожа которой была полностью розовой! Нет, я понимаю, этот день - просто праздник для девушек, но вряд ли кто-то додумался бы до такого.

- Джинни, успокойся, ничего необычного не происходит, - пожала плечами Гермиона. - Обычный День святого Валентина, как и всегда в этой школе.

- Наверное, ты права, - подумав, признала Джинни. - Кстати, я хотела бы поговорить о Слизнорте.

- А что не так с профессором Слизнортом? - повернувшись к Джинни, спросила Гермиона.

- Нет, с ним как раз таки всё хорошо, - махнула рукой Джинни. - Но, Гермиона, знала бы ты, как я ненавижу слова других факультетов о том, что нам причисляют баллы просто так, незаслуженно! Якобы, это всё исключительно из-за Гарри и лояльности Дамболдора. Слизнорт, конечно, и раньше благоволил нашему факультету, но сегодня он как будто с цепи сорвался.

- Уверена, тебе просто кажется, - начала Гермиона, но тут же замолчала.

На их трибуны пробирался улыбающийся, счастливый, полностью довольный этой жизнью профессор Слизнорт.

- Невилл, мой мальчик! - воскликнул Слизнорт, обращаясь к испуганному Невиллу. - Знаете, ваше сегодняшнее зелье было очень...

- Профессор, вы что-то путаете, - осторожно сказал Невилл. - В этом году у меня был выбор между травологией и зельевареньем, и я выбрал травологию.

- О, вот как, - немного разочарованно сказал Слизнорт, но тут же воспрянул духом. - Знаете, это прекрасное решение. То-то я думаю, что в классах стало меньше опасных прецедентов и больше целых котлов. Десять баллов Гриффиндору, Невилл - за прекрасные умозаключения, которые помогают вам встать в этой жизни на путь истинный и избавляют других от проблем.

И профессор Слизнорт, насвистывая незамысловатую мелодию, пошёл искать себе место.

- Видишь, о чем я говорила? - возмущенно спросила Джинни. - Если так пойдёт и дальше, то к концу дня у нас от одного только Слизнорта будет рубинов сорок.

- Пятьдесят, - машинально сказала Гермиона. - Джинни, успокойся. Смотри, все выходят на поле. Давай не отвлекаться от игры.

- А где профессор Маррей? - спросила Джинни, внимательно смотря на трибуны Слизерина.

С задних рядом послышался преисполненный счастья смех. Не сложно было догадаться, кто именно смеялся.

- Профессор Маррей... долгая история. Смотри, они взлетают!

- Игра начинается!

Может быть, виноват был День святого Валентина и лихорадочное настроение, которое он принёс с собой, но игра продлилась меньше сорока минут. В тот момент, когда счет показывал «60-100» в пользу Слизерина, Гарри, зависнув на мгновение рядом с одним из колец противника, поймал снитч.

Трибуны Когтеврана, Гриффиндора и Пуффендуя разразились оглушительными аплодисментами.

- Мы выиграли, Гермиона, - плача от счастья и кинувшись обниматься, сказала Джинни. - Мы выиграли! Даже без меня, они смогли, справились!

Гермиона только вздохнула. Джинни напомнила ей Малфоя.

- Тебе нужно признать, что МакЛагген хороший игрок, - внезапно сказала Джинни. - Если бы не он - кто знает, в чью пользу обернулся бы счет.

- А тебе нужно признать, что если бы не пошла в Хогсмид по неизвестному тоннелю, то спокойно могла бы играть вместо МакЛаггена, - отрезала Гермиона. - Джинни, как так можно? Я уже не говорю о нарушении правил и безответственности, если собираешься идти по тем местам, которых не знаешь, проверяй их сначала заклинанием! А если бы этот камень упал тебе на голову, а не на ногу?

- Гермиона, прекрати, - засмеялась Джинни, обнимая её. - Пошли - нас ждёт прекрасный праздник, и сейчас я говорю вовсе не о Дне святого Валентина.

Гермиона, однако, не смогла попасть на этот праздник жизни: стоило ей вернуться в комнату, она решила прилечь на несколько минут. И сразу же уснула.

Проснулась она, когда за окном расцветала глубокая ночь, а факелы на стенах комнаты отбрасывали блики на стены.

- Гермиона, прости, пожалуйста, но проснись, - осторожно трясла её за плечо Джинни. - Нет, это невозможно! Я первый раз вижу тебя спокойно спящей и без книжки в руках, а тебя немедленно хочет видеть какая-то бестактная, настырная девица.

- Какие выражения, - сказала Гермиона, потягиваясь. - Что за девица?

- Она раньше общалась с МакЛаггеном, а теперь встречается с Малфоем, - сморщила нос Джинни. - Уже о многом говорит, да?

- Где она? - спросила Гермиона, вставая с кровати и проводя рукой по лицу. Нужно было умыться.

- Ждёт тебя в нашей гостиной, - ответила Джинни. - Не понимаю, как она смогла зайти? Неужели МакЛагген настолько потерял мозги, что сказал ей пароль.

- Вряд ли. Может, услышала в каком-то из разговоров.

- И, конечно же, запомнила и поняла, что это - именно пароль от нашей гостиной, - закивала Джинни. - Да-да, продолжай себя утешать.

- Как праздник? - решила спросить Гермиона, уходя в ванную комнату.

- Закончился час назад, - послышался голос Джинни сквозь шум воды. - Хотела тебя разбудить, но подумала, что сон того не стоит. Честное слово, зря я тебя разбудила.

Гермиона, вытерев лицо, стянула волосы в хвост и ласково посмотрела на Джинни.

- Всё хорошо, я сама собиралась зайти к ней сегодня.

- Подожди, - задумчиво сказала Джинни. - А это не с ней ты недавно ушла из Большого зала? Кажется, она что-то говорила про Сайзерленда Квирка.

- Джинни, не забивай голову, - посоветовала Гермиона.

- Я просто о тебе беспокоюсь, - вздохнула Джинни. - Новые друзья - это прекрасно, но, пожалуйста, не попади в неприятности.

- Я тебе обещаю, - торжественно сказала Гермиона, открывая дверь.

Блисс сидела в одном из кресел рядом с камином, грея руки. Гермиона улыбнулась, окликая её.

- Гермиона, привет, - обернувшись, сказала Блисс. - О мой бог, я разбудила тебя? Извини, пожалуйста, но сейчас всего девять вечера и я не думала, что...

- Нет, что ты, всё хорошо, - заверила её Гермиона. - Ты как, в порядке? Голова не болит?

- Да, всё хорошо, - ответила Блисс. - Кстати, как игра? Я старалась не прислушиваться к разговорам, пока шла сюда.

- Игра... - Гермиона подумала, как бы преподнести это. - Скажем так - почти на сто процентов уверена, что Малфой рвёт и мечет.

- Гермиона, поздравляю! - воскликнула Блисс, захлопав в ладоши. - Я очень за вас рада.

- То есть, ты не расстроена? - осторожно спросила Гермиона.

- Нет, что ты, - засмеялась Блисс. - Будем считать, что таким образом вы вернули честь Когтеврана. Гермиона, помнишь, до того, как... всё завертелось, мы должны были встретиться в Большом зале?

- У меня абсолютно всё из головы вылетело, - призналась Гермиона. - Если хочешь, можешь пойти сейчас. В Большом зале никого нет в это время суток.

- Тогда пошли.

Но прежде, чем выйти, Гермиона заметила Эбби Абель, которая спускалась по лестнице.

- Абель! - как можно более грозно крикнула Гермиона. - Минус десять очков.

- Что? - Абель явно растерялась, замерев на месте. - Грейнджер, что с тобой не так? Ты не можешь снимать очки у своего факультета, да ещё и в таких количествах.

- Как староста, я могу многое, - возразила Гермиона. - Особенно за то, что сегодня случилось. Если посмеешь сказать хоть слово - вычту ещё десять.

- И кому от этого станет хуже? - злобно спросила Абель.

- Полагаю, тому человеку, из-за которого сняли баллы, - невозмутимо ответила Гермиона. - Ещё минус десять очков.

Абель заметалась на одном месте, но в итоге, по-прежнему злобно рассматривая их двоих, фыркнула и села в одно из кресел.

Когда они вышли, Блисс сразу же сказала:

- Гермиона, правда, тебе не стоило из-за меня...

- А при чем здесь ты? - удивилась Гермиона. - Если бы не Абель, не произошло бы и половины того, с чем мне пришлось иметь дело.

- Да, но двадцать очков, - покачала головой Блисс. - Это действительно слишком.

- Не волнуйся, когда я увижу Невилла, то верну эти десять очков, - утешила её Гермиона. - Начислю... за что-нибудь. О, совсем забыла - десять очков Когтеврану.

- Гермиона! - воскликнула Блисс.

- Компенсация за сегодняшний день, неоценимую помощь в готовке самого необычного зелья и, конечно, за прилетевший по голове учебник, - усмехнулась Гермиона. - Серьёзно, эти баллы тебе должен был поставить Слизнорт, так что - не волнуйся.

- А ты сама не волнуешься? Вдруг кто-то заметит такие скачки баллов?

- Не в этот день, - заверила её Гермиона.

В Большом зале было тихо. Звезды над головами складывались в созвездия, терялись в млечном пути и падали сквозь галактики. Гермиона, взмахнув палочкой, зажгла несколько свечей.

И вздрогнула.

- Что-то не так? - шепотом спросила Блисс.

- Нет, просто я вспомнила о профессоре Маррее, - ежась, ответила Гермиона. - Бедняга. Он просто хотел поспать.

- Можно мы не будем вспоминать о профессоре Маррее? - умоляюще попросила Блисс. - Я засадила две стрелы ему в ногу, и думать об этом мне не хочется.

Блисс прошла к столу Гриффиндора и села.

- Я сидела здесь, когда Эбби дала мне пощечину, - сказала Блисс. - Мне нужно кое-что проверить. Гермиона, ударь меня.

Гермиона стояла, рассматривая то свою палочку, то Блисс.

- Гермиона?

- Я думаю о том, чтобы наколдовать носилки и вернуть тебя в больничное крыло, - прямо сказала Гермиона.

- Гермиона, я серьёзно!

- Так я тоже! Или тебе одного раза было мало?

- Если тебе станет легче, то примени к себе заклинание бесплотности, - вздохнула Блисс. - Мне не нужно, чтобы ты меня била, мне нужно, чтобы ты замахнулась и... ну да, ударила. Пожалуйста, мне больше некого попросить.

- Да неужели, - пробормотала Гермиона, направляя на себя палочку. - Ладно. Но, говорю сразу, мне это удовольствия не доставляет.

- Точно, - хмыкнула Блисс. - Я могла бы попросить Эбби. Или Пэнси. И любого, кто слышал мои разговоры о Квирке. О мой бог, Гермиона, да почти весь Хогвартс хотел бы оказаться на твоём месте.

- Не драматизируй, - тяжело вздохнула Гермиона. - Хорошо, начинаем.

Гермиона замахнулась и ударила её: после чего начала смутно догадываться о первопричине странной просьбы Блисс.

Блисс не поймала её руку. Она даже не смогла дотронуться до бесплотной руки. Всё, на что её хватило, это предпринять попытку, после чего просто прикрыть лицо.

- Ещё раз? - подумав, спросила Гермиона.

- Да.

Гермиона снова замахнулась, и снова Блисс не смогла ничего сделать. Её локоть ударился о стол и она, зашипев, дернулась в сторону, едва не падая со скамьи.

- Кажется, я поняла, - сказала Гермиона, чувствуя, как заклинание бесплотности перестает действовать. - Может быть, стоит списать это на прилив адреналина? Тогда тебе угрожала реальная опасность получить по лицу.

- Может быть, и так. Но, как же вот это? - сказала Блисс, потерев глаза.

- Что именно? - не поняла Гермиона.

- Не периферии. В уголке глаза, какое-то движение, - Блисс снова потерла глаза. - Ладно, может быть, мне просто почудилось. Всё же, в том зелье был один несравненный плюс - я стала такой ловкой. Прострелила перо, когда оно было в воздухе, представляешь?

- Представляю. Куда ты теперь?

- В подземелья, - вставая, сказала Блисс. - День святого Валентина почти закончился, а я всё ещё не показала подарок Малфою.

- Как хорошо, что ты больше не хочешь его убить, - выдохнула Гермиона.

- Правда? - удивилась Блисс. - С чего ты так решила?

Гермиона с ужасом посмотрела на Блисс, но та, замахав руками, засмеялась.

- Прости, прости, пожалуйста. Знаю, с учетом этого дня, шутка не самая удачная. Но... было весело, да? Немного?

Блисс умоляюще на неё посмотрела.

- Немного, - неохотно кивнула Гермиона. - И, если искать плюсы, мы не увидели купидонов.

- Значит, это того стоило, - заключила Блисс, сразу же увернувшись от подзатыльника Гермионы.

Пришлось поднимать её с пола и ощупывать голову. Но, всё же, оказавшись в своей комнате, Гермиона позволила себя засмеяться.

***

- Не переживай, - сказал Блейз, заходя в комнату Малфоя. - Да, Поттер поймал снитч и спас свой факультет. Ну и что? Твоя команда всё равно лидировала.

- Я, как ловец своей команды, должен был поймать снитч раньше него, - сквозь зубы процедил Малфой.

Поттер. Вечный золотой мальчик и золотой ловец Гриффиндора. Ловец от Мерлина, черт бы его побрал.

В такие моменты Блейз всегда говорил, что он обязательно обставит Поттера в следующем году.

Ты обставишь Поттера в следующем году, дружище.

Следующего года не будет - Поттер безоговорочно получил свою победу и подтверждение звания лучшего ловца школы.

Что будет в следующем году. Что будет всего через несколько месяцев. Малфой знал только об одном. И это, пожалуй, покрывало всё. Это было лучшим.

Но Поттера всё равно хотелось прибить. Или хотя бы поиздеваться над Грейнджер.

Малфой сцепил зубы, вспоминая события прошедшего дня. Вряд ли в Хогвартсе был более безумный день Святого Валентина.

По крайней мере, он не увидел купидонов. Уже можно было считать это плюсом.

- А где Блисс? - спросил Блейз.

Малфой усмехнулся. Паршивец. Знал, как отвлечь.

- Отлеживается в больничном крыле, - ответил Малфой, поражаясь, насколько привычно звучит эта фраза. - У неё был сложный день.

- Как и у нас всех, - напомнил Блейз. - Серьёзно, не день, а ходячая чертовщина. Кстати, что произошло на зельеваренье? Я спрашивал Пэнси, но она начинает задыхаться сразу же, как только пытается объяснить. И Маррея целый день не видно.

- Пожалей её и не расспрашивай. Ничего интересного, правда.

Малфой уже было хотел сказать, что с Марреем всё хорошо, но дверь, пару раз приоткрывшись, наконец, открылась полностью, и в комнату влетела Блисс.

- Ты же в больничном крыле, - озадаченно сказал Блейз.

- Я там по жизни, - отмахнулась Блисс. - Блейз, у тебя же очень срочные и неотложные дела, да?

- Нет, у меня нет никаких... о, да. Очень срочные, очень важные и очень неотложные дела. Пожалуй, я пойду их решать. Не скучайте.

Когда Блейз вышел, Блисс села на кровать и погладила Малфоя по щеке.

Малфой машинально поцеловал её ладонь.

- Как ты? - ласково улыбаясь, спросила Блисс. - Гордость сильно хромает?

- Совсем скоро она встанет на ноги, - беспечно ответил Малфой.

- Ты даже не представляешь, насколько скоро, - странно на него смотря, ответила Блисс. - Я на счет моего подарка...

- Блисс, не надо, - устало попросил Малфой. - Я так и ничего тебе не выбрал, так что вряд ли это будет честным.

- Да? Вот, значит, как, - Блисс посмотрела в сторону двери. - Ладно, тогда я пошла.

Малфой схватил её за руку, когда она начала медленно подниматься с кровати.

- Что за подарок?

- То есть, ты заинтересовался? - усмехнулась Блисс. - Нет, серьёзно, если тебе нужно посидеть в комнате в одиночестве, раздумывая над тем, как жестоко с тобой обходится жизнь, то...

- Блисс, - Малфой внимательно на неё посмотрел. - Давай не сейчас?

Блисс, сев напротив него, отодвинула край свитера и сразу же вернула его ворот на место. Но Малфой успел разглядеть что-то очень кружевное и нежно-розовое.

- Я не сильно жалую розовый цвет, но на всё найдется исключение, - беспечно сказала Блисс. - Правда, когда я его покупала, то совсем не знала, что именно преподнесет этот день, но...

Малфой схватил её за руку, роняя на себя.

- Отличный подарок, - заверил её он.

- Правда? - Блисс улыбнулась так, как могли бы улыбаться лисицы.

- Правда. Замечательный.


Рисуй с закрытыми глазами


- Подготовка к экзаменам - сущий кошмар, - пожаловалась Кэтрин, кидая свою сумку на кровать и падая следом.

- Я не хочу слышать эти слова от пятикурсницы, - категорично сказала Падма.

- Падма, но пятикурсники сдают СОВ, - напомнила Блисс. - Нам, в своё время, тоже нелегко пришлось.

- Да, нам пришлось нелегко, - признала Падма. - Но, Блисс, хочу тебе напомнить: в этом году мы сдаём ЖАБА, и я не хочу слышать о том, что кому-то приходится тяжелее, чем нам. И ладно бы только ЖАБА! Меня всё ещё в дрожь бросает, когда я думаю об экзамене с аверлиусами.

- От аверлиусов мне тоже отвратительно, - сказала Блисс. - Но, тем не менее, нам придётся пройти через это. Не волнуйся ты так, серьёзно. Через неделю пасхальные каникулы, тебя должно это радовать.

- Думаю, нас всех это должно радовать, - усмехнулась Падма, после чего замолчала, внимательно посмотрев на Блисс. - Точно. Бал. Всё же, я тебя не понимаю - будь у меня возможность устроить настоящий бал, я бы всеми руками за эту возможность ухватилась. Выбор места, подбор цветов, красивые платья...

- Падма, почему ты не сказала мне об этом раньше? - возмущенно спросила Блисс. - Поверь мне, у тебя бы была возможность всё это сделать!

- Потому что бал - твой.

- Сейчас ты говоришь прямо как моя мать, - вздохнула Блисс. - Ладно, мне, пожалуй, пора.

- Ты куда? - встрепенулась Кэтрин, мгновенно подскочив с кровати. - Сегодня же выходные, Хогсмид отменили, а значит... точно, ты идёшь в Хогсмид!

- Кэтрин, какая же у тебя поразительная логика, - вздохнула Блисс. - Хогсмид отменили, но при этом я иду в Хогсмид? Каким образом, позволь поинтересоваться?

- Вообще-то, это я должна тебя спрашивать! Как вы, семикурсники, умудряетесь попадать в Хогсмид из Хогвартса?

- Ты об этом узнаешь, Кэтрин, - пообещала Падма, невозмутимо переворачивая страницу учебника.

- Правда? - глаза Кэтрин загорелись. - Когда?

- Когда станешь семикурсницей, - объяснила очевидную вещь Падма. И увернулась от подушки, возвращаясь к учебнику. - Блисс, а если серьёзно, куда ты?

- Мне нужно встретиться с Гермионой, а потом закончить серию картин, - вздохнула Блисс. - Помнишь, я рассказывала, что мне прислали второе письмо из Гарварда? Так вот, вторая часть экзамена в поступлении на факультет искусства заключается в том, что, помимо картин, которые были отправлены, необходима ещё одна полноценная работа.

- Ты планируешь закончить их сегодня? - удивилась Падма. - Кажется, совсем недавно ты говорила, что работы там непочатый край.

- Так и есть, - согласилась Блисс. - Но я должна закончить их за эту неделю, потом у меня не будет времени. Сроки совсем поджимают.

- Блисс, получается...

Кэтрин замялась, пряча взгляд.

- Говори, всё хорошо, - поразилась Блисс. Она не понимала, что так сильно могло смутить Кэтрин.

- Ты не будешь сдавать ЖАБА?

- Почему же, буду. В комиссии Гарварда всегда есть волшебник, предположительно, экзамены пойдут мне в плюс и я смогу получить стипендию, - пожала плечами Блисс. - Астрологию, Защиту и... в экзаменах по зельеваренью будет практическая часть?

- Нет, не будет, - ответила Падма.

- Значит, зельеваренье, - заключила Блисс.

- Так грустно, - неожиданно сказала Кэтрин. - Нет, я очень рада за тебя, но не верится, что ты хочешь бросить мир магии. Когда ты колдуешь, это действительно красиво.

- Кэтрин, я не бросаю мир магии, - засмеялась Блисс. - Уверена, иногда я буду хвататься за палочку, по привычке.

- Ты за неё почти никогда не хватаешься, - усмехнулась Падма. - По крайней мере, я не видела, чтобы ты пользовалась ей в повседневной жизни.

- Всё может быть. Давайте не будем о грустном. До вечера.

Блисс вбежала в гостиную Гриффиндора, и, с размаху впечатавшись в чью-то фигуру, подняла голову.

- Привет, - улыбнулась Блисс Кормаку. - Как дела?

- Экзамены, - вздохнул Кормак. - Ненавижу подготовку к экзаменам.

- Я слышу это чаще, чем хотела бы, - вздохнула Блисс.

- А как твоя подготовка?

- Пытаюсь закончить картины, которые нужны для поступления в Гарвард, - ответила Блисс. - Ключевое слово - пытаюсь.

- Блисс, тебе стоит только найти нужное заклинание, взмахнуть палочкой и все твои проблемы сразу исчезнут, - вздохнул Кормак.

- Найди такую же палочку для моей жизни, - попросила его Блисс. - А если серьёзно, то я устала повторять, что в комиссии Гарварда есть маги. Может быть, если это так просто, пусть весь Хогвартс поступит туда? Не видел Гермиону?

- Сказала, чтобы ты поднималась в её комнату.

Блисс, подумав, постучала в комнату Гермионы и только после того, как получила разрешение войти, открыла дверь.

- Привет, - сказала Гермиона, улыбаясь. Предупреждающе улыбаясь. - Не знаю, что сделать сначала: вручить тебе подарок или убить.

- Гермиона, я могу объяснить, правда, - умоляюще сказала Блисс, мысленно проклиная Кормака.

- Что же, тогда я жду объяснений.

Блисс открыла рот, но тут же его закрыла: она не знала, что именно нужно сказать, не знала, как уместить всё в несколько слов, но так, чтобы Гермиона поняла, почему она не говорила о своём дне рождении.

В тот день, когда она проснулась и поняла, что ей исполнилось семнадцать, не хотелось праздника. Но и рефлексировать не хотелось тоже. Поэтому она сделала то, чего не позволяла себе очень давно: пустила всё на самотёк.

Её поздравили те люди, поздравления от которых она ждала: Кормак, Рафферти, Кэтрин и Малфой.

Были, конечно, поздравления от родителей и, чего Блисс совершенно не ожидала, поздравление от Киллиана Маррея.

Он не только поздравил её, но и подарил потрясающий подарок: набор, в котором было всё и даже больше, что требовалось Блисс для рисования.

Подарок Малфоя вызвал у Блисс потрясающий детский восторг: свитер, который менял времена года в зависимости от настроения человека. Блисс, правда, старалась надевать его как можно реже: лето, осень, весна и зима, сменяющее друг друга с периодичностью едва ли не каждые полчаса, полностью говорили о том, что творилось с её душевным состоянием.

Если Кэтрин и Кормак подарили ей книги, пусть даже и те, которые она прочитала, то Рафферти отличился больше всех.

Он просто сказал: «С днём рождения, босс. Надеюсь, ты не будешь требовать подарков от подчинённых».

Блисс отвесила ему шутливый подзатыльник, но впервые её неловкость принесла хоть какие-то плоды: она случайно задела рукой стекло и то издало едва слышный звон.

Блисс поняла, что имела в виду Айвори.

«Стекло. Минерал. Мрамор. Бумага. Дерево».

Стекло в психиатрической лечебнице Копенгагена - там Блисс получила первое воспоминание.

Когда Блисс дотронулась до кулона, то получила второе. Она попросила Малфоя применить заклинание к кулону, чтобы понять, из чего он сделан.

Кулон был сделан из хризолита.

Когда она услышала это название, то в голове молниеносно пронеслось «тотемный минерал». Блисс не знала, что это значит, однако библиотечные книги Хогвартса ей помогли, но не принесли ясности.

С ними было то же самое, что и с рунами: тотемные минералами использовали для защиты, но волшебники прибегали к ним редко, потому что без заклинаний минералы были лишь минералами.

Мрамор - барельеф Ватикана.

Бумага - письмо Айвори, этой отвратительной девицы Айвори.

Дерево. Блисс хотелось убить эту Айвори. Чем она думала? Какое ещё дерево? А если этого дерева больше не было? Нашла же, куда спрятать воспоминание.

Собери бутылочки. Собери все воспоминания. И что будет, когда она соберёт их все? Что будет, Айвори?

Блисс хотелось, чтобы Айвори была рядом. Блисс хотелось ударить Айвори по лицу.

Ей нужно было искать дерево, подумать только. И понять, что именно хотела сказать Айвори, когда написала о последней части, которая может быть или в Хогвартсе, или в ней самой.

Ударить бы эту Айвори. За всё, что она сделала.

- Блисс! - Гермиона крикнула так громко, что Блисс сразу же отмерла. - Я всё ещё жду твоих объяснений.

- Точно, объяснения, - кивнула Блисс, жалея о том, что не может всё списать на плохую память. - Я не хотела, чтобы ты думала о подарке. Честно, это того не стоит.

- Блисс... - начала Гермиона, но махнула рукой. - Ладно, кто знает, что у тебя в жизни творится. Держи.

Блисс взяла нарядный сверток и, вспомнив слова Падмы о палочке, развязала его с помощью заклинания.

- Гермиона, ты чудо, - восторженно сказала Блисс, трогая белоснежный пушистый свитер. - Он такой красивый и мягкий. Спасибо тебе.

- Пожалуйста, - ответила Гермиона. - Знаю, он не такой красивый как тот, что меняет времена года, но когда я увидела его в Хогсмиде, то подумала, что тебе подойдёт.

- Подарок прекрасный, - заверила её Блисс. - Вообще, я могу рассказать тебе об одном простом способе сделать меня счастливой. Готова услышать эту страшную тайну?

- Мне уже страшно, - прыснула Гермиона.

- Нужно всего лишь дать мне новый свитер. Засунуть меня в шкаф со свитерами. Аккуратно опустить в бассейн со свитерами. Закутать меня в свитера, посадить меня за стол, сделанный из свитеров, и укутать ещё раз, желательно чем-то, что...

- Состоит из свитеров, - смеясь во весь голос, закончила за неё Гермиона. - Когда тебе станет грустно в следующий раз, возьму на вооружение.

- Спасибо ещё раз, - поблагодарила Блисс. - А теперь мы поговорим о твоём подарке.

- О моём подарке? - переспросила Гермиона. - Блисс, мой день рождения...

- Шестнадцатого сентября, профессор МакГоногалл говорила об этом в начале года.

- Профессор говорила о моём дне рождении? - удивилась Гермиона. - С кем?

- Я не видела, - сказала Блисс. - Спешила на урок, было много учеников, и меня каждую секунду сметала толпа.

- Но ты всё равно запомнила, - пораженно сказала Гермиона.

- Да, но вспомнила я об этом только тогда, когда ты сказала о моём дне рождении. Просто то, что я хочу тебе дать, может вызвать у тебя затруднения. А если это подарок - то отказаться ты не сможешь.

- Блисс, мне уже страшно, - закрыв лицо руками, сказала Гермиона. - Что за подарок?

Блисс молча протянула ей конверт и дождалась, пока Гермиона прочитает каждую строчку.

- Бал Двенадцати Сотен Весны, - повторила Гермиона. - Подожди... ты устраиваешь настоящий бал? Правда?

- К несчастью, да, - кивнула Блисс. - Ты не представляешь, каких нервов и какого отсутствия сна мне стоил бал, который я должна организовывать, будучи запертой в четырех стенах и не имея возможности добраться до сотовой связи. Ты придешь, правда же?

- Блисс, я не уверена, - начала Гермиона, но Блисс взмахнула рукой:

- Подожди, выслушай меня. Бал организовывается не только для волшебников, но и для обычных людей: политиков, певцов, банкиров, представителей королевских семей и...

- Тем более, что мне там делать? - вздохнула Гермиона.

- И, - с нажимом повторила Блисс. - Моих друзей. Особенно - моих друзей. Даже если нас можно назвать просто хорошими приятельницами, всё равно. Пожалуйста, приходи на этот бал, Гермиона. Если понадобится - мой отец аппарирует вместе с тобой в Мадрид. Если нужно платье - отлично, ты не представляешь, сколько платьев заказывает моя мать для этого бала. Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста?

- Блисс, ты такая настырная, - печально вздохнула Гермиона, но тут же вскинула голову. - Извини, я не хотела сказать, что...

- Я поняла, о чем ты, не переживай, - улыбнулась Блисс. - Так что? Ты придешь на бал?

- Приду, - кивнула Гермиона. - Я дам тебе свой адрес, когда будем уезжать на каникулы, твоему отцу действительно придётся аппарировать вместе со мной.

- Значит, договорились, - удовлетворённо кивнула Блисс. - А теперь, если ты не против, я побегу. Мне нужно рисовать. Подожди, немного не так. Мне. Нужно. Рисовать.

- О, твои картины для поступления? Что именно ты рисуешь?

- Увидишь, - неопределенно сказала Блисс.

- Хотя бы намекни!

- Ладно, - Блисс подумала, как бы ей лучше описать свою работу. - Веление своего сердца.

Блисс вернулась в иллюзорную комнату, которую использовала для своей работы над картинами.

Четыре огромных холста занимали весь периметр стены, и только три из них были закончены. Да и разве можно было назвать законченностью то, чему Блисс не могла подобрать определения.

На трёх холстах, взрываясь всеми оттенками красного, переплетались бабочки, цветы лилий и нечто, похожее на водопады и перья птиц одновременно.

И посреди этого красного, посреди мазков, лилий, птиц, бабочек, символов и фигур, было практически белое полотно.

С огромными, пугающе темными глазами.

Блисс знала, что должна была дорисовать человека. Но какого человека? Мужчину, женщину? Какие у неё были волосы, черты лица? Этого Блисс не знала.

И должна была узнать - должна была написать всего за неделю.

Помоги ей Мерлин в этом.

- Привет, босс.

Блисс не стала оборачиваться: даже если бы она не узнала голос Рафферти, не трудно было догадаться, что это именно он.

- Я не босс, - ответила Блисс. - Посмотри на картину и скажи, кто это.

Рафферти подошёл и встал рядом с ней, после чего сразу же сказал:

- Ты.

- Нет, я не про то, кто нарисовал это, я про человека, - вздохнула Блисс. - Видишь, я нарисовала глаза. Как думаешь, кому они могут принадлежать?

- Тебе. Блисс, ты нарисовала себя.

Блисс снова посмотрела на большие тёмные глаза и грустно вздохнула. Рафферти совершенно ей не помогал.

- Рисуй с закрытыми глазами, - внезапно сказал Рафферти.

- Давай ты не будешь возносить меня в один ранг с Ван-Гогом, да Винчи, Пикассо, Петрочелли. То есть, я уверена, они могли рисовать с закрытыми глазами, но я - не одна из них.

- Нет, я не про это, - засмеялся Рафферти. - Закрой чем-нибудь её глаза. И рисуй отдельно от них.

- Может быть, это он, - буркнула Блисс, но тут же наколдовала небольшое полотно, делая так, как подсказал Рафферти.

Время летело со скоростью птиц: голубя, синицы, воробья, орла, по возрастанию или в произвольном порядке. Они расцветали на холстах, вплетаясь в старые объекты, создавали новые детали, расцветали по отдельности.

Вплетались в волосы, черты лица, изгиб губ, линию шеи.

Когда Блисс отмерла, то почувствовала какое-то странное изменение. Она не могла понять, что именно ощущалось по-другому.

- Сколько времени?

- Без пяти одиннадцать.

Блисс обернулась, с улыбкой смотря на Рафферти. Кажется, он переутомился. Когда она пришла сюда, было всего два часа дня.

- Ты что-то путаешь, - сказала Блисс, посмотрев на часы. И замерла, иррационально думая о том, что, должно быть, стрелки часов сломались.

- Вряд ли, - с заминкой ответил Рафферти.

- Ты прав, - отрешенно сказала Блисс, по-прежнему пялясь на часы. - Как думаешь, если я применю заклинание сушки, это будет считаться жульничеством?

- Ты маг, - напомнил Рафферти. - В комиссии Гарварда есть маг. Уверен, даже если это всплывёт, тебе это пойдёт в плюс.

- Может быть, ты прав, - сказала Блисс, направляя палочку на картину. - В любом случае, я всё равно собираюсь применить заклинание, потому что терпения ждать до утра у меня не хватит.

Заклинание, мягко резонируя рыжеватым светом, высушило картину. Блисс осторожно убрала полотно, закрывающее глаза.

Только этого ей не хватало: возможно, это лишь ошибка освещения, игра воображения.

Блисс прикрыла один глаз рукой. Не помогло, и на картине по-прежнему был кто-то, подозрительно похожий на неё саму.

- Это конец, - убито сказала Блисс. - Меня обвинять в излишнем себялюбии. Или гордыне. Они скажут, что у меня очень высокая самооценка, после чего с позором выгонят с территории Гарварда, издав указ о том, что мне никогда нельзя там появляться.

- Задержи дыхание и сосчитай до десяти, - начал напевать Рафферти. - Почувствуй вращение земли, а затем услышь, как моё сердце взрывается вновь. Это конец.

Блисс обернулась, нахмурившись.

- Никогда не слышала эту песню. Откуда она?

- Из моей головы и твоих картин, - кивнув на холсты, сказал Рафферти. - Хотя, возможно, когда-нибудь она будет спета.

Блисс решила поддержать игру:

- Какой-нибудь певицей, которая станет собирать десятки тысяч людей на стадионах, и никто не будет понимать, почему она стала столь популярна, ведь грустные баллады не то, на что ведется публика.

- У неё будет очень сильный голос, - продолжил Рафферти. - Не то, что у нас, нет. Он до мурашек пробирать будет.

- Эй! - возмущенно крикнула Блисс, кинув в него кисточкой. - Думаешь, я не заметила, что ты назвал мой голос плохим?

- Он не плохой, но когда ты начинаешь напевать что-то, то ужасно фальшивишь.

- Ты всё равно не должен так говорить, - закатила глаза Блисс, собирая краски и кисточки. - В конце концов... я тут босс.

Рафферти мигом вскочил с дивана и грохнулся перед ней на колени.

- Свершилось!

- Мой друг - идиот, - вынесла вердикт Блисс, пытаясь разобраться, какое заклинание помогло бы ей как можно более безопасно транспортировать картины.

- Спустя восемь месяцев ты признала, что являешься боссом. Так что, кто тут босс?

- Мой лучший друг - идиот, - поправила себя Блисс. - Вот именно поэтому я не хотела признавать этого! Конечно же, без этой фразы было не обойтись. Рафферти, хватит валять дурака и доставай свою палочку - колдуешь аккуратно и осторожно, если хоть один мазок пострадает, я сделаю с тобой то, что папа сделал с рабочими, когда те уронили его коробку с зельями.

В тишине тёмных коридоров, попеременно останавливаясь, чтобы не наткнуться на патрулирующих старост и преподавателей, они вышли на улицу и быстро добежали до совятни. Прислонив картины к каменной стене, Блисс с облегчением вздохнула и присела на мокрую траву.

Если в марте весна только подступала, неспешно расползалась по Хогвартсу, убирая иней и изморозь с деревьев, то теперь она выступила во всей красе.

Тёмно-зелёная трава лоснилась под светом луны, серебрилась каплями недавно прошедшего дождя и отбрасывала низкие, едва заметные тени на корни деревьев. Распускались цветы: обычные полевые, красные тюльпаны, слабо пульсирующие в темноте, непонятные темно-розоватые бутоны, из которых пробивались тонкие стебли, похожие на антенны.

Ветер рябил Черное озеро; шелестели позеленевшие кроны деревьев; в воздухе пахло цветами, озоном и немного водорослями.

- Затяжная была зима, - неожиданно сказал Рафферти. - Даже не верится.

- Прекрати читать мои мысли, - устало откликнулась Блисс. - Прямо как в том стихотворении.

- В каком?

- На зимних каникулах я была в одном месте, разговаривала с одним человеком. Он прочитал мне красивый отрывок из стиха, а позже я решила найти полное стихотворение. Нашла, к несчастью.

- Что, настолько сильно описывает нашу зиму?

- Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима.
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма,
тогда я заговорю.

- Я понял, Бродский. Знаю это стихотворение.

- Есть любимая строчка?

Рафферти кивнул и, прокашлявшись, зачитал:

- Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

Блисс, плотнее закутавшись в свитер, всё же спросила:

- Я понимаю, подростковые депрессии и всё такое, но ты точно уверен, что в порядке?

- Не уверен, - ответил Рафферти. - Когда сдам экзамены, уйду из этого мира. Мне всё равно, что скажет отец. Не могу так больше.

- Я никогда не спрашивала, но какого это, быть полусквибом?

- Не знаю. Как будто ты - не ты. Пользуешься магией, пытаешься за неё держаться, используешь на себе невообразимые заклинания, чтобы хоть немного её контролировать. Сквибам магия просто не подчиняется. А такие, как я, могут ей пользоваться - но магия выходит из-под контроля, с каждым успешным заклинанием забирая часть тебя. Видела когда-нибудь галлюцинации?

- Наяву?

- Почти. Вот, как с той песней. Откуда слова, понять невозможно. Или ты идёшь себе спокойно, но вдруг останавливаешься и не понимаешь, кто ты и что происходит. Или начинаешь видеть какие-то дикие картины, касаясь стен Хогвартса. Иногда, конечно, и хорошее поскальзывает, но в основном - не описать, насколько страшно. В Хогвартсе случалось много ужасных вещей.

- Мне так жаль, - сказала Блисс, и тут же прикусила язык.

Она ненавидела, когда ей говорили это. Не стоило этого произносить.

- Ты могла бы сказать, что понимаешь, а это было бы гораздо хуже. Не накручивай себя.

Но она понимала. Правда, понимала и ещё кое-что: Рафферти, всё же, было гораздо легче, чем ей.

Он переживёт. Как и все в этой школе - они всё переживут.

- Хорошо, давай уже покончим с этим, - сказала Блисс, доставая зелья и поливая каждую из картин.

Через несколько секунд они стали размером с фотографии.

- Ты уверена, что сможешь вернуть им нормальное состояние? - спросил Рафферти после того, как Блисс отправила сову.

- Я - вряд ли. Поэтому папа и выслал мне нужное зелье.

Когда они с Рафферти дошли до двери в гостиную Слизерина, Блисс, посмотрев ему в глаза, хитро сказала:

- Предскажи моё будущее.

Рафферти несколько раз моргнул, после чего устало провел рукой по лицу:

- Это миф. С такими, как я, магия играет злые шутки. Да, мы видим видения и, возможно, образы из прошлого. Но не будущее, - он слегка толкнул её в плечо. - Отцу написала, да?

- Следил за мной? - прищурилась Блисс.

- Зачем? - удивился Рафферти. - Полусквибы достаточно редкое явление в волшебном мире, даже в Запретной секции о нас написано мало. Ты любопытная, а твой отец может узнать многое, если уже не знает. Тут даже загадки нет.

- Тут даже загадки нет, - передразнила его Блисс. - Как ты разговариваешь со своим боссом?

- Кто тут босс?

- Я тут босс, - сдаваясь, ответила Блисс, и только потом поняла, что это сказал не Рафферти.

Блисс обернулась: за её спиной стоял Малфой и смотрел на них, как на ненормальных.

- Ты всё ещё называешь её боссом? - устало спросил Малфой. - Не надоело?

- Иди спать, - быстро сказала Блисс, беря его за руку. - Кажется, кто-то не в настроении.

- Странная вы парочка, - покачал головой Рафферти. - Уверена, что всё хорошо?

- Сегодня - да, - засмеялась Блисс.

Когда они остались одни, Блисс спросила:

- Почему ты ещё не в постели?

- Патрулировал коридоры, - ответил Малфой. - Снимал баллы с тех, кто слонялся по коридорам после отбоя.

- Мистер Малфой, а с меня вы тоже снимите баллы? - захлопав глазами, невинно спросила Блисс.

Малфой странно на неё посмотрел, но ничего не сказал: просто привлёк её к себе и поцеловал в макушку.

- Извини, совсем нет сил, - честно сказал Малфой. - В отличие от некоторых, я готовлюсь к экзаменам.

- Да замолчите вы уже, - досадливо сказала Блисс. - Ладно, я, пожалуй, пойду в свою комнату. Картины я отправила домой, но нужно заранее собирать вещи, найти вещи Кэтрин, и, всё же, немного подготовиться к экзаменам.

- Ты закончила свою работу?

- Да, закончила, - кивнула Блисс. - Представляешь, что случится со мной на балу? Собеседование будет проходить четвертого, бал - восьмого, и именно восьмого мне должны сказать, включили ли меня в список основных студентов или оставили в листе ожидания. Малфой, я не хочу быть в листе ожидания, не хочу ждать до лета! Мне никаких нервов не хватит.

- Разберёмся, - неопределенно ответил Малфой.

Блисс это тревожило: смутная была тревога, неясная, но последние два месяца она слишком заостряла на ней внимание. Всякий раз, когда она говорила о своей учёбе или картинах, Малфой то неопределенно хмыкал, то вовсе сворачивал разговор.

Может быть, стоило настоять, но ей не хотелось портить то хрупкое, почти дрожащее спокойствие, которое воцарилось между ними после событий Дня святого Валентина.

Малфой, который почти не раздражался, вызывал безмерную нежность и заставлял сердце биться чаще - такого Малфоя не хотелось отпускать.

- Тебя проводить?

- Нет, иди спать.

Когда они попрощались и Блисс едва не свернула в коридор, Малфой её окликнул.

Блисс обернулась и посмотрела на него. Он выглядел каким-то нервным, словно чем-то обеспокоенным.

- Что? - наконец спросила она.

- Не сворачивай никуда.

Блисс кивнула, но так и не смогла отпустить эту фразу до конца.

Ей по-прежнему хотелось сворачиваться самой, хотелось сворачивать горы, хотелось найти, выгрызть, получить, узнать, понять, что происходит.

Жить так, как будто из тебя вырвали часть, гораздо больше - не самая лучшая участь.

Но что она искала. Что именно она искала.

- Дерево, - хмыкнула Блисс. - Серьёзно, Айвори?

***

Вернувшись в комнату, Малфой бросил письмо на кровать, решая, нужно ли его оставить или стоило просто сжечь.

Блисс успокоилась. Блисс прекратила метаться, падать в обмороки, за четыре месяца она попала в больничное крыло всего два раза, и причиной тому служила её координация, а вовсе не странные приступы.

Блисс больше не выглядела как человек, которому чего-то не хватает. А теперь, это. Очередной человек из её прошлого. Мохиндер.


К тому же, Малфой был уверен в этом почти наверняка, этот самый Мохиндер был магглом. Совы, которые отправляли семьи волшебников, всегда прилетали или к окнам студентов, или во время обедов в Большом зале. А с этим письмом у совы возникли проблемы.

Получив письма от родителей, Малфой сразу же пошёл в совятню: в конце письма мать поставила небольшой поскриптум, чтобы он отнёс её сову отдохнуть.

Когда Малфой уходил, он заметил одну сову, которая кружила под самым потолком, пытаясь стряхнуть с себя письмо. Он решил пожалеть глупую птицу: направил на неё палочку, высвобождая.

А когда рассмотрел письмо, для верности перечитав имя, понял, как ему повезло. Неслыханно повезло. Конечно, письмо и вовсе могло не попасть в руки Блисс, но была вероятность, что его могут найти.

Была ещё одна вероятность: что ей расскажет Грейнджер.

Он столкнулся с ней, когда, поглощенный желанием открыть конверт и узнать, что же там могло быть написано, столкнулся с ней, выходящей из-за угла.

Рука дрогнула и конверт упал на пол. Грейнджер сразу же его подняла, протягивая.

- Смотри куда идёшь, не хватай чужие вещи своими руками и, будь добра, исчезни из поля зрения, - перечислил Малфой, забирая письмо.

- Что не сделаешь ради человека, который просит тебя быть доброй, - пробормотала Грейнджер. - Блисс не смогла сама забрать письмо?

- Не лезь не в своё дело, Грейнджер, - вздохнул Малфой. - И меньше контактируй с Блисс.

- Что ещё прикажешь мне делать? - она подняла брови.

- Могу приказать сделать шаг с Астрономической башни или тихо уйти из школы, но что-то мне подсказывает, что без Империо здесь не обойтись.

Грейнджер только пораженно на него посмотрела.

- Мерлин, откуда в тебе это, по-прежнему понять не могу.

И она, больше ничего не сказав, ушла.

Когда Малфой понял, что за ним никто не следит, он отправился в Выручай-комнату.

Может быть, сегодня. Может быть, именно сегодня он найдёт способ починить шкаф, понять, как он работает, найти детали, соединить связи, сплести правильную формулу заклинания.

Может быть, не сегодня, подумал он, когда время начало приближаться к восьми часам вчера. Может быть, в следующий раз.

К концу мая шкаф должен быть в строю. Нужно было что-то придумать.

- Драко, ты мне ответишь?

Малфой поднял голову, уставившись на Пэнси.

- Не заметил, как ты вошла.

- Я стучалась, - пожала плечами Пэнси. - Хотела кое-что узнать. Точнее, подтвердить догадку.

- Какую догадку?

- О том, что может произойти на бале, - Пэнси осторожно присела на край кровати. - Пожалуйста, скажи, что ты не собираешься делать этого. Малфой, ты мой лучший друг, я прошу тебя, умоляю, если это то, о чём я думаю, прекрати. Остановись.

Малфой только усмехнулся. Остановиться? Не в этом случае, только не в этом. Он почти близок к тому, что может сделать его счастливым, а таких вещей в мире было не много. На данный момент - всего одна. И он доведёт начатое до конца.

- Надеюсь, хотя бы у Бромлей будет больше ума, - печально вздохнула Пэнси, поднимаясь. - Может, в последний момент она тебя отговорит.

И Малфой сделал то, что делать был не должен: немного отвернул голову. Но Пэнси хватило и этого, конечно, хватило. Она подняла голову, будто ищейка, пораженно рассматривала его несколько долгих минут, подозрительно похожие на вечность.

А потом рассмеялась. Запрокинув голову, громко, счастливо, так счастливо. Малфой не понимал причину её веселья.

- Я поняла, - отсмеявшись, сказала Пэнси. - Я всё поняла, так же как поняла и то, что зря волновалась. Извини меня за этот разговор.

Пэнси ушла, и её плечи подозрительно тряслись. Малфой поморщился и, взяв палочку, направил её на письмо. Он думал не больше секунды.

- Инсендио.

С кончика палочки сорвалось пламя, охватило конверт, превращая белоснежную бумагу в бесполезные черные ошметки.

***

Блисс подошла к Гермионе на завтраке в Большом зале, постучав её по плечу.

- Привет, Блисс, - улыбнулась Гермиона. - Сядешь с нами?

- Почему бы и нет, - пожала плечами Блисс, усаживаясь рядом с Гермионой.

Она посмотрела на Гермиону, после чего перевела взгляд на Гарри, Рона и каждого, кто попал в её поля зрения, снова возвращаясь взглядом к Гермионе.

Гермиона сразу же кивнула и, сделав вид, что увлечена овсянкой, достала из кармана мантии волшебную палочку и несколько раз ей взмахнула.

- Я на счет...

- Фотографий той девушки и мужчины, - кивнула Гермиона. - Я поняла. О девушке я ничего не нашла, сколько бы не пыталась. Информации о ней просто нет.

- То же самое, - грустно вздохнула Блисс. - Альбомы выпускников с теневыми сущностями или фотографиями сохранились только за последние сто лет, даже в Запретной секции ничего не нашлось.

- В Запретной секции как раз кое-что нашлось, - не согласилась с ней Гермиона, и Блисс удивленно на неё посмотрела. - Что? Удивлена, что я пошла в Запретную секцию?

- Очень, - призналась Блисс. - Это же против правил.

- Запретная секция своего рода исключение, - туманно ответила Гермиона. - Как я и сказала, ничего об этой девушке я не нашла. Зато нашла теневую сущность мужчины.

Гермиона, оглянувшись, снова взмахнула палочкой и достала из портфеля большую красную книгу с позолоченным тиснением.

- Гермиона, - выдохнула Блисс. - Ты же не сделала то, что о чём я подумала?

- Стащила ли я из Запретной секции альбом? - вопросом на вопрос ответила Гермиона. - Думаю, да, именно это я и сделала.

Гермиона положила увесистый фолиант на стол, открывая заложенную страницу, и указала на одну из теневых сущностей.

Блисс придвинула альбом ближе к себе, внимательно всматриваясь в лицо человека. Она достала свою фотографию и положила рядом, сравнивая их лица.

Что-то произошло. В промежутке между теневой сущностью из альбома и той, что была в руках Блисс, в жизни этого человека что-то произошло.

И Блисс даже догадывалась, что именно. Он встретил Лидию Кэролл. Блисс была уверена, что эту рыжую девушку звали именно так. Но, в таком случае, как звали этого человека? Фауст? Или это было прозвище, или фамилия?

Блисс посмотрела на запись под фотографией: имени там не было.

- Меня тоже удивило отсутствие его имени, - прочитала её мысли Гермиона. - И меня удивило ещё кое-что. Смотри внимательно на его лицо.

Блисс последовала совету Гермионы. Спустя пять минут она уже хотела спросить, была ли это неудачная шутка, как внезапно увидела то, что так сильно удивило Гермиону.

Лицо стало постепенно становиться прозрачным, после чего исчезло полностью. Через какое-то время оно снова появилось, как ни в чем не бывало.

- Это ещё не самое странное, - сказала Гермиона, ткнув палочкой в фотографию. - Инсендио.

С кончика палочки сорвались искры, поплясали на поверхности бумаги и сразу же исчезли.

- При этом, - Гермиона открыла другую страницу альбома и указала на две выжженные фотографии. - С другими такого нет, я проверила. Немного необычно.

- Немного необычно? - повторила Блисс, пытаясь справиться с потрясением. - Знаешь, что, как ты выражаешься, немного необычно? Ты. Ты, которая спалила школьное имущество.

- И что тебя так удивляет? - Гермиона уставилась на неё ясными глазами. - Уверена, ты за этот год тоже многое натворила.

- Я-то? Конечно, натворила. Но мы сейчас о тебе говорим!

- Знаешь, я подумала над этой ситуацией и решила...

- Не переводи тему!

Гермиона приложила палец к губам, взглядом указав на палочку. Заклинание, которое скрывало их разговор от посторонних ушей, перестало действовать, и Гермиона вовсе не собиралась применять его снова: знала, как закончить этот разговор в свою пользу.

Блисс оставалось только поражаться и думать о том, что не только внешность обманчива, но и устойчивое мнение о конкретном человеке.

- Я думаю, что ты должна поговорить с профессором Дамблдором, - закончила Гермиона.

Блисс рассмеялась, мало заботясь о том, что может привлечь к себе внимание. Надо отдать должное Гермионе - шутить она умела замечательно.

- Блисс, почему ты смеешься? - встревоженно спросила Гермиона.

- Потому что ты очень смешно пошутила, - по-прежнему посмеиваясь, ответила Блисс.

Гермиона смотрела на неё серьёзно и Блисс сразу же замолчала.

- Ты не шутила, - озвучила очевидное Блисс.

- Конечно, я не шутила! - горячо ответила Гермиона, и сразу же понизила голос. - Блисс, тебе нужно поговорить с директором.

- Вот именно поэтому я и решила, что это была шутка, - вздохнула Блисс. - Гермиона, такие, как я, не идут к директору добровольно. Мы оказываемся там из-за выговора, нас ведут к нему под конвоем, директор сам приходит за нами...

- Я поняла твою мысль.

- Знаешь, сколько раз я говорила с директором лично? Один раз, когда только приехала в Хогвартс. И я всё ещё не верю, что дело этим и ограничилось. Так вот, я собираюсь делать всё, чтобы так продолжалось и дальше.

- Ладно, не стану навязывать свою точку зрения, - вздохнула Гермиона. - Но, Блисс, если есть что-то, чего ты не понимаешь, профессор Дамблдор может помочь тебе с этим. И тогда нам не придётся нарушать правила или сжигать школьное имущество.

Блисс замолчала, пытаясь обдумать предложение Гермионы. Нет, определенная логика в её словах была. Но вряд ли перед директором можно отделаться невнятным мычанием и расплывчатыми деталями. Придётся рассказать ему всё. То есть, совсем всё. Блисс такая прерогатива не прельщала.

- Хорошо, - вынесла вердикт Блисс. - Я обдумаю твоё предложение. Если после каникул я не узнаю ничего нового о своей семье, пойду к директору. Добровольно. Ты веришь, что я это сказала?

- Конечно, верю, - кивнула Гермиона, возвращаясь к завтраку. - Эта жизнь - прекрасна и удивительна. Всякое может случиться.

Последующую неделю в Хогвартсе Блисс так ничего и не узнала. Она корпела над своим блокнотом, записывая новые детали, часто возвращалась в подвалы третьего этажа в попытках найти что-то, что могла пропустить, вертела в руках письмо, которое появилось из шарообразного света, но ничего нового оно ей не дало.

Непроходимая ты дура. Эта фраза вспоминалась до отвратительного часто, но, может быть, тот человек действительно был прав. Блисс чувствовала себя в высшей степени бесполезной и ничтожной, когда её попытки разобраться в очередной раз терпели неудачу.


Кем она была? Психически больной девушкой из-за пережитого стресса? Девушкой с Комплексом Бога? Кем-то, о ком не знали?

Одно Блисс знала точно: чтобы понять больше, нужно было двигаться дальше.

Хогвартс-экспресс был переполнен и Блисс тщетно пыталась найти свободное место, куда можно было бы положить чемодан и Рафферти, который с утра выглядел так, словно ему в этой жизни ничего не надо. Он клевал носом где-то в районе её ключиц, и Блисс всерьёз задумалась о том, чтобы рассказать ему о такой вещи, как энергетики.

Когда Блисс сгрузила свои ноши, она снова направилась к выходу.

- Ты куда?

- У меня появилась безумная идея, - призналась Блисс. - Нужно найти Гермиону и поделиться с ней. Ты со мной или постараешься отключиться?

- Постараюсь отключиться, - незамедлительно ответил Рафферти. - Знаешь, не смотря на всё, что происходит, есть одна вещь, которая очень радует.

- И что же это?

- Мои сны. Мне снятся очень счастливые сны.

Блисс не знала, что сказать, да и вряд ли это было необходимо. Она вышла из купе, осторожно прикрыв дверь.

- Гермиона, это ужасная затея!

Блисс, нашедшая Гермиону в общем вагоне, уже было хотела к ней подойти, но что-то её остановило. Что за ужасная затея, о которой так громко говорил её друг Рон? Обычно, по части ужасных затей была Блисс. Или те, кто находились рядом, были так или иначе в эти ужасные затеи вовлечены.

- Что такого ужасного может быть в бале?

Блисс замерла, стараясь слиться со стеной. Значит, второй вариант.

- В бале - ничего, - ответил Рон. - А вот в чистокровной девушке, которая начала встречаться с хорьком и внезапно, неожиданно, начала общаться с тобой, как с лучшей подружкой, определенно может быть что-то не так.

- Рон, успокойся, прошу, - голос Гермионы звучал устало. - Ты тоже чистокровный, и что теперь, прикажешь мне с тобой не общаться?

- Я предатель крови, - хмыкнул Рон. - Это даже хуже, чем быть магглом.

- Мы с Блисс говорили на эту тему, - помолчав, снова заговорила Гермиона. - Я не знаю, правильно ли я делаю, что рассказываю тебе это...

- Я - твой лучший друг на протяжении чуть ли не ста лет!

- Семи.

- Какая разница? - Рон сказал это таким удивленным голосом, что Блисс пришлось зажать рот: захотелось рассмеяться. - Уверен, твоя новоявленная подруга простит, если ты расскажешь о ней что-то, что может изменить моё мнение о ней в лучшую сторону. Так о чем вы с ней говорили?

- О её отношении к жизни, и отношении к жизни её семьи, - наконец заговорила Гермиона. - Знаешь, что их отличает от вашей семьи? Деньги. Много, много денег. В остальном же, она и её семья могла бы стать предателями крови гораздо хуже, чем вы. Знаешь, что очень часто меня удивляло? Моменты, когда Блисс начинала говорить о том, что у неё нет доступа к мобильному телефону, интернету, тем же самым ручкам.

- Ручки - такая классная штука, - восторженно сказал Рон.

- Да, но пользоваться мы ими можем только на уроках профессора Маррея, - вздохнула Гермиона. - Я к тому, что для неё эти слова ничего не значили, она просто скучала по вещам, которые делали её жизнь более комфортной и простой. Но, Рон, она же чистокровная. Ты знаешь, что такое мобильный телефон?

- Конечно, я знаю, что такое мобильный телефон, - обиделся Рон. - Я звонил тебе с такого, помнишь?

- Нет, ты звонил мне со стационарного. Вот именно об этом я и говорю. Для неё многие вещи из обычного мира более привычны, чем для некоторых полукровок. Меня это очень удивляло. И потом ещё тот разговор...

- Какой разговор?

- Когда мы говорили о том, что будем делать в будущем. Блисс хочет покинуть магический мир.

- То есть? Как это?

- Точно так же, как мы хотим в нём остаться, - просто ответила Гермиона. - А она хочет остаться там.

Рон молчал, нервно барабанив пальцами по столу.

- Хорошо, предположим, она действительно хочет остаться в маггловском мире. Но она встречается с хорьком, это, надеюсь, ты не забыла?

- Я стараюсь об этом вообще не думать, - с обезоруживающей честностью сказала Гермиона. - У каждого человека есть свои тараканы в голове. Блисс вот, например, Малфой нравится. Страшно и пугает - да. Но не смертельно же.

- Не будь настолько уверенной, - машинально сказала Блисс. - Иногда я сама начинаю задумываться, насколько это не смертельно.

Гермиона подскочила, резко оборачиваясь. Рон, в свою очередь, неловко встал с дивана и так и остался стоять, просто смотря то на Блисс, то на Гермиону.

- Блисс, - растерянно проговорила Гермиона. - Рон! Как ты мог её не заметить?

- Не заметил, - буркнул Рон. - Я, вообще-то, с тобой разговаривал. И смотрел я тоже на тебя.

Блисс захотелось сбежать или спрятаться. В любом случае, сейчас её идея казалась ей ужасной, да и чувствовала она себя третьей лишней.

Наверное, Рон был прав в своём волнении. Ни к чему хорошему их общение привести не могло, и об этом явно говорило поведение Гермионы за последние несколько месяцев.

- Блисс, прости нас, пожалуйста...

Блисс уже хотела перебить Гермиону, сказать, что извиняться тут не за что, но Рон заговорил первым:

- Если кто тут и должен извиняться, то это я. Я не хотел сказать ничего плохого, и о тебе я тоже плохо не думаю. Просто я волновался за Гермиону.

- Начнём с того, что вы не должны извиняться вовсе, - улыбнулась Блисс. - Правда, всё нормально. Я не тот человек, общение с которым может пройти незаметным, так что все тревоги обоснованы. Прощу прощения, что помешала, пойду, вернусь к своему ленивцу.

- Ты так о Малфое говоришь? - опешил Рон.

- Нет, она о Рафферти, - рассеяно ответила Гермиона. - Может, ты помнишь его, тот парень, который засыпает на каждом шагу.

- А, перевёлся к нам на третьем курсе, - Рон щелкнул пальцами.

- В любом случае, мне нужно проверить, не свалился ли он с дивана, - пробормотала Блисс. - Я пойду.

- А я тебя провожу, - вскочив, сказала Гермиона и встала рядом с Блисс, всем своим видом показывая, что возражений слушать не желает.

Они шли в тишине вагонов и мерного стука колёс: с момента посадки прошло около часа, и все студенты сумели найти свободные места. Блисс не знала, как начать разговор. Блисс уже не казалось, что её идея так уж и хороша.

- Мне применить к тебе Империо? - не выдержала Гермиона.

- Ты не сможешь, - усомнилась Блисс, настолько пораженная подобными словами Гермионы, что о возмущении или страхе не было и речи.

- Если не скажешь, зачем ты меня искала, я смогу всё, - мрачно пообещала Гермиона.

- Серьёзно, это уже не важно, - попыталась отвертеться Блисс. - Рон прав, мы не... не надо нам... в общем, не думай об этом.

Гермиона ничего не сказала: она просто ущипнула Блисс. Сильно.

Блисс вскрикнула, попыталась отпрыгнуть, но только налетела на стену. А Гермиона как будто сорвалась с цепи: начала не только щипать её, но и щекотать. Это был запрещенный приём - Блисс сдалась не больше, чем через минуту, задыхаясь от смеха, отфыркиваясь и обещая говорить правду, правду и только правду.

- Я хотела... подожди, дай отдышаться... нет, я правда сейчас скажу, убери руки! Я хотела предложить, ну, знаешь, бал.

- Бал, - повторила Гермиона. - Тот самый бал, на который ты дала мне приглашение неделю назад?

- Да, но бал будет только через три дня, - Блисс провела рукой по лбу. - И, я подумала, что дома тебе будет скучно, а давать кому-то свой адрес - не самая лучшая идея, учитывая ситуацию.

- Подожди, - Гермиона замерла, разглядывая Блисс, как какую-то диковинную зверушку. - Ты хотела... нет, я всё ещё не могу в это поверить. Лучше скажи ты, чтобы я не чувствовала такой неловкости от моих ошибочных предположений.

- Бал начнется через три дня, в Мадриде, - начала Блисс. - Я хотела предложить тебе взять свой чемодан учебников и... у тебя ещё что-нибудь есть?

- Лучше тебе договорить.

- Ладно, - Блисс сглотнула, нервно проведя рукой по волосам. Кажется, сейчас был самый неподходящий случай, чтобы злить Гермиону. - Так вот... ладно, я просто хотела предложить тебе аппарировать со мной в Мадрид.

- С тобой, - повторила Гермиона. - В Мадрид. К морям Испании.

- Да, к морям Испании, пятизвездочному отелю Испании, бассейнам Испании, горячим мужчинам Испании, - легкомысленно продолжила Блисс, но тут же замолчала, увидев, как Гермиона заливается краской. - Просто, ты столько помогала мне все эти месяцы. А я, как только получала необходимое, скомкано тебя благодарила и сразу же убегала. Мы даже в Хогсмид вместе так и не выбрались!

- Я даже и не задумывалась об этом, - хмыкнула Гермиона. - То есть, чтобы не чувствовать себя виноватой за Хогсмид, ты решила подарить мне дорогостоящий отдых?

- Гермиона!

- Извини, я не так выразилась, - замахала руками Гермиона, и Блисс сразу же отступила на шаг. - Блисс, я очень хочу согласиться, правда. Но я уверена, что буду чувствовать себя обязанной, а мне это не нужно.

- О, поверь мне, обязанной ты себя чувствовать не будешь, - пообещала Блисс. - Или ты думаешь, что ты, такая умная, ответственная и правильная, будешь в стороне от подготовки бала? Гермиона, твоим счастьем будет, если я полностью не скину его организацию на тебя.

- Так вот, значит, для чего я тебе там понадобилась, - прыснула Гермиона.

- А ты думала? - Блисс наморщила нос. - Полноценного отдыха у тебя не будет. Ты будешь учиться и заниматься подготовкой к балу, заниматься подготовкой к балу и учиться. Так что? Уверена, что тебе оно нужно?

Гермиона стояла какое-то время, напряженно раздумывая. После чего расслабилась, открыто улыбнулась и кивнула.

- Я с удовольствием составлю тебе компанию рядом с морями Испании и балом, - заключила она.

- Спасибо тебе, - искренне поблагодарила Блисс. - И, я хотела попросить тебя ещё об одной услуге. Через два дня у меня собеседование в Гарварде. Составишь мне компанию? Боюсь, я просто сбегу оттуда, так и не показавшись на глаза приёмной комиссии. Если вообще выйду из номера.

- Я помню о твоём собеседовании, - внезапно оповестила Гермиона. - И я сама хотела предложить тебе свою компанию. А теперь у меня и вовсе нет поводов отказать тебе.

Блисс захотелось крепко обнять Гермиону, но она лишь улыбнулась и сказала, что ей пора отправиться проверить Рафферти и свой чемодан. Договорившись не потерять друг друга у барьера, они разошлись в разные стороны.

На пути к купе, в котором она оставила Рафферти, Блисс решила дойти до конца вагона - посетить купе старост. Последний раз она нормально общалась с Малфоем два дня назад, да и вряд ли короткий, быстрый разговор можно было назвать нормальным общением.

Блисс казалось, что в последнее время все, с кем она так или иначе контактировала, хотели лишь одного - скорее избавиться от неё и пойти спать. Неудивительно - предэкзаменационный мандраж и тотальная подготовка сказывалась на каждом.

В такие моменты Блисс мимолетом благодарила свой разум, который был не в состоянии забывать даже мимолетные детали.

Малфой стоял рядом с купе старост: смотрел в окно, застыв каменным изваянием. Блисс, тихо прокравшись ему за спину, поднялась на цыпочки и закрыла ему глаза.

В следующий момент её ноги дрогнули, и голова Малфоя впечаталась в стекло.

- Я хочу адекватных отношений и адекватную девушку с нормальной координацией, - вот и всё, что сказал Малфой. - Надеюсь, что глаза мне закрыла именно она.

Блисс еле удержалась от того, чтобы не приложить его головой о стекло намеренно.

- Извини, - сказала Блисс, разворачивая его к себе. - Ты встречаешься со мной, так что о девушке с нормальной координацией можешь забыть.

- А что на счет адекватности?

- Ты всё ещё встречаешься со мной, - подумав, вынесла вердикт Блисс. - Эй, у меня появилась замечательная идея.

- Не надо, - сразу же сказал Малфой.

- Нет, правда, идея замечательная! - воскликнула Блисс. - Как только закончится бал, давай аппарируем куда-нибудь? Сбежим от этого мира и всё такое. Предлагаю снова посетить Барселону. Я могу устроить тебе небольшую экскурсию, а когда стемнеет, пойдём смотреть на поющие фонтаны.

- Хорошо, - Малфой согласился неожиданно легко. - Знаешь, идея действительно замечательная. И после бала она покажется тебя едва ли не гениальной.

- Как мягко ты намекаешь на то, что после бала я буду никакая, - грустно вздохнула Блисс. - Ладно, это всё равно правда. Малфой?

- Что?

- Я тебя люблю.

Блисс не было сложно сказать это. В конце концов, она хотела сказать эти слова ещё в конце зимы, но всё время что-то мешало: ссоры, часы за уроками, неподходящее время.

Сейчас время тоже было не самым подходящим, спонтанным, но Блисс было всё равно.

Самое долгое время, что Блисс провела со своей тетей, выпало на её девятилетие. Тогда Виви только взбиралась по карьерной лестнице и часто повторяла, что если у тебя не получается делать то, от чего тебе страшно и трясутся колени - то ты ничего не добьёшься в этой жизни. Более того: тогда это будет и не жизнь вовсе.

Тогда Блисс была не согласна. А теперь, оглядываясь назад, она с удивлением понимала, что сделала множество вещей, которые пугали её до дрожи в коленях: но эти вещи делали её невообразимо живой, собой.

И после всего этого признаться в любви Малфою было даже не легкой вещью: так, незначительным пустяком. Блисс не видела смысла скрывать то, что она чувствовала.

- Так что? - Блисс подняла брови. - Я жду ответа.

- Какого ответа ты ждёшь? - вздохнул Малфой, смотря в сторону.

- Хватит, прекрати! - Блисс засмеялась, толкнув его в плечо. - Я жду, что ты тоже скажешь, что любишь меня, потому что так и есть. Прекрати хмуриться, увиливать, накручивать себя по пустякам. Просто скажи, это же так просто.

- Просто? - Малфой странно усмехнулся, по-прежнему не глядя ей в глаза. - Не сомневаюсь, что для тебя это просто.

- Вовсе нет, - не согласилась Блисс. - Раньше это не было простым. А теперь - да. Давай, скажи. Вот увидишь, тебе понравится.

- Признаваться тебе в любви?

- Нет. Говорить о своих чувствах.

Но Малфой по-прежнему молчал, и Блисс только и оставалось, что вздохнуть и снова его ударить.

- Ладно, как хочешь. Но мне повторить не сложно - я тебя люблю. Вот так.

Блисс поцеловала его, и уже хотела было отстраниться, но Малфой сделал неожиданную вещь: прижал её к себе крепче, и ответил на этот поцелуй с таким отчаянием, словно он был последним.

Блисс это не удивило - разумеется, Малфой накручивал себя по пустякам.

- Я пошла, - сказала Блисс, когда смогла выпутаться из объятий. - У меня чемодан и Рафферти. Нужно следить за всем этим, и а последнего - ещё и будить, чтобы он не проспал выход из поезда. Серьёзно, почему все такие сонные?

- Экзамены, - коротко ответил Малфой. - А сонное состояние Рафферти - его пожизненное состояние.

- Просто ему снятся счастливые сны, - сказала Блисс и, помахав Малфою, ушла.

***

- Дорогая, ты уверена? - в глазах матери плескалась тревога, и Гермиона ободряюще сжала её руку, давая понять, что да, она уверена, и да, всё хорошо.

- У нашей дочери есть прекрасная возможность вылезти из книжек, вдоволь накупаться в море и перестать быть бледной поганкой, - жизнерадостно сказал отец Гермионы, чем вызвал бурный протест со стороны женской половины семьи.

- Папа, мама, не волнуйтесь за меня, - улыбнувшись каждому из родителей, сказала Гермиона. - Сейчас к нам подойдёт Блисс, мы дождемся её родителей и всё обсудим. Если вы всё ещё будете против - то ни о каком Мадриде не будет и речи.

- Я уже не против! - воскликнул отец, сразу же получив полный возмущения взгляд своей жены.

Гермиона вздохнула в очередной раз за день, высматривая Блисс.

Та не заставила себя ждать - через несколько секунд она оказалась рядом со стеной и, кивнув Гермионе, подтащила Рафферти к одному из близстоящих мужчин.

- Мистер Рафферти, это ваш сын. Рафферти - это твой отец, познакомься с ним.

- Не остри, я хочу спать, - голос Рафферти звучал в высшей степени несчастно.

- Оставляю вас в обществе друг друга. Рафферти, вот твой примерный план на каникулы: спать, спать, спать, готовиться к экзаменам, посетить мой бал, потом - снова спать. И постарайся узнать самостоятельно о существовании энергетиков, если не получится - введу тебя в курс дела по окончанию каникул. И, на всякий случай, проверься у доктора. Всё понятно?

- Спасибо, мисс Бромлей, - ответил за своего сына отец. - Что бы он без вас делал.

- Задаю этот вопрос с начала нашей первой встречи, - пробормотала Блисс, и, дождавшись, когда они аппарируют, повернулась к Гермионе. - Гермиона, у тебя прекрасные друзья. Хотя бы потому, что тебе не приходится быть им мамочкой.

- Ты просто не представляешь, какую глупость сейчас сказала, - засмеялась Гермиона. - Блисс, познакомься, мои родители...

- Блисс!

- Мисс Бромлей!

Гермиона мысленно застонала: этот балаган на входе всегда казался ей невыносимым, но сегодня он просто вышел из-под контроля.

Блисс подбежала к своему отцу и начала что-то ему говорить, причем не на английском. Проговорив с ним около пяти минут, Блисс вернулась, представила каждому из семьи Гермионы своего отца и, взяв Гермиону за руку, оттащила её на свободное от людей пространство.

- Пусть взрослые решают свои вопросы, - объяснила Блисс. - Мы им ни к чему.

Блисс оказалась права: по истечении четверти часа, оба родителя разрешили Гермионе провести неделю в Мадриде. Блисс поблагодарила их, и, дождавшись кивка Гермионы, подошла к своему отцу и его... телохранителю, наверное.

- Ну что? - спросил Филипп Бромлей, осматривая каждого. - Уилл, ты крепко держишь мисс Грейнджер?

- Да, мистер Бромлей.

- Блисс, не отпускай мою руку.

Гермиона, смотревшая на Блисс, заметила странные перемены: на миг изломленные брови и загнанность, испуг во взгляде. Блисс выглядела нервной, и Гермиона не могла понять, что послужило таким переменам.

Но перемены продлились не долго: спустя секунду Блисс снова улыбнулась и просто кивнула.

Они аппарировали сразу же.


Sweet Dreams (Are Made of This)


- Они меня даже на порог не пустят. Как только увидят - сразу же скажут разворачиваться. Зачем я надела шорты? Чем я вообще думала? И что это на моей майке? Гермиона, смотри, это пятно от краски!

Гермиона вздохнула, схватила Блисс за плечи и остановила её, прекратила мельтешение.

Не было никаких пятен от краски на майке Блисс: вся её майка была словно расписана брызгами различных красок, и Гермиона находила её очень милой.

Когда они только прибыли в Мадрид, Гермионе внутренне ждала подвоха: ей всё время казалось, что стоило им остаться наедине, как Блисс станет той чистокровной волшебницей, которой и должна быть. Что она будет носить шелковые платья, укладывать волосы в сложные прически, смотреть на людей с высока и морщить нос, когда её будут задевать плечом.

Гермионе не хотелось так думать, но ничего поделать она с собой не могла.

И она была только рада, когда поняла, что реальность в корне отличается от той, что она создала в своей голове.

Да, Блисс Бромлей в Хогвартсе и Блисс Бромлей в обычном мире отличались. Но отличия были незначительными, и в чём-то даже хорошими.

Блисс оказалась ещё более темпераментной, чем предполагала Гермиона. Если в Хогвартсе она извинялась или не обращала внимания на случайные столкновения, то в Мадриде всё было по-другому.

Какой-то человек, громко разговаривая по телефону и не обращая внимания ни на что вокруг, проехался по ноге Блисс колесиками чемодана, после чего, пытаясь понять, что послужило ему преградой, поднял чемодан и едва не повалил Блисс на пол.

Блисс поступила так, как не ожидала от неё Гермиона: толкнула чемодан в противоположный конец холла. Когда разъярённый мужчина обернулся к Блисс, его ждал сюрприз в виде самого настоящего крика на смеси французского, испанского и английского.

Блисс успокоилась только спустя пять минут, а этот мужчина, по виду которого можно было сказать, что ему не мила жизнь, неожиданно начал извиняться и едва ли не плакал, объясняя что-то на испанском.

Блисс сразу изменилась в лице, попросила подождать Гермиону на диванчике, а сама ушла вместе с мужчиной в сторону баров. Вернулась она спустя полчаса, грустная, виноватая. Через минуту к ней подошёл мужчина и снова быстро заговорил. Когда он ушёл, на лице Блисс расцвела улыбка.

- Что произошло? - только и смогла спросить Гермиона.

- Меня очень сильно пошвыряло в поезде, и теперь я вся в синяках. А этот инцидент с чемоданом окончательно вывел меня из себя, и я захотела объяснить, почему нельзя разговаривать по телефону на ходу и нужно смотреть по сторонам. В итоге...

- Что? - встревожилась Гермиона. - Блисс, ты уверена, что всё хорошо?

- Да, не волнуйся! - воскликнула Блисс. - Оказалось, что его зовут Оуэн, и последние три месяца он погряз в бракоразводном процессе. У него есть дочь, не намного младше меня. Его жена пытается добиться полной опеки над дочерью и запрета на посещения или любые встречи.

- Ужасно, - похолодела Гермиона. - А что по этому поводу думает его дочь?

- Она не понимает поступков своей матери, но и сделать мало что может.

- Но она ребёнок, суд обязан ставить её желания на первое место, - растерялась Гермиона.

- Смотря какой суд, - усмехнулась Блисс. - Жена Оуэна поняла, что отвоевать всё его состояние - гиблое дело, поэтому вознамерилась лишить его дочери.

Гермиону едва не замутило: почему-то вспомнились её родители, у которых не всё всегда было гладко, которые могли ссориться по пустякам и устраивать из них обширные скандалы.

Но скандалы эти заканчивались быстро, родители извинялись перед друг другом, и всё становилось на свои места.

- И что будет делать Оуэн? - только и смогла спросить Гермиона. - Почему такое вообще произошло?

- Весьма стандартный случай - измена, - пожала плечами Блисс. - Жена Оуэна узнала об этом, вот и произошла такая ситуация. Но я всё равно считаю, что его дочь не должна расплачиваться за поступки, в которых нет её вины. Пока мы сидели и разговаривали, его дочь постоянно ему писала. Он как раз разговаривал с ней, пока я не решила показать свой характер.

- Надеюсь, у него всё будет хорошо.

- Будет, не сомневайся. Я дала ему почтовый ящик и телефон своей тёти.

- Но каким образом ему может помочь твоя тётя? - удивилась Гермиона.

- Виви - адвокат по разводам. И за двадцать лет она проиграла только два дела. Я почти не сомневаюсь, что Оуэну она помочь в состоянии.

- Виви? - опешила Гермиона. - Твою тётю зовут Виви? Я думала, что аристократы ответственно подходят к имени своих наследников.

- Её полное имя - Вивьен, но... все зовут её Виви. Долгая история. Она будет на балу, я могу вас с ней познакомить.

- Было бы здорово, - легко согласилась Гермиона. - А что Оуэн сказал тебе, когда подошёл после вашего разговора в баре?

- Сказал, что я выгляжу грустной, и мне не стоит накручивать себя. У каждого бывают плохие дни, а он просто рад, что смог поговорить с кем-то, кто напоминает ему дочь.

Блисс достала резинку из сумки и, быстро собрав волосы в хвост, сказала:

- Хватит о грустном, хорошо? Нам нужно разобраться с заселением и чемоданами. Тебя ждут пляжи и бассейны, а меня - нудная и муторная подготовка к балу. И прежде, чем ты начнёшь говорить о помощи, можешь не сомневаться - помогать ты будешь. Но сегодня я буду делать всё одна - мне нужно доехать до копии Палаццо де Кристал, посмотреть на помещение, спланировать посадку гостей, траекторию ходьбы официантов... теперь я понимаю Рафферти. Всё, чего я хочу, это уснуть и проснуться, когда всё закончится.

- Я могу поехать с тобой и действительно помочь, - предложила Гермиона, но взгляд её невольно зацепился за огромный бассейн, виднеющийся сквозь огромные окна.

- Нет, - твёрдо ответила Блисс. - Отдыхай. Плавай. Посети бассейн на крыше.

- Тут и такое есть? - Гермиона сама не заметила, как открыла рот.

- Тут есть всё, что тебе нужно.

Когда они разобрались с заселением, Блисс, получив ключи от номера, сразу же попрощалась и убежала в сторону выхода, а Гермиону проводили в номер, поставили чемоданы и спросили, нужно ли ей что-то. Гермиона ответила не сразу: она была поглощена созерцанием огромного номера, интерьер которого был выполнен в белоснежных и голубых тонах.

Сказав, что ей ничего не нужно и закрыв дверь, Гермиона подошла к окнам и, откинув невесомые занавески, открыла раздвижную дверь балкона. Свежий воздух всколыхнул занавески и ворвался в номер, принося с собой запах морской соли.

Первые два дня отдыха прошли в какой-то счастливой дрёме, похожей на день сурка: Гермиона спала до полудня, нежилась на крыше, плавала в бассейне, пропускала обеды, но всегда посещала ужин. После девяти вечера она спускалась в бар и там, расположившись на диване, готовилась к экзаменам и делала домашнее задание, иногда отвлекаясь на вид за окном.

Миндально-сливочное мороженое, ветер в волосах, морской воздух, чистое, светлое море, бело-голубые тона и прозрачные стекла - Гермиона потерялась в них, и иногда ей хотелось, чтобы эта нега продолжалась гораздо, гораздо дольше, нежели отведенные десять дней.

Когда она смотрела на Блисс, ей хотелось сделать что-нибудь: забрать у неё из рук кипы бумаг и телефоны, стереть морщинку, которая прочно залегла между бровей, сказать, чтобы она больше спала. Когда Гермиона просыпалась, Блисс не было в номере, и когда ложилась спать - тоже.

Но Блисс, вопреки заверениям, что Гермиона будет ей помогать и всячески страдать от отсутствия отдыха, своё обещание не сдержала. Она старалась делать всё, чтобы Гермиона видела её как можно меньше и часто говорила, что она в порядке, что с ней всё хорошо.

Только вот, вопреки своим словам, она постоянно выглядела нервной и уставшей.

А когда, по истечению двух дней, за ними зашёл мистер Бромлей и аппарировал их к Гарвардскому университету, Блисс и вовсе замельтешила, занервничала ещё более и, казалось, не могла остановиться в своих причитаниях.

Гермионе только и оставалось, что применить немного силы.

- Где твои картины? - спросила Гермиона.

- Они в приёмной комиссии, - дрожащими губами сказала Блисс. - Папа занёс их туда и, вероятно, они их уже рассмотрели. Им не понравилось. Я уверена, что им не понравилось. Понимаешь, центром композиции стала девушка. И она очень похожа на меня. Мне конец. Они решат, что...

- Блисс Бромлей, - дверь кабинета открылась и в зале ожидания появилась молодая девушка.

Она смерила всех присутствующих внимательным взглядом. Блисс толкнула Гермиону вперед, спрятавшись за её спиной.

- Вы Блисс Бромлей? - нахмурившись, спросила девушка.

- Нет, - страдальчески вздохнула Гермиона, вытаскивая Блисс из-за своей спины. - А вот она - да.

- Хорошо, - девушка мягко улыбнулась. - Проходите, приёмная комиссия вас ждёт. После вас ждёт разговор с деканом нашего факультета.

Гермионе захотелось отвесить этой девушке подзатыльник. Блисс стала едва ли не серой, услышав её слова.

- Вы проходите? - девушка подняла брови, смотря на Блисс с явной насмешкой.

К серому цвету Блисс добавился зелёный.

- Минуту, - сказала Гермиона. - Она сейчас подойдёт.

Девушка кивнула и закрыла дверь. Гермиона пару раз хлопнула Блисс по щекам.

- Соберись, - твёрдо сказала Гермиона. - Худшее, что с тобой может случиться - это провал на собеседовании. Тебя просто не зачислят.

- Гермиона, я взяла тебя для поддержки, а не для этого, - прошептала Блисс.

- А это и есть поддержка, - отчеканила Гермиона. - Смотри, тебя не убьют, не покалечат, более того - если всё будет настолько плачевно, как ты думаешь, тебя даже поддержат, возьмут за ручку и выведут с территории университета. А если ты будешь вести себя так, как ведешь сейчас - это обязательно случится.

Гермиона замолчала, пытаясь подобрать нужные слова:

- Блисс, ты же... умеешь подстраиваться под ситуации. Вспомни твой разговор с тем человеком в отеле.

- Оуэн?

- Да, Оуэн. Представь, что все они - Оуэн. И разговаривай с ними так, как разговаривала бы с Оуэном.

- Оуэн, - повторила Блисс. - Приёмная комиссия, полностью состоящая из Оуэна. Ладно. Да, да, я так и сделаю. Я пошла.

Блисс судорожно кивнула Гермионе и скрылась за дверью кабинета.

Пока она ждала Блисс, мимо неё прошла пара студентов, обсуждающих что-то на весьма повышенных тонах.

- Я не верю, что такое могла нарисовать школьница, - высокая блондинка повязывала волосы разноцветным шарфом, и цедила слова сквозь зубы, попутно пытаясь не уронить свою сумку. - Уверена, её родители хорошо приплатили неизвестному художнику. Выкупили его картины и молчание, а девочка просто выдала его работы за свои.

- Прекрати, - вздохнула её подруга. - Я более чем уверена, что серию работ рисовал человек, для которого искусство - не более чем хобби. Об этом явно говорят пропорции - такое ощущение, что правый глаз вот-вот искривится и уплывёт за пределы лица. Но и мы когда-то были такими же.

- Рут, я не говорю о пропорциях, - раздраженно выдохнула блондинка, перестав воевать с шарфом. - Это ты у нас за тотальный реализм и полное соблюдение всех правил анатомии. Нет, я говорю о другом. Цветовая гамма, переплетенные символы, выражения лиц. Ты видела, что она сделала с их волосами? Она вплела в них знаки, и если не присматриваться, этого даже не замечаешь.

- Я просто надеюсь, что этого не увидят верующие профессора нашего университета, иначе мы можем лишиться талантливой студентки, - поморщилась Рут. - Соединить Розу Лютера, пентаграмму и крест было очень смелой идеей.

- Возраст, - хмыкнула блондинка. - Сколько ей, не больше семнадцати? В этом возрасте им всегда кажется, что идти против системы - лучшее, что только может быть.

Девушки ушли, по-прежнему переговариваясь на повышенных тонах, а у Гермионы отлегло от сердца - она была уверена, что говорили именно о работах Блисс. Может быть, её работы и не были идеальны - но тронуть, пробудить какие-то чувства они определённо смогли. А с учетом того, что Гермиона знала об университетах Лиги Плюща, это и было залогом успеха.

Когда Блисс вышла из кабинета, Гермиона поразилась переменам: Блисс больше не была бледной, напротив - сверкала самоуверенной улыбкой, отвечала на бесконечные расспросы какого-то человека и буквально излучала умиротворение и спокойствие.

Всё изменилось, когда закрылась дверь кабинета: маска спала с её лица, и у неё натуральным образом подкосились колени. Гермиона хотела было усадить её, но Блисс судорожно покачала головой и, сказав «свежий воздух», опрометью кинулась к выходу.

Гермиона, выйдя вслед за ней, благоразумно стояла в стороне и просто смотрела на то, как Блисс прыгала, истерила и что-то говорила на смеси трех языков. Ей было необходимо выплеснуть накопившуюся энергию.

Когда Блисс успокоилась, она сказала:

- Мне нужно пойти в другое крыло университета и встретиться с деканом. Что касается тебя, иди на последний этаж и найди выставочный зал. Все картины, которые поступающие отправляют на рассмотрение в приёмную комиссию, выставляются там. Я уверена, кто-нибудь тебе сможет подсказать, просто... о мой бог, Томас! Томас, я здесь!

Блисс замахала руками, привлекая к себе внимание. К ним сразу же направился парень, при виде которого Гермиона испытала нечто, похожее на удивление: проводя столько времени в Хогвартсе, а на каникулы уезжая к Рону, она почти забыла о существовании субкультур или просто людей, которые хотели выделяться своим внешним видом.

- Бромлей, Блисс Бромлей, - широко улыбаясь, сказал Томас. - Приехала на особое задание?

- Не такое уж и особое - просто нужно спасти мир, - притворно смущенным тоном ответила Блисс, и сразу же рассмеялась. - В твоём корпусе опять неполадки с компьютерами?

- Нет, у меня сегодня свободный день, - покачал головой Томас. - Решил пойти посмотреть, что в этом году подарили нам юные умы. А ты? Снова пришла к одному из профессоров?

- Боюсь, во всех университетах Лиги Плюща меня интересует только один профессор, - пробормотала Блисс. - А отношения с ним у меня не сложились. Нет, я только что с собеседования.

- Серьёзно? - удивился Томас. - Поздравляю.

- Пока ещё не с чем, - вздохнула Блисс. - Кстати, как твоя практическая работа?

Они проговорили ещё добрых десять минут, в течение которых Томас на шаг ближе подходил к Блисс: в какой-то момент, когда они смеялись особенно громко, он положил руку ей на плечо.

- Томас, на счет юных умов и их работ, - сказала Блисс. - Можешь проводить мою подругу в выставочный зал? Мне нужно спешить на собеседование с деканом, и лучше я дам Гермионе возможность провести время чуть лучше, нежели успокаивать мои вечные истерики.

- С радостью, - кивнул Томас. - Удачи тебе. Раскрой им истину.

Блисс приложила два пальца ко лбу и, отсалютовав, быстро убежала.

- Это нечестно, - грустно сказал Томас, когда они с Гермионой шли в направлении выставочного зала.

- Что - нечестно? - рассеяно спросила Гермиона.

Здание Гарвардского университета, полностью состоявшее из красного кирпича, с его остроконечными голубыми крышами, просторными помещениями, большими окнами и снующими студентами, вечно говорящими, взволнованными или наоборот, слишком веселыми, неожиданно произвели на Гермиону сильнейшее впечатление.

Ей всё ещё не хотелось уезжать из магического мира, да и вряд ли когда-то захочется - но теперь Гермиона, пусть и немного, но понимала Блисс.

Этот мир тоже был по-своему прекрасен.

- Я о Бромлей, Блисс Бромлей, - засмеялся Томас. - И о её подобии парня.

- Подобии парня? - переспросила Гермиона. - Подожди, ты знаком с Малфоем?

- Ну и фамилия, - присвистнул Томас. - Как он с ней только живёт.

- Это ты ещё его имени не знаешь, - тихо сказала Гермиона. - Но откуда ты знаешь Малфоя?

- Познакомился с ним зимой. Блисс искала одного профессора в школе богословия, и я помог ей пройти. Этот самый Малфой был с ней. Совсем забыл, она нас представила друг другу! Я ещё тогда удивился, всё думал - имя это или фамилия.

Гермиона только пожала плечами, стараясь отогнать нарастающее беспокойство. Вряд ли об этом стоило волноваться, или лезть к Блисс в душу. Скорее всего, Блисс искала этого профессора как раз для консультации по символам, которые были необходимы для её картины.

И всё же, что-то её тревожило. В извечном нервном поведении Блисс, в её постоянно затравленных глазах и вечных поисках. Вряд ли дело было в дальних родственниках её семьи.

Но тут была проблема - Блисс была права, они не были подругами - просто хорошими приятельницами. И даже этот совместный отдых и несколько месяцев близкого контакта не менял этой сути.

Гермиона окончательно запуталась. И внезапно захотела сказать одну очень странную вещь.

- Малфой, он... в основном это семейное, - попыталась объяснить Гермиона. - Доля вины, конечно, есть и непосредственно в нём, но если бы не его семья, я уверена, он бы мог быть хорошим человеком.

- А ты, значит, одна из тех, кто всегда верит в то самое хорошее и чудесное в любом человеке, - усмехнулся Томас.

- Да, пожалуй, так и есть, - легко согласилась Гермиона. - Но я не думаю, что это плохо.

- Я тоже так не думаю, - Томас серьёзно на неё посмотрел. - Такие, как ты, в чем-то очень сильно спасают этот мир.

- Эй, я не Бромлей, Блисс Бромлей, - усмехнулась Гермиона. - Кстати, почему ты так её называешь? Это как-то связано с Бондом?

- Как раз с ним и связано, - вздохнул Томас. - Мы пришли. Дамы вперёд.

Гермиона зашла в выставочный зал, окунаясь в вихри разноцветных красок.

На выставке представились не только картины, но и фотографии, различные скульптуры, макеты домов, миниатюры садов и лесов. В одной части выставочного зала располагалась большое дерево, крона которого была посажена вниз, а корни ветвились под самым потолком. Гермиона было подумала, что не обошлось без заклинания левитации: яблоки, розы, камелии, прозрачные камни, все они разлетались вкруг дерева, парили в невесомости.

Когда она присмотрелась, то увидела тонкую прозрачную леску.

Чуть дальше дерева располагалась огороженная площадка, тоже представляющая собой левитирующие предметы. Но, в отличие от дерева, всё было розовым: розовые цветы, розовые кустарники, розовые птицы с открытыми клювами, розовые терновые венки и зеркала в розовой оправе, стекло которых было обтянуто радужной плёнкой.

- Извечный День святого Валентина, - против воли вырвалось у Гермионы.

- Ты про эту инсталляцию? - спросил Томас. - Она не связана с Днём святого Валентина. Скорее, представление мира сквозь призму розовых очков. Смотри, тут можно увидеть слова.

Гермиона подошла ближе, и сквозь птичьи гнёзда, перья, ягоды брусники, вату и ветки увидела пластиковые слова, свисающие всё с той же прозрачной лески.

Милая. Доброта. Понимание. Сладкая. Венок. Вишня. Хорошие. Стук. Чутьё.

Гермиона пошла дальше, пытаясь понять, какую из этих работ сделала Блисс, но остановилась перед бронзовой статуей девушки, покрытой позолоченной краской. Её поместили на пьедестал, решетчатая дверь которого была полностью увита плющом.

- Интересно, сколько времени ушло на всё это? - спросила Гермиона.

- Не знаю, сколько времени, но ей стоять здесь ещё около пяти часов, что действительно удручает, - вздохнул Томас.

- Что? - не поняла Гермиона. - О чём ты?

Когда девушка начала двигаться, деревянно, без намека на движения живого человека, Гермиона едва смогла подавить визг и желание отпрыгнуть.

- Да, здесь и такое есть, - Томас словно угадал её мысли. - Давай отойдём, иначе она не остановиться.

Когда они отошли, девушка замерла в изначальной позе. И больше не реагировала ни на что вокруг и не двигалась.

- Бедняжка, - только и смогла сказать Гермиона. - На что только не идут люди ради того, чтобы поступить сюда.

- Эта бедняжка - одна из преподавателей, - хмыкнул Томас. - Она проворачивает такое каждый год, чтобы шокировать или напугать будущих студентов.

Гермиона только кивнула. Гарвард всё больше и больше напоминал ей Хогвартс.

Следующий час пролетел незаметно: они с Томасом ходили из одного конца зала в другой, рассматривая работы предполагаемых студентов, обсуждали те или иные мотивы, на которые их подвигли идеи создать тот или иной экспонат, попутно пытались найти серию работ Блисс.

- Я сдаюсь, - в какой-то момент сказала Гермиона. - Мы обошли всё. Где может быть выставлены её картины?

- Подожди, сейчас попробую узнать, - сказал Томас, озираясь по сторонам. - Лив! Уделишь мне минуту своего времени?

Блондинка, которую Гермиона видела совсем недавно, тяжело вздохнула и подошла к ним.

- Оливия, - подчеркнуто усталым голосом сказала она. - Ты не мой друг, поэтому хватит звать меня Лив.

- Ты слишком придираешься, - беспечно ответил Томас. - Лив, куда наши преподаватели засунули серию работ Блисс Бромлей?

- Блисс Бромлей? - переспросила Оливия. - Я понятия не имею, о ком ты.

- Она что, не подписала её? - пораженно смотря на Гермиону, спросил Томас.

- Это на неё похоже, - подумав, сказала Гермиона. - Но, Оливия, ты обсуждала эту серию картин со своей подругой. Она ещё сказала что-то про плывущий глаз.

- О! - воскликнула Оливия. - Я поняла, вы про «Почувствуй вращение земли». Этот год принёс слишком много творческих людей, не находите?

- Лив, - предупреждающе сказал Томас.

- Я к тому, что вам нужно пройти на крышу, - вздохнула Оливия. - Работы, которые не уместились в этом зале, находятся там.

Томас пожал плечами, и провёл Гермиону к одному из прямоугольных зеркал в неоновых лампах. Он толкнул его внутрь и зеркало поддалось.

- Обман зрения, - сказал Томас. - Кажется, будто зеркало стоит далеко от стены, хотя на самом деле это не так.

Оказавшись на крыше, Гермионе не составило труда найти то, что ей было нужно: картины Блисс находились в середине всей мешанины скульптур, фотографий, макетов и остальных творческих проявление поступающих в этом году.

Работы Блисс разбили на две части - четыре картины стояли сплошь рядом, прикрепленные к прозрачному стеклу. Ещё четыре - ровно напротив.

Гермиона встала на небольшом свободном пространстве, отделяющим эти картины.

Если бы она не знала Блисс, то действительно могла бы поверить, что её родители приплатили одному из неизвестных художников, раскинутых в этом мире. Но она знала Блисс, знала её выражение затравленных глаз, испуганных глаз, немного понимала, как она воспринимает окружающий мир.

И эти картины как будто и были тем самым отражением её мира.

Девушка, полностью запутанная в своих волосах и символах - ракушках, рунах, цветах, птицах, кусках стекла, что переплетались на её лице, проникали под глаза, запутывались в прядях волос, превращались в волосы. Гермиона внимательно посмотрела в её глаза: каким-то образом Блисс смогла нарисовать в них отражение человека.

И, если обернуться, этого человека можно было увидеть.

Если посмотреть в его глаз, - один глаз, из второго распускались розовые сады и корни деревьев, - можно было увидеть отражение той самой девушки.

То был мужчина, лет двадцати семи, может быть, на пару лет старше или младше. Блисс уделила много времени прорисовки его носа: широкого, с волнообразной носовой перегородкой и чуть отвисающим кончиком.

Как оказалось, не только нос был хорошо прорисован - в отличие от девушки, плывущей, ускользающей, мужчина был проработан анатомически точно.

У него был большой рот, верхняя губа которого была значительно тоньше, чем нижняя; четко очерченная, широкая скуловая кость, выразительный подбородок; широко поставленные глаза с чуть отвисающими внешними уголками; высокий лоб; прямые волосы пепельного цвета, разбросанные в беспорядке.

Но эти глаза... в них смешались все оттенки морей, синего неба и леденцов, окрашенных в самые яркие красители. Бездонные глаза - и на их поверхности тень. Тень той самой девушки с противоположной стороны.

- Теперь я точно не понимаю, почему Бромлей, Блисс Бромлей, встречается с Малфоем, - совсем несчастно сказал Томас. - Судя по всему, её влечёт к классическим красавчикам.

- Я бы не назвала этого человека классическим красавчиком, - с сомнением сказала Гермиона. - Нос слишком широкий.

- Без недостатков люди не так прекрасны, - пожал плечами Томас.

Какое-то время они продолжали стоять рядом с картиной. Гермиона пыталась понять, к чему было придумывать такое название.

«Почувствуй вращение земли».

Может быть, стоило предположить, что вращение земли для каждого человека заключается в другом человеке, но это было совсем не похоже на Блисс. Даже не смотря на свою явную влюблённость, не смотря на возраст, она была слишком ветреной для подобных умозаключений. И разумной - Блисс понимала, что они не в том возрасте, когда встречаешь человека на всю жизнь.

Гермиона была с ней не согласна, хотя умом понимала, что в чем-то её правота есть.

- О мой бог, я передумала поступать сюда!

Гермиона и Томас обернулись одновременно: и сразу же расхохотались.

Теперь Блисс была вся в подтеках краски: черная, желтая, голубая, местами розовая, она была на руках, ногах, лице Блисс. Несколько особенно ярких пятен застряли в её волосах.

- Что произошло? - пытаясь прекратить смеяться, спросила Гермиона.

- Раннее посвящение новичков, - Томас и Блисс заговорили практически хором.

- Одного беднягу привязали к дереву почти без одежды, - сказала Блисс. - Я хотела ему помочь, на меня направили какой-то странный автомат и сказали отойти от него.

- Ты не послушалась, - констатировала очевидное Гермиона.

- Конечно, нет! - воскликнула Блисс. - Но лучше бы послушалась и спокойно отошла. А так мне пришлось бежать со всех ног.

- Как прошёл разговор с деканом, Бромлей, Блисс Бромлей?

- Это всё ты виноват, - ткнув пальцем в плечо Томаса, сказала Блисс. - Из-за тебя я ему так и представилась. А когда он спросил, стоит ли ему называться меня именно так, я ответила, что да, потому иначе университет взлетит на воздух.

Гермиона почувствовала, что бледнеет.

- Блисс, зачем ты это сказала?

- Я не знаю, - Блисс опустила голову. - Сначала я сказала, а только потом поняла, что именно сказала. Проклятье! Нужно было подавать раннюю заявку. Тогда бы я спокойно прошла собеседование в ноябре, а в декабре мне бы уже сказали, поступила я или нет.

- Не переживай так сильно, - попытался утешить её Томас. - У заявок в общем порядке гораздо больше плюсов, чем ты можешь себе представить, особенно в этом году. Предполагаемым студентам уделяют больше внимания и устраивают такие вот выставки. И потом, неужели ты хочешь сказать, что вся серия работ уже была у тебя в ноябре?

- Нет, не была, - признала Блисс. - Ты сказал, особенно в этом году. Почему?

- Обычно выставки устраивают в середине марта. В конце марта уже вывешивается список поступивших учеников, - объяснил Томас.

- Я расцелую мадам Фавро при нашей следующий встрече, - вздохнула Блисс. - Если бы не она, я бы очень сильно облажалась. Нет, просто немыслимо! Мадам Фавро озаботилась моим поступлением, послала необходимые документы и мои работы, а преподаватели школы при этом университете даже про меня не вспомнили.

- Блисс, но они и не должны, - осторожно сказал Томас. - Фактически, они ничем тебе не обязаны. Даже если ты училась при школе нашего университета, это вовсе не значит, что в будущем ты обязательно хотела бы сюда поступить.

Блисс растерянно посмотрела на Томаса и снова опустила голову, покачав головой.

- Извините меня, оба. Временами я становлюсь похожей на одну из этих...

- Принцесс голубых кровей? - смешливо сказал Томас, нарушая неловкую паузу.

- Да, - Блисс рассмеялась, легко и искренне. - Именно на них.

Блисс подошла к своим картинам. Блисс остановилась, и внешне она выглядела абсолютно спокойно. Она подняла руку и очертила лицо мужчины: нос, скулы, подбородок, вихри волос. Глаза. На миг Гермионе показалось, что картина поглощает Блисс, что все корни и цветы тянутся к её руке, затягивают её внутрь.

Но наваждение прошло, когда Блисс дотронулась до правого глаза, до зрачков, в котором плескалось отражение девушки.

- Вы чувствуете это? - спросила Блисс, но судя по её отрешенно лицу, она вряд ли поняла, что вообще заговорила.

- Вращение земли? - наугад спросил Томас.

- Да, - кивнула Блисс. - Вращение земли и чувство, будто сердце взрывается вновь.

Блисс замолчала и, вздохнув, отошла от картин.

- Меня точно не примут, - заключила она. – По сравнению с остальными - я та ещё бездарность. Вы видели инсталляцию мира сквозь призму розовых очков? А падающие сады? Резонатор эмоций, боги, покажите мне человека, который его придумал - я хочу пожать ему руку.

- Что за резонатор эмоций? - спросила Гермиона.

- Фортепиано, полностью состоящее из хрустальных панелей, - ответил Томас. - Когда за него садится человек и начинает играть, фортепиано автоматически подбирает цвета, подходящие для его состояния.

- Это невозможно, - засмеялась Гермиона.

- Тем не менее, повторения в цветах не было обнаружено, - сказал Томас. - Так что, всё может быть. Бромлей, Блисс Бромлей, ты будешь здесь, когда вывесят списки поступивших?

Блисс покачала головой.

- Через час нам нужно возвращаться в Мадрид. У нас там проходит что-то вроде отдыха.

- Жалко, - Томас расстроился, и явно не пытался этого скрыть. - Я хотел пригласить вас в Квин Хед.

Впрочем, Томас сразу же повеселел и сказал:

- Может быть, всё складывается хорошо. Уверен, пойти в Квин Хед будет лучше в качестве студента, нежели в качестве приглашенного.

- Если поступлю - обещаю, я не вылезу из Квин Хед, - улыбнулась Блисс. - Сможешь найти меня там в любое время суток.

Телефон Блисс зазвонил и она сразу же отошла, оставив их наедине.

- Школьные влюбленности всегда заканчиваются вместе со школой, правда же? - проговорил Томас, задумчиво смотря на разговаривающую Блисс.

- Может быть, ты и прав. Но это не значит, что они заканчиваются безболезненно. Дело даже не в школьных влюбленностях - а в первых. Ты никогда не был влюблён в школе?

- Не был, - ответил Томас. - Может быть, поэтому я не понимал того, что ты сказала. Ты права. Любой разрыв всегда болезнен. Хотя бы для одной из сторон.

- А ещё помни одну простую истину, - сказала Гермиона, и тихо хмыкнула от такого совпадения. - На чужом несчастье счастья не построишь.

- Гермиона, папа ждёт нас на входе, - Блисс подлетела к ним и, прищурившись, внимательно оглядела каждого. - Я не помешала?

- Нет, Бромлей, Блисс Бромлей, ты не помешала, - сразу же сказал Томас. - До встречи. Удачи тебе в спасении мира.

- А тебе удачи с системой этого самого мира, - Блисс подмигнула ему и, взяв Гермиону за руку, повела её на выход.

Когда Филипп Бромлей аппарировал их обратно в Мадрид, Гермиона пошла на крышу. Ей хотелось поплавать и отдохнуть, да и мешать разговору Блисс с её отцом она не хотела.

Зато хотела сделать другое - рассказать Блисс о странном поведении Малфоя. О его странных словах. Шестым чувством Гермиона понимала, что именно он хочет делать.

Чего она не понимала, так это мотив его поступков - не смотря на скверный характер, идиотом Малфой не был.

Как ему вообще такое могло прийти в голову? Это же Блисс - смешливая Блисс, у которой ветер в голове, странные депрессии и полное осознание своего возраста. Блисс было всего семнадцать и, пожалуй, она чувствовала своё семнадцатилетние, свой молодой возраст больше, чем каждый человек в Хогвартсе.

А Малфой... Гермиона надеялась, что ошибалась. Гермиона искренне надеялась, что у Блисс, да и у него тоже всё будет хорошо.

- Над чем задумалась?

Гермиона повернула голову в сторону: Блисс поднялась на крышу в одной из своих огромных маек, которые она часто надевала поверх купальника.

Гермиона удивленно рассматривала лицо человека, изображенного на майке.

- Тебе нравится Джонни Кэш?

- Что? - Блисс посмотрела на свою майку, хмыкнула и, сняв её, упала в шезлонг, подставляя плечи солнцу. - Купила её в одном сувенирном магазине аэропорта. На мою блузку пролили колу, пришлось изворачиваться. Но, если говорить о его голосе, то, пожалуй, да, он мне нравится.

- То есть, у тебя другие предпочтения в музыке?

Блисс пожала плечами.

- Мне нравится что-то такое, что может полностью заглушить мысли. Два года назад мой... знакомый дал мне послушать первый альбом одного певца, Мэрилина Мэнсона. Мне всё у него понравилось, но больше остального – та песня, которую он перепел. Оригинал, правда, тоже неплох.

- Мэрилин Мэнсон, - Гермиона надеялась, что её голос не дрогнул. - Ты уверена, что мы говорим об одном Мэрилине Мэнсоне?

Блисс улыбнулась, посмотрела на Гермиону и тихо напела:

- Все сладкие мечты созданы из этого
Кто я такая, чтобы возражать?
Я обошла весь мир, плавала за семь морей –
Каждый что-то ищет для себя.

Блисс замолчала, посмотрев на хлорированную воду бассейна.

- Я раньше не замечала этих слов. Ладно, не будем говорить о Мэрилине Мэнсоне, кажется, он тебя смущает. А что слушаешь ты? Битлз?

- Почему сразу Битлз, - Гермиона строго посмотрела на Блисс, но сразу же сдалась под напором её понимающей улыбки. - Да. Мне нравится Битлз. И нравятся из-за песен, а не Пола Маккартни или Джорджа Харрисона!

Блисс хитро на неё посмотрела и внезапно запела громко, так, что её точно слышали все, кто находился на крыше:

- Детка, ты можешь водить мою машину,
Да, я буду звездой.
Детка, ты можешь водить мою машину,
И, может быть, я буду любить тебя.

- Прекрати, Блисс, немедленно прекрати! - Гермиона попыталась растереть красные щеки и одновременно пристукнуть Блисс полотенцем. - На нас смотрят люди!

- Они смотрят на тебя. Может быть, им нравится твой купальник, - смеясь, сказала Блисс, пытаясь увернуться от полотенца.

- Не подлизывайся и прекрати нас позорить своим фальшивым пением!

Блисс, прищурившись, на мгновение замолчала. После чего запела ещё громче. Она пела какую-то мешанину слов, включающую в себя машины, сладкие мечты, мертвых птенцов, пела про то, что все они – суррогатные и пуленепробиваемые, пела про какого-то дядю Билла и фонарь Белиши, про то, что однажды она отрастит себе крылья в результате химических реакций, про то, что когда-нибудь почувствует это сердцем.

Когда она успокоилась, то посмотрела на Гермиону и сказала:

- Кажется, я знаю очень многое из репертуара Радиохед.

- Они слишком депрессивные, - вздохнула Гермиона.

- Конечно, они же не Битлз.

Гермиона не поддалась на провокацию Блисс - она просто очередной раз окуналась в это ощущение. В миндально-сливочное мороженое, ветер в волосах, морской воздух, хлорированные кристально-чистые бассейны и голос Блисс, которая по-прежнему ужасно фальшивила, но напевала что-то очень легкое и связанное с грустным летом.


Не всех (только одного человека)


Блисс была не просто на нервах, не просто взвинченной - Блисс хотелось разложить всю копию Палаццо де Кристал по кусочкам, собрать их обратно, и снова разобрать.

С самого утра она только и делала, что бегала по Мадриду: разбиралась с расстановкой цветов и гирлянд, докупала недостающие украшения, сортировала ответные весточки, попутно отбивалась от матери, которой во что бы то ни стало нужно было заняться примеркой платьев, от отца, который волновался и попеременно спрашивал, не нужна ли помощь.

Блисс была нужна не помощь - ей нужен был человек, который мог бы подготовить весь бал вместо неё. А если такого человека не было, значит, она всё сделает сама, от начала и до конца.

К восьми часам вечера Блисс решила полностью забыть о правилах приличия - она легла на пол Палаццо де Кристал и раздавала указания, просто размахивая руками в нужном направлении.

Ответа из Гарварда она всё ещё не получила, и всё, что ей оставалось - исключительно надеяться на худшее. Конечно, её не приняли, да и зачем? Этот год преподнёс Гарварду по-настоящему талантливых студентов.

А она, её картины... тот человек, который был на картинах. Кем он был? Блисс знала, что он не Барбара, не Шварц, не Фауст. Может быть, он был Райаном Смитом. Но когда Блисс смотрела на него, вспоминался почему-то не дождь. Дерево. Огромное дерево, что упиралось в небо, вечно цветущее хвойными иголками. Блисс не знала, что могли означать эти ассоциации, Блисс не знала, почему, когда она думала об этом дереве, проносилось что-то, связанное с красным, связанное с ветром.

Связанное с чем-то очень смешным. Почему-то Блисс казалось, что когда она поймёт - то будет очень долго смеяться.

Рубины. Блисс знала, что ей нужно подумать о рубинах, разобраться - ей казалось, что вот-вот, и она поймёт, что к чему.

Блисс решила вернуться к ним потом - сначала нужно было разобраться с деревом, с подсказкой Айвори.

Стекло. Минерал. Мрамор. Бумага. Дерево.

Блисс не знала, как она сможет найти недостающее воспоминание - на всё остальное она натыкалась совершенно случайно.

Или... Блисс снова припомнила написанное Айвори.

Стекло. Минерал. Мрамор. Бумага. Дерево.

Блисс нашла каждый из предметов, который возвращал утерянное, именно в таком порядке. Стекло привело её к минералу, минерал - к мрамору, мрамор - к бумаге, значит, бумага должна привести её к дереву.

Блисс хотелось что-нибудь сделать с этой Айвори, что-нибудь по-настоящему ужасное.

«Бомбарда Максима».

Всё разлетелось на кусочки. Последняя часть - в Хогвартсе. Пол подвала покрылся трещиной.

Покрылся трещиной.

Блисс вскочила с пола и застонала сквозь зубы. Дура. Какая же она дура. Нужно было применить Бомбарду и на пол. Возможно, дерево было там. Блисс была почти уверена, что дерево было именно там.

Последняя часть - в Хогвартсе. Последняя часть чего? Что хотела от неё Айвори?

Блисс как никогда хотела вернуться в Хогвартс.

«Сядь. Подумай. И примени магию, что расколет тебя на кусочки. Найди эту магию. Создай её. С вероятностью сто процентов - это случится. Уже случилось».

Блисс вздрогнула. Что это было - воспоминание? Послание от Айвори, которое стало понятным лишь сейчас?

Сесть и применить магию, которая расколет её на кусочки. Айвори что-то хотела сказать, что-то явное, но говорила загадками. Зачем ей это было нужно? Она боялась, что её подсказки могут всплыть раньше, чем их найдёт Блисс? Боялась, что они попадут в руки другого человека?

И Блисс снова подумала о Гермионе. Если была хоть одна крохотная вероятность, что эта магия была подвластна волшебному миру, то Гермиона точно о ней знала.

Только вот нужно было спросить её так, чтобы не было ненужных вопросов и лишнего волнения. Над этим стоило подумать.

- Блисс.

Блисс приоткрыла глаз, рассматривая мать, возвышающуюся над ней. Кажется, в своих попытках понять, Блисс провалилась в дрему, при этом оставаясь на грани яви.

На грани яви, проваливаясь в дрёму. Блисс цепко ухватила эту мысль, пытаясь понять, во что именно она хочет её преобразовать.

- Блисс, встань с пола и веди себя так, как подобает леди, - строго сказала Розалинда. - Сегодня твой самый важный день.

- Этот бал продлится около семи часов, а потом о нём все забудут, - сказала Блисс, вставая с пола. - Ну, как тебе?

Розалинда внимательно оглядела полностью стеклянное помещение, украшенное всевозможными композициями цветов, светящихся прозрачных гирлянд, искусственных птиц и бабочек.

- Что ты придумала для гостей, которые будут аппарировать? - только и спросила Розалинда.

Блисс молча указала на противоположную стену. За её стеклом располагалась просторная беседка, полностью увитая плющом и украшенная светящимися фиалками. Таким образом, гостям будет видно, куда ступать, но при этом те, кто не знает о мире магии, не сможет их разглядеть.

- Где официанты?

- На кухне, - вздохнула Блисс. - Ждут своей участи и готовы выступить ровно в два часа ночи.

- Что с музыкой?

- В основном, обычная классика, которая будет идти фоном. Но на главный танец будет кое-что особенное.

Розалинда выразительно подняла брови.

- Не скажу. Но песня красивая.

- Надеюсь, это будет не Мэрилин Мэнсон, - пробормотала Розалинда. - Что будешь делать с теми гостями, которые захотят отдохнуть?

- На улице множество посадочных мест, - ответила Блисс. - Им стоит только выйти и выбрать то, что больше по вкусу. За ручку водить их не буду, сами разберутся.

- Речь.

- У меня заготовлена прекрасная речь, где я рассказываю о том, как рада провести этот бал, как рада тому, что мне исполнилось семнадцать и какая честь видеть каждого присутствующего в этом зале, - равнодушно ответила Блисс. - Мы с Гермионой репетировали её все эти дни, так что осечек быть не должно.

- Да. С Гермионой Грейнджер, - задумчиво произнесла Розалинда. - Кем работают её родители, дантистами?

- Мама, пожалуйста, - поморщилась Блисс. - У тебя множество недостатков, но одно я знаю точно - тебе не интересует, есть ли в человеке магические способности или нет.

- Ты права, - легко согласилась Розалинда. - Лично меня это действительно не интересует. А вот твоего...

- Роза, Блисс, вот вы где, - счастливо вздохнул Филипп, врываясь в зал. - Не хочу торопить, но вам пора заканчивать приготовления и начать собираться. Бал начнется с минуты на минуту.

- Скорее уж с часа на час, - не согласилась Блисс. - Но ты прав. Мама, возвращаемся в отель.

- Всё же, твоя маггловская подруга очень прехорошенькая, этого не отнять, - сказала Розалинда на пути к номеру. - Пожалуй, мы сможем выгодно подчеркнуть её типаж.

- Отлично. Подчеркивай её типаж, сколько душе угодно, - воодушевилась Блисс, искренне надеясь, что Гермиона её поймёт. - А я, тем временем, спокойно выберу платье и...

- Блисс, - Розалинда посмотрела на неё с явной насмешкой. - Я уже выбрала тебе платье, согласовала твой макияж и прическу. Неужели ты решила, что я позволю тебе заниматься этим?

- Конечно, решила, - слегка растерявшись, ответила Блисс. - Я же руковожу балом.

- Это другое, - не согласилась с ней Розалинда, и больше ничего не добавила.

***

Малфой стоял перед зеркалом, повязывая бабочку. Ровно через десять минут они с родителями должны были аппарировать на тот самый праздник жизни, который устраивала Блисс. А затем, всего через каких-то несколько часов, он сделает то, что навсегда изменит его жизнь.

Но он хотел этого. Розалинда Бромлей была права - Блисс нужен контроль над своей жизнью, нужен тот, кто будет оберегать её от необдуманных поступков. Нужен тот, кто хоть немного даст ей устойчивость в их мире, к которому Блисс, что бы она ни говорила, принадлежала.

Он чувствовал долю вины - родители Блисс знали, что случится на балу, знала Нарцисса, Люциус. Но Малфой был почти уверен, что Блисс догадывалась. Её поведение и частые смены разговора говорили об этом.

Малфой, в последний раз проверив свой внешний вид, вышел за дверь своей комнаты и спустился по лестнице. Совсем скоро в этот дом войдёт Блисс, и прав у неё здесь будет больше, чем у любого в этой семье.

Всё же, как бы сильно Люциус не гневался на некоторые традиции рода Малфоев, их было не отменить.

- Ничего не забыл, Драко? - спросил Люциус, когда увидел своего сына.

- Нет, - усмехнулся Малфой. - Если, конечно, ты говоришь о фамильных побрякушках.

- Не смей так отзываться о фамильных украшениях нашей семьи, - спокойно сказала Нарцисса. - И помни, что совсем скоро эти фамильные украшения окажутся на твоей... возлюбленной. Если ты действительно считаешь их простыми побрякушками - может быть, не стоит преподносить их?

Это было завуалированное послание, коих он несчетное количество раз слышал от Пэнси. Остановись. Не делай этого, не разрушай свою жизнь. Но Малфой искренне их не понимал. Кажется, он будет единственным за многие поколения Малфоев, кто действительно не разрушит свою жизнь. По крайней мере - личную.

Люциус, посмотрев на часы и взяв Нарциссу за руку, кивнул. В тот же момент они аппарировали.

Они не опоздали, но каким-то образом бал Двенадцати Сотен Весны был уже в самом разгаре. То и дело слышались хлопки аппарации, гости заходили в распахнутые двери, но большинство людей уже находились в зале: дамы пестрели своими платьями, их кавалеры оттеняли их своими строгими костюмами, официанты во фраках ловко лавировали между гостями, останавливаясь на мгновение, когда кто-то из гостей тянулся к подносам.

Отовсюду слышалась легкая, ненавязчивая музыка; по всем граням хрустальных поверхностей дворца летали бабочки, источая голубоватое сияние.

Когда семейство Малфоев подошло к воротам, их озарило несколькими вспышками фотокамер.

- Думаю, этот бал займёт первую полосу светской колонки в Ежедневном Пророке, - сказала Нарцисса после того, как рассмотрела украшенный дворец.

- Надеюсь, что именно светскую колонку, а не колонку сплетен, - ответил Люциус. - Пока что всё спокойно, но неизвестно, чего можно ожидать от мисс Бромлей.

Малфой поморщился. Ему нестерпимо хотелось найти Блисс, которая наконец-то покончила с приготовлениями к этому балу, устроила его. Теперь она должна быть во много раз спокойнее, чем прежде.

Хотелось её поздравить. И, возможно, сказать ей обо всём чуть раньше, чем планировалось. Хотелось, чтобы этот момент принадлежал только им.

Только вот Блисс видно не было - зато Малфой заметил кое-кого другого. Заметил - и искренне понадеялся, что его родители не увидят того, на кого он смотрел.

Конечно же, чуда не произошло. Люциус, несколько минут изумленно разглядывающий Грейнджер, сказал:

- Однако, у Блисс Бромлей странные понятия о людях, с которыми можно общаться.

- Я знала, что на этот бал приглашают сброд, - грустным голосом сказала Нарцисса. - Но не думала, что всё настолько плачевно.

- Скоро вернусь, - коротко бросил Малфой, направляясь в сторону Грейнджер.

Когда она увидела его, то сразу же повернула в другую сторону: но Малфой не дал ей возможности убежать - ловко обогнув официанта, он загородил ей путь.

- Замуж собралась, Грейнджер? - усмехнулся Малфой, рассматривая её платье.

Приталенное, уходящее в пол, расшитое бисером и состоявшее из кружевной ткани, платье действительно могло бы подойти человеку, который решил отпраздновать скромную свадьбу.

Грейнджер неприязненно на него посмотрела и немного отвернулась - Малфой заметил, что большая часть спины у платья была открытой.

- Ответишь на вопрос или так и будешь предпринимать нелепые попытки сбежать? - скучающе поинтересовался Малфой.

- На вопрос о том, собралась ли я замуж? - подняв бровь, спросила она. - Нет, и ты знаешь об этом прекрасно. Всё? Я могу идти?

- Конечно, сразу после того, как укажешь направление к моей девушке.

- Я безумно хочу указать тебе другое направление, - внезапно сказала Грейнджер. - С самого первого курса хочу. Но сейчас, Мерлин помоги мне, я не верю, что говорю это, но... не делай этого, Малфой. Остановись. Не разрушай то, что у вас есть.

- Грейнджер, ты совсем ума лишилась? Я не понимаю, о чём ты.

- Нет, ты прекрасно понимаешь, - отчеканила она. - Ты знаешь, о чём я говорю. Знаешь, в чем я уверена? Что тебе все это твердят - остановись, прекрати, не рушь свою жизнь. Но они не знают, что не это разрушит твою жизнь.

- Выходит, ты знаешь, что её разрушит, - спокойно кивнул Малфой. - Говори, я внимательно слушаю.

- Её реакция, - Грейнджер тяжело вздохнула и покачала головой. - Малфой, ты должен понимать, что она не согласится. Она будет чувствовать себя преданной и сломанной от твоего поступка. Проклятье, Малфой! Она твоя девушка, так почему я замечаю очевидные вещи, а ты - нет?

- Какие очевидные вещи? Ты несёшь такую чушь, Грейнджер.

Грейнджер замолчала, после чего цокнула языком и посмотрела прямо ему в глаза.

- Сегодня... я не знаю, что со мной произошло сегодня, но я хотела сделать так, как было бы лучше для тебя. Я была на твоей стороне. Я очень, очень сильно хотела тебе помочь. Надеюсь, до твоей твердолобой головы дойдёт хоть немного того, что я тебе сказала. Блисс скоро спустится. Удачно провести вечер.

В этот раз Грейнджер удалось скользнуть - мелькнула её открытая спина, после чего она затерялась в толпе гостей.

«Я была на твоей стороне».

Малфой только усмехнулся, пытаясь отогнать странное, дребезжащее на краю сознания чувство. Чувство, будто грязнокровка была права. Чувство, будто ему немедленно стоило найти Блисс и поговорить с ней до того, как всё произойдёт.

Он хотел отыскать Блисс до того, как Розалинда Бромлей во всеуслышание объявит о радостной новости.

Малфой не понимал, что это за чувство. Такое бывало, когда он лично разговаривал с Тёмным Лордом. Но это было нелепо. Лорда на этом балу точно не было.

Нужно было просто отыскать Блисс. Когда он её найдёт, всё сразу прояснится.

Следующие полчаса он натыкался на всех, на кого только можно было наткнуться: на Пэнси и Асторию, на Дафну и Блейза, на МакЛаггена, несколько раз на Абель, Киллиана Маррея, Кэтрин Маррей, Рафферти, который выглядел неожиданно бодрым - настолько бодрым, насколько это вообще возможно для Рафферти.

Когда Малфой решил снова найти Грейнджер, или подняться на другие этажи и поискать Блисс, в зале воцарилась тишина. Смех, громкие разговоры, приглушенные шепотки - всё исчезло.

Малфой посмотрел на двери входа, ожидая увидеть виновницу торжества. Но это оказалась не она.

В дверях стояла молодая женщина, и, Малфой признал себе это, от её красоты вполне могло захватить дух. Легким движением она сняла свой меховой жилет, и на миг Малфой едва не захотел позвать охрану - подумал, что женщина без одежды.

Через секунду он понял, что на ней было надето шелковое платье телесного цвета, полностью открывающее плечи. Её волосы, короткие, белоснежные, были уложены простыми волнами, полностью открывая лицо.

Она не прошла - продефилировала прямо в центр зала, с легкой насмешкой, пренебрежением осмотрела всех присутствующих, после чего широко улыбнулась.

Малфой почувствовал, как сердце пропустило удар. Эта улыбка была слишком хорошо ему знакома.

Снова послышались шепотки - встревоженные, местами разозленные, словно кто-то потревожил пчелиный рой. Малфой повернул голову, услышав прерывистый вздох - и увидел Розалинду Бромлей, бледную, со стиснутой челюстью и поджатыми губами.

- Предательница крови.

- Как она смеет появляться здесь, после всего?

- Вы читали ту газету...

- Она лишила моего близкого друга всего состояния!

Люди говорили всё громче, голоса всё нарастали и в тот момент, когда казалось, что ещё немного - и все набросятся на эту женщину, она подняла руку.

Молчание вернулось так же неожиданно, как и началось.

- Я несказанно рада тому, что вы так рады меня видеть, - улыбаясь всем и каждому, сказала женщина. - Осознание того, что меня любят на... два мира, невыразимо греет мою душу. Но сейчас речь не обо мне. И, уж тем более, не о ваших обидах и претензиях. Я просто хочу увидеть свою племянницу. Уже идёт пятый год с нашей последней встречи, и я чувствую, что это необходимо исправить.

- Вивьен, - Розалинда вышла вперёд, встав напротив своей сестры. - Насколько я помню, я писала о том, как именно ты должна появиться на этом балу.

- Насколько я помню, моя племянница - совершеннолетняя, и общаться со мной ей теперь никто не запретит, - ответила Вивьен. - А с учетом того, как она прекрасно умеет прятаться, мне нужно было создать суматоху и привлечь её внимание. Филипп!

- Виви, - сказал Филипп Бромлей.

Сказал немного нервно: по нему было заметно, что он рад встрече, но при этом не хочет доставлять неудобства своей жене.

- Кажется, Блисс по-прежнему не хочет здесь появляться, - вздохнула Вивьен, критично осматривая каждого из гостей. - Неудивительно. Обстановка - потрясающая, но начинка оставляет желать лучшего.

Но прежде, чем до каждого из гостей дошли слова Вивьен, прежде чем они снова превратились в рой разъярённых пчел, по всему залу пронесся самый настоящий крик, преисполненный радости:

- Виви!

Блисс стояла в дверях зала, и весь её вид выражал всё лучшее, искреннее, счастливое, когда она смотрела на свою тётю.

Малфой смотрел исключительно на неё. Он никогда не видел, чтобы Блисс надевала на себя такие светлые цвета.

Небесно-голубое платье, с пышной летящей юбкой, состоявшей из какой-то невесомой ткани, искрилось в свете ламп и казалось таким же хрустальным, как и весь дворец. Когда Блисс побежала к Вивьен, Малфой успел заметить множество бабочек на лифе этого платья и хрустальные бусины в волосах Блисс.

Ему казалось, что Блисс парила в воздухе - хотя, конечно, то была лишь видимость от множества слоев юбки.

Когда Блисс обняла свою тётю, - крепко, едва не повиснув у неё на шее, - Малфой заметил, какой неправдоподобно узкой казалась её талия. Блисс и так была хрупкой, но страшно было представить, как изощрилась Розалинда, чтобы добиться такого эффекта.

- Виви, Виви, Виви, - Блисс повторяла это, как заведённая, всё сильнее сжимая свою тётю в объятиях. - Ты - лучшее, что случилось на этом балу! Я думала, что ты не придешь, ведь ты не ответила на приглашение.

- Блисс, - на мгновение Малфою показалось, что на глазах у Вивьен, насмешливой, горделивой Вивьен, набежали слезы. - Какая же ты красивая. Настоящая принцесса.

- Принцесса голубых кровей, - засмеялась Блисс. - Кровь под цвет платья. Или платье под цвет крови?

Блисс говорила странные вещи - и все заметили это. Отовсюду послышались приглушенные шепотки, стали появляться взгляды, полные презрения и тщательно скрываемой ненависти.

«Девочка, похоже, пошла в свою тётю».

«Откуда в ней это? Насколько я помню, смешение с магглами в их роде не наблюдалось».

«Она плохо закончит. Пойдёт по дурной дорожке».

«Безумие у неё в крови».

Малфой вздрогнул, озираясь по сторонам. Кто мог сказать последнюю фразу? Ему казалось, что это было произнесено так громко, что услышали все присутствующие.

Его опасения подтвердились - Блисс стояла, широко раскрыв глаза, внимательно вглядываясь в толпу гостей.

Но через секунду она снова повернулась к Вивьен - наверняка подумала, что ей показалось. Но ей не показалось, и теперь Малфой понимал это. Наверное, стоило сказать. Нужно было подумать над этим.

- Виви, а ты... - Блисс дотронулась до её волос. - Всё такая же кинематографичная. Как же я скучала по тебе.

- А я скучала по тебе и твоим словам, - ответила Вивьен. - Думаю, нам нужно о многом поговорить. Выйдем в сад. Филипп, ты с нами?

Филипп Бромлей несколько секунд смотрел на Вивьен, свою дочь, жену. После чего улыбнулся - и кивнул.

- Конечно, я с вами. Роза, ты к нам присоединишься?

- Воздержусь, - спокойно ответила Розалинда. - Кому-то нужно следить за балом и комфортом гостей.

- А ты ничуть не изменилась, - печально вздохнула Вивьен. - Семья - на выход. Нам о многом нужно поговорить.

И Вивьен, покачивая бедрами на грани какой-то непристойности, взяла Блисс за руку и вышла за дверь Палаццо де Кристал.

Малфой дождался, пока всё придёт в норму. Дождался, пока гости придут в себя, снова начнут переговариваться, постепенно, снова повышая голоса, смеясь и разговаривая, дождался, когда обстановка станет такой же, какой была до прихода Вивьен.

В тот момент, когда он захотел выйти вслед за ними, к нему подошла Розалинда.

- Полагаю, пора, - сказала она. - Прошу вас, мистер Малфой, поднимитесь наверх и ждите меня в комнате. Ваши родители скоро к вам подойдут. Первая дверь налево - не ошибётесь.

- Миссис Бромлей, - начал Малфой, но был сразу же перебит:

- Мистер Малфой, всё, что я буду делать дальше - пытаться восстановить погубленную репутацию моей дочери. Всё плачевно, я с вами согласна. Но не настолько, как вы думаете. Сегодня у вас есть шанс спасти её. Не для обычного мира, в его высшем обществе для Блисс всё кончено навсегда. Но в мире магии у неё по-прежнему есть шанс вписаться. Пройдите наверх.

Малфой кивнул Розалинде. Он был с ней согласен. И всё, что он сделает сегодня, будет тем, что он так хотел - спасти Блисс.

***

После всего: нервных приготовлений к балу, платья, в корсет которого затягивали Блисс добрых двадцать минут, после всех странных слов и неодобрительных взглядов на грани ненависти, после «безумие у неё в крови» (Кто мог сказать такое? Кто-то из зала? Кто-то из её головы?) Блисс казалось, что происходящее сейчас - прекрасный сон.

Виви, прекрасная Виви, словно сошедшая с экрана фильмов двадцатых годов, сейчас стояла перед ней в одном из своих провокационных нарядов, попеременно касалась её, крепко обнимала. И рассказывала, рассказывала и рассказывала о своей жизни, о том, сколько дел выиграла, какие из них попали в газеты, а какие наоборот, остались тайной за семью печатями.

А Блисс только и могла, что смотреть на Виви, свою Виви, главную головную боль своей матери, на Виви, которая, как только Блисс исполнилось девять, начала аппарировать с ней по разным городам, разным странам.

Не смотря на домыслы Филиппа и Розалинды, Виви была первой, кто сводил Блисс в Диснейленд, посетил с ней первый раз кинотеатр, кто покупал ей редкие шоколадки и разрешал играться со своей косметикой.

Розалинда смотрела на них с презрением - кривила губы, говорила, что Виви портит Блисс, что отсутствие дисциплины ничем хорошим не кончится.

- Нас воспитывали одинаково, и дисциплина была такой же, - всякий раз говорила Виви. - И что теперь, Роза? Будешь лишать ребёнка мелких радостей и нормального детства, как это делали с нами наши родители?

В один из таких разговоров Розалинда сказала то, что навсегда разбило и без того хрупкие отношения двух сестёр:

- Лучше бы тебя стали лишать детства ещё раньше. Может быть, стала бы чуть более нормальной, чем являешься сейчас.

Виви нельзя было назвать темпераментной - но тогда она вышла из себя. Вскочила с дивана, подлетела к Розалинде и ударила её с размаху, наотмашь. После чего взяла Блисс за руку и аппарировала.

Блисс было двенадцать, Блисс оказалась в Вегасе. Фактически, вряд ли то, что сделала Виви, можно назвать обыкновенной забывчивостью - она оставила Блисс в номере, с телефоном и швейцаром, который стучался в номер каждые пять минут.

Позже Виви говорила, что помнила лишь то, что Блисс была в безопасности. А всё остальное она забыла - решила углубиться в очередное дело, и полностью в нём погрязла.

Всё закончилось хорошо, Филипп даже смеялся. Но Розалинда просто так этого не оставила - она наложила на Виви заклинание, которое запрещало той контактировать с Блисс до её совершеннолетия. Была бы у Розалинды возможность, то, - Блисс была уверена в этом, - заклинание продержалось бы всю жизнь.

- Всё ещё не верю, что мы наконец-то встретились, - сказала Виви, быстро печатая что-то в телефоне. - Прошу прощения, моя личная жизнь пытается узнать, не умерла ли я за те десять минут, что мы не разговаривали.

- Передай своей личной жизни, что на этом балу смертей не планируется, - засмеялся Филипп. - Надеюсь, у вас всё хорошо?

- Мы вместе двенадцать лет и младше на пять лет в нашей паре определённо не я, - притворно грустно вздохнула Виви. - Даже если бы этот человек захотел от меня убежать, шансов всё равно нет. О! Блисс, Сэм передаёт тебе привет и поздравляет с прошедшим днём рождения.

- Напиши, что мне очень приятно, - улыбнулась Блисс.

- Двенадцать лет, - повторил Филипп. - Всё ещё не могу поверить, в основном потому, что дело касается тебя, Вив.

- Папа, прошу, прекрати, - устало ответила Блисс. - Уверена, если ты подсчитаешь, сколько лет ты живешь с мамой, то уже ни во что и никогда не поверишь, настолько сильно испортится твоя психика.

- Блисс, этот человек живёт с моей сестрой. Добровольно, - содрогнувшись, сказала Виви. - Чего у него определенно нет, так это психики.

- Надеюсь, Роза этого не услышит, - нервно сказал Филипп, оглядываясь.

- Роза - прекрасный человек, но что ей необходимо, так услышать именно эти слова, - не согласилась Виви.

- Да брось, Вив, - засмеялся Филипп. - Подумаешь, иногда у неё появляется желание поработить мир, кто с этим не сталкивался?

- Моей матери плевать на мир, и ты прекрасно знаешь об этом, - вздохнула Блисс. - Но с чем она никогда не смириться - так это с тем, что не может контролировать тех людей, контроль над жизнями которых якобы ей необходим.

Виви, Филипп и Блисс замолчали на мгновение. Мимо них стайкой пролетели голубые бабочки, освещая их, делая более видимыми для других - Блисс услышала, увидела, почувствовала вспышки фотокамер и взгляды сквозь стекло Палаццо де Кристал.

- Смотрите, мы обсудили мою личную жизнь, твою, Филипп, тоже, - Виви хитро посмотрела на Блисс, приподняв брови. - Кажется, теперь пришла твоя очередь, племянница.

- Да, я кое с кем встречаюсь, - не стала отпираться Блисс.

- И сколько длится ваша милая влюбленность?

- Полгода. Восемь месяцев, - пожала плечами Блисс. - Тут с какой стороны посмотреть.

- Полгода, - Виви произнесла это с таким шоком, что Блисс, да и Филипп, не удержались - тихо засмеялись. - Блисс, ещё немного и я подумаю, что ты пойдёшь по стопам своей матери. То есть... нет, конечно же, я совсем не против. Но полгода! В школьные годы. Где мои школьные годы...

- Виви, пожалуйста, я не хочу слушать истории о твоих школьных годах, - взмолилась Блисс. - Я всё помню - было весело, страшно, непонятно и раз в неделю ты оказывалась в Детройте, совершенно не понимая, как там очутилась.

- Школьные годы, - счастливо зажмурившись, повторила Виви. - С каким бы удовольствием я в них вернулась. Но раз мои школьные годы прошли, а моя племянница находится в серьёзных отношениях...

- Пожалуйста, не употребляй это страшное слово!

- Но я ничего не говорила про аппарацию, - хитро прищурившись, ответила Виви.

- Ты поняла, что я говорила о серьёзности!

Блисс посмотрела за стекло Палаццо де Кристал - и всё то, что она воспринимала серьёзно, обрушилось на неё с новой силой. Блисс увидела Симона Клоделя.

Ей нужно было с ним поговорить.

- Я оставлю вас, хорошо, - рассеяно сказала Блисс, стараясь не потерять Симона из поля зрения. - Виви, прошу, веди себя прилично.

- А вот теперь ты употребляешь страшные слова, - грустно вздохнула Виви. - Но я тебя послушаю.

Блисс вернулась в Палаццо де Кристал. Симона не пришлось долго искать - он отошёл чуть дальше от того места, где Блисс видела его в последний раз.

Она осторожно ткнула Симона в плечо, а когда он обернулся и посмотрел на неё, то сделал несколько шагов назад.

- Блисс Бромлей, - он усмехнулся с какой-то злобой. - По-прежнему прекрасна в своём безумии. Ведь больше у тебя ничего и нет.

- Я не понимаю, о чём ты, - честно сказала Блисс. - Но мне очень бы хотелось понять. Не против подняться на балкон?

Симон стоял, как вкопанный, напряженно обдумывая что-то, после чего кивнул. Блисс показалось, что сделал он это неуверенно.

Когда они оказались на балконе, а звуки музыки и разговоры людей стали лишь отдаленным шумом, Блисс спросила:

- Что ты написал Пэнси в своём письме?

- Пэнси Паркинсон, - мечтательно сказал Симон. - Милая Пэнси...

- Мне не интересны твои любовные переживания, - сразу сказала Блисс. - Я не читала письмо, потому что знала, что ты можешь появиться на балу. И я хочу услышать всё от тебя. Что ты написал такого Пэнси, с которой у нас были неплохие отношения, что она так на меня взъелась?

- Правду, - просто ответил Симон. - Исключительно правду. В твоём случае даже не пришлось приукрашивать.

Блисс зажмурилась, пытаясь успокоиться, пытаясь отвлечься, не накинуться на Симона, не превратить его лицо в кровавую мешанину из глаз и ошметков кожи.

Эти люди, постоянно твердившие, - мы говорим правду, ты и сама знаешь, ты прекрасно всё знаешь сама, ты знаешь, кто ты есть на самом деле, - эти люди её убивали.

Ты идёшь по скользкой дорожке, Блисс Бромлей. Откуда в тебе это, Блисс Бромлей. Безумие в твоей крови. Безумие в крови - кто сказал это? Кто-то из зала? Она сама?

- Вот, ты снова начинаешь делать это, - хмыкнул Симон.

- Что я начинаю делать? - стараясь сохраняться спокойный тон, спросила Блисс.

- Вращать глазами и метаться. Всё время только это ты и делала - вращала глазами, вопила и слетала с катушек. А потом падала в обмороки, - Симон странно на неё посмотрел. - Но себя ты хорошо защищала. Когда тебя сильно доставали - никакими методами не брезговала. Кстати, моя рука всё ещё не зажила. Если ты вдруг захотела бы поинтересоваться.

- Правая или левая? Рука - какая?

- Правая, - мгновение спустя ответил Симон.

Блисс схватила его за руку, так сильно, как только могла - и задрала пиджак и рукав белой рубашки. Блисс почувствовала, что её вот-вот стошнит.

Это и на руку было мало похоже - казалось, ожог был совсем недавний, всё ещё свежий. Сквозь розоватое, тонкое, просвечивающее мясо можно было разглядеть переплетения вен. Увидеть очертания костей.

- Почему я это сделала?

- Ты меня спрашиваешь, Бромлей? - поперхнулся Симон. - Откуда я знаю, как ты это сделала.

- Я не спрашивала, как я это сделала, - Блисс чувствовала, как начала дрожать верхняя губа. - Я спрашивала, почему я это с тобой сделала.

Симон молчал, непонимающе смотря на Блисс - и это стало для неё последней каплей. Она размахнулась и ударила его по щеке. Его голова неловко дернулась. Симон едва не повалился через перила. Блисс зафиксировала его - так, чтобы только слегка толкнуть - и навсегда решить его судьбу.

- Почему я это с тобой сделала? - повторила Блисс.

- Двинутая, - одними губами прошептал Симон. - Ты двинутая...

- Не надо сейчас выражаться, - мягко сказала Блисс. - Отвечай на вопрос. Почему я сделала это с тобой.

- Я, - Симон что-то заговорил одними губами, зашептал. - Я не помню. Я что-то говорил, а ты... клянусь, Бромлей, я не помню!

- Так вспоминай, - Блисс пожала плечами. - Найди отправную точку, пытайся за что-то зацепиться, визуализируй в объеме. Ну же, Симон, я так сильно тебя покалечила. Ты при всём желании не мог забыть первопричину.

- Но я забыл! - воскликнул Симон, пытаясь вырваться. Его корпус всё больше оказывался за пределами перил балкона, и в какой-то момент он перестал брыкаться. - Клянусь тебе, я не помню. Отпусти меня, ну же!

- Симон, ты действительно не понимаешь? - Блисс искренне удивилась. - Я отпущу тебя только через этот балкон, если ты не вспомнишь, почему я это сделала с тобой.

- Ты просто схватила меня за руку и...

Блисс грустно вздохнула.

- Меня по-прежнему не интересует, как я это сделала. Сама разберусь. Почему. Симон, почему? Что ты говорил? Что я говорила? Мы поссорились? Нет? Да? Из-за чего мы поссорились? Из-за наших взглядов на этот мир? В спорах о том, кто лучше в астрологии? Из-за чего-то более серьёзного?

Глаза Симона подёрнулись странной дымкой. На миг его тело расслабилось, а после снова окаменело.

- Значит, из-за чего-то серьёзного, - заключила Блисс. - Что это было? Симон, что мы обсуждали? Что-то опасное? Что-то... что именно? Я не могу понять, так помоги мне ты.

- Замолчи, - прошептал Симон, зажмурив глаза. - Заткнись. Замолчи. Я ничего не помню. Я ничего не помню.

- Этот разговор повторяется по одному кругу, или по двум кругам, или по девяти, - пробормотала Блисс: Симон попытался вырваться, и ей ничего не оставалось, как пережать ему сонную артерию - слегка, для запугивания. - Мне нужно знать, из-за чего я сделала это с тобой. Что именно мы обсуждали?

- Рубины. Мы обсуждали рубины.

- Я прожгла тебе руку из-за драгоценных камней? - Блисс едва подавила неуместный порыв рассмеяться. - Нет, там что-то серьёзнее. Говори, Симон, говори. Рубины, что с ними?

Симон открывал и закрывал рот - Симон был похож на дохлую рыбину, как та старуха из Ватикана. Блисс хотелось взять его за челюсть и начать открывать рот, пока он полностью не сломается. Блисс хотелось запихать ему в рот все стекло этого места - всё, что угодно, лишь бы он продолжал говорить.

- Солнечные рубины. Мы обсуждали солнечные рубины. Или солнце и рубины. Я не помню. Больше ничего не помню.

У Блисс было несколько выходов из этой ситуации: отпустить Симона (она этого не хотела).

У Блисс было несколько выходов из этой ситуации: продолжать давить на него дальше (это ни к чему бы не привело).

У Блисс было несколько выходов из этой ситуации: напугать его, сделать вид, что она его отпускает, и схватить в самый последний момент (Блисс всё ещё помнила о своей координации).

У Блисс было несколько выходов из этой ситуации и желание убить одного человека.

И это желание, это первобытное желание, которое жило в ней на протяжении того самого момента, когда она думала о факте лишения жизни другого человека - это желание затмевало всё.

Если все книги не врали, - если курильщики, алкоголики, наркоманы действительно испытывали всё это во время ломки, - бешеное сердцебиение, ощущение, будто тебе чего-то не хватает, приступы паники, приступы паранойи, рассеянное внимание, боль в костях, боль в голове, боль во всём, - то она была каждым из них.

Только её доза никотина, алкоголя или наркотика заключилась в лишении жизни.

Не всех - только одного человека.

Последняя мысль её и отрезвила - она затащила Симона на балкон, отбросив его от себя.

Чем именно являлись рубины? Кодом? Зашифрованным посланием? Отправной точкой от чего-то? Почему мысли о них едва не выворачивали душу наизнанку? Почему мешали думать о том, что было действительно важным?

Было действительно важным - что?

Блисс машинально облизнулась и поморщилась: железо и соль. Кажется, она сама не заметила, как прокусила губу.

Нужно было перестать думать о произошедшем. Нужно было постараться переключиться.

Блисс не читала письмо Симона. Но что-то... что-то странное произошло между Блисс и Пэнси. Об этом тоже не стоило думать. Стоило вернуться к гостям. Блисс опустила взгляд на корсет своего платья, хотела его расправить: она заметила несколько красноватых подтеков на голубой ткани.

- Блисс, птичка, вот ты где! - воскликнул Филипп. - Ты не могла мы пройти в соседнюю комнату? Там настоящее собрание, и мне уже страшно, что они собрались обсуждать. Не волнуйся - я на твоей стороне и готов тебя защитить!

Филипп подошёл к Блисс, посмотрел в её лицо - и удивленно вздрогнул.

- Блисс, ну как же ты так, - он достал и кармана белоснежный носовой платок и протянул его. Блисс осторожно его взяла. - Опять сильно задумалась? Птичка, да у тебя глаза на мокром месте! Не переживай, уверен, твоя мама знает заклинания, которые полностью сотрут эти недоразумения.

Блисс ничего не ответила на это - она просто подошла к отцу и обняла его так крепко, как только могла.

- Папа, я очень тебя люблю, - судорожно зашептала Блисс. - Очень, очень, правда. Я не знаю, говорила ли я это тебе раньше, но сейчас решила сказать. И, чтобы не случилось, я всегда буду рядом, я обещаю. Ты меня никогда не потеряешь.

- Родная моя, в чём дело? - голос Филиппа казался растерянным. - Я тоже очень тебя люблю. Да и что за глупости по поводу того, что я могу тебя потерять? Ты моя дочь! Я не потеряю тебя никогда в жизни. О том случае в торговом центре, парке, другом торговом центре и улицах этого мира мы благополучно забудем.

Блисс засмеялась, отпуская отца. И вот так всегда - после очередной встряски, значений которой она не могла понять, хотелось признаваться в любви, или делать что-то, что радует других.

- Пойдём узнаем, что от нас хотела мама.

Когда Блисс зашла в комнату - просторную, полностью прозрачную, со светлыми кожаными диванами, - её ноги едва не подкосились. К счастью, диван оказался совсем рядом. Но просидела она на нём не больше секунды - она сразу же вскочила и, не обращая внимания на людей вокруг, подошла к Малфою.

Блисс больше не хотела скрывать от него ничего. Блисс решила рассказать всё - о том, что с ней происходило, о письме, о словах Симона, о картинах.

Блисс хотела рассказать, что хотела убить: не всех - только одного человека.

Блисс уже представляла этот разговор - возможно, где-то не здесь, не на балу. В Барселоне, как они хотели. Можно было поговорить там, близ поющих фонтанов и Готического квартала.

Так и нужно поступить. Прямо сейчас - немедленно.

- Мама, прошу, быстрее, - нетерпеливо сказала Блисс. - Нам с Малфоем нужно поговорить.

- Дорогая, не стоит тебе спешить. Уверена, совсем скоро вы с мистером Малфоем будете говорить очень долго.

Блисс вздрогнула ещё при первом слове, а все остальные слова и вовсе вызвали у неё полное отторжение и усталость. Что опять задумала её мать?

- И всё же - быстрее. Зачем ты собрала здесь столько народу?

- Не так уж и много народу я собрала, - Розалинда чуть склонила голову. - Здесь исключительно члены семьи.

Блисс переглянулась с отцом, но тот растерянно пожал плечами. Он был в таком же непонимании, как и сама Блисс.

Блисс же, внимательно посмотрев на Нарциссу и Люциуса, сказала:

- Мне кажется, вам стоит уйти. Совершенно очевидно, что никто из вас не является Виви. Моя мать, должно быть, сильно переутомилась и схватила первых людей, у которых были белые волосы - ну, вдруг повезёт, и кто-то из них окажется Виви.

- Блисс.

Она посмотрела на Малфоя. Тот смотрел на неё мягко, и во взгляде его было что-то такое, чего Блисс не могла понять.

- Блисс, это собрание в честь нашей помолвки.

Если бы здесь были часы, - те, что с кукушкой, - в этот момент они должны были бы пробить полночь. Как только кукушка бы замолчала, свет бы выключился, после снова загорелся и на полу лежал бы один человек в луже крови. Старая английская забава, «Убийство за праздничным столом».

Разумеется, за этим столом должно быть несколько женатых пар, помолвленная пара, тайные любовники, дворецкий.

Блисс выстраивала всё в своей голове - праздничный стол, пары, мертвого человека, дворецкого. Их всех сметало поездом, который набатом стучал в голове.

Блисс пыталась контролировать поезд, пыталась сделать так, чтобы он сметал не всех - только одного человека.

Блисс попыталась визуализировать; не конкретную ситуацию - свой собственный разум. Если бы поезд существовал - как бы он выглядел?

Как дворец. Каждый его вагон был бы размером с Палаццо де Кристал, той же формы, с теми же башнями и блоками из стекла. Всего пять вагонов - в каждом из них что-то своё.

Вагон первый - Психиатрическая лечебница Копенгагена: стекло.

Вагон второй - Дом в Болгарии: минерал.

Вагон третий - площадь Святого Петра: барельеф Ватикана.

Вагон четвертый - забытые мосты Рима: письмо.

Вагон пятый - дерево, место действия - неизвестно где, предположительно - в трещине, в Хогвартсе, под Хогвартсом.

Кабина машиниста - она. Предположительно: она, ведь это - её поезд, и она должна сидеть за его управлением.

Предположительно - Блисс Бромлей.

Предположительно - не все: только один человек.

Предположительно.

- Блисс, - всё тем же мягким голосом сказал Малфой. - Мы поговорим об этом?

Блисс не хотела говорить. Не хотела играть в эти игры, не хотела искать дворецкого. Блисс хотела снять с себя платье и отдохнуть.

- Что? - переспросила Блисс, рассматривая красные подтеки на своём платье. - Нет. Почему я должна говорить о какой-то помолвке?

- О нашей помолвке, - повторил Малфой.

- О нашей? Но почему я о ней ничего не знаю?

Блисс знала, что скоро начнется песня, под которую гости станцуют единственный медленный танец. Блисс хотела успеть к началу этой песни, и ей нужно было торопиться.

- Дорогая, тебе стоит снова присесть, - сказала Розалинда, мягко беря Блисс за плечи и усаживая её на диван. - Я хочу тебе кое-что объяснить.

- Хорошо, - Блисс послушно кивнула и, кажется, немало удивила этим свою мать. - Объясняй.

- А я, пожалуй, послушаю вместе с вами, - послышался голос со стороны двери.

Блисс не сразу узнала этот голос, а когда поняла, кто это был, что-то произошло. Кажется, к ней постепенно начала возвращаться способность трезво мыслить.

Виви. Виви, чудесная Виви, с которой она не виделась пять лет; Виви, которая едва не расплакалась, когда они встретились; Виви, которая не хотела её бросать, которая любила её, как родную дочь, Виви, которая будет рядом в этот странный день.

Блисс обернулась. И увидела улыбку Виви.

Мир обрушился на неё разом - со своей четкостью, словами, лицами и звуками. Мир больше не был похож на замыленную цветную пленку, окруженную красным маревом. Мир снова был таким, каким его знала Блисс.

Правда, кое-что изменилось. И Блисс искренне надеялась, что всё не так, как ей кажется.

Блисс встала, сбрасывая руки матери со своих плеч.

- Хорошо, - сказала Блисс, внимательно осматривая каждого. - Мне не хотелось этого говорить, но... у вас большие проблемы. Наверное, кто-то из гостей подшутил и применил безобидное заклинание. Вот теперь каждый из вас и думает, что у нас с Малфоем какая-то несуществующая помолвка. Малфой, думай как следует, что это может быть за заклинание. Хотя о чём я говорю? Ты сам думаешь, что мы помолвлены.

- Блисс, мы говорим о серьёзных вещах, - взмахнув волосами, сказала Розалинда. - Точнее, о двух серьёзных вещах - о твоём наследстве и твоей помолвке с мистером Малфоем.

- Наследстве? - переспросила Блисс. - Что, ещё об...

Виви рассмеялась. Блисс обернулась, с удивлением смотря на неё - кажется, не одна она сошла сегодня с ума. Виви смеялась громко, насмешливо смотря на Розалинду, но потом снова возводила глаза к потолку и продолжала свой бесконечный смех, утирая выступившие слёзы.

- Ты пустоголовая идиотка, не видящая дальше своих традиций и общества, за которое так хватаешься, - пораженно сказала Виви, не в силах прекратить смеяться. - У нас многое было, конечно... у вас с Блисс тоже было многое. Но я никогда не думала, что ты опустишься до такого.

- Виви, пожалуйста, объясни мне то, чего я понять не в силах, - сдалась Блисс.

- Милая, - Виви посмотрела на Блисс с нежностью, грустью. - Тебе это разобьёт сердце. А я не хочу быть той, кто это сделает.

Виви замолчала, после чего, тряхнув головой, сказала:

- Но, пожалуй, кое-что я сказать могу. Розалинда, милая моя сестричка, наши покойные родители не оставили тебе своих денег. Но и мне они их не оставили тоже.

Блисс смотрела на стремительно бледнеющее, сменяющее эмоции лицо матери - растерянность, непонимание, неверие, раздражение, и самая настоящая, какая-то животная злоба.

Блисс этого совершенно не хотела понимать - ну и что, что её родители оставили наследство Блисс, а не ей? Розалинде и за несколько жизней не потратить тех денег, которыми располагала их семья.

- Ты говорила, что они оставили тебе наследство, - свистящим шепотом произнесла Розалинда. - А я тебе поверила.

- Конечно, я так говорила, - усмехнулась Виви. - И делала всё, чтобы до совершеннолетия Блисс ты искренне верила в это. Неплохо у меня получилось тебя одурачить, да?

- Может быть, кто-нибудь объяснит мне чертову ситуацию? - не выдержала Блисс. - Виви, моё сердце выдержит, ты многое пропустила, пока мы не общались. Скажи, что происходит, потому что я устала от этих недомолвок.

Виви прошла в центр комнаты и аккуратно опустилась на диван, едва ли не сливаясь с ним.

- Я не могу знать всех первопричин и деталей, - задумчиво сказала Виви. - Но вот что происходит в конкретный момент - твоя мать, зная о твоих дальнейших планах на эту жизнь, и зная, что в магическом мире ты не собираешься оставаться, решила оставить тебя в нём единственным, как она полагает, способом - смехотворной попыток лишить тебя денег, даже не обговорив этого с Филиппом.

- Виви, кажется, заклинание добралось и до тебя, - вздохнула Блисс. - Зачем маме лишать меня денег? Чего она этим добьётся?

- Начнём с того, что дают тебе деньги, - сказала Виви. - Полную свободу. Сейчас мы даже не говорим об оплате университета. Даже с учетом стипендии обучение в Лиги Плюща стоит не малой суммы.

- Если маме так не хочется платить за моё обучение, я вполне способна оплатить его с помощью наследства, которое мне оставили бабушка с дедушкой, - пожала плечами Блисс. - Не думаю, что когда-нибудь смогу его истратить.

- И в этом заключается вся невообразимая, а оттого и более смешная абсурдность данной ситуации! - воскликнула Виви. - Блисс, твоя мать считала, что наследство по праву принадлежит мне.

- И всё же, я...

Блисс замолчала. Блисс казалось, что её сознание стало жить своей жизнью - оно подсчитывало, рассматривало, выверяло, сопоставляло все возможные варианты, все возможные первопричины и следствия.

И когда всё выстроилось - пугающе, отчетливо, подобно дворцу, когда Блисс всё поняла, ей захотелось кричать.

Блисс подошла к Малфою, посмотрев ему в глаза.

- Сейчас я буду говорить, - спокойно сказала Блисс. - А ты, в свою очередь, не будешь соглашаться ни с одним моим словом.

- Блисс, выслушай...

- Моя мать, которая считала, что у меня нет никакого наследства, а значит, и денег в принципе, поняла, что у неё есть прекрасная возможность оставить меня в магическом мире. Как она это поняла? Полагаю, из-за меня и моего длинного языка. Помнишь фразу, это Малфой, я с ним сплю? Полагаю, помнишь. Ведь именно из-за этой безобидной фразы всё и началось.

- Блисс...

- И тогда, в доме семьи Маррей, моя мать подошла к тебе. И у вас состоялся очень долгий, очень обстоятельный и очень серьёзный разговор. Я даже не думаю, что ей пришлось говорить о лишении меня наследства и о том, что без её денег я не проживу в этом мире. Нет, всё гораздо проще. Она сказала, что я могу стать идеальной женой. Сказала, что у меня есть для этого все задатки, просто меня надо сдерживать. Сказала, что для высшего общества в обычном мире для меня всё кончено. Сказала, что для тебя это единственный шанс, потому что я в любой момент могу сбежать от тебя.

Блисс замолчала, и когда Малфой снова попытался заговорить, продолжила:

- Она много чего говорила. Говорила, что я девушка, которая в глубине души хочет следовать традициям. Говорила, что после всего, что между нами произошло, ты - единственный человек, который на меня посмотрит. И если мы не поженимся, ты разрушишь мою жизнь. Уверена, она употребляла такие выражение как «честная» и «обесчещенная». И ты... ты согласился с ней. Согласился с её планом, молчал и в итоге всё привело к этому.

Блисс смотрела Малфою в глаза, и ей хотелось взять его голову и ударить затылком о стену.

- А теперь ты должен говорить, - напомнила Блисс. - Говорить, что всё, что я сейчас сказала - не правда. Что это всё - лишь «Убийство за праздничным столом». Что я не права и говорю глупости. Давай, Малфой. Я жду.

Но Малфой не смотрел на неё. Малфой молчал и Блисс почувствовала, как начали дрожать руки, почувствовала, что не в состоянии дышать. Ей хотелось снять платье, расшнуровать корсет. Ей хотелось вернуться на бал и станцевать под свою песню.

Ей хотелось, чтобы Малфой начал говорить, прямо сейчас. Все эти слова - ты не права, Блисс, как ты могла о таком подумать, Блисс, мы сейчас же уйдём, будем танцевать на твоём балу, а после аппарируем в Барселону, как и хотели.

«У меня есть замечательная идея».

«И после бала она покажется тебя едва ли не гениальной».

«О чём вы говорили с моей матерью?».

«Так и не вспомнить».

«Ты хочешь сказать мне что-то?».

«Чего ты от меня хочешь?».

Блисс невольно поднесла ладонь к губам. Знаки, намёки, странное поведение - всё было на поверхности. А она не замечала. Не хотела замечать.

- Знаешь, Малфой, у меня сейчас безумное желание убежать отсюда, не поговорив с тобой, - задумчиво сказала Блисс. - Но мы же, как вы все здесь говорите, взрослые люди? Серьёзные люди, да? Ладно. Тогда, пожалуй, сегодня я буду единственной в этой комнате, кто поступил взросло и серьёзно.

- Блисс, ты права, - сказал Малфой, пытаясь взять её за руку. - Давай выйдем и поговорим.

- О, так ты не понял, - удивилась Блисс. - Убери от меня руки. Я не хочу говорить с тобой наедине. Я не хочу оставаться с тобой наедине. Ты просто не представляешь, какое отвращение я испытываю к тебе в данный момент. Говорить мы будем здесь, и, может быть, ты скажешь что-нибудь такое, что полностью изменит моё мнение. Почему ты сделал это, Малфой? Ты же знаешь моё отношение к вашей голубой крови, традициям, правилам.

Малфой по-прежнему молчал. Смотрел в стороны, или в пол, или на Розалинду. Это Блисс разозлило сильнее, чем его молчание.

- То есть, вот так, да? Как сделать мне предложение, втайне от меня, в сговоре с моей матерью, шантажом - пожалуйста. А признание в любви - серьёзный шаг, на который ты не способен. Трус.

Блисс знала, что Малфой не хотел этого делать - он схватил Блисс за руку рефлекторно. И в то же мгновение Филипп прижал палочку к его горлу.

- Убери руки от моей дочери, - с безграничной яростью сказал он.

Малфой отпустил Блисс сразу же, сделав шаг назад. Блисс осторожно взяла отца за руку и отвела его палочку.

- Ладно, - устало сказала Блисс. - Я устала говорить сама с собой. Думаю, мне стоит уйти.

- Тебе так стало бы только лучше.

На мгновение Блисс показалось, что она ослышалось. На мгновение ей захотелось, чтобы Малфой не говорил вовсе.

То было мгновение.

- Прошу, развей свою мысль.

- Блисс, после всего, что между нами было, пожениться - самое правильное решение, - Малфой говорил спокойно, не выражая эмоций.

- Между нами был прекрасный подростковый секс, называй вещи своими именами, - сказала Блисс. - Я, конечно, могла бы сказать и про любовь, но вряд ли ты это имел в виду.

Блисс хотелось зажать уши - все эти потрясенные вздохи, все эти шепотки, все эти слова о том, как так можно себя вести.

- Продолжай, Малфой, - махнула рукой Блисс. - Почему ты решил на мне жениться?

- С учетом того, с какой регулярностью ты говоришь о том, что происходит между нами? - поднял бровь Малфой. - Думаю, это и так понятно. Блисс, ты почти загубила свою репутацию в нашем обществе. Пожениться - самое лучшее решение, особенно сейчас. Все чистокровные совершеннолетние волшебницы уже помолвлены в твоем возрасте и...

Малфой всё продолжал говорить, а Блисс казалось, что это - одна большая не очень удачная шутка. Сейчас Малфой рассмеется. Снова станет самим собой. Станет тем человеком, который поддерживал её во всех ситуациях, человеком, в которого она была влюблена.

Но этого не происходило. А Малфой всё продолжал говорить - о чести семьи, о собственной чести, о голубых кровях, к которым принадлежала Блисс, о том, что они могут быть очень счастливы.

- Замолчи, - прошептала она. - Замолчи. И ответь мне на вопрос - моя мать собиралась объявить во всеуслышание о моей помолвке? Сегодня, после моей песни?

Малфой не ответил, ему даже почти удалось скрыть эмоции - но чуть дернувшийся вниз уголок губ и тихий, прерывистый свист матери, полностью ответили на вопрос.

- Значит, шоу, - задумчиво кивнула Блисс. - Шоу, на котором Блисс Бромлей, наследница чистокровной семьи голубых кровей, полностью восстанавливает свою репутацию, объявляя о своей помолвке. Да ещё и с какой партией - самим Драко Малфой.

Блисс посмотрела на каждого: на Розалинду, Люциуса, Нарциссу, Малфоя, чуть смягчила взгляд, когда встретилась глазами с отцом и Виви.

- Мама, - Блисс снова посмотрела на Розалинду. - Виви права. У нас многое было. Обиды, непонимание, неприятие. Но ты всегда была моей матерью, не смотря ни на что. Я не хочу спрашивать, почему ты это сделала. Не хочу слышать того, что происходит в твоей голове. Просто знай - такого я от тебя не ожидала.

- Блисс, я думаю, нам всем стоит немного отдохнуть, и собраться здесь снова, скажем, через час, - сказала Розалинда. - Я распоряжусь, чтобы нам принесли чай и...

- Чай? - переспросила Блисс. - Мама, ты сделала несколько ошибок в слове «шоу». О, не смотрите на меня так. Я зла. Я обижена. Вы думаете, я пущу эту ситуацию на самотек и проплачу весь бал в уголке, после чего вернусь в эту комнату и приму, что, свою участь? Вы, мои дорогие, понятия не имеете, что я вам приготовила. Хотели шоу? Будет вам шоу - век не забудете.


Твой мир - просто нарушенное обещание


- Виви, у тебя есть волшебная палочка? - первым делом спросила Блисс, когда они вышли из комнаты, выбежали в сад и затерялись в одной из беседок, прекрасно зная, что их будут искать.

Виви, может, искать бы не стали, а вот Блисс - да. Всё же, стоило промолчать и сделать всё как можно тише, до последнего момента. Но Блисс не могла смолчать. А теперь, вспоминая выражение Люциуса, Нарциссы и Розалинды, даже радовалась тем словам, что слетели с её языка.

- Блисс, посмотри на моё платье, - грустно вздохнула Виви. - Куда, по-твоему, я могла засунуть палочку? Нет, не отвечай. У тебя сейчас явно не то настроение для подобных вопросов.

- О, вот вы где!

- Гермиона, как проходит праздник? - улыбнувшись, спросила Виви.

- Когда вы успели познакомиться? - удивилась Блисс.

- Насколько я помню, ты обещала меня познакомить со своей тётей. Но, так как ты этого не сделала, а Виви стояла в одиночестве - я решила, что момента лучше не придумаешь.

Гермиона была раскрасневшаяся, счастливая, с чуть растрепанными локонами. Не сложно было догадаться, что её праздник проходил, мягко говоря, сносно.

- Я познакомилась с прекрасными людьми, - сказала Гермиона. - Семейная пара, которая владеет корпорацией безвредных сладостей. У моих родителей есть такой магазинчик, но наш поставщик последнее время стал завышать нам цену, поэтому мама и папа пытались найти кого-то другого.

Гермиона явно хотела продолжить, но замолчала, разглядев в темноте их лица.

- Что у вас произошло? - только и спросила она.

- Не так важно, - вздохнула Блисс. - Скоро ты сама сможешь узнать, но для начала я должна дождаться своей песни и найти человека, у которого есть палочка.

- У меня есть палочка, - сказала Гермиона, немного подняв подол своей юбки. Палочка была надежно закреплена на лодыжке.

- Надо же, - сказала Виви. - Мне стоило додуматься до такого.

Гермиона нажала на две кнопки, расположенные по бокам механизма, и крепление раскрылось - Гермиона взяла палочку, неуверенно ей помахав.

- Хотите наколдовать немного света?

- Нет, - ответила Блисс, вставая со скамьи. - Мне нужно заклинание ножниц. Гермиона, обрежь юбку этого платья. Даже если будет неровно - мне всё равно.

Гермиона не стала мешкать и задавать лишних вопросов - направила палочку на юбку, но всё же неуверенно спросила:

- Насколько коротко?

- Не слишком. Но так, чтобы были видны колени.

Гермиона кивнула и произнесла заклинание, медленно ступая вокруг Блисс. Когда она сделала полный круг, и снова перед ней остановилась, большая часть многослойного шифона упала к ногам. Блисс перешагнула через него.

Блисс посмотрела на края обрезанной ткани и тихо усмехнулась - Гермиона обрезала её так ровно, что казалось, будто никогда и не было длинной пышной юбки. Будто ничего не было.

- Блисс, у тебя губа лопнула, - сказала Гермиона, направляя палочку на её лицо. - Вот, теперь вся в порядке. Подожди, сейчас я уберу кровь с платья...

- Нет, - Блисс подняла руку, делая шаг назад. - Не надо. Кровь под цвет платья. Платье под цвет крови. Только, на самом деле, кровь у меня вовсе не голубая.

«Иногда дело не в крови. Иногда крови нет вообще».

Блисс откинула эту мысль. Была у неё кровь. С этим всё было в порядке.

Блисс посмотрела на Палаццо де Кристал, посмотрела сквозь его прозрачные двери; Блисс увидела Рафферти, который был неожиданно бодр. Смеялся, разговаривал с какой-то девушкой и, смущенно запустив руку в свои волосы, что-то ей отвечал.

В тот момент, когда он поднял взгляд и посмотрел за стекло, в темноту, Блисс услышала, как на мгновение музыка перестала играть. А после началась её песня.

Гости явно растерялись: если классическая музыка была известна многим, даже чистокровным волшебникам, то обыкновенные песни, пусть даже и весьма популярные, мало кто знал из этого круга.

Блисс, зафиксировав местоположение Рафферти, посмотрела на Виви и Гермиону, после чего сказала:

- Сейчас будет играть моя песня, и это - единственная возможность потанцевать. Все знают классический вальс?

Виви и Гермиона кивнули одновременно.

- Отлично, тогда пойдёмте. Без пары вы точно не останетесь.

- Блисс, а ты?

Это сказала не Виви - Гермиона. Она смотрела на Блисс понимающе. Грустно. Пристыженно. Виновато.

Блисс только вздохнула: когда она закончит совсем, ей придется немного вправить Гермионе мозги и убрать из её глаз, её внешнего вида все эти «грустные-пристыженные-виноватые» движения и взгляды.

- Сколько времени? - спросила Блисс, когда они зашли обратно.

- Без пяти минут шестого, - несколько секунд спустя ответила Виви.

- Вовремя, - кивнула Блисс. - Сначала - вальс. Потом - моя речь.

Рафферти не было на том месте, где его видела Блисс - он стоял почти в середине зала и улыбался, смотря на неё. Блисс чувствовала и другие взгляды; Блисс чувствовала, как рассматривают её платье, открытые колени.

Пусть смотрят. Совсем скоро открытые колени станут меньшей из проблем или поводов для обсуждения всех людей, что решили посетить бал.

- Мисс Бромлей! - воскликнул какой-то человек, подошедший к ней. - Выглядите потрясающе.

Блисс не стала на него смотреть: она пыталась не потерять из виду Рафферти, и думала о том, как бы поскорее начать танец, пока не зазвучали слова песни.

- Спасибо, вы тоже, - ответила Блисс, выглядывая через его плечо.

- Мы столько времени не виделись, - продолжал человек. - Как поживает ваш чудесный отец?

- Прекрасно, - ответила Блисс, невольно закатив глаза: Рафферти видел её метания и тихо посмеивался. - А ваш?

- Полагаю, так же, как и последние двадцать лет, - меланхолично ответил он. - Лежит в могиле.

- Это замечательно, я очень за вас рада, - рассеяно ответила Блисс. - Извините, но скоро начнется танец, поэтому вам стоит найти свою пару.

Блисс подошла к Рафферти и хотела уже спросить, потанцует ли он с ней. Но он её опередил:

- Потанцуешь со мной?

- С удовольствием.

Блисс положила руку ему на плечи и в тот момент, когда сделали первый шаг, голос Курта Смита заполнил всё помещение.

Я смотрю: вокруг – знакомые лица,
Всё тот же город, всё те же лица.
Их погони с первым голосом птицы
Тянут в пропасть, гонят в пропасть.
Стёкла глаз закрыли слёзы от солнца
Взгляды пустые. Нет эмоций.
Уходя в себя, топлю своё горе.
Завтра не будет, завтра не будет.


Рафферти кружил её в вальсе, и в тот момент, когда первые слова песни закончились, и заиграла музыка между куплетами, он сказал:

- Странный выбор песни для такого мероприятия.

- Подожди, - улыбнулась Блисс, чувствуя, как юбка кружится вокруг её ног. - Сейчас будет самая лучшая часть.

Я нахожу это смешным.
Я нахожу это печальным.
Но сны, в которых я умираю,
Самые лучшие на свете.


Блисс растворилась в словах песни, в цветах окружающих помещение, в голубых бабочках, что выпустили в тот самый момент, когда начался вальс. Когда Рафферти взял её за талию и опустил её на мгновение, Блисс успела увидеть силуэт человека на верхнем этаже. Рафферти снова вернул ей вертикальное положение, но Блисс всё равно успела рассмотреть белые волосы Малфоя.

Это очень, очень
Безумный мир.


Они покружили в вальсе ещё немного, и когда прозвучали последние слова песни, все сразу же остановились и захлопали. Гермиона стояла рядом, всё ещё держась за плечи какого-то парня.

Блисс подошла к ней и тихо сказала:

- Используешь на мне Сонорус?

- Использую, - подумав, кивнула Гермиона. Она посмотрела на парня и спросила. - Вы понимаете, о чем мы говорим?

- Я маг. Конечно, понимаю, - он достал палочку из нагрудного кармана пиджака. - Если вы не возражаете, мисс Бромлей, я мог бы вам помочь.

- Было бы неплохо.

Парень направил на неё палочку и, сказав «Сонорус», тут же огляделся и снова спрятал палочку в карман.

Блисс кивнула ему в знак благодарности и поднялась на небольшой пьедестал, с которого должна была произносить речь.

Она стояла на нём ещё с утра - проговаривала свою тщательно заготовленную речь под строгим взглядом Розалинды, часто запиналась или начинала смеяться, когда проскальзывали слишком уж абсурдные выражения.

Тогда Блисс не думала, что так сильно захочет произнести речь.

- Прошу несколько минут вашего внимания, - сказала Блисс, и эхо её голоса разнеслось по всему залу.

Как только гости замолчали и посмотрели на неё, Блисс продолжила:

- Как вы знаете, бал Двенадцати Сотен Весны обязана проводить каждая наследница семьи Беркхард по достижению совершеннолетия. Уверена, некоторые из вас знают, что мне семнадцать. Уверена, некоторые из вас думают, что у нашей семьи проблемы с простейшими числами.

По залу разнеслось несколько сдержанных смешков. Рядом с дверью послышались щелчки фотоаппаратов.

- У меня была заготовлена прекрасная речь. О том, как я рада вас видеть, рада тому, что вы посетили мой бал, рада быть наследницей своей семьи и прочие вещи, который каждый из вас слышал по сто раз от таких девушек, как я. Давайте немного изменим сценарий? Изменим сценарий в честную сторону, ведь слово «честность» является самым страшным, что вы только можете себе представить.

Вспышки фотокамер становили всё ярче; гости словно превратились в пестреющую волну, которая шевелилась, колыхалась и издавала свистящие звуки.

- Поговорим о том, как я рада вас видеть и как рада тому, что вы пришли. Так вот, я не рада. Я не знаю большую часть из вас, я не имею ни малейшего понятия, кто вы такие, и на вас всех мне плевать.

Блисс ждала; ждала, пока утихнет возмущение; ждала прекращения гневных криков; ждала, когда они снова замолчат, посмотрят на неё, и будут ловить каждое слово. А они, - все эти люди, поверхностные, простые, - именно так и сделали.

- Поговорим о другом, - Блисс отошла от цента пьедестала и привалилась к ближайшей стене. - О моей личной жизни, которая, я уверена, интересует каждого в этом зале. Не потому, что вам интересно - а потому что это прекрасный способ перемолоть мне кости. У вас это что-то вроде смысла жизни, да?

Блисс подождала, пока все осознают и переварят то, что она сказала.

- Я не буду называть имён, всё же, я не настолько мелочна. Скажу вот что. Первое: я встречалась с одним человеком на протяжении полугода. Темные коридоры, поцелуи, гормоны, противостояние, весь этот бред о том, что разные полюса притягиваются - как тут устоять? Пожалуйста, тише, вы обязаны услышать последнюю фразу! Стоит ли говорить, что я определенно не собираюсь выходить замуж за этого человека?

Блисс казалось, что сейчас начнется самый настоящий фильм ужасов - все эти люди в пестрых платьях и строгих костюмах полезут на сцену, протягивая к ней свои руки, в попытках добраться до её грудной клетки, в попытках разорвать ей лицо.

Конечно, они этого не сделали. Эти люди, - всё ещё поверхностные, всё ещё пустые, - замолчали, с жадностью, одержимостью ловя каждое её слово.

- Я не собираюсь выходить замуж за этого человека, потому что мне семнадцать, клинические идиоты, - невольно вырвалось у Блисс. - Знаете, я бы очень хотела стандартных проблем в своей жизни - школьная влюбленность, не завалить экзамены и узнать, смогла ли я поступить в Гарвард. Но нет, это моя чертова жизнь, а это - тот ещё диагноз. Кстати, о диагнозах. Год назад я неплохо провела время в лечебнице. Почти курорт, если не считать плачевных обстоятельств.

Им нужно было дать переваривать все её слова. Им нужно было снова начать жужжать, уже не обращая внимания на шепот, им нужно было разговаривать со своими супругами, друзьями, любовниками. Им нужно было дать время для обсуждений. Минута - и они замолчали. Ровно минута, как и предполагала Блисс.

- Теперь, о плачевных обстоятельствах. Когда мне было пятнадцать, я встретила одного человека. Хорошего человека. Вот вам два факта о нём: он был простым помощником шерифа и принадлежал к среднему классу. И добавлю ещё одно слово, которое должны понять некоторые присутствующие: маггл.

Полторы минуты, - разумеется, Блисс могла ошибаться, и они бы по-прежнему говорили, - и они замолчали.

- И прежде, чем я скажу последние слова, небольшая пауза, - Блисс всмотрелась в зал. - Гермиона, Виви - ждите меня на выходе. Этот вечер станет ещё веселее, чем сейчас. Рафферти - ты со мной.

Кажется, Блисс услышала «как всегда». Кажется, ей просто показалось.

- Так вот - о последнем, - продолжила Блисс. Замолчала на мгновение - понимала, что таких слов ей никогда не простят. И снова заговорила. - Если бы у меня была возможность пожертвовать кем-то из вас, я бы выменяла ваши жизни на жизнь этого человека. Удачного завершения праздника.

Блисс спустилась с пьедестала - ей даже не пришлось пробираться сквозь толпу. Как только она делала шаг, все сразу отходили от неё.

На мгновение её ослепили вспышки фотоаппарата, но Гермиона что-то тихо прошептала и те перестали работать.

- Куда? - спросила Виви, когда они зашли в беседку, усеянную светящимися фиалками.

- В то место, из-за которого прервалось наше общение, - Блисс в последний раз посмотрела на украшенный Палаццо де Кристал, и подумала, что когда-нибудь надо обязательно посетить его оригинал. - Вегас.

***

«Совсем скоро бал и обещаю, там я восстановлю свою репутацию».

Малфой смеялся. Смеялся так сильно, что в какой-то момент ему показалось, что на глазах у него выступили слёзы. Обещания Блисс Бромлей. Ему следовало догадаться с самого начала. Следовало понять, к чему всё идёт.

Идиот. Ослепленный идиот, который действительно верил в то, что Блисс будет счастлива, рада их помолвке, а после и женитьбе.

Разумеется, Блисс это было не нужно. Для Блисс он был очередной историей, очередным городом или страной, промежуточной станцией, на которой можно было неплохо провести время.

Наверное, ей даже понравилось его предложение - она посмеялась и смогла устроить настоящее шоу, шоу в стиле Блисс Бромлей. Он даже не догадывался, насколько сильно она любила такие шоу, ему казалось, что ситуация с Сайзерлендом Квирком - лишь случайность и совпадение, ненормальная доброта и чувство справедливости Блисс.

А сегодня она раскрыла ему глаза. На то, кем она была на самом деле. Каким человеком являлась.

Блисс Бромлей была истеричной девицей, которая видела смысл жизни в том, чтобы идти против системы и привлекать к себе внимание всевозможными способами.

Она стала не просто предательницей крови, не просто персоной нон-гранта, нет. Блисс стала самым настоящим изгоем, и все двери магического мира отныне были для неё закрыты.

Блисс не сможет посещать салоны и магазины. Блисс не сможет поступить ни в один из престижных университетов. Любая работа в Министерстве магии для Блисс не то, что больше не существовала - её бы и не пустили на порог Министерства.

Хорошо, что она не сказала его имени во всеуслышание. Хотя, в Хогвартсе все и так знали, что они вместе, и это могло создать проблемы.

И неожиданно Малфой понял, что у него проблем не будет. А вот у Блисс - да. Все чистокровные волшебники Хогвартса, да и некоторые полукровки тоже, нападут на Блисс сразу же, как стая диких собак.

А он этими собаками мог управлять. Над этим стоило подумать.

- Драко, я ищу тебя по всему дворцу.

Малфой поднял голову - над ним нависала Эбби Абель, в своём очередном изумрудном платье, со своей очередной хорошо отрепетированной улыбкой. Она нашла его даже здесь - в самом тёмном месте, чуть поодаль от дворца. Он сидел под большим деревом, и искренне был уверен, что здесь его не обнаружат.

Конечно, его нашла Абель. Как будто она собака, учуявшая кость.

Одна из тех собак, которых он мог спустить на Блисс Бромлей.

Блисс Бромлей - свитера, большие глаза, самые яркие улыбки, кружево на День святого Валентина, вечные шуточки и нескончаемые потоки фраз.

Они бы могли быть вместе. Он бы сделал так, чтобы на людях Блисс смогла вести себя так, как подобает жене аристократа. Она бы была тихой, сдержанной, но всё равно бы в какой-то момент говорила что-то нелепое или улыбалась по-особенному. Она бы выделялась среди всех. Она могла бы стать лучшей.

«Малфой, нам нужно поговорить».

Интересно, о чём она хотела поговорить. Очередная история о том, как она словила непонятное воспоминание? Что-то более серьёзное?

В конечном счете, всё равно. Блисс испортила всё, что между ними могло быть настоящего, хорошего. Погубила лишь потому, что не смогла сдержать язык за зубами.

- Драко, - Абель осторожно присела рядом с ним. - Что ты теперь будешь делать?

Что он будет делать? Кое-что он сделать всё-таки собирался. Значит, Блисс считала, что ей плевать на отношение окружающих? Блисс действительно в это верила? Что же, он проверит это. Разумеется, её никто и пальцем не коснется - но она сполна ощутит на себе, что значит быть изгоем. Ощутит настолько сильно, что навсегда забудет о своих равнодушных «всё равно».

Если Малфой поймёт, что всё зашло слишком далеко - он остановит свору собак. А пока что он собирался преподать Блисс один небольшой урок.

Показать, что они вовсе не такие идиоты, показать, что зря она смотрела на них свысока.

Малфой повернулся к Абель лицом. И взял её руку в свою.

Абель не дрогнула, только придвинулась ближе, немного раскрыла рот.

«Не хватай меня за руки. Ты мне отвратителен».

Она прокусила себе губу; на голубом платье, которое она обрезала, были видны подтеки крови.

Но какая разница - она почти на всё в своей жизни так реагировала. Значит, он был ей отвратителен? Что же, это ненадолго. Совсем скоро Блисс Бромлей попытается сделать всё, чтобы вернуть его расположение. Чтобы только прекратить то, что он для неё приготовил.

- Драко, не думай об этом, - улыбнулась Абель, придвигаясь ближе. - Ты просто ошибся. Иногда мы все ошибаемся.

- Ошибки с этой двинутой сукой всегда выходят фатальными.

Малфой поднял голову: он не заметил, как к ним подошёл парень, его ровесник; не уловил запаха дыма и его нервной тряски, от которой дрожала трава и опавшие листья.

- Симон, я рада видеть тебя, - Абель встала, аккуратно отряхивая своё платье. - В другой раз я бы попросила тебя вымыть язык с мылом, но, может быть, в чём-то ты и прав.

- В чём-то? - нервно засмеялся Клодель, неумело затягиваясь. - Во всём, что касается Бромлей, я прав во всём. Двинутая помешанная дрянь, свихнулась на контроле своей жизни. Дурная кровь где-то затесалась, теперь я в этом уверен.

Малфой встал с земли и, подойдя к Клоделю, протянул ему руку:

- Драко Малфой.

- Симон Клодель, - ответил тот, отвечая на рукопожатие. - Ты друг Пэнси, да? В своём письме она немного упомянула о тебе.

- Да, Пэнси - моя подруга, - сдержанно кивнул Малфой. - Клодель, признаюсь тебе - я совершил ошибку. Когда Пэнси рассказала мне, что ты отправил ей письмо, рассказывающее о прошлом Блисс, я не придал этому значения. Но, может быть, это и хорошо - теперь я могу услышать всё из первых уст.

- Драко, ты не против, если я постою здесь и послушаю вместе с тобой?

Если бы Блисс была бы такой же, если бы у Блисс была бы хотя бы сотая доля послушания и кротости, что была в Абель, насколько проще ему бы жилось. Насколько проще жилось всем, кто её окружал.

Малфой знал - если он ответит, что против, Абель не сказала бы и слова протеста. Сразу бы сделала книксен и ушла.

- Я не против, - ответил Малфой. - Симон, я задам первый вопрос - она всегда так хорошо притворялась?

- Притворялась? - переспросил Клодель.

- Несмотря на её характер, большинству она нравится, - поморщилась Абель. - Миленькая, маленькая, добрая Блисс Бромлей - эта фраза сопровождает её с начала учебы в Хогвартсе. Есть что-то, что может пролить свет на её настоящий характер?

- Поумнела она, что ли, - пробормотал Клодель. - В Шармбатоне она никогда не притворялась. Знаете, какой была Бромлей в Шармбатоне? То есть, да, она всегда была нервной, истеричной, но это было полбеды. Бромлей всегда была злобной, хитрой и неуравновешенной, и если и корчила святую невинность, то только перед учителями.

- Злобной? - невольно переспросил Малфой.

Наверное, стоило найти кого-то другого, менее предвзятого. Он мог поверить почти всему - истеричности, неуравновешенности, даже хитрости, но злобе? Блисс была доброй до тошноты, и это было что угодно, но не притворство.

- Садисткой, - после недолгих раздумий ответил Клодель. - Пожалуй, самое подходящее для неё слово. Больше всего на свете она любила издеваться над другими.

Клодель продолжал рассказывать: о том, какая была Блисс, или о том, какой он была через его призму восприятия, Малфой так и не понял. Не понимал, как вообще мог этот человек рассказывать что-то такое, и рассказывать о ком-то, кто был Блисс Бромлей.

Блисс никогда не плакала. А Клодель рассказывал о том, как она заливалась слезами перед учителями, когда её в чем-то обвиняли. Рассказывал, как её глаза становились влажными, а лицо - несчастным, рассказывал, как она непонимающе смотрела на обвинявшего и продолжала плакать, плакать, плакать, и говорить, что она не делала ничего из того, в чём её обвиняли. Говорила, что ей очень жаль, что она уйдёт из школы, если мадам Максим того пожелает.

Разумеется, после этого мадам Максим, да и большинство учителей сразу же начинали её успокаивать, отпаивать чаем, даже просить прощения: начинали кидать на тех учеников, которые обвиняли Блисс, осуждающие взгляды.

Клодель рассказывал о том, что она постоянно металась по школе, лезла в закрытые секции, находила тайные ходы, часто сбегала за пределы не то, что школы - вообще магического мира. А когда ей исполнилось пятнадцать, её возвращения стали особенно характерными: характерными в её внешнем виде. Растрепанные волосы, помятая одежда, зацелованные губы и всё ещё нервозность в глазах, но на этот раз лихорадочная, почти безумная.

Тогда-то она и начала метаться ещё больше. Тогда всё и усугубилось.

Начались частые обмороки - в классе, за завтраками и ужинами, по пути куда-то или на ровном месте. Затем эти обмороки начали сопровождать вопли.

Тогда Блисс почти было невозможно успокоить - она начинала брыкаться, кричать, и постоянно повторять, что у неё получится, что она сможет спасти, что больше не допустит такого. Что если ей придётся убить - она сделает это. С радостью.

Учителя никогда не видели этого собственными глазами, и при них Блисс продолжала заливаться слезами и повторять, что она ничего не говорила, что не желает никому смерти, что ей очень жаль, о, как ей всегда было жаль.

- То, о чём ты рассказываешь, я видел собственными глазами, - стараясь не выдавать раздражения, сказал Малфой. - При чём здесь её садизм по отношению к другим?

- Всё началось с Габриэль Делакур, - усмехнулся Клодель.

- Младшая сестра Флёр? - удивился Малфой. - У нас с ней разница в три года. Значит, когда Блисс было пятнадцать, Габриэль было двенадцать. Я во многое поверю, но ты действительно пытаешься меня убедить, что Блисс стала издеваться над ребёнком?

- Пытаюсь убедить? Малфой, я не собираюсь не в чем тебя убеждать. Это просто факт - Бромлей едва не довела Габриэль до самого настоящего нервного срыва и желания уйти из школы. Всё началось вполне безобидно - Габриэль попросила Бромлей подтянуть астрологию. Бромлей всегда была в ней лучшей, так что, в принципе, ничего удивительного.

- Неужели она была настолько жестоким репетитором? - не удержался от подначки Малфой.

- Она была жестоким человеком по отношению к Габриэль на протяжении всего месяца. Блисс её запугивала - неожиданно замолкала посреди фразы, поворачивалась к ней и смотрела, смотрела, смотрела. А потом начинала улыбаться и хохотать. Потом - рыдать. Она в своей обыкновенной манере заливалась слезами и постоянно говорила. Уж не знаю, что, Габриэль была слишком напугана, чтобы рассказывать о её словах.

- Габриэль была настолько дурой, что спокойно терпела это? - не выдержал Малфой.

- Габриэль была двенадцатилетней девочкой, которая занималась с пятикурсницей, знающую программу астрологии чуть ли не за все курсы. Плюс, нужно не забывать об одной вещи - об остром языке Блисс, который она часто пускала в ход на людях, если ей что-то не нравилось. К началу третьего курса все досконально знали её характер, но некоторые, особенно не обделённые умом, считали её весьма смелой. Габриэль была одной из них и в какой-то степени ей было лестно, что Блисс обращала на неё внимание.

- Чем всё это закончилось? - жадно блестя глазами, спросила Абель.

Выдержал эффектную паузу, Клодель ответил:

- Синяками по всему телу, разодранным лицом и подбитым глазом Габриэль.

***

- Дамы и Рафферти, - сказала Вивьен, распахивая двери отеля. - Переведите свои часы на девять часов назад. Время - десять часов вечера, город - Лас-Вегас, место - самое лучшее из всех, что вы можете найти в этом городе. Если вы считали, что праздник жизни был на том смехотворном балу, то у меня для вас плохие новости - вы просто не знаете, что такое настоящее веселье.

- Виви, пожалуйста, прекрати, - устало вздохнула Блисс. - Давайте заселимся и ляжем спать.

Гермиона растерянно переглянулась с Виви.

Гермиона хотела подойти к Блисс и сказать ей что-нибудь. Сказать, что её поступок был в чем-то смехотворен и глуп, но, тем не менее, он был невероятно храбрым. Сказать, чтобы Блисс не перестала себя накручивать, что если ей понадобиться поддержка или разговор - Гермиона будет рядом. Сказать, чтобы она не волновалась, сказать, что, всё же, она поступила правильно.

Когда они аппарировали в Лас-Вегас, Гермиона разрывалась от противоречия своих эмоций: ей хотелось остановить Блисс, попросить выбрать другое место и одновременно ей хотелось позволить ей отдохнуть, провести время так, как она посчитает нужным.

Но стоило им аппарировать и оказаться рядом с отелем - и в Блисс больше не было того подъёма, той безбашенности, что прочно преследовали её на балу.

- Адреналин, - сказала Виви.

- Прошу прощения?

- Не стоит так официально, - хмыкнула Виви. - Я сказала - адреналин. Все поступки Блисс на балу можно списать на бешеный скачок адреналина. А сейчас он спал, потому что всё закончилось.

- Неужели всё было настолько плохо? - только и смогла спросить Гермиона.

- Я действительно мечтаю забыть то, что произошло за тот час, что Блисс разговаривала с этим... недоумком, - ответила на её вопрос Виви. - Насколько нужно быть слепым, чтобы за полгода не понять её характер, который она даже скрывать не пытается?

- Виви, я могу задать вопрос? - задумчиво произнесла Гермиона, пока они шли по холлу отеля.

- Разумеется.

- Блисс, ей... не очень интересны люди, да? То есть, интересны, конечно, но она не хочет связывать себя с ними на всю жизнь.

- Я не думаю, что это вопрос. Да, Блисс именно такой человек, по крайней мере, сейчас. Может быть, пройдёт с возрастом. Может быть, нет. Время покажет. Ты именно это хотела узнать?

- Не совсем, - ответила Гермиона. - Просто, скажите, вы считаете такое поведение нормальным? Я стояла рядом с какой-то семейной парой и, когда Блисс говорила, они...

- Тоже говорили, - усмехнулась Виви. - Позволь догадаться об их разговорах: женщина, конечно же, говорила о том, что в этом возрасте выскочила замуж, а на следующий год нарожала детей. А мужчина смотрел на Блисс, морщился и плевался ядом. Говорил, что она смешна. И что если она достаточно выросла для того, чтобы встречаться с кем-то - то определенно готова к детям и к замужеству. Было что-то про то, что если бы не деньги её родителей, то она бы себя так не вела?

- Вы стояли рядом? Я вас не заметила.

- Нет, я стояла рядом с другой парой, - засмеялась Виви. - Большинство из них - одинаковы в своих мышлениях и словах.

- Вы с ними не согласны? - осторожно спросила Гермиона.

- Даже не смотря на мои семейные узы и гены, я считаю себя адекватным человеком, - удивленно посмотрев на Гермиону, сказала Виви. - Гермиона, ты выглядишь умной девушкой, поэтому сейчас я объясню тебе что, к чему бы ты сама рано или поздно пришла: любое поведение отдельно взятого человека является нормальным до тех пор, пока он не приносит вред другому человеку. И я сейчас говорю вовсе не о вреде, который якобы нанесла Блисс кому-то из присутствующих на её балу. У Блисс было своё мнение, с ним не считались, Блисс хотела защитить себя, хотела, чтобы её оставили в покое.

Виви вздохнула и подняла ладонь: девушка с ресепшена кивнула и отошла на несколько шагов.

- Я к тому, что заниматься тем, что тебе нравится - нормально. Любить кого-то, не смотря на все первопричины - нормально. Не хотеть определенных вещей в своей жизни - нормально. Пытаться защитить себя, пытаться бороться за своё «я», делать так, чтобы чужое мнение тебя не волновало - тоже нормально. Как я и сказала, это не приносит никому вреда. Другое дело, что это может кому-то не нравится. Только вот, это уже исключительно их проблемы.

- Получается, вы согласны с фразой о том, что никто никому ничего не должен? - спросила Гермиона, и ей стало немного грустно.

С одной стороны это было так, но где бы была сейчас она, Рон, Гарри, если бы все люди, их окружавшие, трактовали эту фразу как смысл жизни.

- На физическом уровне - да, - ответила Виви. - Мы, люди, мешки с кровью, со своим набором ДНК, со своими костями и органами. Мы ни к кому не привязаны, и вправе поступать так, как считаем нужным. Но у нас есть сознание. И эмоции. И всепоглощающая любовь к близким людям. Мы по-прежнему им ничего не должны - но сделаем всё ради того, чтобы спасти их. Это и делает нас людьми.

Гермиона просто кивнула. Может быть, она и не была во всем согласна с Виви, но в глубине души понимала, что та говорит правильные вещи. А даже если они и не являлись правильными, что же, пусть будет так. Своими вопросами она просто хотела узнать, как можно помочь Блисс. Та выглядела совсем разбитой и больной.

- Знаете, что самое ужасное во всей этой ситуации?

- Увы, - пожала плечами Виви.

- Что есть люди, которым нравятся причинять вред другим, - сказала Гермиона, стараясь не смотреть на Блисс слишком тревожно. - И таких людей много. Особенно в школах, даже таких, как наша.

- Это касается не только школ, - не согласилась Виви. - Дети, конечно, в чем-то первобытно жестоки, но моральные уроды есть везде. Гермиона, можно я тебе кое о чем попрошу?

- Думаю, да, - подумав, ответила Гермиона.

- Не давай Блисс спать. Сейчас десять вечера, и всего через два часа здесь начнется то, что может происходить исключительно в Вегасе. Может быть, вы натворите такое, что завтра вам будет стыдно за содеянное, но Вегас существует именно для этого. Верни мне мою племянницу. У неё никогда не было таких затравленных глаз.

Гермиона хотела сказать, что у неё никогда не бывает спокойного взгляда, что затравленность - её обыкновенное состояние. Но она промолчала.

Гермиона нашла Блисс на выходе из отеля - она стояла, привалившись к стене, смотрела на автостраду и вереницу быстро проезжающих машин.

- Где Рафферти?

- Я сказала ему, что хочу побыть одна, - Блисс взяла её за руку и осторожно перевела через дорогу, остановившись рядом с одной из машин. - Смотри.

Блисс указала рукой на отель. Гермиона посмотрела на него - и тихо ахнула. Только сейчас она заметила, насколько огромным был отель - она всё смотрела вверх, и казалось, что никогда не увидит его окончания этого огромного здания, чем-то похожее на имперские замки Древнего Рима.

Когда Гермиона рассмотрела название отеля, то очень удивилась.

- Как они не могли заметить ошибки в слове Цезарь?

- Нет никакой ошибки, - усмехнулась Блисс. - Отель так и называется - «Дворец Цезарей». Основатель этого отеля считает, что каждый человек должен чувствовать себя здесь, как в своём собственном дворце.

- Я никогда не видела настолько огромных зданий в нашем мире, - пораженно сказала Гермиона. - Для чего вообще нужна такая площадь?

- Большая часть отведена под номера, - пожала плечами Блисс. - Их около двух тысяч, и с каждым годом их становится всё больше. К тому же, этот отель состоит из нескольких зданий, каждое из которых отведено под свою тематику Древнего Рима. Хочешь скажу одну занимательную деталь? Вся территория этого отеля чуть больше того города, в котором я родилась.

Гермиона только кивала, а Блисс рассказывала всё новые факты об этом отеле, о том, сколько в них магазинов, залов с казино, рассказывала о крыше, на которой проходят безумные вечеринки, говорила, что очень надеется на то, что Виви дадут номер с видом на бассейн, а лучше - на фонтаны Белладжо. Ей не хотелось с утра смотреть на парковку или серые обшарпанные стены.

- Я вообще не хочу оставаться в Вегасе до утра, - сказала Блисс. - Утром он становится той ещё свалкой.

Блисс судорожно посмотрела на Гермиону и сказала:

- Извини, я совсем о тебе не подумала. Хочешь, попрошу Виви аппарировать тебя домой? Или обратно в отель Мадрида? Номер оплачен до десятого апреля включительно, так что ты можешь...

- Блисс. Замолчи, хорошо?

Лицо Блисс исказилось - она выглядела как человек, который вот-вот заплачет, её глаза были на мокром месте, плечи тряслись, как в лихорадке, но слёз не было. В какой-то момент она обхватила себя руками и опустила голову.

- Я... - Блисс говорила, глотая слова, и горло её сжималось с каждым словом. - Я такая ужасная. Я такая слабая. Зачем всё это. Зачем я это сказала, почему всё так произошло, я не должна была делать этого, я...

Гермиона сделала то, что посчитала нужным в данной ситуации - просто обняла Блисс. Казалось, что она плакала - до того судорожно она всхлипывала и тряслась. Но плечо Гермионы осталось сухим - слёз Блисс так и не пролила.

Когда Блисс отошла, то сказала:

- Прости. Ты явно не такой отдых себе представляла.

И Гермиона, всё же, признала одну очевидную вещь, которую часто говорили ей Гарри и Рон, но над которой она смеялась, или неодобрительно качала головой, говоря, что проблемы подобным способом решить нельзя.

Видимо, всё бывает впервые.

- Бар, - сказала Гермиона, хватая Блисс за руку и таща её по направлению ко входу в отель.

- Бар? - заторможено переспросила Блисс, покорно за ней следуя.

- Именно. Мы идём в бар. Ты пьёшь, потом пьёшь ещё раз, потом - снова пьёшь. Возможно, мы поиграем в покер. Возможно, поднимемся на крышу. Возможно, твоя тётя в какой-то момент присоединится к нам, вспомнит свою молодость и мы окажемся в Детройте.

- Гермиона, прекрати, - устало вздохнула Блисс. - Ты - староста своего факультета и лучшая ученица школы. Ты не можешь так себя вести.

Гермиона остановила её посреди холла отеля, немного отошла и развела руками.

- Ты видишь на меня мантию?

- Нет, - со вздохом констатировала Блисс.

- А знаешь, почему? Потому что мы не в Хогвартсе. Мы в Вегасе. На мне красивое платье, и сегодня я не буду думать о том, что существует Хогвартс.

- То, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе, - улыбнувшись тенью своей улыбки, сказала Блисс.

Но даже эта улыбка уже была чем-то. Значит, всё движется в правильном направлении.

На пути к бару к ним подбежала запыхавшаяся Виви и протянула им ключи от номера и водительские удостоверения.

- Виви, зачем? Я не собираюсь угонять машину, - растерялась Блисс.

- Блисс, твоя тётя позаботилась о том, чтобы сегодня ночью мы были более совершеннолетними по законам этого мира, - постаралась подобрать более щадящую формулировку Гермиона.

- Фальшивые документы?

У Блисс загорелись глаза, когда она их рассматривала. А потом она улыбнулась Виви - широко, с каким-то азартом и радостью.

- Виви, ты просто чудо! Гермиона, почему ты стоишь? Идём искать бар!

На растерянный взгляд Виви Гермиона только пожала плечами - кто знает, что творилось у Блисс в голове.

***

- Лошадь, - только и смогла произнести Гермиона.

Блисс кивнула, совершенно забыв о том, что Гермиона не могла её видеть - Блисс стояла за её спиной.

- Блисс, лошадь.

Лошадь повернула голову в их сторону и несколько раз стукнула копытом, издав громкое ржание.

- Да, я совершенно с тобой согласна, - с запозданием сказала Блисс. - Это определенно лошадь. Тебя это удивляет?

Гермиона обернулась, и в её глазах определенно можно было прочитать, насколько её это удивляет, в её глазах словно появились огромные буквы, едва ли не вопившие «что-здесь-происходит».

- Даже не знаю, - наконец ответила Гермиона, снова отвернувшись. - Ты сама как думаешь? Я вижу лошадь. Лошадь, которая находится в номере нашего отеля. На десятом этаже.

- Одиннадцатом, - осторожно поправила её Блисс.

- И где твой знакомый?

- Действительно, - сказала Блисс, обойдя лошадь, как будто «знакомый», о котором говорила Гермиона, мог находиться там. - Куда мы дели Рэйвенкрофта?

_____

Tears For Fears – Mad World.

Название главы - строчка из песни Let It Burn группы Red.


Лас-Вегас, штат Невада (Техасский холдем)


Предупреждения: теоретически альтернативный покер, (я заучивала и пыталась понять матчасть около недели, но косяки всё равно могут быть) теоретически альтернативное алкогольное опьянение (лично меня уже после четырех текил может срубить, но организмы у всех разные, так что "теоретически"), и не теоретические косяки в плане окончаний/запятых, которые, как показывает практика, проскальзывают даже после нескольких дней вылизывания текста.

__________________

Всё началось с двух стопок текилы - хотя должно было начаться с виски. Если вернуться на минуту раньше - всё должно было начаться с бокала вина.

Когда Гермиона привела Блисс к стойке бара, то сразу же спросила её:

- Что будешь заказывать? - она выглядела неуверенно, показывая свои документы бармену, ей явно было неуютно, да и это было неудивительно: Гермиона затащила её в первый бар, который увидела, и совсем скоро выяснилось, что он был самым шумным, прокуренным и полностью переполненным людьми, которые двигались под музыку, не замечая никого вокруг.

- Вино, - подумав, сказала Блисс. - Пожалуй, бокал вина.

Гермиона кивнула и уже было хотела подозвать бармена, но после бросила короткий взгляд на Блисс и сказала:

- Нет. Виски.

- Виски? Почему виски?

- Потому что мы в Вегасе, - в который раз повторила Гермиона. - Уверена, здесь не пьют вино, по крайней мере, в ночное время суток.

- Хорошо, - пожав плечами, Блисс согласилась. - Виски - так виски. Но ты пьешь вместе со мной.

И в тот момент, когда Гермиона захотела ей ответить, - согласиться или отказаться, Блисс так и не поняла, - к стойке бара подошёл мужчина и, хлопнув ладонью по мраморной поверхности, заорал:

- Терри, четыре текилы!

- Сию минуту, шеф, - спокойно ответил Терри, беря бутылку в руки и быстрым движением ставя перед собой четыре стопки, разливая в них текилу, попутно умудряясь резать
лимон.

- Какое мастерство, - машинально сказала Блисс и, посмотрев на того, кого Терри назвал «шефом», случайно словила его взгляд. Блисс улыбнулась ему по инерции.

- Терри! - снова заорал «шеф», не разрывая зрительного контакта. - Шесть стопок текилы, Терри!

- Шеф, прошу вас, не пугайте своих же постояльцев и прекратите кричать, я прекрасно вас слышу, - со вздохом ответил Терри, ставя ещё две стопки едва ли не из воздуха. - Прошу. Шесть текил.

- Простите, вы Джей Сарно? - спросила Блисс, внимательно разглядывая его лицо.

- Милочка, откуда такие познания? - расхохотался «шеф». - Удивлён, что кто-то ещё его помнит. Джей скончался тринадцать лет назад, а даже если бы он не сделал этого -
этот отель давно перестал ему принадлежать. Держите.

Он подвинул две стопки текилы в их сторону.

- За счет заведения, - подмигнул «шеф». - И, если вам станет скучно, поднимайтесь на крышу. Вот, возьмите это.

Он взял руку Блисс и, повернув её тыльной стороной, положил на ладонь два больших черных топаза.

- Своеобразный пропуск, - заключила Блисс, пытаясь понять, куда можно положить топазы. Вздохнув, она немного оттянула корсет и положила их в чашечки - рядом с пластиковой карточкой.

- Блисс! - воскликнула Гермиона, и даже в темноте бара было видно, что щеки её покраснели.

- Вот что, - сказала Блисс, помахав «шефу» на прощание. - Сейчас мы пьём текилу, потом идём в магазины и я покупаю клатч.

- А потом? - осторожно спросила Гермиона.

- Решим походу дела, - сказала Блисс, поднимая стопку. - Твоё здоровье*.

- Твоё здоровье, - ответила Гермиона и, отсалютовав, опрокинула в себя текилу одновременно с Блисс.

- Девушки, лимон и соль там не для красоты. А, впрочем, первая всегда тяжело идёт, - вздохнув, сказал Терри, когда они с Гермионой окончательно пришли в себя: Блисс,
почувствовав это невообразимое нечто в желудке, действительно на секунду поверила в то, что вот-вот умрёт. Она терла глаза, стирая брызнувшие слёзы и пыталась удержаться на стуле, который подозрительно покачивался.

- Гермиона, ты в порядке? - спросила Блисс, проглатывая дольку лимона. - У тебя глаза покраснели. Я возьму твой лимон, хорошо?

- Не смей трогать мой лимон, - сказала Гермиона, едва ли не задыхаясь. - Мы живы. Не могу поверить, что мы живы.

- Ещё текилы? - крикнул им Терри, разливая алкоголь по бокалам и с какой-то сверхзвуковой скоростью обслуживая посетителей.

- Нет! - Блисс и Гермиона закричали хором.

- Пойдём, - сказала Блисс, аккуратно выходя из-за барной стойки. - Мне нужен клатч.

Они проходили по магазинам не больше десяти минут, и Блисс не сразу уловила перемены: просто в какой-то момент всё стало ярче, было невообразимо тепло, а звуки музыки,
сильно бившие по ушам, внезапно показались приятными, тягучими.

- Гермиона, - задумчиво сказала Блисс, перекинув через плечо цепочку новоприобретенного клатча. - Мне кажется, я...

- Хочешь ещё, - закончила за неё Гермиона. - Кажется, я тоже. Пошли?

Блисс только кивнула.

Терри, едва их завидев, сразу же достал два бокала, и начал намешивать что-то, что в итоге приобрело ярко-красный цвет. После чего снова наполнил две стопки.

- Текила и Космо, - сказал Терри и, посмотрев им за спину, на секунду замешкался, после чего кивнул. - И снова за счет заведения. Точнее, за счет того джентльмена.

Блисс, хотевшая было сказать, что вряд ли здесь можно найти хоть одного джентльмена, всё же обернулась, чтобы отсалютовать бокалом - и замерла.

- Гермиона, сначала текила, - сказала Блисс, раздумывая над тем, было ли то, что она видела, обманом зрения.

- Но Блисс, он такой красивый и красный, - несчастно сказала Гермиона, разглядывая свой бокал.

- Текила, - повторила Блисс, забирая бокал из рук Гермионы и буквально силой вкладывая ей в руку стопку. - Давай, мне нужно немного храбрости.

Гермиона вздохнула и, отцепив лимон, опрокинула стопку. Блисс сразу же последовала за ней, глотая лимон и слизывая соль.

Прихватив свой бокал, Блисс пошла в другой конец зала - к тому человеку, которого Терри назвал «джентльменом». К тому человеку, которого она меньше всего на свете ожидала увидеть если не в Лас-Вегасе, то точно не в подобном заведении.

Судя по его расширившимся глазам, он либо не разглядел её лица в темноте, либо увидел лишь её спину.

- Как нехорошо клеить своих будущих студенток, - сказала Блисс, когда молчание стало совсем неловким.

- Что за выражения, - усмехнулся Рэйвенкрофт, быстро приходя в себя. - Я вовсе вас не клеил, просто решил угостить. Со спины вы казались...

- Старше?

- Не той девушкой, что приходила ко мне в кабинет, - закончил Рэйвенкрофт. - Раз уж мы говорим, может быть, вы скажете своё имя? В моей голове вы по-прежнему безымянная.

- Блисс Бромлей.

- Линкольн Рэйвенкрофт.

Блисс подняла бровь, и Рэйвенкрофт полностью скопировал её выражение. Блисс обратила внимание на его стакан - до кроев наполненный колой, льдом и явно виски. И, может быть, то было просто игрой света, но на секунду Блисс показалось, что она увидела красноватые отблески.

- Давайте вы будете пить свой виски, а я - своё Космо, - сказала Блисс, поднимая бокал.

- Не вижу причин не согласиться, - пожал плечами Рэйвенкрофт, слегка стукнув своим бокалом по ножке бокала Блисс. - За прекрасное начало дружбы?

- О мой бог, да вы же уже пьяны. Хорошо, за начало прекрасной дружбы.

Блисс показалось, что её Космо, да и виски Рэйвенкрофта закончились непозволительно быстро. Блисс пыталась привлечь внимание Терри, но тот, совершенно не обращая
внимания на двух клиентов у стойки, оживленно болтал с Гермионой, сверкал своими ямочками и смущенно улыбался.

- Вы бы хотели повторить ваш заказ?

Блисс подняла голову, едва не вздрогнув: ей показалось, что официант материализовался прямо из воздуха.

- Да. Повторить. Джентльмену - виски с колой, мне - ещё один Космо и текилу.

- Две текилы, - поправил её Рэйвенкрофт.

Когда официант исчез, а после снова появился рядом, так же бесшумно, как и в первый раз, Блисс едва не посоветовала ему надеть колокольчик.

Рэйвенкрофт, неловко посмотрев по сторонам, достал и кармана своих брюк маленькую склянку с кровью, уже было занёс её над виски - но Блисс перехватила его руку.

- Один раз.

- Извиняюсь?

- Капаете немного крови всего один раз, - страдальчески вздохнув, объяснила Блисс. - Потом - можете пить обычный алкоголь, и эффект будет такой же, как если бы вы были
человеком. Сколько стаканов виски вы пропустили до того, как я подошла?

- Три, - сказал Рэйвенкрофт и, подумав, поправил себя, - Возможно, четыре с половиной.

- И во все четыре с половиной стакана вы добавляли кровь?

- Да, - не стал отпираться Рэйвенкрофт. - Доктор, я умру?

Блисс тихо засмеялась.

- Нет, пациент, вы будете жить. Но утром вам будет не мила жизнь - состояние будет такое, будто вы пили без перерыва по меньшей мере неделю.

Рэйвенкрофт вздохнул и, откинувшись на диван, сказал:

- Почему я вампир. Почему жизнь так ужасна. Почему это со мной происходит, почему я это говорю. Почему я так...

- Пьян, - закончила за него Блисс. - Не знаю. Наверное, это всё виски.

- Наверное. Выпиваем текилу и принимаемся за остальное?

- Вперёд, - сказала Блисс, беря стопку в руки. - Потом - на вечеринку.

- На какую вечеринку?

Блисс открыла свой клатч, но ничего, кроме нового телефона и карточки там не обнаружила.

- Куда же я их засунула... а, конечно!

Блисс запустила руку под чашечку корсета, доставая два черных топаза.

- Закрытая вечеринка на самой высокой крыше этого отеля, - сказала Блисс и, едва не закатив глаза, несколько раз щелкнула пальцами перед носом Рэйвенкрофта. - Пожалуйста, смотрите мне в глаза. В другие глаза!

Рэйвенкрофт поморгал и, наконец, действительно посмотрев в глаза Блисс, грустно вздохнул и повторил её же слова:

- Это всё виски.

- Конечно, - закивала Блисс. – Дело именно в виски.

Если вернутся на минуту, тридцать минут, час назад - Блисс не помнила, что происходило за это время. Кажется, была ещё одна текила. Кажется, она увидела Виви и,
расцеловав её в обе щеки, сказала, что вечер - замечательный. Кажется, она бесцеремонно оттащила Гермиону от Терри, и, вроде бы, ей пришла в голову гениальная идея схватить Рэйвенкрофта за руку и потащить его за собой, с ними.

Что Блисс помнила отчетливо - так это то, как она спустилась со спины Рэйвенкрофта и показала два черных топаза охраннику.

- Полагаю, один из вас не приглашен, - спокойно сказал охранник.

- Что значит - не приглашен?

Блисс не пришлось оборачиваться - кажется, этот «шеф» был либо глухим на одно ухо, либо просто не умел разговаривать по-другому.

- Все друзья этих девушек - мои друзья, - сказал «шеф», поднимая бутылку шампанского. Немного покачавшись из стороны в сторону, он запустил руку в карман и достал горсть уже знакомых черных топазов. - Возьмите, милочка. Можете позвать весь... всех... вся... да кого угодно, хоть Папу Римского!

- Боюсь, я не понравлюсь Папе Римскому, - ответила на это Блисс, ссыпая топазы в клатч. - И вы, простите за прямоту, тоже.

- Честность - лучшее, что может быть в человеке, - «шеф» произнес это с видом бывалого философа. - Ну что же вы ждёте, проходите! Надеюсь, вы не боитесь высоты.

Когда они вышли на крышу, Блисс ослепило буквально всё: подсвеченная вода огромного бассейна, белый мрамор и вычурная позолота фонтанов, люди, множество мельтешащих
людей в разноцветных майках, купальниках, платьях. По ушам била невообразимая музыка, а громкий, едва ли не хоровой крик «с днём рождения!» окончательно лишил Блисс
почвы под ногами.

- С днём рождения, - сказала Блисс, пытаясь избавить от мельтешащих точек перед глазами.

- Мой день рождения закончился два дня назад, - хмыкнул «шеф». - Серьёзно, им стоило придумать другой повод порадовать меня. Я вас оставлю, если вы не против. Веселитесь.

Блисс очень хотела веселиться - но сначала она хотела вернуть четкость восприятия окружающего мира. Подумав о том, что ей нужно немного постоять, привалившись к чему-то, она облокотилась на грудную клетку Рэйвенкрофта.

Гермиона, несколько секунд посмотрев на них, щелкнула пальцами и сказала, что ей нужно найти этого «шефа» и кое о чем его попросить. Блисс рассеяно кивнула, и когда
Гермиона ушла, Рэйвенкрофт спросил:

- Клеить студенту? Вы - моя студентка?

- Если только вы не числитесь в составе профессоров факультета искусств и науки, - ответила Блисс. - Но я погорячилась - я только прошла собеседование и поговорила с деканом. Ужасно поговорила, он чуть не начал выть в голос, когда мы заканчивали разговор.

- Вам должны были отправить письмо ещё вчера. Вы проверяли почту?

- Последний раз, когда я заходила в сеть, ящик был пустым, - усмехнулась Блисс. - Думаю, меня даже не удостоили отказа.

- У вас есть телефон?

Блисс достала телефон из клатча и подняла руку. Рэйвенкрофт взял телефон и начал быстро стучать по клавишам.

- Постойте, вы с ума сошли? В Кембридже сейчас... три часа ночи!

- Переживут. Товальд, это Рэйвенкрофт. Нет, я не смотрел на время. Нет, мне не стыдно. Ты мне должен.

Рэйвенкрофт замолчал, а Блисс показалось, что она услышала ворчание этого самого Товальда.

- Зайди в базу данных нашего университета и проверь, является ли Блисс Бромлей одной из студенток. Факультет искусств и наук. Даже если и понравилась - тебе какое дело? Упустим этот момент.

- Какой момент? - нахмурилась Блисс.

- Это наше, не обращайте внимания, - ответил Рэйвенкрофт. - Товальд, не задавай ненужных вопросов и проверяй базу данных. Да. Да, Блисс Бромлей. Нет, я пьян, но не настолько, чтобы чувствовать вращение земли. Что за вопросы? А. Понял. Уверен, что ты прав. Да, мне нужны копии. Через неделю, у меня отпуск. Если я не путаю, то Клару поставили на замену. Товальд, ты профессор философии, но, пожалуйста, не надо этих заумных речей: просто скажи, что я козёл, который мешает тебе спать. До встречи.

Рэйвенкрофт отдал Блисс телефон: Блисс положила его обратно в клатч, аккуратно, медленно. После чего осторожно закрыла замок, прислушиваясь к тихому щелчку.

- Всё настолько плохо? - спросила Блисс, когда молчание Рэйвенкрофта слишком затянулось.

- Вы даже не представляете, насколько, - грустно сказал Рэйвенкрофт и сердце Блисс сжалось. Хотелось найти спокойный угол и проплакать в нём несколько часов. - Мне
придётся уволиться.

- Мне жаль, что я доставила вам столько проблем, - заторможено ответила Блисс.

- Не переживайте, я увольняюсь ради собственной безопасности. В конце концов, если Гарвард взлетит на воздух, я точно не пострадаю.

- Почему Гарвард должен взлететь на... нет.

- То есть, вы передумали? Какое счастье для старейшего университета Америки.

- Вы меня разыгрываете. Вы определённо меня разыгрываете, я не могла поступить, не после всего, бал, воспоминания, виски, текила, ещё текила, о мой бог, что происходит?

- Вы поступили на факультет искусств и наук Гарварда, - скучающим тоном ответил Рэйвенкрофт. - А ещё мой коллега, Товальд, я с ним только что разговаривал, хочет обсудить с вами вашу работу. Кажется, его заинтересовала Роза Лютера, которая на самом деле не Роза Лютера, а... он говорил очень много и быстро, сами у него спросите.

- Я вплела в Розу Лютера терновый венец Христа, должно быть, его заинтересовала именно эта деталь. Возможно, дело не в терновом венце, а в черном кресте, который
располагается в середине печати.

- Черный крест в середине Розы Лютера централизует и возвышает жертву Иисуса Христа. Вряд ли именно это заинтересовало Товальда, ему об этом прекрасно известно.

- Я не стала использовать крест, - договорила Блисс. - Заменила его руной. Наутиз похожа на крест, но те, кто хоть немного разбирается в символики религии, увидел бы
различия.

- Это ваше последнее надругательство над символом лютеранства?

- Нет. Ещё я убрала пять зеленых листов, те, что между белой розой. Пустое пространство я заполнила золотыми блестками. Надеюсь, я никогда не встречусь с профессором
Товальдом. Потому что вряд ли смогу сказать ему что-то. Я не ставила себе цели надругаться над религией, но и ничего возвышенного, тайного в этой картине тоже нет. Я
просто её нарисовала.

- Если вы заменили зелёные листы на золотые блестки, то их вполне могли трактовать как золотые огненные языки. Иногда они встречаются в Розе Лютера вместо зеленых
лепестков. Товальд упомянул розенкрейцеров. При чём здесь они?

- Розенкрейцерство тесно связано с лютеранством, и в одной из книг я наткнулась на их символ. Роза, что распускалась на кресте. Я его даже не меняла - просто в какой-то момент он появился в волосах девушки, которую я нарисовала. В любом случае, всё это - тесно связано с золотом.

Блисс почувствовала, как грудная клетка Рэйвенкрофта на мгновение окаменела.

- Блисс! - к ним подбежала счастливая Гермиона. - Я попросила шефа найти замену Терри и отправить его в этот бар. Представляешь, он согласился!

Гермиона странно на них посмотрела, после чего осторожно спросила:

- Я вам помешала?

- Нет, - улыбнулась Блисс. - Мы тут говорили о боге.

- И вас ничего не смутило? - подняла брови Гермиона.

Блисс растерялась от подобного вопроса:

- Что именно должно было нас смутить?

- Даже не знаю, - Гермиона демонстративно огляделась вокруг. - Крыша? Вечеринка? Громкая музыка и толпы людей? Тот факт, что мы в Вегасе?

- Гермиона, я поступила! - воскликнула Блисс, возвращаясь в шумную музыку, веселые крики и странные танцы.

- Гарвард? - переспросила Гермиона. - Ты не шутишь? Блисс, ты действительно поступила в Гарвард?

- Эй, - Блисс посмотрела на Гермиону обиженным взглядом. - А кто говорил, что иначе и быть не может?

- Я говорила немного не так, но... ты поступила!

Блисс начала озираться по сторонам: ей до безумия, до дрожи в коленях хотелось сделать одну вещь. Рядом с бассейном, рядом со сценой было небольшое здание, и Блисс
отчётливо видела лестницу, что вела на плоскую крышу.

Именно на это крышу ей и нужно было попасть.

Когда Блисс, предварительно стащив с подноса какой-то коктейль и осушив его, начала забираться по лестнице, Гермиона обреченно сказала:

- Блисс, нет.

- Блисс да!

Если вернуться на несколько секунд раньше, до того, как Блисс оказалась на крыше, можно было услышать короткий разговор:

- И часто такое бывает?

- Это её обычное состояние.

Блисс указала на своё горло и палочку Гермионы. Блисс надеялась, что Гермиона поймёт её, а не применит Агуаменти или что-то похожее. Гермиона поняла - Гермиона

страдальчески вздохнула и применила Сонорус. Потом махнула палочкой в сторону сцены - и музыка стала тише, почти замолкла.

- Минуту внимания!

Все люди на крыше обернулись к ней; смотрели удивленно, весело, непонимающе, недоуменно, с легким интересом, с какой-то поддержкой даже. Без ненависти, неодобрения, без
«это же та самая Блисс Бромлей».

У всех этих людей была своя жизнь, работа, семьи, друзья - но сегодня они вряд ли над этим задумывались.

Сегодня все они были в городе, события которого оставались исключительно в этом городе. Сегодня все были другими людьми.

- Я просто хотела сказать...

Блисс вздохнула, раскинула руки и её голос, усиленный Сонорусом, разнёсся по всей крыше:

- Это Вегас, детка!

В тот же момент музыка снова вошла в строй, и все голоса людей, что были на этой вечеринке, все их крики, их «Да, Вегас, детка!» влились в эту музыку, в фоновые шумы и
звуки всплесков прыгающих в бассейн.

Если пройтись через два часа, - те два часа, когда они втроём влились в шумную толпу людей на крыше, те два часа, когда они танцевали без остановки, когда Рэйвенкрофт пытался сказать, что он «не умеет танцевать», а Блисс на это ответила «Будьте как эти люди - они уверены, что умеют танцевать», - если пройтись через них и если забыть о них, то в какой-то момент, кто из них троих, предложил спуститься отель; предложил спуститься в казино.

Когда они пришли в казино, Блисс невольно прикрыла глаза: после темноты крыши всё это позолочено-мраморно-красное-светлое сильно било по глазам.

- Техасский холдем? - спросил Рэйвенкрофт.

- Нет, - ответила Блисс. - Я хочу блэкджек.

- В холдеме у нас больше шансов, - вздохнул Рэйвенкрофт. - Ещё я неплох в баккаре.

- А я неплохо играю в блэкджек. Мы выиграем - в крайнем случае, отыграемся на рулетке.

- Выберите стол, - сказал Рэйвенкрофт. - Если получится, последний бокс. Преимущество в...

- Подсчете карт, - перебила его Блисс. - Да, в курсе. Я видела здесь стол, максимальная ставка - тысяча. У вас есть лимит на сегодняшний день?

- Да, в три тысячи. Складываемся пополам?

- Вдвоём. У Гермионы будет шанс вернуть нам долг, если не полностью повлиять на нашу победу.

- В блэкджеке? - непонимающе спросила Гермиона.

- Нет, в рулетке. Будем страховаться? - спросила Блисс у Рэйвенкрофта.

- Нет. Страховка уменьшит наши шансы в выигрыше.

Блисс, Рэйвенкрофт и ещё пять игроков, которые смотрели на Блисс с каким-то интересом (Блисс, всё же, сумела занять последний бокс) и немного с жалостью (Блисс явно
выглядела нервной) положили деньги на стол.

Каждому из игроков разменяли деньги на фишки. Крупье перемешал карты и положил перед собой две, перевернув одну из них лицевой стороной. Блисс увидела бубнового туза.

- Минимальная ставка - двадцать пять долларов, - сказал крупье, взяв себе две карты. - Вы можете застраховаться. Вы можете отказаться от игры.

Все отрицательно покачали головами.

- Ваши ставки.

Блисс положила фишки на стол - ставка в сто долларов. Блисс осторожно посмотрела на ставки других игроков - двадцать пять, пятьдесят, шестьсот, тридцать, триста, ещё раз - сто.

Рэйвенкрофт сделал ставку в триста долларов.

Всё же, эти казино, риск, азартные игры - это того не стоило. Этого того не стоило, если бы ты не знал, что тебе может повести. Это того не стоило, если бы не хотелось играть хотя бы ради этого момента - ради шанса абсолютного везения.

Когда крупье закончил с остальными игроками, он начал набирать карты себе. Ещё до того, как он взял последнюю карту, Блисс знала, что получится в конечном итоге.

Перебор.

Как и у Рэйвенкрофта - он набрал двадцать пять очков.

А у неё был блэкджек.

- Вы можете продолжать. Вы можете выйти из игры, - сказал крупье.

Два игрока приняли решение выбыть, и Блисс только пожала плечами - в блэкджеке это не имело никакого значения.

А вот холдем... пожалуй, им стоит сыграть. В отличие от блэкджека, который приносил Блисс исключительно удовольствием, но минимальный выигрыш, в холдеме действительно можно было выйти победителем. Если Рэйвенкрофт действительно так хорош, как думает, а Блисс вспомнит все правила, ходы и способы жульничества - то этот день принёс им кое-что больше, нежели просто хорошее времяпровождение.

Когда игра возобновилась, Блисс мысленно просчитала все выбывшие карты. Вероятность второго блэкджека была низкой, но Блисс это не волновало - основная проблема
заключалась в переборе, который мог бы произойти из-за дополнительной карты. А она была необходима.

Начался новый шафл, и Блисс сосредоточила внимание на картах крупье.

Пиковый туз.

Блисс в очередной раз пересчитала карты, посмотрела на свои - в сумме они давали семнадцать очков, и раздумывала - стоит ли идти на такой риск или, всё же, попросить
дополнительную карту.

- Вы можете застраховаться. Вы можете выйти из игры.

- Я хочу застраховаться, - сказала Блисс, с ужасом думая о своей ставки в тысячу долларов.

- Вы уверены? - улыбнувшись, спросил крупье.

- Да.

Крупье просто кивнул и перевернул свою карту. Блисс едва не подпрыгнула и захлопала в ладоши. Крупье выпал блэкджек.

Сумма её страховки автоматически удваивалась.

Они сыграли ещё четыре раза - двое из игроков потеряли все свои ставки, Рэйвенкрофт отыграл проигранное, Блисс и ещё одна девушка неплохо подняли свои суммы.

- Сколько ты выиграла? - спросила Гермиона, наблюдающая за игрой.

- Тысячу и двести пятьдесят долларов. Что-то не так? Ты выглядишь... разочарованной.

- Нет, что ты! - воскликнула Гермиона, неловко пожав плечами. - Просто... я не разбираюсь в этом, но о блэкджеке мне доводилось слышать. Эта игра так популярна в мире азартных игр, я думала...

- Будет более зрелищно, да? - сказала Блисс, когда Гермиона замолчала. - Нет, блэкджек - игра на любителя. Нет напряжения между игроками, противостояние исключительно с крупье, а выигрыши относительно минимальны - в редких случаях, играя достаточно долго, можно выиграть до трехсот тысяч. Просто, я очень хотела узнать, повезет ли мне набрать двадцать одно.

- А как же блэкджек?

- Двадцать одно и блэкджек - одно и то же, - пояснила Блисс. - Надеюсь, в следующий раз Рэйвенкрофту повезёт больше.

- Кажется, он потерял деньги в первой игре, да?

- Да, - ответил Рэйвенкрофт. - Но нам повезло с картами, я отыгрался.

- Я этого не понимаю, - несчастно вздохнула Гермиона, смотря на боксы и новых игроков. - Каким образом можно быть уверенным в выигрыше, пересчитывая карты?

- Вообще, это не самый лучший способ выиграть, но для меня он самый удобный. Нужно считать карты и наблюдать, какие остаются - крупные или с меньшим значением. Они
разделены по цветам. Если крупных карт больше, можно делать крупные ставки. Если мелких - лучше действовать осторожно или вовсе выйти из игры. Можно выйти победителем за счет дополнительного подбора карт, но и здесь есть риск - можно получить перебор.

- Но гарантии того, что ты выиграешь, всё равно нет! И виды жульничества - смехотворны. Это же просто... воля случая.

- Воля случая, - согласилась Блисс. - Как и во всех азартных игры. Гермиона, не нервничай. Предлагаю дойти до бара и взять Блэкджек.

- А потом?

- Потом мы найдём стол, в котором играют в Техасский холдем, - Блисс посмотрела на Рэйвенкрофта, подняв брови. - Или остановимся на баккаре?

- Холдем, - ответил Рэйвенкрофт. - Будете играть?

- Блисс...

- Буду. Я знаю правила игры в холдем и некоторые виды жульничества, но, пока мы будем пить, лучше вам рассказать мне обо всём как можно подробнее.

Когда они нашли себе столик, то Гермиона, осторожно попробовав коктейль, с восторгом сказала:

- Как вкусно! Кажется, там совсем нет алкоголя.

Блисс всё же решила, что не стоит ей говорить о том, что в Блэкджеке три вида алкоголя и совсем немного - кофе.

Рэйвенкрофт тихо усмехался в свой стакан.

- А холдем похож на блэкджек? - спросила Гермиона. - Или всё так же... монотонно?

- Монотонно, но не так, - покачал головой Рэйвенкрофт. - В холдеме нет ничего весёлого, но напряжение между игроками такое, что физически почувствовать можно.

- Зато крайне высокие ставки, - улыбнулась Блисс. - И можно смотреть на свои карты.

- Получается, и из игры можно выйти, - облегченно вздохнула Гермиона.

Блисс переглянулась с Рэйвенкрофтом, и от Гермионы это не ускользнуло.

- Это Вегас, детка, - повторила Блисс, сочувственно похлопав её по руке. - Где творить глупости, если не в Вегасе?

- Если бы ты творила глупости только в Вегасе, жизнь многих была бы гораздо проще, - рассеяно сказала Гермиона, возвращаясь к своему коктейлю.

Если упустить то время, что Блисс искала стол с самыми крупными ставками, если упустить то время, что Рэйвенкрофт покупал очередные коктейли и если упустить то время, те несколько минут, за которые Блисс успела сказать Гермионе:

- Если почувствуешь, что тебе плохо, воспользуйся подходящим заклинанием или двумя пальцами. От алкогольного отравления тебе станет только хуже.

- Только не говори, что ты уже проверила это на себе.

- Нет, но моя тётя - Виви... а Люциус считает, что я страдаю алкоголизмом.

Блисс замолчала, невольно дернувшись - Люциус, Нарцисса, Малфой, будь они все не ладны. Почему им так хотелось разрушать других людей? Зачем они делали это, что с ними

было не так? Они делали это даже не ради защиты себя - а ради какого-то извращенного удовольствия, которое Блисс не могла, не хотела понимать.

- Гермиона.

- Что, всё в порядке?

- Да. Спасибо за заботу, - Блисс постаралась улыбнуться и сказать то, что хотела. - В смысле, за всю заботу на протяжении... да начала учебного года, пожалуй. Я просто
хотела сказать, что если Малфой скажет тебе что-то - найди меня. Я постараюсь... да не важно. Я точно попытаюсь что-нибудь сделать.

Гермиона ничего не отвечала, явно обдумывала ответ, и Блисс решилась задать вопрос:

- Какого это, когда... когда тебя травят?

«- Хватит тебе меня травить.
- Всё дело в привыкании».

Блисс привычно создала коробку; привычно затолкала в неё очередные слова.

- Не самая приятная вещь на свете, - ответила Гермиона. - Но, если ты не борешься в одиночку, то можно справиться со всем.

Если упустить это время, то можно было вспомнить стол, который нашла Блисс; в отдельной комнате, почти без источников света. Она обернулась к подошедшему Рэйвенкрофту и прошептала:

- Кажется, я начала волноваться.

- В чём дело?

Блисс нервно обернулась на стол, натянуто улыбнулась крупье и взмахнула рукой: попросила, чтобы он подождал. Крупье спокойно кивнул.

- Этот стол с самыми высокими ставками. Думаю, стоит поискать что-то полегче.

- Какова минимальная цена ставки?

- Пятьдесят тысяч.

Кажется, Рэйвенкрофт даже не раздумывал - он спросил сразу же:

- У вас есть половина суммы?

- Послушайте, вы пьяны...

- Как и вы. И вы хотите играть, впрочем, как и я.

- А если мы проиграем? - задала резонный вопрос Блисс. - Простите за мои следующие слова, но для меня двадцать пять тысяч не играют большой роли. Проклятье. Играют.
Наследство хранится в одном из магических банков Вашингтона, а сейчас я располагаю только теми деньгами, которые мне дала тётя. Ещё немного осталось от тех денег, что мне дал друг, но на этом всё.

- Если вы не хотите тратить эти деньги, значит, играть буду только я.

- Но... откуда у вас такие деньги?

- Мой лимит на банковском счете - сорок пять тысяч. Думаю, у меня получится поднять пять тысяч на столе с меньшими ставками.

- Вам это не понадобится, - усмехнулась Блисс. - Потому что я тоже буду играть. Пятнадцать тысяч я вложить смогу.

Они с Рэйвенкрофтом обернулись на странный писк - то была Гермиона, побелевшая, смотревшая на них широко распахнутыми глазами.

- Вы сможете снять нужную сумму? - Блисс снова повернулась к Рэйвенкрофту: что говорить Гермионе, она не знала.

- С этим проблем не возникнет. Что на счет вас?

- То же самое.

Когда они вернулись в темную комнату, игроки посмотрели на них едва ли не агрессивно: ждали только их, а долгое ожидание всегда заставляло нервировать, особенно в такой
ситуации.

Блисс приложила все усилия, чтобы не рассмеяться: мысль, что она опоздала даже к азартной игре, показалась ей слишком смешной.

С небольшими перерывами и докупкой фишек игра шла три часа: напряженная, нервная, напрочь вышибающая все лишние мысли.

- Принято. Трое в игре.

- Повышаю, - сказал Рэйвенкрофт, кинув фишки в середину стола.

- Принято.

- Уравниваю, - сказала Блисс, добавляя фишек.

- Принято.

- Повышаю, - сказал Керриган, которого Блисс начинала тихо ненавидеть. Кажется, у неё и Рэйвенкрофта не было шансов против него.

- Уравниваю, - хором сказали Блисс и Рэйвенкрофт.

- Принято.

Крупье помолчал, после чего сказал:

- Прошу открыть ваши карты. Мадам Лашанс.

Престарелая женщина кинула свои карты на стол, поджав губы. Блисс мысленно вычеркнула её из списка победителей - в комбинации у неё получилась Старшая Карта.

- Мистер... Крупье.

Блисс случайно поймала взгляд Рэйвенкрофта и тот начал громко кашлять: на них все смотрели со смехом, кусая губы или тихо посмеиваясь. Пожалуй, это было единственным,
что объединяло их всех - когда каждый за столом понял, что крупье не обращается к самому себе, а зовет по фамилии высокого старика по правую руку Рэйвенкрофта, все не могли успокоиться несколько минут.

- Мистер Керриган.

Керриган усмехнулся, открываясь. Сердце Блисс сжалось, а желудок скрутило. У Керригана был Фулл-хаус - в комбинации карты Блисс тоже давали Фулл-хаус, но комбинация Керригана всё равно была старше.

- Мисс Бромлей.

Блисс открыла свои карты - её проигрыш заранее был решен.

- Мистер Рэйвенкрофт.

Рэйвенкрофт потер глаза, устало посмотрел на Блисс - дернул уголком губ, открываясь.

Крупье убрал карты Керригана, подставляя карты Рэйвенкрофта.

- Стрит-флэш, начиная с тройки. Мистер Рэйвенкрофт выиграл.

Блисс пропустила тот момент, когда все расслабились, стали теми, кто они есть, показали свои эмоции: наверное, там была и усталость, и огорчение, злость, ненависть или
равнодушие - должно быть, кто-то играл ради самого факта выигрыша, но не ради денег.

А Блисс... что же. Она хотела бы получить Роял Флэш. Хотела бы получить самую сильную комбинацию, почувствовать безоговорочную победу. Но сейчас ей даже не хотелось этого - она была искренне рада за Рэйвенкрофта.

Когда они подошли к Гермионе, то сразу же схватили её с двух сторон: она была бледной, её губы дрожали и весь вид говорил о том, словно это не они провели несколько
часов за столом, поставив все свои деньги на колесо судьбы, а Гермиона.

- Полмиллиона, - побелевшими губами прошептала Гермиона.

- Четыреста пятьдесят тысяч, если быть точным, - машинально сказал Рэйвенкрофт, но сразу же замолчал, когда Блисс хлопнула его ладонью по лицу. - Блисс, можно было сделать это менее... явно.

- Менее явно вы бы ничего не почувствовали, - сказала Блисс. - Хорошо. Нам нужно выменять фишки, вы отдаете мои пятнадцать тысяч и...

- Я отдаю вам ваши пятнадцать тысяч, - повторил Рэйвенкрофт. - То есть, вы хотите сказать, что в случае вашего выигрыша, вы бы не предложили поделить его пополам?

- Я бы - предложила, - согласилась Блисс. - Но вы этого делать не обязаны.

- Блисс, - всё время, что они шли до бара и покупали коктейли, Рэйвенкрофт молчал. - Вы прекрасный человек и с вами легко общаться. Но иногда вы вызываете желание...

- Пристукнуть, - закончила за него Блисс, когда Рэйвенкрофт замялся. - Да, я знаю.

- Она - точно знает, - подтвердила Гермиона, убрав мешающую ей трубочку.

- Стрит-флэш, - грустно сказала Блисс.

- А ты хотела Роял Флэш.

Рэйвенкрофт, Блисс и Гермиона подняли головы - на них, поигрывая фишками, смотрел улыбающийся Рафферти.

- Твою мать, - только и сказала Блисс, вскакивая со стула и кидаясь Рафферти на шею. - То есть, не твою мать. Твоя мать, я... мне очень жаль. Куда ты пропал? И что с твоими волосами? И где твой пиджак? И… о мой бог. Мой мальчик так вырос.

- Блисс, не надо, - грустно ответил Рафферти, прикрыв глаза рукой.

- Казалось бы, совсем недавно мне приходилось водить тебя за ручку по аэропорту, а теперь… - начала Блисс, делая вид, что смахивает слёзы, и в этом момент Рафферти перехватил её поперек талии и начал раскачивать из стороны в сторону.

- Вот что ты делаешь? - возмущенно спросила Блисс. - Как ты обращаешься со своим боссом?

- Кто здесь босс? - с явным удовольствием спросил Рафферти.

- Я здесь босс! - крикнула Блисс, и сразу же заметила, как некоторые из присутствующих в баре на неё обернулись.

- Это что? - тихо спросил Рэйвенкрофт у Гермионы.

- Это - что-то вроде комплекта к Блисс, - подумав немного, ответила Гермиона. - А вообще, его зовут Рафферти.

- Меня зовут Николас. Рафферти - моя фамилия.

- Рэйвенкрофт - Николас Рафферти, Рафферти - Линкольн Рэйвенкрофт, я ему нравлюсь, поэтому ему приходится проводить сегодняшний день в компании школьников, - сказала Блисс, представляя их. - Официант! Я не против ещё одной текилы.

- Сию минуту, мисс.

- Вы мне нравитесь?

Блисс открыла рот, посмотрев на Рэйвенкрофта.

- Я сказала это вслух?

- Да, - мрачно кивнул Рэйвенкрофт. - Почему вы решили, что нравитесь мне? Характер у вас, прямо скажем, не из легких, да и проблемы мне не нужны.

- То есть, я вам не нравлюсь?

Блисс искренне расстроилась, и, наверное, это отразилось на её лице.

- Гермиона, - внезапно сказал Рафферти. - Как на счет бара?

- Но у меня уже есть...

- Значит, зайдём в ресторан, - сказал Рафферти, взяв её под руку. - Уверен, здесь делают вкусный ризотто. А я хочу ризотто.

- Я бы съела что-нибудь с морепродуктами, - сказала Гермиона и Блисс, оглянувшись на Рафферти, сразу же замотала головой.

- Или с тыквой, - улыбнувшись Гермионе, сказал Рафферти. - Как на счет тыквы?

В середине зала Рафферти обернулся и, крикнув «вперёд, босс», снова пошел на выход из залов казино, как ни в чем не бывало.

Блисс села напротив Рэйвенкрофта.

- Какой чуткий молодой человек, - усмехнулся Рэйвенкрофт.

- Он мой свет в этой жизни, - подперев щеку рукой, вздохнула Блисс. - Серьёзно. После школы я собираюсь схватить его за руку и потащить в аэропорт. Устроим себе месяц каникул где-нибудь в Греции.

- Хорошо, что вы так думаете.

- А вы? У вас есть друзья?

Рэйвенкрофт замолчал, после чего пожал плечами.

- Полагаю, что ответ на этот вопрос будет отрицательным. Но у меня есть знакомые, в случае непредвиденных обстоятельств, они смогут оказать мне поддержку. Ведь друзья нужны именно для этого.

- Найдите себе друзей.

- Зачем? Потому, что так надо?

- Нет, при чем здесь «так надо»? Невозможно всегда и со всем бороться в одиночку. И даже если сейчас вы думаете, что не боретесь, когда-нибудь это может произойти.

Рэйвенкрофт ничего ей на это не ответил. Зато заговорил о другом:

- Вы помните, как пытались меня поцеловать?

- Что? - Блисс почувствовала самое настоящее потрясение. - Кажется, вам на сегодня хватит.

- Судя по всему, хватит именно вам, - вздохнул Рэйвенкрофт. - Сразу после игры и до того, как мы подошли к вашей подруге. Вы обняли меня и потянулись. Я, было, подумал, что идея не так плоха, а потом вы стали называть меня козлом и Малфоем. Чтобы там ни говорил Товальд, я не козёл. И уже тем более - не Малфой.

- Простите, - севшим голосом сказала Блисс. Она начала что-то смутно вспоминать. - Сегодняшний день, просто... он был немного сложнее, чем мне казалось.

- Вы хотите поговорить об этом?

- Пожалуйста, не надо, - поморщилась Блисс. - Не хочу вспоминать доктора Франце в такой момент. Давайте мы прихватим ещё один Блэкджек и подышим свежим воздухом, если, конечно, вы не хотите провести время в одиночестве.

Рэйвенкрофт явно обдумывал её предложение и Блисс добавила:

- Обещаю не называть вас козлом.

- А Малфоем?

- Тем более.

Они вышли из главного входа и Рэйвенкрофт предложил дойти до главного фонтана: Блисс согласилась, правда, уже через пятнадцать минут пожалела о своём решении - нести коктейль и одновременно идти максимально прямо, балансируя на каблуках, оказывается, было не самой лучшим решением в сложившейся ситуации.

- Мне осталось только стать моделью, - сказала Блисс, присаживаясь на каменную кадку фонтана.

- Зачем?

- Ну, как же. Богатая наследница, которая была хорошей, тихой девочкой, после чего пошла по дурной дорожке. В желтую прессу я точно попала, осталось только получить
фотографии с сегодняшнего вечера и написать разгромную статью. Как думаете, как она будет звучать?

- «Известная наследница влиятельного бизнесмена решила опозорить семью» или что-то похожее. Желтая пресса обычно очень предсказуема. Только вот, кое-что не сходится.

- Что именно?

- Вы когда-то были тихой и хорошей?

- Ну, предположительно, гипотетически, возможно я...

- Не продолжайте.

Блисс не стала продолжать: но ей хотелось говорить, говорить и говорить, и, не смотря на понимание того, что Рэйвенкрофт не заслужил выслушивать чьи-то проблемы, не
смотря на то, что Блисс не хотела портить его отдых, она не смогла с собой совладать:

- Я идиотка, - стараясь не расплакаться, сказала Блисс. - Я такая дура. Я же... замечала всё это. Странные взгляды, недомолвки, двусмысленные фразы, я помню их все, я помню каждую ситуацию, когда мне хотелось настоять, спросить, в чём дело, что происходит, ты что-то скрываешь. А я не стала этого делать, понимаете? Я верила, что он знает мне достаточно хорошо, чтобы предвидеть ситуацию. Я так верила в это.

- Вы не идиотка, Блисс. Просто иногда мы доверяем близким больше, чем они того заслуживают.

- Тогда получается, что доверять кому-либо - заведомо ошибка. Каждый может предать.

- Возможно, ошибка. Возможно, может. Но это не значит, что доверие навсегда должно исчезнуть. Вы хотите доверять людям. И, честно вам сказать, я не считаю, что это плохо.

- Но глупо?

- Немного. Но вы такой человек. И вы верите в хорошее. Не меняйтесь - таких, как вы, становится всё меньше. А такие, как этот Малфой, всегда будут существовать. Но в
этом и заключается вся абсурдность ситуации. Может быть, они и будут существовать всегда, благодаря своему характеру. Но жить - вряд ли.

- А вы? Вы живёте или существуете?

- В моём случае - всё зависит от ситуации. Но я понял, к чему вы ведёте. Я постараюсь обзавестись друзьями.

- Может быть, вы правы. И вам это не надо, - Блисс уткнулась в свои ладони. - Я уже ничего не знаю. Нет, знаю!

- Что именно вы знаете? - голос Рэйвенкрофта звучал настороженно.

Блисс посмотрела на него и улыбнулась. Ей в голову пришла замечательная идея.

- Вы умеете водить?

- Допустим.

- Пошлите, - Блисс взяла его за руку и потащила за собой. - Мы обязаны угнать машину!

______

В Англии есть традиция - перед тем, как выпить, поднять бокал и произнести "Cheers". Перевод трактуется по разному - начиная от "ура" и заканчивая "твоё здоровье".


Детройт, штат Мичиган (Ласточкино Гнездо)


- Вы уверены? - спросил Рэйвенкрофт, задумчиво разглядывая машину, которая приглянулась Блисс.

- Конечно, уверена, - ответила Блисс, дернув ручку. Вдруг повезёт. - Вас что-то не устраивает?

- Мне казалось, вы хотите угнать машину, а не захватить Швейцарию. Двенадцатиместный Лэнд-Ровер? Давайте поищем что-нибудь менее габаритное.

- У меня тут ещё Рафферти, - вздохнула Блисс. - И Гермиона. Я отправила ей сообщение, скоро они должны прийти. У Гермионы есть палочка, у нас не будет проблем, чтобы открыть... дверь, - закончила Блисс, наблюдая за тем, как Рэйвенкрофт спокойно открывает дверь машины, едва не вырывая ручку с корнем.

- Сигнализация!

- Какая сигнализация? - не понял Рэйвенкрофт, но через несколько секунд он услышал звук. - А, точно. Не подумал.

- Блисс, что происходит? - к ним подошла Гермиона, и во взгляде её больше не было ужаса или непонимания: только смирение.

- Воспользуйся замораживающим заклинанием! - вскричала Блисс, указывая на машину. - Давай же, быстро!

Гермиона неуверенно посмотрела на машину и, достав палочку из крепления, взмахнула ей. Потом взмахнула ещё раз, на мгновение окутывая всё вокруг мерцающим светом.

- Сигнализацию отключила. И, если в ней был маячок, вряд ли теперь он работает, - грустно вздохнула Гермиона, возвращая палочку на место.

- Ты наша спасительница, - сказала Блисс. - Рэйвенкрофт - за руль.

- Насколько я помню, машину хотели угнать вы, а не я, - сказал Рэйвенкрофт, садясь на водительское место.

Блисс открыла дверь для Гермионы и Рафферти, а сама села на переднее сидение. Пристегнувшись, она сказала:

- Я не умею водить, а вы - мой добровольный заложник.

- Это парадокс, - сказала Гермиона.

- Нет, не парадокс, - ответил ей Рафферти. - Рэйвенкрофт не хочет угонять машину, но хочет поднять Блисс настроение. Таким образом, он становится её добровольным
заложником.

- Куда? - лаконично спросил Рэйвенкрофт, роясь в бардачке. - Запасного ключа нет. Так что, идея с...

Машина тихо заурчала мотором. С заднего сидения послышался очередной вздох, сильно напоминающий страдальческий.

- Сначала просто покатаемся по автостраде, - сказала Блисс, пытаясь найти подходящую радиостанцию. - Потом что-нибудь решим.

Пока они ехали, вливаясь во множество машин, ярких ночных огней и аляпистых, кричащих вывесок, Блисс лениво нажимала на кнопки, пытаясь найти приличную радиоволну.

- Оставь это, - сказал Рафферти, когда заиграла незнакомая Блисс песня.

Блисс пожала плечами и открыла окно, подставляя лицо ветру. Музыка и голос хорошо знакомого вокалиста, тягучие, медленно навязывающиеся на каждый нерв, струилась в машине,
сплеталась с ветром, оставляла каждый стук барабанов и аккорд гитары на сидениях.

Их попытались подстегнуть - посигналили, какая-то девушка открыла окно и, подмигнув Рэйвенкрофту, кивнула на простирающуюся полосу дороги.

- Не стоит, - сказал Рафферти.

- Он прав, - ответила Блисс. - Не стоит.

Рэйвенкрофт посмотрел на девушку и развел руками, на миг отпуская руль. А Блисс стала вслушиваться в слова песни, музыка которой стала ритмичнее.

Держись подальше от скал,
Иначе мы станем ходячей катастрофой.
Не приближайся, не приближайся!
Держись подальше, не приближайся!

Просто ощущения
Могут быть обманчивыми.
Кто-то сидит на твоем плече,
Кто-то сидит на твоем плече!

Просто, если ты чувствуешь это,
Не значит, что это на самом деле так.
Кто-то сидит на твоем плече,
Кто-то сидит на твоем плече!


- Блисс, это же твои любимые нытики, - засмеялась Гермиона.

Блисс попыталась дотянуться до её руки, чтобы ущипнуть, но затея оказалась провальной - Блисс не хотела оборачиваться, а дотянуться до Гермионы вслепую не представляло возможности.

Они остановились на светофоре в последний момент, не пересекая черту и почти не доезжая до желтого.


Почему ты такая молодая и одинокая?
И одинокая, одинокая.
Небеса послали тебя мне.


Мы – катастрофы, что в ожидании
Свершения.

- На самом деле, мне не очень нравятся Радиохед, - решив что-то ответить Гермионе, сказала Блисс.

- Ну да, - хмыкнула Гермиона. - А мне не нравятся Битлз.

Песня закончилась, а Блисс стала напевать её, неосознанного и тихо, чередуя слова, меняя фразы, не вслушиваясь в смысл, и в какой-то момент не понимая, действительно ли
она поёт, или все строчки - лишь в её голове.

Держись подальше от скал, иначе мы станем ходячей катастрофой. Просто ощущения могут быть обманчивыми, и если ты что-то чувствуешь, не значит, что это есть на самом
деле. Но если ты что-то чувствуешь - возможно, всё происходит сейчас.

Кто-то сидит на твоём плече.

Мы - катастрофы, что в ожидании Свершения.

Ди-джей на радиоволне говорил о дождливых буднях, который будут преследовать штат Невада с завтрашнего дня, рассказывал о том, что звёзд за окном - не видно, что он
хочет забраться в колодец, или уехать за город, или, да, конечно, Офелия, вы дозвонились, хотите передать кому-то привет или заказать песню?

Офелия «не зовите меня Офелией, зовите меня О» хотела передать привет всем своим бесчисленных родственникам, Офелия хотела пожелать ди-джею хорошего настроения,
солнечных дней и не залезать в колодец, и Офелия хотела заказать песню Эллиота Смита.

По крыше машины забарабанил дождь, ди-джей грустно вздохнул и сказал, что синоптикам верить нельзя. Рэйвенкрофт согласно хмыкнул.

- Эллиот Смит! - воскликнула Гермиона. - У него есть несколько песен, которые мне нравятся. Эту я не слышала.

Допивай всё, детка, не спи всю ночь,
Думая о том, что ты могла бы сделать, но не будешь, хотя могла бы.
С твоим потенциалом ты никогда не поймешь
Обещаний, которые будешь только давать.


- Давайте поищем что-нибудь менее... просто менее, - сказала Блисс, потянувшись к панели.

- Нет, оставь! - воскликнула Гермиона, и, кажется, она покачивалась в такт музыке. - Мне нравится.

- Гермиона...

- Рафферти, всё хорошо, - Блисс положила руку на спинку сидения, и Рафферти сжал её руку. - Я уверена, что это отличная песня.

Делай, что я говорю, и тебе станет лучше, я прогоню их прочь,
Картинки, что засели в твоей голове,
Людей, которыми ты была раньше
И которых больше не хочешь видеть рядом,
Которые толкаются, пихаются и никак не покоряются твоей воле.
Я заставлю их угомониться.


Все эти люди - все эти Софии Саммер, Джейми Доминик, Авроры Андерсен, Мары Меффлёр, Лидии Керрол или без Лидии Керрол, все они вторили этой песне, подпевали, все они
находились в машине, на пути от Дворца Цезарей и куда-то.

Все они хотели что-то сказать. Все они были разочарованы в ней, но больше - разочарованы в себе.

Они не хотели покоряться. Они не хотели угомониться.


Между прутьев решётки, где я встречаюсь с тобой,
С раскинутыми в воздухе руками, ожидающими, чтобы их наконец поймали.


Гермиона тихо подпевала, Рэйвенкрофт вторил её голосу, а Рафферти сжимал её руку, положил подбородок на краешек сидения. В какой-то момент они стали подпевать вместе с
ними.

- А давайте в Детройт, - сказала Блисс, не спрашивая: утверждая.

- Можем, - согласился Рэйвенкрофт. - Но до него лететь три часа. Ночь к тому моменту закончится.

- Пока мы не ляжем спать - ночь не закончится. И потом, кто говорил про полёт? Гермиона?

- Блисс, нет, - устало ответила Гермиона. - Я не уверена, что смогу аппарировать нас в Детройт. К тому же, я там никогда не была!

- Я аппарирую нас в Детройт, - сказал Рафферти. - Я был там проездом.

- А аппарируешь ты как? - задала резонный вопрос Гермиона.

- Неважно, - подумав, ответил Рафферти. - Последний раз, когда я аппарировал к своему дому, приземлился на край крыши.

Гермиона помолчала, после чего сказала:

- Ладно. Я аппарирую нас в Детройт. Нужно найти, где можно припарковаться, а ты пока что-то объясняй мне про место, в котором мы должны оказаться.

Рэйвенкрофт не стал заморачиваться - припарковался на обочине рядом с очередным аляпистым баром. Блисс машинально посмотрела на его название. И поморщилась. Кажется, в
Вегасе правил приличия совершенно не существовало.

Блисс рассмеялась своим мыслям, а Гермиона странно на неё посмотрела, взяла за руку и отвела подальше.

- Я хочу тебе сказать кое-что, - глубоко вздохнула Гермиона. - Понимаешь, я немного говорила с Малфоем, и, он...

- Не скупился на намеки, - усмехнулась Блисс. - Возможно, даже сказал открыто, но вряд ли - в таком случае ты бы точно сказала. Я знаю. Я замечала, многое замечала. А ты поступила правильно, потому что я бы не поверила. Сказала бы, что у тебя паранойя или что-то в этом роде. И, когда бы я поняла, что ты оказалась права, а я - нет... ну, я бы извинилась. А прежнее общение всё равно было бы не вернуть.

- Мы бы не посетили Вегас.

- Ну, я бы точно посетила, - закатила глаза Блисс, и тут же получила шлепок по плечу. - Гермиона, серьёзно, не надо рефлексий. Я устала от вечно рефлексирующих людей.
Нам нужно в Детройт.

Они взялись за руки - и аппарировали.

Блисс, отпустив руку Гермионы, и подивившись, каким мягким получилось приземление, обернулась и, сделав шаг в сторону, едва не врезалась в памятник - Рафферти мягко
схватил её за корсет платья и оттащил подальше.

- Какая интересная скульптура, - сказала Гермиона, обходя памятник с разных сторон. - Блисс?

- Виви мне о ней рассказывала. Здесь группа черных людей, которые спросили путь у белого человека. Белый человек показывает им место, где они могут стать свободными, -
Блисс встала рядом с памятником, показывая на другой берег. - Видите те здания? Это Виндзор.

- Если захотим в Канаду - можно просто переплыть реку, - сказал Рэйвенкрофт. - Блисс, или вы уже хотите в Канаду?

- Возможно, если вы туда хотите.

- Пожалуй, сегодня я буду слушаться вас.

- А что на счет завтра?

- Прекратите искрить.

- Снимите комнату, - поддержал Рафферти.

Рэйвенкрофт и Блисс одновременно на него посмотрели.

- Эй, Гермиона тоже сказала, почему вы на меня смотрите? - Рафферти прикрыл лицо руками. - Ладно, не снимайте комнату! В смысле, вообще ничего не делайте. Пойдемте в
бар, я слишком трезв для вас всех.

- Идея с баром - отличная, - поддержала Блисс. - Но я ничего здесь не знаю.

- Я знаю, - ответил Рэйвенкрофт. - Можем заказать такси, или дойти. Пятнадцать минут ходьбы от этого места. Как поступим?

- Пройдёмся, - ответила Блисс. - Есть возражения?

- У меня - нет, - ответила Гермиона.

- Аналогично, - подхватил Рафферти.

- Рэйвенкрофт, я только сейчас заметила, - Гермиона прошла вперед и обернулась к ним лицом, продолжая неспешно идти. - Вы какой-то... белый. Очень белый. И глаза почти красные.

Блисс и Рэйвенкрофт молчали, а Гермиона продолжала идти, смотря на него. В какой-то момент она распахнула глаза.

- О... альбинос. Простите, я слишком... альбинос, конечно же.

- Ты слишком альбинос? - подняла брови Блисс. - Чего мы ещё о тебе не знаем, Гермиона?

- Прекрати, - Гермиона закрыла лицо руками. - Мерлин, мне так стыдно! Я, было, подумала, что вы...

- Перепачкался в муке? Ничего, бывает. Как-то раз, когда я ходил в магазин, какая-то милая старушка начала тереть меня салфетками. И очень удивилась, когда это ничего не дало.

- Нет, вампир, - вздохнула Гермиона. - У вас был странный отблеск в глазах, а сейчас я понимаю, что это просто генетическое.

Гермиона снова присоединилась к ним, и они шли по этому городу, который в фантазиях Блисс был полуразрушенным, заброшенным, пыльным, почти без людей - а оказался самым
обычным городом Америки, с цветущими деревьями, машинами на обочинах, круглосуточными магазинами и свежевыкрашенными домами.

- И почему его называют городом-призраком? - недоуменно спросила Блисс. - Кажется, спад повлиял на него не так и сильно.

- Всё дело в районах, - ответил Рафферти. - Заброшенные заводы на разных концах города, обвалившиеся дома, высокая преступность - тут всё имеется, ты права. Но не весь
Детройт такой.

- А как здесь с гостиницами? - спросила Гермиона.

- Плохо, - ответил Рэйвенкрофт. - Если говорить о преступности, то в центральном районе с ней хуже всего. Люди стараются заселяться в соседние города, подальше от
Детройта.

Они шли, негромко переговариваясь, и в какой-то момент Блисс показалось, что огни перед глазами размылись, стали похожими на темные реки, а под водой этих рек - толща
ила, водорослей и ракушек. Тех самых, что застревали в длинных волосах.

- Блисс, проснись.

Блисс резко вздернула голову, помотав головой. Рафферти поддерживал её за корсет платья, не давая встретиться лицом с асфальтом.

- Ты уснула, - сказал он.

- Может быть, хватит на сегодня? - спросила Гермиона.

- Нет, не хватит. Мы почти дошли. Мы же почти дошли?

Рэйвенкрофт молча кивнул на огромный небоскреб - Блисс начала поднимать голову: ей пришлось отойти на несколько шагов, чтобы до конца рассмотреть песочного цвета
небоскреб, украшенный разноцветной мозаикой. Утопающий в тусклых фонарях, Блисс казалось, что небоскрёб упирается в само небо.

- Гвардиан-билдинг, - сказал Рэйвенкрофт. - Высота - сто пятьдесят один метр. Пройдём чуть подальше - и мы пришли.

«Чуть подальше» оказался не «пройти ещё полчаса» или «дойти ещё двенадцать минут». Блисс попыталась засечь время, но цифры путались в голове - в последний раз, ещё
завидев бар в дали, она дошла до трех минут.

- Ласточкино Гнездо, - сказал Рэйвенкрофт, открывая дверь.

В нескольких окнах бара виднелись обшарпанные стены домов. На стенах песочного цвета - картины с ласточками в разных стилях живописи: арт-деко, кубизм, реализм,
экспрессионизм, абстракционизм, фовизм, что-то, чему Блисс не могла дать определения, но было подозрения на пуантилизм. Блисс никогда его не практиковала.

На разноцветных скатертях вместо пепельниц - гнёзда. На люстрах, спинках стульев, барной стойке, сцене, подоконниках - гнёзда. Везде, за что цеплялся взгляд - гнёзда. В некоторых из них сидели миниатюрные фигуры ласточек.

- Линкольн!

Бармен, лет семидесяти, почти лысый, худой, как щепка, с проседью у висков, приветственно ему помахал.

- Привет, Стивен, - помахал Рэйвенкрофт и, подойдя к нему, хлопнул по плечу.

- Тебе как всегда? - Стивен перевёл взгляд на остальных, настороженно прищурившись. - Ты не один.

- В этот раз - нет.

- Кто-то знает?

- Она, - он указал на Блисс. - Предположительно, и остальные, но они слишком вежливы или напуганы, чтобы говорить об этом вслух.

- Значит, правда, - прошептала Гермиона.

- Нужна помощь?

- Только если в порции выпивки, - ответил Рэйвенкрофт, усаживаясь за барную стойку. - Отвертку. Блисс?

- Да, я тоже не откажусь, - пожала плечами Блисс. - Рафферти, Гермиона?

- Приорат, Кло Жебра, - сказал Рафферти.

- Аминь.

- Бутылку или бокал?

Рэйвенкрофт, поперхнувшись слюной, попытался сделать вид, что вовсе не удерживался от того, чтобы громко рассмеяться.

- Подожди, ты не молился? - растерянно спросила Блисс.

- Я, конечно, человек странный, отрицать не буду, - задумчиво ответил Рафферти. - Но даже мне не пришло бы в голову начать молиться перед тем, как прикончить бутылку вина.
- Значит, бутылка, - подытожил Стивен.

- А тебе не будет много? - опасливо спросила Гермиона.

- В вашей компании? - опешил Рафферти. - Гермиона, помилуй. Это разминка.

Стивен кивнул, словно соглашаясь с его словами и ушел искать стаканы. Блисс снова осмотрелась, стараясь не пересекаться ни с кем взглядом - не смотря на поздний час, в Ласточкином Гнезде почти все столики были заняты.

- Кровавая Мэри, Кло Жебра и две отвертки, - сказал Стивен, расставляя перед каждым стаканы. - Что-нибудь ещё? Люк, отойди от микрофона! Не
сегодня.

- Что, всё настолько плохо? - подняла брови Блисс.

- Нет, у Люка прекрасный голос, - сказал Рэйвенкрофт, приветствуя Люка поднятым бокалом. - Но он не знает веселых или хотя бы нейтральных песен.

- Если он запоёт, все сразу же впадут в депрессию, - подтвердил Стивен. - А мы же этого не хотим, правда?

- Люк! - крикнула Блисс, прихватывая отвертку. - Знаешь что-нибудь из репертуара Радиохед?

- Лучше спроси, что он не знает из их репертуара, - буркнул Стивен, когда Люк счастливо закивал.

- Пусть он споёт, - сказала Гермиона. - Блисс любит этих ны... вообще-то, было больно. Эту одаренную и талантливую группу, вот что я хотела сказать.

Гермиона обиженно посмотрела на Блисс и потерла руку, которую ущипнули.

- Ладно, Люк, - помявшись, сказал Стивен. - Можешь спеть. Сейчас включу, ничего не трогай.

Пока Рэйвенкрофт говорил с Блисс на отвлеченные темы и рассказывал ей о достопримечательностях Детройта, Люк начал неслышно напевать. Голос у него действительно был
приятный - низкий, какой-то протяжный, похожий на патоку.

- Параноидальный андроид? - дернулся Рэйвенкрофт и Блисс недоумевающе на него посмотрела.

- Я слышала об этой песне, но никогда её не слушала, - сказала Блисс.

- И хорошо, - вздохнул Рэйвенкрофт. - Из депрессивного Люк способен выбрать самое депрессивное, такой у него талант.

- Интересная у вас жизнь, - сказала Блисс, рассматривая бар. - В смысле, я не думала, что вы ходите по таким местам.

- А что я, по-вашему, делаю?

- Ну, вы же преподаете религию...

- Товальд преподает философию. Да, иногда он начинает говорить притчами и не к месту может начать цитировать трактаты, но, в основном, он такой же человек, как и
остальные. Не поверите, он даже не задумывается о смысле жизни.

- Профессор философии не думает о смысле жизни? - притворно удивленно сказала Блисс, но тут же отвернулась, во все глаза уставившись на поющего Люка.

Что здесь происходило? Блисс чувствовала, как скручивало желудок, как по спине бежал противный озноб, чувствовала, как полностью покрылась гусиной кожей.


Когда я буду королем, то ты будешь первой стоять у стены
Со своими мнением, которое не имеет никакого значения.


«Когда же ты наконец замолчишь? Неужели ты не поняла? То, что ты хочешь - не имеет никакого значения».

Что же это? Возможно, я параноидальный, но не андроид.

Там была тёмная река и разбухший, покосившийся лодочный сарай. Там была лодка - она появилась прямо из воздуха. Сесть в лодку, доплыть до середины реки - тридцать
секунд. Намотать волосы на кулак, перекинуть голову через борт и засунуть в воду - вечность, никогда, моментально.

Ты выглядишь уродливо амбициозной,
Брыкающаяся и визжащая противная маленькая свинья
Почему ты не помнишь,
Не помнишь,
Не помнишь моего имени?


«Ты визжишь, как маленькая свинка, которой вспарывают брюхо. Ты всегда только это и умела делать. Лучше бы продолжала визжать. Лучше бы не распускала руки».

Вставая, Блисс едва не перелетела через стул - она схватилась за него, схватилась за живот, а выход из бара казался ей далеким, где-то в той самой вселенной с коробками, или те коробки были отдельными от вселенной, Блисс не знала этого.

«- Прошу тебя, я не знаю, кто ты, я ничего не знаю, чего ты хочешь...
- Почему ты врешь? Почему ты всё время врешь? Ещё не надоело? Тебе ещё не надоело?».

Блисс размахнулась - Блисс попыталась его ударить. Она попала ему по щеке и голова неловко дернулась на мгновение.

«Мелкая дрянь, от которой вечные проблемы. Думаешь, я остановлюсь? Думаешь, у меня не получится? Ты сама приползешь. Ты сама дашь мне то, чего я хочу».

«Я хотел по-хорошему. Столько времени - я хотел по-хорошему».

Блисс опустилась прямо там, где стояла - Блисс не знала, где она стояла, где-то, где был свежий воздух, где-то, где было темно.

«Я ничего не знаю, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я ничего не помню».

Он держал её лицо в своих руках. Хлопал по щекам, смотрел непонимающе, растерянно, болезненно, сонно, смотрел, смотрел, смотрел и что-то говорил, что-то повторял.

- Имеет. Всё хорошо. Твоё мнение имеет значение. Блисс, смотри на меня. Твоё мнение имеет значение. Ну же, я плохо помню, но там было что-то про львиное сердце. Ты -
львиное сердце, понимаешь это, да? Ты - львиное сердце.

Блисс хотела вздохнуть - но лишь громко завизжала, и лицо её окрасилось вспышкой.

- Я не согласна, ты не понимаешь. Я - не согласна, - сказала Блисс, не смотря на Рафферти, смотря на фотографа, который убегал со скоростью света.

- Конечно, ты не согласна. Когда ты со мной соглашалась? Никогда, ты же босс.

- Да. Я же босс. Я же... я. Не босс. Что-то другое. Кто-то другой. Там были тёмные реки. Я ошибаюсь во всём, почти во всём. Не та отправная точка. Это не кто-то всё
стёр. Самое важное - стёрла я. Прости меня. Я так виновата. Я виновата так сильно. Боги, мне надо вести себя...

- Не надо. Если хочешь - кричи. Во весь голос кричи. Что угодно делай - но выйди из этого состояния.

Блисс вцепилась в плечо Рафферти зубами - и сжимала зубы, сжимала их до тех пор, пока не почувствовала соленый привкус сквозь его рубашку. Она сразу же отшатнулась. Это
почти её отрезвило.

Блисс подняла голову к небу. Звёзд не было видно - зато пошёл дождь. Теплый, мелкий, приятный. Дождь оседал на всём: асфальте, стенах, платье Блисс, рубашке Рафферти,
размывая красное пятно.

- Столько крови. И одновременно - её нет. Когда это закончится?

- Ничего, - сказал Рафферти. - В конечном итоге - всё наладится. Что-то, да произойдёт.

- Ты не можешь быть уверен.

- Ты права. Но с тобой - ничего не случится, поняла меня? С тобой всё будет хорошо.

- Что у вас происходит? - из бара выбежала побелевшая Гермиона. - Мы разговорились с Рэйвенкрофтом, а потом Стив сказал, что тебе стало плохо. Рафферти, почему ты не
сказал нам?

- Я про вас забыл, - честно ответил Рафферти. - Блисс побелела и выбежала, едва не подвернула ногу. Сколько вы выпили до того, как я пришёл?

- Много, - ответил Рэйвенкрофт. - Что у тебя с плечом, парень?

- У меня сильно прострелило спину, - ответила за него Блисс. - Кажется, вцепиться в плечо Рафферти показалось мне самой хорошей идеей. О мой бог. Я тебе чуть кусок кожи
не выдрала!

- Заживет, - пожал плечами Рафферти. - Давай подниматься, вот так. На сегодня - никакого Радиохед.

- Блисс, - внезапно сказала Гермиона. - Ты получила письмо от Малфоя?

Блисс, опирающаяся на плечо Рафферти, посмотрела на Гермиону удивленно и немного раздраженно:

- Нет. Вряд ли он решил написать мне письмо в Вегас с пожеланиями хорошо провести время.

- Я не об этом! У него было письмо, для тебя... тебе кто-то его отправил, а оно было у него в руках. Он отдал его тебе?

Захотелось снова вцепиться во что-нибудь зубами. Какой же Малфой был сволочью, когда хотел. Каким же он был... Блисс глубоко вздохнула. Она не хотела раздумывать о
причинах поведения Малфоя, не хотела понимать, почему он такой и что им движет. Если таким образом он выражал свои привязанности - что же, Блисс оставалось только
благодарить судьбу за то, что она поняла всё раньше, чем стало поздно.

- От кого было письмо?

- Блисс, это же давно было, - виновато сказала Гермиона. - Письмо упало, я что-то увидела, а потом, ну... не стала думать об этом инциденте.

- Давай ты подумаешь сейчас, хорошо? - ласково спросила Блисс. - Есть какие-нибудь ассоциации?

Гермиона изогнула брови, заметалась взглядом по окружающему пейзажу. Она явно пыталась вспомнить хоть что-то, и у Блисс сжималось сердце. Если не получится - ничего.
Может быть, там ничего важного и не было.

- Монро.

- Монро? - переспросила Блисс. - Гермиона, сейчас не лучшее время говорить о фильмах.

- Нет, ты не поняла, - замотала Гермиона головой. - Странные ассоциации. Слоны... Индия... ну, знаешь, индийская Монро.

- Слоны, Индия, индийская Монро... о мой бог, Мохиндер! Нужно позвонить ему утром. Он сказал, что если найдёт что-то - напишет. Кажется, нашёл.

- Вы точно в порядке? - спросил Рэйвенкрофт.

- Да что мне будет? - беспечно сказала Блисс, делая шаг в сторону двери: Рафферти по-прежнему поддерживал её за кромку корсета. - Не обращайте внимания, я вечная
обморочная девушка.

- Я так полагаю, это завуалированный намек на то, что с вами просто не бывает, - хмыкнул Рэйвенкрофт, придерживая дверь. - Боги, Гермиона действительно не шутила, говоря про комплект. Вы что, сиамские близнецы?

- Мы сияющие придурки, - вздохнул Рафферти. - По крайней мере, так нас охарактеризовал Кормак.

- Наверное, я слишком много выпила, - задумчиво сказала Гермиона. - Иначе как объяснить тот факт, что я с ним полностью согласна?

- Они над нами издеваются, - грустно вздохнула Блисс.

- Как мы можем, - ответил Рэйвенкрофт, посмеиваясь.

Они вернулись в Ласточкино Гнездо, пропустили ещё несколько коктейлей, Люка снова допустили до микрофона - он пообещал, что найдёт что-то не столь унылое.

- Пятничная фотография для доски Стивена, - сказал Стивен, и, покопавшись под барной стойкой, достал полароид.

- Сегодня не пятница, - осторожно сказала Гермиона.

- И у тебя никогда не было доски с фотографиями, - напомнил Рэйвенкрофт. - Ты всегда считал, что они лицемерны и на них никто никогда не смотрит.

- Я пересмотрел свои приоритеты на доски с фотографиями и лицемерие, - отмахнулся Стивен.

- Как я понимаю, и на пятницы в том числе, - вздохнул Рафферти, послушно следуя туда, куда его толкал Стивен, попутно придерживая Блисс.

- Кстати, я хотела спросить... - начала Блисс, посмотрев на Рафферти, но вспышка в уголке глаза сбила её с мысли.

- Давайте ещё раз, я чувствую, что ничего путного не получилось, - сокрушенно вздохнул Стивен, переворачивая фотографию. - Девушка, смотрите в камеру и не отвлекайтесь.

На этот раз Блисс честно смотрела в камеру, улыбаясь, но Стивен долго не нажимал на кнопку полароида, и в тот момент, когда он, что-то пробубнив себе под нос, почти сделал снимок, Рафферти прошептал на ухо Блисс: «Как думаешь, сияющие придурки сияют на фотографиях?».

Блисс громко рассмеялась, и под темнотой зажмуренных глаз полыхнуло золотистое сияние.

- Нет, это невозможно! - возмущенно воскликнул Стивен. - Линкольн, встать рядом с той, что в голубом платье. Та, что в белом, к парню с взглядом сомнамбулы. Серьёзно, тебе бы выспаться не помешало. Всё! Стоим, не дергаемся, выглядим максимально счастливыми и довольными!

Последняя фраза Стивена почему-то снова рассмешила Блисс.

- Нет, больше я на вас пленку тратить не буду, - мрачно сказал Стивен. - Что получится - то и получится.

В конечном итоге, когда фотографии полностью проявились, Блисс пришла к выводу, что они получились замечательными: искренними и какими-то настоящими. Но самая первая получилась слишком личной.

На второй она и Рафферти, откинув головы, смеются, а Рэйвенкрофт и Гермиона закатывают глаза, явно услышав то, что он прошептал Блисс. Третья получилось разношерстой, и как-то по особенному давала понять, какие у каждого из них характеры: Гермиона улыбалась снисходительно, но искренне и светло, Рэйвенкрофт смотрел прямо в камеру, криво улыбаясь одной стороной губ, Рафферти смотрел невидящим взглядом перед собой, а Блисс смеялась, схватившись одной рукой за живот.

Если вернуться к первой фотографии - Блисс хотела спросить Рафферти, что он собирается делать оставшиеся дни пасхальных каникул. Но фотография не знала, зачем Блисс, подняв голову, посмотрела на него; фотография не знала, зачем Рафферти наклонился к ней, и смотрел с заинтересованностью, с легкой улыбкой на губах.

Фотографии, даже из магического мира, могли лишь запечатлеть кусок, вырванный из контекста, кусок, который казался слоеным тортом, хотя на деле мог быть и стертой в острую крошку прозрачными бокалами.

Всегда мог быть кто-то, кто истолковал неверно. Всегда мог быть кто-то, кто был по ту сторону.

- Эту я забираю себе, - сказала Блисс, не давая как следует рассмотреть самую первую фотографию. - А эти, Стивен, оставлю для твоей пятничной доски.

- Нечестно, я тоже там есть! - воскликнул Рафферти, пытаясь вырвать фото из рук Блисс. - Покажи, покажи!

- Не ожидал от тебя, - поморщился Стивен, когда Рафферти и Блисс, уставшие от беготни по бару, без сил опустились на один из диванчиков. - Что ты будешь проводить время в обществе нестабильно гормональных подростков.

- Блисс хорошая, - неожиданно выдал Рэйвенкрофт, чем окончательно уверил Блисс в степени его опьянения. - Просто иногда бывает.

- Тебе я больше не наливаю, - правильно понял ситуацию Стивен. - Твоё поведение – очередной седой волос в моей голове.

- Стивен, ты уже десять лет как почти лысый и седой.

- Каждый мой выпавший волос – полностью твоя вина, - ответил Стивен. - Люк, хватит смотреть щенячьим взглядом! Пой, я не запрещаю. Но начнешь завывать депрессивные баллады - сразу окажешься за дверью.

Люк успешно перепевал Криса Иисака, Рафферти дурачился, попеременно проверяя телефон, Гермиона допивала второй бокал Кровавой Мери, Блисс и Рэйвенкрофт флиртовали,
иногда отвлекаясь на разговоры со своей компанией, и в какой-то момент Блисс подумала, что Рафферти прав.

В конечном итоге - что-то, да произойдёт. И тогда - вряд ли что-то будет важно.

Лишь бы она успела. Лишь бы она успела.

Самое главное - понять что, что она никак понять не могла.

Что-то, что началось ещё в аэропорту, - между разговором с тем мужчиной, нахождением Рафферти, бегу по аэропорту, полётом, - что-то, что происходило всегда.

- Эй, сомнамбула, немедленно отойди от Люка! - громко крикнул Стивен. - Люк, только попробуй - выкину тебя из бара без права на возвращение.

Блисс поморщилась, отвернувшись к окну - необоснованная агрессия на Люка и на любое его действие ей порядком поднадоела.

- Улыбнись, босс, - сказал Рафферти. - Ночь ещё не закончилась.

- Пока мы не ляжем спать - ночь не закончится, - повторила Гермиона слова Блисс. - Так давайте не спать! Тут неплохо, но как на счет того, чтобы вернуться?

- Гермиона права, - сказала Блисс. - Думаю, ещё несколько часов мы можем не спать, но потом мне нужно прилечь хотя бы часа на три. Нужно посетить Нью-Йорк до окончания
каникул.

Гермиона аппарировала их всех прямо в центральный холл Дворца Цезарей.

- Надеюсь, нас не видели, - с ужасом сказала Гермиона, рассматривая толпы людей.

- Даже если увидели - не предали значения, - ответила Блисс. - Не переживай. Все на месте?

- Я за твоей спиной, - ответил Рафферти.

- Думаю, все, - сказала Гермиона.

- Отлично, - выдохнула Блисс. - Давайте вернемся в зал казино? Гермиона, я хочу, чтобы ты кое-что попробовала. Нам сегодня везёт, да?

- Я не буду играть в рулетку, - категорично сказала Гермиона. - Блисс, тех денег, которые вы выиграли с Рэйвенкрофтом, вам до старости схватит.

- А я и не прошу сыграть тебя в рулетку. Просто опусти рычаг игрового автомата. Кто знает, может, тебе выпадет джек-пот.

Если убрать ещё несколько часов с коктейлями и игровым автоматом, - Гермионе не выпал джек-пот, - если убрать то время, что они вернулись на крышу и снова танцевали
на вечеринке, если убрать то время, что они вернулись в номер, попрощавшись с Рафферти, если убрать те два часа, вставал резонный вопрос - что произошло за те два часа?
Где был Рэйвенкрофт? И как, черт возьми, у них в номере оказалась живая лошадь?

- Сейчас разберёмся, - сказала Блисс. - Рэйвенкрофт... я не уверена, но, возможно, мы оставили его в Детройте. Он молчалив, так что есть вероятность, что он просто не
взял тебя за руку при аппарации. Хотел побыть один.

- Блисс, лошадь.

- Блисс видит лошадь, Блисс понимает, что всё пошло по... не той траектории, которая планировалась, - выкрутилась Блисс. - Нам нужно найти Рэйвенкрофта и нам нужно
понять, как вывести отсюда лошадь.

- А понять, как она здесь оказалась, ты не хочешь?!

- Тоже было бы не плохо.

В дверь постучали так внезапно, что Блисс и Гермиона подпрыгнули, нервно переглянувшись. Стук повторился и Гермиона, вздохнув, взяла лошадь за поводья и осторожно повела её в другой конец комнаты.

Блисс открыла дверь.

- Здравствуйте, - женщина в форме персонала отеля улыбнулась ей. - Камеры наблюдения зафиксировали...

- Я могу объяснить! Понимаете, я очень люблю животных...

- Простите? - женщина удивленно подняла брови. - При чем здесь животные?

- Нет, не при чем, - осторожно ответила Блисс. - Продолжайте.

- Камеры наблюдения зафиксировали выигрыш на одном из автоматов из зала, - женщина что-то просмотрела в своём телефоне. - Гермиона Грейнджер проживает в этом номере?
Если она здесь - позовите её. Если нет - когда увидитесь в следующий раз, узнайте, будет ли она обналичивать свой выигрыш.

- Выигрыш? - повторила Блисс. - Но Гермионе не выпал джек-пот.

- Джек-пот - нет, - согласилась женщина. - А недельная комбинация - да.

Недельная комбинация - определенный набор с картинками, при правильном раскладе которые сулили некоторую сумму тому, кому он выпал. Значит, Гермиона всё же выиграла.
Если во Дворце Цезарей джек-пот на игровых автоматах был суммой в миллион долларов, то сколько же получал тот, кому выпала недельная комбинация?

- Сколько выиграла Гермиона?

- Пятьдесят тысяч, - женщина снова улыбнулась, а Блисс некстати услышала сдавленный писк. Она надеялась, что его слышала только она. - Ваша подруга будет забирать
выигрыш?

- Да, конечно, мы скоро спустимся. Только, вы не против, если мы сначала протрезвеем?

- Разумеется. Как только закончите со своими делами - найдите администратора.

Попрощавшись, Блисс закрыла дверь.

- Пятьдесят тысяч, - севшим голосом сказала Гермиона.

- А сыграла бы с нами в холдем - выиграла бы больше.

- Блисс, извини, но заткнись! Пятьдесят тысяч! Я почти протрезвела! Вегас, живая лошадь в номере! Пятьдесят тысяч!

- Она хотя бы живая, - попыталась утешить Блисс, но, поймав убийственный взгляд Гермионы, сразу же замолчала.

В дверь снова постучали. Гермиона, рассеяно поглаживая лошадь по носу, мотнула головой в сторону Блисс.

- Привет, - улыбнулась Рафферти. Рафферти, полностью забрызганный цветной краской, в одних брюках и одном ботинке. - Фанни ещё у вас?

- Фанни?

- Лошадь. Фанни, - осторожно кивнул Рафферти.

Блисс взяла его за руку и втащила в номер.

- Объясни нам с Гермионой, как в номер попала... Фанни.

- Мы пропустили ещё по текиле и решили пойти в корпус Центуриона, - немного удивленно ответил Рафферти. - Там было несколько колесниц, запряженными лошадьми. Ты
разговорилась с кучером, он рассказал тебе о том, какая у него сложная жена, но своей жизнью он доволен... или у него сложная жизнь, но он доволен женой. Что-то такое.
Потом Гермиона очень захотела спать, и, видимо, пока гладила Фанни, вовремя не одернула руку.

- И? - прищурившись, спросила Гермиона. - Хочешь сказать, что я, аппарировав вместе с лошадью, решила оставить её в номере?

- Да, - кивнул Рафферти. - Ты сказала, что хочешь спать. Когда проснешься, вернешь Фанни на место.

- Я аппарировала с лошадью, оставила её в номере и сказала, что разберусь с этим потом, - пораженно повторила Гермиона. - Блисс, ответь на одну вещь: чем я думала, когда начала с тобой общаться?

- Эй! Сейчас было обидно.

- Может быть, стоит разобраться со всеми... проблемами? - предложил Рафферти. - Уже двенадцать часов. Нужно обналичить выигрыши, вернуть Фанни на место, отвести домой Рэйвенкрофта, который начнет зверствовать, если проснется.

- Где Рэйвенкрофт?! - хором заорали Гермиона и Блисс.

Рафферти поморщился, пару раз зажав себе уши.

- Остался на той вечеринке. Блисс, ты дала мне топазы, чтобы я смог пройти. Отрубился прямо на сцене. Уверен, он будет голодным, когда проснется.

- Пойду разбираться с Рэйвенкрофтом, - ответила Блисс. - Точнее, пойду позже. О мой бог, что нам делать с этим? И где носят черти Виви?

- Виви, - пробормотала Гермиона. - Конечно, с нами была твоя тётя.

В дверь постучали. Снова. Гермиона оттащила лошадь ещё дальше, Рафферти встал так, чтобы немного загородить обзор, а Блисс открыла дверь.

- Прошу прощения за беспокойство, но постояльцы в соседнем номере жалуются на громкое ржание, - сказал Терри и, подняв глаза, улыбнулся. - О, вы та девушка, что была с Гермионой. Передавайте ей привет.

Блисс взяла Терри за руку и затащила его в номер. У Гермионы было не то состояние, чтобы снова аппарировать с лошадью (причем неизвестно, куда аппарировать), а Терри... кажется, её план мог сработать.

- Гермиона, здравствуйте, - тепло улыбнулся Терри, но сразу же замолчал и, не говоря ни слова, достал телефон. - Что за день. Знаете, не верьте слухам о том, что
благоволение начальства может помочь в этой жизни. Я бармен. Мне нравится моя работа и не нравится быть на побегушках у шефа, который считает, что я - что-то вроде его
личной волшебной палочки.

Терри поднес телефон к уху и стал ждать, пока ответят на звонок.

- Шерон, привет. Пожалуйста, добавь в пункт «проблемы с животными» номер тысяча триста десять. Лошадь. Не могу сказать точно, но, кажется, она принадлежит отелю.
Спасибо, Шерон, до связи.

Терри положил телефон и горестно вздохнул:

- Что за ночь. Полчище кроликов в холле, лошадь в вашем номере и тигр в пентхаусе. У нас такое за неделю редко случается, а тут за несколько часов, - телефон Терри
зазвонил. - Да. Нет, шеф, ещё не нашел. Не переживайте, шеф, и, пожалуйста, не кричите. Я найду вашу машину... да, да, вашу коллекцию дисков, это я и хотел сказать. Вы
успеете на игру. Несколько часов, не больше.

Терри положил трубку. Гермиона налила ему воды и осторожно протянула.

- Спасибо вам, - благодарно сказал Терри, залпом осушив стакан. - Представляете, кто-то угнал Ровер шефа. Двенадцатиместный Лэнд-Ровер. Сигнализация не сработала, маячки отключены, но не это самое главное - кому мог понадобиться Ровер, когда совсем рядом стояла новенькая Шевроле Камаро? Нет, им понадобилась именно машина шефа, в которой он хранит свою коллекцию музыки, которой дорожит больше, чем этим отелем.

Блисс, опустив глаза, на грани слышимости прошептала название бара.

- Я вас чем-то обидел? - растерялся Терри. - Если так - скажите, совершенно не обязательно обзываться.

- Нет, нет, вы не поняли! - замахала руками Блисс. - Просто... тётя катала нас по автостраде, и мы зашли в один бар. Это его название. Рядом с ним стоял Ровер, очень
сильно похожий на тот, который вы описали. Может быть, это он?

- Какого он цвета?

- Тёмно-зеленого, - намеренно сказала Блисс, зная, что это, пусть и немного, но отведёт от неё подозрения. - Или синего. Я плохо разглядела.

- Проверю, - ответил Терри, быстро набирая номер. - Прошу прощения, я должен вас оставить. Лошадь выведут через десять минут. Хорошего вам отдыха. Гермиона, было приятно познакомиться с вами.

- Мне тоже, - рассеяно кивнула Гермиона и помахала Терри, когда тот вышел за порог двери.

Как только за ним закрылась дверь, Блисс, предварительно захватив тёмные очки Виви, поспешила на крышу.

Рэйвенкрофт был там: спал на сцене рядом с музыкальной установкой, выбеленный ещё больше на солнечном свету, выглядевший так, будто хлебнул крови: на белом выделялись
только запекшиеся губы.

Блисс, нацепив ему на нос очки, начала его тормошить.

- Проснитесь и пойте, - жизнерадостно прощебетала Блисс, когда Рэйвенкрофт зашевелился.

- Умоляю, не орите мне в ухо, - простонал Рэйвенкрофт, принимая сидячее положение. - Ох... я слишком стар для таких приключений.

- Не так уж вы и стары, - сказала Блисс, помогая ему подняться.

- Мне девяносто.

- Да, вам девяносто по вампирским стандартам. Получается, вас даже подростком с натяжкой назвать можно.

- У вампирского возраста есть стандарты? - иронично спросил Рэйвенкрофт.

- Я к тому, что вы можете устраивать себе подобные приключения ещё лет двести, - сказала Блисс, открывая дверь и заталкивая Рэйвенкрофта в спасительную прохладу отеля. - Будет что вспомнить на исходе последнего дня.

- Последнее, о чём я хочу думать, это о своём последнем дне, - честно ответил Рэйвенкрофт, сползая по стенке. - Если не секрет, каким образом умирают вампиры?

- Секрет, - ответила Блисс. - Для всех, кроме вампиров. Информацией об их смерти почти никто не располагает.

- Почти?

Помявшись, Блисс достала блокнот и быстро написала контактные данные мадам Максим.

- Вот, - сказала Блисс, протягивая листок Рэйвенкрофту. - Но, предупреждаю сразу, не сильно надейтесь. Как-то на одном из уроков, когда мы обсуждали вампиров, мадам Максим намекнула, что знает о смерти вампиров больше, чем положено простым смертным. Но, не смотря на её качества, иногда она любит приукрашивать действительность, этого не отнять.

- Может быть, я даже не стану и пытаться, - равнодушно сказал Рэйвенкрофт, и в тот же момент и Блисс, и он, поняли одну очевидную вещь: станет.

Конечно, он станет.

- Ей полагается писать или звонить? - сразу же противореча самому себе, спросил Рэйвенкрофт.

- Письмо, - ответила Блисс. - Номер - не её. Мой.

Рэйвенкрофт снял очки и протянул их.

- Возьмите. До вечера я пробуду в отеле, со мной всё будет нормально, - он задумчиво посмотрел на Блисс. - К тому же, у меня уже есть одни. Не помешало бы их вернуть.

- Мне в них нет необходимости, - улыбнулась Блисс.

- Значит, в другой раз?

- Да. Всё может быть возможным, - подумав, кивнула Блисс. - Было приятно провести с вами ночь. В смысле, время! Мне было очень приятно провести с вами время, о мой бог!

- Мне тоже было приятно провести с вами эту ночь.

И, может быть, Блисс показалось, но она была почти уверена, что Рэйвенкрофт ей подмигнул.

Блисс, вернувшись к Гермионе, не успела и слова сказать, как они сразу же завертевшись в быстром водовороте - обналичивали выигрыши, искали Виви, составляли план дальнейших действий, сделали набег на ресторан. Состояние было такое, что хотелось съесть что-то, размером с лошадь.

Когда Гермиона закончила со второй пастой, Виви только сказала:

- Как же вам сейчас везёт. Никаких головных болей и состояния предсмертной агонии. Когда мне исполнилось двадцать пять, со мной случилось настоящее похмелье - никогда не забуду. Уверены, что не нужна таблетка?

- Нет, - ответила Гермиона. - Нужна третья паста и графин воды.

- Как же вам везёт, - повторила Виви, подзывая официанта.

К трём часам дня по Лас-Вегасу они аппарировали.

- Блисс, что ты собираешься делать? - спросила Гермиона, но не дала ей ответить. - Потому что я не собираюсь никуда с тобой идти. Я собираюсь пойти на крышу, поплавать и обложиться книгами и пергаментом. Извини, но на большее у меня нет сил.

- Конечно, отдыхай... так, как в состоянии отдыхать ты, - ответила Блисс. - Мне нужно в душ, снять с себя это платье и взять билеты до Нью-Йорка.

- Ты не забыла, что завтра нам в школу?

- Нет, я помню, - поморщилась Блисс. - Постараюсь вернуться не позже одиннадцати вечера. Я оставлю Виви с тобой и дам её номер - если что, звони ей. Или мне.

- Кстати, - Гермиона на миг задумалась. - Кажется, мне нужно открыть ячейку в Гринготсе. Как думаешь, Виви сможет аппарировать меня в Лондон? Это займёт не больше часа.

- Она не откажет. К тому же, мне тоже нужно посетить один банк, и именно поэтому я возвращаюсь так поздно - он находится не в Нью-Йорке.

- Ты собралась куда-то ещё?

- Да. Нужно слетать в Вашингтон.


Зимние вечера и весенняя пресса


Время было штукой чертовски странной, переменчивой и крайне насмехающейся. Блисс вылетела из Мадрида в четыре часа, самолет до Нью-Йорка пролетел восемь часов. Прилетев, она сразу же перевела часы на шесть часов назад. Таким образом, было шесть вечера, таким образом, прошло всего два часа по Мадриду.

Таким образом, сквозь эту насмешку, сквозь эту географию и часовые пояса, Блисс пыталась понять что-то, что было на поверхности. Что-то, что никак не хотело поддаваться.

- Переночуешь у нас?

Голос Каролины вывел Блисс из оцепенения. Она подняла глаза, и сразу же демонстративно поморщилась, отвернулась.

- Ну, не дуйся, - примирительно сказала Каролина. - Слушай, это вовсе не жалостливый взгляд или что-то в этом роде.

- Ты права, это не «что-то вроде», это и есть самый настоящий жалостливый взгляд, - Блисс поджала губы, впрочем, через несколько секунд махнув рукой. - Я не дуюсь. Просто я не ожидала что всё случится настолько быстро, и что это дойдёт до тебя, и уж тем более - до Мохиндера. О мой бог, это же Мохиндер, я помню, как Лару всегда злился, что он газет в руки не берёт!

- Теперь он часто просматривается криминальные сводки, даже в желтой прессе, - объяснила Каролина. - А если говорить о желтой прессе, то ты там сейчас, ну...

- Сверкаю, как маленькая звездочка, - мрачно закончила Блисс.

- Поправка: сияешь. И если под «маленькой звездочкой» ты имела в виду солнце, то тут я, конечно же, с тобой соглашусь.

Блисс, окончательно упав на стол и закрыв голову руками, сделала вид, что не слышала Мохиндера, не заметила, как он пришёл, и вообще, понятия не имеет, кто такой этот самый Мохиндер.

Красноречивое шуршание пакета заставило Блисс немного скорректировать своё поведение. Она открыла один глаз и, посмотрев на Мохиндера, широко улыбнулась в ответ на его улыбку.

- Ты ужасен, - сказала Каролина. - Вы оба - ужасны. Вы представляете, сколько в них холестерина, транс жиров, сколько там соли, в конце концов? В старости вам это аукнется.

- Это те самые, да? - спросила Блисс, подскакивая и вырывая пакет.

- Да, - ответил Мохиндер, доставая тарелки и ставя чайник. - Старина Люгер знал толк в бургерах.

- Ты говорил, что Пэрриш готовил вам такие, ведь так? - сказала Каролина, выбирая чай.

- Выбери тот, что с лавандой, - не оборачиваясь, сказал Мохиндер. - Да, готовил. Кайл вообще прекрасно готовил, но со сладким у него были вечные проблемы.

- Всё же, это не было проблемой, - сказала Блисс, открывая духовку и, натянув варежки, достала вишневый штрудель.

- Она права, - кивнул Мохиндер, раскладывая бургеры по тарелкам. - Блисс может сжечь бекон до углей, но сладкое у неё получается отменно.

Блисс не успела ответить Мохиндеру - раздался звонок в дверь и Блисс, подпрыгнув на месте, умчалась открывать дверь.

- Ты долго! - воскликнула Блисс, обнимая Рафферти.

- Неудачно аппарировал, - сказал Рафферти.

- Неудачно что? - в коридор вышел Мохиндер, выглядевший слегка растерянным. - Никогда не понимал вашего молодежного сленга.

- Зашёл в магазин, в котором была колоссальная очередь, - немного помолчав, ответил Рафферти и потряс пакетом. - Я купил свечи, но они рождественской тематики. Никто не против?

- О, нет, что ты, - сладко пропела Блисс, улыбнувшись. - Пойдём в гостиную, я кое-что тебе покажу.

- Блисс, не надо, - несчастно вздохнул Мохиндер. - Мы с Каролиной - занятые люди, мы устаём, у нас просто не было времени...

- Вы, ребята, всё ещё не убрали ёлку? - шокировано спросил Рафферти, разглядывая искусственное украшенное дерево. - А я думал, что это я рассеянный.

Блисс, хмыкнув, хлопнула Рафферти по спине, и повела его на кухню.

В тот самый момент, когда она зажгла первую свечу, электричество снова вырубили и свет потух. Когда Блисс позвонила Мохиндеру и спросила, может ли он встретиться сегодня с ней, он весьма удивился её приезду в Нью-Йорк, но в голосе его слышалась радость и какое-то облегчение.

Мохиндер сказал, что дома его не будет до восьми вечера, но Каролина сегодня выходная - она откроет дверь. Когда Каролина открыла дверь, то Блисс, на секунду заключенная в короткие, но крепкие объятия, сразу же была закручена в странный вихрь «давай мы попробуем найти свечи в этом доме».

Проблема оказалась в том, что в доме целый день наблюдались проблемы со светом, да и со всем электричеством в частности. На улице целый день шёл сильнейший ливень, а ветер буквально сшибал с ног. Погода была премерзкой, и Каролине совсем не хотелось выходить на улицу, особенно в свой выходной.

Блисс тоже не горела желанием выходить из дома - погода за окном так и шептала, и почему-то ей показалось, что позвонить Рафферти, спросить, занят ли он, а услышав отрицательный ответ, попросить его аппарировать в Нью-Йорк и купить по дороге свечи, будет решением едва ли не гениальным.

Впрочем, совсем скоро Блисс поняла, что с таким же успехом можно было попросить Мохиндера об этом - он, не владея аппарацией, всё равно пришёл раньше.

- Так что, останешься у нас? - в очередной раз спросила Каролина, когда они прочно уселись за столом. На её счету был уже второй бургер, но все ехидные взгляды в свою сторону она стойко игнорировала. - Диван в гостиной новый, тебе будет удобно.

- Нет, я вряд ли смогу остаться, но я бы очень этого хотела, - честно ответила Блисс. - Как-нибудь в другой раз.

- Если что, наши двери всегда для тебя открыты, - сказал Мохиндер, с наслаждением отправляя в рот кусок штруделя. - А если будешь готовить нам каждый день - можешь вообще остаться навсегда.

- Если Блисс будет готовить нам каждый день, это «навсегда» продлится не больше года, - надзирательно заметила Каролина. - Но не буду отрицать, что я с удовольствием вышла бы замуж за твою выпечку.

- Пожалуй, это самая нестандартная измена в моей жизни, - пробормотал Мохиндер, тут же подняв голову. - И кстати, на счёт измен. Надеюсь вы, молодой человек, не из тех, кто бросает людей, если понимает, что проблем не избежать. А то знаю я вас, сынков богатеньких родителей.

За столом воцарилось молчание: неловкое, шокированное, всё вместе. Когда Блисс наконец смогла заговорить, то всё, что она сказала, было:

- Мохиндер, что ты несёшь?

- А что? - Мохиндер воинственно вытянул подборок вперёд, явно не собираясь прекращать. - Был у нас тут случай: сын одного чиновника встречался с девушкой, больше трех лет они вместе были. А потом девушку... не очень хорошо с ней вышло. Так его отец всё сделал, чтобы сын больше никогда не виделся с «испорченным товаром».

- Это, я так понимаю, цитата, - с безграничной иронией в голосе сказала Каролина.

- Блисс, я знаю, что газеты ты не смотрела, но там такое пишут, - помявшись, Мохиндер взмахнул. - Я просто хочу знать, что этот парень не сбежит от тебя, как щенок, поджав хвост.

Блисс окончательно перестала понимать, что происходит. Зато в глазах Рафферти появился странный огонек.

- Сэр, могу я спросить, как, по-вашему, меня зовут?

- Насколько я знаю, тебя зовут Драко Малфой.

- Упаси господь!

Мохиндер и Каролина вздрогнули. Только через несколько секунд Блисс поняла, что слова, которые она произнесла машинально, были произнесены в один момент с Рафферти.

- Мохиндер, это - Николас Рафферти, - сказала Блисс. - Все зовут его просто Рафферти. Он - мой лучший друг. И, поверь мне, вся эта ситуация - просто цветочки по сравнению с тем, что иногда устраиваю ему я лично.

- У нас эта «ситуация» может происходить с периодичностью раз в месяц, - усмехнулся Рафферти. - Серьёзно, вы когда-нибудь выяснили отношения с Блисс один на один? Тот ещё фейерверк, скажу я вам.

- Не могу не согласиться, - кивнул Мохиндер, немного успокаиваясь. - Ладно, но если ты - не Малфой, то, Блисс, я хочу знать, что именно у тебя сейчас с этим самым Драко Малфоем.

- Мохиндер, слушай, я не злюсь на него, - прежде, чем Мохиндер заговорил, Блисс всунула ему в рот вилку с заранее нанизанным куском штруделя. - То есть, я злилась. Я очень, очень злилась, считала, что он предал моё доверие, считала, что он отвратительный человек, до дрожи врезать ему хотела.

- И хочешь сказать, что это прошло за каких-то несколько часов? - недоверчиво хмыкнул Мохиндер.

- Да, именно это я и хочу сказать, - кивнула Блисс. - Я к тому, что он не сделал мне ничего плохого. Он хотел меня защищать. Я очень сильно нравилась ему. Он был влюблен в меня, я точно знаю. И я не могу винить его за то, что он делал то, что, как ему казалось, было бы правильным по отношению ко мне.

Блисс не лукавила, когда говорила это - в конце концов, у неё был долгий, изнурительный перелёт и возможность подумать, обдумать всё. И, пожалуй, впервые за всё время, она думала не о том, что с ней происходит, не думала о себе - Блисс полностью сосредоточилась на мыслях о Малфое.

Блисс его не оправдывала, но это не отменяло того факта, что причины его поведения были более чем понятны.

Малфой был из тех, кто считал, что его мнение – едино правильное, что его методы - единоверные, и что каждое его действие, в конечном итоге, будет именно победным.

Блисс поняла мотивы его поведения: поняла и его слова. Когда он говорил, что ей так будет лучше, когда он твердил, что так (и никак иначе) будет правильно, он действительно верил в этом, верил всем сердцем.

И Блисс поняла, что не злится на него. Она его не понимала, как человека, она вряд ли хотела иметь с ним что-то общее, если это «общее» касалось каких-либо отношений, да и, что говорить, даже друзьями она бы сейчас быть с ним не хотела.

Но злости больше не было. Только жалость и остатки нежности от всего хорошего, что между ними было.

- Он не плохой человек, - сказала Блисс. - Но он себя таким не считает, и в этом, пожалуй, одна из его главных проблем.

Ужин они закончили в уютной тишине, подогреваемой свечками с рождественскими узорами. В какой-то момент Блисс показалось, что для полной идиллии не хватает подходящей песни.

Когда Блисс раздумывала, как бы ей поговорить с Мохиндером наедине, молчание нарушил Рафферти:

- Я думаю, что ещё успею вздремнуть до нашего перелёта, - сказал он. - Мэм, вы что-то говорили про удобный диван?

- Конечно, милый, пойдём, - сказала Каролина, уводя Рафферти.

Когда они с Мохиндером остались вдвоем, Блисс, закрыв дверь кухни, повернулась к нему и спросила:

- Я знаю, что ты отправлял мне письмо, но, к несчастью, я не знаю о его содержании, - сказала Блисс. - Там было что-то важное?

- Не то, ради чего тебе стоило бы приезжать, - нахмурился Мохиндер. - Блисс, почему ты не смогла прочитать письмо?

- Долгая и скучная история. Можешь рассказать мне, что ты написал?

- Про несуществующих людей.

Блисс снова села за стол. Блисс, подперев лицо руками, посмотрела Мохиндеру в глаза.

- Ты хотя бы понимаешь, что я не могу взять в толк, о чём ты говоришь?

- Вот как? - в голосе Мохиндера послышалось явное удивление. - Извини, я думал, что именно в этом заключалась суть вашей игры. Когда выдается свободная минутка, мы с коллегами открываем именную перепись населения. Развлекаемся, пытаясь подобрать комбинации имен и фамилий так, чтобы поиск выдавал нулевое значение. Обычно, где-то человек с определенным именем или фамилией всё равно находится, но бывают исключения. В твоём случае - исключением является всё.

Блисс помотала головой, поджала губы. Что-то не сходилось.

- Что за бред? - наконец сказала она. - В жизни не поверю, что во всём мире нет кого-то, кого бы звали Райан Смит.

- Но так и есть, - пожал плечами Мохиндер. - Райан Смити, Райн Смайт, Райн Смит, Рэйни Смит, был даже кто-то, кого звали Смит Райан. Но нет того, кто был бы именно Райаном Смитом.

- А с девушками?

- Аналогичная ситуация, - ответил Мохиндер.

- Ты так спокойно говоришь об этом, - только и смогла сказать Блисс.

- А о чём я должен беспокоиться? - удивился Мохиндер. - Проблемы доставляют только те, кто существует. Какая польза или угроза от тех, кого нет?

Блисс не стала говорить, что иногда - всё совсем наоборот. Что иногда несуществующие люди первопричина всего - пользы, проблем, тех самых угроз. Что иногда (почти всегда) эти самые люди душат.

Спустя два часа, нескольких чашек чая и задушевных разговоров с Каролиной, Мохиндер принёс бутылку виски.

- Я несовершеннолетняя, - напомнила Блисс, меланхолично разглядывая наполненный стакан.

Прежде, чем Мохиндер ей ответил, она успела взять бокал и начала цедить виски маленькими глотками, попеременно морщась. Лучше бы это было вино. Или текила. Или что-то, в чем бы ни было такого явного вкуса алкоголя.

- В Вегасе тебя это не слишком остановило.

- В Вегасе не было моего друга полицейского, который был бы обязан меня остановить!

- Остановить? - переспросил Мохиндер. - То есть, сказать что-то вроде «Блисс, нет»?

Блисс промолчала на это, не стала ничего отвечать, только кивнула, соглашаясь или же отрицая.

Когда Мохиндер вышел из кухни, а Каролина отвернулась, начала копаться в ящиках, Блисс налила себе третий стакан. И, подойдя к окну, открыла его. На лицо обрушился мелкий дождь, огни Бруклина светили в глаза ровным желтым светом, внизу слышались всплески воды: машины мерно ехали по мокрому асфальту.

Хотелось остаться здесь дольше, чем она планировала. Не хотелось возвращаться в Хогвартс, ещё больше - пересекать магический барьер, где по-прежнему была магия, непонятные головные боли, непонятные неразрешенные задачи, непонятное - всё остальное.

Драко Малфой там тоже был, и Блисс знала, что вернувшись, ей придётся как-то с ним разбираться. Не потому что она этого хотела, а потому что он просто не даст ей выбора. Малфой был не из тех, кто мог просто оставить человека в покое. Ей нужно было думать об этом раньше.

- Каролина, можешь подойти?

Блисс смотрела вниз, на несколько круглосуточных магазинов, смотрела на логотип, который привлёк её внимание.

- Она круглосуточная, - проследив за взглядом Блисс, сказала Каролина. И дотронулась до её волос, погладила по голове. - Ты уверена? Завтра ты можешь об этом пожалеть.

У Блисс в голове вилось, точно тугой жгут, какая-то мысль, которую она хотела сказать Каролине. Мысль, которая дала бы ей понять, что жалеть она не будет, но всё проносилось слишком отрывками, упорно не хотело складываться в слова.

Мне не откусят там голову.

Мне не отрежут там голову.

Зачем такой, как мне, голова.

***

«Все мы знаем, что на свете есть три бремени: понедельники, слава и деньги. Бал Двенадцати Сотен Весны стоило бы переименовать в Бал Двенадцати Сотен Бремени от Блисс Бромлей.

Кто же такая Блисс Бромлей? Давайте поговорим о ней и скажем то, что знает большинство: Блисс Бромлей, семнадцати лет от роду, учится в частной, закрытой школе, чистокровна и баснословна богата.

О методах воспитания чистокровных и богатых волшебников ходят разные, и, в основном, нелепые слухи: что детей с самого детства заковывают в кандалы, и выпускают из них на несколько часов, что в еду им обязательно капают яд, дабы организм к нему привык, что пытки непростительными по два часа в день - обязательная программа.

Вы прочитали это? Вы посмеялись? Или же, наоборот, согласились со всем вышесказанным? В любом случае, это не важно, ведь сейчас я поведаю вам правду.

Правду о воспитании тех самых чистокровных детей, которую вы так хотели узнать.

Так вот - детей не заковывают в кандалы.

И что вы хотите увидеть дальше? Заверения о том, что яд - лишь смехотворная шутка? Что непростительные - лишь очередная байка?

Я говорил, что эти заявления смехотворны и нелепы - но не говорил, что таких случаев не существует. Разумеется, бывает всё - но случаев с кандалами я ещё не встречал, так что давайте забудем про это.

Зато существует такая вещь, как дисциплина. Дисциплина, воспитание характера, обучение простейшим манерам: знать, какой столовый прибор для чего предназначен, понимать, какая одежда считается уместной, не дерзить тем, кто старше тебя по положению и возрасту, подбирать правильные выражения при разговоре с другим человеком, следовать традициям, без которых все мы, чистокровные волшебники, давно бы вымерли, погрязнув в кровосмесительной ереси с магглами или полукровками».

- Подожди, остановись на секундочку, - сказала Виви, устало потирая виски. - Я просила тебя прочесть что-то хорошее.

- А это и есть самое хорошее, что написали о Блисс, - подумав, не стала скрывать Гермиона.

Блисс и её родители разминулись буквально на несколько минут: стоило Блисс попрощаться и сесть в такси, как сразу же в номер аппарировали мистер и миссис Бромлей.

Аппарировали они по отдельности: мистер Бромлей приземлился и сразу же подошёл к Виви, а у миссис Бромлей явно возникли проблемы с аппарацией: она, неловко приземлившись, схватилась за ближайшую стену и все дюжины газет, что были у неё в руках, разлетелись по номеру.

Миссис Бромлей посмотрела равнодушно на всё: газеты, мужа, Виви, Гермиону. Единственное, на чём её взгляд задержался относительно долго, это на кровати - Блисс оставила на ней своё платье.

- Виви, где моя дочь? - сразу же спросил мистер Бромлей.

- Моя племянница умчалась в Вашингтон, - улыбнулась Виви.- Не волнуйся за неё: её встретят прямо в аэропорту, отвезут в банк, введут в курс дела, если она захочет, то подпишет необходимые бумаги и вступит в право на наследство - если не захочет, значит, она просто уедет. Так или иначе, до аэропорта её тоже сопроводят.

- Вашингтон, - вздохнул Филипп. - Не понимаю, почему Грейсон так тяготел к Америке.

- Филипп.

- Подожди, Роза, мы разговариваем, - ответил мистер Бромлей, не смотря на свою жену.

- Предполагаю, дело в том, что через Америку было проще, безопаснее и надёжнее проделывать все... дела, к которым он так тяготел, - помявшись, ответила Виви. - Ты можешь представить последствия подобного поведения во Франции или Англии?

- Могу, - легко согласился Филипп. - Но, при всей моей фантазии, представить вашего отца в тюрьме мне трудно.

- Филипп, немедленно посмотри на меня, черт бы тебя побрал!

Визг миссис Бромлей оказался таким громким, что и Виви, и Гермиона сразу же зажали уши. На миг Гермионе показалось, что стекло издало едва слышный звон.

- Роза, у меня сейчас кровь из ушей пойдёт, пожалей мой организм, - возмущенно сказала Виви.

- А ты - закрой свой рот и не возникай, - отчеканила миссис Бромлей. - Хотя, нет, ты можешь кое-что прояснить. И ты, Филипп, тоже. Прошу вас, объясните, почему вы так спокойны? Что с вами не так? Наша дочь, твоя, Вивьен, племянница является самой настоящей предательницей крови.

- Если бы просто предательницей крови, - засмеялась Виви. - Блисс даже тут отличилась - придумала новую подкатегорию предателей крови. Что-то вроде «предатели крови: все остальные и Блисс Бромлей, которую ненавидят больше всех».

- Ненавидят? - переспросила Розалинда. - Вивьен, ты действительно не понимаешь, насколько всё далеко зашло? Ненавидят - тебя. Блисс презирают. Испытывают к ней отвращение. Смеются. Вы действительно не понимаете, что будет дальше? Не понимаете, как с ней будут обращаться в любых общественных местах магического и маггловского мира Англии и Франции? Или не понимаете того, как ей придётся в школе? Её ждёт самая настоящая травля, и какой бы сильной вы не считали Блисс, с этим она не справится.

- С чем она не справится, Роза? - устало спросила Виви, начиная ходить по номеру и собирать газеты. - С несколькими месяцами до экзаменов? Филипп, скажи, как Блисс прячется от своих проблем?

- Прячется. В самом прямом смысле, - ответил мистер Бромлей. - Роза, успокойся, она не смогут травить нашу дочь - для того, чтобы это сделать, им придётся её найти.

- Вернёмся к уже оговоренной проблеме, - сказала миссис Бромлей. - А именно - к разрушенной жизни Блисс. Ни одно Министерство магии не примет её на работу. Ни один чистокровный волшебник с состоянием на неё не посмотрит. О приёмах, деловых встречах, балах, даже о поступлении в приличный университет мира магии можно забыть - навсегда. О хорошем круге общения - тоже. Филипп, наша дочь окончательно потеряла для общества. Нам нужно сесть и решить эту проблему.

- Ты же не дура.

Гермиона, чтобы не чувствовать себя настолько неловко, в какой-то момент начала помогать Виви с разбросанными газетами - и замерла на одном месте, услышав эту фразу. Её произнесла не Виви, а мистер Бромлей.

Кажется, Виви это удивило тоже - она, подняв очередную газету, молниеносно обернулась и уставилась на мистера Бромлея широко раскрытыми глазами.

- Ты же не дура, Роза, - повторил мистер Бромлей. - Но почему ты делаешь это? Почему ты корчишь из себя дуру, особенно сейчас? Здесь не журналистов, папарацци, за нами никто не следит, а ты, чтобы ты там не говорила, прекрасно знаешь о планах нашей дочери на дальнейшую жизнь. Так почему ты так себя ведешь?

- Как я себя веду, Филипп? - прищурилась миссис Бромлей. - Как мать, которая пытается придумать хоть какой-то способ наладить жизнь своей единственной дочери? Филипп, это же Блисс. В конце концов, она наиграется и решит вернуться в наш мир - но будет поздно.

- Решит вернуться? - переспросил Филипп. - Куда вернуться? В твой мир? Не в мой мир, мир Виви или её друзей - исключительно в твой. Только, Роза, я не могу понять одной вещи - каким образом она захочет вернуться туда, где никогда и не была?

- Наша дочь - чистокровная волшебница и наследница всего нашего состояния.

- И? - мистер Бромлей явно не понимал, куда клонила его жена. - То, что она наследница моего состояния, и так понятно. А даже если бы и не была - поверь мне, ей нет до этого дела. Твои родители обеспечили нашу дочь до конца жизни.

- Она моя единственная дочь, - повторила Розалинда. - Моя единственная дочь.

И Гермиона поняла.

Розалинда Бромлей не была дурой - она была женщиной, которая возлагала надежды и считала, что они - едино правильные, обязательно выполнимые и верные. Розалинда Бромлей возлагала абсолютно все свои надежды на свою дочь - на то, что она пойдёт по её стопам, повторит её жизнь, и даже будет счастлива от перспективы такой жизни.

А даже если и не будет счастлива - что же, это было не важно: важным являлось только то, что было правильным, и правильным не по мнению Блисс, мужа или родной сестры - правильным лишь по определению Розалинды Бромлей.

А её дочь, ну... её дочь оказалась Блисс Бромлей, пожалуй, другого определения и подобрать было невозможно.

И Гермионе хотелось что-нибудь сказать: сказать, какой Блисс добрый человек. Сказать, что Блисс - та, кто она есть, и это - замечательно, потому что в Блисс нет ничего плохого по определению.

Но Гермиона промолчала - эта женщина была не той, кого следовало учить жизни и обращению с собственной дочерью.

У Блисс, помимо неё самой, была защита в виде тёти и отца.

А Гермиона... в тот самый момент, когда она поднимала газеты и смотрела на эту сцену, где-то между Розалиндой Бромлей, полом и шкафом, за которым застряла газета, где-то между этими действиями она подумала, что не хотела бы таких отношений со своим собственным ребёнком.

Может быть, Розалинда Бромлей тоже не хотела таких отношений с Блисс - но было уже поздно, а менять свои приоритеты ради дочери она не хотела. По мнению Гермионы, это было ужасно.

И она мысленно, вскользь, на мгновение пообещала себе - когда у неё будет ребёнок, он никогда не столкнётся с матерью, которая не будет его поддерживать и отказывать в помощи, настоящей помощи - а не той пародией, которую Гермиона видела сейчас.

- Роза, - мистер Бромлей произнёс имя жены с такой безграничной усталостью, что Гермиона снова вернулась к их разговору. - Я люблю тебя, видит вселенная, очень люблю. Но я так больше не могу. Я искренне надеюсь, что ты понимаешь - жизнь своей дочери я тебе разрушить не позволю.

- А если не понимаю - то что ты сделаешь, Филипп?

Гермиона невольно выронила стопку газет, которые собрала с таким трудом - к счастью, их не подхватил ветер и всё, что ей оставалось, лишь наклониться и поднять их.

- А если ты не хочешь понять, - ответил мистер Бромлей, чеканя каждое слово. - То нам придётся сделать перерыв. Ради нашей дочери и её комфортного будущего, в котором ей не будут ставить палки в колёса.

- Перерыв, - повторила Розалинда. - Филипп, сделай каждому в этой комнате одолжение, называй вещи своими именами. Ты предлагаешь нам развестись?

- Если ты настолько категорично воспринимаешь слово «перерыв», то почему бы и нет, - пожал плечами Филипп и Гермиона не выдержала.

- Хватит! - воскликнула она, сразу же привлекая к себе внимание. - Вы... ведёте себя, как дети! Подумайте не о себе, хотя бы на минуту. Подумайте о том, какого будет Блисс.

Миссис Бромлей, мгновение разглядывая Гермиону, рассмеялась - громко, мелодично, истерично, как-то так, что на мгновение Гермиона даже услышала нотки счастья или чего-то, что она объяснить не могла.

- Гермиона, мне не сложно рассказать тебе, какого будет Блисс, - отсмеявшись, сказала Розалинда. - В конце концов, она моя дочь, и я её знаю. Так вот - Блисс будет всё равно. Радости она от нашего развода не испытает, но и грусти - тоже. О, не смотри на меня с таким потрясением! Я прямо слышу твои мысли - как так можно говорить о собственной дочери и думать о том, что ей будет наплевать на развод родителей. Спокойно, когда дело касается Блисс. Единственное, что волнует её в этой жизни - она сама.

Миссис Бромлей замолчала и, взмахнув рукой, останавливая Филипп, который явно хотел вступить в спор.

- Я наивно полагала, что меня поддержит муж или сестра, в борьбе с этой чертой характера моей дочери. Когда-нибудь такое отношение к жизни ей аукнется. Всё, что я хотела, это изменить хоть что-то, пока не стало слишком поздно.

- А изменить ты это хотела, выдав её замуж в семнадцать лет? - светски поинтересовалась Виви.

- С помощью этого замужества она бы смогла восстановить хотя бы часть погубленной репутации. Но, полагаю, об этом больше говорить не стоит. Восстанавливать больше нечего.

Какое-то время, что они провели вместе, слова миссис Бромлей продолжали едва ли не повторяться - про репутацию Блисс, про то, что она будет счастлива, если откроет для себя хоть немного послушания и покорности, про то, что брак с Малфоем - был единственным способом всё исправить.

- При всём уважении, брак с Малфоем - последнее, что нужно любому человеку на этой планете, - не сдержавшись, тихо сказала Гермиона.

Мистер Бромлей неожиданно рассмеялся и похлопал Гермиону по плечу. В тот же момент на его телефон пришло сообщение.

- Проклятье! - воскликнул мистер Бромлей, вчитываясь в строчки на телефоне. - Я совсем забыл, что встречу с новыми инвесторами перенесли на сегодня. Виви, ты что-нибудь знаешь о мобильном телефоне Блисс?

Виви продиктовала Филиппу новый номер и тот сразу же отправил дочери сообщение. Когда ему пришёл ответ, он сразу же улыбнулся.

- Где она? - апатично спросила миссис Бромлей.

- Уже в Вашингтоне, - ответил мистер Бромлей. - Спрашивает, знаю ли я про черные карты.

- Что за черные карты? - миссис Бромлей явно удивилась.

- Это просто миф, - отмахнулся мистер Бромлей, набирая сообщение. - Якобы существует кредитная карта, на которой абсолютно нет лимита на траты расходов и которая позволяет хранить на ней неограниченные суммы денег.

- С чего бы Блисс спрашивать о таком?

Миссис Бромлей выглядела нервной, встревоженной и какой-то злой, когда смотрела на своего мужа.

- Должно быть, это всё Дениз, - легкомысленно сказала Виви. - Я попросила его встретить Блисс. Несмотря на свою компетентность, он любит рассказывать байки о таких вот черных картах и всяких заговоров правительства против обычных людей.

- В любом случае, с моей дочерью всё в порядке, - выдохнул мистер Бромлей. - У меня встреча, Роза, тебе нужна помощь с аппарацией?

- И с аппарацией, и с адвокатом, и с журналистом, который напишет статью о нашем разводе, - кивнула миссис Бромлей.

- Извини, могу помочь тебе только с аппарацией, - не меняя спокойного выражения лица, ответил мистер Бромлей.

Они аппарировали только спустя десять минут, по-прежнему спокойно переговариваясь. Обсуждая развод.

- Мне нужно отвлечься и подумать над тем, как преподнести эти новости Блисс, - сказала Виви, взяв свою сумку. - Давай спустимся в бар. Нет, газеты захвати с собой - найди какую-нибудь статью, где о Блисс отозвались положительно, и зачитай мне её.

Совсем скоро выяснилось, что такой статьи не было. Та статься, что прочитала Гермиона, по сравнению с другими едва ли не пела Блисс дифирамбы. И название у неё было самое адекватное, если сравнивать с другими:

«Блисс Бромлей: вся правда о распутной жизни школьницы».

«Блисс Бромлей охмурила три человека за двадцать четыре часа».

«Блисс Бромлей, бал, репутация всей семьи или краткое пособие по тому, как разрушить всё за несколько часов».

«Блисс Бромлей: Мадрид, Детройт и лечение «разбитого» сердца».

То, что случалось в Вегасе, в Вегасе и оставалось. Жаль, что это не распространялось на другие города: не распространялось на Детройт.

«Блисс Бромлей напилась до невменяемого состояния».

Под этим заголовком была короткая статья, которой Гермиона даже не стала уделять внимания, и колдография: Блисс выходит из бара, пошатываясь, опускается на пол. За ней сразу же выбегает Рафферти и опускается рядом. Он держит в руках её лицо и что-то говорит. Блисс перестает дрожать и успокаивается. Кивает.

Фотография снова начинает повторяться.

- Так чем заканчивается та статья? - напомнила о себе Виви.

- Точно, статья, - сказала Гермиона, откладывая газету и беря другую. - Сейчас.

«Но мы не вымерли - благодаря дисциплине. Благодаря традициям, которым следуем с возраста осознанного. Мы - лучшее, что случалось с магическим миром, мы - есть всё, что является магическим миром, чистейшая квинтэссенция магии.

Блисс Бромлей об этом забыла. Не просто забыла - Блисс Бромлей отреклась от всего, что делало её одной из людей, принадлежащих к высшей категории. Блисс Бромлей, чистокровная наследница влиятельной семьи, встречалась с магглом. И она не стыдится этого, не скрывает - вместо того, чтобы скрыть столь позорный факт своей биографии, она объявляет о нём во всеуслышание, так, будто гордится этим и считает, что её поступок не был мерзким и отвратительным.

В любом случае, мне, как и всей нашей редакции стало интересно, кем же был тот молодой человек, с которым у Блисс Бромлей должна была состояться помолвка.

Как вы знаете, на данный отрезок своей жизни, Блисс Бромлей обучается в школе чародейства и волшебства Хогвартс, и, разумеется, мы пообщались с волшебниками, которые могли бы пролить свет на эту ситуацию.

Вот что сказала по поводу Блисс Бромлей Эбби Абель: (напоминаем, что многоуважаемый отец мисс Абель является правой рукой министра магии, Корнелиуса Фаджда)

« - Чистокровный волшебник из Хогвартса, который мог бы согласиться на помолвку с Блисс Бромлей? Иддо, милейший, вы ошибаетесь - с начала учебного года каждый человек в Хогвартсе узнал многое о её характере, её поведении. Чистокровный волшебник не то, что не согласился бы на помолвку с ней, даже при баснословном наследстве - он бы не сел рядом с такой, как она. Впрочем, именно это и происходило - наш круг старался обходить её стороной».

Так же, на тему не только Блисс Бромлей, но и всей ситуации в целом, высказалась Пэнси Паркинсон:

« - Я не удивлена окончанию этого бала. Знаете, при обсуждении такой особы, как Блисс Бромлей, можно услышать такую фразу «От неё можно всего ожидать». Это не совсем правда. Блисс Бромлей достаточно предсказуема в своих действиях, и всё, что произошло на этом приёме - тоже исключительно предсказуемо. А что касается чистокровного волшебника, который сделал ей предложение, Иддо, прошу вас, будьте реалистом и не ищите этого человека в Хогвартсе. Если уж на то пошло - не ищите такого человека в принципе. Помимо всего букета самых отвратительных качеств, Блисс Бромлей - отъявленная лгунья. И эта часть с помолвкой была исключительно для того, чтобы о ней и её поведении говорили ещё больше».

Нам удалось пообщаться с Теодором Ноттом, чей отец - уважаемый чистокровный волшебник, занимающий далеко не последнюю должность при Министерстве магии и самом министре. Ещё в своей прошлой статье я высказывал догадки о том, что мистера Нотта незаслуженно оклеветали в употреблении запрещенных веществ. Теперь я знаю об этой ситуации всё и знаю, кто её оклеветал (о том, что это могло быть правдой, и речи не идёт). О, вы уже догадались, кто это был, верно? Да, вы совершенно правы - Блисс Бромлей, неуравновешенная, невоспитанная, лишенная чувства такта и какого-либо уважения к окружающим оклеветала мистера Нотта, ведь без внимания эта девушка не способная существовать.

К несчастью, нам не удалось полноценно пообщаться с мистером Ноттом - он сказал несколько слов и практически сразу же аппарировал. Но я его понимаю - последнее, чего бы он хотел, говорить о таком человеке, как Блисс Бромлей».

- Тут ещё четыре абзаца, небольшие интервью и очень много «ересь», «кровь», «предательница», «отвратительная», «распутная» и тому подобное, - наконец сдалась Гермиона, отбрасывая от себя газету - ей снова захотелось забраться под душ. - Как я и сказала, это - самое хорошее, что написали о Блисс.

Гермиона опустила руки на стол, прикрыв голову.

- Нужно сжечь всё это, - наконец сказала она. - Сделать так, чтобы она этого не прочитала. Как-то отгородить. У неё и так проблем хватает, а теперь ещё и эти отвратительные вещи. Блисс не заслужила такого.

- Можешь просто выкинуть их куда-нибудь, - ответила Виви. - Гермиона, ты действительно думаешь, что как только Блисс тут появится, она сразу же спросит нас о газетах? Она не то, что не спросит - она о них даже не думает. А даже если она и узнает - ей будет всё равно.

- Ты права, - признала Гермиона после недолгих раздумий. - Но это, пожалуй, я действительно выброшу. И снова приму душ. Такое чувство, что я вся в слизи.

- Вот бы мне помог этот душ, - задумчиво сказала Виви. - Но, увы, я в этой слизи уже больше тридцати лет. В какой-то момент возможность отмыться просто исчезает.


***

Блисс сидела рядом с Гермионой, смотрела на напротив сидевших - Рона, Гарри и Симуса Финнигана. Блисс хотелось прервать неловкое молчание; Блисс хотелось выйти за дверь купе, отыскать Рафферти, забиться к нему под бок и проспать несколько часов.

Блисс хотелось к Рафферти, с которым она слетала в Вашингтон, утрясла все вопросы с наследством, которому рассказывала о черной карте, которую в обиход поступит только через два года.

Блисс рассказала ему, что сейчас черными картами владеет не более двухсот человек по всему миру. И теперь она - одна из них.

Рафферти выслушал её, отпоил кофе, сказал, что её дедушка - тот ещё прохвост, свалился в лужу, едва не свалился в фонтан, распугал стаю голубей и уснул на скамейке, пока Блисс разговаривала с Виви по телефону и выясняла нужные ей подробности.

Рафферти посадил её на самолёт до Мадрида, клятвенно заверил её, что не опоздает на свой рейс и точно не опоздает на поезд до Хогвартса. Последнее нужно было выяснить.

Но кто бы её ещё отпустил. Точно не Гермиона, которая успела поставить щиты на три проклятия, которые едва не достигли цели, точно не Гарри, который даже палочкой не стал пользоваться - просто налетел на слизеринца, шестикурсника, с кулаками.

Блисс не знала, кем он был, она видела его в глаза впервые с начала учебы. Блисс даже не услышала, что он сказал, а Гарри отвечать отказался. И живи теперь вот так оставшиеся полтора месяца.

Живи вот так, под вечным контролем, под испуганными взглядами, под конвоем живи. Блисс понимала, что всё это - от волнения, понимала и то, что Гермиона просто хочет её защитить, а Гарри и Рон просто ей в этом будут помогать и по возможности не задавать вопросов.

Да и какие вопросы они должны были задавать? Они точно читали газеты. Вряд ли у них эти самые вопросы вообще были.

Но ей нужно было найти Рафферти, и ей точно могло потребоваться одиночество, и свободное перемещение по Хогвартсу, иногда - даже без Гермионы. Всё же, были моменты, когда ей действительно не стоило говорить лишних вещей - сейчас Блисс это понимала.

- Я должна...

- Нет, - мотнула головой Гермиона, не отрывая взгляд от своей книги. - Ты не должна прогуляться. И ты не хочешь выходить из купе, только если в сопровождении меня, Рона или Гарри.

- Хорошо, - Блисс встала и, поймав взгляд Гермионы, демонстративно закатила глаза. - Никого я брать с собой не собираюсь, просто постою у окна. Ты всё ещё будешь меня видеть, а если я кого-то замечу, то сразу же зайду обратно.

- Ладно, - помолчав, ответила Гермиона. - Только успей зайти до того, как в тебя попадет заклинание.

Блисс быстро кивнула и вышла из купе, привалившись лбом к холодному стеклу окна. Поезд пронесся мимо реки, мимо туманного участка и серого неба, сквозь которое, всего на несколько секунд, выглянуло солнце. За это мгновение Блисс успела уловить своё отражение; и удивиться в очередной раз.

Поезд качнуло и Блисс, не сумев удержать равновесие, начала заваливаться в сторону. Прежде, чем она успела упасть, ей мягко надавали на бок и вернули в вертикальное положение.

- Спасибо вам... мистер Маррей.

- Просто Маррей.

- Киллиан. Да, я помню, мы об этом говорили, - засмеялась Блисс, заправив большую часть волос за уши. - Спасибо за то, что не дали мне упасть и... не спасибо за ваш пристальный и пугающий взгляд.

Маррей смотрел на неё пристально, пораженно, смотрел одним из тех взглядов, которые принадлежали исключительно конкретным и людям, и кто-то другой никогда не мог понять, что этот взгляд значил.

Почему-то Блисс казалось, что заговори Маррей на секунду позже, она бы смогла понять.

- Прощу прощения, Блисс, - улыбнулся он, кашлянув. - Как я понимаю... теперь это действительно новая прическа?

Блисс снова засмеялась, прикрыв рукой рот.

- Да, мистер Маррей. Теперь это действительно новая причёска, а не что-то там ещё.


Теория Мнемозины


Эстетика к этой главе, и небольшие спойлеры - к следующей.

https://pp.userapi.com/c637928/v637928743/35ce2/kFXWtLz_qo8.jpg
__________


Малфою казалось, что и он вернулся куда-то в начало - в то самое начало, в котором Блисс исключительно его раздражала, и не было ничего, кроме этого чувства раздражения.

И он прокручивал в голове это, пытался вспомнить хотя бы одну ситуацию, когда Блисс вызывала исключительно негативные эмоции. Было ли такое время?

Вряд ли. Он мог вспомнить только примеси. Раздражение с примесью жалости. Раздражение с примесью боязни. Раздражение с примесью нежности. Раздражение с примесью того, в чём он ей не признавался.

Раздражение с примесью «пусть она их увидит».

Это самое «пусть она их увидит» возникло в его голове, когда Абель снова начала к нему ластиться, трогать за руки и смотреть в глаза. Тогда-то он и подумал - он её поцелует, ему не жалко. Только пусть это будет проходить на глазах у одного конкретного человека.

Через два дня Малфой понял, что с «конкретным человеком» возникли сложности, и сложности эти заключилась в том, что конкретного человека нигде не было. Блисс как будто провалилась сквозь землю.

Неудивительно, впрочем - сдвоенных пар у них пока что не наблюдалось, о встречах они обычно договаривались, а вот найти Блисс просто так, наткнуться на неё внезапно... это могло случиться, конечно, и в какой-то отрезок их времени даже случалось часто. Блисс могла выскочить из-за угла, собирая плечами косяки, колонны, и немножечко - себя саму. Он мог узнать её по осанке, по густым волосам, укрывающим всю её спину.

А теперь Блисс из-за углов не выскакивала, и все, кого он видел со спины, точно ей не были. Даже в Большом зале она или не появлялась, или уходила до его прихода.

И как можно было попасться на глаза человеку, когда не было даже представления, где этот человек мог бы находиться?

Только с помощью общих друзей. И не смотря на то, что таковых не было, это не отменяло того факта, что с его сокурсниками Блисс поддерживала хорошие отношения. Только с один и явно - слишком хорошие. Что же, и этого было достаточно.

- Малфой, проснись!

- Я не сплю, - сразу же ответил он, открывая глаза и смотря на недовольную, растрепанную Пэнси.

- Значит, тебе стоит проверить слух, - отчеканила она. - Блейз скоро придёт, Абель, будь она неладна. Её ты зачем пригласил?

- Она будет в нашей группе, - пожал плечами Малфой. - И она, как это ни прискорбно, справляется лучше, чем каждый из нас. Даже лучше, чем я.

- Малфой, милый, - Пэнси смотрела на него с всепоглощающей жалостью. - Абель справляется лучше не потому, что понимает причину своих страхов и знает, как найти к ним подход.

- Вот как?

- Да, - кивнула Пэнси. - Просто в её прелестной, но, тем не менее, абсолютно пустой головке этих самых страхов нет. То есть, есть, конечно. Но не так, как у нас, или у кого-то, кто хоть немного обделён мозгами.

- Но всё же, ты не отрицаешь, что страхи у неё есть.

Это сказал Блейз, бесшумно зашедший в комнату и так же бесшумно закрывший дверь.

- Разумеется. Но это не отменяет того факта, что она из той категории людей, у которых всего два страха. Один из них - смерть. А что касается второго... в случае с Абель, думаю, это испорченное платье посреди торжественного вечера. Или что-то похожее.

- Бояться смерти - достаточно сильный страх, Пэнси, - устало ответил Блейз.

- Нет, если единственное, что тебя в смерти пугает, это - сам её факт.

С этим Малфой был согласен. Блейз, судя по затянувшемуся молчанию, тоже. Но, не смотря на правоту Пэнси, факт оставался фактом - Абель справлялась с аверлиусами и их контролем просто блестяще.

Он бы мог это пережить - они бы все могли, чего уж там. Если бы не тот факт, что экзамен должен был начаться через две недели и продлиться до середины мая включительно. Самым мрачным фактом было то, что в первой группе был Малфой. Как и Пэнси, и Блейз. И Абель.

Помимо них, было ещё пять человек, среди которых точно была Грейнджер. Остальных он банально не запомнил.

Абель пришла вовремя, как и всегда - по ней можно было часы сверять, не ошибешься. Тренировка прошла успешно - для неё, посредственно - для всех остальных. И даже если экзамен они сдадут на «превосходно», Малфой знал прекрасно, что результаты каждого из них - посредственны. Нужно было вкладывать больше усилий, делать это раньше, уделять тренировкам куда больше времени.

Но, разумеется, куда было им. Приёмы. Аудиенции. Балы. Любовные переживания. Какие тут экзамены, какая война, право же, насмешили. Малфой саданул кулаком по стене в какой-то бессильной злобе, и только потом понял, что никто не удосужился выйти из его комнаты.

- Драко, ты...

- Тихо!

Малфой поднял руку, приказывая Абель замолчать. Почти рядом с его дверью слышались голоса, и голос каждого человека он знал превосходно.

- Тебе не кажется, что времена, когда ты мог искать свою подружку рядом с дверьми старосты, прошли?

- Тебе не кажется, что времена, когда мы с тобой разговаривали, не наступали примерно никогда? - даже закрытая дверь, искажающая звуки, выдавала в голосе Рафферти крайнее изумление. - Нотт, моя комната дальше по коридору. Я при всём желании не могу попасть туда, не пройдя мимо комнаты старосты.

- Так может быть, тебе стоит идти туда сразу, бежать со всех ног? А не плестись, как жалкий слизняк? - Нотт хмыкнул, откашлявшись. - Приношу свои извинения. Ты же на большее и не способен.

- Да как тебе будет угодно, - Рафферти говорил таким тоном, будто вообще не понимал, почему разговаривал с Ноттом. - Нотт... не будь идиотом. Чтобы попасть в свою комнату, мне нужно обойти тебя, а ты, по причине, известной тебе одному, и крайне неинтересной мне, не хочешь меня пропускать.

Малфой вздохнул и, открыв дверь, просто кивнул Нотту. Тот достал палочку и заклинание, бесшумное, хорошо выполненное, подхватило Рафферти и занесло его в комнату Малфоя. Нотт, зашедший следом, так же тихо закрыл дверь.

- Вы, ребята, такие интересные, многогранные, такие непредсказуемые личности, - сказал Рафферти, вставая с пола и отряхивая мантию. - Давайте я, ориентируясь на вашу многогранность и непредсказуемость, попробую догадаться, что будет дальше.

- Тебе не кажется, что...

- Что ты - тот самый человек, которого всё время затыкают, - продолжил Рафферти, и искристым весельем разглядывая Абель. В его взгляде, позе, во всём нём не было ничего, что хоть как-то указывало на страх.

- Ты и ты, - Рафферти указал на Блейза и Нотта. - Грубая сила. Не кулаки, конечно же, вы же такие чистокровные, по-прежнему многогранные и непредсказуемые, конечно же, у вас в арсенале есть достаточное количество заклятий, которые наравне с непростительными, но всё же - не дотягивают.

- Ты, - он махнул рукой на Пэнси. - Ты у нас сладкие речи и обещания, возможно, картинные вздохи и попытки заставить прекратить, потому что «не надо такой жестокости». До хорошего копа не дотягиваешь, но близко.

- И, разумеется, остался ты, Малфой, - Рафферти потёр глаза, поморщившись. - Будешь стоять и смотреть, ожидая, когда жертва расколется. Заклинание применишь только в том случае, если совсем не останется выбора, и почему-то я уверен, что в стенах этой школы выбор у тебя был всегда, не взбесил тебя ещё никто до такого состояния. Только вот знаешь что?

Малфой даже не заметил, как Рафферти подошёл почти вплотную, Малфой даже не замечал, как он двигался к нему, или двигался от двери, а двигался ли он вообще? Или подошёл к нему за один короткий шаг? Или стоял вплотную всё время, говорил, смотрел с безграничным весельем и каплей извечной усталости?

- Я взбешу, - закончил Рафферти. - Это я тебе гарантирую.

И Рафферти толкнул его.

- Уберите палочки. Я сказал, уберите палочки. Немедленно.

Рафферти дурачился. Когда Блейз и Нотт приставили палочки к его горлу, он поднял руки, картинно открыв рот. Смотри, как я боюсь их. Смотри, как я испуган. Смотри, как я издеваюсь над тобой, как мне наплевать на то, что вы со мной сделаете, смотри, смотри же на это.

Нотт и Блейз, с явной неохотой, но палочки всё же убрали.

- Я тебе это припомню, - спокойно сказал Малфой.

- Даже и представить себе не мог, - вздохнул Рафферти.

- Тебе и твоей обожаемой подружке.

Рафферти не стал толкать его снова, не вынул палочку, только снова вздохнул, устало, протяжно. Скажи в своё время Малфою такое - он бы уже послал в того, кто хоть как-то угрожал Блисс, с десяток заклинаний. А Рафферти, судя по всему, было всё равно.

- Так что? - Малфой старался сохранять спокойствие, а оттого ненавидел свой голос, в котором отчетливо слышалась бессильная злость. - Передать что-нибудь Бромлей, когда она окажется в больничном крыле?

- Нет, ей ничего передавать не надо, потому что она там не окажется, - покачал головой Рафферти. - Ну, только если всё будет не так, как всегда, но сейчас не об этом. Малфой, вот скажи - тебе нормально быть настолько жалким?

- Не зарывайся, Рафферти.

- Я не зарываюсь, я стараюсь проявить интерес, - покачал головой он. - И мне действительно интересно - каким человеком нужно быть, чтобы из-за расставания мстить кому-то, к кому испытывал теплые чувства? Блисс что, убила кого-то, кто был тебе дорог? Или...

Рафферти замолчал, нахмурившись. А после он просто упал там, где стоял. За эти секунды Малфой успел заметить его остекленевший, бессмысленный взгляд.


***

Блисс, задремавшая под двумя томами учебника по зельеваренью, из сна вырвалась резко и буйно. Она вцепилась в одеяло, подпрыгнула, отбросив в сторону подушку, и несколько пугающих минут ей казалось, что она проваливается куда-то в пропасть.

- Блисс, что с тобой? - Падма смотрела на неё с ужасом.

- А что со мной? - спросила Блисс, вставая с кровати. - Или ты имеешь в виду мой стресс от зельеваренья? Он сопровождает меня на протяжении всей учебы, удивительно, что ты не заметила раньше.

- Балда, - поморщилась Падма. - Я имела в виду твои судороги. Видела, что было с твоей ногой? Сходи в больничное крыло, будем надеется, что у тебя просто мышцу защемило.

- Просто? - рассеяно переспросила Кэтрин, перелистывая свой учебник.

- В случай с Блисс - это будет даже слишком просто, - сказала Падма, укладывая вещи в сумку. - Кэтрин, проводи её. Мне нужно спешить на тренировку.

- Что за внезапные и таинственные тренировки? - обиженно спросила Кэтрин, захлопывая книгу и вставая с кровати.

- Если бы ты спросила, они бы не были внезапными, и уж тем более таинственными, - удивленно ответила Падма. - Я и несколько других ребят тренируются с аверлиусами, чтобы не оплошать на экзаменах. Нужно было раньше начать, конечно, но... не до этого было. В любом случае, я убежала. Не скучайте.

Хлопнувшая дверь открылась снова, и в проеме показалась голова Падмы:

- Про больничное крыло я говорю серьёзно. Встали - и отправились.

С момента ухода Падмы прошло не больше десяти минут; за это время Блисс успела ополоснуть лицо, провести по волосам расческой и около двухсот раз повторить себе «Это просто сокращения мышц. Просто сокращения мышц».

- Ты куда? - удивленно спросила Кэтрин, которая спокойно собиралась в душ.

- В больничное крыло.

- Совсем не обязательно мне врать.

- Я не вру, и не смотри на меня так! - Блисс заправила волосы за уши и тут же нервно чертыхнулась: они и так были в относительном порядке. С короткой стрижкой вообще было на удивление мало проблем. - У меня до сих пор ногу дергает. Лучше разберусь с этим сейчас, чем кто-нибудь позже будет меня на себе тащить. Не скучай.

Почти дойдя до больничного крыла, Блисс успела три раза подумать о том, что нужно было надеть мантию. С новой стрижкой её узнавало ничтожно малое количество народу: на завтраки она приходила раньше всех, уходила сразу же, как там появлялись люди, о встречах договаривалась заранее, ходила быстро, а с учетом того, что сдвоенных пар со Слизерином не предвиделось всю неделю, Блисс казалось, что она попала в сказку.

Единственный шестикурсник из Слизерина, который её узнал, кажется, был слишком напуган Гарри, чтобы кому-нибудь рассказать. Блисс понимала, что долго так продолжаться не может, но она бы не отказалась скрываться до победного конца.

- Мадам Помфри, мы с вами так давно не виделись! - преувеличенно бодро крикнула Блисс, зайдя за ширму, сквозь которую мелькали силуэты.

И сразу же вцепилась в железные прутья кровати, вцепилась до посиневших костяшек: она не знала, зачем. Чтобы не упасть. Чтобы не броситься к Рафферти, проверяя его пульс, что было глупо, он ведь дышал и выглядел вполне нормально. Чтобы не броситься на Малфоя и Блейза, не используя даже палочку - просто сломать им лица, в кровавое месиво превратить.

Блисс дотронулась до головы, стараясь контролировать вспышки красного под глазами. Последний раз это ничем хорошим не закончилось - Блисс даже представить не могла, что делала те минуты или часы, в том саду, и почему Пэнси отдала ей письмо.

Сейчас было не время: не время разбираться, откуда такая жестокость, и не время давать ей над собой контроль.

- Он же...

- Мисс Бромлей? - мадам Помфри зашла за ширму, и, посмотрев на Блисс, поставила на прикроватную тумбочку стакан воды. - Что у вас случилось?

- Он же в порядке, да? - переспросила Блисс.

- Мистер Рафферти? Конечно, он в порядке, - отмахнулась мадам Помфри. - Очередное переутомление, за последние два дня, таких, как он, уже пять было. Страшно представить, что будет дальше. Вы, семикурсники, совсем сошли с ума со своими опасными побрякушками.

- Рафферти никогда не занимался с аверлиусом, - сказала Блисс, проводя рукой по его волосам.

- Если он вам не говорил об этом, не значит, что этого не было, - пожала плечами мадам Помфри. - Не волнуйтесь, мисс Бромлей, скоро он придёт в себя. И сотрите это выражения с вашего лица, Мерлин спаси! Повторяю ещё раз - он не при смерти, не устраивайте драму! Если хотите, можете подождать его пробуждения, но сейчас идите в коридор - десять минут проветривания вам не повредит. Это касается всех - не только мисс Бромлей.

Блисс вышла в коридор на негнущихся ногах - и сразу же вцепилась в ближайший подоконник. Нужно было контролировать руки. Нужно было контролировать всё тело, а не набрасываться на Малфоя, на Блейза. Нужно было успокоиться, привести голову в порядок.

- Что, Бромлей...

Ладно, возможно, кое в чем Блисс просчиталась - для того, чтобы себя контролировать, ей была нужна абсолютная тишина. Или, для начала, хотя бы не слышать голос Малфоя. Возможно, так бы она смогла себя сдержать - а не развернуться и не влепить пощечину со всего размаха.

Малфой дернул головой, и это выглядело даже смешно, и Блисс могла бы посмеяться, если бы от его взгляда ей не стало страшно до мурашек. Блисс подумала, что помогло бы ей совладать со своим страхом. И влепила Малфою вторую пощечину - для симметрии.


- Что - Бромлей? - переспросила Блисс, подняв брови, стараясь говорить спокойно, а не шипеть, не плеваться ядом. - Я сейчас тебе скажу, что - Бромлей. Бромлей от тебя устала, но Бромлей искренне полагала, что до такого ты не опустишься. Ты серьёзно покалечил Рафферти, чтобы я... что? Извинилась перед тобой? Сказала, что мне жаль? Приняла твоё предложение? Чего ты добивалась вот этим, о мой бог? Чего ты от меня хочешь, черт тебя дери, Малфой?

- Ничего я от тебя не хочу! - заорал Малфой. - И Рафферти я ничего не делал, а даже если бы и сделал, то в больничное крыло бы он не попал!

- О, какие угрозы! Надеюсь, мадам Помфри слышала, и теперь у меня есть свидетель! А даже если и нет - я с радостью воспользуюсь Омутом памяти, покажу всю сегодняшнюю ситуацию, и твои слова - в частности! Надеюсь, этого будет достаточно для исключения!

- Если в Шармбатоне этого не было достаточным для исключения, то здесь - и подавно! Я тоже могу воспользоваться Омутом - и это докажет, что не делал я ничего твоему обожаемому трусливому Рафферти! Знаешь, что он сделал, когда я сказал, что тебе может угрожать опасность? Ничего! Просто посмеялся! Может быть, стоит лучше выбирать себе друзей и круг общения?

- Да кто бы...

- Я, пожалуй, пойду.

Блисс вздрогнула, посмотрев на Блейза, и Малфой практически отзеркалил её движение. Только сейчас Блисс поняла, насколько спокойно, насколько тихо звучал Блейз - по сравнению с ними двоими.

- Вы, ребята, привлекаете к себе слишком много внимания, - словно угадал её мысли Блейз. - Ещё немного - и здесь соберется весь Хогвартс. Как и сказал Малфой - мы к состоянию Рафферти никакого отношения не имеем, и участвовать я в этом не собираюсь. Если что - я в подземельях и, Блисс, это информация была не для тебя.

- С учетом того, что я последний человек, который стал бы искать тебя в подземельях и где бы то ни было, я сумела догадаться, - поморщилась Блисс.

Блейз оставил их одних, и гнетущая, почти осязаемая тишина дала Блисс понять, что разорались они действительно не на шутку. На бледной коже Малфоя красовались два розовых пятна - ещё одно напоминание.

Блисс, покачав головой, не сдержала смешка - она кое-что поняла.

- Ты замечал за собой одну вещь... она очень хорошо характеризует всего тебя. Много слов - мало дела, пожалуй. Да, лучше и не скажешь.

- И к чему ты сейчас, Бромлей? - устало спросил Малфой, приваливаясь к подоконнику.

Блисс повернула голову, посмотрев в окно - небо окончательно вобрало в себя фиолетовый цвет, и можно было рассмотреть звезды на небе. Снова собиралась ночь - Блисс уже не помнила, когда видела утро в Хогвартсе нормально, а не мельком, украдкой. Когда последний раз видела хоть какой-то намек на солнце.

- Я к тому, что ты можешь говорить всё, что угодно. Ты хорошо говоришь, этого не отнять, пожалуй. И твои угрозы действительно устрашающи, но, в какой-то момент, ты становишься как тот мальчик, который кричал о волках. А волков всё не было и не было. Пойми, ты можешь говорить всё, что угодно - но твои слова всерьёз уже не воспринимаются. Я это знаю. Рафферти это знает.

Блисс замолчала, не зная, как продолжить, как донести, не знала, нужно ли это было вообще.

- В конце - волки всё же были.

Блисс всё же посмотрела на Малфоя - тот смотрел прямо на неё.

- Прости?

- В конце этой истории настоящие волки появились, - сказал Малфой. - И если бы кто-нибудь угрожал тебе, хоть какой-то намек сделал, что тебе будет плохо, я бы выпустил эти стаи волков. Тогда - выпустил бы.

- Я верю, - вздохнула Блисс. - Мало дела - не значит, что его нет совсем. И да, ты бы, разумеется, выпустил этих волков. А меня бы не спросил, нужно оно мне, или нет. Потому что, как бы иронично это не звучало, ты по-прежнему не умеешь говорить с людьми. А людям говорить нужно, иначе...

Блисс очертила круг, указывая на себя, на Малфоя.

- Иначе вот к чему это приводит.

Малфой ответить не успел - их прервали звуки шагов, а после - появление перед ними директора Альбуса Дамблдора.

- Мистер Малфой, мисс Бромлей, - кивнул он.

- Добрый вечер, директор, - сказала Блисс, едва удержавшись от того, чтобы сделать книксен.

- А вы, я так понимаю, тоже хотите взять у мадам Помфри Зелье без сновидений? - спросил Дамблдор. - Не вы первые. Последнее время со спокойным сном в Хогвартсе не всё так гладко, как хотелось бы.

- На самом деле, нет, - сказала Блисс, заметив, как напряглась рука Малфоя. - Я хотела поговорить с вами, профессор Дамблдор.

Дамблдор, наклонив голову, удивленно посмотрел на Блисс. Малфой, чья рука соскользнула с подоконника, явно был удивлен не меньше.


- Нет, я вовсе не ждала вас здесь, я даже не знала, что вы будете здесь, - быстро затараторила Блисс. - Просто... всё сложилось удачно, если не считать той причины, почему я здесь, и почему мой лучший друг - тоже здесь!

- Опять ты за своё, Бромлей? - нахмурился Малфой, сжав зубы. - Повторяю ещё раз - я ничего Рафферти не делал, просто он припадочный!

- Да сам ты припадочный!

- Неудивительно. Всех, кто с тобой общается, ждёт именно эта участь!

- Мисс Бромлей, мистер Малфой, прошу, сбавьте свой тон, оба, - спокойно сказал Дамблдор. - Ещё немного таких криков - и я стану припадочным вместе со всеми вами.

- А я что говорил, - торжественно сказал Малфой.

- Мистер Малфой, - Дамблдор повысил голос, но по сравнению с ними он по-прежнему звучал до смешного тихо. - Отправляйтесь в свою гостиную. Мисс Бромлей, подождите меня здесь - всё же, моей главной задачей было получить зелье.

Забрав зелье, Дамблдор улыбнулся Блисс. Она сразу же пошла за ним. Когда до кабинета Дамблдора оставалось всего ничего, он остановился и сказал мечтательно, медленно:

- Вы никогда не замечали, что ночь - идеальный спутник для честных разговоров?

Блисс малодушно понадеялась, что ей лишь послышался подтекст в словах Дамблдора. Блисс знала, что надеяться не стоило.

Когда Блисс прошла за каменную горгулью; когда поднялась вверх по лестнице; когда оказалась в кабинете директора, то на секунду ей показалось, что она дезориентирована.

Кабинетом директора являлась большая, круглая комната, с несколькими огромными окнами во всю стену. Блисс не знала, были все вибрирующие, свистящие, колышущиеся, тихие, словно крылья стрекоз, звуки оплотом этого кабинета, или лишь её воображением.

Через несколько секунд Блисс пришла к выводу, что звуки исходили от вращающихся столов и различных приборов, что на них стояли - серебристых, жужжащих, выпускающих клубы пара, пыльцы или хлопьев снега.

Блисс, было, решила занять приглянувшиеся ей кресло, но сразу же от него отошла - рядом с ним висели портреты, в рамах которых спали бывшие директора Хогвартса.

- Присаживайтесь, - сказал Дамблдор, указывая на кресло рядом с большим столом. - Чаю? Сладостей из Сладкого королевства?

- Чаю, - ответила Блисс. - Без молока, сахара и лимона.

- Я очень рад вашему ответу, - сказал Дамблдор, взмахивая палочкой и левитируя к себе поднос с сервизом. - Уж не знаю, почему, но почти все, кто был в этом кабинете, всегда отказываются от чая. У вас есть предположения, с чем это может быть связано?

- Считается, что чай не располагает к серьёзным беседам, - подумав, ответила Блисс. - Я считаю иначе. Большинство моих серьёзных разговоров всегда сопровождались чашкой чая.

- Эрл Грей?

- Буду рада.

Светлый пар поднимался от чашки. Блисс осторожно взяла её, грея руки.

- Ещё есть вероятность, что те, кто здесь был, просто не любят чай, - сказала она.

- Всё может быть, - легко согласился Дамблдор. - А вы? Не хотите рассказать, что может быть с вами? Рассказать честно, разумеется, честно, мисс Бромлей. Подумаете, какой смысл в ваших недомолвках, уловках и лжи? Совсем скоро вы покинете Хогвартс, и, может быть, без ответов на ваши вопросы. А я, возможно, могу вам помочь. Да и человек я не из болтливых. Всё, что вы скажете в этом кабинете, здесь и останется.

Блисс подумала, что ей нравятся эти слова. Блисс подумала, что большинство её жизни - разговоры в кабинетах, которым она отдавала свои тайны.

Она так устала от этого. Когда же все тайны падут? Когда же все вопросы получат ответы?

- Профессор Дамблдор, давайте представим гипотетическую ситуацию, в которой человеку стерли память, - подумав, сказала Блисс. - И, предположим, что был какой-то человек, который гипотетически догадывался о таком исходе событий. И этот самый человек, который догадывался, предпринял попытки сделать что-то, чтобы эту память вернуть.

- И какие же попытки этот гипотетический человек предпринял?

Дамблдор спрашивал не насмешливо, не с недоверием или весельем. В тот самый миг, когда Блисс заговорила, он стал серьёзным. Он её слушал.

- Разбросал... бутылочки, которые рассказывали о событиях прошлых жизней человека, - ответила Блисс. - Маленькие хрустальные флакончики с воспоминаниями. Тронешь - и они пойдут трещинами, возвращая то, что было украдено.

- Воспоминания как-то связаны между собой?

- На первый взгляд - нет. Да и на второй, признаться, тоже. В воспоминаниях нет одной истории или составляющей - просто что-то, что, предположительно, было. Или, возможно, не было никогда. Я не знаю.

- Вы запутались, - понимающе сказал Дамблдор, снова взмахивая палочкой: к нему на стол мягко приземлилась книга. - И изъясняетесь вы туманно. Но ваш рассказ навел меня на одну мысль. Для начала я задам вопрос - скажите, что вы знаете о Гриире Зизнике и Мнемоне Рэдфорд?

- Мнемона создала формулу заклинания забвения, а позже смогла воссоздать и само заклинание, - озадаченно ответила Блисс. - Но кто такой Гриир Зизник я не имею ни малейшего понятия.

- Гриир Зизник был её сводным братом, - ответил Дамблдор. - Когда Мнемона создала заклинание забвения, он озаботился обратной стороной этого заклинания - возможности вернуть отобранную память. Как вскоре он понял, это не предоставлялось возможным. Возможным, разумеется, без насильственного магического вмешательства и пыток, которые, хоть и возвращали человеку воспоминания, но ненадолго - в конечном итоге, личность полностью теряла себя и больше собой не была.

- Я знаю, как действует заклинание забвения, - ответила Блисс. - Но я сказала, что это заклинание - лишь предположение. То есть, возможно, было не конкретно это заклинание. Было что-то другое.

- Видимо, в какой-то момент Зизник подумал так же, как и вы, - мягко сказал Дамблдор. - Он начал искать в «чем-то другом». Искать в тех людях, которые когда-то потеряли память, но, в конечно итоге, вернули её без вреда для своей личности. Совсем скоро он понял, как именно эти люди возвращали свою память - постепенно, отдельными фрагментами, иногда - целыми историями. Но, при всём этом, воспоминания к ним возвращались самостоятельно, без какого-либо постороннего вмешательства. Полагаю, именно в этот момент Гриир стал проводить серию экспериментов, которые, в конечно итоге, он назвал «теорией Мнемозины».

- Причём здесь бабочка? - не сразу поняла Блисс. - Подождите... Мнемозина - богиня памяти греческой мифологии?

- Второй вариант, - вздохнул Дамблдор. - Сейчас я вам объясню, почему теория осталась лишь теорией. Суть возвращения воспоминаний заключалась в том, чтобы не выуживать на поверхность всё потерянное, а сначала возвратить лишь несколько основных фрагментов. Возможно, для человека, который их возвращал, они и казались несвязанными, возможно, даже бессмысленными - но это не так. Воспоминания, которые поступали в сознание, не должны были быть одинаковы: в своей жестокости, в своей радости или в своей нейтральности.

Если вспомнить о первом воспоминании - оно было ужасным, страшным, мертвым; но каким-то щемящим, едва ли не радостным от осознания того, что всё закончилось.

Если вспомнить о втором воспоминании - оно было теплым, с примесью морской соли, белого снега и запаха какао; но что-то в нём было не так.

Если вспомнить о третьем воспоминании - оно было сплошь в осенних листьях, мертвых птицах и Айвори.

Они были разными по значению и разными по составляющей части; они были не связаны смыслом, но связаны одним человеком, связаны с одним человеком. Они не разрушали сознание - они его направляли в нужную сторону.

Всё, что Блисс получила, было приобретено не из-за насилия, а лишь по её собственному желанию.

- Как оказалось позже, важны были не только воспоминания, но и их временные промежутки, - продолжил Дамблдор. - Когда Грииру исполнилось восемьдесят, и вся теория была тщательно распланирована, он решил поставить эксперимент на самом себе. Гриир отобрал для себя три воспоминания, с промежутком в три года каждое. Он попросил свою сестру стереть пятнадцать лет его жизни. Она согласилась - ей тоже было интересно, что же из этого выйдет.

- И что же вышло?

- Второе воспоминание его почти уничтожило. Его сознание, цепляясь за два возвращенных воспоминания, пыталось найти способы вспомнить всё остальное. В конечном итоге, третье воспоминание просто не понадобилось Грииру - всё, что он забыл, возвращалось или пыталось возвратиться, сформироваться в первоначальную целостную память. Но этого не случилось - Мнемона уничтожила третье воспоминание, которое навредило бы Грииру ещё сильнее. В течение года Гриир сошёл с ума, а позже скончался от кровоизлияния в мозг.

- Печальная история, - спустя непродолжительное молчания ответила Блисс. - Но Гриир считал, что всё должно было проходить по-другому, ведь так?

- Вы правы, - согласился Дамблдор. - По его теории, возвращения трёх составляющих должны были образовать безопасный участок сознания, который мог бы заполнить недостающие прогалы утерянными воспоминаниями.

- И каким образом этот самый прогал смог бы заполниться? - стараясь не звучать слишком скептически, спросила Блисс.

- С помощью подсознания, разумеется. Вы никогда не задумывались, насколько невероятно то, что мы называем подсознанием? Это то, что мы не контролируем, и никогда не сможем им управлять. Подсознание - то неосознанное, что в нас есть. Подсознание защищает наше сознание, делает это благодаря нашему участию, но никогда не берёт во внимание то, что мы хотим. Оно решает самостоятельно: принимает мгновенные решения, помогает в трудных ситуациях, предотвращает ошибки, лечит наш разум и защищает.

- Получается... допустим, это не прогал - трещина. Вернув три воспоминания, мы открываем эту трещину, но сами того не замечаем. Всё, что остается сознанию - заполнит эту трещину, вплести в неё то, что было утеряно. Каким образом это возможно осуществить?

- Только в заключительной стадии эксперимента, которую Гриир так и не смог осуществить. Поэтому его работа осталась лишь теорией, - ответил Дамблдор с толикой грусти. - Я не думаю, что вам понравится ответ, но, пожалуй, я скажу вам правду и буду надеяться, что вы немного поделитесь своей правдой. Видите ли, мисс Бромлей, не только известные способы добычи воспоминаний являются насильственными. Заклятье забвения само по себе полностью олицетворяет насилие над личностью, даже если это было сделано ради благой цели.

- То есть, не смотря на все попытки, насилие всё же присутствует?

- Да, - прямо ответил Дамблдор. – Не знаю, чего хотел добиться Гриир, не знаю, как хотел осуществить что-то настолько невозможное. Признаться, было у меня предположение, что в конце должен состояться раскол сознания, состояние «между»- на грани сна и грани яви. А дальше будет происходить предположительное возвращение утерянного. Но каким образом, насколько это безопасно и что будет чувствовать человек при этом - я не знаю. И вряд ли есть кто-то, кто знает.

- Грань сна, грань яви, - повторила Блисс. - Между ними. Скажите, профессор Дамблдор, ведь ритуал, который будет проходить с аверлиусами даёт именно то состояние? Всё происходит на самом деле - но всё происходит не по-настоящему. Всё происходит исключительно в голове.

Это был не вопрос - Блисс знала ответ на него. Блисс знала, что ответит профессор Дамблдор.

- Если рассматривать ритуал в таком ключе, то... да. Полагаю, что-то в ваших умозаключениях есть.

Блисс вернулась к началу. К тому самому, где она не хотела: не хотела связывать себя с аверлиусами, не хотела бороться со своими страхами, не хотела драться.

Блисс знала, что теперь ей придётся это сделать.

Чтобы убить - не всех (только одного человека).

И теперь Блисс поняла кое-что ещё - она делает это не только ради того, чтобы убить. Но и ради того, чтобы спасти.

Спасти не только себя.

Но и ещё одного человека. И всё же - почти себя.

- Мисс Бромлей?

Блисс вздрогнула, возвращаясь в реальность. Ей казалось, что если бы профессор Дамблдор не заговорил, она бы что-то поняла. Поняла что-то, по важности соизмеримое с её жизнью. Что-то гораздо ценнее, чем её жизнь.

- Простите, я задумалась, - сказала Блисс, отпивая чай. - Профессор, вы что-нибудь знаете о нефилимах?

- Падшие ангелы книг Ветхого завета? - голос Дамблдора звучал озадаченно. - Я не силён в религиях этого мира, но, насколько я помню, в Генезисе их описание звучало так: «ибо привели к падению мира, и выпали из мира, и наполнили мир выкидышами от своего блуда».

- В Генезисе? - Блисс едва не рассмеялась: а она-то считала, что её случай с Марией Магдалиной и Мадонной самый тяжелый. - Вы имели в виду Книгу Бытия?

- Да, определенно её! У них столько названий, все и не упомнить.

- Ваша правда, - сдавленно улыбнулась Блисс. - То есть, на этом ваши знания заканчиваются?

- Боюсь, что да, - после недолгих раздумий ответил Дамблдор. - Могу я спросить, почему вы интересуетесь сыновьями ангелов?

Блисс показалось, что она ослышалась. Блисс показалось, что Дамблдор сказал что-то не то, или был не прав заведомо. Блисс показалось, что нечто, чего она не понимала, начало обрастать странным смыслом.

- Сыновьями? - на всякий случай переспросила Блисс. - Но... нефилимы - не только сыновья, верно? У них есть ещё и дочери.

- Уверен, что вы путаете, - голос Дамблдора звучал задумчиво. - В Генезисе, да и в том немногом, что мне известно, у падших ангелов и их жён рождались исключительно сыновья. Нефилимы всегда были... сыновьями божьими, и в книгах или легендах другого исхода не предусматривалось никогда.


Что ждёт милую маленькую мертвую девочку?


Малфой наконец смог рассмотреть Блисс вблизи, а не издалека и мельком. Поначалу, увидев её со спины, он даже не сразу её узнал. Всё же, Малфой был человеком, который привык к любым её выходкам, и искренне был уверен, что его ничем не удивить.

Но никогда, даже на секунду, он не мог себе представить, что она захочет избавиться от своих волос. Странно было понимать, что со спины он всегда узнавал её именно по волосам - по тому, как бликовали в них отдельные светлые пряди.

На этом, впрочем, выходки или же удивления не закончились. Были вещи, к которым Малфой привык. Например к тому, что Блисс могла врезаться в него так, что вышибало весь дух. Или к тому, что, махнув рукой, она могла припечатать этой самой рукой его по лицу. К шутливым тычкам, пусть и сильным - тоже. Но чего он не мог представить, до чего додуматься не мог точно - были пощечины. Почему-то пощечины он всегда считал уделом девушек их крови, девушек, на которых Блисс всегда смотрела снисходительно, с жалостью. До этого момента Малфой искренне полагал, что пощечины Блисс считает чем-то малодейственным, вульгарным и пошлым. Оказалось - нет. Оказалось, пощечины она умела влеплять со вкусом - на эмоциях, болезненно, так, что после второй захотелось прилечь или привалиться к стенке. Слишком уж трещала голова.

Через какое-то время голова затрещала сильнее, и пока Блейз не одернул их, Малфой даже не понял, что всё это было из-за криков, с помощью которых происходил их разговор с Блисс.

Притчу про волков он знал - но никогда даже не думал соотносить себя с главным героем. А когда Блисс сказала... что же, доля правды в её словах была, но только вовсе не из-за того, что он не мог что-то сделать. Всё было куда хуже - он не хотел ничего делать ей, с ней. И через это он всё ещё не мог перешагнуть, даже после всего, что она сделала, даже после того всепоглощающего унижения, которое он почувствовал.

Хуже всего было то, что Блисс даже не думала об этом, не предавала значения, отпустила ситуацию - он это видел. Сейчас она снова была поглощена собой, разбиралась с собой, и все её мысли были сосредоточены исключительно на себе же.

На себе - и на Рафферти. Тогда, ослепленный ей всей, он этого не замечал. Рафферти был не просто её лучшим другом, теперь Малфой видел, и знал, что именно чувствует к нему Блисс. А Блисс была на Николасе Рафферти помешана, если быть точнее - на его благополучном состоянии.

В этом нужно было покопаться получше - разобраться с Николасом Рафферти. Что он вообще знал о Николасе Рафферти?

Голова затрещала сильнее, и в голове началось проявляться что-то, чему он не мог дать объяснения - хотелось вернуться в комнату, сделать домашнее задание, ещё раз потренироваться с аверлиусами, сделать что-то маловажное, но что сейчас казалось слишком значительным.

Он не хотел этого делать, он хотел понять, что из себя представлял Николас Рафферти.

Что из себя представлял Николас Рафферти?

«Николас Рафферти. Перевелся к нам на третьем курсе».

«О, Рафферти, да, я знаю его. Перевёлся к нам на третьем курсе».

« - Кого ты поставишь на замену, Малфой?
- Николаса Рафферти.
- А, вспомнил. Он перевелся к нам на третьем курсе».

Когда он перевелся к ним? В начале третьего курса? В середине? В конце? Когда мальчика, которого звали Николасом Рафферти, сел перед всем залом, когда на него надели шляпу, когда он под аплодисменты прошествовал к столу Слизерина?

Где он учился до этого? Дурмстранг? Школа Красного Креста? Ильверморни? Шармбатон? Салемская Школа? Где-то ещё?

Где был Николас Рафферти всё это время? Какие уроки посещал? На какие баллы сдал ЖАБА? Какие предметы выбрал себе на шестом курсе? Почему Малфой вообще решил, что он мог заменить кого-то на квиддичном поле?

Как выглядел его отец, тогда, на приёме в доме семьи Бромлей? Где они жили? Почему он считает, что Николас Рафферти - чистокровный?

«Рафферти? Это имя или фамилия?».

«Рафферти. Какое странное имя».

Каким образом человек, в чьем имени постоянно путались, мог вообще принадлежать к чистокровному роду, которые всегда на слуху?

«У него постоянно ломаются палочки».

Палочки, извечно ломающиеся палочки Николаса Рафферти. Никто не задумывался об этом. Никто не задавал вопросов. Только Нотт каким-то образом заметил это. Нотт, мозги которого были промыты Кружащими портобелло. Который подмечал, замечал и анализировал всё, на что другие попросту не обращали внимания.

Прежде, чем Малфой сформулировал очередную мысль, он схватился за голову - такую вспышку рассекающей, пронзительной боли он не ощущал никогда. Пытаясь сфокусировать взгляд, продраться сквозь черные мушки и тошноту, он поднял голову.

У Блисс всё время болела голова, начала болеть с момента в конюшне, когда она познакомилась с Рафферти - там всё началось. Там начались её извечные головные боли, которые не давали ей проходу, которые преследовали её на протяжении всей учебы, на протяжении всех городов и стран, на протяжении всего общения.

Это было невозможно. Это было странно и как-то неправильно. Каким образом Рафферти, который познакомился с Блисс в начале года, мог быть связан с её состоянием?

Каким образом Рафферти, который перевелся к ним на третьем курсе, начал привлекать к себе внимание только на седьмом?

Где он был до этого? Кем был Николас Рафферти?

***


Блисс казалось, что её дезориентировали. Нет, она догадывалась, знала, что ищет где-то не там; идёт куда-то не туда; трактует что-то не так - но не знала, что настолько. Не знала, что после такого упорства, после таких поступков, после всего можно было ошибаться настолько сильно.

- Это не честно, - невольно вырвалось у Блисс.

- Что именно - не честно? - спокойно спросил Дамблдор.

- Всё. Я столько сделала, чтобы докопаться до истины, чтобы понять, что случилось. Понять, кто я такая, каким человеком являюсь, и являюсь ли вообще человеком, - Блисс говорила судорожно, не следя за словами. - Я старалась не думать, не говорить вслух, но всё это время я думала, что являюсь нефилимом. Я думала, что я - нефилим, которому нужна устойчивость, которому нужны жертвы и связь, чтобы вернуть свою память и быть собой. А теперь... я ошибалась. Я столько раз ошибалась, но эта ошибка стоила мне всего. И что теперь? Начать всё с начала? Возвращаться к одному и тому же? Я не могу так больше.

Блисс рассказала Дамблдору всё, начиная с самого начала - рассказала, как обожгла Кормака, рассказала, как металась по школе в попытках найти что-то, что может ей помочь, рассказала настоящую причину большинства обмороков, рассказала про свои видения, про то, какое количество городов сменила в своих поисках, рассказала всё, что было ей известно, предположительно известно и то, что могло быть или не быть вовсе.

Рассказала о Кайле Пэррише. Рассказала о рубинах. Рассказала, что желает расправы, убийства и спасения. Не для себя - только для одного человека.

- И кто же этот человек, в таком случае? - задала риторический вопрос Блисс. - Кто он? Где же он? Что со мной происходит?

Дамблдор молчал, внимательно разглядывая Блисс. Блисс не стала его торопить, не стала говорить, что он обещал ей помочь - она стала пить свой чай. Блисс пыталась успокоиться. Блисс пыталась понять то, что понять не могла.

Понимать... не хотела?

Что она такого натворила, что не хотела понимать? И где нужно было искать, чтобы понять это? Куда нужно было идти? Куда бежать?

- В свой собственный разум.

- Это может помочь.

- Что может помочь? - вздрогнула Блисс.

- Мисс Бромлей, прежде чем я отвечу, давайте и я кое-что расскажу вам, - сказал Дамблдор. - Расскажу, как я вижу эту ситуацию, да и вижу вас. Не знаю, в курсе ли вы, но я владею легелименцией далеко не на школьном уровне. Мысли учеников для меня не секрет - конечно, если они ставят щиты на свой разум, я благоразумно не лезу в их головы, оставляю им право для хранения своих секретов. Но вы никогда не ставили щиты на свой разум, я знаю это. Я пытался прочитать ваши мысли на протяжении всего года.

- День честности и откровений, - пробормотала Блисс. - Получается, вы знали обо всём с самого начала?

- О, если бы! - на секунду Блисс показалось, что в голосе Дамблдора послышался самый настоящий азарт. - Я не смог пробраться через все помехи.

- Помехи?

- На вашем разуме стоит плотная завеса из множества точек, - Дамблдор прикрыл глаза. - Вереницы золотых точек. Золотая пыль, плотной пеленой скрывающая всё от постороннего вмешательства.

- Но я не знаю, что это, - сразу же сказала Блисс. - В смысле, золотая пыль... я действительно не знаю, что она собой представляет. И потом, я ничего не делала со своими разумом, не применяла никаких заклинаний.

- Вы могли бы и не говорить столь очевидных вещей, - тихо засмеялся Дамблдор. - Мисс Бромлей, я абсолютно уверен, что вы ничего не делали для защиты своих мыслей. Кто-то делает это за вас.


Дамблдор встал и, направив палочку на один из пустых круглых столиков, трасфигурировал его в классную доску.

На темно-зеленой поверхности начал появляться профиль.

- Художник из меня неважный, - сказал Дамблдор. - Но кое-что я могу. Допустим, что это - вы. А это - ваши мысли.

Рядом с профилем появился пустой шар, заполняемый небольшими штрихами.

- Штрихи - завеса, что скрывает абсолютно всё, о чем вы думаете в конкретный момент, - продолжил Дамблдор. - Но иногда, когда вы сильно волнуетесь, злитесь, словом, испытываете нечто очень сильное - завеса начинает идти рябью. Когда волшебник ставит себе завесу, он заведомо знает, что никакие эмоции не смогут её разрушить - только заклинание.

- Получается, это не заклинание?

- Нет, - ответил Дамблдор. - Это - непосредственное и постоянное вмешательство. Я бы сказал... бессознательное.

- Не совсем понимаю. Каким образом вмешательство в мой разум может быть бессознательным?

- Предположим, вы бы увидели человека, который стоит на краю пропасти. Стоим ему сделать шаг - и он упадет. Что бы вы сделали?

- Попыталась бы его остановить. Предупредить, схватить за руку, - пожала плечами Блисс. - Как-нибудь предотвратить это.

- То есть, вы бы не раздумывали?

- Нет, разумеется.

- Здесь происходит почти то же самое, - задумчиво сказал Дамблдор. - Вряд ли человек, который скрывает ваши мысли, вообще догадывается об этом. Он делает это, потому что считает, что так вы остаетесь в безопасности.

- И как вы пришли к таким выводам?

- Потому что это поле - почти часть вас самой. Но всё же, это - не вы. Простите, мисс Бромлей, но я не знаю, как объяснить понятнее. Я вижу и чувствую это как легиллимент, и даже будь вы в состоянии читать мысли, вряд ли бы вы поняли, о чем я говорю. Тут нужна позиция именно стороннего наблюдателя.

Может быть, профессор и был прав - в любом случае, у неё была возможность докопаться и до этого. Нужно было лишь найти дерево. Может быть, тогда она поймёт. Может быть, ей стоило коснуться и получить четвертое воспоминание. Если, конечно, оно было.

- Что же, профессор, - сказала Блисс. - Я рассказала вам всё, что знаю. Да и вы мне тоже помогли. Полагаю, на этом разговор может считаться законченным?

- Полагаю, да, - не стал спорить Дамблдор. - Я провожу вас до башни. Отказы не принимаются.

Время, что они шли до башни, было сопровождено тяжелым молчанием.

- Доброй ночи, профессор, - сказала Блисс, заходя в открывшуюся дверь.

- Доброй ночи, мисс Бромлей, - ответил Дамблдор. - Пожалуй, я скажу вам кое-что: кто ищет...

- Тот всегда найдет, - перебила его Блисс. - Да, я знаю. Мне уже говорили это.

- Кто ищет, вынужден блуждать, - спокойно повторил Дамблдор. - Если я не ошибаюсь, это сказал Мефистофель.

- Да, именно он. Но мне сейчас совсем не до Фауста и скрытых символов его произведений, - вздохнула Блисс, уходя в гостиную.

Блисс тихо прокралась к кровати и переоделась в пижаму; все её соседки мирно спали. За распахнутым окном витражного окна виднелась полная луна и яркие точки звёзд; ветер колыхал белоснежные невесомые занавески; Черное озеро казалось пропастью.

В тот самый момент, когда Блисс показалось, что нужно подойти к окну, выпрыгнуть, добежать до черного озера и плыть к луне, она крепко уснула.

Её никто не разбудил - это она поняла, когда бросила взгляд на часы, и, подскочив на кровати, опрометью бросилась в душ.

Волосы она сушила на ходу, размахивая палочкой, цепляя отдельные пряди - на полностью сухую голову ушло не больше семи минут. Блисс, вспомнив, как сушила волосы, свесив их на спинку дивана, подумала, что нужно было обрезать их куда раньше.

В кабинет Киллиана Маррея она влетела через двадцать минут после начала урока.

- Мисс Бромлей, вы сегодня рано! - восторженно сказал Маррей, не оборачиваясь.

По классу разнеслись смешки и Блисс, поморщившись, села рядом с Гермионой, сразу же получив несколько теплых взглядов и невербальной поддержки.

- Не издевайтесь надо мной, профессор Маррей, - жалобно попросила Блисс.

- Когда вы станете пунктуальной - я подумаю над этим, - милостиво ответил Маррей, обернувшись. Подмигнув Блисс, он раскрыл свой учебник и тут же его захлопнул. - То есть, никогда. А вот над тем, что такое лебенвантия, можете подумать и вы, мисс Бромлей, и все остальные в классе.

- Профессор Маррей, разве лебенвантия не имеет большего отношения к гербологии? - растерянно спросила Гермиона.

- Встречный вопрос, мисс Грейнджер - профессор Стебль хотя бы раз обсуждала лебенвантию с вами? На этом курсе, или на любом другом?

- Разговоры о лебенвантии крайне редко происходят в стенах школ, - задумчиво сказала Блисс. - Когда я была на первом курсе, нашего учителя гербологии уволили, потому что он решил, что поговорить о лебенвантии - безобидная затея.

- Уволить человека только за то, что он поднял разговор о каком-то темном артефакте? - послышался насмешливый голос Абель. - Не слишком ли изнеженна программа Шармбатона?

- Может быть, - не оборачиваясь, громко сказала Блисс. - Но программа Шармбатона дает достаточно знаний, чтобы не считать лебенвантию артефактом, и возможность составить причинно-следственную связь, если разговор зашёл о гербологии.

- Если вы расскажете о своих знаниях касательно лебенвантии, я, пожалуй, расщедрюсь на десять очков, - улыбнулся Маррей.

- Пожалуй, можно начать с того, что лебенвантия запрещена для выращивания или продажи, - начала Блисс, рассматривая ручку и пощелкивая ей. - Насколько я знаю, её можно достать только контрабандой. И да, если кто-то ещё не понял - это растение.

Эбби ничего на это не ответила - как и на предыдущий ответ Блисс. Не хотела подставлять факультет? Или придумывала что-то после того, как закончатся занятия? В любом случае, Блисс не стоило уходить далеко от Гермионы.

- Что-нибудь ещё? - напомнил о себе Маррей. - Да, мисс Грейнджер?

- Все магические черные рынки тоже предпочитают не связываться с лебенвантией, так что предположение про контрабанду не совсем верно, - сказала Гермиона. - По крайней мере, в Британии - точно.

- С этим я соглашусь, - пробормотал Маррей. - Кто-нибудь может сказать, почему даже черный рынок предпочитает не связываться с лебенвантией? Мисс Патил, можете ответить.

Пока Падма отвечала на вопрос, Блисс невольно вспомнила о небольшом ростке лебенвантии, который был у её отца. Когда он его покупал, они ещё жили во Франции - и черный рынок был единственным способом достать... это.

Волшебники люто ненавидели и не понимали людей, которым могла бы понадобиться Лебенвантия - и на это были причины. Стоило волшебнику дотронуться до Лебенвантии, как магическая сила, заключенная внутри него, мгновенно прекращала действовать. И как было бы хорошо, если бы Лебенвантия просто лишила человека магической силы. Но она словно «запирала» её внутри. Волшебник, который колдует, не задумываясь, внезапно начинал чувствовать магию, запертую в нём. И чувствовал он её словно чужеродный кусок, отдельный от себя.

Последствия были непредсказуемы - некоторые оправлялись через сутки. Некоторым было проще покончить с жизнью. Были другие случаи. Случаи, которые преображали восприятие магии в нечто иное. Блисс слышала, что волшебники будто проваливались в мир, который, по их словам, существовал и был гораздо лучше того, в котором они находились.

Но эти «миры» были у каждого разные, ни на что не похожие, а действия, совершенные в их несуществующих мирах, отражались на мире реальном. Чаще всего это заканчивалось печально.

Отросток, который принадлежал Филиппу Бромлею, и через семь лет не прибавил и дюйма. Блисс помнила, сколько на это было использовано зелий и заклинаний. Всё, что угодно, лишь бы лебенвантия не разрослась до своих настоящих размеров.

Не то, чтобы они были большими - всего лишь с хороший куст роз. И экземпляр был всего один - волноваться было не о чем.

- Спасибо, мисс Патил, десять баллов Когтеврану, - сказал Маррей. - Желаете ещё что-нибудь добавить? Да, мисс Бромлей?

- Лебенвантии чем-то схожи с дельфинами и их эхолокациями. Они распознают себе подобных. Потом распознают тех, кого бы выбрали в качестве жертвы. После чего - объединяются.

Блисс достала палочку и, направив её на стол Маррея, применила Декус Оттавио.

На столе появился стеклянный горшок, доверху наполненный землей. После чего из него начала расти лебенвантия. Похожая на папоротник, но синего цвета, с пульсирующими прозрачными цветами на каждом из листов. Внутри цветов, сплетаясь и издавая едва слышное гудение, переплетались тонкие розоватые нити.

- Для того чтобы несколько лебенвантий почувствовали друг друга, нужно сделать надрез хотя бы на одном цветке каждого из растений, - пояснила Блисс. - Дальше... я точно не знаю, что может произойти. Папа у меня, конечно, тот ещё затейник, но чувство самосохранения у него есть.

Блисс не сразу поняла, что сказала это вслух. Закашлявшись, она почесала шею, и, было, хотела спрятаться за волосами - но вспомнила, что теперь это не представлялось возможным.

- Уверяю вас, ничего потенциально страшного или опасного не случится, если не дотрагиваться до лебенвантии, - сделав вид, что ничего не слышал, сказал Маррей. - Ещё я могу уверить вас вот в чём - о моём увольнении не может быть речи. Даже с учетом того, что лебенвантия будет использоваться на экзамене.

Блисс прикрыла глаза, стараясь отвлечься от зуда в шее, но каждый шепоток, каждый гул, каждое потрясенное замечание только усиливали его. Блисс словно попала в день сурка - точно такая же реакция была в тот день, когда всем им рассказали об аверлиусах.

- В этом нет никакого смысла! - крикнула Абель так, что Блисс невольно зажала уши - её голос ощущался, как наждачная бумага. - В чем смысл чего-то настолько опасного и противозаконного?

- Противозаконно - пожалуй, - задумчиво ответил Маррей. - Но опасного? Не в коем разе. К счастью или сожалению, лебенвантия - единственный безопасный способ создать коллективный разум и погрузить каждого из вас в ваш собственный мир страхов, а остальных - в вашу же голову.

- Мистер Маррей.

- Да, мисс Бромлей?

- Что ещё нужно помимо лебенвантии и аверлиуса? В смысле, какой ещё элемент? Должен быть какой-то катализатор, что-то, что не даст сойти с ума, безопасно выбраться и воспринимать всё не более чем игру?

Маррей ответил только после продолжительного молчания, и всё это время он, не отрываясь, смотрел в глаза Блисс.

- Проверочная работа, о которой я, как жестокий учитель, никого не предупредил, - сказал Маррей, отворачиваясь. – Сейчас. Возьмите свои свитки, ручки или ваши отвратительные перья, всё, что угодно. Тему я напишу на доске.

Блисс смотрела в листок, изредка щелкая ручкой. Она никак не могла сосредоточиться и написать хотя бы одно слово. Ей нужно было поговорить с профессором Марреем после уроков. Узнать, что он собирается использовать. Узнать, если у него то, что может помочь.

Блисс, оставив попытки отгородиться от звука, попыталась к нему прислушаться. И сильно удивилась, когда поняла, что это было не дребезжание - а тихий голосок, напевавший в её голове песенку.


«Милая маленькая мертвая девочка.
Глупая маленькая мертвая девочка.
Что ждёт глупую мертвую маленькую девочку?
Смерть, смерть, смерть».

Блисс подняла брови и хмыкнула, занеся ручку над свитком. И чего только в голове не появиться, если уже совсем отчаялась.


«Милая маленькая мертвая девочка.
Глупая маленькая мертвая девочка.
Что ждёт глупую мертвую маленькую девочку?
Смерть, смерть, смерть».

Блисс почесала шею, затылок, щеку. Всё тело невероятно зудело, и она не могла понять, как можно было бы это остановить.


«Милая маленькая мертвая девочка.
Глупая маленькая мертвая девочка.
Что ждёт глупую мертвую маленькую девочку?
Смерть, смерть, смерть».

- Блисс?

Блисс, услышав Гермиону, сразу же повернула к ней лицо и вздрогнула, увидев полный сочувствия и ужаса взгляд. Блисс хотела спросить, что происходит, но не могла.

В тот самый момент, когда она попыталась что-то произнести - она уже говорила. Она что-то напевала, и с каждым новой фразой, с каждым новым кругом этой песни, её голос становился всё громче.

- Милая маленькая мертвая девочка.
Глупая маленькая мертвая девочка.
Что ждёт глупую мёртвую маленькую девочку?
Смерть, смерть, смерть.

Всё время, что она напевала, всё то время, что она повторяла эти слова, Блисс мучительно пыталась понять, что это - заклинание, неудачная шутка кого-то из учеников, или же что-то, скрытое в голове, что-то, что вырывается сквозь слова и пытается её предупредить.

Вряд ли это было заклинание - на уроке присутствовали только ученики Когтеврана и Гриффиндора. Если только...

- Профессор Маррей, - громко сказала Гермиона растерянному Маррею, который только смотрел на Блисс с занесенной над ней палочкой: он явно пытался понять, какие чары наложили на неё и как можно было безопаснее снять их. - Изъявите палочку у Эбби Абель.

Маррей, очнувшись, быстро кивнул.

- Мисс Бромлей, выйдите из класса и отойдите от него как можно дальше, - строго сказал он.

И Блисс, разумеется, сделала это. Она встала и вышла из класса, после чего, пробежав несколько лестничных пролётов, оказалась в иллюзорной комнате, поняла, что больше не напевает слова уродливой песни и без сил опустилась на диван.

Но прежде, чем это случилось, на пересечении слов Маррея и её выхода за дверь, Блисс, взяв учебник Защиты от Темных искусств, размахнулась и со всей силой, на которую была способна, ударила Эбби по лицу.

Блисс очнулась в иллюзорной комнате, стены которой были сплошь увешаны белыми листами. Полотно листов - исписанных, зачеркнутых, с чернилами от ручки, с безобразным подчерком или, наоборот, чистых, с аккуратно выведенными буквами.

Блисс нужно было понять, что произошло после того, как она ударила Эбби и выбежала из класса. Последнее, что она помнила - как завернула за угол. Потом - ослепляющая белизна, а потом - она здесь.

Нужно было подумать над этим прямо сейчас, не откладывать, не заниматься другими вещами.

Блисс, достав очередной блокнот и ручку, посмотрела на стены, постаралась выцепить из всей этой мешанины основные, ключевые компоненты.

«Мара Меффлёр, четырнадцатый век, психиатрическая лечебница Копенгагена. Связана с Реттом Шварцшильдом. Проблема: доктор при лечебнице. Был слишком предвзят к Маре».

«Аврора Андерсен, связана с Десмондом Льюисом. Пятнадцатый век. Проблема: неизвестна».

«Джейми Доминик, связана с Райаном Смитом. Бедняжка Джейми. Шестнадцатый век. Проблема: неизвестна».

«София Саммер, связана со Стефаном Барбарой. Семнадцатый век. Дом в Болгарии, София. Проблема: Стефан Барбара, предположительно, покончил жизнь самоубийством».

«Лидия Керолл, связана с Фаустом. Восемнадцатый век. Проблема: неизвестно».

Блисс, увеличив лист, разместила его на свободной стене. И, закрыв глаза, представила его, пытаясь понять, чего именно не хватало. У неё были все куски, кажется, нельзя было узнать больше. Чего ей не хватало? Чего не хватало для успокоения, чего не хватало для себя?

Чего не хватало для успокоения? Например, устранения проблем. Возможно, это было не всем, но это было очевидно - хочешь, чтобы тебя стало легче, устрани проблему.

«Проблема: предвзятый доктор».

"Проблема: неизвестна».

«Проблема: неизвестна».

«Проблема: Стефан Барбара».

«Проблема: неизвестна».

«Винсент: постоянно».

Последнее вспыхнуло в сознании как-то странно, с приступом легкого укола в голове, с неприятной дрожью во всём теле.

«Винсент: постоянно».

Блисс открыла глаза, зачеркивая все «неизвестно», зачеркивая всё, что считала «проблемой».

«Проблема: Винсент».

«Проблема: Винсент».

«Проблема: Винсент».

«Проблема: Винсент».

«Проблема: Винсент».

Блисс не знала, зачем она обвела в круг все эти «проблемы», Блисс не знала, зачем, перечеркнув весь этот круг, большими буквами написала «рубин».

Блисс было так жаль своё подсознание: она буквально чувствовала, как что-то внутри неё, словно живое и чувствующее, пытается бороться. Пытается не дать докопаться до сути. Пытается едва ли не защитить.

Но в этом и была проблема - Блисс не видела защиты в полнейшем незнании ситуации. Блисс больше не желала прятать голову в песок.

«Воспоминание: психиатрическая лечебница в Копенгагене».

«Воспоминание: дом в Софии».

«Воспоминание: Айвори».

«Воспоминание: неизвестно».

Блисс зачеркнула последнее предложение.

«Воспоминание: трещина в подвале Хогвартса. Воспоминание под трещиной в подвале Хогвартса».

«Проблема: нужно всё исправить».

«Проблема: мне очень жаль».

«Проблема: рубины».

«Проблема: вернуть».

Блисс посмотрела на последние строчки, поморщившись - она не помнила, как писала их, не помнила, как выводила строчки, повторяла их раз за разом. Блисс размашисто зачеркнула их.

Нужно было всё соединить. Нужно было достать последнее воспоминание - достать в прямом смысле. Достать из трещины, образованной в полу.

До коридора третьего этажа Блисс бежала, и каждый раз считала, что бежит недостаточно быстро. Ей нужно было бежать быстрее и делать что-то быстрее.

Сделать что-то, связанное с воспоминаниями. Сделать что-то, связанное с расколом сознания. Сделать что-то, до чего не догадалась Мнемона Рэдфорд. Что она упустила? Что упустил её брат? Что упустила Блисс? В чём именно они ошибались?

- Так и знала, что найду тебя здесь.

Блисс, вздрогнув всем телом, поскользнулась на чем то и едва не влетела в Гермиону, которая предусмотрительно отошла.

- Я настолько предсказуема? - легкомысленно сказала Блисс, даже не думая останавливаться.

- Нет, что ты, - ответила Гермиона, поспевая за ней. - Предсказуемость - это после всего, что случилось, пойти в больничное крыло, выпить успокаивающего зелья, а после - сразу пойти спать, вместо того, чтобы пропасть на четыре часа. Ох, подожди...

- Мне всегда казалось, что королевой сарказма в любых отношениях являюсь я, - мрачно сказала Блисс, спрыгивая в люк.

- Ты являешься королевой драмы, шуточек и тупых ситуаций, но никак не сарказма, - вздохнув, ответила Гермиона. и, обогнав Блисс, открыла дверь.

Она так резко замерла на пороге, что Блисс, не успев остановиться, врезалась в неё на полном ходу. К счастью, Гермиона смогла устоять на ногах, сделав шаг в сторону - давая Блисс лучший обзор.

Первое время, рассматривая всё, предстоящее перед её глазами, Блисс не могла понять, что происходит.

Всё разрушение, которое учинили они с Гермионой, было убрано - но окно по-прежнему было на месте, пропуская сквозь себя лучи стремительно заходящего солнца. Напротив окна стояло зеркало - Блисс, обойдя его, сразу же его узнала.

- Зеркало Еиналеж, - сказала Блисс, всматриваясь в надпись, выгравированную на самом его верху. - Ты знала, что у каждого зеркала Еиналеж своя надпись? Двух повторяющихся нет.

- Блисс, меня смущает не зеркало...

- Во всем мире их не больше двадцати, - продолжила Блисс. - Мой отец пытался приобрести такое, но тщетно. Пожалуй, зеркало - единственный артефакт, который так и не попал к нему в руки. Тебе не кажется это забавным - что некоторые вещи создают своеобразный круговорот или день сурка? Я видела это зеркало, всего несколько месяцев назад. Тогда была зима.

- Блисс! - голос Гермионы был преисполнен истерики. - Посреди комнаты стоит электрический стул! Ты думаешь, меня действительно волнует, сколько в мире этих зеркал?

- Да, я тоже его увидела, - сказала Блисс, оборачиваясь. - Он... он стоит прямо там, где раньше была трещина. Должно быть, его вытащили.

Помолчав, Блисс добавила:

- А Маррей молодец, - наконец сказала она. - Идеальная концепция.

Зеркало, заключенное в своеобразный квадрат из четырех растений лебенвантий, пожалуй, представляло собой картину даже красивую. Блисс знала, для чего требовалась лебенвантия - им объяснил Маррей. Блисс предполагала, каким образом могут быть связаны лебенвантия, зеркало и аверлиусы. Чего Блисс не могла понять - зачем было оставлять электрический стул, даже если его нашли во время уборки.

- Элемент страха? - вслух предположила Блисс. - Знаешь, чтобы ученики ощутили всё сильнее.

- Я не знаю, о чем ты, но страха на этом экзамене будет достаточно и без электрического стула, - скептически ответила Гермиона.

- Твоя правда, - согласилась Блисс, подойдя к стулу и дотронувшись до его спинки.

Золотистая вспышка под веками ничуть её не удивила. В этот раз не было даже ощущения обморока или чувства потери времени. Каким-то образом она сразу оказалась на площади Святого Петра, оказалось ровно напротив собора папы Римского. Закатное солнце освещало мрамор, делая его похожим на розовое молоко. Мимо неё, смеясь и переговариваясь, проходили люди.

На улице одуряюще пахло летом и Блисс это чувствовала. Как чувствовала и другая Блисс - та, которая стояла всего на два шага дальше. Та, которая разговаривала с девушкой, у которой были белые волосы, прозрачные голубые глаза и жалостливый, отрешенный взгляд.

Та, которую звали Айвори, которая была с Софией Саммер в семнадцатом веке.

- А теперь - остановись, - сказала Айвори. - И пойми, к чему всё это привело. К чему привела ты. Стой здесь. Не оглядывайся, не смотри по сторонам. Смотри на меня. И пойми.

И Блисс поняла.


Быть, а не казаться


Блисс очнулась на полу, чуть поодаль от электрического стула. Щеки горели - кажется, в попытках привести её в чувство, Гермиона с силой их била. Посмотрев на свой мокрый свитер, Блисс поняла, что помимо хлопанья по щекам, не обошлось и без Агуаменти.

- Как же я устала от этого, - в очередной раз повторила Блисс, вставая с пола. - Интересно, реально ли это.

- Что именно? - устало спросила Гермиона, помогая Блисс подняться. - Подвал третьего этажа? Лебенвантия, зеркало Еиналеж, аверлиусы?

- Всё, - ответила Блисс. - И не только. Весь мир - тоже. Как я могу быть уверена, что реально - именно сейчас, а не то, что происходило несколько секунд назад?

- Несколько секунд назад ты была в своей голове.

- Может быть, это сейчас я в своей голове, - не согласилась Блисс. - А всё, что, как я думаю, в моей голове, на самом деле - более чем реально.

- Получается, меня ты реальной не считаешь? - хмыкнула Гермиона.

Блисс покачала головой, и, открыв рот, снова его закрыла, замолчала. Блисс не знала, что сказать Гермионе, чтобы та её поняла. Чтобы Блисс поняла то, что там, в её голове, в Риме, на площади Святого Петра, рядом с Ватиканом, поняла... Блисс.

То действительно была она. Не Мара, София, Лидия, кто-то другой, то была именно Блисс Бромлей, и та Блисс Бромлей, не оглядываясь, а просто смотря на Айвори, кое-что поняла, и это было крайне важным, это было всем.

Пока что Блисс не могла понять, что всем является, но кое-что она знала точно. И это знание приносило самое большое облегчение, самую большую радость и счастье в её жизнь.

- Я никого не убивала, - не выдержала Блисс, сказала, когда Гермиона довела её до башни Когтеврана.

- Это всегда было... само собой разумеющимся? - шокировано на неё посмотрев, спросила Гермиона. - Надеюсь?

- Нет, это было не так, - помотала головой Блисс, и заговорила быстрее. - Но теперь я точно знаю, что никого не убивала! Та девушка, с белыми волосами, я всё время думала, что убила её, тогда, давно. А теперь... она жива. Я уверена, что она жива.

- Ты знаешь, где она? - спросила Гермиона. - И что с ней точно всё хорошо?

- Нет, я не знаю, где она. И я не знаю, всё ли с ней хорошо, но... она точно жива, - вздохнув, ответила Блисс. - Я только знаю, что её звали Айвори. И я действительно думала, что убила её. А теперь можно об этом не беспокоиться.

Ответив на вопрос клюва, Блисс зашла в гостиную, негромко переговариваясь с Гермионой. И, подняв взгляд, сразу же остановилась, едва сумев подавить грустный вздох.

Если не считать отсутствия профессора Снейпа, можно было считать, что Блисс вернулась в сентябрь, в ситуацию с Ноттом, которая произошла в Трех Метлах. Вместо профессора Снейпа перед Блисс стоял Киллиан Маррей, а происшествие, которое заставило собраться его, профессора МакГоногалл и профессора Флитвика, разумеется, заключалось тоже в конкретном человеке. Не Нотте, но...

- Добрый вечер, мисс Бромлей, мисс Грейнджер, - устало сказала МакГоногалл. - Надеюсь, ваша прогулка прошла гладко? Потому что наш разговор таковым точно не будет.

- Минерва, прошу тебя, не надо, - сразу же сказал Маррей.

- По твоим словам, Киллиан, ничего из этого не надо вовсе, - отчеканила МакГоногалл. - Воспитательные разговоры - в том числе.

- Воспитательный разговор провести можно, конечно же, но явно не в этом случае, - покачал головой Маррей. - И уж точно не в тех словах, которые вы хотите сказать мисс Бромлей. Насилие не решает проблем, подумать только!

Лицо МакГоногалл приобрело крайне растерянное выражение.

- Хотите сказать, что вы со мной не согласны, Киллиан?

- Конечно же, я с вами согласен, - удивленно ответил Маррей. - Но то, что сделала мисс Бромлей, было помутнением рассудка после заклинания, самозащитой, но не актом насилия!

- Киллиан, при всём уважении к вам и Блисс, она ударила свою сокурсницу по лицу, - сказал Флитвик. - Учебником, Киллиан, настолько сильно, что у мисс Абель теперь сломан нос!

- У меня складывается ощущение, что вы оглохли и ослепли одновременно, - раздраженно ответил Маррей. - Мисс Бромлей была под Инприма Дэй, чего вы от неё хотите, скажи мне на милость?

- Так вот что это было, - тихо ахнула Гермиона. - Инприма Дэй.

- Именно потому, что мисс Бромлей была под Инприма Дэй, речи об её исключении не идёт, поймите это, Киллиан, - вздохнула МакГоногалл. - Но все мы знаем, как действует это заклинание, и действие мисс Бромлей под ним заставляет беспокоиться. Скажите, мисс Бромлей, последнее время вы... не испытывали приступов гнева? Или сильных нервозов?

- Нет, - сразу же ответила Блисс, полагая, что её слова можно считать ложью только наполовину: всё, о чём говорила МакГоногалл, длилось далеко не «последнее время». - Я бесконечно рада, что все знают, как действует Инприма Дэй, но здесь есть одна проблема: я первый раз слышу об этом заклинании.

Замешательство было недолгим, и профессор Флитвик заговорил сразу же:

- Это неудивительно. Инприма Дэй было создано в стенах нашей школы, и никогда не было зарегистрировано, - сказал Флитвик. - Более того, после одного инцидента тридцатилетней давности, мы были уверены, что формула заклинания никому не попадёт в руки.

- Потому что вы очень хорошо его спрятали? - не удержалась от подначки Блисс.

- Нет, потому что мы считали, что очень хорошо его уничтожили, - улыбнувшись уголком губ, ответил Флитвик. - Но, конечно же, наш достопочтенный Финеас не дал бы просто так пропасть своему труду. Если вас успокоит, мисс Бромлей, книга, из-за которой мисс Абель узнала об этом заклинании, уничтожена.

- А остальные книги? Или что-то, из-за чего любой ученик этой школы может узнать заклинание и навредить другим? - сразу же спросила Блисс.

Гермиона осторожно дотронулась до её плеча, несильно его сжав.

- Блисс, - начала она. - Финеас Найджелус Блэк был директором Хогвартса. Даже если мы каким-то чудом найдём все формулы, которые он спрятал в Хогвартсе... нет, извини. Вряд ли кто-то сможет это сделать.

Блисс потребовалось несколько минут, чтобы переварить информацию и успокоиться.

- Тогда... зарегистрируйте это заклинание, - сказала Блисс. - Скажите о нём Министерству магии, разберитесь с этой проблемой.

МакГоногалл в очередной раз вздохнула и, посмотрев на Маррея, Флитвика, а после, задержав самый долгий взгляд на Гермионе, сказала:

- Думаю, мы все устали и нам требуется отдых, - наконец сказала она. - Мы вас оставляем. Мисс Бромлей, зайдите к мадам Помфри и возьмите успокаивающих зелий. Мисс Грейнджер, объясните все тонкости Инприма Дэй мисс Бромлей. Думаю, к тому времени, как вы закончите, можно будет отправляться спать. И, да, мисс Бромлей...

- Такого больше не повторится? - попробовала угадать Блисс.

- Именно, - кивнула МакГоногалл. - Такое больше не повторится.

- Если мисс Абель снова не использует заклинание, - кашлянув, сказал Маррей.

- Киллиан, вы невозможны! - рассердилась МакГоногалл. - Нам стоит об этом поговорить. Мисс Грейнджер, пожалуйста, не затягивайте с объяснениями.

Блисс знала, что Гермиона кивнула, и знала, что Гермиона начнет говорить сразу же, как все уйдут. Но вот хотела ли она знать, что за такое Инприма Дэй, и почему профессора Хогвартса даже и не думают о том, чтобы его зарегистрировать?

Если только чисто для общего развития. Впрочем, не прошло и десяти минут, как Блисс поняла профессора МакГоногалл, поняла всех, кто скрывал заклинание Финеаса Найджелуса.

И даже была с ними согласна.

***


- Ты даже представить себе не можешь, что учудила твоя бывшая.

Малфой поднял голову и посмотрел на Блейза с подозрением: тот запыхался и выглядел по меньшей мере потрясенным, но в голосе его слышалось что-то, напоминающее восхищение.

Малфой не знал, что учудила Блисс. То есть, в последнюю их встречу она знатно исхлестала его по лицу, но вряд ли до Блейза сей факт дошёл только сейчас.

- И что же она сделала?

- Сломала нос Абель!

Малфой едва подавил желание удивленно поднять брови. И сразу же, на смену удивлению, пришла смутная, почти выворачивающая тревожность.

Когда Блисс злилась, она становилась нервной, пассивно-агрессивной, жалящей на язык. Малфой прекрасно понимал, что все могут сорваться на кулаки - чистокровные, полукровки, грязнокровки. Малфой понимал, что никто не застрахован от желания ударить человека, который до дрожи не нравился. В какой-то момент он понял, что в пощечинах Блисс не было ничего удивительного. Удивительным было то, как быстро она ударила кого-то другого в столь короткий промежуток времени.

Когда Блисс остывала, ей всегда становилось нестерпимо стыдно, она не переносила обижать других. Да и к Абель она относилась или равнодушно, или с толикой жалости.

- Тогда ты начал немного не с того, - спокойно сказал Малфой. - Думаю, прежде всего, я должен знать, что такого сделала Абель, что Блисс сломала ей нос?

- Использовала какое-то заклинание. Наверное.

Малфой выразительно поднял брови.

- Я не знаю всё достоверно, - признался Блейз. - Думаю, единственный способ всё узнать - спросить тех, кто непосредственно участвовал во всём этом.

- Где сейчас Абель?

- В больничном крыле. Где ей ещё быть?

Риторический вопрос Блейза Малфой проигнорировал. А оказавшись рядом с больничным крылом, испытал чувство дежа-вю. Оказалось так странно быть здесь не из-за Блисс, или из-за чего-то, что случилось с Блисс, но каким-то образом коснулось других.

Да, там была Абель - по вине Блисс. Но, в кои то веки, самой Блисс там не было. Малфой не знал, хотел ли, чтобы она там была. Хотел ли он посмотреть ей в глаза. Или чтобы она посмотрела на него так, как смотрела раньше.

Но одно он хотел узнать точно, и в этом он тоже себе не лгал. Он хотел знать, думала ли Блисс о нём так же часто, как он думал о ней. Заполнял ли он её мысли. И что вообще творилось у неё в голове.

- Драко? - Абель смотрела на него, как на какое-то творение Мерлина. - Тебе не стоило меня навещать. Я... не стоит тебе смотреть на меня в таком виде.

- Заклинание.

Абель сразу же замолчала, растерянно на него посмотрев.

- Заклинание? Какое заклинание?

Малфой вздохнул. Каждый раз Абель буквально испытывала его терпение.

- Не то, которое я применю к тебе, если ты и дальше будешь так себя вести, - Малфой всё же не выдержал. - Я говорю о заклинании, которое ты применила к Бромлей.

Абель молчала, и Малфой понял, что больше так не может. Он принялся доставать палочку, попутно вспоминая, какое из заклинаний нанесет разуму Абель минимальный ущерб и как можно быстрее выдаст ему нужную информацию. Калечить или причинять любое физическое беспокойство он не хотел - сейчас Абель была похожа на потерянного щеночка даже больше, чем обычно.

- Инприма Дэй.

Малфой не сразу понял, что именно сказала Абель. А когда каждая мысль устаканилась в голове, он понял, что ему необходимо сесть.

Инприма Дэй, невербальное, по своей сути достаточно безобидное заклинание (по крайней мере, Финеас Найджелус Блэк был свято в этом уверен, если верить его заметкам) - всё, что оно делало, заставляло человека говорить. Человек мог произнести какой-то диалог, который состоялся у него в жизни, или прочитать стихотворение, или начать сообщать о своих переживаниях и страхах.

О чём угодно, с небольшой оговоркой - рядом, вокруг или перед глазами этого самого человека должно было быть что-то, что вывело бы его на сильнейшие эмоции.

Малфой, даже при всём своем желании не мог представить, о чём таком говорила Блисс, которая и в жизни едва ли не загадками объяснялась, что это настолько вывело её из себя.

Инприма Дэй... заклинание, тщательно оберегаемое Хогвартсом, профессорами, которые наверняка считали, что уничтожили все пергаменты, книги, на которых были записаны формулы. Малфой их понимал - понимал, к каким последствиям могла привести Инприма Дэй, которое являлось какой-то извращенной сывороткой правды. В их мире и так было достаточно заклинаний, которые могли навредить. Даже в более спокойные времена нужно было сто раз подумать, прежде чем решать, нужно ли регистрировать такие заклинания.

- О чём говорила...

- Я не помню, - тускло перебила его Абель, предугадывая его мысли. - То есть, она напевала какую-то песню о маленькой девочке и смерти, но дословно я её не запомнила.

Малфой кивнул, и уже хотел уйти. Но на самом пороге, он не выдержал, не смог обуздать любопытство:

- Зачем? Почему именно Инприма Дэй?

- Из-за газет, - апатично ответила Абель. - Столько слов, столько фотографий... С ней всё время была Грейнджер, которая будто к ней ниткой привязана. И сидели они рядом. Вот я и думала, что в тот момент она будет говорить о чём что-то, что происходило в дни их… блужданий. Всегда есть вероятность, что то, что написано в прессе, не является правдой. А так она бы никогда не отмылась.

Невольно Малфой вспомнил, как Блисс постоянно твердила об их глупом и детском поведении. Говорила о том, что ей плевать на их игры.

Но сейчас, смотря на Абель, он действительно понимал, насколько это было глупо. По детски. По школьному. Особенно для кого-то, кто был Блисс Бромлей, и кому не было дело до её репутации в магическом мире.

Малфой кивнул и, развернувшись, пошёл к выходу.

- Её исключат из школы, - неожиданно донеслось ему в спину. - После того, что сегодня было, я сделаю всё, чтобы её с позором выгнали. Она неуправляема и не здорова. И я не хочу подвергать свою жизнь опасности.

- Ох, Эбби, - невольно вырвалось у Малфоя.

Он обернулся к ней, и увидел, как глаза её расширились, а взгляд стал едва ли не стеклянный.

Она действительно была в него влюблена. Сильно, искренне даже. И Малфою стало её по-настоящему жалко.

- Делай, что хочешь, - закончил Малфой и перевел дух только тогда, когда вновь оказался у подземелий.

***

Следующую неделю Блисс казалось, что она человек. Человек из тех категорий, которых можно было бы назвать обычными, веселыми, незамутненными серьёзными проблемами. Она ходила на уроки, делала домашнее задание, ела в Большом зале, не скрываясь, не пряталась по углам от недовольных взглядов, а в выходные смогла выбраться в Хогсмид с Гермионой.

Они пошли в салон мадам Джермэйн - в тот самый, откуда Падма и Кэтрин забирали свои платья для бала. Оказалось, Гермиона не озаботилась выбором платья для выпускного вечера, и хотела что-то присмотреть себе в каталоге. Подумав, Блисс решила поступить так же - о том, что мать вышлет платье на выпускной, можно было забыть, а отец... Блисс знала, что он мог бы прислать ей платье - если бы знал, что оно находится в шкафу, и как оно выглядит. Но о том, чтобы просить вечно занятого отца выбирать платье на выпускной, можно было даже не думать. Дело было даже не столько в занятости - Блисс всё ещё с содроганием вспоминала тот случай с гофре.

- Что за случай с гофре? - спросила Гермиона, отрываясь от каталога. - Ты только что сказала «случай с гофре».

- Мне было двенадцать, и в Шармбатоне проходил Рождественский бал, - ответила Блисс, которая, в отличие от Гермионы, каталоги листать перестала - рассматривала предоставленный в магазине ассортимент. - Маме я написала, что платье для этого случая я уже взяла, а папе отправила другое письмо - с просьбой выслать мне что-то максимально простое. Когда я открыла, то несколько минут думала, что папа положил моё платье под плотный слой бежевого гофре.

- Он забыл положить тебе платье? - не поняла Гермиона.

- Нет, это и было платье, - терпеливо повторила Блисс, подходя к витрине. - Оно было длинным, прямым, как палка, и эта ткань... в общем, было ощущение, что я просто легла на кусок гофре, обвела себя, вырезала свой силуэт и сшила куски вместе. С тех пор в моем шкафу всегда есть платье, о котором я могу напомнить, если вдруг произойдет непредвиденный случай. Но на выпускной я бы не отказалась купить что-нибудь особенное.

Гермиона выбирала платье следующие полчаса - Блисс ждала её, попеременно посматривая на витрину. Одно из платьев по-прежнему плотно обтягивало манекен, но на второй надели замену, такую же яркую, бьющую по глазам.

Блисс даже было непонятно, что именно давало такой эффект. Темно-бордовый цвет пышной, шелковой юбки, или несколько слоев розового, дымчатого шифона, который словно бы небрежно спадал вниз. Может быть, дело было в корсете, состоявшего сплошь из цветов, и цветы эти простирались вниз по всему низу платья - всё реже и реже.

Платье было не кричащим, а именно ярким. Именно бьющим. Блисс, подумав несколько секунд, позвала мадам Джермэйн, и попросила снять платье с витрины.

- Вы уверены? - с беспокойством спросила мадам Джермэйн. - Платья на витринах редко покупают, обычно, они являются предметом декора, не более.

- Может быть, я его и не куплю, - пожала плечами Блисс. - Но от примерки меня это не остановит.

А примерка не остановила Блисс от покупки. Платье, которое на витрине казалось пусть и красивым, но слишком аляпистым, на ней сидело чудесно. Последние сомнения развеяла Гермиона, которая сказала, что Блисс выглядит сказочно.

От посещения Трех метел они решили воздержаться - вероятность найти там приключения, которые были совершенно ни к чему, была велика. Их спасло кафе мадам Паддифут - не смотря на то, что внутри был едва не ли круглогодичный День святого Валентина, молочные коктейли там были очень вкусные и холодные.

- Всё ещё не могу поверить, что на улице так жарко, - сказала Блисс, одергивая шорты и футболку.

- Ещё немного, и настанет лето, - мечтательно произнесла Гермиона. - Родители устраивают мне какой-то сюрприз.

- Ты рада этому?

- Конечно, жду с нетерпением! - горячо воскликнула Гермиона. - В прошлый раз, когда они говорили о сюрпризе, мы поехали во Францию. А что на счет тебя? Есть какие-то планы на лето?

- Да, есть, - кивнула Блисс. - Хочу провести время с родителями где-нибудь, где тепло и есть море. Нужно узнать у Рафферти, сможет ли он со своим отцом к нам присоединиться.

Гермиона поперхнулась своим коктейлем. Блисс растерянно посмотрела на неё, и поинтересовалась, не нужно ли её похлопать по спине.

- Нет, просто... я в порядке, - ответила Гермиона, вытирая рот салфеткой. - Я на счет твоих родителей. Когда ты с ними разговаривала в последний раз или получала письма?

- От папы вчера, от мамы около пяти дней назад, - пожала плечами Блисс. - Я с ними с ума сойду. Мама хочет отправиться в Испанию, я - тоже. И всё было бы отлично, если бы папа внезапно не захотел поехать в Австралию. Я не хочу в Австралию, я не хочу в то место, где слово «кенгуру» можно слышать настолько часто, насколько это вообще можно услышать в Австралии.

- Ты боишься кенгуру? - удивилась Гермиона.

- Нет, моя мама боится кенгуру. Если уж на то пошло, она, вроде бы, не боится кошек... но и в этом я не уверена. Поэтому - никакой Австралии. Испания, любимая Барселона, паэлья и поющие фонтаны, - сказала Блисс, мечтательно потягиваясь.

Состояние Гермионы в кафе стало понятно Блисс у дверей Хогвартса - она рассказала ей о газетах, о ссоре родителей, а в конце замялась, молчала несколько минут, но всё же сказала о разводе.

- Что, опять? - побелела Блисс.

- Опять? - переспросила Гермиона.

Блисс растерянно кивнула, и сразу же спросила:

- Они только явно намекали, или слово «развод» именно прозвучало?

- Прозвучало, - тихо сказала Гермиона.

- А было что-нибудь про журналистов?

- Да, твоя мама...

Блисс взмахнула рукой, застонав. Только не это.

В первый раз это произошло, когда Блисс было десять. Отец тогда не появлялся дома две недели, на уговоры аппарировать хотя бы на час отмахивался, говорил, что даже пять минут могут повлиять на суть эксперимента. Он хотел создать зелье, эквивалентное Оборотному, но без побочных эффектов, без любой боли при превращении, более долгое. Когда Блисс спросила, насколько долгое, отец ответил, что рассчитывает на неделю.

Затея оказалось провальной по всем статьям: если удавалось продлить действие Оборотного зелья, то выход в прежнюю форму становился невыносимо болезненным, а без боли было невозможно задержаться в теле другого человека даже на двадцать минут.

Тогда Блисс не знала, какой черт напал на её мать, но по возвращению отца она потребовала развода. Громко, за первым семейным обедом.

Для того чтобы понять, что это был за черт, Блисс было достаточно пролистать газеты. «Черта» звали Шинджу Ко, и она была восходящей звездочкой японского подразделения магических открытий. В свои тридцать ей нельзя было дать больше двадцати, вместо деловых костюмов она носила струящиеся платья, исправно подкрашивала губы красной помадой, а камера колдографов ни разу не смогла заснять тот момент, когда её волосы лежали бы спокойно, а не развевались, точно в самой стереотипной рекламе какого-нибудь шампуня.

И, может быть, всё закончилось бы хорошо (Розалинда всю жизнь достаточно спокойно реагировала на фотографии своего мужа с другими коллегами по работе), если бы манеры у коренной японки Шинджу Ко были бы такими же японскими.

Блисс прекрасно помнила, как перелистывала страницы газеты, как перед её глазами раздавались неслышные щелчки.

Щелчок: Шинджу Ко держит под руку её отца, запрокидывает голову и громко смеется.

Щелчок: Шинджу Ко держит руку на его плече и её рот быстро-быстро произносит множество слов.

Щелчок: Шинджу Ко наклоняется к её отцу и целует его в щеку.

Щелчок, щелчок, щелчок.

Для Блисс те фотографии были лишь щелчками, Шинджу Ко - красивой и дружелюбной девушкой, а её отец - человеком, который не хотел обижать другого человека, показывать, что тактильный контакт ему неприятен.

Через выматывающий месяц, месяц, в течение которого их дом осаждали папарацци, а в столовой с утра до вечера сменивались адвокаты, ситуация разрешилась сама собой. И разрешилась так, что Блисс, которой было десять, хотела поступить так же, как и её отец: начать пить таблетки.

- Роза, я сам был в шоке! - орал отец так, что Блисс даже не стала подходить к двери его кабинета: рядом с графином с водой всё было слышно прекрасно. - И да, не было и дня, чтобы она до меня не дотронулась, но что я мог с этим поделать? Японцы - крайне тактильный народ, ты же прекрасно знаешь, что я стараюсь подстроиться под каждую национальность, если от этого будет меньше проблем!

- Японцы - тактильный народ?!

- Да! Они же всё время всех трогают, улыбаются, крайне дружелюбны и...

- Филипп, - Блисс пришлось напрячь слух: мать назвала имя отца неожиданно спокойным тоном. - Ответь на один вопрос: как, по-твоему, ведут себя китайцы?

- Это те, которые вечно кланяются и едят рис? - задумчиво спросил отец. - Роза, прекрати! Однажды меня уже обвинили в расизме, но эти японские и китайские культуры, как и их лица, я не понимаю совершенно. А ведь моя мать...

Дальнейшее Блисс не услышала - Филипп ничего не успел сказать. А через неделю Блисс подумала о том, что меньше всего на свете хотела бы стать такой же королевой драмы, как её мать.

Последующие два раза, когда всё заканчивалось, Блисс к этой мысли возвращалась.

- Придётся что-то делать со своим отдыхом, - пробормотала Блисс. - Четвертый раз я выдержу разве что на успокоительных.

- О чем ты? - непонимающе спросила Гермиона.

- О своём, не обращай внимания. До завтра?

- Нет, - покачала головой Гермиона. - Сегодня вечером я буду произносить свою выпускную речь перед небольшим кругом лиц. Ты придёшь?

- С радостью!

- Отлично, - улыбнулась Гермиона. - Тогда в семь вечера встречаемся у Выручай-комнаты. Не опаздывай.

Блисс даже не успела кивнуть, заверить, что нет, конечно же, она не опоздает. Как только Гермиона закончила говорить, её и след простыл.

***

Следующую неделю Малфою казалось, что Блисс Бромлей он придумал. Неизвестно было, правда, почему именно такую, как она. По неосторожности, или по сильной задумчивости он сказал об этом Блейзу. Блейз, пожав плечами, ответил, что если он её и придумал, то значит, так было нужно. Впрочем, через несколько секунд и один короткий взгляд, он сразу же перестал псевдофилософствовать и сказал, что Блисс Бромлей очень даже реальна. И главное тому подтверждение - Абель и её сломанный нос.

Дело было даже не в том, что он не видел Блисс - видел. Она снова стала мелькать тут и там, спокойно ходила в Большой зал, не прогуливала уроки, даже поздоровалась с ним однажды.

Но он не мог её выцепить, не мог сказать ей хоть одного слова, и было кое-что, что его едва ли не пугало. Но для того, чтобы это подтвердить, нужно было с ней поговорить. И что-то Малфою подсказывало, что если он не заведет с ней разговор как можно скорее, потом может стать слишком поздно.

Целенаправленные поиски, без преувеличения, заняли всё свободное выходное время. Кэтрин Маррей сказала, что Блисс ушла в гостиные Гриффиндора, чтобы встретиться с МакЛаггеном. МакЛагген сказал, что у Маррей ложная информация, и Блисс ушла с Гермионой в Хогсмид. В окрестностях Хогсмида, в Трех метлах её не было тоже. Староста Когтеврана, на которую он наткнулся по чистой случайности, сказала, что видела Гермиону и Блисс в кафе мадам Паддифут. В кафе мадам Паддифут её не было - официантка, которой он описал, как выглядели Блисс и Грейнджер, сказала, что они ушли не больше двадцати минут назад.

Блисс он нашёл только тогда, когда окончательно выбился из сил и уже хотел оставить её поиски. И снова задался вопросом, а действительно, не придумал ли он её часом.

- Привет?

- Почему твоё приветствие звучит как вопрос? - спросил Малфой.

- Потому что я не знаю, ответишь ли ты на моё приветствие или будешь упражняться в саркастичности и плевании ядом, - цокнула языком Блисс. - Так что, Малфой, кто сегодня главенствует? Настоящий ты или твоя худшая часть?

- Как-то раз я слышал мнение, что моя худшая часть гораздо приятнее настоящего меня, - усмехнулся Малфой.

- Я не согласна, что это относится к тебе, но в том, что такие люди есть, я уверена, - подумав, ответила Блисс. - Иногда мы сами настолько отвратительны, что нашим худшим частям приходится нас выручать.

Блисс внезапно остановилась и начала смеяться. Малфой тактично подождал, пока её истерика закончится, а после снова пошёл за ней, попеременно меняя лестницы.

- Нет, - в какой-то момент сказала Блисс. - Это, конечно, иронично, но всё же - совсем не то.

Блисс остановилась перед дверьми библиотеки, и, обернувшись к Малфою, приложила палец к губам. После чего зашла внутрь.

- Что мы ищем? - не выдержал Малфой. Бесцельно ходить среди книжных полок ему порядком надоело.

- Что-нибудь про Мнемону Рэдфорд, - ответила Блисс, трогая корешки. - Мнемону Рэдфорд и зеркало Еиналеж.

- Это будет несложно, - вздохнул Малфой. - Мнемона тяготела к этим зеркалам, да и потом, ты...

- Подожди, Мнемона тяготела к обычным зеркалам или к зеркалам Еиналеж? - растерялась Блисс.

- Еиналеж, - подтвердил Малфой. - Я думал, тебе известно об этом.

- Нет, мне об этом неизвестно. И... что, потом? Что ты хотел сказать?

Что-то смутное шевельнулось в сознании. Он точно что-то хотел сказать.

- Ты ищешь не в том отсеке, - наконец вспомнил он.

Книг про Мнемону Рэдфорд было всего три: её обширная биография, тонкая книжица про краткое использование заклинания Забвения, вышедшее из под её пера, и книга автора, в которой было небольшое, краткое упоминание о Мнемоне.

Блисс прочитала все книги от корки до корки, используя заклинание, подсвечивающее определенные слова. Под конец чтения она была порядком измучена и зла.

- Мнемона Рэдфорд не была причастна к созданию самих зеркал - их изобрели задолго до её рождения. Но с помощью самой магии зеркала она выявила одну вещь - зеркало, которое показывало самые сильные мечты человека, можно было направлять, извлекать из него более выгодную пользу, - зачитала Блисс единственную фразу, которую занесла в свой блокнот. - И всё. Когда ты говорил, что она «тяготела» к зеркалам, я думала, что найду что-то больше, чем пару расплывчатых фраз. Проклятье, кто вообще написал эту книгу? Тут даже автор не указан!

Блисс распиналась ещё добрых десять минут, и замолчала только тогда, когда её взгляд скользнул по часам.

- Сколько-сколько? - нервно сказала Блисс. - О черт, Гермиона меня убьёт! Малфой, я дико опаздываю, встретимся позже.

Блисс быстро клюнула его в губы и, роняя книги, кардиган и несколько попавших под руку стульев, скрылась из его поля зрения.

Малфой сидел на месте, не двигаясь, порываясь встать и броситься за ней, порываясь крикнуть что-нибудь, крикнуть так, чтобы она услышала.

«Стой, Бромлей, ты уронила на пол одну из книг и не подняла её».

«Стой, Бромлей, неужели ты действительно забыла, что мы расстались и уронила свои губы на мои?».

«Стой, Бромлей, помимо книг, своих губ, ты уронила здравый смысл, ну же, вернись, подними его!».

«Стой, Бромлей, я хотел сказать тебе...».

Он хотел сказать ей кое-что важное. Николас Рафферти. Он хотел сказать ей, кто такой Николас Рафферти, а точнее - никто. Николас Рафферти не переводился к ним на третьем курсе. Николас Рафферти не принадлежал к чистокровным семьям, и кем он вообще был?

И теперь Малфой окончательно был уверен в том, что его пугало. Каждый раз, когда он пытался заговорить о том, кто такой Николас Рафферти, каждый раз, когда он видел Блисс, он сразу же об этом забывал.

***

На пути в Выручай-комнату, Блисс остановилась на одной из лестниц и, топнув ногой, понеслась дальше. Чертовы привычки, будь они неладны! Со счета можно было сбиться, вспоминая, сколько раз она, вот так, смазано целовала Малфоя и убегала по своим делам. Блисс помнила каждый раз, и Блисс точно не смогла бы сбиться со счета, но того факта, что сегодняшнего поцелуя не должно было быть это не отменяло. Как и не отменяло того, что на рефлексирование и тщательный анализ, что же этот поцелуй значил, не было времени.

Как и не было времени на то, чтобы объяснить Гермионе щекотливую ситуацию с Выручай комнатой и то, что Блисс туда войти не сможет. Ей нужно было прийти заранее, теперь неизвестно, что из этого всего выйдет...

- Блисс, вот ты где! - воскликнула Гермиона, хватая её за руку. - Так и знала, что ты потерялась где-то на лестницах. Пошли скорее, все уже собрались.

- Как раз хотела поговорить на счет того, что все собрались...

- Блисс, пожалуйста, позже, - умоляюще сказала Гермиона, таща её за собой. - У Гарри и Рона через два часа экзамен, я должна управиться как можно быстрее.

- Подожди, разве экзамен ещё не прошел? - удивилась Блисс.

- Нет, - ответила Гермиона, останавливаясь перед Выручай комнатой. - Он начнется в девять вечера, после чего профессор Маррей отправит всех учеников в свои спальни. Неудивительно, если честно. Ночь считается самым давящим временем суток, а уж в том подвале...

Блисс только кивнула, и продолжала кивать, пока Гермиона говорила. Дверь Выручай комнаты открылась перед ней. Дверь Выручай комнаты открылась и Блисс спокойно зашла внутрь, её не выбросило, не окружило огнём и... что ещё там могла сделать комната, который не нравились определенные люди? И почему она решила пустить её именно сейчас?

Блисс решила проверить одну догадку. Представила шахматный пол и, практически сразу же, карту звездного неба.

Пол не поменялся, но древесина под её ногами предупреждающе задрожала.

«О мой бог, я поняла! Никакой эксплуатации и покушений на всё, что за территорией Хогвартса, хорошо!».

- Блисс, - Гермиона обернулась, посмотрев на неё. - Сядь к цветам своего факультета.

Только подняв голову, Блисс заметила, что комната приняла вид точной копии Большого зала. Единственное отличие было в том, что столов не было - только ряды стульев, каждый из которых был обтянутом тканью цвета своего факультета; над ними едва колыхались флаги с гербами школы.

Осмотрев каждого, кто присутствовал в комнате, Блисс возмущенно воскликнула:

- Но я не хочу сидеть одна!

- Не будь ребенком, - засмеялась Гермиона. - Сядь в ряд Когтеврана.

- Но...

- Сядь. В ряд. Когтеврана.

Гарри, Рон и Джинни старательно смотрели куда угодно, но только не на Блисс. У неё не осталось выбора, кроме как подчиниться к Гермионе, сесть на указанное место и вспомнить Падму: неужели, чтобы стать старостой, нужно было иметь в своём характере... это? Как объяснить «это», Блисс пока что не понимала.

Слегка раскачиваясь на стуле, Блисс смотрела на Гермиону, которая проверяла свои пергаменты и нервно оглядывалась по сторонам.

«Я поняла. По какой-то причине тебе не понравилось то, что я сбежала из Хогвартса. Или тебе просто не нравлюсь я. Но мне очень, очень нужна помощь».

«Это же твое предназначение, да? Давать людям то, в чём они нуждаются? Так помоги мне. По мере своих сил - помоги мне».

«Я скоро закончу этот год, я больше никогда не вернусь в Хогвартс. Но перед этим я хочу со всем разобраться. Даже если я уйду из Хогвартса и всё ещё буду блуждать в темноте, я точно хочу знать, что использовала все варианты, которые могли бы помочь мне именно в этом месте».

- Дорогие ученики. Учителя. Все те, кто...

Блисс, сложив руки на груди, приготовилась слушать. Она всё ещё слегка покачивалась на стуле, а оттого взгляд замылился, стало видно чуть хуже. К тому же, в уголок глаза попала какая-то соринка, причиняющая сильный дискомфорт. Блисс потерла глаз. И посмотрела в сторону.

На стене, прямо напротив неё, зияла глубокая трещина. Блисс встала со стула и подошла к ней, положив на неё руку.

Блисс оказалась в комнате, с потолка которой свисали тысячи стеклянных слов. В какой-то момент некоторые из них начали светиться теплым розовым светом, опадая ей в руки.

«Мнемона Рэдфорд».

«Зеркала».

«Безопасность».

«Отказаться».

«Трещина».

Слова соприкасались с руками, разбивались, в конце соединяясь в трещину.

Блисс оказалась под толщей мутной, темной воды, и за её волосы цеплялись осколки ракушек, водорослей и мелкой гальки. Под водой дышалось легко, и она точно знала, что ей нужно делать - плыть к луне. Когда она коснулась поверхности воды, луна, отраженная в ней, пошла трещиной.

Блисс оказалась в своём доме, в Салон-де-Провансе. Поднявшись по лестнице, Блисс взялась за ручку двери своей комнаты, но не открыла её; обернулась. Напротив её двери находилась другая дверь - её там никогда не было. Блисс не успела взяться за ручку и открыть её - дверь пошла трещиной.

Блисс оказалась в комнате, полной рубинов. Они застилали пол, мерцали со стен, падали с потолка, били по голове, ушам, сыпались за шиворот, забивались в глаза. Блисс упала на пол, подползая к раскрывшейся трещине.

Блисс оказалось в лодочном сарае, и всё в нём было окрашено в красный. В его центре стояло зеркало, и сквозь его налёт и черные пятна на неё смотрели глаза: зеленые и карие, карие и зеленые, тысячи карих и зеленых глаз. В одно мгновение каждый из этих глаз соединился в одну уродливую трещину.

Блисс оказалась под стеклянным куполом, и сквозь него не было видно ничего, кроме клубов золотой пыли, которые сплетались над её головой, укрывали и защищали, а после - просачивались под купол и раскалывали его надвое, превращая в трещину.

Блисс оказалась в комнате, которая была для неё всем.

Делай, что должен


Блисс сидела на стуле в Выручай-комнате, Блисс смотрела на взволнованную Гермиону, которая радостно, чуть смущенно и самую капельку испуганно смотрела на каждого из них.

- Ну как? - спросила она. - Не слишком высокопарно? Или наоборот, чего-то не хватало? Вы можете сказать хоть что-нибудь, а не просто смотреть на меня?

- Гермиона, это было волшебно, - сказала Джинни. Когда Блисс посмотрела на неё, то увидела покрасневший нос и слезы в уголках глаз. - Ничего добавлять или менять не нужно. Думаю, что не выдержу на самом выпускном - затоплю всё слезами.

- Ты прекрасна, - тепло сказал Гарри. - Как и твоя речь. Серьёзно, Гермиона, я так рад, что услышал это одним из первых.

- Ты молодец, - после секундной заминки сказал Рон. - Ты такая молодец.

Блисс визуализировала в объеме, представляя каждое слово, которое рассыпалось у неё в руках.

«Мнемона Рэдфорд».

«Зеркала».

«Безопасность».

«Отказаться».

«Трещина».

Мнемона Рэдфорд, изобретатель, исследователь, волшебница, создавшая одно из самых сильных и противоречивых заклинаний в истории заклинаний.

Была ли у неё проблема?

Напротив слов «Мнемона Рэдфорд» начали постепенно вырисовываться новые слова.

«Гриир Зизник».

Её двоюродный брат. Какие отношения их связывали? Гриир знал о том, чем занимается Мнемона, Гриир, захваченный азартом или чем-то, чего Блисс не могла узнать точно, захотел провести эксперимент: стереть свои долгосрочные воспоминания и заполучить их заново.

Поддерживала ли его в этом Мнемона? Вряд ли.

«Мнемона Рэдфорд не была причастна к созданию самих зеркал - их изобрели задолго до её рождения. Но с помощью самой магии зеркала она выявила одну вещь - зеркало, которое показывало самые сильные мечты человека, можно было направлять, извлекать из него более выгодную пользу».

Хотела ли она ему помочь? Определенно. Блисс была уверена, что её работа над зеркалами началась сразу же после того, как скончался Гриир, или, возможно, в то время, когда он ещё доживал оставшийся срок.

«Безопасность».

Мнемона вряд ли полагала, что сможет найти безопасный способ вернуть Грииру воспоминания, вряд ли бы тот выдержал ещё одно магическое вмешательство. Но она хотела найти его или для других, или для себя: пыталась доказать самой себе, что её собственное заклинание можно обратить вспять.

«С помощью самой магии зеркала она выявила одну вещь - зеркало, которое показывало самые сильные мечты человека, можно было направлять, извлекать из него более выгодную пользу».


«Зеркало, которое показывало самые сильные мечты человека, можно было направлять, извлекать из него более выгодную пользу».

«Суть возвращения воспоминаний заключалась в том, чтобы не выуживать на поверхность всё потерянное, а сначала возвратить лишь несколько основных фрагментов».

«По его теории, возвращения трёх составляющих должны были образовать безопасный участок сознания, который мог бы заполнить недостающие прогалы утерянными воспоминаниями».

Зеркало. Зеркало и было той самой «безопасностью». Зеркало Еиналеж, дающее людям, живущим в иллюзиях то, чего бы они хотели больше всего на свете - мечты, почти на грани реальности, к ним просто нужно было протянуть руку. Какая разница, что мечты эти - нереальны? Единственная преграда - лишь кусок стекла.

«Трещина».

«Допустим, это не прогал - трещина. Вернув три воспоминания, мы открываем эту трещину, но сами того не замечаем. Всё, что остается сознанию - заполнить эту трещину, вплести в неё то, что было утеряно. Каким образом это возможно осуществить?»

«Стоило волшебнику дотронуться до лебенвантии, как магическая сила, заключенная внутри него, мгновенно прекращала действовать. И как было бы хорошо, если бы лебенвантия просто лишила человека магической силы. Но она словно «запирала» её внутри. Волшебник, который колдует, не задумываясь, внезапно начинал чувствовать магию, запертую в нём. И чувствовал он её словно чужеродный кусок, отдельный от себя».

«Были другие случаи. Случаи, которые преображали восприятие магии в нечто иное. Волшебники будто проваливались в мир, который, по их словам, существовал и был гораздо лучше того, в котором они находились».

лебенвантия, фактически, делало почти то же самое, что и зеркало Еиналеж - но оно запирало магию внутри человека.

«Кусок, отдельный от себя».

Это то, что Блисс чувствовала, когда использовала магию, когда понимала, что ей придется жить с нею всю жизнь - и никакой лебенвантии не надо.

Допустим, у неё была лебенвантия и зеркало. Она могла бы дотронуться до лебенвантии - лишилась бы магии ровно на сутки. Посмотри она в этот момент в зеркало Еиналеж - чтобы она увидела, как человек, в котором больше бы не был чего-то, принадлежащему миру волшебства?

Возможно, ничего. Но если бы у неё был активированный аверлиус - она могла бы полностью погрузиться в свои страхи. И не вылезать из них до тех пор, пока действие растения полностью бы не испарилось.

Блисс поняла, почему в подвале третьего этажа было четыре лебенвантии, а не одна. Никто не хотел, чтобы ученики к ним прикасались - достаточно было стоять в центре них, смотря в зеркало.

Но, что если ей нужны были не свои страхи? Что стоило сделать, чтобы преобразовать страхи в воспоминания?

Возможно, профессор Дамблдор...

- Блисс, это невозможно, ты действительно меня обижаешь!

Блисс, вздрогнув, вернула четкость зрения и растерянно посмотрела на Гермиону, которая рассматривала её пораженно и расстроенно.

- Ты слышала хотя бы слово из моей речи?

Блисс по-настоящему испугалась. У Гермионы был такой голос, словно она вот-вот расплачется.

Нужно было что-то решать, прямо сейчас и немедленно.

- Мы можем поговорить? - наконец спросила Блисс. - Пожалуйста, Гермиона.

Гермиона, тряхнув волосами и немного помявшись, наконец кивнула.

Когда они вышли из Выручай-комнаты, Блисс сразу же спросила:

- Ты знаешь какие-нибудь портреты, на которых запечатлены жители Хогвартса пятнадцатого века?

К виду Гермионы, расстроенному и опустошенному, прибавилась обреченность и что-то, похожее на раздражение.

- Какая же ты... - в сердцах сказала она, но потом, внимательно посмотрев на Блисс, устало махнула рукой. - Знаю, даже несколько. Тебе нужен кто-то конкретный?

- Нужен кто-то, кто имел определенный статус в этой школе, - подумав, ответила Блисс. - Или кто-то, кто был извечной занозой и знал каждое движение, произошедшее в этих стенах.

- Тогда у меня есть идея получше, - помявшись, сказала Гермиона, и тут же себя поправила. - Нет, на самом деле, идея ужасная и грозит неприятности нам и школьному имуществу как минимум. Но... Пивз находится в стенах школах со второй половины четырнадцатого века, так что...

- Пивз?! - воскликнула Блисс, и сразу же зажала себе рот рукой, понимая, насколько громко это сказала. - Гермиона, умоляю, скажи, что есть кто-то другой, кроме Пивза!

Гермиона сделала вид, что не услышала её.

- Странно, первый раз слышу, чтобы человек, который повстречал Пивза, не жаловался об этом каждому, кого видел.

Блисс громко застонала, прикрыв глаза рукой. С Пивзом она познакомилась на следующий день своего пребывания в Хогвартсе. Блисс, и так неловкая от природы, познала всю степень того, как неловкость может усугубиться в тысячи раз. За то время, что она шла на завтрак, она успела сбить несколько первокурсниц, упасть под ноги своим ровесникам и мадам Синистре. Когда ей оставалось буквально два шага до дверей Большого зала, двери закрылись под её носом, а перед глазами внезапно показалось отвратительное лицо полтергейста, которого, как позже сказал Кормак, звали Пивзом.

Пивз, помимо всего прочего, чем-то склеил её волосы. Тогда Блисс пропустила завтрак и первую пару, едва не подывавая от ужаса: волосы выглядели так, словно она не мыла их, по меньшей мере, две недели, а отдельно склеенные комки выглядели так, словно в них запустили несколько внушительных комков жвачки.

Следующую неделю Блисс собирала волосы в хвост, шарахалась по углам, и успокоилась только тогда, когда поняла, что Пивз исчез из её поля зрения окончательно.

- Ладно, - наконец вздохнула Блисс. - Пивз, так Пивз. Где ты предлагаешь его искать?

- В это время? - усмехнулась Гермиона. - Только рядом с кабинетом Филча.

Блисс подавила очередное желание застонать. Вот в чём ей несказанно повезло - на Филча она не натыкалась ни разу, и считала его едва ли не байкой. Видимо, сегодня ей придется встретиться едва ли не со всеми школьными кошмарами.

Пивза и вправду не пришлось искать долго: грохот рядом с кабинетом, непрекращающийся поток ругани и громкое кошачье шипение не оставляли простора для воображения и красноречиво намекали, кто замешан в этом беспорядке.

Гермиона схватила Блисс за плечо и оттащила её в темный угол, наблюдая, как из кабинета стремглав вылетает Пивз, несясь в противоположном от них направлении.

- Обезъяз, - прошептала Гермиона, вырисовывая палочкой заклинания. - Рекептус Ретрадио. Оглохни. Ретикулум.

Блисс зачарованно наблюдала, как Пивз мгновенно замолчал, спустился на пол, наблюдала, как прозрачная сетка сковывает его тело. Видимо, было ещё какое-то заклинание, невербальное, потому что в какой-то момент Пивза подбросило под самый потолок.

Блисс сглотнула, нервно косясь на Гермиону. Сейчас она понимала, что действительно сильно её обидела.

- Оттащим его в Выручай-комнату? - устало спросила Гермиона.

Блисс быстро закивала, не решаясь спорить.

Джинни, Гарри и Рон по-прежнему находились в Выручай-комнате: растерянные и явно не понимающе, стоило им уходить или всё же дождаться возвращения Гермионы.

Впрочем, когда они появились, у каждого из них на лице читалось лишь одно: лучше бы они ушли.

- Гермиона, ты помнишь, что мы говорили об этом? - осторожно спросил Рон.

- Свои проблемы с Блисс я решаю сама и не впутываю вас в это, - апатично ответила Гермиона. - Я помню. Как и то, что мою речь я уже произнесла. Вы можете идти, я вас не задерживаю.

- Нет, - нахмурившись, ответил Рон. - Мы говорили, что ты не будешь решать те проблемы, в которые впутывает тебя Блисс.

- Значит, я что-то неправильно поняла. А теперь - вы по-прежнему можете идти.

- Так, подождите, - растерянно сказала Блисс. - Во-первых, про какие мои проблемы, Гермиона, ты рассказывала своим друзьям? Во-вторых, с какой стати я не могу попросить помощи у друга? В смысле, я же не прошу прыгать её с крыши или делать что-то...

- Запрещенное? - заботливо подсказал Рон, хмыкнув.

- О мой бог, ты рассказала им про Вегас! - осенило Блисс.

- Мне пришлось рассказать им про Вегас, - поправила её Гермиона. - Иначе я бы заработала себе нервный тик. В лучшем случае.

- Хорошо, - мрачно сказала Блисс, глядя на Рона. - Даже если вы знаете про Вегас, как это отменяет тот факт, что иногда я прошу помощи Гермионы?

- Ты не просишь её помощи «иногда», - не согласился с ней Рон. - Всё время, что ты с ней общаешься, ты постоянно просишь её помощи, но когда Гермиона просит тебя сделать что-то для неё, то ты таинственным образом исчезаешь.

- Я взяла её с собой в Испанию!

- Ты говоришь, как избалованная девица, - поморщился Рон. - Конечно, ты взяла её с собой в Испанию, ведь деньги и всё, что с помощью них можно получить, для тебя не проблема.

Блисс почувствовала, как глухое раздражение постепенно начинает распространяться в её голове. Нужно было это прекратить - иначе она могла бы сказать Рону что-то такое, о чем потом бы жалела. Блисс не хотела жалеть, и говорить что-то обидное - тем более. Он просто защищал Гермиону, и Блисс его понимала, примеряя эту ситуацию на себя. Если бы кто-то, похожий на неё, общался бы с Рафферти, Блисс бы выцарапала этому человеку глаза.

- Ты уже столько раз отменяла ваши встречи, и вы до сих пор не сходили в Хогсмид, хотя ты столько раз обещала, - продолжил Рон. - И сегодня тебя просто попросили послушать речь. И что сделала ты?

- Пришла послушать речь, например?

- Ты и слова не услышала, - усмехнулся Рон. - Вместо того чтобы сосредоточиться и сделать Гермионе приятное, ты полностью зациклилась на себе.

- Довольно!

Блисс, поначалу думавшая, что это её внутренний голос, потрясла головой и разжала кулаки: кажется, она действительно собиралась наброситься на Рона.

Но это сказала Гермиона, смотревшая на Рона с укоризной и каким-то странным чувством вины.

- Рон... Гарри, Джинни, уйдите, - вздохнула Гермиона. - Я найду вас потом и мы поговорим, правда. Но сейчас совсем не время.

Рон молчал несколько секунд, не двигаясь с места и смотря на Блисс напряженным взглядом, после чего, сухо кивнув, пошел к выходу. Джинни, качая головой и не смотря на Блисс, всё же пошла за ним.

Прежде, чем уйти с ними, к ней подошёл Гарри:

- Не обращай внимания, - искренне сказал он. - Рон, он... всегда становится таким, когда пытается кого-то защитить или когда чего-то не понимает.

- Я знаю, что он хороший парень, - вздохнула Блисс. - Я видела его с вами, и я знаю, что такое защитная реакция. Но пусть он, не знаю, работает над этим. Или просто со мной не пересекается, у меня и без этого есть проблемы.

Гарри внимательно на неё посмотрел и, уже направляясь к выходу, сказал:

- Не навредите себе, пока разбираетесь с этим.

Блисс, переведя взгляд на Гермиону, увидела, как та кивнула, не отвлекаясь от снятия чар. Когда Блисс встала рядом с Гермионой, Пивз открыл глаза и, растянув рот в уродливой усмешке, закричал.

- Обезъяз, - поморщившись, быстро сказала Гермиона. И делала так несколько раз, пока Пивз полностью не выдохся.

Злобно посмотрев на Гермиону исподлобья, он спросил:

- Я могу продолжать так ещё очень долго.

- Как и я, - вздёрнув голову, ответила Гермиона. - А если всё-таки устану - попрошу комнату тебя не выпускать. Тут, конечно, можно придумать себе развлечения, но люди заходят сюда сравнительно редко, по сравнению с остальным Хогвартсом.

Пивз ничего не ответил Гермионе, только хмуро, цепко оглядел её, переведя взгляд на Блисс. И, наклонив голову вбок, словно бы принюхался.

- Откуда я тебя знаю? - едко ухмыльнувшись, спросил он.

- Вспомни начало года, - мрачно ответила Блисс, и, увидев саркастическую и явно непонимающую усмешку Пивза, дернула плечом. - Подножки на протяжении получаса? Двери Большого зала, которые едва не сломали мне нос? Склеенные волосы?

- Едва? - глумливо переспросил Пивз. - Но нет, тут дело не в мелких шарадах, они слишком частые и над всеми.

- Слушай, это всё, конечно, занимательно, но тут вот в чем дело, - сказала Блисс, доставая палочку. - Мы тебя отпустим, как только ответишь на пару вопросов. И, не смотря на то, что всё, о чем я хочу тебя спросить, происходило давно, тебе бы лучше попытаться вспомнить. А если нет - Гермиона оставит тебя здесь. А я, слишком расстроенная, напишу своему папе и спрошу, какие зелья действуют на полтергейстов. И, разумеется, эти зелья я получу.

«Давай же, Пивз, соглашайся. Или я тебе такую сладкую жизнь устрою, что ты вообще о своей недожизни пожалеешь».

Блисс знала, что это были её мысли. Блисс чувствовала, как мир раскалывается: одна сторона была такой же, как и всегда, но где-то на периферии подкрадывалась головная боль, тупо стучащая висок и окрашивающая всё в красный. В том красном можно было что-то разглядеть - ракушки, водоросли, темную воду.

Что-то, что было на дне.

- И что хотела бы узнать крошка семикурсница? - тихо спросил Пивз.

Блисс моргнула, тряхнув головой.

- Хотелось бы узнать кое-что о Мнемоне Рэдфорд, - начала Блисс. - Она...

- Изобрела заклинание забвения и после так долго мучилась, не понимая, как можно обратить его вспять, - закончил за неё Пивз, улыбнувшись до ушей.

Буквально. Блисс поморщилась, смотря на то, как его губы всё больше растягиваются, окончательно скрываясь за мочками.

- О, Мнемона, Мнемона, свет моих очей в далеком пятнадцатом веке и его двадцатых годах, - радостно захохотал Пивз, с детским восторгом крутя головой и рассматривая Выручай-комнату. - Конечно, я помню её! Последние годы помнятся всегда, когда стихия настолько невероятна в своей атмосфере - она затухает и становится требухой, но один кусок её всё равно горит, и горит так ярко, что затмевает даже жизнь самого здорового человека! Конечно, потом он всё сжигает, но, тем не менее, о, эти мгновения...

- И после этого меня чокнутой называют? - с ужасом рассматривая Пивза, задала риторический вопрос Блисс.

- У вас, людей, своя классификация чокнутых, даже и не думай сравнивать нас, - сморщив лоб, ответил Пивз. - Мы, полтергейсты, не чокнутые, а нормальные. Полтергейсты, которые ведут себя, как люди - вот кто чокнутые. Поэтому старушка Мнемона и не стала таким, как я.

- Должно быть, побоялась конкуренции, - сухо ответила Блисс.

- Нет, глупая девочка, это же так очевидно! - расхохотался Пивз. - При жизни она была тем ещё полтергейстом. Ей, конечно, не доносились слова в спину из разряда «чокнутая», «ненормальная», и другие комплименты, которые вы, люди, зовете оскорблениями. Нет. Мнемоне тогда было восемьдесят шесть или сто восемьдесят шесть, небольшая разница, но я всё равно не вспомню конкретно. Последний год жизни. Что может быть лучше, чем провести его в Хогвартсе и умереть здесь же?

Блисс пораженно посмотрела на Гермиону, и наткнулась на едва ли не своё отражение эмоций. Гермиона не знала об этом. Кто-нибудь, кто ещё был жив, кто преподавал в этих стенах, кто-то, кто учился - знали ли они? Что Мнемона Рэдфорд, которая изобрела заклятие забвения, провела свой последний год в этой школе?

- Здесь даже её портрета нет, - тихо сказала Гермиона. - Был бы - я бы об этом знала.

- Во всём мире вы не найдете её портретов, - засмеялся Пивз.

- Не понимаю, - покачала головой Гермиона. - Не многим достается честь быть запечатленными на портретах после смерти. Почему она отказалась от этого?

- Дело в том, что к людям, которые старше у вас особое отношение, - продолжил свою прерванную мысль Пивз. - Вы называете их мягче. «Со странностями», «себе на уме», «с мышами в голове».

- С тараканами, - быстро сказала Гермиона.

- Но, конечно, иногда вы говорите то, что думаете на самом деле. Вы делаете это так, чтобы обсуждаемый не слышал говорящего. Но даже если он вас не слышит - то стены слышат всегда. Стены дышат вам в затылок!

- Я всё ещё здесь, и это мне нужны ответы!

«Мне нужны ответы, а не ваши дискуссии».

Блисс знала, что Гермиона смотрит на неё растерянно и снова обижено. Блисс знала, что ей не интересно смотреть на Пивза. Блисс знала, что опять что-то происходило, и она не хотела интерпретировать это.

Это «что-то» последнее время стало лишь «будет ли этому конец?». Конец липкому страху в желудке. Конец бесконечным обморокам. Конец бесконечным вопросам.

Ей казалось, что у неё была возможность понять многое сейчас. Самое главное было - не упустить момент. Задать правильный вопрос, из тех самых, при которых у людей сразу же начинали работать мозги и прорабатываться ассоциативный ряды.

У людей или у полтергейстов.

- Почему её называли чокнутой? - спросила Блисс. - Что она такого делала, что это... смущало людей?

Пивз посмотрел на неё хитро и насмешливо.

- А что больше всего смущает людей?

- Это не ответ!

- Нет, но это - повод для раздумья.

Блисс схватила Гермиону за локоть и, отведя её подальше от Пивза, тихо прошептала:

- Сделай это.

- Что - сделать? - растерянно спросила Гермиона.

- Не знаю, ты у нас самая могущественная волшебница седьмого курса! - раздраженно выпалила Блисс. - О непростительном я, конечно, не прошу, но используй что-нибудь близкое к этому. Ты же знаешь, что при помощи Агуаменти можно устроить неплохие пытки водой? Старое доброе средневековье, с оговоркой, если оно подействует, как тебе?

- Блисс, - Гермиона смотрела на неё с жалостью и толикой страха. - Ты хотя бы понимаешь, как твои слова звучат со стороны?

Блисс постаралась улыбнуться настолько ярко, насколько она вообще умела. Сейчас она жалела, что рядом с ней нет Малфоя, или Рэйвенкрофта, или кого-то, кто мог купиться на её большие глаза и эти самые улыбки.

- О мой бог, - Блисс дотронулась руками до висков. - Ты права. Ты не представляешь, о чем я сейчас думала. В смысле, я... я никогда не думала о том, чтобы использовать людей, но сейчас я об этом подумала, и действительно захотела сделать это, и...

- Не части, - спокойно сказала Гермиона. - Блисс, ты используешь людей. Просто, ты делаешь это без злого умысла, но то, что ты творишь сейчас и какие слова ты говоришь... может быть, нам стоит остановиться, пока не поздно, и подумать об этом позже? И поговорить, наконец?

- О чём? - растерялась Блисс, косясь на Пивза.

- О твоём поведении и о том, что раннее я упомянула, что ты используешь людей, - холодно напомнила Гермиона.

Блисс приложила все силы к тому, чтобы красное, отдаленно вспыхивающее под веками, окончательно не застелило глаза. Её раздражали слова Гермионы, да и сама Гермиона - тоже. И в то же время, она понимала, что это раздражение не её.

- Блисс, послушай, он не ответит тебе прямо, пока ты не разгадаешь его загадку или не поиграешь с ним, - неожиданно сказала Гермиона. - Чтобы мы не сделали, какие бы пытки ты не придумала. Это просто природа полтергейстов, и с ней ничего не поделаешь.

Блисс, посмотрев на свои туфли и в раздражении притопнув каблуком, кивнула. Если Пивз хотел поиграть с ней в игру - она поиграет и выйдет победителем. Если нет - она воспользуется угрозой Гермионы и оставит его в этой комнате навсегда, придумает такие комбинации, что он никогда в жизни не выберется и не увидит тех учеников, которые здесь окажутся.

Блисс сказала об этом Пивзу, когда снова к нему подошла.

- И во что же мы будем играть? - спросил Пивз, зло буравя её глазами.

- В холодно-горячо, - ответила Блисс. - Я строю предположения - ты говоришь, на какой я температуре.

- Ты можешь начинать, но запомни, пока что ты - слишком холодна, - весело ответил Пивз, и интонации его голоса совсем не сочетались с его выражением лица.

Напротив Пивза появился стул, на который Блисс сразу же села, закинув ногу на ногу. Комната просчитывала все её мысли наперёд.

«А что больше всего смущает людей?»

«Это - повод для раздумья».

- Она... говорила что-то?

- Только немые не говорят, - ответил Пивз.

Блисс выразительно подняла брови.

- Холодно в том контексте, в котором, возможно, ты это имеешь в виду. Если, конечно, я правильно понимаю, что именно ты имеешь в виду!

«А что больше всего смущает людей?».

«Стены дышат вам в затылок!».

«Это - повод для раздумья».

Мнемону Рэдфорд считали слишком со странностями, слишком выделяющийся, слишком не такой, как остальные. Но при этом её кое-что спасало, а именно - блестящий ум, с помощью которого было создано заклинание забвения.

Ей многое прощали благодаря этому преимуществу и тому, что она сделала для мира магии. Но шепотки за спиной всё равно разносились.

«Ты не знаешь, какого это, когда тебя травят».

«Не волнуйся, я не допущу этого. Травли не будет».

«Это - повод для раздумья».

- Гермиона, в моём поведении есть что-то странное? - спросила Блисс.

- Мне перечислить в свободном порядке или в алфавитном? - как-то растерянно спросила Гермиона.

- Нет, я не... знаешь, что-то, что смущает людей. Помимо всего остального, всего того, к чему уже привыкли. Есть ли что-то, к чему не могут привыкнуть или что-то, что началось недавно?

- Если не считать твоей последней песни о мертвой девочке, то вряд ли, - после недолгого молчания ответила Гермиона. - И, пожалуй, больничное крыло.

- Гермиона, я прописалась в больничном крыле с начала учебы, - напомнила Блисс. - Уверена, это последнее, что удивляет людей.

- Я бы так не сказала, - не согласилась с ней Гермиона. - Тебя нельзя назвать самым ловким человеком, но ты бываешь там слишком часто, и у тех, кто знает об этом, так или иначе появляются вопросы.

«А что больше всего смущает людей?»

Часто повторяющиеся действия, не вписывающиеся в рамки общественной нормы, часто считают странными, непонятными или неправильными. Если бы она просто спотыкалась на каждом шагу, её бы считали попросту неловкой. Если бы падала в обмороки - слишком чувствительной или с низким давлением. Но Блисс была в больничном крыле слишком часто, и каждый раз это было связано с чем-то, чего другие объяснить не могли.

Что именно не могли объяснить люди в поведении Мнемоны Рэдфорд?

«Стены дышат вам в затылок!»

«О Выручай-комнате мало кто знает».

- Как часто Мнемона ходила на восьмой этаж? - спросила Блисс.

- Теплее, - неохотно ответил Пивз. - Гораздо, гораздо теплее.

- Она знала о Выручай-комнате с самого начала? Или прежде, чем она смогла сюда попасть, ей пришлось часами формулировать мысли, возможно, что-то бормотать себе под нос, и всё это - рядом с абсолютно непримечательной стеной?

- Ты совсем скоро окажешься в пекле, - захихикал Пивз.

- Блисс, к чему эти вопросы? - спросила Гермиона.

- Подожди, не сбивай.

«Блуждала в умах одушевлённых материй, пыталась найти себе место.
В какой-то момент, пришло осознание, что даже сейчас большинства было мало,
Она поняла, что может вырваться за просторы веления тех, кого просто не стало.
И между созвездий, чёрно-белых фигур, сильных умов и защиты
Она нашла ключ, квинтэссенцию чар, смогла сойти с обычной орбиты»

«По его теории, возвращение воспоминаний должно было образовать безопасный участок сознания».

«- И каким образом этот самый прогал мог бы заполниться?
- С помощью подсознания, разумеется».

«Комната берёт вещи, о которых не знает, из нашей же головы».

«Бежать в свой собственный разум».

«Было у меня предположение, что в конце должен состояться раскол сознания, состояние «между»- на грани сна и грани яви. А дальше будет происходить предположительное возвращение утерянного. Но каким образом, насколько это безопасно и что будет чувствовать человек при этом - я не знаю. И вряд ли есть кто-то, кто знает».

«Её теория была незаконченной».

«Мнемона узнала, что зеркало, которое показывало самые сильные мечты человека, можно было направлять, извлекать из него более выгодную пользу».

«Ты умеешь сопоставлять».

«Она и с лебенвантией была как-то связана. Говорят, что в последние годы своей жизни она прямо-таки тяготела к этим растениям. Ты вообще в курсе, что концепцию аверлиусов тоже создала она?».

За спиной Пивза появился белесый дым, медленно трансформирующийся в фигуры. Четыре растения лебенвантии, подрагивающее от тонких струек пыли. Зеркало Еиналеж, в центре которого они стояли. Подрагивающий кулон, точная копия того, что лежал в комнате Блисс. Её собственный аверлиус.

- Если у нас есть аура лебенвантии, зеркало и аверлиус, мы автоматически попадаем в свои собственные страхи, и пока не покончим с ними, выбраться мы не в состоянии, - сказала Блисс. - Но что будет, если добавить в это четыре воспоминания, Выручай-комнату и непосредственно меня, девушку с безопасным участком сознания в голове?

- У тебя есть предположения? - спросила Гермиона.

- У меня есть уверенность, - нахмурившись, сказала Блисс. - Пошли. Отпусти его, нужно кое-что сделать немедленно.

Пока Гермиона расколдовывала Пивза, Блисс лихорадочно пыталась навести на себя как можно более спокойный вид. Конечно, она не была уверена, даже не смотря на то, что карточный домик выстроился в её голове практически идеально.

Все предметы в совокупности и непосредственно её разум, её воспоминания и Выручай-комната давали идеальную платформу. Если в её голове действительно появился тот самый безопасный участок сознания, то не будет никакого насилия. Выручай-комната вылечит её. Она вылечит сама себя, полностью заполнив все недостающие прорехи.

- Что мы собираемся делать? - спросила Гермиона, едва поспевая за Блисс, которая едва ли не перепрыгивала со ступени на ступень движущихся лестниц.

- Сейчас мы идём в подвал, берём растения лебенвантии и зеркало Еиналеж, - сказала Блисс. - Потом - незаметно тащим их в Выручай-комнату. Ты же сможешь всё левитировать в одиночку? Нам придется разминуться на лестницах, я должна забежать в свою комнату - нужно взять аверлиус. Ещё мне нужны флаконы - нужно положить в них воспоминания.

- А что будет потом?

Голос Гермионы показался Блисс тише и она обернулась. Гермиона больше не шла за ней - остановилась на месте и, не двигаясь, просто смотрела на Блисс.

- Потом... всё будет отлично, - только и ответила Блисс.

Она не подходила к Гермионе, просто стоя напротив неё: что в её позе, в её глазах, выражении лица, что-то в целом в ней предупреждало - не подходи ко мне.

- Что именно будет отлично? - требовательно спросила Гермиона. - Блисс, ты на взводе, ты взволнована, и ты не отвечаешь за свои действия. Через два часа у нас экзамен, профессор Маррей хватится лебенвантии и зеркала, и что будет потом? Да, тебе волноваться не о чем, но ты хотя бы понимаешь, какие проблемы могут быть у меня?

- Гермиона, не будет никаких проблем! - горячо ответила Блисс. - Это же... не по настоящему, это будет только в моей голове. В реальном времени это не больше часа займёт, я уверена. Мы успеем всё вернуть до начала экзамена, никто даже не догадается, что что-то пропало.

- Блисс, пожалуйста, прошу тебя, прислушайся, как ты звучишь со стороны! - взмолилась Гермиона. - Ты не понимаешь, что делаешь, и я не понимаю, чего ты добиваешься. Ты же понимаешь, что хочешь броситься с обрыва в море, в котором кишат акулы?

- Даже если и так, ну и что? Я умею плавать.

Гермиона покачала головой, и сделала ещё один шаг назад.

- Извини, нет.

- Что значит - нет? - растерялась Блисс.

- Нет, я не буду помогать тебе в этом, - чеканя каждое слово, ответила Гермиона. - Блисс, ты всегда была себе на уме, но последние часы ты просто неуправляема. Это не хорошо. Давай сходим к директору, к мадам Помфри, профессору Флитвику и ты всё им расскажешь, хорошо? Преподаватели помогут тебе разобраться с этим.

Блисс потерла глаза и надавила на них, стараясь пересечь всполохи красного. Гермиона говорила правильные вещи, и в её доводах было гораздо больше здравого смысла, чем во всех действиях Блисс за последний год точно.

Блисс, сжимая глаза едва ли не до головной боли, несколькими шагами пересекла расстояние, которое отделяло её от Гермионы.

И взяла её за руку.

***

С лебенвантией проблем не возникло - четыре растения поднялись в воздух и благополучно слевитировали до Выручай-комнаты, которая сжалась до размера обычного класса. Проблемы возникли с зеркалом - оно не поддавалось никаким заклинаниям. Им с Блисс пришлось нести его в руках, и несколько раз Гермиона была почти уверена, что оно вот-вот упадёт с лестницы или просто на пол. К счастью, всё обошлось.

Пока Блисс бегала в свою спальню, Гермиона ждала её рядом с Выручай-комнатой и мучительно пыталась найти слова извинения. Сейчас ей казалось настолько глупым и несуразным её слова, поведение, её смутные эмоции, которые она с трудом могла вспомнить. Кажется, там было что-то негативное, а оттого стыд обуревал её ещё сильнее.

Когда Блисс взяла её за руку, посмотрела в глаза и всё объяснила, уже тогда Гермионе хотелось начать извиняться, но всё, что она могла тогда сделать - это продолжить путь и помочь Блисс.

Блисс нуждалась в её помощи, Блисс была сильно расстроена происходящим - неудивительно, что она была на взводе. А она такого ей наговорила... как только они провернут ту безобидную шалость, которая пришла Блисс на ум, Гермиона сразу же перед ней извиниться.

- Готово, - сказала Блисс, улыбнувшись: но улыбка у неё выглядела нервной. - Аверлиус на моей шее. Воспоминания я разделила и разлила по флаконам. Можем начинать.

- И что именно мы должны сделать? - с интересом спросила Гермиона, смотря на Блисс.

- Будем надеется, что я правильно поняла концепцию Мнемоны Рэдфорд, - ответила Блисс, подходя к лебенвантии. - Смотри, каждому растению - своё воспоминание. Природа лебенвантии вступит с ними в контакт. В центре всего буду я, воспоминания - тоже мои, а значит, тут в ход идёт тот самый безопасный участок сознания, который образовался в моей голове, когда я получила последнее воспоминание.

Блисс подтащила кресло, ставя его напротив зеркала Еиналеж.

- Зеркало - проводник, - продолжила Блисс. - Выручай-комната - платформа. А знаешь, что делают платформы и проводники?

- Провожают и дают возможность не упасть, - хмыкнула Гермиона.

- Да, так и есть, - засмеялась Блисс. - Но самое главное - они помогают.

Блисс остановилась напротив стула и, положив руку на его спинку, сжала его. Она смотрела на кресло, на растения, на потолок или пол - куда угодно, но не на Гермиону и зеркало.

- Ну, так что? - осторожно спросила Гермиона. - Ты будешь делать то, что задумала?

- Да, да, прямо сейчас, - Блисс издала какой-то сухой всхлип, облокотившись на руки. - Просто... я не думала, что это будет так. Я думала, что это будет каким-то озарением, или я вспомню всё внезапно, или... не знаю. Я столько всего не сказала и по-прежнему столько всего не понимаю.

- Ты боишься, что станет хуже?

- Нет, - ответила Блисс. - Даже если и станет - ладно. Я боюсь, что даже после этого не успею сделать самое важное. Странные мысли, да?

- Так или иначе, у каждого в поведении есть своя странность, - хмыкнула Гермиона. - Стоит только вспомнить Мнемону.

- Я не считаю, что ты права, - ответила Блисс, посмотрев ей в глаза. - Она всё своё время проводила с тем, что было связанно с памятью и воспоминаниями. И в конце жизни, она понимала всё это, как никто другой. И как после такого она могла бы захотеть стать портретом? Краски и воспоминания - вот что такое эти портреты. Ничего больше.

Блисс села в кресло, не касаясь его спины, и, облокотив локти на колени, опустила голову.

- Я не хочу быть той, кто живёт воспоминаниями, с воспоминаниями, с чем-то, чего я не понимаю. У меня сейчас есть возможность покончить со всем. Так почему я тяну?

Гермиона смотрела на Блисс, мучительно пытаясь понять, как можно было ей помочь. Что нужно было сказать, как подбодрить и подтолкнуть в нужном направлении.

- Fac quod debes et sit quod erit.

Блисс, заправив большую часть волос за уши и не поднимая головы, с удивлением посмотрела на Гермиону.

- Откуда ты знаешь латынь? - только и спросила Блисс. - Хотя, подожди, это же ты. Тогда другой вопрос. Что именно ты сказала на латыни?

Гермиона ей улыбнулась.

- Делай, что должен. И будь, что будет.

- Эта фраза. Она...

- Слишком сильно напоминает тебя? - засмеялась Гермиона. - Да, так и есть.

- Нет, - покачала головой Блисс. - Если бы именно меня. Гермиона, ещё кое-что... прости меня. Мне действительно очень жаль.

Гермиона не успела спросить, за что именно было жаль Блисс: та уже подняла голову и посмотрела в зеркало. Несколько минут ничего не происходило.

А потом Гермиона снова вернула себя.


Эти мифические люди (кажется, они существовали)


Кресло, в котором сидела Блисс, было абсолютно пустым. Когда Гермиона выбежала из Выручай-комнаты, то сразу же побежала в сторону своей гостиной. Она остановилась через три минуты и быстро поменяла направление, собираясь дойти до кабинета профессора Дамблдора. На одной из лестниц она снова остановилась и посмотрела вверх, на дверь в коридор третьего этажа. Совсем скоро должен был начаться экзамен.

Её подташнивало, всё вокруг кружилось, а в голове был такой разлад, что хотелось плакать, или кричать, или крушить первое, что попадется под руку.

Столько было мыслей: как Блисс могла так с ней поступить. Как она будет смотреть ей в глаза. Как они будут общаться после такого. Как Блисс вообще смогла провернуть то, что... Гермиона не могла дать этому объяснения.

Теоретически, она знала, как действует Империо. То, чем воспользовалась Блисс, на него не походило. Гермиона была уверена, что делает всё по доброй воле, была уверена, что просто вспылила, что не было никакого магического вмешательства. Его даже не ощущалось.

Но когда марево спало, всё вновь встало на свои места. Она снова стала собой, и теперь совершенно не понимала, что делать дальше, к кому идти в первую очередь: к Гарри и Рону, профессору Дамблдору, профессору Маррею.

- Может быть, вам стоит проверить ещё раз?

- Что именно проверить? - раздраженный голос профессора Маррея с каждой секундной становился всё громче. - Я не страдаю близорукостью, а даже если бы и страдал, это мало бы что поменяло. Только окончательно слепой человек мог бы не заметить пропажу четырех лебенвантий.

- Уверена, мы выясним причины этого недоразумения...

- Какого недоразумения?! - по-настоящему заорал профессор Маррей. - Минерва, вы действительно отупели за то время, что мы с вами не общались? Пропали четыре лебенвантии и могущественный артефакт!

- Не смейте так со мной разговаривать!

Маррей замолчал на какое-то время.

- Извините, Минерва, - сказал он. - Я взвинчен и плохо понимаю, что говорю. Я не хотел вас обидеть, правда, простите меня.

- Первого извинения было вполне достаточно, - вздохнув, ответила профессор МакГоногалл. - Я принимаю ваши извинения, Киллиан. Скажу, что я тоже не должна была так себя вести. Вы правы, вряд ли кто-то не в состоянии заметить четыре лебенвантии. Но, в таком случае, возникает другой вопрос: кому они могли понадобиться?

- Я знаю, кому они могли понадобиться, профессор МакГоногалл, - набравшись храбрости, сказала Гермиона.

Видимо, в своих разговорах и препираниях они даже её не заметили. И профессор Маррей, и профессор МакГоногалл посмотрели на неё крайне растерянно.

- Мисс Грейнджер, - сказала профессор МакГоногалл. - Только не говорите, что у мистера Поттера опять проблемы, и по каким-то причинам ему понадобилась именно лебенвантия.

- Нет, Гарри тут не при чем, - ответила Гермиона. - Лебенвантии, как и зеркало, понадобились Блисс Бромлей. И я ей помогала.

Профессор МакГоногалл смотрела на Гермиону взглядом крайне удивленным, непонимающим, но вовсе не гневным. Гермиона искренне не понимала, почему - она помогла в краже одного из самых неоднозначных артефактов и таких же растений.

- Значит, в этот раз вы помогали не мистеру Поттеру, - отстраненно сказала МакГоногалл. - Тогда позвольте нам с профессором Марреем узнать, зачем мисс Бромлей могли понадобиться предметы, необходимые для вашего экзамена?

- Слишком опасные и неоднозначные предметы, а не предметы для экзамена, - раздраженно сказал профессор Маррей. - Зачем ей всё это понадобилось? Что она опять собирается натворить?

- Полно вам, Киллиан, - устало сказала Минерва. - Мисс Бромлей, конечно, иногда совершает ошибки, но она хорошая ученица, и человек она такой же. А её светская жизнь за пределами школы нас касаться не должна.

- Я помогала Блисс не по доброй воле.

Когда Гермиона хотела найти профессора Маррея, профессора Дамблдора, профессора Флитвика, когда она хотела найти кого-то из преподавательского состава и сказать, что именно сделала Блисс, об этом она собиралась умолчать. Может быть, Блисс сама не знала, что делает, а даже если бы и знала - Гермиона поговорила бы с ней сама. Они бы смогли с этим разобраться, не вынося эту проблему на всеобщее обозрение.

«Блисс хорошая ученица, и человек она такой же».


Допустим, у кого-то, кто не Блисс Бромлей, была бы точно такая же способность. Одно прикосновение руки, один проникновенный взгляд - и человек сразу делает всё, что хочет другой.

Это совсем не похоже на Империо. Но это по-прежнему принуждение.

Можно ли считать человека принуждающего хорошим, даже если учитывать то, ради чего всё задумано? Возможно, если бы Гермиона уделила этой мысли больше времени, если бы у неё были на это силы, она смогла бы прийти к какой-то точной мысли. Но сейчас она была искренне уверена, что нет.

Такого человека нельзя было назвать хорошим.

- Вы хотите сказать, что мисс Бромлей... угрожала вам? - осторожно спросила МакГоногалл. - Или угрожала вашей семье?

- Мерлин, нет, Блисс бы не... - ужаснулась Гермиона, и, запнувшись, твердо закончила. - Блисс бы не стала такого делать. Но она сильно запуталась, и она всё сильнее теряет себя прежнюю. Я очень за неё боюсь.

- Мисс Грейнджер, расскажите нам всё, - профессор Маррей смотрел на Гермиону с жалостью и сочувствием. - Если у учеников этой школы проблемы, преподавательский состав не будет её осуждать. Мы обязательно ей поможем и сделаем всё, что в наших силах.

- Киллиан прав, - подтвердила МакГоногалл. - Мисс Грейнджер, дело даже не в том, что сейчас начнется экзамен. Вы представляете, что может случиться, если мисс Бромлей дотронется до лебенвантии, или посмотрит в зеркало? Зеркало Еиналеж - крайне коварный артефакт.

- Она уже всё сделала, - сухо сглотнув, сказала Гермиона. - Но, профессор, дело не в этом.

Гермиона рассказала всё, что знала. Рассказала про вечные метания Блисс, рассказала, что та считает, будто что-то забыла, и всеми силами, на протяжении всего года, старалась вернуть себе память. Рассказала про все обмороки Блисс и про всё, что за ними крылось. Рассказала про прикосновение, про то, как хотела остановить её, а после - про то, как начала ей помогать, искренне полагая, что это - её собственные желания.

Рассказала про Пивза, про Выручай-комнату, рассказала о том, для чего нужна лебенвантия и аверлиусы. И Гермиона рассказала, где сейчас находится Блисс.

- Ох, моя милая, - сочувствующе сказал профессор Маррей.

Гермиона сама не заметила, как поежилась. Такое обращение она слышала, разве что, от Локонса, и оттого было странно слышать его от профессора Маррея. Маррей был лояльным, и большинство учеников любили и его характер, и подход к делу, и его доброе обращение - но так он не вёл себя ни с кем. Даже с Блисс, к которой он испытывал теплые, какие-то даже родственные отношения.

- После того, о чем вы рассказали... я думаю, вам стоит отдохнуть и прийти в себя.

- Отдохнуть и прийти в себя? - возмущенно сказала профессор МакГоногалл. - Киллиан, в ваших словах я слышу снисходительность по отношению к мисс Грейнджер. И даже если вы не поверили её словам, то я - верю. Мы сейчас же идём в Выручай-комнату, и пусть она только попробует нас не пустить!

Маррей, снова посмотрев на МакГоногалл, кивнул.

- Я пойду с вами.

На седьмом этаже они столкнулись с проблемой, а именно - с разномастным составом седьмого курса, который, столпившись, стояла у кабинета Защиты от Темных искусств.

- И что вы здесь делаете? - растерянно спросила профессор МакГоногалл.

- Ждём профессора Маррея, - сказал Гарри, во все глаза смотревший на Гермиону. - Мы - первый состав, у нас сегодня должен быть экзамен.

- Экзамен будет чуть позже, мистер Поттер, - сухо сказала профессор МакГоногалл. - Или мы перенесем его на завтра. Вы можете отправляться в свои спальни.

- Нет, Минерва, подождите.

Маррей, взмахнув рукой, останавливая её, вышел вперёд, и смотрел на каждого, кто стоял перед ним, с неподдельным интересом.

- Я думаю, мы разберемся со всем походу дела, - кивая самому себе, сказал профессор Маррей. - Ученики - за мной. Мы отправляемся в Выручай-комнату.

- Боюсь, я вынуждена воспротивиться этому, Киллиан, - сказала МакГоногалл. - Это совершенно недопустимо. Мы не знаем, с чем столкнемся, и не знаем, чего нам ждать.

- Боже, Минерва, успокойтесь, - закатил глаза профессор Маррей. - Это же Блисс, всё будет крайне предсказуемо. Как и всегда в её случае.

Краем глаза Гермиона заметила какое-то движение и, оторвав взгляд от Маррея, посмотрела на человека, который вышел вперёд.

- А вы откуда знаете, что будет в случае с Блисс? - настороженно спросил Малфой.

- Давайте прекратим этот цирк, - устало сказал Маррей. - И пройдём к Выручай-комнате. Думаю, тем, кто с ней не сталкивался, будет крайне интересно.

- Дети, немедленно отправляйтесь в свои гостиные и ждите меня там, - напряженно сказала профессор МакГоногалл.

- Минерва, - Маррей посмотрел на МакГоногалл удивленно, растерянно, даже обижено.

На миг Гермионе показалось, что профессор МакГоногалл, столкнувшаяся с таким потоком информации, действительно переволновалась, стала слишком подозрительной, а оттого и вела себя вот так по отношению к Маррею.

Который тоже вел себя крайне странно. Не так, как раньше.

- Минерва, я хорошо к вам отношусь, - продолжил Маррей. - Правда. Я считаю вас крайне выдающийся волшебницей. И поэтому, ради вашего же блага - не стойте у меня на пути.

***

«Делай, что должен. И будь, что будет».

Когда Блисс смотрела в зеркало, эти слова постоянно повторялись, крутились, видоизменялись в её голове. Только слова и зеркало - вот что было у неё перед глазами.

Блисс не знала, сколько просидела вот так, не двигаясь, смотря на своё отражение - три минуты, час, целый день. Просто в какой-то момент она устала и, встав со стула, сказала:

- Я должна была догадаться, что так и будет. Конечно, ничего не подействовало. Пойдём, Гермиона, нам нужно узнать, что именно я...

Блисс не успела сказать «сделала неправильно». Она обернулась, надеясь увидеть Гермиону, но там её не было. Она снова повернулась к зеркалу и, вздрогнув, отошла на несколько шагов назад, едва не потеряв равновесие.

Зеркала не было тоже. Как и кресла, как и четырех лебенвантий. Ничего не было. Комната была точно такой же, но из неё всё исчезло - осталась только Блисс.

- Ладно, - вслух сказала Блисс, - Ладно, с этим можно разобраться. Для начала нужно успокоиться и...

Хорошо, возможно, успокоиться у неё бы не получилось. Блисс была не тем человеком, который мог спокойно воспринимать дрожащий потолок и ходячий ходуном пол. И в первую очередь она была не тем человеком, который когда-то переживал землетрясения.

«О нет, Хогвартс рушится!».

«Милая маленькая мёртвая девочка,
Глупая маленькая мёртвая девочка,
Что ждёт глупую маленькую мертвую девочку?
Смерть, смерть, смерть!».

«Я хотел показать тебе свои воспоминания, чокнутая».

«Безумие у неё в крови».

«Остановись. Посмотри на себя со стороны».

Эти слова были у неё в голове, эти слова кружились в воздухе, и Блисс не знала, нужно ли их убрать подальше от глаз, не знала, были ли буквы вообще перед её глазами, не знала, что нужно делать - прыгать или ложиться на пол.

Прыгать или ложиться на пол?

Блисс, посмотрев на пол, увидела трещину, Блисс чувствовала, как трещинами исходит потолок, грозя вот-вот обвалится ей на голову.

Блисс несколько раз топнула ногой, смотря, как трещина расходится всё сильнее. Пол обвалился, и Блисс полетела вниз.

Всё, что было вокруг неё, было окружено золотым. Золотое марево было похоже на вихрь тоннеля, который затягивал её за собой. В вихре этом застряли серые куски камня, по-прежнему падающие сверху.

Вместе с камнями падали ещё предметы, и Блисс невольно цеплялась за них взглядом.

Ракушки, водоросли, мелкие рыбки.

Ожерелья, сережки, кулоны, янтарно-рубиновые кольца.

Прозрачные флакончики, большие флакончики, средние флакончики, маленькие флакончики, флакончики с пылью, пустые флакончики, флакончики с рубинами, флакончики с кровью.

Газеты, пригласительные, свитера, туфли, книги, прозрачные кристаллы и колокольчики.

Что-то на пересечении всего.

Что-то, что было связано с пылью, которая просто была везде.

В тот самый момент, когда Блисс почти долетела до конца тоннеля, глаза снова заволокло болезненным белым и она потеряла сознание.

Золотая точка перед глазами сильно мешала спать: Блисс попыталась отогнать её, но точка раздвоилась, а после, в один миг, их стало слишком много, чтобы считать. Блисс открыла глаза и встала с асфальта, потирая ушибленный бок.

- Я сломала себе все кости, - пожаловалась она человеку, который стоял за её спиной.

- Снова будешь ныть? - поинтересовалась девушка со звонким голоском.

- Возможно, - ответила Блисс. - Я не знаю. Где мы?

- Откуда я знаю? Ты мне скажи.

Блисс внимательно осмотрелась и невольно остановилась перед огромной зеркальной каплей, которая лениво проплывала мимо неё, оторвавшись от стайки других таких же капель.

Она с удовольствием перед ней покрутилась, рассматривая свои длинные волосы, рассматривая голубое обрезанное платье, бабочки на котором тихо шелестели крыльями. С явным неудовольствием Блисс потерла несколько пятен крови, но это ничего не дало.

- Мне нужна обувь, - печально сказала Блисс.

- Тебе нужно сказать, где мы находимся, - сказала девушка за её спиной. Каждый раз она оказывалась за её спиной.

- Я не знаю, но... место такое знакомое.

Блисс внимательно огляделась, провожая взглядом зеркальные капли. Из асфальта пробивались редкие красные тюльпаны. Блисс подошла к ним, склонившись: и увидела, как тюльпаны застывают, превращаются в прозрачные камни, а после - рассыпаются прямо у неё на глазах.

В воздухе летали клубы золотой пыли, жухлой и тусклой, быстро развевающийся на ветру. Блисс прошла на один из мостов и, пройдя по нему, схватилась руками за перила и потянулась за ними, оказываясь на другом мосту, оказываясь на шаг ближе к небу.

Небо здесь было голубым, без единого облака, и ярко светило солнце.

С того места, где находилась Блисс, было гораздо проще рассмотреть город. Блисс не могла только понять, что именно это был за город: мосты переплетались между собой, ответвлялись вправо, влево, вверх и вниз; переплетались с домами, крыши которого были сделаны из коричневой черепицы, щедро присыпанной стеклянной крошкой.

Блисс не могла сфокусироваться на домах: они плыли перед её глазами, составляли свой собственный калейдоскоп, плавный, острый, квадратный, соединительный, так сложно было за этим успеть.

Осторожно запрыгнув на следующий мост, Блисс открыла дверь, оказавшись на плывущем камне с видом на море.

- Так что? Где мы?

- В Нью-Йорке, - пожала плечами Блисс. - Или в Копенгагене. Кажется, я должна была быть там.

- А куда нам нужно идти сейчас? Здесь, в Нью-Йорке или Копенгагене?

- Видишь, вон там? - спросила Блисс, указывая на середину реки. - Видишь купол? Если зайти туда и спуститься вниз - там будет библиотека.

- И что же нам нужно взять в библиотеке? Книгу?

- Нет, нам не нужна книга! - раздраженно ответила Блисс, не понимая, почему эта девушка не понимает очевидных вещей. - В библиотеке находится дверь, но прежде, чем её найти, нам нужен ключ.

- А у кого ключ?

- Он там, - уверенно сказала Блисс. - Самое главное, что мы там тоже будем. А у кого ключ - дело последнее.

***

Маррей владел беспалочковой магией. Какой-то непонятной, странной магией, которая не ощущалась и никак не выглядела, в которой не было ничего, что можно было объяснить или понять.

В этом, по крайней мере, пытался убедить себя Малфой.

С таким он раньше не сталкивался, с таким пугающим бесконтрольным отсутствием сопротивления. Малфой знал, как действует Империо. Знал, что делает с человеком Конфудус. Был в курсе, как никто другой, что делают с человеком все эти заклинания, отравляющие разум и заставляющие делать то, что другие делать не хотят.

Всегда были попытки сопротивления. Всегда была борьба.

«И поэтому, ради вашего блага - не стойте у меня на пути».

Сейчас Малфой всерьёз задумался, были ли люди, которые слушали такие предупреждения? Которые действительно отходили в сторону и давали просившему путь, которое взвешивали свои действия и решения, прежде чем бесконтрольно хватать палочку и вступать в бой.

Слишком мифические были эти люди, в его жизни - так точно.

МакГоногалл достала палочку, разумеется, она достала чертову палочку и направила её на Маррея. Абель, Нотт, Патил и Грейнджер потянулись к ним тоже - и ничего не произошло. Все, в том числе заместитель директора просто убрали их. Маррей не взмахнул палочкой или рукой. Он не сделал ничего.

Все просто убрали палочки и, когда он снова повторил свои слова о том, что им нужно идти в Выручай-комнату, все пошли за ним. Беспрекословно.

Малфой пытался себя успокоить. Пытался направить, перенаправить, устаканить мысли в нужное русло, в то русло, где самым страшным, что могло произойти, был Волан-де-Морт. Был и будет. С Блисс было связано что-то плохое и непонятное - хорошо, не осталось в этом сомнений, он верил в это, верил. Но это не было связано с ним, с кем-то, кто был здесь. С ними не случится ничего плохого.

Случится только с Блисс.

И прежде, чем Малфой дернулся, прежде чем накинулся на Маррея со спины и сделал что-то, о чем бы пожалел обязательно, его схватили за мизинец.

Грейнджер перехватила его мизинец своим, схватила так сильно, что стало больно. И посмотрела ему в глаза.

Эти мифические люди, которые понимают ситуацию. Эти мифические люди, которые не дергаются, которые делают всё ради своего спасения, спасения близких, те мифические люди, которые стараются понять, во что ввязались, прежде чем что-то делать.

Малфой не знал, во что они ввязались. Но одно он теперь знал наверняка: мифические люди существовали.

Осталось только разобраться, почему ими оказался он и Грейнджер. Почему, черт подери, они оказались единственными, на кого не действовали чары Киллиана Маррея.

***

До стеклянного купола Блисс добиралась прыжками. Было весело и самую капельку потрясающе преодолевать расстояние короткими прыжками, чувствуя, как с каждым новым шагом на платье трепетали крылья бабочек, помогая ей двигаться. Самую капельку потрясающе было всё. Стеклянный купол, вбирающий в себя лучи солнца, с каждым разом становящийся всё ближе. Ветер, гуляющий в волосах. Прозрачные капли, которые отражали мосты, окружающий мир и немножечко - её саму.

До ступеней купола Блисс добралась только к закату, и чувствовала себя порядком вымотанной.

Внутри купола было невозможно нормально идти из-за растущих водорослей и острых кораллов. Они росли из стен, пола и воздуха; норовили разодрать платье, цеплялись за плечи и едва не оцарапали щеку; водоросли путались в ногах, и то ли толкали её вперед, то ли пытались остановить на месте, так и не разберешь. Оказавшись в библиотеке, Блисс с силой ударила в небольшой звоночек. Ей хотелось кокосовых пирожных и чаю.

- Я могу дать вам книгу о кокосовых пирожных и чае. Или просто о кокосовых пирожных.

- Или просто чае, - послышался за спиной Блисс голос девушки.

- Или просто чае, - согласилась с ней Салпа Маджоре: огромная прозрачная рыба, внутри которой краснело сердце. - А ещё я могу предложить вам ключ.

- Ключ, который приведёт меня к кокосовым пирожным и чаю? - с надеждой спросила Блисс.

- Я не знаю, куда он вас приведёт, - заколыхала плавниками Салпа Маджоре. - Но там точно будет что-то, помимо этого.

- Годится, - вынесла вердикт Блисс.

Салпа Маджоре подплыла вверх и легла на библиотечную стойку, раскинув плавники. Блисс пробила ей грудную клетку и, аккуратно достав сердце, разорвала его на две части, вытащив ключ.

- Как жестоко, - посетовала стоящая за её спиной девушка.

- Что именно? - спросила Блисс. - Только если то, что этот ключ украшен руной.

- Да. Это Уруз.

- А мне больше по душе Наутиз. И это действительно жестоко.

***

- Она себя скрывает, - вздохнул Маррей. - Вот глупая. Всё равно это ничего не изменит.

Маррей снова сделал что-то, что никто не понял и никто не увидел, но Выручай-комната сразу же пошла рябью. А когда Малфой увидел, что именно скрывала Блисс, его замутило. И вроде бы, ничего особенно страшного не было: Блисс не мучилась, не вопила, ей не было больно. В окружении четырех лебенвантий, прямо напротив зеркала Еиналеж, была подвешена Блисс. Было ощущение, словно она прилегла поспать, и какая-то неведомая сила подбросила её под потолок, после чего оставила её вот так, в невесомости.

Вокруг неё, над ней, под ней, или всё это было - в ней, развивались тонкие нити золотой пыли.

- Вот всё тебе неймется, - сказал Маррей, и в голосе его звучала тоска и несоизмеримая злость, сильно несочетающаяся с такой простой фразой. - Ладно. Нужно разузнать больше. Ты...

Маррей обернулся, внимательно рассматривая каждого. Малфой едва смог сохранить пустое выражение лица, едва смог не выдать себя в последний момент. Маррей выглядел страшно: на измученном, осунувшемся бледном лице, страхом и ненавистью горели глаза.

- Гермиона, подойди ко мне.

Это определенно был кошмар. Малфой хотел зажмурить глаза, ущипнуть себя, сделать что-то, чтобы проснуться. Но если это был не кошмар; если всё было реально; если от неизвестного его спасало только притворство - значит, он будет притворяться. Будет притворять таким же, как и все остальные, на которых действовали чары Маррея.

Видимо, у Грейнджер были те же мысли. И Малфой надеялся, что Маррей не заметил те несколько секунд, что она мешкала.

Маррей взял её за подбородок, немного подняв её голову. Осмотрел со всех сторон, дотронулся до щек и прикоснулся к руке.

- Уверен, ты не считаешь себя тактильным человеком, - сказал Маррей. - То есть, ты, разумеется, спокойно прикасаешься к своим друзьям, но сколько их у тебя? Раз-два, и обчелся. Но хочешь узнать одну интересную вещь? С каждым, кто сейчас находится в этой комнате, у тебя был тактильный контакт.


Маррей, обернувшись, посмотрел на каждого. И едва заметно шевельнул пальцами, преображая всё вокруг, преображая комнату. Изменилось немногое: воздух стал суше и горячее, стала заметна прозрачная рябь, которой было заполнено всё, и синеватое свечение, исходившее от каждого.

От всех: от него, Малфоя, Блейза, Пэнси, Уизли, Поттера, старосты Когтеврана, от Грейнджер, даже сквозь золотую пыль, окружавшую Блисс, можно было увидеть синее. От всех - кроме Киллиана Маррея.

- Знаешь, что это такое? - спросил Маррей, обращаясь исключительно к Грейнджер. - Магия. Ваша магия, в чистейшем и её первозданном виде. Именно так она выглядит.

Маррей снова пошевелил пальцами, и Малфой увидел золотистые нити, и снова они были у каждого, плотно обвивали их запястье. Некоторые нити тянулись к нитям других: например, нить Малфоя соприкасалась с нитью Блейза, Пэнси и Поттера. Нить Пэнси контактировала исключительно с нитью Малфоя и Блейза. Но абсолютно каждая из нитей, натягиваясь, переплеталась с нитью Грейнджер.

- Я хочу, чтобы ты помогла мне, Гермиона, - сказал Маррей, рассекая рукой прозрачную рябь комнаты, которая паутиной оседала на его пальцах. - Я знаю, что сейчас вы обо мне не лучшего мнения, но, прошу, поверь мне. Я не монстр, я не чудовище. Я человек обстоятельств. Я человек, который хочет всё исправить.

Нить Гермионы, оторвавшись от её руки, потянулась к Блисс. И в тот момент, когда нить обвилась вокруг её руки, золотая пыль вокруг закружилась сильнее - всего на несколько секунд. После чего успокоилась.

А в следующую секунду Малфой едва подавил желание зажать себе уши: Маррей издал громкий, поистине страшный рёв. Это нельзя была сравнить с рёвом раненного зверя - такое и сравнению не поддавалось, столько злости, столько отчаяния, страха и всепоглощающей ненависти было в этом звуке.

- Не может... быть не может... безопасный способ, его нет, нет, Господь Всемогущий, нет... - лихорадочно бормотал Маррей, не отрывая взгляда от Блисс. - Как... каким образом... что же ты наделала... я просто хотел всё исправить... я просто хотел всё исправить...

Маррей бормотал что-то ещё, он говорил, говорил и говорил, взывал к господу, и это было не сравнить с извечными словами Блисс - то была просто присказка-паразит. Маррей говорил как истинно верующий.

- Но, возможно... вы всё равно сможете увидеть, - Маррей снова вернул спокойствие в свой голос, Маррей снова говорил как человек с чистым рассудком. - Вы все - вы всё сможете увидеть. Вы сможете ей помочь, я уверен в этом.

Маррей снова повернулся к Гермионе, и, подняв руку, занес её над нитью.

- Гермиона, мне очень жаль, - сказал Маррей. - Ты станешь проводником, и это - не самое приятное, что может быть. Но когда всё закончится, в твоей памяти останется то, что увидят другие.

И в тот момент, когда Грейнджер швырнуло к потолку со страшной силой, в тот момент, когда её нить буквально растворилась в её запястье, в тот момент, когда она закричала так, что смогла бы соперничать с Марреем; в тот момент Малфой оказался в мире, который мог придумать только человек, окончательно попрощавшийся со здравым рассудком.

***

От стеклянных стен исходил гул, море темнело всё сильнее, и те рыбы, что плавали в нём, прекращали издавать едва заметное сияние. Стайка прозрачных медуз билась в стекло, растекаясь в желе.

- Стой, - сказала Блисс, останавливаясь.

От стойки регистрации они спустились на цокольный этаж: нужно было найти дверь, к которой подходил ключ. Блисс знала, где она находится, но пройти к ней сквозь шаткие полки размером с небольшие дома, острые кораллы и вязкие водоросли было той ещё задачей.

- Слышала?

- Что? - безразлично сказали за её спиной.

- Как будто крик, - ответила Блисс. - Или что-то похожее.

- Должно быть, это наше эхо.

Блисс поморщилась, отодвигая серебряные часы, чайную чашку и стайку рун, проплывшие прямо перед её носом.

- Здесь слишком много вещей, эхо просто неоткуда взяться, - сказала Блисс.

- Может быть, та уродливая рыба ожила и ей стало больно, - предположил голос.

- Я, вроде бы, сильно её разорвала, - усомнилась Блисс. - Думаешь, действительно могла восстановиться?

- А почему бы и нет?

Подумав, Блисс кивнула. Действительно, почему бы и нет.

Спустя несколько особенно острых кораллов, зловредных зубастых рыб и красивой рыжей русалки, которой буквально пришлось пробить грудную клетку и вырвать сердце, (она всё время маячила перед глазами и её хвост сильно мешал обзору) Блисс дошла до небольшой ниши с дверью.

Блисс разжала руку и посмотрела на ключ.

- Так что? - нетерпеливо сказали за её спиной. - Будешь заходить?

Блисс, дотронувшись до основания ключа - до руны, глубоко вздохнула. Блисс уже почти обернулась, чтобы кое-что спросить, как резко подняла голову - над её головой послышался оглушающий грохот и свист.

- Это что...

- Поезд, - сказали за её спиной. - Да, судя по звуку, это поезд.

- У него что-то сбито, - не отрывая взгляда от потолка, медленно сказала Блисс. - Звук какой-то не такой. Движение не то. Он столько всего рушит.

- Так что же мы будем делать? - нетерпеливо спросил голос. - Размышлять, что не так с поездом или же открывать дверь?

Блисс, снова посмотрев на дверь, вставила ключ в замочную скважину.

- Конечно, мы будем открывать дверь, - сказала Блисс. - Всегда приятно узнавать что-то новое.

Повернув ключ, Блисс толкнула дверь, осторожно входя внутрь.

***

Мир, который сотворило сознание Блисс, был красив и интересен своей визуальной составляющей - и настолько же страшен, омерзителен и жесток внутренним своим содержанием. Неужели все вокруг него были правы? Неужели это и была настоящая Блисс Бромлей, которая спокойно пробивает грудную клетку живому существу и вытаскивает его сердце лишь потому, что то создавало незначительные помехи? Да, всё это было не по-настоящему, не взаправду, но даже если и так, это выглядело омерзительно, это выглядело по-настоящему и слишком реально.

- Она не осознает, что делает.

Малфой вздрогнул, посмотрев на Грейнджер. Он не заметил, как она оказалась рядом. Он не заметил, как другие исчезли. И были ли они вообще в этом мире, видят ли он всё так, как видит он?

- Да, они видят, - ответила Грейнджер, поморщившись. - Извини. Я слышу мысли каждого из вас.

- А что ты сказала остальным? - спросил Малфой. - Своим друзьям?

- Я ничего им не сказала, - немного помолчав, ответила Грейнджер. - Они не видят меня, и не слышат. Никто меня не видит и не слышит - только ты.

Они проводили взглядом Блисс, которая отодвинула от себя тело русалки и то, подхваченное водой, застыло где-то посередине между полом и потолком.

- Фред и Джордж, братья Рона, создали одну разработку, называется «грезы наяву», - сказала Грейнджер. - Зелье, которое вгоняет тебя в сон, но при этом ты можешь полностью управлять им, но ощущения всё равно точно такие же, как и в обычном сне. Мне так сложно объяснить это.

- Это же осознанные сны, Грейнджер, - удивленно ответил Малфой. - У тебя никогда такого не было, что ты засыпаешь, и точно знаешь, что ты находишься во сне?

- Нет, - она покачала головой. - Я знаю об осознанных снах, но они мне никогда не снились, так что сейчас я старалась подобрать что-то, что ты смог бы понять. В любом случае... когда я принимала то зелье и провалилась в тот сон, я спрыгивала с крыш, каталась на мыльных пузырях, а после убила целую армию Пожирателей смерти одним заклинанием. И когда я проснулась, мне...

- Не было стыдно за это, - ответил Малфой. - То, что происходит во сне, каким бы диким оно не было, всё равно остается сном.

- Да, так и есть. И для Блисс всё это сейчас - сон. И я всё ещё не очень хорошо понимаю, что происходит, но что-то вспыхивает под веками. Это странно, но... дальше будут какие-то двери. А после - снова это место. И оно помогает. Не даёт чему-то разрушиться.

Малфой снова посмотрел на Грейнджер - она была бледной и казалась едва ли не прозрачной. А может быть, она и была прозрачной - Малфой не мог сосредоточиться.

- Как ты сама? - всё же спросил он. - После того, что он с тобой сделал.

- Тогда было очень больно. Не думала, что такая боль вообще может существовать, - ответила Гермиона. - А сейчас, мне просто холодно и страшно.

- Просто? - усмехнулся Малфой.

- Всё лучше, чем та боль.

Малфой посмотрел вниз, на руку Грейнджер, и попробовал до неё дотронуться. Что же, прикосновение ощущалось, и бесплотной она не была. С этим хотя бы разобрались. Малфой не стал отодвигаться, и теперь уже Грейнджер ухватила его своим мизинцем.

По крайней мере, в отличие от остальных, они хотя бы вдвоем. По крайней мере, Маррей не действует на них так же, как на остальных. По крайней мере, для Блисс, для него, для Грейнджер ещё был шанс выбраться. Может быть, даже для остальных. Сейчас он очень на это надеялся.

Когда они дошли до старой деревянной двери и Блисс почти открыла её, над их головами раздался ужасающий грохот. Малфой поднял голову, поморщившись.

- Его бы не помешало смазать, - сухо прокомментировал он.

- Сарказм помогает? - светски осведомилась Грейнджер.

- Если бы помогал.

Послышался тихий скрежет - Блисс повернула ключ.


Мара


Очень трудно в наше время быть личностью, просто реальной, настоящей личностью. Каждый из нас собирает по штриху от разных образов, коим несть числа, - вместо того, чтобы оставаться самим собой.©

Испанская инквизиция добралась до всего остального мира.

Весь остальной мир включал в себя Данию. В Дании, в 1410 году, родилась Мара Меффлёр. Мара Меффлёр, вступив в возраст сознательный, сразу возненавидела вещи, которые
добирались до неё без разрешения. Без её собственного согласия.

Испанская инквизиция в их стране называлась святой. Нет, даже не так: не просто святой, Святой. Святая инквизиция как Бог, как Вера, как Слово Божье. С придыханием,
трепетом, ужасом перед тем, что являлось Богом.

Бог, как и святая (Святая, часто поправляла себя Мара) инквизиция добирались до всех, и не было никому спасения.

Посланники Святой инквизиции говорили, что они - посланники Божьи.

Посланники Божьи ворвались в их деревню без разрешения. Посланники Божьи привели с собой Бога.

Что являлось богом? Кем был бог? Почему он думал, будто имеет право мешать своим присутствием?

Маре Меффлёр было девять лет, когда она спросила об этом своего отца. Мара Меффлёр об этом пожалела: тем же вечером она была её спину иссекли прутьями и отправили спать на улицу.

На следующий день Мара делала вид, будто вчерашнего вечера не существовало. Она часто замечала, что это работает: если делать вид, что чего-то не существует, все начинали
в это верить.

Мара Меффлёр не знала слово «тактика», но знала слово «игра». В играх она выигрывала всегда.

В первой игре, которая принесла ей поражение, снова вмешался Бог. Бог, который принёс в их дом своих посланников.

Маре было пятнадцать, когда они появились на пороге дома её семьи.

Их было трое.

- В деревне ходят странные слухи, - начал один из них. - Недобрые слухи, Мара. Скажи, что ты делаешь по вечерам, когда остаешься одна?

Её мать стояла за спинами инквизиторов, и смотрела на свою дочь с мольбой в огромных глазах. Мара Меффлёр пыталась понять, чего от неё хочет мать. Сказать правду? Ведь
Бог не признаёт лжи, Бог не любит, когда лгут ему или его предвестникам.

- Часто гуляю в лесу, собираю травы для нашего дома, ищу съедобные грибы, - честно ответила Мара. - Ночью мне плохо спиться.

Инквизиторы отшатнулись от неё, переглядываясь, перешептываясь между собой.

«Ночью Бог оставляет её».

«Ночью Ангелы покидают её».

«Ночью её зовет дьявол».

О дьяволе посланники Божьи говорили пренебрежительно, сплевывая на землю.

Они говорили, что дьявол живет под землей. А Бог - на небесах. Получается, Бог отвечал за то, что происходило с их окружением: водой, ветром, солнцем над головой.
Дьявол же отвечал за всё остальное: урожаи для пропитания, древесину для их домов, за хлопок для их одежды.

Это было так? Или существовало нечто другое? Каким образом Бог создал всё, что их окружало? Помогал ли ему в этом дьявол?

Может быть, они вовсе не враги. Может быть, у них были общие интересы.

Маре Меффлёр не составило труда поделиться этим с инквизиторами. Ей казалось, что они должны знать ответы на все вопросы. Они считались умными людьми в их деревне. Да,
именно так их и называли. «Умными».

Умный - способный к сложным рассуждениям и правильным выводам, именно так характеризовала для себя Мара это значение.

Значит, эти умные люди должны знать ответы. Значит, они смогут ответить Маре, правильны ли её рассуждения.

Следующие несколько дней Мара Меффлёр запомнила плохо: её секли раскаленными прутьями. Каждый час над ней читали молитвы. Все жители поселения приходили к их дому и кричали.

Они хотели, чтобы её убили. Они считали, что Бог навсегда покинул их дома. Они хотели, чтобы её останки склевали птицы.

Но этого не произошло: Мать спасла её. Откупилась от них. Посланники Божьи от её денег не отказались, и отец Мары видел в этом какую-то иронию. Мара эту иронию не видела,
да и не хотела вникать в её суть. Её не убили, она осталась в своём родном доме. Теплоты она к нему не испытывала: но для неё всё было лучше, чем смерть.

Желание жить - как самая большая потребность. Из этой потребности состояла Мара Меффлёр.

И её жизнь могла бы продолжаться так, как и должна была. Потому что Мара могла лгать, и теперь она понимала, что это необходимо. Можно было лгать. Можно было
недоговаривать. Можно было слиться со всеми, правильно отвечать на вопросы, правильно вести себя перед другими людьми, правильно оставаться в доме после наступления
темноты.

Мара Меффлёр упустила одну вещь. Она сама была неправильной.

Но пока что догадаться об этом не могла.

В одну из ночей произошло нечто странное. Она проснулась от судорог, которые волнами проходили через всё тело. Её выламывало на кровати, а её родители склонились перед
ней, бледные, запуганные: они говорили, чтобы она вела себя тише. Так будет правильно.

Как можно было вести себя тише? Ей хотелось кричать. И Мара кричала. Кричала так громко, что её слышала каждая птица в деревне.

Мечты Святой инквизиции сбылись. Теперь её можно было сжечь. Можно было запереть, пытать. С ней можно было делать всё, что угодно. В эту же ночь Мару Меффлёр посадили в
повозку. Через неделю она очнулась на незнакомой кровати. В незнакомом пространстве. В незнакомом мире.

В новом мире всё было серым. Серые стены, серые полы, серые двери. Серое бесконечное, хотя это «бесконечное» люди внутри называли зданием.

Нет, его название было длиннее. Здание, но не бесконечное. Спиритическое. Сакральное. Экспериментальное.

Экспериментальное здание?

- Дом экспериментов, - подсказал ей голос сверху.

Мара открыла глаза - и едва не ослепла. Человек, вытирающий её лицо мокрым полотенцем, был не просто человеком. Он был одним из Ангелов, о которых говорила посланники
Божьи.

Ангелы - приближенные Бога.

- Вы проводите эксперименты над обычными людьми? - спросила Мара у этого человека.

- Мы проводим эксперименты над необычными людьми.

- Чтобы сделать их обычными? - догадалась Мара.

Ангел посмотрел на неё взглядом бесконечно удивленным.

- Именно этого от нас и требуют. Но волнуйтесь, Мара. Вы останетесь живы.

- А вы - тоже?

Рука Ангела вздрогнула.

- О чём вы говорите?

- Вы же тоже необычный, да?

- И почему же вы так считаете?

Мара приподнялась на кровати, осматривая Ангела более внимательно. А потом она улыбнулась.

Мара не знала, что именно почувствовал Ангел, когда она улыбнулась ему: у него словно раскололось лицо.

- Вы Ангел.

- Почему вы так уверены в этом?

- Вы светитесь золотым. Вы словно состоите из золотой... пыли. Или вы и есть - пыль?

Мара с интересом посмотрела на него, наклонив голову вбок.

- Другие замечают, какой вы?

- Не думаю.

Мара снова легла на кровать: спина по-прежнему болела. А теперь горели её глаза.

- Если это не эксперименты Ангелов над людьми, то лучше вам отсюда бежать.

- Вы считаете, что ангел с людьми не справится? Или что люди посмеют напасть на ангела?

Он говорил об ангелах устало, апатично, без интереса и без должного благоговения. Его голос был голосом человека смертельно-уставшего.

Так кем же он был? Простым человеком? Ангелом?

Мара хотела знать это.

- Я считаю, что эти люди всё равно не поверят. А потом вас просто убьют.

- Я же ангел. Значит, меня нельзя убить.

Он засмеялся грустно и как-то отчаянно.

- Но вас можно ранить. Вас можно сломать. Всех можно сломать, вам так не кажется? Но иногда...

- Что «иногда»?

- Иногда появляются люди, которые вас защищают. И это помогает. Потому что если вы сломаетесь - то подведете этих людей.

Мара прищурилась: человек засветился ещё ярче.

- Не подведите меня, ладно? Не сломайтесь.

Мара снова провалилась в забытие.

Когда она очнулась, то была уверена, что произошедшее раннее - просто сон, или бред от пережитой боли. Того человека она больше не видела - она вообще мало чего видела,
кроме своей комнаты, небольшого окна с решеткой и двери, сквозь которую приходил и заходил один и тот же человек.

Его звали Винсент Эйвери, и как-то раз он сказал Маре, что Эйвери - не его настоящая фамилия, а лишь выдуманная, ложная. Мара была пациенткой Винсента: первый месяц он
просто приходил к ней и разговаривал.

Он рассказал ей о сути дома экспериментов. О том, что из таких, как Мара, здесь делают нормальных людей. Из них изгоняют Дьявола, возвращают на путь Божий, а после снова
возвращают в мир.

Винсент рассмеялся и сказал, что ещё никого в мир не возвратили. Винсент смеялся очень много, не к месту и не ко времени, смеялся всегда очень громко. Не смотря на то, что
смех у него был заразительный, смеяться у Мары не было сил.

Месяц длился медленно: Винсент рассказывал ей о многом. О том, что лгать - нужно. О том, что правда может привести в места куда худшие, чем могла бы привести ложь. О том,
что иногда нужно вести себя так, как хотело бы общество, но лишь им напоказ. О том, что в душе ты можешь быть кем хочешь - или не быть вовсе. Будь хорошим человеком для
себя, Мара. Не прогибайся под других, если того не хочешь, но создавай видимость.

Мара слушала его и с запоздалой грустью понимала, насколько он был прав.

Что ей стоило сказать инквизиторам заученные строчки, которые с рождения заучивала с матерью? Ложь - смертный грех. Ей было всё равно, и в своих мыслях она признавалась
себе в этом. Лгать - во благо себе.

Куда привела её эта правда?

Правда - как смысл жизни Мары Меффлёр. В этом была самая большая её проблема.

Ей была интересна правда о Боге. Кто он? Как появился? Почему считает, будто имеет право распоряжаться судьбами других?

Неудивительно, что в их дом пришли инквизиторы. Мара имела неосторожность задавать вопросы. Мару считали одержимой за её интерес.

Винсент не считал её одержимой: он сказал об этом в их первую встречу.

И он считал её важной, и слова о том, что она «важна» нередко проскальзывали в их разговорах.

- И что это значит? - в конце концов не выдержала Мара. - Почему я так важна для тебя?

- Не для меня, - покачал головой Винсент. - Хотя мы с тобой могли бы стать добрыми друзьями, я уверен в этом. Видишь ли, у меня уже есть кое-кто, кто важен для меня так,
как ты важна для кого-то другого.

- И? - прищурилась Мара, улыбнувшись. - Я не очень хорошо разбираюсь в загадках, поэтому плохо понимаю, что ты пытаешься до меня донести.

Винсент внимательно посмотрел на Мару и только улыбнулся. Мара снова не удержалась от ответной улыбки. В этом сером-мертвом Винсент сильно выделялся, Винсент буквально
сиял какой-то неудержимой, бешеной энергией, Винсент выглядел так, словно ему весь мир - по колено, что не существует проблем, и место это - просто одна непрекращающаяся сказка.

В один из вереницы бесконечных дней, переговариваясь с Винсентом, Мара внезапно поняла, что именно смущало её сильнее всего. Смущало в Винсенте и в их разговорах. Смущало то, что Винсент был лишь составляющей её смущения, но вовсе не главным элементом.

- Ты и представить себе не можешь, как сильно я бредила в свой первый день здесь, - сказала Мара. - Приняла тебя за ангела, и какое-то время действительно верила в это.

- А что изменилось теперь? - с интересом спросил Винсент.

- То, что за ангела я приняла вовсе не тебя. И теперь я это понимаю.

- Вот как? И кто же это был? Один из санитаров? Одна из прачек? Кто-то из сестер?

- Прекрати? - скопировала Мара его вопросительные интонации.

Винсент громко засмеялся, покачав головой. Между ними воцарилось молчание уютное, плотное, никуда не ускользающее. Мара была кое в чем уверена - и она, и Винсент, именно в этот момент оба подумали, что хорошими друзьями они ещё не были. Но что-то хорошее и дружеское определенно начало зарождаться.

Винсент оставил ключ в её палате, ключ от её двери. Оставил так, словно сделал это случайно, забыл его по рассеянности или невнимательности. Винсент не был рассеянным, и
уж тем более - невнимательным. Мара выходила из комнаты исключительно по ночам, и бродила по бесконечным серым коридорам дома экспериментов, лечебницы, ада на земле, или
что там слышалось за другими дверьми, как кто только не называл это место.

Однажды, в очередном из долгих разговоров Мара едва не спросила, почему Винсент не оставил ей другой ключ. Тот, что смог бы вывести её наружу. Мара была уверена, что если
бы она спросила - он бы отшутился. А потом оставил бы тот самый ключ.

Только вот он не дал бы ей ровным счетом ничего, как и её побег. Мара прекрасно отдавала себя отчет в том, какая она на самом деле. Мара прекрасно понимала, что не смогла
бы выжить сама. Даже если бы за ней не выслали погоню - далеко бы она не ушла, особенно в это время года.

В Дании наступила зима. Белоснежная, с плотным туманом, который доставал едва ли не до сердца, если прижаться к окну, с прозрачными ледяными сосульками и инеем,
расписавшим каждое стекло лечебницы.

Винсент рассказал ей, что это место - одно из немногих в Дании, где есть стекла. Пока что основными привилегиями стеклозаводов пользовалась Венеция, и неизвестно, сколько
должно было пройти лет, чтобы производство полностью наладилось в остальных частях света.

- Я буду скучать по этому веку, - как-то раз сказал Винсент, и сказал с грустью весьма ощутимой.

- Конечно, ты будешь скучать, - ответила Мара, подперев щеку рукой и смотря в окно - в отличие от её комнаты, окно в кабинете Винсента было размеров поистине впечатляющих.
- Думаю, все наверху, скучают по жизни здесь, на земле.

- Ты действительно веришь, что кто-то скучает по жизни на земле, когда попал в рай? - растерянно поинтересовался Винсент.

- Если этот человек был доволен своей жизнью - то почему бы и нет?

***

Мара увидела ангела только через месяц. Мара знала, что он был и не ангел вовсе, и что всё было лишь её бредом, но увидев его лицо, в голове всё закружилось со страшной
силой.

Он был истинным Ангелом.

Он вознесется на небеса.

Он падет, как обычный смертный, и на снегу будет много крови.

Он вознесется на небеса.

Его голова расколется на две части, и кровь пойдет куда дальше одного участка снега - красным станет всё.

Он вознесется на небеса.

У Мары скрутило живот, голову, всё тело, сознание - ей было так нестерпимо плохо, что она упала прямо там, где стояла. Упала в одном из темных коридоров, по которым гуляла
темными ночами.

- Я не буду до неё дотрагиваться.

- Но её необходимо поднять.

- Вот ты этим и займись.

- Глупость, которую я выполнять не собираюсь, - раздраженно ответил Винсент. - Шварц, когда ты уже поймешь - тебе придется её коснуться.

- А иначе?

- Иначе она умрёт, разумеется!

- Умрёт, как обычный человек, прожив человеческую жизнь, ты это хотел сказать? - процедил сквозь зубы тот, кого Винсент назвал Шварцем. - То есть, лучшее, что такие, как
мы, можем дать людям?

- Речь идёт об Истинном спутнике, пустоголовый идиот! Не об обычном человеке!

Когда Шварц ответил Винсенту, и ответил не сразу, в его голосе звучала бесконечная тоска:

- Когда же уже ты перестанешь верить во всю эту ерунду.

- Посмотри на нас с Ребеккой - и повтори это, глядя мне в глаза.

- Ребекка твоя сестра, Винсент! - горячо воскликнул Шварц. - То, что у вас... то, что вы... в любом случае, это правильно, что ты не дал ей умереть, правильно, что вы вместе. Да и потом, Ребекка никогда не была опечалена тем, что она живет. Но скажи мне вот что, и скажи правду. Учитывая все свои привязанности, учитывая, как она тебе
дорога, учитывая, сколько веков вы неотделимы друг от друга - ты бы смог её отпустить? Скажи мне, Винсент, если бы Ребекка попросила тебя, попросила оставить её, смог бы
ты беспрекословно выполнить её просьбу?

Теперь настал молчать черед Винсента, и молчание его длилось гораздо дольше, чем молчание Шварца.

- Ребекка никогда бы не захотела такого.

- Вопрос заключался далеко не в этом.

Маре, не смотря на желание продолжить слушать, не смотря на желание спросить, а точно ли она должна считаться сумасшедшей, а точно ли роли распределили правильно, на полу
лежать больше не могла. Во-первых, у неё затекла спина. Во вторых, ей было нестерпимо холодно.

Мара увидела перед собой бледную руку, покрытую сеткой синеватых вен. И, крепко за неё ухватившись, поднялась на ноги.

Что это было за чувство, где было это чувство всю жизнь, да и было ли оно вообще. Существовало ли в каких либо веках, мирах, во времени ли оно существовало, и как с ним
можно было справиться, как можно было с ним жить, жить с осознанием, что оно может закончиться.

Это было не бесконечная радость, это не было спокойствие, или умиротворением, счастьем это нельзя назвать было тоже.

Просто Мара знала, что всё правильно. И правильность эта расстилалась во всём её существе, стояла чугунными столпами, врезалась во всё её тело, прочно укоренилась во всём
сознании, в подсознании - тоже.

Всё было правильно. Всё было так, как надо, и лучше этого не могло быть ничего в мире.

Мара не могла говорить. Слова застряли в горле, и возможность дышать у неё была лишь через раз. Хотя хотелось дышать полной грудью. Хотелось сказать так много всего.

Но всё, на что она была способна, это держать руку человека, которого звали Шварцем, и смотреть в его глаза.

А следующее, что произошло, отпечаталась на веках Мары. В тот момент она была уверена, что увиденное забыть невозможно, и сделать этого она будет не в состоянии. Шварц, до этого сжавший её руку всего на мгновение, Шварц, сделанный из плоти и крови, Шварц распался. Другое слово Мара подобрать не могла.

Его словно смело за величину меньшую, чем секунду, смело каскадом чего-то, напоминающее пыль золотого цвета. Мара провела рукой по стремительно ускользающему мареву - оно
пошло нитями в её руках. На мгновение ей показалась, что одна из нитей простилается из её собственного запястья.

- Бедный, - сказал Винсент, и в голосе его звучала отчетливая насмешка. - Не справился с волнением.

- Вы двое, вы хотя бы знаете, что происходит, - спокойно отозвалась Мара. - Это я тут не справляюсь с волнением. Насколько я помню, меня больше не поят чем-то, от чего я
могла бы видеть или чувствовать такое. В моем лечении что-то изменилось?

- Нет, твоё лечение, точнее, полное его отсутствие, по-прежнему в норме, - ответил ей Винсент, цокнув языком. - Сделай мне небольшое одолжение, не обижайся на Шварца. Он
всегда был... нервным. И с большим чувством ответственности.

- Ты говоришь так, словно это плохо.

- Ты неправильно меня поняла, - покачал головой Винсент. - Это прекрасно. Но подчас это доставляет ему слишком много проблем. Что мы только что с тобой наблюдали.

С Винсентом они поговорили только через три дня, и то была вовсе не его вина. С самого начала он сказал, что готов рассказать ей всё, что рассказать в праве. Мара
отказалась. Мара ушла спать, и если бы кто-нибудь спросил у неё, что она эти три дня делала, вряд ли бы она смогла ответить вразумительно.

Спала. Пыталась понять, что происходит. Пыталась не потерять новоприобретённое чувство.

Как же она раньше без него жила. Как же существовала. Сможет ли она когда-нибудь подобрать для этого чувства описание точное и полное, такое, каким оно было внутри неё, да и было ли ей это нужно?

Ей это было нужно. Чтобы окончательно расставить всё по полочкам в своей голове. Может быть, те, кто упрятал её сюда, были правы. Кажется, с головой у неё была сущая беда.

- Что именно рассказать мне ты в праве? - сразу же спросила Мара, когда вновь увиделась с Винсентом. - Я хочу знать всё.

Винсент помолчал, после чего осторожно начал говорить. Мара сразу же его прервала:

- Нет, не рассказывай о себе. Вы со Шварцем одинаковы, ведь так? Лучше говори о нём.

Разумеется, Шварц было лишь сокращение. Его звали Ретт Шварцшильд.

Когда Ретт Шварцшильд появился на свет, он был кем-то другим. Не Реттом Шварцшильдом: он был человек с другим именем. Человеком с другой кожей, с другим лицом.
Он не знал, сколько прожил на этом свете, не знал, сколько сменил имён, оболочек, или просто не хотел вспоминать: вспоминать ему было сложно, или он вовсе утратил к этому способность, Винсент этого не знал.

Ретт Шварцшильд, и все остальные, кем он был, не были людьми: они были пылью. Золотым песком, который просачивался сквозь время и смерть.

Умирая, пыль распадалась по всему свету: терялась, исчезала и возвращалась снова. А потом, по стечению звездного света на небе, снова собиралась вместе. Снова связывалась друг с другом в один прочный канат. Снова становилась человеком.

Человеком без настоящего и прошлого: человеком без воспоминаний о своей прошлой жизни. Всё, что было у этого человека, было его именем.

- Всё гораздо проще, чем кажется, - сказал Винсент. - С нашими именами. Ты знаешь, что тебя зовут Мара Меффлёр.

- Это имя дали мне при рождении. Конечно, я знаю, что меня зовут Мара Меффлёр.

- При рождении у меня было другое имя. У Шварца тоже, разумеется. Рождение не всегда происходит в утробе матери, и мы с ним знаем об этом прекрасно. Твоё имя - всегда
часть тебя. Тебя могли бы звать по-другому, и ты откликалась бы на это имя по-прежнему, будучи уверенной, что тебя зовут именно так. Поэтому Ретт Шварцшильд - именно Ретт
Шварцшильд. А я – Винсент Эйвери. Как считаешь, мне подходит это имя?

У Винсента были ярко-рыжие волосы, зеленые глаза с тёмной каймой, нависшие веки, идеальный нос и идеально молодое лицо. Винсент был насмешливым, себялюбивым и, пожалуй,
въедливым. Мара считала, что его не могли звать иначе, нежели Винсент.

- Да. Тебе это имя подходит.

Винсент только улыбнулся, ничего не сказав. Когда молчание стало затягиваться, Мара спросила:

- И кто же ты? Таким, как вы, есть название?

- Нефилимы.

- То есть, ангелы? - удивленно подняла брови Мара. - Ты действительно считаешь себя ангелом?

- Ты тоже так считаешь, - весело ответил Винсент. - Может быть не меня - но его точно.

С этим Мара поспорить не могла.

Единственное, что знала Мара о нефилимах, было лишь что, что они являются ангелами. Винсент рассказал ей обо всём более подробно.

Про падание ангелов с неба ради человеческих женщин.

Про зачатие таких, как они.

Про то, что их во много раз больше: но пока что Шварц - единственный, с кем ему довелось общаться.

Мару в этом что-то беспокоило. Что-то смутное, и что-то, что она не могла облечь в полноценные мысли.

- А теперь у моего друга появился спутник, - мечтательно сказал Винсент. - Помнишь, я говорил тебе о морали Шварца? Ты даже представить себе не можешь, сколько это
доставляло ему проблем с... питанием. Просто так он не мог, и сейчас думает, что не может. Но совсем скоро это пройдёт - подожди два века. Может быть, чуть больше.

Мара в очередной раз подумала о том, что вовсе не она должна быть на месте пациента. Но всё же, она спросила то, что казалось ей наименее безопасным:

- Кто такие спутники?

- А вот это уже то, чего я рассказать не в праве, - покачал головой Винсент. - Эту информацию тебе должен рассказать Шварц.

- Как видишь, его здесь нет.

- Это я вижу прекрасно, - вздохнул Винсент. - Надеюсь, его не занесло далеко. С учётом привязки - не должно.

Мара слишком устала, чтобы расспрашивать о привязке. Или о других словах, которыми постоянно сыпал Винсент. Маре невыразимо, щемяще сильно хотелось снова увидеть Ретта
Шварцшильда.

***

Притираться к человеку - задача, с которой Мара Меффлёр никогда не сталкивалась. А когда столкнулась, невольно задалась вопросом, всегда ли это так сложно, так выматывающе,
всегда ли такие ощущения, у всех ли они. Под ощущениями «такими» она имела в виду всё.

Всё это смущение. Всё это бесконечное непонимание. Все эти разницы: в движениях, во взглядах, в моралях и в возрасте.

Все эти бесконечные усталости от человека, от общения с ним.

Всё это чувство, которое раскрывалось с новой силой каждый раз, когда они пересекались взглядом, перекидывались одним единственным словом. Его не становилось больше или
меньше - оно просто оставалось. Укоренялось ещё сильнее. И делало жизнь жизнью.

Притирание на протяжении шести зим. На шестой зиме, помимо того, что отношения со Шварцем стали во много раз ровнее, Винсент познакомил Мару с Ребеккой.

С бледной Ребеккой, чьи волосы были цвета пшена, а глаза напоминали болотную трясину. С тонкой, почти невесомой Ребеккой. С Ребеккой, в чьем лице угадывалось отдаленное
сходство с Винсентом.

Они не были похожи поразительно, но внешние сходства были определенно. В каждом их движении, в каждом слове сквозила любовь, забота и поддержка. Мара, смотря на них, не
могла понять, как Винсент пережил эту разлуку с Ребеккой, как Ребекка смогла без него справиться. Они казались вплавленными, зависимыми друг от друга всем своим
существованием.

- Надеюсь, мы не выглядим странно со стороны, - сказала Мара, безуспешно переставляя деревянные руны местами. - Потому что они выглядят очень смущающе.

- У них нет никого, кроме друг друга, - пожал плечами Шварц, выглядывая из-за плеча Мары. - И они семья. Так что неудивительно.

Мара переставила очередную руну, пытаясь понять, что с ними было не так, и куда могла закрасться ошибка. Может быть, «не так» было не с рунами, а с ней. Может быть, всё, о
чём говорили Шварц и Ребекка на неё не распространялось.

Мара редко ела в общем зале, и то была исключительно её желание. Каждый раз, когда она оказывалась там, каждый раз, когда видела людей, её окружавших, ей хотелось кричать.
Её оберегали. Шварц и Винсент, каким-то образом они сделали так, что на Мару не обращали внимания. Или они забыли, что она находилась здесь. Или считали мёртвой. В любом
случае, постепенно ей стало казаться, что это место - не более чем дом, просто слишком большой, слишком серый. Но каждый раз, когда она видела остальных, это мнение
стремительно угасало. Помимо сестёр, помимо врачей, помимо заведующих этих заведением, живых людей здесь не было. От них остались только оболочки, покрытые кожей. Маре не
было известно, что делали с ними. То, что это было нечто худшее, чем истязания в её первый день, она знала наверняка. Но лезть в это она не хотела.

Она была в безопасности. Шварц был в безопасности. А физическая, душевная боль остальных забывалась сразу же, как только она переставала их видеть.

И всё же, когда она увидела этих людей вновь - мельком, не заходя в обеденный зал - случилось что-то странное. Одновременно с чувством бесконечной жалости и ярости словно
спустилось множество спусковых крючков. Вся посуда, что была в обеденном зале, разлетелась вдребезги.

- Так почему разлетелась посуда? - спросила Мара, когда увидела Шварца в очередной раз.

Вряд ли он хотел её видеть или говорить об этом. Но у Мары был ключ, любезно предоставленный Винсентом. И за несколько дней Маре не составило труда узнать, где находится
кабинет Шварца.

- Из-за пыли, - ответил ей Шварц, по-прежнему перебирая свои бумаги. - Теперь ты окружена той же пылью, что и я. Ты не можешь перерождаться, не можешь излечивать раны, но
можешь творить вещи поистине удивительные. Но для контроля тебе нужен проводник.

- Проводник?

- Да, - на лбу Шварца залегла морщинка. - Что-то, с чем может взаимодействовать составляющая пыли.

- Составляющая пыли? - засмеялась Мара. - Шварц, ты имеешь в виду магию?

Шварц сжал один из пергаментов.

- Я не люблю это слово, когда оно применяется к такому, как я. Вопреки мнению инквизиции, я считаю истинную магию чем-то прекрасным, и люди, которые творят её, делают вещи
поистине удивительные. Но то, кем являюсь я, то, что делаю я - это не магия. Это то, кем я являюсь, и от этого не сбежать.

- А ты тяжелый случай, Шварц, - как-то восхищенно сказала Мара.

Шварц посмотрел на неё потерянно и грустно. Шварц был похож на брошенного волчонка, который не мог понять, за что с ним так поступили. За что именно с ним происходит всё это.

- Мы исправим это, - ласково улыбнулась Мара, касаясь его руки.

- Исправим - что? - спросил Шварц, не в силах перестать смотреть на неё.

- Твоё отношение к себе. Твоё вечное самобичевание и неспособность увидеть в себе красоту. Я исправлю это.

Шварц хотел ей ответить что-то: но Мара быстро его перебила. Последняя её фраза напомнила ей отношения Ребекки и Винсента: определенно слишком смущающая.

- Что именно представляют собой проводники?

- Чаще всего - символы, - задумчиво ответил Шварц. - Оккультные знаки, руны, египетские письмена, латинские слова. У Ребекки, например, проводником служит целая вязь
символов, и о них, увы, я ничего не знаю.

- А ты не пробовал спросить?

- Пробовал, конечно. Ребекка отшучивается. Она не любит говорить о том, какой именно силой владеет.

В это Мара могла легко поверить. Несмотря на задорные глаза, огонь которых Мара безуспешно пыталась понять, не смотря на весёлый нрав и живость повадок, Ребекка была
тихой. Тихой и часто погруженной в себя, и это была одна из главных причин, почему разговоров у них было ничтожно мало. Порой Мару это огорчало - ей нравились Винсент и
Ребекка. И если с Винсентом она по-прежнему говорила часто, то с Ребеккой такого не происходило.

Прежде, чем она успела развить мысль, Шварц привлёк её внимание: протянул ей один из своих пергаментов. Впрочем, через секунду он нахмурился и попытался положить его на место.

Мара оказалась проворнее.

- Что это? - спросила она, разглядывая странные символы.

- Руны, - ответил он. - Я пытаюсь понять, что именно может тебе помочь, стать твоим проводником. Но вряд ли это руны.

- А если ты не прав? - отстраненно ответила Мара, завороженная рунами. Она понимала их. Понимала, как они работают, для чего предназначены. Понимала сама концепцию их силы, и в тоже время не смогла бы объяснить её другим.

Она не хотела объяснять кому-то или делиться.

- Такое может быть, - осторожно сказал Шварц. - Но проблема в том, что руны можно использовать только по-отдельности, в отличие от тех же египетских трактатов или латыни. Руны, каждая из них, отдельно взятая составляющая. Из них нельзя сделать вязи или вплести в одно предложение.

- Но это может быть удобнее, - задумалась Мара. - Отдельно взятую составляющую гораздо легче прочувствовать, чем несколько. Разве это проблема?

- Проблемой является то, что по-отдельности руны - очень слабый магический проводник. А вместе их сплести нельзя. Это замкнутый круг, - Шварц снова уставился в свои
бумаги. - Может быть, попробуем латынь?

- Может быть, я возьму всё, что связано с рунами, и уйду к себе? - невинно поинтересовалась Мара.

Шварц громко, искренне рассмеялся. После чего встал со своего стула, подошёл к ней и легко потрепал по голове.

Спустя какое-то время Мара поняла, что найти свой собственный проводник будет нелегко. Посуда продолжала разбиваться. Стены бесконечного серого шли трещинами. В других
комнатах обваливались потолки.

Но контролировать она это по-прежнему не могла.

Это - что именно? Магию? Этим словом можно было объяснить многое.

Других причин, почему её кровать поднималась под потолок, а все вещи кружили по комнате, она не видела.

Когда Мара переставила очередную руну, в кабинет постучали. Она подняла голову, ожидая увидеть Винсента. Но вместо него увидела Ребекку.

- А вот тебя я как раз и искала! - звонко засмеялась Ребекка, но тут же прикрыла рот рукой, театрально оглядываясь. - Надеюсь, меня никто не слышал. Шварц, мне искренне жаль, но я забираю у тебя Мару.

- Куда, зачем? - спросил Шварц, даже не подняв головы: он сосредоточенно изучал латинские письмена.

- Что за вопросы? - удивленно спросила Ребекка, хватая Мару под локоть и вытягивая её со стула. - Я устала от Винсента. И от тебя я тоже устала. С сёстрами поговорить не о чем, у них только и разговоров, что нужно сделать с очередным больным. Мне нужна поддержка и понимание!

- Я скоро вернусь, - вздохнув, сказала Мара.

- Можешь не торопиться.

Возмущение, которое овладело Марой, не покинуло её даже спустя добрых десять минут бесцельной прогулки по коридорам и уютного молчания.

- Не обращай на него внимания, - беспечно сказала Ребекка. - Он всегда был таким. Но если бы ты видела, как он... не так важно. Скоро он перестанет притворяться, думаю, двух веков ему для этого хватит.

- Говоришь, прямо как Винсент, - заметила Мара.

Ребекка странно на неё посмотрела, быстро отвернувшись.

- Возможно, - отозвалась она. - Иногда я это даже замечаю.

В конце одного из коридоров, том, где находился кабинет Винсента, протяженность которого казалось во много раз больше, чем остальных, было огромное окно. Мара остановилась
рядом с ним, дотронувшись до стекла. Послышался тихий звон, и одновременно с ним она услышала шелест веток, порывы сильного ветра и тот звук, с которым оседал снег. Этот звук был тихим, и крайне сильно ассоциировался с Ребеккой.

- Так... о чем ты хотела со мной поговорить? - не выдержала Мара.

- Может быть, я не хотела говорить с тобой, - пожала плечами Ребекка. - Возможно, я хотела просто на тебя посмотреть.

Ребекка и вправду её рассматривала: не таясь, долго, внимательно и тщательно.

- Или хотела поговорить не с тобой, а о тебе, - продолжила она, и тут же громко засмеялась. - Не обращай на меня внимания! Это я так шучу. Винсент говорит, что не всем людям это нравится.

- Мне нравится, - не зная зачем, поспешно сказала Мара.

Ребекка молчала настолько долго, что Мара не выдержала: отошла от окна, и уже было хотела сказать, что ей, пожалуй, пора спать. Но как только она захотела открыть рот, Ребекка заговорила:

- И когда вы собираетесь уезжать?

- Кто - мы, и куда, зачем и почему мы собираемся уезжать? - растерялась Мара от такого вопроса.

- А теперь ты говоришь почти как Шварц! - восторженно сказала Ребекка. - Но об этом позже. Я имею в виду это место. Когда вы со Шварцем собираетесь уезжать? И не смотри на меня так! Ты же знаешь, что для тебя, для него, для меня уйти отсюда не проблема.

Мара снова подошла к окну, собираясь с мыслями, пытаясь подобрать слова, объяснить Ребекке, что никуда она бежать, уезжать или уходить не собирается.

Она находилась в лечебнице, была отлучена от семьи, потому что в ней сидели бесы, или потому, что она не веровала, Мара всё ещё не разобралась до конца, из-за чего она попала сюда по-настоящему.

Она не понимала, что происходит, и временами были дни, когда уверенность в том, что всё это - лишь плод больного воображения, не покидала её часами.

Она никогда не выходила дальше своего поселения и леса, она не знала, что происходит в мире, дальше её дома и того, что теперь её домом звалось.

Она определенно не хотела отпускать от себя Шварца, и это её пугало. Она всё ещё не представляла, что происходит, и можно ли было с этим справиться. Но уезжать с ним куда-
то? Куда? И зачем? Она могла разобраться со всём спокойно - здесь, в этом месте. И даже если на это уйдут года - в этом не было ничего страшного. Здесь по-прежнему было бы
безопасно.

А ещё Мара видела - Шварц тоже не хотел уезжать. Он лечил людей, он действительно делал это, и он верил, что лечение это помогает: он хотел вернуть в них жизнь. Хотел
доказать в первую очередь им, что они нормальные. Такие же, как и все остальные. Хотел им помочь.

Мара сказала об этом Ребекке.

- Ясно, - только и сказала Ребекка, отвернувшись: на Мару она больше не смотрела. - Думаю, я всё предельно про тебя поняла.

Ребекка стремительно пошла по коридору, но в какой-то момент она резко обернулась, взглянув на Мару едва не ненавидяще:

- Ты действительно сможешь остаться в этом месте на несколько лет?

- Пока мне ничего не мешает - полагаю, могу, - осторожно ответила Мара, совершенно не понимая резкой перемены настроения Ребекки.

- И каково тебе будет здесь? - прищурившись, спросила Ребекка. - Каково будет тебе, огороженной от всего, что здесь творится? Ты спокойно спишь по ночам?

Мара не успела за ходом мыслей Ребекки, едва могла разбирать её слова - она говорила слишком быстро. И, не смотря на повышенный тон голоса, звучала она по-прежнему тихо.

- Ты когда-нибудь заходила в другие комнаты? Ты видела, что здесь происходит? Видела, что вытворяют с остальными? Ты сможешь спокойно здесь оставаться, зная, каково им
приходится? - быстро говорила Ребекка, нервно перебирая пальцы. - Они кричат. Они задыхаются. Стоит им только провалиться в оцепенение, не проходит и дня, как всё
повторяется снова! Ты слышишь их? Ты слышишь их крики? Ты хотя бы пыталась понять, кто они такие? Пыталась узнать, что за душой каждого из них? Ты хотя бы понимаешь, что
они - личности?

- Они же никогда не кричат, - тихо сказала Мара.

Ребекка изменилась в лице - и в следующее мгновение набросилась на неё, набросилась стремительно, пытаясь дотянуться руками до её лица. Мара не знала, что она пыталась сделать, пыталась доказать. Мара просто пыталась её оттолкнуть, пыталась справиться со странным, почти животным ужасом. Что-то было не так. Что-то было не так с Ребеккой, или с этим местом, или всё было не так со всём.

- Нет, прекрати, оставь меня в покое, уйди! - крикнула Мара, пытаясь оторвать от себя Ребекку. - Наутиз!

Ребекка не отлетела от неё - скорее, мягко поднялась над полом, едва-едва, и так же мягко впечаталась в одну из стен. Стекло снова издало едва слышный звон, и на периферии
Мара увидела едва заметную трещину, покрывшую стекло.

- О мой бог, - невольно вырвалось у Мары, когда она увидела Ребекку, распластавшуюся на полу. - Мне так жаль. Пожалуйста, прости.

Ребекка поднялась и, отряхнув волосы, заправила их за уши. Она снова подняла взгляд на Мару и улыбнулась. Искренне, мягко и в глазах её, во всех движениях плескался самый
настоящий стыд.

- Это я должна извиняться, - сказала она. - Я всё слишком остро воспринимаю. А ты... это даже хорошо. Это правильно. Могу я проводить тебя до комнаты? Или до кабинета
Шварца?

Мара, подумав, ответила, что да, она хотела бы, чтобы Ребекка её проводила. Она хотела увидеть Шварца.

- Твой подход - правильный, - повторила Ребекка. - Но я его не одобряю.

- Ты считаешь меня черствой? - осторожно спросила Мара, останавливаясь у кабинета Шварца.

- Нет, я не считаю тебя черствой. Но я считаю, что ты относишься к смерти слишком легко. А если к ней так относиться - она может стать иронией всей твоей жизни. Пока ты
так молода, я хотела бы уберечь тебя от этого, - туманно ответила Ребекка. - Если ты, конечно, не против.

- Я не против, - тепло ответила Мара. - Я... ты мне нравишься. Я считаю, что ты хороший человек.

- Это оценка весьма лестна, - улыбнулась Ребекка. - Спокойной ночи, Мара. Увидимся завтра.

Мара, стараясь не задумываться о том, что Ребекка не сказала о ней того же, подошла к Шварцу. И раздраженно стиснула зубы, пытаясь его растормошить: уснул он крепко.

- Шварц, просыпайся же! - Мара похлопала его по щекам. - Ты был прав, черт тебя дери, ты был прав! Нам, наверное, понадобятся тренировки, потому что кое-что вышло из-под
контроля, но тем не менее. Я должна была знать с самого начала, я же догадывалась. Она - была у меня на языке, в мыслях, но просто пряталась, понимаешь? Наутиз! Шварц, это Наутиз!

В тот момент, когда Шварц открыл глаза, её от него оттянуло - выбросило за пределы комнаты, в коридор. А потом эта сила, подхватив её со страшной, выламывающей кости силой, потащила её к одному из окон.

Она не знала, сколько летела вниз, она знала, что не хотела падать. Нечто незримое протащило её через весь коридор, а после впечатало в стекло. Она падала вместе с
летящими вниз осколками, и их блеск был единственным, что она видела. Никакой жизни перед глазами, никаких лиц. Ничего.

Всё это вспомнилось лишь после того, как она упала на расчищенную от снега твердую землю.

Вспомнились крики. Вспомнилось случайно увиденное, и вспомнились кошмары, которые преследовали после всего - тоже. Вспомнилось, как в те дни, когда Шварца не было, когда Винсент за ней не доглядел, её постигла та же участь, что и остальных.

Тогда ей казалось, что нет боли худшей, чем та. Тогда ей отчаянно хотелось выбраться - и увести с собой всех. Никто не заслуживал таких страданий. Никто в мире не заслужил того, что проделывалось внутри этих стен.

Винсент, который держал её за виски и шептал какие-то слова, Винсент, который убирал всю боль, все кошмарные воспоминания - он вспомнился тоже.

Воспоминания и адская боль - такая, что нет, не надо воспоминаний. Лучше просто умереть.

В смерти была вся ирония её жизни, потому что умереть вот так, на таком моменте, от своего же проводника - было действительно иронично и глупо. Ребекка была права.

Она не знала, сколько пролежала вот так, но ей казалось, что шел снег. Снег, наверное, правда шел - он падал на лицо, западал в глаза, в открытые ранки на лице. Было уже
холодно, было уже поздно. Она поняла это, когда над ней склонился Шварц, и его лицо она увидела особенно четко.

Обычно спокойное, порой жесткое лицо Шварца было пепельно-серым, испуганным, но таким решительным. Она сразу всё поняла, поняла, что именно он хочет сделать. Она, наверное, тоже хотела. Только вот даже если у Шварца получится её спасти, то, что ждало её, не жизнь. Она проживет, может быть, на год дольше, или вовсе на месяц. И, не смотря на обреченность, на то, что она больше не человек, а сломанное месиво - Мара хотела продолжать жить. Жить чуть дольше. Но видеть эту муку, это страдание на лице, она не могла. Слишком часто она видела такое. В этом отвратительном бесконечном сером.

- Шварц, послушай меня, - так странно, что голос не срывался, не было хрипов. Она лишь говорила очень тихо.

- Молчи, Мара, прошу тебя, - голос Шварца был преисполнен такого ужаса, а она ничем не могла помочь. - Всё будет хорошо, слышишь? Сейчас я подниму тебя, и...

- Эх ты, мечтатель! Оставь это, оставь. Мне уже всё равно на себя, Шварц, но я так устала от твоих мук. От вечных мук других.

- Не говори, ничего не говори. Мы справимся с этим.

На его голову и плечи падали снежинки и в какой-то момент она подумала, что их не помешало бы стряхнуть.

Есть дверь. Часть 1


Выйдя из комнаты, Блисс по-прежнему держала в руке ключ. Повесив его на пояс, она сразу же остановилась, озадаченно оглядываясь по сторонам. Куда идти дальше, она не знала - нигде не было указателей. Указатели ей были крайне нужны. А вот розы, гроздьями устилающие землю, розы, появляющиеся в воздухе, розы, падающие с небольших перьевых облаков на ярком голубом небе, определено ценности для неё не представляли.

Блисс попыталась сделать шаг, но сразу же отскочила, морщась от легкой боли - шипы с этих роз срезать не догадались.

- И как мне добраться до следующей двери? - слегка раздраженно спросила она.

- Огибай их так же, как и все свои препятствия - легко и непринуждённо, - саркастически сказала девушка, стоявшая за её спиной. - Прыгай по воздуху, мой цветочек.

В какой-то момент Блисс прыгать устала. Высоту приходилось набирать всё выше, цветы по-прежнему не кончались, а те, которые она случайно задевала, неприятно царапали открытые участки кожи.

Крылья бабочек на её платье перестали трепетать. Следующее, что она услышала, был дикий грохот поезда. Он стремительно пронесся над её головой, прозрачный, сделанный из стекла, ловящий косые лучи бледного солнца. Блисс была уверена, что через весь поезд проходила большая трещина.

- Ты не видела, кто сидел в кабине машиниста? - спросила Блисс, стараясь угнаться за поездом.

- Предположительно - ты, - удивленно ответила девушка. - Ведь это - твоя голова, и поезд тоже твой, разумеется.

- Но я нахожусь здесь, - не согласилась с ней Блисс. - Значит, там точно кто-то другой. И, как я считаю, это абсолютно точно.

***


Блисс проходила сквозь падающие розы, к которым постепенно добавлялись пионы, водоросли, ракушки и ветки папоротников. Она кружила, парила, прыгала всё дальше и дальше, туда, где падающих растений становилось всё больше. Складывалось ощущение, что она не хочет идти дальше, или то был её разум, который пытался оттянуть момент, или что-то другое - понять было трудно.

Единственный раз, когда он увидел хоть какое-то проявление эмоций, был её разговор со смутной девушкой, которая вечно маячила так, что разглядеть её лица не представлялось возможным.

Но всё это было не то. Всё это было не так. Блисс не должна была себя вести так, как вела себя она. Она была не должна кружиться вокруг падающих садов, или обращать внимания на поезд, или спокойно разговаривать, задавать глупые вопросы... или делать всё, что делала она.

Малфой не знал, что было бы, узнай он о себе нечто такое же странное, непонятное, настолько пугающее. У неё должен был перекрыться кислород. Или начаться истерика. Или оцепенение.

И она у него случилась. Все по отдельности, всё вместе. Но не у Блисс. Блисс порхала между падающих роз.

Наверное, это значило, что всё это - не взаправду. Этого никогда не было, просто самый большой страх Блисс - смерть, вот её разум и решил справляться с этим в такой извращённой форме.

Именно так всё и было.

- Пытаешься себя как-то успокоить? - спросила Грейнджер.

Малфой вздрогнул, повернув голову: она снова стояла рядом с ним, и была бледнее, чем когда он видел её лицо в последний раз. Или она просто исчезала. Малфой уже ни в чём не был уверен.

- Ты можешь не отвечать, - сразу же сказала Грейнджер, помотав головой. - Я знаю, что ты пытаешься себя успокоить.

- А остальные?

- Не знаю. В тот момент я видела только темноту в их мыслях.

Грейнджер больше ничего не ответила. Малфой не стал спрашивать, значило ли это, что всё, происходящее в голове Блисс, видели исключительно они.

- А ты?

- Я хочу выбраться, - немного помолчав, ответила Грейнджер. - Я как будто приняла что-то, понимаешь? У меня, скорее, идёт неверие того, что у кого-то в голове действительно может происходить такое. Малфой, ты же понимаешь, что не смотря ни на что, это действительно её разум? И она с ним живёт.

Малфой только кивнул. Из всех девушек на свете, он умудрился влюбиться в ту, у которой в голове происходило такое.

- Ты ужасен, - поморщилась Грейнджер.

- Ты так думаешь с первого курса, разве нет? - рассеяно ответил Малфой.

- Так и есть, но я никогда не думала, что можно быть настолько зацикленным на себе, - отозвалась она.

Малфой снова попробовал дотронуться до её руки, и у него снова получилось. Единственное, что его насторожило - холод. Он был почти уверен, что рука Грейнджер такой холодной не была.

На секунду перед глазами проскользнула вспышка света. А когда он открыл глаза, падающие сады исчезли. Они оказались у небольшого дома, вокруг которого, постилаясь на многие мили вокруг, цвели тысячи хрустальных колокольчиков. Блисс заглядывала в каждый из них, пытаясь что-то найти.

- Ты же чувствуешь всё не так, как мы, да? - спросил Малфой. - Скажи, это правда? То, что мы видели, действительно с ней происходило?

Гермиона не успела ему ответить. Когда он посмотрел в сторону в следующий раз, её рядом не было.

***

Гермиона снова вернулась в своё тело, оказавшись рядом с Киллианом Марреем. Выглядел он бледным и подавленным, но стоило ему прикоснуться к руке Гермионы, румянец снова вернулся на его лицо.

Гермиона отстраненно наблюдала, как между их ладонями тянется золотая нить. Каждый раз, когда она натягивалась в очередной раз, кровь стыла, а тело коченело всё больше.

Нужно было бежать. Нужно было сразу бежать, и пусть, пусть это было бы глупо. Тогда бы она точно знала, что хотя бы попыталась выжить.

***

В одном из колокольчиков обнаружился ключ. Блисс, разогнув спину, стремительно подошла к дому. И сразу же открыла дверь.


Аврора. Часть 1


Не знаю, чего я боюсь больше — увидеть тебя снова или не увидеть вообще.©


Пьеро Строцци в своей жизни никогда не надеялся: ему было незачем, ибо с рождения он получал всё, чего требовал. Надежда - термин для бедняков, для слабых духом людей. Надежда - как слово, услышав которое, человек, происходящей из династии Медичи, лишь криво усмехался или издавал снисходительный смешок.

И Пьеро Строцци вёл себя так же. Не вспоминал о слове «надежда» никогда, презрительно кривился, думая о «счастливой случайности», «совпадении» или «удачном случае», строил великие планы на своё будущее. К двадцати пяти годам он собирался стать кондотьером. После - воспроизвести нечто, что навеки запечатает его имя в мире, в умах других людей. Его будут помнить не только, как Медичи, но как человека, который совершил нечто значимое.

И именно из-за своих далеко идущих планов, именно из-за мечты создать нечто устойчивое и вечное, Пьеро Строцци в данный момент своей жизни надеялся, как никогда.

Он хотел, чтобы у него родился мальчик.

Да, этот ребёнок будет бастардом, но его можно будет признать. Его сын пойдет по его стопам, или даже будет шагать рядом. Они будут помогать друг другу, станут поддержкой и опорой друг для друга, вместе откроют для этого мира нечто значимое.

Если родиться мальчик - о его глупости, о том, что он позволил себе влюбиться и проводить ночи с простолюдинкой, забудут. И, возможно, ему даже позволять жениться на Клариссе. Да, она не была герцогиней или принцессой, не имела огромных земель и армии, но была фрейлиной его матери. Фрейлина - не служанка, не посудомойка. Отец Клариссы смог бы дать приданное, и плодородные земли у них тоже имелись.

Только бы Кларисса родила сына. Только бы Кларисса родила сына.

Кларисса родила дочь, тем самым поставив клеймо. На нём, Пьеро Строцци, на себе, и на их новорожденной дочери. Пьеро понимал, что его ситуацию можно было спасти. Всё, что ему нужно было сделать, это жениться на девушке, с которой он помолвлен с самого рождения. Разумеется, эта девушка, которую он видел раз в жизни и не помнил её имени, простит ему проступок.

Но она не простит его Клариссе. Она никогда не простит его дочь.

Если Пьеро Строцци мог спасти себя, значит, он был должен, обязан, спасти тех, кого он любил. Увезти их туда, где их никогда не найдут, не видеться с ними и иногда, лишь изредка, присылать письма, справляться об их здоровье.

В тот же день Пьеро Строцци принял решение: Клариссу, и его дочь, которая будет носить чужую, новую фамилию, тем самым став Авророй Андерсен, но никогда Авророй Строцци, нужно вывозить из города. Нужно спрятать их, но спрятать у всех на виду, ближе к себе.

Тем же вечером, в феврале 1526 года, Кларисса и Аврора Андерсен покинули Флоренцию.

***

Мать Авроры часто рассказывала ей истории о своём отце, с самого детства. Тогда они звучали как сказки, а после, когда Авроре исполнилось пятнадцать, стали озвучиваться факты. Кларисса перестала приукрашивать правду, переделывать её в волшебные истории. Аврора была этому рада - ей нравилось, что мать была честна с ней.

- Ты заслуживаешь знать правду, - часто говорила Кларисса. - И, что самое главное, я знаю, что ты её примешь правильно.

- Откуда у тебя такая уверенность? - как-то раз ответила ей Аврора.

Кларисса засмеялась, откинув назад свои русые волосы, заплетенные в небрежную косу. Здесь, в их городе, можно было не сильно беспокоиться о своих прическах и нарядах.

- Когда тебе было пять лет, ты пришла ко мне в комнату среди ночи, - блестя глазами, поделилась с ней Кларисса. - Разбудила меня, посмотрела серьёзно и спросила: «Мама, какую ты живешь жизнь? Я вот - вторую». А потом ушла к себе и легла в кровать. Никогда не забуду этого, Рори, никогда! Ты была такой маленькой, но такой серьёзной и вдумчивой, такой милой. Чудо-ребёнок, вот что я подумала тогда о тебе.

Поддавшись порыву нежности, Аврора крепко обняла свою мать, погладив её по косе.

- Мам, честно, когда я спрашиваю о папе - мне просто нестерпимо скучно, и я хочу послушать твои истории, твой голос. Мне всё равно, что он оставил нас. Я счастлива с тобой, счастлива жить в этом городе, где никто не может нас достать и обидеть. Я так люблю нашу спокойную жизнь.

- Ох, Рори, но в нашей жизни происходит так мало, - ласково ответила ей Кларисса. - Подчас мне и самой становится скучно. И по тебе я прекрасно вижу, что и тебе чего-то не хватает. Ты иногда себя найти не можешь, нервная, всё время порываешься сбежать. Словно пытаешься что-то найти.

Аврора не стало этого отрицать. Она прекрасно понимала, о чём говорила её мать, так как жила с этой мыслью с возраста сознательного.

«Ты словно пытаешься найти что-то».

Так оно и было. Только вот Аврора сама не понимала, что именно ей нужно найти.

Ей нужно было найти что-то. Ей нужно было найти... кого-то?

Иногда ей снились странные сны.

Там было какое-то серое здание, умирающие люди, множество боли физической и моральной. И посреди всего этого ужаса, было то, к чему Аврора бежала, тянулась так сильно, как только могла: столб золотого света. Он был где-то в этом огромном здании, и Аврора пыталась его найти, заглядывая поочередно в каждую комнату.

И она его находила, смотря, как столб света становится человеком. Он говорил, но она его не слышала: просто читала по губам.

Ретт Шварцшильд. Меня зовут Ретт Шварцшильд.

Когда она просыпалась, то думала о том, что эти сны всё же счастливые. Этот столб света, этот Ретт Шварцшильд... ей было нестерпимо гадко от того, что в её жизни нет этих вещей.

Когда Аврора волновалась, из дома вылетали стекла и трескалась посуда. После таких снов им с матерью приходилось убираться по нескольку дней подряд.

- Может быть, стоит сводить тебя к священнику? - как-то попыталась пошутить Кларисса.

Клариссу это пугало, и Аврора прекрасно видела это: но всё, что происходило в их дома, оставалось за его стенами. Чувство страха потерять дочь у Клариссы было гораздо сильнее.

- Мама, я и так хожу к священнику чуть ли не каждый день, - засмеялась Аврора.

Кларисса недовольно поджала губы.

В их городе была небольшая церковь, до прошлого года двери которой были всегда закрыты: крыша церкви обвалилась ещё когда Авроры не было на свете, и никто даже не думал о том, чтобы её восстановить. Семьи, которые отдавали вере всех себя, ездили на прочищения и молитвы в соседний город, и эта их привычка прочно в них укоренилась.

Когда церковь отстроили заново, жители города даже не сразу заметили: просто в какой-то момент, всего за несколько месяцев, в ней починили крышу, заменили витражи, отреставрировали внутренние помещения. А после в их городе поселились алтарник и чтец. Ещё через какое-то время приехал священник.

Люди в городе не возлюбили его сразу же. За имя, за внешность: Десмонд Льюис был красив. Не должен священник так выглядеть, не должен затмевать собой Бога.

Когда Аврора слышала эти слова, видела восхищение и раболепие в глазах, когда речь заходила о боге, её начинало мутить.

Аврора не хотела верить, не могла. Её мать, нежно верующую с малых лет, мать, которая целовала крест каждую ночь и тихо молилась, это огорчало.

- Бог не сделал тебе ничего плохого, Рори, - как-то раз сказала Кларисса, сказала жалобно. - Напротив, всё, что окружает нас, всё, что вокруг нас, даже ты - всё это благодаря Ему. Тебя мне послал Бог тоже. Он оберегает тебя, защищает. Что же Бог сделал тебе плохого, что ты не хочешь даже на миг подумать, будто он существует.

Рори. Он не сделал тебе ничего плохого, Рори. Он не сделал тебе ничего плохого, Аврора.

Ей - не сделал. Авроре Андерсен бог ничего не сделал, никак не обидел, и она это понимала.

И это её удивляло её саму: почему она так сильно не хочет верить? И нужно ли задумываться об этом?

Аврора не хотела. В конечном итоге, на причины её веры, или не веры, ей было всё равно.

Единственное, на что ей всё равно не было, она не понимала. Чего ей не хватало? Когда-нибудь она узнает об этом? Аврора верила только в то, что узнает.

- Мама?

- Да, Рори? - расстроенно спросила её Кларисса.

- Может быть, я не верю в бога, - сказала ей Аврора. - Но иногда у меня складывается ощущение, что я верю в нечто другое. Я верю в ангелов.

«Я верю в ангелов».

На следующий день, после этих слов, она пошла в отстроенную церковь их города.

Аврора не знала, была ли эта задумка или же на построение крыши выделили совсем немного времени: сквозь дерево просачивались полосы солнечного света, рассекая полы, отбрасывая цветные блики на скамьи и витражи в окнах.

Аврора села под одним из этих витражей: под тем, где не были изображены апостолы, или страдающие. Просто цветное стекло из множества переплетающихся лилий, с несколькими трещинами на поверхности.

Их дом, предметы мебели, посуда, а теперь и витраж церкви - всё было покрыто трещинами.

Была ли она виновата в этом? А если да - что с того? Аврора не понимала природу своей сути. И, к её несчастью, это было единственным, что она понять хотела. Узнать правду о том, кем она являлась. Узнать правду о том, чего ей не хватает.

- Вы хотели бы исповедаться?

Аврора посмотрела на человека, подошедшего к ней. На человека, о котором в городе ходило так много слухов. Он и вправду был красив: ровный, чуть курносый, крупноватый нос, узкое лицо с выступающей скуловой костью. Его нижняя губа была заметно толще верхней, но даже это ничуть его не портило.

И глаза. Широко поставленные, ярко-голубые глаза.

Десмонд Льюис, священник города Вичи.

Впрочем, священником его никто не называл. Его называли Верховным, и смысл в это слово обычно вкладывали оскорбительный.

Верховный - как тот, кто верховодит над простыми смертными. Верховный - как волк, завернутый в овечью шкуру. Верховный - как посланник дьявола под маской ангела.

Десмонду Льюсу не верили. Его ассоциировали с демоном, а иногда и с самим дьяволом. Самого его имя, говорили эти люди, происходит от дьявола.

- Разве что принести жертву, - иронично ответила Аврора.

- Простите? - явно опешил Десмонд Льюис.

Авроре стало стыдно. Вряд ли он слушал, что говорили другие за его спиной: вряд ли он догадывался об этом.

- не обращайте на меня внимания, - сказала Аврора. - Мне просто нравится витраж.

- Только этот?

- Да, - мазнув взглядом по остальным витражам, сказала Аврора. - Знаете, вам нужно убрать все остальные, и оставить только такие. Обычные цветы, без страдающих людей, людей, которые совершают великие подвиги или людей, которые приносят себя в жертву ради всего человечества.

- Почему они не могут успокоиться, оставить в покое других и просто жить, да? - усмехнулся Десмонд.

Наверное, священникам не полагается так усмехаться. Наверное, священникам не полагается читать мысли.

Кто-то другой обязательно подумал бы об этом.

- Могу я присесть рядом?

- Нет, что вы. Я запрещаю вам садиться где бы то ни было в вашей же церкви.

В тот день они больше не сказали друг другу ни слова. Просто смотрели на солнечные лучи, постепенно бледнеющие, а после вовсе исчезнувшие. Когда освещение в церкви приобрело бледный, синеватый цвет, Аврора начала клевать носом. А после - уснула, неловко прижавшись щекой к плечу Десмонда Льюиса.

Проснулась она через час: под веками взорвался столб золотой пыли.

Она встала со скамьи и, даже не попрощавшись, просто ушла.

С тех пор Аврора стала появляться в церкви почти каждый день. Её мать смотрела на неё со страхом, или же с неприязнью. Но для Авроры это не имело значения.

Важнее было другое: проводя время рядом с Десмондом, ей становилось спокойнее. Ей становилось легче.

Всё вокруг перестало исходить трещинами: и сразу становилось тихо. Рядом с Десмондом Льюисом, чтобы они не делали, молча сидели, говорили, а подчас и спорили, рядом с ним всегда было тихо.

Пропадал шум в голове. Пропадала окружающая обстановка. Ночами пропадали плохие сны об отвратительном, сером здании. Пропадал весь мир.

За год Аврора поняла одну вещь: они были похожи. Не любили задумываться над тем, сколько в мире горя и ужасов,
не переносили чужих страданий, и им было страшно от того, что когда-нибудь в жизни им придется кого-нибудь защитить.

Потому что они - два глупых мечтателя, который бросятся в огонь и воду лишь ради того, чтобы другому человеку не было больно.

Эти мысли были наивными и глупыми, по крайней мере, так считала Аврора. Десмонд был с ней не согласен. Не смотря на всю их похожесть в характере, они редко соглашались друг с другом. И слишком часто спорили.

- Вам не кажется, что в нашей дружбе есть какая-то ирония? - спросила его Аврора: в то время зацветали розы в саду её матери.

- От чего же? Вы увлечены собой, драматургией и психопатами. У нас много общего.

Аврора действительно была увлечена драматургией: её отец часто посылал её матери книги, но то увлекалась только любовными романами, а остальное откладывала на полки. Так Аврора открыла для себя произведения Фернандо де Рохаса, многочисленные переводы Компару Дзэнтику, зачитывалась стихами Джона Хейвуда.

Читала всё, что представляло для неё интерес: что заставало её размышлять.

А в увлеченности собой, своим разумом, она признавалась спокойно: как себе, так и Десмонду Льюису.

- Я согласна с первыми двумя утверждениями, - озадаченно ответила ему Аврора. - Но при чем тут психопаты?

Десмонд Льюис тихо рассмеялся.

- Ну как же, Аврора, вспоминайте. Когда я сказал, что если бы произошла гипотетическая ситуация, в которой гипотетически угрожала опасность дорогому мне человеку и всему миру, я бы послал к черту весь мир.

- Да, я помню, что назвала вас психопатом, - закатила глаза Аврора. - Но я не говорила об этом серьёзно. И потом, причем тут вы, психопаты и моя увлеченность?


Десмонд посмотрел на неё с полуулыбкой, с лисьим прищуром. Аврора даже не покраснела, и первое время ничего не говорила: просто не знала, куда себя деть - от возмущения и безграничного веселья.

- Вы просто... ужасны! Вы - священник! Вы должны нести светлое и доброе в этот мир, а что делаете вы? Флиртуете со своей прихожанкой!

- Я просто ужасен, согласны?

- Да, вы просто ужасны.

- И именно поэтому я вам так нравлюсь?

- Полагаю, да. Всё дело в этом.

- А как же моё чувство юмора?

- Моё чувство юмора - всё равно лучше.

Аврора замолчала, прикрыв глаза. Ей становилось всё спокойнее. Ей становилось всё тише, а солнца, пробивающегося сквозь крышу и золотой пыли под веками становилось всё больше.

Ей становилось лучше.

- Десмонд, я тут подумала о том, что будет завтра.

- И что будет завтра, Аврора?

Голос Десмонда Льюиса был рядом с ней: голос Десмонда Льюиса был повсюду.

- Ничего. Просто мне исполнится шестнадцать.

Шестнадцатилетние Авроры пошло не по плану: утром в их дом принесли письмо. Авроре не составило труда понять, от кого оно могло прийти. Письмо от отца. Наверное, пара слов поздравления с днём рождения. Его внеплановой, внебрачной дочери исполняется шестнадцать.

Но она ошиблась. Отец не вспомнил о её дне рождении вовсе: в его жизни случилось событие более значимое.

- Его жена сегодня родила, - ничего не выражающим голос сказала Кларисса. - Спустя шестнадцать лет, у твоего отца, наконец, появилась законная наследница.

- Наследница? - внезапно улыбнулась Аврора. - Значит, у меня есть сестра? Как её зовут?

И её мать, её добрая, тихая, кроткая мать, всегда такая нежная и ласковая, злобно скривила губы.

- Кларисса. Он назвал свою дочь Клариссой. И никогда в жизни она не будет тебе сестрой.

Аврора рассмеялась:

- Мама, это даже не мечты, а просто...

- Ты так похожа на своего отца, - с внезапной горечью сказала Кларисса. - Думаю, ты похожа на него гораздо больше, чем на меня. Ведь мы с тобой такие разные, Рори. Наверное, ты бы тоже забыла о том, кому когда-то признавалась в любви, если бы поняла, что тебя ждёт нечто значимое. Нечто, что ты обязана совершить.

- Но ты прекрасно знаешь, что я не увлечена этим, - Аврора не удержалась и закатила глаза. - Если отец хочет создать нечто значимое, войти в историю, спасти мир, хорошо. Но я не такая! Нет на свете того, ради чего я могла бы бросить дорогих мне людей.

- Твой отец тоже говорил так, - Кларисса отвернулась к окну, и на свою дочь больше не смотрела. - А потом - исчез. Бросил всё ради своей цели. Иногда я смотрю на тебя и мне кажется, что у тебя тоже есть нечто, ради чего ты будешь бросать дорогих людей. Ради чего ты бросишь меня. И когда ты найдёшь это...

- Тогда мы об этом и поговорим, - перебила её Аврора.

Настроение было испорчено, голова, такая легкая с утра, сильно разболелась. Золотая пыль интенсивно взрывалась под веками, заползала под кожу, куда-то её толкала.

И Аврора не знала, что движется быстрее: пыль или она сама.

- Аврора, вы сегодня рано, - удивленно сказал Десмонд.

- Тогда было прикосновение, ведь так?

Десмонд остановился на месте, в один миг растеряв спокойствие и, кажется, немножечко себя.

Он выглядел как человек, поглощённый горем. Он выглядел потерянным. Безумным.

- Не прикасайтесь ко мне, Аврора, - он умолял её, осторожно делая шаги назад.

- Почему я думаю о том, что сначала было прикосновение? - растерянно спросила Аврора, смотря на свои руки. - Я кого-то коснулась? Я что-то сделала? Я - что-то странное?

- Аврора, послушайте, - горячо зашептал Десмонд. - Вы - вовсе не странное. Вы - самое прекрасное, что может быть в этой жизни. И вы... не хотите того, что будет после того, как произойдёт касание. Лучше вам ничего не помнить, никогда не вспоминать о произошедшем. Аврора, вы проживете прекрасную, долгую жизнь. И с вами всё будет хорошо, вас никто никогда не обидит. Я так рад тому, что вы живы. Так рад тому, что ты жива и стоишь передо мной. Теперь я поступлю правильно.

- Ты прав, - внимательно следя за его движениями, сказала Аврора. - Со мной всё хорошо. С нами - всё хорошо. Десмонд, сделай мне одолжение.

Аврора находилась так близко к Десмонду Льюису. Десмонд Льюис не хотел от неё убегать.

- Какое?

- Подними руку.

Когда Аврора прижала его ладонь к своей, пол ушел из под ног: пола больше не было. Остального мира - тоже.

Только море пространства и бесконечные потоки золотой пыли.

В тот момент, когда Авроре показалось, что пылью стала она сама - всё прекратилось. Аврора Андерсен и Десмонд Льюис стояли, по-прежнему соприкасаясь ладонями.

Аврора Андерсен вспомнила всё.

Аврора Андерсен наотмашь ударила Десмонда по лицу.

- Я заслужил? - светски поинтересовался Десмонд, утирая кровь: кровь исчезала сама.

- Да, - мрачно кивнула Аврора. - Ты заслужил. А ещё я заслужила объяснений. Это невозможно. Как это вообще может быть возможным?

- Но, не смотря на невозможность, ты здесь. К чему тогда вопросы?

- К тому, что я не понимаю, почему всё ещё жива. Почему родилась заново. Ты говорил, что я не такая же, как ты. Но... я здесь. И ты здесь. С новым лицом и именем. Что происходит, Десмонд? Или мне по-прежнему называть тебя Шварцем?

- Нет, - покачал головой Десмонд. - Теперь я Десмонд Льюис. Мне кажется, я был им всегда.

Они снова сидели на скамье, под витражом с лилиями. Солнце вело себя так же хаотично, как и всегда: или подстраивалось под настроение Авроры.

- То, что я... как это можно назвать?

- Перерождение, - подумав, ответил ей Десмонд. - Реинкарнация. Называй, как тебе удобнее. Ты могла бы прожить новую жизнь. Хорошую жизнь, Аврора. Зачем ты коснулась меня? Нужно было подождать лишь день.

- День? - удивилась Аврора, лихорадочно пытаясь понять. - Я умерла, когда мне было пятнадцать. Значит, именно каждое пятнадцатилетие я должна вспоминать о том, кем была раньше.

- Ты не совсем права. Когда тебе было пятнадцать, ты умерла. И я... ты прожила слишком мало. И я был виноват в этом. Я смотрел на твоё тело, и думал о том, что было бы, если бы я не ворвался в твою жизнь. Когда ты перестала дышать, я, кажется, немного потерял разум. Я распылил тебя, распался сам, и моя пыль, ты, полетели прочь. К звёздам.

Не знаю, почему я превратил тебя в пыль. Не знаю, почему искренне верил, будто это может тебя спасти. Просто действия, как просветление или наитие, или какие-то инстинкты, заложенные в таких, как я, с рождения.

Когда тебе исполнилось пятнадцать, вспомнил я. Просто снова появился на этой земле, и снова как человек. Я больше не был пылью, мой разум был в порядке. Я знал, что должен найти тебя. Я чувствовал, что ты где-то в этом мире. И всё, чего я хотел, просто посмотреть: в порядке ли ты. Хорошо ли живёшь. Насколько ты счастлива. Я хотел провести с тобой время до твоей старости. Счастливой старости. А потом просто уйти.

Идиот, с какой-то обреченностью подумала Аврора.

Период распада - как насмешка над пространством, а в случае с Десмондом, и временем тоже. В случае с Авророй - только над пространством.

Ты распадаешься - и оказываешься в другом месте.

Ты распадаешься - и становишься золотой пылью, которая застывает в одной точке на несколько секунд, а потом исчезаешь.

Ты исчезаешь - и больше ты не в городе Вичи, а где-то.

Где-то - во Флоренции. Аврора всегда мечтала побывать там, в большом городе, на родине своего отца.

Они с Десмондом распадаются и оказываются рядом с Палаццо Строцци. Кларисса всегда говорила ей, что отец хотел создать нечто значимое. Что же, он сделал это.

Палаццо Строцци - выпуклые каменные блоки, красный кирпич, величественные, мраморные колонны с резьбой. И всё же - внутри он выглядел элегантным, уютным. Палаццо Строцци выглядел как дом, который строили для человека любимого, не задумываясь о себе, или своем мнимом величии.

Палаццо Строцци - как воспоминания о Клариссе Андерсен.

- Я люблю свою мать, - сказала Аврора, когда они с Десмондом прокрались на крышу Палаццо Строцци и смотрели на плывущие, розоватые облака. - Я люблю то место, в котором живу. И наш город я люблю тоже. В Вичи так много зелени, а весной зацветает так много камелий. Но...

- Ощущение, будто у тебя никогда не было дома, - продолжил за неё Десмонд. - Ты живешь, тебе нравится твоя жизнь, но ты ощущаешь, будто тебе не хватает чего-то. И это место - твой собственный дом.

- Аврора, - сказал Десмонд. - Дом - не постройка на цветущей земле. Дом - он вот здесь.

И Десмонд коснулся того места, где билось её сердце.

Ты распадаешься - и оказываешься в Испании.

Потому что Аврора всегда мечтала побывать в Испании, где-то там, где глубокое синие море, галька на пляже, ракушки, запах йода и соли.

Десмонд сначала отказывался. Говорил, что распад - исключительно в пределах страны, не дальше. А когда Аврора требовала объяснений, Десмонд только закрывал глаза и мысленно считал про себя. Иногда его шея краснела.

Думай о Флоренции. Думай о Риме. Думай о Новаре.

Ты - проводник, Аврора. Только ты задаешь цель, в которой окажешься.

Ты распадаешься.

Но каждый раз ты возвращаешься обратно и оказываешься в церкви.

- А что с Ребеккой и Винсентом? - однажды спросила Аврора. - Ты знаешь, где они сейчас?

- Обосновались в Англии, - ответил Десмонд, улыбнувшись.

- А Ребекка не слишком хрупкая для Англии? - удивилась Аврора. - Мне казалось, ей бы лучше жить там, где всегда светит солнце.

- Ребекка не сильно жалует солнце, - объяснил Десмонд. - Слишком чувствительные глаза, и она сразу покрывается красными пятнами. Если честно, выглядит это смешно - ты бы видела.

Они часто говорили о Ребекке и Винсенте. Вспоминали какие-то моменты, разговоры или ситуации, а ситуаций этих можно было пересчитать по пальцам. Хотелось новых ситуаций, да и воспоминаний - тоже. Они не встретились с Ребеккой на следующее утро - и Аврора, вспомнив обо всём, никак это забыть не могла.

Хотелось поговорить с Винсентом. Расспросить о том, чем он занимается сейчас, да и вообще, как им там живётся. Хотелось узнать от Ребекки как можно больше - о том, что она использует в своей магии, о том, много ли раз она перерождалась, и видела ли она что-то, кроме бесконечной черноты и холода, пока вновь не перерождалась.

Всё было так странно. Всё было так запутано. Но Десмонд был рядом - какая, в сущности, была разница, если было так правильно и спокойно.

- Может быть, нам стоит написать им? - как-то раз спросила Аврора. - Ты знаешь, где именно они живут?

- Конечно, я знаю, где они живут, - кивнул Десмонд. - Я всё время был с ним, пока ты...

- Я поняла, - ответила Аврора. - Так что? Напишем им, пригласим к нам? Здесь есть прекрасные летние дома.

Ребекка и Винсент появились на пороге их церкви через месяц.

- Десмонд, со всей серьёзностью заявляю, что ты - ужасен, - сразу сказал Винсент, крепко его обнимая. - Додумался же ты отправить нам письмо! Ты же прекрасно знаешь, у тебя был более быстрый способ связаться с нами.

- Просто он не хотел оставлять меня одну, - пропела Аврора, выходя из темной ниши. - Почему вы смотрите на меня так, что мне хочется сказать «сюрприз»?

- Потому что мы не знали, - ответила Ребекка, подбегая к ней и крепко обнимая. - Мы не знали, что ты выжила!

- Прекрати, Ребекка, - ответил Винсент, подходя к Авроре и тепло её обнимая. - Разумеется, мы знали, что совсем скоро увидимся снова.

Аврора вопросительно посмотрела на Ребекку, чуть склонив голову.

- Разумеется, я знаю, что они могут вытворять такое с истинными, - закатила глаза Ребекка. - Но я не знала, что это случится так скоро, и тем более не представляла, что у Моргана это может получиться.

- Морган? - переспросил Винсент. - Подожди, последним же был... Янг, если не ошибаюсь?

- Они издеваются, - вздохнув, обречённо сказал Десмонд. - В этом обличие мы виделись, по меньшей мере, два раза.

- В этом обличие мы виделись с тобой всего один раз, - отчеканила Ребекка. - И я была уверена, что надолго тебя не хватит. Но я не хочу говорить о тебе. Как тебя зовут теперь, цветочек?

- Аврора. Меня зовут Аврора Андерсен.

Она ответила, находясь в какой-то прострации, и не понимая, что происходит. Слишком много было информации, и ей хотелось получить более детальные подробности. Десмонд часто перевоплощался? Почему это происходило? И что значит «истинный», о котором все они твердят сто лет. Буквально - сто лет.

Тем же вечером Ребекка и Винсент познакомились с её матерью. Летний дом, в котором они обосновались, находился совсем рядом, и Ребекке не составило труда разыграть целый спектакль, чтобы очаровать всех, с кем она успела пообщаться.

- Теперь ты можешь приходить к нам, когда душе угодно, - щебетала Ребекка, накладывая пирожных в тарелку Авроре. - Твоя мать души не чает во мне и Винсенте.

- Так и есть, - подтвердил Винсент. - Она сказала, что Ребекка - отличный пример для подражания и это именно то, что нужно тебе в твоём возрасте.

- В сто шестнадцать лет мне всё ещё необходим пример для подражания? - легкомысленно спросила Аврора.

- Ты играешь нечестно, - покачала головой Ребекка. - Считать можно только то время, что ты прожила, а не в каком веке родилась. Даже если у тебя будут тысячи перерождений.

- Точно, - подтвердил Десмонд, не обращая внимания, как Аврора выразительно поднимает брови. - Извини, но я на их стороне.

Аврора показательно съела два пирожных, не запив их чаем. Ребекка, смотревшая на всё это действо, громко вздохнула и погладила Аврору по голове.

- Ох, Десмонд. Она у тебя тепличный цветочек, который застрял в тот самом возрасте шестнадцати. Надейся, что это не продлится всю жизнь.

Через месяц Ребекка устала от бесконечного безделья, но на вопрос Винсента, не хочет ли она вернуться в Лондон, ответила категорическим отказом. Спустя ещё полмесяца на одной из улиц Вичи открылась швейная лавка. Много времени не прошло, и Аврора сама не заметила, как устроилась на работу к Ребекке.

Поначалу и она, и Винсент, и Десмонд были уверены, что затея провальная. Но скоро оказалось, что Ребекка прекрасно знала, что делает. Простой ремонт, особенно за ту цену, что они брали, требовался везде. Заказы на рабочую одежду тоже поступали исправно. Платья для знатных дам, прекрасно скроенные Ребеккой и дополненные вышивками Авроры, хоть и продавались редко, но уходили за баснословные цены. Всё благодаря летним домам и светским дамам, приезжающих из больших городов.

- Я хотела бы шить больше красивых платьев, - как-то раз пожаловалась Ребекка, без сил опускаясь на один из диванов своей гостиной. - Почему бы этим знатным дамам не чесать языками чуть сильнее, чтобы о нас узнало больше народу?

- Знатные дамы слишком дорожат своими секретами и индивидуальностью, - пожала плечами Аврора. - Поверь, они не будут распространяться о нас. И это хорошо.

- Боишься, что работы будет больше? - весело спросила Ребекка.

- Боюсь, что если о нас узнает много народу, нам придётся расширяться, - не согласилась с ней Аврора, перелистывая страницу. - Зачем? Здесь прекрасно, тихо и малолюдно, но денег мы всё равно получаем достаточно.

- Ох, Аврора, Ребекка так не умеет, - покачал головой Винсент из своего угла. - Ей нужно, чтобы всё было с огромным размахом, со спектаклем и громкими аплодисментами после.

- Гнусная клевета! - возмущенно воскликнула Ребекка, всплеснув руками.

- Всё именно так, как ты говорил, - кивнула Аврора, снова утыкаясь в свою книгу.

Через час со службы вернулся Десмонд, и Винсенту с Авророй досталось: жаловаться Ребекка умела прекрасно. Театрально, с сильными приукрашиваниями, которые без преувеличения можно было назвать наглой ложью, но даже те, кто прекрасно об этом знал, всегда попадались на удочку. Особенно Десмонд.

Аврора сама не заметила, как постепенно, в течение двух лет, они полностью наладили свои жизни, обосновавшись в Вичи. Она и Ребекка по-прежнему работали в швейной лавке, последнее время пытаясь понять, каким способом можно было не расширять производство при возросшем количестве нагрузки.

Винсент, неожиданно для всех, увлекся посадкой виноградников и приготовлением домашнего вина. Каждый месяц они сравнивали свою прибыль и тот, кто оказывался в выигрыше, выбирал место для распада.

Десмонд все ещё управлял церковью, не смотря на то, что относились к нему по-прежнему с огромным предубеждением.

Единственный раз, когда их мирная жизнь нарушилась, произошёл на восемнадцатилетние Авроры. Её отец прислал дочери гувернантку, в письме выражая искреннее соболезнования, что не сделал этого раньше. Так же он интересовался, хватало ли Клариссе денег, не нуждалась ли она и не нуждалась ли его дочь.

История закончилась тем, что Кларисса изгнала гувернантку с короткой запиской: с воспитанием своей дочери она прекрасно справлялась, и некто, кто воспитывал отпрысков высшего общества - последнее, что ей было необходимо.

Аврора вздохнула с облегчением.

К двадцати годам воспоминания столетней давности вернулись к ней в полной мере. И первое, что ей необходимо было сделать - найти Винсента. А Винсента, если его не было дома, всегда можно было найти на плантациях виноградников. Он никогда там не работал, и грубой силой служили его рабочие. Но не контролировать процесс он не мог.

- Привет, цветочек, - улыбнулся Винсент, едва её заметив. И тут же поморщился. - Прошу прощения.

- Десмонд меня тоже так называет, если забывается, - вздохнула Аврора, махнув рукой. - Не знаешь, почему Ребекка называет меня так настолько часто?

- Не имею ни малейшего представления, - развёл руками Винсент. - Я как-то раз спросил, а она отвечать не стала. Ну, да и ладно. Ты что-то хотела спросить?

Аврора кивнула, облокотившись на одну из каменных стен небольшого строения. На небе ярко светило солнце, рабочие снимали посевы, плющ обвивал все каменные поверхности, до которых мог дотянуться. Было нестерпимо хорошо, и вопросов, которые тревожили, задавать не хотелось. Но Аврора хотела кое-что узнать.

- Когда я ударилась о землю, в тот момент, я вспомнила всё. Всё то, что ты стёр из моей головы. Винсент, зачем ты это сделал?

Винсент отвернулся, и всё, что Аврора видела, это его напряженную спину и огненно-рыжие волосы, закрытые полями широкой шляпы.

- Это риторический вопрос? - наконец спросил Винсент, и в голосе его слышалась тревожность и что-то, чего Аврора понять не могла. - Или ты действительно не понимаешь, что именно видела? Или считала всё происходящее нормальным?

- Конечно, я не считала это нормальным, - с горечью ответила Аврора. - Но я бы справилась. Я знала, что там происходит, знала, что творилось. Я знала, как вёл себя Шварц, и я знаю, что ты не такой же, как он. Возможно, ты преследовал свои цели, и делал что-то, что я бы посчитала аморальным, но...

- Причём здесь Шварц? - перебил её Винсент.

- Ты же меня слушаешь, да? - слегка разозлилась Аврора. - Я говорю о своих воспоминаниях. О том, что происходило в Копенгагене, в той лечебнице, с теми людьми. Винсент, я знала, что с ними происходит. Меня просто интересует, почему ты это сделал.

- А есть предположения?

- Есть одно, с учетом того, что я примерно догадываюсь, какой ты человек, - отозвалась Аврора. - Ты просто не хотел оттуда уезжать, да? И ты прекрасно знал, что если я буду осознавать происходящее в полной мере, я захочу уйти оттуда. А у тебя были дела, да и Шварц - единственный, кто точно такой же, как ты. Ты не хотел его терять.

Винсент обернулся к ней, сняв шляпу. Он смотрел на неё с улыбкой мягкой, почти какой-то отеческой. Он покачал головой, и аккуратно потрепал её по голове, словно боясь навредить.

- Цветочек, - сказал он, и повторил это слово вновь. - Цветочек. Кажется, я примерно понял направление мыслей Ребекки. Но ты не совсем права, Аврора. Ты права в том, что я не хотел бы, чтобы вы уезжали. И ты права в том, что дела у меня там были, и мои помыслы были далеко не так возвышенны, как помыслы Шварца. Но если бы решила уйти - я бы не был против. Я просто хотел, чтобы ты прожила свою жизнь, не думая обо всём, что там случилось. Не обременяя себя.

Они порывисто обнялись, и Аврора не знала, кто именно был инициатором объятий: кажется, они потянулись друг к другу одновременно. Когда Аврора отошла, она сказала:

- Пообещай мне кое-что.

- Что угодно, Аврора.

- Больше не при каких обстоятельствах не стирай мне память. Как бы больно, как бы плохо мне не было. Это полностью моя жизнь, мои воспоминания. Все они - мои.

Немного поколебавшись, Винсент решительно кивнул:

- Это я тебе обещаю.


Аврора. Часть 2


- Внушение, - коротко ответил Десмонд, когда Аврора попросила объяснить, что именно сделал с ней Винсент.

Внушение - то, что нефилимы могли проделывать, лишь прочно стоя на земле. Только тогда, когда у них был спутник.

Их пыль вносила разлады в человеческий разум, или поле человеческое. Внушение - и человек мог забыть себя. Или забыть о ком-то другом, или думать, что сделал какое-то действие. Человек мог думать, что знает кого-то другого на протяжении всей жизни.

Один человек. Два человека. Три. Сотня. Весь мир.

- Весь мир? - переспросила Аврора.

- Винсент говорил, что это возможно, если связь со спутником очень сильная, - задумчиво ответил Десмонд. - Но, на самом деле, вряд ли это возможно. Винсент гораздо сильнее меня, но его предел внушения - где-то около двух сотен людей.

- Что именно ему понадобилась внушать двум сотням людей? - опешила Аврора.

- Что он не опасен. Что он хороший человек. Что к нему нужно относиться с уважением, внимать каждому слову и прислушиваться к каждому совету.

И дело было даже не в том, каким человеком был на самом деле Винсент. За всю прожитую жизнь Десмонд выяснил существование одной детали: нефилимов боялись, ненавидели, презирали. На каком-то инстинктивном, зверином уровне, на грани шестого чувства, которое вопило: опасность. Рядом с этим человеком ты станешь марионеткой, набитой ватой куклой. Беги и от них и не останавливайся.

Десмонд часто спрашивал её, почему она от него не убежала. Почему не кинулась наутек при виде него, почему не сопротивлялась касанию.

Аврора игнорировала его вопросы. Или спрашивала сама.

- Что чувствуют спутники?

Десмонд не знал ответа на этот вопрос.

- Что ты делал до того, как мне исполнилось пятнадцать? - спросила Аврора. - Хочешь сказать, всё время летал по земле в состоянии пыли?

- Нет, не всё время. Моя жизнь была не слишком интересной. Частые распады, или личности, которые менялись быстрее, чем я успевал понять, кто я. Но, - на миг Десмонд задумался. - Тот, кто я сейчас... во многом я продержался так долго благодаря одному человеку. Я могу тебя познакомить... с какой-то его частью.

- Я уже мечтаю познакомиться с твоим другом, - сладко пропела Аврора. - Наверное, прекрасный он человек. Блаженный.

- Упокой господь его душу, - закончил за неё Десмонд.

Аврора растерянно посмотрела на него, а потом потупила глаза.

- Мне жаль...

- О, не стоит! Твой земляк прожил очень насыщенную жизнь.

- Мой земляк? - удивилась Аврора. - Ты имеешь в виду, что он из Вичи?

- Да. Он там родился.

Ты распадаешься - и переносишься в церковь.

Ты в церкви, вас двое - одежда появляется рядом с вами спустя долгие минуты.

- Ты решил устроить мне экскурсию по всем церквям разных стран? - светски осведомилась Аврора. - Не стоит, мне хватает и нашей.

- Ты называешь церковь в Вичи «нашей»?

- Как и весь мир.

Они стояли в капелле Святого Губерта, рассматривая светлую мраморную плиту и черный круг в её навершении.

- Каким он был? - спросила Аврора.

- Понимающим, - немного подумав, ответил Десмонд. - Понимал многое, что происходит вокруг него. Он сразу понял, что со мной что-то не так, но не стал меня ненавидеть. Может, не прислушивался к инстинктам, или просто анализировал их. Homo Universalis.

Аврора молча дернула его за рукав.

- С латинского переводится как «универсальный человек», - объяснил Десмонд. - Да, таким он был, всем понемногу. Художник, скульптор, архитектор, математик. Изобретатель.

- Что он изобрел? - поинтересовалась Аврора.

- Из того, что ты могла видеть или пользоваться - ножницы.

- Он был верующим?

- Даже слишком. Пытался углядеть во всем божественную суть. Есть у него одна работа... пожалуй, когда-нибудь я тебе покажу. Тебе нравится математика?

- Ненавижу точные науки, - рассеяно ответила Аврора.

- Значит, посмотришь на кое-что другое. Лет через сто, наверное. У него есть одна работа, которую он просил меня отреставрировать, когда придёт время.

Золотое сечение - математическое соотношение пропорций, при котором большая из двух составных частей единого целого. Его принцип часто использовали для нахождения максимально уравновешенных пропорций между архитектурными частями зданий.

Не смотря на уверения Авроры в том, что математику она не любит, Десмонд объяснил ей это.

Друг Десмонда, имя которого она просто забыла прочитать, увлеченная темным кругом, был тем, кто внёс вклад в это определение.

Аврора предположила, что в какой-то момент своей жизни он просто увидел золото, которого не смог забыть. Десмонд заключил, что она и вправду очень не любит математику.

Ты распадаешься - всё время. Ты распадаешься - и бываешь везде. И всё же, всё время, для других - ты всегда на одном месте, и ты на нём прочно. Ты никуда не исчезаешь, не покидаешь пределы города.

Аврора считала, что её жизнь - лучшее, что только могло происходить.

К двадцати одному году она снова взялась за изучение рун - и в этот раз у неё было куда больше информации, в этот раз можно было толковать значение каждой руны, и понимать, что она означает.

Уруз.

Руна силы, энергии жизни и магии. Уруз - руна действия, движущая сила боевого воодушевления, а также новых начинаний.

Самая сильная из всех рун. Но ей она не предналежала.

Тиваз. Руна воина, руна бога.

Слово «бог» ей доверия не внушало. Отголоски прошлой жизни хоть и походили на сон, но были прочны. Тогда бог искалечил в ней всё, во что она верила или верить хотела.

Беркана.

Руна, более всех связанная с природой. Если бы она точно не знала, что принадлежала ей Наутиз, она бы хотела обладать именно Берканой.

Когда Аврора добралась до Наутиз, то едва не рассмеялась. Она считала, что это - наименее подходящее для неё руна.

«Наутиз. Действует на натиск силы, способна быть использована исключительно в критической ситуации».

Лучше бы это была Беркана. Или даже Тиваз. Какой смысл был в руне, которую можно было использовать исключительно в критические моменты? Аврора была бы не против пользоваться магией просто так. И уж тем более она не хотела загонять себя в ситуации, которые достигали бы критических точек.

Впрочем, тренироваться это знание Авроре не помешало. На протяжении всего года она достигла значительных успехов, научилась понимать Наутиз, поняла, как можно было использовать её не в силу разрушения. В основном, она левитировала разные предметы, или же ускоряла свои движения при шитье, работая быстрее и не получая мелких ранок. Десмонд был прав, когда говорил, что по отдельности руны - крайне слабые проводники. Ребекка умела намного больше.

Когда она услышала это, то громко засмеялась.

- Я умею больше не потому, что пользуюсь другими символами, - продолжая посмеиваться, сказала Ребекка. - Вернее, и это, конечно, правда, но основа заключается в умении. Не смотри на меня так, и не говори, что Десмонд не рассказал тебе об этом!

- Я буду продолжать смотреть так, потому что Десмонд действительно ни о чём мне не рассказывал.

Ребекка горестно покачала головой, и приняла позу поудобнее, принявшись объяснять.

Определенное умение - то, что крылось в самой сущности спутника. Ребекка, конечно, судила исключительно по себе, но была уверена, что к Авроре это относится тоже.

- Получается, у тебя есть умение? - спросила Аврора. - И какое же?

- Я вдыхаю жизнь в природу, - сказала Ребекка. - Восстанавливаю иссохшие растения, могу оживлять мертвых птиц, остальных мелких животных. Как-то раз, в порыве сильной нервозности, вырастила огромную пихту.

- Это было где-то в лесах? - с интересом спросила Аврора.

- Нет, цветочек, - вздохнула она. - Место не имеет значения. А пихту я вырастила близ Лондона. Там мы с Винсентом немного поругались.

- Ты сказала, что была сильно нервной, - напомнила Аврора. - Это случилось из-за небольшой ссоры с Винсентом.

- Именно так. Я очень не люблю ссориться с Винсентом. И я с уверенностью могу сказать тебе, что нет таких людей, которым бы ссора с ним не сулила крупных неприятностей.

Аврора только согласна кивнула. Винсент, при всём своём хорошем отношении к тем, кого считал друзьями, в первую очередь думал исключительно о своих интересах.

- И сколько времени ты искала своё умение?

- Около... трехсот лет? - Ребекка нахмурилась так, что на её лбу пролегла морщинка. - Точно я сказать тебе не смогу. Но вот что я тебе скажу - мне помогло правильное трактование моих проводников.

- У тебя хотя бы есть, что трактовать, - пожаловалась Аврора. - А у меня - Наутиз. И всё с ней предельно понятно.

Ребекка немного подумала, после чего пожала плечами. Было очевидно, что с этим она согласна полностью, и помочь уже не в состоянии.

Помимо рун, Аврора узнавала остальное. Аврора всё выспрашивала у Десмонда, обо всём, что ей удавалось слышать, что проскальзывало в разговорах.

Некоторые вещи были ей интересны. Некоторые казались прекрасными. Но кое-что было настолько противоречивым, что Аврора терялась в самой себе. Она не знала, как можно было относиться к некоторым настолько непонятным вещам.

Противоречивые они были в основном потому, что информацию преподносил ей Десмонд. Винсент же, если слышал их разговоры, мог дать тому же значению совершенно другое определение.

- И поглощали они кровь, - процитировал Десмонд. - Именно этим мы и занимаемся.

- Не будь таким мелодраматичным, - поморщился Винсент. - Видишь ли, цветочек, нам действительно нужны спутники, и именно обыкновенные люди. Но мы не пьём из них кровь, Боже упаси!

- Можешь объяснить более подробно?

- Спутники - живые люди. Обыкновенные люди, которые прочно держаться на этой земле. Как только мы пропускаем через них свою пыль, то связываемся с ними. Связываемся с устойчивостью, со своим рассудком, с этим миром. Мы больше не дрожащий эфемер. У нас появляется то, что может нас поддерживать. Нашу оболочку, наш рассудок. Нашу память.

- У вас двоих были родители?

Десмонд задумался ненадолго.

- Да, были. Когда-то я родился так же, как и рождается обычный человек.

- А потом стал таким?

- Я родился таким, - поправил её Десмонд. - Я во многом не согласен с Винсентом, но в одном наши взгляды похожи: мы никогда не узнаем, почему появляются такие, как он. Такие, как я. Просто мы... появляемся. Может быть, потому, что в природе должны быть ошибки. И... нефилимы - одни из них.

Аврора потрясенно посмотрела на Десмонда. Иногда она забывала, насколько сильно он не принимал самого себя. А когда вспомнила - ей хотелось плакать от того, что он чувствовал, от его собственной боли. В такие моменты Аврора чувствовала его особенно сильно.

- Почему ты считаешь себя ошибкой?

- Потому, что мы не должны поступать так с людьми, - в его голосе слышалось потрясение: потрясение от своей собственной природы, которая преследует его всю жизнь. - Люди - хрупкие существа, которые не в состоянии бороться с силой этого мира. А тут ещё оказывается, что существует нечто, что может ослабить их ещё больше. Привязать к себе только потому, что без этого мы - пыль во вселенной этого мира. Это - не честно. Это мерзко. Другие не должны страдать из-за прихотей других.

Неожиданно Аврора подняла голову и улыбнулась Десмонду.

- Получается, тебе просто нужно коснуться человека, чтобы привязать к нему свой рассудок?

Десмонд отвернулся, не хотел показывать своё выражение лица. Мара понимала, почему: это было не так. Невозможно было просто коснуться человека, чтобы привязать его к себе.

Но с ней произошло именно так. Что ей не договаривал Десмонд? Это было связано с тем, о чем они спорили с Винсентом в той лечебнице?

- Ох, истина, все истинное, - пропел Винсент. - Какой же ты драматичный. Всегда таким был.

- Истинные спутники, да? - спросила Аврора. - Ты же намекал именно на это? Кто такие, эти истинные спутники?

- Ты, - просто ответил Винсент. - Ребекка.

- Это я понимаю, - вздохнула Аврора. - Но хотелось бы более точного определения.

Винсент бросил взгляд на Десмонда, а когда тот отвернулся, только развёл руками. Он по-прежнему считал, что только Десмонд имеет право всё рассказать. Аврора только вздохнула, и решила смериться с этим на несколько недель. Или лет. В конце концов, для того, чтобы всё узнать, у неё была вечность.

- Мне всегда было интересно, почему ты выбрал именно церковь? - спросила Аврора Десмонда, когда они снова оказались в церкви: теперь их разговоры проводились в её стенах ничтожно редко.

- Потому, что это единственное место, которое не будет привлекать внимания, - засмеялся Десмонд. - Для всех вокруг я являюсь священником. И пусть меня не любят в этом городе, но против меня ничего сказать не могут. Так не угодно богу. Хотя меня и называют верховным.

- Так ты знал! - воскликнула Аврора. - Просто притворялся.

- Я хотел подольше поговорить с тобой, - потом Десмонд признался. - Хотел, чтобы ты не сбежала. Я извиняюсь за это.

Десмонд внимательно смотрел на витраж, пытаясь не видеть лицо Авроры.

- Если ты поймёшь, что хочешь от меня уйти, если ты поймёшь, что я тебе в тягость, если ты больше не захочешь меня видеть - скажи мне об этом, Аврора. Просто скажи мне об этом, и в тот же момент я исчезну из твоей жизни. В этом я тебе клянусь.

Аврора села к нему ближе, и аккуратно взяла его за руку.

- Я никогда не хотела знать, сколько тебе лет. Сколько ты прожил на этой земле. Если честно - я думаю, меня это напугает. И я точно знаю, что для тебя семь лет - ничто. И когда-нибудь они перестанут иметь значение и для меня, - Аврора крепче сжала его руку, смотря, как сплетаются их пальцы. - Но сейчас для меня эти семь лет - огромный срок. И как после такого ты можешь говорить, что я захочу оставить тебя, что ты ушёл? Десмонд, ты хотя бы немножечко, самую каплю понимаешь, что я чувствую? Ты понимаешь, что я чувствую по отношению к тебе?

Десмонд только крепче сплел их пальцы, сильнее сжал руку Авроры.

- Давай я провожу тебя до дома, - наконец сказал он.

Аврора только вздохнула, спокойно кивнув. Когда они остановились у дверей её дома, Десмонд сказал:

- Я хотел поговорить на счет трактовки твоей руны. Может быть, не стоит воспринимать её так буквально?

- Наутиз - самое буквальное, что только может быть среди проводников. Её невозможно трактовать.

- Я все же с тобой не соглашусь, - возразил Десмонд. - Смотри: ты считаешь, что Наутиз действует исключительно на натиск силы. Я же считаю, что Наутиз даёт ровно столько силы, сколько сокрыто в самом человеке.

- А ведь это имеет смысл, - с удивлением произнесла Аврора. - Я обязательно над этим подумаю.

Небольшое наблюдение Десмонда в корне изменило всё. Она по-прежнему не умела чего-то, что можно было бы считать за магию, но одной вещью ей удалось овладеть прекрасно: она научилась перемещаться. Распадаться.

На небольшие расстояния: самое большее, что ей удалось, попасть лишь немного за черту города. Но и это было уже немалым. Спустя три месяца Авроре больше не требовалась концентрация, чтобы попасть из своего дома в дом Винсента с Ребеккой, или на работу, или же в церковь, материализуясь рядом с одним из витражей. Она настолько увлеклась своими перемещениями, которые походили на веселую и забавную игру, что сама не заметила, как совершенно забросила всё остальное.

Аврора успокаивала себя тем, что у неё ещё достаточно времени, и она сможет овладеть своим проводником в полной мере, и умение найти сможет тоже. То, что она умела, уже было многим. Ребекка, например, такого делать не могла.

- Тебе бы стоило научиться чему-нибудь другому, - как-то раз сказала она. - Серьёзно, цветочек. Обрати внимание на что-нибудь другое, не злоупотребляй своими перемещениями так часто.

Ей бы стоило обратить внимание на слова Ребекки. Ей бы стоило использовать перемещения как можно реже. Или хотя бы контролировать раскладку вещей, которые находились в их лавке.

Но она не обращала внимания, как и на слова Ребекки, так и на вещи. Но в одном Аврора была уверена: когда она распадалась из своего дома до швейной лавки, всегда было безопасное место, где можно было приземлиться, не опасаясь, что ты на что-то наткнешься.

Когда Аврора Андерсен доживала последние секунды, напоровшись горлом на ножницы, она думала о том, что же сейчас чувствовал Десмонд Льюис.


Есть дверь. Часть 2


Небо над головой бурлило, окрашиваясь в синий, красный, желтый, мокрый кирпич, мокрый кирпич, мокрый кирпич. Само небо тоже пошло красными кирпичами, которые трескались, превращались в камни и осыпались на голову. В тот момент, когда последний из кирпичей обвалился на пол, снова посветлело.

Блисс, прищурившись, посмотрела на небо.

- Облаков становится всё больше, - нахмурившись, сказала она.

- Облака - наименьшая из твоих проблем, - ответила девушка, и в голосе её слышалось что-то, напоминающее тревожность.

Блисс, поначалу не понявшая, обернулась и поморщилась, отступив назад. На неё надвигалась огромная кирпичная масса, пахнущая мокрым дождём. Блисс, беспомощно взмахнув рукой, наткнулась на нечто твёрдое позади себя. Она держала ключ, размером едва ли не с неё саму, огромный, тяжелый, сделанный из прозрачного, мерцающего стекла.

- Я не хочу этот ключ, - сказала Блисс. - Мне нужен другой, тот, что поменьше.

- И зачем тебе нужно то, что не решит твою проблему?

- Мою проблему решит то, что просто отворит нужную мне дверь, а не заставит драться, - зашипела на девушку Блисс, отступая назад.

- Ох, цветочек, - ласково сказала девушка. - Это невозможно.

- Ты уверена в этом?

- Абсолютно. Есть такие проблемы, которые нельзя просто открыть, отпустить, решить мирным путём. Ты дерешься. Или ты проигрываешь.

- Я могу поступить, как тот страус, - сказала Блисс.

Она указала ключом на окровавленную длинноногую птицу, чьи обгоревшие перья сыпались вверх.

- Я могу спрятать голову в песок, - закончила она.

- Можешь. Ты всегда можешь это сделать, - ответила девушка. - Но, пожалуйста, не делай этого сейчас. Открой следующую дверь.

Блисс взяла ключ обеими руками, и, прищурившись, посмотрела на груду кирпичей. Они дышали, они горели красноватым светом, и они выжидали удобного момента. Наброситься, напасть, помешать, возможно, спрятаться тоже - Блисс не могла этого понять.

- Может быть, ты сделаешь это за меня? - предприняла Блисс последнюю попытку.

- Может быть, ты возьмешь этот ключ правильно, - сказала девушка, и, взяв руки Блисс в свои, переместила их положение, сжав её пальцы крепче. - И будешь, наконец, бороться.

***

Дралась Блисс неважно. Не могла поднять ключ, едва успевала отпрыгивать от летевших в лицо камней, и, в тот момент, когда она едва коснулась своим оружием одного из кирпичей, сразу же бросилась наутек. Груда красных кирпичей взревела, сжалась, и сразу же раскрылась, расширилась в несколько раз, после чего начала надвигаться прямо на ключ.

- Если она умрёт, то сразу же очнётся, ведь так? - спросил Малфой. - Это закончится?

- Конечно, - рассеяно ответила Грейнджер.

- Конечно, она очнётся, конечно, всё закончится? - устало спросил Малфой.

- Конечно, такая вероятность есть, - сразу же исправилась Гермиона. - Есть ещё одна вероятность, в которой она навсегда останется в подвешенном состоянии, если не закончит дело.

- Какое дело, Грейнджер?

- То дело, которое её подсознание требует закончить, - сказала она. - Мне казалось, ты уже должен был понять, какое огромное влияние наше подсознание оказывает на нас.

Малфой не успел ответить: Грейнджер, которая то появлялась, то исчезала, пропала снова. Малфой снова обратился взглядом в Блисс, и помотал головой, не понимая, что она творит.

Из земли начали прорастать колбы, из воздуха начали появляться колбы, с неба они сыпались тоже. Пустые, с растениями, порошками, странными жидкостями - они разбивались, исчезали, видоизменялись прямо в момент падения.

Блисс, подпрыгнув, сбила несколько колб в один ряд и со всей силы разбила их в сторону груды кирпичей.

***

- Видишь, - сказала девушка, когда Блисс, отодвинув несколько обломков, остановилась напротив лежащей двери. - Это было не так уж и сложно.

- Формально, это сделала не я.

- А кто же? - спросила девушка, и голос её звучал апатично.

- Химия.


Джейми Доминик. Часть 1


Я не могла понять, я только знала, что какая-то глубоко спрятанная химическая субстанция внутри одного из нас настоятельно нуждалась в своем давно утраченном дополнении — или противоядии? — внутри другой.©


Энджел Доминик не вошел в аудиторию - ввалился, неловко зацепившись о порог ногой, восстановил равновесие, но в тот момент, когда уже хотел пройти к своему столу, задел ногой открывшуюся дверь и упал, проехавшись до своего стола.

В аудитории послышались сдержанные смешки и грустный, полный страданий и печали вздох.

Один из аспирантов, подавшись вперед, прошептал на ухо Джейми:

- Джессамина, теперь понятно, в кого ты такая ловкая.

- Удивительно, что ты понял это только сейчас, - в тон ему отозвалась Джейми. - А не тогда, например, когда назвал меня Джессаминой в первый раз и я пролила тебе на руку серную кислоту.

Джейми услышала легкое колебание воздуха: Брэм вздрогнул всем телом. Брэм скривил лицо, отодвигаясь от неё.

- Сумасшедшая ты девица, Джесс... Джейми. Замуж тебе нужно выйти, найти человека, который тебя приструнит.

- Смотри, я красивая, молодая, у меня вполне себе развитый ум и есть чувство такта, - тихо сказала Джейми, наклонив голову. - Если я захочу, возможность выйти замуж у меня будет. А ты... ну, скажем так: с твоим плаксивым характером это твой единственный выход. Именно выйти замуж.

- Мужчины женятся, - пренебрежительно ответил Брэм. - Ты, такая умная, должна знать об этом.

- А я знаю об этом, Брэм! Но мы говорим о тебе, понимаешь? Не о мужчинах.

Энджел громко кашлянул, привлекая к себе внимание аудитории.

Джейми положила руки на стол и, скрестив пыльцы под подбородком, выразительно посмотрела на своего отца. Она ощущала, как морщится сидящий за её Брэм, да и все остальные одиннадцать человек в аудитории.

У тебя совсем нет манер, Джейми.

Директор, девушки не должны присутствовать на лекциях, девушек вообще не должно быть в нашем университете. Так почему здесь находится Джейми?

Джейми ходит за своим отцом, как собачонка.

Бедняжка Джейми, её мать умерла при родах. Хотел вас спросить, профессор Доминик, как скоро вы планируете выдавать Джейми замуж?

Джейми пролила мне на руку серную кислоту, смотрите, рука прожглась до кости!

Когда отцу Джейми, Энджелу Доминику, предложили место в Болонском университете, тот и не думал терять такой возможности. Джейми такая прерогатива не прельщала. Ей не хотелось уезжать из Валенсии, из их маленького дома, настолько плотно обвитого плющом, что каждый год им приходилось срезать его с окон.

Джейми не хотела расставаться с морем, до которого было рукой подать, не хотелось расставаться с белой галькой, ракушками, глубоким синим морем. Рядом с морем ей становилось спокойнее, тише. Рядом с морем она переставала нервничать. Рядом с морем в голове проносились умиротворенные картины: лица, прекрасные замки, величественные колоны, невероятные водопады. Золотая пыль, всполохами проносящаяся сквозь тьму.

Испания, маленький университет отца, его лекции - вот и всё, чего она хотела для своей жизни. И это у неё было.

Но ей пришлось собирать вещи, садиться на паром и отправляться в новые земли. И начать новую жизнь в Италии, в городе, который казался ей слишком огромным, замыленным, красно-серым.

И всё же, Джейми не забывала: как только паром причалил к берегу, на мгновение в голове промелькнуло: я вернулась вновь.

Джейми не понимала этого. Джейми никогда не была в Италии, и это она знала точно.

- Я хочу вам представить моего коллегу, профессора Оксфорда, прибывшего к нам сегодня прямиком с туманного Альбиона, - возвышенно начал Энджел.

Джейми подавила порыв закатить глаза. Временами её отец проявлял излишнюю высокопарность, которая была не к месту и не ко времени.

- Теперь наша неделя поделена между нами: профессор Смит будет преподавать по понедельникам, средам, и пятницам. Всё остальное время вы будете мучатся.

- Я позволю себе дерзость, и спрошу у вас, профессор, где же сейчас находится профессор Смит, - протянул Брэм. Джейми мысленно взяла на заметку: стащить из шкафа отца пузырек с серной кислотой. А лучше два. - Вы указываете на дверь, но там нет ничего, кроме пустоты.

Джейми вздрогнула. Нет ничего, кроме пустоты. Нет ничего, кроме отсутствия существования конкретного человека.

Иногда её пугали собственные ассоциации.

- Профессор Райан Смит, к вашим услугам, - послышалось из приоткрытой двери. Спустя секунду в аудиторию вошли. - И я тоже позволю себе дерзость: единственная пустота в этом заведении - каждый из вас.

- Впрочем, это вовсе не дерзость, - продолжил Смит. - Это - констатация факта.

- Вы хотели меня о чем-то спросить, синьорина...

Джейми не заметила, как вскочила со скамьи. Она чувствовала, как спину и руки покрывают мурашки, чувствовала неприятный зуд в затылке, чувствовала, как её пожирают глазами.

Буквально слышала их мысли.

Вы знаете, как вульгарно вела себя Джейми, когда увидела нового профессора?

Вы знаете, наконец-то нашелся мужчина, который найдет на Джейми управу.

Вы знаете, Джейми подмешала нам в еду крысиный яд!

Смит поднес руку ко рту и закашлялся, продолжая смотреть на Джейми. Смотреть своими голубыми глазами.

Где-то она видела эти голубые глаза и ей казалось, что где-то она видела Райана Смита.

Райан Смит: прищуренные, уставшие глаза, волосы, тронутые сединой, тонкие, обкусанные губы и глубокая морщина на лбу.

- Это моя дочь, Джессамина Доминик, - сказал Энджел. - Джессамина, ты чего-то хотела?

«В первую очередь, перестань называть меня Джессаминой, папа».

Вот что бывает, когда твоя мать, подбирая имя для девочки, разрывалась между двумя именами: Джессикой и Вельгельминой.

Вот что бывает, когда твоя мать умирает во время родов, и безутешный отец, не зная, какое имя выбрать, просто соединяет два имени.

Джейми считала, что её отцу нужно было запретить придумывать имена.

- Я хотела уйти отсюда. У меня разболелась голова.

Вы знаете, мы ошибались.

Вы знаете, Джейми наплевать на нового профессора, впрочем, как и на всех вокруг.

Вы знаете, у Джейми просто разболелась голова.

Вы знаете, как Джейми ненавидит наши поверхностные мысли, о которых не догадается только идиот?

- Да, Джессамина, конечно, - горячо закивал Энджел. - Тебе дать настойку валерьянки?

- Нет. Я просто лягу спать.

Джейми была на пороги аудитории, когда её окликнул Райан Смит:

- Надеюсь, на моих лекциях у вас не будет болеть голова... Джейми. Иначе вы можете на них не появляться вовсе.

- Я не должна появляться на ваших лекциях из-за головных болей? - не оборачиваясь, спросила Джейми.

- О, мне всё равно на ваши головные боли. Но если вы собираетесь уходить с моих лекций из-за них - можете не приходить на них вовсе. Такие ученики мне не нужны.

Джейми хотелось сказать вульгарную дерзость. Джейми хотелось уверить Райана Смита, что впредь на его лекциях она не появиться. Джейми хотелось сказать Райану Смиту, что его хочется жестоко избить стулом и сбросить в ближайшую реку.

Впервые в жизни Джейми называли учеником. Не «дочка профессора, которая таскается на лекции», не «бедняжка Джейми, у которой нет ласковой матери, которая помогла бы ей стать той, кем она должна быть», не «сумасшедшей девицей».

- Думаю, я смогу разобраться со своей головной болью, - ответила Джейми.

У Джейми не получалось разобраться со своей головной болью. Её головной болью был Райан Смит.

- Скажите, Джейми, слово «йод» происходит от какого слова?

Это был первый вопрос, который ей задал Райан Смит. Первый вопрос, который ей задали в Болонском университете.

- Не знаю. Йодированный?

- Лиловый, - усмехнулся Смит. - Правильный ответ - лиловый.

- Почему не золотой?

Джейми не заметила, как спросила об этом. Сначала Джейми услышала глумливые смешки, и только потом поняла, что именно сказала. Что именно она сказала? При чем здесь было золото?

Смит не засмеялся: только странно посмотрел на Джейми, а Джейми и не думала отводить взгляд. Что скрывал Райан Смит? Почему-то Джейми была уверена, что он что-то скрывал.

- Скажите, Джейми, сколько на данный момент открыто химических элементов?

- Не помню, - честно ответила Джейми, и, впрочем, даже не старалась об этом вспомнить. - Сорок?

Все нужные элементы - их не много.

Все нужные элементы - у неё в голове.

- Пятьдесят пять, дурочка, - прошептал ей Грэм.

Джейми закрыла глаза. В её голове проносились картины: рука Брэма шипела, кожа расползалась на части, не было крови: вся рука - кровь, вся рука - сплошное месиво. Если бы кто-то убрал первый слой обгоревшей кожи, можно было бы рассмотреть кости.

- Скажите, Джейми, какой философ впервые упомянул слово «атомы» в своих трудах?

- Но, профессор Смит, атомы - это миф, - фыркнул кто-то из аудитории. - Джейми не знает о фактах устойчивых, что и говорить о той отрасли химии, которая строится на шатких подозрениях и считается смехотворной.

- Останетесь после занятий, молодой человек, имя которого я не удосужился запомнить, - сказал Смит, глядя на своего ученика с каким-то жалостливым удивлением. - Напомните мне, почему я не в состоянии ваше имя запомнить?

Джейми улыбнулась одним уголком губ, наклонив голову. Это была её любимая часть.

- Потому что я - пустота, которая не имеет значения, - пробормотал ученик. Его услышали все.

- Синьорина Доминик, вы ответите на мой вопрос?

- Нет, - ответила Джейми. - Я не знаю ответа.

И эти ответы ей были не нужны. Всё, что ей требовалось от химии - она знала прекрасно. Знала гораздо лучше, чем все эти напыщенные, глумливые идиоты.

Джейми дотронулась до шеи, несколько раз с силой наклоняя голову, прислушивалась к едва слышному хрусту.

Её это раздражало. Раздражали все вокруг, раздражала вечная паранойя, раздражали голоса в своей голове. Райан Смит раздражал её больше всех.

- Скажите, Джейми, какое сочинение Раймунда Луллийя является его главной работой?

- Скажите, Джейми, какой император был покровителем странствующих алхимиков?

- Скажите, Джейми, что будет, если нагреть желтую кровяную соль с углекислым калием?

- Скажите, Джейми, где вы достали серную кислоту?

В аудитории все молчали, и смотрели на неё. Джейми не сразу поняла, что именно спросил у неё Райан Смит. Все его слова, которые начинались с «Скажите, Джейми...» она автоматически переставала слушать.

«Скажите, Джейми, где вы достали серную кислоту».

- Украла из шкафчика отца, - глядя прямо в глаза Смиту, сказала Джейми.

- Боюсь, я не могу поверить в это, - отозвался Смит. - После того неприятнейшего инцидента с сеньором Луисом, директор лично изъял все пузырьки из его шкафа, внимательно сверяясь со списком.

Джейми об этом не знала. Почему отец не сказал ей об этом?

- Ничего не пропало из его шкафа, Джейми, - продолжил Смит. - Всё, до последней мензурки, было на месте. Только поэтому вашего отца не уволили. Только поэтому у вас остается право посещать этот университет. Я снова вынужден задать вам вопрос, Джейми - откуда вы взяли серную кислоту.

Джейми могла бы украсть серную кислоту из шкафа отца - она знала, где он держит запасной ключ. Она этого не сделала. Она просто хотела, чтобы её перестали называть Джессаминой.

Бедняжка Джессамина, которая таскается на лекции своего отца и не знает ответов на элементарные вопросы.

Бедняжка Джессамина, её память так коротка, что она не может запомнить эти простые сведения.

Джессамина, тебе нечего делать на этих лекциях. Всё равно ты ничего не сможешь понять. Дорогуша Джессамина. Бедняжка Джессамина. Для всех, кто называл её «дорогушей» и «бедняжкой», для всех них Джейми открыла отдельное местечко в аду.

Их адом была она.

Не было никакой серной кислоты, не было никаких химический веществ, да и самой химии тоже не было. Единственный химический элемент, который был задействован - сама Джейми Доминик.

Когда Брэм, в очередной из множества раз, начал нашептывать ей гадости на ухо, когда называл её «бедняжкой Джессаминой», а потом дотронулся до её плеча - Джейми схватила его за руку.

Брэм закричал, пытаясь её отцепить от себя, а Джейми не могла понять, что происходит, не могла разобраться, откуда доносились шипение и запах горелой плоти. Когда она посмотрела на руку Брэма в следующую минуту, то на мгновение прикрыла глаза.

Под внутренней стороной век проносились картины: пейзажи с множеством зелени и дождем, капающим с листвы, маленькая церковь с цветным витражом переплетающихся лилий, голубые глаза. И металлический блеск с неспособностью дышать вперемешку.

Когда директор Болконского университета спросил, что именно Джейми сделала с рукой Брэма, та ответила лишь «серная кислота». И взяла директора за руку, проникновенно смотря ему в глаза. Зачем Джейми это - она всё ещё не понимала.

Как, впрочем, и то, что разбирательства длилось меньше часа. После остался лишь озлобленный Грэм, а Джейми оставили в покое.

Джейми была уверена, что Райан Смит мог знать об этом. Джейми хотелось громко плакать - металлический блеск, неспособность дышать, ощущение, что из неё вырвали кусок её самой - всё это преследовало её и не давало покоя.

- Боюсь, мне придется уйти, профессор Смит. У меня очень сильно болит голова.

- Джейми, если вы не забыли наш первый разговор...

- Я помню. Мне всё равно... Смит.

Джейми вышла из аудитории, громко хлопнув дверью. Это отдалось в её голове.

Джейми не ушла из университета - Джейми не хотела возвращаться домой, Джейми не хотела плакать.

Джейми дождалась наступления вечера, дождалась, когда класс покинет последний студент. Дождалась, когда Райан Смит останется один.

- Профессор Смит, кажется, вы слишком долго...

Джейми остановилась сразу же, увидев Райана Смита: остановилась и на минуту ей показалась, что в этот момент она перестанет дышать. Или громко закричит, зовя на помощь.

На помощь? Кому была нужна помощь? Ей или Райану Смиту? Райану Смиту, который менял свои лица.

Лиц было всего три: два незнакомых ей, да, уверяла себя Джейми, определенно незнакомых. И то лицо, которое она видела каждый день на протяжении последних двух лет. Лицо, которое иногда ей нестерпимо хотелось расцарапать. Лицо, которое она по-прежнему хотела видеть в своей жизни.

- Джейми, что ты здесь делаешь?

Джейми, что. Карие глаза, выступающая скуловая кость, густые брови и полные губы, ассоциация - бесконечное серое.

Ты. Голубые глаза, некая асимметричность во всей внешности, ассоциация - семь лет, глубокое, синие море, каменные дворцы, бесконечные потоки золотой пыли, весь мир.

Здесь делаешь. Райан Смит. Ассоциация - идиот.

Джейми не знала, зачем она сделала то, что сделала - просто схватила его за руку.

Джейми Доминик вспомнила всё, Джейми Доминик схватила какую-то емкость на столе Смита и плеснула ему в лицо.

В лицо Райана Смита, которое стало прежним в тот миг, как Джейми Доминик взяла его за руку.

- Что это было? - разочарованно спросила Джейми. На лице Смита не было повреждений - лучше бы она снова его ударила.

- Мой чай. Мне повезло, что он почти остыл.

- Профессор Смит, - спокойно сказала Джейми.

- Да, синьорина Доминик?

- Умрите.

- Если это поможет вам - я постараюсь.

Джейми села на пол и заплакала. Громко, часто всхлипывая, совершенно не заботясь о том, что в университете ещё остались люди, что её могут услышать и прийти на шум.

Бедняжка Джейми, что с вами случилось?

Бедняжка Джейми, вы оплакиваете свою погибшую мать?

Бедняжка Джейми, вы снова почувствовали, как ножницы вскрывают ваше горло?

- Всё это - моя вина. Всё, что с тобой случается, только моя вина.

Джейми подняла на него заплаканное лицо.

- Где ты был, когда мне исполнилось шестнадцать? Где же ты был?

- Я надеялся, что если касания не произойдет в день твоего шестнадцатилетия, то что-нибудь измениться. Что я смогу найти тебя, и сделать то, что хотел сделать с нашей первой встречи: подарить тебе нормальную жизнь, где ты будешь счастлива. Просто следить за тобой, просто делать так, чтобы ты никогда не пострадала, Смит замолчал ненадолго, и продолжил надломленным голосом. - Тогда, сто лет назад... я сразу почувствовал, что с тобой сделали. А когда прибежал к тебе домой - было уже поздно. Я распылил тебя в тот же момент, как увидел. Перед твоей матерью, перед остальными людьми, которые стояли над твоим телом. В тот момент, когда меня хотели схватить, я распался.

Смит медленно встал из-за стола.

- В прошлой жизни мне было проще находиться рядом с тобой. Той церкви нужен был священник, и мне пришлось сделать внушение только трём людям. В этой было сложнее. Ты знаешь, что в первый день я перепутал твоего отца с директором Болконского университета и не мог понять, почему он по-прежнему не хочет принимать меня на работу?

- Просто ты идиот, это нормально, - рассеяно ответила Джейми.

- А ещё твой юмор гораздо лучше моего.

- А ещё я умнее тебя.

- Правда? На моих уроках этого не было особенно заметно.

Джейми не успела возмутиться, не успела ничего сказать: Смит сел рядом с ней, Смит прикоснулся к её плечу и просто не двигался. Джейми обняла его первая, и сдавила его шею так сильно, что могла бы перекрыть доступ к кислороду.

Она хотела, чтобы на мгновение Смит перестал дышать. Хотела, чтобы он понял, какого ей было эти два года. Хотела кое-что узнать.

- Ты знаешь, что чувствуют спутники?

- Нет. Но теперь я вижу твой цвет.

Джейми нахмурилась.

- Цвет?

- Винсент, он... рассказывал мне об этом, - начал Смит. - О том, что мы видим, как вокруг живых существ вращается пыль. Их жизненная энергия, или аура. И эту ауру мы видим на более высоком уровне, чем может видеть кто бы то ни было. Мы видим каждую её частицу - и теряем способность видеть цвета, кроме золотого, кроме того цвета, из которого состоим мы сами. Таким образом у нас есть способность менять эту пыль, манипулировать сознанием, делать так, как хотим того мы. Но иногда, у нас появляется возможность увидеть цвет. Настоящий цвет, которым обладает человек. И сейчас я могу сказать с уверенностью: этот цвет - самое прекрасное, что я видел в своей жизни. Этот цвет - ты.

- Так, что же? Какого я цвета?

- Не стоит тебе знать об этом сейчас, - просто ответил Смит.

Они встали с пола, отряхиваясь и не в силах больше произнести ни слова. Но им нужно было поговорить, нужно было разобраться.

Почему это происходило, почему она умирала каждую новую жизнь? У Джейми не было теорий. Была ли она у Смита?

Они вышли из Болконского университета, и даже не сразу заметили, что шел сильный, проливной дождь. Когда Джейми поняла это - было уже поздно спасать одежду или здравый смысл.

Она взяла Смита за руку и замерла. Ей не хотелось двигаться, ей отчаянно хотелось, чтобы время замерло на этом моменте.

Темная ночь, яркие звезды, едва заметный блеск мокрого асфальта - Джейми запоминала это. Джейми хотелось, чтобы это воспоминание не было последним.

- Я была на факультете искусства и религии, - Джейми не поздоровалась: просто сложила на стол кипу книг и заметок. - Запасайся терпением, Смит, сегодня мы будем очень много читать.

- Что это? - с интересом спросил Смит.

- Всё, что я смогла найти о нефилимах, - криво улыбнулась Джейми. - Нефилимы в мифологии, нефилимы в религии. Нужно выцепить основные детали, которые можно было бы применить к тебе. Ко мне. Нужно разобраться, почему я умираю. Ответы должны быть.


Нефилимы - Исполины - Наблюдатели: отвергнутые церковью, богом. Падшие ангелы.

- Смотри, здесь написано, что слово «нефилим» можно трактовать как «заставляющие других пасть», - Джейми подвинула к Смиту одну из книг. - Но зачем им это?

- Я могу догадываться, - уклончиво ответил Смит.

- Я могу написать формулу синильной кислоты на этой доске, сделать его из подручных материалов и запихать тебе в горло, - разозлилась Джейми. - И это - вовсе не догадки.

- Ты знаешь формулу синильной кислоты? - опешил Смит.

- Не уходи от темы! Почему мне кажется, что именно то, о чем ты не хочешь говорить мне, является самым важным? Что тогда, я смогу понять чуть больше, чем понимаю сейчас.

- То, что я тебе не говорю, просто миф. И этот миф может ввести тебя в заблуждение, - беспомощно ответил Смит. - Джейми, пойми, все теории Винсента относительно того, что мы падшие ангелы, нефилимы - только теории.

- Сделай одолжение, свяжись с Винсентом, - пробормотала Джейми, снова погружаясь в чтение. - Пусть он и Ребекка приедут как можно скорее.

Смотрите, Джейми так сильно увлечена.

Смотрите, Джейми постоянно что-то читает и записывает.

Смотрите, в Джейми проснулся интерес к этому миру?

Смотрите, Джейми думает, что мы идиоты, и интерес у неё - лишь к сохранению своей жизни.

Происхождение нефилимов всегда начиналось с одного - с истории падших ангелов.

В одной истории говорилось, что один из ангелов высшего звания, Шемхазай, принудил провинившихся ангелов спуститься на землю для опеки людей. Когда ангелы вернулись на небеса, то совсем скоро поняли, что тоскуют по человеческим женщинам. Они вновь пришли на землю, обучили магии, стали их мужьями. Так и появились нефилимы. Разумеется, это не обошлось без последствий. Шемхазай, узнав о том, что совершили его подопечные, и в гневе наслал проклятье на всех сынов ангелов.

- Сынов ангелов, - повторила Джейми. - Только сынов. Почему?

- По легендам, от нефилима не могли рождаться дочери, - ответил Смит. - Так что, всё логично.

- А проклятье? Ты знаешь о проклятье, которое наслал на них Шемхазай?

- Конечно. Но оно... очень неточное.

- Знаешь что? - Джейми резко встала. - Я устала. Больше пяти месяцев я ищу какие-то отрывки и факты, я пытаюсь понять, что происходит. Но ты совсем не хочешь мне помогать. И пока не захочешь, можешь даже не пытаться со мной заговорить!

- Отлично, я даже не буду пытаться, - разозлился Смит.

- Отлично!

- Отлично!

- Ведешь себя, как ребёнок!

- А ты - и есть ребёнок!

- Но детское поведение - только у одного из нас!

- Ах, так?

- Да, именно так!

- Всего хорошего, синьорина Доминик.

- Всего нехорошего, профессор Смит.

Джейми ушла, громко хлопнув дверью. Джейми не разговаривала со Смитом месяц, а тот даже не пытался сделать каких-то шагов к примирению. Джейми практически не спала, нервничала всё больше, а книги и заметки по мифологии становились всё больше с каждым новым днём.

Джейми смотрела на Смита уставшим, больным взглядом, тот был её отражением, но это ничего не меняло. И Джейми, хотя признаваться самое себе ей было стыдно, даже была рада этому.

Ретт Шварцшильд был её единственным пристанищем и кусочком рассудка в бесконечной пучине безумия.

Десмонд Льюис был тем, кто показал ей весь мир, дал ощущение, что её семья стала больше.

Райан Смит был не самым приятным человеком, слишком заносчивым, а подчас и истеричным. С ним хотелось общаться как можно меньше.

Но видеть его - было самым важным на свете. Знать, что с ним хорошо, и что он жив.

Знаете, профессор Смит, Джейми хотела бы задать вам вопрос.

«Что чувствуют спутники?».

Всё изменилось в тот день, когда умер директор Болконского университета. Всё изменилось в тот день, который начался, как обычно. Обычно для всех, обычно и для директора.

Тот просто пришел на свою работу, причем на несколько часов раньше, чем остальные. Хотел разобраться со своими делами, улыбался, просил принести ему чаю: заливалась слезами его ассистентка. А потом - схватился за сердце и умер.

Подготовка к похоронам прошла для Джейми в каком-то эфемерном забытие.

Вы знаете, Джейми очень расстроил факт смерти нашего достопочтенного директора, это кажется невероятным.

Вы знаете, Джейми не могла перестать плакать за день до его похорон.

Вы знаете, Джейми забыла, какого это - когда умирают другие люди. Когда умирает не она сама.

Когда отпевания и молитвы были завершены, Джейми подошла к Брэму и какое-то время они стояли рядом, просто смотря на свежую могилу. Свежую могилу отца Брэма.

- Мне очень жаль, - сказала Джейми. - За то, что сделала с твоей рукой. Я этого не хотела.

- Всегда хотел задать тебе вопрос - почему не Джесси? Или Мина? - сухо спросил Брэм. - Это было бы логичнее.

- Когда я учила алфавит, то часто выписывала свое имя, стараясь не отрывать перо от листа, - ответила Джейми. - И первое время у меня не получалось полностью написать своё имя, или я писала его неправильно. Всегда выходило что-то странное, но чаще всего получалось «Дже-ми». А потом наша служанка, рассматривая мои каракули, назвала меня Джейми. И продолжала меня так называть, потому что так было короче, и можно было быстрее меня отругать. Отец проводил со мной мало времени, и на протяжении десяти лет меня называли Джейми. Я привыкла, и больше другого имени не воспринимала.

- Тебя, наверное, часто ругали.

- Да. Я никогда не умела слушаться, и из-за этого создавала много проблем.

- Спасибо, Джейми.

- За что?

- За то, что не сказала мне, каким прекрасным человеком был мой отец, и как тебе его будет не хватать.

- Не надо так говорить, Брэм. Я оплакивала твоего отца. Хватит с него.

- Теперь - определенно.

Брэм не застал нового директора - на следующий день после похорон он перевелся в другой университет. Уехал в другую страну.

Новый директор собрал всех, кто имел непосредственное отношение к университету, в одном из лекционных кабинетов. Он говорил, что так всем будет комфортнее, что официальная обстановка вовсе не к чему, особенно в такое трагичное для всех время.

Вы знаете, новый директор прекрасно вписывается в наше учреждение.

Вы знаете, у нового директора чудесная сестра: кроткая, тихая, и у неё такая ласковая, понимающая улыбка.

Вы знаете, в конечном итоге, перемены - это к лучшему.

Вы знаете, что настоящее имя нового директора - Винсент Эйвери? Вы знаете, Джейми знает его уже третье столетие?

Конечно, вы не знаете ровным счетом ничего.


Джейми Доминик. Часть 2


Вы знаете, Джейми снова начала посещать лекции профессора Смита.

Вы знаете, профессор Смит по-прежнему раздражает Джейми, а он сам просто устал от её вечного присутствия.

Вы знаете, Джейми устала от вечных недомолвок, недоговорок, от того, что от неё утаивают важную информацию, вы знаете, Джейми устала от лица Райана Смита.

- Джессамина, тебе нужно просыпаться, - послышался над ней полный сострадания голос.

Джейми вздрогнула, едва не подпрыгнув над столом и не разбросав кипы книг и исписанных листов. Сегодня она не ходила на лекции: с самого утра она пошла в отдельный корпус Болконского университета, который был отведен под библиотеку.

Ей нужно было узнать о нефилимах больше, и даже не столько о нефилимах, сколько о проклятии, возложенном на них. Джейми казалось, что тогда всё станет немного понятнее. Джейми казалось, что тогда она не сойдёт с ума.

Маленькой девочке из психиатрической клиники (теперь Джейми знала, как называлось то бесконечное серое, в котором она провела одну из своих жизней) было всё равно, во что верить - лишь бы эта вера приносила хоть что-то хорошее в жизнь. Романтичная Аврора Андерсен, которой читали сказки о принцессах и феях, которая была подхвачена пылью всю свою жизнь - она не сильно вдавалась в подробности. Пыталась что-то узнать, разобраться - но быстро обо всём забыла, и не хотела задумываться о чём-то плохом.

- Доброе утро, - ляпнула Джейми.

Винсент тихо засмеялся, поставив перед ней кружку с зеленым чаем.

- Пей, - сказал он. - Дома будешь спать спокойнее.

- Ты убил нашего прежнего директора?

Какое-то время они просто смотрели друг на друга, не отрывая взгляда. В глазах Винсента плескалась самая настоящая растерянность вперемешку с непониманием, и Джейми сразу же махнула рукой. Ей было стыдно - но извиниться, как должно, у неё не было сил.

- Ты в порядке? - спросил Винсент, когда понял, что объяснением или ответом его не удостоят. - С тобой точно всё хорошо?

- Я только что предположила, что ты убил нашего прежнего директора, - сухо откликнулась Джейми. - Как думаешь, со мной всё хорошо?

- Нет, я так не думаю, - осторожно сказал Винсент, присаживаясь рядом. - Джейми, буду с тобой откровенным, мне, в отличие от... как же его зовут теперь, Господи?

- Райан Смит.

- К этому можно привыкнуть, - хмыкнув, сказал Винсент. - Так вот. Мне, в отличие от Смита, сила необходима. Но, даже не смотря на то, что у меня есть истинный, её всё равно ничтожно мало, если не поглощать жизненную энергию других людей. Я делаю это. Да, я делаю это с людьми, потерянными для жизни, или с такими, о которых тебе бы лучше не знать, но факта это не отменяет. Но, во имя Всевышнего, зачем мне понадобилось бы убивать вашего прежнего директора?

- Я просто... я думала, что вам с Ребеккой так было бы удобнее, - помявшись, сказала Джейми. - Тебе всегда необходимо что-то, где ты имеешь значение, где тебе бы внимали.

- Первый раз слышу, чтобы об этой моей черте говорили настолько спокойно, - восторженным голосом сказал Винсент.

Джейми тоскливо вздохнула, пытаясь подобрать слова так, чтобы не задеть Винсента, но и чтобы не показаться черствой - тоже.

- Винсент, тут вот в чем дело... мне всё равно, что ты делаешь, когда ты не рядом, и мне также всё равно, что ты делаешь с другими людьми. Мне и будет всё равно ровно до тех пор, пока ты не трогаешь тех, кого я считаю дорогими людьми, - сдавшись, прямо объяснила Джейми. - И ничего с этим не поделаешь.

- Твоя точка зрения мне более чем ясна, - ответил Винсента, и лицо его на мгновение застыло. - Но я хочу вернуться к нашему прежнему разговору. Ты действительно думала, что я убил директора, потому что мне приглянулось его место? Во-первых, мне совсем не обязательно было занимать именно его место, я мог бы смог найти занятие по душе, поверь мне. Во-вторых - даже если бы и захотел, я бы воспользовался внушением, а точно не убийством.

Джейми только рассеянно кивнула.

- Почему ты вообще подумала о таком? - с явным непониманием спросил Винсент.

Джейми, уткнувшись в ладони, тихо заплакала. Когда она прекратила часто всхлипывать и немного успокоилась, Винсент осторожно погладил её по голове. Это послужило очередным толчком - Джейми была уверена, что скоро затопит слезами всё вокруг.

- Джейми, пожалуйста, расскажи, что с тобой происходит, - в голосе Винсента послышались умоляющие нотки, и это было настолько непривычно, что Джейми рассказала ему всё.

Рассказала, что с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать, в её голове не затихают голоса. Они всё время шепчут, всё время говорят, и они - часть других людей, они - их настоящие мысли, которые они думают о ней, или о ком-то другом.

Рассказала, что теперь без надобности старается человека даже не касаться, потому что не знала, что случится: внушение или ожог.

Рассказала, что ей постоянно хочется плакать - потому что она только сейчас начала осознавать, что происходит. Что она не умерла, как должна была - тогда, от падения. И что всё происходящее больше не кажется сном, что оно реально. И ей так хочется разобраться, что это. Ей так хочется понять, кто они такие на самом деле, и почему это происходит - именно с ними.

- Как вы справляетесь с этим? - не в силах прекратить плакать, спросила Джейми. - Как вы просто живете с осознанием, что можете быть бессмертными?

Винсент мягко взял её за плечи и встряхнул, заставив поднять её голову и посмотреть в глаза.

- А мы уже думали, что этого никогда не произойдет, - со смешком сказал Винсент, и притянул её к себе, баюкая, как ребёнка.

- Чего не произойдёт, - спросила Джейми, безуспешно пытаясь справиться с очередным комом в горле. - Моих слёз? Ты же знаешь, я могу по любому поводу расплакаться.

- Уж это я знаю прекрасно. Нет, я говорил об осознании, - Винсент немного помолчал, прежде чем продолжить. - Мы все через него проходили. У меня это произошло, когда мне исполнилось сорок, и я понял, что не старею. У Ребекки - ещё в тридцать. У Смита в какой-то момент произошло пять перевоплощений в короткий промежуток, и это его сильно подкосило. А у тебя здесь, выходит, позднее осознание.

- Позднее? Мне кажется, оно как раз к месту.

- Нет, тут ты ошибаешься, - покачал головой Винсент. - Когда ты узнала, мы ждали твою истерику максимум через месяц. Потом, когда ты стала Авророй...

- Вы все ходили вокруг меня на цыпочках, думая, что я не замечаю этого, - сказала Джейми, расплакавшись ещё сильнее. - И я не могла понять, почему. То есть, вы примерно вот этого ждали, да?

- Конечно, мы ждали этого, и это абсолютно нормально, Джейми. Мы ждали твоих вопросов, ждали, что ты попытаешься со всем разобраться. В итоге мы подумали, что тебя просто захватил твой проводник, и ты слишком увлечена, чтобы обращать на что-то внимание. А когда прошли те пять лет, мы и вовсе решили, что такой ситуации не будет.

Джейми только кивнула, опираясь руками на стол, опуская голову. С этим нужно было разбираться. Нужно было разобраться, почему это с ней происходит. Нужно было разобраться, почему она умирала.

- Когда я спрашивала, не ты ли убил нашего директора, у меня было ещё одно предположение. Помимо тех, о которых думал ты.

Винсент молчал, и Джейми слышала судорожный скрип: Винсент явно пытался понять, о чём она говорила.

- Ты не веришь в несчастные случаи, да?

Винсент всё понял. Разумеется, но всё понял.

- Я верю в несчастные случаи. Но не в те, которые повторяются регулярно, и не в те, которым сопутствует смерть.

- Джейми, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.

Джейми снова посмотрела на Винсента, и ей сразу же захотелось извиниться, настолько потерянным, беззащитным выглядело его лицо. Он пытался что-то сказать, но каждый раз обрывался на полуслове, пытаясь начать говорить как-то иначе. У него не получалось.

- Прости, - тихо сказала Джейми. - Прости меня. Мне сложно осознавать, что каждый раз я умирала лишь из-за своей глупости. Я теперь вот до чего я дошла - пытаюсь обвинить в этом тебя, весь свет. Кого угодно, кроме себя самой.

Бедняжка Джейми, с тобой столько всего произошло.

Бедняжка Джейми, почему ты по-прежнему такая непробиваемая, по-прежнему не хочешь включить свою умненькую головку и понять, что это происходит с тобой.

Бедняжка Джейми, почему ты не видишь в этом смысла?

- Винсент, это слишком жестоко.

- Ты слышала, о чём я думал? - опешил Винсент.

- Не совсем. То есть, я бы не назвала это чтением мыслей в полной его мере. Просто в какой-то момент я понимаю, что чувствуют люди по отношению ко мне, а потом это преобразовывается в нужные слова.

- Даже если и так, клянусь тебе, я не думал о тебе ничего плохого.

- Я знаю. Но ты чувствуешь настолько сильную жалость, что мне мерзко.

Джейми пододвинула к себе книги, свои небольшие заметки, потертые пергаменты. Джейми отнесла их на место, после чего, хорошо вытерев слёзы, села напротив Винсента и сказала:

- Ты не можешь рассказать мне об истинных спутниках, я знаю, - вздохнула она. - Но Смит упомянул о каком-то проклятье, а разговорить я его не смогла.

Винсент, закинув голову, засмеялся:

- И ты считаешь, что сможешь разговорить меня?

- Прекрати, Винсент. По шкале от одного до Райана Смита, я более чем уверена, что из тебя можно что-то вытянуть.

Винсент протяжно вздохнул, кивнув.

- Ладно, - сказал он. - Ладно. Если Смит не в состоянии побороть свои рефлексии, и не в состоянии понять, что тебе нужна помощь, то я тебе помогу. Но надеюсь, ты понимаешь, что я лезу не в своё дело. А я этого очень не люблю.

- За всё время, я нашла много информации о том, кто зовет себя нефилимами, - проигнорировала его Джейми. - Они отвергнуты богом, церковью. Они те, кто пали или те, кто заставляет падать других. Но пали они из-за ошибок своих родителей, и теперь должны вечность быть проклятыми. Так почему я не могу ничего найти об этом проклятии? Что именно является проклятьем нефилимов?

- И мы снова возвращаемся к спутникам, - вздохнул Винсент. - Не смотри на меня так удивленно. Пойми уже - дело всегда в спутниках. В тебе, или в моей сестре, или в других, если они существуют.

- Расскажи мне, - потребовала Джейми. - Что случилось после того, как ангелы пришли на землю, что случилось после того, как Шемхазай узнал об этом, наслал проклятье на их детей. Что было после?

И Винсент рассказал ей.

Не смотря на превосходство над другими ангелами, Шемхазай мало что мог сделать их детям. Они не могли подняться на небеса, но на земле оставались бессмертными. И тогда он подумал: что есть бессмертие, если ты зависишь от другого? Ведь нефилимы не дети земли, а значит, и на самой земле им делать нечего.

И Шемхазай сказал: за ошибки природы нужно платить. И нефилимы будут расплачиваться другими, невиновными, теми, кто их окружает. Несмотря на своё бессмертие, могущества они никогда не познают: они познают ненависть от своей природы и полную беспомощность.

Если нефилимы хотят сохранить свой рассудок, если хотят видеть своё лицо, они должны найти того, кто их будет удерживать. А удерживать их могут только дети человеческие. И детей человеческих они обязаны привязывать к себе, делать из них, почти себе подобных, связывать себя с ними сущностью своей, золотом мельчайшим.

И будет продолжаться это всю их жизнь, а в смерти они покоя познать не смогут.

- Такова была воля Шемхазая, - закончил Винсент. - И его пророчество исполнилось бы.

- Но оно исполнилось, - потрясенно сказала Джейми, дернувшись. Её словно сковали льдом. - Всё, о чем ты говоришь, происходит сейчас.

- Нет, Джейми, это не совсем так, - с жалостью сказал Винсент. - Если бы его пророчество исполнилось, ты бы здесь не сидела. Почему твоя жизнь не закончилась в тот момент, когда ты выпала из того окна? Шемхазай ясно сказал: и детей человеческих они обязаны привязывать к себе, делать из них, почти себе подобных, связывать себя с ними сущностью своей, золотом мельчайшим. Шемхазай хотел, чтобы они ненавидели свою природу. В пророчестве не говорится об одном человеке, потому что Шемхазаю это было ненужно, ведь он хотел, чтобы нефилимы купались в обреченных жизнях обычных людей.

- Но я здесь, - повторила Джейми, посмотрев на свои руки. - Так что изменилось? Шемхазай просчитался в чем-то?

- В своём брате, Азаиле. Видишь ли, Азаил был повинен во втором пришествии ангелов на землю. Когда ангелы захотели вернуться к смертным, они пошли именно к нему, и, сжалившись, Азаил отпустил их. Узнав о проклятье, которое наслал брат на детей ангелов, Азаил стало снедать чувство вины, но проклятье он был изменить не в силах. Зато в его силах было наслать ещё одно проклятье, или, как посчитал он, благословение.

Винсент замолчал и, встав со стула, подал ей руку.

- Тебе пора домой, - сказал он.

- Подожди, нет! - воскликнула Джейми. - Какое проклятье, какое благословение? Да, ты рассказал многое, но при этом решил утаить самое важное?

- А это уже не в моих силах, - честно ответил Винсент. - Об этом тебе должен рассказать только Смит.

Хорошо, Винсент. Отлично, Винсент. Ты не хотел бы поговорить о Смите, Винсент? О Райане Смите, с которым вовсе не так легко, как с Реттом Шварцшильдом, и уж тем более - с Десмондом Льюисом.

Ты не хочешь поговорить о том, как с ним сложно, сложно до зубного скрежета?

Ты не хочешь поговорить, что его бичевание стало гораздо сильнее, он говорит всё меньше, и сам он - сгусток сплошных колких слов и въедливых замечаний?

Ты не хочешь поговорить о том, что я этого не понимаю, не хочешь поговорить о том, что мне было бы интересно узнать, как долго это будет продолжаться?

Ты не хочешь, Винсент?

Джейми не спросила его об этом. Может быть, Винсент бы и смог ей объяснить, но со своими бедами ей было проще пойти к Ребекке. Ребекка тоже могла объяснить. Может быть, это получалось у неё не так хорошо, как у Винсента, но так было спокойнее.

Джейми подошла к Ребекке на следующий день, улизнув с занятий Смита. Ребекка выслушала её, и, поняв, чего от неё хотят, вздохнула точно так же, как и её брат. Она тоже считала, что некоторые вещи ей должен был рассказать исключительно Смит. Но отталкивать её она не стала. Вместо этого она пошла с Джейми на пустой этаж и там, аккуратно сев на один из подоконников, преломляясь в солнечном свете, спросила, что именно она хочет знать.

- Я здесь, цветочек, - тепло улыбнулась Ребекка. - И я внимательно тебя слушаю.

Можешь сказать мне вот что: то, что происходит - это последствия того, кем я стала, или это - я сама?

Ребекка, несколько раз моргнув, громко засмеялась, и Джейми машинально на неё шикнула.

- Прости, цветочек, - весело сказала Ребекка. - Но сейчас ты мне так напомнила... как он называет себя теперь? Всё время путаюсь в его именах.

- Райан.

- Точно, ты мне напомнила Райана. Точнее, одну его ипостась, ты её не застала. Тоже был таким же мелодраматичным, зацикленным на себе и любил говорить странные вещи.

Джейми удивлённо на неё посмотрела, и Ребекка примирительно махнула рукой.

- Прости, - снова сказала она. - Твоё осознание себя случилось слишком поздно, и если тогда я знала, что сказать, то теперь не имею представления. Выходит, тебе не нравится, что Смит так зациклен на себе?

- Он не зациклен на себе, - устало ответила Джейми. - Напротив - он слишком зациклен на том, что чувствуют другие. Отсюда все вытекающие проблемы.

- Тебе с ним сложно? - прищурилась Ребекка.

- Да, - призналась Джейми. - Иногда мне так сильно хочется избить его столом, стулом или дверью, что руки гореть начинают. Но... в конечном итоге, всё это не так уж и важно.

- Почему ты не считаешь свою ненависть важной?

Джейми удивленно рассматривала Ребекку. Она то должна была понимать, что это - вовсе не ненависть. На мгновение ей показалось, что Ребекка начнет её о чем-то расспрашивать. Но она этого не сделала.

- Джейми, сделай одолжение, спрашивай, но так, чтобы понимала не только ты. Если это будет в моих силах, я объясню.

- Хорошо, - глубоко вздохнула Джейми. - В двух прошлых жизнях всё шло трещинами, левитировало или разбивалось. Я сейчас говорю о предметах. В этой - проблем прибавилось. Появилось кое-что ещё - моя незаметность. Это сложно объяснить, но я просто... хочу того, чтобы меня не трогали, не замечали, и это происходит. Я бы не обращала на это внимание, если бы не одно происшествие: я была в своей комнате, и больше всего на свете хотела спать, как внезапно услышала шаги своего отца. И я понимала, что нам придется говорить, я понимала, что мне придется объяснить своё странное поведение.

- И когда он зашел в твою комнату, то просто постоял немного, а потом вышел?

Джейми кивнула.

- Ты уже сталкивалась с таким?

- Не совсем, - ответила Ребекка. - Винсент говорит, что с разными спутниками происходит по-разному. Я попробую объяснить: у каждого спутника есть своё умение. И оно осязаемое или влияющее на других. Но до тех пор, пока спутник не раскроет своего умения, он будет разрушителен для себя и для других. Вот ты, например, ломаешь вещи, которые находятся вокруг тебя, и не можешь контролировать свой проводник. У тебя есть ещё какие-то проблемы?

- Моя память считается проблемой? - подумав, спросила Джейми.

- Возможно. Как много ты забываешь?

- Нет, не забываю наоборот. У меня и раньше была очень хорошая память, но сейчас... я не знаю, как объяснить это. Я помню, как считала трещины на стенах, когда мне было три года. Я помню, как лицо отца покрывалось морщинами. Я помню шум водопада, который слышала, когда меня везли в ту клинику. Моя голова, она... разрывается. Мне сложно жить с этим.

- Это пройдёт, - ответила Ребекка. - В следующей жизни, или когда ты найдёшь своё умение. Но, скорее всего, исключительно во втором случае.

- Будем надеяться, - усмехнулась Джейми. - А что на счет моей незаметности? Как я это делаю?

Ребекка снова засмеялась. Джейми подавила в себе все порывы: заскрипеть зубами, опрокинуть стул, истерически закричать или просто разреветься. Последнее время такая реакция не безобидные вещи проявлялась всё чаще, и это слишком выматывало.

- Я не верю, - отсмеиваясь, сказала Ребекка. - Не верю, что он не сказал тебе!

- Тогда скажи мне ты! - всё же закричала Джейми.

Ребекка сразу прекратила смеяться и, вроде бы, снова пробормотала извинение. Джейми могла ошибаться: то, что она сказала, было очень тихим.

- Видишь ли, цветочек, это делаешь не ты. Всё это делает он.

Джейми открыла рот: Джейми напоминала выброшенную на берег рыбу. Джейми не знала, что ей нужно было говорить.

- Мы с ним в соре, - наконец ответила Джейми. - Уже продолжительное количество времени. Настолько продолжительное, что уже идёт второй год. Мы здороваемся сквозь зубы, не хотим друг друга видеть, иногда спрашиваем, всё ли в порядке. Так каким образом он делает так, чтобы меня не было заметно, если мы практически не бываем вместе?

- Дело не в твоей незаметности, - покачала головой Ребекка. - Дело в защите. Они могут защищать спутника, и делать это неосознанно, сами того не понимая. Это делают не столько они, сколько их пыль. Ты хочешь стать незаметнее, или чтобы тебя не трогали - так ты чувствуешь себя в безопасности. Безопасность спутника - их первостепенная задача. И пыль, не твоя собственная, а именно их пыль пытается тебя защитить. Защитить в той степени, в которой это нужно тебе.

- Видимо, даже всемогущая пыль даёт осечки. А иначе как объяснить то, что я умираю уже второе столетие?

- Джейми, но пыль вовсе не всемогуща! Пыль - это то, из чего состоим мы и они. А они, поверь мне, могут сделать что-то без своего спутника ничтожно мало. Да, такие, как мы, не можем умереть, потому что перерождаемся, но разве это жизнь? Помимо лица, меняемся мы сами. Наши привычки, мировоззрение, характер. Райан Смит, Ретт Шварцшильд, они - абсолютно разные люди. Сколько они прожили? Сто лет? Меньше? Ты и представить себе не можешь, насколько был слаб каждый из них. Насколько Райан Смит слаб сейчас. Разумеется, в полной мере он не может тебя защитить.

- Пожалуй, теперь моя очередь задать вопрос, - неожиданно сказала Ребекка. - Я хочу поговорить о твоей смерти.

- О какой именно? - устало спросила Джейми.

- Обо всех. Мне правда интересно, Джейми, мне интересно, почему ты ни разу не думала о причине своих смертей, мне интересно, почему ты не рассказала о них Райану, не попыталась разузнать что-то. Или тебя так захватила вся эта ангельская история, что ты совсем забыла о себе? Расскажи мне, Джейми.

Поведение Ребекки, её слова, её вид сразу же напомнили Джейми их последний разговор в лечебнице. Тогда она тоже говорила быстро и лихорадочно, тогда она тоже смотрела со злостью и обидой. Джейми не понимала причин таких вспышек, да и не хотела вдаваться в подробности. Джейми просто ответила на её вопрос.

- Ох, - сказала Ребекка, качая головой и поднимаясь, подходя к Джейми. Она аккуратно разгладила её волосы, дотронулась до щеки, смотря в её лицо с каким-то растерянным, беззащитным видом. - Я тебя поняла, цветочек.

В какой-то момент, потерявшись в вопросах, бесконечной путанице, сломанных предметов и своей голове - в частности, в какой-то момент Джейми решила, что так больше продолжаться не может.

Ей нужно было сказать Смиту кое-что важное, и ей было нужно, чтобы он её выслушал. Поговорить со Смитом было не проблемой - его всегда можно было подкараулить в кабинете, когда он был там совершенно один.

А вот разговорить его - было всё ещё задачей по шкале от одного до Райана Смита.

- Ты можешь понять, что так не может продолжаться всю жизнь? - наконец спросила Джейми, не дождавшись реакции. - Я так не смогу, и ты - тоже.

- Я искренне уверен, что у нас всё отлично.

- Можешь назвать причину, дающую тебе эту уверенность? - опешила Джейми, расслабляя пальцы.

- К нерадивым ученикам у преподавателей всегда такое отношения.

Джейми быстро отпустила его, поднеся ладонь ко рту. Она даже и не предполагала, что такое душевное состояние может быть у людей. Она даже не знала, что можно чувствовать себя настолько плохо. До двери она добежать не успела - Смит схватил её за предплечье и закрыл дверь.

В глазах его читалось потрясение.

- Джейми, ты не так меня поняла! Я не говорил о твоём проводнике, или о том, как ты справляешься, или...

- О том, как я справляюсь? - переспросила Джейми. - Да что ты знаешь о том, как я справляюсь? Каждый раз, когда мне плохо, больно или одиноко, со мной всегда Винсент или Ребекка. Это они мне помогают, это они объясняют мне всё происходящее, они меня успокаивают. Но тебя никогда рядом нет.

Джейми снова расплакалась, и поймала себя на мысли, что слишком часто плачет. Это была неплохая жизнь, и всё текло своим чередом - но её тошнило от собственных слёз.

- Я понимаю, - сказала Джейми, не в состоянии остановиться. - Я понимаю, что у тебя вечное состояние самобичевания, я понимаю, что с твоим складом характера тебе большую часть времени плохо. Но почему ты не идешь ко мне? Почему, когда у тебя какие-то сомнения, ты не идешь ко мне? Мы бы поговорили. Я бы помогла. Мы бы...

Смит, державший её за предплечье, притянул её к себе и крепко обнял.

Плакать на плече Смита оказалось совсем не так, как на плече Винсента или Ребекки. Они всеми силами пытались её успокоить, а оттого истерики становились всё сильнее. Смит ничего не говорил. Он просто обнимал её одной рукой, другой предусмотрительно придерживая дверь. Да и даже если бы он говорил что-то - это не имело бы значения. Всё снова становилось спокойно. Всё снова стало устойчивым, правильным.

- Кажется, у тебя слишком позднее осознание.

- Долго же до тебя доходило.

- С учетом некоторых особенностей моего характера в этом воплощении, момент не самый удачный, - Джейми почувствовала, как Смит улыбнулся.

- Всё хорошо, - горячо зашептала Джейми. - Всё хорошо, ты в ни в чем не виноват. Помнишь? С тобой всё будет хорошо, с нами будет всё хорошо.

Джейми отошла от него, вытирая слезы. У неё было ощущение, что плакать она не будет ещё очень долго.

Попрощавшись со Смитом, Джейми пошла за своим отцом. Его нужно было вытащить из кабинета и вернуть домой, иначе они бы рисковали остаться в университете до самого утра.

Она остановилась посередине коридора, резко обернувшись. С того самого момента, как она покинула Смита, её преследовало странное чувство: словно за ней кто-то шёл, кто-то следил.

За её спиной было слишком темно - возможности разглядеть что-то получше не представлялось. Джейми прищурилась, пытаясь понять, как можно было справиться с паранойей. Идти в темноту ей совершенно не хотелось.

Она зажмурилась, представляя свою руну.

- Наутиз.

Когда она открыла глаза, руна материализовалась прямо перед её глазами. Она светилась, плавая перед её носом, постепенно увеличиваясь в размерах. Джейми улыбнулась, чувствуя себя ребёнком. Магия была такой прекрасной вещью. Она подняла руку, осторожно дотронувшись до руны.

Световая вспышка и громкий звук погрузили её в темноту.


Есть дверь. Часть 3


Блисс, закрыв за собой дверь, повесила третий ключ себе на пояс. Как и в прошлый раз, первым делом она посмотрела на небо. Цвет его изменился: стал персиковым, с небольшими светящимися прожилками, которые проступали сквозь огромные дождевые облака.

- Определенно, нам стоит ждать дождя, - сказала Блисс.

- Дождя из пуль, - ответила девушка. - Так что найди зонт. И береги голову.

Блисс прошла несколько метров вперёд и, поскользнувшись, проехалась ещё дальше, едва не упав. Посмотрев под ноги, она обнаружила, что больше не стоит на земле. Всё вокруг залила огромная красная река.

- Это похоже на цветные чернила, - бодро сказала Блисс, позволяя бабочкам, слабо трепыхающимся на платье, приподнять её над отвратительной жижей.

- Это похоже на кровь, взгляни правде в глаза, - усталым голосом ответила девушка, после чего добавила. - Ох, прости, я совсем забыла. Вы же с правдой в ссоре.

- Не говори ерунды, - категорично ответила Блисс. - Я всегда знала, что является правдой.

- Не знаю, что хуже: то, что ты, наконец, признала это, или то, что ты не чувствуешь своей вины.

Блисс резко обернулась, и сразу же обреченно вздохнула. Девушка снова оказалась за её спиной, или где-то с боку, - возможности рассмотреть её лицо снова не было.

Река продолжала простираться на многие мили вокруг, бабочки, то слабеющие, то вновь бравшие силы, аккуратно несли Блисс вперёд. В тот момент, когда река резко оборвалась, Блисс оказалась в пустыне, желтый цвет которой был настолько ярок, что начинали зудеть глаза.

Наверху, сталкиваясь, проносились круглые потолки; акварельные птицы; кулоны, похожие на крест; белоснежные пряди волос; нелепо связанные кардиганы; леса, лодки, мелкие звезды и кофейные зерна.

Блисс, подпрыгнув несколько раз, поймала один из кардиганов, и, отбросив его в сторону, увидела плывущую в воздухе дверь.

- У меня снова проблема с ключом, - разочарованно сказала Блисс, пытаясь открыть замок. - Мои не подходят.

- А здесь и не нужен ключ, - беззаботно ответила девушка. - Здесь нужна жертва. Не волнуйся. Незначительная и глуповатая вполне подойдёт.

Блисс, поморщившись, ухватилась за одну из бабочек на своём платье и с силой её оторвала. Бабочка шевелила лапками, трепетала крыльями и пыталась снова сесть на платье. Блисс, с силой её сжав, снова раскрыла руку. Бабочка в её руке превратилась в хрупкий прозрачный ключ.

***

Киллиан Маррей выглядел изнеможенным, бледным и нервным. Он постоянно грыз ногти, расчесывал запястья и, как только замечал за собой это, в раздражении хлопал себя по щекам.

- Никогда этого не понимал, - раздраженно сказал он. - От того, что ты живьём можешь содрать с себя кожу, мало что изменится. А теперь, кажется, понял.

Гермиона ему не отвечала, хотя ей очень хотелось. Хотелось спросить, почему он мешает Блисс: если бы не его пыль, то кирпичная стена не стала бы нападать. Когда Блисс, играючи, не задумываясь, смогла пройти дальше, Киллиан Маррей щелкнул зубами так громко, что, возможно, прокусил себе язык.

- Это её разум, - лихорадочно сказал Маррей, повернувшись к Гермионе. - Понимаешь, она, её личность на нём и строится. Как и у всех людей, уверен, ты подумала об этом. Да, и одновременно - нет. Там стихийное бедствие. Ты, Гермиона, даже представить себе не можешь. Я не мог. Я решил закрыть глаза, думал, ничего страшного, думал, это даже ей поможет, думал…

Маррей говорил что-то ещё, и с каждый новым словом, с каждой новой фразой становилось всё сложнее понимать, о чём именно он говорит. Она не отвлекала его: ей это было на руку. Когда Маррей сильно отвлекался, когда начинал вести себя так, его «хватка» ослабевала. Она снова могла быть чуть более свободной.

Могла смотреть, всё ли в порядке с её друзьями, и с остальными - тоже.

В последний раз, когда она проверяла ток жизненной силы каждого, кто находился в Выручай-комнате, всё было стабильно. Гермиона очень надеялась, что так будет продолжаться и дальше.


София Саммер. Часть 1


И если ты не понял это за те столетия, что мы были вместе, пойми это сейчас. Семья - это не те люди, что нянчатся с тобой, что угождают любым твоим желаниям. Это те, кто борются за тебя, и за кого ты борешься.©

На момент 1782 года Софии Саммер было шестнадцать лет - тогда, в свой первый день шестнадцатилетия, она перестала быть собой.

Если вернуться на семь лет назад, можно было бы узнать кое-что другое. Можно было бы услышать от своего отца, что с этого момента никто собой больше не будет. Софии было девять, когда её отец, Нейтан Саммер, вернулся домой пьяный вдребезги, с рассечённой бровью, разбитой губой и настоящий охотничьим азартом во взгляде. Нейтан Саммер отпраздновал свой день рождения, а через час узнал, что началась война.

От Нейтана Саммера пахло перегаром, дрожжами и совсем немного вербеновым настоем. Мать Софии, увидев его, тихо ахнула, после чего, взяв себя в руки, сразу же взялась за полотенце. Через несколько минут, устав слушать громкий смех своего мужа, взялась за утварь.

- Черт возьми, Дженни, теперь я понимаю, почему товарищи зовут меня подкаблучником! - по-прежнему громко смеясь, говорил он. - Ты меня и в хвост, и в гриву, а я даже шлепнуть на тебя не могу для острастки!

- Ты не подкаблучник, а пьяница, - грозно отчеканила Дженни, снова треснув его полотенцем по лицу. - Третий раз за месяц, Нейтан! И каждый раз - на глазах у дочери. Постыдился бы.

- Совсем скоро мы все забудем о стыде, Дженни, - покачал головой Нейтан. - Если уж на то пошло, мы забудем, кто мы есть на самом деле.

- Ну точно - пьяница, - обречённо сказала Дженни. - Я вышла замуж за пьяницу, у которого началась белая горячка. Что ты опять выдумал, Нейтан? Вряд ли я смогу выпить столько, чтобы забыть, кто я есть на самом деле. Или кто-то в этом городе, кроме, конечно, тебя.

- Оставь, Дженни, - примирительно сказал Нейтан. - Дай насладиться последними деньками в таверне, последними деньками с тобой и дочерью. Через неделю я всё равно отправлюсь на фронт.

Для Нейтана Саммера и фронт, и война были вещами самими собой разумеющимися. Даже, в какой-то мере, долгожданными. Он не представлял своей жизни, чтобы не вляпаться в какую-нибудь заварушку и, не смотря на слова жены, неприятности он любил принимать в состоянии трезвом. Для человека с добродушным характером это было непросто. Для человека его репутации - почти невозможно.

А война могла это изменить.

Но, не смотря на то, что Нейтан Саммер отчаянно хотел вырваться из круговорота своей размеренной, сытой, довольной жизни, он понимал, что свою семью ему следует сослать как можно дальше. У него имелись плантации за городом, имелось несколько домов достаточно далеко от Южной Каролины. И он знал, что отправит жену и дочь именно туда. Война не должна была до них добраться. В Чарльзтауне свои семьи оставляли только те, у кого не было выбора.

В последнюю ночь, когда Нейтан Саммер всё ещё находился в их доме, София спала исключительно плохо. Погода была мягкой и теплой, в воздухе витал запах мёда и вербены, и можно было услышать тихое стрекотание сверчков за окном.

София перевернулась на другой бок, пытаясь заснуть. Ей не хотелось покидать Чарльзтаун, не хотелось ехать на плантации, и ждать, когда вернется отец, когда закончится война. Лучше бы она не начиналась вовсе.

Но больше всего ей не хотелось покидать Айвори.

- Почему не спим, София?

София вздрогнула, отвернувшись от стены и посмотрев на своего отца. Уходить ему нужно было на рассвете, и София была уверена, что до него ещё достаточно времени. Не смотря на это, Нейтан Саммер уже переоделся в форму.

- Я обдумываю стратегические действия, - важно ответила София.

- Вот как! - восторженно воскликнул отец. - Я с удовольствием послушаю о структуре твоей стратегии, София.

- Нет никакой структуры, - отмахнулась София. - Я просто хочу сделать так, чтобы ты, папа, не уезжал на войну, а остался с нами. Прошу тебя, поехали на плантации вместе.

- Ох, милая, - покачал головой Нейтан, погладив дочь по голове. - Я не могу предать своих товарищей.

- А нас с мамой, значит, предать можно?

Нейтан Саммер вздохнул и, вытащив дочь из постели, усадил к себе на колени и начал гладить по голове. София сама не заметила, как поначалу тихие всхлипы перешли в сильные рыдания.

- Папа, пожалуйста, не уезжай. С тобой может что-то случится.

- И что же со мной может случиться? - шутливо спросил Нейтан. - Не ты ли мне говорила, что я - непобедимый?

- Папа, я просто тебе врала, - вытирая слёзы, сказала София. - Непобедимых - нет. Как и бессмертных.

Когда молчание её отца показалось слишком долгим, София подняла голову и поняла, что тот смотрит на неё задумчиво, с каким-то непониманием во взгляде. София искренне надеялась, что то, о чём сейчас думал её отец, заставило бы его передумать.

- Я уйду на рассвете, - наконец сказал он. - Не буду тебя будить, но если проснешься - надеюсь, ты меня проводишь, София.

Когда её отец почти открыл дверь и почти вышел, София его окликнула:

- Дело ведь не в товарищах, да? Дело в том, какой ты человек.

- И какой же я человек, София?

- Хороший.

Ты хороший человек, папа. Но ты не принадлежишь самому себе. И ты выбрал не ту сторону.

София не сказала этого вслух, но, кажется, отец её понял. Прежде, чем закрыть за собой дверь, он сказал:

- Да, я хороший человек. Я человек Короля.

София, слишком измученная этим разговором, уснула крайне быстро. Проснулась она, когда солнце находилось в зените.

Последующие пять лет София и Дженни получали весточки от своего отца - и каждый раз, получая письмо, они находили исключительно одну строчку, в которой говорилось, что он всё ещё жив. После этого письмо незамедлительно сжигалось, и то была инициатива Софии. Она всё ещё помнила, как её мать, прочитав письмо от начала и до конца, целый день не выходила из комнаты. Тогда София не знала, как её успокоить, как остановить картинки перед её глазами. После этого она начинала читать первой. Пробегалась по строчкам, показывала матери ту, в которой сообщались хорошие вести, а после - бросала бумагу в камин.

София знала, что так - правильно. Если ты не знаешь о проблеме, значит, проблемы нет вовсе.

Когда Софии исполнилось пятнадцать, она снова встретилась с Айвори.

Ох уж эта Айвори - постоянно влипала в какие-то неприятности, хотела заполучить всё внимание на свете, не знала о таком слове, как «нет», и совсем не представляла, что такое послушание.

Софии, безоговорочно выполняющей все просьбы, приказы, Софии, которая слушала каждое слово матери и гувернантки, Софии были непонятны эти черты Айвори.

В Айвори было слишком много нервозности, горящих глаз и какого-то вечного противостояния всему, что вокруг неё происходило. Но Айвори была её подругой детства, пусть даже тогда она была себе на уме.

Прошла неделя с пятнадцатилетия Софии и первое, что она увидела, открыв глаза, было лицо Айвори. Она сидела в одном из кресел Софии, на ней было одно из платьев Софии, и ножницы, которые она держала в руках, тоже принадлежали Софии. Когда Айвори проснулась, то сразу же потянулась, дотронувшись до штор Софии и отодвигая их, впуская солнце.

- Доброе утро, цветочек, - прощебетала Айвори, улыбаясь. - Скучала по мне?

- Да, - тепло улыбнулась София. - Без тебя было тоскливо.

София, встав с кровати, невольно залюбовалась Айвори. Залюбовалась её золотистыми волосами, чистыми голубыми глазами и гармоничными чертами лица. Айвори была красива аристократичной, чистой красотой. Почему-то Софии думала, что Айвори больше подошло бы быть тихой. И этих своих мыслей она не понимала.

- Мы живём почти рядом с вами, - говорила Айвори, когда София уговорила свою мать отпустить их на прогулку. - Так что я буду часто к тебе наведываться, если, конечно, Дженни сможет вытерпеть моё присутствие.

- Мама не такого плохого мнения о тебе, как ты думаешь, - попыталась сгладить неловкость София.

- Я согласна с тобой, потому что её мнение полностью равнодушное, одновременно с презрением, - поморщилась Айвори. - Слышала, что она сказала? «Снова эта Айвори!». Как будто меня и рядом не было.

София покачала головой и, улыбнувшись, взяла Айвори под руку. Может быть, её мать и не любила Айвори, но вот София относилась к ней крайне тепло. С Айвори всегда было спокойнее. С Айвори всегда было тише. С Айвори было лучше - если бы не некоторые моменты.

Под «некоторыми моментами» София иногда сама не понимала, что имела в виду. Или не понимала никогда.

- Открой глаза, София, - прошептала Айвори.

Софии не нужно было открывать глаза: они были полностью открыты. Да и как им не быть открытыми, когда нельзя было показаться уставшей, или недовольной, или скучающей.

София находилась на соседней плантации, София находилась в доме семьи Аллен и София всеми силами старалась держать глаза открытыми. Это было сложно - каждый раз, стоило ей зацепиться взглядом за что-то, что находилось в главной гостиной, у неё рябило в глазах.

Рябило от пестрых ковров под ногами. Рябило от павлиньих перьев в вазах, от самих ваз - тоже. Невольно напрашивались вопросы, как адекватный человек мог выбрать такие цвета для своей мебели. София была уверена, что ещё немного - и её начнет мутить.

Вопрос только был в том, от чего - обстановки или одного из сыновей миссис Аллен. В отличие от её мужа, который ушёл на фронт сразу же, как выпала возможность, его сыновья предпочли остаться дома. Возможно, сказывалось воспитание, которое они получали только от матери. Возможно, природная трусость.

Потому что рассказы Жана Аллена говорили исключительно о его трусости. И, возможно, о садизме.

- Охотиться сейчас опасно, - важно сказал Жан, придвигаясь ближе к Софии. - Говорят, на неделе колонисты того и гляди, а заглянут в наши леса.

- Колонисты не могут заглянуть в наши леса никоим образом, - встрепенувшись и отодвигаясь от Софии, сказала Айвори. - Самый ближайший военный лагерь - в пятнадцати милях от нас. Самое ближайшее к нам сражение - и того дальше.

Бэм запнулся на полуслове, недовольно посмотрев на Айвори. И снова придвинулся к Софии, продолжив:

- Что такое пятнадцать миль для охотника, который загоняет свою жертву в ловушку? - продолжил Жан. - В те выходные я...

- Жан, для нас каждый день - один большой выходной, - снова сказала Айвори.

София, сдавшись под недовольным взглядом матери, аккуратно толкнула Айвори меж рёбер. Айвори недовольно на неё посмотрела - но сразу же замолчала.

- Так что было в те выходные, Жан? - попыталась сгладить напряжение София.

- В те выходные я забил огромного медведя! - с охотничьим азартом в глазах сказал Жан. - Только представь - огромный лес, никого вокруг, никакой поддержки, никакой помощи, только я и огромный, свирепый медведь. Ты знаешь, что нужно для того, чтобы убить медведя в одиночку?

Ты знаешь кого-то, кого зовут Джейми, ты знаешь кого-то, кто мог бы с этим справиться?

София чувствовала, как её разум наполняется голубыми волнами, белой галькой и величественным зданием.

Ты знаешь, что будет делать Джейми, когда пойдёт дождь?

Эта Джейми, кем бы она ни была, обязательно стояла бы под дождём с человеком, который бы значил для неё что-то настолько важное, что София с трудом могла понять это чувство.

Эта Джейми могла бы справиться с этой ситуацией.

- А знаешь ли ты, София, сколько труда нужно, чтобы загнать медведя в ловушку, в такую, которую бы он не смог сломать или повредить своими когтями?

А знаешь ли ты, София, что есть кто-то, кого зовут Аврора Андерсен?

София чувствовала, как её разум наполняется цветущими камелями, шелковыми нитками и осколками витражей.

У Авроры тоже было что-то, благодаря чему она понимала, что так - правильно. У Авроры было что-то, благодаря чему она была спокойной, не хотела метаться, не хотела кричать, у Авроры было что-то, что делало её - собой.

- И вот стою я над этим медведем - а он не шевелится. Я, было, подумал, какой я молодец, завалить такую громадину с первого удара...

То был всегда последний удар, и всегда был ещё кто-то. Всегда был кто-то ещё, и всегда было - что-то ещё. Что-то, вспыхивающее под веками в самый последний момент - у всех. У Джейми. У Авроры. И у той, кого звали Мара.

И у всех них что-то происходило. Как и сейчас - это происходило с Софией, но одновременно - этого не было. С этим нужно было что-то делать. Это нужно было исправлять.

Жан продолжал говорить, София уплывала всё дальше, и вернулась она лишь тогда, когда услышала громкий голос Айвори.

- ... проблема в том, что Софии не интересно, София устала, и София хочет вернуться домой.

Айвори взяла Софию за руку, но прежде, чем вывести её из гостиной, обернулась и весело подмигнула:

- А ещё София считает, что сражаться за короля, когда остальная часть Америки погибает за свои права - чушь собачья. Но никто из вас, конечно, этого вслух не скажет. Будем считать, что и от Софии вы не слышали этого тоже.

Айвори вывела Софию из дома, прошла с ней до одного из цветущих деревьев лимонов и аккуратно приложила её к дереву.

- У тебя сегодня день рождения.

- Спасибо за напоминание, - поморщилась София, дотрагиваясь до головы. - Я помню, сегодня мне исполнилось шестнадцать.

- Проклятье, - сквозь зубы процедила Айвори. - Тебе сейчас сильно плохо?

- Мне не плохо, - покачала головой София. - Просто ощущение, что я постоянно в другом месте. А потом в ещё одном другом месте. Из-за этого постоянный туман в голове, и хочется себя вести так, как...

- Как я, - закончила за неё Айвори, когда София замолчала. - Тебе хочется вести себя так же, как я. Я поняла.

Ночью, прежде чем потушить свечу, София аккуратно её взяла и поднесла к лицу Айвори.

- Что ты пытаешься рассмотреть? - меланхолично спросила она.

- Проблему.

- Тогда тебе стоит зажечь несколько свечей, - сказала Айвори. - Зажечь их утром. И подойти к зеркалу. Может быть, тогда ты и сможешь разглядеть хоть что-то, хотя я в этом сомневаюсь.

- Почему ты так со мной? - непонимающе спросила София. Иногда Айвори действительно становилась такой, и София никак не могла понять, в чём именно она проявилась.

- С каждым днём мне всё сложнее с тобой по-другому, - помолчав, всё же сказала Айвори. - Я попробую объяснить, София. Помнишь, когда тебя затягивали в корсет, совсем скоро ты начала ныть, что этот корсет сломает тебе хребет? Видишь ли, это маловероятно. Нельзя сломать то, чего нет.

София ничего не ответила на это, только пожала плечами. Если Айвори была в таком настроении, с этим уже ничего нельзя было поделать. Только смириться и терпеть. София легла в кровать и потушила свечу, достаточно быстро провалившись в сон.

На тот момент, когда София уснула, ещё не прошло и суток с её дня рождения. На момент 1782 года, в день своего шестнадцатилетия, София Саммер перестала быть собой.

София Саммер стала раненным солдатом.

София посмотрела вниз и увидела свои мускулистые ноги, обутые в высокие черные сапоги, София увидела небольшой кусок синего мундира. София подняла голову и увидела остальное: небольшую реку, полностью окрашенную в красный, десятки солдат, что лежали лицом вниз и не двигались, какого-то человека, который подходил к каждому, кто дышал, переворачивал на спину и выкалывал глаза.

Тот солдат, внутри которого она была, определенно жив был. Но когда София прислушалась к его чувствам, то захотела заметаться, закричать, забыть об этом - и не смогла. София была искренне уверена, что такой слабости и беспомощности не должен ощущать никто.

Этому солдату, кем бы он ни был, нужно было выбираться.

- Закрой глаза, цветочек, - послышался над её ухом голос Айвори. - Вот так, молодец. А теперь - иди к нему.

- Я не знаю, как это сделать, - панически ответила София, не в состоянии сделать движение.

- Найди нужное слово, София, и быстрее, - раздраженно сказала Айвори. - А иначе ему станет хуже, чем сейчас.

В тот момент, когда Айвори произнесла эти слова, Софии захотелось её ударить. Этому человеку не могло стать хуже - потому что хуже быть не могло. Но дело было вовсе не в этом - он не должен был чувствовать такого вовсе, никогда, не при каких обстоятельствах. Если и на свете был кто-то, кто не заслужил никаких страданий, то София Саммер определенно видела этого человека перед собой.

Ей нужно было сосредоточиться. Ей нужно было найти слово.

И в тот момент, когда София была уверена, что это слово вспыхнуло в её сознании, вертелось на кончике её языка, её под бок и перевернули с бока на спину. А после - один быстрым, молниеносным движением проткнули оба глаза.

Когда Софии было четырнадцать, ей в руки попало несколько трудов Рене Декарта. Теория, предложенная Декартом, называлась Картезианским дуализмом. Декарт, положивший многие годы на алтарь изучения сознания, большую часть жизни задавался вопросом, существовало ли что-то, что люди знали с уверенностью абсолютной, без любой тени сомнения. В своих поисках Декарт использовал метод систематического сомнения. Он подвергал сомнению буквально каждое утверждение, в том числе те, которые большинство людей воспринимали как нечто само собой разумеющиеся.

Возможно ли, что мир, в котором мы живём, не существует, и всё это - лишь галлюцинация или сон?

Возможно ли, что наши органы чувств обманывают нас, и мир - вовсе не то, чем нам кажется?

А настоящее ли моё тело, или оно тоже не считается реальным?

Откуда мы знаем, что в данный момент не находимся в состоянии сна?

Все вопросы Декарта всегда сводились одному и тому же: существовали ли что-то, о чём он мог говорить с абсолютной уверенностью. Вывод у него всегда оставался один: мы не знаем, потому что абсолютной уверенности в этом нет, даже если и кажется, что совсем наоборот. Была у него теория, что существует демон, который навевал на людей галлюцинации и иллюзии. И тогда Декарт решил узнать, было ли у него нечто такое, в чем он не мог заблуждаться никогда? Существовало ли нечто, что не могло подвергаться магии демона?

И Декарт это нашёл.

Cogito, ergo sum.

Мыслю - следовательно, существую.

Декарт указал на то, что до тех пор, пока существовал какой-либо мыслительный процесс, даже иллюзорный, бредовый, неподдающийся объяснению - человек, как субъект, всё же существовал.

Она была уверена, что не спала. Она была уверена, что это не является галлюцинацией. И она была уверена, что существовала, но при этом знала, что такого просто не могло быть на свете.

Сейчас, неловко хватаясь за глаза и крича, София бы очень хотела вернуться на двести лет назад - поговорить с этим Декартом.

- Прекрати ныть и визжать, - послышался над её ухом недовольный голос Айвори. - Это всё равно происходит не с тобой. Другой вопрос - что сейчас происходит у тебя в голове?

- Я не знаю, мне больно!

- Нет, тебе кажется, что тебе больно, - не согласилась с ней Айвори. - Больно сейчас другому человеку. И тебе нужно попасть к нему. Что у тебя в голове, София?

Нет, пожалуй, София могла променять свою встречу с Декартом, если бы с ним встретилась Айвори. В его теории появилось бы много новых прорех. Хотя бы потому, что он точно бы задумался, а действительно ли существовали такие, как Айвори.

- Декарт, - ответила София, схватившись за глаза - жгло их с нещадной силой.

- Дагаз?

- Нет, не Дагаз, а...

Дагаз - что-то, что призывало верить в собственный успех вне зависимости от складывающихся обстоятельств, пусть даже они были и в совершенно не в её пользу.

Дагаз говорила, что все проблемы оценены субъективно, потому что время показывало, что они сильно преувеличены.

Декарт. Дагаз. Беркана.

Беркана была связана с домом, с чем-то, что было прочно связано с сердцем.

Всегда было что-то, что связано с сердцем. Всегда было что-то, что принадлежало именно тебе, без иного на то расклада, но это были вовсе не Декарт, Дагаз, Беркана, и вовсе не остальные.

Остальные руны.

- Наутиз!

Софию швырнуло в ближайшую стену и следующее, что она почувствовала, быль сильный удар, сопровождаемый всплеском. Когда она открыла глаза, то едва не закричала: ей этого очень сильно хотелось. Ей хотелось кричать, ныть и плакать, ей хотелось найти этого Декарта и сказать, что демон существует. Ей хотелось проснуться в своей кровати, а не находиться в ледяной красной воде, находиться в окружении десятков трупов с выколотыми глазами.

- Глядите, он ещё трепыхается! Клянусь, я проткнул его раз семь, и это я не беру в расчет его глаза!

- Какая сильная девочка.

- Девочка? Колин, совсем всё у тебя плохо, да? Этот при всём желании на девочку не потянет.

- Я слышал, как его звали те отбросы, - тот, что пониже, пнул одного из мертвых солдат. - Барбарой.

- Выходит, парень, тебя зовут Барбара? - в голосе того, что был под два метра, слышалось небывалое удивление. - Родители что, настолько сильно тебя ненавидели или просто хотели девочку? Может быть, тебя и в платья наряжали?

- Эй, парни...

София похолодела, услышав над собой голос.

- Его то, может, и не наряжали. А вот её - определенно да.

Софию он перевернул ногой, с маниакальным интересом уставившись в её лицо.

- Господь всемогущий! - сказал тот, что был под два метра, подходя к своему товарищу. - А эта куколка здесь как оказалась?

- Гуляла по лесам и собирала травы, - иронично ответил низкий тип, подходя ближе. - Мы почем знаем, черт тебя дери? Как ты здесь оказалась, лапочка?

- Какая разница, как она здесь оказалась! - азартно воскликнул тот, что перевернул Софию на спину. - Я полгода в компании вас, ещё немного, и крышей поеду! Ух, представляю, какое веселье ждёт меня этой ночью.

- Полегче, парень, - предупреждающе сказал низкий. - Полагаю, первым будет тот, кто старше по званию.

- Нет, - не согласился он. - Первый будет тот, кто её нашёл.

У Софии снова начала биться в голове навязчивая, скользкая мысль - Декарт был не прав во всём. Весь мир являлся галлюцинацией. Всё, что окружало этих людей, тоже ей было. Потому что не могло окружать кого-то, кто был таким, такое марево золотой пыли, такое яркое, неудержимое сияние.

- Внеси разлады.

София открыла глаза, вяло мотнув головой - над ней возвышалась Айвори, недовольно притопывая ногой.

- Спаси меня, - одними губами сказала София.

- Серьёзно? - подняла брови Айвори. - Я и так большую часть за тебя сделала. Просто внеси разлад в поле, и они поубивают друг друга сами.

- Спаси меня, - повторила София, отпуская себя и плача. - Пожалуйста, прошу тебя, умоляю, спаси меня, спаси меня.

- О, не волнуйся, лапочка, - улыбнулся один из типов, и София уже не понимала, кто из них кто. - Обещаю, больно не будет.

- Нельзя такой быть, София, - вздохнула Айвори, поднимаясь и отряхивая платье.

Солнце, проскользнувшее сквозь листья, высвечивало её макушку, создавая ослепительный, белоснежный ореол. Айвори выглядела ангелом, ниспосланной на землю. В какой-то момент ореол засиял ярче и София, вскрикнув от очередной вспышки боли в глазах, окончательно провалилась в темноту.

Когда София открыла глаза, то поняла, что больше не лежит в воде. Она сидела над мужчиной, которым она была и трясла его за плечи, попеременно что-то повторяя. Слух не вернулся до конца - она и не понимала, что говорила. Почему она начала стаскивать с него перчатки, София тоже не понимала.

Поняла только, когда до болезненной отдачи в собственной руке сжала его руку. А через время, показавшееся бесконечностью, она подумала вот о чём - даже если Рене Декарт был не прав, ей было плевать. И если это было иллюзией, если это было галлюцинацией, то она хотела бы остаться в ней навсегда. Существовать в мире, где не было этого чувства, существовать в мире, где не было этого человека, София Саммер определенно не хотела.


София Саммер. Часть 2


Очнулась София под круглым деревянным потолком и сразу же почувствовала помутнение. Сейчас ей меньше всего хотелось смотреть на что-то, что вызывало приступы настолько сильной тошноты.

- Цветочек, ох... Винсент, Барбара, она очнулась!

София постаралась посмотреть на Ребекку как можно строже, но она даже не видела её четко - глаза закрывались, и всё, что ей хотелось, это поспать несколько часов.

- Нет, цветочек, тебе нельзя спать, ты и так уже...

- Заткнись.

Ребекка замолчала сразу же и шаги, которые отдавали звуком огромного молота в ушах, сразу же притихли. София счастливо вздохнула и, сильнее закутавшись в одеяло, повернулась на другой бок, так, чтобы уткнуться лицом в спинку дивана и не дать солнечному свету попасть на глаза.

- София, мне послышалось или...

София процедила сквозь зубы что-что, что витало где-то на краю сознания. После того, как наступила окончательная тишина, она смогла уснуть.

В следующий раз она проснулась глубокой ночью. На то, чтобы привести себя в порядок, ушло больше часа, а на то, чтобы найти Барбару, Ребекку и Винсента, и того больше. Дом, может, и был не большим, но спроектирован так странно и хитро, что София постоянно терялась, сбивалась и могла несколько раз вернуться в отправную точку. Когда она, наконец, нашла кухню, то едва не заскрежетала зубами - но успокоилась сразу же, стоило ей увидеть всех троих.

Ребекка спала, сквозь дрему покачиваясь на стуле и привалившись к стене, Винсент дремал на её плече, а Барбара сидел рядом с дверью, держа спину так прямо, словно проглотил железный штырь. И всё же лицо его было расслаблено, а глаза крепко закрыты. София подошла к нему и потрепала по щеке. Барбара нахмурился, почесал нос и открыл глаза, заставив София непроизвольно вздрогнуть.

- Привет, ненормальный, - тепло сказала она, когда шоковое состояние полностью спало.

Она взяла его лицо в свои ладони, провела пальцами по лбу, скулам, губам, осторожно дотронулась до век. И старалась не смотреть в его глаза, поддернутые бельмом.

- Привет, - только и ответил он, крепко обнимая Софию и утыкаясь в её плечо. - Почему я ненормальный?

- А как это ещё назвать? - поразилась София, поглаживая его по плечам. - Какого черта тебя понесло на войну, ты... я не знаю, как тебя назвать. Чем ты думал? Эй, вы! Просыпайтесь!

София обернулась и, поняв, что Барбара её не отпустит, просто подняла руки и несколько раз хлопнула в ладоши. Ребекка, вздрогнув и посмотрев на Винсента, сразу же оттолкнула его от себя. Винсент вскочил на ноги, неловко озираясь по сторонам.

- Я не спал!

- Вы здесь все спали, и, судя по всему, настолько крепко, что упустили некоторые детали, - сжав зубы, ответила София, пихнув Барбару в плечо. - Отпусти меня, я никуда не уйду, я снова жива.

Когда Барбара разжал руки, София подошла к Винсенту и, задрав голову, посмотрела ему в глаза. Винсент, деловито её оглядев, невинно поинтересовался:

- Дать тебе стул?

- Дай себе по голове! Ты знал, что он решил пойти на войну?

- София, господи, да что...

- Ты знал или нет?

- Да, да, я знал, понятно тебе? - ответил Винсент пораженным голосом. - Но что я мог сделать, по-твоему? Барбара у нас большой мальчик и, если ты заметила, бессмертный. К тому же, в войне есть свои преимущества...

- Жизненная энергия, да, я догадалась, - сказала София, когда Винсент резко замолчал: не составило труда догадаться, что Барбара сделал какой-то предупреждающий жест. - Хорошо, даже если бы это и было так, - а я уверена, что это не так, - это не оправдание отпускать человека с таким... такого, как он, на войну!

- София, успокойся, - напрягся Винсент. - Я не знал, что он...

- Что он не стал поглощать чью-то энергию, даже энергию врагов? - распахнула глаза София. - Ты сейчас серьёзно, Винсент? Хорошо, даже если я и поверю, что ты не знал, то, поздравляю, теперь ты знаешь. Посмотри на его глаза! Что нам теперь с этим делать?

- Всё не так плохо, - подал голос Барбара. - Я вижу. Один глазом, и очень размыто, но, я уверен, через несколько месяцев зрение полностью восстановится.

- Несколько месяцев? - переспросила София, сразу же кое-что припомнив. - Винсент, как быстро ты восстанавливаешь такие повреждения?

- Глаз меня ещё не лишали, - задумчиво ответил Винсент. - Но кое-что было... полагаю, двух дней мне бы хватило. И, Барбара, прекрати врать. У тебя год на такое уйдёт, если не больше.

На кухне сразу же воцарилось молчание - неуютное, колющее и какое-то скользящее. София не понимала, что происходит, не понимала, почему Винсент смотрел на неё так, словно она вот-вот была готова взорваться, не понимала, почему у Ребекки такое задумчивое, отрешенное выражение. И кстати, о Ребекке.

- Почему ты так себя вела?

- Что? - встрепенулась Ребекка. - Как я себя вела?

- Представлялась, как Айвори, была сама не своя, - перечислила София. - И когда ты успела умереть? Я помню тебя маленькой девочкой и... Винсент был где-то поблизости? Ты вспомнила всё раньше?

Ей никто не ответил. Ребекка просто отвернулась, Винсент, помявшись, вышел из комнаты вовсе, а Барбара только протяжно, громко вздохнул. София поняла одну простую вещь - объяснять ей никто и ничего не собирался.

Что же, за несколько прожитых жизней София поняла одну простую вещь - если у этих троих были недомолвки, делиться они ими не собирались.

София ничего не сказала, и вышла вслед за Винсентом. Когда она нашла входную дверь, он окликнул её. София обернулась, постаравшись посмотреть на него как можно более нейтрально.

- Бесишься, да? - не поддался на её уловки Винсент.

София не стала отвечать на этот вопрос. Только устало привалилась к стене и сказала:

- Один раз - совпадение, второй - случайность, третий...

- Закономерность, - закончил за неё Винсент. - Я знаю. И я думал над этим. Мы все над этим думали, пытались понять, что происходит.

- И к какому выводу вы пришли?

- Он тебе не понравится, - сразу сказал Винсент. - Но он правдив. София, все твои смерти - совпадения. Тебя никто не хочет убить, тебе никто не желает зла. Всё это - несчастные случаи.

- Я не выдержу ещё одного раза.

Винсент, хотевший сказать ещё что-то, сразу же замолчал. Он не знал, что сказать, а София не знала, как продолжить. Как объяснить Винсенту, что умирать - больно? Как объяснить Винсенту, что после смерти нет ничего, кроме постоянной темноты, пустоты и холода?

Как объяснить, что в тот самый момент, когда ты вспоминаешь всё, тебе хочется разорваться? Всё - словно во сне, но это не сон, а самая настоящая реальность. Твой мир - другой, твои родители - другие, твоя жизнь - твоя и не твоя одновременно.

Наверное, последнее Винсент бы смог понять. Но вряд ли так, как София.

У Винсента вряд ли было такое накопление, такая полная беспомощность. Наверняка, всё это было у Барбары. Немного по-другому - но было. Проблема была в том, что говорить с ним у Софии не было сил, желания и терпения.

- Я просто пойду домой, - наконец сказала София, открывая дверь. - Не обижайтесь, но я должна...

София провела на пороге открытой двери не больше пары секунд. После чего, кивнув, сразу же её закрыла.

- Пожалуйста, скажи, что мы всё ещё в Америке, - апатично попросила София. - Пожалуйста-пожалуйста?

- Мы в Америке, - подумав, осторожно сказал Винсент.

- А на самом деле?

- В Болгарии. Поодаль от её столицы.

София закрыла лицо руками. Определенно, всё не могло стать ещё хуже.

***

Всё стало ещё хуже.

У Барбары было не то состояние, чтобы распасться до Америки, и просить она его не собиралась. Сама распасться она не могла тоже - разве что, до какого-нибудь клочка земли близ дома, и это было в лучшем случае.

Тогда София попросила Винсента. Винсент спросил её, не хочет ли она предупредить об этом Барбару и, получив отрицательный ответ, пожал плечами и согласился. Не прошло и минуты, как София едва не вцепилась Винсенту в горло и потребовала возвратить её обратно.

Они снова вернулись к тому, с чего начали - если не считать смены обстановки. Поначалу София, войдя в дом, обессилено села в одно из кресел, расположенного рядом с камином. Она хотела посидеть несколько минут - но так и не смогла заставить себя встать. Совсем скоро к ней подтянулись остальные.

- Я хочу вас всех убить, - сказала София, когда молчание начало казаться ей осязаемым. - И это не идиома.

- Остаточность, видимо.

- Не видимо, - сразу же сказала София. - Что за остаточность? Как со всем этим разбираться? Что происходит? Я... я просто пойду, посплю. Уверена, это должно помочь.

- Ты два дня проспала, София, - тихо сказала Ребекка. - Мы были уверены, что ты не выживешь. Тебе нужно поесть, успокоиться и разобраться со всем, что происходит.

Разобраться со всем, что происходит. София ничего не ответила. Только подумала, как же у Ребекки всё, оказывается, было просто.

- Хорошо, - наконец сказала София. - Я со всем разберусь. В конце концов, теперь у нас точно не станет всё хуже, ведь так?

***

Такой поток брани, который извергал рот Винсента, София слушала едва ли не с восхищением и желанием немедленно записать каждое слово. Определенно, ей бы пригодились эти слова, в первую очередь потому, что глобальная проблема, с которой они столкнулись, в первую очередь была направлена полностью на неё.

- Что мы знаем о магах? - наконец спросил Винсент.

- Они существуют, - подумав, ответила Ребекка.

Винсент улыбнулся, и улыбка его была по-настоящему страшной.

София облокотилась на стол, приложив ладони ко лбу.

Ребекка вытащила её в столицу Болгарии, - Софию. Она считала, что Софии нужно развеяться, считала, что нельзя сидеть в заточении, не выходить из дома, да и вообще, - чем ты можешь помочь, София? Барбара идёт на поправку, и от того, что ты будешь сидеть с ним ежеминутно, ничего не изменится.

Конечно, Ребекка. Я согласна с тобой, Ребекка. Давай посетим Софию, давай не думать о том, что сейчас чувствует её мать, давай развеемся и распадёмся до столицы Болгарии.

Давай распадёмся, и еле унесём оттуда ноги, будем прятаться по углам, не в состоянии распасться, не в состоянии спрятаться.

Конечно, Ребекка. Отличная мысль, Ребекка.

- Ты же был знаком с несколькими магами, - сказал Винсент, обращаясь к Барбаре. - Ты говорил, что их заклинания, - безопасны и никому не в состоянии навредить. В таком случае, как это понимать?

- Я не знаю, - рассеяно ответил Барбара, внимательно смотревший на Софию.

Он поднял руку, и начал трогать воздух вокруг головы Софии, рассекая его пальцами. Винсент закрыл глаза, после чего сразу же их открыл: на миг в них блеснуло золото.

- Я вижу, - сказал он, внимательно смотря куда-то в пустое пространство. - Синее свечение. Уверен, именно так этот тип, кем бы он ни был, её нашёл.

- Заклинание слежения, я полагаю? - с интересом спросила Ребекка.

- Получается, что так, - ответил Барбара. - Прочное заклинание, долговременное. Выходит, маги и на такое способны.

- Да, способны, - откликнулась Ребекка. - Но мне не нравится, каким образом мы узнали об этом. Получается, теперь нам придётся выяснять вот что: зачем кто-то наложил на Софию заклинание слежения. И почему её попытались убить.

- Не придётся ничего выяснять, - сказала София.

Винсент, Барбара, Ребекка: все трое сразу же повернули к ней головы. В своих разговорах о том, что именно угрожает Софии, они совсем забыли, что она находилась рядом.

- Я его знаю. Он был одним из колонистов, которые напали на Барбару.

- Быть этого не может, - недоверчиво сказала Ребекка. - Они все мертвы.

- Ты не можешь знать этого наверняка, - сказала София.

- Она права, - сказал Винсент. - Мы быстро оттуда ушли.

Винсент, Ребекка и Барбара переглянулись между собой, старательно не смотря на Софию.

- Что вы недоговариваете? - сразу же спросила София.

- Ничего, цветочек, - рассеяно ответила Ребекка. - Всё, что касается непосредственно тебя, мы не утаили.

***

Вот что они узнали: Софии нельзя было появляться где-то близ столиц или мало населенных городов. Заклинание, наложенное на неё, сразу же срабатывало. Чаще всего появлялись люди, которые не шли ни на какие переговоры, да и вообще, в разговоры не вступавшие: они нападали сразу же. Иногда появлялся тот мужчина, который напал на Барбару, и он тоже был крайне немногословным, - извергал либо заклинания, либо брань.

София перестала нормально спать, и могла подорваться от любого незначительного шороха. С этим нужно было что-то делать.

- Он точно знает, как выглядит София, - сказал Барбара. - Он знает, как выгляжу я. Полагаю, он помнит Ребекку.

- К чему ты клонишь? - осторожно спросил Винсент.

- К тебе, - прямо ответил Барбара. - Даже если он и помнит твоё лицо, ты в состоянии его запутать. Ты же можешь это сделать, ведь так?

- Теоретически я могу это сделать, - задумчиво сказал Винсент. - Но я не уверен. Мы по-прежнему знаем о магах ничтожно мало, и в этом - их преимущество.

- А мне казалось, их преимущество в том, что они гораздо сильнее нас, - мрачно сказала София.

Винсент, улыбнувшись, покачал головой.

- Никто не может быть сильнее меня. Единственная наша слабость - в неведении. Когда мы узнаем больше, то сможем понять, как решить эту проблему.

Барбара и Винсент переглянулись, тот час же посмотрев на Ребекку. София не стала ничего выспрашивать. Было предельно ясно, что ей, как и всегда, не ответят ничего вразумительного.

***

Его звали Винсент Кэрролл, и он был генералом войска британской короны. Он искренне считал, что служит своей стране. И так же он полагал, что волшебство, которое течёт у него в крови, было ниспослано ему лишь для победы в этой войне.

- У них там едва ли не кастовая система. Чистокровные, полукровки, люди, родившиеся в обычных семьях, но наделенные магическим даром. Чистокровные семьи называют таких грязнокровками.

Винсент выглядел злым, бледным и подавленным. И это было неудивительно, - в течение двух месяцев он появлялся в их доме ничтожно редко, задерживался максимум на сутки, и сразу же распадался, шёл под главенствование своего тезки.

Больше всего на свете Винсент ненавидел, когда ему приказывали.

- У них есть какие-то племена? - спросила Ребекка. - Общины?

- Ох, милая, если бы на этом дело ограничивалось, - расстроено сказал Винсент. - У них есть школы. Университеты. У них есть правительство, у них - целый мир, для таких, как Кэрролл и ему подобных. Как только разберёмся с этим, как только я узнаю всё, что мне требуется, я сразу же поведу вас этот мир изучать.

- Вряд ли там есть место для таких, как мы, - хмыкнул Барбара. - Мы будем сильно выделяться.

- Не будем. Самое главное достать палочки, и правильно ими пользоваться. Поначалу нам всем будет нелегко, но мы обязательно привыкнем.

- А ты откуда об этом знаешь? - прищурившись, спросила Ребекка.

- Успокойся, он ничего не заметил.

Ребекка кивнула, после чего, встав со своего кресла, подошла к Винсенту и сильно стукнула его по лбу.

- За что? - пораженно спросил Винсент.

- Сделай нам всем одолжение, умерь свою жажду знаний и не подвергай опасности Софию, - строго сказала Ребекка.

- Она права, - спокойно сказал Барбара. - Чем ты вообще думал? Вместо того чтобы понять, что именно он хочет от Софии, ты роешься в его вещах?

- София, София, София!

Пожалуй, никто бы не удивился, услышав такое от Винсента. Но факт того, что это говорила сама София, крайне всех удивил.

- София? - осторожно спросила Ребекка, внимательно вглядываясь в её лицо.

- Ну вот, снова! Отстаньте уже от него. Он делает всё, чтобы понять, во что мы ввязались, хотя, давайте признаем, это вовсе не его забота. Моя, Барбары, но не его. И не твоя, Ребекка. Как на счет того, чтобы сказать ему спасибо? Ему же совсем скоро уходить.

София смотрела на них, и ей казалось, что её слова разрушили какое-то заклинание. Все расслабились сразу же, успокоились, и смотрели на неё с небывалой нежностью, заботой во взгляде.

У Софии защемило сердце, а желудок скрутило, как от волнения. Она не знала, как можно было бы сказать им всем, каждому, кем они для неё приходились.

Когда Винсент попрощался с Ребеккой и Барбарой, он, дождавшись, когда они зайдут в дом, подошёл к Софии.

- Прогуляемся? У меня ещё есть несколько минут.

Ветер нёс их вперед, маленькие песчинки засыпались за воротник, и София попеременно ежилась и морщилась.

- Будет ураган, - сказал Винсент, смотря на линию горизонта. - Не выходите из дома какое-то время.

- Не будем, - сказала София, взяв его под руку.

Шум ветра нарастал, говорить им становился всё труднее, и слышать друг друга - тоже.

- Они правы, - сказал Винсент. - Я не должен вести себя так. И последнее время я начинаю думать, что всё нами задуманное, - затея провальная. Проще просто его убить. Заклинание сразу же спадёт, и нам больше не понадобится тебя прятать.

- Винсент...

- София, дослушай меня. Я это делаю не потому, что мне скучно, не потому, что я устал. Тебе угрожает опасность, а причину опасности нужно устранять сразу же. Я не позволю кому-то причинить вред тебе. Ты не права. Твоя безопасность, - моя забота. Ваша безопасность, - моя забота.

- Это обоюдно, - ответила София. - Пожалуйста, не подвергай себя опасности. Барбара сейчас не в состоянии помочь тебе. Мы с Ребеккой сделаем всё, чтобы спасти тебя, если что пойдёт не так, но мы не такие, как ты. У нас нет столько силы. Пожалуйста, будь осторожен.

- Я буду.

Винсент отошёл от неё, и задорно улыбнулся.

- Присматривай за ними.

- Конечно. А ты скорее заканчивай со всем и возвращайся. Ребекке настолько скучно, что она начала вязать, причём в огромных количествах. Выглядит это пугающе, - немного помолчав, София сказала. - И ещё кое-что.

- Да?

- Не убивай его. Пока не выяснишь всё, что хотел бы узнать о магии, ничего ему не делай. В конце концов, я тут в безопасности, а у тебя есть прекрасная возможность узнать как можно больше.

Винсент порывисто к ней подошёл: хотел потрепать её по голове, или обнять, София так и не поняла. Он распался гораздо быстрее.

***

Совсем скоро обнаружилась очередная проблема: зрение Барбары, почти полностью восстановившиеся, снова пропало. Сказать, что его это подкосило, значило бы не сказать ничего вовсе. Сны ему снились настолько дурные, что София начала это чувствовать: ломота во всём теле, зуд в глазах, красные пятна на запястьях от вечных почесываний. В течение некоторого времени София просыпалась, приходила к нему в комнату и, крепко обняв со спины, просто говорила: «Ничего страшного. Спи».

Поначалу это действовало. Когда это действовать прекратило, София стала спать в своей комнате ничтожно редко: сразу же засыпала рядом с Барбарой, обнимая его так сильно, как только могла. Барбара морщился от боли и едва слышно говорил, что она сломает ему все кости.

Но он засыпал. И кошмары прекратили его мучить.

Казалось бы, они разрешили эту проблему, и можно было успокоиться.

- Как на счет самоубийства? - за завтраком спросил Барбара.

- Двойного? - спокойно спросила София.

- Тройного, - откликнулась Ребекка. - Я не собираюсь оставаться здесь одна.

- Ребекка права, мы не можем её оставить, - поддержала София. - В таком случае, да, тройное.

- Я не шутил.

- Так мы тоже, милый, - дотронувшись до его руки, мягко улыбнулась Ребекка.

Больше Барбара таких разговоров не заводил. Зато начались разговоры другие, подальше от ушей Ребекки, и в такие моменты София хотела выйти и, уподобившись волкам, повыть на луну. Может быть, ей бы стало легче.

- Какой из всех был самым лучшим?

- Тот, кто меньше всего рассуждал о своей природе и смотрел на меня глазами подстреленной лани, - мрачно ответила София. - Ох, подожди...

- Я серьёзно, София. И ты, пожалуйста, ответь мне серьёзно.

- Я не могу отвечать серьёзно на такое. Все они - ты.

- И одновременно - нет, - не согласился с ней Барбара. - Поэтому я и спрашиваю, какой из них был лучшим.

- А что, если это ты? Ты, как Стефан Барбара?

- В это я поверить не могу, - откликнулся Барбара. - Любой из них был в состоянии выполнять свою главную задачу - защищать тебя. Я этого сделать не в состоянии. Десмонд, да? Полагаю, это определенно был Десмонд.

Софии хотелось сказать, как он был не прав. Софии хотелось сказать столь многое, хотелось нежничать, уверять. В чём именно уверять, София не могла ответить даже самой себе. Они все были разными. Одинаковыми. Полностью и безоговорочно - её, и она была - их.

Все они были добрыми и такими беззащитными в своих нараспашку открытых чувствах, что хотелось взять, забрать, укутать, спрятать.

Но как же ей было с ним сложно. Как же сложно было объяснить, что он не всегда будет в состоянии её защищать. И это было абсолютно нормально.

***

София проснулась от зуда в глазах и чего-то, что можно было бы назвать сильной ломотой во всём теле. Почесав запястье, она негромко чертыхнулась. Барбаре снова снились кошмары, или он не спал, а сильно волновался из-за чего-то.

В комнате его не оказалось, в гостиной - тоже. София обнаружила его на кухне, и, увидев его лицо, увидев, что рядом с ним был Винсент, не стала показываться на глаза, - спряталась. Она не хотела подслушивать, по крайней мере, в этом она пыталась себя убедить.

- Ритуал? - спросила Ребекка.

София замерла, сильнее прижавшись к стене. Ребекка не попала в её поле зрения, и сейчас София надеялась, что она её не заметила.

- То есть, какое-то ритуальное жертвоприношение? - голос Ребекки звучал растерянно и зло. - Получается, этот Винсент просто горит идеей принести нашу Софию в жертву ради силы своей магии, и он, по каким-то непонятным мне причинам, по-прежнему жив? Ты в своём уме, Винсент? Возвращайся и вырви этому подонку сердце.

- Здесь он до неё не доберётся, - сказал Винсент. - Здесь она в безопасности.

- Но она не в безопасности для всего остального мира! - воскликнул Барбара. - Мы не можем держать её взаперти вечность. Когда-нибудь ей это надоест.

- Ей это уже надоело, - отчеканила Ребекка. - Будем честны, нам всем это надоело. У нас было три вылазки в разные города, на прошлой неделе Барбара был в состоянии распасться до Испании, и каждый раз нас встречали люди Винсента или сам Винсент! Он будет её преследовать до тех пор, пока жив, это уже понятно.

Они молчали крайне долго, и София была уверена, что сейчас они выйдут, так и ничего не решив. Ребекка заговорила снова, и заговорила голосом крайне удивленным, обреченным даже:

- О нет. Проклятье, нет. Я знаю это выражение лица. Он тебя забавляет, да? Этот Винсент... этот Кэрролл, он тебя крайне забавляет.

- Не говори ерунды.

- Я склонен верить Ребекке, - сказал Барбара. - Она тебя очень хорошо знает. Давай, не таи. Что именно тебя забавляет в Кэрролле?

- Я узнал кое-что. Помните, что произошло после того, как София оказалась у той реки, рядом с Барбарой?

- Такое забыть при всём желании невозможно, - мрачно ответила Ребекка.

- Вы помните, что не было и намека на магию? Не было нашей пыли, София не взывала к рунам. Да, она появилась очень неожиданно, но никто этого не заметил, всё что угодно можно было подумать.

- Ты хочешь сказать...

- Да, - громко хмыкнул Винсент. - Его привлекло именно это.

- Но какой смысл приносить в жертву... такое?

- Он считает, что София - нераскрывшийся маг, - ответил Винсент. - Как сквибы. Сквибы - те люди, которые рождены в семьях волшебников, но к магии не способны. А есть маги, которые не могу колдовать с помощью волшебных палочек, да и вообще волшебство им не подвластно. Вся их сила оказывается сокрыта в теле, превращаясь в исключительно физическую силу.

- Кэрролл даже представить себе не может, насколько сильно ошибается, - подвела итог Ребекка.

- Вот в этом-то и кроется вся забавность данной ситуации.

***

Ребекка была не права, - тогда София была в состоянии терпеть ситуацию, тогда ей это не надоело так сильно. До края она дошла только сейчас. Война закончилась несколько месяцев назад, Барбара, не смотря на белесую дымку в глазах, был в состоянии видеть гораздо больше, Винсент узнавал всё больше о мире магии, а Кэрролл сорвался с цепи.

Окончание войны не в пользу Короны сильно его подкосило, заклинание слежения словно обрело второе дыхание, и все прекрасно понимали, - до того момента, когда Кэрролл сможет найти их дом, осталось совсем немного.

- Сдай его властям, - сказала Ребекка. - Его повесят в этот же день, и все проблемы решатся.

- Не поможет, - усмехнулся Винсент. - Он всё ещё владеет магией, и будет способен сбежать, или, что ещё хуже, подстроить свою смерть. Тогда у нас будет куда больше проблем.

- Тогда убей его! Ты узнал на всё, но более чем достаточно. Ты знаешь, как попасть в их мир. Ну и что, что для этого тебе понадобится маг? Ты в состоянии его найти, Кэрролл нам больше не нужен. Проклятье, нам нужен Барбара, пусть хотя бы он вобьет тебе это в голову.

- Я его позову, - сказала София, мигом поднявшись. Терпеть их препирания и разговоры об убийствах уже не было сил. - Кажется, я видела его на улице.

- Подожди, - сказала Ребекка, и, подняв с коленей кардиган, кинула его Софии. - Надень. На улице холодно.

- Ребекка, это уже пятый за неделю!

- И что? Будешь попрекать меня в том, что я нас утепляю?

- Я упрекаю тебя в том, что ты крайне расточительно расходуешь пряжу. Она не растет у нас на деревьях, и когда закончится, понадобится очередная вылазка в город.

- Пошлю Винсента или схожу сама, - раздраженно ответила Ребекка. - Не понимаю, почему это так сильно волнует тебя.

- Потому что я устала собирать нитки по всему дому!

- Так в чем твоя проблема, София: в том, что я расходую много пряжи или в нитках, которые тебе, бедненькой, постоянно приходится собирать?

- Да замолчи ты уже! - воскликнула София.

- Замолчать? О, конечно, давай, затыкай меня, - я же здесь вообще права голоса не имею, зачем кому-то меня слушать, ведь так?

- О, конечно, почему бы не начать....

Винсент закашлялся так громко, что на миг Софии показалось, что он подцепил туберкулёз.

- Кажется, изначально речь шла о пряже? - осторожно разглядывая каждую из них, напомнил Винсент. - Или о том, что нужно сходить за Барбарой.

- Да, - сказала София, отбрасывая кардиган. - Пойду, схожу за Барбарой.

- Надень кардиган, на улице холодно!

- Надену тот, что лежит в прихожей. Или на каминной полке. Или... серьёзно, у нас осталась хотя бы одна пустая поверхность, где не было бы твоих кардиганов, Ребекка?

- Ладно. Но только надень.

Ребекка снова заговорила спокойным тоном, успокоилась, и весь запал её - сдулся в одну секунду. Весь её вид, все её взгляды, всё в ней выдавало крайнюю усталость от происходящего.

***

Барбара делал последние наброски, когда появилась она, неся в руках две кружки какао. Ей осталось пройти буквально два шага, когда она, оглушительно чихнув,
потеряла равновесие, и содержимое одной из чашек пролилось на спину Барбаре.

- Ну как так можно, София, - тяжело вздохнул Барбара. - Я же говорил, одевайся теплее. Эти ветра и холодоустойчивого человека доконают, что и о тебе говорить.

София осторожно поставила чашки рядом с красками, плотнее укутываясь в кардиган.

- Вот именно, - ответила София. - Даже холодоустойчивого. А теперь скажи мне, здесь имеются такие люди?

- Ещё буквально десять минут...

- Ответ на этот вопрос - нет, - торжественно кивнула София. - Так что заканчивай изводить холст этими безрадостным месивом, и пошли в дом. Уложим тебя в кровать, и я принесу ещё какао.

- Только на этот раз оставь его в чашке, - умоляюще попросил Барбара, мигом заслужив тычок в плечо.

София заправила волосы за уши, подставляя лицо холодному ветру.

- Помнишь, когда ты только привел меня сюда, то сказал, что у нас никогда не было места, где можно было бы осесть?

- Да, - не оборачиваясь, кивнул Барбара. - Ты очень долго не могла поверить.

- Добро пожаловать домой, - задумчиво повторила София. - Домой. Я только сейчас поняла, что у меня никогда не было дома. Ты первый, кто помог мне обрести его.

- Хочешь сказать, что я лучший? - в голосе Барбары слышалась усмешка.

- Прекращай, - отмахнулась София, поежившись.

- Ох, София, - протянул Барбара, обернувшись к ней.

Можно было бы подумать, что он смотрит на неё. Смотрит поддернутой белесой пленкой глазами.

- Как думаешь, сколько мне осталось?

- Не говори так!

София наклонилась и крепко его обняла.

- Эй, - она дотронулась до его колючей щетины. - Ты будешь до конца моих дней.

- Всё будет наоборот.

София отшатнулась, едва не сбив шаткий столик с красками.

- София, - сказал Барбара. - Отойди на небольшое расстояние, а потом посмотри на это безрадостное месиво.

София пожала плечами, но сразу же вспомнила, что Барбара не видит. Больше он не видит, и не будет способен на это никогда.

А потом, сквозь мазки ещё не высохшей краски, она увидела свой дом.

- Это поразительно. Ты поразителен, - наконец смогла сказать София, снова поравнявшись с ним. - А ты ещё что-то говоришь обо мне.

- Там есть ещё кое-что, - улыбнулся Барбара. - Посмотри на обратную сторону. Только осторожно, краска ещё не обсохла.

София осторожно повернула мольберт обратной стороной.

«София в холодных ветрах Софии. И будут жить в нас они вечность, а вечность наша кончается сейчас».

- Ты ужасный пессимист, - покачала головой София. - Знаешь что? Я с этим не согласна.

И, сказав это, София окунула кисть в красную краску и дописала несколько слов на самой картине.

- Только не говори мне, что только что испортила мою прекрасную работу своей отсебятиной.

- Скажу с одним условием: ты пообещаешь мне жить гораздо дольше, чем планируешь на данный момент.

Барбара молчал несколько минут, а потом на его лице отразилось едва ли не больное отчаяние.

- Тогда ты тоже пообещай мне кое-что. Обещай, что будешь возвращаться в этом дом. Всегда, во все времена. Обещай, что я не буду последним, с кем ты будешь счастлива.

- Барбара...

- Обещай. Потому что я так хочу, чтобы ты была счастлива.

София сжала его руку.

- Я обещаю тебе.

И Барбара качнулся на стуле.

София схватила его за шкирку, оттянув от обрыва. Стул, качнувшись, откатился в одну сторону, Барбара, неловко охнув и зажав плечо - в другую. Откуда в ней взялось столько силы, столько злости, пеленой застилающей глаза, - София так и не поняла. Не поняла она и то, как довела Барбару домой. Кажется, она так и привела его, за шкирку. Кажется, она едва ли не пнула его на диван. Кажется, всё так и было.

- Убей его, - мрачно сказала София.

- Мне кажется, сейчас не время для таких решений, - протянул Винсент, с опаской косясь на Барбару. - Тебе нужно успокоиться.

- Да не его! - раздраженно махнула рукой София в сторону Барбары. - Винсента. Убей Винсента Кэрролла. Мы тут все с ума сходим, с ним так вообще беда.

- Извини, - сказал Барбара. - У меня снова пропало зрение. Я действительно подумал, что так было бы проще. Так было бы проще, и так бы я смог тебя защитить.

- Совсем ума лишился? - опешил Винсент. - Самоубийство, серьёзно? Ты же знаешь, как бы это обернулось.

- Мы не знаем этого наверняка.

- Нет, мы знаем это наверняка! - отчеканил Винсент. - Я знаю это наверняка.

- Мне настолько всё равно, что вы знаете наверняка! - заорала София. - Винсент Кэрролл. Убей Винсента Кэрролла, потому что, очевидно, других вариантов у нас попросту нет.

В тот момент, когда София закончила говорить, посреди кухни раздался оглушительный хлопок.

Винсент Кэрролл не выглядел помято, да и вообще не выглядел как человек, который прошёл войну. Он был чисто выбрит, одет с иголочки, и смотрел на них с осязаемым торжеством. На них всех и немного зло, - на Винсента.

Он ничего не сказал. Достал палочку, и, взмахнув ей, произнес какие-то слова. Заклинание, направленное в Софию, до неё не долетело. Можно было бы подумать, что оно растворилось в воздухе: но это было не так. София увидела, как на пол упали несколько крупиц золотой пыли, мгновенно исчезая.

- Кэрролл всегда был человеком дела, - усмехнулся Винсент, обернувшись к Софии. - Видишь ли, он не хотел давать тебе повод заговорить. И с тобой он говорить тоже не хочет. Всё быстро, плавно, не размениваясь на слова. Да, мой дорогой друг?

- Даже одно слово может стоить жизни или проигрыша, - ответил Кэрролл. - Тебе ли этого не знать.

- Полагаю, в твоём появлении замешано два слова.

- Три, - не согласился с ним Кэрролл. - Убей Винсента Кэрролла. У меня было предположение, что если ты связан с этой девушкой, то такая мысль непременно всплывет. От тебя или от неё. Выходит, вас больше. И что же? Вы все - нераскрытые?

Прежде, чем Винсент успел ответить, Кэрролл снова применил заклинание. И оно снова было поглощено.

- Интересная магия, - подумав, сказал Кэрролл. - Значит, кто-то из вас обыкновенный маг.

- Уходи, - вздохнув, сказал Винсент.

- А если не уйду, то что? - светски осведомился Кэрролл. - Убьешь меня?

- Я убью тебя в любом случае, подонок, - спокойно сказал Винсент. - Всё, что мне было нужно узнать, я узнал. Дальше сам справлюсь. А мучить кого-то из моей семьи я тебе не позволю.

- Винсент, не будь дураком. Уйди с моего пути.

- Ты так и не понял? - удивленно спросил Винсент. - Ты действительно не понял, что на меня твои запугивания, твоя магия с разумом, да и твои слова, - на меня не действовало ничего. Как ты там говорил? До тех пор, пока я ваш командир, я являюсь Богом?

- Как-то раз я заметил, что кривился на этих словах, - задумчиво сказал Кэрролл. - Нужно было заметить это куда раньше.

- Ещё я бы не кривился, - сказал Винсент. - Всё ещё удивляюсь, как я не убил тебя за эти слова. Но ничего. Мы больше не на поле боя, и мне не нужно притворяться. Оглянись. Единственный Бог в этом доме, - я.

Кэрролл так и сделал: оглянулся. И заметил то, что было превосходно видно в поле зрения Софии, возможно, немного и Ребекки. Но Винсент этого не замечал. Винсент не замечал, что диван в гостиной, на который София кинула Барбару, находился дальше магической защиты Винсента.

- Эй, посмотри на меня! - во все горло крикнула София, поднимая руки.

Кэрролл, направивший палочку на Барбару, обернулся. И посмотрел на неё с интересом, махнув рукой. Давай же, говори.

- Я сдаюсь, - сказала София. - Сейчас я подойду к тебе, и ты сделаешь то, что хочешь. Всё, что угодно. Смотри на меня. Я иду, и я безоружна, видишь?

- Сцепи руки в замок, - сказал Винсент. - За спиной. И выйди из защитного барьера. Попытаешься дернуться, - я сразу же его убью.

- Дура.

«Я согласна», пронеслось в голове у Софии. Винсента она винить не могла. Настолько яростно, настолько искренне он сказал это, наверное, даже сам не понял, что именно произнёс. Во всяком случае, не сразу.

Дура ты, София Саммер. Кэрролл даже не представлял, какую услугу оказал бы им всем: Барбара бы распался, оказался кем-то другим, кем-то, у кого было всё в порядке со зрением, кем-то здоровым и физически сильным.

Она была дурой, которая не могла стоять и ждать. Уж лучше она, чем наоборот. Лучше пусть с ней что-то сделают, нежели с ним.

Кэрролл, обездвижив её, и, взвалив на плечо, сказал:

- Я действительно считал тебя другом, Винсент.

- Знаю. И в этом была твоя главная ошибка.

Аппарация, про которую говорил Винсент, действительно оказалась крайне неприятной и тошнотворной. София не знала, где она оказалась, но кое-что она поняла.

Заклинание с неё спало, и она могла двигаться. Кэрролл, повалившийся на пол в нескольких шагах от неё, корчился от боли: на его боку проступала кровь. Можно было бы бежать, конечно, можно было бы бежать, если бы не дюжина человек, её окружавших.

И прежде, чем что-то произошло, София вспомнила. На пересечении их перемещения, на пересечении их дома, и этого места, в момент, когда Кэрролл бы услышал, но уже не смог бы остаться, Винсент сказал одно слово.

- Лидия.


София Саммер. Часть 3


Винсент и Ребекка появились рядом с ней одновременно. Чуть позже рядом приземлился Барбара. Выглядел он ужасно: бледный, с испариной на лбу, налитыми кровью белками глаз.

София взяла его за руку, двигаясь ближе.

- Так что? - спросил Винсент, широко улыбнувшись, стоя так, чтобы загораживать их всех. - Как поживает дорогая Лидия? Сколько ей сейчас, семнадцать?

- Ублюдок, - выплюнул Кэрролл.

- Ты, - ответил Винсент. - Где ты, говорил, она учится? Кастелобрушу? Ох, нет. Там учился ты. Хогвартс. Точно, твоя дочь учится в Хогвартсе, как я мог забыть. Она так
долго рассказывала о ней, говорила, что это - лучшее место для молодых волшебников. Кажется, это было на нашем первом совместном ужине с твоей семьей. Или на втором? Какой я забывчивый.

- Винсент, ты с ума сходишь, - сказал Барбара.

- Мне кажется, в последнее время мы слишком часто говорим это друг другу, - шепотом сказала София.

- Ещё бы, - недовольно ответила Ребекка. - Столько времени сидеть взаперти.

- Ты ничего не сможешь ей сделать, - сказал Кэрролл, безуспешно пытаясь найти палочку. София видела его палочку. София знала, что у него не появится возможности дотянуться до неё. - Слушай мою команду: убить их всех.

Никто даже и не думал шевелиться.

- Я сказал, убейте их всех! Забудьте мой приказ, девку тоже в живых не оставляйте!

Винсент смотрел на него с интересом человека, нашедшего диковинную птицу. Не всегда понятно, что с такой делать: отпустить, оставить в клетке, узнать внутреннее содержимое.

- Они не будут шевелиться, - сказал Винсент, когда Кэрролл в очередной раз открыл рот. - Можешь не стараться. Просто представь, что они, - мебель. Так нам всем будет проще.

Винсент подошёл к нему и, присев рядом, потрепал по щеке.

- Видишь ли, в чём дело, - задумчиво сказал он. - Я действительно не могу тебя убить. По крайней мере, сейчас. София у нас слишком впечатлительная, и вряд ли она вынесет

убийство другого.

- Да что ты...

Винсент не дал договорить Кэрроллу: со всей силы, на которую был способен, врезал ему по лицу. Кэрролл, изогнув шею, выплюнул несколько зубов.

- Кто такая Лидия? - неожиданно спросила София.

- Это очень хороший вопрос, - улыбнулся Винсент. - Видишь ли, София, Лидия, - его дочь. И, своего рода, резерв для непредвиденных ситуаций.

- Заткнись, - прохрипел Кэрролл. - Не смей говорить подобного о моей дочери.

- Мне нет дела до твоей дочери, - резко сказал Винсент. - Мне нет дела до твоей семьи. Но мне есть дело до Софии. Видишь ли, у нас есть небольшая проблема, и проблема

заключается в жизнях Софии. Судьба, злой рок, плата, - словом, называй, как хочешь. Как только мы её находим, то не можем удержать даже на несчастные десять лет. Всё дело в несчастных случаях, которым, правда, я склонен верить.

- Винсент, ты меня пугаешь, - сказала София. - Я не поняла ни слова из того, что ты сказал. Причем здесь его дочь, причем здесь мои смерти, причем... резерв?

- О нет. Нет, нет, нет. Ты же не сделал этого, да?

- Я сделал это, - сказал Винсент. - Но не строй из себя святого. Ты дал мне своё согласие.

- Я ничего...

- Ты сказал, чтобы я сделал всё, чтобы София осталась в живых. Я просто выполнял то, что ты мне дозволил. И если у меня бы не было твоего разрешения, я не смог бы управлять её пылью. Ты это знаешь прекрасно.

- Замечательно, - сказал Барбара, и голос его резко контрастировал со сказанным. - В таком случае, забудь обо всём, что я сказал. Я запрещаю тебе вмешиваться в поле Софии.

- Хорошо, - согласился Винсент. - Но сделанного этого не изменит.

София, посмотрев на Ребекку, тихо сказала:

- Я ничего не понимаю.

- Не ты одна, - нахмурившись, ответила Ребекка. - Теперь я кое-чего не понимаю и, могу заверить, мне это определенно не нравится.

- Ты знаешь, Ребекка, - сказал Барбара. - Перенаправление главной составляющей пыли.

Ребекка дернулась, буквально подорвалась, и София видела, что смотрела она на неё. Она хотела подбежать к ней, и... закрыть, что ли. Что-то было в её позе, в её движениях,
явственно говорившее о защите.

- Ты не можешь так с ней поступить! - крикнула Ребекка, теперь смотря на Барбару. - Ладно бы, характер был другой, но это же София! Хочешь, чтобы она от чувства вины умерла?

- Я так с ней не поступлю, и она не умрёт!

- Тогда зачем ты...

- Прекратите! - воскликнул Винсент. - Разумеется, с Софией всё будет хорошо. Это исключительно на крайний случай, которого, разумеется, не случится.

- Прекратите все!

Каждый из них, Винсент, Кэрролл, Ребекка, Барбара, все они сразу же посмотрели на Софию. У неё получилось встать, но полностью разогнуться она не могла: нужно было беречь Барбару, не допустить, чтобы он попал под огонь, чтобы на него напали.

- У меня есть замечательная идея, - сказала София, смотря на Кэрролла. - Отпусти нас, сними заклинание. Война закончилась, ты проиграл. У тебя есть семья, есть дочь и, я уверена, ты её любишь. Тебя не будут преследовать. У тебя есть заклинания или, если ты чего-то боишься, Винсент поможет тебе. Ты больше никогда нас не увидишь. Мы больше никогда тебя не увидим.

Она смотрела в лицо Кэрролла. Он по-прежнему был бледным, злым и теперь, ко всему прочему, крайне несчастным. Он действительно обдумывал её предложение.

- Беспросветная ты дура, - сказал Кэрролл. - Дело не в войне. Дело в твоём потенциале, который необходим мне. Я никогда тебя не оставлю. Выслежу, загоню, найду, как
паршивый скот, и вытащу то, что мне необходимо. Ты даже не представляешь...

Кэрролл замолчал, хмыкнув. Оглядел её, и улыбнулся. Улыбнулся искренне, весело, мягко даже. И исчез.

В следующий момент Винсент заорал так, что Софии пришлось зажать уши. И в то же мгновение от него начали исходить волны золотой пыли, окутывающие всех, кто находился в
комнате. Пыль миновала лишь Ребекку, Софию и Барбару.

Барбара поднялся на ноги и, подойдя к одному из людей, дотронулся до его лица. И сразу же повернулся к Винсенту, подбежал к нему, схватив за руку.

- Прекрати, - сказал Барбара. - Не делай этого. Они околдованы, они даже не понимают, что творят.

- Они являются угрозой.

- Кэрролл является угрозой! - заорал Барбара в лицо Винсенту. - Не они.

- Думаешь, они все околдованы?

- Какая разница, есть ли среди них околдованные. Они - люди. Как только с Кэрроллом будет покончено, им дела до нас не будет.

- Винсент, он прав, - сказала Ребекка. - У них тоже есть семьи, и большинство из них тут вовсе не по доброй воле. Прекрати. Давай уйдём отсюда.

Винсент их не слушал. Пыль забиралась в уши и рты каждого человека, и София не могла оторвать взгляд от происходящих с ними метаморфоз.

Это было отвратительно. Это было пугающе.

Каждый из них серел, покрывался морщинами, становился цвета пепла, старой иссушенной бумаги. В конце от них ничего не осталось от людей. Только иссушенная кожа, с силой

натянутая на кости. А после - и этого не осталось. Они рассыпались, превратившись в горсти пепла.

***

Оказалось, Кэрролл обитал в самом центре Лондона, и место, в котором они находились, являлось квартирой трехэтажного дома. Винсент оплатил комнаты в гостинице неподалеку от этого места и, оказавшись в номере, сразу же сказал:

- Не время медлить. Нужно покончить с ним сегодня же.

- Как ты это себе представляешь, Винсент? - устало спросила Ребекка. - Мы не знаем, где он. Мы вымотаны. Нам нужно уходить отсюда немедленно.

- И куда же нам уходить? - спросила София, смотря прямо перед собой. - Он знает, где мы живём. Даже если мы снова найдём безопасное место - как долго это продлится?

- Это продлится столько, сколько потребуется, - ответил Барбара. - В конце концов, он смертен. И вечно он преследовать нас не сможет. Сколько он ещё проживет? Двадцать

лет? Сорок? Пятьдесят? С этим можно справиться.

- Я правильно тебя поняла, - сказала София, сцепив руки в замок. - Под «справиться» ты подразумеваешь спрятаться? Найти безопасное место вдали от цивилизации и спрятаться

там, после чего спокойно ждать его смерти?

- Да. В этом и заключается моё предложение.

- Отлично. Я согласна.

София не поверила своим ушам. Такого ответа она ожидала от кого угодно: от себя в первую очередь, от Винсента - во вторую. Его, при сильнейшем желании, уговорить было
можно. Но Ребекка? Ребекка, которая больше всех причитала, которая больше всего страдала от их образа жизни, Ребекка, которая сегодня оказалась так близко от долгожданной свободы?

Ответ Ребекки удивил только Софию и Винсента. Барбара оказался спокоен. Он встал с кровати и пошёл к выходу.

- Куда ты собрался? - прищурившись, спросила София.

- Я вижу, что вы со мной не согласны, - ответил он. - Сделаем так: я вернусь в эту квартиру и обыщу её. Если найдется хоть что-то, любая зацепка, которая сможет указать

нам на место пребывания Кэрролла, мы сразу же отправимся за ним. Если нет, приведём в действие мой план. Пятьдесят лет. Не больше. А после мы снова будем свободны.

- Ребекка, иди с ним, - попросила София. - У меня нет сил.

- Дело именно в том, что у тебя нет сил? - равнодушно спросила Ребекка, но к Барбаре подошла.

- Нет, - сразу же ответила София. - Просто я не знаю, что ему сказать. Когда что-то узнаете, возвращайтесь.

Они ушли, и Винсент с Софией провели в молчании какое-то время. София не знала, как начать говорить. Не знала, что о ней подумает Винсент, и что подумают Ребекка и

Барбара, если узнают.

- Цветочек, - спокойно сказал Винсент, глядя в окно. - Я тебя осуждать не буду. Никогда.

- Нужно покончить с ним как можно скорее, - глядя на спину Винсента, сказала София. - Что для этого нужно сделать? Что нужно сделать для этого, чтобы выманить его и разобраться?

- Зависит от того, что ты имеешь в виду под «разобраться».

- Сделать так, чтобы он прекратил меня преследовать.

- Это не ответ, София.

София отвела глаза. Не смотря на то, что Винсент по-прежнему не смотрел на неё, он мог обернуться в любой момент. Встречаться с ним взглядом у неё сил не было.

- Я уже говорила это. Я говорила об этом сегодня.

- Тебе нужно сказать это сейчас.

Винсент к ней подошёл. Подошёл, опустился на колени и, взяв её руки в свои, посмотрел в глаза.

- Я не буду тебя осуждать, - повторил Винсент. - Есть моменты, когда нужно делать дело. Но ты должна полностью осознать, что это нужно тебе. По сути, Барбара прав. Срок, отведенный людям, недолгий. Даже таким, как Кэрролл. Я прошу тебя обдумать всё и сказать вслух не потому, что хочу сделать больно. Когда всё закончится, ты не должна себя

осуждать, винить, ни секунды не должна, София. Так что давай разберемся с этим сейчас. Скажи мне: что мы должны сделать с Винсентом Кэрроллом?

- Мы должны его убить, - сухо сглотнув, ответила София.

- Хорошо, - кивнул Винсент. - Почему мы должны его убить?

София удивленно на него посмотрела:

- Потому что я хочу быть в безопасности.

- Ты будешь, - уверенно ответил Винсент. - Не смотря на то, жив он или нет. Вопрос заключался в другом. Видишь ли, я тебя знаю. И прости мне моё недоверие, но я не думаю, что дело исключительно в твоей безопасности.

София знала, в чём дело. Знала с того самого момента, когда отпускала Винсента разбираться с её проблемами. Когда смотрела на Барбару, который едва был жив от волнения.

Когда смотрела на Ребекку, утратившую краски, на лице которой залегли морщинки, на Ребекку, которая без устали пыталась себя чем-то занять, и никогда не могла успокоиться.

- Я не хочу, чтобы вы продолжали так жить из-за меня, - сказала София. - Я не хочу, чтобы ты уходил, не хочу, чтобы Ребекке было плохо. И я хочу, чтобы Барбара поскорее пришёл в норму. Это нужно остановить. Ответь мне: у тебя есть план?

- Есть. Но он не понравится Ребекке. И уж тем более Барбаре.

- А мне?

- Он может тебе не понравиться, - задумчиво ответил Винсент. - Но что-то мне подсказывает, что ты согласишься.

- Возможно, - сухо сглотнув, сказала София. - Возможно, я с тобой соглашусь. Я сделаю всё, чтобы это закончилось как можно быстрее. Но, Винсент… ты убил их. Ты убил всех
тех людей. Не разобравшись, не оставив им шанса.

- Мне сорвало крышу, София, - подумав, ответил Винсент. - Пожалуй, так и есть.

- «Сорвало крышу?», - потрясенно повторила София. - Где ты только такие слова берешь. Ты убил людей, Винсент. Возможно, кто-то из них это и заслужил, я не отрицаю этого.

Но не тебе было решать. Угрозы для нас они не представляли.

Их прервал страшный грохот. Они, переглянувшись, не сговариваясь, бросились к окну. Люди бежали со всех углов, прятались в переулки, кто-то забегал в дома или же, наоборот, из них выбегали.

- Что-то произошло, - сказала София, выбегая из номера. - С другой стороны улицы. Что там?

- Помимо дома, в котором обитал Кэрролл?

- Проклятье!

Они ускорили шаг, обогнув гостиницу. Они увидели руины. Пятиэтажный дом, стоявший в целости и сохранности всего полчаса назад, сравнялся с землей, и его сквозь его обломки можно было разглядеть несколько тел. Винсент вцепился в руку Софии, не давая ей двинуться.

- Не ходи туда.

- Пусти меня!

София вырвала руку и побежала к тому, что осталось от дома. Вокруг стояла тишина. София не понимала, почему было настолько тихо. Почему никто не кричал, почему никто не был в панике, не смотря на огромную толпу вокруг.

Их лица были искажены. Их рты открывались. Но София не слышала звуков. Не слышала, что они говорили.

- Где Барбара? Вы не видели Барбару?

Тот, с кем она говорила, тоже открывал рот, но ничего не говорил. София продолжала спрашивать, и в какой-то момент он взял её за плечи и с силой встряхнул.

- Леди, не думаю, что вы понимаете. Вам нужно успокоиться. Поймите вы, что никому не удалось выжить. Никому, черт бы всё побрал!

- Нет, это вы ничего не понимаете, - потрясенно ответила София, стряхнув его руки.

Вернулись все звуки, и были они оглушающе громкими. Люди кричали, причитали, стонали, молились, извергали проклятья. Полиция суетилась, что-то говорила про то, что им нужно связаться с королевой, или с полицией королевы, София всё ещё не понимала.

И посреди всего этого стояла она. Она стояла, вцепившись в какого-то человека, и всё время повторяла, не видел ли он Барбару.

А он всё время повторял, что никто не выжил.

- Ребекка!

София обернулась, чтобы посмотреть на Винсента. Неужели до него дошло только сейчас? Оказалось, что нет. Он действительно смотрел на Ребекку. Она стояла поодаль от всего,

в саже, пыли, со спутанными волосами и выгоревшим платьем.

София подбежала к ней, схватив за руку.

- Что произошло? Где Барбара?

- Я не знаю, - растерянно ответила Ребекка, озираясь по сторонам. - Мы закончили с проверкой. Я только вышла из дома, Барбара был позади меня. Потом меня отбросило силой
взрыва. Барбару, должно быть, тоже. Он не оставался в доме, я уверена в этом.

- Есть предположения, почему дом взорвался? - спросил Винсент.

- Есть. Мы нашли дневник Кэрролла. Когда Барбара взял его в руки, синий камень на обложке засветился. Я сразу почувствовала что-то неладное. Может быть, это была какая-то магия...

- Именно. Боевая магия, - ответил Винсент. - Я знаю Кэрролла. И я знаю, что такой, как он, никогда бы не стал вести дневник. А вот сделать ловушку, которая была бы на

дневник похожа, он бы мог.

- Тогда они должны были взорваться сразу, - рассеяно сказала София, озираясь по сторонам.

- Вряд ли, у Кэрролла есть мозги. Всегда есть вероятность, что до дневника могли дотронуться случайно. Тогда нужно было бы время, чтобы сбежать, - ответил Винсент. - Одного понять не могу: почему именно взрыв? Можно было бы использовать яд или какое-то проклятье.

- Или заклинание, которое убивает сразу же, - ответила ему Ребекка, пытаясь схватить Софию.

- Если верить словам Кэрролла, такое заклинание во всём магическом мире только одно. И его нужно использовать непосредственно с помощью волшебной палочки. Проклятья, даже самые страшные и быстрые, всегда есть возможность снять.

- Дело не только в этом.

От неожиданности Ребекка прекратила свои метания. Винсент прищурился, с недоумением смотря на Софию.

- Там что-то было, - сказала София. - Если дневник является ловушкой, причём ловушкой, которая действует через какое-то время, значит, он что-то скрывал. Не думаю, что был смысл уничтожать это место только потому, что туда забрели незнакомцы. Сколько вы пробыли там после того, как нашли дневник?

- Не больше десяти минут, - ответила Ребекка. - Барбара всё упирался, а после неожиданно быстро со мной согласился. Думаешь, он что-то нашёл?

- Я думаю, что это сейчас не важно. Нужно найти самого Барбару, в целости и сохранности, а после - разбираться с остальным.

София мягко сжала руку Ребекки: нужно было, чтобы она успокоилась, и прекратила за ней бегать, пытаясь заглянуть в глаза. Сейчас её мягкое, сочувствующее выражение лица вызвало только отвращение.

- Тогда, у реки, Барбара был в опасности, - сказала София. - Я смогла увидеть его. Я смогла быть им. Как у меня это получилось? Что нужно для этого сделать?

- Я не знаю, - ответил Винсент.

- Что значит, ты не знаешь? - опешила София. - За всю жизнь ты ни разу не подвергался такой опасности, что Ребекка могла бы тебя увидеть, захотеть помочь?

- Подвергался, - ответила Ребекка. - И не раз. Но такого у меня никогда не происходило.

- Ладно, - сказала София, заправляя волосы за уши. Прическа растрепалась, и прикосновения к своим волосам неожиданно её успокаивали. - Ладно. Тогда мне нужно самой понять,

как я смогла сделать это.

София закрыла глаза, пытаясь вспомнить свои чувства, прокручивая в голове каждый момент, каждую секунду, начиная с того, как она легла спать, и, заканчивая тем, как стала

Стефаном Барбарой.

София, не сдержавшись, выругалась.

- Это ему было плохо, - сказала она. - Тогда, когда я смогла видеть его глазами, ему было очень плохо. Не мне. Но почему это не действует сейчас? Я уверена, где бы он ни

был, он в ужасном состоянии.

София облизала пересохшие губы. Нужно было всё обдумать. Возможно, лечь спать: тогда всё началось с того, что она уснула. И выпить воды. В горло как будто натолкали песка.

Песка становилось всё больше, горло драло сильнее, а воздух был настолько горячим, что дышать стало почти невозможно.

- София, в чём дело? - послышался из-под толщи шума голос Ребекки.

У Софии было ощущение, словно кто-то разбил бокал, и бросил ей в глаза остатки стеклянной крошки. Хотелось раздеться, чтобы пот прекратил лить по телу. Хотелось воды.

Хотелось заново научиться дышать.

Хотелось, чтобы ветра, пыли и желтого песка стала гораздо меньше.

София схватила Винсента и Ребекку за руку, и прежде, чем потерять сознание, успела сказать:

- Наутиз.

***

- Я больше не могу пить.

- Можешь, - непреклонно ответила Ребекка. - У тебя сильнейшее обезвоживание. Проклятье, София, чем ты только думала? Ты не просто помогла Барбаре, ты взяла большую часть его состояния на себя.

- Я ни чем не думала, - честно ответила София. - Я просто хотела его найти и я хотела, чтобы он был в безопасности. Сознательно я ничего не делала. И, если хочешь знать

моё мнение, я сделала мало. Он снова ничего не видит. И убери от меня воду, меня сейчас стошнит!

Барбара нашёлся в пустыне. София не знала, как его туда занесло, и почему именно туда. Спросить по-прежнему не представлялось возможности. Хорошо, что прежде, чем
перенестись к нему, она догадалась ухватиться за Винсента и Ребекку. София трезво оценивала свои способности: из пустыни она бы их вытащить не смогла, а у Барбары было не
то состояние, чтобы помочь им.

София, покосившись на Ребекку, тихо хмыкнула. С тех пор, как они встретились в этой жизни, у Барбары всегда было не то состояние. У Ребекки и Винсента - тоже. Все они
почти подошли к краю, устали и были готовы на всё, чтобы выбраться из порочного круга.

Возможно, на всё была не готова Ребекка. Барбара - тем более.

Но София готова была. От осознания того, что люди не могли нормально жить только потому, что её в жертву решил принести какой-то псих, ей становилось тошно.

И у Софии был Винсент. Осталось только выгадать подходящий момент и выслушать его план. Софии было плевать, что ей потребовалось бы делать. Разрушить что-то? Снести что-то? Убить Кэрролла? Ладно. Всё, что угодно, лишь бы каждый из них был в безопасности.

София сама не заметила, как уснула.

***

София вздрогнула. София встала посреди очередного куплета Теодоры Сандро и едва ли не побежала к выходу, попутно извиняясь перед шипящими вслед зрителями. Они
вели себя, как змеи. Они вели себя, как Айвори, и Софии казалось, у всех них было лицо Айвори.

София остановилась лишь посреди парка, спряталась за листьями и деревьями, попыталась слиться в красных лучах солнца, сделала попытку последовать за закатом.

«Есть такие, как и мы».

- Что ты за человек такой, Айвори? - прошептала София.

- Человек, который хотел дослушать эту невыразимо скучную оперу. Когда ты убежала, эта Теодора Сандро брала особенно высокую ноту. Интересно, так же кричат подстреленные

птицы, на которых охотился Чарльз?

Айвори встала перед ней, загораживая темно-зеленые листья, загораживая красноватые отблески заката. Айвори мотнула головой, и София увидела вновь, что среди прядей её волос что-то пыталось выпутаться.

- Как можно желать кому-то такой жизни? Как можно радоваться такому?

- Я предполагаю, что у них другая жизнь. За ними не охотится повернутый псих. Их не хотят принести в жертву. Возможно, они счастливы, в своём мире.

- Каком же мире? В стеклянном? В том самом стеклянном мирке, в который ты, якобы, не веришь?

Айвори осела на листья, разбросав подол своего платья по земле. Айвори выглядела задумчивой и в какой-то степени даже печальной.

Айвори не отвечала ей, и София поняла, что Айвори, эта Айвори, - ничего стеклянного, - всё же верила в стеклянный мир. В свой собственный, стеклянный мирок, в котором всё обязательно будет хорошо.

- У всех нас есть стеклянные миры, София. И иногда, но только иногда - мы можем о них помечтать.

- Потому что иногда - не считается?

- Да. Именно так.

Айвори встала с листьев, дернув себя за прядь волос. София глубоко вздохнула и дотронулась до её волос. София достала мёртвую птицу.

***

София вздрогнула, открыв глаза. Ребекка сидела рядом с её кроватью и, неловко подперев щеку рукой, дремала. София дотронулась до её руки и, погладив так, чтобы не разбудить, выбралась из постели.

Винсент обнаружился на кухне: клевал над какой-то черной жижей. Запах у неё был приятный, но стоило Софии попробовать её на вкус, ей стоило немалых усилий справиться с собой, чтобы не выплюнуть это прямо на стол.

- Знаю, жуткая гадость, - рассеяно сказал Винсент. - Кофе.

- Не помню такого напитка.

- Ты и не должна. Он начал появляться, когда тебе было лет пять, наверное. На вкус - отвратительно, но со сном борется прилично. Если добавить молока, то дело идёт лучше.

Но тебе, полагаю, лучше предложить чаю. Или, может, помочь уснуть другим методом?

- Не надо, - рассеяно ответила София. - Не хочу сейчас спать.

- А тебе бы не помешало.


- Знаю, - кивнула София. - Но, черт возьми. Черт. Черт.

- Прекрати, - поморщился Винсент. - Кошмар приснился?

- Нет. Да. Наверное, - нахмурившись, ответила София. - Это всё Ребекка. В тот период, когда она называла себя Айвори. Мне приснилось, будто мы на каком-то концерте. Там выступала женщина, с которой мои родители дружили какое-то время. Очень она любила петь. Но что в жизни, что во сне, - всегда отвратительно.

- И? - поднял брови Винсент. - Вы с Айвори послушали оперу, пусть и не самую хорошую. В чём же дело?

- В нашем разговоре, - ответила София. - Он начался с середины. Знаешь, как бывает во снах. Ты точно уверен, что происходило что-то ещё, но ты всё равно в том моменте, куда тебя отправило подсознание. И мы говорили. О Кэрролле. О том, кто мы есть. Мне было плохо от того, что стало с моей жизнью. Айвори, как всегда, было плевать.

- Как всегда? - переспросил Винсент. - Выходит, Айвори... бесчувственная?

- Ох, нет, я бы так не сказала, - задумчиво ответила София. - Просто она... прямолинейная. И, я полагаю, она может сделать что-то такое, что человек, у которого есть

моральные принципы, не сделал бы никогда. В ней нет ничего стеклянного, ничего, что могло бы её разбить. Хотя, теперь я в этом уверена не так сильно.

София подняла взгляд на Винсента, который, не моргая, смотрел в свою чашку с кофе.

- Скажи, это была инициатива Ребекки? Или вы с Барбарой её надоумили? Я всё ещё не понимаю, зачем был нужен этот спектакль.

Винсент неопределенно пожал плечами, и София решила поднять эту тему позже. В конце концов, задачей первостепенной сейчас являлось вовсе не странное поведение Ребекки.

- Ты знаешь, где сейчас Кэрролл?

Винсент оторвал взгляд от своей чашки с кофе и, посмотрев на Софию, кивнул на соседний с ним стул. Она села рядом, выжидающе посмотрев на Винсента.

- Барбара нашёл кое-что, - сказал Винсент. - Его документы, документы для его семьи и его записную книжку. Не дневник, нет: там всего три страницы исписано. В основном,

адреса. Их больше двухсот, и все они на разных концах света.

- Большинство из этих адресов - просто подделка? На случай, если кому-то всё же удалось бы найти эту книжку?

- Да, так и есть. Я бы сказал, что все они - подделки. Кроме одного.

- Ты уверен?

- Уверен ли я? - переспросил Винсент. - Да, уверен. Он сильный маг. На его памяти, на его разуме - невероятно много заклинаний. Но все заклинания оставляют след или вносят разлады. У него они тоже были. Барбара когда-то говорил тебе, что люди боятся нас на инстинктивном уровне, ведь так?

- Мне говорил об этом Десмонд.

- Ты меня поняла. Что касается Кэрролла, то все заклинания напрочь заглушили этот инстинкт. Он слишком мне доверился. Конечно, потом он начал меня подозревать, но какая

теперь разница? Я знаю, где он находится, по крайней мере, у меня есть большая вероятность, что он именно там. Вопрос в другом...

- Ничего не изменилось, - перебила его София. - Я сделаю всё, что потребуется.

- Хорошо. Как ты относишься к тому, чтобы сделать всё прямо сейчас? - спросил Винсент, и у него загорелись глаза. - Сделать всё до того, как они проснутся.

София улыбнулась ему. Как только все проснутся, Винсента Кэрролла больше не будет существовать на этом свете. План был замечательным, даже не смотря на то, что София
совсем ничего о нём не знала.

***

Адрес, о котором говорил Винсент, оказался подделкой. Там никто не жил, такого дома не было, да и улицы - не существовало вовсе. Они посетили ещё несколько адресов, и

везде их ждало тоже самое. Последний дом, который они посетили, всё же существовал. Но семья, которая там обитала, никогда не знала ни о каком Винсенте Кэрролле. И они не лгали.

Винсент перенёс их куда-то за город, причём София даже не представляла, где был этот город, и находился ли он в Болгарии. София видела множество звёзд на темном небе,
темную, зеленую траву и небольшую реку.

Винсент кричал. Он стоял рядом с рекой, кричал и сыпал ругательствами. Иногда София слышала, как он молился. Последнее её доконало. Она подошла к Винсенту и уверенно

положила руку на его плечо.

- Так мы ничего не решим.

- Ты права, - тяжело дыша, ответил Винсент. - Нужно возвращаться. Уверен, наши уже проснулись.

- Нет, мы не вернемся, - покачала головой София. - По крайней мере, до тех пор, пока ты не расскажешь, в чём заключался твой план.

- Тебе не понравится.

- Дай угадаю: приманка? - равнодушно спросила София.

Она попала в точку. Она увидела, как Винсент кивнул.

- Была вероятность, что он мог поставить на свой дом защитное заклинание. Я бы не смог пройти. Но если бы он тебя увидел, была вероятность, что он мог потерять
бдительность. Совершить ошибку, выйти. Тогда я бы всё сделал. Но какой теперь в этом смысл, верно?

Винсент обернулся к ней. Он выглядел потерянным, и София его понимала. Сейчас они вернутся домой. Ребекка и Барбара устроят им ту ещё взбучку. Это можно было бы пережить при условии, если бы всё это стоило того. Если бы Винсент Кэрролл был мёртв.

«Если бы он тебя увидел, была вероятность, что он мог бы потерять бдительность».

- Заклинание по-прежнему на мне.

- Да, так и есть. Но к нам он не вернётся. Понимает, что там у нас больше шансов, чем у него.

- Ты прав, - сказала София. - К нам он не вернётся. Это мы вернёмся к нему.

- О чём ты? - непонимающе спросил Винсент.

- Приманка. Ты же хотел сделать меня приманкой, ведь так? - лихорадочно спросила София. - Отлично. Я и буду приманкой. В каком-нибудь городе. Не слишком большом, таком, где заклинание могло бы сработать.

- Нет, - твёрдо ответил Винсент. - Нет. Это слишком...

- Нет, это просто опасно. Не слишком. Его людей больше нет в живых. А даже если и есть, то их уже не так много. Он ранен, напуган и прячется. Он считает, что сегодня мы
ничего от него не ждём, что не считаем его за угрозу. Мы прятались так долго. Конечно, нам хочется куда-то пойти. Хочется посетить какой-нибудь город.

Винсент смотрел на неё, и было видно, что он тщательно всё обдумывает.

- У нас сейчас гораздо больше шансов, - сказала София. - Давай, соглашайся. Мы справимся. Что может пойти не так?

***

План был прост: оставить Софию одну, всего на несколько минут. Винсент всегда был бы рядом, достаточно близко для того, чтобы помешать Кэрроллу, достаточно далеко, чтобы
не быть замеченным.

Кэрролл действительно его не заметил. А Винсент не смог ему помешать.

Всё случилось в считаные секунды. Вот она находится среди толпы в Париже, а в следующую секунду - её словно прокручивают всем телом и отбрасывают назад. Открыв глаза, София обнаружила, что они находились там же, где совсем недавно она была с Винсентом.

Кэрролла отбросило тоже. Встал он, пошатываясь, и София поняла, что его состояние по-прежнему не оставляло желать лучшего.

- Аппарация, которой владеете вы, интересна, - сказал он. - Но она оставляет сильный след. Никогда такого не видел. Столько золота. Столько силы, если вы вместе, и столько
слабости - если раздельно. Как я понимаю, ты не имеешь отношения к силе Винсента? Это, скорее, та блондинка. Иначе бы он меня не упустил.

- Винсент силён сам по себе, - сказала София, осторожно поднимаясь. - Каждый из нас силён сам по себе.

- Охотно верю. Особенно тебе. Ты свою силу продемонстрировала прекрасно.

Даже если Кэрролл и ждал, что София спросит, о чём он вообще говорил, его ждало разочарование. Развернувшись, она стремительно бросилась наутёк, вглубь леса.

Выдохлась она быстро, и не столько из-за быстро бега, сколько из-за незнания, куда нужно было идти дальше. Лес всё не кончался, ночь становилось гуще, а паника и страх
подбирались всё быстрее.

София прижалась к одному из деревьев, прислушиваясь в глубину леса. Под ногами хрустели ветки и ветки же эти, которые мешали идти, ломали. Кэрролл шёл легким шагом, но в лесу невозможно быть абсолютно тихим. Да и вряд ли ему это было нужно: он мелодично свистел и что-то напевал. София, заправив волосы за уши, прислушалась.

- Милая маленькая мертвая девочка,
Глупая маленькая мертвая девочка,
Что ждёт милую маленькую мертвую девочку?
Смерть, смерть, смерть.

София не удержалась: со всей силы приложилась головой о кору дерева. Она невообразимо устало от этого.

Как ни странно, от боязни её отвлекло чувство тревожности. Было что-то странное в словах Кэрролла, и София пыталась понять, что именно.

«Аппарация, которой владеете вы, интересна. Но она оставляет сильный след».

Кэрролл сказал невообразимый бред. Распад не оставлял после себя никаких следов, зримый для другого человека. Даже если тот был магом. Винсент что-то сделал. Кэрролл и сам не понимал, что его не должно было здесь быть. Но он перенесся сюда.

С одной стороны, София это понимала. Было бы глупо убивать Кэрролла на глазах толпы. С другой стороны, она чувствовала злость: Винсенту стоило рассказать ей об этом.

- Милая маленькая мертвая девочка,
Глупая маленькая мертвая девочка,
Что ждёт милую маленькую мертвую девочку?
Смерть, смерть, смерть.

Его голос становился всё громче. София, сложив ладони вместе, сразу же их отодвинула друг от друга, так, чтобы было видно расстояние.

- Наутиз.

В пустом пространстве между ладоней образовалась руна. Когда шаги Кэрролла стали раздаваться грохотом в ушах, она выскочила, бросив руну прямо ему в грудь.

Ничего не произошло. Наутиз, пылающий между её ладоней, поблек, соприкасаясь с воздухом, не долетая до Кэрролла. После чего исчез совсем.

- И что это было? - усмехнувшись, спросил Кэрролл.

- Магия. Я хотела ещё крикнуть «сжечь ведьму», но подумала, что это будет звучать слишком драматично. Да и ты не слишком похож на ведьму.

София не понимала, почему из её рта вырывались эти слова. Более неподходящего времени для шуток было сложно себе представить.

- И вот ещё что, - продолжила София. - Сделай что-нибудь со своим голосом. Ты ужасно фальшивишь. Кажется, несколько птиц упали с деревьев, настолько их достал твоё пение.

А ведь Винсент всё время говорит, что это Ребекка слишком драматична. Видимо, чего-то он в тебе не доглядел.

- Достала, - равнодушно сказал Кэрролл.

София, поднявшись над землёй, со всей силы врезалась в ближайшее дерево. И сползла по нему вниз.

- Винсент, если ты где-то здесь, то лучше бы тебе появиться прямо сейчас, - пробормотала София, снова бросаясь в глубину леса.

- Шесть воинов британской армии! Шесть натренированных, сплоченных, безжалостных машин для убийств. Все они были обычными людьми, но не всякому магу было под силу с ними
справиться. Я сам их отбирал. Я сам их тренировал. Сделал лучшими из лучших. Шесть моих воинов. Против одной девки.

Теперь София окончательно перестала всё понимать. Было очевидно, что Кэрролл говорил про Ребекку. Тогда почему, из-за чего всё это время он гонялся за ней?

На секунду ей показать, что она вот-вот поймёт. В следующий момент из неё вышибли дух. Кэрролл ударил её кулаком в грудную клетку, откинув к очередному дереву. Как только

София поднялась на ноги, он проделал это снова. В очередной раз встать она не смогла - он наступил ей на щиколотку, сильными, короткими рывками, сделав это несколько раз.
Следующий удар пришёлся в живот. Ещё один - в солнечное сплетение. Ещё один - ровно по печени. Почкам. Он намотал её волосы на кулак и, сделав короткий замах, стукнул её
головой о дерево.

- Джентльмены умерли, - заключила София, сплевывая кровь. - Избивать девушку - высшая низость. Тебе так не кажется?

- Я избиваю не девушку, - ответил Кэрролл, смотря на неё с удивлением безграничным. - А суку, которая убила моих людей. И я ещё даже не начал.

Вопреки своим словам, Кэрролл не стал использовать кулаки. Он обезумел в раз, и ничего в нем больше не выдавало чего-то, что могло напомнить человека хотя бы отдаленно.

София не могла шевелиться. Хотелось делать что-то глупое. Хотелось спросить, почему Кэрролл искренне уверен, что его людей убила она. Хотелось узнать, почему принести в

жертву необходимо именно её, а не другого человека с хорошим магическим потенциалом. В конце концов, если у Кэрролла настолько не было чего-то, что можно было назвать

честью, почему бы и не убить ребёнка? Это было бы гораздо проще и легче. Почему Кэрролл не провернул это, почему настолько упорно гонялся за ней?

- Дети, - смогла выдавить София.

Кэрролл остановился, резко, быстро, и что-то в его движениях было такое, что могло бы напомнить излом тела.

- Почему ты не убил кого-то из детей? Тебя же привлекает сила, схожая с их, ведь так? Почему ты не убил кого-то из них?

- Мерзкая сука, - яростно прошептал Кэрролл, снова на неё набрасываясь.

София попыталась подтянуть руки к лицу, чтобы закрыть хоть что-то. Может быть, если она начнет умолять, молить, может быть, тогда Кэрролл пощадит её?

- Ты всегда визжала, - сказал Кэрролл. Это было своего рода забавно: София не слышала своих криков. - Стоило тебе увидеть меня или кого-то, кто мне подчинялся, всегда
переходила на крик. Ты кричала «Барбара!» Или звала свою подружку. Ребекка, да? Мне всегда казалось это забавным: кто-то, кто так холоднокровно может убивать, имеет
наглость трястись и звать на помощь.

Кэрролл снова ударил её в солнечное сплетение.

- Ничего не меняется, правда же? - спросил Кэрролл. - Ты визжишь, как маленькая свинка, которой вспарывают брюхо. Ты всегда только это и умела делать. Лучше бы продолжала
визжать. Лучше бы не распускала руки.

Кэрролл продолжал что-то говорить, методично нанося удары. Он всё время бормотал что-то, и в какой-то момент София смогла расслышать его слова:

- Я хотел по-хорошему. Столько времени - я хотел по-хорошему. Сколько же времени я на тебя убил. Хотел всё сделать быстро. Безболезненно. Ничего, ничего. Теперь я смогу отыграться. За всё, что ты сделала. Лидия? Серьёзно, Лидия? Твои мерзкие друзья посмели угрожать моей дочери, чтобы спасти твою никчемную шкуру?

Кэрролл продолжал говорить, и в какой-то момент София заметила странную метаморфозу: его лицо начало меняться. Он перевоплощался в Ребекку, Винсента, Барбару, Шварца,

Десмонда, в людей, которых София видела всего раз в своей жизни, перевоплощался в кого-то из знатных дам, которым Аврора шила платья, в Пьеро Строцци, во всех - них, в
каждого по отдельности.

- И что? - тяжело дыша, спросил он. - Что ты ответишь теперь, София? Где твои шуточки? Говори, не умолкай, продолжай.

- Прошу тебя, я не знаю, кто ты, я ничего не знаю, чего ты хочешь...

- Почему ты врешь? Почему ты всё время врешь? Ещё не надоело? Тебе ещё не надоело?

- Я ничего не знаю, я не понимаю, о чем ты говоришь, - бормотала София. Ей так хотелось, что он прекратил. Ей так хотелось сказать что-то, что могло бы его остановить.

- Я ничего не помню. Я ничего не помню.

София услышала треск такой силы, что сразу же сжалась. Кажется, Кэрролл переломил ей позвоночник. Следующее, что она поняла - удар ей нанесён не был. Кэрролл выстроил
вокруг них купол, которого нельзя была заметить или почувствовать. И Винсент, лицо которого было искажено настоящей первобытной яростью, этот купол сумел уничтожить. София вздрогнула, отвернувшись. Сейчас она не понимала, кого из них боялась больше: Кэрролла или Винсента.

- Беру свои слова назад, - сказал Винсент. - Даже если София выживет, твою дочь я убью. Но, пожалуй, сначала я буду её пытать.

***

Когда София очнулась, то обнаружила рядом с собой ту самую реку. Над головой по-прежнему светили звезды, трава щекотала её лицо, а в теле была небывалая легкость.

- Мы не запоминаем боль, - послышался над её головой голос Винсента. От его рук исходило свечение вперемешку с золотой пылью. - Мы помним страх, отчаяние, моральную
подавленность, унижение, одним словом - весь спектр самого мерзкого морального состояния. Но физическая боль выветривается из нашей памяти достаточно быстро.

- У меня ничего не болит.

- Ещё бы я допустил, чтобы у тебя что-то болело, - пробормотал Винсент. - Ублюдок. Больше никогда не буду недооценивать магов. Ничего. Теперь у нас есть всё время мира. Всё время мира, никаких преследований, и способность делать что, чего мы хотим, не оглядываясь.

- Как ваша сила связана с глазами?

Винсент, нависающий над ней, удивленно поднял брови. И лёг рядом с ней на траву, соприкасаясь затылком.

- Как ты смогла догадаться?

- Барбара, - лаконично ответила София. - Он редко обращает внимание на себя. Я думала, что потеря зрения не станет для него проблемой в дальнейшем, он просто смирится. Не

смирился. Значит, глаза для вас важны.

- Зрение. Визуализация. Способность видеть мир и все его составляющие, вот, что для нас важно. Если бы у Барбары было зрение, он бы смог тебя вытащить в тот момент, когда

Кэрролл поднял бы на тебя руку. И никакая магия не смогла бы с этим справиться. Но для этого надо видеть. Хотя бы немного.

- Он чувствовал? - спросила София, надеясь на отрицательный ответ. - Он чувствовал, что со мной происходит?

- Разумеется. Он чувствовал каждый замах. Каждый удар. Каждое дуновение ветра в твою сторону. Он, София, чувствовал всё. И ничего поделать не мог.

София закинула руки за голову, смотря на ночное небо. Чуть поодаль от них стоял свежевыкрашенный, прочный сарай. Видимо, рядом жили люди, или кто-то жил в нём. Она
надеялась, что никто не был свидетелем того, что произошло сегодня ночью.

- Винсент, выполнишь одну небольшую просьбу?

- Конечно, - не задумываясь, ответил Винсент.

- Подправь его воспоминания.

Винсент дернулся, и боковым зрением София увидела, как он повернул к ней голову, приподнимаясь.

- София, ты хотя бы понимаешь, что именно говоришь?

- Ты прав, - легко ответила София. - Нужно было подумать, есть ли у тебя сила изменять воспоминания себе подобных. Но если у тебя есть такая возможность - сделай это.

- Я даже догадываюсь, в чём кроется причина.

- Он себя съест, - усмехнулась София. - Он себя выжрет, замучает, истлеет. Я думаю, что у меня есть возможность это предотвратить. И если это так, если ты действительно в состоянии сделать это, пожалуйста, сделай. Не ради меня, а ради него. Если ты что-то хочешь взамен, если хочешь, чтобы я переселилась в тело Лидии Кэрролл - ладно. Только его спаси.

- То есть, ты даешь разрешение на своё убийство?

- Если это поможет спасти Барбару, - да.

- Дура ты, София.

- Причем беспросветная, - легко согласилась она.

Винсент махнул рукой и дотронулся до руки Софии. Она сплела их пальцы.

- И Барбара, - такой же, - задумчиво сказал Винсент. - Скажи, ты действительно думаешь, что...

- Нет, Винсент, - засмеялась София. - Я знаю. И это была не проверка. Просто, после всего, хорошо найти подтверждение, что у тебя есть такие люди. Которые будут ставить именно тебя превыше своих целей.

- А как иначе? - удивился Винсент. - Мы семья. Иначе и быть не может.

За то время, что они лежали, не двигаясь, не шевелясь, за то время, что София едва могла различить дыхание каждого из них, она смогла насчитать три падающих звезды.

- А что мне делать с Ребеккой? - осведомился Винсент. - Она всё это время была с Барбарой. Просто поговорить? Или не стоит её беспокоить?

- Знаешь что, Винсент, - задумчиво сказала София. - Решай сам, что тебе делать. А с меня решений проблем и важных решений достаточно. Никогда не хотела связываться с этим
и, пожалуй, никогда этого делать не буду.

- Цветочек, - засмеявшись, сказал Винсент. - Ребекка права.

- Смотри, ещё одна падающая звезда!

Есть дверь. Часть 4


Блисс вышла за дверь, оказавшись на третьем этаже Хогвартса. Перед глазами рассыпались падающие звезды на небе, издалека слышался шум реки и где-то, совсем рядом, чувствовалось нечто, называемое «безопасностью».

- Полагаю, мне можно возвращаться домой? - оптимистично спросила Блисс.

- Конечно, - ответила девушка за её спиной, и в голосе её слышалось веселье. - Если ты найдешь дорогу.

Блисс пошла к лестницам, пролетела несколько этажей и зашла в одну из дверей. Она снова вышла на третьем этаже. Следующая дверь, в которую она зашла, снова за ней закрылась, и снова привела её на третий этаж. И снова. И снова. Каждый раз она оказывалась в изначальной точке.

- Что я делаю неправильно? - расстроенно спросила Блисс.

- Всё, - коротко ответила девушка. - Что ты сейчас чувствуешь?

- Не знаю, - неопределенно ответила Блисс. - Спокойствие. Безопасность. То, что всё обязательно будет хорошо.

- Ты невероятна, - сказала девушка, и в голосе её слышалось искреннее потрясение. - Я не удивлюсь, что если ты пройдешь до конца, то решишь сделать что-то, что удивит меня.

- И что же может тебя удивить?

- Ты и сама догадываешься.

Блисс не догадывалась, но спорить она не хотела. Блисс посмотрела в зеркало, и ещё дальше, сквозь него - в окно. За окном, окруженный облаками пара, несся хрустальный поезд. Он был весь в трещинах, наполовину разрушенный, и целиком - опасный. Он несся, попеременно соскальзывая с рейс, и рушил всё на своём пути.

- Куда он едет? - спросила Блисс. - Чего он хочет?

- Он едет за тобой, - ответила девушка. - Вопрос только в том, кто же успеет первым: ты или этот поезд.

***

Киллиан Маррей управлял поездом, и сейчас Гермиона видела это отчетливо. Он со стремлением звериным окружал его пылью, направлял к Блисс: и всегда ошибался. Поезд врезался в стены, проходил сквозь зеркала, склянки, цветы, путался в розах, застревал в сплетениях слов.

- Зачем вы это делаете? - рискнула спросить Гермиона.

Даже если бы он понял; даже если бы догадался, в конце концов, какая разница? Она была в ловушке, и терять ей было нечего.

- У меня не получается пробраться в её мир, - напряженно ответил Маррей, пытаясь обогнуть лес с колокольчиками. - Но я могу его разрушать. Я могу хотя бы попытаться. Надеюсь, что к тому моменту, как я установлю с ней связь, всё не будет окончательно потеряно.

Гермиона, хотевшая была привалиться к стене, вспомнила, что нет рядом никакой стены. Что она, мыслящая, не может сделать и шага, что она - кукла, которую дёргают за веревочки.

Всё, что она могла сделать, это путешествовать по комнате, смотреть на своих друзей, на тех, кого она знала.

Как только Гермиона увидела Падму, её сердце совершило кульбит. Связь с Малфоем она установила в считанные секунды.

- Ты бледная, - оповестил её Малфой. - Насколько это вообще возможно для человека, который стал похож на призрака.

- Как ты себя чувствуешь? - проигнорировав его, спросила Гермиона.

- Устал, - коротко ответил Малфой. - Рябит в глазах, и в голове самая настоящая каша.

- А физически? - спросила Гермиона, быстро его оглядев. - Выглядишь здоровым.

- Полагаю, это всё потому, что так и есть, - подняв бровь, ответил Малфой. - Что-то случилось?

- Падма Патил, она...

- Выглядит не очень? - догадался Малфой.

- Да, и не только это, - ответила Гермиона. - Пыль, которая её окружает, становится бледнее.

- Подожди, - Малфой нахмурился. - Ты хочешь сказать мне, что она умирает?

Гермиона быстро кивнула.

***

Блисс обернулась. Ей казалось, что её кто-то звал, и голос этот был смутно знакомым.

- Не отвлекайся, - недовольно сказала девушка.

Блисс, поморщившись, вернулась к изучению узоров на двери. В ушах грохотал поезд, и, не смотря на то, что ей хотелось выяснить, кому этот голос принадлежал, отвлекаться ей и вправду не следовало. Почему-то казалось, что если поезд её настигнет, то случится что-то плохое.

- Она не открывается, - наконец сказала Блисс.

- Почему?

- Почему? - растерялась Блисс. - Полагаю, потому, что здесь нет замка.

- Но мы в Хогвартсе! - воскликнула девушка. - Тут и не должно быть замка.

В тот же момент, когда девушка сказала это, несколько бабочек с платья Блисс вспорхнули и, растворившись в металле двери, начали её преобразовывать. Узоры задвигались, и Блисс увидела слепящий белый свет.

- Магия, - просто сказала девушка.

- Да, - согласилась с ней Блисс. - В Хогвартсе её всегда было достаточно.


София (Лидия). Часть 1


— В чём смысл магии, если мы не можем решать реальные проблемы?
— Мы можем решать некоторые проблемы. Так что мы решаем то, что можем.©


До полного спокойствия и прочной уверенности, что оно продлится, у них ушла неделя. София, по возвращении домой по-прежнему обдумывающая, правильное ли она приняла решение, окончательно убедилась в выборе.

Барбара выглядел человеком, которого сломали, не прикасаясь пальцем.

- Сотри всё.

- О чём ты, София? - тревожно спросила Ребекка, стоявшая рядом с Барбарой.

- Сотри всё, что он чувствовал за этот промежуток времени, - повторила София, смотря в сторону. На Барбару она больше смотреть не могла.

Винсент кивнул и подошёл к Барбаре, положив руки ему на виски. Он выглядел слишком безвольным для сопротивления. София и предположить не могла, что он будет его оказывать. Винсент, которого Барбара со всей силы стукнул своей головой, тоже.

Завязалась самая настоящая драка, и София схватила Ребекку за руку, останавливая её от вмешательства. Совсем скоро она поняла, что ей придётся вмешаться самой. Барбара сидел на Винсенте и наносил ему короткие удары по голове, животу, несколько раз попал в шею.

София подошла сзади и схватила его за руку, занесенную для очередного удара.

- Прекрати, прекрати! Ты с ума сошёл? Это же Винсент.

- Винсент, который собирался стереть мне воспоминания? По твоей просьбе, да, София?

София осторожно посмотрела за плечо Барбары. Кровь на лице Винсента выцветала, бледнела, исчезала вовсе - на его лице больше не было чего-то, что выдавало бы в нём человека, которому разбили лицо с особой жестокостью.

- Ты не понимаешь, - сказала София, присаживаясь с ним и беря его лицо в свои ладони. - Ты не понимаешь, что не виноват в этом. Винсент не виноват тоже. Здесь нет виноватых, потому что моё решение было полностью моим, и ты не вправе судить Винсента или злиться на меня. На себя ты не можешь злиться тоже.

- Почему же, - голос Барбары звучал крайне равнодушно. - Могу. На себя я могу злиться в первую очередь.

В этом и был просчет Барбары: он мог слишком долго зацикливаться на своей вине. Он мог слишком долго рассматривать, смотреть, всматриваться в Софию, и не замечать ничего вокруг. София могла делать это тоже - но сейчас первостепенной задачей было не это. Ей нужно было отвлечь Барбару: и у неё это получилось.

Барбара не сразу почувствовал, как Винсент положил на его голову пальцы.

***

Следующие несколько месяцев превратились в настоящий кошмар для всех. Для Винсента, для Ребекки, крайне много - для Софии, больше всего - для Барбары.

Он полностью восстановил своё зрение, и София, смотря на него, обмирала от своих мыслей. Лучше бы всё было по-прежнему. Лучше бы он не мог видеть.

Видеть - значит иметь огромную власть. Барбара был в состоянии распадаться, манипулировать пылью и искать. Искать, искать, искать. Искать что-то, чего он не мог объяснить себе сам. Искать что-то, из-за чего происходило это. Эти перепады настроения. Эта невозможность задержаться на одной мысли больше пяти минут. Эти постоянные возвращения на место событий, слежка за прошлым Кэрролла, слежка за его семьей, слежка за всеми, кто был хотя бы немного к нему близок.

- Прекрати, - умоляюще просила его София. Слишком много было в её речи умоляющего последнее время. Слишком много было в Барбаре такого, что заставляло её умолять. - Всё закончилось. Тебе не нужно бежать, не нужно ничего искать. Кэрролла больше нет, Винсент с ним разобрался.

- Кэрролл со мной что-то сделал, - ответил Барбара, по уши закопавшись в бумагах, и голос его звучал лихорадочно. - Какое-то заклинание. Что-то с памятью, я уверен в этом. Там какое-то темное пятно, и я не могу за него заглянуть.

- И не надо! - воскликнула София. - Даже если он и сделал это, какая разница? Всё закончилось, Кэрролла больше нет. Пожалуйста, остановись. Это уже прошлое.

- Прошлое, - согласился Барбара. - Но я хочу помнить о своём прошлом всё. Оно принадлежит мне, и никому отнять я его не позволю.

- Это глупо, - помолчав, сказала София. - Глупо вести себя вот так, ища неизвестно чего и неизвестно зачем.

- Может быть, - ответил Барбара. - Но я всегда могу попытаться, правда же?

***

- Что, если он догадается? - спросила София Винсента.

- Исключительно, - мрачно ответил Винсент: недосып давал о себе знать. - О том, что в этом замешан кто-то из нас, он не догадается. Об этом я позаботился, когда стирал ненужное.

- Ненужное?

Ребекка, закутавшись в один из своих кардиганов, сидела чуть поодаль от них, и смотреть сквозь каждого. София почувствовала, как защемило сердце. Ребекка с самого начала не одобряла этого. А когда всё случилось, когда воспоминания были стерты, когда Барбара сорвался с цепи, начал метаться, бежать, искать - она вовсе от всех закрылась.

София смотрела на неё, белокурую, со взглядом, полным тумана, как всегда - тихую. Смотря на неё, какая-то мысль смутно вертелась в голове у Софии, но она не могла обличить её в полной мере.

- Что мы с ним сделали, - сказала Ребекка. - Что же мы сделали с ним.

- Мы его защитили, - резче, чем нужно, ответил Винсент.

- Мы его сломали, - в тон ему ответила Ребекка. - Ты с Софией, и я, потому что не остановила вас. Он мог бы пережить всё, что случилось. Смириться. А как он может сделать это теперь, когда воспоминаний нет, а вот всё, что он чувствовал - осталось?

- Не осталось. Я...

- Ты можешь проворачивать свои штучки с обычными людьми, - отрезала Ребекка. - Но с ним ты такое провернуть не можешь. Не в своей полной мере. Нет.

Это натолкнуло Софию на одну мысль.

- У Барбары стерта память, - задумчиво сказала София. - Но что будет, если он переродится? Он вспомнит всё, или же, наоборот, забудет всё в достаточной мере, чтобы не вести себя так, как он ведет себя сейчас?

- Не знаю, - осторожно ответил Винсент. - С одинаковой вероятностью могут произойти оба варианта. Но, даже если он переродится, у него будет сто лет, в течение которых ему придётся ждать тебя. Боюсь, это только ухудшит положение.

- Нет. Нет, не ухудшит. Винсент, как на счет того, чтобы убить, по меньшей мере, трёх зайцев?

Винсент удивленно на неё посмотрел, и было видно, что он решительно не мог понять, куда она клонит.

- Если я умру, то окажусь в теле Лидии Кэрролл, ведь так? - с нажимом спросила София.

Винсент, шокировано на неё посмотрев, через секунду весело засмеялся.

- Ох, София, - восхищенно сказал он. - Ну конечно. Это поразительно. Ты - поразительна. Судя по времени года, Лидия сейчас в своей закрытой школе, и...

- Да что вы вообще такое обсуждаете? - пораженно спросила их Ребекка. - Лидия Кэрролл была запасным вариантом на случай несчастного случая. Винсент, пожалуйста, остановись. Ты же прекрасно знаешь, какая Лидия Кэрролл. Она совсем не похожа на своего отца, она даже не знает, что тот творил.

- Ребекка, пожалуйста...

- Пожалуйста, София? - переспросила Ребекка. - Извини, но нет, я не прекращу. Хочешь узнать больше о Лидии Кэрролл? Она - обычная девочка. Волшебница, которой нравится учиться в школе. У неё есть мать, которая очень её любит, друзья и любимые предметы. Она не заслужила того, что вы хотите с ней сделать.

- Я делаю это не ради себя.

Ребекка открыла рот, но сразу же его закрыла. Она подошла к Софии, остановившись рядом и положив руку ей на плечо. В какой-то момент Софии стало страшно: ей показалось, что Ребекка её ударит. Но Ребекка только обреченно вздохнула и, притянув Софию к себе, обняла.

София, не выдержав, расплакалась на её плече.

- Я подумала, что...

- Я хотела, - просто ответила Ребекка. - Но в этом всё и заключается, да? Ты делаешь это не ради себя. И никто не сможет тебя остановить.

- Тем не менее, у нас есть проблема, - сказал Винсент. - София, ты же понимаешь, что тебе придётся умереть?

- И как можно скорее, - ответила София. - Мы не можем ждать очередного несчастного случая. Может быть, сброситься со скалы?

- Это будет самоубийством, - покачал головой Винсент. - Я не уверен, что после такого ты вообще сможешь переродиться.

- Тогда, полагаю, это сделаешь ты?

- Конечно, - сладко проговорил Винсент. - Уже побежал. Ты видишь, с какой скоростью я бегу за ножом, София?

- Прекрати, - поморщилась София. - Таким поведением ты легче не сделаешь.

***

Вот что произошло в следующие двадцать четыре часа:

Ребекка, Винсент и София так и не смогли прийти к одному консенсусу, и решили, что разберутся со всем в течение недели.

Барбара возвращался, исчезал, и возвращался вновь. Софии казалось, что с каждым часом его поведение ухудшалось. Выяснилось, что всем остальным так казалось тоже.

София решила рискнуть, не дождавшись окончания недели. В конце концов, если она попытается спуститься с обрыва, и при этом зацепиться обо что-то, сорвется, упадет, в этом не будет её вины, ведь так?

София рискнуть не успела: в тот момент, когда, находясь рядом с обрывом, она наколдовала руну, произошёл взрыв. Но прежде, чем окончательно отключиться, София успела кое-что заметить. В её руну было вплетено что-то, что никогда не являлось её магией.


***

София очнулась в белизне, постукивании металла и отголосках боли, блуждающей в её голове. Она попыталась сесть, но пара настойчивых рук схватили её за плечи и снова положили.

Одно София знала точно: она лежала на кровати. По истечению того времени, которое возвращало ей зрение, она смогла понять, что лежала в месте, сильно смахивающим на больницу. Или, может быть, это и было больницей.

Что произошло? Она упала со скалы, но выжила? И теперь находится здесь?

Попытавшись восстановить события, София, скривившись от боли, сразу же перестала воспроизводить в своей голове воспоминания. Сначала нужно было полностью привести себя в порядок, и только потом пытаться что-то вспомнить.

- Ты как, в порядке?

София посмотрела в сторону, и сразу же улыбнулась. Даже такое малое движение, как улыбка, вызвала неприятную ломоту, но сдержаться она не могла. Подняв руку, София дотронулась до локтя того, кто сидел перед ней.

- Ты лысый. Я уверена, что в твою голову можно посмотреться, как в зеркало.

- Винсент и Ребекка с тобой бы согласились.

- Они где-то здесь?

- Да, - кивнул он. - У Винсента сейчас пара, а у Ребекки перерыв. Ты просто не представляешь, сколько учеников к ней приходят на одну смену. Столько несчастных случаев. К счастью, все живы, и, к ещё большему счастью, у волшебников достаточно зелий и заклинаний, чтобы всё исправить.

София попыталась поднять бровь, но вместо этого почувствовала, как искривилось всё лицо. Это было странно. Никогда собственная мимика не казалась ей настолько чужеродной.

- Смены Ребекки, пары Винсента... что вообще происходит? Мы в каком-то университете?

- Да, пожалуй.

София почувствовала, как неприятно скрутило живот.

- И сколько мы здесь находимся? - слетел вопрос быстрее, чем она успела его сформулировать.

- Сегодня прошёл ровно месяц.

***


Её звали Лидия Кэрролл и она была из тех, кто адаптировался. Её звали Лидия Кэрролл и она была идеальной: начиная от всей своей внешности и заканчивая мягким характером. Её звали Лидия Кэрролл - и Лидии Кэрролл более не существовало.

Она по-прежнему ходила, по-прежнему дышала, по-прежнему была Лидией Кэрролл для всех и каждого. И это было странно, опасно, и самую малость щемяще больно - потому что Лидия Кэрролл не хотела быть Лидией Кэрролл.

Лидия Кэрролл хотела стать Софией Саммер, или Марой Меффлёр, Авророй Андерсен, Джейми Доминик. Хотела снова стать собой.

Она была Лидией Кэрролл, она отзывалась на Лидию Кэрролл, ей хотелось, чтобы её назвали по-другому. Кем угодно из бесконечной вереницы имён, характеров и жизней.

Самое ужасное было в этом вот что - отголоски настоящей Лидии Кэрролл по-прежнему слабо трепыхались у неё в голове. Винсент сказал, что это продлится не больше трёх недель - потом её сознание попросту погибнет окончательно.

Он оказался прав.

***

- И как тебе здесь, цветочек? - спросила Ребекка. - Потрясающее место, правда? Уже адаптировалась, привыкла?

Ребекка снова делала это - засыпала вопросами, улыбалась, хватала её под руку, могла ночью прокрасться в её комнату и бесконечно ходить по замку, выискивая его секреты. Каждый раз, когда София пыталась спросить то, что было для неё важно - Ребекка это словно чувствовала. Она или вела себя так, как сейчас, или ссылалась на неотложные дела, а после - не показывалась неделями.

София не знала, что делать с такой Ребеккой, и София боялась. Боялась она вовсе не Ребекки, а того, что можно было о ней узнать.

- Меня выбили из моего тела, когда я умирала, - сказала София, перелистывая очередную страницу. - Я видела космос. А после этого оказалась в магической школе, в теле девушки, жизнь которой я забрала. Как ты думаешь, я могу привыкнуть или адаптироваться?

- Ты слишком зациклена на своих проблемах, которые и проблемами назвать нельзя, - грустно вздохнула Ребекка. - Послушай то, что я скажу тебе сейчас. Нет, София, я серьёзно, оторвись от книг и посмотри на меня.

Ребекка взяла её руки в свои и, дождавшись, когда София поднимет на неё глаза, сказала:

- Большинство людей умирают из-за двух вещей: политики и бессмертных. С политикой мы не связаны, но мы - бессмертны.

- В том то и дело, - покачала головой София. - Мы бессмертны, у нас есть всё. Из-за нас не должны умирать другие люди.

- Наша бессмертность - не исключительна. Если на то пошло, любая бессмертность - не исключительна, - возразила Ребекка. - За неё приходится платить. Мы и платим - другими жизнями. И так будет продолжаться всегда. Тебе придётся к этому привыкнуть.

София ещё некоторое время смотрела на Ребекку, после чего снова вернулась к книгам.

- Я тебя понять не могу, София, - в голосе Ребекки слышалось раздражение. - Ты же знаешь, чем занимается Винсент, и ты знаешь, что он крадёт энергию у других. Чаще всего он не разменивается, и выжимает человека досуха.

София прикусила губу, спрятавшись за книгой. Лишь бы Ребекка не догадалась. Лишь бы Ребекка не...

- О! Как же я сразу не поняла, - в голосе Ребекки слышалась всепоглощающая жалость. - Какая разница, что делают другие, если этого не делаешь ты, да? Какая разница, если это не касается тебя самой, да, София?

София упрямо молчала, не смотря на Ребекку. Впрочем, и Ребекка не стала требовать от неё ответов - в какой-то момент она просто встала и ушла. Когда София снова оказалась одна, то сразу же упала на стол, хорошо приложившись об него головой.

Ребекка видела её насквозь. Фауст видел её насквозь. Винсент - тоже.

И София прекрасно знала за собой все свои собственные черты. Но, не смотря на это, в одном она была уверена - она никогда бы не допустила в обиду близких людей. Она всегда будет их защищать. Она была хорошим человеком. София была уверена, что она хороший человек.

В конце концов, не она ради прихоти четвертую жизнь убивала кого-то из своей семьи.

***

В книгах Хогвартса можно было найти весь мир и немножечко - за его пределами.

И, ладно, София почти была готова признать, что всё, что творилось в Хогвартсе, все знания, вся информация, магия, как таковая - всё было невероятно. Занимательно и чарующе.

И при всём этом множественном великолепии, всё равно была проблема. О таких, как они, не знали ничего. Даже в мире, где волшебство правило полностью и безгранично, нефилимов и их спутников не существовало.

***

Через месяц своего преподавания Фауст нашёл способ, способный запечатлеть человека на бумаге. Способ его заключался в том, чтобы поймать необходимое количество тени человека, использовав его с нужными погодными условиями, светотенями и, разумеется, магией.

Таким образом запечатлевали множество учеников для школьных альбомов, таким же образом запечатлели и Фауста, и Лидию. Но Фауст хотел сделать что-то, где были бы они вдвоём, и вовсе не в школьной обстановке.

София, поначалу воспринявшая эту идею положительно, начала угасать через несколько часов. Сначала была проблема с зеркалами, потом - с солнцем, а потом им и вовсе пришлось искать подходящее для этой феерии место, при этом сделав так, чтобы другие ученики их не увидели.

Место, как это ни парадоксально, нашлось в кабинете Фауста и Софии стоило огромных трудов не указать на то, что они могли начать именно отсюда.

Но была и другая проблема - она заключалась в лице. Это было не её лицо, не её волосы, глаза, тело, всё остальное - тоже. Какой в этом был смысл, даже если они увидят эту фотографию и через сотни лет? София очень надеялась, что она снова станет собой гораздо раньше.

- Эй, - сказал Фауст, оборачиваясь. - Подойди ко мне.

София рассеяно кивнула и подошла к нему, остановившись рядом с одним из зеркал.

- Смотри, - он кивнул на зеркало. - Кого ты видишь, когда смотришь на себя?

София внимательно посмотрела на девушку, которая там отражалась. Рыжие волосы. Яркие вишневые губы. Зеленые глаза. Мягкие, гармоничные черты лица. Девушку в зеркале звали Лидия Кэрролл.

- Это ты, - сказал Фауст. - София Саммер, которая по-прежнему жива. Пусть и не в своём теле. Но ты - жива. И я бы...

Фауст запнулся, опустив голову, после чего поднял взгляд, твердо посмотрев в зеркало.

- И я бы, не раздумывая, снова бы сделал это. Поместил тебя в её тело. В другое. В тысячи других тел, всё, что угодно - лишь бы осталась жива. В конечном итоге, Винсент был прав. Я ничем не лучше его.

- О, нет, не смей, - быстро замотала головой София, прикрыв глаза. - У меня тут свои проблемы есть... ладно, тут вот в чём дело. Ты не прав. Винсент тоже не прав. Вы оба, вы... у каждого из вас есть недостатки. У вас, и у нас с Ребеккой. Достоинства - тоже есть.

София замолчала, по-прежнему смотря в зеркало на себя и немного - на Фауста.

- Если кто-то в чём то и прав, то это Ребекка, - наконец сказала София. - Мы другие. Мы не сильнее остальных, не лучше, но устроены мы по-другому. И выживаем мы по-другому. Я не одобряю поступков Винсента. Но знаешь, в чём вся проблема?

- Он наша семья, ты это хотела сказать?

- Да, - помявшись, признала София. - Он наша семья. Ребекка - тоже. И мы не всегда будем согласны друг с другом. И нам придется смиряться с некоторыми нашими решениями. А в некоторых случаях придётся как-то влиять друг на друга. Серьёзно, в последний раз Винсент настолько перегнул палку, что я до сих пор отойти не могу.

- Как это не парадоксально и немного печально, единственный, кто отошёл, это Винсент, - задумчиво сказал Фауст. - Думаю, об этом нам придётся с ним провести серьёзную беседу.

- Он же живёт гораздо дольше, чем ты, - сказала София. - В масштабах его жизни, тормоза у него тоже срывает масштабно. Но если посмотреть на Ребекку...

- Не надо про Ребекку, - нахмурился Фауст. - Последнее время у меня есть кое-какие подозрения. И если они правдивые, то у Ребекки всё гораздо хуже, и разговор с ней будет крайне серьёзен.

Их взгляды в зеркале пересеклись. Софии стоило больших трудов, чтобы не сказать, что она прекрасно понимает, о чём именно говорит Фауст.

Когда она умирала, Винсента не было рядом. Её смерть видели непосредственно Ребекка и Фауст. Конечно, Фауст мог увидеть то же самое, что и она. И если это было правдой, если это действительно было правдой, то София должна первой поговорить с Ребеккой.

До Фауста. И уж тем более до того, как об этом узнал бы Винсент.

- Так что? - спросила София. - Давай, запечатлеем себя на веки вечные, как будто это что-то изменит.

- Я искренне надеюсь, что у нас это получится, - пробормотал Фауст, достав палочку и начиная творить заклинание. - Солнца достаточно, зеркал - тоже, всё необходимое у нас есть. Единственная проблема - в моей палочке трещина, надеюсь, она продержится хотя бы до конца месяца.

- Винсент за этот месяц три палочки сменил, - поделилась София. - У Ребекки вчера сломалась вторая. С моей, правда, всё в порядке, хотя заклинания выходят настолько неважные, что плакать хочется.

- Всё дело в парадоксе, - ответил Фауст, продолжая чертить формулы. - Я, Винсент, Ребекка, мы творим магию, не обладая тем полем, которое есть у волшебников. Палочки нас слушаются, но не понимают нашей природы. Нам нужна правильная расстановка сил. У тебя магическое поле есть, но одновременно в тебе есть и пыль. Ты - это по-прежнему ты, поэтому если и полагаться на силы, то исключительно на силы твоего проводника.

Не сдержавшись, София толкнула Фауста.

- Серьёзно, мы же будем запечатлены навечно! Давай, сделай менее сосредоточенное выражение лица.

Фауст засмеялся, отойдя от Софии.

- Если ты будешь продолжать меня пихать, то я выйду за пределы зеркал и у нас ничего не получится.

- Отлично, в этом и был мой план! Зачем мне твоё лицо, когда может получиться вполне неплохой результат?

София не успела отпрыгнуть назад, когда на неё набросился Фауст: почти сбил с ног, но перехватил так, чтобы она не упала. И начал сильно её щекотать. София балансировала на грани двух состояний, и не знала, от чего умрёт быстрее: от щекотки или своего громкого смеха, который едва не раздирал горло.

В какой-то момент Фауст прекратил её щекотать, и София обессилено сказала:

- Складываю оружие, ты победил.

Она подняла взгляд и, посмотрев на Фауста, проследила за направлением его взгляда. Фауст смотрел на Ребекку.

- У меня есть идея! - во всё горло крикнула София. - Ребекка, найди Винсента, пусть он придёт сюда. Давай, ну же!

- Не уверена, что... - начала Ребекка, но София быстро её перебила.

- Давай, найди Винсента и приведи его сюда, - азартно сказала София. - У меня есть идея.

- Ладно, - только пожала плечами Ребекка. - Если у тебя есть идея, то так просто от этого не отделаешься.

Ребекка привела Винсента через час. На следующий день были готовы две теневые сущности. Одна из них, не смотря на громкие протесты, осталась у довольно смеющегося Винсента. А тот, на котором были Винсент и София, запечатанная в теле Лидии Кэрролл, у Фауста.

София знала, что могла бы настоять и оставить теневую сущность себе. Но слишком уж ясно читалась ненависть в его глазах, когда он смотрел на Ребекку. София не хотела, чтобы он смотрел на неё так ещё когда-либо в жизни. София хотела всё исправить.

***

У Эдварда Эверарда было землистое, чуть одутловатое лицо и короткая черная челка. Впрочем, и его волосы, и его челка едва ли не с каждым днём пополнялась новыми седыми волосами. Поначалу София, не знавшая, что из себя представлял директор Хогвартса, считала его человеком крайне неприятным. Всё изменилось со временем, потому что Эдвард Эверард был превосходным директором.

Помимо своих обязанностей директора, он так же был и профессором. Преподавал он Историю магии, и даже самые скучные, самые занудные факты мог преподносить так, что захватывало дух и хотелось записывать, слушать, а после - записывать снова.

Эверард умел превосходно решать конфликты, как среди профессоров, так и среди учеников. Если у кого-то из учеников возникали проблемы, он мог помочь им лично, даже если это никак не соприкасалось с тем предметом, который преподавал он. Казалось, Эверард успел везде, где можно было успеть, и решал такие проблемы, с которыми бы не смогли справиться и десяток человек.

Пусть и София провела в Хогвартсе всего несколько месяцев, одно она заметить успела: Хогвартс отставал от обычного мира по меньшей мере на два века. И если в обычном мире от бушующих времен инквизиции остались лишь слабые отголоски, то в Хогвартсе они прекратились не более тридцати лет назад. И лишь благодаря Эверарду.

Впрочем, одного Эверард не сделал: не избавился от всех приспособлений. Так Винсент, охочий до новых мест, до тайн Хогвартса, нашёл один небольшой подвал, в котором сохранились все пыточные предметы.

- А вот такое я вижу в первый раз, - сказал Винсент, указав на стул, от которого отходила железная труба, увенчанная небольшим куполом, размером с голову. - Мне нравится. А вам?

Когда Винсент разбудил Софию посреди ночи, и они вместе с ним и Ребеккой пошли будить Фауста, София была уверена, что под «вы не поверите, какую красоту я нашёл, вам обязательно нужно её увидеть», Винсент подразумевал нечто другое. Совсем другое.

Фауст, несколько раз моргнув, протяжно, обреченно вздохнул и ушёл, бросив на ходу, что идёт спать. Ребекка выглядела крайне холодной и равнодушной, после чего просто ушла.

В подвале остались только Винсент и София.

- Винсент, ты же понимаешь, что повторения быть не должно, да? - тревожно спросила София, внимательно вглядываясь в его лицо.

- Повторения случайного опустошения людей? - рассеяно спросил Винсент, ощупывая железный купол. - Да, конечно, такого не будет. Мне просто сорвало крышу. Господи, зачем нужна эта штука, понять не могу.

- Винсент, посмотри на меня.

Он быстро вскинул на неё взгляд. У него были раскрасневшиеся щеки, блуждающая улыбка и донельзя рассеянный вид. Может быть, смотрел он на Софию, но мыслями явно был далеко.

- Что с тобой происходит? - только и смогла спросить София.

- Ничего. Я же всегда был таким, не забыла?

- Да, был. Но ты снова это повторяешь. Повторяешь, что тебе просто «сорвало крышу». Ты такой, какой есть, но ты убил людей. Неужели тебя это совсем не волнует?

- Как именно меня должно это волновать? Как тебя - жизнь Лидии?

София дернулась от него неосознанно, не зная, что именно хотела сделать: убежать, закрыться.

Винсент это заметил: сделал шаг вперёд, подняв руки, раскрывшись.
- Я не хотел этого говорить.
- Не надо, - покачала головой София. - Это же правда.

Они смотрели друг на друга, и в ту секунду София была абсолютно уверена, что думали они об одном и том же: как же сильно они похожи. Как же сложно с ними, как же сложно Ребекке и Фаусту.

- Мы не подарок, да, София? - подтвердил её мысли Винсент.

- Да, пожалуй.

- Послушай, - устало вздохнул Винсент. - У меня много переживаний. Ты с нами не так часто, как было бы надо, и ты не всегда знаешь, что у нас творится. Я мог бы тебе рассказать. Но тебе действительно это нужно?

София немного подумала, отведя взгляд. Может быть, Винсент и был прав. Ему просто сорвало крышу. А такими вещами, как этот стул, да и вообще, чем-то, что было вне его понимания, он интересовался всегда. В конечном счете, это было не её дело. У Винсента была Ребекка. Они со всем разберутся.

Но прежде, чем уйти вслед за остальными, София спросила:

- Ты же знаешь, что мы семья, да?

- Я знаю, София. Мы семья, и если было бы что-то действительно важное, что я должен был бы рассказать, я бы это сделал. Не волнуйся за меня.

София, постояв несколько секунд, ушла.

***

У Эверарда было то, что было и друга Винсента, создавшего Золотое сечение и картину с таинственно улыбающейся девушкой. Внушение, как и разлады в поле, на него не действовали. Но он не боялся никого из них, напротив - ему было интересно. И интерес этот был вовсе не научный, какой мог бы быть к интересным породам зверушек. Он интересовался ими, как людьми.

И в первую очередь Фаустом. София сама не заметила, как эти двое сдружились.

***

Их дружба продвинулась куда дальше. Фауст рассказал Эверарду всё. Рассказал о том, кто они такие. Рассказал, как они живут, что подпитывает их существование. Рассказал о спутниках. Обо всём, что говорил ему Винсент.

София узнала об этом в непринужденном разговоре с самим Эверардом - он пригласил её в свой кабинет.

- И зачем вы рассказываете мне это? - удивилась София.

- А почему я не должен был бы рассказывать? - с весельем в голосе спросил Эверард. - Или вы убиваете каждого, кто, не будучи в вашем круге, узнает вашу тайну?

- Прекратите, - досадливо поморщилась София. - Я никого не убиваю, и никогда бы этого делать не стала.

- Вот как? У вас уже была возможность?

- Да. Такая возможность у меня была.

София была уверена, что он спросит про Лидию. София была уверена, что он обязательно спросит, что она чувствует, понимая, что отняла чужую жизнь. Пусть и не сама - но факт оставался фактом.

Эверард этого не спросил.

- Мне всё равно, что вы делаете, пока вы не трогаете их, - сказала София, прекрасно зная, что Эверард поймёт, о ком идёт речь. - Но если вы причине вред кому-то из них - я не знаю, на что буду способна.

- Как хорошо, что я не хочу причинять вам вреда, - хмыкнул Эверард. - Напротив. Я хотел бы вам помочь.

София удивлённо подняла брови. Эверард был могущественным волшебником, хорошим профессором и директором одной из самых сильных школ магии. Но неужели он действительно думал, что за несколько месяцев мог узнать что-то, чего за всё время существования не знали бы Винсент или Фауст?

- Видите ли, мисс Кэрролл, - задумчиво сказал Эверард, постукивая кончиком пера по столу. - Правильно ли я понимаю, что все ваши знания строятся лишь на том, что говорит профессор Эйвери?

- Да, так и есть, - ответила София. - Но Винсент, он...

- Прожил гораздо дольше, чем все вы, - закончил за неё Эверард. - И, конечно же, он мог узнать многое о самом себе, таких, как он, да и о таких, как вы с Ребеккой - тоже. Но вам никогда не казалось, что все его знания чересчур однобоки?

- Однобоки? - переспросила София.

- Да, - твердо кивнул Эверард. - Все его теории о вашем существовании связаны с религией, или же тесно с ней переплетаются. Скажите, мисс Кэрролл, вам никогда не казалось это странным?

- Странным?

Софии казалось, что она превратилась в попугая. Но она не могла понять, что до неё пытался донести Эверард.

- Возможно, я не так выразился, - помолчав, сказал Эверард. - Не странным, нет, скорее нецелесообразным, особенно, если вы действительно хотите что-то узнать о себе. Видите ли, София, всё, что связано с религией, написано людьми. Вы же не считаете, что Библию или книгу Еноха написали феи или кто-то, сидящий на облаках?

- Нет, я... я так не считаю, - запнувшись, ответила София.

- Вот и я о чём! - воскликнул Эверард. - И если вы действительно хотите узнать больше о чём-то, то выход всегда один - читать или говорить с теми, кто читает. Или с кем-то, кто сталкивался с подобным. В любом случае, вам придётся обращаться к людям. И поверьте мне, мисс Кэрролл, труды людей вовсе не ограничиваются религией.

- В таком случае, где именно мне нужно искать? - спросила София. - И потом, даже если говорить о религии и о том, что известно Винсенту... даже из этого я пока что не знаю всего.

- Что же, - ответил Эверард, беря пергамент и что-то быстро записывая. - В вашем распоряжении по-прежнему вся Библиотека Хогвартса. А теперь - и Запретная секция.

София, несколько секунд витая в прострации, взяла разрешение на посещение Запретной секции.

- Советую вам ознакомиться с трудами некроманта Райли Прайда, - любезно подсказал Эверард.

- Некроманта? - переспросила София. - Я здесь относительно недавно, но, искренне надеюсь, я правильно понимаю то, чем именно занимаются некроманты.

- Моя дорогая мисс Кэрролл, изначально мистер Прайд родился вполне обычным человеком. И, поверьте мне, он был таковым долгое время. Потом он стал человеком не просто обычным, а, пожалуй, благородным. Лет десять занимался нашей медициной, чуть позже, - ушёл к магглам. Потом... кривая дорожка, знаете ли. Иногда случается.

- Спасибо вам. И, директор Эверард?

- Да, мисс Кэрролл?

Помявшись, София всё же сказала:

- Меня зовут София Саммер.

***

Библиотекарь, несколько минут напряженно смотревший на разрешение, достал волшебную палочку и пробормотал какое-то заклинание. После чего, раздраженно вдохнув, провёл Софию в запретную секцию. Огромный том, написанный Райли Прайдом, он держал двумя пальцами. Положив книгу на стол, библиотекарь сразу отошёл.

- Если будут проблемы, - кричите, - мрачно сказал он, после чего сразу же ушёл.

София, нахмурившись, открыла первую страницу, мимоходом пожалев, что не озаботилась захватить с собой стакан с чаем. На пятой странице она с удивлением обнаружила одну неприятную особенность: слова, фразы и целые отрывки могли изменять своё содержание, стоило ей только моргнуть. Пришлось возвращаться в самое начало, или пролистывать страницы, в надежде найти отрывок, на котором она останавливалась в последний раз. Было неприятно, но из-за такого она точно кричать бы не стала.

- И не надоело вам, мисс? - осведомился у неё приятный, глубокий голос.

София подпрыгнула, озираясь по сторонам. В Запретной секции, кроме неё самой, никого не было.

- Успокойся, - пробормотала София, поворачивая очередную страницу. - Успокойся. Здесь никого нет.

- Однако, какая поразительная наглость, - снова сказал голос, и в этот раз в нём можно было расслышать явственные ноты презрения. - Появляться в месте с тысячью душ и во всеуслышание заявлять, что вы здесь одна-единственная.

София вскочила со стула, и, отойдя на несколько шагов, с удивлением уставилась на книгу.

Внешне она никак не изменилась: по-прежнему была огромной, в коричневом переплете и с желтыми, ветхими страницами. Но стоило Софии снова сделать шаг в сторону книги, как страницы зашелестели.

- Впрочем, прошу простить мне мои слова, - снова сказал голос. - Видите ли, я столь много времени провожу в забвении, что не сразу вспоминаю, какого это, - быть человеком.
А когда я им был, то уверенность в том, что, вот он я, единственный, лучший и неповторимый сопровождали мне на протяжении всей жизни.

София успокоилась сразу. Подошла к столу, и, проведя пальцами по корешку, восторженно озвучила очевидное:

- Вы, - говорящая книга!

- А вы имеете поразительное качество оскорблять других, - сварливо ответили ей. - Я, если хотите знать, личность. Не такая, как прежде, но что-то во мне ещё теплится.

- Мне жаль, я не хотела вас оскорбить, - искренне сказала София, снова садясь за стол. - Но почему вы не заговорили со мной сразу... мистер Прайд?

- Я всё ждал, когда вы первая что-нибудь скажете или, разозлившись, закроете меня и снова положите на полку. Не часто у людей есть столько терпения и упорства, чтобы листать книгу, которая совершенно не даёт какого-либо смысла.

- Но у вас есть что-то, что, предположительно, может мне помочь, - не согласилась с ним София. - Значит, смысл в этом определенно есть.

- И что же вам, юная мисс, может оказать помощь в таком, как я? - полюбопытствовала книга. - Хотите узнать заклинание медленного свежевания? Зелье мучительного гниения? Или, может быть, вам нужны ритуалы жертвоприношений? Те три, что я смог открыть в последних годах своей жизни, крайне действенны.

- Вы, судя по всему, совершали ужасные вещи, - поморщилась София.

- Но все, - во имя науки! - жизнерадостно ответила книга. - Думаю, это меня оправдывает.

- Нет.

- Кто знает, - неопределенно ответила книга. - Выходит, вы хотите узнать что-то другое? И что же это?

- Директор Эверард сказал, что вы можете знать что-то о таких, как я, - помявшись, ответила София.

- О такой, как вы, - повторила книга. - И какая же вы, мисс?

- Я... у вас были случаи, связанные с двумя людьми?

- У меня были случаи, связанные с сотнями людей, - ответила книга, и в голосе её прорезались скучающие нотки. - Может быть, вам стоит выражаться конкретнее?

- Возможно, в этой истории была девушка. И мужчина, - подумав, ответила София. - И золото.

- Золото? - зашелестев страницами, переспросила книга.

- Да. Много золотой пыли.

Книга захлопнулась, открывшись вновь, страницы зашелестели, буквы заплясали, складываясь в бессмысленные предложения и нелепые узоры. Когда очередная страница перевернулась вновь, София увидела вполне осмысленный текст.

- Случай, о котором вы говорите, действительно принес в мою жизнь золотую пыль. Но я бы не сказал, что её было много.

***

1615 год, 20 апреля, больница святого Мунго, Магическая Британия, личные записи Райли Колина Прайда. Пациент: Майкл Тринити.

Поступил пациент в состоянии настолько плачевном, что, смотря на него, люди, обезображенные первыми признаки чумы, смотрятся новорожденными младенцами. На вопрос, сколько ему лет, он упорно продолжает повторять, что ему двадцать четыре года. Я бы, пожалуй, мог бы поверить в это, если бы был глух, слеп и тронут рассудком. Выглядит он на пятьдесят или девяносто, - тут всё зависит от освещения.

Тем не менее, он достаточно богат (заметка: разузнать, откуда у него те средства, которыми он располагает).

Оплачивает отдельную палату, пожертвовал больнице неплохую сумму и сказал, что все деньги, которые у него есть, - отойдут больнице, как только он отойдёт на покой. Всё, чего он хочет, чтобы его вылечили.

Тем не менее, пациент упорно не хочет говорить, от чего именно его нужно лечить. Часто повторяет малозначащие фразы, и чаще всего вот эти: «Мне нужно стать собой», «я не хочу, чтобы это продолжалось вот так» и «мне это необходимо».

Чего именно он не хочет, что именно не должно продолжаться и что ему необходимо он, конечно же, не озвучивает.

Пожалуй, начну с малого. Заклинания и зелья для поднятия боевого духа и хорошего настроения. Может быть, у него просто переутомление.

1615 год, пятнадцатое марта, больница Иоанна при церкви, Британия, личные записи Райли Колина Прайда. Пациент: Шарлотта Хантер.

Ох уж эти монашки: демонов в них похлеще, чем в обычных людях. Скольких я их поведал за время моей здесь работы: с больной головой, ноющими спинами, с младенцами в подоле
(причем каждый из младенцев был, разумеется, доктор Прайд, поверьте мне, доктор Прайд, зачат от Иисуса нашего Христа), и в моей постели. Каюсь, грешен.

Эта ничем не отличается, за лишь небольшим исключением: пришла она не по собственной воле.

Конечно, в практике у меня бывало, что притаскивали кого-то, кто вовсе не должен был находиться здесь. Обычно это были те особы, которые не от большого ума могли сказать вслух, что священник или какой-нибудь прихожанин их трогал.

Не имеет значение, хотели ли они того или же нет. Если у тебя не хватает мозгов умалчивать о чём-то, что люди будут порицать, место тебе, - в моём процедурном кабинете.
Люди без капли мозгов этого заслужили, поверьте моему опыту (заметка: если я когда-нибудь решусь издать свои личные записи, нужно тщательно проанализировать все свои высказывания).

Шарлотту никто не трогал и младенца от Иисуса Христа или от Господа у неё не было. Зато она видела (далее приведена цитата, со мной ничего общего не имеющая) «Бесовщину, о которой не стеснялась говорить вслух. Смела утверждать, что видела что-то, в сравнение с Господом или то, что могло бы быть лучше его. Когда же её спросили, что, по её мнению, может быть лучше Господа нашего, она ответила, что то был мужчина».

Мне сказали, что радикальных мер применять не надо: если есть возможность вылечить её, не превращая в истекающую слюной куклу, я это сделать обязан. Тем не менее, прежде чем я приступлю к основному лечению, нужно привести в порядок спину бедной девочки. Выглядят эти царапины не самым лучшим образом.

1615 год, 28 апреля, больница святого Мунго, Магическая Британия, личные записи Райли Колина Прайда. Пациент: Майкл Тринити.

Как я и думал, простенькие зелья и заклинания хорошего самочувствия начали помогать. Не сказал бы, что лечение продвигается так хорошо, как я того хотел, но, тем не менее, видны заметные улучшения.

Пациент относительно бодр, относительно разговорчив и относительно рассудителен. На вопрос, сколько, по его мнению, ему лет, теперь отвечает, что ему тридцать четыре. Думаю, к концу лечения он сможет вспомнить свой настоящий возраст.

1615 год, 1 мая, больница Иоанна при церкви, Британия, личные записи Райли Колина Прайда. Пациент: Шарлотта Хантер.

Не смотря на то, что я всего лишь излечил спину бедной девочки, её моральное состояние начало улучшаться. От еды она более не отказывается, в состоянии поддержать малозначительные разговоры о погоде и сама, но крайне редко, выходит на улицу.

На вопросы о том, считает ли она, что есть что-то более значимое, чем господь, она, однако, прямо говорить не спешит. Ни в коем случае не считаю это плохим. Плохим я считаю то, что грех в её возрасте не обзавестись хотя бы толикой хитрости. Особенно с учетом её окружения.

1615 год, 8 мая, больница святого Мунго, магическая Британия, личные записи Райли Колина Прайда. Пациент: Майкл Тринити.

Есть у меня подозрения, что пациент не принимает мои зелья согласно предписаниям. Настроение его скачет по часам и, ко всему прочему, у него начались видения. В своих видениях он орёт, богохульствует, молится, заходится в агонии, постоянно к кому то взывает. Узнал, что пациент пытался покончить с собой: пытался разбить себе голову о стену, но в какой-то момент просто остановился и что-то, не переставая, бормотал.

Сказал, что если я смогу прекратить это, то больница денег не получит - они перейдут мне. Пожалуй, такой сильной мотивации у меня ещё не было.

1615 год, 10 сентября, кабинет, Британия, личные записи Райли Колина Прайда. Пациенты: Шарлотта Хантер и Майкл Тринити.

Четыре месяца - коту под хвост. Утешает только то, что деньги я получил, но это, скорее утешает меня исключительно как человека, но не как - доктора. В какой-то момент я положил все свои силы на то, чтобы понять причину одолевающих болезней Майкла Тринити и Шарлотты Хантер.

И ни разу, ни разу мне не приходило в голову сопоставить их двоих. В оправдание могу сказать только одно: с чего бы я должен был это делать? Они были из разных миров, с разными жизнями, разными характерами и, в чём я абсолютно уверен, знакомы они никогда не были.

Теперь я вижу прекрасно, что не похожи они были лишь на первый взгляд. Их состояние копировало друг друга досконально. Если бы я вёл свои записи более тщательно, уверен,
сейчас я бы мог провести параллель между каждым их приступом, каждым их бредом, каждым затишьем. Так же я уверен, что всё это происходило в один и тот же день, в один и тот же час.

Майкл Тринити умер пятого сентября. Шестого сентября скончалась Шарлотта Хантер. Перед тем, как она испустила последний вздох, я не удержался: схватил её за плечи и заорал прямо в лицо «Вы когда-нибудь знали человека по имени Майкл Тринити?».

Шарлотта была мертва, и вряд ли успела услышать эти слова.

С чем я столкнулся? И буду ли я искать ответы на эти вопросы? Хотел бы я знать.


***

- Мисс, - сказала книга, вырывая Блисс из чтения. - Вам стоило бы прекратить читать. К моему глубочайшему удивлению, радости мне это не доставляет.

София хотела извиниться, сказать, что не хотела причинять неудобства, но от слов её отвлекла режущая боль. Посмотрев на своё запястье, она обнаружила, что всё оно исчерчено глубокими царапинами.

- Зачем вы это сделали? - ошарашенно спросила София.

- Я к вам и не прикасался. Это сделали вы, своими собственными руками, - ответила книга. - Последний человек, который меня читал, превратил своё лицо в месиво. До него был ещё кто-то, имени я его не знаю, но отлично помню, что он едва выжил.

София продолжала смотреть на книгу, не зная, что ответить на это.

- Хогвартс - поистине прекрасное место, не так ли? - мечтательно сказала книга. - Столько тайн, столько красоты, столько магии. Призраки, картины...

- Книги, - машинально закончила за него София.

- Именно! - радостно ответила книга. - В конце своей жизни я... не сказал бы, что раскаялся, но кое-какие грехи мне удалось искупить. Тогда я думал, что нет ничего хуже смерти. Но призраком я становится, не хотел. Максимум, на что они способны, это напугать кого-то со слабым сердцем или пройти сквозь тебя. Не слишком приятно, конечно, но это лишь мелочи жизни.

- А картиной? - спросила София, растирая запястье.

- Вот уж что бесполезно в своей высшей категории, - презрительно ответила книга. - Висят на стенах, говорят, иногда служат людям, открывая для них двери. Нет, всё это было не для меня.

- Почему вас не уничтожили? - растерянно спросила София. - Не сожгли, не вывезли из Хогвартса, не заперли, в конце концов?

- Вы, девочка, совсем не знаете истории и магии своей школы, правильно я полагаю? - печально вздохнула книга. - Молодое поколение, что с него взять. Неужели вы никогда не задавались вопросом, зачем школе, которая заботится о безопасности учеников, нужно что-то, что называлось бы Запретной секцией?

- Я понимаю, к чему вы клоните, но я не вижу в этом смысла, - честно сказала София. - Вас удерживает какая-то магия школы, не позволяющая уничтожить вас, ведь так? Но, в таком случае, почему было бы не создать комнату, о которой не узнал бы никто, и все разрушающие вещи хранить именно в ней?

- Разрушающие вещи! - на секунду Софии показалось, что книга цокнула языком. - Однако. Видите ли, мисс, все вещи, будь то разрушающие или нет, рано или поздно выходят на поверхность. Рано или поздно они используются, и, поверьте мне, исключений не бывает. Я знал, на что иду, когда становился книгой. Несмотря на согласие, не смотря на подобие раскаяния, я, полагаю, был не самым лучшим человеком. И то, что сокрыто во мне, заставляло людей делать с собой не самые приятные вещи, похожие на отголоски того, что я сам делал с другими когда-то.
- Выходит, вы сами этого не хотите?
- Как сказать, - уклончиво ответила книга. - Пожалуй, я могу остановить читавшего меня в любой момент. Но я не всегда это делаю, потому что мне интересно, насколько далеко может зайти человек во вреде себе же.

- Но, всё же, я не понимаю, почему бы вас просто не вывезти из Хогвартса?

- Девочка, девочка моя, - хмыкнула книга. - Можно. Меня, разумеется, можно вывезти из Хогвартса. Меня можно сжечь, изрезать, можно наложить на меня все заклинания мира. Но я не человек, и я связан с этой школой до конца её времен. Думаете, на протяжении времени, что я здесь, меня, да или любую другую книгу из этой секции не пытались уничтожить? Не пытались увезти за пределы? Пытались, конечно. И, конечно, у некоторых это получалось. По правде говоря, проблем с тем, чтобы вывезти меня за границу этой школы, магической Британии, в обычный мир, не возникнет. Но я всегда буду возвращаться. Я всегда буду стоять на этой полке, дожидаясь очередного человека, который возьмёт меня в руки. И этого не изменить.

София несколько минут посидела в тишине, после чего сказала:

- Вы не возражаете, если я снова вернусь к чтению?

- Не возражаю, конечно. Но, полагаю, хватит с вас на сегодня. Остальное я смогу рассказать вам сам, - ответила книга. - Видите ли, в момент смерти Майкл Тринити превратился в столб золотого света. Нет, то был не свет даже, - мелкая пыль. Но её было столь много, что я видел сияние.

- И что было после этого? - постукивая ногтями по столу, спросила София. - Он исчез?

- Исчез? - переспросила книга. - Нет. Через несколько минут он снова стал собой. Но живым больше не был.

- А Шарлотта? Причем здесь Шарлотта?

- Шарлотта умерла на следующий день. В день, когда она была бодра, весела и выглядела так, словно весь мир подчинялся одной лишь ей. А потом, за одно мгновение, всё исчезло. Её глаза полностью заволокло той самой пылью, которую я видел в Майкле Тринити. А дальше... дальше вы знаете сами.

***

- А теперь - заключительный этап, - сказал Винсент, попеременно поглядывая в книгу и в свой котёл. - Добавляем корень болтрушайки и...

- Профессор Эйвери, - крикнула какая-то девочка, после чего только подняла руку. - Вы хотели сказать - перья болтрушайки?

- Что я хотел, то я и сказал, будьте внимательнее, - растерявшись, ответил Винсент. - Так вот, добавляем... перья болтрушайки и корень брюховёртки, да.

- Жало, профессор Эйвери, - сказал мальчик, сидящий на несколько парт впереди девочки. - Брюховертки - это насекомые.

- Ваша проверка проходит гораздо лучше, чем я предполагал, - пробормотал Винсент. - Отлично. Ваше зелье, согласно рецепту, должно было приобрести ярко-фиолетовый оттенок. Кто может похвастаться этим достижением?

- Профессор Эйвери, но зелье должно получиться золотого оттенка. И у меня оно именно такое!

- Так, подождите, - сказал Винсент, облокотившись на стол и приложив руку к виску. - Вам была поставлена задача - приготовить зелье Мопуса и...

- Нет, профессор Эйвери, нам нужно было приготовить Волшебный искристый порошок, - снова подала голос девочка.

Винсент взмахнул палочкой, и девочка сразу же встала на ноги, застыв на месте. София, отворившая дверь, и поначалу пытавшаяся привлечь внимание Винсента, в какой-то момент начала с интересом следить за уроком.

То, что он не прибегнул к своей палочке, а лишь создал видимость, она заметила сразу.

- Волшебный искристый порошок, - повторил Винсент. - Но я прекрасно помню, что в начале урока я ясно дал понять, что хотел бы увидеть зелье Мопуса.

- Да, так и есть, но в ходе диктовки нужных ингредиентов вы перечислили именно то, что нужно для Волшебного искристого порошка, - едва не заикаясь, ответила девочка.

- А Волшебный искристый порошок - это?

- Зубная паста.

Винсент, что-то невнятно простонав, снова взмахнул палочкой. Девочка упала на свой стул, как подкошенная.

- Сравнивайте цвета своего зелья, - сказал Винсент, заметив Софию. - Когда я вернусь, скажите, какой из них был более золотой, или... что-нибудь вы обязательно мне скажете. Я должен отойти на пару минут.

София благоразумно отошла от дверного проёма, и была права - Винсент хлопнул дверью так, что эхо отдалось, по меньшей мере, в десятки коридоров Хогвартса.

- Напомни мне, почему я решил стать преподавателем именно по зельям? - первым делом спросил её Винсент.

- Ты сказал, что это будет весело, и ещё что-то про то, что учитель зельеваренья, который преподавал до тебя, был самой легкой добычей в твоей жизни, - припомнив, сказала София. - Но сейчас речь не об этом...

- Где были мои мозги, - покачал головой Винсент. - Я никогда не чувствовал себя настолько ущербным, как эти полгода. София, я ничего не понимаю в зельях. Ты видела? Я перепутал зелье эмпатии и зубную пасту.

- Зелье телекинеза и зубную пасту, - машинально поправила его София. - Не волнуйся, несколько десятков лет, и ты сможешь выпустить и книгу по зельям, я в этом уверена. Но, послушай, держи.

София всунула ему в руки книгу. Винсент удивленно поднял на неё взгляд.

- Прочитай её как можно скорее, - умоляюще сказала София. - Или поговори с ней. С ним. Его зовут Колин Прайд, или мистер Прайд, как тебе удобнее.

Винсент снова посмотрел на книгу, пролистнув несколько страниц. Выражение его лица было крайне удивлённым.

- Ты хочешь, чтобы я прочитал чьи-то мемуары? Или, - Винсент внимательнее всмотрелся в страницы, потерев глаза. - Что это, зарисовки человеческого скелета?

- Винсент.

- Хорошо, - вздохнул Винсент, кивнув. - Как только прочитаю - сразу же тебя найду.

***

Винсент не подошёл к ней на следующий день, спустя два дня, неделю - тоже. София часто караулила Фауста и Ребекку. С характером Фауста, когда у него начинались очередные приступы меланхолии, можно было поговорить лишь тогда, когда можно было где-то его подловить. С Ребеккой, которая постоянно уходила от вопросов, тоже.

Но чего София и представить не могла, что ей придётся когда-либо караулить Винсента.

- Ты прочитал книгу? - спросила София.

Винсент, войдя в свой кабинет, вздрогнул. София смогла притаиться в той части, куда не попадал свет.

- София, у меня чуть сердце не остановилось, - раздраженно сказал Винсент.

- Сменил бы лицо, только и всего, - пожала она плечами. - А то вечно Фауст за всех отдувается.

- Ты что-то хотела? - спросил Винсент.

Лицо его было непроницаемо, и София не могла понять, с чем были связаны такие перемены. В настроении. В движениях. Во взгляде.

Во всём его существе.

- Винсент, у тебя всё хорошо? - спросила София, внимательно вглядываясь в его лицо. - Ты прочитал книгу?

- Ах, это... - сказал Винсент так, будто и забыл, что ему давали какую-то книгу. - Да, прочитал. И сжёг эту ересь.

София не знала, как на это реагировать. Реагировать на слова Винсента, его раздраженный тон и недовольный вид. Причин всего этого она попросту не понимала.

- Винсент, в чём дело? - спросила София. - Ты хотя бы понимаешь, что творишь? Ты действительно сжёг мистера Прайда?

- Мистера Прайда? - переспросил Винсент. - София, я сжёг книгу не самого лучшего содержания, и не самого лучшего человека. Возможно, в какой-то момент он свихнулся настолько, что и сам не понимал того, что именно видел. Спутал обычную магию с чем-то невероятным.

- Винсент! - воскликнула София. - В нашем положении нам нужна любая зацепка, любое слово, даже если они - рассуждения из мемуаров. Мы же практически ничего не знаем о том, кто мы такие, и...

- Мы не знаем о том, кто мы такие? - переспросил Винсент. - Что ты несёшь? Совсем забыла, как все эти столетия я только и делал, что рассказывал тебе о том, кто мы такие, предоставлял тебе всю правдивую информацию? А что сделала ты? Полезла в мемуары какого-то ненормального, вместо того, чтобы спросить обо всём меня, Ребекку или Фауста?

София была не в силах сказать что-то. Она просто смотрела на Винсента, и понимала, что никогда прежде не видела его настолько злым. Не просто злым - злобным какой-то животной злостью.

София ушла и в тот же день, удостоверившись, что Винсента нет поблизости, попросила Ребекку встретиться с ней где-то, где их разговор точно не был бы услышан. Ребекка привела её в комнату на восьмом этаже, по виду сильно напоминающую небольшую гостиную для чаепитий.

- Не волнуйся, - сказала Ребекка. - Здесь нас точно никто не услышит. О чём ты хотела поговорить, София?

- О Винсенте.

На миг Софии показалось, что на лице Ребекки промелькнул множественный спектр эмоций: радость, раздражение, злость, тоска, бессилие и нечто, похожее на страдание. София моргнула и поняла, что ей лишь показалось. На то, чтобы пересказать Ребекке небольшой инцидент, у Софии ушло больше получаса. Слишком сложно было подбирать слова. Слишком сложно было описывать поведение Винсента, такое для него несвойственное.

- Ох, цветочек.

А вот теперь София была уверена: Ребекка смотрела на неё с жалостью.

- Ты же знаешь, что Винсент верующий, да?

- Да, я помню, ты говорила мне об этом, - отмахнулась София. - Но какое отношение это имеет к... о. О мой бог.

- Забавно, - сухо сказала Ребекка. - Я помню, как ты говорила это, будучи Марой.

- Нет, подожди, это какой-то абсурд! Да, Винсент верующий, но... он же понимает, что мы можем быть не связаны с религией вовсе? Он же понимает, что они могут оказаться не нефилимами, не ангелами, а кем-то другим? Да, этому придётся найти объяснение, и искать придётся долго, но...

Ребекка по-прежнему молчала, просто не отводя от Софии взгляда.

София чувствовала, как постепенно стабилизировались в голове её мысли. Чувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Вспоминала каждую ситуацию, в которой ей становилось неуютно рядом с Винсентом.

София не понимала, почему она увидела всю картину только сейчас.

- Долго же до тебя доходило.

Что именно долго до меня доходило, Ребекка, хотелось спросить Софии. Что Винсент, рассудительный, пусть деспотичный, пусть со своими причудами Винсент, настолько сильно верит в бога, что вера эта заслоняет ему всё? Что Винсент, которому она дала что-то, наводящее на размышление об их природе, сразу же сжёг всё, что не было связано с религией.

Что Винсент был искренне уверен, что он являлся ангелом. И веру эту он не позволил бы никому забрать.


София (Лидия). Часть 2


- Закрой глаза и сосредоточься.

- Какой в этом смысл, если ты мне помогаешь?

- Я тебе не помогаю, а показываю правильное направление. Вот так, хорошо. Теперь - можешь открывать глаза.

София открыла глаза, и сразу же прищурилась, поймав несколько лучей солнца. Вода Чёрного озера искрилась и казалась гладким стеклом. Ученики махали волшебными палочками, тревожа озеро. В определенные моменты над водой мог появиться пучок водорослей, огромная, с голову, ракушка или небольшая, едва заметная, рыбка. С той же быстротой они падали обратно.

Вокруг каждого ученика светилось мягкое, синее сияние.

- Поразительно, - сказала София, внимательно всматриваясь в синие краски. - Это аура? Ты не представляешь, насколько это невероятно. Каждый раз, когда они колдуют, она начинает сиять ярче.

- Нет, это не аура, - покачал головой Фауст. - Магическое поле, вплетенное в ауру. Бывает исключительно у волшебников.

- И ты видишь это всегда? Голова не болит? - поинтересовалась София, у которой от всей этой пульсации начало рябить перед глазами.

- Я не вижу цвета. Я вижу то, из чего состоят эти цвета и то, без чего бы их не было. Ты можешь видеть всё, что связано с людьми, любуясь их цветами. Я вижу только их пыль.

- Зато у тебя есть возможность этой пылью управлять, - засмеявшись, ответила София. - Не такая и страшная цена, правда?

- Ох, София, - только и смог сказать Фауст.

Они прогуливались близ Черного озера. София смотрела на зеленевшую траву и нестройные ряды распускающихся цветов, пульсирующих сиянием. Постепенно наступала весна.

- Тебя действительно так напугало поведение Винсента?

- Не надо спрашивать об этом спустя столько времени, - поморщилась София. - Да, тогда - напугало. Но знаешь, что я поняла? Нет никакой разницы, что именно считает он. Хочет считать себя ангелом - пожалуйста. Может быть, он и окажется прав. Но нам это не помешает искать в других направлениях.

- Здесь ты права, - согласился Фауст. - Всегда можно искать где-то ещё.

- Если это так, тогда расскажи мне всю легенду, - сказала София. - Всю, до конца, начиная с самого начала. О Шемхазае и о благословении Азаила, которое ты считаешь проклятьем.

Прежде, чем ответить, Фауст долго молчал.

- Может быть, я расскажу когда-нибудь, - наконец сказал Фауст. - Но пока что это не имеет значения. Нам нужно искать что-то ещё, помимо всех этих легенд.

София сжала зубы, ничего не ответив. Её стремление узнать остальную часть легенды была как никогда сильной, но теперь удача была на её стороне. У неё было два преимущества. Первое заключалось в Запретной секции библиотеки Хогвартса.

Второе - в Винсенте. Точнее, в его сильнейшей вере, которую София могла обернуть в свою пользу. И небольшое замечание Фауста о "легендах о боге" Софию озарило. Теперь она знала, как именно можно было узнать от Винсента то, что ей было необходимо.

***

София не хотела говорить с Винсентом посреди дня, или же во время его перерывов. Ей стоило немалых усилий, но она смогла дождаться выходных. К счастью, у Лидии Кэролл было достаточно подруг, хороших приятелей и знакомых. И даже не смотря на то, что та, кого они считали Лидией, сильно от них отдалилась, ей помогли. Всё, чего нужно было Софии, это прикрытие. До начала комендантского часа - и на всю последующую ночь, если бы разговор затянулся слишком долго.

София, наложив на тело Лидии согревающие чары, стояла за углом одного из пабов, ожидая Винсента. Заходить внутрь было бы рискованно. И, возможно, она бы и дождалась его, если бы не заметила два знакомых силуэта, сидящих за стойкой.

Эдвард Эверард и Фауст о чем-то беседовали и София во что бы то ни стало хотела этот разговор услышать.

В этом крылась одна проблема - София совсем не уделяла времени занятиям, а уж своей волшебной палочке - тем более. В ней не было столько же гордости, сколько было в Винсенте, но несколько серьёзных неудач всё же о себе знать дали.

София достала палочку и неуверенно ей помахала. В голову, как назло, совершенно ничего не приходило.

- Наутиз. Воспользуйся Наутизом.

София подпрыгнула и резко обернулась, несколько театрально схватившись за сердце.

- Ребекка, нельзя же так!

- Воспользуйся Наутиз, - повторила Ребекка.

- Предлагаешь мне что-то взорвать?

- Нет, предлагаю тебе стать незаметной, - покачала головой Ребекка. - Вплети Наутиз в магическое поле этой девушки, а дальше - не волнуйся. Фауст сделает тебя незаметной бессознательно.

- Я не думаю, что у меня получится, - прямо ответила София. - Я могу видеть ауры и поле только с помощью Фауста. Так что придётся придумать другой способ.

Ребекка сжала кулаки и София невольно дернула бровью. Такие проявления чувств, особенно по отношению к ней, явно было не в её духе.

- Ребекка, с тобой всё в порядке? - спросила София, невольно заметив, что последнее время она слишком часто задавала его и Ребекке, и Винсенту.

Ребекка посмотрела на неё с неприязнью и явным презрением.

- Нет, с Ребеккой не всё в порядке, - сказала она и взяла руки Софии в свои. - Закрой глаза и сосредоточься. Сосредоточься и увидь ты, черт тебя дери, хотя бы своё собственное поле. Хватит быть настолько бесхребетной, София!

София была уверена, что Ребекка не произносила слов, не призывала к своему проводнику и не никоим образом не помогала. Но стоило Софии закрыть и глаза и открыть их вновь, она смогла увидеть. Синее мягкое сияние, неравномерное, которое исходило от тела Лидии Керолл.

- Наутиз.

В воздухе, чуть поодаль от синего, появилась золотая руна. Она вплелась в поле и так повисла в пространстве, прочно закрепившись в середине синего света. Когда София открыла глаза, всё исчезло.

Ей не составило труда зайти в паб - на неё не смотрели. Её никто не замечал. И всё же, она встала за спинами Эверарда и Фауста, так, чтобы слышать, что они говорили, но имея возможность спрятаться, если бы кто-то из них обернулся.

- А ты сам-то веришь в эти сказания и предания, Фауст? Веришь, что всё так просто, как описывается в этих глупых сказках? - спросил Эверард, и в голосе его слышалась нечто, похожее на печаль.

- Нет, конечно. И никогда не верил. Если бы всё было так просто, - ответил Фауст. - Но я не исключаю возможности, что какие-то отрывки могут быть к правде очень близкими. Не все, конечно. Но не стоит так поспешно сбрасывать их со счетов.

- Я и не прошу тебя сбрасывать любую, даже самую необъяснимую информацию, - сказал Эверард. - Но продолжать искать - необходимо. Хотя бы попытайся узнать, как остановить эти смерти. Я не верю даже в единичные совпадения. Что и говорить о настолько частых.

- Я найду способ остановить это. У меня даже есть кое-что, что помогло бы мне. Сделало сильнее. И я бы сделал это, прямо сейчас, на раздумывая, если бы не то скоропостижное обещание.

- О каком обещании идёт речь, если не секрет?

- Я пообещал Софии, что не буду убивать ради неё, - сказал Фауст. - И она знала, о чём просит. Потому что если бы я и стал опустошать людей, то исключительно ради неё. Лазеек у меня нет.

- Правильно ли я понимаю, что обещания таких, как вы, это своего рода нашего Непреложного обета?

- В каком-то смысле, - кивнул Фауст. - По крайней мере, если я обещал определенному человеку.

София едва не заорала, и вовсе не от последних слов Фауста. Кто-то положил руку ей на плечо, и сделал это крайне бесшумно и непринужденно.

- Пойдём в более тихое место, цветочек, - послышался над её ухом голос Винсента.

Когда они оказались на чердаки, София, отплевываясь от скопления пыли, сказала:

- Вы с Ребеккой друг друга стоите. Нельзя же так пугать!

- О чём ты? - непонимающе спросил Винсент.

- Не важно, - отмахнулась София. - На самом деле, я хотела поговорить с тобой.

- Я догадался, - легко кивнул Винсент. - Если бы хотела поговорить с Фаустом, ты подошла бы к нему сразу, вместо того, чтобы скрываться. Скрываться при помощи своего же проводника! А ты делаешь успехи, София.

- О моих успехах - позже, - покачала головой София. - На самом деле, я хочу услышать всю легенду. Всю, с самого начала, о Шемхазае, Азаиле, от начала и до конца. Без утайки.

- Хочу напомнить тебе, что...

- Что это мне должен рассказать сам Фауст, - закончила за него София. - Точнее, мне должен был рассказать об этом Ретт. Или Десмонд. Или Райан. Или Барбара. И знаешь, я почему-то уверена, что с Фаустом у меня возникнут те же трудности. Не знаешь, с чего у меня такие мысли?

Винсент засмеялся, глядя на неё с каким-то безграничным весельем и интересом.

- Что я вижу! - радостно воскликнул он. - Знаешь, как это называется? Личность. София, ты становишься личностью. Не сказал бы, что изменения идут в лучшую сторону, но это крайне интересно.

- Тут такое дело, - проигнорировала его София. - Кажется, я зря стала искать где-то в другом месте... Фауст теперь буквально одержим тем, чтобы искать в чем-то, что отдалено от религии настолько, насколько это вообще возможно. Ты же знаешь Фауста, да? Если он что-то вбил себе в голову...

- Это надолго, если не навсегда, - пробормотал Винсент.

- Именно! И, даже если он успокоится, не один век пройдёт. И он будет продолжать искать информацию, которой и так владеет в полной мере. А я снова окажусь в неведении. Или, возможно, действительно найду что-то другое.

Винсент смотрел на неё, не отрываясь и на миг Софии показалось, что у неё ничего не вышло. Когда он заговорил, Софии стоило больших трудов, чтобы не выдохнуть.

- Завтра, в семь вечера. Увидимся рядом с лестницами восьмого этажа, София.

***

Не смотря на превосходство над другими ангелами, Шемхазай мало что мог сделать их детям. Они не могли подняться на небеса, но на земле оставались бессмертными. И тогда он подумал: что есть бессмертие, если ты зависишь от другого? Ведь нефилимы не дети земли, а значит, и на самой земле им делать нечего.

И Шемхазай сказал: за ошибки природы нужно платить. И нефилимы будут расплачиваться другими, невиновными, теми, кто их окружает. Несмотря на своё бессмертие, могущества они никогда не познают: они познают ненависть от своей природы и полную беспомощность.

Если нефилимы хотят сохранить свой рассудок, если хотят видеть своё лицо, они должны найти того, кто их будет удерживать. А удерживать их могут только дети человеческие. И детей человеческих они обязаны привязывать к себе, делать из них, почти себе подобных, связывать себя с ними сущностью своей, золотом мельчайшим.

И будет продолжаться это всю их жизнь, а в смерти они покоя познать не смогут.

Но недолго Шемхазай пребывал в уверенности, что планам его суждено было сбыться. Азаил, повинный в пришествии ангелов на землю, снедал себя чувством вины. Проклятье брата он исправить не мог, но был в состоянии его дополнить.

И повелел Азаил рождаться на земле людям, способным предотвращать кровавую натуру нефилимов. Энергия их жизни соединялась с энергией жизненного пути нефилима, и была способна полностью восполнять их. Нефилимы же могли проделать для такого человека то же самое.

И повелел Азаил испытывать нефилимам к этим людям нужду самую сильную, и нефилимы, однажды встретив Истинного своего, не могли более представить, как можно было без них существовать.

И повелел Азаил, однажды им встретившись, никогда не расставаться, не смотря на преграды, время и саму смерть.

***

- Хорошо, - медленно сказала София. - Истинные спутники. Теперь я это понимаю. Ну конечно. Если бы я не была истинным спутником, Фауст не смог бы возвращать меня к жизни. И как часто такие, как вы, встречают на своём пути истинных спутников?

- Ты серьёзно задаешь мне этот вопрос, София? - растерялся Винсент. - Как ты думаешь, насколько часто, такие, как мы, можем встречать Истинных спутников?

- Раз в тысячелетие? - попробовала угадать София.

- В то самое, где ты бы не была дурой? Да, пожалуй, так и есть.

Они некоторое время просто смотрели друг на друга, и София не могла понять, что именно ей нужно было сказать. От Винсента слышать такое было обидно до слёз.

- Беру свои слова назад, - сказал Винсент. - Извини, София. Может быть, для тебя это действительно не так очевидно, как для нас. София, Истинный спутник, он, как бы тебе объяснить, именно Истинный спутник. Слышала фразу «незаменимых нет»?. Так вот - здесь случай совсем противоположный.

***

Вот что заметила София - комната, в которую её приводила Ребекка, а после - и Винсент, нельзя было назвать обычной. Даже в Хогвартсе, в котором магией были пропитаны даже стены, эта комната отличалась досконально.

Догадка Софии оказалась верна - она менялась. Меняла цвет, обстановку, даже размеры, она делала всё, что от неё мог бы хотеть тот, кто находился внутри.

Но больше всего ей не давала покоя одна простая, но вместе с тем крайне непонятная деталь.

Когда София полностью сделала из комнаты то, что ей было необходимо, она привела Фауста.

- Что... что это? Невероятно!

Пожалуй, это стоило всех усилий. Такое лицо было у Фауста всего по разу в каждой из жизней. В тот самый момент, когда их руки соприкасались.

- Ребекка сказала, что это - Выручай-комната. Думаю, в этом случае я склонна ей верить.

- Я даже не думал, что ты так хорошо запомнила наш дом! - восторженно сказал Винсент, подходя к одной из стен. - Видишь это пятно краски? Я поставил его случайно. Хотел сделать продолжение хвоста птицы, и набрал слишком много краски.

- В том то и дело, - сказала София, постукивая ногтем по небольшой трещине камина. - Я помню, как выглядит дом, и очень хорошо. На его полное восстановление мне потребовалась неделя. Но здесь есть такие детали, которые даже я не могла бы вспомнить при всём желании. Пятно краски. Вот эта трещина. Или то кресло, например. Я даже не помню, чтобы оно у нас было!

- Я помню это кресло, - сказал Фауст. - Подожди, я хотел бы кое-что попробовать.

Фауст закрыл глаза, немного наморщив нос. В следующую секунду вся Выручай-комната, их дом, всё наполнилось синей морской водой. София увидела несколько подсвечников и то самое кресло, проплывшее мимо её носа.

В воде начали появляться медузы. Разных цветов и размеров, они медленно проплывали, кружили внизу, над головами, где-то на периферии зрения.

- Chrysaora Fuscescens, Aequorea Victoria, Aurelia Aurita, Chrysaora Achlyos, - перечислил Фауст, рассматривая каждую из медуз. - Ещё я вижу ту, что называется Розовая медуза. Это интересно, потому что я не думал об их видах.

- Помнится, Ребекка с таким детским восхищением рассматривала узоры на чашках, - задумчиво ответила София. - Теперь я понимаю, что она думала просто о чашках, да? Не об узорах.

- Полагаю, так и есть, - ответил Фауст. - Думаю, об этой комнате можно узнать много интересного.

***

То, что нашёл Фауст, превзошло все ожидания. Оказывается, внутри комнаты был запечатан ребус. Реши его - и сможешь появляться за пределами Хогвартса, оказываться в самом обычном мире.

К несчастью, была одна проблема - воспользоваться этой возможностью можно было всего один раз для одного человека. Это подтвердилось, когда комната, переставшая пускать Винсента, после ограничила вход и Ребекке.

Впрочем, Ребекка снова смогла появляться в комнате уже через неделю. Для Фауста она всё ещё была закрыта.

- Как думаешь, много ли людей знают об этой особенности комнаты? - спросил Фауст.

- Я не думаю, что многие вообще догадываются, что существует такая комната, - честно ответила София. - Что и говорить о каких-то её особенностях.

Через неделю Фауст, сияя улыбкой, дал ей в руки небольшой листок пергамента.

- Я подумал, что можно было бы оставить подсказку, - сказал он. - Если кто-нибудь будет искать о Выручай-комнате больше информации, то, может быть, он заметит некоторые детали. А если заметит и станет искать дальше - сможет найти это.

- Фауст?

- Да?

- Ты самое чудесное, что только мог получить этот мир, - нежно сказала София, погладив его по лицу. - Но поэт из тебя отвратительный.

***

Всё было замечательно, всё было, как нельзя лучше. София окончательно перестала думать о том ненормальном, который так сильно хотел её убить, Винсент с каждым днём выглядел всё спокойнее, Фауст с головой окунулся в свой предмет и выглядел крайне счастливым. Через месяц должны были начаться каникулы, и София должна была встретиться с родителями Лидии Керолл, а после - вернуться на седьмой курс обучения.

Нужно было что-то решить с каникулами и узнать, не было бы поблизости дома, где могли бы поселиться Винсент, Фауст и Ребекка.

София сжала кулаки, резко встав из-за стола. Винсент, диктующий список ингредиентов очередного зелья, удивленно на неё посмотрел.

- Мисс Са... Кэр... скарабей! Не забудьте добавить скарабея.

- Мистер Эйвери, но сейчас мы должны добавить иглы дикобраза, а не скарабея!

- Я сказал - добавьте скарабея, - отчеканил Винсент. - Хуже всё равно не будет. Вы что-то хотели, мисс Кэрролл?

- Профессор Эйвери, вы не могли бы отпустить меня в больничное крыло? - спросила София. - У меня сильно болит голова.

- Конечно, мисс Кэрролл, вы можете идти в больничное крыло, - сказал Винсент, возвращаясь к списку ингредиентов. - Большая пурпурная жаба. Добавляем в зелье большую пурпурную жабу.

Прежде, чем выйти из класса, София успела услышать, как кто-то сказал:

- Профессор Эйвери, но от большой пурпурной жабы нужны только бородавки, и они не требуются для Эликсира радости.

София аккуратно прикрыла дверь, грустно вздохнув и понадеявшись, что когда она вернется, Винсент не иссушит учеников до критического состояния.

***

Ребекка обнаружилась в Больничном крыле, аккуратно поящей с ложечки какого-то нерадивого ученика. Тот отфыркивался и кривился, но стоило ему посмотреть в глаза Ребекке, снова начинал пить то, что она давала.

- Привет, цветочек! - радостно воскликнула она, увидев Софию. - Вот так, последняя ложечка. Отлично! Завтра будешь, как новенький.

Ребекка встала и, задернув ширму, провела Софию в конец крыла. София аккуратно выглянула из-за плеча Ребекки и, удостоверившись, что в непредвиденном случае их заметят не сразу, сказала:

- Покажи мне свой проводник.

Ребекка не стала отнекиваться, спрашивать, зачем ей это нужно, не проявила никакого интереса. Просто отодвинула рукав больничного халата, показывая своё запястье, сплошь увитое причудливыми знаками.

Некоторые из них София видела в книгах Хогвартса. Один из них София видела, когда ещё была в своём теле. И ещё раз - когда была Авророй Андерсен.

- Кельтские символы?

- Да, это они, - улыбнулась Ребекка. - Гораздо больше возможностей, нежели с рунами.

София кивнула и уже, было, хотела уйти, но Ребекка схватила её за руку.

- Ты серьёзно? - прищурившись, спросила Ребекка. - Так и уйдешь, не задав вопросы?

- Полагаю, что да, - заторможено ответила София. - Извини, мне нужно это переварить.

- Хорошо, - сказала Ребекка, не думая её отпускать. - Я помогу тебе переварить это. Закрой глаза, София. Сосредоточься. И воспользуйся своим проводником.

Ребекка ничего ей не внушала, да и не было у неё этих сил. София могла бы спокойно вырвать руку, сказать, что им обеим нужно успокоиться, а после - уйти. И всё же - она не могла.

« - Ребекка, с тобой всё в порядке?
- Нет, с Ребеккой не всё в порядке».

У Софии это не укладывалось в голове. Даже если это не было совпадением, даже если она умирала из-за кого-то, это просто не могла быть Ребекка. Кто угодно, кроме Винсента, Фауста и Ребекки.

Можно было не проверять. Можно было просто об этом забыть и уйти, возможно, поделиться подозрениями с Фаустом. У неё была такая возможность.

«Личность. София, ты становишься личностью».

- Наутиз.

Ребекка, несколько секунд завороженно следившая за её руной, снова посмотрела на Софию и ласково улыбнулась.

- Fleoge. Bregdan anwiele gefeluec.

Один из символов на запястье Ребекки, по виду напоминающий маленькое копье, медленно отделился и подплыл к руне Софии. Мощный, громкий взрыв отбросил её в сторону, заставив оглохнуть и ослепнуть.

София снова увидела темноту.

Есть дверь. Часть 5


Гермиона слышала звук. Звук этот походил на хор звенящих колокольчиков, на хор множества сирен, и на крики - одновременно. Гермиона не могла понять, откуда именно доносились эти крики: из мира Блисс, из мира реального или же из той странной симбиотической связи, которую образовали все, кто был в этой комнате.

Сколько прошло времени на самом деле? Почему никто не появился? Почему здесь нет учителей, директора, всего Министерства магии, почему их не спасают?

Как долго это будет продолжаться? Во что их втянула Блисс? Во что она втянула саму себя?

Гермиона не знала, о чём и думать. Те воспоминания, которые переживала Блисс, доносились до неё скудными отрывками. Она могла представить всю картину целиком, но некоторых деталей ей было недостаточно.

Если смотреть на всё в целом, то у Блисс, или у тех, кем она когда-либо была, всё было прекрасно. Да, они были несуществующими для магического мира, несуществующими для всего мира в целом. Но их это устраивало. Или, возможно, это устраивало всех, кроме того, кого звали Винсентом. Судя по всему, ему требовалось слишком много внимания.

Но, даже не смотря на это - Винсент их любил. У них действительно была семья, на которую некоторые люди, связанные узами крови, не смеют даже надеяться. Тогда почему всё докатилось до такого? Почему все они были оглушены, связаны непонятной магией, почему Блисс столько металась, и почему мечется даже сейчас, не хочет ничего слышать, слушать и пытается пробиться через всё это?

Кем был Киллиан Маррей? Винсентом? Кем-то из тех, кто носил множество имён? Почему он сделал с ними это? Почему, черт возьми, их не спасают, почему?

Гермиона сама не заметила, как снова оказалась рядом с Малфоем. Он ей улыбнулся: тонко, один уголком губ. Гермиона выдавила из себя нечто похожее.

- Ты в порядке? - спросил Малфой.

- Я пытаюсь до неё докричаться, - проигнорировала его Гермиона. - И она слышит. Я уверена, что она слышит.

- А, - беспечно махнул рукой Малфой. - Можешь не стараться. Слышать она всегда слышит. Но не слушает. А уж сейчас докричаться до неё - и вовсе гиблое дело.

Гермиона издала что-то, напоминающее смешок. Малфой выглядел куда лучше с её последнего посещения. Интересно, сколько времени прошло?

- Не знаю, - ответил Малфой. - Я пытался считать. Но каждый раз сбиваюсь.

Гермиона только кивнула. Что же, теперь и Малфой мог отдаленно слышать что-то, что происходило в её мыслях.

- Ты пробовал двигаться? - спросила Гермиона.

- Пробовал, - ответил Малфой. - У меня есть твердая уверенность, что я могу выбраться. Маррей надо мной не властен. По крайней мере, не так, как над остальными. Но что-то мешает. Не могу пока что понять, что именно.

Гермиона кивнула, привычно ощупывая нити всех, с кем была связана. Последний раз, когда она проверяла Падму, она была будто восковой. Впрочем, совсем скоро ей стало лучше, и можно было заметить, как на неё щеки вернулся румянец.

***

Блисс, закрыв за собой дверь, оказалась в темном городе. Всё в нём было словно сделано из лакричных цветных конфет и леденцов. Из прожилок мраморных полов струился мягкий свет; крыши искрились чем-то, напоминающее сверкающий снег; фонари отбрасывали своё розоватое сияние, подсвечивая трехэтажные дома; окна, которые разбивались, возвращались в целостное состояние и разбивались снова, орошали пол сотнями осколков.

Из труб домов валил черный, непроглядный дым. Блисс быстро обернулась. Где-то послышался крик. Где-то послышался голос, или, возможно, это был ворон. Блисс так и не смогла понять.

- Здесь так красиво, - сказала Блисс. - Как же здесь красиво. Тогда почему...

- Почему тебе здесь не нравится? Почему здесь столько дыма? Почему всё рушится?

- Да, - ответила Блисс. - Почему всё рушится? Когда это началось?

- А когда начинает что-то рушиться?

Блисс не знала ответа на этот вопрос, как и на большинство из тех, что задавала девушка, которая стояла за её спиной. Но, может быть, в этот раз, она могла это предугадать.

- Когда кто-то начинает взрослеть?

- Нет, - ответила девушка, и Блисс была уверена, что она покачала головой. - Нет. Но ты скоро поймёшь. Ты должна понять. По крайней мере, я в это верю.

Блисс шла по осколкам, не совсем понимая, куда она должны её привести. К очередной двери? К очередному замку? К очередным людям, которых звали Винсент, Ребекка, Шварц, Десмонд, Райан, Фауст, Уилмер, Жан, Джон, Стелла, Картер. Блисс почувствовала, как голова начала покрываться трещинами.

Она всё ещё хотела идти? Ей нужно было знать, что будет дальше? Ей нужно было что-то спросить?

- Что это за игра? - спросила Блисс.

- Игра? - переспросила девушка.

- Да, всё это... это же нереально, да? Это какая-то сложная игра, ведь так? Я привыкла, что в играх всегда или хорошие, или нейтральные концовки. Прятки, шахматы, шашки, головоломки... а здесь? Что именно мне нужно разгадать здесь?

- Для счастливого конца.

- Да, - обрадовалась Блисс. - Да, именно так. Что мне нужно сделать, чтобы получить счастливый конец?

Девушка не отвечала долгое время, и в какой-то момент Блисс, рассердившись на неё, просто продолжила идти. Осколков становилось всё меньше, как и леденцовых домов. Дальше было лишь больше пыли, смога, тёмного дыма и крупиц золотой пыли, что отбрасывали костры.

Блисс снова обернулась, и снова за её спиной не было девушки. Но были перила моста. Блисс схватилась рукой за одно из них и посмотрела вниз, на гладкое темное стекло, в котором смутно видела своё отражение.

- Если я прыгну, мне будет очень больно, - сказала Блисс.

- Но у тебя нет выбора.

Блисс хотела бы с ней поспорить. Сказать, что выбор есть всегда. Но Блисс была уверена, что девушка бы рассмеялась. И нет, не из-за того, что эта фраза была смешна. Из-за того, кто именно её сказал.

Блисс быстро перемахнула через перила и зажмурила глаза. Прежде, чем она получила толчок в спину, она смогла расслышать ещё кое-что.

- Раньше. Тебе нужно было делать что-то раньше.


Сильвер


Если я и научилась чему-то, когда мы были вместе, так это тому, что каждый раз, когда я узнаю о вас что-то новое, я жалею, что узнала об этом.©

Век - идеальная константа для последующей реинкарнации. Воспоминания стираются достаточно, чтобы восприниматься отголосками сна. С болью, переживаниями, со всем, что было бы неприятно - то же самое.

Более ранняя реинкарнация, как правило, имела последствия. Об этом знали и Ребекка, и Фауст, и Винсент. Но знали они об этом лишь понаслышке, или же из когда-то прочитанных книг.

Сильвер Лефож ощутила это на собственной шкуре, и ощутила так, что к тому моменту, когда Фауст нашёл её вновь, едва не вцепилась ему в горло.

К тому моменту он был, конечно, не Фаустом. И всё же, каждый раз, когда она смотрела в его лицо, что-то подрагивало: и она начинала видеть других. Шварца. Десмонда. Смита или Барбару. Кого-то, кто не был Эриком Купером.

Теперь он называл себя так.

Вся теория Винсента про прикосновения оказалась полной ерундой. И если бы она возродилась ровно через сто лет, она бы по-прежнему продолжала в это верить.

Всё, что с ней происходило, она вспомнила в возрасте одиннадцати лет. Она не вспоминала постепенно или не вспоминала так, как после первого прикосновения - мягко и безболезненно. Воспоминания навалились в один день, разом, абсолютно все, начиная с четырнадцатого века.

Ей повезло, что она была в достаточно уединенном месте - никто не видел, что она делала для того, чтобы не закричать. А закричать в семье священника, чья жена более не могла иметь детей, было равносильно суициду. Или повторению того же четырнадцатого века. Сильвер знала прекрасно, что если её отец захотел бы, то место, в которое её могли бы упрятать, нашлось бы обязательно.

Пришлось действовать быстро. Сложнее всего было дождаться, пока воспоминания угомонятся - Сильвер предполагала, что нельзя терять сознание сразу же, иначе потом может стать хуже. Когда у неё из носа пошла кровь, она со всей силы нажала на сонную артерию, одновременно проклиная и благодаря Винсента.

Разумеется, сад, который Сильвер считала своим уединенным местом, знал её отец. Что же, именно на это она и рассчитывала.

Следующие три дня самым сложным было вот что: просыпаться и не орать. А так же найти подходящий момент, когда можно было бы незаметно нажать на сонную артерию. И хотя к третьему дню ей уже мало хотелось жить, и она была готова на всё, что с ней могли сделать, с задачей она справилась.

Воспоминания снова к ней вернулись, но вовсе не так, как должны были. Каждое прошедшее мгновение, каждое событие она помнила как здесь и сейчас.

Самое раздражающее, самое ужасное во всём этом было притворяться нормальной. Было и ещё кое-что - невозможность пользоваться своим проводником. Сильвер была уверена, что пока она не прикоснется к Фаусту, она и не сможет.

Следующие пять лет были тем ещё испытанием.

***

Винсент, Ребекка и Эрик появились ровно через неделю после её дня рождения. Монтеротондо славился своей приближённостью к Риму, смешной плотностью населения, хорошим простором и чудесными летними домами.

Было воскресенье, и Сильвер, которая направлялась с семьёй в церковь, конечно же, Фауста там не увидела. Зато Винсент и Ребекка сидели в первом ряду.

Её отца это возмутило - в те дни, когда он не проводил службу, это место негласно считалось исключительно для его семьи. Но, пожалуй, что возмутило и разозлило его, было поведение его дочери. Дочери, которая без разрешения села рядом с Винсентом, и села первой, не дождавшись негласной команды.

Сильвер знала, что потом ей бы могло обязательно влететь, но теперь было несколько деталей: то, что совсем скоро она сможет управлять проводником. То, что из всей вереницы своих родителей этих она ненавидела больше всего.

- Вы так резво сели рядом с нами, юная леди, - шепотом сказал Винсент, наклонившись, но при этом не смотря ей в лицо. - У вас тоже есть ощущение, что мы вам кого-то напоминаем?

- Винсент, - сказала Сильвер, наслаждаясь произведенным эффектом.

Она чувствовала, как Винсент смотрит на неё, и прекрасно видела на периферии зрения его пораженное лицо. Сильвер даже не стала делать что-то незаметно: она просто вцепилась в руку Винсента и сжала её так сильно, как могла. Судя по болезненному выдоху Винсента, ей это удалось.

- Скажи, что Фауст с вами.

- Да, - сразу ответил Винсент. - Только он теперь...

- Да мне плевать, какое у него лицо и имя теперь, - искренне сказала Сильвер. - Отведи меня к нему сейчас же, или я сделаю всё, чтобы сломать тебе руку.

Сильвер не обманывалась: Винсент, который встал и сразу же пошёл к выходу из церкви, сделал это не из-за её угрозы, а лишь исключительно из-за сильного потрясения. Мара Меффлер умерла, когда ей было пятнадцать. Воспоминания должны возвращаться только через год, и без прикосновения было не обойтись.

В его голове определенно складывалась какая-то мозаика, и Сильвер буквально слышала, как она осыпалась тысячи раз. Что же, это должно было научить Винсента, что нельзя было тратить жизни на поиски чего-то исключительно в одном русле.

Когда Сильвер увидела Эрика, то даже ничего не сказала: просто схватила его за руку. И сразу же, когда вереница золота перед глазами исчезла, начала его душить.

- Винсент, сделай что-нибудь! - воскликнула Ребекка. - Он же прямо сейчас и переродится, я не хочу это видеть.

Смех Винсента не заглушали даже громкие хрипы Эрика.

- Боюсь, если наш цветочек его действительно убьёт, он не переродится вовсе.

Сильвер, услышав это, отпустила Эрика сразу же.

***

- Ты сожгла дом своих родителей? - переспросила Ребекка.

- Да, - согласно кивнула Сильвер. - Всё равно я к ним не испытывала теплых чувств.

- Помнится, когда-то ты мне говорила, что не стала бы убивать людей, - весело напомнил ей Винсент. - Как быстро всё меняется.

- Но я никого не убивала! - воскликнула Сильвер. - Я сожгла дом. Может быть, там вообще никого не было. А даже если кто-то и был - они успели спастись. В любом случае, какая разница? У меня есть замечательная идея.

- Нам снова придётся устроить пожар или кого-то убить? - нейтрально поинтересовался Эрик.

- Нет, ничего из этого мы делать не будем, - терпеливо ответила Сильвер: занудство Эрика постепенно стало ей надоедать. - Просто предлагаю перебраться в сам Рим.

- Но мы и так смехотворно близко к Риму, - сказала Ребекка.

- А теперь мы не будем к нему близко, - пожала плечами Сильвер. - А поживём там какое-то время.

***

Спад гнева, негатива и раздражительности стал спадать через неделю, а спустя месяц и вовсе сошёл на нет. За это время у Сильвер постепенно вырисовывался план. И уже было сделано самое главное. Она прикрыла Ребекку.

- Тебя убила Ребекка, ведь так?

Это был обычный день, полностью утопающий в солнце. Они только полностью обустроились, а Сильвер, вставшая с утра, принесла в дом свежую выпечку. И этот завтрак оставался бы таким, ленивым, сонным и теплым, если бы не резкий вопрос Эрика.

- Да, - ответила Сильвер с набитым ртом, и сразу же махнула рукой, увидев, как подорвались Винсент и Эрик. - Я не могла вынести запаха её зелий в Больничном крыле, вот и решила покончить с собой. Сядьте!

- Я не шутил, - сказал Эрик, когда они с Винсентом, не отрывая глаз друг от друга, снова опустились в кресла.

- Я тоже. Если только немножко, - хмыкнула Сильвер. - Если говорить серьёзно, то нет, меня убила не Ребекка. Я снова воспользовалась своим проводником, и снова сделала что-то неправильно. Неудивительно, что от этого взрыва я сразу же отправилась на тот свет.

- Так и есть. Но Ребекку этот взрыв почти не задел.

- Почти? - переспросила Сильвер.

- Повреждения были серьёзными, и я действительно думал, что не смогу её спасти! - воскликнул Винсент. - Это ты называешь «почти не задел»?

- Не злись, - мотнула головой Сильвер. - Теперь я поняла, в чём именно была моя ошибка. Пожалуй, я на какое-то время воздержусь от работы с проводником. Целее буду.

Последующий час прошёл крайне напряженно. Никто из них друг с другом не разговаривал.

***

Теперь они поменялись местами. Ребекка явно сильно хотела поговорить, а Сильвер делала всё, чтобы этого разговора не состоялось. Прежде, чем говорить с Ребеккой, ей нужно было кое-что о ней узнать.

Ребекка не была злой, и Ребекка не была глупой. Она прекрасно знала, что возрождения не избежать, но при этом, раз за разом, из жизни в жизнь продолжала её убивать. Сильвер поймала себя на мысли, что ей бы была понятнее вся ситуация, если бы это был Винсент - по крайней мере, он бы делал это из-за скуки или из-за желания что-то понять, узнать об их природе.

С Ребеккой всё было иначе, и она явно видела смысл в том, что делала. Только вот прежде, чем с ней говорить, Сильвер бы хотела об этом смысле узнать.

Но ничего не происходило. Ребекка, которая провела несколько лет во Франции, была захвачена идеей открыть на улице Рима ресторан исключительно с французской кухней. Через неделю она смогла получить прекрасное помещение. Ремонт в нём закончился меньше, чем через месяц, и теперь Ребекка была на этапе заключения договоров с фермерами и покупкой необходимой утвари.

Сильвер, следившая за ней, не могла понять, чем же это было: уловкой или же поразительной потерей памяти.

Это натолкнуло её на одну мысль.

***

Каждое воскресенье Винсент удостаивался чести приватного обеда с папой римским. Сильвер прекрасно понимала, что для Винсента общение с любым человеком не составило бы проблемы, но всё же, ей было немного любопытно: папа римский общался с Винсентом по собственной воле или же не совсем?

Ждать она больше не могла: с Винсентом ей нужно было поговорить немедленно. И если для этого ей придётся ворваться в покои папы римского и прервать их занимательные беседы с Винсентом, то, что же, она это сделает.

Пробраться в его покои было той ещё задачкой. Люди, охранявшие папу, внушению Сильвер категорически не поддавались. Для того чтобы просто оказаться рядом с дверьми в его покои, у неё ушёл час. Не смотря на то, что её не видели, люди папы каким-то образом ощущали её присутствие. Они стали более нервными, быстрыми, заглядывали в каждый угол, слепо водили вокруг руками. В какой-то момент одному из его приближенных едва не удалось дотронуться до неё.

Когда Сильвер, порядком раздраженная и злая, оказалась рядом с дверью, то даже не стала церемониться, стучать: сразу же открыла дверь.

- Святой отец, поймите...

- Замолчите немедленно! - крикнул папа. - Как вы смеете говорить такое, как вы смеете говорить? То, что вы совершили с ней, преступление против природы, против Божьих законов, против самого вселенского бытия. Против морали, черт бы вас подрал, ведь вы этого заслуживаете, как никто другой! О какой помощи вы говорите? Вам способно помочь лишь принятие.

Винсент и папа стояли друг напротив друга. У папы было красное лицо и шокированное, недоброе выражение лица. Спина Винсента была напряжена настолько, что Сильвер была уверена: сейчас он кинется вперёд и что-то сделает с папой.

- Кто вы такая и как сюда вошли? - удивлённо спросил папа.

Винсент, резко обернувшись, коротко кивнул Сильвер. И, подойдя к папе, взял его голову в свои ладони.

Когда они, без помех и каких-либо препятствий, вышли на улицу, Сильвер спросила сразу же:

- Что такого ты натворил, что папа римский начал упоминать черта?

- Ничего настолько страшного, из-за чего он мог бы себе позволить бросаться такими словами, - категорично ответил Винсент. - Клянусь тебе, это так. Но теперь я кое-что понял.

- И что же?

- Священники, папы, какая, в сущности, разница, - вздохнул Винсент. - Все они - люди. Некоторых вещей им никогда не постичь.

Сильвер, покосившись на него, тихо хмыкнула. Ох уж эта невообразимая черта Винсента: всегда находить оправдания самому себе.

- Случилось что-то непредвиденное? - спросил Винсент. - Или ты настолько сильно по мне соскучилась, что не смогла дождаться вечера, и ворвалась в покои Папы Римского? Так что случилось?

- У меня от тебя голова разболелась, - пожаловалась Сильвер. - Может быть, вариант с тем, что я соскучилась, был как раз правдивым.

- Так что случилось?

Сильвер неопределенно вздохнула, не зная, как начать. Когда-то она уже обвиняла Винсента в том, чего он не делал. И, кажется, собиралась сделать это опять. Впрочем, немного подумав, Сильвер сама не поняла, можно ли назвать её подозрения именно обвинением.

- Ты когда-нибудь стирал память Ребекке? - наконец спросила она.

Винсент сбавил шаг, после чего остановился вовсе. Он в упор посмотрел на Сильвер, немного приподняв бровь.

- С чего такие вопросы?

- Стирал? - снова спросила Сильвер. - И если да, то как часто ты это делал? Могло ли это... могло ли это вызвать что-то вроде помутнения сознания? Или, не знаю, какие-то другие проблемы с головой.

Винсент молчал, смотря по сторонам. После чего вскинул брови, и спросил:

- Скажи, ты сейчас говоришь об Айвори?

Сильвер было хотела ответить, что нет, она говорит не об Айвори, но так ничего и не сказала. Догадка была слишком ясной. Ну конечно же. Как же она не догадалась об этом раньше.

Можно было посмотреть на Винсента, на прошлые воплощения Эрика, можно было вспомнить, как сильно они не хотели говорить про Айвори. Тогда Сильвер думала, что это из-за неё. Теперь она поняла, что ошибалась. Всё это время они пытались защитить Ребекку.

Догадывалась ли Ребекка о том, что в ней уживалась вторая личность, личность настолько жестокая? Догадывалась ли она, что именно её руками Айвори совершала все убийства? И были ли это только убийства Сильвер, или был кто-то ещё?

И кто был тот человек, который то избегал её, то, наоборот, хотел поговорить. Это была Айвори? Это была Ребекка?

- Мне нужно бежать, Винсент, - сказала Сильвер, крепко его обнимая. - Увидимся позже, хорошо?

- Да, конечно, - сказал Винсент, удивленно на неё посмотрев, после чего потрепал по волосам. - Всё хорошо?

- Да, - улыбнулась Сильвер. - Я кое-что поняла. Всё просто замечательно.

- Ребекка!

Сильвер влетела в одну из комнат на втором этаже, уже отчаявшись - она была уверена, что Ребекки и там нет. Однако она там была, и у неё был самый разгар переговоров.

- Привет, цветочек, - тепло улыбнулась Ребекка, с интересом её разглядывая. - Ты что-то хотела?

Сильвер смотрела на Ребекку, на тепло улыбающуюся Ребекку, на довольную жизнью Ребекку, которая вела переговоры, кажется, о поставке вина. Прежде, чем Сильвер влетала в комнату, она была уверена, что говорилось о вине.

- Господа, на сегодня мы с вами заканчиваем, - сказала Ребекка, хлопнув в ладоши.

- Но, мисс Эйвери, мы даже и близко не закончили!

Ребекка, вздохнув, подняла рукав платья и принялась пальцем чертить узоры в воздухе:

- Sfeffin.

Узоры кельтских символов появились прямо в воздухе и, аккуратно подплыв к каждому человеку, растворились в их лбах, не оставив следов. Сильвер и Ребекка остались в комнате одни.

- Ты хотела со мной поговорить? - снова улыбнулась Ребекка. - Присаживайся. Хочешь чаю?

«- Ребекка, с тобой всё в порядке?
- Нет, с Ребеккой не всё в порядке».

София, не отрывая от неё взгляда, и стараясь заметить малейшее изменение мимики, спросила:

- Ребекка, я должна кое-что тебе сказать, - сцепив руки в замок, сказала Сильвер. - И... я знаю, что, узнав это, ты будешь злиться на Винсента и на Эрика... и... я думаю, они просто хотели тебя защитить от этого, хотели, чтобы ты была в стороне, и...

- Прекрати, - нахмурившись, махнула рукой Ребекка. - Я не могу понять, о чём ты говоришь. Не могла бы ты привести мысли в порядок и озвучить их более последовательно?

- Ребекка? - осторожно спросила Сильвер, вглядываясь в её лицо.

- Что? - удивлённо спросила она.

Сильвер опустила глаза и приготовилась говорить. Но прежде, чем она собралась с духом рассказать всё, прежде чем она произнесла хоть слово, Ребекка встала из-за стола и, подойдя к Сильвер, внимательно посмотрела в её глаза.

Сильвер почувствовала, что вот-вот впадёт в истерику. До этого момента она не до конца осознавала, не могла понять в полной мере, что именно узнала о Ребекке. Что Ребекка, их прекрасная Ребекка не принадлежит безоговорочно исключительно себе. Что есть внутри неё кто-то, кто хочет смерти, и неизвестно, были ли это исключительно смерти Сильвер.

Была только она? Был ещё кто-то, кто был не в состоянии перерождаться? Сколько жизней загубило то, что находилось внутри Ребекки?

- У тебя такой взгляд, будто рушится мир, а другие этого не замечают, - задумчиво сказала Ребекка.

- Кажется, мой мир действительно рушится, - пораженно ответила Сильвер. - Но... мне кажется, это не так, что есть какая-то ошибка. Я всё просто неправильно поняла, да? Это ведь так, да, Ребекка?

Когда она говорила это, то не могла понять, почему так сильно дрожал голос, и почему у неё было ощущение, что она вот-вот захлебнется. Только когда слезы полностью застелили глаза, она поняла, что всё это время плакала. Она попыталась успокоиться - и разрыдалась ещё сильнее.

Объятия Ребекки остановили истерику почти сразу, но вовсе не потому, что ей стало легче. Скорее, это произошло от удивления. Ребекка, обняв её ласковыми руками, гладила её по голове, и шептала что-то успокаивающее.

Она твердила, что Сильвер не виновата, постоянно говорила, что она - хороший человек, и на свете нет ничего, из-за чего стоило бы переживать так сильно.

- Знаешь, почему я всё время называю тебя цветочком? - спросила Ребекка, не переставая её баюкать. - Потому что ты - тепличный капризный цветочек, которого следует оберегать буквально от любого внешнего воздействия. Ты же... ох, только посмотри на себя. Мне правда жаль, что тебе пришлось пережить это.

Сильвер, отодвинувшись, пристально посмотрела Ребекке в лицо. Какой же она была красивой, красивой какой-то невероятной, чистой красотой. Так чисто, как Ребекка, выглядели только подснежники или самый первый снег, который ещё не коснулся земли. Сильвер всегда видела в Ребекке красоту и тишину - но это она заметила только сейчас.

- Ребекка, я обещаю тебе, мы справимся с этим, - глотая слёзы, сказала Сильвер. - Мы обязательно с этим справимся, придумаем способ, как вытравить её из тебя.

Ребекка отодвинулась от неё и, подняв брови, пораженно на неё посмотрела.

- Вытравить её из меня? - медленно повторила она.

- Да. Да, - горячо закивав, сказала Сильвер. - Черт возьми, я убью Винсента! Он вообще думал, что стирание памяти может иметь такие последствия? Да, он просто хотел тебя защитить, но посмотри, к чему это привело. Внутри тебя сидит кто-то, кто зовёт тебя Айвори, и... о мой бог, Ребекка, ты знаешь, что она делает? Ты знаешь, что она делала со мной? Нет, нет, прости, не так я должна была это сказать, нужно было как-то тебя подготовить, как-то...

Сильвер, сухо всхлипнув, снова зашлась рыданиями. Она уже даже не знала, от чего именно плачет, почему истерика продолжалась столь долго. Кажется, это было из-за того, что переживала Ребекка. Кажется, это было из-за неё самой.

Причём здесь она, когда плохо было Ребекке, когда Ребекке нужно была помощь, она не понимала. Голова разболелась настолько сильно, что Сильвер пришлось зажмурить глаза. Следующее, что она увидела, было темнотой.


Есть дверь. Часть 6


Гермиона снова вернулась к Малфою. И не выдержала - взяла его за руку. Это было лишь похоже на касание, это было его бледной тенью, но так это хотя бы ощущалось. Когда Гермиона попробовала прикоснуться к Гарри, то не почувствовала ничего - только будто прошла насквозь.

Она надеялась, что так, с этим прикосновением, ей станет лучше. Легче. Когда она вернётся к Падме, окажется, что всё ей предвиделось. Что на самом деле это игра воображения. Падма... да, Гермионе казалось, что она умирает, но потом, потом с ней всё было хорошо. Гермионе даже показалось, что она сможет вернуть контроль, или хотя подобие контроля, такое, какое было у неё, у Малфоя.

- Грейнджер, у тебя такой вид, что я прямо обнять тебя готов, - послышался над её ухом удивлённый голос Малфоя. - Падме снова стало хуже?

- Нет, - коротко ответила Гермиона.

Нет, Падме не стало хуже. Знаешь, что самое смешное, Малфой? У неё по-прежнему румянец на щеках. И её лицо, его выражение, всё это - если не знать, если не чувствовать, если не всматриваться. Если упустить всё это. Можно даже подумать. Можно даже подумать...

- Нет, - потрясенно сказал Малфой. - Нет. Скажи мне, что она жива. Скажи, что с ней всё в порядке.

Гермиона хотела бы это сказать. Гермиона хотела бы, чтобы это было правдой. Она подумала о Парвати, и сильнее сжала руку Малфоя. Чувствовала ли что-нибудь Парвати? Действительно ли связь близнецов могла быть настолько сильной? В таком случае, что она чувствовала? Искала ли она сестру? Бегала ли по школе, пыталась понять, где она может находиться? Пошла ли она к профессору Дамблдору?

- Это нужно остановить, - сказала Гермиона. - Это нужно остановить, нужно остановить Маррея, нужно остановить Блисс, нужно что-то делать, нужно что-то решать, нужно...

- Скажи мне, что Падма Патил жива, - сказал Малфой. - Скажи мне, что она жива. А если нет... то и это скажи тоже.

- Что тебе сказать, Малфой? Что? - обессилено спросила Гермиона. - Что она мертва? В таком случае, да.

***

Блисс, закрыв за собой дверь, оказалась в комнате из цифр. Все они хаотично перемещались, искрились равномерным синим цветом, составляли даты, коды, номера телефонов, слова и электрические схемы. Цифры дышали. Числа дышали. Всё, что находилось в комнате, жило, но такое короткое время. На смену одним цифрам, датам, кодам, телефонам, словам, схемам приходили новые. Каждую минуту. Каждую секунду. У Блисс мельтешило в глазах, Блисс не понимала, чего от неё хотят этот цифры.

- Не цифры, - подсказала девушка за её спиной. - И не числа.

- Время, - догадалась Блисс.

- Да. Время такое быстрое. Такое неумолимое. Беспощадное. Что же могло произойти за тот ничтожный отрезок времени, что ты находилась в своих комнатах, что могло случиться, пока ты искала двери?

- По твоему тону я могу судить, что ничего хорошего, - устало ответила Блисс.

Ей не хотелось разговаривать с девушкой. Ей хотелось идти дальше, понять, где же была следующая дверь. Блисс замерла: грохочущий шум, набатом отдающий у неё в голове, приближался с каждой новой секундой, с каждой исчезнувшей цифрой.

- Этот поезд, - крикнула Блисс. - Он всё ближе. Я не понимаю, почему он преследует меня.

- Потому что этого не должно быть, - ответила девушка. - Ты не должна вспоминать. Или должна быть быстрее поезда. Поторопись и найди дверь, пока он тебя не раздавил.

Блисс не знала, где дверь. Их не было видно за числами, цифрами, кодами. Блисс не знала, куда идти дальше.

- Если не знаешь, куда идти - прыгай, - недовольно подсказала ей девушка.

Блисс так и сделала - разбежалась, прыгнув вглубь мешанины цифр.


***

- Падма мертва, - сказала Гермиона. Она стояла рядом с Марреем и сейчас ей было плевать, догадается ли он о том, что Гермиона не поддалась внушению. - Вы убили её.

- Падма? - рассеяно спросил Маррей, пытаясь пробиться сквозь числа. - Староста Когтеврана, если не ошибаюсь? Прекрасная девушка. Мне жаль.

Маррей на секунду замолчал, потрясенно посмотрев на Гермиону.

- Падма умерла совсем недавно, ведь так?

- Да, - растерянно ответила Гермиона. - Хотите сказать, что её можно спасти?

- Что? Нет, конечно нет, - заторможено ответил Маррей. - Но вот что я заметил: всё это время я распределял силу вашей пыли, пытался не навредить. Но как только я решил забрать себе большую часть одного из вас, то сразу же... вспышка. Поезд едет лучше. Дальше. Ну конечно же... конечно.

Маррей больше ничего не сказал. А Гермиона, почувствовав приступ тошноты, поняла, что Блисс открыла очередную дверь.


Множество


Если безумие — это делать одно и тоже и ожидать другого результата, тогда мои поиски твоего спасения делают меня одним из безумцев.©

Она возрождалась каждые двадцать лет, начиная с 1810 года и заканчивая 1890. И каждый раз, когда она видела своё, снова с другим именем, и снова - с другим лицом, ей становилось страшно. Какое бы лицо у него не было, с каждым разом он выглядел всё более загнанно. Запуганно и затравленно. Он не имел представления, что можно было с этим сделать. Он не знал, как это можно было остановить.

***

- В конце концов, если обдумать сложившуюся ситуацию, всё не так и страшно, - оптимистично сказала Лоррейн, садясь в кресло, которое было ровно напротив её любимой росписи с птицами. - В конце концов, я же всегда возвращаюсь, ведь так?

- Ты никогда не думала о том, что будет, если это будет продолжаться не всегда?

- Нет, - ответила Лоррейн, и, немного подумав, решила спросить. - А ты?

- Думал.

- И?

Он немного помолчал, после чего задумчиво сказал:

- На свете есть ужасные люди, и если бы они исчезли, всем стало бы только лучше. Как ты на это смотришь?

- А ты, значит, будешь тем, у кого есть право от таких людей этот мир избавлять? Я ничего об этом не думаю, потому что такого - не будет.

- Сними запрет.

- Нет.

- Лоррейн, пожалуйста, сними запрет.

Лоррейн вскочила так быстро, что опрокинула кресло. Она подошла к нему стремительным шагом и, облокотившись на подлокотники кресла, поднесла своё лицо к его. И пристально посмотрела в глаза.

- Ладно, - сказала она. - Считай, что твоё обещание больше не имеет силы. Вперёд. Только прежде, чем убить кого-то, узнай его получше, ладно? Возможно, этот человек будет не таким ужасным, как может показаться с первого взгляда.

- Зачем ты так?

- Как? - удивленно спросила Лоррейн. - Говорю как есть? О мой бог, неужели ты действительно не понимаешь, что это ничего не изменит? А даже если изменит - как долго это будет продолжать? Месяц? Полгода? Год, полвека, век? Скажи мне, насколько тебя хватит?

- Если речь идёт о спасении твоей жизни - настолько, насколько понадобится.

Лоррейн покивала, после чего, выпрямившись, спокойно сказала:

- Нет. Плата есть одна и она непомерна для нас обоих.

- Что, если мне плевать?

- Я в это не верю.

Он встал и, аккуратно взяв её за плечи, просто начал трогать её лицо. Веки. Очертания скул, подбородок. Лоб и уши. Дотронулся до висков, и словно соединил какие-то линии на её лице.

- Что? - шёпотом спросила Лоррейн. - О чём ты думаешь?

- О словах Винсента, - ответил он. - Как-то раз, когда это случилось в очередной раз, он сказал, что это может быть судьбой. Твои вечные смерти и твои вечные воскрешения. Помнишь тот день, когда я дал обещание не убивать ради тебя? Я прекратил это делать гораздо раньше.

Лоррейн поняла, о чём он говорил. Она знала, конечно, что он пытался что-то сделать с этими смертями, но искренне верила в то, что ради этого он убивать не стал бы. Выходит, стал. И убивал. Скорее всего, об этом знали и Ребекка, и Винсент.

- И почему ты прекратил? - только и спросила Лоррейн.

- Я заключил одну сделку, - ответил он. - Она была исключительно в моей голове, но, знаешь, когда я полностью сформировал её, уверен, она подействовала. Своего рода сделка с незримым, так что теперь у меня сделка с судьбой. Она мне должна и, если с тобой что-то случится, то к черту её, к черту всю вселенную.

- Получается, ты - не убиваешь, а судьба не допускает ошибок в моих последующих реинкарнациях? - засмеялась Лоррейн. - Нет, милый, судьба так не работает, чтобы ты там себе не придумал. Вот что ты должен понять - я не стою того, чтобы ради меня погибал мир. И дело даже не во мне. Один человек никогда не будет стоить гибели мира.

Он ничего не сказал, но Лоррейн видела, насколько сильно он с ней не согласен.

***

- Хочу рассказать тебе один секрет, - весело сказала Ребекка.

Они решили устроить себе отпуск, распавшись до Испании. Винсент и Ребекка приземлились довольные и одетые, Уилмер лишился всей одежды, а Лоррейн - своего платья. Так стыдно ей не было, пожалуй, никогда.

Ребекка смеялась так заливисто и искренне, что в какой-то момент Лоррейн стало плевать - так тревожно сжималось сердце, когда она видела на её лице такое неподдельное счастье. Но всё, чего она хотела сейчас, это лишь плавать - а не думать о том, какие секреты могут быть у Ребекки.

Последнее знание её секретов ни к чему хорошему не привело.

Впрочем, Ребекка не стала ждать ответа, сразу же перейдя к делу:

- Волшебник не может меня убить. Не знаю, есть ли у них смертельные заклинания, но обычными режущими и голыми руками - точно.

- И как ты об этом узнала? - чувствуя, как скручивает живот, спросила Лоррейн.

- Намеренно-случайно. Четыре года назад, в Англии, - ответила Ребекка. - Уилмер тогда работал в Скотланд-Ярде, расследовал одно мерзкое дело. Один парень убивал проституток, вырезал им внутренние органы.

- Если это происходило достаточно часто, то его должны были поймать.

- Если бы, - засмеялась Ребекка. - Он был достаточно изобретателен для того, чтобы совершать убийства достаточно часто, не попадаться, и при этом иметь наглость отсылать полиции письма. И даже почки.

- Мерзость.

- Вот я и про что. Суть была в том, что даже Винсент, который подключился к расследованию, едва голову не сломал, пытаясь понять, почему этого парня невозможно поймать. Видишь ли, цветочек, у тех, кто даже раз убил, меняется жизненное поле, что и говорить о серийном убийце.

Ребекка на секунду замолчала, после чего сразу же продолжила:

- А потом Уилмер кое-что заметил. Его магическое поле было настолько сильным, что перекрывало всё, даже жизненное поле. Он попросил Винсента сосредоточиться, всмотреться глубже... они сразу поняли. Самое смешное, что он был вне подозрений. Он был хирургом, причём не из посредственных.

- Был? - переспросила Лоррейн. - Он ещё жив?

- Нет, - скучающе ответила Ребекка. - Видишь ли, мне пришлось вмешаться. Даже следить за ним не пришлось, он настолько опьянел от вседозволенности, что начал совершать ошибки. Самая главная его ошибка заключилась в том, что в свои жертвы он выбрал проститутку, у которой была отдельное жильё.

- Я всё ещё не могу представить, что ты сделала.

- Скажем так - девушку я спасти не смогла, - задумчиво ответила Ребекка. - Влетела в комнату в самый последний момент, она последний вздох сделала. Конечно, он меня заметил. Достал палочку и начал применять заклинания. Было, конечно, больно и неприятно, но через час я начала откровенно скучать. А когда он попытался меня прирезать, меня и вовсе всё достало.

- Ты его убила?

- Пожалуй, - ответила Ребекка. - Я его усыпила, после чего - подожгла весь дом. Помнишь, что ты однажды сказала? Ты никогда не убила. Просто сожгла дом.

- Помню, - отстраненно сказала Лоррейн. - Ты хотя бы знала, кого убивала? Ты знала, кого убила?

- Да что с тобой не так? - досадливо спросила Ребекка. - Я убила насильника и серийного убийцу, который считал, что ему дозволено всё. А имя... я не помню его имя. Зато эти нелепые, вычурные прозвища - их я помню прекрасно.

***

Лоррейн не могла понять одной вещи: почему никто из них не понимал, что если ты убиваешь человека, то ты ничем не лучше его.

Лоррейн не могла понять: почему она больше не помнила своих смертей. И почему, почему, почему продолжала закрывать глаза на поведение Ребекки.

***

В 1912 году Винсент, едва ли не пританцовывая от радости, вручил билеты каждому из них. Ребекка, Навин и Стелла посмотрели на него крайне скептически.

- Винсент, у тебя всё хорошо? - осторожно спросил Навин. - Какой в этом смысл? Если ты хочешь в Саутгемптону - мы можем распасться. Если ты хочешь в Нью-Йорк - мы можем сделать то же самое. Какой смысл в трехдневном путешествии на огромной посудине?

- К тому же, у меня морская болезнь, - мрачно сказала Ребекка.

- Не говори чепухи, у тебя отродясь морской болезни не было, - отмахнулся Винсент. - Не могу поверить, что вы говорите серьёзно. Вы хотя бы знаете, чего мне и ещё десяткам архитекторов стоила постройка этого парохода? Да, вы не интересовались никакими деталями, вам не интересны средства передвижения - ну и ладно. Но это - не просто средство передвижения, а самое безопасное, мощнейшее и прекрасное судоходное строение во всём мире.

- Хорошо, - медленно сказал Навин. - Допустим, мы действительно поедем на пароходе. В первом классе. Тебя ничего не смущает, Винсент?

Винсент от подобного вопроса заметно растерялся.

- Что именно должно меня смущать?

- То, что Навин у нас, например, немного...

- Черный, - любезно подсказал Навин замолчавшей Стелле. - У которого будет билет в первый класс.

- Я скажу, что крайне щедр, и мне ничего не стоит купить рабу билет. Даже в первый класс, - охотно сказал Винсент.

- Винсент, рабство вот уже почти пятьдесят лет как отменили, - напомнила Стелла.

- Точно, - кивнул Винсент. - И не счесть, сколько раз я об этом забываю.

***

Не было никакой разницы, насколько был прочен пароход. Все эти переборки, чугунные двери, котельные, вся эта безопасность из дерева и стали - всё было не важно, если что-то сталкивалось с природной стихией.

Пароход столкнулся с айсбергом, хотя Стелла была уверена, что этого можно было избежать. Нужно было доглядеть. Раскрыть свои глаза, сделать более правильный маневр, всё, что угодно, лишь бы не докатиться до такого.

Стелла искренне полагала, что ей больше никогда не будет страшно. Она смогла пережить Жерара. Смогла пережить то, что узнала о Винсенте и Ребекке. Но с таким она сталкивалась впервые.

Со всеми этими людьми - вопящими, окровавленными, молящими о помощи. Они толкались, дергались, вели себя, как загнанные животные, и человеческого в них ничего более не было. Белоснежный, прекрасный пароход полностью заволокло солью и кровью.

- Нет, - сказала Стелла, когда Навин попытался схватить её за руку. - Нужно спасти их.

- Спасти всех? - удивленно спросил стоящий рядом Винсент. - Цветочек, мы при всём желании не сможем сделать этого.

- Тогда нужно спасти хотя бы кого-то! - воскликнула Стелла. - Шлюпок на всех не хватает, и...

- Цветочек, нам нужно уходить, - повторил Винсент. - Скоро здесь будет настоящая кровавая баня.

- Пожалуйста. Спасите хотя бы тех, кого сможете.

Винсент и Навин напряженно переглянулись.

- Ладно, - наконец сказал Винсент. - Тридцать минут. По истечении этого времени мы вернемся за вами, и сразу же распадемся. Ребекка, не отходи от Стеллы. Стелла, следи за Ребеккой.

Прежде, чем уйти, Навин быстро обнял Стеллу и, преувеличенно весело помахав рукой, кинулся в толпу. Как только они ушли, Ребекка цепко ухватила Стеллу за руку и, несколько раз посмотрев по сторонам, начала продираться к краю борта.

На одном из повторов Стеллу заштормило особенно сильно и она, не удержавшись за руку Ребекки, полетела в сторону. В тот момент, когда она была уверена, что непременно вылетит за борт, её поймали, крепко ухватив поперек туловища.

Даже в темноте глаза человека, её державшего, отливали сиреневым цветом.

- Вам бы найти своих сопровождающих, мисс, - напряженно сказал он. - Вас нужно к кому-то отвести?

- Нет, - быстро сказала Стелла. - Нет. Вам нужно бежать на другой конец судна.

- Но шлюпки...

- Шлюпок почти не осталось, - перебила его Стелла. - А там вам смогут помочь, уверяю вас.

- Стелла! - закричала Ребекка, оказываясь перед ней, хватая её за руку. - Нам нужно бежать прямо сейчас.

- Подождите, - внезапно сказал мужчина, и, достав смятую бумажку, вручил её Стелле. - Если останетесь живы - напишите мне.

- А если не останусь? - внезапно спросила Стелла, улыбнувшись.

- Значит, единственный человек, с которым мне довелось поговорить сегодня, умрёт, - растерянно ответил мужчина, пожав плечами. - Впрочем, прошу меня простить. Можете мне не писать. Просто, вы действительно единственная, с кем я сегодня заговорил.

- Стелла, что ты творишь! - вскричала Ребекка, и, взяв её за руку, оттащила в сторону.

Прежде, чем измятая бумажка выпала у неё из рук, Стелла успела увидеть нечеткий адрес, и имя человека с сиреневыми глазами.


***

В 1937 году её звали Картер, и она была коренной уроженкой Лондона. Её отец был юристом, а мать - потомственной дворянкой. Всё это, вся эта жизнь - всё имело значительные минусы.

Минус: постоянная паранойя отца, который раз в неделю приставлял к ней нового охранника.

Минус: новая техника корсетов была придумана, не иначе, садистом-психопатом.

Минус, скорее для её матери, нежели для Картер: Отец сделал всё, чтобы она смогла получить образование в Имперском колледже Лондона. Похоже, наследников, кроме Картер, в этой семье не предвиделось, а отец и помыслить не мог, что кто-то не его крови унаследует его дело.

Минус: воспоминания вернулись, когда ей было десять.

Пожалуй, это было самым ужасным. Лучше бы она вновь пережила Винсента-психопата, или войну за независимость США, лучше бы вновь оказалась на том пароходе. Всё, что угодно, лишь бы не испытывать такого сильного опустошения от своего разума и тела десятилетней девочки.

***

К счастью, Винсент был изобретательным, Ребекка умела нравиться всем, а Жан... что же, у него были голубые глаза и что-то, что можно было выдать за внешнее сходство с Ребеккой. Когда они встретились, Картер было двадцать один. Жан выглядел на тринадцать.

***

Внешний вид Жана продлился недолго, и виной тому была высокая преступность в Лондоне. В ту ночь случилось две вещи, и позже, когда Картер бежала, она постоянно вспоминала каждую из них, прокручивала в голове, как виниловую пластинку.

Она думала, могло ли быть что-то прекраснее, чем распад и изменение одной личности в совершенно другую.

Когда она думала о второй вещи, то одновременно вспоминала всю свою жизнь. Она пыталась понять, где именно могла сказать или сделать что-то, что изменило бы всё.

И каждый раз Картер видела тысячи вариантов.

***

Вот что поняла Картер: какие бы изменения характера не терпел Жан во время своих перевоплощений, он всегда был верен в своём желании помогать другим. Ребекка сказала, что после дела с серийным маньяком, каждый раз, когда Картер умирала и перерождалась, он всегда находил полицейский участок, где ему могли бы дать работу.

Конечно, когда ты выглядишь как ребёнок, с этим могли возникнуть существенные трудности, но Жан нашёл выход. Выход этот заключался в Винсенте, который давал информацию ко всем конфиденциальным делам расследований.

Жан зарывался с головой в эти дела, щелкая их, как орешки, и не обращая внимания ни на что вокруг. Картер знала, с чем это связано: Жану было невообразимо сложно жить в теле подростка, и он старался делать всё, чтобы осознавать это как можно реже.

Вскоре он столкнулся с, казалось бы, абсолютно плевым делом. Какой-то человек начал продавать на улицах города новый вид наркотика. Все люди, принявшие его, умирали в течение двух недель. Жан, веривший, что ему нужно прикрыть небольшую лабораторию, обнаружил, что столкнулся с сетью наркопритонов, охватившей всю Англию.

Он подобрался к личности главаря непростительно близко: разумеется, было принято решение его убрать. Самое ироничное заключалось в том, что убрать они хотели не Жана, а Винсента.

Как можно убрать человека, который доставляет много проблем, и которому хочется отплатить за все мучения? Смерть была бы слишком простым вариантом. А вот смерть близких - уже другой разговор.

Главарь совсем потерял терпение, и какую-либо осторожность: Картер и Жана зажали в переулке средь бела дня, когда они возвращались из булочной, в которую ходили каждый день.

Их было трое: те, что повыше, схватили Картер за руки, прижав к стене, третий же, схватив Жана за шею, приставил к его голове пистолет.

- Не по-божески это, - с сомнением сказал тот, что держал Картер. - Лучше убьём девку, уверен, полицейский ей тоже дорожит.

- У нас есть приказ: убить мальчика, - мрачно ответил тот, кто держал Жана. - Меня это тоже не устраивает. Но договор заключен.

Картер, поначалу не понимающая, что происходит, оцепеневшая от страха, поняла, что ситуацию нужно брать в свои руки. Но стоило ей чуть приоткрыть рот, как пистолет вдавился в висок Жана с удвоенной силой.

- Скажешь хоть слово - и его мозги окажутся на асфальте раньше, чем предполагалось, - холодно сказал он. - Брайан, какого черта ты творишь? Помнишь, что сказал босс? Девке нужно сразу заткнуть рот.

- Помню, - неохотно ответил Брайан, зажимая рот Картер. - Ты извини, конечно, но босс начал сходить с ума. Убивает детей, едва ли не до посинения доказывает, что девка не должна и слова сказать, иначе плохо будет. Ну что она такого скажет, что это могло бы помешать нам вышибить ей мозги? Предложит денег? Так нам и так платят достаточно.

Картер, пытаясь окончательно не удариться в панику, начала обдумывать ситуацию.

Они не хотели её убивать: только Жана, и это не подлежало обсуждению.

У них были сомнения: даже для таких, как они, убить ребёнка было чем-то из ряда вон.

И было кое-что ещё: тот, кого они звали боссом, знал, кто такая Картер. А значит, была и вероятность, что он знал, кто такой Жан.

- Вышибай мальчику мозги, - сказал Брайан, сильнее зажимая рот Картер. - Прямо сейчас. Если не покончим с этим как можно быстрее, нас поймают.

Вспышкой пронеслось то, что, казалось бы, прошло вечность назад. Обрыв рядом с домом, белоснежный снег, летающий хлопьями и Барбара, сидящий на краю обрыва. То, как он закачался на стуле. София Саммер тогда подумала, что он хочет покончить с собой. И что нет ничего хуже, чем увидеть то, как он умирает.

Ей нужно было не шевелиться, как делал это Жан. Он понимал, что если дернется, Картер могут легко свернуть шею, и в этой ситуации следовало поступать разумно. Картер тоже понимала, что нажать на курок - секундное дело. Но бездействовать она не могла.

Брайан, сильно зажавший ей рот, сам не заметил, как его ладонь начала прикрывать только её нижнюю губу. Со всей силы, на которую была способна, Картер укусила его за руку.

- Наутиз!

Если тебя зажали в угол; если у тебя нет преимуществ; если сила не на твоей стороне, нужно не двигаться, и делать так, как того требуют обстоятельства или люди. Это ужасно, нечестно и унизительно - но это может спасти жизнь.

Картер поняла это только после того, как всё уже было сделано.

***

Винсент с Ребеккой нашли её через час. Картер по-прежнему сидела в переулке, держа на коленях голову Жана, окруженная мертвыми наёмниками, и не могла двигаться. За этот час по переулки прошло четыре человека. Разумеется, кто-то из них сразу же побежал в полицейский участок.

- Нам нужно отсюда уходить, - сразу же сказал Винсент, с ходу оценивая ситуацию. - Я сказал, что сам разберусь, но скоро сюда подтянется весь полицейский участок.

- Я их убила, - сказала Картер. - Я убила их всех.

Ребекка подошла к каждому из наёмников, критически осматривая их тела.

- Я бы не сказала, что это сделала ты, - наконец сказала она. - Просто их отбросило к стенам. Как итог - они разбили себе головы. Если, конечно, то, что у них на плечах, можно назвать головами.

- Почему он не перерождается? Он должен переродиться. Я всё ещё чувствую связь. Он не может так со мной поступить.

- Картер, - Винсент опустился рядом с ней, и, приподняв её голову, пристально посмотрел в глаза. - Сейчас я возьму Жана и мы пойдём домой. Уверен, мы сможем разобраться с этим.

- Ты когда-нибудь видел что-то подобное?

- Нет. Но я догадываюсь, с чем это связано. Пойдём, Картер. Нам нужно домой.

Винсент попробовал дотронуться до Жана, и сразу же отскочил: Картер на него зашипела и, схватив Жана поперек тела, прижала его к себе.

- Не смей его трогать, - сказала она, гладя Жана по волосам.

Винсент не стал ничего отвечать. Просто дотронулся до её руки, и Картер знала, что он хотел использовать внушение: в этот же момент его отбросило. И сразу же Картер увидела то, что никогда бы не смогла забыть.

***

На свете не было, не будет и никогда не появится ничего прекраснее, чем перевоплощение. Это было похоже на всё:

На взмах крыльев птицы.

На самое чистое в мире море.

На множество гектаров лавандовых полей.

На закаты, когда солнце налито красным, а облака вокруг полностью пронизаны светом розовых волн.

На преломление света в тысячи витражей.

На свободное падение, которое никогда бы не смогло закончиться.

На тысячи вулканов, которые начали свои извержение в один момент.

Картер видела это. Картер видела весь мир, когда смотрела на свои пальцы, сквозь которые сыпалась золотая пыль. Тело Жана, поначалу цельное, начала распадаться прямо в её руках, и в какой-то момент - всё смыло подчистую.

Картер была окружена волнами золотой пыли, и в ней она видела тысячи солнц, тысячи жизней и тысячи миров. И в каждом мире, в каждом солнце, в каждой жизни - везде была она.

Она подняла руку, дотрагиваясь до одного из завитков. Он мягко обвил её руку, и в каждой частице этой пыли Картер увидела кое-что ещё: самое важное, что было на свете.

Спустя несколько минут самое важное полностью приняло свою форму, падая на её колени.

- Стесняюсь спросить, как я выгляжу? - спросил он.

- Выглядишь из крайности в крайность, - засмеялась Картер. - Кажется, в этот раз тебе шестьдесят.

***

Когда они вернулись домой, Винсент, окинув их всех внимательным взглядом, сказал:

- Я искренне надеюсь, что новость о девушке среди трупов не облетела весь Лондон. Мне придётся попотеть, чтобы мы смогли здесь остаться. Скоро вернусь и сообщу новости. И да...

- Джон Маллалли.

- Отлично, - с чувством сказал Винсент, обнимая Джона и хлопая его по спине. - Рад, что с тобой всё хорошо.

Всё то время, что они провели в ожидании Винсента, Картер следила за Ребеккой. Она выглядела как человек, который обдумывает тысячи вариантов, и каждый из этих вариантов не находил выхода.

Дождавшись, когда Джон уснёт, она взяла Картер за руку и вывела её из дома.

- Ребекка, - устало сказала Картер. - Я уже не понимаю, что происходит. Я так сильно запуталась.

- Правда? - удивленно спросила Ребекка. - А мне кажется, ты прекрасно понимаешь, что происходит.

- Может быть, это и так, - подумав, не стала выкручиваться Картер. - Но я не хочу верить в это. Я... ты такая прекрасная, ты так мне дорога. Если я когда-то обидела тебя чем-то, если есть что-то, в чём я тебе мешаю, или не тебе, а твоей второй личности, то мне очень, очень жаль. Давай обсудим это, разберемся, давай расскажем обо всём Винсенту и Джону, я уверена, что...

- Почему ты не поговорила с кем-то из них раньше? - перебила её Ребекка.

Картер нахмурилась, непонимающе на неё посмотрев. Ребекка выглядела спокойной и какой-то отстраненной.

- О чём ты? - наконец спросила Картер.

- Почему ты не рассказала о своих подозрениях кому-то из них?

- Потому что они и так об этом знают, - растерянно ответила Картер.

- То есть, по твоему мнению, они знают, что во мне скрыта вторая личность, которая зовёт себя Айвори? - спросила Ребекка и, только после того, как дождалась кивка, продолжила. - А о том, что эта самая вторая личность убивает тебя уже какое столетие, они знают тоже?

- Нет, - напряженно ответила Картер. - Нет.

Картер не знала, как именно ей стоило продолжить. Что именно стоило сказать. То, что меньше всего на свете она хочет, чтобы у Ребекки были неприятности? Да, это так и было. Но ни Джон, ни Винсент ничего бы Ребекке не сделали. Да, возможно, Джон разозлился бы, но никогда не поднял бы руку на Ребекку.

А даже если бы попытался, если бы потерял контроль... у Ребекки был Винсент. Джон быстро бы остыл. Они бы разобрались.

Тогда почему? Почему, вот уже какое время, она упорно молчит? Почему до сих пор не рассказала Джону, почему даже с Ребеккой они говорят обо всей этой ситуации столь ничтожно редко?

Картер поморщилась, схватившись за виски. Голова нестерпимо разболелась. Давно бы пора, но, видимо, вся тяжесть сегодняшнего дня навалилась только сейчас. Картер подняла глаза на Ребекку: и вздрогнула.

Ребекка смотрела на неё взглядом выжидающего хищника. Она как будто хотела сделать что-то. Сказать что-то.

- Ты не думала, что было бы, если бы сегодня Джон не стал бы Джоном? Что он действительно мог умереть?

- Что? - потрясенно сказала Картер. - Нет. О мой бог, нет, Ребекка, не говори такого.

- Шарлотта Хантер и Майкл Тринити, например, - задумчиво сказала Ребекка. - Помнишь? Мистер Прайд, та книга из Хогвартса, столкнулся с ними когда-то. Они умерли. И Шарлотта, и Майкл.

- Они никогда не встречались, возможно, дело было как раз таки в этом, - рассеяно ответила Картер.- Но... откуда ты знаешь об этом? Винсент сжег книгу.

- Винсент сжег книгу, наделенную магией Хогвартса, в самом Хогвартсе, - скучающе ответила Ребекка. - Всё, что мне осталось сделать, это достать её из камина. И немного её подлечить. Знала бы ты, как сильно Прайд возмущался.

Картер даже не смогла ответить на это.

- Он действительно мог умереть.

- Нет, не мог, - покачала головой Картер.

- Но ты была в этом уверена. И я, признаться, тоже. Что, если бы он действительно умер? Кто был бы в этом виноват? Подожди, я могу сама ответить на этот вопрос. Исключительно ты.

- Пожалуйста, прекрати, - умоляюще сказала Картер.

Ребекка не прекратила. Картер чувствовала, как глаза застилает красная пелена, и как она уплывает куда-то, где не было ничего - только преследующая её темнота.

***

Очнулась она близ Темзы, живая и невредимая, и всё ещё - Картер. Голова перестала болеть, но вот ощущения были отвратительными, и она решительно не могла понять, почему.

Попытавшись привстать, она с удивлением поняла, что легко поднялась на ноги. Оказалось, что Джон был позади неё и аккуратно придерживал за спину. Картер посмотрела на него лицо - вздрогнула, отшатнувшись.

Что произошло? Как она оказалась здесь? Почему у Джона было такое отчаянное, злобное лицо? Почему рядом не было Ребекки и где она находилась сейчас?

- Где Ребекка? - первым делом спросила Картер. - Где Винсент? Почему мы здесь, что у тебя с лицом?

Джон не отвечал ей, смотря вдаль. Картер проследила за его взглядом, но не обнаружила там ничего интересного: на небе занимался рассвет. Сколько же времени она провела в бессознательном состоянии? И что случилось за это время?

- Ты с кем-то подрался? - осторожно спросила Картер.

- Нет, - рассеяно ответил Джон, непонимающе на неё посмотрев. - Я не дрался.

Он замолчал, больше не говоря ничего, стоя на месте, старательно смотря в сторону, на горизонт, куда угодно, только не на Картер.

- Я не понимаю, что происходит, - сказала Картер, и ей казалось, что говорила это не она: кто-то другой. - Я так долго не понимаю что у нас происходит. Все эти недомолвки, все эти ситуации. Джон, пожалуйста, объясни мне. Мы со всем справимся, мы разберемся с этим, но для этого я должна понимать, в чем дело.

- Нам надо бежать, - сказал Джон.

Картер растерялась, непонимающе на него посмотрев.

- Зачем? От кого? У нас снова проблемы, произошедшее в переулке не осталось незамеченным? В любом случае, если это избавит нас от проблем, то, ладно, давайте сбежим. Винсент уже в курсе? А Ребекка?

- Картер, - сказал Джон.

Он сказал это спокойным тоном, но у Картер прошёл мороз по коже, а живот скрутило так, что пришлось согнуться. Что-то происходило. Что-то происходило, а она никак не могла понять, что именно.

- Нам надо бежать, - повторил Джон. - Вдвоём.

- Не глупи, - сказала Картер. - Куда мы побежим без Винсента и Ребекки? Мы с ума без них сойдём и они, кстати, тоже. Нужно их найти и...

Джон взял её за плечи и аккуратно встряхнул. Посмотрел в её лицо с растерянностью, с нежностью, с такой искренней пораженностью, что Картер едва не задохнулась, поразилась, как её эмоции в тот же миг, мгновенно, отзеркалили его.

- Эй, - сказала Картер, дотронувшись до его щеки. - Не переживай. Мы со всем справимся, вместе. Сбежим сегодня же, хорошо? Нужно только сходить за Винсентом и Ребеккой, и...

- Как давно ты знала?

Картер понимала, о чём он, конечно, она понимала. Но она не могла ответить сразу, ответить прямо. Внезапно ей стало так стыдно, что пришлось отвести глаза. Хотелось сбежать, спрятаться, успокоиться.

- В Риме. О том, что Ребекка и Айвори, о том, что они...

- Я не об этом. Как давно ты знала?

Картер, сделав глубокий вздох, быстро выпалила:

- Тогда я была Софией.

Джон задумчиво кивнул.

- И ты не сказала мне?

- Я подумала, что...

- Что именно? - спросил Джон. - Что можно мне не говорить? Что можно пустить всё на самотёк, что можно позволять Ребекке творить то, что ей вздумается, убивать тебя, когда захочется?

- Да! - крикнула Картер. - Да! Почему бы и нет, если я всегда возвращаюсь?

- О! Может быть, тебе это и проблем вовсе не доставляло?

- Доставляло, и доставляет до сих пор! - крикнула ему в лицо Картер. - Но я хочу знать, что происходит с Ребеккой, я хочу разобраться с ней сама, и я не хотела, чтобы кто-то из вас узнал об этом, понятно? Я не хотела, чтобы вы её винили.

- Винили за то, что каждую новую жизнь она лишала тебя жизни?

- Вот видишь, - грустно усмехнулась Картер. - Ты уже её винишь. И даже не задаешься вопросом, зачем она это делает. Послушай, нам нужно найти её и Винсента, нам нужно...

- Встретимся с ними через сто лет, - грубо перебил её Джон. - Или, может быть, раньше. К тому моменту Ребекка снова будет в нашем мире, а Винсент перестанет на меня злиться. Надеюсь.

До Картер дошло сразу же. Обвалилось огромной глыбой, и придавило настолько сильно, что чувствовалось это едва ли не физически. Хотелось переспросить. Хотелось неправильно интерпретировать.

Картер почувствовала это на себе: это глупое выражение об остановке сердца, о сердце, пропускающим один удар. Всё это случилось с ней, и это было вовсе не романтично, вовсе не красиво, это было отвратительно, мерзко и неприятно.

Картер была уверена, что упадет тут же. Или умрёт от нехватки дыхания.

Они ссорились, сколько же раз они ссорились. Но ещё никогда до такого не доходило. У них всегда были силы смотреть друг на друга, у них всегда были силы решать свои проблемы мирным путем.

Джон не мог вытворить что-то, находящееся настолько за гранью его характера. Он попросту не мог.

- Это же наша Ребекка, - хотела громко сказать Картер, но из горла вырвался лишь приглушенный клекот. - Это наша Ребекка.

Джон по-прежнему упорно не смотрел на неё. И Картер сорвалась.

- Это бред!

Картер кричала. Картер выла, сыпала проклятьями, пыталась найти что-то максимально тяжелое, что можно было кинуть.

- Ты мне врешь! - орала Картер, толкаясь, пихаясь, норовя задеть его сильнее. - Ребекка не могла умереть, я видела её, мы разговаривали с ней несколько часов назад! Она была живая, с ней всё было хорошо.

Она кричала и сыпала проклятьями всё громче, пытаясь заглушить свои собственные мысли.

Картер не понимала, почему именно сейчас ей вспоминалось всё, связанное с Ребеккой.

Каждый разговор.

Каждая улыбка.

Каждое действие, каждое теплое слово, каждая ссора, каждое непонимание. Всё, связанное с Ребеккой, которая была её, которая должна была быть с ней.

Там было всё. Там было всё, и всё же, - не совсем. Сейчас ей казалось как-никогда прежде, что она знала о Ребекке ничтожно мало.

- Ты не мог сделать что-то с Ребеккой, ведь так? - лихорадочно шептала Картер, смотря ему в глаза. - Ты не мог сделать что-то с ней, да? Я имею в виду, о чем я вообще думаю, я думаю о том, что ты убил нашу Ребекку, о мой бог, как же это глупо, мне нужно остановиться...

- Это было необходимо, - сказал Джон. - Я сожалею.

- О чём ты сожалеешь? - опешила Картер. - Ты сожалеешь об убийстве Ребекки?

Он покачал головой, и для Картер это было равносильно пощечине.

- Так было надо. Ребекка, она...

- Замолчи, - прошептала Картер. - Закрой рот. Ты не имеешь права говорить о ней. О мой бог, ты убил её. Ты действительно убил Ребекку. Ты... ты хотя бы похоронил её?

Джон бросил быстрый взгляд на реку, и это не ускользнуло от Картер.

Ей нужно было успокоиться. Нужно было понять, что Ребекка вернется, нужно было только подождать век. Даже меньше, да, возможно, даже меньше, если Винсент сумеет провернуть то, что столько лет проворачивал с ней, Картер, Джон.

И всё же, всё же на душе была такая тяжесть, такая тоска, пустота и злоба.

Джон дернулся к Картер, попытался схватить за руку, притянуть к себе. Она от него отшатнулась.

- Убирайся, - только и смогла произнести она.

- Послушай, пожалуйста, выслушай меня, я...

- Убирайся, - повторила Картер, больше не в силах кричать: голос она сорвала окончательно. - Убирайся, не смей возвращаться, забудь обо мне, черт тебя дери. Надеюсь, я никогда больше тебя не увижу.

Когда её глаза полностью заволокло белым;

Когда зрение вернулось, и она увидела, как Джон спокойно смотрит на свои руки, от которых во все стороны шла золотая пыль, и сам он - в неё превращался;

Когда все воспоминания, которые в ней были, начали постепенно искажаться, блекнуть, а после - исчезать, одно за другим;

Когда она захотела вернуть свои слова назад, закричать, что она не хотела говорить этого, что она ошиблась, сказать, что она не говорила это всерьёз, что ей плевать на всё, только останься, не исчезай, пожалуйста, останься;

Тогда она кое-то поняла.

Кем бы она ни была: Марой, Авророй, Джейми, Софией, Картер, Сильвер или же остальными. Кем бы она ни была, она никогда не думала о последствиях своих слов, или же слов несказанных.

В тот момент она только понадеялась, что сможет с этим разобраться. Сможет всё вернуть.


Есть дверь. Часть 7


Блисс закрыла за собой дверь, оказавшись в белоснежном поле, полное маковых соцветий. Здесь было тихо, спокойно, здесь едва слышно пели птицы. Вокруг раздавался мерный звон колокольчиков, в них, вплетаясь, ввысь неслись гусиные перья, а чуть поодаль от Блисс резвились золотые псы.

Если бы не красное небо с тяжелыми облаками, в которых попеременно вспыхивали молнии, Блисс бы могла остаться здесь навсегда.

- Садись, - сказала девушка.

Блисс послушно села: посреди поля стоял небольшой стеклянный стул. Блисс села, ожидая, когда девушка сядет напротив. Она, однако, этого не сделала.

- Разве я не должна искать очередную дверь? - спросила Блисс.

- Нет, - ответила девушка, и Блисс была уверена, что та покачала головой. - Теперь тебя будут искать двери.

- И что это значит? - требовательно спросила Блисс.

Девушка вздохнула. Звук сплелся с колокольчиками и перьями, и золотистые псы завертели головами, зашевелились.

- Иди дальше, - сказала девушка.

- Я хочу идти дальше, - ответила Блисс. - Ты меня не пускаешь.

- Нет, - категорично ответила девушка. - Я тебя пускаю. Ты сама не хочешь идти.

- Сначала ты говоришь, что двери сами меня найдут, потом, что я не хочу идти, - устало сказала Блисс. - Так что же на самом деле мне нужно делать? Сидеть и ждать? Или идти дальше?

- А как ты думаешь сама?

- Я думаю, что устала от твоих вопросов, - раздраженно ответила Блисс. - Кто ты? Почему ты всё время за моей спиной? Как тебя зовут?

- Вот! - обрадованно воскликнула девушка. - Наконец-то правильный вопрос. Как меня зовут, Блисс?

- Я не знаю, как тебя зовут!

- Знаешь.

Блисс поморщилась. Нет, это было совершенно невозможно, они могли вечность играть в эту игру! Вечность... действительно. Они и играли в эту игру вечность. Она и эта девушка. Она была всегда рядом, всегда - с самого начала. Блисс делала вид, что не знает её. А эта девушка любила себя и терпела Блисс. Хотя, наверное, это было не так. Она и себя не любила.

Но она существовала. Так долго. Она была... кем же она была?

- Кто ты? - спросила Блисс.

- Ты должна понять, кто я, - вздохнув, ответила девушка. - Иначе ты не найдёшь дверь.

- Иначе дверь не найдёт меня.

- Да как тебе будет угодно.

Блисс продолжала сидеть. С каждой новой секундой слышался приближающийся поезд. Блисс понимала, что именно здесь поезд может настигнуть её, разрушить всё, сломать. Всё, что она делала, могло пойти прахом.

Блисс вскочила со стула, обернувшись. И ещё раз. И ещё. И каждый раз, каждый раз девушка оказывалась за её спиной.

- Кто ты такая? - закричала Блисс. - Почему ты прячешься?

- Потому что ты этого хочешь! - закричала девушка в ответ. - Тебе это необходимо. По-прежнему - необходимо. И не смотря на то, что это может разрушить всё, ты не хочешь на меня смотреть, ты продолжаешь вести себя, как чертов страус.

Блисс снова обернулась. За её спиной никого не было. Прежде, чем она смогла сделать ещё один оборот, её с силой толкнули в спину.

- Каждый раз...

Её снова толкнули, на этот раз гораздо сильнее.

- Каждый раз ты пряталась за меня. Каждый раз именно ты стояла за моей спиной. И что теперь? Решила поиграть в жертву? Решила бросить всё именно сейчас,
потому что боишься смотреть правде в глаза?

- Какой правде? Я не понимаю, о чём ты.

- Ты никогда не понимаешь, - ответила девушка, толкнув её в очередной раз. - Ты говоришь так, говоришь, что ничего не понимаешь, прячешься за другими, а потом - бум. Все проблемы решены. Бум - все невзгоды исчезли. Бум - Блисс Бромлей снова милая, вежливая, чистая и незапятнанная. Испачкали только другие люди. Их руки в крови - но не твои. Но так ли это на самом деле? Кто я такая, Блисс? Кто я такая?

Девушка снова толкнула её, повалив в заросли маковых соцветий. Бум - поезд приближался стремительно, неумолимо. Бум - небо раскололось на две части, и с него посыпались рубины, утопающие в солнечном свете. Бум - рубины начали образовывать, преобразовываться в дверь. До неё - рукой подать.

- Ты же сама меня не пускаешь! - разозлено закричала Блисс.

- Нет! Это ты себя не пускаешь! Кто я такая? Кто я такая? Ответь мне, кто я такая?

- София! - закричала Блисс, совсем отчаявшись. - Ты - София Саммер.

- Кто-то ещё?

- Стелла!

- Кто-то ещё?

- Картер! Ты - Картер.

- Есть кто-то ещё!

- Мара, возможно, ты Мара, но это невозможно, или возможно...

- Кто-то ещё? Кто я такая?

Блисс видела приближающийся поезд. Он сметал золотых псов, раскалывал рубины, мял маковые соцветия, и приближался, приближался к ней.

- Айвори, - спокойно сказала Блисс, зажмурившись. - Тебя зовут Айвори.

Когда Блисс открыла глаза, она увидела лицо девушки, склонившейся перед ней. Она была белокурой, голубоглазой и была наполнена звенящей тишиной. Поезд не раздавил Блисс - он остановился, почти касаясь спины Айвори.

- Почему именно Айвори? - спросила девушка.

- Не знаю, - ответила Блисс. - Мне всегда нравился этот цвет. Что-то от белого. Что-то от желтого. И совсем немного - розоватого. Что-то, что было похоже на неё.

- На Ребекку.

- Да, конечно, - закивала Блисс, не понимаю, почему на сердце было что-то, что можно было назвать тяжестью. - На Ребекку.

Прежде, чем Айвори успела сказать что-то ещё, прежде чем Блисс успела сказать что-то ещё, Айвори исчезла. Испарилась. На её месте стоял человек, смутно знакомый Блисс. Он смотрел на неё с искренним потрясением, заботливо протягивая ей руку. Блисс, взяв его за руку, встала. И, поняв, кто именно стоит перед ней, счастливо засмеялась.

- Мистер Маррей! - воскликнула она. - Как раз вас здесь и не хватало. Скажите, вы можете что-нибудь сделать с небом? Здесь так красиво, а вот небо - совершенно не вписывается.

- Блисс, - сказал Маррей. - Блисс.

Его взгляд выражал потрясение, что-то, напоминающее отеческую заботу, что-то, напоминающее нежность. Блисс снова засмеялась. Как же сильно ей нравился Киллиан Маррей.

- Блисс, пожалуйста, пойдём со мной, - сказал Маррей, снова протягивая ей руку. - Мы должны выбираться отсюда как можно быстрее.

- Но я не хочу! - воскликнула Блисс. - Здесь красиво. И, я уверена, здесь ещё есть двери.

- Блисс, сейчас тебе стоит послушать меня, - взволнованно сказал Маррей. - За этими дверьми тебя ни ждёт ничего хорошего. Когда ты выберешься, когда придёшь в себя, мы обязательно поговорим обо всём, что ты узнала. Я расскажу тебе всё, обещаю. Пожалуйста, пойдём со мной.

- Хорошо, - пожала плечами Блисс. Если Маррей просил, то, в конце концов, почему бы и нет. Вновь засмеявшись от ответной улыбки Маррея, Блисс, развернувшись, подошла к двери и вопросительно на него посмотрела.

- Так что? Вы идёте со мной?

- Нет! - воскликнул Маррей, побелев. - Нет! Блисс, послушай, нам нужно убираться отсюда... нам нужно в поезд.

- В поезд? - содрогнувшись, переспросила Блисс. - При всём уважении, мистер Маррей, я никогда не сяду в этот поезд. Он разваливается на глазах, того и гляди, скоро пойдёт трещинами. Зачем нам поезд, когда здесь есть дверь?

Маррей смотрел на неё, по-прежнему протягивая ей руку. В его взгляде металась беспробудная тоска, смешанная со страданием, смешанная с сожалением, смешанная со злобой, со злобой, со злобой. Блисс нахмурилась, не понимая, откуда в Маррее могло быть такое.

- Блисс, послушай меня, - сказал Маррей. - Ты права. Есть дверь. Есть дверь, и она закрыта.

Блисс, отвернувшись от Маррея, внимательно посмотрела на ручку дверь. И, взявшись за неё двумя пальцами, легко повернула.

- Нет, - ответила Блисс. - Есть дверь. Открыта она или закрыта - решать мне.

***

В тот момент, когда Маррей смог прорваться в эфемерный мир Блисс, произошло несколько вещей. Его связь над всеми ослабла настолько сильно, что Малфой смог пошевелиться, и он был уверен, что мог бы броситься к двери, сбежать. Если бы не одна деталь: его удерживал не Маррей. По крайней мере, не только он. Было что-то, что отличалось от его энергии. Было что-то, что удерживало его гораздо прочнее, чем тиски Маррея. Это «что-то» хотело, чтобы он никуда не уходил. И только сейчас Малфой, чувствуя подступающий ужас, понял: это «что-то» всё время следило за происходящим. Через его глаза.

«Что ты такое?»

«Ты, как всегда, невежлив. Я бы предпочел, чтобы ты обращался ко мне по имени. И, разумеется, не считал меня неодушевленным».


Он не слышал голоса. Но эту насмешливую интонацию, эти слова, и того, кто мог бы так говорить, он знал прекрасно.

«Всё-таки, ты замешан в этом».

«С самого начала».


Малфой, понимая всю абсурдность ситуации, прислушался. И мог бы поклясться, что Николас Рафферти, который находился в его голове, прямо сейчас шёл в их направлении. Хорошо, не шёл: пытался. Судя по тому, как медленно у него это получалось, он пытался ползти.

«Ты не мог бы быстрее?».

«Нет, не мог бы. Видишь ли, я не имел право вспоминать... её. Блисс. Я всё ещё не имею права. Но ситуация, в которую ты меня вовлёк, разрушила барьер в моей голове. Я вспоминаю. Я забываю. Я вспоминаю снова. И так по кругу».

«Зачем же ты тогда встретился с ней? Почему не оставил в покое? Только не говори, что это было бессознательно».


Некоторое время в его голове была звенящая пустота.

«Рафферти?»

«Что? Ты же сам попросил не говорить о бессознательности».


Малфой тихо хмыкнул, и, подумав, снова обратился к Рафферти:

«Я всё ещё не понимаю. Как ты встретил её в аэропорту? Чем ты жил до этого, кем ты был? Что ты делал, когда её не было рядом, когда вы расставались, да хотя бы на тех же каникулах? Сидел в доме какого-то старика, которому внушил, что ты - его сын? Пялился в одну точку? Что ты делал всё это время?».

«Я считал, что я - Николас Рафферти. Я считал, что у меня есть отец. Я считал, что моя мать погибла, и я помнил её лицо. Помнил, как это случилось. Я много времени провёл с ним. А потом…»

«Что было потом?»


Если бы Малфой спрашивал, то эти слова звучали бы жадно. Он так старался понять - но он этого не понимал. Ему, в сущности, было плевать на перерождения, на вечную жизнь, на время. Но ему было не плевать на эти отношения. Как так получилось? Почему они нуждались друг в друге настолько сильно? Что за этим стояло?
Истинные спутники, правда? Какая ерунда. Конечно, они могли жить друг без друга. Малфой был в этом уверен.

Но, всё же, почему? Почему они чувствовали это?

«Я просто оказался в том аэропорту. Как сейчас помню - взял билет на самолет, вылетел из Хитроу. Приземлился в Шарль-де-Голль и провёл там три дня. Я не знал, что я там делаю, хотя было такое чувство, словно я опоздал. Не в этот аэропорт - просто опоздал. Но я всё ещё не хотел уходить. А потом я встретил её».

«Она была... собой. Настоящей, такой, какой она была всегда. До всего этого. Спокойная, вежливая, собранная, и всё равно - неряшливая. Разговаривала с каким-то однодневным человеком. Жмурилась от солнца, пила кофе».

«И что ты почувствовал, когда увидел её? Что ты почувствовал?»

«Себя».

Если бы Малфой мог, он бы со всей силы толкнул Рафферти.

«И всё?»

«Малфой, я почувствовал себя. Ты можешь хотя бы представить, что это за чувство? Когда ты всецело принадлежишь только себе? Когда ты - это именно ты, а не пустая оболочка? Я смотрел на неё. Я был собой».


Малфой кивнул. И сразу же спохватился: Рафферти не мог его видеть. И, не смотря на все эти душещипательные, трогательные и сопливые слова, он всё ещё, Мерлин бы его побрал, полз.

«Я иду на своих двоих».

«Это незаметно! Неужели нет никого, на кого бы ты мог наткнуться?».

«Нет, только портреты. Обычно в это время мне везёт на Филча, но сейчас и с этим проблемы».

«На каком ты этаже? Я знаю несколько портретов, которые могли бы нам помочь».

«На четвёртом».

«Проклятье! Почему никого не волнует, что столько учеников не вернулись в гостиные, почему никто не ищет эту драную кошку Минерву, в конце концов».

«Действительно, Малфой, почему же их никто не ищет».

«Маррей?»

«Маррей? А, да, конечно. Маррей».

«Что он натворил?»

«Если бы я знал. Слишком давно его не видел. Но вряд ли что-то серьёзное - есть у меня ощущение, что злиться он должен именно на меня».

«Правда? Звучишь неуверенно».

«Ты не знаешь, как я звучу, Малфой».

«Как ветеран войны».

«Фактически...»


Малфой был уверен: Рафферти остановился на мгновение. А после... случилось что-то странное. Он словно бы стал сильнее, достаточно для того, чтобы была возможность идти нормально, но не достаточно, чтобы, например, бежать.

«Рафферти, если ты пожалел Филча, то сейчас не лучший момент. Возьми больше его жизненной силы или... что вы там делаете, чтобы поддерживать в себе могущество».

«Прекрати. И это был не Филч».

«Не Филч? Кто это был? Ты сказал ему, что происходит?»

«Нет. Боюсь, тут бы нам ничем не помогли. Не волнуйся, я относительно близко».

«Я не волнуюсь. Рафферти, к кому ты присосался? К портрету?»


Рафферти не отвечал. В голове снова была звенящая тишина и, ко всему прочему, Малфой начал чувствовать, как его сознание постепенно уплывало. Как же он устал от этого - от всего. Угораздило же его... а, к черту. После того, как всё закончится, он сделает Блисс предложение. Если она откажется - сделает снова. Если откажется снова - просто останется рядом, пойдёт за ней, куда бы она ни попросила. Он столько узнал. Он всё ещё её не разлюбил. Он действительно её любил. Это что-то, да значило.

Он попытался зацепиться за что-то, за то, что помогло бы ему помочь оставаться в сознании чуть дольше.

«Рафферти... только не говори, что это была кошка Филча».

Рафферти ничего не ответил.

«Серьёзно? Ты идёшь спасать нас от непонятного мага, который уже убил одного из нас, высосав немного энергии из кошки Филча? Пожалуйста, скажи, что ты хотя бы не оставил её в живых».

«Оставил... кто именно умер?»

«Падма Патил. Знаешь её?»

«Староста Когтеврана. Мне жаль».

«Нет. Тебе не жаль».

«Не решай за меня, Малфой. Я не хотел, чтобы кто-либо умер».

«Я тоже, можешь мне поверить. На самом деле... мне и самому не жаль. Я не знал её, и о её смерти горевать точно не буду. Но...»

«Тебе страшно. Страшно, что это будет кто-то из твоих друзей. Страшно, что это будешь ты. Хотел бы я сказать, что спасу вас всех».

«Ты же положишь все наши жизни, чтобы спасти её, ведь так? Даже если и ей не угрожает опасность».

«Мне действительно жаль».


Что же он был за человек. Что же они были за люди - все они.

Блисс. Часть 1


— Раньше этот мир был куда больше.
— Нет, мир остался прежним. Стало меньше содержимого.©


В 1985 году Блисс Бромлей было пять лет. Тогда она кое-что для себя поняла.

Во-первых, она сразу же поняла, как было глупо сетовать на то, что она вспоминала себя в десять или же четырнадцать. С этим, пусть и со сложностью, но смириться было можно. С чем было справиться нельзя - так это с телом пятилетней девочки, которую разом прошибают воспоминания всего, что с ней случилось.

К счастью, воспоминания пришли к ней в одном из снов, и когда она проснулась, то даже почти не чувствовала боли - отделалась лишь небольшим носовым кровотечением и несколькими часами сильнейшей слабости.

Когда она смогла встать, то подошла к зеркалу и разглядывала себя, кажется, целую вечность.

У неё были миленькие щечки, огромные глаза и два аккуратных хвостика, которые ей сделал Уилл. Только когда он дотрагивался до её волос, она не плакала или визжала.

И вот к какому выводу она пришла: получить воспоминания в таком возрасте было тем ещё дерьмом.

***

О том, что дерьмо только начиналось, Блисс поняла, когда ей исполнилось семь.

В возрасте шести лет она вновь забыла о том, что с ней происходило, и жила так, как могла бы жить обычная шестилетняя девочка. Блисс искренне надеялась, что на следующий год она всё будет помнить.

***

- Я устала от всего этого, - мрачно сказала Блисс, смотря на себя в зеркало.

Ей было девять, и двадцать четыре часа назад она снова вспомнила о своей жизни.

***

- От чего ты устала, милая?

Блисс вздрогнула, резко оборачиваясь. Филипп Бромлей, привалившись к стене, разглядывал её с весельем и мягкой улыбкой на губах. Блисс несколько раз прыгнула и бросилась к отцу, который, захохотав, подхватил её на руки.

Блисс не знала, из-за чего это происходило: из-за настолько сильного предательства памяти, или, может, что воспоминания вернулись совсем недавно, но Филиппа и Розалинду Бромлей она искренне считала своими родителями. Даже когда воспоминания возвращались в полной мере, это чувство никуда не пропадало.

Блисс считала, что ей было необходимо узнать гораздо больше о химических реакциях, происходящих в головном мозге. Она была уверена, что это объяснило бы многое.

- От школьной нагрузки! - капризно сказала Блисс. - Папа, пожалуйста, можно я не пойду в Шармбатон в следующем году? Мадам Джермэйн сказала, что со следующего года нагрузка увеличится вдвое, я не смогу справляться и со своей школой, и с Шармбатоном.

- Конечно, ты сможешь.

Блисс, выглянув из-за плеча отца, недовольно наморщила нос. Если Филиппа она и могла уговорить пощадить её детские чувства, то о Розалинде можно было даже не говорить.

- Ты моя дочь, - сказала Розалинда, дотронувшись до подбородка Блисс. - И ты в состоянии справиться со всем, особенно с какой-то посредственной учебой.

- Да, мама, конечно, мама, - вяло ответила Блисс под смех отца, который опустил её на пол.

- Ничего, - сказал он, потрепав Блисс по макушке. - Отдохнёшь на последнем курсе Шармбатона.

- Последний курс настолько легкий? - нахмурившись, спросила Блисс.

- Нет, - покачал головой Филипп. - Последний курс ты проучишься в другой школе. И, боюсь, в ней у тебя не будет возможности покидать её стены.

- Папа, у тебя очень странные представления об отдыхе, - недовольно сказала Блисс.

- К тому же, вопрос о переводе Блисс в Хогвартс ещё стоит под вопросом, - добавила Розалинда.

- Конечно, он не стоит под вопросом, - сказал Филипп, продолжая улыбаться. Вот только и Блисс, и Розалинда прекрасно видели, что улыбка больше не трогала его глаза. - Я знаю совершенно точно, что моя дочь будет учиться в школе, которая, в своё время, вырастила меня.

Розалинда ничего не успела ответить: её палочка засветилась мягким голубым светом, а в следующее мгновение, сквозь закрытую дверь и толщину стен, послышался громкий плач.

Блисс, Розалинда и Филипп подскочили мгновенно, бросившись вон из комнаты.

Руби упала на одной из ступеней и теперь просто сидела, захлебываясь слезами. Блисс сразу же к ней подскочила и, установив зрительный контакт, начала пощелкивать пальцами перед её лицом.

Это всегда успокаивало Руби, и через некоторое время она начинала моргать глазами, следя за пальцами и прислушиваясь к тихим звукам.
- Почему когда так делаю я, она начинает плакать ещё больше? - растерянно сказала Розалинда, поднимая дочь на руки. - Кто у нас тут расплакался? Кто у нас такой ангелочек? Вот так, моя радость.

Розалинда, по-прежнему воркуя и приговаривая что-то ласковое, начала укачивать Руби. Когда она унесла её в комнату, Филипп и Блисс молча переглянулись.

- Хочешь, я назову тебя ангелочком и своей радостью? - осторожно спросил Филипп.

Блисс засмеялась и уткнулась головой отцу в живот, сразу же оказываясь в его объятьях.

***
Залов для различных мероприятий в Шармбатоне было четыре - Голубой, Хрустальный, Бархатный и Звёздный. В Голубом зале всегда проходили завтраки и обеды, в Бархатном - исключительно ужины, Хрустальный предоставлялся для балов и праздников. В Звёздном ученики появлялись лишь в начале и конце учебного года.

Блисс было четырнадцать, когда воспоминания снова вернулись, и случилось это в самый неподходящий момент.

Начинался новый учебный год, долгий путь в карете был позади, и Блисс, порядком вымотанная дорогой, вновь стояла перед своей школой, раскинутой в своём белоснежном мраморном великолепии среди садов, падающих водопадов и бескрайнего неба. Единственное отличие было в том, что в этот раз она приехала не одна.

Руби, вцепившись в неё, как стойкий сорняк, категорически не хотела проходить распределение, да и вообще, точно так же категорически не хотела идти в саму школу.

- Я хочу домой, - тихо сказала Руби, дергая шелковую юбку Блисс. - Я не хочу учиться здесь, и эту глупую форму я носить тоже не хочу. И потом, в этой шляпе ты тоже выглядишь глупо, я не хочу выглядеть так же.

Блисс опустилась перед Руби на колени, пристально посмотрев ей в глаза.

- Во-первых, эти шляпы мы надеваем исключительно в первый день начала учебного год, плюс кое-какие торжественные мероприятия, - начала Блисс. - Во-вторых - эта форма будет смотреться на тебе прекрасно. И, наконец, в третьих - скажи мне, что именно так сильно тебя пугает?

Руби, вскинув голову, серьёзно на неё посмотрела. Что-то такое было в её взгляде, чего Блисс никогда не могла понять. Какая-то безысходность, смешанная на страдании, и всегда эти взгляды предназначались исключительно Блисс. Руби как будто что-то не нравилось, её что-то постоянно беспокоило, и проявлялось это по-разному, но чаще - в объятиях.

В такие моменты она просто могла крепко обнять Блисс и ничего не говорить - просто не двигаться и часто дышать.

- Я боюсь, что ты опять станешь кем-то другим, - наконец ответила Руби.

- О, - рассеяно сказала Блисс, смотря, как семикурсники идут по длинному коридору.

Они смеялись, выпускали из палочек тысячи цветов, которые падали к ногам учеников младших курсов. В Шармбатоне явственно ощущался дух настоящего праздника и начала учебного года.

- Ты боишься, что мы опять поссоримся? - спросила Блисс. - Милая, не волнуйся. Знаю, иногда я бываю вспыльчивой, но меньше всего я хочу как-то тебя обижать.

- Я не об этом.

Блисс громко вздохнула. Иногда она совсем не могла понять Руби.

- Ладно, - наконец сказала Блисс, протянув мизинец. - Обещаю тебе, что не стану кем-то другим. Да и потом, как это может быть? Я - Блисс Бромлей. И так будет всегда.

Руби, помявшись, взялась за её мизинец. Они пошли вместе с остальными, к дверям Звёздного зала.

На синем мраморном полу, сквозь который можно было увидеть мягкий лунный свет, стоял пьедестал. Вокруг него - множество столов. Когда все ученики расселись, над пьедесталом начали появляться буквы, в какой-то момент складывающиеся в имена учеников.

Блисс, едва ли не кусая ногти, следила за распределением. И машинально подпрыгнула на стуле, когда увидела сияющее «Руби Бромлей».

- Я не хочу, - тихо прошептала Руби, вцепившись в руку Блисс. - Я не хочу проходить распределение, я хочу домой.

- Эй, хватит.

Блисс встала со стула, не обращая внимания на несколько смешков за её спиной. Присев перед Руби, она, посмотрев ей в глаза, сказала:

- Кто ты такая?

Руби непонимающе на неё посмотрела.

- Ты - Руби Бромлей, - тихо сказала Блисс. - Ты - моя сестра. И даже если наследница семьи Бромлей может бояться, может позволить себе ныть и может хотеть домой, то моя сестра - нет. Потому что я тебя знаю, Руби. Ты большая умница, ты справишься с этим страхом, и к концу своего обучения сможешь стать одной из лучших учениц и настоящей гордостью своего факультета.

- И гордостью семьи, разумеется.

- Нет, - покачала головой Блисс. - Если родители возложат на тебя ожидания, которые будут тебе не по нраву, ты можешь их не оправдывать. Ты можешь пойти ко мне, и, я обещаю тебе, я помогу тебе разобраться с этим. Я тебя не оставлю.

Блисс посмотрела на притихших учеников, на преподавателей, на Олимпию Максим, которая с легкой улыбкой постукивала носком туфли по полу.

- Если ты действительно не хочешь, если это не просто страх перед новым, ты можешь не идти. Я напишу родителям, я всё им объясню, и ты сможешь уехать домой. И если ты захочешь, чтобы я осталась с тобой - хорошо. Я поеду с тобой.

- И ты не разочаруешься во мне? - прищурившись, спросила Руби.

- Никогда, - искренне ответила Блисс.

- И, возможно, ты уговоришь родителей и мы сможем завести собаку? - невинно поинтересовалась Руби.

- Полагаю, для этого я должна быть при смерти, лежать в больнице и умирающим голосом говорить, что моё последние желание - это собака. Тогда, возможно, мама согласится на игуану, - подумав, сказала Блисс. - Извини.

Руби кивнула и, мягко выпутав свои руки из рук Блисс, уверенным шагом пошла к пьедесталу распределения. Блисс залюбовалась Руби, на лице которой застыла маска решимости. Да, её выдавали мелко дрожащие руки, но это не сильно бросалось в глаза.

Сияющие буквы над головой Руби медленно начали видоизменяться, превращаясь в герб Шармбатона: две скрещенные палочки застыли над её головой, выпуская снопы искр.

И в тот момент, когда Руби подняла голову, палочки над её головой исчезли, а снопы искр начали складываться в узорчатые очертания герба. Прежде, чем магия прекратила действовать, прежде чем герб принял прочную форму, Блисс уже всё поняла.

- С сегодняшнего дня мадмуазель Руби Бромлей будет проходить своё обучение на факультете Карамболь, - громко сказала мадам Максим. - Прошу учеников поприветствовать её.

Ряд столов Карамболя взорвался оглушительными аплодисментами, но Руби и не думала сразу же бежать к ним. Она, сияя глазами, со всех ног помчалась к Блисс, и голубая лента в её волосах развязалась, оставаясь лежать бледным пятном на полу.

- Да! - от переизбытка чувств выкрикнула Блисс, распахивая объятья.

Блисс не успела обнять Руби. Под глазами пронеслись несколько отчетливых золотых вспышек, застилая всему обзор. Падая, Блисс смогла почувствовать в полной мере соприкосновение головы и мраморного пола.

***

Вся жизнь Блисс во временном отрезке двадцатого века делилась на две составляющих: до и после. До воспоминаний. И после них.

«Я боюсь, что ты снова не будешь собой».

Открыв глаза в Больничном корпусе школы, Блисс сразу кое-что поняла: для Руби её жизнь делилась так же.

Блисс Бромлей, которая ведёт себя на свой возраст, безгранично любит родную сестру, уделяет ей много внимания, радуется каждой мелочи и окружает любовью, которую не всегда ей могли дать родные родители.

Блисс Бромлей, которая вечно в себе. Блисс Бромлей, которая может часами смотреть в окно, разговаривать сама с собой, впадать в ярость, а после - в фатальное спокойствие.

Блисс Бромлей, которая помнит всё, и которая не знает, что происходит. Не знает, что ещё натворил Винсент. Не знает, что происходит с Ребеккой. Но каждый раз, вспоминая, она точно знает одно: знает причины, почему ей хотелось метаться, не сидеть на месте, а искать, искать, искать, вернуть то, что было не частью её, а и вовсе - ей всей.

Блисс откинулась на подушки, задумавшись. Ей нужно было найти Джона, хотя, конечно, вряд ли он сохранил это лицо и имя. И найти нужно было его немедленно - меньше всего на свете ей хотелось ждать ещё два года.

Винсент когда-то сказал ей, что точное местоположение можно узнать только тогда, когда ей исполняется шестнадцать. Но того факта, что она может помочь в своих же поисках, это не отменяло.

«Я не знаю, как это можно сделать, если хочешь узнать больше, спроси Ребекку. Но дело всегда в проводнике».

***

Дело в проводнике, дело всегда в проводнике, и именно он открывает невероятные возможности и помогает справляться в сложных ситуациях. В это верил Винсент, в это верила Ребекка, и Джон, пусть и отрицал, он тоже - верил.

Блисс по-прежнему в это поверить не могла. Неловко двигать предметы, и создавать светящиеся предметы она могла и с помощью палочки - по сути, именно это у неё получалось добиться от своего проводника.

Единственная, кто добился хоть чего-то, была Аврора: она умела перемещаться. Пусть и не всегда, пусть и не на далекие расстояние - но она умела. Блисс не могла понять, как то, что она когда-то умела делать, пусть и с другим именем, теперь не поддавалось никакому обучению.

Палочка выпустила три снопа искр, и Блисс, чертыхнувшись, быстро попрощалась с соседками и вылетела из своей комнаты.

Один сноп искр: уделить время урокам.

Два снопа искр: время занятий с Габриэль Делакур.

Три снопа искр: уделить время Руби.

Порой Блисс путалась: вместо уроков сломя голову бежала к Руби, или забывала про Габриель Делакур, часами навёрстывая свои пропущенные домашние задания. Как назло, с памятью, помимо очевидных проблем, происходило что-то крайне неприятное. Блисс помнила, что Джейми запоминала всё, и, казалось, могла вспомнить осенний лист, увиденный год назад.

В случае с Джейми это не сильно её беспокоило, всё проходило крайне безопасно и безболезненно для сознания.

Сейчас всё происходило быстрыми, неумолимыми накатами. Она могла забыть целый день, не имея представления, что делала. Она могла вспомнить событие годовой, десятилетней, столетней давности, вспомнить до мелочей и быть уверенной, что всё это - всё происходит сейчас.

Каждый раз, когда её называли Блисс, ей хотелось этого человека поправить. Хотелось сказать, что она София. Или Джейми. Или Аврора. В самые ужасные дни она хотела сказать, что её зовут Мара.

Окончательно не впасть в бредовую горячку ей не давали три вещи:

«Я Блисс Бромлей. И я всегда ей буду».

Она сказала это Руби в первый учебный день, и каждый день делала всё, чтобы этим словам верить.

«Я боюсь, что ты снова будешь не собой».

Больше она такого не допустит. Руби всегда будет чувствовать себя любимой, и даже когда они будут ссориться, она будет знать - Блисс всегда будет рядом, чтобы не случилось.

«Конечно. Кто же сможет жить без своей души?»

Последнее, в любых временах, в любых мирах, и даже, если когда-нибудь она окажется в другой вселенной - последнее всегда было всем.

***

- Ты опоздала, - сказала Руби, подняв брови.

- Не смотри так на меня, - поморщилась Блисс. - Напоминаешь маму. Знаю, что опоздала, но в этот раз у меня есть важная причина.

Руби только улыбнулась уголком губ, и кивнула с серьёзным видом, словно поверила в это. Блисс села рядом, взяв её за руку.

Для места их встречи Блисс выбрала один из залов Падающих садов. Можно было бы сказать, что он находился на улице, рядом с одним из входов в школу - но это было не так. Только те, кто хотя бы раз находил композиции садов Шармбатона, знали, что от внешних воздействий природы их отделял магический барьер.

Таких садов по всему Шармбатону было разбросано великое множество, и Руби, едва найдя первый, поставила себе цель - найти остальные. Блисс была отведена роль ей помогать.

Сад, который Блисс нашла для их встречи, был едва ли не самым скучным - в нём росло лишь множество яблонь. Некоторые из яблок, созрев, падали - и не касались земли. Застывали в воздухе, и так там и оставались, дожидаясь, когда же их возьмут в руки.

Но Руби никогда этот сад не видела, и Блисс надеялась, что, пусть и немного, он её обрадует.

- Блисс, ты могла бы показать мне этот сад завтра, - вздохнула Руби. - Ты же знаешь, на наших спальнях стоят мощные охранные чары. Завтра мой патрициат узнает, что я сбежала в комендантский час, и у меня будут проблемы. У тебя они будут тоже.

- Если будут проблемы, всю вину я возьму на себя, - отмахнулась Блисс, внимательно смотря на часы.

Оставалось несколько секунд до полуночи.

- Ура! - воскликнула Блисс, когда секундная стрелка начала очередной круг. - Как тебе эти яблоки?

- Ты меня пугаешь, - настороженно поделилась с ней Руби. - Что происходит?

- Мне вот, например, нравится вон то, - проигнорировала её Блисс, указывая на яблоко, маячившее почти рядом с носом Руби. - Оно выделяется, правда же? Смотри, все яблоки - зеленые. А оно - красное. И...

- И на яблоко похоже только с первого взгляда, - закончила за неё Руби, вставая со скамьи и беря в руки шкатулку.

Эйбрахам де Монморанси по праву считался одним из лучших магических ювелиров Франции. Блисс было немного грустно, что она была не знакома с ним лично - вся связь проходила через отца. Но, пожалуй, с этим можно было смириться - своё дело он выполнил превосходно.

- Блисс, что это?

Только когда Руби спросила её, Блисс поняла, насколько в саду было тихо. Каждый звук был словно ударом молнии - тихий шелест листьев, одно из яблок, которое всё же упало на пол, стрекочущий кузнечик, затерявшийся в траве.

Тот самый шепот.

Руби, не получив ответа, аккуратно раскрыла шкатулку - так, как люди раскрывают только разрезное яблоко. И тихо ахнула, посмотрев внутрь.

- Они серебряные, - также шепотом сказала Блисс. - Твоё кольцо - с рубином, что, конечно, очевидно. Моё - с янтарём. Папа сказал, что этот камень мне подходит больше всего.

- Я с ним согласна.

Руби дотронулась до колец, но прежде, чем она успела их вытащить, магия начала действовать. Кольца, взмыв в воздух, соединились - янтарное кольцо Блисс полностью поглотило рубиновое.

Через секунду они разделились вновь - Руби протянула руку. Кольцо мягко наделось на её палец. Руби, посмотрев на него, подошла к Блисс и протянула ей янтарное кольцо.

- Что это была за магия? - спросила Руби. - Так красиво.

Это была сильнейшая охранная магия, и Блисс стоило немалых трудов успокоить отца, убедить, что всё это - лишь её паранойя. Руби может споткнуться, или пораниться, или что-то ещё - Блисс обязательно будет знать об этом.

Если бы с Руби что-то случилось, камень в кольце Блисс начал бы принимать очертания рубина. Если бы Руби... если бы Руби... кольцо мигом бы исчезло с её пальца, отделилось, соединяясь с кольцом Блисс.

Блисс бы, конечно, никогда не допустила бы такого - это была лишь доработка де Монморанси. Парные кольца сестёр - с ними в жизни, с одной из них - после непредвиденных обстоятельств.

- Просто красивое завершение, - улыбнулась Блисс. - Это было эффектно, правда же?

- Да. Даже очень.

- В таком случае, - откинув волосы назад, сказала Блисс. - С днём рождения. Самая лучшая девочка на земле стала ещё на год старше.

- Ты действительно считаешь, что я самая лучшая? - наморщила нос Руби.

- Да. В твоём случае я буду считать так всегда.

Руби подошла к ней и снова села рядом. Аккуратно взяв Блисс за руку, она положила голову ей на плечо. На периферии Блисс заметила, как кольца издают едва заметные переливы.

- Смотри! - воскликнула Руби, указав вверх. - Блисс, посмотри!

Блисс подняла голову, не в силах отвести взгляд.

В каждом Падающем саду был свой вид растений. И сейчас все они, все сады, которые нашли Блисс и Руби, все словно перенеслись сюда. Помимо яблок, на землю начали сыпаться цветы - розы, камелии, пионы, тюльпаны, сиреневые цветы розмарина, африканские маргаритки, голубые колокольчики, все цветы, которые они когда-либо видели в Падающих садах.

В какой-то момент на плечи, на колени, на волосы Руби посыпался дождь из лаванды. Блисс смотрела, как весело она смеялась, подставляя руки цветам. Их взгляды пересеклись и Блисс, поддаваясь настроению Руби, вторила её смеху.

- Наутиз, - зажмурившись, тихо прошептала Блисс.

То, что именно она хотела сделать, представлялось крайне неясным. Но как только Блисс воззвала к своей руне, с падающими цветами начала сыпаться золотая пыль. Она не оседала на пол: складывалась в фигуры золотистых ретриверов, которые совершенно беззвучно скакали, приминая траву, игрались с цветами и прыгали, пытаясь поймать светящихся бабочек. Один из ретриверов, немного погонявшись за бабочками, прыгнул на колени Руби. И лизнул её в нос.

- Это же не навсегда, да? - зачарованно спросила Руби, махая рукой, собирая крупицы золотой пыли.

- Нет, - ответила Блисс.

- Ладно, - сказала Руби. - Всё равно... как же это красиво.


Блисс. Часть 2


Были на свете такие люди - смотришь на них, и понимаешь, что это не переходный возраст, не то, что называли «в глубине его души есть что-то хорошее», не попытки отгородить свою тонкую душевную организацию от удушающего воздействия неприятностей.

Ты смотришь на таких и людей и у тебя есть понимание, на грани шестого чувства - они всегда будут такими. Такими мерзкими, удушающими своим присутствием, такими, что у них всегда были бы последователи из себе подобных, и те, кто не посмели бы сказать и слова против, даже зная о настоящей личности этого человека.

Симон Клодель был таким человеком.

Блисс знала, что в глубине его души не было ничего хорошего: Симону вечно было скучно, и он делал всё, чтобы скуку внутри себя заглушить. О последствии самих способов, да и о самих способах, он не думал.

У Симона не было тонкой душевной организации: не было даже зачатков на то, что называли «душой».

И переходный возраст тоже не имел ничего общего с его характером. Блисс, смотря на него, знала - он будет становиться только хуже.

Вот чего Блисс не знала - если ты не хочешь привлекать внимание таких, как Симон Клодель, нужно выбирать лагерь. Или ты за него, или - против. Если ты становишься Швейцарией, то всё внимание будет отведено тебе.

Всё начиналось с мелочей: Блисс узнала, что Симон о ней говорил, Блисс узнала, что Симон на неё поспорил, Блисс узнала, что Симон хочет пригласить её на один из балов, просто так, без спора или каких-либо уловок.

Блисс узнала, что Симон крайне её раздражает и лучше бы он исчез. Ровного отношения к нему больше не было - Симон словно был везде.

- Выходит, твоё сердце занято. Это означает, что моё только что разбилось.

Блисс едва подавила желание вздрогнуть. Раздраженно закатив глаза, она, наплевав на правила приличия, с силой толкнула одного из учеников, загораживающего проход.

- Как жестоко, Бромлей, - присвистнул Симон.

- Не понимаю, - сказала Блисс, обращаясь больше к себе, чем к Симону. - Мадам Максим уже который год борется с тем, чтобы в коридорах не было столпотворений, почти все седьмые курсы - на турнире, количество людей должно уменьшится хоть немного. Где хоть какие-нибудь продвижения?

- Возможно, столпотворений бы не было, если бы никто не спешил, - беспечно сказал Симон. - А куда спешите вы, мадмуазель? На встречу с тем, кто украл ваше сердце?

- Симон, пожалуйста, иди и поспи, - вздохнула Блисс, мягко отодвигая мальчика второкурсника. - Моё сердце сейчас окажется в тисках двух пар трансфигурации, и на что-то или кого-то другого у меня попросту нет времени.

- Пожалуй, ты права, - внезапно крайне дружелюбно заговорил Симон. - Я заметил кольцо и не сразу вспомнил, что оно - не помолвочное. Выходит, не твоё сердце украли, а ты играешься с чьим-то сердцем?

Блисс остановилась посреди толпы, и с мстительным удовольствием увидела, как Симон со всего размаха врезался в огромного семикурсника.

К несчастью, он всё же догнал её - Блисс не успела открыть дверь и войти в кабинет.

- Ты не ходишь со мной на трансфигурацию, - напомнила Блисс.

- Я решил поменять своё расписание, - торжественно сказал Симон. - Может быть, так я узнаю, кто...

- Завладел моим сердцем, - закончила за него Блисс. - Никто. Это кольца, которые я заказывала на день рожденье моей сестры. Одно - для меня, второе - для неё. Мы закончили на этом?

- Не совсем, - покачал головой Симон, опершись ладонью на дверь - ровно рядом с головой Блисс. - Выходит, я могу побороться за твоё сердце?

- Прошу прощения? - вежливо сказала Блисс, опасаясь, что если она ещё раз услышит слово «сердце» из его уст, её моментально стошнит.

Блисс поморщилась, заправила волосы за уши, попыталась успокоиться.

«Вечный шестнадцатилетний цветочек».

Блисс не хотелось признаваться в этом самой себе, но, кажется, Ребекка была права. Ей бы стоило мягче относиться к Симону, в конце концов, мальчишка мальчишкой, средняя продолжительность жизни которого не превысит и восьмидесяти лет.

Сколько бы ты не прожил на этом свете, сколько бы имен не сменил - у тебя всегда будет твой же характер. И никуда ты от этого не денешься.

- Так что, мадмуазель Бромлей? Вы согласны?

- Да, - сразу же ответила Блисс, пытаясь вспомнить, что именно говорил ей Симон. - А теперь отойди. Я хочу зайти в класс.

- В таком случае, могу ли я получить его прямо сейчас?

Блисс надеялась, что Симон не услышал скрип её зубов.

- Адрес твоего отца, - любезно напомнил Симон. - Если ты плохо расслышала с первого раза.

- Симон, каким бы необычайно умным человеком ты себя не считал, мой отец отказывается иметь дела со всеми, кому меньше двадцати пяти, - вежливо осведомила его Блисс. - Подожди ещё лет девять, и попытайся снова.

Чего Блисс не ожидала, так это того, что Симон схватит её за руку.

«Я выпотрошу тебя на месте, если ты ещё раз попытаешься к ней прикоснуться».

«Извини, София. Мне сорвало крышу. В конце концов, все они были ничуть не лучше него. Они это заслужили».

«Не волнуйся, цветочек. Я отрежу ему голову, если он снова попытается к тебе сунуться».

Сейчас с ней не было Винсента. С ней не было Джона, Ребекки - тоже. Блисс смутно представляла, что делать в такой ситуации. Особенно в той, где на чьем-то лице было такое выражение, которое сейчас было на лице у Симона Клоделя.

- Уверен, твой отец будет крайне рад, что я хочу сделать предложение его дочери, - едва ли не прошипел Симон ей в лицо.

- Тебе голову застудило? - опешила Блисс. - Мой отец будет не рад, а даже если и есть какая-то вселенная, где это бы случилось, была бы крайне не рада я. Что с тобой не так? Так сильно горишь желанием жениться в четырнадцать?

Симон, запрокинув голову, засмеялся.

- Прекрати, Бромлей, - улыбнулся Симон. - Тут вот какое дело - большинство таких, как мы, помолвлены ещё с колыбели. И это крайне правильно, конечно же, но моя семья решила предоставить мне выбор. Я решил выбрать тебя, потому что ты, Бромлей, партия прекрасная во всех отношениях. Крайне богата, твой отец - талантливый зельевар и человек, имеющий в своём распоряжении множество темных артефактов. Твоя мать - идеальный пример жены. Мы можем стать такими же.

- Нет, Симон, мы с тобой не можем стать такими же, - покачала головой Блисс, пытаясь переварить весь бред, сказанный им. - Мои родители, видишь ли, тоже дали мне выбор. И мой выбор заключается в том, чтобы не думать о каких либо помолвках и замужествах последующие лет десять, а то и больше - точно. Так что, сделай одолжение - уйди. Сейчас у меня есть прекрасная возможность не опоздать на урок.

- Блисс, послушай...

- Нет, это ты меня послушай, - не выдержала Блисс. - Во-первых, не называй меня по имени. Я знаю людей, к которым ты так обращаешься, и я - не одна из них. Во-вторых, я никогда не стану одной из них. Уйди, полечись, выспись - словом всё, что угодно. А меня оставь в покое.

Только войдя в класс, Блисс поняла, что звонок прозвенел более десяти минут назад.

***

Были на свете такие люди - смотришь на них, и понимаешь, что гниль в их существе - навсегда. Симон таким был.

Блисс он оставил в покое, и последующий месяц она пребывала в полном спокойствии, совершенно позабыв о Симоне. В Шармбатон вернулась Габриель Делакур. Вернулась она на месяц, потому что на Турнире произошло что-то, сильно выбившее её из колеи. Она сказала Блисс, что скоро вернется к своей сестре - но пока что ей хотелось побыть в стенах родной школы.

Репетиторство по астрологии возобновилось, память снова начала подкидывать проблемы, и искры из палочек снова начали мозолить глаза.

Только по истечении месяца Блисс начала замечать. Руби выглядела всё более больной и уставшей. У неё появились круги под глазами, которые изо дня в день становились всё сильнее.

Блисс смотрела на Руби - и видела Навина, Жана, Джона, всех остальных. Так они выглядели, потому что не имели представления, как разобраться с тем, что происходило с ней, с Блисс.

Блисс не могла понять, что происходит, а на прямые вопросы Руби не отвечала, только отмалчивалась, отворачивалась, или вовсе - убегала. Это было совсем не в её характере.

- Смотри, - сказала Блисс, чертя диаграмму. - Это - чёрная дыра. Черные дыры обычно образуются во время коллапса ядра массивной звезды, когда...

- Этого нет в учебниках, - замотав головой, пугливо сказала Габриэль.

- Нет, - согласилась Блисс. - Но твоё задание - понять, как именно черные дыры воздействуют на нашу магию. Я просто постараюсь объяснить тебе более подробно, чтобы у тебя не осталось вопросов.

Габриэль покосилась на Блисс и та, покачав головой, закрыла учебник и убрала все пергаменты.

- Давай перенесём всё на завтра? - предложила Блисс. - Сегодня у нас совсем не клеится. Приведешь мысли в порядок, и с новыми силами, да? Когда у тебя следующий урок астрономии?

- Блисс, - сказала Габриэль. - Пожалуйста, поговори с сестрой.

Взвесив всё за и против, Блисс сказала:

- Пожалуй, больше я не буду с ней говорить. Я лучше с тобой поговорю. Скажи мне, что именно ты знаешь?

- Руби сказала, чтобы я обо всём забыла.

Блисс это разозлило едва ли не до красной вспышки перед глазами. Она схватила Габриэль за плечи, стараясь контролировать силу, и аккуратно её встряхнула.

- Если Руби угрожает опасность, ты вспомнишь всё сейчас же, - тихо сказала Блисс. - Руби сказала, чтобы ты забыла - ладно. Но ты не забыла. В таком случае, вопрос - что пугает её так сильно, что она даже мне об этом сказать не хочет?

Габриэль молчала, и Блисс, машинально схватив её за запястье и сжав его, процедила сквозь зубы:

- Говори.

- Руби просто хочет тебя защитить, - неожиданно быстро сказала Габриэль. - Я видела, как она разговаривала с Симоном. Это происходило несколько раз. И каждый раз, когда они заканчивали говорить, ей становилось всё хуже. Я думаю, что их разговоры повторяются, потому что её состояние ухудшается с каждым днём.

Блисс сама не заметила, как отпустила Габриэль. Отпустила она её резко, быстро, так, что, неловко взмахнув рукой, прошлась по её щеке своим кольцом. Прошлась так, что на щеке Габриэль образовалась небольшая царапина.

- О мой бог, - выдохнула Блисс, с ужасом смотря на щеку Габриэль. - Мне так жаль. Я не хотела, я...

- Блисс...

- Пошли, я отведу тебя в Больничное крыло, - сказала Блисс. - Нет, сначала я поговорю с Руби, потом - отведу тебя. Или же... мне так жаль, правда, я не хотела...

- Блисс! - воскликнула Габриэль, и в голосе её прорезались ноты, сильно напоминавшие звучание Флёр Делакур. - Это же случайность, подумаешь. Я сама дойду до Больничного крыла.

- Хорошо. Я... да... хорошо, - рассеяно ответила Блисс, вставая. - Я правда не хотела. Я... я пойду.

- Блисс, - снова повторила Габриэль. - Если бы с Флёр или со мной, если бы с нами что-то случилось, и мы знали, что от этого нам будет плохо... мы бы вели себя точно так же. Защищали и огораживали друг друга. Это нормально.

- Нет, - покачала головой Блисс. - Это не нормально. Мы должны защищать вас. Не вы.

Блисс казалось, что до двери кабинета она шла целую вечность. Когда она вышла, оставив Габриэль одну, и плотно закрыла дверь, то сразу же обернулась, прикрыв глаза. А когда открыла их вновь - едва подавила крик.

Перед ней стояла Ребекка.

***

Блисс схватилась за сердце, и, не выдержав, расплакалась. Ребекка была такой же: такой же красивой, с такой же мягкой улыбкой, и смотрела на неё так же, как и всегда: насмешливо, с невообразимой нежностью. Ребекка была такой же её семьёй - всегда, в любых жизнях.

И Ребекка была жива. Её Ребекка была жива.

- Я только сейчас поняла, как сильно по тебе скучала, - плача, сказала Блисс, хватая Ребекку за руку. - Пойдём, поговорим в другом месте.

Блисс завела её за угол, пытаясь вспомнить, какой из Падающих садов был ближе, но Ребекка остановилась на месте, вырвавшись из её хватки. Блисс, обернувшись, вопросительно посмотрела на Ребекку. И сразу же получила сильнейшую пощечину, отдавшуюся звоном в голове.

- С ума сошла? - возмущенно спросила Блисс, схватившись за щеку. - Что на тебя нашло? И... и почему ты одна? Где все остальные?

Ребекка ничего не ответила. Она снова улыбнулась и, покачав головой, ударила Блисс ребром ладони в шею. Дыхание перехватило так, что Блисс была уверена - выжить она не сможет.

- Ребекка, не смей делать со мной что-то в этой жизни, - вернув способность говорить, сказала Блисс. - У меня всё... возможно, у меня есть проблемы, но так же у меня есть сестра. Я не могу её оставить. Я родилась в семье чистокровных магов. У меня хорошие родители, и мне очень с ними повезло, но я не могу оставить Руби.

- Вытри слёзы, - поморщившись, сказала Ребекка. - Выглядишь настолько жалко, что мне тошно.

- Ребекка, что...

- Хватит задавать вопросы, - схватившись за голову, сказала Ребекка. - И прекрати звать меня Ребеккой.

Блисс удивленно на неё посмотрела.

- Боюсь, без вопросов тут точно не обойтись.

- Так я и думала, - усмехнулась Ребекка.

Блисс заметила только сейчас: во взгляде Ребекки не было присущей ей нежности. С самого начала - лишь насмешливость и явное презрение.

- Ты же прекрасно помнишь, что меня зовут Айвори.

Блисс отшатнулась. Снова подошла к Ребекке. К Айвори. Блисс поморщилась, посмотрев не ту, кто стоял перед ней, с явной неприязнью. Не будет она называть её Айвори. У того, что делало с Ребеккой такое, вообще не должно было быть имени.

- Сейчас я тебе загадаю загадку, - сказала Ребекка. - И не отвечай на неё сразу - я уверена, что ты не будешь знать ответа ещё достаточно долго. Так вот: насколько ты омерзительна, Блисс?

Блисс только поморщилась, отвернувшись. Вряд ли можно было рассчитывать на адекватный диалог с чем-то, наподобие этого.

Невольно Блисс вспомнила Софию Саммер. Блисс вспомнила ужин, вспомнила Кенигсберга, вспомнила, что тогда Айвори её защищала. Почему она защищала её тогда? Чего именно пыталась добиться?

- Надеюсь, когда-нибудь я смогу получить ответ, - сказала Ребекка. - Но сейчас тебе нужно кое-что сделать.

- Да, - подумав, кивнула Блисс. - Да. Встретимся позже. И желательно так, чтобы ты исчезла.

Ребекка нагнала её практически рядом с кабинетом директора, с силой поставив руку между Блисс и дверью.

- Позволь поинтересоваться, куда ты собралась?

- Очевидно, что к директору, - сказала Блисс, и тут же себя поправила. - То есть, мне нужно поговорить с заместителем, наш директор сейчас находится...

- Я знаю, где она находится, - отмахнулась Ребекка. - Объясни мне, почему ты идешь к заместителю директора, когда прямо сейчас тебе надо искать Симона?

Блисс непонимающе на неё посмотрела.

- Я даже представить не могу, зачем мне искать Симона самой.

Ребекка по-прежнему не убирала руку, и взгляд её с каждым новым словом Блисс становился всё холоднее.

- Хорошо, - сказала Ребекка, смотря не на Блисс; сквозь неё. - Хорошо. Расскажи мне, Блисс Бромлей, что ты собираешься делать для того, чтобы разобраться с Симоном.

- Фактически, я не собираюсь с ним разбираться, - терпеливо сказала Блисс. - Я пойду к заместителю директора, и расскажу ему обо всём, что случилось. Он же найдёт Симона и разберется с ним.

- Вот как? - удивленно сказала Ребекка. - И почему ты так уверена, что поверят тебе, а не ему?

- Потому что Руби подтвердит мои слова, - уверенно ответила Блисс. - Я поговорю с ней, узнаю, что именно говорил Симон. Если понадобится, мне поможет Габриэль. Мы выпутаемся из этой ситуации.

Блисс попробовала отодвинуть руку Ребекки, но та ей не позволила: Блисс поняла, что попросту не может двигаться. Они смотрели друг другу в глаза, и Блисс не видела ничего, кроме апатии и сильнейшего презрения.

Блисс показалось, что она моргнула. Когда она вновь открыла глаза, то обнаружила, что лежит на кровати Больничного крыла. Голова раскалывалась невообразимо и в попытках дотянуться до стакана воды Блисс, неловко взмахнув рукой, уронила его. И сразу же разбудила Руби, которая спала на стуле, неловко сгорбившись.

- Блисс! - подскочила Руби. Она достала палочку, собрала стакан и, быстро наполнив его водой, сразу же протянула.

- Я такого на первом курсе делать не умела, - пожаловалась Блисс.

- Ты не умела пользоваться «Репаро»? - вытаращила глаза Руби.

- Репаро - умела. Об Агуаменти я даже и не слышала, - призналась Блисс.

Руби скептически на неё посмотрела и явно вознамерилась прочитать лекцию по поводу поведения Блисс, но, махнув рукой, аккуратно присела на краешек кровати.

- Руби, - начала Блисс, стараясь подобрать слова. - Что именно тебе говорил Клодель?

- Что ты сделала Клоделю?

Они заговорили одновременно. Руби сразу же обернулась и, удивленно на неё посмотрев, забралась на кровать с ногами.

- На самом деле, ничего, что как-либо могло бы коснуться меня, - поморщилась Руби. - Он, скорее, больше тебе угрожал. Говорил, что если я с тобой не поговорю, то потом будет гораздо хуже. Ничего серьёзного, если подумать, но я действительно боялась, что он сможет что-то сделать.

- Я тоже боялась, - призналась Блисс. - Что он сделает что-то тебе.

- Ну, - беспечно пожала плечами Руби. - Теперь тебе не стоит об этом волноваться.

- Почему? - подняла брови Блисс. - Что произошло?

- Симона хотят забрать родители на остаток учебного года, - объяснила Руби. - Он вернется только в следующем году, и то, по школе ходят слухи, будто его хотят перевести в Дурмстранг.

- Симона? - расхохоталась Блисс. - Он там и дня не продержится.

- Я тоже думаю, что он вернется, - согласилась с ней Руби. - Но, всё же, если это твоих рук дело, то ты можешь признаться.

- Нет, это не моих рук дело, клянусь, - покачала головой Блисс. И рискнула спросить. - Скажи, ты не видела здесь новое лицо? Девушку, беловолосую, голубоглазую... тихую.

- Тихую? - скептически переспросила Руби. - Я было даже подумала, что ты о Флёр Делакур говоришь. Но, в любом случае, нет. Новеньких у нас не было.

Руби тактично подождала, будет ли Блисс как-то объяснить свой вопрос. Блисс быстро сменила тему, размышляя над тем, что же сейчас делала Ребекка. Была ли она собой. И как скоро она приведёт в Шармбатон Винсента. Как скоро Блисс вернёт свою душу.

Её мысли прервал заместитель директора, ворвавшийся в Больничное крыло, подобно вихрю. Несколько секунд он рассматривал Блисс, после чего, вздохнув, устало прикрыл глаза.

Через некоторое время к нему присоединился патрициат Флоризеля. Критично осмотрев Блисс, он тихо что-то хмыкнул себе под нос.

- Мадмуазель Бромлей, могу ли я узнать, в состоянии ли вы дойти до кабинета директора? - спросил патрициат.

- Да, месье Дюмон, - ответила Блисс. - Думаю, со мной уже всё хорошо. Что-то случилось?

- Случилось, - сказал Дюмон, но в голосе его слышалось сильнейшее сомнение. - Хотя, признаться, я не слишком в это верю. Видите ли, месье Клодель...

Его перебило громкое, полное презрения фырканье. Дюмон удивлённо посмотрел на медсестру.

- Вы что-то хотели сказать? - любезно спросил он.

- Да, хотела, - кивнула медсестра. - Месье Клодель - отвратительный, неблагодарный, невоспитанный мальчишка. Был у меня несколько часов назад. Упал с лестницы, получил кучу ушибов, сломал несколько ребер. Выпил зелья, но вместо того, чтобы отлеживаться в кровати, сразу же вскочил и убежал! Видите ли, палочка сломалась, нужно было срочно написать родителям. Конечно же, зачем волноваться о своём здоровье, когда у тебя сломалась палочка!

Патрициат Дюмон переглянулся с заместителем директора, и взгляды их были бескрайне удивленными. По лицу Дюмона можно было сказать, что он взвешивает «за» и «против» свой следующий вопрос.

- Могу ли я узнать... если у нас возникнет просьба об извлечении ваших воспоминаний, сможете ли вы предоставить нам их?

- Что? - растерялась медсестра. - Конечно, смогу, и буду рада, если вы предпримете меры. Но зачем вам...

- Мадмуазель Бромлей, - сказал патрициат Дюмон, качая головой. - Пройдите в кабинет директора.

***

В кабинете директора, помимо Симона и его родителей, находилась крайне растерянная Габриэль Делакур. Было видно, что она не знает, зачем она здесь, и что вообще происходит.

- В чём дело? - встревоженно спросила Блисс.

Прежде, чем ответить, заместитель директора сел в кресло. После чего спросил:

- Мадмуазель Бромлей, ответьте мне на один вопрос: вы расцарапали лицо мадмуазель Делакур?

Габриэль, подскочив на месте, гневно посмотрела на заместителя директора. Блисс и вовсе вытаращилась на него, не зная, что именно должна была ответить. Царапина на лице Габриэль по-прежнему была, и, да, её оставила именно Блисс.

- Да, месье Лерой, Блисс меня оцарапала, - сказала Габриэль. - Своим кольцом, когда резко дернула рукой. С каких пор это является причиной вызова в кабинет директора?

Лерой быстро закивал, и, снова покачав головой, тихо пробормотал себе под нос:

- Мадам Максим, где же вы, когда так нужны, - он снова посмотрел на Габриэль. - То есть, мадмуазель Бромлей действительно оцарапала вас кольцом, а не...

Он бросил короткий взгляд в пергамент, лежащий перед его носом.

- Не набросилась на вас, расцарапав всё лицо до крови, - сказал Лерой, и по голосу его было слышно, каким абсурдным ему кажется то, что он говорит.

Блисс почувствовала, как в горле встал ком. Она даже не могла понять, почему: разве ей было не известно, что Клодель способен на всё? Известно. Разве она не знала, что он всеми силами будет пытаться отомстить ей? Мстить, конечно, нужно было Ребекке, но вряд ли Клодель вообще о ней помнил.

Блисс не смогла сдержать слёзы, причины которых не понимала сама. Она стояла в кабинете директора, чувствовала сочувствующие взгляды Дюмона, Лероя, почувствовала, как Габриель подошла и осторожно взяла её за руку. Презрительные, полные липкой тошнотворности взгляды родителей Клоделя она тоже ощущала прекрасно.

- Я, - сказала Блисс, быстро вытерев слезы. - Я могу показать вам свои воспоминания. Всё, что угодно. Если надо, я...

- Прошу вас, мадмуазель Бромлей, успокойтесь, - мягким голосом сказал Лерой. - Возвращайтесь в свою комнату и отдохните.

- Отдохнуть? - громко переспросила его мать Клоделя. - Вы соображаете, что именно говорите? Эта девушка, она... она...

Мать Клоделя замолчала, бросив короткий, полный ненависти взгляд на Блисс.

- Она жестоко избила вашего сына, набросилась на мадмуазель Делакур и, что там было ещё, месье Дюмон?

- Сломала палочку месье Клоделя, - скучающе ответил Дюмон. - Однако здесь есть несколько деталей... впрочем, довольно. Ваш сын ни при каких обстоятельствах не хочет показывать нам свои воспоминания. Отлично, заставлять не будем. Но даже если бы он нам их показал, что мы там увидим? Как девушка ростом с колибри ломает ему ребра и жестоко избивает? Я бы ещё мог поверить в применение магии, но то, что говорит месье Клодель, не укладывается ни в какие рамки!

- Месье Дюмон! - ахнули Габриель и Лерой.

- Прошу простить, - раздраженно ответил Дюмон. - В любом случае, мадмуазель Бромлей, мадмуазель Делакур, вы можете идти. Если нам понадобятся ваши воспоминания - мы вас об этом известим.

За дверью их ждала Руби. Она сразу же бросилась к Блисс и, дернув её за рукав, спросила:

- Что там было?

- Ничего, о чём бы тебе стоило волноваться, - сказала Блисс, чувствуя подступающую головную боль.

- Тебе нужно поспать, - сказала Габриель. - Симон, похоже, совсем из ума выжил. Не принимай это близко к сердцу.

Блисс кивнула. Она посмотрела по сторонам, в надежде увидеть Ребекку, которая могла бы всё объяснить. Но её рядом не было.


***

Конец учебного года подходил к концу: Блисс становилась всё более злой, раздражительной и апатичной. Помимо экзаменов программы Шармбатона ей пришлось сдавать экзамены в пансионе мадам Фавро. Сразу же после этого Блисс узнала новость, которая повергла её в безысходность ещё большую: со следующего года она будет учиться и в Шармбатоне, и в пансионе едва ли не одновременно.

Крики, ссоры и скандалы затянулись едва ли не несколько часов, после чего Блисс вынесла последний ультиматум:

- Ладно, - тяжело дыша, сказала она. - Я согласна. Но лишь при том условии, что где бы я не училась, Руби будет учиться со мной.

- Блисс, не смей забываться, - поморщилась Розалинда. - И пожалей сестру. Когда Руби будет в твоём возрасте, у неё будет такая же нагрузка, а пока...

- Руби будет со мной, - повторила Блисс. - В магическом мире, в обычном, где бы я ни была, Руби будет со мной. Может быть, вы сможете затаскивать меня на занятия силой...

- Блисс, что ты такое говоришь! - пораженно воскликнул Филипп.

- Но даже если вы будете стоять у меня над душой, и требовать каких-то выполнений заданий, я палец о палец не ударю, - пригрозила Блисс. - Никакой магии, никаких языков и наук - ничего. Если Руби не будет в том же мире, в котором обитаю я.

Розалинда поджала губы, слегка дернув носом. Так она делала редко: лишь в моменты крайнего раздражения.

- По-прежнему не могу понять, как я могла допустить подобное в твоём воспитании, - холодно сказала Розалинда. - Хорошо, я пойду на эту уступку. Будем надеяться, что Руби не пострадает из-за твоего эгоизма.

Блисс только улыбнулась. Показывать, что именно эти слова ранили её сильнее, нежели все сказанное, она не хотела.

***

Последующее время воспоминания по-прежнему были при ней. И это было крайне отлично, иначе бы Блисс была уверена, что в её мать вселился самый настоящий зверь.

Полгода при школе Лиги Плюща. Частный пансион мадам Фавро. С таким расписанием у неё совсем не осталось времени на посещение Шармбатона - Блисс смогла там появиться всего три раза за весь год, и ей предстоял четвертый - нужно было сдать экзамены. Помимо экзаменов, домашнее задание Шармбатона выполнять было по-прежнему необходимо.

Блисс, сцепив зубы, не искала лазеек, не искала способов уменьшить нагрузку, и всякий раз, когда у неё и матери появлялись новые темы для ссор, она благополучно молчала, извинялась, выполняла любые требования.

Ведь каждую ночь она засыпала в своём доме. И Руби была рядом, в целости и сохранности.

***

Когда Блисс исполнилось пятнадцать; когда она задула все свечи на торте, когда пожелала спокойной ночи всем своим родным, и ушла спать;

В тот момент, когда её голова коснулась подушки и она уснула; в тот самый момент Блисс забыла обо всём.

Проснувшись, она была исключительно Блисс Бромлей. Ей было пятнадцать.

На следующую ночь случилось две вещи:

К ним в дом забрался вор.

Она встретила Кайла Пэрриша.


Блисс. Часть 3


- Кто ты и что сделала с моей девушкой? - как-то раз спросил её Пэрриш.

Он спросил её об этом в один из прохладный зимних вечеров. Спросил внезапно, на пересечении тех нескольких часов, что они упоенно разговаривали. На пересечении этих нескольких часов Блисс вспомнила всё.

По какому-то наитию, полагаясь на шестое чувство, она резко вскочила и начала бежать, не останавливаясь. Блисс была уверена, что бежала домой, к Руби, но оказалась рядом с лодочным сараем: Кайл Пэрриш как-то раз приводил её сюда.

Блисс знала, что Кайл её не найдёт: это место не было одним из так называемых «секретных мест» Блисс Бромлей.

Блисс знала, что прежде, чем пойти к её родителям, он попробует сам найти её: значит, у неё точно был час, если не все два.

Блисс кое-что поняла: воспоминания, все воспоминания, которые хранились в ней, вернулись к ней в течение тридцати минут. Все столетия - за полчаса. Она лежала, смотря на небо - и неба не было видно за черным полотном перед глазами, не было слышно никаких звуков - только сильнейший звон в ушах.

Когда зрение вернулось в норму, а шум в ушах начал казаться не таким сильным, Блисс попыталась встать - и сразу же упала на землю.

Над её головой было ярчайшее, звёздное небо, слышался едва узнаваемый шум реки, свет луны светил на редкие участки, а в углах леса разбросалась тьма. Везде было темно - и одновременно ярко, так, что хотелось избавиться от глаз.

Когда Блисс вернулась домой, её ждали все: Пэрриш, Уилл, мать с отцом. Руби была вместе с ними, и, посмотрев на неё, Блисс на секунду показалось, что в ней что-то шевельнулось. Это было крайне странным - она была пустая, вся, начиная от головы и заканчивая всем телом.

- Хватит на меня так смотреть, - криво усмехнулась Блисс.

У неё не было сил играть. Не было сил делать вид, будто её волнует, что все они волновались. Ей было так искренне плевать на каждого, но даже сейчас - за исключением Руби. С Руби всё было в порядке, если не считать того, что она переволновалась.

Может быть, Ребекка была права. Не стоило стирать ей память, пусть бы знала, каков этот мир может быть на самом деле.

- Ты под домашним арестом, - сухо сказал Филипп. - Аппарировать будешь вместе с Уиллом, и Уилл же будет сидеть с тобой на каждом твоём занятии. Потом - сразу же домой, и из своей комнаты тебе позволено выходить разве что на семейные трапезы.

- А ты не хочешь спросить Уилла, хочет ли он исполнять роль гувернантки? - подняла брови Блисс.

- Я не имею ничего против этого, мисс Бромлей, - отозвался Уилл.

- А ты почему молчишь? - набросилась Блисс на Пэрриша. - Меня хотят посадить под домашний арест из-за того, что я просто нуждалась в одиночестве, и ты просто так будешь смотреть на это?

Пэрриш посмотрел на неё умоляюще.

- Не надо. Прости, но я всё им рассказал. Мне пришлось, это ради твоей безопасности.

- Что - ради моей безопасности? - опешила Блисс, и тут же взяла себя в руки, замолчала.

Если кто-то из них поймёт, что она не помнит того, что помнил Пэрриш, у неё могли бы быть серьёзные проблемы. Блисс взяла Пэрриша за руку, подняв его со стула. Филипп тут же вскочил, и Блисс быстро сказала:

- Пять минут наедине. Пять минут, и после - я сразу же под домашним арестом. Хорошо?

Филипп снова сел на место, просто кивнув.

Блисс увела его на улицу, после чего сразу же сказала:

- Да брось. Ты же знаешь, иногда на меня накатывает.

Пэрриш подозрительно посмотрел на неё.

- Может, и накатывает. Но я тебя знаю.

Блисс приложила все силы на то, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Кайл Пэрриш, милый, добрый Кайл Пэрриш, влюбленный в такую же милую и добрую Блисс Бромлей. Сказка, причём в лучших традициях жанра, прекрасная, невесомая и обязательно со счастливым концом.

Блисс внимательно посмотрела на него: посмотрела в его зеленые глаза, настолько светлые, что они почти казались прозрачными. Порыв схватиться за живот она подавила. Внутренности скрутило от страшного осознания: она любила его. Помимо всех прочных проблем, в которых она не была виновата, нарисовалась ещё одна: Блисс, влюбившись в Кайла Пэрриша, вернув воспоминания, любви этой не утратила.

- Я тебя знаю, и прекрасно понимаю: если ты захочешь сбежать, этому никто не помешает, - продолжил Кайл. - Но я могу хотя бы попытаться.

«Я должна сбежать. Я должна бежать прямо сейчас, понимаешь? Я больше так не могу, я не могу».

Она не могла без него. В тот момент, когда воспоминания возвращались, она в очередной раз осознала все первопричины своих метаний. Блисс не видела его столь долго, не знала, где он живет, чем он живет, как он, не знала, какое у него имя, не знала, какое у него лицо.

Блисс по-прежнему не могла понять этого. Как мог один человек едва ли не задыхаться без другого, чувствовать себя массой, мясом, простым набором клеток, и жить лишь тогда, когда вновь его встречал.

«Когда-нибудь ты влюбишься. Это всё для тебя изменит».

Идиот. Дурак. Невообразимый, эмоциональный калека, возложивший на себя слишком много ответственности за других людей, считающий, что без него всем было бы лучше.

Как же вбить в его голову то, что Блисс чувствовала? Был ли способ показать это? Был ли способ показать, сказать, что никакая влюбленность, никакие семейные узы, всё это - это не меняло ровным счетом ничего.

Сказать, что это тоже могло быть как в сказке, но в какой-то другой: в тех сказках, что были изначально. В сказках, не переписанных для детей. В сказках, где всё было нестерпимо больно, где каждое движение, каждое действие, каждое слово - чертов надрыв. И все эти надрывы, вся эта боль - это никогда не прекращалось.

Блисс хотела бы сказать, что если бы это прекратилось - лучше было бы умереть. Невозможно было жить в мире, где его не было. Такого мира не должно было существовать по определению.

Блисс дотронулась до лица Пэрриша, и, задумавшись на мгновение, спросила:

- Скажи, у тебя хоть раз в жизни было такое чувство... вот смотришь ты на человека, и понимаешь, что если с ним что-то случится - то и с тобой тоже?

- Ты же не о суициде говоришь?

- О суициде, и не о нём - тоже. Это бы не было суицидом, ведь ты не можешь жить сам без себя.

- Кто ты и что сделала с моей девушкой?

Он спросил это как-то шутливо, с мнимым весельем. Блисс это не обмануло: настороженность в его глазах можно было увидеть невооруженным взглядом.

Блисс хотела бы сказать, что она его любила - ведь это было так. Но как сказать, что этого было бы недостаточно, и как объяснить, почему именно - этого она не понимала.

- Пять минут истекли, я уверен в этом, - сказал Пэрриш.

- Да, истекли, - сказала Блисс, смотря не на него: за его спину.

Она снова смотрела в глаза Ребекки.

***

- Я так не могу, - шепотом сказала Блисс, когда удостоверилась, что её комнату нет прослушивающих чар. - Ребекка, я не могу ждать своего шестнадцатилетия.

Блисс в очередной раз почесала руки, поморщившись: этот зуд её порядком раздражал, и причины она понять не могла.

- Прекрати, - сказала Ребекка.

- Что - прекратить? - рассеяно спросила Блисс, продолжая чесать руки.

- Прекрати звать меня Ребеккой, и это - тоже прекрати, - кивком указала Ребекка на её руки. - Его там нет.

Блисс непонимающе на неё посмотрела и Ребекка, раздраженно закатив глаза, объяснила:

- Его нет под твоей кожей. Так ты его не вытащишь.

Блисс, было, хотевшая рассмеяться, сказать, что дело вовсе не в этом, и да, разумеется, под кожей его нет, не сказала ничего. После слов Ребекки зуд прекратился моментально. Блисс только покачала головой. Ребекка знала её слишком хорошо, и Блисс натерпелось поговорить именно с ней, с настоящей Ребеккой. Не кем-то, кто звал себя Айвори.

Это натолкнуло её на одну мысль.

- Помнишь, когда я была Софией Саммер? И Барбара был на войне, он... тогда ему было нестерпимо больно, и я смогла к нему прорваться. Тогда руна подействовала. Что, если...

- Это работает в обе стороны? - закончила за неё Ребекка. - Да, может быть. Но боль должна быть реальной. Если ты уколешь себе пальчик, да даже если сделаешь что-то серьёзнее - это ничего не изменит. Никакой эмоциональной отдачи.

- Значит, нужно искать другой способ. Может быть, ты...

- Поговорим позже, - сказала Ребекка, и сразу исчезла. Её не смело пылью, не было никакого сияния. Блисс просто моргнула.

В дверь снова поскреблись: Блисс поняла только сейчас, что этот звук повторялся во второй раз. Быстро прыгнув в постель и, накрывшись одеялом, она сказала:

- Руби, входи.

Руби медленно открыла дверь, и, постояв на пороге, тихо скользнула к постели Блисс, забравшись к ней под одеяло.

- Я слышала звуки фильмов ужасов, - шепотом сказала Блисс. - Ты же знаешь, что слишком мала для такого.

- У вас с папой сегодня вечер фильмов, - напомнила Руби. - Ну, должен был быть, вы как раз хотели посмотреть что-нибудь пугающее. Он заметил, что рядом с ним не ты, но всё равно спать меня не отправил.

- Видимо, у папы появилась новая компания для фильмов, - шутливо сказала Блисс.

- Не надо, - покачала головой Руби. - Ему без тебя было одиноко. Он не привык с тобой ссориться... не так сильно.

- Видимо, мы поссоримся с ним ещё больше, - категорично сказала Блисс. - Руби, милая, ты же даже от простых боевиков дрожать начинаешь. В следующий раз постарайся больше думать о своём комфорте, хорошо?

- Так, как это делаешь ты?

Руби пробормотала это куда-то в плечо Блисс, и снова задрожала. Боялась, что и они могут поссориться.

- Если так будет лучше тебе - то да, - твёрдо сказала Блисс. - Но, эй, послушай - если я буду рядом, я буду делать это вместо тебя, хорошо? Защищать, обеспечивать комфорт. Не бойся. Ничего не бойся, хорошо?

- Я посплю сегодня с тобой? - тихо спросила Руби.

- Конечно.

- И ты не сбежишь к Пэрришу, как в прошлый раз? И расскажешь мне что-то, чтобы я могла лучше уснуть?

Блисс крепче обняла Руби, и, взяв с тумбочки волшебную палочку, взмахнула ей. Шторы отодвинулись, и они увидели полную луну, раскинутую во всей красе.

- Нет, не сбегу, - сказала Блисс. - Смотри, это...

- А можно что-нибудь, не связанное со звёздами? - вздохнула Руби. - Мне кажется, больше не осталось историй о них.

- Истории о звёздах столько же, сколько и самих звёзд, - тихо засмеялась Блисс. - Они не закончатся никогда. Например... о. Слышала когда-нибудь об Эйнаре Герцшпрунге и Генри Расселе?

- Нет, - подумав, ответила Руби. - О них ты мне не рассказывала.

- В их честь есть одна диаграмма. Диаграмма Герцшпрунга-Рассела. Суть её состоит в том, чтобы показать зависимости. Зависимости между абсолютной звёздной величиной, светимостью, спектральным классом и температурой поверхности звезды. Если на неё будет смотреть незнающий человек, может показаться, что звёзды разбросаны случайным образом, что, конечно же, не так. Если смотреть внимательнее, можно увидеть закономерность. Например, ниже главной последовательности находятся белые звёзды, в них совсем мало света. Они называются белыми карликами.

- А выше?

- Обычные карликовые звёзды. Как и большинство звёзд на небе.

- И в чём суть этой диаграммы?

- Одна из главных - в развитии звёзд. Если не считать десяти процентов, всё оставшееся время звезда проводит в Главной последовательности. Чем звезда выше и сильнее уклоняется влево, тем быстрее в ней выгорает водород. Те, что ниже, могут существовать миллиарды лет.

- А что случается с теми звёздами, которые выгорают?

- Коллапс, - ответила Блисс. - Энергии становится меньше, силы тяготения - больше. Именно она и начинает сжимать ядро звезды. Тогда начинает загораться гелий. В конечно итоге, всё приводит к тому, что звезда начинает светить ярче, а после - остывать до красного цвета. Становится звездой класса Солнца.

- Выходит, у этой звезды есть возможность стать вторым солнцем? - с сомнением спросила Руби.

- Нет, разумеется. Гелий заканчивается быстрее, чем водород, и в дело входит гравитация. Именно она сжимает звезду. Превращает в белого карлика. Догадываешься, что происходит дальше?

- Звезда опускается вниз по этой самой диаграмме?

- Да, именно так и происходит, - сказала Блисс. - Есть ещё звезды...

Блисс замолчала, не замечая, как вцепилась в руку Руби. Может быть, в этом и было дело. Может быть, именно в этом и крылась их магия. Вся магия в этой вселенной была замешана на звёздах. Может быть, какая-то звезда не стала вторым солнцем. Но и не выгорела. Может быть, достигнув критической отметки, она стала магическим проводником, преобразовалась в новую магию. И благодаря этой магии появились они.

Это могло было бы быть правдой.

- Наутиз, - прошептала Блисс, едва не расплакавшись.

Как же она скучала. Как же сильно она скучала по нему. Как же сильно она хотела, чтобы он, наконец, вернулся к ней.

Она справится. Она сможет дождаться, сможет не сойти с ума, сможет не забывать, что его нет под кожей.

«Его нет под твоей кожей».

Какая чушь, Ребекка. Ты даже представить не можешь. Ты даже не можешь себе представить.

- Так что? Почему ты не договорила? - спросила Руби. Судя по сонному голосу, на некоторое время ей удалось уснуть.

- Забудь, - сказала Блисс, дотронувшись до её руки. - Просто... может быть, именно с этого всё и начиналось. С диаграммы Герцшпрунга-Рассела. И с того, что нас невозможно поймать. Его невозможно поймать.

Блисс забыла обо всём на следующее утро.

***

Ламбер Франц оказался неплохим человеком. По крайней мере, Блисс не хотела выцарапать ему глаза, сказать, что всё происходящее с ней - не его дело, огрызаться ей не хотелось тоже. Или, вернее будет сказать, любую агрессию Ламбер Франц сразу же умел перерубить на корню, иногда - мягко перенаправить в другое русло.

Когда Блисс от него выходила, ей даже становилось легче. Легкость примерно на несколько часов - сейчас она довольствовалась и этим.

- Я по-прежнему не могу понять, мисс Бромлей, - сказал доктор Франц. - Судя по тому, что я узнал от ваших родителей, от сестры, и, что самое главное, от вас самой - вы всегда были достаточно проблемным ребёнком.

- Вот именно, очередной трудный подросток, - вяло ответила Блисс. - Давайте вы уже напишете что-нибудь, и я пойду домой.

- Вы меня не слушаете, - покачал головой доктор Франц. - Вы не были трудным подростком. Вы хорошо учились, не ввязывались в неприятности, умели сглаживать конфликты, и нравились тем, кто вас окружает. Тем не менее, да, человек с таким характером и упрямством, особенно в таком возрасте, зовётся не иначе, чем «проблемный».

Блисс выразительно подняла брови. Ей нестерпимо хотелось, чтобы доктор Франц как можно скорее перешёл к делу.

- Казалось бы, всё должно было пойти на спад, - задумчиво сказал доктор Франц, покручивая в руках чашку с чаем. - Но в течение месяца вы будто срываетесь с цепи, и превращаетесь именно в того трудного подростка, о котором говорите.

- Если я говорю о себе, как о трудном подростке, значит, так оно и есть? - безразлично спросила Блисс.

- Нет, разумеется. Вы можете говорить о себе всё, что угодно, и считать себя кем угодно, только это по-прежнему может быть не правдой. И вот, что я хочу вам сказать - вы вовсе не трудный подросток.

- Выходит, я притворяюсь?

- Нет, вы не притворяетесь. И все ваши недавние поступки, все сказанные слова, всё это вы делали от чистого сердца, - усмехнулся доктор Франц. - Но вы срываетесь, сбегаете, обижаете близких не из-за перепадов настроения, и уж тем более - не из-за гормонов. Вам плохо. И вас что-то очень сильно тревожит. Вам нужно рассказать мне об этом, иначе ваши метания могут привести к не самым благоприятным последствиям.

- Я не знаю, что я должна вам сказать.

Обычно после этих слов их сеансы всегда заканчивались. Этот раз исключением не был.

- Доктор Франц, - сказала Блисс.

Франц уже отпустил её, и теперь сидел, что-то быстро записывая в её карточку.

- Да? - сказал он, подняв голову, и сразу же отложив ручку.

- Я не знаю, что я должна вам сказать, - снова сказала Блисс. - И я не знаю, почему я метаюсь. Мне словно не хватает чего-то, но чего именно - я не знаю тоже. Один сплошной вакуум в голове, и каждый раз, когда кто-то говорит, там появляется злоба, или агрессия, или ещё что-то плохое.

- У вас есть предложения, почему это происходит?

- Нет, - растерянно ответила Блисс. - Я просто слышу их слова, и... не знаю. Они говорят, но я не хочу, чтобы они говорили. Я хочу слышать что-то другое. Другие слова, и чтобы голос - голос тоже должен быть другим.

- Вы знаете, что именно хотите услышать от этого голоса?

- Что угодно, - не задумываясь, ответила Блисс. - Что угодно, лишь бы просто его слышать.

Ламбер Франц, посмотрев на неё ещё некоторое время, кивнул.

- Встретимся завтра, мисс Бромлей.

- Завтра? - переспросила Блисс. - Но следующий сеанс должен быть через три дня.

- Тем не менее, мы встретимся завтра. В это же время. И вот ещё, что мисс Бромлей. Сделаете мне одолжение?

- Смотря какое.

Он снова усмехнулся, но сделал это добродушно, и посмотрел на неё с явным весельем во взгляде.

- Скажите Трейси, чтобы она, наконец, внесла ваши данные в электронную базу. У меня следующий пациент через двадцать минут, я мечтаю успеть поесть и не выходить из кабинета.

- Выкурить сигарету и отдохнуть от меня, вы, конечно, тоже мечтаете. А разговоры с Трейси всегда вас до зубного скрежета доводят. Мне интересно, почему вы по-прежнему держите её на работе? Альтруизм?

- Обещание. Могу я на вас рассчитывать, мисс Бромлей?

Блисс пришлось ждать Трейси добрых полчаса. Когда она вернулась, то не выглядела виноватой или хотя бы обеспокоенной. Блисс, было, нашедшая идеальную возможно как следует поругаться, сразу же эту идею отмела. На улице её ждал Пэрриш.

- Вы что-то хотели? - спросила Трейси, окинув её неопределенным взглядом.

- Да, - ответила Блисс. - Хотела бы, чтобы вы внесли информацию обо мне в вашу базу. Электронную базу, которая находится на вашем компьютере.

- Я...

- А этот компьютер, к моему огромному счастью, находится перед вашим носом, - продолжила Блисс, отмахнувшись. - Моя фотография у вас есть, причем в нескольких вариантах, на любой вкус. У вас есть всё, чтобы разобраться с этим, и не бесить доктора Франца вторую неделю подряд.

Трейси выдавила дежурную улыбку.

- Конечно, я сделаю всё сейчас же.

- Отлично, - сказала Блисс, облокотившись на стойку. - О, не смотрите на меня так. Я не тороплюсь, и с удовольствием подожду, пока вы всё сделаете.

Когда Трейси всё сделала, и Блисс, удостоверившись в этом, ушла, в ней что-то шевельнулось. Желудок скрутило, как при сильной тревоге, и Блисс не могла понять, с чем это связано.

- Ты задержалась, - сказал Пэрриш, увидев её. - Нам нужно поспешить, иначе мы опоздаем на поезд.

В поезде им оставалось ехать не более часа, когда Блисс спросила:

- Почему ты это терпишь?

- Что именно? - спросил Пэрриш, не отрываясь от газеты.

- Меня, - раздраженно ответила Блисс. - Серьёзно, мы не женатая пара, и мы не встречаемся настолько долго, чтобы можно было что-то спасать. Можем расстаться прямо сейчас, и это по-прежнему ничего не изменит.

- Хорошо, - ответил Пэрриш. - Мы расстанемся, если ты этого хочешь.

Блисс едва подавила желание приложить его чем-нибудь тяжелым.

- Не переводи тему. Я не хочу расставаться с тобой, и это неудивительно, ты ведешь себя, как какой-то святой. Мне просто интересно, почему ты нянчишься со мной, и терпишь всё это?

- А, так вот ты о чём, - хмыкнул Пэрриш. - Я тебя люблю.

Блисс бы хотела сказать, что это не ответ. Но она и сама в это не верила.

«Я тоже тебя люблю. Я тоже тебя люблю».

Эта фраза крутилась на протяжении остатка поездки, на протяжении всего времени, вплоть до прощания с Пэрришем. Она там и осталась - исключительно в голове.


Блисс. Часть 4


- А с кем бы была София Саммер? - спросил Пэрриш.

- Дай подумать, - сказала Блисс, зажмурившись. - С кем-то, кого звали Барбарой. Или с кем-то, кого звали Фаустом.

- Так как же его звали? - засмеялся Пэрриш. - Барбара или Фауст?

- Возможно, они оба встречались в жизни той, кого звали София. Или, к тому моменту, когда она встретила Фауста, её звали Лидией, и это уже была не совсем она.

- Лидией?

- Да, - кивнула Блисс. - Лидия. Лидия Кэрролл.

Пэрриш быстро записал всё, что она сказала, и, нахмурившись, покачал головой.

- Я не вижу ничего, что могло бы мне помочь разобраться в этом, - наконец сказал он. - Если только временной промежуток. Новые имена - очередная разница в сто лет.

- Нет, - покачала головой Блисс. - У Лидии и Софии нет этой разницы. Давай я покажу.

Там был кто-то ещё, но их было так ничтожно мало, или наоборот - слишком много. Блисс этого так и не смогла понять. От скуки, или от того, что её голову буквально разрывало новыми словами, новыми образами, чем-то, чего она не могла объяснить самой себе, она предложила Пэрришу помочь ей.

Может быть, у неё был дар предвидения, и все эти люди, которые крутились у неё в голове, когда-то имели отношение к чему-то скверному. Может быть, в этом времени обязательно будут люди, такие же, похожие на них, которым она смогла бы помочь. Всегда можно было узнать что-то. Всегда можно было попросить кого-то решить свои проблемы. Может быть, этим людям был необходим такой человек.

Или у неё просто слишком богатая фантазия. Всё могло быть, в конечном итоге.

Блисс прикрыла глаза, раздумывая над тем, как сильно ей не хотелось вставать, как сильно не хотелось идти домой. Сегодня у отца была какая-то важная встреча с многообещающим специалистом по зельям. Отец был на взводе, и постоянно повторял, что, возможно, благодаря их симбиозу он, наконец, сможет создать оборотное зелье, не подверженное временным рамкам. Почему отец так сильно зациклился на этом, Блисс и её мать решительно не понимали. Блисс это не понимала хотя бы той простой причине, что это могло бы быть крайне опасным.

- Мне действительно пора, - наконец сказала Блисс, поднимаясь. - Я должна присутствовать на этом ужине.

- Я тебя провожу, - сказал Пэрриш, вставая с кресла. - Не знаешь, почему твой отец настолько сильно рад встрече с этим... Мюреем?

- Марреем, - поправила его Блисс. - А тебя это почему волнует?

- Потому что когда ты говоришь о каких-то лицах, с которыми общается твой отец, они, так или иначе, известны, - объяснил Пэрриш. - А его фамилию я слышу в первый раз.

- Маррей достаточно известен... в крайне узких кругах, - сказала Блисс, накинув плащ.

Пэрриш неопределенно пожал плечами. После чего прошел на кухню и, порывшись в холодильнике, достал кокосовый десерт в пластиковом контейнере.

- Ты чудо, - искренне сказала Блисс.

- Цени это, - подмигнул Пэрриш, и у Блисс защемило сердце.

Пэрриш был действительно чудесен, и каждый раз, когда она видела его, обнимала, целовала, разговаривала, ей становилось лучше. Она была искренне в него влюблена, а оттого понятия не имела, почему продолжала метаться. Почему всё время жила с мыслью, что ей чего-то не хватает, и это что-то - было самым важным в её жизни.

У неё была прекрасная мать, заботливый отец, чудесная сестра, у неё был Пэрриш, который словно сошёл со страниц любовного романа, если бы, конечно, на свете появился любовный роман хотя бы сносный. И у неё было весьма перспективное будущее, по крайней мере, на ближайшие семь лет.

Тогда почему? Почему? Почему?

Чего ей не хватало? Что она натворила? Она что-то натворила?

Блисс быстро замотала головой, и, откинув волосы с лица, вышла из дома Пэрриша.

***

Возможно, в этом и было дело - в том, какие люди существовали на свете.

Были люди, подобные Симону Клоделю (их не должно было существовать вовсе).

Были люди, подобные Габриэль Делакур (слишком чистые, слишком прекрасные для этого мира).

Были люди, подобные Кайлу Пэрришу (всем бы быть такими людьми).

И, разумеется, множество других людей. Веселых, грустных, злых, непонимающих, странных, обычных, расстроенных, чудесных, зацикленных, отвратительных, все эти люди существовали, со всеми Блисс когда-то встречалась или встретилась бы в будущем.

А были люди свои. Когда Блисс размышляла над тем, что же значило «свои люди», ей в голову приходила исключительно Руби. До сегодняшнего дня.

Было в Маррее что-то такое, чего не было в остальных. Может быть, дело было в уверенных повадках, может быть, в самоуверенной, но такой открытой улыбке, в дурашливом взгляде ярко-голубых глаз.

Маррей подкупал своим поведением, своими разговорами, голосом. Когда Блисс смотрела на него, ей становилось так спокойно, так безопасно и так тепло. Это было похоже на то, что она чувствовала, когда в редкие моменты её семья становилась именно семьёй.

С Марреем было так же. Даже лучше, и это Блисс безуспешно пыталась выбросить из головы. Как и то, что если бы было что-то ещё, было бы не просто лучше. Было бы правильно.

- Правильно?

- Прошу прощения? - встрепенулась Блисс.

- Вы сказали «правильно», - любезно подсказал Маррей. - Что именно «правильно»? Что вы подразумеваете под этим словом?

- Полно вам, Киллиан, - вздохнув, сказала Розалинда. - Блисс всегда так, говорит что-то из того, что крутится у неё в голове. Не обращайте внимания, чаще всего, это крайне сильно вырвано из контекста.

- И вам никогда не было интересно, что именно крутится в голове у вашей дочери? - весело вздернул брови Маррей. - Однако. Дело даже не в том, что она ваша дочь. Она подросток. В этом возрасте они всё воспринимают иначе, интереснее. Это всегда вызывает внимание.

Розалинда стушевалась под его взглядом. Филипп украдкой подмигнул Блисс, сразу же съев кусок рыбы.

- Так что же? - продолжил Маррей. - Что же, по-вашему, значит «правильно»?

- Так, как должно быть, - немного подумав, ответила Блисс. - Знаете, есть в жизни вещи, которые... всегда с тобой. И они не должны пропадать, не должны исчезать. Эти вещи не просто часть тебя, они - мы сами. И когда все эти вещи, все эти люди, когда они рядом с тобой, вот тогда - всё правильно.

На секунду что-то в лице Маррея изменилось. Уголки губ опустились вниз, и весь помрачнел и словно бы постарел на несколько лет.

- Иногда что-то может пойти не по плану, - задумчиво сказал он. - Иногда случается так, что вещи или люди, которые делают твою жизнь правильной, исчезают. Или предают.

Маррей рассеяно постучал кончиком ножа по тарелке.

- Ответьте мне на вопрос, Блисс, - сказал он. - Если бы у вас была возможность вернуть всё, что вы потеряли, если бы вы знали, что то, что вы сделаете, может помочь вам... скажите, вы бы сделали это?

- Да, - без раздумий ответила Блисс.

- А если плата была бы слишком высокой? - с интересом спросил Маррей.

- Какой бы высокой не была плата, расплатиться можно всегда, - беспечно ответила Блисс. - Полагаю, можно пойти на сделку с совестью, если ты точно знаешь, что все твои действия обязательно окупятся.

Маррей улыбнулся.

- Как я и говорил, - подытожил он. - Подростки - действительно крайне интересные и занимательные личности.

***

На протяжении двух недель Маррей стал в их доме частым гостем. Блисс, общаясь с ним, или просто - смотря, чувствовала себя настолько счастливой, что это попросту не укладывалось в голове.

Было в Маррее что-то знакомое, что-то, что вписывалось в концепцию её дома, что-то, что, как ей казалось, она знала всегда. Блисс не понимала этого. И понимать вряд ли хотела. Рядом с Марреем было слишком хорошо.

Было у неё кое-что другое, о чем следовало беспокоиться. С каждым днём Руби становилась всё бледнее, апатичнее, даже злее. Постоянно срывалась, плакала по нескольку часов, не хотела выходить на улицу и каждый раз, когда видела воду, начинала кричать.

- Я не хочу, чтобы бы волновалась об этом, - сказал Филипп, но голос его звучал тревожно. - Ламбер осмотрит Руби на следующей неделе. Поговорит с ней, разберется со всем. Переходный возраст - он такой.

- В одиннадцать лет? - скептически поинтересовалась Блисс.

- Ты была хуже.

- Я не закатывала истерику при виде стакана с водой, - сразу же ответила Блисс, даже не обидевшись. - Что, если это какое-то магическое вмешательство?

- Если это действительно так, Ламбер разберется и с этим, - вздохнув, ответил Филипп.

- Папа! - воскликнула Блисс и сразу же замолчала. Звуки из кабинета отца порой доносились поразительно отчетливо.

Блисс, перейдя на шепот, сказала:

- Ты же прекрасно знаешь, что именно представляют собой артефакты.

- Конечно, представляю, - растерянно ответил Филипп. - Но я не понимаю, почему ты заговорила о них.

Блисс задумалась, пытаясь понять, стоило ли ей рассказывать о Симоне Клоделе. Стоило ли ей говорить, как именно он себя вёл. В конце концов, дело не зашло дальше угроз, пусть и таких, от которых моральное состояние Руби заметно пошатнулось. Но вряд ли бы он стал использовать темный артефакт, чтобы каким-то образом навредить их семье. В конце концов, всё обязательно бы раскрылось. И тогда у Симона стало бы слишком много проблем.

- Блисс, так что на счет артефактов? - вывел её Филипп из задумчивого состояния.

- Ничего, - наконец сказала Блисс. - Просто, уже всякое в голову лезет.

Филипп встал, и, подойдя к ней, потрепал по голове, после чего крепко обнял.

- Мы обязательно с этим разберемся, - сказал он. - Пойми, милая, мы с мамой такого натерпелись, когда растили тебя... словом, ничего страшного с Руби не происходит. У всех свои фобии.

- Да, - заторможено ответила Блисс. - У всех свои фобии.

- А теперь тебе пора идти спать, - сказал Филипп, отпуская её. - А я, пожалуй, закончу с бумагами.

- Папа, тебе бы тоже...

- Блисс, иди спать, - повторил Филипп. - А мне надо работать.

Блисс кивнула, и, бросив последний взгляд на отца, который закопался в своих бумагах, вышла из кабинета. Последнее время всё стало слишком хорошо. И даже отец, который посвящал работе всего себя, начал обращать гораздо больше внимания на неё, на Руби, на Розалинду.

Что же, значит, всё возвращалось на круги своя.

***

- Тебе не кажется, что Маррей гостит у вас слишком часто?

- Нет, мне так не кажется, - ответила Блисс Пэрришу. - Они крайне хорошо ладят с отцом, и ему это общение в радость.

- А тебе?

- О, и мне, разумеется! - преувеличенно радостно воскликнула Блисс. - Каждый раз, когда я вижу Маррея, за моей спиной отрастают крылья, и я сразу же забываю о тебе. Примерно на это ты намекаешь?

Пэрриш, перегнувшись через стол, взял Блисс за руку и быстро поцеловал тыльную сторону её ладони.

- Прости, - просто сказал он.

- Ничего, - грустно улыбнувшись, ответила Блисс. Сердце привычно защемило от всепоглощающей нежности. - Честно, Маррей - вовсе не проблема.

- А Руби? - нахмурившись, спросил Пэрриш.

- Да, - не стала скрывать Блисс. - Ей даже сон со мной больше не помогает. Мы избавились от всех аквариумов, я больше не ставлю на тумбочку стаканы с водой. Мама следит, чтобы Руби хоть сколько-то пила, потому что...

- Обезвоживание, - кивнул Пэрриш. - Да, это было бы страшно.

Блисс прикрыла лицо ладонью, не отнимая вторую руку из руки Пэрриша. Все они были изнеможены, раздражены, все они нервничали. В конечном итоге, Маррей был единственным, кто хоть как-то скрашивал их дни.

Доктор Франц не нашёл никаких следов магического вмешательства, но, тем не менее, понять, откуда исходит страх Руби, он не мог тоже. Руби же тоже не помогала. На все вопросы она либо отмалчивалась, либо начинала кричать и пытаться сбежать.

Блисс не думала, что будет ждать окончания каникул так сильно, однако всё вело именно к этому. Может быть, в Шармбатоне Руби станет лучше. А Хогвартс... что же, проживет она и без учебы в этой магической школе. Она никогда туда не хотела, и всё вело к тому, что вряд ли она появится там когда-либо.

Их оцепеневшую задумчивость прервал звук мобильного телефона Пэрриша. Он, посмотрев на экран, удивленно приподнял брови.

- Слушаю, сэр, - сказал Пэрриш, взяв трубку. - Да, ваша дочь со мной. Что? Нет, не Руби. Блисс со мной.

Блисс, не обращая внимания на скрутившийся комок в животе, быстро выхватила трубку из рук Пэрриша.

- Папа, в чём дело? - сразу же спросила она.

- Блисс, - сказал Филипп, и в голосе его послышалось облегчение. - Где твой телефон?

- В кармане пальто, - ответила она. - Ты звонил мне?

- Да. Несколько раз. Я думал, что Руби может быть с вами, но...

- Папа, - сказала Блисс, не ощущая свой голос. - Где Руби? Сейчас же ночь, где она?

- Не волнуйся, птичка, поисковый отряд уже её ищет, и...

- Поисковый отряд?! - закричала Блисс, вскакивая со стула. - Какой поисковый отряд? Несколько человек из нашего города во главе с Лару? Ты соображаешь, что говоришь? Я понимаю, что секретность - превыше всего, но...

- Я знаю, что ты хочешь сказать, - быстро перебил её Филипп. - Но с этим проблемы. Поисковое заклинание не работает.

Блисс помотала головой, полагая, что ей мешает странный шум в ушах.

- Что значит - не работает? - потрясенно сказала Блисс. - Ты говоришь так, словно часть сигнализации вышла из строя. Папа, я понимаю, что мы живём в этом мире, но сейчас тебе нужно достать палочку и...

- Блисс! - крикнул Филипп. - Я тебя понял. Я сделал это сразу же. У нас ничего не выходит.

Блисс кивнула, во все глаза смотря на Пэрриша.

- Блисс?

- Я поняла, - сказала она через какое-то время. - Мы с Пэрришем отправляемся на поиски.

Филипп поперхнулся и сухо закашлялся. Когда он прочистил горло, то сразу же сказал:

- Блисс, нет. Пэрриш нам действительно понадобится, но ты должна немедленно вернуться домой. Пусть он тебя проводит, и сразу же присоединится к своему отряду.

Блисс сухо усмехнулась. То, как её отец упорно продолжал называть «отрядом» несколько человек под руководством Лару, действительно представлялось крайне смешным. Только вот им будет точно не до смеха, если они не найдут Руби, если они пропустят что-то.

А они не найдут. Они что-то - да пропустят. В конце концов, в Салон-де-Провансе преступлений отродясь не было. И даже если теоретически полицейские Салон-де-Прованса подкованы в вопросах пропажи ли, похищения ли, практически они с таким никогда не сталкивались.

- Хорошо, - сказала Блисс, и сразу же повесила трубку.

Стоя в прихожей и надевая пальто, она то и дело подгоняла Пэрриша: тот был крайне медлителен и заторможен. Блисс не понимала, почему он так себя ведёт, не понимала, почему все они, даже отец, вели себя так, словно пропажа Руби была каким-то пустяком.

Блисс поделилась этой мыслью с Пэрришем, когда они вышли из его дома.

- Её поисками занимается хорошо обученный отряд, - сказал Пэрриш. И сразу же поморщился: Блисс со всей силы стукнула его кулаком по плечу. - Послушай, я знаю, что ты не особо веришь в нашу полицию. Но они - крайне хорошо обученные люди, и они здесь именно для таких ситуаций.

- Они никогда не сталкивались с такими ситуациями! - воскликнула Блисс. - Да что с вами такое? Ты, папа, почему вы такие спокойные?

- Вспоминая истории про то, что чудила ты...

- Про то, что делала я, про что, я творила, пряталась, убегала и так далее, и тому подобное! - остановившись, закричала Блисс. - Да что с вами не так? Руби - не я! Руби никогда бы не ушла из дома ночью, Руби вообще не любит гулять без сопровождения! И сейчас она неизвестно где, и мы даже не знаем, что у неё случилось, не знаем ничего! А что если это связано с её состоянием? Что если она навредит себе?

Пэрриш опустил руки на плечи Блисс и аккуратно её встряхнул, пристально посмотрев ей в глаза.

- Мы найдём Руби, - сказал он. - Что бы ни случилось, мы обязательно найдём Руби. Я тебе обещаю. Блисс, послушай, они же находили тебя! Чем эта ситуация отличается?

- Меня находил Мохиндер. Лишь однажды.

- Значит, он найдёт и Руби. Мы найдём Руби.

Блисс снова кивнула. И невольно задумалась, как всё пришло к этому. Как всё пришло к тому, что маленькая девочка, у которой была любящая семья, была сейчас где-то совершенно одна, и почему эта самая семья волновалась о ней гораздо меньше, чем следовало бы.

Блисс никогда не видела картину целиком: не смотря на все неурядицы в их семье, она искренне считала их мелочами, над которыми не стоило задумываться. В конце концов, какая разница, если все они друг друга любили?

А теперь она видела всё отчетливо.

Филипп Бромлей, которого, на самом деле, мало волновала любовь к дочерям или жене. Работа была гораздо важнее, значимее, всегда - на первом месте.

Розалинда Бромлей, вся в светских мероприятиях, недовольствах собственным мужем и дочерями. Иногда в ней, точно всполохами, проносились доброта, нежность и забота. Но никогда - любовь.

Осталась она, Блисс Бромлей. Она любила Руби, любила её всем сердцем. Но, как оказалось, её любви было недостаточно. Всегда было что-то ещё, и «это», не смотря на свою эфемерность, призрачность, прозрачность являлось крайне важным.

По сути, что Филипп, что Розалинда, что Блисс были людьми, чаще всего принадлежащими самими себе, и их это устраивало более чем полностью. Но Руби такой не была. Из них всех Руби была самой обычной, самой социально-приспособленной и соответствующей общественным стандартам. Руби были нужны любящие люди.

И никто, никто из них никогда об этом не задумывался.

- Пэрриш, скажи, мы... я, мама, папа, мы же... так редко думаем о других, да?

- Почему ты спрашиваешь об этом? - удивленно спросил Пэрриш.

Блисс быстро помотала головой. В конце концов, ей не нужен был ответ. Да и как же это было нечестно - говорить что-то про мать или отца, когда в первую очередь нужно было смотреть на себя.


***


Блисс знала одно - Руби была жива. Кольцо никак не реагировало, и это уже было хоть чем-то, что внушало немного спокойствия. Тем не менее, за прошедший час поиски Руби никак не продвинулись. Блисс не отвечала на звонки отца, но знала, что и у него, и у людей полиции Салон-де-Прованса никаких зацепок не было: Пэрриш связывался с ними несколько раз.

Блисс остановилась рядом с фонтаном: в своих поисках они дошли до Ратушной площади.

- Руби любит этот фонтан, - сказала Блисс. - Мне больше по душе грибной, но если мы с ней гуляли, то всегда шли именно к этому.

Блисс внимательно осмотрела скульптуру Адама де Крапона, обошла её несколько раз, после чего заглянула за одно из цветущих деревьев. Они с Руби часто под ним присаживались, когда ноги гудели особенно.

- Я же сказал, что мы зря сюда пришли, - сказал Пэрриш. - Лару уже прочесал эту площадь, да и потом, разумнее было бы искать там, где нет воды.

- Что? - растерялась Блисс. - Почему?

- Руби же боится воды, - осторожно напомнил Пэрриш.

- Да, но... кто-нибудь искал её в лодочном сарае?

- В лодочном сарае? - переспросил Пэрриш. - В том, что рядом с рекой близ вашего дома? Нет, не думаю. Честно говоря, это было бы последнее место, где кто-то стал бы искать Руби.

- Звони Лару и гони всю его группу идиотов в лодочный сарай! - разозлилась Блисс. - Нет, звони не стоя, а на ходу, пошли! О мой бог, да что с вами не так? Как можно было начать поиски с крупных городов, когда рядом с нашим домом лес, река и этот самый сарай! Руби боится вида воды, но это не значит, что её может там не быть!


***

Блисс начала чувствовать изменения, когда она и Пэрриш сравнялись с её домом. Чем дальше - тем сильнее. Что-то густое и тяжелое висело в воздухе, и Блисс не могла понять, что же это было.

«Ваша магия достаточно интересна. Но она оставляет сильный след».

Блисс резко обернулась. За её спиной никого не было, но она была уверена, что слова прозвучали едва ли не над ухом. Да что же такое происходило? Выходит, в состоянии Руби действительно замешана магия? Но тогда почему доктор Франц не смог её распознать?

- Блисс? - тревожно спросил Пэрриш, утирая пот со лба.

- Ты чувствуешь это?

- Да, - ответил Пэрриш. - Как будто... не знаю. Мы должны идти дальше, верно?

- Да. Да. Мы должны идти дальше.

Блисс ощущала себя так, словно в голову ей напихали ваты. Сознание начало проясняться внезапно, урывками, и к тому моменту, когда они дошли до лодочного сарая, до воды, помутнение спало окончательно.

Блисс сглотнула подступивший к горлу ком, и вздрогнула, когда услышала падающие капли дождя, шум которых постепенно нарастал.

- Я не помню, чтобы сегодня обещали дождь.

Пэрриш и Блисс обернулись одновременно. Перед ними, засунув руки в карманы пальто, прислонившись к одному из деревьев, стоял Киллиан Маррей.

- Мистер Маррей, - схватившись за сердце, сказала Блисс. - Вы напугали меня. Только не говорите мне, что и здесь Руби нет. Как давно вы сюда пришли?

Фонарь Пэрриша светил крайне слабо, и Маррея было сложно разглядеть отчетливо, но, всё же, можно было понять, что лицо его приобрело озадаченное выражение. Долго это не продлилось, и через несколько секунд Блисс услышала его громкий смех.

- Ох, Блисс, прости, - сказал он, быстро проведя рукой по глазам. - Я сам вспоминаю, только когда смотрю в зеркало. Помнишь, ты как-то сказала, что «вечно Фауст за всех отдувается»? Так вот, теперь я познал это на своей собственной шкуре. Честно говоря, ощущения - преотвратительные. Я всё ещё чувствую себя Винсентом. Да что уж там, я и есть - Винсент. А вот моё лицо, да и тело с этим явно не согласны. Я должен был догадаться, что мне с этим будет куда сложнее. Я, в отличие от него, всегда был личностью цельной.

Все эти слова, всё это поведение, вся эта манера разговора, с нотками гордости, обожания собственного «я» что-то крайне сильно напоминала Блисс. Кажется, ей всегда нравилась эта манера общения. Кажется, она всегда подходила этому человеку, и все они любили в нём именно это.

Кто - они? В человеке - каком? И что было с её сестрой?

- Мистер Маррей, я действительно не понимаю, о чём вы говорите, - сказала Блисс. - Руби пропала, и мы не знаем, где она.

Маррей подошёл к ней так быстро, что Блисс даже не смогла заметить это. Он схватил её за руку, одновременно выхватывая фонарь из руки Пэрриша. Блисс поморщилась под лучом, светящимся ей в глаза.

- Я хотел, чтобы исключительно ты пришла сюда, - наконец сказал Маррей. - Знал, что никто из этих ослов не догадается сюда прийти. Руби так сильно боялась воды, какой смысл искать её рядом с водой, да? Я знал, что ты почувствуешь пыль. Но... у тебя появился парень. Впервые за такое долгое время. Это так удивительно и странно.

- Да что ты несёшь, - не выдержала Блисс, наплевав на вежливость. - Если ты сделал что-то с моей сестрой, клянусь, я...

- Блисс, - сказал Маррей, сжав её плечо. - Ты действительно не помнишь, да? Это тоже странно. Я привык, что теперь ты вспоминаешь гораздо раньше. Да и Джон... с тех пор, как он распался в последний раз, я больше его не видел. Никогда не видел, чтобы он распадался так.

- Где моя сестра? Где она? - спросила Блисс, заикаясь.

- Ты же... ты же сейчас не поймешь и половины того, что я скажу... пойми, я больше не могу ждать Ребекку. Я с ума без неё схожу. А твоя сестра... у тебя никогда не было сестёр, братьев, ты всегда была единственным ребенком в семье. И Руби тоже не должно было быть. Наверное, когда Джон... когда Джон... Джон разозлился, я понимаю. Я больше его не виню. Но как только Ребекка исчезла, сразу же исчезла и ты. И ты больше не была единственным ребёнком. Ты же прекрасно понимаешь, что это значит, да? Пути Господни неисповедимы. Я должен был сделать это.

Маррей продолжал говорить и говорить, про то, что иногда нужно делать так, как подсказывает господь, про то, что некоторые решения даются с трудом, но выполнить их - необходимо, про то, что Ребекка к ним вернется совсем скоро, про то, что они вновь будут жить так, как жили раньше.

- Ложитесь на землю, положите руки за спину, - сказал Пэрриш.

Блисс и Маррей обернулись одновременно. Блисс, выхватив фонарь, навела его на Пэрриша. Он был не бледным даже - едва ли не синим. Он дрожал весь: губами, руками, всем телом. Дверь позади него, ведущая в лодочный сарай, была открыта.

- Вы имеете право хранить молчание, - сказал Пэрриш, не отрывая взгляд от Маррея. - Всё, что вы скажете, может быть использовано...

- Что там? - спросила Блисс. - Что в лодочном сарае?

Блисс, воспользовавшись заминкой Маррея, с силой толкнула его в сторону, повалив его на землю. С Пэрришем борьба тоже была не особо продолжительной: руки у него настолько сильно дрожали, что Блисс просто выхватила у него пистолет. Этого хватило, чтобы Пэрриш растерялся. Этого хватило, чтобы забежать внутрь.

Как только Блисс оказалось в темноте лодочного сарая, произошло две вещи: кольцо на её пальце распахнулось, поднявшись в воздух. Кольцо на пальце Руби отделилось от её пальца, соединившись с кольцом Блисс.

Блисс увидела Руби. Лежащую на полу, с неестественно вывернутой рукой, открытым ртом, из которого можно было увидеть синий, распухший язык. Её волосы, одежда, лицо - всё было мокрым и покрытым мелкими водорослями.

- Блисс, не смотри!

Пэрриш попытался закрыть ей глаза. Пэрриш был отброшен чем-то, чего Блисс не заметила. Он пролетел несколько метров, приземлившись в угол сарая.

Блисс подошла к Руби, аккуратно опустившись перед ней на колени. Положила её голову себе на колени и осторожно провела рукой по щеке, после чего аккуратно похлопала по ней.

Руби не шевелилась. Конечно, она не шевелилась.

Блисс подняла голову, посмотрев на Маррея. Он стоял перед ней, и его отвратительное лицо было настолько спокойным, что Блисс едва сумела подавить приступ тошноты.

- Если честно, я пока что не смог разобраться, как именно нужно распылять человека, - сказал Винсент. - Мы с Ребеккой... долгая история. Полагаю, мы немного другие. Да и я сейчас не так силен. Свой спутник и другие люди, это, знаешь ли, две большие разницы. Но когда я разберусь, то обязательно... Блисс, прекрати, это даже не смешно.

Блисс подавила желание наброситься на него. Пожалуй, единственное, что спасало её от необдуманных поступков, была мысль, метавшаяся у неё в голове: таких людей просто не могло существовать на свете. Таких, как Маррей, просто не существовало.

- Я убью тебя, - сказала Блисс, держа пистолет ровно напротив головы Маррея. - Папа достанет маховик времени сегодня же. И после того, как я вернусь сюда и спасу свою сестру, я убью тебя ещё раз.

- Блисс, ты же знаешь, что... точно. Ты не знаешь. В любом случае, как только я найду Джона, мы разберемся с твоей головой, и ты сразу же всё вспомнишь. Ты же уже это чувствуешь, не так ли? Что так - правильно.

- Тварь.

- Всегда ей был, в каком-то роде, - сказал Маррей. - Но за это вы меня и любите, не так ли?

Блисс встала, пытаясь не шататься. То, что ноги её не слушали, она поняла, только когда ей не удалось подняться с первого раза.

Всё это напоминало какой-то дурной сон. Это всё происходило? Действительно - взаправду? Маррей убил Руби. Киллиан Маррей, друг их семьи, коллега отца, убил её Руби? Зачем? Для чего? Почему он сделал это?

Блисс чувствовала, как все моменты с Руби начали собираться у неё в голове. Блисс знала, что ещё немного - и остаткам её рациональности придёт конец.

Нужно было действовать сейчас. Нужно было застрелить Маррея. Нужно было рассказать обо всём родителям. Спасти Руби. Убить Маррея ещё раз.

Это было так легко представить. И, теоретически, это было крайне легко осуществить. У неё был пистолет, Маррей вряд ли успеет наколдовать щит, а даже если и успеет, что же, пуля у неё была не одна.

Маррей смотрел на неё, и уголок его губ подрагивал.

«Если вы убиваете человека, вы становитесь ничем не лучше его».

Блисс подавила желание схватиться за голову. Какая, черт возьми, была разница, особенно сейчас? Такие, как Маррей, не должны были жить. Он убил её сестру, он убил маленькую девочку. А Блисс нужно было просто убить его, вот и всё.

Блисс держала пистолет. Смотрела на Маррея. И не могла заставить себя нажать на курок.

- Ты выглядишь такой потерянной, - сказал Маррей. - Никогда не видел у тебя такого выражения лица. Прости. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

Маррей сделал к ней шаг, и Блисс дернула руками. Он сразу же остановился, подняв руки.

- Давай будем думать логически, - сказал он. - Сколько бы она прожила? Максимум до восьмидесяти, и то, это далеко не факт. Если тебя это успокоит, я её и пальцем не трогал. Она просто утопилась, и вряд ли она страдала. Блисс, клянусь, ты скоро забудешь о ней. Ребекка к нам вернется, Джон обязательно отыщется, ты всё вспомнишь и...

Маррей не успел договорить. Блисс успела заметить мельтешение в уголке глаза, а после - Пэрриша, который сбил с ног Маррея, и попытался скрутить ему руки. Маррей, поначалу растерявшийся, сразу же взял ситуацию в руки. Он сделал какое-то едва уловимое движение, и Пэрриш сразу же его отпустил, отступив на несколько шагов назад.

Маррей, встав с пола, провел рукой по лицу.

- Успокой своего парня, - с отвращением сказал он. - Иначе мне придётся сделать это самому.

Пэрриш встал и снова захотел наброситься на Маррея, но тот поступил проворнее: схватил его виски в свои руки и, не отрывая от него взгляда, сказал:

- Забудь обо всём, что ты здесь видел. Уходи домой.

Блисс была уверена, что это подействует. В конце концов, это действовало всегда.

Действовало всегда - что?

- Я не знаю, что за силой ты обладаешь, - внезапно сказал Пэрриш. - Но тебе это не поможет.

Маррей шокировано посмотрел на Пэрриша, после чего перевёл взгляд на Блисс.

- А, - равнодушно сказал он. - Научилась защищать людей от нашего воздействия? Или ты делаешь это неосознанно? Скорее второе, разумеется, иначе бы ты смогла спасти и свою сестру.

Пэрриш снова накинулся на Маррея, но в этот раз между ними завязалась драка. Судя по лицу Маррея, его это даже веселило: он наносил точные удары, спокойно ставил блоки, и наносил повреждений Пэрришу гораздо больше, чем тот ему.

Последний удар Маррея был настолько сильным, что голова Пэрриша дернулась в сторону, и Блисс увидела, как сильно распухло его лицо.

Блисс смотрела на пистолет в своих руках и не понимала, почему по-прежнему медлит. Её сестра мертва. Ещё немного - и Пэрриш тоже может умереть. В тот момент, когда Пэрриш дернулся в сторону под ударом Маррея, Блисс выстрелила.

Она была уверена, что целилась именно в Маррея. Она была уверена, что попадёт в него. Пуля прошибла Пэрриша насквозь, его ноги подкосились и он упал на дощатый пол.

Время перестало иметь значение и Блисс не понимала, что именно делала. Блисс не помнила, как подбежала к Пэрришу. Блисс не помнила, трясла ли она его, Блисс, кажется, знала, что пыталась зажать его рану. Пэрриш смотрел на неё, схватившись за её руку, и пытался что-то сказать.

- Что, что, - сказала Блисс, не в силах сказать что-то вразумительное: комок в горле мешал дышать, и Блисс была уверена, что задохнется от собственных слёз. - Я тебя не понимаю.

Блисс не понимала ничего. Блисс не понимала, почему она просто сидела и говорила это, вместо того, чтобы позвать на помощь, вместо того, чтобы попытаться выстрелить ещё раз, и попасть в Маррея.

Она оцепенела - вся. Она просто сидела, зажимала рану Пэрриша и смотрела на него.

- Беги, - прохрипел Пэрриш. - Беги.

Блисс встала только тогда, когда поняла, что Пэрриш больше не дышал. Оказавшись на ногах, она посмотрела на Маррея. Она смотрела на него - и не чувствовала ничего. Пистолет по-прежнему был у неё в руке. Рядом с ней лежал Пэрриш, чуть поодаль - Руби. Блисс заметила вспышку красного, быстро опустив взгляд. Оказалось, что кровь на её руках поблескивала в темноте.

- Что я тебе сделала? - спросила Блисс, равнодушно смотря на Маррея. - Что же я или моя семья такого тебе сделала, что ты решил убить маленькую девочку?

- Блисс, Блисс, послушай, - тихо сказал Маррей, смотря на неё во все глаза. - Я знаю, как всё это выглядит, но всё вовсе не так, как кажется. Ты моя семья. Ты, Джон, Ребекка - вы моя семья. Мне жаль, что Ребекка делала это с тобой, я понимаю, почему Джон сделал то, что сделал. Это не месть. Всё это я делаю лишь из-за Ребекки.

Он постоянно повторял это имя, и почему-то ожидал, что Блисс его поймет. И Блисс с животным для себя ужасом ощущала, что понимала. Когда Маррей говорил «Ребекка», ей сразу становилось тепло, но одновременно - так горько и плохо.

Да что вообще происходило в её голове? Почему она была настолько ужасным человеком? Почему она поняла это только сейчас?

- Я не хотел, - сказал Маррей, подходя к Блисс. - Я не хотел, чтобы ты убивала кого-то в своей жизни. Ты... ты вряд ли вынесешь это.

Блисс вскинула руку с пистолетом, вдавив его Маррею в живот: и не смогла нажать на курок. И вовсе не потому, что не хотела это, - пожалуй, именно это она и могла бы сделать, - тело попросту её не слушалось. Она словно приросла к земле, стала статуей, и не могла даже пошевелиться.

- Я не хотел, - повторил Маррей. - Но это случилось.

Маррей аккуратно высвободил из её руки пистолет и отбросил её в сторону. Он смотрел на Блисс, на Пэрриша, пару раз мазнул взглядом в сторону - Блисс знала, что он смотрит на Руби.

- Я всё исправлю, - наконец сказал Маррей, подходя к Блисс. - Мы начнем эту жизнь с чистого листа. Узнаем друг друга снова. Какая разница, если мы снова будем вместе?

Блисс не понимала, о чём он говорит. Блисс не понимала, почему не чувствует ничего.

- Ты... ты не виновата в смерти Пэрриша, - подумав, сказал Маррей. - Но, пожалуй, именно о нём ты должна помнить. Может быть, если ты будешь помнить о нём, то где-то в глубине души будешь знать, что иногда твои поступки крайне нерациональны и несут серьёзные последствия. Будем считать это своеобразным уроком.

Маррей взял лицо Блисс в свои руки.

- Не волнуйся, - зашептал Маррей. - Я всё сделаю так, как надо. Ты никогда не вспомнишь о Руби.

- Ты не сможешь стереть память всем, кто её знает, урод, - всё же смогла выплюнуть Блисс.

- Не смогу, - согласился Маррей. - Всем - не смогу. Я просто сделаю нескольких людей нужной мне точкой для забвения. Каждый раз, когда вы будете говорить с кем-то, кто когда либо знал Руби, они будут её забывать.

Блисс попыталась дернуться, накинуться на него, сделать хоть что-то. В голове билась только одна мысль: «Нужно было сделать это раньше».

Что же, так и было. Она не могла двинуться. Не могла сделать ничего. Она просто смотрела Маррею в глаза. Он держал свои руки на её висках, и Блисс чувствовала, как её сознание окутывает мягкой, приятной дымкой.

Становилось всё равно.

- У нас всё будет хорошо, - слышала она слова Маррея. - У нас всё обязательно будет хорошо.

Грань


Столько вопросов. По-прежнему - столько вопросов. Блисс вышла за дверь, и снова оказалась в поле, полное маковых соцветий. Небо перестало буйствовать, отливать красными оттенками. Светило солнце, приятно греющее кожу. Искрясь, падали звёзды, которые можно было рассмотреть даже в такой солнечный день.
Почему можно было рассмотреть звёзды? Почему это место выглядело таким пластиковым, вылизанным, таким идеальным, таким ненастоящим? Как она здесь очутилась?

Зачем она сюда пришла? Она сюда пришла?

Блисс на подкашивающихся ногах дошла до стула и опустилась на него, прикрыв глаза.

- Представляю, что будет, когда лебенвантия перестанет действовать, - сказала Айвори.

- Ты так сильно раздражаешь, - пожаловалась Блисс. - Какая лебенвантия? Подожди... те цветы, которые я украла. Лебенвантия. Она должна перестать действовать?

- Полагаю, когда ты откроешь все двери, да, - ответила Айвори. - Это только догадка, но в этом мы сильны, ведь так?

Блисс заторможено кивнула. И всё же она не понимала того, что говорила Айвори. Какие двери ей ещё предстояло открыть? Она открыла их все. Она узнала всё.

Ребекка постоянно её убивала. Джон убил Ребекку. Винсент слетел с катушек, и убил её сестру, полагая, что таким образом Ребекка вернется к нему.

Блисс, подумав, сказала это Айвори.

- Нет, - ответила Айвори. - Давай я тебе помогу. Ребекка постоянно тебя убивала?

- Да.

- Винсент слетел с катушек и убил Руби?

- Да.

- Джон убил Ребекку?

- Да.

- Джон убил Ребекку?

- Да!

- Джон убил Ребекку?

Блисс отвернулась, рассматривая маковое поле. Золотых псов больше не наблюдалось: только мак и тишина. Такой же тишиной обладала Ребекка. Такой же тишиной обладала Айвори.

Айвори обладала такой же тишиной?

- Кто я такая, Блисс? - снова спросила Айвори.

- София.

- Кто я такая?

- София. Сильвер. Картер. Мара. Кто-то из них. Одновременно - все.

Блисс сжала руки. И подняла глаза на Айвори.

И увидела.

Айвори, эта Айвори, в которой не было ничего стеклянного - какой же она была сильной. Какой же она была безжалостной, отвратительной, не чуралась сделать кому-то гадость, спокойно могла избить человека до полусмерти. В ней собралось всё самое скользкое, злобное, самое ужасное, в ней собрались все эмоции, все действия, которые Блисс ненавидела, она их презирала, она их не любила.

Всё это было в Айвори. В Айвори, которая делала всё то, что никогда бы не сделала Блисс.

Айвори никогда не прятала голову в песок. Айвори смотрела на всё широко раскрытыми глазами. Айвори всё видела. Айвори была всегда, когда Блисс видеть чего-то не хотела.

Айвори же, в свою очередь, терпела Блисс.

- Это не правда, - сказала Блисс. - Это не правда.

- И как долго ты будешь повторять себе это? - спросила Айвори.

Айвори больше не была за её спиной. Она сидела напротив. Выглядела, как Ребекка. И всё же, всё же, всё же, посмотри правде в глаза, Блисс, посмотри на неё, всмотрись, пойми.

Айвори не была Ребеккой. Айвори никогда не была Ребеккой.

Блисс закрыла глаза. Когда она успокоилась; когда она открыла глаза; когда тишина растворилась в маковых соцветиях; когда небо снова налилось красным, когда снова посыпались рубины, когда можно было услышать, как мотор поезда снова завелся, и снова приближался к ней;

Тогда Блисс увидела себя.

***

«У нас проблемы».

«У нас проблемы? Извини, может быть, тебе снова стоит найти кошку Филча?».

«Винсент остановил всё время Хогвартса. Я наткнулся на Филча по дороге сюда. Портреты и животные - только они остались прежними. В остальном же Хогвартс - один сплошной временной вакуум».

«Сколько же в вас силы?».

«Ты сейчас мне не поверишь, но, на самом деле, ничтожно мало. Без людей мы не сильнее тараканов».

«Но Хогвартс - это школа, конечно же, здесь есть люди! Что делает Маррей? Высасывает всю жизненную энергию из каждого человека в Хогвартсе?».

«В какой-то мере, так и есть. Ты, как и остальные в комнате, связаны с ним, поэтому основная энергия идёт от вас. И есть, разумеется, все остальные».

«Где ты?».

«Рядом с Выручай-комнатой. Я не могу войти».

«Ты издеваешься? Хотя, о чём я говорю. Из всей вашей ненормальной семейки, ты был самым бесполезным».

«Грубо. Но правды это не отменяет»


Малфой посмотрел по сторонам, надеясь, что где-то среди маковых соцветий он увидит Гермиону. Но её по-прежнему не было. С тех пор, как она исчезла в последний раз, больше он её не видел.

«Что с Блисс?».

«Какое-то сумасшествие».

«Мне нужна конкретика».

«Она разговаривала с Ребеккой, которая постоянно называла себя Айвори. Всё это время она была той, кто стоял за её спиной».

«Нет, нет, нет, нет, нет».


Малфой попытался схватиться за голову: и не смог. Если раньше он мог делать хотя бы какие-то действия, или что-то, что его разум считал действиями, то сейчас его как будто заклинило. В голове стояло что-то, что напоминало громкий вой, взрывы, серены, всё это - одновременно.

Глаза заволокло настолько ослепительно белым, что если бы Малфой мог - он бы рухнул на колени. Когда всё закончилось, у него в голове пронесся крик:

«Останови это».

«Ты мне чуть голову не оторвал! Что ты вообще несешь? Если бы я мог что-то сделать, то сделал бы это давно!»

«Сделай хоть что-нибудь! Попробуй пробиться, докричаться до неё, прошу тебя! Она не должна... есть вещи, которые она не должна знать».

«Ты что-то мне не договариваешь, ведь так?».


В голове снова была тишина: Рафферти исчез. Малфой бы не удивился, если бы узнал, что сейчас он просто стоит и со всей дури колотит руками в стену.

«Малфой, сделай что-нибудь. Есть вещи, которые не должна знать она. И уж тем более есть вещи, которые не должен знать Винсент».

«Извини. Но я действительно не могу ничего сделать».


Эта мысль была мимолетной, и в глубине души Малфой понимал, что она не должна была дойти до Рафферти. Но он это услышал. Малфой прикрыл глаза, на миг, просто
моргнул: и увидел стену в коридоре восьмого этажа. Увидел сжатый кулак, почувствовал боль в костяшках. Он раскрыл ладонь, рассматривая потоки золотой пыли, которые просвечивали сквозь кожу.

Малфой обернулся вокруг себя и рухнул на колени, почувствовав невероятную слабость.

«Подонок. Ты занял моё тело!».

«Не совсем. Сейчас тебя нет в твоём теле. И меня там нет тоже».

«Зачем тебе это?».

«Зачем мне это? Ну как же, Малфой. Ты, твоя энергия, всё это должно быть в Выручай-комнате. Остальным туда путь заказан. Но, вот какое дело - в комнате тебя нет. А значит...»


Стена задрожала. Сквозь кирпичи, неохотно, осыпая вниз шелуху и известь, начали прорисовываться мелкие завитки. Вокруг завитков, с той же ленцой, той же медлительностью, начал угадываться контур двери.

Дверь в Выручай-комнату предстала перед его глазами. И, с явным трудом, неохотой и скрипом отварила ворота.

Малфой почувствовал нечто странное: словно его скрутило, после чего с размаху выбросило на встречу ветру. Он снова оказался в своём теле.

«Мы никогда не хотели никому зла».

«Говори за себя».


***

- Винсент.

Гермиона вздрогнула. Этот голос доносился не из призмы воспоминаний Блисс. Он раздавался в Выручай-комнате, и он был настоящим. Значит, их пришли спасти.

Значит, кто-то заметил, кто-то их нашёл!

Ей так хотелось выбраться из этого ужаса, из этого болота паранойи, убийств и насилия. Как можно было быть такими, как они, Гермиона не понимала. Винсент был чудовищем. Но почему те, кто был ему ближе всего, не замечал этого, не хотел замечать?

Хотя, это было неудивительно. Чем была лучше Ребекка, которая убивала каждое столетие лишь из-за... чего? Веселья, которое понимала исключительно она? Чем
был лучше тот, кто называл себя Джоном, когда так же спокойно убил Ребекку, которую называл семьёй?

Блисс оказалась самой нормальной из них, и даже её поступки на поверку не выдерживали никакой морали. Гермионе хотелось, чтобы всё закончилось. Чтобы она
забыла обо всех них, чтобы они убрались из Хогвартса, забрав свои семейные разборки и никогда не возвращались.

Гермиона попыталась успокоиться. А когда у неё это получилось, она кое-что поняла: Николас Рафферти смотрел на Киллиана Маррея. Он называл его Винсентом.

Маррей, непонимающе смотревший на него какое-то мгновение, расхохотался. Смеялся он долго, громко, с такой искренностью, с такой радостью, что на миг Гермиона снова увидела того профессора Маррея, которого знала.

- Я даже тебя не чувствовал, - продолжал хохотать Маррей, утирая слёзы. - Я даже не чувствовал тебя. Хотя, конечно же, можно и было догадаться. Что я за дурак! Ох... если бы не эта щекотливая ситуация, я бы тебя обнял.

- Что ты натворил, Винсент?

- Ничего, за что меня бы следовало порицать. Я просто спасал нашу семью.

Рафферти помотал головой. Он выглядел как человек, который не понимал, что происходит. Он смотрел на Винсента. На всё, что его окружало, и он точно не видел
поля маковых соцветий. Он поднял голову вверх, на небо. Гермиона знала: он видел Блисс, которая парила в воздухе.

- Моя голова... там нет всего. Всё пропадает. Всё исчезает. Всё возвращается. Всё пропадает снова, - заторможено сказал Рафферти. - Но нет чего-то важного. Чего-то, что я должен знать. Что происходит?

- Отлично, - услышала Гермиона недовольный голос. - Ещё один, который не понимает, что происходит.

- Малфой! - обрадованно воскликнула Гермиона.

- Малфой, - вздохнув, кивнул он. - Куда ты пропала?

- Я решила следить за Марреем, - ответила Гермиона. - Не хотела, чтобы он...

- Я тебя понял, - поспешно сказал Малфой.

***

«Эй, слышишь меня?».

«К несчастью, да».

«В таком случае, последние новости: Маррей, или Винсент, как тебе будет угодно, утопил сестру Блисс».

«Что ты несёшь?!».

«Если не веришь, спроси у него. И не забудь уточнить возраст. Я, конечно, не обладатель высокой морали, но убивать детей - даже для меня слишком».

«Как её звали?».

«Руби».


- Винсент, - сказал Рафферти. - Кто такая Руби?

Маррей нахмурился. Обдумывал что-то, раздумывал, прикидывал. В конце концов, он, махнув рукой, сказал:

- Вынужденная жертва.

- Как на счет подробностей? - холодно спросил Рафферти.

- Каких подробностей ты хочешь? - раздраженно спросил Винсент. - Хочешь услышать, что я облажался? Ладно. Я облажался. Руби не была Ребеккой, или её реинкарнацией, или... чем-то, что могло бы напомнить нас. Она была обычной волшебницей, но тогда я этого не понимал.

- И ты убил её, - утвердительно сказал Рафферти. - Сколько ей было лет?

- Сколько ей было лет? - переспросил Винсент. - А сколько бы она прожила? Ты... ты совсем как она. Задаешь те же вопросы и не видишь реальной проблемы.

- А ты отвечаешь одно и то же. Ты всегда так делал, - покачал головой Рафферти. - И что же для тебя «реальная проблема», Винсент?

- Ребекка! - с жаром воскликнул Винсент. - Где же она? Почему не перерождается? Где её тело? Куда ты спрятал её, почему ты по-прежнему не говоришь мне этого? Почему тебя не было так долго?

- Прекрати, - устало ответил Рафферти. - Я не знаю, где тело Ребекки. Я вспомнил многое, но есть что-то ещё. И мы обязательно поговорим об этом. Но сейчас, прекрати. Отпусти их. Ты убил маленькую девочку. Ты убил одну из волшебниц этой школы. И ради чего? Скольких ещё ты собираешься загубить?


Маррей не отвечал ему какое-то время. Смотрел на маковые соцветия, не белоснежное небо, или, может быть, он видел лишь стены Выручай-комнаты - Малфой этого не знал. Малфой не знал, почему, Мерлин его дери, Рафферти так спокойно разговаривал с Марреем.

Невольно он подумал над тем, что было бы, если бы кто-то из его родителей совершил что-то похожее. Убивал ради того, чтобы жить. Убил ребёнка. Да и вообще, не видел бы в убийствах ничего, что могло бы показаться страшным.

Его отец был жесток и вероломен. В его матери было меньше жестокости, но коварства - хоть отбавляй. Убивали ли они ради Тёмного лорда? Да. Можно ли это было сосчитать по пальцам? Да. Испытывал ли сожаление его отец? Да, пусть и не показывал этого. Испытывала ли сожаления мать? Да. И по ней это всегда была видно.

За исключением Тёмного лорда, у всех, кого он знал, была хоть какая-то крупица морали. До сегодняшнего дня Малфой не знал, как выглядят монстры.

- Почему она не возвращается?

- Что? - растерянно спросил Рафферти, и по нему было видно, что его застали врасплох.

- Не делай вид, будто не понял меня, - усмехнулся Винсент. - Она узнала о смерти сестры. Она вспомнила всё. И никогда, никогда она не хотела верить в существование... такого. Она её игнорировала, презирала. Так что же изменилось теперь? Почему она раздумывает? Почему хочет узнать больше?

- Винсент...

- Что она натворила?

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Рафферти, взмахнув рукой, метнул в него шар, сотканный из золотистой пыли. Шар растворился в воздухе, так и не долетев до Винсента.

Малфой устало вздохнул. Единственный человек, который их мог спасти, был самым настоящим слабаком.

«Что она натворила?».

«Я не знаю. Вернее, я знаю. Я чувствую это знание где-то... в подкорке. Оно там. Произошло что-то плохое».

«Как же сложно было догадаться».

«Перенимаешь её привычки? Как интересно».

«Туше».

«И всё же... ты можешь хотя бы предположить».

«Я знаю одно. Она должна выбраться. Она не должна знать некоторых событий. Это может её сломать».


- У меня появилась замечательная идея, - сказал Винсент, и Малфой вздрогнул.

Нет. Блисс говорила так слишком часто. Сейчас он узнал их всех: Винсента, Рафферти, Ребекку. И если кто-то из них говорил про замечательную идею, стоило ждать беды. Судя по тому, как усилилась призрачная хватка на его руке, Гермиона была с ним согласна.

Малфой не заметил, как Рафферти окутали нити золотой пыли, стянули его, не давая вздохнуть.

- Пусти, - спокойно сказал Рафферти, но взгляд его стал тяжелым.

- Ты же знаешь, я не причиню тебе вреда. А вот ты, судя по всему, не против.

- Пусти меня. Убирайся прочь из её головы.

- Мне жаль, - сказал Винсент. - Мне очень жаль. Но, может быть, это преподаст тебе урок. Нельзя довольствоваться крохами, когда весь мир предлагает тебе банкет.

- Винсент, пожалуйста, прекрати творить это. Посмотри, что ты делаешь, - сказал Рафферти.

- Думаешь, я не вижу? - удивлённо спросил его Винсент. - Я вижу каждую из своих ошибок. На новогодние каникулы она сбежала в Копенгаген, представляешь? А я... дурак. Так был рад её видеть, что даже не предал этому значения. Подумал, что это прекрасное совпадение. Купил зеркало. Притащил его в эту школу, хотя прекрасно знал, что с его помощью можно вернуть себе воспоминания. С ней всё было хорошо, и...

- Она металась весь год. Ей было больно, плохо и одиноко, она понятия не имела, что происходит, она срывалась, злилась и пыталась искать что-то, что ты, черт тебя дери, не должен был забирать! У тебя не было никакого права на это. И ты не замечал? И ты смеешь говорить, что с ней всё было хорошо? Ты убил её сестру. И стёр память. Скажи, ты действительно верил, что она ничего не попытается сделать?

- Конечно, я верил, - удивлённо ответил Маррей. - И, честно тебе признаюсь, я даже не представлял себе другого исхода. А теперь... я увидел. Вашу ссору. Признаться, у нас с Ребеккой никогда такого не было. Чего она мне только не говорила, в какие только места не посылала, но нет. Ничего похожего.

В глазах Рафферти; в голове Малфоя вспыхнуло что-то. И начало проноситься стремительно и быстро. Это были не его воспоминания, но он их видел. Он был как крайне близкий сторонний наблюдатель на протяжении долгого времени. Когда всё закончилось; когда воспоминания улеглись, и когда все вспышки прекратились, Малфой с ужасом посмотрел на Блисс.

Она всё ещё сидела напротив себя. Мир постепенно расплывался. Малфой уже знал, что именно она увидит. Малфой знал, что увидит Киллиан Марррей. И Малфой знал,
что им очень повезёт, если хоть кто-то в этой комнате останется в живых.

Айвори


То, что мы не воспринимаем всерьёз, не может нас ранить.©

Оказавшись на поверхности, первое, что сделала Айвори, с силой ударила себя по лицу. Ребекка не успела перехватить её руку, но по тому, с какой силой она дернулась, было заметно, что сделать это она хотела.

- Не утруждайся, - поморщилась Айвори. - Уверена, ты и сама хотела это сделать.

- Нет, не хотела, - возразила Ребекка. - И никогда не хотела.

- Никогда не думала, что можно плакать до обморока, - задумчиво сказала Айвори. - Но она не перестает меня удивлять. Я не перестаю себя удивлять.

Айвори постучала себя по виску, улыбнувшись.

- Это крайне сложно.

- Я догадывалась, - сухо сказала Ребекка. - А теперь, сделай нам одолжение, уйди. Или мне помочь тебе в этом?

- А разве это не удобный шанс? Знаешь, избавиться от неё на ближайшие сто лет, - сказала Айвори, ткнув себя в грудь. - Я даже не буду сопротивляться.

Ребекка просто смотрела на неё, не двигаясь с места, и даже не пытаясь заговорить.

- Прекрати! - воскликнула Айвори, и голос её звучал обиженно. - Не надо смотреть на меня этим взглядом. Я не наброшусь на тебя, если ты попытаешься что-то сделать. Или всё дело в том, что я сильнее, чем она? Могу пробить тебе грудную клетку рукой и, не утруждаясь, вырвать сердце? Ты этого боишься, да?

В глазах Ребекки вспыхнуло что-то, что Айвори поняла сразу же. Свои ощущения она поняла тоже: ей стало невыразимо любопытно. Ей стало интересно, а интерес в ней не просыпался, пожалуй, никогда.

Когда Ребекка набросилась на неё, пытаясь дотянуться до шеи, Айвори небрежно отбросила её в сторону, так, чтобы Ребекка ударилась лишь слегка: чтобы ничего себе не повредила.

Айвори цокнула языком, посмотрев на Ребекку с явным восхищением.

- Я не верю, - покачав головой, восторженно сказала Айвори. - Ты этого и хотела, ведь так? Всё это время, что ты лишала жизни эту бесхребетную овечку... ты хотела, чтобы она узнала. Ты хотела, чтобы узнала, разозлилась и, набросившись на тебя, сделала с тобой то же самое, что ты делала с ней на протяжении всего времени. Жаль, что я не могу с ней поговорить. Но если когда-нибудь я пойму, как я смогла бы это сделать, то обязательно рассказала бы. Тихая Ребекка, прекрасная Ребекка, подумать только! К тебе бы больше подошло определение «Ребекка без мозгов». Ты серьёзно думала, что она когда-нибудь сделала бы это? Набросилась на тебя? Помилуй, дорогая. Она, скорее, побежала бы к Эрику. Или, всё же, к Винсенту.

Ребекка встала и, прихрамывая, дошла до стула. В глазах её читалось такое потрясение и понимание, что Айвори не выдержала: громко рассмеялась.

- Ты действительно верила в это, - заключила она. - А после ты подумала, что, возможно, это пройдёт со мной. Но нет. Хотя, возможно, и да. Если ты расскажешь мне, зачем тебе это нужно, то я обязательно подумаю над этим.

Ребекка открыла рот. Закрыла. Снова открыла, и из горла её вырвался хрип. Она схватилась за голову, и, положив её на стол, прикрыла глаза. Айвори поморщилась, и, подойдя к ней, взяла её лицо в свои ладони, несколько раз хлопнув по щеке.

- Мне становится всё интереснее жить в этом мире, - пробормотала Айвори. - Спрошу немного по другому: ты можешь мне рассказать, зачем тебе это нужно?

Ребекка после нескольких секунд помотала головой, и было видно, что даже такое действие ей даётся с трудом.

- Но ты хочешь мне рассказать, - сказала Айвори, и это не было вопросом.

Ребекка коротко и судорожно кивнула.

- Если я буду задавать тебе наводящие вопросы, это поможет хоть сколько-то? - спросила Айвори.

Ребекка помотала головой. Кивнула. Снова помотала головой. Айвори не выдержала: закатила глаза.

- Как же с тобой сложно. А если... если я буду задавать тебе правильные наводящие вопросы? Такие, которые сформулированы крайне расплывчато, но, всё же, смысл в них хоть какой-то, но будет?

Ребекка быстро кивнула. Айвори отпустила её голову, и, пройдя к окну, бездумно уставилась на простилающийся перед ней Рим.

Хорошо. Хорошо. С этим можно было как-то разобраться.

Когда Сильвер прибежала к Ребекке, то думала, что в ней живет вторая личность, которую зовут Айвори. Конечно, она ошибалась. Тем не менее, Ребекка, не смотря на успокоения, была рада тому, что Сильвер что-то поняла. Если вспомнить лицо Ребекки после того, как Сильвер начала нести чушь, то можно было понять, что не на такие выводы она рассчитывала.

Сильвер плакала. Сильвер заходилась в истерике, и повторяла, что они справятся с этим.

«У тебя такой взгляд, будто рушится мир, а другие этого не замечают».

Ребекку эти слова нисколько не удивили. Всё остальное поведение, если не считать неверных выводов Сильвер - тоже.

Что такого хотела донести Ребекка, что это разрушило бы мир Сильвер? И с чем нужно было бы справиться Ребекке?

- Это связано с твоей природой? - обернувшись, спросила Айвори. - С тем, что ты спутник?

Ребекка, на секунду задумавшись, облегченно вздохнула и ответила:

- Полагаю, да, связано. Я спутник. Но не такой, как ты. Как она.

- О! - радостно воскликнула Айвори. - Кажется, у нас вырисовывается нормальный диалог. Хорошо. Ты у нас, выходит, какой-то новый подвид спутника?

- Нет, - улыбнувшись уголком губ, ответила Ребекка. - Я крайне обычна. В отличие от вас с Эриком.

- Ты крайне обычна в отличие от нас с Эриком, - повторила Айвори. Затем она повторила это снова. И снова. Она повторяла эту фразу до тех пор, пока перед глазами не начало дребезжать что-то, похожее на понимание. - Мы с Эриком - Истинные спутники. Вы с Винсентом - тоже. Это так?

- Нет, - ответила Ребекка. - Это не так.

Айвори подождала, пока Ребекка сформулирует что-то, что крутилось у неё в голове.

- Ты, Эрик... одно и то же, - фыркнула Ребекка. - У меня такого не было никогда. Я вот на вас смотрю - и понимаю, о чём все эти годы твердил Винсент. Истинные спутники. Не понимаю, как он, смотря на вас, может по-прежнему верить в то, что и мы - такие же.

Айвори нахмурилась, пытаясь понять, к чему клонит Ребекка.

- О чём ты? - наконец спросила она. - Ты и Винсент, вы же всегда вместе. Так долго.

- Так и есть, - звонко засмеялась Ребекка. - Очень, очень долго. Он всегда меня защищает. Следит за моим здоровьем. И всегда, всегда спасает, не давая мне умереть.

Айвори просто смотрела на Ребекку. Ждала дальнейших объяснений.

- Помнишь, Винсент взбесился? - спросила Ребекка. - Убил двадцать человек. Ты и Эрик считали, что у него случился нервный срыв. Что он очень сильно волновался за твою жизнь. В какой-то мере, так и есть, он к тебе привязался. Но дело было вовсе не в этом, и никакого срыва у него не было. А вот план - был.

- Какой ещё план? - с интересом спросила Айвори.

- Убить двадцать душ, - охотно ответила Ребекка. - Видишь ли, чтобы поддерживать жизнь во мне, нужно действительно много энергии. Винсент, он... вы делали его лучше, и он не хотел вашего разочарования. Но я начала угасать, убить кого-то так, чтобы Эрик об этом не прознал, он не мог. Ему нужно было что-то делать.

Айвори вспомнила, как София смотрела на Ребекку. На уставшую Ребекку, чей цвет кожи стал отливать серым. На Ребекку, в уголках глаз которой начали проявляться морщины. Тогда она думала, что Ребекка просто сильно за неё волновалась. Теперь всё стало гораздо понятнее.

- Но если ты не истинный спутник, как у него это получается? - спросила Айвори.

- Полагаю, всё дело в крови. А кровь у нас одна, - Ребекка взяла несколько бумаг и, нахмурившись, стала в них вчитываться. - Конечно, в глубине души он обо всём прекрасно знает. Но он продолжает делать так, чтобы я жила. Оправдывает себя тем, что не хочет изменения наших лиц. Мы же держались так долго, какая разница, сколько обычных смертных умрёт ради этого.

Ребекка с силой приложила стопкой бумаг о стол.

- Но правда в том, что когда я умру, он своё лицо изменит. А вот я - нет. Меня просто больше не будет. Когда я тебя убивала, у меня не было цели лишить тебя жизни навсегда. Напротив. Я хотела привлечь твоё внимание. Я думала, что когда ты узнаешь, то будешь слишком зла, чтобы разбираться, - Ребекка на миг замолчала. - Не ты. Она, Сильвер. Или кто-то из остальных.

Айвори смотрела на неё с жалостью, и испытывала к ней то же самое. Она не могла понять, как Ребекка вообще могла думать о том, что у такой, как Сильвер, поднимется на неё рука. Неужели Ребекка действительно не понимала, как она к ней относилась? И как сильно ей было плевать.

Плевать на то, что Ребекка её убивала. Может быть, Сильвер хотела разобраться и хотела узнать больше. Узнала бы. Разобралась бы. Для Сильвер не изменилось бы ничего. Ребекка была для неё важной, её семьёй. И она никогда бы не подняла на неё руку.

Последняя мысль заставила её кое о чём задуматься.

- Предположим, ты действительно хотела, чтобы она убила тебя, - медленно сказала Айвори. - Что тебе мешает сделать это самой?

- Самоубийство? - с интересом спросила Ребекка. - Не слишком по библейски. Не смотри на меня так, я пошутила. Сейчас кое-что тебе покажу, только, пожалуйста, не кричи, не плачь и... точно. Всё время забываю, с кем именно говорю.

Ребекка, не дождавшись ответа, взяла одно из своих любимых перьев. После чего, аккуратно приложив пишущую часть к запястью, с силой надавила и провела от середины руки до запястья. Айвори наблюдала, как выступившая кровь превращалась в золотую пыль.

Ребекка её стряхнула, показывая чистое, без единого шрама, запястье.

- Иногда дело не в крови. Иногда крови нет вообще.

Она аккуратно положила перо на стол, после чего спросила:

- Так что? Сделаешь это?

- Возможно, - легко ответила Айвори. - Или, может быть, нет. Сначала я должна узнать, зачем тебе это нужно. Как думаешь, может быть спросить у Винсента? Уверена, он окажет тебе помощь, поймёт, в чем дело.

Ребекка вскочила стремительно и резко. Подбежала к Айвори, схватила её за руку, и с ненавистью посмотрела ей в глаза. Не будь Айвори той, кем она была, испугалась бы. А так... она брезгливо отбросила руку Ребекки.

- Не смотри на меня так, - спокойно сказала она. - Я, пока не докопаюсь до правды, убивать тебя не стану. Но неприятно сделать смогу.

Айвори, задумавшись, сказала:

- Значит, к Винсенту мне идти нельзя. Почему?

Ребекка снова молчала и, как только она открывала рот, силясь что-то сказать, сразу же его закрывала.

- Я могу пойти к Эрику?

Ребекка быстро покачала головой.

- А к нему почему нельзя? - изумилась Айвори.

- Эрик предсказуем, - ответила Ребекка. - Он добрый, он всегда за справедливость. Но он предсказуем. И тебя он слушать не станет.

- Ты права, меня он слушать не станет, - кивнула Айвори. - Но при чём здесь его предсказуемость?

- Он крайне предсказуем, - повторила она. - У этого есть последствия.

Айвори на секунду задумалась.

- Связана ли его предсказуемость с тем, что сейчас ты не в состоянии говорить со мной нормально?

- Да, - ответила Ребекка. - Связана.

- А что с Винсентом? Ты его сестра, он сделает ради тебя всё. Почему нельзя пойти к нему?

Ребекка снова замолчала. Айвори это надоело, и Айвори понимала, что ей осталось сравнительно недолго: кабинет и Ребекка начали принимать неясные очертания, и было у неё ощущение, словно она находится во сне. Значит, Сильвер снова вернет себе контроль.

- Я кое-что связала, - наконец сказала она. - Первый раз я появилась, когда она была Софией Саммер, и я смогла ей спасти. В следующий раз я оказалась рядом, когда она по-прежнему была Софией, но одновременно - Лидией. Сейчас я здесь снова. Значит, одна жизнь, - одно моё появление. Может быть, в будущем я смогу появляться чаще, но не думаю, что смогу появиться в этой жизни хотя бы ещё раз.

- Ты появилась гораздо раньше, - внезапно ответила Ребекка.

Айвори даже растерялась. А вот это было уже интересно. Она была уверена, что появилась в самый критический момент для Софии, - когда её жизни угрожала опасность. Тем не менее, когда Винсент Кэрролл напал на Софию, вырваться она не могла. Хотя была должна.

Следующий раз она помнила смутно. Ей нужно было подсказать, чтобы София обратила больше внимания на Ребекку.

И вот - ещё один раз.

Ребекка была права. Тогда, в Хогвартсе, Софии не угрожала опасность. Сейчас - тоже. Так почему она появилась?

- Ты - её самозащита, - сказала Ребекка. - И не только физическая.

- Я догадалась, - просветила её Айвори.

- И... ты похожа на меня, ведь так? Внешне?

- Она считает меня твоей копией, - ответила Айвори, и, говоря это, ей казалось, что её засунули под воду. - Сделай одолжение - прикончи её. Больше я появиться не смогу, по крайне мере, пока она Сильвер. А мне с тобой безумно интересно, не смотря на твои проблемы с головкой.

- Нужна магия проводника, - ответила Ребекка, и в голосе её звучала тоска.

Прежде, чем Айвори воззвала к Наутиз, и прежде, чем померкло её сознание, она успела словить себя на мысли: что такого страшного произошло у Ребекки, что она хочет умереть? И почему она упорно продолжала убивать Сильвер, хотя по ней было видно, что это последнее, чего бы она хотела.

***

Айвори попыталась схватить маленький клочок бумаги, на котором было нацарапано имя и адрес. Почему-то ей хотелось его вернуть, оставить себе. Она была уверена, что Стелла не запомнила имя этого человека.

А даже если бы запомнила? Что тогда?

Раздумья над этим давались ей с трудом: вокруг происходило что-то страшное, Ребекка тащила её к краю борта. В отличие от Стеллы, Айвори кое-что поняла: не там они должны были ждать Винсента и Навина.

Борт, к которому её вела Ребекка, наполовину затонул. Сбросить Стеллу в ледяную воду сейчас было бы легче всего.

- Не боишься, что это будет слишком подозрительно? - спросила Айвори.

Ребекка на мгновение ослабила хватку, обернувшись. Айвори, посмотрев на её лицо, едва не поперхнулась. Ребекка была рада её видеть, причём радость эта была неподдельной. Да что же творилось у неё в голове?

- Я уже и не надеялась тебя встретить, - сказала Ребекка, и в голосе её звучали самые настоящие слёзы.

- А я редко на что-то надеюсь, - ответила Айвори, понимая, насколько глупо это звучит. Поведение Ребекки вызывало в ней высшее непонимание. - Может быть, оставишь меня в покое? То есть, её. Её тело, мой разум, её разум, который находится в спячке. Почему я так много говорю?

- Пожалуйста, воспользуйся проводником, - сказала Ребекка. - Перенаправь его в мою сторону, распыли меня.

- Стоп, - попытавшись вырваться из хватки Ребекки, сказала Айвори. - Слишком много ненужных слов. Помнишь, о чем мы говорили? Я не собираюсь тебя убивать. И если ты сейчас спросишь, почему, то, клянусь, я тебя ударю.

Прежде, чем Ребекка что-то ответила, Айвори сказала:

- Мне нужна причина. Или цель. Причина, которая будет настолько убедительной, что сможет стать моей целью тебя убить. Как бы странно это не звучало.

Ребекка загнанно посмотрела по сторонам. Перевела взгляд на Айвори, а после - на её сжатую в кулак руку. В её глазах что-то вспыхнуло.

- Он тебе понравился, ведь так?

- Кто? - растерялась Айвори.

- Тот человек, - сказала она. - С белыми волосами. Он понравился тебе.

- Не знаю, - честно ответила Айвори. - Мне - очень вряд ли. Но, пожалуй, он понравился Стелле. Я почувствовала это в тот момент, когда менялась с ней местами. Это было такое чувство... что-то похожее она испытывала к Барбаре.

- К Барбаре? - опешила Ребекка.

- Да, пожалуй, - задумчиво ответила Айвори. - Когда она была Софией, к Барбаре у неё было другое чувство. Нет, всё осталось прежним, но была какая-то примесь.

- А что случилось потом? - спросила Ребекка.

- Потом он стал Фаустом, а она - Лидией, - просто ответила Айвори. - Примесь исчезла. Но я не понимаю, с чего ты решила об этом заговорить.

- Примесь, о которой ты говоришь, называется влечением, - сказала Ребекка. - Если влечение взаимно, и если события складываются так, как надо, влечение может перерасти в отношения.

- И в любовь, - закончила за неё Айвори.
- Подожди говорить о любви, - покачала головой Ребекка. - Иногда влечение бывает односторонним. Иногда отношения складываются, но исключительно так, как того хочет только один человек, вовлеченный в эти отношения. Возможно, этот человек считает, что таким образом сможет получить любовь того, в кого влюблён сам.

- Я запуталась, - помолчав, призналась Айвори. Ледяной ветер пробирал до костей, и она чувствовала, что ещё один сильный порыв: и её сметет за борт.

- Попытайся говорить, - сказала Ребекка, схватив её за плечо, придавив к одной из уцелевших балок. - Попытайся сопоставить то, что я сказала тебе.

Айвори не стала говорить: она закрыла глаза, абстрагируясь от того, что происходило, абстрагируясь от холода, от Ребекки.

«Примесь, о которой ты говоришь, называется влечением».

«Влечение может перерасти в отношения».

Нет. Не то. Было что-то ещё. Что-то, Ребекка говорила в их предыдущую встречу.

«Я спутник. Но не такой, как ты. Как она».

«Эрик предсказуем. У этого есть последствия».

Предсказуемость Эрика была связана с тем, что Ребекка не могла говорить нормально. Эрик был виноват в этом? Нет. Его предсказуемость привела к такому исходу? Да.

Что такого предсказуемого мог сделать Эрик, что Ребекка не могла говорить о вещах, о которых хотела говорить? Почему из-за этих вещей Ребекка хотела умереть?

Айвори зажмурилась сильнее, пытаясь понять, как именно можно было решить эту задачку.

Под веками начали вырисовываться фигуры. Ребекка, Винсент, Навин, Стелла.

Неожиданно кое-что изменилось: Ребекка и Винсент остались прежними. Лицо Стеллы - тоже. Но рядом с ней стоял Барбара. Рядом с Софией стоял Барбара. Винсент сидел на стуле и дремал на плече Ребекки.

Ребекка, проснувшись, сбросила его голову со своего плеча. София Саммер не предала этому значения. Но Айвори поняла: слишком резко Ребекка отшатнулась от Винсента. И то было вовсе не от усталости. Что-то было хаотичное в её движениях. Нервное. Тревожное.

Что-то, связанное с отвращением.

«А что с Винсентом? Ты его сестра, он сделает ради тебя всё. Почему нельзя пойти к нему?»

«Ты - её самозащита. И не только физическая».

«Ты появилась гораздо раньше».

«Иногда влечение бывает односторонним».

- Ребекка, - сказала Айвори. - Винсент... нет, не так. Предсказуемые действия, которые совершил Навин, были каким-то образом связаны с тобой и твоим братом?

Ребекка кивнула. Кивнула быстро, резко, вцепилась взглядом в лицо Айвори, закивала быстрее, словно подгоняла.

- Я кое-что должна тебе сказать, - сказала Айвори. - У меня сложилась картина. И пытаюсь, честно, я пытаюсь найти нужные фразы, но у меня не получается. Я скажу так, как считаю нужным. Но прежде, чем я договорю, ответь мне, ты сможешь не отключиться? Сможешь хотя бы кивнуть, чтобы я точно была уверена? Потому что если я не буду уверена, всё может быть напрасным.

Ребекка снова кивнула.

- Я появилась из-за тебя и Винсента, - сказала Айвори, и это было даже не вопросом: она была уверена. Она знала, что совсем скоро эти воспоминания к ней вернутся.- Я появилась из-за того, что Винсент делал с тобой то, чего ты не хотела. Это увидела Мара, и в тот момент, не имея возможности спрятаться, каким-то образом появилась я.

Ребекка закрыла лицо руками, и можно было увидеть её очередные судорожные кивки. В этот же момент Айвори поняла одну неприятную вещь: её сознание уплывало, уплывало настолько стремительно, что возможности остаться ещё на несколько мгновений попросту не было.

Но прежде, чем она уплыла, кое-что она сделать успела.

- Наутиз.

Ребекка её поняла.

***

Ребекка не прекратила. Картер чувствовала, как глаза застилает красная пелена, и как она уплывает куда-то, где не было ничего - только преследующая её темнота.

Айвори резко задышала и, не сдержавшись порыва, со всего размаха влепила Ребекке пощечину. Ребекку унесло в сторону, но она сразу же восстановила равновесие, просто пожав плечами: мол, заслужила.

- Это не я, - сказала Айвори, с удивлением рассматривая свою руку. - То есть, я, но не совсем.

- Выходит, меня хотела ударить Картер?

- Ты сильно её расстроила, - сказала Айвори. - Она хотела, чтобы это сделала я, а вот мне исключительно всё равно, что ты её расстроила. Видимо, получилось то, что получилось.

Айвори прислушалась к себе. И с удивлением поняла, что Картер она не чувствовала. Обычно была какая-то нить, какое-то неприятное чувство. Но сейчас Картер ушла настолько глубоко, что не ощущалась вовсе.

- Ты в опасности, - сказала Ребекка, и тут же себя поправила. - Картер - в опасности.

Айвори не стала ничего отвечать на это. Она была уверена, что были вещи, о которых Ребекка могла говорить спокойно. И опасность, или мнимая опасность Картер, - Ребекке не всегда можно было верить, - была одной из них. Айвори ждала, пока Ребекка снова заговорит.

Не было никакого дела о наркотиках, не было самих наркотиков, и сети наркоторговцев - её не было тоже. Всё это было фикцией и фальшью, изначально придуманной Винсентом. Ему нужно было максимально отвести от себя подозрения, и всё делалось лишь ради одной цели - узнать, сколько пыли хранила в себе Картер.

- Ты не представляешь, сколько её в тебе, - прошептала Ребекка, нежно смотря на Айвори, не видя её: только Картер. - Ты сидела там, держала голову Жана на коленях, и в тот момент... мы всё видели. Помимо его пыли, мы видели твою. Ты была такой красивой и совершенной. Ты была готова отдать всё, лишь бы он был жив. Картер, ты не представляешь, какая у тебя воля жизни и сколько этой жизни в тебе.

- И зачем Винсенту знать, сколько в ней жизни? - непонимающе спросила Айвори.

- Разумеется, ему нужна жизнь, - ответила Ребекка. - Не только для меня. Для того чтобы я могла создать новую. Всё это время он пытался понять, что именно ему нужно сделать, чтобы я... смогла. И теперь он это понял.

Айвори казалось, что Ребекка несла сущую околесицу и, судя по всему, искренне в эту самую околесицу верила. Неужели Винсент мог поступить так с Картер? Винсент дорожил ей, защищал. Айвори не могла поверить, что Ребекка действительно пыталась убедить её в том, что Винсент хочет принести в жертву Картер... ради какого-то несуществующего ребёнка.

Она смотрела на Ребекку, и ей казалось, что чем больше она всматривалась в её лицо, чем больше анализировала, сопоставляла и вспоминала, тем сильнее к ней приходило понимание.

«Непроходимая дура».

Кэрролл был прав. Винсент был прав. Картер была непроходимой дурой, которая не видела дальше своего собственного носа. Она была столь долго свидетельницей чужой боли, и не делала ничего, чтобы эту боль прекратить. Она просто жила, и этой жизни радовалась, не обращая внимания ни на что вокруг. В особенности на Ребекку, которой требовалась помощь. И из всех людей мира она, какая ирония, хотела получить эту помощь от Картер.

А самой Картер, Софии, Джейми, Лидии, всем остальным - им всем было наплевать. Какая разница, если у неё всё было хорошо и она была счастлива, правда же?

Правда? Зачем что-то делать, когда есть Айвори? Разбирайся сама, Айвори. Делай за меня всё, Айвори.

Конечно, Картер. Разумеется, Картер. Не пойти ли тебе к черту, Катер, как же ты меня достала, Картер.

- Джон не сможет тебе помочь, я полагаю?

- Джон сможет защищать и скрывать Картер, - ответила Ребекка. - И только Картер. Меня же Винсент найдёт, и нет такого места, где я бы смогла от него спрятаться. Пожалуйста, пойми, у тебя есть всего один выход.

- Предлагаю прогуляться, - сказала Айвори. - Если сегодня я пойму всё, и произойдёт то, о чём я думаю, лучше бы нам не быть здесь.

- Подожди, - судорожно сказала Ребекка, и, порывшись в подоле своего платья, достала что-то едва мерцающее. - Вот. Это тебе. То есть, ей.

- Что это? - поморщилась Айвори, беря в руки цепочку. - Серьёзно? Кулон в форме моей руны из... чего он?

- Это хризолит, - ответила Ребекка. - Когда я придавала ему форму, то случайно вымыла весь цвет. Я давно хотела подарить его Картер, но как-то случая не находилось.

- Конечно же, этот случай самый подходящий, - иронично хмыкнула Айвори, пряча кулон в кармане своего жакета. - Не важно. Спасибо за бесполезную безделушку. А теперь вернёмся к делу. Так что? Есть идеи, куда нам отправиться?

- Темза, - сказала Ребекка. - Спустимся к реке. Есть там одно место, где открывается чудесный вид на небо.

На ночном небе виднелась мутная, затянутая белесыми тучами луна. Звезды были такими же: блеклыми, невыразительными.

- Нас слишком часто заносит в Лондон, - сказала Ребекка. - Тебе здесь нравится? То есть, Картер. Ей здесь нравится?

- Не сказала бы, - ответила Айвори. - Из всех мест, где мы побывали, Лондон, как и всю Англию, она любит меньше всего.

- А ты? - спросила Ребекка. - Тебе нравится Лондон?

- Нет. Мне вообще мало что нравится, - ответила Айвори. Интерес Ребекки стал ей надоедать.

- Ты как-то обмолвилась, что появлялась до твоего сражения на реке, - сказала Ребекка. - Когда ты появлялась? Картер, ещё будучи Софией, говорила, что ты была совсем маленькой.

- Да, я была ребёнком, - пожала плечами Айвори. - Она представляла меня, как ребёнка. Позже я появлялась тоже. Раньше я думала, что это было как-то хаотично и непоследовательно. А сейчас поняла - я появлялась только тогда, когда ей была нужна помощь. Сказать что-то, что она не могла сказать. Дать отпор кому-то. Убить кого-то.

Айвори замолчала, поморщившись.

- Я её не понимаю, - продолжила она. - Никогда не понимала. Вокруг неё происходило такое. Постоянно. Прямо перед её носом.

- Она не замечала, - сказала Ребекка.

- Не защищай её, - отмахнулась Айвори. - Она не хотела замечать, и это - разные вещи. Не хотела, да. И всё же, что-то она понимала. Что-то - да замечала. Когда она была Сильвер, то пробралась в собор святого Петра. И слышала разговор папы римского и Винсента. То, о чём они говорили, было слишком очевидно. Это было так легко понять. Ей стоило только подумать. Стоило обратить внимание на кого-то кроме себя.

- О, поверь, она обращала.

- Они - одно и то же, - сказала Айвори. - Ты была права. Но даже на него она обращала внимания недостаточно.

- Ты так считаешь?

- Да. Он достоин всего в этой жизни. Внимания. Защиты. Настоящей жизни, в которой ему бы не пришлось волноваться о Картер каждую секунду. Я... она так хочет, чтобы ему было хорошо и спокойно. Но понять, что для этого нужно решить глобальную проблему, она не хочет.

Ребекка положила руку ей на плечо, но Айвори сразу же её сбросила.

Айвори видела предельно ясно, зачем они здесь. Ребекка - тоже. Так зачем было тянуть? Она распылит Ребекку. Ребекка не сможет возродиться, убийства прекратятся, и Картер сможет дожить до двадцати пяти, больше никогда не будет стареть.

И Джону, наконец, за всё то время, за все те столетия, что они были вместе, станет спокойно. Он сможет сохранить своё лицо, сможет, наконец, стать собой.

- И всё же, неужели нет другого выхода? - спросила Айвори, с отвращением чувствуя, насколько беспомощно звучит её голос. - Того, в котором ты останешься жива?

- Нет, - ответила Ребекка. - А даже если бы и был - я не хочу. Это даже не из-за... даже если бы он исчез... я больше не хочу. Так - не хочу. И жить с воспоминаниями об этом - тоже.

Ребекка помолчала какое-то мгновение. Наверное, ждала, когда заговорит Айвори. Айвори просто-напросто не знала, что именно должна была сказать.

- Если... если Винсент найдёт вас, - сказала она, сухо сглотнув. - Если когда-нибудь он сделает что-то с вами, с тобой, если покусится на ваши воспоминания... иди в Хогвартс. Найди любые записи Мнемоны Рэдфорд. Зеркало... тебе понадобится зеркало. Если ты всё забудешь, в её голове всё равно что-то, да останется. В конце концов, в её голове всегда будешь ты. Раннее воспоминание. Лучшее воспоминание. Ложное воспоминание. И одно из самых последних. Там было что-то такое.

Айвори только пожала плечами. В слова Ребекки она почти не вслушивалась: уж что-то, а до её воспоминаний Винсент никогда не доберётся.

Ребекка крепко обняла её. Айвори, попытавшаяся было её отбросить, замерла. Она поняла: Ребекка обнимала не её. Она обнимала Мару. Аврору. Джейми. Софию. Она обнимала всех, кем она была когда-либо.

Но сейчас, в первую очередь, она обнимала Картер.

- Я очень тебя люблю, - прошептала Ребекка. - И Джона. Вы такие чудесные. Вы - лучшее, что случалось со мной в этой жизни. Спасибо. Спасибо, что были со мной, спасибо за эту доброту.

Ребекка говорила, говорила и говорила. Срывалась на шепот, постоянно повторяла одни и те же фразы, пожалуйста, София, если ты слышишь меня, София, если ты когда-нибудь узнаешь, если это произойдёт, не вини себя. Никогда не смей себя винить, цветочек.

- Она тоже тебя любит, - сказала Айвори. - Уж кто, как не я, об этом знает.

Ребекка отошла от неё. Айвори увидела текущие по её щекам дорожки слёз. Айвори их стерла, так и не убрав руку.

Ребекка, глубоко вздохнув, смотря прямо, глаза в глаза, произнесла:

- Fleoge. Bregdan anwiele gefeluec.
- Наутиз.

Первая золотистая трещина пронзила лицо Ребекки. За ней потянулись и остальные. Её лицо рассекалось на мельчайшие трещины, следом покрылись ладони, а после - она вся. Ребекка захотела что-то сказать - но вместо слов изо рта вырвалось облачко золотистой пыли. В тот момент, когда её глаза полностью заволокло тем же золотом, она распалась.

Распалась, не устремившись в небо. Золотая пыль осела на землю. Последний её клочок ветер унес к реке только к рассвету.

К рассвету её нашёл Джон. Он был бледным, злым, отчаянным и отчаявшимся - Айвори так и не смогла понять, что из этого могло бы характеризовать его лучше.

- Снова ты, - окинув её мутным взглядом, сказал Джон.

- Снова я, - легко согласилась Айвори. - И я снова тебе не нравлюсь. Никому из вас.

- Что случилось? - спросил Джон. - Когда я перестал чувствовать Картер, я понял, что ты снова появилась. Что случилось? Ты никогда не оставалась настолько долго.

- Я тоже об этом думаю, - задумчиво сказала Айвори. - Когда я сделала то, что от меня требовалось, ожидала, что сразу же вернусь... в спячку? Но я всё ещё здесь. Ты её чувствуешь?

- Слабо, - ответил Джон. - И если ты замешана в этом...

- О, прекрати, - закатила глаза Айвори. - Ты же знаешь, что если бы она того не хотела, не было бы и меня.

Айвори не секунду замолчала, уставившись себе под ноги.

- Если она не вернется, то я останусь здесь навсегда, - сказала она.

- Этого не случится.

- Правда? Ты слишком уверенно говоришь это.

Джон хмыкнул что-то себе под нос. Айвори этого не услышала, но злости прибавилось изрядно. Ничего не говоря, она стремительно подошла к Джону и без предупреждения схватила его за виски.

- Наутиз.

Айвори знала, что ей не следовало показывать больше прошедших нескольких часов. Но злость была настолько сильной, неясной, что она решила действовать иначе.

Всё, что было связано с ней, вся её короткая, мимолетная жизнь раскрывалась Джону. Каждое её действие. Каждый шаг. Каждый поступок.

Каждый разговор с Ребеккой. Когда всё закончилось, у Джона были стеклянные, бессмысленные глаза.

- Я знаю несколько вещей, - сказала Айвори, не отнимая руки от его головы. - Я знаю, что и ты, и Винсент часто задаются вопросом, почему я появилась. Вы же так сильно её защищали. Постоянно сдували пылинки, старались, изо всех сил старались уберечь её от всего, что происходило. Ты часто винишь себя, что, видимо, Картер не доверяет тебе настолько, чтобы не бояться за свою жизнь. Ты думаешь, что если бы не то утро у красной реки, меня бы никогда не было. Ты так упорно винишь в этом себя.

Айвори продолжала держать руки на его висках, продолжала дополнять его разум деталями.

Там было всё, что случалось с ней когда-либо.

Всё - с самого начала.

- Хочешь знать, как я появилась? - спросила Айвори. - Хочешь знать, с чего всё началось на самом деле? Когда ваша прекрасная жизнь начала разрушаться? Я могу показать и это. Но как же сильно тебе не понравится увиденное.

- Покажи, - не думая ни секунды, сказал Джон.

Всё начало изначально, всё началось с Мары. С Мары, вечно блуждающей по темным коридорам бесконечного серого, с Мары, заглядывающей во все уголки, в которые она могла заглянуть, во все замочные скважины, во все двери. С Мары, которая прислушивалась к каждому шороху, каждому крику и каждому стону.

С Мары, которая в своих скитаниях, в своих блужданиях, нашла дверь, в которую никогда не должна была заходить, о которой не должна была знать.

Всё началось с Мары. Всё началось с Винсента, который не закрыл дверь. Возможно, всё началось с Ребекки, которая позаботилась о том, чтобы дверь не была закрыта.

Так или иначе, дверь в комнату Винсента не была закрыта. Так или иначе, всё началось тогда, когда Маре даже не пришлось её открывать - ей хватило приоткрытого зазора для того, чтобы заглянуть в комнату.

Чтобы увидеть Ребекку, голова которой свисала с кровати. Чтобы увидеть Ребекку, лицо которой была подсвечено нескольким светом свечей, её голову, свисающую с кровати. И Винсента - между ног Ребекки.

Винсент двигался, не отрывая взгляда от груди Ребекки. Ребекка смотрела в пустоту остекленевшим взглядом. В какой момент в её взгляде появилась осмысленность, Мара так и не поняла.

- Ребекка увидела её, - сказала Айвори. - Мара убежала. Её стошнило несколько раз, а ваша связь была не настолько сильная, чтобы ты что-то заметил. Или причина была в том, что она не хотела допускать тебя в свои чувства - я до сих пор этого не знаю. Но так плохо, как тогда, ей больше никогда не было. Она не хотела разбираться с этим. Не хотела этого вспоминать. И тогда появилась я.

Тогда появилась она, Айвори, и забрала все воспоминания себе. Тогда она стала неотъемлемой частью всей жизни Мары, Авроры, Джейми, Софии, всех тех, кто когда либо появлялся на свете.

Лучшая самозащита. Сильная. Бесстрастная, беспристрастная. Чистая квинтэссенция одной лишь магии, силы и хладнокровия.

- Ваш мир, ваша семья, всё, что происходило с вами, это не разрушалось постепенно, - сказала Айвори, с неприкрытой жалостью смотря в глаза Джона. - Всё было разрушено, даже не успев начаться. Всё было разрушено до того, как ты встретился с ней. И никто, никто из вас не хотел этого замечать.

Айвори отпустила Джона, но так от него и не отошла.

- Винсент... Ребекка. Ребекка, - потерянно сказал Джон, уставившись в пустоту. - Ребекка.

- Да, Ребекка. Тихая Ребекка, заботливая Ребекка, прекрасная Ребекка. Как же сильно она вас, идиотов, любила. Но какое же счастье, что, не смотря на всё, она не забыла о себе.

Джон по-прежнему выглядел потерянным, иногда смотрел вдаль, иногда - на реку, и постоянно повторял «Ребекка, Ребекка». Айвори, вздохнув, выудила кулон из кармана и впихнула его в руки Джона.

- Что это? - тускло спросил Джон.

- Бесполезность, под стать Картер, - не удержалась Айвори. - Но даже это она не заслужила. Спрячь его. Оставь себе. Выброси. А мне это не нужно.

Айвори всё же отступила. В голове начал расползаться туман, и контроль, который она ощущала в полной мере, начал постепенно исчезать.

- Послушай меня, - с трудом сказала Айвори. - Скажи ей всю правду. Скажи, что это сделала она. Расскажи ей, наконец, обо мне. Не смей брать вину на себя. Прекрати её защищать, пойми, что ей пора научиться сталкиваться лицом к лицу с проблемами. Прекрати её щадить. Сейчас есть проблема куда важнее её чувств.

Джон смотрел на неё потрясенно. Айвори всё сильнее вязла в тумане, с грустью осознавая очевидное и самое вероятное. Она только надеялась, что всё не завертится ещё сильнее. Что они покончат с этим раньше, пока не станет слишком поздно для кого-то из них.

Прежде, чем окончательно исчезнуть, она в последний раз посмотрела под ноги. И не увидела ничего.

Айвори (Блисс)


Что скрывается за маской вежливости? Наверное, нечто злое.©

В этот раз всё было иначе, и Айвори испытывала по этому поводу необъяснимую радость, хотя, конечно же, нужно было понять, в чём тут дело. В этот раз она не была бледной тенью. В этот раз бледной тенью стала Блисс.

Айвори же ощущала тело, которое теперь бы могла назвать «своим», как никогда прежде. Блисс покорно шла за ней и пыталась кричать, говорить, шептать что-то ей в спину. Самым нелепым было то, что люди, которых она встречала на пути, замечали это. И, конечно же, не могли понять, что происходит. С кем именно она разговаривает.

Когда Блисс споткнулась и наткнулась на какого-то человека, то сразу же услышала:

- Прекрати вопить, Бромлей. Что у тебя случилось?

- Позже поговорим, - отмахнулась Блисс. - Ребекка! Ребекка, подожди меня.

Айвори не стала её «ждать». Она и так всегда была рядом, гораздо ближе, чем любой человек, который мог бы контактировать с этой нелепой, нервной девушкой с явными задержками в развитии.

Всё же, Айвори пришлось остановиться. Даже если бы она нашла Симона сейчас, то что бы она сделала, будь рядом с ним друзья? Это натолкнуло её на мысль.

- Дождёмся ужина, - сказала Айвори.

- Ты проголодалась? - спросила её запыхавшаяся Блисс.

- Бескрайне, - поморщилась Айвори, невольно задумавшись о том, как Блисс мог терпеть кто-то временем большим, чем пять минут.

Во время ужина Айвори подсела к Клариссе Деверо. Отношений доверительных, дружеских, да, что уж там, даже приятельских, у неё к Блисс никогда не наблюдалось. А вот приближённость к близкому кругу Симону - да. Деверо считалась одной из самых его близких друзей, и Айвори, оценив картину целиком, поморщилась.

Четырнадцатилетние подростки. После обученных громил, воевавших за Корону, которых она перебила голыми руками, ей придётся разбираться с подростками. Интересно, какое дно она пробьёт следующим?

- Кларисса, - сказала Айвори, и, увидев подозрительный взгляд, сразу же спросила. - Ты не знаешь, у Симона кто-нибудь появился?

Взгляд Деверо стал ещё более подозрительным, но Айвори не подала виду, что как-то заметила это. Вместо этого - взволнованный взгляд, облизывание губ и чуть нахмуренные брови. Идеально, если не считать того, что её могло вот-вот стошнить от всего этого цирка.

- Очень долгое время Симон оказывал знаки внимания именно тебе, - туманно ответила Деверо.

- Да, - грустно кивнула Айвори. - Но...

Айвори несколько раз обернулась, намеренно не задерживая взгляд на лице Симона: от неё не укрылось, что он внимательно за ней наблюдал.

- На самом деле, я не очень хорошо отреагировала на его знаки внимания, - шёпотом сказала Айвори. - Мне казалось, что всё, что он говорит, всё, что он делает - крайне несерьёзно. Даже после того, как он фактически сделал мне предложение, я лишь посмеялась! Кларисса, ты не представляешь, как глупо я себя чувствую. Что, если он действительно был серьёзен?

Айвори снова посмотрела по сторонам. Что же, её голос повысился в достаточной степени, чтобы его могли расслышать практически все, кто сидел за столом.

- Я поговорю с ним, - тихо сказала Деверо, заботливо накрыв руку Айвори своей. Айвори подавила желание сломать ей что-нибудь. - Уверена, вы разберетесь с этим.

Айвори горячечно закивала, посмотрев на Деверо взглядом, полным обожания.

***

По окончанию ужина, Деверо прискакала к Айвори сроком меньшим даже в час. Она улыбнулась, сказала, что Симон хочет встретиться с ней, Блисс, в одном из Падающих садов школ. Деверо любезно дала ей заколдованный цветок, который должен был привести её к Симону, и Айвори, взяв его, бросилась Деверо на шею.

И сразу же усмехнулась про себя: судя по тому, как окаменела спина Деверо, приятно ей не было вовсе.

Симон ждал её в одном из самых ярких, густозаселенных, цветочных садах из всех, что удавалось найти Айвори. Что удавалось найти Блисс.

- Потрясающее место, - сказал Айвори, восхищенно рассматривая растения. - Как ты его нашёл?

- Мой отец приложил руку к созданию этого сада, - величественно сказал Симон. - Все растения, которые ты здесь видишь, поставлялись прямиком из его теплиц.

Прежде, чем Айвори что-то ответила, Симон продолжил:

- Скажи, ты, случаем, не знаешь, что именно случилось с лицом Габриэль Делакур?

- Конечно, - радостно ответила Айвори. - У меня случилась сильнейшая вспышка гнева. Я разозлилась настолько сильно, что расцарапала ей лицо.

На пересечении этих слов; на пересечении той заминки, которая возникла у Симона; на пересечении этого времени Айвори успела тихо, едва заметно, выдохнуть «Наутиз». Увидеть жизненное поле Симона. Узнать, что он пришёл один.

Айвори не стала медлить: она подошла к нему стремительно и, примерившись, ударила его в коленную чашечку. Раздался тихий, щелкающий звук, и Симон, как подкошенный, рухнул на колени.

Прежде, чем он сделал ещё какое-то движение, Айвори аккуратно, не торопясь, вынула палочку из мантии и переломила её на две части.

- Извини, - улыбнувшись, сказала она. - Я не очень люблю магию. Гораздо проще решать проблемы по старинке, ты не находишь?

- Что ты делаешь?

Айвори, не удержавшись, закатила глаза. Блисс то появлялась, то исчезала, и в какой-то момент можно было подумать, что её никогда и не существовало вовсе. Была только она, Айвори, и не как пресловутая самозащита, вызванная подсознание, а как человек цельный, живой и настоящий.

Айвори на миг задумалась, хотела бы она стать такой. Живой и чувствующей. Она отмела эту мысль сразу же. Какой тогда в этом будет смысл? Если жить как Блисс Бромлей, если жить, как все люди в этом мире, можно просто задохнуться от вечной скуки и тоски. А так... сколько веселья, сколько экспрессии!

- Разбираюсь с проблемой, - любезно подсказала Айвори. - Как и всегда.

- Ребекка, прекрати! - воскликнула Блисс. - Мы не можем так с ним поступить, в конце концов, это незаконно. Нам нужно пойти к заместителю директора и...

Айвори, не дослушав, что именно скажет Блисс, сделала замах ногой и ударила Симона ровно в солнечное сплетение. Он отлетел к противоположной стене.

- Когда ты стала такой сильной? - услышала она потрясенный шепот Блисс.

- Я никогда не переставала быть сильной, - поправила её Айвори. - Ты не могла бы выйти? Мне нужно с ним разобраться.

Симон, лежащий ничком на полу, начал издавать хрипы, пытаться что-то сказать.

- Прекрати! - снова крикнула Блисс.

- Ты не хочешь, чтобы твоя сестра была в безопасности? - подняла брови Айвори.

- Хочу, конечно, хочу! - сказала Блисс, топнув ногой. - Но не таким способом. Насилие не решает насилие, Ребекка, пойми это!

- Насилие не решает насилие, - передразнила её Айвори. - Люди не ужасны, они хотят быть добрым. Ты сказала это Винсенту, когда была Джейми Доминик. То-то он посмеялся.

- Он не посмеялся, - категорично ответила Блисс. - Он меня понял. И я хочу, чтобы и ты это поняла.

- Хоти, - милостиво разрешила Айвори. - А я по-прежнему не буду это понимать.

Она подошла к Симону и, критически его осмотрев, сказала:

- Снова здравствуй, Симон. Хорошо выглядишь. Сейчас я это исправлю.

- Ребекка, прекрати, пожалуйста, прекрати!

- Что... нет, серьёзно?

Айвори отбросила Симона к другой стене и, подойдя к Блисс, залепила ей пощечину. К счастью, Блисс это отрезвило, и она моментально прекратила разводить сырость. Айвори никогда не понимала, как в одном человеке может умещаться столько слёз. Было такое чувство, что все слёзные железы, когда либо существовавшие на этом свете, переместились в тело Блисс Бромлей.

Айвори чувствовала что-то, что можно было бы считать гневом. Она не могла подобрать полное определение этой эмоции, но то, что её крайне достали слезы этого крайне жалкого существа, она понимала.

Не понимала она причин слёз.

О Блисс всегда заботились. Всегда защищали. Оберегали от всего. Когда же её оберегать перестали, когда ей угрожала опасность и не было выхода, даже тогда она, её разум, он таки нашёл способ ничего не делать, оставаться доброй и милой Блисс Бромлей.

- Хорошо. Мы пойдём к директору и расскажем ему обо всём. И об этом, - она кивком головы указала на Симона. - Мы расскажем тоже. Но запомни одну вещь - винить во всём будут тебя.

- Меня? - потрясенно переспросила Блисс. - Но я ничего не сделала.

- А кто тогда? Кто же тогда это сделал? Ведь меня здесь нет. Только ты.

Блисс посмотрела на неё с бессильной злобой. Потом перевела взгляд на Симона.

- Я так не хочу, - покачала головой Блисс. - Что будет, если Руби когда-нибудь узнает об этом? Что она обо мне подумает? Что, если... я просто... я просто хочу её защитить. Но не так. Да, сейчас ты его изобьешь. И что будет дальше? Ты продумала это?

- Да, - коротко ответила Айвори. - Продумала. Могу я продолжить?

- Нет! - закричала Блисс. - Я всё рассказываю Руби, понимаешь, всё! У меня нет от неё секретов!

- Ты серьёзно? - подняла бровь Айвори.

Блисс замолчала, но продолжила с ещё большей решимостью:

- У меня чудесная сестра, самый добрый человек, которого я встречала в этом мире. Всё, чего она хочет, это учится, взрослеть, научиться в полной мере управлять своей магией и завести собаку. Она такая светлая. У неё появятся вопросы, если она узнает об этом. Как же я объясню ей?

- Тогда расскажи ей, - пожала плечами Айвори. - Расскажи ей, что мир - плохое место. И чтобы быть в безопасности, иногда придётся делать плохие вещи. Чем раньше узнает, тем целее будет.

- Ты не права, - покачала головой Блисс.

- Чокнутая.

Айвори обернулась, поморщившись. Симон смог встать на ноги, и теперь с бессильной злостью рассматривал свою сломанную палочку.

- Чокнутая...

Он не успел договорить. Айвори, сделав замах ногой, уронила его на пол, с мстительным удовольствием услышав громкий звук падающего тела.

- Прекрати!

Айвори это надоело. Она не знала, получится ли у неё, но сейчас она чувствовала в себе достаточно силы на многое. Она подошла к Блисс и, положив одну руку ей на висок, а другой - дотронувшись до её руки, сказала:

- Исчезни.

Блисс не исчезла. Она по-прежнему была здесь. Но глаза её подёрнулись сонным туманом. Айвори не удивилась бы, если бы по окончанию всего Блисс бы очнулась где-то в Больничном крыле, не представляя, что происходит.

Как и всегда.

- Зачем ты это делаешь? - спросил Симон, когда Айвори над ним склонилась.

- Зачем я это делаю? - переспросила Айвори. - Что за день тупых вопросов? Хобби у меня такое - избивать всех, кто угрожает моей семье.

- Я...

- Ох, нет, - покачала головой Айвори, хлопнув Симона по рту. - Мне не интересно, зачем, почему и во имя чего ты так себя ведешь. Ты подонок. Возможно, с возрастом это пройдёт. Но, ставлю голову на отсечение, что нет.

Айвори положила руки ему на виски, мимолетом подивившись: насколько же слабым был Симон. Насколько легко ему будет внушить всё, что ей было необходимо. Насколько же легко будет всё извратить в его едва тлеющем разуме.

- Послушай меня, мелкая букашка, - проникновенно сказала Айвори, смотря ему в глаза. - Ты больше никогда в жизни не подойдёшь к моей сестре. Ты будешь помнить всё, что с тобой случилось, и всегда, на протяжении всей жизни, ты будешь помнить момент в этом саду. Я не буду делать тебя марионеткой - веди себя так, как ты того захочешь. Будь собой. Но помни, всегда помни, что твои действия будут иметь последствия. Помни о том, что когда-нибудь тебя могут размазать, как мелкого таракана.

Айвори встала, и, отряхнув юбку от мелких травинок, сказала:

- Надеюсь, это тебя чему-нибудь научит.

Хотя она знала: нет. Такие, как Симон Клодель, никогда не учились на собственных ошибках. По пути в свою комнату она наткнулась на медсестру, и, быстро всё взвесив, схватила её за руку. После чего положила руку на висок, мимолетно понадеявшись, что когда-нибудь ей не придётся тратить столько сил на внушение.

- Симон Клодель упал с лестницы, - сказала Айвори. - У него многочисленные ушибы и ссадины, сломано несколько рёбер. Вы хотели оставить его в Больничном крыле на несколько дней, но он, нагрубив вам, быстро ушёл, причитая о своей сломанной палочке.

Айвори, отпустив медсестру, сделала несколько шагов назад.

- Ох, мадмуазель Бромлей, - заторможено сказала медсестра. - Знаете, вы - прекрасный человек.

- Прошу прощения? - удивленно подняла брови Айвори.

- Не смотря на то, что вы всегда стараетесь побыстрее сбежать, грубости я от вас никогда не слышала, - сказал медсестра, поморщившись. - Никогда не понимала, чем руководствуются родители, так безобразно воспитывающие своих детей.

Айвори сочувствующе ей улыбнулась.

***

«Спаси меня в последний раз. Пожалуйста, спаси меня в последний раз».

Айвори не хотела бить Пэнси, не хотела причинять ей никакого физического вреда. Она, скорее, сделала это чисто по инерции. В голове что-то пронеслось. Что-то, крайне похожее на эту же ситуацию, что-то, что вовсе не было схожим.

Ах, тебя зовут Барбара. Ах, родители, должно быть, сильно тебя не любили. Ах, тебя, должно быть, наряжали в платья.

Что она тогда сделала? Айвори нахмурилась, пытаясь вспомнить. Айвори помнила, что сделал Винсент. Айвори знала, что до неё он не смог добраться в полной мере. И всё же, продираться сквозь собственные воспоминания было невообразимо трудно.

Она сделала что-то. Сделала крайне аккуратно.

Аккуратно постучала одного из громил по плечу, и вежливо дождалась, пока он обернется.

- Нет, - улыбнувшись, сказала она. - В платья здесь наряжали только меня.

Потом, столь же аккуратно, быстро и обстоятельно она переломала им рёбра. Пробила грудную клетку - каждому. Почти каждому. С Кэрроллом она так и не закончила.

- Что ждёт глупую мёртвую маленькую девочку? Смерть, смерть, смерть.

Пэнси, схватившаяся за живот, Пэнси, которая была не в состоянии разогнуться, всё же смогла поднять голову и посмотреть на неё.

- Извини, - поморщилась Айвори. - Эта фраза не предназначается тебе. Она вообще больше никому не предназначается.

Айвори аккуратно подняла письмо Симона Клоделя, которое так красочно зачитывала Пэнси.

Однако она была сильно удивлена происходящим. Блисс действительно искала. Да, периодически она совершала ошибки, прятала голову в песок, были у неё моменты, когда вот-вот - и она бы остановилась. Но она не останавливалась. Продолжала искать. И, конечно же, вновь пользовалась подарками судьбы в виде везения. Ох уж эти везения Блисс, Мары, Софии, Джейми - их всех. Им всегда везло. Может быть, в этом и крылась их скрытая способность, и руна Наутиз тут была не при чем.

Может быть.

Айвори неспешно прочитала письмо и тихо хмыкнула себе под нос. Симон, однако, не скупился на выражения. Та ещё тварь, ничто ещё не берёт. Айвори снова перевела взгляд на Пэнси, невольно подивившись. С Блисс случилось столько всего - и вот она чуть не сломалась из-за слов какой-то не слишком умной девицы, уделом которой были мелкие школьные интриги.

Айвори опустилась перед Пэнси и, схватив её за руку, посмотрела ей в глаза. Пэнси нужно было внушить многое. Не трепать языком, не лезть не в свои дела и прочее, прочее, прочее. Но сначала до неё нужно было донести одну крайне важную мысль.

- Ох, милая, - жалостливо сказала Айвори. - Блисс - не злой человек. Она слабая, нервная, трусливая, но, тем не менее, больше всего на свете она не хочет причинять вред кому-либо. Чокнутая сука, да? Отвратительное выражение. Но, видишь ли, Симон в корне не прав. Единственная чокнутая сука здесь - это я.

Ничего стеклянного


Воспоминания просто глядят на тебя. Это они тебя помнят, а не ты их. Обернись и увидишь их. Они смотрят.©

У Эмилии был дом в магическом квартале Барселоны, и когда её семья пригласила Блисс на летние каникулы, родители сразу же схватились за эту возможность. Не смотря на то, что Блисс вспоминала о Пэррише крайне редко или не вспоминала вообще, они за неё волновались. Блисс не стала с ними спорить - последнее время она была далеко не подарком.

Семья Эмилии приняла её тепло, Эмилия - тоже. Всё было бы прекрасно, если бы Блисс могла не замечать правды. Эмилии, которая окончила седьмой курс Шармбатона, она была не интересна. А вот её родителям, обладателям стабильной приносящей доход, но крайне маленького магазина зелий - да. Пожалуй, даже больше, чем нужно.

Блисс этого никогда не понимала. Почему люди, её окружавшие, хотели добраться до её отца именно через неё. Почему нельзя было поговорить с ним напрямую, в конце концов, устроить какой-нибудь приём и пригласить её мать. Как, по их мнению, Блисс могла им чем-то помочь?

«Папа, ты знаешь, у Эмилии прекрасный дом и такая же прекрасная семья. А ещё чудесный магазин зелий, не хочешь туда вложиться? Признаюсь, ни разу там не была, но уверена, всё именно так, как описывает семья Эмилии. А ещё их домовой эльф делает превосходный яблочный пирог».

Но, Блисс должна была признать, первый месяц лета прошёл вполне неплохо. Она плавала в море, возвращалась глубокой ночью, побывала во множестве местных ресторанчиков, танцевала под музыку фонтанов Монжуик. Едва не закрутила курортный роман с парнем, которого встретила в одну из танцевальных ночей рядом с фонтаном, но, встретившись с ним во второй раз, сразу же убежала. Почему-то воспоминания о Пэррише начали ощущаться настолько остро, что на секунду перехватило дыхание.

Блисс надеялась, что такого больше никогда не повторится. В конце концов, люди умирают. Пэрриш - умер. И она не виновата в его смерти. Она сможет жить дальше.

***

Блисс очнулась в странном сером кабинете. Перед её глазами был стол цвета подгоревшего масла. Пахло приятной смесью брусники и трав. На столе закипал чайник, и Блисс была уверена, что закипал он уже второй раз. Блисс облизнула губы, и почувствовала привкус мяты и молочного улуна.

Невольно её взгляд упал на бумаги. Это оказалось дело какой-то трёхсотлетней давности о девушке, которую звали Мара. Блисс, бегло прочитав документы, почему-то рассмеялась.

- Что тебя рассмешило?

Блисс вскинула голову, удивившись: она даже не заметила, как эта девушка, красивая, бледнокожая, зашла в кабинет. Или она была здесь всё время? Слишком она была тихой.

- Эти слова, - сказала Блисс. - Фразы, да и вообще, вся эта медицинская карта.

- Вот как? - удивилась девушка. - То есть, пытки и издевательства тебя смешат?

- О мой бог, нет! - воскликнула Блисс. - Просто... я уверена, что всё было по-другому. Не спрашивай, почему, не знаю. Но мне кажется, что этот Эйвери был другим. Он был хорошим человеком.

Блисс не заметила, как девушка подошла к ней. Но обжигающую пощечину на своём лице она прочувствовала прекрасно. Это привело её в некое подобие чувства. Что она здесь делала? Где она находилась? Кто эта девушка, где Эмилия, почему она ничего не помнит? Последнее её воспоминание было связано с гостевой спальней в доме Эмилии. Она закрыла глаза и... очутилась здесь.

То, что это мог быть сон, Блисс отмела сразу. Слишком всё было реальным.

- Кто ты такая? - уставившись на неё, спросила Блисс.

- Сейчас это не имеет значения, - сказала девушка, и во взгляде её читалось отвращение. - В этом вся ты, ведь так? Ты готова просить любого за лишь один факт хорошего отношения непосредственно к тебе. Я всё никак не могу понять, откуда у этого растут корни. Неужели тебя настолько сильно травмировала твоя первая жизнь? Да, с тобой обошлись не очень хорошо, но после у тебя всё наладилось. Тебя любили. О тебе заботились. Ты могла бы начать понимать, начать замечать правду, сокрытую в людях.

- Я не понимаю, о чём ты говоришь, - призналась Блисс, взявшись за щеку. - Но... какой смысл видеть в людях плохое, если это не так?

Девушка замолчала на секунду, после чего прошептала одними губами:

- Люди не ужасны, они хотят быть добрыми.

- Да, - кивнула Блисс. - Это крайне правильная мысль.

Приток головной боли сбил её с толку. Девушка по-прежнему шевелила губами, морщилась, и было видно, что и ей стало нехорошо. Она прошептала что-то, что сильно напоминало имя. Дейзи? Диана? Джейми?

Джессамина.

Джессамина Доминик.

Блисс схватилась за голову, и была уверена, что сейчас её мозги украсят этот деревянный стол. Очередная пощечина, на этот раз по другой щеке, привела её в подобие чувства.

- Подобное исключается подобным, - пробормотала Блисс, потирая щеку. - Кто ты? И чего ты хочешь? Если денег, то это не ко мне, а к моей семье. Ты уже написала им о требовании выкупа?

Девушка, вопреки ожиданиям Блисс, посмотрела на неё со смесью жалости и какого-то смирения.

- Беспросветная ты дура, - сказала она. - Вставай. Нам нужно закончить.

Блисс, хотевшая было сказать, что никуда она не пойдёт, спокойно встала и пошла за этой девушкой. И дело было даже не в том, что тело её не слушалось. Прекрасно слушалось. Было странное ощущение, что она едва ли не хотела за ней идти.

За кабинетом Блисс обнаружила длинный серый коридор. Девушка провела её к окну, что находилось в самом конце. Блисс смотрела на это окно, смотрела на деревья, которые за ним простилались, и чувствовала, что чего-то не хватает. Снега. Криков. Других людей.

Блисс провела рукой по стеклу. Ей нужно было что-то сказать. Ей нужно было что-то вспомнить, но она не понимала, что именно.

- Ну же, - сказала девушка за её спиной. - Скажи.

- Наутиз.

Взрыв, произошедший в её голове, заставил её упасть на пол. Блисс скулила от скручивающей всё тело боли и резко прошивающих сознание видений.

«Хотя мы с тобой могли бы стать добрыми друзьями, я уверен в этом».

«Шварц, когда ты уже поймешь - тебе придется её коснуться».

«Ты спокойно спишь по ночам?»

Все эти видения вливающиеся потоком в её сознание, определённо не должны были там находиться. Это были воспоминания другого человека, слишком чужеродные, слишком не её. Это была не она. Это была не она.

Это, определённо точно, была не она.

«Мы проводим эксперименты над необычными людьми».

«Не говори, ничего не говори. Мы справимся с этим».

Боль постепенно начала утихать. Блисс старалась выхватывать фразы исключительно этого человека, и ей становилось значительно легче. Он всегда говорил что-то, что она хотела слышать. Он был слишком прекрасен для этого мира. Он, весь, всем своим существом, полностью принадлежал ей.

Блисс прикрыла глаза. Когда она встала с пола, то первое, что она увидела, была снова беловолосая девушка. Выглядела она злой и встревоженной.

- И как она себе это представляла? - прошипела девушка. - Меня чуть не разорвало, а ведь это - даже не начало. Это даже не четверть! Полагаю, придётся делать перерывы.

- И как долго ты собираешься держать меня в заложниках? - ужаснулась Блисс.

Девушка ничего ей не ответила, лишь закатила глаза.


***

Блисс очнулась в странном подвале, доверху набитом бумагами. В воздухе стоял запах костра и старых книг. Девушка тоже была здесь: сидела на коленях рядом с одной из коробок и аккуратно утрамбовывала в неё картину.

Блисс сразу же узнала себя.

- Откуда у тебя это? - спросила Блисс. - Не помню, чтобы меня писали.

- Писали, - откликнулась девушка. - Чаще всего, когда ты не замечала. А не замечала ты всегда.

Блисс отодвинула девушку в сторону и взяла в руки картину. На ней она выглядела собой, но и другой - тоже. Что-то в плавных штрихах; что-то в грифеле, которым рисовали её лицо; что-то в руках тех, кто её рисовал, в его трясущихся руках - что-то было не так.

В этом месте тоже было что-то не так.

И в этой девушке.

Во всей этой ситуации.

В ней самой.


- Что происходит? - спросила Блисс, медленно пятясь к двери.

Возможно, ей удалось бы сбежать. Или ей стоило бы закричать. Сделать что-то, что помогло бы ей вырваться отсюда. Но Блисс не сделала ничего. Она просто дотронулась до ручки двери, и так и продолжила стоять.

Она смотрела на девушку. На рисунок за её спиной. На то, как мир перед глазами начал блекнуть.

***


Блисс очнулась в круглой комнате, исписанной птицами, Блисс очнулась сидящей на диване с узорами, рядом с чашками из тончайшего фарфора, увитого узорами. Блисс внимательно рассмотрела одну из чашек, после чего сказала:

- Я не помню этих чашек.

- Я тоже, - откликнулась девушка. - Думаю, они появились здесь после тебя.

Блисс снова почувствовала вспышку перед глазами, а после - возвращение всех ощущений. Она была в другом месте. Она была в доме Эмилии, и последнее, что она помнила, был ужин с семьёй Эмилии. Её гостевая комната. Кровать. И крепкий сон, в который она провалилась незамедлительно.

Как она здесь оказалась? Почему она не помнила событий, которые произошли в длинном сером здании? Почему вспомнила сейчас?

Что опять происходило?

Девушка тонко улыбнулась и поманила Блисс пальцем. Блисс не хотела за ней идти, Блисс хотелось ударить её чем-то, сбежать, позвонить родителям и сказать, что она оказалась замешана в прескверной истории, которую и сама понять толком не могла.

Блисс встала с дивана и пошла за этой девушкой.

С тонких пальцев девушки струились тонкие нити золотой пыли. Чердак, в который она её привела, заполнился солнечным светом, заискрился, и наполнился магией, чем-то, что Блисс прекрасно знала и понимала. На некоторое время ей стало гораздо спокойнее.

На стене, рядом с окном чердака, начало проявляться солнечное прямоугольное пятно.

Блисс словно ударило: долбануло под дых, со всей силы, так сильно, что на некоторое время она перестала дышать.

В голове не было образов, картинок, каких-то деталей, ничего: были только чувства. Блисс казалось, что она видит, как они выглядят, понимает, как они воздействуют на неё.

Она не знала, что такое можно ощущать, на таком тонком уровне, когда это влияет на тебя настолько сильно, что невозможно было едва ли не жить. Столько нужды. Столько нехватки дыхания. Столько злости. Столько обожания. Столько нежности. Столько привязанности. Столько безопасности. Запутанности, потерянности, бессвязности, скорби, восхищения, трепета, эйфории.

Столько всего у неё было. И одновременно - не было сейчас.

Блисс схватилась чуть ниже грудной клетки: ей было так больно, что хотелось опуститься на этот пол и плакать, пока что-нибудь не изменится. Пока всё не станет так, как прежде.

- Я так скучаю, - невольно вырвалось у Блисс. - Я так сильно по нему скучаю.

Девушка ничего не ответила. Блисс увидела, как перед её глазами начал распадаться мир.

***

Блисс очнулась среди множества людей, которые пихались, толкались, смотрели на неё с явным недовольством, обходили по широкой дуге или же, наоборот, равнялись с ней, практически сталкивались нос к носу, и что-то говорили ей.

«Мадам, не могли вы отойти?»

«Мисс, вы мешаете».

«Прошу прощения, мадмуазель, я не хотел с вами столкнуться».

«Ты такая бесполезная. Ты такая слабая. Ты не в состоянии решить даже те проблемы, над которыми у тебя есть власть».

«Ты как страус. Прячешь голову в песок. Всегда. На протяжении всей своей жизни, такой огромной, но такой ничтожной».

Блисс поспешила отойти. Оглядевшись, она поняла, что находится на огромной, залитой солнечным светом площади. Напротив неё возвышался огромный мраморный собор, и Блисс была уверена, что видела его раньше. Блисс была уверена, что в нём кроется что-то важное. Какой-то ключ, который в нём спрятали.

Кто же спрятал этот ключ?

- Не волнуйся, - сказала девушка. - Я уже всё сделала.

- Что именно ты сделала? - бездумно спросила Блисс.

- Настроила барельеф. Побывала на забытом мосту. Тебе понравится то, что я сделала. Всё это... весьма интересно. Я даже не думала, что мне когда-либо придётся делать такое. В конце концов, это были просто разговоры. Как ты думаешь, она догадывалась? Догадывалась, что именно этим всё и обернется?

- Я не понимаю, о чём ты, - устало ответила Блисс.

Усталость накатывала горячими волнами. Блисс не помнила, что она делала до этого момента. Блисс не помнила, сколько времени она спала, и спала ли вообще. Хотелось лечь в кровать, закрыть глаза, хотелось, чтобы всё происходящее вокруг исчезло.

Или, хотя бы, стало понятнее.

Во что же она ввязалась?

- Пошли, - внезапно сказала девушка, хватая её за руку. - Тебе нужен кофе.

Они прошли несколько кварталов, и чем дальше они отходили от собора, тем меньше натыкались на столпотворения или людей в частности. Вскоре они завернули в какой-то неприметный переулок, и девушка, по-прежнему таща вялую Блисс за руку, открыла стеклянную дверь. Тихо звякнул колокольчик, и один из официантов, завидев их, приветливо улыбнулся.

Прежде, чем сделать заказ, Блисс порылась в кармане брюк, обнаружив там двести лир. Она не знала, откуда у неё были лиры. Она не знала, как они там оказались.

Блисс поморщилась, заказав чашку кофе. Потом, вздохнув, заказала вторую: Айвори смотрела в окно, никак не реагируя на происходящее.

Когда им принесли кофе, Блисс осторожно пододвинула одну из чашек Айвори. Та снова никак на это не среагировала, и Блисс, вздохнув, процедила сквозь зубы:

- Составь мне хотя бы компанию в этом безумии.

- Вся твоя жизнь - одно безумие, состоящее из кофе и вечных проблем, - поморщилась Айвори. - С каких пор тебя понадобилась компания?

- Компания нужна всем, - пожала плечами Блисс.

- Но не тебе, - покачала головой девушка. - Тебе нужны люди, которые будут решать за тебя всё. Настолько, что вот до чего это дошло.

Айвори указала на две чашки с кофе. На Блисс и на себя, описав рукой круг. Блисс так и не смогла понять, куда клонила эта девушка.

Пока Блисс медленно пила кофе, размышляя, как прогнать туман из головы, как перестать идти на поводу у этой девушки, понять, что за магию она использовала, девушка просто смотрела на неё. В какой-то момент она чуть отклонилась, посмотрев на обувь Блисс.

- О, - подняв брови, сказала она. - В ту ночь они были на тебе.

Блисс безразлично посмотрела на свои любимые сапожки: замшевые, высокие, цвета мокрого асфальта.

Блисс почувствовала эфемерное тепло свитера, цвета взбесившийся канарейки.

Крой свободных брюк.

Волосы, лезущие в лицо, тяжесть холодного металла в руке, и что-то очень, очень громкое. Затем было окончание мира. И темнота. За этой темнотой были водоросли, ракушки, глубокая вода и солнечные рубины.

Всё это запуталось в последних. Всё вообще запуталось настолько сильно, что Блисс уже не понимала, где у всего этого начало.

С чего всё начиналось? С чего же всё начиналось?

Девушка всё же выпила свой кофе. Блисс этого заметить не успела.

Когда они вышли из кафе, то девушка, снова взяв Блисс за руку, куда-то её потащила. Оказалось, что снова на площадь. Вернула её туда, откуда они ушли совсем недавно.

Стоя на площади, в окружении толпы, Блисс всё сильнее ощущала подступающую панику. Ей нужно было что-то сделать, и прямо сейчас. Нужно было сделать что-то, чтобы всё прекратить.

Блисс постоянно оборачивалась, крутилась на одном месте, пытаясь понять, куда нужно было бежать, что нужно было сделать, чтобы прекратить всё, что творилось вокруг неё.

Что творилось вокруг неё?

Как долго?

Почему она пыталась сбежать? Что же случалось? Что же случилось? Сколько ещё вопросов у неё в голове?

- А теперь - остановись, - сказала Айвори.

Блисс её послушалось. Остановилась, и снова вперилась глазами в собор святого Петра. Время снова сыграло с ней злую шутку, и теперь Блисс понимала, что на пересечении кофе, беготни, девушки и её слов прошло как минимум несколько часов. Закатное солнце освещало мрамор, делая его похожим на розовое молоко. Мимо неё, смеясь и переговариваясь, проходили люди.

На улице одуряюще пахло летом. Блисс почувствовала это только сейчас. Как и то, что у девушки с белыми волосами, прозрачными голубыми глазами и жалостливым, отрешенным взглядом, было имя.

Её звали Айвори. Всё это время - её звали Айвори.

Но, всё же, это было не совсем верно.

- Остановись, - повторила Айвори. - И пойми, к чему всё это привело. К чему привела ты. Стой здесь. Не оглядывайся, не смотри по сторонам. Смотри на меня. И пойми.

И Блисс поняла. Понимание это было не ясным, тревожным, мелькающим, на грани шестого чувства. Она смотрела на Айвори, в которой не было ничего стеклянного, ничего, что можно было бы сломать или разрушить. Айвори была сильной, Айвори была бездушной машиной на протяжении всей своей жизни.

Айвори знала лучше.

Блисс казалось, что именно сейчас она могла понять, кем именно была Айвори. Блисс закрыла глаза. Когда она открыла их в следующий раз, то была в своей постели. И полностью была уверена, что с ней ничего не происходило.

***

Блисс очнулась в подвале, который она видела раньше. Когда-то очень давно.

Что же было до этого подвала? Хогвартс-экспресс? Лодки, ведущие в замок? Ужин в честь нового учебного года? Её новая комната и крепкий сон? Что-то из этого? Всё вместе?

- Не волнуйся, - сказала Айвори. - Это было последнее. Больше ты меня не увидишь.

- Что именно - последнее? - рискнула спросить Блисс.

- Ты скоро поймешь, - беззаботно ответила Айвори. - Ты уже начала понимать.

Блисс попыталась сформулировать мысли, которые вертелись где-то в подкорке её сознания. Ей нужно было что-то узнать. Прежде, чем эта Айвори снова исчезнет, ей нужно было узнать что-то важное.

- Ты уверена, что всё сделала правильно?

- Полагаю, что да, - задумчиво ответила она. - Раннее воспоминание. Лучшее воспоминание. Ложное воспоминание. И одно из самых последних. Благо, ты прожила такую жизнь, что вряд ли я могла ошибиться в отрезках.

- Но что будет, если я найду их не в том порядке?

- Нет, - потрясенно покачала головой Айвори. - Нет, нет, нет. Я никогда не поверю, что ты можешь быть настолько дурой. У всего есть предел. Ты найдешь воспоминания в нужном порядке. Ты найдёшь их тогда, когда твой разум успокоится достаточно, чтобы быть готовым к следующему.

- Хорошо, - сказала Блисс, не понимая толком, что именно говорит. - Хорошо. Но... что, если я остановлюсь? Что если я прекращу поиски, что, если всё будет точно так же, как и всегда? Ты поможешь мне? Ты будешь рядом?

Айвори подошла к ней и улыбнулась пустой, жуткой улыбкой.

- Нет, - ответила она. - Я не буду рядом. Я больше не буду тебе помогать. Я сделала за тебя всю грязную работу, я делала её за тебя на протяжении всей твоей жизни. Пойми ты, наконец, что тебе пора раскрыть глаза. Увидеть, что происходит вокруг на самом деле и положить этому конец. Ты столько дел натворила. Ты столько могла избежать, если бы прилагала хоть какие-то усилия.

Айвори прекратила улыбаться. Она снова выглядела бесконечно усталой.

- Разберись со своей жизнью. Верни его себе. И не смей, слышишь меня, не смей вновь поддаться Винсенту. Ты почувствуешь, что это он. Ты обязательно его узнаешь.

- Мы можем никогда с ним не встретиться, - сказала Блисс. - Я могу больше никогда его не увидеть. И...

- Не только его, - продолжила за неё Айвори. - Да. Да, я знаю.

Блисс нахмурилась, пытаясь припомнить что-то немаловажное.

- Зеркало, - выдавила она. - Нам понадобится то самое зеркало. Где же мы его достанем?

- Не нам, - покачала головой Айвори. - Тебе. И тебе придётся решать этот вопрос самой.

- В таком случае, мне поможет исключительно везение, - съязвила Блисс.

- Надеюсь, что нет, - ответила Айвори. - Надеюсь, тебе придется попотеть, чтобы достать это зеркало. Тебе везёт исключительно часто, может быть, в этом и кроются все проблемы твоего характера.

- Не уходи, - взмолилась Блисс. - Я не знаю, что мне делать. Даже если я найду всё, что ты спрятала, даже если я найду зеркало, что мне делать дальше? Зачем я это делаю? В моей голове такая каша. Я ничего не понимаю.

Айвори улыбнулась и начала расплываться, превращаясь в туман.

- Значит, ты поймёшь. А если нет, то это будут исключительно твои проблемы. Больше я тебе не помощник.

Возвращение (себя)


Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».©


Блисс выбросило. Выбросило в очередную комнату, поле, пространство, что-то из этого. Блисс видела множество зелёных холмов и гор, железную дорогу, сделанную из серебра и припорошенную снегом. Блисс слышала стеклянный поезд, который стремительно приближался.

Блисс знала, что всё, окружающее её - фальшивка. Что за всем этим кроется реальный мир, и ей нужно выбраться. Блисс стояла и смотрела на железную дорогу.

Она на мгновение прикрыла глаза. И стала ждать.

***

- Малфой, - судорожно сказала Гермиона. - Он... он так зол. Мне кажется, ещё и немного, и Блейз...

- Нет, - потрясенно сказал Малфой. - Нет. Только не Блейз. Ты можешь сделать что-нибудь? Что он вообще творит?

Маррей вытягивал силу из всех, вытягивал равномерно, яростно и сосредоточенно. Теперь Гермиона чувствовала свою защиту как-никогда. Что-то её защищало. Кто-то её защищал, и Гермиона с удивлением обнаружила, что защита только крепла. С каждым новым вдохом дышать становилось всё легче. Движения больше не казались чужеродными, и Гермиона была уверена, что она вот-вот сможет вернуть своё тело.

- Малфой...

- Я тоже чувствую, - понял её Малфой. - Как будто меня отпускают.

- Не так быстро, - с ненавистью сказал Маррей.

Гермиона отшатнулась. Она даже не поняла, как снова оказалась рядом с ним. Маррей взмахнул рукой, но всё, что почувствовала Гермиона, было лишь легким ознобом. По сравнению с тем, что было до этого, это было лишь детской шалостью.

- Тварь! - закричал Маррей в лицо Гермионе. - Какая же она тварь! Я столько лет заботился о ней, я оберегал её, я любил её...

- Вы насиловали свою сестру! - не выдержав, закричала в ответ Гермиона. - Вы ненормальный, помешанный псих, который убивает и калечит судьбы людей! О какой, чёрт вас дери, любви идёт речь?

- Не смей так со мной говорить, - тихо сказал Маррей, прищурившись. - Не тебе, богохульная дрянь, верящая в волшебника с облаков, посылать меня к чёрту.

- А как на счёт меня?

Если Гермиона только чувствовала, что находится под защитой; если на ней всё ещё были путы; если она и чувствовала, что это мимолетное ощущение свободы могло пройти, то у Рафферти таких проблем не было. Он освободился. И сейчас стоял в Выручай-комнате. Стоял среди гор и холмов. Где-то между всем этим - одновременно.

Гермиона поморгала и потрясала головой. Ей не нравилось, насколько часто картинка перед глазами менялась.

- Что на счёт тебя? - устало спросил Маррей. - Если ждёшь извинений, то извини. Я действительно думал, что Ребекку убил ты. Такого я не ожидал даже от... Айвори.

Рафферти выглядел так, словно с его глаз спала пелена. Он смотрел на Маррея. И Гермионе казалось, что больше он не видит в нём свою семью, брата, друга, всем тем, кем Маррей был для него так долго. Он видел монстра. Он, наконец, видел, кем действительно был Киллиан Маррей.

Рафферти на него набросился. Без палочки, без своей золотистой пыли. Просто прыгнул на него и сбил с ног. Завязалась потасовка и Маррей ослабил хватку окончательно.

Гермиона снова оказалась в своём теле, и она его чувствовала. Да, слабость была слишком сильной, но она могла ходить. И даже бежать. Гермиона оглядела всё, что творилось вокруг неё, и не удержалась от дрожи. Восковые лица её знакомых и друзей, их взгляды, бессмысленно смотрящие в пустоту, неестественно прямые спины. Гермиона посмотрела на Малфоя: внешне тот ничем не отличался от остальных. Мельком Гермиона заметила одинокую фигуру, лежащую на полу. Гермиона отвернулась. Она не знала, что с ней будет, если она увидит Падму.

Гермиона посмотрела на профессора МакГоногалл, раздумывая, можно ли привести её в чувства. Наверное, стоило не рисковать, и бежать за пределы Выручай-комнаты. И привести сюда кого-то, кто сможет помочь им всем.

Гермиона сделала шаг в сторону, и поняла, что переоценила свои силы. Слабость, которая казалась не слишком сильной, мигом накатила, как только она попыталась сделать хоть какое-то движение.

- Как же я от вас устал.

Больше Гермиона не слышала ничего.

***

Малфой бросился к Грейнджер, но понял, что по-прежнему не может пошевелиться. Мир в его глазах менялся с космической скоростью: Выручай-комната, железная дорога, снова - Выручай-комната, снова - железная дорога.

Грейнджер не упала, и по ней было видно, конечно, по ней было видно, что она - жива. Она и была живой, Малфой был в этом уверен.

Он невесело усмехнулся. Ни в чём он не был уверен, разумеется. После всего, что он видел сегодня, он не знал, чего ожидать, и был бы только рад, если бы всё закончилось относительно хорошо, если бы все оставшиеся остались живы.

- Грейнджер, - попробовал позвать её Малфой. - Грейнджер. Гермиона!

Она не появилась. Её тело, которое находилось в Выручай-комнате... с ним творилось что-то странное. Малфой не мог понять, что именно, но знал - так быть не должно.

Всего этого, на самом деле, не должно было быть.

Картины перед его глазами перестали мельтешить: он снова стоял рядом с железной дорогой. Там же стоял и Киллиан Маррей. Рафферти не было видно. Остался только Маррей. И Блисс. Они стояли друг напротив друга; они смотрели друг другу в глаза.

***

Винсент был смешливым, рыжим и голубоглазым. Его гордость часто отражалась и на его лице: когда он не улыбался, уголки его губ были чуть опущены, а глаза - прищурены. Блисс никогда себе не представляла, что он может переродиться, что сможет существовать в этом мире с другим лицом. Да и зачем? Винсент был Винсентом, и сложно было представить другой исход.

Сейчас Блисс кое-что поняла: лицо Винсента по-прежнему было его. Переродившись, он просто перестал быть молодым, состарившись на пару десятков лет. Интересно, понимал ли он это сам?

Блисс смотрела на него - и старалась сохранять хладнокровие. Наполняла свою голову малозначащими деталями: ракушками, водорослями, глубоким синим морем, маковыми соцветиями, Руби, Руби, Руби.

- Ты убил мою сестру.

- А ты убила мою, - ответил ей Маррей. - Значит, теперь мы квиты.

- Ты убил мою сестру.

- А ты убила мою, - повторил Маррей. - И пристрелила своего парня.

Блисс отшатнулась. Блисс смотрела на него, смотрела, смотрела, смотрела. И понимала, о чём говорила Айвори.

«Ты не будешь верить. Ты по-прежнему будешь считать его семьёй».

Блисс действительно не верила. Это же был Винсент. Это был её Винсент, который подшучивал над ней, который защищал её, верил ей, верил в неё. Они были вместе всю жизнь, и он был неотъемлемой её частью. И это действительно сделал он? Всё это, все эти бесконечные метания, головные боли, разбитые воспоминания. А теперь и изорванные надежды, и всё, всё, что у них было - всё обратилось в пепел. В пепел все обратил он.

- Ты убил мою сестру, - снова сказала Блисс, чувствуя раздирающий ком в горле. - Ты утопил маленькую девочку, которая... которая... Кэтрин Маррей.

Маррей, или не Маррей, или он всё ещё был Винсентом, или он им никогда не переставал быть, Блисс так запуталась в этом, непонимающе на неё посмотрел. Блисс схватилась за горло, растерла его, пытаясь продолжить говорить. Догадка была такой страшной, такой дикой и мерзкой, что её не хотелось озвучивать.

- Почему... почему из всех семей, которым ты мог забраться в голову, ты выбрал именно семью Кэтрин?

А почему Рафферти относился к ней с такой нежностью? А почему ты, Блисс, прицепилась к этой девочке? К девочке, такой красивой, такой голубоглазой, такой белокурой, да, без той тишины, без того же взгляда, без тех же повадок, но всё же...

- Она похожа на неё, ведь так? - спросил Маррей, и непонятно был, с кем он говорил: с Блисс или, всё же, с самим собой. - Не сильно, но какая-то схожесть, что-то... что в ней есть.

- Ублюдок, - выплюнула Блисс.

- Я её и пальцем не тронул.

- Кому ты это говоришь? Здесь нет никого, кто мог бы тебе поверить.

- Я действительно не трогал Кэтрин, - вздохнув, повторил Маррей. - Блисс, прекращай. Нам нужно выбираться отсюда.

- Выбираться отсюда? - переспросила Блисс. - Выбираться? О, нет. Отсюда ты выйдешь только мёртвым.

- Собралась убить меня в своей голове? - вскинул брови Маррей. - Блисс, прекрати, это так несерьёзно.

Он снова ей улыбался той самой улыбкой, которую Блисс видела сотни, тысячи раз. Когда она делала что-то глупое. Когда она падала на ровном месте. Когда говорила «нет», делала по-своему, не слушала никаких советов. В такие моменты он всегда улыбался так, и всегда, всегда Блисс отвечала на эту улыбку.

- Подонок! - заорала на него Блисс, растеряв всё холоднокровие вмиг. - Ты убил мою сестру, убил Пэрриша, ты разрушил жизнь Ребекки, ты хотел принести меня в жертву ради какого-то ребёнка! Из-за тебя Ребекки больше нет, и... и...

Блисс снова пережала себе горло. Плакать сейчас она не имела права.

- Убил Пэрриша? - холодно переспросил Маррей. - Разрушил жизнь Ребекки? Ты всегда была безответственной, но это уже за гранью. Сейчас ты перекидываешь всё, что натворила, на меня. Прекрати. Повзрослей. И пойми, что именно ты всё разрушила. Не я. Ты.

Маррей поморщился, неприязненно окинув её рукой:

- Ты такая нелепая. У тебя было всё, но тебе и этого было мало. Каждым своим действием, каждым своим поступком ты буквально твердила, что мы для тебя - просто ненужные игрушки. Хочешь остаться здесь? Оставайся. Ты умрёшь в своём гнилом разуме, и никто, никто тебе не поможет.

Маррей закрыл глаза. Блисс, сложив руки на груди, с интересом на него посмотрела. Он за жмурился сильнее, повел рукой в сторону. С его пальцев слетели мелкие, незначительные крупицы золотой пыли.

Когда он вновь посмотрел на Блисс, его глаза пылали ненавистью.

- Может быть, - пожав плечами, сказала Блисс. - Может быть, я и умру в своём разуме. Но неужели ты веришь, что я выпущу тебя? Нет. Я потяну тебя за собой. Ты поплатишься за всё, что сделал.

Блисс прислушалась к приближающемуся поезду. Он снова был цельным, сверкающим и несокрушимым. Он мчался вперёд, он разрушал всё, что попадалось ему на пути, и в кабине машиниста всё ещё сидела не Блисс. Но там и не было Маррея. Блисс знала, что этот поезд сможет ей помочь.

Блисс подошла к Маррею.

Всё, что ей нужно было сделать, это толкнуть его ровно под колеса. Она стояла рядом с ним и смотрела на него. Поезд с каждой секундой становился всё ближе.

Блисс ничего не делала.

«Я убила их. Я убила их всех».

«И пристрелила своего парня».

«Я никого не убивала. Просто сожгла дом».

«Пойми, что именно ты всё разрушила. Не я. Ты».

Маррей взял руки в Блисс свои и положил себе на грудь. Когда их взгляды встретились, он только усмехнулся.

- Давай, толкни меня. Посмотрим, что из этого выйдет.

- Ты можешь не умереть, - прошептала Блисс. - Ты можешь даже не умереть.

- Могу. Или нет. Толкни меня, и мы об этом узнаем.

Блисс знала, что это нужно делать. За все смерти, за всю чужую боль, за всё, что он делал когда-то, и во имя всего, что он сделает, если останется в живых, она должна была сделать это. Толкнуть его. Предположительно - убить.

«Я так тебя люблю. Я так сильно люблю вас».

- Ты хотел принести меня в жертву ради... ради вашего с Ребеккой ребёнка, - сказала Блисс, чувствуя мерзкий привкус во рту. - Хотел?

- Была у меня такая мысль, - не стал скрывать Маррей. - Она не могла зачать слишком долго, и в какой-то момент такая идея возникла. Но я не стал бы этого делать. Я так не хотел.

- Что же ты за монстр, - потрясенно сказала Блисс.

- А что же за монстр ты?

Вокруг стояла тишина. Поезд был близко, он был так близко, но его слышно не было. Течение времени остановилось. До руки Блисс дотронулись, мягко её взяли и убрали с груди Маррея.

- Отойди от него. Всё хорошо.

Блисс обернулась. И посмотрела в глаза Рафферти.

- Ты такая сильная, - сказал он, глядя на неё с нежностью оглушающей, невероятной. - Ты ни в чём не виновата. Ты никогда не была виновата, ты - лучшее, что с нами случалось. Ты лучшее, что было в моей жизни. И... я хочу сказать тебе столь многое.

- У тебя ещё будет время, - сказала Блисс. - Когда мы выберемся отсюда... когда снова установим связь, я...

Рафферти отодвинул её. Положил руки на грудь Маррея и Блисс услышала, как поезд возобновил движение. Блисс увидела, что в лице Маррея, в лице Винсента, проскользнуло что-то, похожее на страх. А потом он сказал:

- И убийство себе подобного считается грехом самым тяжким, и приводит он к падению души. Ты, разумеется, убить меня можешь. И я боялся этого всегда. Только вот... ты же не сделаешь этого, правда? Я - такой же, как и ты.

- Ты прав, - легко согласился Рафферти. - Что же может быть хуже, чем быть таким, как ты.

Рафферти толкнул его ровно под колеса поезда.

Мир вокруг начал терять свои краски: он выцветал, бледнел, становился серым, становился темнее, темнее, темнее. Стеклянный поезд вспыхнул, затрясся и загудел, пошёл трещинами, и всё это было настолько громко и отвратительно, что Блисс пришлось зажать уши.

Спину прошибло сильнейшей болью и Блисс закричала, и она не могла понять, почему: дело было не в боли, не в том, что магия перестала действовать и она снова оказалась в Выручай-комнате. Случилось что-то страшнее.

Блисс встала с пола и, преодолев расстояние в два прыжка, схватила за руку Рафферти.

***

Этот мир был полноценным и совершенным. Блисс держала Рафферти за руку, и всё было правильным. Машины продолжали разбиваться, катастрофы по-прежнему происходили, ей придётся разбираться со всем, что случилось сегодня и с остальным - тоже. Но всё это не имело значения.

Ничего вокруг неё не имело значения. Она держала Рафферти за руку. Она смотрела ему в глаза. Она была собой. Всё было ярким, глубоким, всё светилось, всё пело, и всё это, все звуки, все миры, все вселенные, которые могли существовать на свете - всё было в ней. Всё было в Рафферти.

- Мне так жаль, - сказала Блисс, не в силах оторвать от него взгляда. - Мне очень, очень жаль.

Рафферти, хотевший ей было что-то ответить, лишь слабо улыбнулась. Когда течение времени вернулось, Блисс почувствовала, как внутри неё разорвалась душа. Рафферти распадался на неё глазах. Вся пыль, которая была в нём, осыпалась, тянулась к Блисс, а его лицо, руки, открытые участки кожи - всё шло трещинами.

- Нет, - сказала Блисс, схватив его за лицо. - Нет, нет, нет. Смотри на меня, пожалуйста, смотри на меня. Что мне нужно сделать, чтобы ты остался? Магия? Энергия? Пыль? Вся я, вся моя жизнь, что мне нужно сделать?

- В чём-то он, всё же, был прав, - удивлённо сказал Рафферти.

Он с каким-то отстранённым интересом наблюдал за метаморфозами, что с ним происходили. Смотрел на свои руки, треснувшие, словно сделанные из сухого дерева, смотрел на то, как из него сыпалась, улетала, исчезала пыль. А потом он посмотрел на Блисс.

Он смотрел на неё, смотрел, смотрел, и Блисс не понимала, не могла понять, почему металась столь долго, почему искала что-то. Он был рядом. Он был с ней.

Но, всё же...

- Если бы... если бы мне пришлось пережить всё это ещё раз, если бы это значило, что в конце пути я снова найду тебя, я бы повторила всё. Каждое действие. Раз за разом, - сказала Блисс, крепко взяв Рафферти за плечо. - Всё это стоило того. Не смей меня бросать. Не смей уходить от меня.

- Ты ни в чём не виновата, - сказал Рафферти. - Пожалуйста, никогда себя не вини. Никогда.

Он говорил ещё что-то, но Блисс слышала его крайне плохо: всё вокруг расплывалось, становилось блеклым, становилось серым. В прошлый раз Блисс не успела почувствовать последствие своих слов: она распалась сразу же.

Но сейчас происходило что-то другое. Мир терял свои краски, и всё, что наполняло его смыслом, исчезало. Блисс с ужасом чувствовала, как внутри что-то рвётся. Чувствовала, как ей снова захотелось метаться. Бежать. Кричать.

Блисс с ужасом смотрела на Рафферти, и чувствовала первобытный страх. Это не могло быть правдой. Он не мог умереть.

Рафферти рухнул на колени, поморщившись, и Блисс разу же опустилась рядом с ним, взяв его голову в свои руки.

- Это ты! Я никогда... никогда... всё это время я не понимала, не знала, зачем и что именно... всё это время, у меня... тебя... не было... а это ты, ты!

***

Малфой упал там же, где и стоял. Он поднялся на ноги, чувствуя слабость, тошноту и мерзкий привкус во рту. Только сейчас он понял, что всё это время чувствовал время, чувствовал его замедление, его остановку.

Он обернулся: и вздрогнул. Блисс сидела на полу, держала Николаса Рафферти и что-то говорила, что-то повторяла. С ней происходили метаморфозы, о которых он только слышал, и всегда считал их смехотворными, за гранью фантастики и здравого смысла.

Малфой видел магическую ауру Блисс. Она была такой же, как и у всех волшебников - синей. И всё это синее марево отделялось от неё, уходило, тянулось к Рафферти. Блисс отказывалась от своей магии ради него.

Он хотел было подбежать к ним, но был отброшен в сторону сильнейшим магическим потоком. Он ударился не сильно, и не было чего-то, что он мог бы повредить. Он снова встал, протерев глаза.

Всё магическое поле, которое клубилось вокруг Блисс, исчезло. Она по-прежнему сидела на полу. Никого рядом с ней не было.

________

https://www.flickr.com/photos/138284997@N04/

Будущее прекрасно


Следующая неделя казалась плохим сном. После того, как профессор МакГоногалл пришла в себя, она сразу же достала палочку и прошептала заклинание. Возможно, этого даже не стоило делать, потому что на выходе из Выручай-комнаты их ждали деканы факультетов во главе с Альбусом Дамблдором. На следующий день приехал секретарь заместителя министра магии. Ещё через день - заместитель министра магии. Ещё через день их школу посетил сам министр магии, Корнелиус Фадж собственной персоной.

Каждый из них, будь то секретарь заместитель министра или сам министр, каждый задавал одни и те же вопросы.

«Как всё это началось?».

«Вы уверены, что не было чего-то, что могло бы предотвратить такой исход?».

«Мисс Бромлей была склонна к проявлениям жестокости или насилия?».

«Вы уверены касательно своих обвинений Киллиану Маррею? Всё же, он считает одним из лучших зельеваров, входящих в Ассоциацию».

«Вы не знаете, с кем мы могли бы связаться, чтобы уточнить некоторые детали, касающиеся Николаса Рафферти?».

«Вы не могли бы поделиться вашими воспоминаниями».

Последний вариант немного отличался: Корнелиус Фадж ясно дал понять, что это не просьба. Не смотря на это, Малфой прекрасно знал свои права. Как и то, что в Хогвартсе найдутся люди, которые с удовольствием поделятся своими воспоминаниями, связанными с Блисс.

- Отвратительно, - сказала Пэнси. - Омерзительно.

Малфой, надеясь, что хотя бы Блейз её успокоит, быстро с ним переглянулся. Но наткнулся только на вызывающее неодобрение. Блейз быстро окинул его взглядом, всем своим видом давая понять, что, не смотря на толику усталости от повторяющихся слов Пэнси, он, всё же, был на её стороне.

- Это так омерзительно, - повторила Пэнси, помахивая палочкой и разжигая зеленоватый огонь в камине всё больше.

- Ты спалишь гостиную, - сказал Малфой.

- Отлично, - с жаром воскликнула Пэнси. - Возможно, вместе с гостиной сгорит весь Хогвартс. А значит - и Бромлей вместе с ним.

- Да что она тебе сделала? - невольно поразился Малфой.

- Ох, конечно же, это же была не она, - фыркнула Пэнси. - А Айвори.

Малфой не стал на это ничего отвечать. И в самом деле, как такое можно было объяснить. Для Пэнси не было никакой Айвори. Была только Блисс, которая, вначале её избив, сразу же после этого вторглась в её разум.

- Ты не представляешь, какое удовольствие я сейчас испытываю, - сказала Пэнси, продолжая помахивать палочкой. - Я столько времени держала это в себе, не могла сказать, что именно она сделала... она... её не должно быть в Хогвартсе. Почему Дамблдор её защищает? Почему она ещё не в Азкабане?

- В Азкабане? - переспросил Блейз. - Извини, но тут я с тобой согласиться не могу. Однако, это не отменяет того факта, что её должны были взять под стражу.

- Из-за чего? - с интересом спросил Малфой. - Из-за семейных проблем?

- Почему ты называешь это «семейными проблемами»? - поморщившись, спросила Пэнси. - Я, честно признаюсь, уже мало что помню из той каши, что творилась в её разуме, но, прошу, какая семья? Они ей не были. Семья - это кровь. А они были лишь неизвестными магическими отбросами, которые сплотились.

- Мне бы быть таким «магическим отбросом», - хмыкнул Блейз. - Столько столетий жизни. Столько силы.

- Если бы не люди, на которых они паразитируют, о силе бы не шло и речи, - презрительно сказала Пэнси.

- Кто бы говорил о паразитизме, - не выдержал Малфой.

Пэнси, резко обернувшись, и, гневно сверкнув глазами, открыла рот. Явно хотела что-то сказать, что-то резкое, что-то, что она считала обидным. Она замолчала. И внезапно, всё, что было в ней, стало сквозить такой сильной усталостью, что Малфой, встав с кресла, подошёл к ней и положил руку на спину.

- Всё закончилось, - сказал он. - Тебе нужно успокоиться и понять, что всё закончилось.

- Всё закончится, когда она уберётся из Хогвартса, - жестко ответила Пэнси. - Может быть... может быть, если бы я поделилась своими воспоминаниями, Дамблдор не стал бы её защищать.

Малфой на мгновение замер.

- Я тебе не запрещаю, - наконец сказал он.

- Но ты попросил этого не делать.

- Да.

- Ты всё ещё не хочешь, чтобы я сделала это?

- Да, - не стал лукавить Малфой.

- Значит, закончим на этом разговор.

Малфой кивнул самому себе и убрал руку со спины Пэнси. И рассмеялся. Он смеялся так долго и громко, что на него начали оборачиваться, а Нотт, прошедший мимо, кинул на него взгляд, полный безграничного удивления. Он не остановился. Он ничего не сказал.

- Да что с тобой? - апатично спросил Блейз.

- Пэнси, - сказал Малфой, утирая невольно набежавшие слёзы. - Ты, всё же, не права.

- Вот как? И в чём именно?

- Иногда дело не в крови, - и, подумав, добавил. - Иногда крови нет вообще.

***

Минерва МакГоногалл безгранично устала от того, что происходило вокруг неё. Блисс, конечно, всегда была девушкой нервной, но в ней не было ничего, что могло бы вызывать опасения. В конце концов, после беспрерывных семи лет и событий, происходящими с Гарри Поттером и его друзьями, Блисс Бромлей всегда казалась человеком крайне посредственным.

То, что с ней случилось, до сих пор не могло уложиться в голове Минервы. И уж особенно она крайне неохотно связывала её и Киллиана Маррея. Киллиан Маррей, который в прошлом году выиграл турнир по зельеваренью, Киллиан Маррей, который выпустил столь талантливую книгу о зельях магического мира. И сейчас Киллиан Маррей, который преподавал в их школе, бесследно исчез. Был убит. Блисс Бромлей или Николасом Рафферти, в разуме Блисс Бромлей.

Минерва почувствовала, как голову сдавил стальной обруч. С этими происшествиями и потраченными нервными клетками она точно сократила себе жизнь на пару десятков лет.

- Может быть, дать вам зелье против головной боли? - посмотрев на неё с искренним сочувствием, спросил Дамблдор.

- Боюсь, вынуждена отказаться, - ответила Минерва. - У меня складывается такое ощущение, что я сама состою из этого зелья. И, если бы мне было нужно зелье, я бы сходила к мадам Помфри.

- В таком случае, зачем вы пришли ко мне? - спросил Дамблдор.

- Вы прекрасно знаете, зачем я пришла к вам! - резко сказала Минерва, и, мысленно покорив себя за несдержанность, сразу сбавила тон. - Альбус, поймите, вы не можете держать эту девочку в стенах школы вечно.

- Держать? - с удивлением переспросил Дамблдор. - Вы говорите так, будто она пленница. Уверяю вас, это не так. Как только мисс Бромлей захочет покинуть стены школы, я сразу же помогу ей в этом.

Минерва потрясенно на него посмотрела.

- Хотите сказать, что вы просто... поможете ей сбежать?

- Нет, я не буду помогать ей бежать. Блисс Бромлей не сделала ничего, за что ей было бы необходимо бежать от кого-то.

- В таком случае, почему вы никого не пускаете к ней? Почему не пустили к ней министра магии, хотя он ясно дал понять, что закроет школу, если вы этого не сделаете?

- Пожалуй, я могу согласиться с тем, что, в связи с последними событиями, у нашей школы есть проблемы, - подумав, сказал Дамблдор. - Но до закрытия дело не дойдёт.

- О, мне бы хотя бы четверть вашей уверенности! Альбус, одна из учениц нашей школы мертва! Мисс Патил - мертва.

- Я знаю, - ответил Дамблдор. - Но тот, кто повинен в её смерти - тоже мёртв. И не мисс Бромлей отвечать за его поступки.

- Мисс Бромлей единственная, кто знает хоть что-то, - жестко сказала Минерва. - И... если это хоть как-то поможет мисс Грейнджер, то она обязана поговорить с министром магии.

- Она уже поговорила со мной. И, уверяю вас, она не знает, как помочь мисс Грейнджер.

- Министр...

- У министра нет никаких прав судить мисс Бромлей, - стальным голосом сказал Дамблдор. - Как и Визенгамоту. Как и магической полиции. Если уж на то пошло, эти люди даже не имеют права разговаривать с мисс Бромлей на темы, связанные с магами или магией.

- Я всё ещё не верю, - сказала Минерва, чувствуя сильнейшую растерянность. - Разве это может быть правдой?

- Но вы всегда знали об этом.

- Да, знала, как о несуществующей легенде! - воскликнула Минерва. - Пожертвовать магией ради другого человека... это даже звучит смешно.

- И что же в этом смешного, Минерва? - пораженно спросил Дамблдор. - Уверен, что и я, и вы могли бы быть в настолько критической ситуации, что, не, задумываясь, пожертвовали магией.

- О, конечно же, могли. И мы были в таких ситуациях. Скажите, Альбус, приходит ли вам в голову что-то, что вы хотели бы изменить? Что-то, ради чего бы вы, не задумываясь, пожертвовали магией?

Дамблдор посмотрел на Минерву, но она видела: он смотрел сквозь. Видел что-то, вспоминал что-то, известное ему одному.

- Конечно. Но у меня этого не получилось. То, что сделала мисс Бромлей, является бессознательным процессом. А моё подсознание не готово расстаться с магией. И, может быть, ваше не было готово тоже.

Минерва попробовала прибегнуть к последнему рычагу давления.

- Вы же понимаете, что не сможете вечно держать мистера и миссис Бромлей у ворот Хогвартса? Совсем скоро мистер Бромлей найдёт способ вернуть свою дочь. Несовершеннолетнюю дочь, и, Альбус, я не хочу слушать ваши разглагольствования о возрасте мисс Бромлей.

- Почему-то у меня есть уверенность, что к тому моменту, когда мистер Бромлей сможет прорваться в нашу школу, мисс Бромлей здесь уже не будет, - задумчиво сказал Дамблдор. - Впрочем, не к спеху об этом говорить. Пока что у нас есть только это время. Ох, Минерва. Вы никогда не замечали, насколько же время быстрое, неумолимое, но вместе с тем - такое медленное и нерасторопное?

- Нет, Альбус. Не замечала.

***

- Малфой!

Малфой остановился, едва занеся ногу в проём Большого зала. Он обернулся и слегка приподнял брови, с интересом разглядывая Кэтрин Маррей, которая, ловко обгоняя учеников, стремительно к нему приближалась.

- Чего тебе, Маррей? - спросил он.

- Объяснений! - с жаром сказала она, поравнявшись с ним. - Хоть каких-нибудь. Что происходит?

- Часто я задаюсь тем же вопросом, и о многих, многих вещах. Что тебе хотелось бы узнать конкретно?

- Прекрати так себя вести, - топнула ногой Кэтрин. - Я действительно не понимаю, что творится в Хогвартсе. Вы все, экзамен с аверлиусами, Выручай-комната, смерть Падмы... я всё ещё не могу в это поверить.

- Но тебе бы давно стоило, - не удержался Малфой.

- Прекрати так себя вести! Все те, кто выбрался из этой комнаты, не говорят мне не слова. Гарри Поттер смотрит на меня так, словно я в любой момент готова взорваться. Да, Киллиан Маррей никогда не был моим дядей. У папы вообще братьев нет, и ты не представляешь, какая каша творится у него в голове! Всё ещё не понимаю, зачем Киллиану Маррею пришло в голову околдовать нашу семью и... почему я всё ещё называю его Марреем? Это даже не так.

- Это, конечно, всё невероятно интересно, но чего ты хочешь от меня?

- Я всё ещё жду объяснений. Почему все, кто был в Выручай-комнате, смотря на меня так, словно...

- Словно ты готова взорваться? - подсказал ей Малфой.

- Нет, так меня смотрит только Гарри Поттер. А остальные... у них в глазах такая жалость, что мне противно.

- Кэтрин, - сказал Малфой, пытаясь подобрать слова. - Каким был Киллиан... Киллиан. Каким он был человеком?

- Весёлым, - пожала плечами Кэтрин. - Добрым. Всегда помогал мне с домашним заданием, обращал на меня внимание, в отличие от моей семьи, мог выслушать, если у меня были проблемы. Он был хорошим дядей. А теперь я знаю, что он, возможно, причастен к смерти Падмы. И что он, совершенно точно, никогда не был моим дядей. И Блисс... где она? Где Рафферти? Что случилось?

Малфой поморщился. От бесконечных вопрос Кэтрин Маррей у него затрещала голова. Он посмотрел на неё. И, вздохнув, быстро пошёл прочь от дверей Большого зала.

- Малфой, немедленно остановись! Малфой! Драко Малфой!

Малфой, быстро нырнув в неприглядную нишу, прислонился к стене, пытаясь успокоить быстро колотящееся сердце.

***

- Что сказал профессор Дамблдор? - напряженно спросил Рон.

- Что мисс Бромлей не в состоянии вести с кем-то разговоры, - с точностью передал Гарри слова Дамблдора.

Парвати сжалась. Гарри смотрел на неё, чувствуя, как сжималось сердце. Если бы Парвати вела себя вполовину так же, как Рон, ему было бы спокойнее. Когда она узнала... хотя, по ней было видно, что она знала до того, как её известили.

Она не кричала. Не устраивала скандалов или истерик. Она просто кивнула. Сказала, что нужно написать родителям. И ушла в гостиную Гриффиндора, так и не притронувшись к перу или пергаменту. Рону пришлось писать письмо вместо неё и просить друзей Парвати отправить письмо.

Парвати редко куда-то уходила из гостиной. Сидела перед камином, молча смотрела в огонь. Рон, по мере возможностей, старался быть рядом. Когда приходил Гарри и на разные лады говорил, что Блисс по-прежнему не хочет с ними разговаривать, Парвати, совсем как сейчас, просто сжималась в комочек. И беззвучно плакала.

- Прошло восемь дней, - свистяще сказал Рон. - Гермиона... почему с этим никто не разбирается? Почему здесь нет врачей из Святого Мунго, почему министр магии пришёл лишь дважды, почему никто ничего не делает? Почему Дамблдор потакает этому бездействию?

- Он ему не потакает, - сказала Падма.

Гарри вздрогнул. С тех пор, как умерла её сестра, Падма говорила крайне редко.

- Он зачинает это бездействие, - закончила она и снова сжалась.

Рон с отвращением, с бессилием посмотрел в пустоту.

- Он её защищает, - сказал Рон. - Защищает Бромлей.

- Ты был там, - не выдержал Гарри. - Ты видел, что с ней произошло. Конечно, Дамблдор защищает её. Она ни в чём не виновата.

- Она виновата, и вина её - в бездействии, - жестко ответил Рон. - Я мало помню из того, что произошло. Возможно, скоро совсем забуду. Но найти управу на кого-то, кого называешь семьёй, можно всегда.

Гарри не знал, что ответить на это. Как и не знал, винил ли он Блисс. Нет, конечно же, в чём-то её вина была. В бездействии, эгоистичности, в невозможности... убить.

Пожалуй, когда Гарри думал о последнем, вся вина Блисс для него притуплялась. Он её понимал. Он понимал, что она не хотела марать руки даже о такого, как Маррей. Пусть он и заслуживал смерти, но брать на себя такую ответственность человек, у которого были хоть какие-то крохи морали, вряд ли бы решился. А для Блисс он долгое время был тем, кого она называла «семьёй». Никому бы Гарри такой семьи не пожелал.

- Долго это не продлится, - сжав кулаки, сказал Рон. - Рано или поздно, Дамблдору придётся разбираться с последствиями. И тогда он её прятать больше не сможет.

- И что же ты сделаешь, Рон? - устало спросил Гарри. - Нападешь на неё? Заколдуешь?

- Я потребую вернуть нам Гермиону!

- Да как же она сможет нам помочь? - искренне изумился Гарри. - Не Блисс виновата в состоянии Гермионы.

- Но она знает, что с ней произошло!

Гарри не стал спорить, не стал спрашивать, откуда у него такая уверенность. В конце концов, этот разговор у них случался по меньшей мере десятки раз.

***

Малфой мало помнил события, случившиеся после Выручай-комнаты. Он знал, что пролежал два дня в Больничном крыле. Он кое-что помнил: помнил, как Блисс лежала на полу и выла, точно раненый зверь. Человек не мог издавать такие звуки. Это было едва ли не на уровне инстинктов. Малфой по-прежнему этого не понимал, как и не понимал того, почему именно это настолько прочно отпечаталось в его голове.

Но одно он знал точно: сегодня он должен был её увидеть. Малфой стоял рядом с горгульей и ждал. Ждал Дамблдора, кого-то из профессоров, кого угодно, кто мог бы провести его в кабинет. Дамблдор же именно там держал Блисс? Малфой этого не знал, но выяснить это был обязан.

По прошествии трёх часов Малфой задремал, привалившись к горгулье. Проснулся он того, что врезался в стену: горгулья за его спиной начала движение. Он вскочил, ожидая увидеть Дамблдора, МакГоногалл. Кого угодно. Но не Блисс.

Она не была в школьной мантии, не пыталась прятать лицо. На ней был бордовый свитер, свободные брюки и замшевые сапожки цвета мокрого асфальта. Малфой был уверен, что уже где-то видел эти сапожки. Когда она увидела его, то удивлённо приподняла брови. После чего, взяв его под руку, куда-то потащила, быстро говоря на ходу:

- Ты-то мне и нужен. Вернее, мне нужен не ты, а Гарри, но так даже лучше. Ты не мог бы взять у него одно воспоминание? Оно мне крайне необходимо.

- Что... ты... нам надо поговорить.

- О, обязательно, - воодушевленно закивала Блисс. - Но не сейчас. Мне нужно кое-что сделать, думаю, управляюсь за час.

- Блисс, остановись, - сказал Малфой. - Куда ты идёшь? Что именно тебе нужно сделать? Ты... что ты делала всё это время?

- Пожалуйста, не надо вопросов, - поморщилась Блисс. - Последнее время их и так было слишком много. Так вот, мне нужно воспоминание.

- Блисс...

- А потом мы обязательно поговорим, - перебила его она. - Если ты, конечно, сможешь добыть нужное воспоминание.

Она говорила быстро, легко и непринужденно. Движения её были резкими, пронзительными, какими-то рваными. Блисс быстро описала, какое именно воспоминание ей требовалось, после чего сказала:

- Если добудешь воспоминание, приходи в кабинет Дамблдора. Пароль «сахарный песок». О мой бог, иногда он просто невыносим!

- Кто, Поттер? - растерянно спросил Малфой.

- Нет, Дамблдор. Увидимся.

- Подожди, - сказал Малфой и, быстро её обогнув, встал ровно напротив. - А если я не добуду это воспоминание?

- Тогда можешь не приходить, - пожала плечами Блисс. - Или приходи, ты же знаешь пароль. Но вряд ли у нас получится что-то, что сошло бы за разговор. До встречи!

Блисс скрылась в темноте коридоров, и всё, что Малфою оставалось, это просто смотреть ей вслед.

***

Пожалуй, впервые в жизни Малфой считал себе тем ещё идиотом, но лучшего способа, чем выманить Поттера из спальни в час ночи, кроме как громко переругиваться с Полной дамой, он придумать не смог.

- Я требую, чтобы вы позвали Гарри Поттера! - орал во всё горло Малфой. - Или пропустили меня внутрь!

- Никуда я вас пускать не собираюсь! - не выдержав, закричала в ответ Полная дама. - До тех пор, пока вы не скажете пароль, ноги вашей не будет в гостиной Гриффиндора!

Малфой набрал в легкие побольше воздуха, но сказать ничего не успел: портрет отъехал в сторону, и перед глазами Малфоя предстала Парвати Патил. Она посмотрела на него крайне равнодушно, после чего махнула рукой в сторону прохода.

Малфой секунду раздумывал: идти ли ему или попросить Парвати просто позвать Поттера. Он пришёл к выводу, что вряд ли Парвати будет с ним разговаривать. И вряд ли он хочет слышать от неё какие-то слова.

Малфой осмотрелся, поморщившись: если гостиная Слизерина отличалась крайним минимализмом, а Когтеврана - сдержанной элегантностью, то гостиная Гриффиндора выглядела крайне захламленной и аляпистой.

- Я позову Гарри, - сказала Парвати. И не сдвинулась с места, продолжая смотреть на Малфоя.

- Хорошо, - осторожно ответил он. - Полагаю, сейчас ты взываешь к нему телепатически?

Парвати отмерла, и, развернувшись, быстро убежала.

Малфой чертыхнулся. Неужели Поттера было настолько сложно добудиться, что ему приходилось ждать вот уже двадцать минут? Малфой посмотрел на диван, раздумывая, сесть ли и ему. И с неприязнью поморщился. Нет, лучше он постоит.

- Малфой, что тебе понадобилось в час ночи? - с удивлением спросил Поттер.

Он посмотрел на Парвати, невольно порадовавшись тому, что она не додумалась разбудить тупого дружка Поттера. После чего сказал:

- Можем поговорить в другом месте?

- Это что, просьба? - опешил Поттер.

- Да, - неохотно ответил Малфой.

Поттер не стал отходить далеко от своей гостиной. Остановился посреди коридора и, достав палочку, взял её в руки, прошептав «Люмос». Этого можно было и не делать: факелы давали освещение вполне сносное. Малфой понимал, что палочка - своего рода предупреждение, и это казалось ему смешным. Что бы он сделал? Да и зачем.

Малфой не стал медлить и разводить церемонии: вкратце сказал Поттеру, что именно ему было нужно.

- Понятно, - сказал Поттер, и по его лицу было видно, что ничего ему понятно не было. - И зачем оно ей понадобилось?

- А мне откуда знать? - устало спросил Малфой. - Пока я не добуду это воспоминание, говорить со мной не будут.

- Как думаешь... это воспоминание нужно для того, чтобы спасти Гермиону?

Малфой подумал, что хотел бы он сказать, что да, конечно, Поттер, так и есть. Блисс получит это воспоминание, ей придёт озарение и она, распустив крылья, кинется спасать Грейнджер. Вот так, сразу же.

- Вряд ли она вообще сейчас думает о Грейнджер, - честно сказал Малфой.

Поттер комично опустил уголки губ вниз, мол, да, твоя правда. Он погасил палочку и приставил её к своему виску, сказав:

- Я не силён в трансфигурации. Можешь наколдовать флакон?

Когда всё было закончено, а воспоминание было прочно закупорено, Поттер спросил:

- Как она выглядела, когда вы встретились?

- Нормально, - пожал плечами Малфой. - Так же, как и всегда.

Он снова вспомнил, как выглядела Блисс: свитер, брюки, замшевые сапожки. Улыбка. Блисс улыбнулась ему, когда прощалась. Это была её обычная улыбка.

- Может быть, она уже отходит... от всего произошедшего, - словно угадал его мысли Поттер.

- Да, - растерянно ответил Малфой. - Послушай, Поттер...

- Я за тобой не пойду, - перебил его он. - И... если она заговорит обо мне, передай, что я её не виню.

- А это действительно правда? - пытливо спросил Малфой.

Поттер задумался на некоторое мгновение, и, пожевав губу, сказал:

- Я знаю, что если бы Гермиона с ней не подружилась, этой бы ситуации не было. И сейчас бы она была с нами. Возможно, если бы не Гермиона, Блисс бы вообще не продвинулась так далеко и...

- Ничего бы не узнала, - закончил за него Малфой.

- Так и есть, - не стал лукавить Поттер. - Но все мы имеем право на свою жизнь, какой бы она ни была. И никто не имеет право её отбирать.

- Это была не её жизнь, - сказал Малфой, чувствуя, как в нём зарождается бессильная, мерзкая злоба. - Она была Блисс Бромлей. И... она бы могла прожить без этих воспоминаний, наполнить свою жизнь чем-то другим. Она могла жить настоящим.

- Настоящим? - удивлённо переспросил Поттер. - Да что ты такое говоришь, Малфой? Настоящее - оно здесь. Оно сейчас происходит. Настоящее никогда не будет определять, кто мы на самом деле. Прошлое - вот и всё, что у нас есть. И мы имеем на него право, чтобы ты там не думал. Никто не в праве его у нас забирать. Я бы просто хотел...

- Чтобы её прошлое никак на вас не влияло. На тебя и твоих друзей, - усмехнулся Малфой. - Знаю. Всем, кто был в это втянут, этого бы хотелось. Но уже ничего не поделаешь.

***

Альбус Дамблдор старался следить за Блисс украдкой, так, чтобы она не замечала, не перехватывала его взглядов. Вряд ли бы она стала спрашивать, интересоваться вниманием к себе, потому что всё и так было предельно понятно. Альбус Дамблдор не хотел её тревожить, хотел показать, что он рядом, что в любой момент, когда Блисс захочет уйти из Хогвартса, он сразу же её выведет.

Он до сих пор помнил её крик, её дикий, протяжный вой. Она лежала на полу, и смотрела куда-то в сторону абсолютно пустыми глазами. В ней не было ничего, что можно было бы назвать «диким», но она продолжала кричать, продолжала повторять одни и те же слова.

После того, как Альбус наложил на неё сонные чары и отнёс в свой кабинет, он сходил на кухню, взял немного еды и, оставив её на своём столе, сразу же ушёл.

Последующие дни не были чем-то примечательны: в Хогвартс приходил секретарь заместителя министра, заместитель министра и, разумеется, сам министр магии, Корнелиус Фадж.

С последним пришлось сложнее всего, впрочем, как и всегда. Их разговор продлился больше двух часов, и ровно раз в десять минут он обязательно вставлял ремарку о кабинете Альбуса, о том, что их разговор происходит не в его стенах, о том, что же он там прячет. Кого же он там прячет.

Не смотря на то, что Альбус отстрочил немного времени для Блисс, он понимал, что долго так продолжаться не может. Особенно учитывая тот факт, что он не допускал её родителей в Хогвартс, что, в сложившийся ситуации, было не совсем законным.

Альбус даже не до конца понимал, зачем он делает это. Блисс его ни о чём не просила. Когда она очнулась, то просто посмотрела на него и поинтересовалась, как у него дела. После чего спросила о том, что происходит в школе. Потом попросила разрешение к Омуту памяти. Всё, что она делала последующие дни, это прокручивала одно-единственное воспоминание. Снова. И снова. И снова.

Альбус знал, что Омут памяти сохранит его. Альбус надеялся, что сможет удержаться в дальнейшем, чтобы его не просмотреть.

Он снова бросил взгляд на Блисс: она, съев пару сэндвичей и быстро выхлебав две кружки чая, снова стояла рядом со своей доской. Доской, на которой были прикреплены красные, розовые и белые нити. Все они тянулись к таким же клочкам бумаги, на которых были написаны страны, города, места, о которых Дамблдор не знал. На протяжении недели клочком бумаги становилось всё больше. Как и красных нитей.

- Если я правильно понял, - не сумев сдержаться, сказал Дамблдор. - Все места, которые помечены красными нитями, важнее всех остальных.

- Что? - растерянно спросила Блисс, быстро обернувшись. После чего снова посмотрела на доску. - Да, точно. Так и есть. Проблема в том, что их становится всё больше. Куда мне отправится в первую очередь? В Копенгаген? Софию? Куда-то в Испанию?

- А куда вы хотите отправиться в первую очередь? - растерянно спросил Дамблдор. - И, извините моё любопытство, зачем вам туда нужно?

- Ох, я не знаю, - сказала Блисс, по-прежнему смотря на доску. - Возможно, там я найду что-то. Какие-то зацепки. Что-то, что поможет мне вернуть его.

- Блисс...

- В прошлый раз, когда... когда я сказала то, чего говорить не следовало, сгоряча, те слова... тогда я просто исчезла. Меня больше не было. И сейчас меня тоже - нет. Это звучит глупо, ведь так? Но... он жив, понимаете? Если я всё ещё существую в этом проклятом мире, то значит и он - тоже.

- Блисс, пожалуйста, поймите...

Она обернулась резко и стремительно, и, сократив расстояние, с силой опустила руки на стол.

- Что именно мне нужно понять? - подняв брови, спросила она. - Что он действительно умер? Умер из-за меня, потому что я не смогла сделать то, что была должна? Всё, что от меня требовалось, это просто-напросто толкнуть под поезд Винсента, который убил мою сестру и который на протяжении столетий насиловал свою. Я этого не сделала. Он сделал это за меня. Как и всё в моей жизни. Всё всегда делали за меня. Ах, милая Блисс Бромлей, добрая Блисс Бромлей, её нужно защищать, нужно сохранять чистоту её души...

- Блисс, остановитесь, дайте мне сказать...

- Когда-то у нас были долгие разговоры, которые всегда сводились к тому, что ничего на этом свете не стоит убийства другого человека. Я ошибалась. Если я пролью кровь каждого человека в этом мире, он вернётся ко мне? Что мне нужно сделать? Кого убить? Покалечить, испортить? Есть какой-то ритуал? Если да, то какой именно? Я сделаю всё. Я смогу прожить без чистоты души. А без него - нет.

Блисс всматривалась в лицо Альбуса, и, наконец, он смог увидеть что-то кроме равнодушия, кроме показательного веселья и нервозности. Она смотрела на него с жалостью и состраданием. Она смотрела на него, и там, на самом дне её зрачков, догорали костры.

Она озвучила кое-что. Озвучила раньше, чем эта мысль появилась в голове у Альбуса. Но когда она заговорила, то он понял, что именно в этот момент, а может быть, и всё время, он раздумывал над этим.

- Вы же оставляли меня одну, не так ли? Оставляли, конечно же. Для того чтобы покончить с собой, не нужно много времени. Иногда - меньше минуты. Хорошо. Это можно устроить. Можно попытаться, в конце концов, почему нет? Тогда бы это всё закончилось. Но, разумеется, мне не могло так повести, не так ли?

Блисс задрала рукав свитера. Альбус, посмотрев на него, не увидел никаких следов или порезов.

- Вы такой старый, - смотря на него с каким-то потрясением, сказала Блисс. - Когда-нибудь вы умрёте. А я что? Ну, я проверила. Видимо, только не я. Нет, я не такая везучая.

- То, что вы хотели совершить с собой, не выход, - сказал Альбус, понимая, что его голос звучит жестко, жестоко. - Вы - здесь. И вы живы. Разве это не величайший дар, который вам могли подарить?

- Нет, - сказала Блисс, замотав головой. - Нет, нет, нет. Он не... он не мог со мной так поступить.

- Вы же так бы и сделали. Вы так и сделали. Но вашей силы было недостаточно.

- А его, значит, достаточно?! Для того чтобы что? Сделать меня бессмертной и умереть? Нет. Он жив. И... я найду его. Я верну его себе.

- Блисс...

- Прекратите, - презрительно усмехнулась Блисс. - Столько людей умерло у меня на глазах. Они покинули этот мир в полном одиночестве. И думая об этом, я хочу убить себя. Но, черт возьми, я не могу умереть.

- Вы были с Николасом Рафферти до самого конца.

- Нет. Если я по-прежнему здесь, то это значит, что и он - тоже.

Альбус хотел бы сказать ей столь многое, открыть глаза на такую ужасную, такую жестокую правду. Но он знал, что всё, что он говорил, не имело никакого значения для Блисс Бромлей.

***

- Сахарный песок.

Каменная горгулья посторонилась и Малфой, оказавшись в проёме, сразу же бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Он увидел Блисс рядом с окном. Она внимательно смотрела на поблескивающую гладь Чёрного озера, и, казалось, не обращала внимания ни на что вокруг.

- Подойди сюда, - не оборачиваясь, сказала она.

Малфой подошёл к ней и встал рядом, настолько близко, насколько мог себе позволить. Ему всё равно казалось, что расстояние между ними было слишком сильным, слишком неправильным.

- Что ты видишь? - сказала Блисс, кивком указав на окно.

- Стекло, - нахмурившись, ответил Малфой. - Раму.

- Да нет же, - чуть улыбнувшись, сказала Блисс. - Там, за окном. Что ты видишь?

- Чёрное озеро. Деревья. Могу разглядеть цветы, - подумав, он всё же спросил. - А ты?

- Развалины. Буквально - развалины. Я не вижу Чёрного озера. Только груду камней, мертвые деревья и высохшую маленькую речушку.

- Это то, что видят магглы, когда смотрят на Хогвартс, - рассеяно сказал Малфой. - Выходит, ты действительно лишилась магии. Всей магии. И... как же ты теперь будешь?

- Без магии? Никак. В смысле, я не собираюсь без неё жить. Потому что она по-прежнему существует. Где-то в этом мире. А если нет, мне придётся устроить холокост.

Блисс повернула к нему голову и широко улыбнулась. Малфой хотел бы её поддержать. Сказать, что можно обратиться к врачам больницы Святого Мунго. Или пойти дальше, в Америке колдомедицина продвинулась куда значительнее. Но он знал, о чём именно говорила Блисс.

И знал он ещё кое-что. Она не сможет никого убить. Она никогда не сможет причинить никому боль или же покалечить. Не смотря на всё, что случилось, это по-прежнему была Блисс, Блисс со своими яркими улыбками, свитерами, невозможностью говорить коротко, Блисс со своей ужасной координацией и светлыми мыслями. Маленькая Блисс Бромлей. Солнечная Блисс Бромлей. Это по-прежнему была она. Правда же? Правда?

- Держи, - сказал Малфой, протягивая ей флакон. - Это то воспоминание.

- О! - радостно воскликнула Блисс. - Огромное спасибо. Извини, ты не против, если мы поговорим завтра? Я действительно очень устала.

- Но...

- Да, я знаю, что обещала, но я действительно устала и хочу спать, - сказала Блисс, мягко подталкивая его в спину. - Завтра мы обязательно поговорим. Спасибо за воспоминание.

Блисс быстро закрыла дверь перед носом Малфоя, махнув ему рукой напоследок.

Он стоял там какое-то время. Надеялся, что она откроет, посмотрит, по-прежнему ли он там, скажет что-то, скажет, каково ей на самом деле. Возможно, спросит про Грейнджер. Спросит, что происходит в Хогвартсе.

Но она так и не открыла дверь, и Малфой понял, что ему, всё же, придётся дождаться завтра.

***

- Дорогие учителя. Ученики. Все те, кто собрался сегодня в стенах нашей школы. Для меня большая честь стоять перед вами, и я горжусь тем, что могу говорить перед столь талантливыми людьми.

Сейчас я понимаю, насколько быстро прошла моя, ваша учёба в стенах этой школы. Этой прекрасной школы, которая подарила каждому из нас столь многое. И, возможно, мне немного жаль. Жаль, что тогда я не дорожила каждой минутой, куда-то торопилась, старалась успеть больше, чем могла. Прислушайтесь к моему совету: цените то время, что вы здесь. Общайтесь с друзьями. Исследуйте Хогвартс, гуляйте часами по Хогсмиду, не обращая внимания на время. Дорожите каждой секундой, проведенной здесь. И, разумеется, не забывайте о своих уроках.

Я не хочу вам лгать. Мы, седьмой курс, заканчиваем Хогвартс не в самые лучшие времена для магического мира. Не смотря на это, каждый хочет заниматься чем-то, о чём мечтал с первого курса. Не смотря на то, что происходит, мы считаем себя непобедимыми. Вечными. Это нормально, ведь мы - так молоды. Тем не менее, я хотела бы попросить вас: цените вашу жизнь. Если вы не хотите идти в мракоборцы, если вы не хотите участвовать в этой войне, если вы и ваши семьи хотите быть в безопасности - вас никто и никогда не будет осуждать. Но, пожалуйста, сделайте всё возможное, чтобы себя обезопасить.

Те же, кто хочет сражаться. Для нас настанут мрачные времена. Мы не всегда будем знать, что происходит. Мы не всегда будем знать, в порядке ли наши семьи, или наши друзья. Мы будем верить всем сердцем, что никто из наших друзей не умрёт, что все, кого мы любим, всегда будем с нами. И, не смотря на всё, это - правильно. Мы должны, должны верить в хорошее.

И последнее. Я хотела бы попросить вас кое о чём. Цените своих друзей. Цените своих прекрасных друзей, поддерживайте их, старайтесь... старайтесь их понимать. Не слушайте никого, кто говорит, что школа должна остаться в прошлом. Ваши настоящие друзья всегда будут с вами. Поддерживайте их. Не бросайте. Боритесь с ними плечом к плечу. И никогда, никогда не отворачивайтесь от них.

***

Аврора нашла Ребекку на плантациях виноградника Винсента. Ребекка стояла в тени небольшого амбара, и с удивлением смотрела куда-то вдаль. Присмотревшись, Аврора поняла чувства Ребекки: Винсент и Десмонд, весело смеясь, кидали друг другу какой-то деревянный круглый обломок. Когда обломок попадал в руки одного, то сразу же взлетал ввысь, возвращаясь к другому. И так - по кругу.

- Что они вытворяют? - с удивлением спросила Аврора.

- Если бы я знала, - пожала плечами Ребекка. - Винсент нашёл этот обломок дерева где-то в лесу. Я даже не думала, что он найдёт его применение. Причём настолько странное.

Аврора ещё немного понаблюдала за ними. Десмонд, в очередной раз поймав кусок дерева, убрал волосы с лица. И, подняв голову, помахал Авроре. Та помахала ему в ответ, засмеявшись.

- В любом случае, выглядит это забавно, - не могла не признать она. - Они похожи на счастливых луговых собачек.

- Пожалуй, - согласилась Ребекка. - Два счастливых пёсика, которые нашли себе палочку.

Они, переглянувшись друг с другом, одновременно фыркнули.

На улице нестерпимо светило солнце, воздух нагрелся, наполнился запахом высокой травы и чистых ручьев.

- Давай пойдём к ним, - подумав, сказала Аврора.

Она сделала несколько шагов вперёд и почувствовала, как Ребекка сразу же схватила её за ворот платья. Это случилось даже раньше, чем ноги Авроры запутались в высокой траве и она едва не повстречалась лицом с землёй.

- Это невозможно, - грустно сказала Ребекка. - Даже боюсь представить, что с тобой будет, если нам придётся расстаться.

- Расстаться? - растерянно переспросила Аврора. - Но зачем?

- Что значит «зачем»? Это просто может произойти, - пожала плечами Ребекка. - Мы можем устать друг от друга. Или захотим побыть порознь какое-то время. Вы с Десмондом можете устать от нас. Или мы с Винсентом.

Аврора засмеялась, прищурив глаза.

- Возможно, мы можем побыть порознь несколько дней. Или чуть больше. Но... это же ничего не значит. В конечном итоге, мы всегда будем вместе, ведь так?

Аврора задала этот вопрос, и для неё он был риторическим. Но Ребекка изменилась: серьёзно на неё посмотрела, взяла в руку одну из выбившихся прядей волос Авроры и задумчиво покрутила её в пальцах.

Аврора испугалась. Ей показалось, что именно сейчас Ребекка скажет что-то.

«Мы действительно от вас устали».

«Какое-то время нам лучше не видеться».

«Встретимся через несколько лет».

Это, и ещё множество других вариантов пронеслись у неё в голове. И в самом деле, это же было нормально: несколько лет для них не имели значения. Потом они встретятся и будут рады друг другу ещё больше. Возможно, им действительно нужен отдых от этого общения. И всё же, всё же...

- Ох, милая, - воскликнула Ребекка, погладив Аврору по щеке. - Не смотри на меня глазами подстреленной лани. Это просто теории и предположения. Я буду с тобой до самого конца, столько, сколько нужно. Пока ты не отпустишь меня - я никогда не уйду.

- Ты говоришь так, словно я тебя удерживаю, - сказала Аврора, стараясь не допускать в голосе обиды.

- А ты ищешь скрытый смысл там, где его нет, - надзирательно ответила Ребекка. - Я буду с тобой. Я никуда не денусь. Обещаю.

Аврора улыбнулась и накинулась на Ребекку, смела её в объятиях. Ребекка засмеялась, подхватывая Аврору, и, внезапно издав странный писк, сильнее сжала её в руках и развернулась так, чтобы закрыть её.

Круглый кусок дерева попал ровно в плечо Ребекки.

- Вот же криворукий, - покачала головой Ребекка, поморщившись. - Винсент, следи за тем, что делаешь!

- Не моя вина! - крикнул в ответ Винсент. - Тут слишком сильный ветер.

Ребекка на это ничего не ответила: подняла обломок дерева и внимательно на него посмотрела.

- Как думаешь, что ждёт нас в будущем? - неожиданно спросила Ребекка.

Аврора только фыркнула на это и, выхватив обломок из рук Ребекки, размахнулась и метнула его Десмонду. После чего развернулась, широко улыбнувшись:

- Будущее прекрасно. Во всяком случае, для нас.



Обломки (прошлого)


Когда Блисс собирала свой чемодан, то разбудила Кэтрин. Она проснулась, похлопав слипшимися ресницами и, поняв, кто перед ней стоит, подскочила на кровати. Блисс быстро прижала палец к губам, шепотом сказав:

- Тише. Ты разбудишь Полумну.

Блисс, бегло окинув комнату взглядом и бросив короткий взгляд на чемодан, убедилась, что собрала всё. И, перехватив свою ношу поудобнее, быстро пошла к выходу. Спускать чемодан ей помогала Кэтрин: Блисс спустя три ступени уронила его себе на ноги, зашипев от боли.

Когда она вышла за пределы гостиной, ей пришлось обернуться. И взять из рук Кэтрин свой чемодан. Она знала, что Кэтрин захочет что-то спросить, что у неё было множество вопросов. Но Кэтрин не выглядела, как сломанный человек. Кэтрин не выглядела так, как всё это время выглядела Ребекка. Или же она, как и Ребекка, просто притворялась. Или Блисс, как и всегда, не хотела этого замечать.

Блисс смотрела, смотрела, смотрела на Кэтрин. И раздумывала: что будет, если с Кэтрин что-то случится? Что будет, если она упадет с лестницы? Что тогда ей делать с телом Кэтрин? Как совершить ритуал, жертвоприношение, что угодно, лишь бы...

Кэтрин слетела с места. Смела чемодан куда-то в сторону, смела саму Блисс, крепко её обняв. Блисс растерянно похлопала Кэтрин по спине.

- Мне никто ничего не говорит, - быстро зашептала Кэтрин. - Или говорят, но, в основном, в чём-то винят тебя, при том не в состоянии объяснить, в чём именно твоя вина! Блисс, пожалуйста, скажи, что происходило в Выручай-комнате? Что именно случилось с Падмой?

Блисс мягко отстранила Кэтрин, стараясь не смотреть ей в глаза. Вообще на неё не смотреть. Она хотела бы ей что-то сказать. Она смотрела на неё, такую красивую, такую юную, такую прекрасную в своём волнении и такую полноценную. Блисс хотела ощутить именно последнее. Эту полноценность. Это способность быть собой.

- Ты... ты хотя будешь мне писать? - растерянно спросила Кэтрин.

- Я... мне жаль, Кэтрин, - сказала Блисс, чувствуя, что это было хоть немного, но искренне. - Мне так жаль.

Когда она вернулась в кабинет Дамблдора; когда получила нужное ей воспоминание; когда выпроводила Малфоя, она снова начала просматривать воспоминания. Теперь она их чередовала. Воспоминание с Ребеккой, Винсентом и Десмондом. Воспоминание с Гермионой. Воспоминание с Ребеккой, Винсентом и Десмондом. Воспоминание с Гермионой. Воспоминание с Ребеккой, Винсентом и Десмондом. С ней - тоже.

И так ещё раз. И ещё. И ещё. Когда Блисс посмотрела в окно, солнечный луч освещал простирающиеся за окном развалины. Она выпила остывший чай и, надев пальто, вышла из кабинета профессора Дамблдора.

Казалось, что в Хогвартсе нет ни души. Каменный пол эхом разносил звуки её шагов. Можно было услышать, как движущиеся лестницы рассекают воздух.

Блисс шла, положив руки в карманы пальто, проводила руками по стенам. Невольно ей вспоминались какие-то простые, малозначащие вещи. Смехи, переругивания и крики. Бесконечные падения на ровных местах. Подхватывающие её руки. Объятия в неприметных нишах. Вспоминалось золотистое платье, Рождественский бал, вспоминались эмоции, которые тогда казались такими сильными.

Когда Блисс остановилась напротив кабинета Защиты от Тёмных искусств, то хотела просто пройти мимо. Она остановилась и, дернув за ручку, отворила дверь.

В окна лился тусклый свет, подсвечивая пыль, витавшую в воздухе. Блисс посмотрела на коллекцию оружия. Открыла витрину и, быстро пробежавшись по всему арсеналу пальцами, взяла в руки арбалет. Немного подержала его в руках, после чего выстрелила в воздух. И положила его обратно. Подошла к огромным картинам с салютом, всматриваясь в них так сильно, как никогда прежде. Только сейчас она заметила, что одна из картин была отодвинута чуть дальше, чем другие. Блисс, взявшись за раму, убрала её.

Блисс с равнодушием рассматривала картину, которую она видела на аукционе Копенгагена. Всё те же кислотные оттенки. Всё тот же череп, обтянутый мышцами, роза во рту, переплетённые конечности.

«Живые существа не могут без насилия. Но кто-то предпочитает его в жизни, а кто-то - в искусстве».

Блисс прикрыла глаза, представляя, что она по-прежнему там. Приехала в Копенгаген и сейчас обсуждает с Винсентом картины, торгуется за зеркало. А после - идёт с ним в кафе.

И видит в его глазах реку.

Блисс открыла глаза и, снова взяв картину с салютом, поставила её на место.

«Мисс Са... кэр... скарабей! Не забудьте добавить скарабея».

Блисс издала сухой смешок. И невольно произнесла:

- Что же ты наделал, Винсент.

Дверь в Выручай-комнату словно её ждала: как только Блисс подошла, она сразу же распахнула двери, и так же быстро, так же сразу захлопнула их за спиной Блисс. Мол, посмотри. Посмотри, что ты наделала, посмотри, куда тебя завела твоя правда. Получила правду? Получила. А другие вновь за тебя расплачиваются.

Гермиона висела в воздухе, чуть выше над уровнем пола. Вокруг неё струился золотистый барьер из пыли, охватывающий всё её тело в прочный круг. Сама Гермиона, свернувшись в позу эмбриона, плавала внутри. Её глаза были закрыты. И не было чего-то, что можно было бы назвать «признаками жизни».

Блисс подошла к барьеру и дотронулась до него, почувствовав под пальцами что-то, напоминающее спрессованный воздух. Гермиона по-прежнему никак не реагировала. Блисс ещё некоторое время смотрела на этот барьер, после чего вышла из Выручай-комнаты.

Когда она вернулась в кабинет, профессор Дамблдор сидел на своём привычном месте. Он посмотрел на Блисс, потом - на чемодан, после чего спросил:

- Стало быть, вы уходите.

Блисс, было, хотела спросить, уж не выгоняют ли её, но решила этого не делать. Альбус Дамблдор и так натерпелся от неё достаточно. И ещё долгое время будет разгребать последствия.

- Да, - кивнула Блисс. - Как думаете, я смогу увидеть поезд? Или мне будет казаться, что я несусь в огромном прозрачном пространстве? А стена? Я же смогу выйти за пределы магического мира?

- Сможете, конечно. И для этого вам не понадобится поезд. Или стена.

Дамблдор кивком указал на камин.

- Мы окажемся в доме крёстного Гарри Поттера, - сказал Дамблдор. - Потом я отдам вас вашим родителям. Надеюсь, вы меня понимаете.

- Да, - равнодушно ответила Блисс. - Конечно, понимаю. В таком случае, мы можем отправляться? Мой чемодан уже собрат.

- Конечно, - сказал Дамблдор. - Вы готовы? Не хотите попрощаться с кем-то? Или, может быть, посетить какое-то место?

Блисс снова посмотрела на развалины за окном. Она прикрыла глаза, вспоминая. Вспоминая затяжную зиму. Вспоминая тёмно-зеленую траву. Вспоминала пульсирующие красные тюльпаны и запах дождя в воздухе. И гладь Чёрного озера.

«- Затяжная была зима. Даже не верится.
- Прекрати читать мои мысли».

«Мой лучший друг - идиот».

«Так что, кто тут босс?»

«Ты - львиное сердце».

«Ты такая сильная. Ты такая прекрасная. Никогда, никогда не смей себя винить».

- Нет, - сказала Блисс. - Я уже попрощалась с Хогвартсом.

***
Филипп Бромлей не понимал, что происходит. Не понимал с тех пор, как его выдернул с важного совещания секретарь заместителя министра магии. Филипп, признаться честно, даже не захотел его слушать, и попросил Уилла выставить его за дверь. Заместителя министра магии, ему, всё же, пришлось выслушать. Когда же он дослушал его до конца, то, не мешкая, не раздумывая и даже не обдумывая, кинулся на вокзал Кинг-Кросс. Оказавшись там, он понял, что попросту не сможет преодолеть магический барьер. Пришлось в спешном порядке аппарировать домой. Сначала Филипп смотрел на телефон и судорожно искал номер профессора Дамблдора. Потом, поняв, что именно вытворяет, истерично засмеялся. И, быстро написав письмо с приказом выслать ему телепорт, отправил сову.

Ему пришло короткое, вежливое письмо. С категорическим отказом. Филипп даже не сразу понял, что такое письмо может быть адресовано ему.

Он добился встречи с Корнелиусом Фаджем. Он разговаривал с ним такое продолжительное количество времени, что едва не стер себе зубы, которые скрежетали непроизвольно на каждое его слово. Он вышел из Министерства магии, не удержавшись от того, чтобы устроить внутри его стен небольшой взрыв.

Он поднял на ноги всех, кого знал, подключил все свои связи, даже самые, самые незаконные, сумел прорваться в Хогсмид. Но дальше дело не продвинулось. Он видел стены своей родной школы. Видел Хогвартс, в котором была его дочь. Но пробиться туда он не мог. Всё, что ему оставалось делать, это ждать.

Ему пришлось вернуться домой. И пришлось рассказать всё Розалинде, хотя как же сильно он этого не хотел, но чем больше он узнавал, чем больше всплывало фактов, тем сильнее он понимал: им придётся уехать.

- Филипп, это безумие! - разорялась Розалинда. - Мы даже не живём в магическом мире, нас не смогут тут достать!

- Не смогут достать? - переспросил Филипп. - О, поверь, они смогут. Судя по тому, что я узнал, им не терпится взять нашу дочь под стражу.

- Прекрати, они не хотят взять её под стражу, - поморщилась Розалинда. - Просто задать несколько вопросов.

- Если сам министр магии хочет задать кому-то «несколько вопросов», это значит, что дело плохо, - отчеканил Филипп. - Как только я заберу Блисс из Хогвартса, мы сразу же покинем этот дом.

- Вот как? И куда же мы поедем? Вернёмся во Францию? Или, может, сразу отправимся в Мексику? Чтобы наверняка?

- Роза, прекрати. Не о какой Мексике не идёт и речи. Тебе по-прежнему будет комфортно, у тебя будет возможность ходить на приёмы. Об этом можешь не переживать.

- Приёмы? О каких приёмах идёт речь, если мы будем в бегах, если мы станет отщепенцами магического мира?

- Я ни слова не сказал о магическом мире, - напомнил Филипп.

- Да как же... как же я устала от этого!

Филипп удивлённо приподнял брови. Такого Розалинда не говорила, пожалуй, никогда за свою жизнь.

- Ты, Блисс, вы относитесь к нашему миру как к забавной игрушке, которую можно повертеть и выбросить, когда вам вздумается! Когда же вы, наконец, поймёте, кто вы есть. Вы - чистокровные маги! И этот мир всегда будет вашим, как бы сильно вы не делали вид, будто это не так.

- Роза, пожалуйста. Этот мир - твой. И никто, никогда у тебя его не отберёт. Он всегда будет твоим, и мы обязательно в него вернемся, как только всё уляжется. Но как только Блисс вернётся к нам, нам сразу же придётся уехать.

- Хорошо, - сказала Розалинда. - Вы можете уезжать. Вы можете бежать. Но я... я останусь здесь. И если мне придётся отдуваться за тебя, за мою дочь - ладно. Я сделаю это. Но бежать я не собираюсь.

- Не глупи, Роза. Безопасность нашей дочери - превыше всего.

- В таком случае, ты ей эту безопасность и обеспечишь. А я... я действительно устала. Устала от того, что ты поддерживаешь её буквально во всём. Устала, что, будучи матерью, никогда не получала хотя бы толику благодарности, толику чего-то, что могло бы хотя бы быть похожим на любовь. Пойми, Филипп, я её люблю. И, пожалуй, я люблю и тебя. Но смотреть, что именно вы делаете со своими жизнями, я больше не намерена.

- Хорошо, - после непродолжительного молчания сказал Филипп. - Как тебе будет угодно.

Филипп вышел из своего кабинета, сразу же наткнувшись на Уилла. Тот стоял, растерянно смотря на него, на открытый проём. Филипп жестом приказал идти за ним. Он не знал, куда его несут ноги. Остановился, только когда понял что дошёл до своего сада.

- Неделя уже прошла, - сказал Филипп. - Блисс всё ещё нет дома. Скажи, Уилл, что мне нужно сделать? Подкупить всё Министерство магии? Прибегнуть к артефактам? Примкнуть к этому ненормальному, который хочет искоренить всех людей без магического дара?

- Последнее, мистер Бромлей, крайне нелогично, глупо и опасно, - вздохнув, ответил Уилл.

- Пожалуй, тут ты прав, - кивнул Филипп. - В любом случае, нам с тобой пора задуматься о том, чтобы собрать вещи. Помочь тебе с трансфигурацией мотоцикла? И нужно нанять рабочих. Где-то у меня был их номер...

- Мистер Бромлей, - сказал Уилл. - Не надо никакой помощи с трансфигурацией. Если вам нужна помощь в сборах, только скажите. Но я никуда не уеду.

Филипп растерянно на него посмотрел.

- О чём ты, Уилл?

- Я всё понимаю, вас понимаю. Блисс - ваша единственная дочь, и вы сделаете ради неё всё. Миссис Бромлей, не смотря на всё, тоже её любит. И я... я мисс Бромлей с пелёнок знаю, конечно, она мне родная. Но, простите, мистер Бромлей. С учетом последних событий, я вас не поддерживаю. Осуждаю.

- Осуждаешь? - потрясенно переспросил Филипп, чувствуя горячую волну гнева. Ему стоило больших усилий не сказать «да где бы ты был, если бы не я». - И за что же?

- За ваше отношение к миссис Бромлей, - прямо сказал Уилл. - При всём уважении, мистер Бромлей, она - ваша жена. И как бы сильно вы не любили вашу дочь, нельзя сохранить семью без компромиссов. А вы всегда на стороне мисс Бромлей, даже если она не права.

- При чём здесь это? Сейчас моя дочь в опасности, и нам надо бежать! Ты действительно не понимаешь? Я не могу её потерять.

- А жену вы, значит, потерять можете? - резонно заметил Уилл. - Нет, мистер Бромлей. Если хотите, то можете бежать. Но я остаюсь с миссис Бромлей.

- Вы же на дух друг друга не переносите, - устало сказал Филипп.

- Так и есть. Но без поддержки я её не оставлю. Этот дом слишком огромен для четырех человек. А для одного - и подавно.

- А как на счёт того, чтобы прежде, чем собирать вещи, послушать меня?

Филиппу показалось, что он ослышался, что от всех волнений у него начались галлюцинации, что сейчас ему нужно идти к доктору Францу или, чем черт не шутит, начать штурмовать Хогвартс. Он повернул голову.

И увидел Блисс.

Она стояла, положив руки в карманы, переминалась с ноги на ногу, и её взгляд всё время бегал от одного к другому: она смотрела на цветы, на Уилла, а после, на него, Филиппа.

Она улыбалась. Не так, как всегда: это была какая-то мягкая тень её прошлой яркой улыбки. Ветер трепал её волосы, которые едва доходили до плеч, трепал её расстёгнутое пальто. Филипп, прищурившись, посмотрел за её спину: и увидел Альбуса Дамблдора. И снова посмотрел на Блисс.

Невольно Филипп вернулся в прошлое, в то, где Блисс вернулась с каникул и только увидела дом, в котором ей предстояло жить. Вспомнил, что их первая встреча после разлуки тоже случилась здесь, в этом саду. Она, его дочь, его прекрасная дочь, тогда обернулась. И накинулась, смела его в объятия.

Филипп не понимал, почему так сильно хочет вернуть тот день и то время. Блисс была здесь. С ней всё было хорошо, она не выглядела раненной, не выглядела грустной или покалеченной. Но как же сильно, как же сильно он хотел вернуть прошлое.

- Птичка, - только и смог сказать Филипп, подходя к ней. Он не знал, кто потянулся друг к другу первым. Блисс, схватив его чуть повыше локтя, притянула его к себе, с силой обняв. Филипп, немного приподняв её над землей, крепко прижал к себе. Он крепко зажмурил глаза, чувствуя, что вот-вот расплачется.

Блисс отстранилась первая. Снова ему улыбнулась, и мягко кивнула на дом.

- Пошли. Нужно встретиться с мамой. И о многом поговорить.

***

Альбус Дамблдор с интересом слушал, что именно говорила Блисс своим родителям. Она не подбирала слова, говорила быстро, слаженно и четко. Говорила, что в своём желании быть лучшей, в своём желании сдать экзамен быстрее всех, доказать, что она способна справиться со своими страхами первой, она зашла куда дальше, чем планировала.

Говорила, что из-за её ошибок произошёл сильнейший сбой в ритуале. И из-за этого пострадали люди. Погибли люди. Она продолжала говорить, рассказывать, и если бы Альбус Дамблдор не знал всего, то даже мог бы допустить мысль, что она не лгала. Что она говорила правду.

Он понимал, что совсем скоро её родители узнают правду, или, хотя бы, обрубки правды. Но так же он и понимал, что сейчас, пока Блисс не уехала, этого делать не стоило.

Он смотрел на неё, и, пожалуй, впервые задумался, правильно ли поступал, защищая, покрывая её. И чем дольше он продолжал раздумывать, тем сильнее понимал: правильно. Может быть, он старый дурак, который, даже видя в людях непроглядную тьму, верил, что их свет всё равно победит. Однажды его ошибка стоила многого.

Но он смотрел на Блисс Бромлей, и не мог не отпустить её. Возможно, она совершит ещё множество ошибок. Возможно, из-за этих ошибок снова пострадают люди. Или, возможно, она что-то изменит. Сделает что-то лучше. Или, хотя бы, просто будет счастлива для самой себя.

- Так я и думал, - кивал головой Филипп Бромлей. - Всё это - какое-то недоразумение.

- Филипп, «недоразумение» - это если бы кто-то просто покалечился. А мы говорим о людях, которые погибли, - сказал Розалинда Бромлей. - Это не «недоразумение».

- Но это - несчастный случай, - жестко сказал Филипп. - Я не понимаю, чего ты добиваешься, Роза? Хочешь, чтобы нашу дочь взяли под стражу, как какую-то преступницу?

- Её не возьмут под стражу, если она поговорит с властями и всё им объяснит! Ты подумал, чем это может грозить для её будущего, Филипп? Она сбежала из Хогвартса, не сдав экзамены!

- Блисс приняли в Гарвард. Уверен, я смогу договориться с магами из приёмной комиссии и...

- Ты хочешь сказать, что заплатишь им?

- Я собираюсь забрать документы.

Филипп потрясенно посмотрел на Блисс.

- Но... ты же так хотела поступить в Лигу Плюща.

- Да. Да, хотела. А теперь - не хочу.

- И что же ты собралась делать? - холодно спросила Розалинда. - Тратить своё наследство?

- Думаю, мне придётся потратить какую-то его часть, - легко согласилась Блисс. - Мне нужно найти... кое-что. Как только я найду это, то сразу пойму, что мне делать дальше.

- Птичка. Ты уверена, что поступаешь правильно? Я понимаю, эти события тебя подкосили, но до твоей учебы ещё много времени. Не забирай документы, времени на отдых у тебя достаточно.

- Папа... я не хочу.

Филипп Бромлей смотрел на Блисс, смотрел на свою дочь, и во взгляде его была беспросветная тоска. Альбус понимал, что Филипп Бромлей любил свою семью больше всего на свете, и хотел для неё лишь счастья. Но сейчас он был безоружен и слаб. Наверное, в этом и заключалась вся его жизнь, в его дочери, которая что-то вбила себе в голову. А он не мог ей отказать или сказать слова поперек. И всегда, всегда шёл у неё на поводу.

- Мне нужно в Хитроу, - сказала Блисс.

- Хорошо, - рассеяно сказал Филипп. - Дай мне несколько часов, я соберу вещи и...

- Папа, не глупи. Ты со мной не поедешь.

- Нет, поеду, - прищурился Филипп. - Ты натворила дел. Ты несовершеннолетняя. И теперь, куда бы ты ни поехала, я буду рядом.

- Нет, не будешь. Потому что мне этого не надо.

Филипп, не удержавшись, стукнул кулаком по столу. Розалинда вздрогнула, поморщившись. Блисс даже не шелохнулась.

- Я могу задержать тебя, - тяжело смотря на Блисс, сказал Филипп. - Сдать Министерству магии.

- Я найду выход.

- Тебя посадят под арест.

- Я всё равно найду выход.

Блисс, облокотившись на стол, приложила руку к лицу и дотронулась до лба, покачав головой. После чего встала, подошла к своей матери и, наклонившись, крепко её обняла. Когда Блисс уже почти отстранилась, Розалинда быстро, коротко дотронулась до её спины, на секунду прикрыв глаза.

***

Альбус Дамблдор вернулся в Хогвартс только глубокой ночью. В какой-то момент ему попросту надоело слушать бесконечные упрёки Розалинды Бромлей, бесконечные упрашивания Филиппа Бромлея, в какой-то момент Альбус Дамблдор едва не впал в кризис, смотря на лицо Блисс, совершенно равнодушное ко всему, что ей говорили. Он знал, что ему придётся вернуться в этот дом, и рассказать всю правду. Он только надеялся, что к тому моменту в их семье что-то решится.

- Альбус, так больше продолжаться не может!

Альбус едва не вздрогнул. Он задумался слишком сильно, смотря на неспокойное Чёрное озеро. Обернувшись, он увидел разгоряченную, недовольную и явно злую Минерву МакГоногалл. Присмотревшись, он увидел ещё кое-что: беспокойство. И страх.

- Блисс Бромлей немедленно должна явиться в Министерство магии, - сказала она. - Альбус, поймите, её не собираются сажать в Азкабан. Им просто нужно поговорить с этой девочкой.

- Нет, Минерва, - твёрдо сказал Альбус. - Блисс Бромлей больше не ученица этой школы. И, если идти дальше, Блисс Бромлей больше не под защитой этой школы. Её тут попросту нет.

Минерва растерянно на него посмотрела и, оглянувшись, подошла к одному из кресел, медленно в него опустившись. Она сняла очки и потерла глаза.

- Я не понимаю вас, Альбус. Почему вы так рьяно защищаете мисс Бромлей? Если бы не она...

- Если бы не она, - повторил Альбус. - А что - она? Она не виновата. Я видел ваши воспоминания. Видел воспоминания многих учеников, всех, кто там был. Я, признаюсь вам, просмотрел воспоминания мисс Бромлей, которые мне не предназначались. Я не знаю всей картины целиком. Но скажите мне, Минерва, кем вы считаете Блисс Бромлей в этой истории? Героем? Злодеем? Кем-то другим?

- Не думаю, что моё мнение имеет значение, - ответила Минерва. - Сейчас этим балом правите вы. Так что же, Альбус, кем вы считаете мисс Бромлей?

- Я считаю её маленькой девочкой. Не смотря на всё, что произошло, она так и не смогла повзрослеть. Это и неудивительно. Эти люди... они относились к ней, как к тепличному цветку, старались оберегать от всего. Уверен, они повидали страшные вещи, уверен, они просто хотели её огородить от всего плохого. Но в этом и заключается вся проблема. Когда ты оберегаешь кого-то настолько сильно, в какой-то момент этот человек начинает искренне верить, что так будет всегда. Что о нём будут заботиться. И что все невзгоды никогда его не коснутся.

- Тем не менее, я не считаю это оправданием. За всё время мисс Бромлей должна была понять различие между плохим и хорошим, понять, что есть поступки, которые приводят к неблагоприятным последствиям, - вздохнула Минерва. - И, Альбус. Я не считаю это ответом на свой вопрос. Всё же, кем вы считаете мисс Бромлей?

- Жертвой, - признался Альбус. - Жертвой обстоятельств. Просто - жертвой. Я защищал её всё это время, потому что искренне верю: жертва никогда не заслуживает наказания.

Минерва не нашлась, что ответить на это.

- Однако, - сказал Альбус. - Случилось что-то, чего я не знаю?

- Да, - неохотно ответила Минерва.

- И это как-то связано с мисс Бромлей?

- Честно сказать, я так не считаю, - задумчиво ответила Минерва. - Это произошло только вчера. Но... с учетом последних событий, я думаю, министр магии хочет принять во внимание все варианты.

- Так что же случилось, Минерва?

- Мисс Делакур исчезла.

- Исчезла? - переспросил Дамблдор. - Как это - исчезла? И что мисс Делакур делала в Министерстве магии магической Британии?

- Проходила практику в мракоборцы. Вместе со своим женихом.

- Вы говорите о Флёр Делакур?

Альбус отошёл от окна, и приветственно кивнув, указал на кресло. Драко Малфой, однако, быстро мотнул головой.

- Да, мы говорим о Флёр Делакур, - ответила за него Минерва. - Как вы вошли, мистер Малфой? Кабинет директора - не проходной двор.

- Учитывая последние события, у меня есть сомнения, - тихо сказал Альбус.

- Я знаю пароль. Так что случилось с Флёр Делакур?

- Никто не знает, - поморщившись, ответила Минерва. - Последний раз её видели рядом с одной из комнат с высоким уровнем доступа. А потом... она просто пропала.

- Вы будто бы совсем не удивлены, - заметил Альбус.

- Комната, рядом с которой её видели... комната с древней аркой.

Альбус немного подумал и осторожно сказал:

- Даже если бы кто-то из нас мог допустить, что мисс Делакур была крайне неосторожна... или её намеренно толкнули в эту арку... я всё ещё не понимаю, зачем бы им понадобилось говорить с мисс Бромлей.

- Я вам уже говорила, Альбус, - напомнила Минерва. - Они хотят учесть все варианты.

- Блисс уже знает об этом? - спросил Малфой.

- О, мисс Бромлей не знает об этом, - ответила Минерва. - И вряд ли узнает скоро, если узнает вообще. В Хогвартсе её больше нет.

Альбус с тоской посмотрел на Минерву. Она всегда была крайне скупа на эмоции, и, конечно же, не понимала сердечных дел, но даже для неё это было крайне резко.

Альбус внимательно смотрел на Малфоя, внешне почти спокойного: у него лишь чуть подрагивали руки.

Пожалуй, единственное решение, которое он не принял окончательно, касалось Драко Малфоя. Драко Малфоя и его чувств к Блисс Бромлей. Чувства, которые он к ней испытывал, действительно были сильны, сильны для подросткового периода, сильны для такого человека, каким являлся Драко Малфой. Если бы кто-то спросил Альбуса, что он думал по этому поводу, он бы ответил. И человек более рациональный обязательно бы сказал, что он - тот ещё дурак.

Но Альбус Дамблдор верил в любовь. Верил, что именно любовь могла исцелить, залечить, сделать большее, сделать лучшее, сделать - лучше. Во что он не верил, так это в то, что любовь может что-то починить. Сломанные вещи, сломанные люди, какая, в сущности, разница. Не было в мире клея, чтобы собрать что-то заново, так, как оно было изначально. И, увы, любовь этого тоже сделать не могла.

Альбус, не удержавшись, громко вздохнул. Совсем скоро ему придётся возвращаться в поместье семьи Бромлей. Разбираться с травмами учеников. Ему придётся увидеться с родителями мисс Патил, с родителями Гермионы Грейнджер. Ему придётся сделать множество вещей, чтобы школа продолжала своё существование, открыла двери в следующем году и была безопасным местом для каждого из учеников. Когда-нибудь ему, неизбежно, придётся взять на себя ответственность за деяния Тома Риддла.

Но сейчас он просто смотрел на Драко Малфоя, на молодого юношу, который хотел вернуть девушку. Девушку, которая ни на одну минуту своей жизни ему не принадлежала.

Эпилог


Своим зачарованным сердцем я продолжаю сплетать ожерелье стихов, -
И этот мой дар ты носишь вкруг шеи твоей во многих твоих воплощеньях.
Каждую новую жизнь, во все времена, бесконечно.©


Серые потолки змеились над головой, переплетались с холодным светом ламп и сероватым - из окон. Гранитовые полы заглушали любые звуки шагов, кроме, разве что, громкого цоканья каблуков. Сквозь прозрачные, только начищенные окна можно было увидеть, как причудливо смешался рассвет: небо было едва розоватым, перьевые облака пропускали молочную пелену солнца, и всё это скрывали разбросанные клочки тумана.

Когда Малфой только прибыл в Хитроу, то он не обращал внимания на обстановку, на то, что было за её пределами. Он прибыл в то время, когда с неба не сошли последние звёзды.

Филипп Бромлей, увидев его и Дамблдора на пороге своего дома, даже не удивился. Казалось, присутствие именно его, Малфоя, вообще было вещью самой собой разумеющейся. Он предложил чашку чая. А потом сказал, что Блисс уехала несколько часов назад. Сказал, что билета у неё на руках не было, и что есть, пусть и крохотная, возможность найти её в аэропорту. Он дал ему свой мобильный телефон: сказал, что в Хитроу легко можно затеряться. Малфой, поначалу не желавший пользоваться странным маггловским устройством, всё же набрал номер. И услышал несколько гудков, которые сразу же оборвались.

В своих поисках он увидел, по меньшей мере, сотни людей, которые проходили, пробегали или неспешно плелись: к входу или же выходу. Он купил себе стаканчик с кофе в автомате и, сделав глоток, сразу же выбросил его. В кафе, куда он зашёл, ему уже налили что-то, что можно было бы считать настоящим кофе. Он сел в зоне ожидая, неспешно пил кофе. Смотрел на яркие майки, серые костюмы, строгие пиджаки, летящие платья, которые вихрем проносились мимо. Слушал, как катятся чемоданы. И иногда, когда видел темные блестящие волосы, невольно вскакивал с места.

- А куда летите вы?

Малфой неопределенно хмыкнул. К нему уже подсаживалось три человека, мечтающие вступить с ним в пустые, ничего не значащие разговоры. Блисс бы такое обязательно понравилось, но он в этом смысла не видел.

- Вам лучше поискать кого-то другого для бесполезного чесания языком, - прямо сказал он, даже не смотря на собеседника.

- Но у всех такой вид, будто они куда-то спешат. А вы выглядите достаточно скучным.

- Скучным? - удивлённо переспросил Малфой, слегка повернувшись.

Он увидел профиль женщины лет сорока. Она на него даже не смотрела: только рассеяно скользила взглядом по окнам.

- Скучающим, - поправила она себя. - И они выглядят не «спешащими», а, скорее...

- Занятыми? - предположил Малфой.

- Да, именно так! - радостно воскликнула женщина. - Они заняты. Хотя, разумеется, и спешат они тоже.

Малфой удивлённо кивнул. Если Блисс получала какое-то удовольствие от таких разговоров, то он её определенно не понимал.

- Так куда вы летите? - снова спросила женщина.

- Никуда, - устало сказал Малфой, раздумывая, откуда начать следующий круг по Хитроу. - А вы?

- Я тоже никуда не лечу.

- В таком случае, что вы здесь забыли? - спросил Малфой немного более раздраженно, чем следовало бы.

- Я провожала хорошего друга. Теперь сижу здесь и смотрю на людей. Думаю, может быть, снова увижу его.

- Думаете, что он вернётся?

- О, нет, - засмеялась женщина. - Он не вернётся. Просто... хотелось бы мне быть более достаточной, чтобы сказать ему нечто важное.

- Достаточной? - снова переспросил Малфой. - Самодостаточной?

- Нет, - задумчиво ответила женщина. - Смелой.

- Вы не англичанка, так ведь? Акцента у вас нет, но в словах путаетесь.

- Нет, не англичанка. Хотя большую часть своей жизни прожила в Англии, - ответила женщина.

Она встала и, одернув юбку, рассеяно посмотрела по сторонам. Малфой успел заметить её глаза: светлые, но какого-то непонятого цвета. Выцветшие.

Женщина тонко ему улыбнулась и сказала:

- Мне пора. Было приятно с вами поговорить.

- Куда вы? - против воли вырвалось у Малфоя.

- Я тороплюсь.

- Но вы же сами сказали, что не торопитесь, - напомнил ей Малфой.

- Я говорила, что другие люди выглядят спешащими. И сейчас я присоединюсь к этим другим людям.

Она ушла так же быстро, как и появилась. Последующий час к нему подсаживались очередные люди и пытались заговорить, но в этот раз ему хватило одной резкой фразы, чтобы они ушли, оставили его в покое.

Когда Малфой обошёл Хитроу ещё раз, побывал у каждого терминала, у каждой стойки регистрации, на улице уже было светло. Он посмотрел на цветы в своих руках: они уже подвели по краям. Малфой в раздражении дернул букетом и услышал мелодичный звон.

Он достал палочку и поколдовал над цветами, возвращая им первостепенный вид.

- Молодой человек!

Малфоя бесцеремонно схватил за руку какой-то громила и, несколько раз воровато, быстро оглядевшись, затащил его за одну из лестниц.

- Да как вы смеете доставать здесь палочку?

- Я совершеннолетний, - не отошедший от такого проявления наглости, ответил Малфой.

- Да причём здесь ваш возраст, - махнул рукой мужчина. - А если бы вас заметил кто-то из магглов? Будьте осторожнее, у нас и так проблем хватает.

Мужчина протяжно вздохнул и, снова махнув рукой, подхватил чемодан и заспешил прочь. Малфой быстро его догнал и, дернув его за лацкан пиджака, сказал:

- Стойте. Почему вы здесь?

- У меня самолёт через час, - растерянно ответил мужчина.

- Я не об этом, - мотнул головой Малфой. - Здесь, в мире магглов. Почему вы просто не аппарируете?

- Через континент? - хмыкнул мужчина. - Я дорожу своей жизнью.

- Это не так сложно, если у вас есть достаточно практики, - заметил Малфой.

- Пожалуй, вы правы. Но я уже больше года не аппарировал. И не был в своём мире.

- Тогда почему вы здесь? - с нажимом спросил Малфой.

- Потому что в мире, который принадлежит мне, сейчас слишком опасно, - раздраженно ответил мужчина. - А у меня есть семья. И, не буду лгать, безудержное желание спасти собственную шкуру.

- Вы хотите остаться здесь навсегда?

- Упаси Мерлин! Не могу представить человека, которой бы этого захотел, - и, в подтверждении своих слов, он с отвращением оглядел аэропорт и нескольких людей, прошедших мимо. - Как только всё утихнет - сразу же вернусь. Было приятно с вами поговорить, но я спешу. Всего вам хорошего.

Мужчина, не дождавшись ответа, быстро ушёл. Малфой, побродив несколько минут, решил пройти к стойке информации. Женщина, выслушав его сбивчивые объяснения, выслушав, как именно выглядела Блисс, лишь сочувствующе улыбнулась.

- Сожалею, - сказала она. - Но ничем помочь не могу. Может быть, у вас назначена встреча?

- Нет, - вымученно ответил Малфой.

- В таком случае, вам лучше созвониться с ней, - продолжая сочувствующе улыбаться, сказала она. - Назначить встречу. Боюсь, если у вас нет договоренности, вы её не найдете.

На очередном круге Малфой просто остановился. Он прикрыл глаза и задрал голову. А когда открыл глаза, то обнаружил, что стоит под белоснежным потолком, в который были впаяны прозрачные стекла, образующие причудливый полумесяц. На этих стеклах можно было разглядеть едва заметные капли.

Когда он вновь посмотрел вперёд, то поначалу не поверил своим глазам. У девушки, стоявшей к нему спиной, была прямая, гордая осанка. Чёрное пальто было небрежно повязано на пояс, а волосы слегка вились на концах и едва блестели в искусственном освещении.

Малфой подошёл к девушке. Он не окликнул её: она обернулась сразу же, как услышала его шаги.

- Мне сказали, что я тебя не найду, - не узнавая свой голос, сказал Малфой.

- На стойке информации? - догадалась Блисс. - Конечно, это и неудивительно. В Хитроу нельзя встретить кого-то знакомого, если у вас нет договоренности.

«Но я встретил. Я встретил тебя. Ты стоишь здесь, прямо передо мной, и это что-то значит. Да, Блисс Бромлей? Это что-то, да значит?».

- Это тебе, - сказал Малфой, протягивая ей букет.

- О, это... это что, цветы из сада моих родителей?

- Да, - кивнул Малфой. - Я подумал, что тебе будет приятно увидеть именно их.

- И поэтому ты оборвал наш сад, - Блисс повертела букет в руках. И удивленно нахмурилась, услышав перезвон. - А это колокольчик из моей библиотеки, ведь так? Малфой, да ты, оказывается, скрытый клептоман.

Он хотел ответить что-то шутливое. Или притвориться оскорбленным. Сказать что-то малозначащее, что-то, что подходило бы их легкому разговору. Но не мог. Он смотрел на неё - и все легкие слова, в которых не было смысла, потерялись.

- Смотри, - сказала Блисс, подняв ладонь вверх и очертив им полумесяц. - В Лондоне есть улица Стрэнд. В её восточном конце дорога превращается в такой же полумесяц, который называют Олдвич.

- И куда ведет Олдвич?

- Сейчас - к Королевским Судам, - ответила Блисс. - Раньше... раньше там был дом. И в нём произошёл сильный взрыв. Раньше, чуть поодаль от этого дома, находилась небольшая гостиница. И в ней были люди, с которыми происходили плохие вещи. Но, не смотря на это, они боролись. Они были семьёй и хотели друг друга защитить.

Малфой немного понимал, о чём она говорила. Всё, что происходило в Выручай-комнате, незаметно стиралось в его сознании с каждым днём, с каждым часом. Но тот взрыв всё ещё был, пусть и блеклым, но всё же пятном в его памяти.

- Ты когда-нибудь была в Бат? - спросил Малфой.

- Бат? - удивлённо спросила Блисс. - Нет. Это какой-то город?

- Да. Здесь, в Англии. Там есть проход между магическим и маггловским миром. Но для того, чтобы попасть в ту часть магического мира, которая тебе нужна, сначала нужно посетить маггловский. Там есть целая улица, сделанная полумесяцем. Она так и называется - Королевский полумесяц.

- И что же там находится?

- Жилые дома. Георгианская архитектура, приличные люди и множество магов, проживающих в этих домах. Я могу показать тебе их. Тебе обязательно понравится. Я буду рядом. Буду аппарировать тебя в твой маггловский университет в Америке.

Блисс мимолетно ему улыбнулась и, заскользив взглядом по аэропорту, удивлённо приподняла брови. После чего, чертыхнувшись, побежала. Малфой, несколько секунд недоуменно следивший за ней, побежал следом.

- В чём дело?

- Я опаздываю на регистрацию, - сказала ему Блисс. - Мне нужно в другой конец аэропорта.

- Как давно ты здесь?

- Около семи часов, - сказала Блисс, не сбавляя шага. - Думала, что буду делать всё неспешно. А потом увидела этот полумесяц и... время испарилось.

Когда они добежали до стойки регистрации, Блисс достала документы и билет. Посмотрела на них, посмотрела растерянно, и быстро оглянулась. Она долгое время смотрела куда-то, после чего только вздохнула.

- Его здесь нет, - тихо сказал Малфой.

- Я всё надеюсь, что... - Блисс сделала глубокий вздох, и быстро провела рукой под глазами. - Что он выскочит из-за угла. Спросит, где можно раздобыть кофе. А я... я узнаю его. Узнаю его сразу же, и пойму, что не обязательно метаться, не обязательно бесконечно бежать. Я просто буду знать, что это - он. Я коснусь его руки, и мир снова станет целым. Но я откладывала покупку билетов. На час. И ещё на час. И ещё. И ещё. А его всё нет. А внутри... такая пустота. Такая злоба. Такое непонимание. Ты действительно не понимаешь этого? Не замечаешь?

- Чего - не замечаю?

- Что мир - неправильный. Всё в нём не так, как должно быть. Раньше я чувствовала, что это можно изменить. А сейчас, сейчас всё просто... вот такое.

Блисс обвела рукой аэропорт. Малфой поймал её за руку и быстро поцеловал в запястье. Блисс не пыталась вырваться: только удивлённо смотрела на него, ожидая, что он будет делать дальше.

- Я тебя люблю.

Блисс открыла рот, но Малфой быстро замотал головой, утыкаясь лбом ей в запястье.

- Ничего не говори. Мне... мне всё равно. На то, что ты больше не маг. На то, как к тебе отнесётся моя семья. Мне всё равно, если ты хочешь остаться в этом мире навсегда. Ты хочешь этого? Тогда я пойду с тобой. Куда угодно, тебе стоит только попросить. Только останься.

Малфой перевёл дыхание и снова сказал:

- Я тебя люблю.

Блисс мягко высвободила свою руку из его руки и, дотронувшись до его щеки, внимательно посмотрела в глаза. И покачала головой. Она улыбнулась, встала на цыпочки и крепко его обняла.

- У тебя всё будет замечательно, - прошептала Блисс ему на ухо, и Малфой почувствовал, как несколько капель упали ему на пальто. Он чувствовал, что Блисс улыбалась. - Ты обязательно будешь счастлив. Никогда, никогда не теряй ту доброту, которая в тебе есть. А её в тебе - бесконечное множество.

Малфой почувствовал, что Блисс захотела от него отстраниться. И обнял её крепче.

- Я не хочу тебя отпускать.

- Тебе всё равно придётся это сделать, - сказала Блисс, мягко проведя рукой по его спине.

- Ты могла бы сражаться с нами. Да, ты не маг, но сейчас нашему миру как никогда нужны люди. Вместе мы обязательно сможем победить Тёмного лорда.

- Конечно, ты сможешь. Ты, Гарри, Рон... все вы. Но не я. Это не моя война. И она никогда ею не была.

Малфой отпустил Блисс и она быстро всучила ему букет, опоясанный колокольчиком. Она снова ему улыбнулась и, оглянувшись ещё раз, заправила прядь волос за уши.

Она так и не обернулась.

***

Блисс, сев на своё место, достала телефон и, несколько секунд покопавшись в контактах, набрала номер. Ей ответили после трёх гудков.

- Здравствуйте, Блисс, - спокойным голосом сказал Рэйвенкрофт.

- Привет, - рассеяно ответила она, вычерчивая узоры на окне и притопывая ногой.

На несколько секунд между ними воцарилось молчание. Рэйвенкрофт заговорил первым:

- У вас всё хорошо?

- Я сейчас в самолете, - ответила ему Блисс, не понимая, зачем вообще ему позвонила. Разговор явно не клеился, и неловкость ощущалась едва ли не физически.

На другом конце связи что-то зашуршало и Блисс прикрыла глаза, прислушиваясь: это было похоже на жужжание кофемашины.

- Вы в кафе?

- Да, - ответил Рэйвенкрофт. - У меня встреча.

- Я вам мешаю?

- Нет. Тот, с кем я должен встретиться, ещё не подошёл.

Блисс кивнула, не сразу сообразив, что Рэйвенкрофт этого не видит. Она не знала, что говорить, не знала, как подвести разговор... к чему? Что именно она хотела от него узнать?

Блисс прикрыла глаза, смотря на зеленоватые мельтешащие точки. И неожиданно причина звонка стала для неё прозрачной, как стекло.

- Не метайтесь, - сказала она. - Прекратите искать того, чего нет. Нет никаких ангелов. И нефилимов - тоже. С вами просто сыграли злую шутку, и мне жаль, мне очень жаль, что из-за этого вам пришлось столько перенести.

- Блисс, я не понимаю, о чем вы говорите, - ответил Рэйвенкрофт.

- Что он вам сказал? - спросила Блисс. - Тот, кто назвал себя нефилимом, что именно он вам сказал?

- Я не хочу повторять это дословно.

- И не нужно. Он же хотел донести до вас что-то, ведь так? Что именно?

- Он крайне много говорил о боге. О том, что вера больше не считается чем-то стоящим, о том, что люди, не верящие в бога, аморальны. Он много чего говорил. Послушайте, Блисс, я знаю, что вы не можете поверить в такое, но...

- Я могу во многое поверить, - перебила его Блисс. - И я долгие, долгие годы верила в того, о ком мы говорим сейчас. Он не нефилим. Он не ангел. Он просто человек с комплексом бога и магией, о которой крайне мало известно.

- Блисс, откуда вы...

- Правда в том, что вы не должны были быть замешаны в этой ситуации. Вы просто столкнулись с ним... с нами. Вы не были кем-то особенным, вы ничего не значили для него и для нас. Просто оказались в ненужном месте и в ненужное время. Остановитесь. И не мучайте себя.

Блисс замолчала, ожидая, что ответит Рэйвенкрофт. Самолет должен был взлететь с минуты на минуту, и Блисс надеялась, что она сможет уговорить Рэйвенкрофта бросить эту затею с поисками.

Блисс усмехнулась своим мыслям, покачав головой. Сколько же их было, помимо Рэйвенкрофта. Их, обычных людей, которые сталкивались с ними, попадали под влияние, а после, после оставались лишь с пустотой в разуме, с пустотой в жизнях, или вовсе - расплачивались самими жизнями.

Как же много их было на самом деле?

- Может быть, вам стоит приехать? И рассказать мне лично обо всём, что знаете?

- Нет, - сухо ответила Блисс. - Простите, но сейчас я не хочу вас видеть. Но... тогда я, пожалуй, этого хотела.

- Когда именно? - в спокойном голосе Рэйвенкрофта появились нотки растерянности. - В Вегасе?

- Нет, не в Вегасе. У вас потрясающий цвет глаз. До того, как вы стали вампиром, у вас, должно быть, было отвратительное зрение. Или вы просто не предали этому значения. В любом случае, девушка, которая не написала вам, действительно не выжила на том корабле.

Рэйвенкрофт что-то ответил, что-то крикнул в трубку, но Блисс быстро сбросила звонок и отключила телефон, спрятав его в карман пальто. Кажется, он лишь запутала его сильнее.

Блисс с тоской посмотрела в окно иллюминатора и ещё раз притопнула ногой. На запотевшем стекле, по которому она водила пальцем, узоры сложились в хвойное дерево.

Блисс, наклонившись, внимательнее на него посмотрела. Это дерево и раньше проскальзывало в её сознании. Что-то, связанное с этим деревом. Что-то, связанное с чем-то очень смешным. Что-то, связанное с её картинами и человеком, который был на них изображен.

Она никогда не видела этого человека раньше.

Блисс почесала шею, ощущая странное покалывание на кончиках пальцев. Мимо неё пронеслась стюардесса и, мельком кинув взгляд на Блисс, сказала, чтобы она пристегнулась. Стюардесса выглядела нервной, и одновременно - спокойной.

Когда самолёт набрал высоту и Блисс отстегнула ремень безопасности, женщина, сидевшая рядом с ней, сказала:

- Надеюсь, они варят сносный кофе.

- Да, - ответила Блисс, почесав затылок. - Надеюсь.

Зуд нарастал всё сильнее. Самолёт трясло с невероятной силой, и на миг Блисс показалось, что это ей лишь кажется. Но, обратив внимание на женщину, она поняла, что всё происходило взаправду.

Женщина достала платок и, вновь пристегнувшись, промокнула лоб. Блисс посмотрела в окно: небо было чистейшим в своём голубом цвете.

- Надеюсь, пилот объяснит эту ситуацию, - гневно сказала женщина.

И в тот же момент, из динамиков послышался хриплый, нервный и громкий голос:

- Доброго вам утра, уважаемые пассажиры. Сожалею, но ничего о погоде, посадке и о том, долетим ли мы живыми, я ничего сказать не могу. Шучу! Конечно же, мы долетим живыми, и вы все будете в целости и сохранности. Уверен, после того, как мы возьмем курс на посадку и приземлимся, второго пилота, который сейчас руководит всей операцией, непременно повысят.

Блисс тихо хмыкнула себе под нос. Она с интересом смотрела, как пассажиры переглядываются, что-то говорят, ведут себя так по-разному: кто-то выглядел непонимающим, кто-то - злым, или откровенно напуганным, или же, наоборот, разделил с кем-то веселье и наслаждался ситуацией.

Блисс встала со своего места и пошла к кабине пилота. На пересечении между тем, как она встала, на пересечении её шагов, на пересечении стюардессы, которая хотела её остановить, на пересечении нарастающей паники, она услышала слова:

- Меня зовут Скарлетт Секвойя. Я только что угнал самолёт.

Конец

______________________

Так. Я напишу вразумительное послесловие чуть позже. Когда смогу привести мысли в порядок.




Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2024 © hogwartsnet.ru