Глава 1Автор: Georgie Alisa Black
Название: Между пыльных страниц
Фандом: Детектив Конан
Персонажи: Мори Ран, Кудо Шиничи, Хаттори Хейджи, Акай Шуичи, Мияно Акеми.
Тип: джен, гет
Рейтинг: G
Размер: драбблы
Саммари: Книжные драбблы. Книги реальные и вымышленные
Предупреждения: Если упоминание фактов, сюжетных линий и имён/псевдонимов из не переведённых на русский язык серий считать спойлерами, тогда тут спойлеры есть (в первой главе - 4-й драббл).
Публикация на других ресурсах запрещается.
~*~*~
1. Шерлок Холмс
Мори Ран / Кудо Шиничи
Под подушкой у Конана лежит раскрытая книга, и Ран даже не нужно смотреть на заголовок, можно догадаться и так: это «Знак четырёх».
«Снова Холмс», — вздыхает она.
«Шерлок Холмс» стойко связывается у неё с Шиничи. Будто его тень или что-то подобное.
Кажется, ещё в три или четыре года он немного сбивчиво, но восторженно рассказал ей о Холмсе со слов отца, а Ран подумала, что этот самый Холмс — реальный человек. Кто-то вроде её папы и его коллег-полицейских или Юсаку-сана, только ещё умнее… Каково же было её удивление, что такое уважение Шиничи вдруг заслужил придуманный книжный персонаж!
Ещё удивительнее было то, что увлечение Холмсом так и не прошло с годами.
Так и тянется цепочка воспоминаний...
Им с Шиничи восемь, и она теребит его за футболку: «Идём гулять», но он так зачитался, что вместо ответа только бормочет что-то невразумительное.
В тринадцать они вместе сидят на берегу реки. «Замечательная идея — устроить пикник, верно?» — восклицает Ран, доставая из корзинки для него бутерброд. «Ага», — соглашается Шиничи, не отрываясь от чтения. «Опять твой «Холмс»? — кричит она ему на ухо так громко, что он едва не роняет от неожиданности книжку.
В пятнадцать они приезжают в Каруидзаву. «Ран! — восторгается он. — Это первый памятник Холмсу в полный рост в мире!», а она любуется в этот миг не каменным изваянием, а радостью на лице Шиничи.
В семнадцать они катаются на аттракционе, и это почти свидание, а Шиничи в тысячный раз рассказывает ей про Холмса, будто больше говорить не о чем!
Даже его признание в любви — и то не обошлось без Холмса.
Ран могла бы представить Шиничи и в восемьдесят: как он сидит в кресле и с наслаждением вчитывается в давно знакомые строки.
Разумеется, в детстве она тоже читала некоторые рассказы Дойла, но восторга Шиничи не разделяла. Теперь же сам Шиничи где-то пропадает, и Ран, вместо того чтобы лечь спать, приподнимает подушку на кровати, включает ночник и глава за главой читает «Знак четырёх», позаимствованный у Конана. Она читает, но видит не мужчину с орлиным носом и квадратным подбородком; главную роль в её мыслях играет подросток с синими глазами и торчащим вихром на макушке. Это Шиничи Кудо охотится за похитителями клада, а вовсе не неведомый и несуществующий Шерлок Холмс. Книга больше не вызывает протеста, пересекаясь с реальностью. Тень перестаёт быть только тенью, она становится частью того, кого Ран сейчас так не хватает.
«Шиничи хотел быть на него похожим, — думает она, находя фразу «Я никогда не женюсь». — Но как всё-таки хорошо, что в этом они отличаются».
Она снова вспоминает Лондон и признание Шиничи, и сердце её переполняется радостью. Ей хочется сейчас увидеть Шиничи, но он давно исчез и не показывается. Как он обычно говорит по телефону: «Дело, которым я занят, очень важное и от его решения зависит очень многое. Но, Ран… Я обещаю, что вернусь».
— Возвращайся, Шиничи. А пока у меня есть твоя тень, — грустно улыбается она, проводя пальцем по имени Шерлока Холмса в книге, которая до сих пор лежит у неё на коленях.
2. Биография Мори Когоро
Кудо Шиничи, Хаттори Хейджи
— Кудо, ты уже видел, да? — именно такой вопрос задаёт вместо приветствия Хаттори Хейджи, внезапно прилетевший сегодня утром в Токио.
— О чём это ты? — заинтересованно спрашивает Шиничи, предвкушая какое-нибудь запутанное новое дело, которое они вместе могли бы расследовать.
— Об этом! — Хаттори протягивает ему… новенькую, с блестящей серой обложкой, толстую книжку, на которой красуется заголовок: «Великий детектив Мори Когоро. Биография. Только эксклюзивные факты и фото».
— Ой-ой, Хаттори! Ты думаешь, это смешно? — Шиничи складывает на груди руки. — Старик мне все уши прожужжал. Раз десять хвастался только этим утром. Фоткой с Окино Ёко — наверное, даже двадцать. Тебе тоже покажет, можешь не сомневаться. Ран третий день таскает в сумке, несмотря на толщину, а Мицухико на уроках читает под партой и пересказывает на переменах…
— И что, — спрашивает Хаттори с ехидным видом, — ты не завидуешь? Ведь это могла бы быть книга о тебе.
«Ну, — думает Шиничи, — последние главы, где рассказывается о расследованиях, и так обо мне».
— Глупо, — отвечает он, пока Хаттори пролистывает биографию дяди Когоро. — Вот уж не хотел бы я…
А и в самом деле не хотел бы? Он вдруг ловит себя на мысли, что очень бы не прочь однажды увидеть в сумке Ран «Биографию Кудо Шиничи», хотя охотнее признается в неразгаданной простой загадке, чем в этом.
Но он искренне уверен, что жизни людей дороже честолюбия, поэтому всё это не более чем фантазии.
— Нет уж, спасибо, — решительно отвечает он.
— О нас ещё напишут, — добавляет вдруг Хаттори, сжимая книгу в руках. — И знаешь, Кудо, ты этого достоин больше, чем я.
Шиничи удивлённо смотрит на него, но через секунду удивление сменяется признательностью: слова дружеской поддержки дороже целой полки биографий.
— Ха-ха, купился! — смеётся Хаттори Хейджи, показывая на него пальцем.
Но Шиничи знает, что это была не шутка.
3. Хроники Нарнии
Мори Ран, Кудо Шиничи (Эдогава Конан), Сузуки Соноко
Ран регулярно ходит прибираться в пустующий дом Шиничи.
Сегодня нужно хорошенько вычистить библиотеку от пыли, думает она каждый раз, хотя ей это никогда не удаётся, потому что библиотека в доме Кудо слишком обширна, чтобы можно было перетрясти все книги за один присест.
И в один из таких уборочных дней Ран находит толстую книжку, на обложке которой красуется лев. Ран медленно перелистывает страницы, словно вспоминая что-то, и обнаруживает на полях пометки, которые сделал когда-то Шиничи.
— Значит, он всё-таки её прочитал, — удивляется она. — Слышал об этих историях когда-нибудь, Конан-кун?
— Э-э-э, да, — кивает он.
— Я любила в детстве эту книгу, — объясняет Ран. — Особенно обложку — там был изображён огромный и величественный лев. А ещё мне нравилось, что эти дети такие самостоятельные, такие смелые…
— Но ты тогда тоже была очень самостоятельной, сестрица Ран, — возражает Конан, — Кисаки-сэнсэй уехала делать карьеру, а дядя Когоро постоянно пропадал на службе…
Ран почти испуганно смотрит на него, удивляясь его осведомлённости, а он бормочет что-то про рассказавшего ему братца Шиничи.
— Мир, описанный в этой книге, — продолжает она, — завораживал меня настолько, что мне хотелось, чтобы и в нашем доме был такой шкаф. Я мечтала попасть в такую страну, как Нарния, но не одной, а обязательно с Соноко и Шиничи. Или хотя бы поиграть. Но вовлечь в мою игру этих двоих оказалось непросто. «Вот почему это я буду Сьюзен? — спрашивала Соноко, хотя ей тоже идея игры в Нарнию очень нравилась. — Я королевой буду». — «Она же ведьма! А ты добрая», — убеждала я её, но она не соглашалась. Не одобрила она и участие Шиничи: «Зачем он нам? Он только всё испортит». Но я не представляла никакой игры без него.
— Сестрица Ран, кстати, а кем должен был быть братец Шиничи в вашей игре? — вдруг спрашивает Конан.
— Кваклем-бродяклем, — отшучивается Ран, хотя и отводила тогда Шиничи куда более значимую роль. Самую значимую, если честно, но не рассказывать же об этом семилетнему Конану, которому и так о ней слишком много наплёл «Братец Шиничи». — Всё же жаль, что мы не сыграли. А знаешь, почему он отказался? «Сказки? — презрительно спросил он, бегло пролистывая мой старый библиотечный томик. — Вот смотри: тут они выросли, а потом — бац! — и снова дети. Разве такое может быть? Это невероятно».
Поражённый Конан только качает головой.
— Но так ведь и в самом деле не бывает, сестрица Ран, — говорит он жалобно, почти извиняясь.
— И правда, — вздыхает она, глядя на Конана, и он почему-то опять напоминает ей маленького Шиничи. — Это невероятно.
4. Поллианна
Мияно Акеми / Акай Шуичи, Мияно Шихо
Акеми видится с Моробоши Даем очень редко, а потому дорожит каждой встречей, даже если это всего четверть часа в городском парке.
Дай, сегодня особенно немногословный и задумчивый, на ходу обнимает её за талию одной рукой. Акеми, тесно прижимаясь к нему, тоже идёт молча, ничем не нарушая тишины.
— Что такая девушка, как ты, делает в Организации? — вдруг спрашивает он.
Конечно, он прекрасно знает, как и почему Акеми оказалась связана с Чёрной Организацией. Просто Дай не хочет, чтобы она имела что-то общее с такими людьми, но как говорит её сестра Шихо: «Выход оттуда только один».
Акеми давно догадалась, что Дай — двойной агент. Если аккуратные расспросы о Шихо и её деятельности вызывали молчаливое недоумение, то желание Дая выйти на Организацию не оставили никаких сомнений, так как на преступника он похож не был. Но даже когда Акеми поняла со всей очевидностью, зачем ему нужна, то продолжала рассказывать многое без утайки, потому что не верила, что он способен навредить Шихо или ей самой. Возможно, это было опрометчиво, но Акеми полагалась на него. Ей нравилось, что рядом находился человек, с которым можно было быть искренней. Шихо говорила, что искренность — слишком большая роскошь для любого из агентов Чёрной Организации и что такое не прощают, но Акеми не хотелось жить по их правилам.
— А зачем ты вступил туда, Дай-кун? — наконец отвечает она, доверчиво глядя в зелёные глаза, полные нежности и тревоги.
— Я другое дело, — говорит он, не замечая вопроса. — Но ты… такая милая, такая красивая.
Акеми смущённо улыбается и думает, что когда-нибудь нужно расставить все точки над «i» в их отношениях. Не сейчас — сейчас ей слишком хорошо и уютно в его объятьях.
— Ты даже читаешь детские книги, — он скашивает взгляд на томик в мягкой яркой обложке, уголок которой выглядывает из её сумки. — «Поллианна». Эти странные игры в радость…
Она удивлённо смотрит на Дая.
— У моей сестры этот роман когда-то вызывал большой восторг, — поясняет он. — Но играла она своеобразно.
Акеми ничего не знает о любимом человеке, за исключением выдуманной биографии и выдуманного имени, и, кажется, это первый раз, когда Дай говорит правду. Произнесённое словно невзначай упоминание о его семье, о его детстве, о чём-то, что на самом деле с ним связано, заставляет её испытать облегчение. Это доказывает, что Дай вправду любит её и хочет остаться с ней, даже когда его планы будут исполнены.
— Не понимаю, что тебя в этой книжке привлекает, — честно признаётся он.
— Я объясню, Дай-кун. — Но прежде она нежно целует его в губы. — Благодаря этой книге я могу радоваться многому. Я рада, что я в Организации, потому что иначе я никогда бы не встретила тебя.
5-105. Франкенштейн
(Акеми Мияно, Шихо Мияно)
Акеми Мияно часто навещала Шихо в её лаборатории и приносила бэнто и горячий кофе из уличного кафе неподалёку. Её сестрёнка, у которой и без того был плохой аппетит, во время своих опытов совсем забывала о еде.
Сейчас же Шихо отхлебнула немного кофе, а на остальное даже не глянула — так была поглощена своей работой, которой посвящала всю себя последние два года.
Акеми мало что понимала в сложных химических формулах, которые Шихо всё исправляла и исправляла на своём компьютере. К чему приведут исследования, которым сестра отдавала все силы и время? Ведь заказывая эти препараты, никаких добрых целей Чёрная Организация не преследует.
Акеми хотела бы, чтобы её сестрёнка была больше похожа на своих сверстниц, которые думают о парнях, нарядах и оценках. Но Шихо, одарённой, целеустремлённой и не по годам циничной, два года назад выпал иной жребий. Её выдающиеся способности обратили на неё внимание высокопоставленных членов Организации, и ей — тогда ещё тринадцатилетней девочке! — поручили разработку различных препаратов в научном отделе.
Два года назад Акеми видела, что сестра напугана куда меньше её самой. Шихо казалась совершенно спокойной. Она принимала то, что должно было случиться, поясняя: «Причём, это не самый худший вариант». Шихо не понимала до конца, насколько теперь связана, но она мечтала заняться исследованием, что начали и так и не закончили их родители.
Акеми никогда не видела сестру настолько вдохновлённой, а потому испугалась ещё больше. Она попробовала уговорить Шихо отказаться, пока не поздно. Та ответила только: «Джин не тот человек, которому можно возражать. Но я вправду хочу это сделать». Спокойно и безапелляционно.
И впрямь продолжала работать.
— Но всё-таки для чего этот препарат, Шихо? — взволнованно спросила Акеми. Она и представить не могла, будто её сестра может перейти грань и создать что-то такое, что навредит кому бы то ни было. Но в детстве Акэми думала точно так же о своих родителях. И хотя она не перестала их из-за этого любить, но предпочла бы, чтобы они никогда не связывались с Организацией.
— Думаю, тебе лучше не знать, — ответила Шихо со зловещим спокойствием и, на пару секунд оторвавшись от компьютера, добавила: — И уж тем более не нужно знать Даю Моробоши.
— Я не из-за него спрашиваю, — возразила Акеми, хотя Дай-кун и впрямь проявлял интерес.
— Я понимаю всё, что ты хочешь сказать. Но, во-первых, я не могу бросить исследования на середине. Во-вторых, я хочу завершить дело родителей.
Всё это она уже говорила неоднократно. Акеми только покачала головой, изо всех сил стараясь сдержать слёзы горечи. Ей казалось, что Шихо слишком увлеклась и, сама не понимая того, делает что-то неправильное, то о чём, придётся когда-нибудь пожалеть, но как освободить её от этого — не знала.
Она подошла к Шихо, снова уткнувшейся в свои формулы на экране компьютера, и обняла её за шею.
— Бывают случаи, — сказала Акеми, — когда изобретение оборачивается против своего создателя.
— Напоминает описание «Франкенштейна». Но ты же знаешь, я не люблю такие сентиментальные книги. — Шихо слегка улыбнулась и снова вернулась к работе.
6-9. Ночной барон
(Шиничи, Хейджи)
-6-
На смуглом лице Хейджи Хаттори сияла широкая улыбка. Похоже, он был очень горд, что высказал правильную разгадку этого крайне запутанного дела раньше всех. Конечно, Шиничи тоже понял, кто из пяти подозреваемых виновен, и мог доказать это. Но пока он возился, усыпляя дядю Мори, довольный Хаттори успел растолковать инспектору Ширатори подоплёку дела.
— Я наконец-то тебя обошёл, Кудо! — торжествующе воскликнул Хаттори, когда они оказались в детективном агентстве Мори.
«Ой-ой, — подумал Шиничи, — кажется, ты это уже в тридцатый раз говоришь».
Но для Хаттори и это был не предел. Тридцать третье повторение этой фразы с ещё более самодовольной интонацией (хотя поначалу казалось, что более самодовольно уже нельзя) утомило даже Шиничи. Он задумался, чем бы отвлечь друга от его торжества. Нового дела, увы, не предвиделось, и он выбрал другой путь.
— А, Хаттори, ты же просил дать почитать. — Шиничи спрыгнул с дивана и вытащил из сумки книгу, на обложке которой был изображён человек в чёрной маске и развевающемся плаще. Удобно быть сыном писателя и читать книги до того, как они появятся в магазине. А заодно — предлагать друзьям, когда хочешь их от чего-то отвлечь.
— О, точно! Новый «Барон»!
Судя по загоревшимся глазам Хаттори, этот нехитрый план сработал на все сто. Во всяком случае, тридцать четвёртое повторение фразы «Я наконец-то тебя обошёл!» так и не состоялось.
-7-
Хаттори с нетерпением выхватил из рук Шиничи новый роман о Ночном бароне, но перед тем, как начать читать, уточнил:
— Барона, разумеется, не поймают?
— Нет, конечно, — ответил Шиничи, снова забираясь с ногами на диван.
— Вот же! Я так всегда надеюсь, что его поймают! — с жаром воскликнул Хаттори.
— Странное чувство, да? — согласился Шиничи.
Он мог бы объяснить Хаттори или кому угодно: весь интерес этих книг в том, что Барона вот-вот схватят, но ему всё равно удаётся ускользнуть в последнюю секунду. Но Шиничи тоже в глубине души надеялся, что хоть кто-то поймает Барона, хотя и знал, что отец никогда подобной развязки не допустит. Ловкостью и умом Барона можно было восхищаться, и всё же Шиничи, как и Хейджи, так привык быть детективом, что неизменно оказывался на другой стороне, даже если она проигрывала.
Но хотя потаённые надежды Шиничи книга за книгой не оправдывались, он продолжал читать.
Он лучше всех знал, с какой невероятной скоростью отец сочиняет свои романы, но поражался, что каждый раз с напряжением следит за изобретательными проделками Ночного барона, что каждый раз начинает подсказывать сыщикам, которые гоняются за Бароном, как его поймать, даром, что со страниц книги они его не услышат.
И Хаттори, кажется, получал не меньшее удовольствие, читая эти романы.
— Надо было сразу обыскивать подвал, идиоты! — воскликнул он, также досадуя на недальновидность сыщиков из книги.
Шиничи понял, что в ближайшее время ничего иного от друга и не услышит.
Впрочем, Хаттори вообще как-то подозрительно притих, а потом, когда он с досадой хлопнул себя по лбу, Шиничи только усмехнулся. Вот-вот, он тоже не ожидал от Барона такой ловкости.
— Кстати, Кудо, — Хаттори поднял голову через несколько страниц, когда Барону в очередной раз удалось-таки ускользнуть. — Тебе когда-нибудь удавалось это предугадать?
— Я раскусил несколько тысяч преступников, — признал он. — Но единственный, кого не смог, — мой отец.
Шиничи увидел в его глазах: «Значит, мы с тобой похожи и в этом, Кудо». Хаттори явно вспомнил своего отца, но вслух, разумеется, ничего не сказал.
-8-
Новый роман о Ночном бароне был как всегда захватывающим.
Но в этот раз Хейджи обнаружил в книге ещё кое-что любопытное. Один персонаж, маленький мальчик, который довольно точно предугадывал ходы Барона, но был вынужден делиться выводами со своим бестолковым дядюшкой и отдавать ему се лавры. Мальчик напоминал Шиничи Кудо, у Хейджи даже не возникало сомнений.
Разве мог ещё кто-нибудь говорить так же:
«И что, ты не расстроен? — голос Барона из-под маски не был насмешливым как обычно. Скорее, заинтересованным и даже немного участливым. — Догадался ты, а вся слава досталась твоему дядюшке?»
«Истина всегда только одна, — уверенно ответил мальчик и добавил: — Не так и важно, кто именно поймает тебя».
«Думаешь, у тебя получится? Как бы ни так», — Ночной Барон, несмотря на все ухищрения сыщиков, снова ушёл, растворившись в темноте ночи».
— Этот малец с тебя списан, Кудо, — усмехнулся Хейджи.
— Да ну тебя, Хаттори, — отмахнулся Шиничи.
Но Хейджи это не обмануло: он видел, что его друг встревожен этим.
Конечно, и сам Хейджи поразился невероятной смелости Юсаку Кудо — оставить столько ключей к разгадке тайны собственного сына! Даже если бы Хейджи не знал правду, то догадался бы очень о многом. Но он её знал, и знал, как тщательно «молчун» Кудо оберегает свой секрет. Хейджи полагал, что чересчур тщательно. Он неоднократно предлагал Кудо рассказать правду хотя бы Ран — ведь так было бы проще. Хейджи напоминал ему: «Если Организация выйдет на тебя, то они, скорее всего, не будут разбираться, как много знают те, кто тебя окружает». Это было логичнее некуда, но только не для Шиничи Кудо.
«Ты прав. Но знаешь, — серьёзно отвечал он, — если есть хотя бы одна вероятность из тысячи, что неведение их спасёт, то я буду молчать, чего бы мне это ни стоило».
Хейджи не представлял, как вообще у Кудо получается жить в теле семилетнего мальчика. Сам он не смог бы нести такое бремя, ему бы и пять минут не пробыть «Конаном». Ни потому что слишком уж ревниво относился к собственной славе, ни потому что не смог бы постоянно сдерживаться, и ещё по тысяче причин. А Кудо же, как казалось, переносил своё положение намного легче. И ещё заявлял подобное: «Если есть хотя бы один ШАНС из тысячи, что неведение их спасёт, то я буду молчать…»
В этом был он весь; слишком мудр и благороден не по годам. Его мудрости и благородству можно было удивляться, можно восхищаться, но самому Хейджи чаще всего хотелось просто закатить глаза к небу. И тем не менее Хейджи, сам не признавая того, учился у Кудо — не детективному делу, тут он сам кого хочешь научил бы, — но именно этой мудрости.
Да и фраза, которую автор «Барона» приписал своему юному герою, напомнила Хейджи первую встречу с Шиничи Кудо. Если бы тот тогда не заявил, что «Истина только одна», то так и остался бы лучшим соперником для Хейджи. Но Кудо сказал это и неожиданно стал лучшим другом.
***
— Это так очевидно, Хаттори? — не без тревоги в голосе спросил Кудо, несмотря на то, что минуту назад отрицал сходство с мальчишкой из книги.
— Ну-у… — Хейджи был бы не прочь перевести тему на иную, менее скользкую, но пасовать тогда, когда друг просит совета, он уже не способен. — «Хочешь спрятать дерево — ступай в рощу».(1) Хочешь спрятать тайну — напиши детектив. Ты же знаешь, что большинство людей совсем недогадливо. А эти твои «психи в чёрном» вряд ли будут читать трёхсотый роман о Бароне.
— Надеюсь, что так, Хаттори, — задумчиво ответил он. — Надеюсь, что так.
-9-
— Слушай, Кудо, а почему твой отец вообще стал писателем? — задался вопросом Хейджи, всё ещё теребя уже прочитанную книгу в руках.
— Официальная версия — в подражание любимым авторам, — пожал Шиничи плечами.
— Это я слышал. И увидев вашу библиотеку, могу в это поверить, но…
— Я понимаю, что тебя смущает, Хаттори, — подхватил он. — Отец предпочёл профессии детектива писательскую карьеру и стал заниматься вымышленными преступлениями…
— Именно, — согласился Хейджи. — Поэтому я и думаю, что есть ещё причины. Но нет, не говори, — он поднял руку в предупреждающем жесте, — я сам попробую догадаться. Итак, Юсаку Кудо, молодой успешный детектив. Раскрывает дело за делом, потом ему наскучивает неизобретательность преступников, и он придумывает такого противника, с которым было бы интересно сразиться. Свой личный Мориарти или Арсен Люпен. Кайто Кид же появился позднее. Ну как?
— А ты сам стал бы сочинять в таком случае? — хмыкнул Шиничи.
«Ах ты ж мелкий! Разумеется, не стал бы, — раздосадовано подумал Хейджи, понимая, что предположение было и впрямь слабое. В конце концов, в романах герои играют по правилам автора, а это ни в коем случае не может сравниться с реальным расследованием; как будто соревнуешься в шахматы с самим собой.
Но Хейджи никогда не сдавался на середине дела. Как раз наоборот: неудачи только подзадоривали его с ещё большим азартом найти разгадку.
— Попытка оказаться по ту сторону расследований, — выдал он ещё одну версию. — Кудо-сама хотел доказать, что из него и преступник вышел бы выдающийся.
— Нельзя быть и по ту сторону, и по эту, — серьёзно возразил Шиничи.
— Ну это как сказать, — пожал плечами Хейджи. Возражение было не очень убедительным. Кудо всегда отличали высокие принципы, но, судя по прочитанным романам о Бароне, Хейджи не стал бы утверждать, что у их автора дело обстоит так же. Откуда бы Кудо подобного не набрался, это было, скорее всего, не от отца. Но Хейджи пришлось принять слова друга за правду, потому что тот знал Юсаку Кудо намного лучше.
Кудо вдруг усмехнулся:
— Кстати, мама обычно рассказывает свою версию…
— Точно, — подхватил Хейджи, — я забыл об этой стороне дела. Юкико Фуминэ. Она же когда-то была очень известной актрисой? — Шиничи кивнул, и он продолжил: — Она была очень известной актрисой. А значит, слава, деньги, популярность и огромное количество поклонников. И Кудо-сама, чтобы превзойти их всех, придумал план. План состоял в следующем: написать книгу-бестселлер. Само собой, детектив, на них он собаку съел, но с каплей романтики. Плащи, маски, свидания после краж… Потом добиться, чтобы книгу экранизировали, а в фильме бы главную роль играла бы Юкико-сан? Ну что, я прав?
— Ага, здесь ты не сильно ошибся. Ну, если не считать тех сентиментальных подробностей, которые я пропустил мимо ушей, — добавил Шиничи, усмехаясь.
На самом деле, догадкой Хейджи это не было: он просто пересказал, насколько помнил, то, что восторженно впаривала ему когда-то Казуха, которая тоже увлекалась романами о Бароне.
Но это не могло быть истинной причиной. Возможно, таким и могла удовольствоваться Юкико-сан, поверив в ею же самой выдуманную версию, или даже Казуха, но не он. Разве ж может быть такое, что столь разумный человек, как Юсаку Кудо, вдруг изменит жизнь из-за таких глупостей?
Значит, нужно искать ещё. Хейджи выдал ещё несколько предположений, но ни с одним из них Кудо не согласился. И как ни досадно признавать, особенно после выдающейся победы в последнем расследовании, но Хейджи так и не нашёл ответа.
— И что же это на самом деле? — спросил он.
Шиничи ответил с лёгкой улыбкой, и в его голосе Хейджи послышалась гордость за отца:
— Он на самом деле любит писать.
10. Лучшее произведение Юсаку Кудо
Юсаку Кудо давно привык к ослепляющим вспышкам фотоаппаратов и бесчисленному множеству микрофонов на пресс-конференциях. Ему нравилось быть в центре внимания, но иногда начинало казаться, что вся его публичная жизнь похожа на одно нескончаемое дежавю. Одни и те же лица, одни и те же вопросы. Даже не слушая, о чём именно его спрашивают, он мог без труда ответить.
Вот три вопроса, которые задавали ему на каждом интервью, словно они были частью обязательной программы:
1. Кто ваши любимые авторы?
2. Черпаете ли вы в их книгах вдохновение?
3. Каким из своих романов вы гордитесь более всего?
Ответы, впрочем, тоже уже давно не менялись. Юсаку будто принял правила игры.
На первый вопрос он обычно отвечал: «Предпочитаю детективы, где превозносится ум, дедуктивные навыки, наблюдательность». В пример приводил несколько фамилий: Рампо, Дойль, Честертон, По. Перечислять можно было бы долго, другое дело, что Юсаку уже несколько лет не открывал ни одной книги: во-первых, из-за катастрофической нехватки времени, а, во-вторых, он и так большую часть тестов знал наизусть.
Когда интервьюер плавно переходил к следующему вопросу (чтобы отгадать какому, совсем не нужны дедуктивные навыки), Юсаку обычно заявлял: «Я надеялся создать фигуру столь же примечательную, как Шерлок Шолмс у Артура Конана Дойла или Арсен Люпен у Леблана». Это заявление, к слову сказать, правда; и он справедливо полагал, что осуществил своё намерение. «Но естественно, я давно не равняюсь на них», — добавлял Юсаку. В том ураганном темпе, в котором он сочинял в последние годы, невозможно было оглядываться на прошлое.
Тут наступало время третьего вопроса.
«Каждая моя книга — это победа, и я не выделяю из них ни одной: я горжусь каждой».
Когда количество созданных тобой романов переваливает за сотню, другой ответ просто неприемлем.
Но говоря по правде, больше всего он любил читать, вдохновляясь и гордясь, полицейскую хронику в японских газетах, где то и дело мелькало имя Шиничи Кудо.
Он считал сына (без лишней скромности, которой у него никогда и не было) своим лучшим произведением.
(2)
Примечания:
1
Хейджи почему-то цитирует Шерлока.
2. Так говорил когда-то один знакомый художник про свою дочь.
11-1311. Снежная королева
Хондо Эйске, Хондо Хидэми
Я часто вспоминаю детство, Хидэми.
Особенно то время, когда был в больнице, а ты неотрывно сидела со мной.
Мне было холодно, а ты грела мои замёрзшие руки о свои ладони.
Мне было страшно, а ты уверяла, что я обязательно поправлюсь, и мы пойдём в парк развлечений или куда мне захочется. И я знал, что так и будет, потому что это говорила ты. Мне становилось хорошо и спокойно.
Мне было скучно, а ты читала мне сказки. Лучше всего мне запомнилась «Снежная королева». Эта история очень напоминала нас. Особенно после того, как ты спасла меня из небытия и возвратила к жизни. Ты без раздумий отдала мне свою кровь и не позволила смерти заморозить моё сердце навек. Мне казалось, что ты была моей бесстрашной и верной Гердой, а я запутавшимся Каем. Но ты нежно целовала мой лоб и уверяла, что я ничуть не похож на Кая. И я снова тебе верил.
А ты помнишь всё это, Хидэми?
Я верю, ты тоже помнишь, хотя и исчезла из моей жизни.
Я всё так же неуклюж. Я регулярно спотыкаюсь на ровном месте, врезаюсь в фонарные столбы и падаю на лестницах. Но набитые шишки и полученные синяки и ссадины не помешали мне искать тебя. Долго и упорно, как Герда искала Кая. Конечно, я вырос и больше не верю в сказки, но это сравнение приходит на ум само собой. Оно будто часть нас и так на нас похоже.
Я долго искал, обошёл так много больниц — и теперь стою у твоей кровати.
Знаешь, Хидэми, больницы до сих пор напоминают мне дворец Снежной королевы. Здесь тоже слишком много белого цвета. От него становится так же холодно, как в самую морозную зиму. Будто лютая стужа пронизывает всё тело и делает его совершенно беззащитным.
Именно здесь очень страшно услышать слово: вечность.
Но ты же не можешь так поступить, Хидэми.
Я прошу тебя. Пожалуйста.
Пожалуйста, не говори, что ты теперь не моя Герда, что ты во власти Снежной королевы.
Пожалуйста, открой глаза, сестрица Хидэми.
12. Эссе об Арсене Люпене
Аоко Накамори,( / ) Кайто Куроба
Время экзаменов — тяжёлая и нервная пора для большинства школьников. Аоко Накамори училась хорошо. Но и она с нетерпением ждала, когда можно будет перестать повторять всё подряд: дифференциальные уравнения и английские слова, революцию Мэйдзи и закон Ома. Она, как и все учащиеся, вычёркивала красными крестиками в таблице с расписанием сданные предметы. И вот наконец остался последний экзамен по зарубежной литературе, и именно тут Аоко ожидала жестокая шутка судьбы.
Первые несколько минут Аоко с отчаянием смотрела на иероглифы имени автора и названия.
Её заданием было написать эссе по книге… Морис Леблан «Арсен Люпен».
Аоко даже не представляла с чего начать, хотя в панике сознавала, что время безжалостно утекает сквозь пальцы. Она выдохнула, пытаясь успокоиться. Потом взяла ручку и вывела первое предложение.
«Мой отец, инспектор Накамори, полагает, что литература, воспевающая воришек, совсем никуда не годится, и я думаю точно так же», — написала она то первое, что пришло в голову.
Хотя это было её честное мнение, его явно не хватало для получения каких-либо баллов. Из-за отцовской характеристики она так и не раскрыла эту книгу, и поэтому добавить хоть слово к уже написанной фразе Аоко затруднялась. Но сдаваться так просто она не любила.
«И ещё, — продолжила выводить она, — я, полагаю, что не нужно читать такие книги».
Аоко отложила карандаш и пробежала глазами написанное. С тихим вздохом пришлось признать, что это даже на вступление не тянуло ни размером, ни по смыслу.
С тяжёлым сердцем она оглянулась на Кайто. Она часто так делала, чтобы проверить, как справляется он. За Кайто можно было не волноваться. Он быстро и увлечённо строчил эссе, при этом грыз колпачок от ручки. Ужасная привычка, в очередной раз подумала Аоко. Но глядя на его вдохновлённое лицо и удивительную сосредоточенность (он даже её взглядов не замечал), она заинтересовалась, что за книга попалась ему? Хотя, зная ловкость рук своего друга детства, Аоко могла предположить, что он сам подтасовал себе нужную книгу.
Она вернулась к эссе, в котором было написано только два предложения. Вдохновение Кайто будто придало ей сил и возродило боевой настрой. Аоко почесала взлохмаченную макушку и вдруг вспомнила о Кайто Киде. Она не смогла бы точно сказать, почему именно сейчас. То ли из-за того, что Кайто тоже фокусник, хотя ничуть и не похож на Кида. То ли потому что Арсен Люпен, вероятно, такой же негодяй, как и Кид. Но как бы то ни было, Аоко теперь ясно увидела, что писать дальше. Сочинение эссе уподобилось прорванной плотине: слова возмущения наглым воришкой приходили в голову сами собой, и Аоко едва успевала их записывать. Она строчила о том, что считает Люпена ужасным человеком. Что такие, как он, совсем не дают спокойно спать честным полицейским. Что это совершенно отвратительно, когда насмехаются над теми, кто так старается. Что вовсе незачем зариться на чужое добро и нарушать закон.
В итоге, Аоко исписала своим мелким почерком почти три страницы. Возможно, к Арсену Люпену её эссе имело очень косвенное отношение, но по меньшей мере, ей не пришлось сдавать чистый лист.
Уже позже, когда они с Кайто возвращались из школы домой, она пожаловалась, какая неудача её постигла на последнем экзамене.
— Надеюсь, папа будет мной гордиться, когда я скажу ему, почему провалила экзамен, — вздохнула она, нахмурившись.
— Ну, может и не завалила, — предположил Кайто. Потом хихикнул: — Кайто Кид помог тебе экзамен сдать.
— Ничего подобного, Кайтолоух! — заупрямилась Аоко. Хотя доля истины в словах Кайто была, Аоко никогда бы этого не признала. Очень уж ей не хотелось хоть в чём-то быть обязанной такой безнравственной личности, как Кид. Поэтому она добавила: — Не буду я его ни за что благодарить. Я… Я лучше тебе скажу спасибо, Кайто.
— Мне-то за что, Дураоко?! — Кайто пожал плечами и отвел глаза.
Аоко считала, что есть за что. Ей снова вспомнилось, как один взгляд на него, брошенный во время экзамена, придал ей сил, вдохновения и свежих мыслей.
Она остановилась и легонько постучала кулаком по его вихрастой макушке.
— Забудь, Кайтолух.
«За то, что ты есть, Кайто», — ответила она мысленно.
13. Женщина в песках
Ай Хайбара, Шиничи Кудо
— Почему ты не хочешь принять антидот, Хайбара? — спросил Кудо, будто искренне не понимал. — Организации больше нет, и ты можешь снова…
Конечно, как только представилась возможность, он избавился от тесной оболочки Эдогавы Конана и, несмотря на угрозу для здоровья и жизни, принял препарат и вернулся в своё собственное обличье.
Но у Хайбары всё было иначе.
— Нет, я не собираюсь принимать антидот, — спокойно ответила она, снова встретив недоумённый взгляд синих глаз.
— Э? Но почему?
Кудо — умный парень и больше чем кто бы то ни было знает о Хайбаре, но при этом даже он понимает её далеко не всегда. Вот и сейчас он недоумённо захлопал ресницами.
Разговор предстоял непростой и уж точно небыстрый. Хайбара отложила в сторону зелёный томик с романом «Женщина в песках» Кобо Абэ, который читала до появления Кудо, и задумалась.
— Ты когда-нибудь читал эту книгу, Кудо-кун? — спросила она и кивнула на «Женщину в песках».
Ему потребовалось чуть больше секунды, чтобы вспомнить сюжетные коллизии этого романа, и он эмоционально воскликнул:
— Это совершенно бесчестно запирать человека против его воли и заставлять жить там, где он не хочет. Это преступление, и жаль, что не нашлось никого, кто мог бы спасти главного героя.
Хайбара слегка усмехнулась. Это рассуждение было очень в духе Кудо, верного своим идеалам и принципам. В такие минуты он становился запальчивым, но Хайбаре нравилась эта его черта, потому за ней скрывалось неравнодушие.
— А знаешь, что вижу я? — сказала она. — Это история о принятии и том, что новая жизнь, даже навязанная против воли, может стать важнее. И даже когда появится выбор — ты выберешь её. Так и я предпочту новую жизнь старой.
Хайбара теребила руках подол коричневого вязаного платья. Она ещё ни с кем не была настолько искренней, даже с Акэми, но позволила себе довериться Кудо. И она продолжила, даже не прибегая к иносказаниям.
— Поначалу мне совсем не нравилось быть семилетней девочкой, но потом я поняла, что это будто мой второй ШАНС. Знаешь, в чём между нами разница, Кудо-кун? Когда ты принимал антидот, тебе было к кому возвращаться. А если приму я, то мне только будет от кого уходить. Начать с того, что когда я снова стану Шихо Мияно, то мне придётся переехать.
— Уехать из дома профессора? — удивился он. — Зачем? Да и с «детишками» тебе совсем необязательно расставаться. Я же с ними общаюсь.
Он так и не рассказал им правду о Конане и постоянно попадал впросак, говоря вещи, которые никак не мог знать. Но это же Кудо: отшучивался с глупым видом и все ему верили. Но Хайбара заметила что «детишки», как он теперь называл Мицухико, Аюми и Генту, очень сильно от него отдалились. Зато он сам время от времени наведывался к ним (или в дом к профессору) поболтать. Даже он — несмотря на то, что рядом с ним были его собственные друзья, — неосознанно тянулся к ним. Что же говорить о ней, для которой эти дети были ещё важнее? Но Шихо Мияно не сможет даже подойти и заговорить с ними. А им будет совершенно незачем говорить с ней — взрослой и незнакомой тётей.
— Значит, у меня не получится уговорить тебя? — уточнил Кудо, хотя ответ казался очевидным.
Хайбара покачала головой. Слишком много важного произошло в её новой жизни, для того чтобы вернуться к прежней. Профессор был первым, кто поверил ей, хотя верить ей точно не стоило. Аюми, ставшая её первой подругой, Мицухико — её первым поклонником, Гента — её первым другом…
— Эй, Хайбара, неважно, сколько тебе лет: семь или восемнадцать, — сказал Кудо, и решительный взгляд синих глаз подтверждал его слова. — Я всё равно буду рядом.
… И, разумеется, Шиничи Кудо. Её первый защитник.
