Пролог Художник - феникс, ему нужно сгореть, чтобы вновь воспрянуть.
Джанет Фитч
Тени во тьме не живут.
Они слуги света, дети огня.
И чем ярче пламя, тем они темнее!
Игра престолов (Game of Thrones)
Пролог
Она и сама не помнила, как оказалась на пристани. Эшли почти бежала. Сейчас желание увидеть океан, погрузиться в мерные звуки прибоя, было острейшей, почти физической потребностью. Опустить ладони в прохладную воду, унять внутренний пожар.
Вот уже два года, с тех пор как Эшли оказалась в приюте миссис Хиггинс, она приходила к океану почти каждый день, как верующий приходит в храм в минуты сильного смятения. «Эта женщина не имела права так говорить, как бы она меня ни ненавидела».
Миссис Хиггинс требовала, чтобы все воспитанники называли её «мамой». Но Эшли полагала, что миссис Хиггинс любит не детей, а власть над ними. Впрочем, ей удалось завоевать преданность некоторых воспитанников. «Стокгольмский синдром», - думала про себя Эшли и радовалась, что не относится к числу этих несчастных. «Главное – сохранить внутреннюю свободу, не дать манипуляторше проникнуть в душу». Ведь осталось всего два года до совершеннолетия. Тогда она отправится в свободное плавание и сможет забыть этот приют как страшный сон. «Может быть, даже удастся получить стипендию в художественной академии», - эта мысль всегда согревала её. Защищала от нападок, острот и наказаний, которые сыпались на неё, пожалуй, чаще, чем на любого другого из двенадцати детей. За то, что не посмеялась её шутке про поэтические способности малыша Билли, или наоборот, не сдержала ехидной улыбки во время одной из её напыщенных речей. Эшли нравилось думать, что она сильнее других ребят, устойчивее таких как Билли, который часто плакал по ночам, или таких как Сьюзен, которая попугайчиком повторяла за воспитательницей.
Но сегодня внутреннее равновесие было разбито, как брошенная в порыве ярости чашка. «При такой дочери – не удивительно, что её мать покончила с собой», - грубая, примитивная манипуляция. И всё же, как Эшли ни презирала миссис Хиггинс, на этот раз её стрела попала в цель. «Неужели и правда это я не уберегла тебя, мама? Неужели меня было не достаточно, чтобы жить?»
Отец и старшая сестра погибли в аварии, когда Эшли было четыре года. Они должны были поехать в гости все вместе, но Эшли подхватила простуду, и мама осталась вместе с ней. Потом, в особенно тяжёлые дни, Эшли казалось, что и мама погибла вместе с ними, а с ней осталась лишь пустая оболочка, бледный призрак когда-то солнечной, жизнерадостной женщины. И всё же она сражалась с депрессией целых семь лет.
«Могла ли я что-то изменить?», - этот вопрос не одну ночь лишал её сна. В конце концов, Эшли пришлось признать, что она никогда не узнает на него ответа. Но признать, не значит смириться, и мысли об утраченном детстве по-прежнему отзывались колющей болью в груди. «С прошлым уже ничего не сделаешь. Я должна смотреть вперёд и не поддаваться на провокации. Только так я смогу выжить. Только так я сберегу живую память о моих близких».
Эшли ещё немного погуляла по пристани, стараясь отвлечься от тягостных воспоминаний. Внезапно сгустившаяся пелена тумана ускорила наступление темноты, и даже яркие уличные фонари терялись в плотном сумраке. Бросив об стену чашку, Эшли выбежала из дома как была, в платье, и теперь ей по-настоящему стало зябко. Надо было возвращаться домой, ведь если она заболеет, то не сможет ходить в школу. А остаться один на один с миссис Хиггинс – перспектива похуже, чем самые занудные уроки.
Эшли повернула назад, привычно оглядываясь по сторонам в поисках вдохновения для новой картины. Конечно, картина – это громкое слово для карандашных рисунков в альбоме. Но для Эшли рисование всегда было чем-то большим, чем хобби – способом жизни. «Реальная магия» - так она это называла. Когда рисовала, то чувствовала, словно погружается в тёплое спокойное море, словно попадает, наконец, из блёклой реальности в тот мир, которому принадлежит душой.
Вот и сейчас, вглядываясь в туманную даль, она ощутила странное чувство. Словно реальность расплывается, как очертания людей и предметов, как граница между океаном и вечерним небом. Словно она на перекрёстке между мирами, и в этот момент, только сейчас, возможно всё – любое чудо. Чувство было столь захватывающим, что девушка шла и улыбалась своей странной фантазии.
Эшли заметила его сразу. В застывшем влажном воздухе любое движение привлекало внимание, а он ещё и светился странным сиреневым светом. Маленький сиреневый шарик, не больше мячика для пинг-понга, не то летел, не то плыл в густом тумане, выписывая сложные кривые. Когда он оказался совсем близко, Эшли обнаружила, что это что-то вроде мотылька, только с огромным количеством маленьких крылышек, которые издавали лёгкий мелодичный звон.
«Ну, вот и галлюцинации». Эшли почувствовала, как подкрадывается страх. Реальность порой казалась ей скучной, но воображение в отрыве от реальности представлялось ей совершенно бессмысленным. Она закрыла глаза и сделала три глубоких вдоха, в надежде, что навязчивое видение исчезнет. Но чудо-мотылёк по-прежнему был здесь, зависнув на расстоянии вытянутой руки. Эшли даже почудились насмешливые интонации в перезвоне маленьких крыльев.
«Видение или реальность? Самый надёжный способ узнать это – поймать странное существо и показать другим». Это она и попыталась сделать, но тут оказалось, что сиреневый шарик отнюдь не желает быть пойманным. Стоило Эшли протянуть руку, и он проворно отлетел в сторону, вновь зависнув в нескольких метрах от неё.
«Так ты хочешь поиграть?» Эшли пришло в голову, что в кино герои, побежавшие за каким-нибудь странным явлением, как правило, попадали в беду. Но уйти домой, так и не узнав, что это было… «В конце концов, я всегда могу остановиться, если почую что-то неладное», - подумала Эшли и начала охоту.
Несколько раз она была близка к успеху. Эшли даже показалось, что её пальцы коснулись мерцающих крылышек – тонких и, на удивление, холодных. Но девушку не покидало ощущение, что «мотылёк» играет с нею, позволяя приблизиться ровно на столько, чтобы она не потеряла интереса к охоте. Вот пустынная пристань осталась позади. Впереди – шоссе, а за ним – подсвеченные вечерними огнями дома и поздние прохожие. «Кто-то наверняка обратит внимание на светящийся сиреневый шар в воздухе. Если он и правда существует».
«Мотылёк» завис прямо над шоссе. Эшли протянула руку, уже готовая к тому, что он тут же отскочит. Но шарик с неожиданной готовностью опустился в её ладонь. Тонкие лепестки, словно сделанные из фольги, переливались разными тонами фиолетовой гаммы: от густого тёмного цвета ночного неба, до нежной сирени. Но за этим свечением трудно было разглядеть центральную часть загадочного существа – или механизма? Эшли подумала о механизме не случайно: в игре света угадывался какой-то сложный порядок. Он захватывал внимание, гипнотизировал…
Громкий, резкий звук, похожий на визг, вывел Эшли из очарованного оцепенения. Она рефлекторно обернулась, и только успела увидеть квадратную морду автомобиля, летящего прямо на неё. Сокрушительный удар отбросил девушку на несколько метров. Острая боль пронзила тело всего на мгновение, а затем исчезла, вместе со всеми другими ощущениями. Эшли проваливалась в темноту, словно погружалась в глубокие воды. И последнее, что она видела, прежде чем свет окончательно померк – предательский сиреневый шар на фоне ясного звёздного неба.
Глава 1. Пробуждение Первый вдох был самым трудным. Эшли очнулась в темноте, почти не чувствуя своего тела, она даже не была уверена в его существовании. Единственное ясное ощущение – острейшая потребность в воздухе. Вот только в первое мгновение Эшли даже не могла понять, чем и как ей дышать. Девушке казалось, что она безнадёжно потерялась в этой темноте, и уже никогда не найдёт выхода к свету, к миру живых. Паника заполнила её целиком. Страх и удушье: вот и все чувства, которые у неё остались. Но когда потребность в кислороде стала совершенно невыносимой, тело неожиданно нашлось – судорожно, со свистом втянув в себя первую порцию воздуха. Эшли возвращалась к жизни. Краем сознания Эшли отметила какой-то шум, совсем рядом. Но сейчас она могла думать только об одном – дыхании. Когда же лёгкие наполнились кислородом, и в голове немного прояснилось, всё уже стихло. Она осталась одна в темноте.
Какое-то время Эшли лежала не шевелясь. Она боялась, что вслед за способностью дышать, вернётся и та невыносимая боль. Но боли не было, а ощущения понемногу прояснялись. Она уже различала в темноте очертания небольшой комнаты: стол, внушительный силуэт шкафа, колыхание занавески на приоткрытом окне. И скорее за счёт обоняния, чем зрения, Эшли почувствовала: это не больничная палата, а жилая комната, причём комната девушки или молодой женщины. К домашним запахам деревянной мебели, постельного белья и какой-то парфюмерии примешивался свежий аромат с улицы, и Эшли с удивлением отметила, что воздух летний.
«Нужно как-то подняться и найти, где здесь включается свет». Это оказалось непросто. Всё тело было как ватное, и каждое движение требовало максимальной концентрации. «Может, я была в коме, и поэтому мне приходится заново вспоминать, как двигаться?» Это могло объяснить летний воздух – последнее воспоминание Эшли относилось к началу осени – но по-прежнему оставался вопрос: почему она не в больнице?
Наконец, держась за стену и попадающуюся на пути мебель, Эшли доковыляла до двери. Как она и надеялась, выключатель оказался рядом – она нашла его на ощупь. Небольшое усилие, и помещение залил яркий электрический свет. Это была небольшая, но уютная комната в тёплой бежево-коричневой гамме. Эшли с одобрением отметила обилие книг: под них был выделен целый шкаф, и ещё несколько аккуратной стопкой располагались на письменном столе. Но сейчас из всей мебели её, прежде всего, интересовало зеркало.
С учащённым сердцебиением Эшли приблизилась к трюмо, опасаясь увидеть там какие-нибудь ужасные шрамы. Но из зеркала на неё смотрело привычное веснушчатое отражение, если не считать одной детали – длинных волос. Миссис Хиггинс всегда заставляла Эшли коротко стричься: «а то будешь похожа на ведьму». Сейчас же её волнистые волосы доходили до талии. «Сколько же я пробыла без сознания, что они успели так отрасти?» Однако следующее открытие заставило Эшли забыть о волосах. Приподняв футболку, она ожидала увидеть хоть какие-то следы медицинского вмешательства, - особенно на боку, там, куда пришёлся удар, - но кожа была абсолютно гладкой. И что самое поразительное – исчез даже шрам от операции по удалению аппендицита, которую делали Эшли два года назад.
У девушки закружилась голова. «Что же это со мной? Сначала летающий сиреневый шар, теперь - вот это. Может, всё это иллюзия? Или нереально то, что было раньше? Может, я сошла с ума, когда мама покончила с собой, и вся последующая жизнь мне просто привиделась?» Эшли провела рукой по поверхности письменного стола, словно искала у него поддержки. Стол был твёрдым, шероховатым на ощупь, и, кажется, не собирался никуда исчезать. Тут внимание девушки привлёк листок бумаги, весь исписанный мелким почерком. Похоже, это было письмо, Эшли даже нашла рядом вскрытый конверт. Она едва не вскрикнула от радости: теперь-то всё прояснится. Но письмо оказалось обескураживающим, уже начиная со своего адресата:
«Кому: Лили Эванс, Коукворт
От кого: Мэри Макдоналд, Ливерпуль»
«Так значит, я нахожусь в Коукворте?» Эшли совершенно не представляла где это, а вот имя получателя показалось ей знакомым. И в то же время каким-то… неуместным? Оно вызвало у Эшли чувство смутной тревоги, которую она попыталась развеять чтением письма:
«Привет, Лили!
Как проходят твои каникулы? Как с сестрой – всё так же дуется? Ей давно пора смириться с тем, что ты волшебница, а она – нет. Ты ведь не виновата в том, что оказалась талантливее.
Мои каникулы проходят как обычно, то есть тоска смертная. Ну почему, почему нам нельзя практиковаться в магии на каникулах, только потому, что мы – дети маглов? Это так не справедливо. Я убиваю время за чтением и прогулками. Вчера ко мне в парке подошёл мужчина лет сорока, уже с залысиной: «Милая девушка, можно с вами познакомиться?» Тут я не удержалась, отвечаю: «Можно. Только имейте в виду, что я не милая девушка, а самая настоящая ведьма». Надо было видеть его лицо – знал бы он ещё, что это правда! Честное слово, это был лучший момент за весь июль.
А ты как развлекаешься? Видела Северуса? Он, наверное, дежурит возле твоего дома. Ты по-прежнему не собираешься с ним общаться? Прости, я знаю, что уже надоела тебе с этой темой. Мне бы твою твёрдость…
Напиши когда собираешься в Косой переулок за учебниками. Мы могли бы там встретиться.
Скучаю, Мэри.
P.S. Ты уже получила фотографию от Марлин? Вы с Норой как всегда великолепны, а вот я выгляжу гадким утёнком…»
Теперь Эшли вспомнила, где она встречала это имя – Лили Эванс – в книге. В сказочной истории под названием «Гарри Поттер», а Лили Эванс - так звали маму главного героя. Кажется, безумие этой ночи только что перешло на новый уровень. Оказаться в мире любимой книги детства… Это должно быть чей-то странный розыгрыш, какое ещё может быть разумное объяснение? Но руки у Эшли слегка дрожали, когда она искала ту самую фотографию.
Фотография обнаружилась на туалетном столике. На чёрно-белом снимке улыбались и махали руками четыре девушки в одинаковой школьной форме. И да, они именно махали. То есть изображение не было статичным, оно больше напоминало видеозапись о том, как четыре подруги собираются сфотографироваться. Одна из девушек – с вздёрнутым носом и короткими светлыми волосами – находилась в движении постоянно. Она то строила забавные рожицы, то принимала модельные позы, повязав вокруг головы полосатый шарф. Брюнетка с краю справа выглядела какой-то напряжённой, и всё время норовила уйти за край фотографии. Две девушки в центре композиции стояли приобняв друг друга за плечи. Одна из этой пары – со светлыми кудрями до плеч и грустными глазами - произвела на Эшли впечатление своей утончённой красотой. «Такую девушку легко можно представить музой поэта или художника», - подумала Эшли не без лёгкой зависти. А во второй девушке Эшли узнала себя. Или, во всяком случае, это был кто-то похожий на Эшли как сестра-близнец.
Эшли ещё раз посмотрела в зеркало: рыжие, цвета осенней листвы, волосы растрепались, зелёные глаза выражали растерянность. Ещё при первом прочтении книг о Гарри Поттере она, не без удовольствия, отметила, что вполне подошла бы на роль Лили Эванс. Похоже, теперь она эту роль получила. «Я – Лили Эванс. Что это – иллюзия? Прощальный подарок умирающего мозга? Или я и правда перенеслась в какой-то параллельный мир, где есть магия? Но что же тогда произошло с настоящей Лили Эванс?» Пока у Эшли не было ответов на эти вопросы. Она знала только одно – даже иллюзорная жизнь лучше смерти.
За всеми этими волнительными открытиями Эшли и не заметила, как рассвело. При дневном свете комната выглядела ещё уютнее. Вся эта атмосфера нормальной обустроенной жизни никак не сочеталась с той абсурдной ситуацией, в которой оказалась Эшли. Она в чужом доме, в чужом теле, и, кстати, ещё и в чужом времени. Эшли было бы легче принять произошедшее, если бы она пришла сюда через сияющий портал, или вынырнула из волшебного лесного озера… Хотя и в этой обыденной обстановке было кое-что странное. Эшли даже удивилась, что не обратила на это внимание сразу: расстелена была не только кровать. Небольшой диванчик рядом с книжным шкафом так же был накрыт простынёй и одеялом, причём постель была заметно примята. «Кто-то ещё был здесь сегодня ночью». Тут она вспомнила шум, который слышала после пробуждения: «Кто-то был здесь со мной, но сбежал, пока я вспоминала, как дышать. Почему?»
Никаких других признаков присутствия незнакомца Эшли не обнаружила, если не считать длинного пера, которое лежало на полу рядом с диваном. Перо по форме походило на павлинье, но только совершенно чёрное. «Странные птицы водятся в Коукворте». Девушка подняла перо и убрала его в верхний ящик письменного стола.
Возможно, у неё просто разыгралось воображение, но когда Эшли закрывала ящик, ей показалось, что большая чёрная птица с длинным хвостом промелькнула в ветвях деревьев и исчезла.
Глава 2. Нет места лучше, чем дом Завершив беглый осмотр спальни, Эшли отправилась исследовать остальной дом. С радостным любопытством отмечала она приметы другой эпохи: выключатели и розетки непривычного дизайна, стиральная машина старого образца в ванной, кассетный магнитофон и даже граммофон в гостиной.
Можно было бы ожидать, что Эшли почувствует себя как в музее, но это было не так. Для музейных экспонатов время замерло, превратив их в памятники самим себе. А эти вещи жили, здесь и сейчас они были актуальны, и это каким-то образом ощущалось. Эшли даже отказалась от версии с иллюзией – настолько реальным и полноценным казался этот мир.
Особый её интерес вызвал коричневый ящик с выпуклым стеклом в одной из стенок – телевизор. Эшли как раз собиралась его включить, ощущая трепет путешественника во времени, когда звук отпираемой двери заставил её застыть посреди комнаты. За всеми последними событиями и открытиями, Эшли как-то совершенно забыла, что она заняла чужое место. Что ей предстоит притворяться родной дочерью перед совершенно незнакомыми людьми.
Так она и стояла с видом вора, застигнутого на месте преступления, когда в комнату вошли двое: мужчина и женщина. Женщина лет сорока, с тонкими чертами лица, первой заметила Эшли и радостно улыбнулась:
- Лили, ты уже встала!
Но тут же выражение радости на её лице сменилось тревогой:
- Что случилось, дорогая? У тебя такой вид, словно ты встретила призрака.
А Эшли и правда увидела призрака, даже двух. В рыжеволосой женщине она узнала свою покойную мать – правда, в её воспоминаниях мама никогда не выглядела столь живой как сейчас. А в мужчине она узнала отца – явно старше, чем на фотографиях, каштановые волосы на висках уже тронула седина, но зелёные глаза светились той же доброй иронией. Мама рассказывала, что получить серьёзный ответ от него можно было только в особых случаях. Так что даже предложение руки и сердца она сначала приняла за шутку. Но в её мире этот остроумный человек погиб так банально, обыденно – в автомобильной аварии. А здесь… У Эшли мелькнула безумная мысль: может это загробный мир? То самое, обещанное религией, воссоединение с близкими?
Мать и отец, тем временем, обменялись обеспокоенными взглядами и снова повернулись к Эшли, ожидая ответа.
- Наверное, смотрела всю ночь фильмы ужасов про своих собратьев по профессии, – раздался язвительный голос откуда-то из-за спины отца.
Обладательница голоса показалась через минуту. Это была высокая худенькая девушка с узким лицом, тонким длинным носом и острым подбородком, – даже внешность её вызывала ощущение чего-то колючего.
- Туни, не надо так, - упрекнула девушку мать.
- «Зависть – секира души», - процитировал отец, похоже – не в первый раз.
Петунья бросила на отца хмурый взгляд и молча вышла из комнаты. Только её каблуки сердито простучали вверх по лестнице.
Хоть эту сцену и нельзя было назвать приятной, она помогла Эшли сбросить оцепенение.
- Всё в порядке, мама, - Эшли постаралась, чтобы голос звучал бодро, - просто слишком долго смотрела телевизор.
Она не могла сказать им правду. Да и что бы она сказала? Что на самом деле они умерли, и всё это иллюзия? Или что она прибыла из параллельной реальности и заняла место их дочери?
Эшли подошла и обняла их по очереди. Проглотив трудный ком в горле, она сказала единственную правду, которой могла сейчас поделиться:
- Очень рада вас видеть. Я соскучилась.
Следующие несколько дней были почти идеальными. Эшли чувствовала, что обрела ту семью, о которой мечтала. И даже больше: ту, которая должна была у неё быть. Отец – литературный критик – большую часть времени работал в своём кабинете. По вечерам, когда мама готовила ужин, он приходил на кухню и зачитывал ей вслух особенно сильные или наоборот, уморительно смешные отрывки из книжных новинок. Мама, в основном, занималась домом и садом. И хотя Эшли не особенно любила хозяйственные работы, а фраза: «место женщины – на кухне» действовала на неё как красная тряпка на быка, но сейчас она следовала за мамой по пятам. Она помогала подрезать розы, готовить еду, но никак не могла привыкнуть, что всё это реально. Это было так удивительно: видеть маму, делающей что-то с искренней увлечённостью, а не с видом смиренного робота, слышать, как она напевает за работой.
Эшли старалась не навязчиво, не вызывая удивления прямыми вопросами, узнать больше о жизни родителей. Оказалось, что и у них не всё гладко. У отца всегда были не простые отношения со своей матерью, а год назад они и вовсе рассорились так, что почти перестали общаться. Поэтому, этим летом Петунья ездила к бабушке одна. У Эшли зародилось смутное подозрение, что в этом семейном конфликте старшая сестра оказалась по другую сторону баррикад.
Да, отношения с сестрой сейчас были единственным, что нарушало семейную идиллию. Похоже, что Лили и Петунья находились в состоянии холодной войны, причём достаточно давно, чтобы родители успели смириться с этим. Правда, вскоре Эшли заметила, что Туни всё чаще присоединяется к семейным беседам, и смотрит на неё с большей благосклонностью. Эшли гадала о причине такого потепления, но, примерно через неделю, Петунья проговорилась сама.
Им как раз было поручено чистить картофель к ужину, и за этим монотонным занятием молчание ощущалось особенно неловким. Первой нарушила его, как ни странно, Петунья:
- Слушай, Лили, не то чтобы я хотела влезать в эти твои магические дела, но у тебя всё в порядке? Не рассорилась со своими друзьями?
- Нет, всё хорошо, - «Было хорошо»,- добавила про себя Эшли. «Не известно, как друзья Лили воспримут замену».
- А почему ты спрашиваешь?
- Ну, ты какая-то другая в последнее время. Раньше ты только и говорила, что о своём Хогвартсе. Словно наша жизнь слишком заурядна для тебя.
- Правда? Извини, если это так выглядело. Я вовсе не считаю твою жизнь заурядной. Наоборот, я была бы рада, если бы ты больше рассказывала о том, что у тебя происходит.
Было немного странно извиняться за другого человека. Но Эшли ощущала некоторую личную ответственность за поведение своего двойника. Тем более что она и сама не раз ловила себя на мысли, что жизнь большинства людей слишком обыденная.
Что-то похожее на улыбку промелькнуло на лице сестры, но тут же сменилось привычным ехидным выражением:
- Чтобы ты могла рассказывать своим друзьям истории про «этих забавных магглов»?
Бросив это обвинение, Петунья повернулась к выходу из комнаты: свою долю картофеля она уже почистила. Но Эшли чувствовала, что лёд между ними подтаял, так что надо ловить момент:
- А ты ведь обещала, что никогда меня не оставишь.
Петунья удивлённо обернулась:
- Это когда же я такое обещала?
- Когда мне было четыре года – помнишь, в гостях у бабушки? Ты тогда придумала делать туннели в высокой траве, и мы бегали по ним, как в лабиринте. Я была в восторге! А потом, когда мы зашли уже довольно далеко в поле, я тебя потеряла из виду. Я так отчётливо помню этот момент: небо ясное синее, всё так тихо и спокойно, а тебя нигде нет. Трава мне выше головы и я в ней – словно одна в густом лесу. Я жуть как перепугалась, начала реветь, – плакса была ещё та, – и ты прибежала на звук моего плача. Вот тогда ты и сказала, что никогда бы меня не оставила.
Это был выстрел наугад. Эшли совсем не была уверена, что жизнь маленькой Лили складывалась так же, как и её до аварии. Но почему-то ей показалось очень правильным рассказать об этом сейчас. И интуиция её не подвела.
- Не ожидала, что ты до сих пор это помнишь, - теперь Петунья уже открыто улыбалась, – Мы потом ещё много так играли. Помнишь ту сумасшедшую старуху по соседству? Она грозилась поколотить нас за то, что мы портим траву… Сейчас там всё по-другому. Ты бы и не узнала место. Сколько ты не была там: лет пять - шесть?
Эшли ещё никогда не видела Петунью такой оживлённой. Оставшийся вечер она взахлёб рассказывала Эшли о своей поездке к бабушке. Правда, о самой бабушке Петунья упоминала мало, словно старалась не поднимать больную тему. «Может быть, не все старшие Эвансы хорошо отнеслись к ведьме в семье?»
Что касается Хогвартса, то Эшли и правда в первые дни почти не думала о нём. В своей прошлой жизни она бы многое отдала за то, чтобы оказаться в мире магии. Но сейчас родители и сестра были для неё важнее всех чудес света. Да и пока она не могла удостовериться в своих магических способностях на практике, Хогвартс всё ещё казался ей далёкой сказкой.
Сказка стала чуть ближе тридцать первого июля, когда сова принесла письмо, украшенное вычурным гербом с изображением четырёх животных: льва, орла, барсука и змеи. В конверте оказалось письмо со списком учебников для шестого курса, а так же напоминание об обязанностях старосты факультета. «Так Лили ещё и староста? Только этого мне не хватало. Я же в первую ночь патруля безнадёжно потеряюсь в замке. Эх, мне бы карту мародёров…» Но сердце Эшли забилось чаще при мысли об учёбе, замке, о встрече с героями любимой книги, так сказать, «во плоти». «А ведь если скоро начинается шестой курс, значит, Лили примерно шестнадцать, как и мне, и жить ей оставалось всего пять лет. Но я ведь не обязана повторять её судьбу?»
Умирать совсем не хотелось. Как, впрочем, и выходить замуж за Джеймса Поттера. Эшли всегда больше нравились умные аутсайдеры, чем самоуверенные шалопаи. «Какая разница, что написано в книге? Теперь для меня это реальная жизнь, и жить я её буду по-своему. Вытащу Снейпа из сетей Волдемортовой пропаганды, найду и уничтожу крестражи, может быть, даже устрою научно-техническую революцию в магическом мире». Звучало всё это вдохновляюще, но чувства Эшли разделились. Одной её части хотелось поскорее броситься навстречу приключениям. Другой – остаться в родительском доме навсегда.
«Я ведь на каждое рождество загадывала себе чудо, мечтала об удивительной жизни. Может быть, моя окажется даже короче, чем у книжной Лили Эванс, но если я не использую такой шанс – буду сожалеть об этом вечно».
Глава 3. Осколки прошлого До начала удивительной жизни оставался всего месяц, а сколько ещё нужно было сделать. Во-первых: прочесть как можно больше из учебников за прошлые годы, чтобы хоть как-то ориентироваться в теории. В том, что касается практики, Эшли очень надеялась на память тела. Когда она взяла в руку волшебную палочку, ей стоило только подумать «люмос», и рука сама инстинктивно начала привычное движение. Эшли едва успела остановиться. «Правда, со сложными заклинаниями на телесный автоматизм особо надеяться не стоит».
Второе, но не менее важное дело: прочитать старые письма подруг к Лили, а так же, от Лили к родителям, чтобы лучше ориентироваться в биографии своего двойника. Ещё Эшли надеялась найти в прошлом Лили какую-нибудь подсказку к событиям той ночи, когда она впервые очнулась в этом мире. Кто был у Лили дома в тот момент, когда Эшли заняла её место? Если это кто-то из друзей – почему сбежал? К тому же, из разговоров с родителями, Эшли поняла, что Лили не ожидала никаких гостей. Или, во всяком случае, не стала сообщать об этом родителям.
Мысль о том, что перемещение Эшли могло быть не случайным, приводила её к другому вопросу: что стало с настоящей Лили? И если произошёл обмен – возможно ли его обратить? У Эшли всё сжималось внутри, когда она представляла, что должна чувствовать Лили, оказавшись на её месте – сиротой, без друзей, в мире без магии (и это ещё если её тело пережило то столкновение). Но мысль о том, что ей самой придётся отказаться от этой жизни, была настолько болезненной, что Эшли старалась даже не думать об этом. «Я разберусь с этим, когда окажусь в Хогвартсе. Проведу собственное расследование, в крайнем случае, обращусь к Дамблдору. Сейчас я всё равно ничего не могу сделать, так что и думать не о чем».
Чтение писем оказалось не плохим способом отвлечься от тяжёлых мыслей. В письмах к родителям Лили, в основном, рассказывала о своих учебных успехах, а так же описывала всякие забавные случаи из школьной жизни. Так Эшли узнала, что почётное место самого непутёвого ученика Хогвартса в этой эпохе занимал ученик Хаффлпафа – Филипп Боунс. Однажды, сделав ошибку в заклинании и пытаясь её исправить, опять же – ошибочно, он умудрился наколдовать по всему Хогвартсу гололёд. На несколько часов коридоры древнего замка превратились в огромный каток – к безмерному восторгу младших школьников. Но самое замечательное то, что для устранения этого безобразия, профессору Флитвику понадобилась помощь самого Дамблдора.
В общем, юный Боунс был причиной половины инцидентов в Хогвартсе. За вторую несли ответственность Джеймс Поттер и компания. Об их выходках, а так же о неуклюжих ухаживаниях Джеймса, Лили рассказывала с умилением, плохо скрываемым под маской напускного осуждения. Даже её подруга Нора, ещё в письме за прошлое лето, так и написала: «Он ведь тебе нравится – зачем изображать неприступность? Жизнь слишком коротка для таких игр». Эшли стало как-то грустно. Джеймс потерял свою Лили и даже не узнает об этом.
Саму Эшли куда больше интересовал другой поклонник Эванс – Северус Снейп. Судя по письмам, роковая сцена у озера уже произошла (та самая, когда Снейп в пылу стычки с Мародёрами, обозвал Лили «грязнокровкой»), отношения разорваны со свойственной Лили безапелляционностью. Почему-то Эшли всегда казалось, что Лили использовала оскорбление как удобный повод разорвать отношения, которые уже давно её тяготили. И письма только укрепили это подозрение. «Но я не Лили, так что будем восстанавливать мосты. И лучше делать это здесь, в Коукворте, а не в Хогвартсе, где Северус будет в компании слизеринцев».
Но, не смотря на то, что писала Мэри Макдональд, Снейп вовсе не дежурил у неё под окнами. Может, он пережил этот разрыв не так болезненно? Или просто уже сдался? Эшли совершала ежедневные прогулки через весь Коукворт – от благополучного района с рядами аккуратных домиков в обрамлении подстриженных зелёных лужаек, и до Паучьего тупика рядом с ткацкой фабрикой.
Атмосфера у этого места была под стать названию – мрачная. Особый колорит району придавал чёрный дым, идущий из труб ткацкой фабрики. Из-за него создавалось впечатление, что над домами нависли грозовые тучи. Даже в лицах мальчишек, гоняющих мяч во дворе, Эшли мерещилась какая-то обречённость. Серые обшарпанные домики с подслеповатыми окнами растерянно жались друг к другу, и девушка непроизвольно ускоряла шаг, желая выбраться из сети узких улочек. «Кажется, знакомство с миром не-волшебников началось для Снейпа с самой неприглядной его стороны. Сложно вырасти адекватным человеком в таком месте. Впрочем, и большинство маньяков имели тяжёлое детство, но это их не оправдывает».
Преодолевая боязливость, и даже некоторую брезгливость – запахи здесь витали не самые аппетитные – Эшли продолжала наведываться на тёмную сторону Коукворта. Но пока эти вылазки не дали никаких результатов. «Может, повезёт встретиться, когда поеду за учебниками?»
В последние дни перед поездкой в Косой переулок, Эшли всё больше времени проводила дома. Прогулки становились всё продолжительнее не только из-за Снейпа. Она стала ощущать какой-то странный дискомфорт в присутствии своей вновь обретённой семьи.
Однажды за обедом мама стала со смехом вспоминать случай из кулинарной практики Лили. Всё началось с вопроса, не пресным ли получился суп.
- Вот уж, какой суп не был пресным, так это «фирменный суп Лили».
- Мой фирменный суп? – Эшли сделала вид, что пытается вспомнить.
- Неужели ты забыла? Тебе тогда было, кажется, лет двенадцать, но ты потом ещё долго переживала о пятне на репутации лучшего зельевара Гриффиндора.
- Да уж, это был коварный манёвр – положить вместо сладкого красного перца острый, - подключился папа.
- А мне повезло, - вставила своё слово сестра, - по вашим красным лицам я поняла, что что-то не так, и не стала пробовать свою порцию.
Глядя на смеющиеся лица близких, Эшли ощутила внезапную злость. Ни на кого конкретно – на весь мир. Этот мир, который ничего не знает о том, через что ей пришлось пройти. О том, как она чувствовала себя, обнаружив мёртвое тело матери – словно её выбросили в открытый космос, и больше не за что зацепиться. Ей как раз было двенадцать… «Надо это забыть как дурной сон, ведь теперь всё хорошо. Теперь моя жизнь здесь. Но если я забуду – что от меня останется?»
Закончив обед, в течение которого Эшли старательно изображала весёлость, она сделала то, что делала всегда, когда её одолевали тягостные чувства: взяла альбом, пастельные мелки и отправилась на улицу рисовать.
Страсть к рисованию была одной из тех вещей, которые она хотела бы взять с собой из прошлой жизни. Сейчас ей захотелось нарисовать ту ночь, с которой и начались её волшебные приключения. Для Эшли это был, своего рода, ритуал, соединяющий её прошлую с собой настоящей.
Изобразить незатейливый пейзаж было несложно – волны прибоя, набережная, несколько фонарей, потерявшихся в тумане. Самое сложное – передать то чувство, что охватило её тогда: Что границы реальности плавятся, как воск в руках, и ей открывается мир бесконечный, удивительный, непредсказуемый. Требовалось немалое волевое усилие, чтобы погрузиться в это состояние сейчас, будничным летним днём на скамейке в парке. Но вскоре Эшли совершенно забыла о том, где она находится, уплывая вместе с пристанью в мир своих грёз.
По мере того, как белый лист заполнялся красками, у Эшли усиливалось ощущение присутствия. Она уже отчётливо слышала плеск волн, вдыхала влажный воздух с запахом водорослей и древесины. Ей и раньше случалось глубоко погружаться в то, что она рисует, но сейчас это было как-то иначе. Когда она дорисовала последнюю деталь – зависший в воздухе лиловый шар – и отстранилась, чтобы оценить рисунок целиком, то чуть не выронила альбом от удивления. Картина двигалась. Волны вздымались и опадали, шар выписывал сложные пируэты, неисправный фонарь мерцал, грозясь вот-вот погаснуть.
- Я и не знал, что ты так можешь. Это… удивительно! – раздался скрипучий баритон, прямо за спиной Эшли.
Эшли вздрогнула и обернулась. Она совершенно забыла, что находится на улице, и внимание незнакомца застало её врасплох. Хотя нет, не совсем незнакомца. Эшли сразу поняла, кто это, хоть и видела юношу первый раз в жизни. Ещё при чтении книг, Эшли думала, что у этого героя должно быть особенное лицо – из тех лиц, что замечаешь даже в толпе. И она не была разочарована. Внешность Северуса Снейпа парадоксальным образом напоминала и о статуях римских богов, и о кубистских картинах Пикассо. Всё в этом лице было масштабны, и , в то же время, каким-то изломанным: изогнутые чёрные брови, крупный нос с горбинкой, рот, перекошенный не то хроническим презрением, не то хроническим страданием. Это лицо привлекало и отталкивало одновременно. Но сейчас взгляд юноши выражал искреннее восхищение, и это чувство словно подсвечивало лицо, облагораживая грубые черты.
- Не знал, что ты владеешь такой магией, - повторил он этим странным, скрипуче-мелодичным голосом, напоминающим звучание виолончели, – Честно говоря, я вообще никогда не встречал столь живой картины, даже в Хогвартсе. Словно окно в другой мир: я прямо чувствую запах океана.
- Спасибо, - сказала Эшли, и непроизвольно заулыбалась.
Звук её голоса вывел Северуса из созерцательного состояния. Он резко отстранился, и как-то замкнулся, будто надев маску невозмутимости. Но встретив приветливый взгляд девушки, застыл от удивления:
- Ты… не злишься?
- Злюсь? – Эшли не сразу поняла, о чём он говорит. Она ещё не до конца вышла из творческого транса, и даже слегка дрожала. Да и сообразив в чём дело, долго не могла подобрать слова.
- Не то, чтобы совсем не злюсь. Просто я долго думала о том, что произошло, и поняла, что была слишком резка. Что я хочу дать нашей дружбе ещё один шанс.
Эшли рассчитывала, что Северус будет счастлив это услышать, но радость в его глазах промелькнула и быстро угасла. Он улыбнулся, но как-то криво, будто в насмешку:
- Значит, теперь ты хочешь всё отыграть назад.
- Я просто хочу, чтобы мы снова были друзьями.
Снейп устало облокотился на спинку скамейки. Некоторое время он молчал, погружённый в какие-то свои, судя по всему, не весёлые мысли.
- Я собиралась послезавтра в Косой переулок. Мы могли бы вместе…, - начала Эшли, но Снейп её прервал:
- Знаешь, Лили, правда в том, что мы уже давно перестали быть друзьями. И сейчас начинать… уже слишком поздно.
С этими словами, Северус развернулся и зашагал в сторону Паучьего тупика. Шёл он, сутулясь и выставив вперёд голову, словно рассекая невидимые волны.
Глава 4. Странности вокруг портретов
Короткая встреча с Северусом оставила после себя какой-то тягостный осадок на душе у Эшли. «Первое же дело в моём списке задач, и я его провалила. Что же будет дальше?». Эшли корила себя за то, что растерялась, не попыталась разговорить Северуса. Эти его слова: «уже слишком поздно», от чего-то сильно беспокоили Эшли. Он будто сжигал за собой мосты… почему? Если он решил двигаться дальше без Лили – пожалуйста, но Эшли беспокоил вопрос: куда именно он собирается двигаться? Книжная история давала на этот счёт вполне чёткий ответ: к Волдеморту. «И что я так переживаю из-за человека, которого, по сути, совсем не знаю?», - недоумевала Эшли. Но воспоминание об этом взгляде, злом и несчастном, засело колючей занозой в сознании. Оно мешало радоваться и предстоящей поездке, и открытию собственного дара. Тем более что и с даром всё оказалось не так просто.
Вечером того же дня Эшли нарисовала ещё пару пейзажей. Они тоже были динамичными, хотя и не производили такого яркого, живого впечатления, как первая картина. Возможно, это был вопрос вдохновения. Потренировавшись с пейзажами, Эшли решила взяться за портрет, - именно портреты у неё всегда получались особенно хорошо. И она точно знала, кого хочет нарисовать: Северуса.
Но стоило Эшли сделать несколько первых штрихов, как она ощутила нарастающую тревогу. Приступы страха случались у Эшли и раньше, но никогда ещё поводом для них не становилось рисование. Наоборот, занятие живописью было самым надёжным лечебным средством при любых стрессах. А сейчас её любимое убежище вдруг стало небезопасным.
Эшли отложила карандаш и немного походила по комнате. Ей быстро стало легче. «И что это на меня нашло? Побочный эффект от переселения души? Предупреждение: физическая смерть опасна для вашего психического здоровья».
Попытка пошутить, пусть и не самая удачная, помогла Эшли расслабиться. Но стоило ей вновь вернуться к работе, как вернулась и противная дрожь внутри. Чем больше Эшли старалась сосредоточиться на картине, тем сильнее становилась тревога. Она будто создавала дымовую завесу в голове: чёткий, в начале, образ расплывался, ускользал. Девушке стало по-настоящему худо. Когда она ослабела на столько, что карандаш выпал из руки и со стуком покатился по полу, Эшли поняла: ей не выиграть эту битву. Во всяком случае, вот так, с наскока. Сначала надо разобраться в ситуации.
Вытерев холодный пот со лба, и немного отдышавшись, Эшли снова взяла в руку карандаш. Она уже не рассчитывала закончить портрет, просто хотела разобраться в собственном состоянии. Тревога была весьма специфической: не ощущение непосредственной угрозы. Скорее, это был страх совершить нечто неправильное, словно она пытается зайти на запретную территорию. «Может, для написания волшебных портретов нужны какие-то дополнительные заклинания, и я просто нарушаю технику безопасности?»
Среди книг Лили Эванс ничего по данной тематике не нашлось. При том, что Лили тоже любила рисовать. Эшли нашла в нижнем ящике стола несколько альбомов, заполненных, преимущественно, пейзажами, хотя попадались и портреты. Картины Лили были хороши, некоторые прямо-таки талантливы, но совершенно статичны. Эшли же наоборот, требовалось особое усилие, чтобы добиться статичности, как бы возводить ментальную стену между собой, и тем, что она рисует. В общем, эта её способность представлялась всё более необычной, что одновременно и радовало, и беспокоило Эшли.
Поездку в Косой переулок девушка ждала с таким же волнением, как когда-то в детстве Рождество: и то, и другое обещало ей встречу со сказкой. В ночь перед поездкой Эшли долго не могла заснуть. Множество тревог и ожиданий крутились в её голове, не давая забыться. Когда же она, наконец, отключилась, тревога приняла форму нелепого сновидения.
Ей снилось, что Косой переулок оказался обычной современной улицей, с самыми обыкновенными магазинами. Даже во сне она почувствовала себя обманутой. Эшли открывала все двери, друг за другом, но не находила никаких примет мира, описанного Роулинг. В магазине под вывеской «Магазин учебников», она столкнулась с миссис Хиггинс. Миссис Хиггинс стояла у прилавка, с весьма самодовольным видом, а перед прилавком выстроились в очередь остальные одиннадцать воспитанников и, все как один, смотрели на Эшли с осуждением. Миссис Хиггинс отказалась продавать Эшли учебники, сказав: «ты всё равно никого не спасёшь», а потом вдруг превратилась в огромную чёрную ворону и вылетела в окно.
Дурацкий сон ощущался таким реальным, что, проснувшись, Эшли ощутила огромное облегчение, обнаружив себя в уютной спальне Лили, а не в приюте. И хотя финал этого сна оставил после себя какое-то тревожное послевкусие, но и оно быстро развеялось под действием реальности. День обещал быть солнечным, в меру тёплым, а из кухни доносилось уютное позвякивание посуды и аромат жареного бекона.
После вкусного завтрака и добрых напутствий родителей (Петунья ограничилась коротким взмахом руки – и на том спасибо), Эшли отправилась в путь в самом приподнятом настроении. Путь ей предстоял не близкий: сперва автобусом до Лондона, потом на метро до Лестер-сквер, где она должна была встретиться с Мэри. Но дорога не казалась Эшли утомительной, ведь её переполняло предвкушение настоящего большого приключения. Нет, конечно, Эшли понимала, что впереди война, тяжёлая борьба, возможно ранения и гибель. Что ей предстоит трудное дело с выведением из-под удара собственной семьи (вариант Гермионы с вмешательством в память родителей всё ещё казался ей слишком радикальным, но, как знать, может, дойдёт и до этого). Но сейчас, тёплым августовским днём, все эти ужасы казались чем-то столь же нереальным, как совсем недавно – магия. Единственное тёмное пятно на её солнечном настроении было связано со Снейпом, но и эта тревога отступила на время. А пока Эшли с жадным любопытством осматривала мир, который видела раньше только на выцветших фотографиях. Этот мир семидесятых с горбатыми глазастыми машинами, отсутствием мобильников и планшетов, и, подчас, сумасшедшими нарядами молодёжи уже казался сказочным. А всё самое интересное ждало её впереди.
Выйдя из метро на улице Чаринг – Кросс – Роуд, где, как она помнила, находился Дырявый котёл, Эшли обнаружила, что Мэри уже на месте.
Девушка, назвавшая себя в письме гадким утёнком, не была некрасивой, она была… инопланетной. Сейчас, при личной встрече, её странность бросалась в глаза сильнее, чем на фотографии. От природы своеобразная внешность девушки, – широкое лицо с очень выраженными скулами, глаза чуть навыкате, тонкие, будто всё время поджатые губы, - подчёркивалась и необычной манерой держаться. Даже посреди людной улицы девушка вела себя так, словно она здесь одна. Сейчас она смотрела на небо, по-птичьи склонив голову к плечу, и приоткрыв рот. Мэри была настолько поглощена созерцанием чего-то невидимого, что Эшли пришлось трижды её окликнуть, прежде чем Мэри её заметила.
- Привет! – Мэри улыбнулась. Улыбка у неё была широкая, и, в то же время, какая-то напряжённая.
- Привет! Чем ты так заинтересовалась?
- Я пыталась представить, как бы выглядел дракон на фоне Лондонского неба, - ответила Мэри совершенно будничным тоном.
- Ну и как?
- Эффектно. И немного пугающе, - радостно добавила Мэри.
- Да уж, что эффектно это точно. Но боюсь, это может быть последним, что мы увидим, - Эшли поёжилась. В её личном рейтинге худших способов умереть, сожжение занимало почётное первое место.
- Это предубеждение, - решительно замотала головой Мэри, - На самом деле, большинство драконов совсем не агрессивны, если их не злить.
Немного пообщавшись с Мэри, Эшли обнаружила, что не только улыбка, но и вся мимика девушки производит странное впечатление. Уже позже, когда Эшли пыталась объяснить себе, что здесь не так, то в шутку подумала: «Мэри выглядит так, словно на её родной планете все общаются телепатически, а здесь ей всё время приходится подбирать к своим эмоциям правильное выражение».
По дороге к Дырявому котлу девушки обсуждали последние летние события.
- Ты писала, что помирилась с сестрой. Как тебе это удалось? Надеюсь, обошлось без зелья доверия?
- Нет, никаких зелий, - засмеялась Эшли. Просто, я постаралась её понять.
- Ты герой. Я вот часто не могу понять своих родителей, а они меня. Недавно они увидели изображение книззла в моём учебнике, так они назвали его «страшненьким» - представляешь?
Эшли не представляла. То есть, она вообще не представляла кто такие книззлы, и как они выглядят. Поэтому ограничилась сочувственным хмыканьем.
- Я не стала говорить родителям, что собираюсь сразу после выпуска получить лицензию и заняться разведением книззлов. Пусть это будет сюрприз, - Мэри так забавно изобразила злорадную ухмылку, что Эшли, совершенно искренне, засмеялась.
Эта любительница драконов и книззлов нравилась ей всё больше. Было в Мэри что-то такое, что позволяло Эшли расслабиться, а не думать всё время о том, сильно ли её поведение отличается от настоящей Лили Эванс.
Как-то неожиданно разговор перешёл от животных к людям.
- Ты больше не видела Северуса? – спросила Мэри с такой нарочитой небрежностью, что Эшли едва не рассмеялась.
- Видела. И даже пыталась с ним помириться.
- О! Подожди,… пыталась?
- Да. Но он сказал, что «уже слишком поздно» для нас быть друзьями.
- Странно. Я думала, он пойдёт за тобой на край света. Хотя, может ему надоело быть просто друзьями? – Мэри сказала это, сосредоточенно рассматривая асфальт под ногами.
- Может и так. Но мне кажется, тут что-то ещё, - ответила Эшли. Больше они на эту тему не заговаривали.
Глава 5. Косой переулок
Когда Эшли, вслед за Мэри, прошла через волшебную кирпичную стену и оказалась в Косом переулке, ей на минуту показалось, что путешествие сквозь время продолжается, и сейчас выскочит какой-нибудь глашатай и станет выкрикивать новый указ короля. Люди в просторных балахонах, небольшие, плотно прижатые друг к другу здания старинной архитектуры, вычурные кованые вывески магазинов и отсутствие каких-либо признаков техники: всё отсылало к атмосфере средневековой торговой улицы. Хотя, вряд ли многие люди в средневековье разгуливали в остроконечных ведьмовских шляпах и с котлами в руках. Было в этой улице ещё кое-что странное: дома стояли не абсолютно ровно, а под небольшими углами, причём, наклонены они были вразнобой. Удивительным образом, эта перекошенность создавала ощущение не разрухи, а, наоборот, какого-то диковатого веселья: словно вся улица вот-вот оживёт и пустится в пляс.
А жизнь здесь и правда бурлила. Волшебники и волшебницы всех возрастов деловито сновали между магазинами, ухали совы, звенели котлы, в воздухе носились аппетитные и не очень запахи каких-то магических реагентов. Эшли спохватилась, поймав на себе внимательный взгляд Мэри, но та только широко улыбнулась:
- Я тоже по всему этому соскучилась!
Прежде всего, девушкам надо было наведаться в банк – обменять фунты на сикли. Эшли подивилась на гоблинов, но немного огорчилась, что обмен валюты производится прямо в вестибюле банка, так что покататься на тележке по подземельям ей не довелось. После банка Мэри повела подругу в магазин магических животных «просто посмотреть». Полутёмное помещение было заставлено клетками и аквариумами всевозможных форм и размеров. Население же зоомагазина, на первый взгляд, не сильно отличалось от обычного: кошки, крысы, улитки и жабы в аквариумах. Вот только крысы кувыркались и прыгали через собственный хвост, жабы были огромными и пурпурного цвета, улитки и вовсе периодически меняли цвет, а некоторые коты напоминали помесь льва и кролика. Эшли так растерялась от этого изобилия, что едва не налетела на группу молодых людей в мантиях.
- Эванс, ты что, как зачарованная?
Прямо перед Эшли стоял парень, чей портрет особенно часто попадался в альбомах Лили. Честно говоря, Эшли думала, что Лили приукрашивает, как говорится: «красота в глазах смотрящего», но Джеймс Поттер и правда был очень хорош собой. После прочтения книг, Эшли ожидала увидеть нагловатого «золотого мальчика». Но юноша производил сейчас впечатление скорее не золотого, а солнечного: озорные карие глаза, непокорно торчащие в разные стороны чёрные волосы, а ещё ямочки на щеках, когда он улыбался. Сейчас он как раз улыбался, и Эшли не могла не улыбнуться в ответ.
- Привет, давно не виделись! – поздоровался Поттер, а следом за ним и остальные: два парня и ещё одна девушка. Девушка даже заключила Эшли в объятия:
- О, Лили, я так соскучилась!
Эту девушку-фею со светлыми кудрями до плеч Эшли хорошо помнила по фотографии: Нора, самая близкая подруга Лили. Ещё одного юношу Эшли тоже определила без труда: черноволосый парень с правильными чертами лица, на котором даже балахонистая мантия смотрелась элегантно, явно был Сириусом. А вот четвёртого участника компании – невысокого полного парня со светлыми, как у Норы, волосами - мантия делала похожим на небольшую тумбочку. Эшли как раз размышляла, кто это может быть – Ремус или Питер, когда Джеймс вновь привлёк её внимание.
- А Сириус теперь живёт у меня.
- Да, почему?
- Моя сумасшедшая семейка, в последнее время, стала ещё безумнее. Я понял, что пора спасаться бегством, пока не оказался в Мунго, - невесело усмехнулся Сириус.
Эшли вспомнила книгу «Орден Феникса»: дом на площади Гриммо, отделанный в цвета Слизерина, вопящий портрет Вальбурги – матери Сириуса, семейное древо с выжженными на нём «предателями крови» … Ей захотелось сказать Сириусу что-нибудь сочувственное:
- Ну, родственников мы не выбираем, а вот семью вполне можно выбрать самому. Здорово, что у тебя есть такой друг, как Джеймс!
У Джеймса от этих слов стал такой гордый вид, словно он вынес друга на спине с поля боя, под непрерывным огнём неприятеля.
Но Эшли смотрела не на Джеймса, а на Сириуса, заворожённая волшебным превращением. Сейчас Сириус улыбался, широко и открыто, и Эшли поразилась, как сильно улыбка преображает его лицо. Надменный аристократ разом превратился в вольного, как ветер, странника.
- Я всегда говорил, что вы с Джеймсом как братья, причём близнецы, - подал голос полный юноша.
А вы с Норой как сёстры близнецы, - усмехнулся Сириус, а Джеймс расхохотался: похоже, за этой странной шуткой скрывалась какая-то история.
- Ну сколько можно вспоминать об этом? Это было два года назад, и идея, между прочим, была ваша. Я просто вытянул жребий. И почему я всё время проигрываю?
- Это был перст судьбы, - торжественно изрёк Джеймс, - кому как не брату изображать сестру?
- А если бы Питер похудел, смог бы изображать Нору и без оборотного, - сказал Сириус.
Джеймс счёл это замечание остроумным и снова рассмеялся. Но Питер, да и Нора, не разделяли их веселья.
- Тоже мне остряки, - строго сказала Нора, - Надо было доложить о вас МакГонагал, а то я чуть в Мунго не отправилась, когда встретила в коридоре… себя. И вообще, это было опасно для Питера. Если бы вы хоть немного ошиблись с рецептом…
- Мы никогда не ошибаемся! – синхронно ответили Джеймс и Сириус.
Нора только фыркнула, но, похоже, её забавляла эта самоуверенность. А вот Питер заметно погрустнел. «Так всё-таки это Петтигрю, тот самый предатель Петтигрю. Но нигде в книгах не упоминалось, что у него была сестра». Сейчас, присмотревшись повнимательнее, Эшли увидела, что они и правда очень похожи. Но полнота Питера скрадывала фамильное сходство. К тому же, при сходных чертах, эти двое производили совершенно разное впечатление. За внешней хрупкостью Норы ощущался сильный характер, а Питер – наоборот, старался выглядеть увереннее, чем был на самом деле.
- А где Мэри? – вдруг спохватился Питер, - вы ведь вроде вместе пришли?
Эшли стало стыдно. Она так увлеклась разглядыванием новых знакомых, что совершенно забыла о своей спутнице. Но обернувшись, поняла, что и Мэри не скучает в одиночестве. Девушка стояла возле аквариума с какими-то пупырчатыми улиткоподобными существами и, кажется, наслаждалась своей компанией не меньше, чем Эшли – своей.
- Она что, с ними разговаривает? – усмехнулся Джеймс.
- Возможно, они даже её понимают, - сказала Эшли.
Мальчишки засмеялись, но Эшли отнюдь не шутила. У неё и правда, возникло ощущение, что у Мэри с животными особый контакт.
Компания рассеянно слонялась по магазину, в ожидании, когда Мэри поздоровается со всеми обитателями. Тогда и произошёл один не большой, но весьма неприятный для Эшли инцидент. Эшли как раз рассматривала странные гудящие пуховые шарики, когда почувствовала, как что-то коснулось её руки. Это оказалась большая черепаха с очень красивым, будто отделанным драгоценными камнями, панцирем. Черепаха мирно ползла по прилавку и выглядела совершенно безобидно. Эшли подумала, что опасное животное не стали бы держать вне клетки, и решилась аккуратно потрогать красивый панцирь. Но стоило девушке протянуть руку, как черепаха сделала нечто немыслимое: выпустила струю горячего оранжевого пламени откуда-то со стороны хвоста.
Эшли самым не мужественным образом взвизгнула, отскочила назад, споткнулась обо что-то и растянулась на полу. Тут же началась суета. Кто-то, кажется Нора, произнесла «риктумсепра», заморозив черепаху, хозяин магазина ругал работника, который забыл запереть клетку. Подбежавшая Мэри бормотала что-то успокаивающее: Эшли так и не поняла – ей или черепахе. А ещё Джеймс склонился над Эшли и с неподдельным беспокойством спрашивал – где она обожглась.
Но постыдная правда заключалась в том, что Эшли не пострадала – во всяком случае, физически, - и кричала просто от испуга. Когда это поняли и все остальные, от недоумённых взглядов Эшли захотелось аппарировать куда-нибудь на другую сторону земного шара.
Джеймс протянул руку, чтобы помочь даме подняться, но Эшли встала сама, стараясь выглядеть бодро:
- Пустяки, просто от неожиданности…
- Странно, что ты так остро отреагировала, - Нора озвучила общее удивление, - Мы ведь в этом году на занятиях чуть ли не месяц возились с этими огненными крабами, должна была уже привыкнуть.
Эшли оставалось только растерянно пожать плечами, дескать: «Сама себе удивляюсь».
Все, вроде, довольно быстро забыли этот инцидент, но когда они уже заходили во «Флориш и Блоттс», Сириус неожиданно задержал Эшли, позволив остальной группе пройти вперёд:
- Лили, у тебя всё в порядке? Не было никаких… происшествий с тобой или с семьёй?
Серые глаза смотрели с такой тревогой и братской заботой, что на мгновение Эшли захотелось рассказать правду. Всю. Но она не решилась.
- Нет, ничего такого. Всё в порядке.
- Хорошо, - сказал он уже более расслабленно, - Ты ведь знаешь, что всегда можешь на нас рассчитывать?
- Да, спасибо, - ответила Эшли, и поспешила в магазин за остальными.
Закупив учебники по всем предметам – всем, кроме ЗОТИ, как ни странно их не было в списке, - Эшли приступила к выполнению собственного задания. Она рассчитывала, что в одном из самых популярных книжных на всю магическую Британию, должна найтись книга по волшебной живописи.
Сначала Эшли просматривала книги на полках, надеясь, что сможет интуитивно узнать нужную по внешнему виду. Но книг было такое множество, а располагались они столь хаотично, что с тем же успехом она могла бы разыскивать иголку в стоге сена. Внимательная Нора заметила её растерянность:
- Ты ищешь что-то конкретное?
- Да, я ищу книгу по живописи специально для волшебников.
- Ну, на счёт живописи конкретно я не знаю, а вот по искусству и магии в целом есть одна любопытная книжка. Как же она называлась? Что-то про единство и противоречия…
У продавца ушло какое-то время на поиск нужной книги: похоже, ею редко интересовались. И всё же книга нашлась: небольшая тоненькая брошюра в мягкой обложке. Единственным её украшением было изображение феникса, почему-то чёрного цвета. Эшли взяла в руки книгу и застыла, как оглушённая. Но не чёрный феникс так поразил её, а имя автора. Чёрными буквами на белой обложке значилось:
«Магия и творчество: единство или противоречие?»
Автор – Джоан Роулинг.
Глава 6. Что в имени тебе моём?
Вплотную заняться поисками загадочного автора Эшли смогла только после того, как распрощалась с друзьями Лили. Джеймс и Сириус пользовались каминной сетью для перемещения, а вот Петтигрю, так же как и Мэри с Лили, должны были добираться на метро. Уже у входа в Дырявый котёл, Эшли сделала вид, что совершенно внезапно вспомнила об одном важном деле:
– Не нужно меня ждать, я могу задержаться. Встретимся через неделю в поезде!
Нора и Питер ожидаемо удивились такому поведению подруги, а вот Мэри бросила на Эшли тоскливый взгляд: похоже, странная девушка чувствовала себя не очень комфортно в компании других сокурсников.
– Ладно, мы тебя отпускаем, – усмехнулась Нора, – Но в поезде тебя ждёт допрос с пристрастием.
«Что-нибудь придумаю», - успокоила себя Эшли и, проводив взглядом эту троицу, кинулась обратно во Флориш и Блоттс.
Желание школьницы встретиться с автором книги удивило продавца, но ответил он без колебаний: «На этот счёт вам нужно поговорить в издательстве. Это они заключали контракт с автором, мы только закупали книги». К счастью, оказалось, что центральный офис издательства Обскурус находится на той же улице. Эшли без особого труда отыскала двухэтажное здание с приметной вывеской: белый месяц на фоне чёрного круга.
Издательство встретило Эшли внезапной тишиной, разбавляемой лишь мерным шелестом: желтоватые листы сами укладывались в печатный станок, сами вылетали оттуда и ровными столбиками оседали на длинных столах.
За стоящим у входа письменным столом сидел молодой мужчина, на вид лет 25 -30. Густая щетина на его лице скорее наводила на мысли о безалаберности, чем о мужественном стиле. Примерно на те же мысли наводил и род занятий сотрудника: он был поглощён собиранием карточного замка – в воздухе.
– Извините, вы здесь работаете?
Учитывая карточный замок, вопрос можно было бы посчитать бестактным, но этого господина было не просто смутить. Одним движением палочки он убрал все карты, выпрямился и тоном директора фирмы произнёс:
– Карадок Дирборн. Чем могу быть полезен?
Эшли объяснила, что ей нужно. Для убедительности добавила, что книга произвела на неё сильное впечатление, поэтому ей очень бы хотелось пообщаться с автором: лично или хотя бы написать письмо.
Дирборн направил палочку на большое бюро со множеством ящичков и громко произнёс: «Джоан Роулинг». Один из ящичков, сдавленно скрипнув, открылся, и от туда вылетела стайка конвертов, а затем ровной линией выстроилась на столе. Дирборн бегло просмотрел несколько писем, многозначительно хмыкнул, и сказал:
– Боюсь, тут я мало чем могу вам помочь. Имя сразу показалось мне знакомым. Обычно у меня плохая память на имена, но это я запомнил. И вот почему: этот автор – едва ли не самый скрытный из всех, с кем нам доводилось работать. Письма всегда доставляла её личная сова и дожидалась ответного письма. Даже контракт мы заключали по переписке. Так что, формально, у нас нет даже адреса. Хотя…, – голубые глаза волшебника хитро прищурились, – вы умеете хранить секреты?
– Да, конечно, – сейчас Эшли была готова на всё, чтобы узнать больше.
– Только между нами, потому что это, вроде как, не законно. Один раз я не удержался и наложил на письмо чары слежения. И они привели – знаете куда? В Хогвартс! Потом их сняли: видимо мой коварный план раскрыли. Но я практически уверен, что автор кто-то из преподавателей. И, скорее всего, Роулинг – это псевдоним.
– Спасибо за информацию. Буду присматриваться к преподавателям.
– «Спасибо» мне ни к чему. Лучше расскажите потом об успехах вашего расследования. Я ужасно любопытен.
Эшли плохо запомнила, как добиралась обратно. На этот раз она почти не смотрела по сторонам - её сознание было заполнено мыслями и впечатлениями. Кто скрывается за именем человека, столь подробно описавшего этот мир? Существовала, конечно, вероятность, что это и есть сама Джоан Роулинг. Но воспользоваться этим именем мог и любой другой человек, знакомый с книгами о Гарри Поттере, то есть – человек из мира Эшли. В любом случае, напрашивался вывод: Эшли здесь не единственный «пришелец».
Но каким бы интригующим ни было это открытие, сейчас Эшли больше волновало другое. Волшебный мир, диковинные животные, тайны, которые интересно разгадывать и весёлые друзья: она получила всё то, о чём мечтала, когда зачитывалась книгами о юном волшебнике, но от чего-то Эшли стало грустно. От Лондона до Коукворта она уже добиралась в темноте, и, глядя в зеркально-черные окна автобуса, вспоминала лица друзей Лили: трогательно-угловатая Мэри, зеленоглазая и беловолосая, как лесная дриада, Нора, порывистый Джеймс, обманчиво-спокойный Сириус, который, даже изображая расслабленность, сохраняет прямую осанку, – на последнем образе Эшли позволила себе задержаться чуть дольше… И все они смотрят на неё с дружеским участием. «Неужели я, и правда, собираюсь годами врать им в лицо? Делать вид, что их подруга, а в случае Джеймса ещё и любимая девушка, всё ещё здесь, рядом с ними, но от чего-то её чувства переменились? Впрочем, вряд ли это продлится несколько лет – скорее меня разоблачат на первом же занятии».
Оказавшись дома, в окружении людей, с которыми она чувствовала неподдельную связь, Эшли немного успокоилась. Но предстоящая жизнь в Хогвартсе уже не казалась ей таким весёлым приключением.
Оставшиеся дни до первого сентября прошли под знаком чтения. Ту самую книгу: «Магия и творчество: единство или противоречие?» Эшли прочитала от корки до корки, выискивая скрытые намёки. Никаких указаний на личность автора в ней не было. Но и без них, книга оказалась достаточно любопытной.
«Если вы взяли в руки эту книгу, если вам интересна тема искусства, то вы наверняка задумывались: неужели все великие художники – магглы? Неужели среди нас, людей от природы наделённых большими способностями, не появляются свои Моцарты и Шекспиры? Казалось бы, в мире, где силой мысли можно зажечь и погасить огонь, убить или исцелить, творческое вдохновение должно давать поистине колоссальные возможности. Если в маггловском мире искусство воспринимается как чудо, в нашем мире искусство должно быть чудом по сравнению с остальной магией. Так должно быть, но в реальности мы наблюдаем совсем другую картину».
После такого вступления Эшли надеялась на какую-нибудь секретную методику по раскрытию своих супер-способностей, но дальше шли весьма пространные рассуждения о причинах такого печального положения. Автор прошлась и по образовательной системе: «Большинство предметов преподаются по принципу: «Смотри на меня и делай как я», словно мы не будущее магической Британии воспитываем, а дрессируем цирковых обезьянок». Раскритиковала зависимость волшебников от палочек, политику министерства и так далее, всё в том же духе. Эшли уже начало клонить в сон от этого потока красноречия, когда одна фраза заставила её встрепенуться:
«Но главная причина творческой бедности современных магов, заключена, как ни странно, в самой магии. Суть творчества в способности изменять мир, сделать его таким, каким он не был прежде. И ощутив в себе эту способность, большинство магов испытывает страх. Такой вот парадокс: мы чувствуем страх и одиночество от собственной силы, и отступаем назад, в уютные рамки обыденности.
Не бойтесь своего страха – следуйте за ним. Только так вы придёте к истине: своему настоящему творческому дару ».
На этом пафосном пассаже теоретическая часть заканчивалась, и начиналась часть практическая. Автор предлагала упражнения, сильно напоминающие медитативные техники, якобы направленные на снятие внутреннего блока. Правда, опробовать их сейчас Эшли не рискнула: автор особо предупреждала о возможности неконтролируемых магических выбросов. «Придётся отложить эти эксперименты до Хогвартса», - подумала Эшли, и сама удивилась своему облегчению. «Следовать за страхом» прямо сейчас как-то не хотелось.
Эшли уже думала, что больше ничего особенного не произойдёт до самого Хогвартса, но за день до отъезда в открытое окно спальни влетела пёстрая взъерошенная сова, и бросила на стол объёмный конверт. На конверте не было адреса, только имя: Джоан Роулинг.
Сова облегчённо ухнула, и сразу улетела, не дожидаясь положенного угощения, а Эшли занялась посылкой. Из какого-то суеверного чувства «вскрытие» она проводила с особой аккуратностью, но в конверте оказался только чистый лист пергамента, скатанный в трубку, и небольшая записка:
«Здравствуй, друг! Этот свиток – универсальная шпаргалка по магическому миру, которая поможет тебе освоиться в твоей новой жизни. Просто напиши то, о чём хочешь узнать, и на свитке появится вся доступная информация. Пользуйся им с умом и не болтай о нём».
Всё ещё с некоторой опаской, Эшли рискнула опробовать это чудо магической мысли. Она начала с простого: названий волшебных животных. Стоило ей написать на пергаменте «книззл», и на листе, словно поднимаясь из глубины, стали проступать буквы. Это была целая статья: описание животного, особенности ухода и т.д. Подобные статьи появлялись и когда Эшли писала другие магические термины: заклинания (правила произношения, диаграмма движения волшебной палочки, особенности использования), зелья (рецепт, применение и т.д.). Особенно Эшли обрадовалась поэтажному плану Хогвартса, на котором была обозначена даже Выручай-комната. При этом стоило ей отвести взгляд, все записи пропадали.
Поэкспериментировав со стандартными запросами, Эшли попробовала кое-что необычное: «Переселение души», «Лиловый шар», «Джоан Роулинг» и, даже, «Привет! Кто ты?». Ни один из них не дал результата.
Сначала Эшли была в восторге от волшебного подарка: «Это же магическая википедия!» Теперь её учёба в Хогвартсе представлялась более реальной. Но когда первый восторг улёгся, Эшли почувствовала себя не уютно. Возможно, всё дело было в излишней подозрительности, которая выработалась у Эшли при содействии миссис Хиггинс, но она не любила подарки с намёками от незнакомых людей. И сейчас Эшли показалось, что ею манипулируют. «Эта записка написана с полной уверенностью, что я продолжу играть роль Лили Эванс. Как будто не может быть других вариантов».
