Маковое поле автора Быстрохвостая Лисюка    в работе
Перед вами сборник рассказов. Почти все они как кроличья нора. Желаю вам найти выход и восхваляю человеческое любопытство.
Оригинальные произведения: Рассказ
Новый персонаж
Драма || джен || G || Размер: мини || Глав: 4 || Прочитано: 3409 || Отзывов: 0 || Подписано: 0
Предупреждения: нет
Начало: 22.01.18 || Обновление: 30.01.18

Маковое поле

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Идеальная часть тела


Я все вре­мя из­ме­рял дли­ну но­са. Приз­на­юсь, с этим мне по­вез­ло. Нос был при­лич­ный. Па­ру зна­комых го­вори­ли, что да­же изящ­ный. Но не в этом де­ло. Из­вес­тно, что нос рас­тет всю жизнь. Я ждал и бо­ял­ся, что мой мо­жет уве­личить­ся. Но по­ка он ос­та­вал­ся на мес­те.

Это хо­рошо, по­тому что на мес­те не ос­та­вал­ся я. Иног­да шел, иног­да плыл, иног­да ле­тел. Но мне пос­час­тли­вилось с но­сом — он яв­лял ста­тич­ную точ­ку в прос­транс­тве, кон­стан­ту. Единс­твен­ная вещь, ко­торая ни ра­зу не под­во­дила и ос­та­валась в этом ми­ре всег­да на од­ном и том же мес­те: меж­ду гла­зами, лбом, и ртом.

Ког­да в оче­ред­ной раз я смот­рел в зер­ка­ло, из­ме­ряя рас­сто­яние от од­ной ноз­дри­цы до дру­гой штан­генцир­ку­лем, ме­ня по­сети­ла мысль о бра­ке. Для то­го, что­бы при­рода дос­тигла апо­гея в эво­люции но­совых час­тей, над этим на­до тру­дить­ся. И раз уж я был одоб­рен эво­люци­ей, мне суж­де­но бы­ло про­дол­жить ее тра­дицию. В тот день мне ис­полни­лось 20.

Сна­чала для этой це­ли я из­брал Эми­ли. Её ор­ли­ный про­филь вну­шал тре­пет как пе­ред ста­ту­ей Афи­ны. Я бла­гого­вел, но со вре­менем ра­зоча­ровал­ся — она жут­ко со­пела во сне.
Джор­джия. Но­сик как кноп­ка, дру­гие час­ти то­же ни­чего. Но на кон­це ро­дин­ка, на ко­торую так лю­била ко­сить­ся её об­ла­датель­ни­ца в мо­мент раз­мышле­ний.
Саб­ри­на. Её я по­доб­рал в оп­ти­ке, под­би­ра­ющую оч­ки. На ли­це де­вицы ме­ня встре­тил нос блис­та­тель­ных па­рамет­ров. Все скла­дыва­лось как нель­зя луч­ше. Од­на­ко пос­ле нес­коль­ких лет встре­чаний, я стал за­мечать, как оч­ки неп­ри­ят­ней­шим об­ра­зом ос­тавля­ют от­пе­чат­ки на ее кры­лыш­ках. С каж­дым ме­сяцем они ста­нови­лись все от­четли­вее и ма­ло по­дава­лись вли­янию сна. К от­ча­янью, на при­сутс­твие этих от­ме­тин мой же­лудок ре­аги­ровал из­жо­гой. А меж­ду тем на­шим те­лесам стук­ну­ло 30 лет.

Даль­ше навс­тре­чу проп­лы­ли — и ми­мо — Ев­лампия, Са­ша, Эс­ка­дор, Кар­не­лия, Лу­чия, Эма­рет­та, Софья, Еле­на, Мол­ли, Се­басть­яна, Адель, Юки, Вар­ва­ра, Зуль­фия, Де­ляф­руз, Крас­ная Ре­ка из ре­зер­ва­ции, Най-най, Олим­пия и мно­го кто еще. Все име­на я скру­пулез­но за­писы­вал в те­лефон­ную кни­гу, что­бы дай бог не стол­кнуть­ся с ни­ми опять. Бы­ла да­же Рик­карда, на де­ле ока­зав­ша­яся би­оло­гичес­ким муж­чи­ной, что в ито­ге спод­вигло сде­лать ей/ему руч­кой. Хо­тя нос её/его, приз­нать­ся чес­тно, по­ходил в про­филь на Мо­нику Бе­луч­чи — та­кой же италь­ян­ский и го­рячий как соп­ло дра­кона. На тот мо­мент мне бы­ло за 40.

Но мо­исе­ева пус­ты­ня за­кон­чи­лась. Нас­та­ла Ия. Ах, моя бед­ная Ия. В дру­гой ре­аль­нос­ти ты мог­ла быть Ма­дон­ной. Но ты ро­дилась прос­то И­ей, лю­бовь моя. Сколь­ко но­сов мне приш­лось поз­нать и из­ме­рить, что бы от­крыть твое бо­гатс­тво — твою пус­то­ту меж­ду гла­зами, лбом и ртом. Я по­нял, лю­без­ная Ия, что толь­ко те­бя я смо­гу сде­лать сво­ей же­ной, ук­рав нос Ве­неры Ми­лос­ской из Лув­ра или бес­стыд­но от­пи­лив про­филь у дос­то­поч­тенный Не­фер­ти­ти в Бер­ли­не и при­лепив его за мес­то той ды­ры в се­реди­не тво­его ли­ца. Со мной все то­ченые ан­фа­сы ми­ра ког­да-ни­будь ста­нут тво­ими. Ес­ли ты, ко­неч­но, за­хочешь. Я ни­ког­да не был скуль­пто­ром, но ра­ди те­бя, ми­лая, я при­чащусь до­лотом, пи­лой и мо­лот­ком.

Встре­тились мы так не­ча­ян­но, не­ожи­дан­но, пре­доп­ре­делен­но. Твой слу­га пе­рехо­дил ули­цу в не­поло­жен­ном мес­те, пу­та­ясь в шта­нинах. Ты ша­гала в чер­ном как буд­то ми­мо, а на са­мом де­ле ко мне — та­кая ты плу­тов­ка, Ия. Я уви­дел те­бя край­ним зре­ни­ем, ин­стинктом вы­жива­ния. По­чу­ял, что ты приб­ли­жа­ешь­ся, как зверь. Теп­лая га­зель моя со взды­ма­ющи­мися бо­ками. О, и я уви­дел от­ра­жение сво­его те­ла в тво­их ог­ромных все­лен­ских зрач­ках. Рас­прос­тертое, из­ло­ман­ное, та­кое прек­расное и зем­ное. Оно со­чилось чем-то крас­ным из-под дни­ща бе­лого фур­го­на (по­чему ес­ли фур­гон, то всег­да бе­лый?). Оно так со­чилось, ми­лая, что я зап­ла­кал. Мой ста­тич­ный нос ут­ра­тил фун­кци­ональ­ность вмес­те со смыс­лом все­го. Он боль­ше не бу­дет рас­ти, по­думал я. Но ты не та­кая, не без­душная цы­поч­ка на шпиль­ках. Ты по­дош­ла, об­ня­ла, за­кута­ла в свое без­донное платье ры­да­юще­го, се­де­юще­го муж­чи­ну как нес­мышле­ного маль­чи­ка из сред­ней шко­лы. Нет, как школь­ни­цу в муж­ском те­ле, по­тому что не это­го ли боль­но­го ощу­щения хруп­кой, бо­лез­ненной кра­соты мне не хва­тало всю эту пус­тую жизнь?

А даль­ше мы пош­ли на сви­дание, где я стал ху­дож­ни­ком, у нас по­яви­лась се­мей­ная шка­тул­ка с но­сами, ко­торые мы сме­ясь прик­ла­дыва­ли на бес­те­лес­ные ли­ца и швы­ряли их тут же за борт. И лод­ка уно­сила нас по те­чению вниз ог­ромной ре­ки — ка­кой? Нил, Ама­зон­ка, Вол­га, Ду­най? Ку­да — ты мне так и не ска­зала. Но, плы­вя в ней по сей день, я знаю, что в хо­рошее мес­то. Ведь ту­да ме­ня уво­зит са­ма прек­расная жен­щи­на в ми­ре. Жен­щи­на, ко­торой не ну­жен ни­какой нос.

Не надо сгущать сказки


При­шел к те­бе в дом, ко­торый од­новре­мен­но ша­тер, пе­щера Пла­тона и бун­га­ло на по­бережье оке­ана. С со­бой зах­ва­тил ал­хи­мичес­кую ус­та­нов­ку, не­боль­шую по мер­кам ус­та­новок, но вну­шитель­ную: с од­ной сто­роны ко­робок от спи­чек, с дру­гой — дву­хэтаж­ный трей­лер из эпо­хи хип­пи. Кста­ти, о хип­пи, го­ворю: да­вай сва­рим са­могон из ска­зок!

Твой при­щур «че­го при­шел, я сплю еще» сме­ня­ет­ся на скеп­ти­чес­кий «да ты, друг, сов­сем по­ехал». Но ты тут же вздра­гива­ешь, сма­хива­ешь с се­бя с сон­ную пыль, взъ­еро­шива­ешь во­лосы и от­ве­ча­ешь: «А да­вай! На­де­юсь, это бу­дет по­луч­ше тво­их са­мок­ру­ток c мыс­ля­ми еди­норо­гов».

И мы вмес­те сме­ем­ся. Я — со сво­им меш­ком ска­зок, ко­торые пи­щат за спи­ной. Ра­ду­ют­ся, что их дос­та­ли из пыль­но­го чу­лана во имя вы­сокой мис­сии! Ты — сме­ешь­ся осен­ни­ми листь­ями, ко­торые вдруг на­чина­ют па­дать в ши­ротах с уме­рен­ным кли­матом. Ведь кто бы мог по­думать, что еди­норо­ги, бла­город­ные ми­фичес­кие су­щес­тва, спо­соб­ны ду­мать толь­ко о тра­ве и го­лых де­вицах?!

Ко­ман­дую: дос­та­вай свои ре­тор­ты, ка­кие еще ос­та­лись! И кол­бы те раз­ноцвет­ные, ко­торые мы пе­реде­лали в елоч­ные ша­ры. Ты су­етишь­ся, бе­га­ешь по сво­им ме­ня­ющим­ся хо­ромам, пе­реп­ры­гивая с лес­тни­цу на лес­тни­цу, ищешь в зак­ро­мах са­мое по­лез­ное. На вся­кий слу­чай при­тас­ки­ва­ешь из кух­ни связ­ку гри­бов, ба­ранок и ба­ноч­ку сос­но­вого ва­ренья. Вык­ла­дыва­ешь на стол жес­том доб­ро­душ­но­го хо­зя­ина и ре­бен­ка, ко­торый при­шел сю­да ожи­дать не­ведо­мого чу­да. Ре­бен­ка, ко­торо­му стар­ший брат по­обе­щал сде­лать ко­раб­лик из кар­то­на и клея, толь­ко этот кар­тон еще на­до най­ти.

Улы­ба­юсь, ведь де­ло в шля­пе. Са­мое глав­ное в нас уже соз­ре­ло — на­мере­ние. А на­мере­ние, оно та­кая шту­ка – ес­ли оно есть, счи­тай, ус­пех на­поло­вину обес­пе­чен.

И я на­чинаю ша­манить. Раз­ду­ваю го­рел­ки, на­ливаю в ре­зер­ву­ар та­лую во­ду с го­ры Ара­рат, всы­паю трос­тни­ковый са­хар. В об­щем-то, ни­чего сверх­впе­чат­ля­юще­го. Толь­ко ста­ра­юсь ду­мать о ме­дузах и цвет­ных ка­рака­тицах, од­но­рогих оле­нях и скри­пящих по­лозь­ях. Так, не для че­го-то осо­бен­но­го, а прос­то по­тому, что в та­ких де­лах нуж­но ду­мать о не­обы­чай­ном.

А ты вер­тишь­ся, как юла, и ме­ша­ешь­ся не ме­нее — как ве­ник, из ко­торо­го вы­пада­ют со­лом­ки. Поч­ти как тог­да, ког­да мы бы­ли еще людь­ми, прос­ты­ми па­рень­ка­ми из сту­ден­ческой об­ща­ги би­офа­ка. Ког­да су­щес­тво­вала об­щая кух­ня с об­шарпан­ны­ми по­лови­цами яр­ко-ко­рич­не­вого цве­та, су­щес­тво­вали ком­натки на че­тыре кой­ки, су­щес­тво­вали еще Лид­ка Мат­ве­ева и Сла­вик из че­тыр­надца­той. Ме­дузы мед­ленно пе­рете­ка­ют в по­тер­тые кон­спек­ты с би­сер­ным по­чер­ком. Ка­рака­тицы — в зве­нящую ме­лочь, соб­ранную всей ком­па­ни­ей, оле­ни прев­ра­ща­ют­ся в пер­вый са­могон­ный ап­па­рат. Са­модель­ный, из алю­мини­евых кас­трюль и тру­бочек, ук­ра­ден­ных из ка­бине­та хи­мии. По­лозья об­ре­та­ют фор­му дет­ско­го вос­торга, сме­шан­но­го со стра­хом: а вдруг пой­ма­ют, ис­клю­чат же?!

Ма­шу лох­ма­той чел­кой, и при­ят­но и грус­тно од­новре­мен­но. Ста­ра­юсь воз­вра­тить уте­рян­ных ме­дуз и про­чее в го­лову, но тер­мо­метр по­казы­ва­ют, что поз­дно, по­ра на­чинать.

И на­чина­ем мы по­малень­ку, по чуть-чуть, страв­ли­вая сказ­ки че­рез мед­ную во­рон­ку. Сна­чала в ход идет лег­кая ар­тилле­рия — ис­то­рии Виль­гель­ма Га­уфа, они поч­ти всег­да хо­рошо кон­ча­ют­ся и точ­но на­сытят пой­ло пус­тынны­ми ми­ража­ми, меч­та­ми о сок­ро­вищах и блес­ком мо­гущес­твен­но­го Баг­да­да. Соп­ло кот­ла вы­да­ет залп раз­ноцвет­но­го па­ра, не го­ряче­го, но смеш­но­го. Вды­хать его ка­тего­ричес­ки нель­зя, ина­че мож­но бес­смыс­ленно хо­хотать до ве­чера.

Стрел­ка ба­ромет­ра на­чина­ет под­тя­гивать­ся вверх. Ма­шу ру­кой: мол, да­вай еще что-ни­будь. Ты цеп­ля­ешь ког­тя­ми уве­сис­тую по­весть Гоф­ма­на — о мы­шином ко­роле и Щел­кунчи­ке, — она рас­пе­ва­ет гимн но­вогод­них иг­ру­шек, рас­ка­чива­ясь пря­мо в ру­ках. Хо­рошо, Гоф­ман – это всег­да хо­рошо, да­же его мрач­ные рас­ска­зы для взрос­лых, но они, увы, для са­мого­на не по­дой­дут. Ки­даю Щел­кунчи­ка, ком­на­та сра­зу же на­пол­ня­ет­ся за­пахом ман­да­ринов, оре­хов и та­ющих све­чей. За­меча­тель­но.
Дав­ле­ние под­ня­лось еще чуть-чуть.

Из кра­ника, к ко­торо­му ты по-хо­зяй­ски за­ранее под­ста­вил оран­же­вую пи­алу, за­капал пер­вый са­могон. Аро­мат­ный, как слад­кий по­дарок. Кап-кап-кап. Мы на­чина­ем де­гус­ти­ровать. По­ка ни­чего вы­да­юще­гося — ни­како­го на­мека на кре­пость. Так, гур­ман­ский ком­пот от луч­ше­го шеф-по­вара во всем ми­ре.

Опять ма­шу все­ми сво­ими сто­тысяч­ны­ми ру­ками. Еще, да­вай еще! Нуж­но боль­ше ска­зок! Гу­ще, страш­нее, зах­ва­тыва­ющей! Что­бы с не­ожи­дан­ны­ми по­воро­тами, ро­яля­ми в кус­тах, от­равлен­ны­ми яб­ло­ками, хрус­таль­ны­ми лар­ца­ми!

Ты без раз­бо­ру под­ки­дыва­ешь в ко­тел поч­ти все­го Ан­дерсе­на. Сра­зу же прос­транс­тво на­пол­ня­ет­ся цо­кань­ем каб­лу­ков: это це­лый ле­ги­он пе­чаль­ных прин­цесс от­пля­сыва­ет сей­час ма­зур­ку на дне ре­зер­ву­ара на­шей ал­хи­мичес­кой ус­та­нов­ки. Ста­новит­ся не­выно­симо пе­чаль­но.

Ан­дерсен – это пер­вая стра­теги­чес­кая ошиб­ка.

Хму­рю бро­ви и ко­па­юсь в без­донном меш­ке уже сам, бес­це­ремон­но отод­ви­нув те­бя в сто­рону — мол, на­кося­чил, брат, на­кося­чил.

Вновь из уг­ла ком­на­ты вы­лета­ют но­вые сказ­ки – му­ми-трол­ли, Пеп­пи Длин­ный­чу­лок, Вин­ни-Пух. Пос­ледним при­лета­ет Пи­тер Пэн. Цо­канье ути­ха­ет, заг­лу­ша­емое дет­ским сме­хом, ляз­гом шпаг и лес­ным вет­ром.

Нас это то­же сво­дит с ума, но уже по­мень­ше, чем про­тив­ные каб­лу­ки.
Ду­маю, что бы еще вки­нуть? При­ходит­ся до­бивать ва­рево ос­татка­ми. В ход идут Мед­ве­жонок Пад­дин­гтон, Али­са из стра­ны чу­дес. Пос­леднее – так во­об­ще мо­ветон, но ку­да же без не­го?

На­конец-то в ус­та­нов­ке что-то щел­ка­ет, ка­кофо­ния зву­ков сти­ха­ет.
Тут мы ог­ля­дыва­ем­ся, ста­ра­ем­ся по­нять, во что прев­ра­тилась ком­на­та. Все за­волок­ло се­реб­ристым па­ром с от­блес­ком ка­кой-то бу­дущей ра­дуги. На­вер­ня­ка где-то здесь ос­та­вили ме­шочек с зо­лотом, по­ка мы гна­ли ска­зоч­ный са­могон. Но это уже не име­ет зна­чение, по­тому что ги­гант­ская пи­ала ус­пе­ла на­пол­нить­ся до­вер­ху. И ты, мой друг, уже пос­пе­шил, уб­рав ее, пос­та­вить сто­тон­ную бу­тыль.

Мы опять де­гус­ти­ру­ем. И это что-то не­забы­ва­емое! Не­весо­мое, лег­кое, слад­кое, креп­кое, горь­кое, тя­желое, цвет­ное, од­но­тон­ное, мер­ца­ющее и проз­рачное. Са­могон пе­репол­нен ра­достью, воз­рожде­ни­ем, не­лепостью, вос­торгом.

Я вы­пиваю сра­зу ре­ку, ты ог­ра­ничи­ва­ешь­ся озе­ром. И поч­ти од­новре­мен­но при­ходим к вы­воду, что не хва­та­ет ще­пот­ки спе­ций, не­кой ос­тро­ты и та­кой дре­мучей пи­кан­тнос­ти, ко­торая встре­ча­ет­ся толь­ко в са­мых ста­рых, дав­но вы­шед­ших из мо­ды по­варен­ных кни­гах.

Мы оба гля­дим на ба­рометр: глав­ная стрел­ка обе­ща­ет не свих­нуть­ся, ес­ли до­бавить, в прин­ци­пе, еще па­роч­ку ин­гре­ди­ен­тов.

Под­ни­маю па­лец: все, на­конец-то при­думал! Даю ука­зание всы­пать име­ющи­еся гри­бы и сос­но­вое ва­ренье. При­несен­ные вна­чале буб­ли­ки ре­шено ос­та­вить на за­кус­ку.

Те­бе, уже нем­но­го ко­сяще­му, по­чему-то не нра­вят­ся бу­сы гри­бов, и ты ре­ша­ешь заб­ро­сить це­лый ми­целий, про­тяжен­ностью в нес­коль­ко ки­ломет­ров, сме­ло кон­фиско­ван­ный у со­сед­не­го ле­са. Вли­ва­ешь ба­ноч­ку све­тяще­гося тем­но-ка­рамель­ным цве­том ва­ренья. И ждешь са­мого глав­но­го – наз­ва­ния пос­ледней сказ­ки.

Пусть ей ста­нет «Ко­лобок». Ни­ког­да не лю­бил на­род­ные сказ­ки, да­же не по­нимал, как их чи­тать мож­но. Это ведь как про­ис­хо­дит: чи­та­ешь-чи­та­ешь се­бе спо­кой­но, а по­том — бац! — ока­зыва­ешь­ся в ча­ще стрем­но­го ле­са, пря­мо пе­ред чь­ими-то злю­щими гла­зами, ко­торые смот­рят на те­бя в упор и меч­та­ют ско­рее сож­рать.

В ка­чес­тве глав­но­го ин­гре­ди­ен­та не тя­нет, но в ро­ли до­пол­ни­тель­но­го – са­мое оно. Та са­мая ди­кая пи­кан­тность.

Тем вре­менем Ко­лобок ехид­но хи­хика­ет (ви­димо, круг­лый гад с са­мого на­чала знал, чем все кон­чится). Но раз­ве сни­зой­дут два под­вы­пив­ших де­ми­ур­га до чь­его-то мел­ко­го хи­хиканья?

От­пра­вив его в ко­тел к ос­таль­ным, мы уми­рот­во­рен­но взды­ха­ем. Ка­пель­ки но­вой жид­кости уже стру­ят­ся по стен­кам не­веро­ят­но пу­затой бу­тыли.
Мы, на седь­мом не­бе от бла­женс­тва, хва­та­ем­ся за буб­ли­ки, что­бы чок­нуть­ся ими за свер­шенное де­ло. И уже го­товы опус­то­шить оран­же­вую пи­алу на дво­их, ког­да… Ба­баха­ют сра­зу нес­коль­ко колб, ко­тел из­да­ет дра­коний свист пе­ред смер­то­нос­ным зал­пом! Ба­рометр трес­ка­ет­ся, по­казы­вая стрел­кой зап­ре­дель­ное дав­ле­ние.

«Ло­жись, сей­час рва­нет», — кри­чу я. В од­ну се­кун­ду ал­хи­мичес­кая ус­та­нов­ка из ма­шины счастья прев­ра­ща­ет­ся в бом­бу за­мед­ленно­го дей­ствия. В кот­ле уже во весь го­лос сме­ет­ся рус­ский на­род­ный ко­лобок! Под­лый гад!

И… Раз­да­ет­ся ог­лу­шитель­ный, ос­ле­питель­ный, не­веро­ят­ный взрыв. Та­кого мас­шта­ба, та­кой мо­щи, что вул­кан Ве­зувий нер­вно ку­рит в сто­рон­ке, да­же воз­же­лай он вдруг кло­ниро­вать­ся сток­ратно.

И в это вре­мя над Нью-Й­ор­ком, Па­рижем, Бар­се­лоной, Мос­квой и мно­го где еще на­чина­ет па­дать фи­оле­товый снег, се­вер­ное си­яние при­ходит в Аф­ри­ку, лед­ни­ки по все­му ми­ру под­ми­гива­ют ра­дуж­ны­ми пе­рели­вами, де­ревья от­ка­зыва­ют­ся жел­теть и вы­пус­ка­ют си­ние, жел­тые, крас­ные, уль­тра­мари­новые цве­ты, да­же ес­ли они ни­ког­да в сво­ей жиз­ни еще не цве­ли. Жи­вот­ные вы­ходят из сво­их убе­жищ и раз­го­вари­ва­ют по-че­ловечьи, мы­ши го­товят чай, ль­вы идут в рес­то­раны за­казы­вать се­бе стейк.

И лю­ди… лю­ди пла­чут, хо­хочут, об­ни­ма­ют­ся, кру­жат­ся на ров­ном мес­те, без при­чины, не зная и не по­нимая друг дру­га, не по­нимая язы­ка, обы­ча­ев, нра­вов. Они це­лу­ют­ся и по­ют пес­ни. Да­же ес­ли пол­пла­неты пре­быва­ло во сне, все ра­зом прос­ну­лись, в по­тем­ках не­до­уме­вая, и те­перь то­же сме­ют­ся и пла­чут.

А нас от­несло на са­мый край Все­лен­ной, как мел­ких ры­бешек. И сей­час мы не прос­то сме­ем­ся, мы ржем, как две раз­дувши­еся от сме­ха ги­ены. Я смот­рю на те­бя, ты — на ме­ня, и, ути­рая сле­зы, мы ду­ма­ем од­новре­мен­но нес­коль­ко мыс­лей сра­зу.

Пер­вая: эх мы, та­кой са­могон прош­ля­пили…
И вто­рая: но все-та­ки как за­меча­тель­но ба­бах­ну­ло!..

Неизбежность тупика


Оглядываясь на прошлые неудачи, нынешние неудачи поняли что к чему. Они нашептали на ушко, что нам не хватает рабочего места. Что пустота – им не то, космос – им не это. Хочется стабильности, шептали неудачи, хочется размаха.
И прежде чем слать рукопись в модный журнал, говорили они, стоит попробовать написать что-нибудь в стол.

В стол – это хорошо, это мы запросто, согласился я. И от счастья исписал все выдуманные до этого горы. Завернул, обмотал бечевкой, понес на почту. А на почте – лента Мебиуса. Все кричат, визжат и крутятся как на карусели. Я пытался вовлечь свое тело в процесс, но на меня злобно гавкнули: В ОЧЕРЕДЬ.

Я с перепугу действительно встал в очередь. Так. На всякий случай. А то все какие-то нервные, еще побьют.

Один за другим работник почты принимал свертки — океаны, леса, поля, мегаполисы, мне даже показалось, что я видел гигантское плато.

Наконец я смог водрузить свою посылку. Говорю:

— В стол, пожалуйста.
— Что в стол? Как в стол? В обычный?
— А бывают другие? Ну конечно в обычный.
— Вы индекс не указали.

Пришлось указать.

—Тут ошибка. Надо в стол, а вы написали индекс стула.
— А в стул – это как?
— Это как всегда, только на нем еще сидеть можно.
— То есть на моих горах кто-то будет сидеть?
— Да, и не только. Ещё на них будут грызть сухой паек, жечь костры и восходить, восходить, восхо...

На минуту я представил множество скалолазов и отбившихся туристов. Естественно, в моем воображении все они были мертвыми. Да, пишу я очень круто, не поспоришь.
— Нет, спасибо, мне, пожалуйста, в стол.
— в таком случае оплатите стоимость отправления.

Оплатил всем, чем было — одним легким и сердцем.

— Теперь налоговый сбор.
— Но мне больше нечем.
— Тогда можете поцеловать нашего директора, и мы все сделаем на высшем уровне.

Посмотрел на директора, а директор оказался стулом. Мне скорее захочется на него сесть, чем поцеловать. На этой ноте желудок стошнило кое-какие детскими воспоминаниями, которые могут существовать только в желудке. Я заплакал.

— Не плачьте, жизнь вообще штука сложная.
— Но мне нужно в стол.
— Вот все бы так, как вы. А то в модные журналы сразу, в журналы. Жаль, что вы бедный.
— И мне жаль.
— До свидания.

Всхлипывающий, я вернулся домой. Посмотрел направо — туманность Андромеды, налево – Альфа Центавра. Чем я думал, когда их создавал? Плюнул, разозлился и разломал все к чертовой матери.

Неудачи весело запрыгали у ног. Погладил одну, прижал к поломанным ребрам, которые больше ничего не охраняли – ни сердце, ни жалкое легкое. Их я забыл на почте. А возвращаться - так лень.

Что ж, видимо, не судьба.
Вообще не судьба.

Сердечки


Мы сидели в дорогом ресторане, как рыбы в промышленном аквариуме. Было неуютно и как-то чересчур прозрачно. Я вяло ковырял склизкие сердечки, думая одновременно о том, кому они принадлежали, и что я оставил деньги в банке так некстати, ведь эти сердечки такие дорогие. И еще думал о кое-чем. Например, почему я их ковыряю, а не ем, а если бы и ел, то зачем. Зачем вообще есть, когда вокруг стекло?

Где-то сбоку на нас глазели. Говоря о «нас», я имею в виду еще Афродиту, которая увязалась за мной на остановке. Она ткнулась мне в руку так доверчиво, что стало стыдно и жарко, и немного антиобщественно:

«Ну что ты? Мы ведь на разных уровнях пищевой цепи».
«Ой, ну ладно, ладно. Я только немножечко».

И теперь я смотрел на это чудо Эллады. Чудо смотрело на меня, высасывая очередное сердце, как сырое яйцо. Ох, что будет, когда они у нее закончатся?

— Тебе не кажется, что я сплю?
— Кажется, где-то на сотую процента. Ты выглядишь, знаешь, каким-то шафрановым. Но я откидываю эти мысли.

И только тут я понял, что она смотрит на меня, как на лучшее блюдо этого ресторана. От досады даже пришлось промазать вилкой мимо тарелки и насадить на нее стопку кровавых салфеток.

— Тогда послушай, дорогая, я отлучусь ненадолго. Надо ограбить банк.
— А мне нужно послушать лекции Набокова перед свадьбой.

Я кивнул, потрепал за щеку, не задев змей на ее голове. На удивление приятно. И ушел. Возможно, сбежал. И, возможно, от самой большой любви в своей жизни.

На улице носились трамваи. Кто-то делал на них ставки. Некоторые из этих несчастных коробок спотыкались и поскуливали. Душещипательное зрелище. Афродите бы понравилось.

Но в банк не пошел, позвонил в справочную.

— Справочная слушает.
— Скажите, пожалуйста, может ли быть такое, что я сплю?
— Запрос принят. Мы вышлем ответ почтой. Дата доставки – ближайшее будущее.
— А если посылка потеряется?
— Справочная не несет ответственности.

Послышались гудки и потрескивания. Как некультурно.

В ожидании ближайшего будущего я побрел вдоль набережной, чтобы купить пирожок, попутно выспрашивая у многих, не сплю ли я. Потому что мне все же казалось, что сплю.

На пирсе рыбаки утюжили и подсекали гигантских кракенов. Но те, к моему уважению, лидировали в очках.

Купив горячий обжаренный пирожок, я подошел к одному. Он был высокий и сосредоточенный. Его кракен еще недостаточно всплыл на поверхность.

— Простите. А не подскажите, я не сплю?
— А я не сплю? А она не спит? А вот он не спит? — показал он на мелькнувший бок головоногого чудища. — Иш-ш-шь, молодежь.
— Спасибо, понял.

И откусил пирожок. На зубах что-то лопнуло и растеклось.
Чье-то маленькое сердечко.
И как это я не спросил, с чем пирожки?

***

Проснувшись в своей квартире, на своей кровати, я встал, плотно позавтракал и сразу же отправился в книжный, читать толкователь сновидений Фрейда. Купить я его не мог, потому что все еще не ограбил банк. Но думал сделать это на обратном пути.

Через квартал меня остановил какой-то запыхавшийся парень:
— Эй, приятель, не подскажешь, тебе не кажется, будто я во сне?

Я скептически оглядел его фигуру. Парень и вправду был каким-то шафрановым. И даже немного вкусным, как ваниль. То есть не совсем.

— Кажется. Немного. Процента на два-три.
— Да? Ну, это не страшно.

Мы распрощались, и я продолжил свое путешествие. Точнее, не продолжил, а развернулся обратно, потому что вспомнил, как забыл убрать недоеденные за завтраком сердечки. Мне вдруг ясно представилось, что они могут сбежать.

Нельзя им этого позволить.



Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2024 © hogwartsnet.ru