Глава 1Фарамир тревожно оглянулся на брата, покрепче перехватил поводья его коня и пришпорил своего. Боромир, белый как полотно, смотрел перед собой невидящим взглядом — его последние силы уходили на то, чтобы удержаться в седле. Фарамир не позволял себе даже тени сомнения в том, что они успеют добраться до Минас Тирита вовремя — но на его памяти старший брат впервые выглядел так худо.
— Капитан! — окликнул его Дамрод. — Что это было — там, на другом берегу?
Фарамир призадумался. С юго-востока не впервые долетали вести о безымянном ужасе, который принимал облик чёрного всадника на вороном коне, чтобы сопровождать войска Мордора и сеять страх среди его врагов. До сих пор он не слишком верил этим слухам — тень Чёрной Страны подчас заставляла людей бояться каждого шороха. Однако нынешняя атака Врага на Осгилиат заставила его пересмотреть свои взгляды. Отряды, не меньшие, а иногда — и большие, чем тот, что штурмовал Осгилиат, гарнизон отбивал раньше не единожды, подчас обходясь вовсе без потерь. Нынче же… Фарамир скосил глаза на брата, затем — на Маблунга с Дамродом и нахмурился: сегодня они потеряли девяносто восемь прекрасных бойцов, а ведь ранее в Итилиене — ни одного! Когда поздним вечером, едва успел отгореть закат, неуклюжий орочий отряд подобрался к восточным стенам Осгилиата под прикрытием того, что казалось издалека грозовым облаком… Никто из них, даже опытные старики, не ожидал такого. Каждый звук теперь: свист ветра, шёпот травы под копытами коней, звон и скрип сбруи, дыхание товарищей и даже стук собственного сердца казались Фарамиру отголосками боевого клича твари, что ехала на вороном коне впереди орков — и от этого холод пробирал до костей, несмотря на летнее время. Он вспоминал, как сильные, храбрые солдаты, испытанные непрекращающимися приграничными стычками, от этого звука начинали мелко дрожать от страха. Они едва могли сопротивляться натиску нападавших, погибая один за другим. Воодушевлённые первым успехом, орки быстро оттеснили защитников Осгилиата с развалин крепостной стены к реке, но, к счастью, неверно выбрали направление и согнали людей в сторону единственного уцелевшего моста.
Тогда-то Фарамира и осенило — нужно было разрушить мост, пока враги не перебрались на западный берег. Через Осгилиат пролегала кратчайшая, а для многочисленного войска — единственная дорога на Минас Тирит. Не перекрыть её — и город останется беззащитен. Брат понял его с полуслова: нужно было рубить канаты, удерживающие мост, чтобы выиграть ещё некоторое время — кто знает, какое? — для защитников Города. Дав знак остальным, они с Боромиром принялись за дело: лёгкие боевые топорики пришлись весьма кстати. Орки, заметив их действия, удвоили натиск, всадник на вороном коне вновь издал боевой клич, от которого кровь стыла в жилах.
Чудом, не иначе, солдаты смогли удержать маленький пятачок у моста, пока их командиры судорожно перепиливали толстенные канаты, державшие тяжелую конструкцию моста. Но вот — мост заскрипел, зашатался и рухнул концом в реку, собственным весом оборвав остатки канатов. Второй конец остался закреплённым на западном берегу, но поднять мост и восстановить его было невозможно даже по июньской низкой воде — Андуин, к счастью, был слишком широк и глубок, хотя и сужался к низовьям. Орки на миг притихли, ошеломлённые неудачей. Защитников Осгилиата оставалось шестнадцать человек, когда Боромир скомандовал: «Отступаем! Вплавь через реку!»
На другой берег выбралось четверо — они с братом и ещё двое. Орки никогда не отличались особой меткостью, но двенадцать человек на таком расстоянии перестреляли, словно кроликов. Тринадцать, понял Фарамир, когда Боромир выбрался на берег, почти удивлённо переламывая древко длинной черной стрелы, прошившей ему левый бок — ладонью выше, и попала бы в сердце. На их счастье, не все лошади удрали, почуяв бойню.
Маблунг и Дамрод, мрачнее давешней тучи, ускакали вперёд — и ворота Минас Тирита открылись перед братьями. Встревоженные горожане, несмотря на поздний час, выходили на улицы. Фарамир не мог смотреть им в лица, полные вопроса и сомнения. Он не мог объяснить жителям города, почему девяносто восемь их сыновей, братьев, мужей и отцов не вернулись сегодня в свои дома — и уже никогда не вернутся. К всадникам никто не приближался, боясь поверить в то, что их в самом деле вернулось так мало, что ждать из Осгилиата больше некого — и до Цитадели они добрались беспрепятственно. Правитель Денетор встречал их в ночной рубахе и в большой тревоге.
— Отец… — начал было Фарамир, спешиваясь, но не отпуская лошади брата: тот был уже совсем плох, и это пугало — короткий бой и одна стрела не могли его так подкосить.
— Какова ситуация? — прервал его Правитель. — Кто остался командовать обороной Осгилиата, если вы оба здесь? Что за…
— Отец, Боромиру нужен лекарь! — обессиленно воскликнул Фарамир: он не намеревался ждать всю ночь.
Правитель Денетор, разглядев, наконец, в полумраке двора Цитадели состояние старшего сына, мгновенно переменился в лице.
— Найдите лекаря! — крикнул он стражам у дверей Цитадели. — Немедленно!
* * *
Как ни мечтал Фарамир выспаться после всего, это ему не удалось — хорошо хоть Дамрода с Маблунгом успел отослать в казарму. Пока Боромиром занимался целитель, отец потребовал с младшего сына полный отчёт об атаке на Осгилиат. Дослушав же его до конца, сдержанно произнёс:
— Город следовало удержать любой ценой. Через Осгилиат лежит единственная дорога с востока на Минас Тирит — и теперь она открыта перед Врагом. Необходимо было отступить раньше и защищать мост, обрушив его только в случае крайней нужды.
— Хоть что-то мы сделали правильно, — горько заметил Фарамир, желая как можно скорее закончить этот бессмысленный разговор.
— Если бы, — сухо отозвался Денетор, глядя в сторону окон, выходивших на восток. — Вы потеряли стратегически важную переправу и непозволительно много солдат — и сколько, говоришь, было нападающих? Что же будет, когда к нашим стенам явятся армии Мордора, если вы сдали Осгилиат жалкой кучке орков?
Даже понимание того, что отец резок прежде всего от беспокойства за сыновей — за обоих, как слабо надеялся Фарамир — и по здравом рассуждении сказал бы совершенно иное, уже не смогло его остановить.
— Тебя там не было! — бросил он, порывисто вставая, и вышел; Фарамир не мог видеть, как отец после его ухода достал из потайного ларца на стене стеклянный шар, заполненный огнём и неясными тенями, как и не мог знать, что над этим же шаром тот просидел несколько часов перед их возвращением из Осгилиата.
Весь остаток ночи младший сын Правителя Гондора провел в покоях брата, заменяя ему сиделку. Целитель объяснил, что на стреле, доставшейся Боромиру, был опасный яд — и, хотя самое страшное удалось предотвратить, за состоянием больного надлежало следить неотрывно, чтобы своевременно купировать малейшие ухудшения. В конце концов он, конечно же, заснул в кресле перед самым рассветом.
Разбуженный петушиным криком, Фарамир заполошно вскочил, а потом вновь рухнул в кресло — тело отзывалось болью в каждом суставе после сна в неудобной позе, да ещё и в кольчуге. В тишине покоев раздался тихий суховатый смешок:
— Ты, никак, всю ночь со мной просидел? Девиц у целителя не нашлось?
Голос Боромиру подчинялся откровенно плохо, но слегка издевательские интонации слышались явственно.
— Пользуешься тем, что я не могу побить лежачего больного? — улыбнулся в ответ Фарамир, счастливый уже тем, что брат очнулся, и на краткое время позабыл все остальное. — Как ты?
— Паршиво, — честно ответил Боромир. — Левый бок не чувствую. Дело рук лекаря? Помоги-ка мне встать!
— Тебе нельзя пока, — деятельную натуру брата следовало чем-то отвлечь хотя бы до прихода целителя, и Фарамир не нашёл ничего лучше, чем вспомнить сон, привидевшийся ему накануне атаки на Осгилиат. Он спросил: — Ты знаешь, что такое Имладрис? Я слышал об этом месте раньше, но никак не могу вспомнить, откуда.
Ответом ему было более чем изумлённый возглас:
— Имладрис?! Ты уверен? Почему ты спрашиваешь?
— Прошлой ночью мне приснился сон, — признался Фарамир. — С востока наползала Тьма, но на западе еще брезжил свет. И оттуда донёсся голос, который сказал:
Сломанный меч в Имладрисе искать
Отныне вам суждено.
Срок наступает — Совет созвать
Сильнее Моргульских чар.
Там будет явлен зловещий знак —
Проклятье пробуждено,
И полурослик уйдёт во мрак,
Приняв на себя удар.
— Это всё настолько странно, — медленно, с расстановкой проговорил Боромир, глядя куда-то за окно, — что я, возможно, и не поверил бы тебе сразу. Если бы нынешней ночью сам не увидел такой же сон. Я думаю, нам стоит обратиться к отцу — он поможет истолковать это видение.
Фарамир предпочёл бы спросить Митрандира, чем отца — но его уже давно не видели в Минас Тирите. Спорить с братом попусту он не стал. Правитель Денетор воспринял рассказ сыновей всерьёз. Доказательством тому было пространное повествование о Последнем Союзе Людей и Эльфов, Проклятии Исилдура и поселении эльфов далеко на севере — Имладрисе.
Фарамир был удивлён и воодушевлён одновременно, когда отец сказал, что отправляет его в Имладрис — посланником Гондора с вестью о грядущей войне и вопросами. Вопросами, от которых могло зависеть, выстоит ли Минас Тирит в этой войне — или падёт. Боромир настаивал, что ехать стоит ему, а не брату, упирая на опасности дальнего пути. Однако придворный целитель утверждал, что даже садиться в седло и тренироваться наследнику Правителя не стоит ещё не менее двух недель, что уж говорить о путешествии.
* * *
Впереди было больше ста дней пути только до Имладриса, перемётные сумки — плотно набиты только самым необходимым. Ранним утром у ворот Минас Тирита Фарамира провожал старший брат, и он вдруг с особенной остротой понял, что не увидит дом по меньшей мере полгода. Утро выдалось прохладное и ясное, Боромир в противоположность опечаленному отъездом брату был почти радостен. Шёл третий день, как ему разрешили вставать с постели.
— Помнишь, как мы в детстве вместе мечтали повидать мир? — спросил он. — Смотри по сторонам и слушай как следует, чтобы рассказать мне обо всём, когда вернёшься. А пока у меня есть для тебя кое-что. Это не подарок, я даю его тебе на время. — С этими словами Боромир снял с себя перевязь с Великим Рогом и надел её на брата. — Говорят, что если в час нужды затрубить в него в любом месте в древних пределах нашей страны, то звук этот будет услышан. Пусть он хранит тебя.
— Не стоит… — хотел было отказаться Фарамир, но осёкся.
— Ты пускаешься в опасное приключение, маленький брат, — Боромир потрепал его по волосам, как иногда делал в детстве.
— Но всё равно тебе не завидую, — пряча смущение, ответил Фарамир. — Надеюсь, наш старик совсем тебя не замучает. И выздоравливай поскорее. А я постараюсь скорее вернуться.
— Просто возвращайся.
Братья обнялись на прощание и разошлись. На востоке собиралась грозовая туча.
Глава 2Через сто дней и ещё десять Фарамир достиг Имладриса. По старым картам, остававшимся в хранилищах Цитадели, по вспоминавшимся местами рассказам Митрандира, а кое-где его и проводили. Стоило ему пересечь границу Рохана — и отряд рохирримов под предводительством молодого, но весьма мрачного всадника, показал ему безопасный путь до ущелья Врата Рохана. Так Фарамир узнал Йомера, племянника короля Теодена, и они обменялись новостями. После этой встречи путешествие через Эрегион показалось ему невероятно долгим и скучным — Йомер был интересным собеседником, и поведал тревожные вести. У самых же границ Имладриса его встретили — как будто ждали — двое эльфов: сероглазые, темноволосые и статные близнецы лицами отчего-то напоминали Фарамиру изваяния королей древности, которые стояли в тронном зале Минас Тирита. Но вместо холодности и надменности, о которых упоминал отец, говоря об эльфах, он увидел благородство и прямоту. Фарамир даже предположил, что эти двое — не простого рода, и миг спустя из их речей понял, что не ошибся.
— Меня зовут Элладан, а это — мой брат Элрохир. Наш отец, владыка Элронд, собирает Совет вскоре. Вы прибыли как раз вовремя.
— Что за Совет? — удивился Фарамир, не веря в такое совпадение.
— Многие прибыли в Дольн в это ненастное время, — мягко ответил Элрохир, — с новостями и за советом. Близится война.
В ущелье, скрывавшее эльфийское поселение, они вступили с рассветом. Имладрис был прекрасен в свете утренней зари — прекрасен настолько, что невозможно было описать ни одним из языков Людей. Покуда они спускались в долину, Фарамир не проронил ни слова: будь у него такая возможность, он задержался бы здесь хоть ненадолго. Видимо, прочитав его мысли по выражению лица, один из близнецов заметил:
— У вас ещё будет время. По просьбе Митрандира приготовлены покои, чтобы вы успели отдохнуть перед Советом.
— Он здесь? — Фарамир встрепенулся в седле, не веря своей радости: он не видел старого друга и наставника уже много месяцев.
Всё оставшееся до Совета время он провёл в предвкушении встречи и в странном ощущении грядущих великих перемен. Готовясь говорить на Совете то, зачем он проделал столь долгий путь, Фарамир представлял нечто схожее с регулярными совещаниями в Цитадели — и тем сильнее было его удивление от различий.
* * *
В просторном зале с терявшимся в высоте потолком собрались, наверное, все свободные народы Средиземья. Фарамир старался не слишком часто глядеть в сторону впервые увиденных им гномов, в сторону владыки Элронда, так сильно похожего на своих сыновей, и даже в сторону своего соседа по столу, отчего-то казавшегося знакомым. Но более всего его воображение поразил Митрандир, последним явившийся на Совет и приведший с собой троих полуросликов: прежде Фарамир читал о них, но был уверен, что хоббиты пропали из этого мира вместе с разорением Северного Княжества.
Однако с началом Совета удивление отошло на задний план, уступив место острому чувству опасности, и когда пришел его черёд говорить, Фарамир подбирал слова с тем же пристальным вниманием, что проверял оружие перед боем. Ему всё время казалось, что каждый, говорящий про угрозу Мордора здесь, и понятия не имеет об усилиях его народа в постоянной борьбе с Врагом, но мерзкое постыдное ощущение пока удавалось затолкать подальше.
— Гондором послан я сюда с вестью о грядущей войне, — начал он. — В этом уверен мой отец, Правитель Денетор, и вот почему: число людей с юга, присягнувших Саурону, каждодневно растёт — как и число орков в приграничье — Враг медленно, но верно собирает войска. В июне мы потеряли Итилиен и восточный Осгилиат — хотя западный берег ценою многих жизней пока что наш…
Фарамир ещё немного — он старался сократить рассказ ради ясности картины — поведал о передвижениях войск Саурона на юге и на востоке, перечислил народы, сошедшиеся под его знамёна, а затем уделил внимание тому, что услышал от Йомера. Многих присутствующих встревожило, что рассудок короля Теодена затуманили наветы, что в Рохане стали часто замечать маленькие группки орков, крадущих припасы и жеребят, чаще всего вороной масти.
Мысль о том, что Рохан ближе к этим местам, чем Гондор и, соответственно, вызывает больше беспокойства, Фарамир уже привычным жестом загнал на задворки разума. Под самый конец своего повествования он оставил рассказ о Чёрном Всаднике, что вёл орков на Осгилиат, и о пророческом видении, которое посетило их с братом и побудило его к отъезду. Мысли о Сломанном Мече, который некогда принадлежал владыкам Гондора, и о Проклятии Исилдура — чем бы оно ни было — терзали его разум, но Фарамир принуждал себя говорить спокойно и веско.
— Я пришёл сюда просить истолкования и помощи для Гондора. Враг скоро ударит, и первый его удар придется по Минас Тириту. Я хочу напомнить о том, что именно Белый Город стоит щитом между армиями Мордора и всем западным миром — и его падение станет преддверием лавины, которая обрушится на остальное Средиземье; но покуда он держится — ни один солдат Саурона не пройдёт!
Сам удивлённый своей горячностью, Фарамир замолк. И тем большим сюрпризом стало для него последующее. Человек в дорожном плаще, сидящий от него справа, поднялся и положил перед собой на стол обломок клинка на рукояти и произнес:
— Гондор получит помощь.
Митрандир одобрительно хмыкнул.
— Сломанный Меч! — выдохнул Фарамир, не веря своим глазам. — Стало быть, ты…
— Наследник Элендила — и трона Гондора, — произнёс Митрандир. — И вождь дунаданов-северян — тех немногих, кто уцелел после разгрома Северного Княжества.
Фарамир в один миг вспомнил, как мучило в детстве его брата то, что их отец — только Правитель, но не Король и никогда им не станет. Что сказал бы Боромир, окажись он на его месте? Что Гондору не нужен король — но так ли это было на самом деле?
— Мое имя Арагорн, сын Арахорна, — представился тот, убирая обломок меча в ножны. — И я клянусь, что защищу Белый Город любой ценой.
— Так значит Оно должно быть у тебя, а не у меня вовсе! — подскочил один из полуросликов, пряча в кулак цепочку на груди; происходящее начинало напоминать Фарамиру балаганное шутовское представление, полное нелепицы — Арагорн покачал головой, в отличие от него самого, похоже, понимая, о чём речь.
— Достань Кольцо, Фродо, — тем временем велел Митрандир, — и расскажи присутствующим его историю, чтобы Фарамир понял смысл предсказания и все узнали главное, ради чего мы здесь собрались.
Итак, Проклятие Исилдура явилось Совету. То, что погубило в конце концов королевский род Гондора, было одновременно сильнейшим оружием Врага и способом сокрушить его — наверное, единственным. В этом была скрыта некая ирония, и Фарамир горько и тихо усмехнулся, когда было принято решение о судьбе Кольца, чем снискал недоверчивый и удивленный взгляд Митрандира. Он не понимал, что значит этот взгляд — как и многое, многое из происходящего. Зато было прочно уверен в одном: Кольцо Врага никакими путями не должно попасть в Минас Тирит.
* * *
В последующие за Советом дни Фарамир много прогуливался по Имладрису. Он хотел было сразу отправиться в обратный путь, но Митрандир убедил его, что для возвращения ещё будет более удобный случай — и некоторая компания. Немалую часть времени он провёл в размышлениях о происходящем. Проклятие Исилдура, без сомнений, подлежало уничтожению — как было сказано на Совете, тогда и только тогда, когда Кольцо сгинет в пламени Роковой Горы, Враг падёт. Но продержится ли Минас Тирит до этого момента?
Сердце звало Фарамира домой, отсутствие новостей с юга мучило его, и когда Элронд предложил ему присоединиться к Братству Кольца, он с радостью согласился, невзирая на опасности, которые сулило это путешествие.
Глава 3Через несколько недель после Совета, когда стали возвращаться разведчики, Фарамир ближе познакомился не только с сыновьями владыки Элронда, но и с Арагорном. Тот собирался присоединиться к Братству, но, как и сам Фарамир, свернуть к Минас Тириту в конце пути.
— Неужели один Сломанный Меч может изменить исход войны? — скептически встретил Фарамир это намерение, но без злобы — скорее, с любопытством, в попытке вытащить из собеседника новую информацию; так часто делал Боромир, пытаясь оградить младшего брата от опасных шалостей, и эта привычка передалась ему в весьма странной форме.
— Как знать, — с добродушной усмешкой ответил Арагорн; успешная разведка привела его в хорошее расположение духа. — Этот меч уже приносил людям победу. Принесёт и вновь — ведь теперь его перекуют, возродив крепче прежнего. Однако я в самом деле не рассчитываю только на свой клинок — я отправлю весточку на Север, моим людям, каждый из которых стоит в бою десятка солдат, и на восток, к королю Трандуилу — ты видел его сына на Совете.
Мысль о том, что Гондор не одинок в грядущей битве, постепенно успокаивала Фарамира, однако его тревожило, как отец и брат встретят нежданную помощь. Он только надеялся, что стремление к славе не затмит для Боромира желание защитить свой народ, а гордость не перевесит мудрость отца.
За пять дней до конца года Братство было собрано полностью и вышло в путь: четверо полуросликов, сам Фарамир и Арагорн, Митрандир, гном Гимли от Эребора и Леголас, сын короля эльфов из северного Лихолесья. Столь разношёрстная компания, на взгляд Фарамира, вряд ли могла незамеченной пройти через пол-Средиземья, но, имея привычку не спорить со старшим братом и отцом, когда спор не мог ничего решить, и тут не стал вступать в противоречия. Тем более что компания позволяла ему забыть о постоянной близости Проклятия Исилдура; на Совете Фарамир сказал, что не взял бы эту вещь, даже если бы нашел её на дороге, и не собирался нарушать обещание никоим образом — однако разум его постоянно занимал вопрос: а нельзя ли оружие Врага использовать против него самого? Вопрос этот был столь навязчив, словно его нашёптывал кто-то невидимый извне.
Впрочем, вскоре ему стало не до того. Без малого через месяц после выхода из Имладриса Братство достигло перевала Красного Рога.
Именно под Карадрасом, за шиворот вытаскивая полуросликов из сугробов, разводя огонь посреди снежной бури и на пару с Арагорном прорубая в сугробе путь, Фарамир впервые подумал, что он может не вернуться домой. А вместо этого сгинуть в каком-нибудь неведомом ему до сих пор уголке Средиземья. Кажется, остальных такие мысли не посещали, и он устыдился своего сомнения. Однако, когда Митрандир заговорил о возможности пройти через Морию — древнее, ныне заброшенное подземное царство гномов — рассудительность и спокойствие Фарамира дали трещину.
— Ты предлагаешь нам пройти там, где никто не бывал десятилетиями! — заявил он магу. — Мы должны были преодолеть как можно больший отрезок пути незамеченными — но лезть в Морию всё равно что с размаху пнуть ногой муравейник. Орки вылезут из своих нор и разнесут весть о нашем походе во все концы. Если только не перебьют нас раньше.
— Еще нет уверенности, что Мория занята орками, — возразил ему Митрандир, ничуть не смутившись тона беседы, и Фарамир мгновенно остыл. — Кроме того, с нами идет гном, — он чуть поклонился Гимли, — а это многого стоит под землёй. Да и я однажды проходил Казад-Дум насквозь.
— Вы уж извините, господин Фарамир, — вдруг вступил в разговор Сэм, — но если вы за нас опасаетесь, то напрасно. Хоббиты, может, и не самый сильный народ, и не самый храбрый — но уж что-что, а передвигаться незаметно мы умеем.
Через несколько минут, когда их настигла стая варгов, Фарамир мог бы заметить, что главное достоинство полуросликов, которым так щеголял Сэм, в бою с волками и много где ещё совсем не пригодилось бы — но, во-первых, представился не самый подходящий момент для таких шуток, а во-вторых, Фарамир не был склонен к злорадству в каком бы то ни было виде.
К счастью, злобные волчьи морды боялись доброго огня ничуть не меньше, чем все прочие слуги Саурона, и вскоре их маленькому отряду удалось отбиться. Можно было дальше идти вперёд, однако Фарамира что-то лишало покоя — что-то, что было впереди, и это не было связано с орками. Чем ближе они подходили к Мории, тем чувство становилось сильнее, но боясь показаться трусом, он не высказал его Митрандиру — даже когда мага предостерёг Арагорн.
Позже Фарамир сожалел об этом… Но время назад было не воротить.
* * *
Они уже почти преодолели подземное царство гномов, бесконечные анфилады его залов, больших и маленьких, тянувшиеся на многие мили. Наверное, некогда Казад-Дум был одним из чудес Западного мира — Фарамир вполне понимал восхищённо-трагическое настроение Гимли. Нечто схожее чувствовал и он сам среди руин Осгилиата, давным-давно бывшего жемчужиной королевства. Но как бы ни была сильна светлая печаль, одолевавшая его, подспудный ужас от Зла, которое преследовало их по пятам, никуда не делся.
Враги обнаружили их почти в самом конце — зал Мазарбул находился всего в нескольких милях от выхода — да и то лишь благодаря «Туковской дурости», как выразился Митрандир. И если бы это были только орки — в конце концов, с ними Фарамир сражался уже не первый год, и орки на фоне прочих кошмаров подземного мира казались чем-то простым и знакомым, чем-то, с чем можно было справиться. Прежде он читал о балрогах — демонах древнего мира, порождениях самой Тьмы — в манускриптах, хранившихся в Минас Тирите. Читал — и полагал их канувшими во мрак времён вместе с героями, что побеждали их в сказаниях.
Как оказалось, не исчезли ни те, ни другие. Глядя на тонкую и прямую, окружённую ослепительно-белым светом фигурку мага, преградившего путь огненному демону, Фарамир вдруг с удивлением понял, что он на самом деле не знает Митрандира. Воспринимая наставника как хранителя и собирателя мудрости, он никогда не задумывался, на протяжении скольких лет тот неустанно сражается со злом. Только краткий миг заняла эта мысль, прежде чем они с Арагорном, не сговариваясь, бросились на подмогу — но было уже поздно.
С гулким треском разошелся и рухнул мост под ногами мага, а вслед за мостом провалился в бездну и демон. И настало краткое мгновение, в которое обоим людям показалось, что всё ещё будет хорошо — но взметнулся в последней судороге хлыст балрога, увлекая Митрандира во мрак вслед за побеждённым им чудовищем, и до путников долетело только отчаянное:
— Бегите!
К счастью, в тот момент у членов Братства не было возможности горевать — остановись хоть на минуту, они погибли бы, потому что орки, лишившиеся основного пути, бросились в обход — и непременно бы их настигли. А когда отряд достиг дневного света, и Мория осталась у них за спиной не меньше, чем на расстоянии полета стрелы, горе, хоть и раздирало Фарамира изнутри, уже не лишало его рассудка. Все плакали, не таясь — и тогда Фарамир присел рядом с Фродо и сказал ему — лишь потому что кому-то нужно было это сказать:
— Когда Митрандир впервые пришёл в Минас Тирит, отец велел мне показать ему книгохранилища, сказав, что ни на что большее я всё равно не гожусь. Я был любопытным двенадцатилетним мальчишкой, и вконец замучил его просьбами рассказать об эльфах и о древних временах, — Фарамир печально улыбнулся воспоминанию о досаде на лице мага, за которым ходил как привязанный. — Неохотно, но иногда он соглашался учить меня — всё чаще и чаще, со временем в чём-то заменив мне родителя. Возможно, поэтому Правитель Денетор, наш с Боромиром отец, не очень-то его привечал. Митрандир знал весь этот мир от одного конца до другого, а теперь я больше никогда не смогу его спросить.
После этого краткого рассказа Фродо посмотрел на него как-то по-новому, но Фарамир перемены не заметил.
Глава 4Отдых, по мнению Фарамира, был необходим отряду — основательная стоянка, с горячей едой и сном. Но Арагорн не позволил Братству останавливаться надолго — даже у легендарного озера Келед-Зарам, воды которого отражали нездешние звёзды и обещали покой и умиротворение.
— Я веду вас в Лориен! — объяснил Арагорн под удивлённые взгляды спутников: в Имладрисе, планируя дорогу, они не обсуждали такой вариант. — Это сейчас единственное безопасное место на много миль пути.
— Я слышал другое, — возразил ему Гимли. — Говорят, что те, кто войдёт под своды Золотого Леса, редко выходят из него невредимыми.
— Скорей уж, неизменными, — отозвался Следопыт.
Сам Фарамир был скорее согласен с гномом: отец учил их опасаться Золотого Леса, но промолчал, доверяя Арагорну. Они надеялись достичь границы Лориена в тот же день, но пришлось-таки сделать остановку: хоббиты, какие бы чудеса стойкости не проявляли, всё же не были ровней людям, эльфу и гному. И все же Фарамир не уставал восхищаться ими: будучи почти вдвое меньше ростом, чем все остальные, они шагали и обустраивали стоянки наравне со всеми (Сэм, как он успел узнать, недурно готовил из всего, что можно было добыть в ближайшем лесу), да и сражались, недостаток опыта восполняя недюжинной отвагой; кроме того, полурослики лучше всех других сохраняли присутствие духа — хотя Фарамир был уверен, что встречаемые ими чудеса Средиземья и его опасности в новинку им куда больше, чем ему самому.
Несмотря на вынужденную ночёвку (во время которой все по очереди дежурили с клинком Фродо, чтобы своевременно узнать о приближении орков), через сутки они достигли Лориена.
Едва ступив под сень Золотого Леса, Фарамир понял, что все, прежде слышанное о нем — истинно. Невозможно было выйти из него тем же, кем входил — но это было не злом, а благом. Лес принял в себя горе путников и растворил его, оставив светлую печаль. Усталость под кронами мэллорнов таяла, словно снег под весенним солнцем, а ход мыслей обретал порядок и стройность. Можно ли было остаться равнодушным к такому месту?
Одного взгляда на Владычицу Галадриэль было достаточно, чтобы понять, кто сохраняет безмятежную негу потаенного эльфийского королевства. И этого же взгляда хватало, чтобы все сомнения, сколько их есть, разом выбрались на поверхность сознания — но так же быстро и схлынули, не смутив его. Фарамир твёрдо знал, что все, чего он может достичь — сотворимо лишь собственными руками, и никакое Кольцо, и иная магия тут не помощники. Только поблазнивший на миг тёплый голос отца заставил его вздрогнуть — однако тут же пропал, так и не став наваждением.
* * *
Когда пришла пора покидать Лориен, Фарамиром овладела неподдельная тоска: он предвидел, что никогда более не увидит этих мест; памятный подарок Владычицы заставлял забыть это чувство, но ненадолго.
В Имладрисе, присоединяясь к отряду, Фарамир был твёрдо уверен, что где-то на границе Гондора оставит Братство и направится в Минас Тирит вместе с Арагорном; но тогда с ними был Митрандир, а теперь только Арагорн мог вести отряд, сам же он внезапно обнаружил в себе нежелание оставлять товарищей накануне наиболее сложной части их миссии — и разрывался между чувством долга по отношению к друзьям и по отношению к своему народу. Арагорн молчал — тем более подаренные лориенскими эльфами лодки позволяли отсрочить выбор на некоторое время.
Только однажды они заговорили о дальнейшем пути: Следопыт высказал мысль об остановке Братства в Минас Тирите перед окончательным походом к Роковой Горе, и Фарамир резко воспротивился этой идее раньше, чем успел подумать, что говорит. Пришлось отговариваться тем, что Око Врага нынче неотрывно приковано к городу, и нести Кольцо туда опасно; Арагорн сделал вид, что поверил, и больше такого маршрута не предлагал.
Вообще, плыли они практически молча — и целыми днями Фарамир глядел по сторонам, изучая берега Андуина, а после того, как стало ясно, что за Братством верхом на бревне плывёт Голлум, а на восточном берегу — караулят орки, сделался вдвое внимательнее против обычного. Ощущение беды, не появлявшееся с Мории, снова дало о себе знать, и на десятый день плавания, когда они остановились в Порт Галене, достигло пика. Ниже по реке шумели водопады Рэроса — и это означало, что пора сделать выбор, идти на запад или на восток. Выбор этот следовало делать Хранителю — и Фродо, в смятении, никак не мог решиться.
Когда хоббит, сославшись на необходимость обдумать решение, отправился в сторону Амон Хена в одиночестве — Фарамир, недолго думая, пошёл за ним следом. Догнал он Фродо достаточно быстро и, к своей радости, увидел на лице полурослика только облегчение.
— Как видишь, не ты один мучаешься сомнениями, какой путь избрать. Да и ходить в одиночку здесь, если уж на то пошло, не след, — объяснился Фарамир.
— У меня не осталось сомнений, — признался Фродо. — Я знаю, как должен поступить, вот только смелости не хватает.
— В таком случае я тебе завидую. Ну а смелость — дело наживное.
— Ты скучаешь по своему дому? — вдруг спросил хоббит.
— Больше, чем когда-либо, — признался Фарамир, оглядываясь; он никак не мог понять, что ему не нравится в этих лесах. — Я не видел отца и брата уже более полугода. Никогда прежде мы с Боромиром не расставались так надолго, — сказав это, он понял, что скучает и по отцу тоже, несмотря на его желчный характер.
Так они проговорили ещё некоторое время, совершенно не касаясь насущной темы — куда и каким составом Братство отправится дальше. Два ученика Митрандира нашли друг в друге родственные души, и им обоим требовалось выговориться — и в этом не было ничего удивительного.
— Жаль, птиц не слышно, — заметил Фродо. — Я помню, как в Шире в это время года поют птицы: можно часами гулять по лесу, и не устать.
— Птиц, говоришь, не слышно? — насторожился Фарамир.
Лес и в самом деле подозрительно затих, и это ещё можно было бы списать на полуденный час — если бы не бледно-голубое сияние, пробивавшееся из ножен хоббита. Тот обнажил клинок, и он засветился в полную силу — ярко даже при дневном свете. В тот же миг из-за скал Амон-Хена полезли, ругаясь на своем языке, десятки чёрных орков — в доспехах и с белой дланью на шлемах.
— Беги! — воскликнул Фарамир, вытаскивая меч из ножен, и как следует подтолкнув замявшегося хоббита. — Быстрее, Фродо!
Тот, спотыкаясь, побежал вниз с холма, а Фарамир поднес Великий Рог к губам и протрубил. Эхо ответило раскатистому рёву — и на миг орки замерли, но затем, поняв, что другие рога не запели в ответ, рванулись в бой. Фарамир только надеялся, что ему удастся продержаться до подхода Арагорна с Леголасом и Гимли — и что хоббиты, сколь бы храбрыми они ни были, не полезут в самую гущу боя.
Когда первая стрела вонзилась в плечо, он пожалел, что щит остался внизу, на стоянке. Следующую стрелу он почти не заметил, сокрушая одного орка за другим, только почувствовал, как отнялась правая рука, и перебросил меч в левую. Последней ясной мыслью было то, что врагов, кажется, все-таки слишком много.
Глава 5Фарамир пришёл в себя оттого, что ветер холодил лицо с одной стороны, с другой был жар недалекого огня, а тело казалось подозрительно лёгким. Вокруг были скалы, звёздная ночь, в которой потрескивал костёр, слышались тихие утомлённые голоса и витал нежный аромат ацеласа. Долгую минуту он лежал, силясь понять, почему проснулся не в своих покоях в Цитадели, а в столь странном месте — а потом память навалилась вся разом.
— Фродо! — хрипло воскликнул он, садясь — вернее, дёрнувшись, чтобы сесть, и совершенно в этом не преуспев; вместо этого удалось только повернуть голову в сторону костра.
— С Фродо-то всё в порядке — во всяком случае, было, когда мы его видели, — сказал Гимли, сидевший ближе всех. — А вот ты нас здорово напугал. Как нашли тебя под ёлками, думали — покойник.
— Где?... Почему? — вопросов накопилось слишком много, а голова немилосердно болела (на ней ощущалась большая шишка), поэтому ничего более путного Фарамир произнести так и не смог; его, однако, поняли правильно.
— Мы посреди нагорья Эмин Майл, — ответил Арагорн, снимая с костра маленький котелок. — Фродо и Сэм взяли лодку и перебрались на другой берег — я видел их с вершины Амон Хена. Мерри и Пиппина схватили орки, сейчас мы гонимся за ними. Это странные орки — они бежали днем и остановились на отдых ближе к ночи. К сожалению, мы недостаточно близко к ним, чтобы пренебречь отдыхом и за ночной переход подобраться и выкрасть наших друзей. Однако и не отстаем — благодаря тебе, друг мой. Ты изрядно убавил их число и вовремя подал сигнал. Да и углубись вы с Фродо в лес чуть дальше — мы бы уже не успели на помощь.
В этот момент Фарамир неожиданно сообразил, что весь прошедший день друзья несли его на себе и снова попытался сесть — на этот раз удачно, пусть и с помощью Гимли, непрерывно ворчащего, что себя ему нужно-таки поберечь; Фарамир заподозрил, что выносливый гном как раз и тащил его на закорках больше остальных.
— Вы могли бы оставить меня — и успели бы нагнать орков, — осторожно произнёс он.
— Ты обижаешь нас, — с легкой улыбкой заметил Леголас. — Но я притворюсь, что не слышал этого, сделав скидку на твоё нездоровье.
Фарамир болезненно улыбнулся — шишка на голове давала о себе знать ежесекундно — и почувствовал, как внутри него растекается невероятное тепло — и отнюдь не от костра. На рассвете они снова тронулись в путь; Арагорн разлил во все фляги отвар из ацеласа, и они все благодарили запасливость Следопыта — до эльфийского мирувора отвару было далеко, но он снимал усталость и прояснял ум. На четвёртый день Фарамир уже мог самостоятельно идти — не бежать, конечно: кружилась голова, и раны от стрел жгло огнем — но это позволяло его товарищам отдохнуть, чему он, стыдясь своей беспомощности, был бесконечно рад. Арагорн с опасением поглядывал на него — но ноги пока не отказывали Фарамиру, а остальное было можно вытерпеть.
В этот же день им встретился отряд всадников под предводительством Йомера. Кажется, племянник короля Теодена был рад встрече не меньше, чем он сам — но невнятная тень омрачала его лицо. Фарамир представил всадникам друзей, и они обменялись последними новостями. В Рохане было тревожно — набеги мордорских орков с одной стороны и урук-хайев Сарумана с другой не давали рохирримам ни единой возможности собрать силы, а король, после гибели сына всё чаще прислушивавшийся к советам Гримы Червослова, почти не принимал участия в управлении страной. Рохану приходилось тяжело — а ведь Арагорн, как и сам Фарамир, собирался просить у короля Теодена помощи в войне с Мордором.
Наконец, они спросили всадников об отряде урук-хайев, который похитил Мерри и Пиппина. Старательно описав, кто такие хоббиты, путники получили однозначный ответ: ни полуросликов, ни детей, ни даже гномов рохирримы не видели, а отряд урук-хайев разгромили подчистую. В ответ на замечание по поводу гномов Гимли презрительно фыркнул, но дела это не меняло: они потеряли след. Арагорн, напротив, в уныние не впадал.
— Не зря меня зовут Следопытом,— сказал он. — Отправимся на место сражения, возможно, там мы что-то найдем. Фарамир, тебе я посоветовал бы скакать в Эдорас.
Собрав всю свою волю в кулак и понимая, что делает откровенную глупость, Фарамир заверил друга, что может продолжать поход — тем более, что Йомер дал им на время свободных коней.
* * *
Некоторое время спустя, трясясь в седле, он на все лады проклинал собственную дурость; с одной стороны, отсутствие необходимости идти по каменистым холмам здорово облегчало жизнь — как и то, что друзьям точно больше не придётся нести его на себе; однако каждый шаг коня отдавался в голове столь невыносимой пульсирующей болью, что даже регулярно прикладываясь к фляге с ацеласом, Фарамир не смог от неё избавиться — только получил ощущение легкой эйфории.
На месте сражения удалось отыскать следы хоббитов, которые вели в лес Фангорн, и все трое путников выдохнули от облегчения: живы! Заночевали на опушке леса — и Фарамир, утомлённый путешествием, отключился практически сразу. Проснулся он ранним утром с ощущением того, что непременно должно что-то произойти — и, помня прошлый опыт, поделился предчувствием с Арагорном.
— Уже произошло, — невесело усмехнулся тот. — Коней украли. Ночью нас навещал Саруман собственной персоной.
Перспектива продолжать путь пешком не так беспокоила Фарамира, как грядущая необходимость явиться к Йомеру без коней. Лошадей рохирримы любили, как собственных детей.
— Саруман, должно быть, и сейчас наблюдает за нами, — встревоженно заметил Леголас, когда они тронулись в путь — в лесу, на влажной и мягкой земле следы сохранялись лучше, и Арагорн без труда вел их.
— Да чтоб ему пусто было! — в сердцах воскликнул Гимли.
— Это не Саруман, — Фарамир отрицательно покачал головой; в лесу чувствовалась некая сила, неотрывно следящая за ними — но эта сила не была злой.
Миг, когда он понял, что это за сила и почему она казалась такой привычной, он не смог забыть за всю свою жизнь — даже будучи глубоким стариком.
Лес, в той части, где они шли, сходился к невысокому обзорному холму — и Арагорн принял решение подняться на него, чтобы осмотреться. На самой вершине холма их ждал сюрприз: спиной к путникам, лицом в сторону степи, спиной к ним, на холме сидел старец в белоснежном облачении.
— Саруман! — процедил сквозь зубы Леголас. — Это его я видел ночью, это он увёл наших коней!
— Покажись! — воскликнул Арагорн; измотанные погоней за орками, друзья не склонны были к разумной беседе и на всякий случай приготовили оружие.
Старец повёл плечами, собираясь встать, и Фарамир изумленно выдохнул: сколько раз он видел эту спину в книгохранилище, склонённую над древними манускриптами! Поражённый, он выронил меч, и тот лязгнул о камни, порождая глухую подсердечную боль, никак не связанную с недавними ранами. Того, что он видел, попросту не могло быть — но оно было. Арагорн с Леголасом заговорили с магом, Гимли опасливо перехватил топор, а Фарамир никак не мог поверить в происходящее — слова застряли у него в горле, а небо, кажется, собиралось поменяться с землёй местами. Но, может, такова была магия Сарумана? В Гондоре говорили, что он может зачаровывать людей, лишь беседуя с ними.
— Покажи своё лицо, — глухо и страшно произнес Фарамир, поднимая с земли меч.
Маг в ответ только рассмеялся и снял с головы капюшон.
— Ох, несладко бы пришлось бедняге Саруману, окажись он в самом деле на моём месте!
Издав придушенный вопль, Гимли первый бросился обнимать Митрандира — Арагорн, Фарамир и Леголас отстали от него лишь на мгновение.
На вершине холма они задержались ненадолго — только переговорить о самом насущном — и вскоре отправились в Эдорас. Там их встретили с радушием — и неизвестно, что было этому большей причиной: освобождение короля Теодена от власти чар или готовность пришельцев поддержать Рохан в бою. Фарамир думал, что уже достаточно оправился от ранений, полученных на Амон Хене — но тело, по-видимому, вымотанное гонкой и отсутствием надлежащего лечения, решило иначе. Утром того дня, когда войско рохирримов отправлялось на Хельмову Падь, Фарамира поразила лихорадка, а раны воспалились, и он вынужден был остаться в Золотом Чертоге. Несколько дней спустя он достаточно выздоровел, чтобы сопровождать Йовин, поведшую людей в Дунхарг.
Глава 6Фарамир, расстроенный вначале тем, что не может приносить никакую иную пользу, направил свои организаторские таланты на устройство лагеря в Дунхарге под предлогом того, что хочет отблагодарить Йовин за лечение и заботу, без которых он не поднялся бы на ноги так скоро. Девушка, разрывавшаяся между десятком разных дел, была ему благодарна настолько искренне, что Фарамир долго не мог заснуть в этот день, вспоминая черты её лица, движения, слова… а утром проснулся и понял, что он пропал.
Всадница встретила его утром, прямая и тонкая, как стрела — и отчего-то неуверенная. Если бы накануне Фарамир не видел, как она распекала вечерних часовых за сон на посту, ни за что не поверил бы, что Йовин может быть какой-то другой, нежели была сейчас.
— Что произошло, моя госпожа? — участливо спросил он.
— Ночью приезжал Митрандир, с полуросликом в седле, — ответила она, пряча глаза. — Он очень торопился в Минас Тирит. Я взяла на себя решение написать вашему отцу. Всего пару строк: что вы живы, практически здоровы и задерживаетесь в Рохане на некоторое время. Митрандир велел не будить вас и передать, что ждет вас в Минас Тирите вместе с всадниками моего дяди.
— Моя госпожа, — Фарамир взял ее ладони в свои, не зная, как еще выразить признательность, — вы сделали то, о чем я сам совершенно не подумал, занятый повседневными делами. Спасибо вам.
— Не стоит благодарности, — Йовин раскраснелась и поспешно отняла руки. — Изенгард взят, при Хельмовой Пади наше войско одержало победу — скоро они прибудут в Дунхарг. Мне понадобится ваша помощь в размещении воинов; кроме того, с ними приедут ваши друзья, — на этих словах всадница сдержанно улыбнулась, и в душе Фарамира зашевелились смутные подозрения.
Через два дня защитники Хельмовой Пади достигли лагеря в Дунхарге, и Фарамир погрузился в дела и заботы; друзья возвратились с боя невредимыми, да ещё и с прибылью — Арагорну на помощь явился отряд Следопытов-дунаданов с сыновьями Элронда. Мерри принялся рассказывать об энтах и Изенгарде, о хуорнах, Сарумане и урук-хайях — без лучшего друга, отправившегося в Минас Тирит, хоббит скучал и не знал, чем себя занять. Фарамир ничуть не удивился, когда Мерри поклялся в верности королю Теодену, став его оруженосцем — на этом месте отвага и оптимизм хоббита были как нельзя кстати.
* * *
В это же время Пиппин с Митрандиром верхом на Сполохе въезжали в Белый Город. Стражи Цитадели, будучи специально проинструктированы, проводили путников в Цитадель — там их уже ждали.
— Правитель Денетор, Боромир, — Гэндальф поклонился в приветствии, и Пиппин, торопливо и чуть неуклюже, повторил его жест, пытаясь не смотреть на встречающих их во все глаза.
Так вот они какими были, отец и брат Фарамира! Пиппин ожидал встретить кого-то, наверное, чуть более похожего на старшего друга — но в целом увиденное соответствовало его впечатлениям от рассказов. Правитель сидел в маленьком чёрном кресле у подножия пустого королевского трона, а за его спиной с мрачным лицом прохаживался старший сын и наследник.
— В этот тёмный час я прибыл к вам с новостями и советом, — промолвил Гэндальф, доставая из-за пазухи небольшой свиток, — но вначале исполню обещанное, — с этими словами он передал свиток Правителю, и Пиппин поразился тому, как резко на мага взглянул Боромир.
— Может быть, сперва вы расскажете нам, отчего и как погиб мой младший брат? — вопросил он обоих пришедших, и хоббит понял причину его мрачности. Это заблуждение необходимо было рассеять, хоть Гэндальф и велел ему помалкивать!
— Фарамир не… — начал было он, но тут же умолк, поражённый переменой в лице Правителя.
Черты Денетора исказились судорогой, и по старческому лицу покатились крупные слёзы, которые тот не трудился утереть. Пиппин отвёл глаза, будучи смущен столь личной сценой. Забрав пергамент у отца, Боромир пробежал его глазами и тут же шумно выдохнул, бледнея, и странно, высоко рассмеялся.
— Жив! — раскатилось по тронному залу, порождая эхо, его восклицание.
— Позвольте всё-таки узнать, почему вы считали Фарамира погибшим? — мягко поинтересовался Гэндальф.
* * *
С каждым днём, проведенным в Дунхарге, Фарамир теперь становился мрачнее. Помимо тревоги за Минас Тирит и за свой народ, снедавшей его, родилось новое беспокойство. Йовин.
Прекрасная всадница улыбалась, случайно встретив его взгляд — ласково и открыто, как улыбаются добрым друзьям. Она сердечно благодарила его за помощь и следила, чтобы он не забывал про еду — как поступала и с товарищами, и с рабочим людом. Она шутила с ним и болтала с ним — тем же задорным тоном, что и с братом. Всё это должно было радовать Фарамира — но вместо этого приводило в уныние, когда он глядел, как Йовин выспрашивает у Арагорна про его странствия, про сражения, про грядущее. Раз застав их во время тренировочного боя, Фарамир поспешил удалиться, пока не был замечен.
Разумеется, его настроение не осталось незамеченным для друзей — но, к счастью, о причинах они и не догадывались. Один Арагорн попытался подойти с расспросами, но от него Фарамир отговорился близостью Тропы Мёртвых. Это было правдоподобное объяснение: из прохода в горах веяло потусторонним холодом, от которого и людям, и животным становилось крепко не по себе.
— Разве тебя самого не тревожит это ущелье? — спросил Фарамир, надеясь отвлечь друга — но никак не ожидая последовавшего ответа.
— Не мне его бояться, — ответил Арагорн. — Мне предстоит пройти этой дорогой от начала и до конца, чтобы призвать войско, неуспокоенным мучающееся в этих горах: таков сейчас единственный способ помочь Гондору. А ведь я обещал защитить Белый Город, чего бы это не стоило.
Фарамир похолодел:
— Местные говорят, что живые люди не ходят по этой Тропе, только мертвецы — и они никого не пропускают. Это дурное место, Арагорн. Останься с нами, сразись с врагами у стен Минас Тирита — ты нужен здесь, и для меня было бы честью драться с тобой бок о бок! Нет нужды губить себя понапрасну.
— Сдается мне, что именно меня они пропустят.
Так Арагорн ушел Тропой Мёртвых — с ним пустились в путь Леголас, Гимли, отряд дунаданов — и близнецы, Элладан с Элрохиром. Людьми в лагере овладел мрачный настрой, продержавшийся вплоть до начала похода — на следующий после ухода Арагорна день гонец из Гондора принёс красную стрелу, и король Теоден принял решение немедленно выдвигать войско на Минас Тирит.
* * *
Фарамир и Йомер скакали рядом, коротая время в дороге задушевными разговорами. В одну из таких бесед Йомер признался:
— Я покинул сестру с тяжёлым сердцем. Жаль, что я не мог просить тебя остаться в Рохане.
— Едва ли она обрадовалась бы, — заметил Фарамир, не желая продолжать эту тему, но и не имея возможности её избежать.
— Отчего же? — поразился Йомер. — Наблюдая за вами двумя, я осмелился надеяться, что после войны назову тебя братом!
— Ты прав по поводу меня самого, — печально признал Фарамир, — но не по поводу сестры, сколь бы хорошо ты её не знал.
— Уж изволь! — всадник возмутился. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я не хозяин своим ушам и глазам? С самого детства, со смерти нашей матери, Йовин не смеялась столько, сколько за последние дни рядом с тобой. И да простит она меня, что выдаю её тайну — но половину прошлой ночи сестра проплакала у меня на плече, потому что во сне ей привиделась твоя гибель под стенами Минас Тирита.
— Выходит, что я вдвойне дурак, — огорошенный такими новостями, пробормотал Фарамир.
— Если ты про Арагорна, то Йовин попросту восхищалась им, как новобранец восхищается ветераном с маршальским жезлом. И разве — будь честен — это так уж сильно отличается от нашего с тобой отношения?
— Арагорн всегда вызывал в тех, кто находится рядом с ним, лучшее, что есть в человеке. Наверное, именно таким и должен быть истинный король Гондора, — признался Фарамир в том, чего прежде не осмеливался сказать вслух.
— Жаль, что теперь мы этого не узнаем, — мрачно отозвался Йомер. — Арагорн ушёл Тропою Мёртвых — не иначе, как отчаяние повредило его разум.
— Не говори так, друг мой, — внезапно повеселев, возразил Фарамир. — Если кто и пройдёт там, так только он.
Впрочем, вскоре веселье осталось в прошлом, уступив место томительному ожиданию, а затем и липкому страху. Когда разведчики, а за ними и лесные люди принесли весть, что Минас Тирит охвачен огнём, Фарамир был готов скакать вперёд войска на помощь своему народу — но король Теоден охладил его пыл:
— Конница лучше всего сражается на равнине, а стены у Белого Города достаточно крепки, чтобы устоять ещё немного перед армиями Мордора.
Через несколько часов после этих слов они достигли Пеленнорской равнины.
* * *
Впоследствии Пеленнорскую битву, предпоследнее сражение уходящей эпохи, Фарамир вспоминал редко и без всякой радости. Многие, слишком многие погибли в этот день. Не сражение это было, а страшная бойня. Орки, по численности превосходя защитников Города без малого впятеро, вполне могли бы задавить их числом — но, в отличие от солдат Гондора, орки не имели причин сражаться, кроме хлыста Тёмного Властелина и ненависти ко всему живому.
Всадники Рохана, волной накатившиеся на войско Мордора, смяли его строй и вскоре пробились к стенам Минас Тирита. От вида того, во что превратился его родной город, у Фарамира разрывалось сердце. Взяв один йоред всадников, он смог отбить разрушенные ворота и достаточно долго их удерживать, давая возможность защитникам Города отступить под его стены. Конь под ним к тому моменту пал, сражённый вражеским копьём. Через некоторое время, однако, орки обошли их с тыла, спустившись с улиц Минас Тирита — и Фарамир было подумал, что дела их плохи — как из одного из проулков вынырнул отряд людей в черной с серебром форме — Стражи Цитадели. Вел их…
— Боромир!
Сердце Фарамира, несмотря на творящийся вокруг ужас, запело от радости, стоило ему увидеть брата.
— Я сразу понял, что это ты, когда услышал звук рога! — воскликнул тот.
— Там было шесть тысяч рогов, — смеясь, ответил Фарамир, отбиваясь от одного особо ретивого орка, направившего ятаган именно в его голову.
Когда им удалось отстоять ворота окончательно и забаррикадировать их, оставив только узкий проход, наступили краткие минуты передышки, в которые братья смогли перемолвиться парой слов.
— Ты возмужал, — заметил Боромир, оглядывая младшего брата с ног до головы. — Отец был бы рад тебя видеть. Знаешь, он совершенно переменился с тех пор, как мы получили ложное известие о твоей гибели.
— Был бы?... — растерянно переспросил Фарамир.
— Он возглавил оборону Минас Тирита вдвоем с Митрандиром, и я не смог этому воспротивиться. Чёрный Всадник ранил его, и сейчас отец без памяти лежит в госпитале.
Это обстоятельство нанесло Фарамиру гораздо больший удар, чем он сам ожидал: отец всегда казался ему чем-то незыблемым и несокрушимым. «Арагорн!» — вдруг подумал он. — «Арагорн может исцелить отца!» В этот момент орки хлынули к баррикаде новым потоком — Имрахиль, князь Дол Амрота, чьё войско прежде теснило врага у самых ворот, отступал в сторону Реки. Хлынули — и вдруг замерли, беспокойно оглядываясь, словно забыли, зачем вообще оказались под стенами Минас Тирита. И в эту секунду над Пеленнорской равниной раздался высокий скрежещущий вопль, от которого воины Гондора и Рохана попадали на землю, а когда он стих, солнце пробилось сквозь тучи, освещая бранное поле.
«Король-призрак! Король-призрак пал!» — гулял по рядам крик. Люди воспряли духом и с новыми силами ринулись в бой, несмотря на по-прежнему многократно превосходящие их силы противника. Оставив оборону ворот Стражам Цитадели, братья стали прорываться к тому месту, откуда раздался предсмертный крик назгула и вскоре навстречу им вышел отряд рыцарей Дол Амрота с наспех сделанными из копий и знамен носилками, за которыми неотступно следовал полурослик.
Приглядевшись, Фарамир узнал короля Теодена, а на вторых носилках…
— Йовин! Как же она сюда попала?!
Глядя на мертвенно-бледные лица короля Рохана и его племянницы, Фарамир остро ощутил, как его захлёстывает горе и чувство вины: будь он повнимательнее, храброй всаднице не удалось бы тайком пробраться в войско, и она бы не погибла. Словно прочитав мысли племянника, Имрахиль поспешил его заверить:
— Они оба живы, хотя и ранены, возможно, смертельно. Нужен хороший целитель. Госпожа Йовин сразила в поединке Короля-Призрака, но и сама приняла немалый удар.
После гибели предводителя назгулов битва продолжалась недолго. Орки, утратив единое командование и довлеющую над ними чёрную волю, ослабили натиск, а полчище призрачных воителей, приведённых Арагорном по реке, освободило город и принесло союзным войскам окончательную победу.
* * *
Фарамир и сам не знал, как брат убедил его остаться в городе, отправившись вместе с объединённым войском Запада к Черным Вратам. Не знал он и то, каким образом Боромир поладил с Арагорном, но предполагал, что тут приложил руку Пиппин — ещё прежде того, как Арагорн исцелил их отца, Правителя Денетора.
«Людям в городе понадобится забота и водительство, — объяснил ему Боромир, — и никто лучше тебя не справится с этой задачей. Поэтому я думаю, что тебе следует остаться»
Фарамир признавал правоту слов брата, однако чувствовал себя в каменной крепости точно в клетке, несмотря на изобилие дел, требовавших внимания. Лишь в те редкие часы, когда он приходил в госпитальный сад, душа его отдыхала. Раненые шли на поправку, благодаря своевременным усилиям Арагорна и сыновей Элронда, и только немногие из них по-прежнему оставались на попечении целителей.
Среди них был и король Теоден, которого Фарамир нынче, как и в предыдущие дни, застал глядящим на север — в ту сторону, куда ушло союзное войско.
— Никак не думал, что переживу эту весну, — молвил старый всадник, заметив гостя. — Десятый день пошёл, а я все не могу привыкнуть к тому, что живой.
— Как, в общем-то, и я, — раздался сзади них хриплый голос. — А я значительно старше вас, мой старый добрый друг — стало быть, вам ещё рано торопиться к праотцам.
В сад, опираясь на здоровое плечо Йовин, вышел Правитель Денетор, и Фарамир не смог сдержать улыбки. Всадница каким-то уму не постижимым образом очаровала его старого, резкого на слово и на дело, раздражительного отца — и в её присутствии они ухитрялись не спорить друг с другом даже по привычке.
— Десять дней прошло, — повторила Йовин слова дяди, и обратилась к Фарамиру: — Неужели нет совсем никаких известий?
Известий не было с тех самых пор, как войско покинуло Минас Тирит, и упадок духа постепенно овладевал горожанами — да еще и погода, день за днем, становилась все хуже: шли не по-весеннему холодные дожди, иногда перемежавшиеся градом. Нынче с утра, впрочем, природа удивляла, заставляя забыть обо всех горестях и тревогах: светило яркое ласковое солнце, а на небе не было ни единого облачка. Фарамир задержался в госпитале до обеденного времени, увлеченный беседой, когда с севера прилетел исполинский орёл, и в его клёкоте люди смогли различить весть о победе.
— Передай народу мой приказ, — обратился Денетор к сыну, когда орёл улетел. — Приготовиться к коронации! Наступает новая Эпоха Средиземья.
