Ступени

Глава 1

Пейринги и персонажи: Ремус Люпин/Доркас Медоуз, Сириус Блэк/Марлин Маккиннон, Джеймс Поттер/Лили Эванс, Северус Снейп/Лили Эванс, Эммелина Вэнс, Питер Петтигрю

Часть I. Глава 1.
На дне чемодана уже лежали две новые мантии, вскоре к ним отправились учебники, купленные вчера во «Флориш и Блоттс» (магазинчик всё ещё работал, хотя несколько лавок вокруг него давно были разрушены), связка убранных в пакет перьев, свитки пергамента… Эммелина перевела взгляд на стол — там стопкой возвышались номера «Пророка».

«Стали известны имена новых жертв уайтчепельского взрыва», «Мы держим ситуацию под контролем: министерство магии сделало заявление», «Закроют ли Хогвартс?»

Ничего хорошего. Всё как всегда. Или ещё хуже. Эммелина вздохнула и, отодвинув газеты в сторону, взяла в руку значок старосты. Интересно, кто теперь возглавит школьный старостат? Кто получил письмо от Дамблдора?

«И почему меня это волнует сейчас?»

Эммелина ставила на Лили. Лучшая ученица, расторопная, обаятельная, ответственная.

Пока Эммелина пыталась понять, кто в таком случае мог стать вторым старостой — «Макмиллан?» — дверь позади неё заскрипела. В комнату вошла мама. На ней был фартук с большими синими и малиновыми цветами.

— Я закончила с пирогом, будет с патокой, — сказала она, отбрасывая волосы со лба, потом оглядела комнату. — Ты уже собралась?

— Почти.

— Эммелина, — мама присела на кровать и машинально заглянула в чемодан. — Эммелина… — она продолжила только, когда убедилась, что Эммелина её слушает. — Ты уверена, что это необходимо?

— Что? — тупо переспросила она, прекрасно зная ответ.

По правде говоря, Эммелина ожидала чего-то подобного ещё, когда вернулась из Хогвартса или в любой день после, но мама почему-то заговорила об этом только сейчас.

— Ты, правда, должна уехать?

Мама не спрашивала, хочет ли она, потому что не сомневалась в ответе. Но «должна ли» она — вот в чём вопрос. Есть ли у Эммелины какой-то долг перед магическим миром, который за прошедшие шесть лет успел стать родным?

Вопрос был слишком глобальным и пугающим. Эммелина предпочла отделаться пустым:

— Ну не могу же я не окончить Хогвартс?

Она попыталась улыбнуться, но мама её не поддержала. Она кинула взгляд на стол. Читала ли она «Пророк», который Эммелина выписывала всё лето и хранила в верхнем ящике тумбы?

— Я очень волнуюсь за тебя. И папа тоже, — наконец выдохнула мама. — Он хотел и вовсе запретить тебе… но, я думаю, ты уже взрослая: и в том мире, и в принципе в нашем.

Папа хотел запретить… Эммелина подозревала, что так будет. Он никогда не понимал её так, как мама. Он заботился о ней, но порой перегибал палку. Хорошо, что она и, правда, уже достаточно взрослая.

Или хочет в это верить.

Они обе молчали, мама стала перебирать вещи в её чемодане: видно, хотела уложить всё ещё ровнее. Эммелина не спорила. Она знала, что мама тоже думает о последних новостях — в Уайтчепеле пострадали не только волшебники. И пока одни искали террориста, другие поговаривали о новом Джеке Потрошителе. Не то, чтобы Пожиратели были лучше.

Когда мама встала, Эммелина подошла к ней и коснулась её руки:

— Спасибо.

Та кивнула и вместо ответа крепко обняла её. Эммелина этого не ожидала, она растерялась и только спустя несколько минут тоже обвила плечи мамы руками.

«Если мама перешла к объятиям, значит, действительно очень боится… Да и разве я не боюсь?»

— Я хочу верить, что не пожалею о своём решении, — сказала мама прежде чем выйти из комнаты. — Что ты не пожалеешь.

Эммелина, убрав «Пророк» в чемодан и застегнув его, тоже пошла на кухню. Она обожала пирог с патокой и надеялась, что знакомый с детства вкус отвлечёт её от всего… да вообще от всего.

***

Это было жаркое, бесконечное, тупое лето, но завтра оно заканчивалось, а, значит, и его мучения тоже. Северус пнул попавшийся под ногу камень, тот отскочил, подымая клубы пыли.

Не самый дальновидный поступок. Северус закашлялся, он не пытался стряхнуть пыль с длинной вытершейся рубашки, когда-то принадлежавшей его никчёмному папаше, и закатанных брюк. Всё равно этой одежде ничем не поможешь, да и завтра она ему почти не пригодится.

Завтра. Как же много его ждёт завтра и там дальше. Нужно только продержаться этот год, окончить Хогвартс — в сущности, надо признать, любимый, но уже надоевший — и потом… потом. Вообще Люциус, с которым он увиделся в июле (буквально на несколько секунд, конечно), обещал представить его Тёмному Лорду уже в декабре.

«Он может провести приём, оценить новое поколение… Не упусти своей выгоды, Северус», — протянул тогда Люциус и стало ясно: он не сомневается, что Северус последует его совету.

Стать сторонником Тёмного Лорда, одним из Пожирателей, получить доступ к новым знаниям, к силе. Что может быть более привлекательным? Ну разве что одно, но об этом давно стоило бы забыть.

Возможно, он бы переключился на размышления о будущем или на последние новости, которые взволновали даже его безразличную ко всему на свете мать — всё-таки при взрыве в Уайтчепеле погибли несколько чистокровных волшебников, — но тут на противоположной стороне как назло показалась рыжая макушка.

«И что она тут шатается?»

Он не встречал Лили всё лето. Он совсем не хотел её видеть.

«Или хотел, — запищал в голове противный голос. — Как ты можешь не хотеть её увидеть, а?»

Тем более здесь и сейчас рядом с ней не было ни стайки подружек-гриффиндорок, ни — что главное — тупоголового Поттера и его друзей-имбецилов. И Северус позволил себе задержать взгляд на ней — хрупкая фигурка в голубом платье, едва прикрывающем коленки. Сколько он знал Лили, та вечно их разбивала. Вот, кажется, и теперь мелькнула ссадина, а, может, это просто воображение разыгралось: разве можно тут что-то разглядеть, когда между вами дорога, а она шагает так быстро.

«К кому спешит? К Поттеру?»

И тут же захотелось плеваться от злости, потому что он знал, о чём шепталась вся школа в этом мае: Поттер и Эванс начали встречаться.

Он даже слышал, как Гринграсс сказала Медоуз и Лэнс: «И что Поттер нашёл в этой грязнокровной выскочке?». И почему-то тогда захотелось проклясть дуру-Гринграсс и её кивающих подружек.

«Хотя сам-то, сам», — вылез и сейчас гадкий голос.

Но она заслужила это после того, что сделала, после того, как предала его... Северус понял, что застыл посреди улицы, как идиот, только, когда его толкнул подвыпивший толстяк. Северус ругнулся про себя и убрался с дороги, оглянулся последний раз — Лили заходила за угол — и пошёл своим путём. Куда же он собирался?

Северус покачал головой, силясь вспомнить. Солнце пекло немилосердно, он совсем спарился в гадкой рубашке. Где-то там Лили улыбалась Поттеру. И неважно, что его не могло быть на этой тесной магловской улочке, Поттер был везде — всепобедительный и мерзкий. Северус посмотрел на свою левую руку — пока чистую — и, сплюнув, отправился, куда глаза глядят.

***

Оказавшись на станции, Эммелина сразу же столкнулась с Ремусом. Поприветствовав друг друга, они разошлись в разные стороны. Эммелина знала, что увидит его очень скоро — в вагоне старост.

Она проводила Ремуса взглядом, увидела, как его сгребает в охапку Поттер, как его дружелюбно хлопает по спине Блэк. Питер, который ещё в мае, кажется, был полнее, тёрся рядом. Ничего нового.

— Эй, Эм!

Конечно, это была Марлин. На этот раз её провожала вся семья — мать, отец, старший брат, бабушка. Казалось, что Марлин едет в Хогвартс не в седьмой, а в первый раз.

— Привет, Эммелина, — поздоровался с ней Том — улыбчивый парень, на голову выше своей сестры, но очень похожий на Марлин во всём остальном.

Глаза у них были совсем одинаковые — серые, но не льдистые, а лучистые, добрые. Настоящие хаффлпаффские глаза.

Эммелина поприветствовала их всех, не стала возмущаться, когда Марлин попыталась задушить её в объятиях — будто бы Эммелина не с ней ходила во «Флориш и Блоттс» за учебниками буквально накануне, и та ужасно соскучилась — и, ответив на парочку дежурных вопросов, увела Марлин в поезд.

Пока они искали купе, с ними столкнулась уже переодевшаяся в мантию Лили. Конечно, на груди у неё красовался тот самый значок. Марлин, разумеется, тоже его заметила и кинула на Лили взгляд «я-знаю-кто-на-самом-деле-его-заслужил». Марлин во многом ещё была сущим ребёнком, хотя и сама Эммелина… была бы не прочь получить этот значок.

Конечно, Лили попросила Эммелину поскорее прийти в вагон старост, чтобы всё обсудить.

— Ну, «не всё», — исправилась она. — Большое собрание у нас будет, как приедем в Хогвартс.

Эммелина кивнула, помогла Марлин найти свободное купе, быстро переоделась, чтобы не тратить на это время после, и пошла на собрание.

Она появилась там одной из первых. Кроме неё в вагоне, пока были только сама Лили, Регулус — кажется, за каникулы его волосы отрасли, а лицо стало ещё более бледным — новенькие девочка и мальчик из Рейвенкло и такая же парочка из Гриффиндора.

Эммелина заняла любимое место — своё — у окна. Лили спросила, как она провела каникулы.

— Неплохо, — ответила Эммелина, не зная, что тут ещё можно сказать. Лили же не могла не заметить этих «таинственных» убийств в магловском мире или совсем не таинственных, но не менее страшных событий, происходивших у волшебников. И все эти заголовки в «Пророке»… Они, конечно, были всегда — с самого первого дня Эммелины в Хогвартсе, но с каждым годом их количество увеличивалось. А, может, Эммелина стала обращать на них больше внимания.

Судя по взгляду Лили, она всё знала и за всем следила, а спросила, видимо, из вежливости. Она была такой милой и приветливой, что Эммелина никак не могла понять, как её вообще угораздило связаться с невыносимым задавакой Поттером. Как там говорила Марлин — обязательно посмеиваясь при этом — «загадки любви, дорогая Эм, это всё они»? Эммелине приходилось верить ей на слово, сама она совсем не разбиралась в любви. Да и не очень-то хотелось.

Собрание началось через десять минут, когда до купе, наконец, дошли все старосты. Последними появились двое новеньких со Слизерина — паренёк с волосами цвета соломы и девочка со слишком пухлыми губами. Эммелина заметила, что Медоуз окинула этих двоих презрительным взглядом.

«Ну, конечно, Медоуз считает, что они позорят факультет своим опозданием, хотя как вообще можно опозорить Слизерин? После всего...»

Будто в подтверждение её мыслей, точно нашептанных Марлин, девочка-рейвенкловка поспешила подвинуться поближе к своему соседу, как только поняла, что слизеринцы решили сесть рядом с ней. Она буквально отпрянула от мальчишки. По его губам пробежала недобрая улыбка.

Конечно, Лили не сказала на собрании ничего нового: надо патрулировать вагоны, в нынешних обстоятельствах всем нужно быть особенно бдительными — половина присутствующих тут же уставилась на слизеринцев, Эммелина заметила, как зло на них в ответ взглянул Регулус — не забудьте довести первокурсников до лодок, ну или до Хагрида, если быть точнее.

Лили также упомянула — как будто бы они все не поняли — что стала старостой школы. Её напарником, кстати, всё-таки сделали Макмиллана. И хотя этот блондин всегда казался Эммелине излишне самодовольным, она считала такой расклад не самым худшим, да и довольно предсказуемым.

«Гриффиндор и Рейвенкло… почему бы нет?»

Прежде чем приступить к патрулированию, Эммелина заглянула в купе к Марлин. Та, как и ожидалось, сразу притворно заныла:

— И за что же я так провинилась, раз моя подруга — староста? Вот все люди как люди, сидят, сплетничают, готовятся к учебному году, и только ты где-то бродишь.

— Я вернусь, — пообещала Эммелина и ещё раз взглянула на Марлин. — Хорошая длина, кстати.

Марлин говорила, что хочет подстричься перед началом семестра. Это и сделала. Теперь её светлые, платиновые, волосы едва касались плеч.

Марлин закатила глаза:

— Я уж думала, не дождусь. И... ты, правда, думаешь, что это нормальный комплимент?

Снова они смогли поговорить только через пару часов, когда Эммелина приструнила нескольких расшалившихся первокурсников, ответила на вопросы своего напарника Джорджа о прошедших каникулах — казалось, его восторгало каждое сказанное ею слово, и это действительно пугало — и разняла дерущихся второгодок.

— Он назвал меня сами-знаете-как! — кричал гриффиндорец с оттопыренными ушами. Обидчик, конечно же, был слизеринцем.

В такие моменты Эммелина мысленно соглашалась с Марлин (хотя вслух никогда бы в таком не призналась), которая любила повторять что-то в духе: «Этот факультет давно бы стоило распустить… Тем более сейчас, Эм, когда мы уже, не знаю сколько лет, воюем с Тем-Кого-Нельзя-Называть».

Как знала Эммелина, так считала вся семья Маккиннонов, гордившаяся тем, что все они оканчивали либо Хаффлпафф, либо Рейвенкло.

«В нас даже гриффиндорской придури нет», — говорила бабушка Марлин.

Обо всём этом Эммелина думала, пока записывала фамилии провинившихся и отчитывалась перед Лили. Всё-таки говорить с ней было приятнее, чем с Макмилланом.

***

Пока они доехали до Хогвартса, Марлин успела сообщить Эммелине, что Питер, кажется, простудился.

— И похудел, — поделилась Эммелина своими наблюдениями.

— Знаешь, мама сегодня с утра опять вспоминала, как мы поженились в пять лет.

Эммелина рассмеялась, она много раз слышала эту историю и от самой Марлин, и от всех членов её семьи. Мама Марлин давно дружила с миссис Петтигрю, и их дети общались с ранних лет. Когда обоим было по пять, они провели церемонию и обменялись кольцами из травинок. Марлин потом случайно превратила своё кольцо в печенье, когда захотела есть.

«Думаю, поэтому у нас ничего и не вышло», — говорила она обычно.

— Мне кажется, она была бы не против, чтобы мы повторили всё это после школы, — добавила Марлин. — Она у меня такая фантазёрка.

Потом разговор перешёл ко всей этой гриффиндорской компании, и Марлин заявила, что, «кажется, Эванс и Поттер не поссорились за лето».

— А ещё я видела этого эвансовского ухажёра, — заявила Марлин. — Он тут в соседнем купе, я промахнулась, когда шла из туалета, заглянула к нему. Он так посмотрел, я думала, проклянёт сейчас. Знаешь, Эм, я думаю, он настоящий Пожиратель.

Эммелина пожала плечами. Она почти ничего не знала о Снейпе, если не брать в счёт общеизвестного. Пару раз снимала с него и Поттера очки, когда они нарушали правила и в очередной раз применяли магию в коридорах. Конечно же, там ещё был Блэк — этот безумный брат Регулуса с маниакальным смехом и слишком длинными волосами. Эммелина никогда не понимала, почему Ремус дружит с такими людьми и почему он позволяет им творить всякую во всех отношениях сомнительную ерунду.

Марлин вернулась к разговорам о Пожирателях уже в Хогвартсе, когда они сидели за общим столом рядом с остальными хаффлпаффцами.

— Медоуз ведь тоже из них, — сказала Марлин, пододвигая к себе блюдо с куриными ножками так решительно, точно собиралась съесть их все.

— Не думаю, — откликнулась Эммелина, окидывая взглядом большой зал.

На скамьях, как и ожидалось, было куда меньше студентов, чем в мае. И директор, и министерство заверяли, что в Хогвартсе они в безопасности, и сама Эммелина верила в это, но очевидно не все были с ней согласны. Она обнаружила, что за их столом не хватает как минимум Аманды, Эда, Шарлотты и Сью.

И если семьи первых троих уехали, то новость о гибели О`Ниллов с этими колдографиями — перекошенные от боли лица троих волшебников — до сих пор стояла у Эммелины перед глазами.

— Ты защищаешь её из-за того, что она староста? — спросила Марлин этим своим тоном «я-знаю-вы-все-из-лагеря-ботаников» и вытерла руки салфеткой.

— Ты подозреваешь её, потому что она встречалась с Розье? — не удержалась Эммелина.

Она тут же пожалела о своём выпаде, потому что Марлин надулась. Она не любила, когда Эммелина напоминала ей об этом недельном увлечении на шестом курсе: Марлин тогда сохла по слизеринскому ловцу Розье, а он везде появлялся с Медоуз.

«Но нельзя же видеть Пожирателей во всех, кто нам не нравится… или во всех слизеринцах», — рассудила Эммелина, надеясь, что Марлин вскоре оттает.

Та, видно, хотела позлить её, потому что отвернулась и теперь болтала с Джорджем. Ну и ладно. Уже через несколько минут их разговор прервал профессор Дамблдор, обратившийся к ученикам Хогвартса. Сегодня на нём была мантия глубокого тёмно-синего цвета. Эммелине показалось, что директор выглядит более уставшим, чем обычно, но, возможно, это была иллюзия.

Когда он заговорил, Эммелина стала ловить каждое слово. Ей было интересно: считал ли он этот год худшим из всех последних?

— Сейчас, когда мы все насытились, должен, как всегда, напомнить вам о нескольких важных вещах. Во-первых, магия в коридорах категорически запрещена, во-вторых, в лес на территории школы по-прежнему нельзя ходить. Отбор в команды факультетов по квиддичу начнется на следующей неделе. И, конечно, — он сделал небольшую паузу. — Всем нам не стоит забывать о том, что происходит за стенами замка, но и помнить нужно не всё. А теперь предлагаю спеть школьный гимн.

Эммелина ждала чего-то более весомого.

«Всем нам не стоит забывать о том, что происходит за стенами замка, но и помнить нужно не всё… Вроде знайте: за порогом война, но не вините в этом тех, кто не причастен? Или как?»

Она вздохнула и тут же отшатнулась от Марлин, которая — определённо назло Эммелине — пела гимн Хогвартса нарочито громко. Вообще Эммелина была уверена, что у её лучшей подруги нет слуха и голоса, но никогда не сообщала ей об этом.

«А стоило бы».

Последними кончили петь Блэк-старший и Поттер — они растягивали слова и вообще выделывались, как могли. Возможно, они — особенно последний — старались так сильно, потому что сидевшая рядом Лили искренне улыбалась. Почему-то её это забавляло. Кажется, Дамблдора тоже.

Эммелина вздохнула и снова обвела взглядом зал: невозмутимые и надменные слизеринцы, явно погружённые в свои мысли рейвенкловцы, взбудораженные и перемигивающиеся гриффиндорцы и, наконец, они — воплощающие само спокойствие хаффлпаффцы. Неплохой набор, если подумать. Но достаточно ли этого?

Она отвлеклась от своих размышлений, когда почувствовала, как кто-то — конечно, Марлин — сжал её руку.

— Всё не так уж плохо, — сказала она и улыбнулась.

Марлин не умела долго злиться. Эммелина сжала ладонь подруги в ответ — им предстоял тяжёлый год, а, возможно, целое десятилетие. Она хотела верить, что они готовы к этому.

Глава 2

Спустившись в гостиную, Лили сразу же увидела Джеймса. Он стоял у диванчика и, видно, ждал её. О чём-то дружелюбно спорил с Сириусом и улыбался так солнечно, как мог только он один. Сердце Лили всегда начинало биться чаще от этой улыбки.

Когда он повернулся к ней, то тотчас же взъерошил свои волосы — ох, уж эта его странная привычка, будто Лили нравятся лохматые — и протянув вперёд руку, поймал ладонь Лили. Джеймс легко притянул её к себе и поцеловал в щёку. Она успела заметить, что как раз в этот момент Сириус увлёкся разглядыванием потолка.

Весь завтрак Джеймс заботился о ней — то спрашивал, не хочет ли она ещё бекона, то предлагал бисквит.

— Лунатик, не хочешь ещё сырных конвертиков? — поинтересовался Сириус.

Перед этим он несколько раз шумно вздыхал и возводил глаза к потолку. Сириус никогда не отличался терпением.

Рем кинул быстрый взгляд на Лили, она улыбнулась — безобидные поддразнивания Сириуса давно перестали напрягать.

— Нееет, — протянул Рем. — Если я съем ещё один конвертик, то точно растолстею, а я на диете…

Лили прыснула:

— Эй, я никогда так не говорю!

— Да-да, Лунатик, — подхватил Сириус. — Она обычно говорит: не стоит, не стоит, лучше поешь сам.

Сириус так хорошо скопировал её интонацию, что Лили решила не возмущаться.

— Блестяще, — сказала она.

Сириус поспешил раскланяться. Питер смеялся так, точно услышал самую забавную шутку в своей жизни. Добрый, смешливый Питер. Рем коротко хохотнул. Джеймс улыбнулся, но тут же заявил:

— Сейчас кто-то получит по ушам.

Джеймс и Сириус начали пререкаться в своей обычной манере. Лили привыкла к этим несерьёзным перепалкам за прошедшие месяцы, а после того, как погостила у Джеймса две недели во время каникул, и вовсе воспринимала их точно нечто родное.

Веселье прервали совы. Лили поспешно развернула свой номер «Пророка». Она машинально отметила, что так сделали почти все в зале. Лили быстро пролистала газету — в этот раз она нашла на страницах всего один тревожный заголовок «Исчезновение Джейкоба Хетфитча». Как Лили узнала из заметки, Хетфич работал в отделе магического правопорядка, три дня назад он вышел из министерства, но так и не добрался до дома.

Лили передёрнула плечами.

«Но хотя бы без массовых убийств…»

Она попыталась избавиться от этой мысли — исчезновение волшебника нельзя считать хорошей новостью, но тот случай в Уайтчепеле так потряс её… Она вспомнила, как прочитала в газетах — сначала в «Пророке», потом в магловском «Вестнике» — о взрыве. Погибли двенадцать человек, пять из них были маглами. Трагедия произошла посреди дня.

И как она лежала в своей кровати и всю ночь не могла заснуть. Ей мерещились те фотографии и колдографии — оторванная рука на развалах, застрявшая между кирпичами нога, обезображенное взрывом лицо старушки. Лили думала вновь и вновь: «Может, ли Сев быть причастен к этому?»

Она не знала наверняка. Она так хотела, чтобы он был чист.

Лили кинула взгляд на слизеринский стол — Сев сидел на самом краю, уткнувшись в книгу и, кажется, машинально пережёвывал что-то. Когда он почувствовал, что на него смотрят, и поднял глаза, Лили быстро отвернулась.

«Как я бежала тогда к нему, даже коленку разбила… Точно в детстве, когда он, как умел, лечил меня».

В тот день ей никто не открыл дверь его дома. Лили ничего так и не узнала: был ли Сев пожирателем? Имел ли он отношение к тому взрыву? Убивал ли он?

— Лили, что такое? На тебя лица нет… — Джеймс заглянул через её плечо, наверное, прочитал заголовок. — Ты знала этого Хетфитча? Или твоя семья…

Он тут же оборвал себя. Видимо, понял, какую чушь чуть было не сказал. Милый Джеймс — вечно забывал о происхождении Лили, настолько не предавал ему значения. Не то, что…

«Но ведь и Сев тогда — давно — сказал, что это неважно, а в тот раз у озера… виноват ведь не только он».

Эти воспоминания всегда тяготили Лили. Она покачала головой и постаралась улыбнуться:

— Нет-нет, не знала, просто… неважно, Джеймс.

Она провела пальцами по щеке Джеймса:

— Пойдём уже, а то профессор Спраут нас не похвалит.

— Кого это волнует? — спросил Сириус, поднимаясь вслед за Лили и Джеймсом.

Лили смерила его недовольным взглядом — не то, чтобы она верила, будто на Сириуса это подействует, но нужно же вести себя как староста.

И тут же вспомнила: надо оповестить всех о вечернем собрании, и не забыть связаться с Макмилланом на одной из перемен.

***


Назначение Эванс на должность главной старосты было такой банальностью, что Доркас даже улыбнулась — про себя, конечно, — когда увидела её в экспрессе с этим новым значком на мантии. Такая самодовольная, не многим лучше своего возлюбленного Поттера.

Вот и сейчас стояла посреди класса, выделенного для их собрания, и вещала-вещала-вещала. Дэниел Макмиллан сидел за профессорским столом и каждые три-четыре минуты поправлял свой значок.

Доркас усмехнулась — и всё-таки Дэниел был приятнее Эванс. Он хотя бы не скрывал, чего хочет, да и все эти годы Доркас вполне удачно патрулировала с ним коридоры.

— А теперь я раздам вам расписание дежурств, — услышала Доркас, снова обратив внимание на Эванс. — Мы с Дэниелом теперь работаем в паре, так что пришлось внести некоторые изменения…

Дежурить не с Дэниелом — вот же гадость.

Доркас не поблагодарила Эванс за листок с расписанием — обойдётся — и быстро посмотрела на лист. Эванс расписала дежурства до самого Рождества. Доркас за это время нужно было поработать пять ночей.

«Если ничего не изменится, и никого не нужно будет заменить. Эти игроки в квиддич вечно ломают руки или ноги, а другим приходится работать за них», — она смерила недовольным взглядом Бута из Рейвенкло. В прошлом году ей пришлось два раза отработать за него, и никто не удосужился отметить это.

«А напарник… напарник — Люпин», — Доркас чуть не взвыла.

Как это умно и изобретательно поставить ей в пару гриффиндорца. Конечно, кто-то же должен за ней приглядывать. Но этот дохляк Люпин из поттеровской шайки...

Доркас отыскала взглядом это вечно бледное недоразумение. Люпин сидел через два ряда на третьей парте — один и изучал своё расписание. Он поднял голову и встретился взглядом с Доркас.

Утешало только то, что Лили и своего дружка подставила. Люпин, наверняка, тоже не особо обрадовался её компании. Сложно было понять, что он там чувствует и думает, но не может же он быть довольным таким раскладом.

Уже выходя из класса, Доркас услышала голос зануды Бута у себя за спиной.

— Не повезло же тебе, Ремус. Как по мне, у слизеринцев вообще нужно было отобрать значки.

Доркас напряглась, прислушалась.

— Да ладно тебе, Эрни. Ты-то с кем дежуришь?

«Тряпка», — обозвала своего напарника Доркас. Даже признаться, что ненавидит её не может. И она поспешила спуститься в родное подземелье.

***


Единственным сносным предметом сегодня были зелья. В этом году они проходили с Рейвенкло, и Доркас, к счастью, не пришлось слушать гимны во славу Лили Эванс. Вполне доставало комплиментов, которые Слагхорн расточал Северусу — по губам того пробегала довольная ухмылка, и он тряс своими немытыми патлами.

Доркас добавила в зелье мгновенной бодрости растёртые ягоды боярышника и начала помешивать его. Покосилась на стоявшего рядом Северуса — тот, как обычно, делал всё не по инструкции.

«Тоже мне самый умный».

Остаток дня Доркас провела в гостиной, заняв самое удобное кресло с роскошной спинкой и удобными подлокотниками. У её ног устроилась Амелия, она писала эссе по защите от тёмных искусств — что-то о действии империуса и возможном сопротивлении этому заклятию. Амелия то и дело задавала Доркас вопросы, та морщилась, но отвечала. Сама она лениво листала учебник по трансфигурации и делала пометки на полях.

Время до ужина пролетело незаметно, а после — когда они снова вернулись в родную гостиную, где никто не мог им помешать — Арабелла хвасталась своим отпуском во Франции («О, мы с мама отлично отдохнули»).

— Слушай, Гринграсс, убавь громкость. Можно подумать, что реально произошло что-то важное, — выкрикнул Барти.

Они с Регулусом сидели в противоположной стороне гостиной прямо под картиной, изображающей триумф Сальвадора Жестокого — победившего гоблинов в одной из первых воин. Доркас вечно путалась в датах этих сражений-восстаний-порабощений, а Сальвадор казался ей на редкость неприятным типом.

Пока Арабелла ругалась с Барти («Да как ты смеешь делать мне замечания, малолетка!», «И, правда, я забыл, что нельзя обижать старушек»), Доркас выбралась из кресла, взяла палочку и пошла к большому залу. Там они должны были встретиться с Люпином. Кажется, вслед за ней из гостиной кто-то выскользнул, но он направился в противоположную сторону, и Доркас не смогла понять, кому это захотелось пройтись по Хогвартсу на ночь глядя. По-хорошему нужно было поймать нарушителя, сделать ему замечание, но её дежурство ещё не началось.

«Просто так слизеринец из гостиной высовываться не будет. У человека, наверняка, важное дело».

Доркас специально шла медленно, очень медленно. Не хватало ещё, чтобы она ждала этого гриффиндорского подлизу — она видела, как он вечно увивался за более сильными Поттером и Блэком. Менее мерзкий, чем Петтигрю и, надо признать, поумнее его, но всё же — болезненный, зависимый тип.

«И почему нас поставили вместе?»

Люпин уже ждал её у дверей. Коротко поздоровался и предложил начать патрулирование.

«Будто у нас были варианты».

Они добрались до третьего этажа, когда Люпин спросил:

— Ты раньше дежурила с Макмилланом?

Доркас кивнула, потом подумав, поинтересовалась:

— А ты с кем? Не с Эванс же…

— Да, не с Лили. С Мариэттой.

Он сделал паузу, точно для Доркас его молчание должно было что-то значить. Так как продолжать он не собирался, Доркас спросила раздражённо:

— С какой Мариэттой?

Люпин окинул её удивлённым взглядом:

— Горхем с Рейвенкло.

И снова это ожидание. Впрочем, Доркас уже догадалась — вероятно, с этой Мариэттой случилось что-то ужасное из-за Того-Кого-Нельзя-Называть. Предполагалось, что все должны быть в курсе, но Доркас не читала газет. Её отец всегда держался в стороне от любых конфликтов, любых политических разладов, Доркас поступала также. А её мама… но это уже неважно.

Поэтому Доркас изобразила сочувственно-понимающий тон и произнесла:

— О, Горхем…. Да-да, конечно.

Неожиданно уголки губ Люпина дрогнули в слабой улыбке. Точно он был рад, что она знала об этой Горхем.

«Да какое ему вообще дело?»

После этого короткого диалога они продолжили молчать. Люпин держался в стороне, что устраивало Доркас. Вдруг он резко схватил её за локоть и потянул назад. Доркас удивлённо ойкнула — какой позор — и только тут заметила, что лестница перед ней начала перестраиваться. Там, куда она хотела ступить, сейчас был чёрный провал.

Доркас взглянула на руку — с длинными тонкими пальцами, такими же нездорово-белыми, как и их хозяин — всё ещё сжимавшую её локоть.

Тут Люпин покраснел — она видела это в неровном свете, исходившем от их палочек.

— Прости, — и резко убрал руку, отошёл влево и шагнул вперёд, откуда теперь начиналась лестница.

Он шёл быстро, и Доркас с трудом поспевала за ним.

«Настолько смутился? Что — никогда раньше девушек не касался или в чём проблема? Или ему противно из-за всех этих…»

Остановившись на последнем варианте, Доркас тут же разозлилась, гордо подняла голову и теперь вообще не смотрела на Люпина. Она, по правде говоря, вовсе затерялась в своих мыслях — о том, что будет, когда она окончит Хогвартс, выберется наконец-то из этой дурацкой школы.

«Я уеду в Италию или ту же Францию, там вроде бы влияние войны не так сильно. Хотя… наверное, всё-таки стоит прочесть что-нибудь из газет, проверить обстановку. А потом смогу заняться изобретением новых заклинаний».

От мыслей её отвлёк Люпин.

— Протего! — закричал он, Доркас вздрогнула и с удивлением обнаружила, что в неё летит что-то круглое и мерзко пахнущее.

Она успела заметить, как навозная бомба — а это, конечно, была она — стукнулась о невидимую преграду и срикошетила в парящего над ними Пивза.

— Брысь отсюда! — сердито выкрикнула Доркас.

Полтергейст показал ей язык и, проулюлюкав что-то, всё-таки скрылся. Вряд ли из-за её приказа, скорее придумал какую-то новую пакость и поспешил исполнять свой план, но Доркас позволила себе немного увлечься и представить, что это она его испугала.

Доркас огляделась. Они с Люпином стояли на площадке рядом с доспехами, и под ногами у них валялась та самая навозная бомба.

Не смотря на Люпина — он выручил её уже два раза, и это бесило — Доркас убрала навозный шар с помощью заклинания.

Люпин спросил:

— С тобой всё в порядке?

— Ммм... да, — она всё-таки повернулась к нему. — Спасибо. И за ступеньки тоже.

Он пожал плечами:

— Без проблем. В следующий раз ты меня прикроешь.

В его тоне не было ничего смахивающего на агрессию или пренебрежение, поэтому Доркас кивнула:

— Да, конечно.

Он улыбнулся, и Доркас впервые заметила, что Люпин был из тех людей, которые улыбаются не только губами, но всем лицом — глазами и даже носом. Да ещё так по-доброму. Необычно. Интересно, он всегда так умел?

— Приличное вышло «протего», — сказала она, желая окончательно рассчитаться со своим невольным спасителем.

Он поблагодарил её, и дальше они шли молча, но это тишина казалась очень комфортной. Доркас старалась не проваливаться в собственные мысли, и то и дело смотрела на своего напарника.

Она первой заметила — стена около выручай-комнаты испачкана. Доркас знала об этом месте, потому что на пятом курсе оно помогло ей, дало надёжное укрытие, когда так хотелось спастись от посторонних взглядов и пустых слов. И вот теперь на стене рядом с этим особым местом что-то было написано.

Доркас застыла и подняла палочку. Люпин сделал то же самое.

«Скоро грязногровкам конец. Бойтесь», — гласила размашистая надпись, сделанная чем-то красным.

Кровью. Конечно же, кровью.

Доркас прижала ладонь ко рту. Она тут же вспомнила о той фигуре, которую заметила, когда выходила из гостиной. Неужели все эти тупицы правы, и кто-то на их факультете изуродовал стену, написал эту гадость.

Она оглянулась на Люпина. Тот явно был взволнован.

— Сходи к Макгонагалл, — сказал он. — Я постою здесь, вдруг… они вернутся.

Доркас не знала, где можно ночью найти Макгонагалл.

— Я позову Слагхорна, — предложила она.

— Хорошо.

Она замешкалась — может, стоило поделиться подозрениями?

«Ага, с чего такое доверие? Ну выручил он тебя два раза и что с того? К тому же ничего ценного ты бы всё равно не сказала. Полагайся только на себя, Доркас Медоуз».

И послушав свой внутренний голос, Доркас побежала в подземелья.

Глава 3

— Может, нам просто сходить на свидание? Ну знаешь, мы давно не были вдвоём… Эй, ты меня слушаешь вообще?

И тут в развалившегося на кровати Сириуса прилетела подушка. Он успел перехватить её и запустить обратно — в Джеймса. Тот отточенным движением схватил «снаряд» и сердито уставился на Сириуса.

— Да слушаю я тебя, слушаю. Причём не первый день, — проворчал Сириус, машинально поправляя под собой покрывало. — Не понимаю только, почему ты говоришь это мне, а не своей девушке. Серьёзно, Сохатый, хватит ныть.

Джеймс, конечно, надулся. Заявил гордо:

— Ничего я не ною.

И с этими словами потянулся к тумбочке за любимым снитчем — всё-таки странно, что он не ловец, с его страстью к этому маленькому шарику.

Сириус не хотел доводить дело до ссоры, но эти многодневные стенания порядком его достали. С тех пор как Лунатик и Медоуз обнаружили надпись-угрозу в том коридоре — Сириус был уверен, что Медоуз сама же её там и оставила, но Лунатик почему-то вспылил, услышав эту версию — Лили точно сошла с ума. Нет, разумеется, весь Хогвартс пару дней стоял на ушах, Сириус и сам спустил с лестницы идиота-Крауча (тот вообще был той ещё молью и вряд ли имел связь с Пожирателями — с таким-то папашей, но Сириус посчитал, что профилактика лишней не будет). Но дни шли, ничего особенного не происходило, маглорождённые были в целости и сохранности, и все как-то успокоились — кроме Лили.

Она дежурила чуть ли не каждую ночь, хотя это вроде было не по правилам, следила за всеми гриффиндорцами и пару раз наорала на них с Джеймсом, когда они решили проскочить на кухню после отбоя. Пришлось тогда сказать, что они «вообще-то чистокровные, так что всё в порядке». Но Лили почему-то только ещё больше разозлилась. Джеймс тоже вспылил и целый день не разговаривал с Сириусом. А когда они всё же помирились, принялся ныть.

Сириус целыми днями слушал песню о том, как Лили устаёт, берёт на себя слишком много, чересчур переживает, мучается из-за чего, о чём не рассказывает Джеймсу… Лунатик и Хвост тоже страдали, но не так сильно. Лунатик вечно выполнял поручения Лили, а Хвост, наверняка, был счастлив, что ему кто-то изливает душу. Сириус в этом не сомневался.

И вот сегодня Сириус решил положить этому конец. Если Лили — железная, и хочет умереть, взвалив на себя ответственность за всё происходящее в Хогвартсе, это всё-таки её проблема. Но Джеймса она с собой не утянет — Сириус ей не позволит.

Не обращая внимания на взгляды, которые кидал на него Джеймс (полные осуждения и тоски), Сириус поднялся с кровати и вышел из комнаты. Прокляв основателей Хогвартса за то, что они заблокировали дортуары девушек, он оглядел гостиную и тут же заметил Алису. Насколько Сириус знал, они с Лили жили вместе.

Сириус тут же подошёл к ней. Алиса сидела около камина и читала что-то — кажется, учебник по зельям. Вот же скука.

— Привет… Алиса, выполнишь мою просьбу?

Она подняла на него глаза — большие карие — и робко улыбнулась.

— Какую?

Сириус наклонился к ней:

— Позови Лили, если она в комнате. Очень хочу с ней поговорить.

Алиса задумалась на секунду, но потом кивнула.

— Спасибо, ты прекрасна, — Сириус подмигнул ей.

Его собеседница смутилась и, чуть не выронив книгу («Да ты бы оставила её мне», — хотел сказать Сириус, но не успел), проскользнула мимо него по лестнице вверх.

Уже через несколько минут она вышла вместе с Лили — судя по виду последней, она только проснулась.

«Как не свалиться среди дня, если ты столько времени на ногах», — подумал Сириус, вглядываясь в помятое об подушку лицо Лили. Выглядела она так себе — синяки под глазами, видно, только что соскочивший огромный прыщ на лбу да ещё и волосы торчали в разные стороны. И когда он увидел её — такую измученную — раздражение, копившееся все эти дни, куда-то исчезло.

Сириус понял, почувствовал, а, может, вспомнил просто: она была хорошей — Лили, и Джеймс без неё не мог, так что всё остальное не имело значения.

— Что случилось, Сириус? — Лили потёрла левый глаз, видимо, всё ещё пытаясь проснуться.

Он улыбнулся и, протянув руку, пригладил её волосы — милая, взявшая на себя так много девочка. Лили одарила его удивлённым взглядом. Сириус улыбнулся и огляделся — Алиса уже отошла в другой угол и, кажется, к ней подсел Фрэнк. Значит, никто их не слушает.

— Джеймс совсем скис, — без обиняков сказал он. — И, честно говоря, ты тоже.

Лили приоткрыла рот, видно, хотела сказать, что он обнаглевший идиот. Потом почему-то передумала, захлопала ресницами:

— Ну я… э… что правда?

— Да, — кивнул Сириус и приобнял Лили за плечи. — Надо поговорить.

И она согласилась.

***


Когда Сириус вправлял мозги Лили — про себя он именно так называл эту акцию — он никак не мог подумать, что всё приведёт к этому.

«Если бы знал, не вмешивался, — сердито подумал он. — И я что похож на почтовую сову?»

Он снова покосился на жёлтую коробку, которая лежала на углу стола. Пару минут назад Джеймс оставил её там, хлопнул Сириуса по плечу и сбежал с Лили.

«На свидание, которое не состоялось бы, не будь я таким замечательным человеком».

А Сириусу осталась посылка, которую нужно было передать Маккиннон с Хаффлпаффа — этой подружке Хвоста, почему-то не способной дойти до больничного крыла, где сейчас валялся Питер.

«Мать Хвоста просила его передать посылку Маккиннон, а он-то пока никуда дойти не может. Я забрал её и сам бы отнёс, но иначе у нас с Лили останется меньше времени. Выручишь?»

И Лунатик, конечно, не мог, потому что, видите ли, как раз сейчас засел за эссе по истории магии. И сдался ему этот бесполезный предмет.

Сириус вздохнул, потом ещё раз посмотрел на дурацкую коробку, поднялся, взял её в руки и вышел из комнаты. В гостиной он толкнул сидящего на кресле Лунатика — так, для проформы — и, выйдя, направился к хаффлпаффским владениям. Они находились рядом с кухней, поэтому Сириус хорошо знал дорогу.

У портрета пухлого мужчины с большими усами Сириус остановился. К счастью, буквально через несколько секунд картина отодвинулась, и Сириус увидел парочку девочек-первокурсниц. Одна из них согласилась позвать Маккиннон.

Он прислонился к стене и разглядывал жёлтую коробку, которую держал перед собой. Она была довольно увесистой. И чего это мать Хвоста решила передать Маккиннон — кучу банок?

Маккиннон появилась вечность спустя. Сириус уже думал кинуть коробку у портрета и уйти, когда она изволила выйти. Тряхнула светлыми — даже слишком — волосами и сказала:

— Оу, Блэк, вот кого не ожидала увидеть.

Сириус внимательно посмотрел на неё. Вспомнил, что кажется, раньше волосы у Маккиннон были гораздо длиннее. Хотя к делу это не относилось.

Он сунул ей в руки коробку:

— Вот, держи. Мать Хвоста хотела тебе передать.

Она приподняла брови и обхватила руками коробку:

— Хвоста? Питера?

Сириус кивнул. Он вечно забывал, что не стоит использовать прозвища в разговоре с посторонними.

— А почему Питер сам не принёс? — спросила Маккиннон. — Опять небось отдувается за вас с Поттером.

От такой наглости Сириус даже потерял дар речи. Когда драгоценная способность вернулась к нему, он выдавил из себя:

— Что? Отдувается? Это он сам тебе сказал?

Маккиннон не ответила, только скрестила руки на груди и повторила свой вопрос:

— Так, где Питер?

Сириус откинул упавшую на лицу прядь.

— Да в больничном крыле твой ненаглядный.

Маккиннон сдвинула брови:

— В больничном крыле?

— Значит, всё же «ненаглядный»? Не будешь спорить?

Она отчеканила:

— Да. Я обожаю Питера.

И с этими словами исчезла за картиной.

— Эй, а поблагодарить, значит, не надо, да?!

Сириус стукнул кулаком о стену и мужчина на портрете укоризненно покачал головой:

— Вот молодёжь пошла, совсем никаких манер нет.

«Да откуда им взяться в таком обществе».

Он ещё немного постоял у портрета, а потом развернулся и, подумав, пошёл к главному выходу. Хотелось немного проветриться.

«И что за чушь эта Маккиннон говорила про то, что Хвост отдувается за нас, что он ей наплёл, — Сириус преодолел лестницу и оказался на поляне. — И неужели она действительно на него запала. Бред какой-то».

Сириус покачал головой — кто вообще разберёт этих девушек. Может, она жалеет Хвоста, а он ноет у неё на плече про свою несчастную жизнь. Гадость какая.

Он скривился — в любом случае его это не касалось. Пусть сами разбираются.

«Посылки свои пусть тоже сам передаёт», — заявил Сириус невидимому собеседнику и, оглянувшись, усмехнулся. В двух метрах от него, под деревом сидел Нюниус и что-то писал в книге — это могло быть интересно.

***


Когда Северус работал над новым заклинанием, то полностью отключался, не замечал ничего вокруг. Он сотни раз обещал себе, что будет заниматься чем-то подобным только в безопасном месте вроде своей комнаты и исключительно в одиночестве, но снова увлекался.

Он в очередной раз обозвал себя идиотом и неудачником, когда, оторвавшись от новой формулы, поднял глаза и увидел перед собой Блэка. Конечно, этот придурок взмахнул палочкой и завладел его книгой и волшебной палочкой, прежде чем Северус успел что-то сделать.

Северус смачно выругался — там были все его последние наработки: прекрасная улучшенная сектусемпра, и заклинание, которому он ещё не дал название — вызывающее внутреннее кровотечение, и столько разных находок.

Северус сделал шаг к Блэку, хотя знал, что это бесполезно. Блэк коротко хохотнул:

— Что хочешь назад свою темномагическую книжку, а?

Он был чем-то взбешён Блэк — ещё до того, как пришёл сюда. Глаза у него нехорошо поблёскивали, и волосы он откидывал назад в этой своей особой истеричной манере. Как же Северус её ненавидел. И всё же интересно, кто его разозлил, и почему страдает из-за этого он — Северус?

«Потому что фортуна никогда не принимает мою сторону».

— Ты будто ребёнок, Блэк, такой же тупой и шутки у тебя…

— Что? — протянул тот. — Однообразные? Ну я хотя бы моюсь.

— Я же говорю… — начал Северус, но тут его, конечно, сбили с ног.

Хоть в воздух не подняли. Северуса до сих пор трясло при мысли, что благодаря идиоту Поттеру «левикорпус» выучил весь Хогвартс.

«Но началось всё, конечно, не с него, а с…»

И лёжа на земле, безуспешно пытаясь подняться — палочка Блэка всё ещё была наставлена на него — Северус выплюнул:

— И что миссис Поттер не отругает тебя за такое поведение? А сам благодетель?

Блэк что-то пробурчал, но вряд ли ему от этих слов было больнее, чем самому Северусу. Тот будто в кровоточащей ране поковырялся.

Он пытался понять, что ещё может выкинуть Блэк. Ну не убьёт же он его, в конце концов. Северус смотрел на книгу, которую тот откинул в сторону — вот же гавнюк, небось не прочитал ни строчки в жизни, а уж про изобретение заклинаний и говорить нечего, — на свою палочку. Как бы до них добраться…

Северус не успел ничего придумать — трудно соображать, когда над тобой навис Блэк с этой его перекошенной мордой — раздался крик:

— Ты что творишь? Блэк?

Северус не знал, кто это надрывается, но голос был женский. Наверное, кто-то из старост, хорошо хоть не Лили. Уже через несколько секунд он увидел перед собой девушку, хаффлпаффку, они не раз пересекались в большом зале, да и на занятиях вроде, но Северус не мог вспомнить её имени.

Девушка подала ему руку, но Северус её не принял. Чары перестали давить ему на грудь, и он сам смог подняться.

Блэк усмехнулся:

— Вот видишь, Вэнс, ты ему помогаешь, а он даже до тебя дотронуться не хочет, потому что он мерзкий пожирательский выродок…

— Заткнись, Блэк.

Она даже не взглянула в его сторону — вся такая строгая, прямая. Точно староста.

И тут Северус вспомнил, как Барти кинул однажды: «Да даже среди старост есть грязнокровки, вот та же Вэнс — мне с ней дежурить приходится, такая стерва».

— Всё в порядке? — тем временем поинтересовалась Вэнс.

Северус сдержанно кивнул, выхватил у Блэка свою палочку, подобрал книгу и пошел прочь. Он успел услышать, как Вэнс сказала не терпящим возражения тоном:

— Минус десять очков Гриффиндору, и сейчас мы пойдём к профессору Макгонагалл, я уверена, что тебя ждёт наказание.

Блэк возмущался. Северус не слышал, что конкретно он говорил, но мог предположить — про пожирателей, про свою мнимую невиновность. Блэк был гадом, однако кое-что он, видно, всё-таки понимал: не стоило забывать про ту надпись на стене. Грязнокровке Вэнс и вовсе стоило упаковать сумки и свалить отсюда.

Северус мог поклясться в этом — в конце концов, он был одним из авторов предупреждения.

И перешагивая порог гостиной, он думал о вечернем собрании и о том, что пора переходить к более-менее решительным действиям. Конечно, о глобальных вещах речь пока не идёт, но нужно было их запугать. Наверняка, Тёмному Лорду бы это понравилось.

Да страх… страх — это то, что им нужно. Уцепившись за новую идею, Северус улыбнулся.

— Ты так счастлив, потому что извалялся в земле? — спросила появившаяся прямо перед ним Медоуз.

Северус проигнорировал её и пошёл в комнату — он, конечно, ненавидел всю эту тупую возню, но мантию стоило хотя бы немного почистить.

Глава 4

В теплицах было душно. Марлин оттерла со лба пот и взглянула на Эм, которая как раз доставала червленую многохвостку из короба с землёй.

— Не хочешь помочь? — спросила она таким тоном, что сразу стало ясно: у Марлин нет права отказаться.

Впрочем, она и без того это знала. Червлёные многохвостки были до ужаса привередливыми растениями. Из-за буйного роста корней их приходилось постоянно пересаживать, но сделать это было не так-то просто: стоило достать большие луковицы из земли, как маленькие «подземные усики», как их называли в учебнике, оплетали руки и лезли в глаза, рот и уши.

— Они просто очень любопытные, — объяснила на первом занятии профессор Спраут.

Потом она поделила их на пары и объяснила: темы будут меняться, но главным останется это задание — вырастить многохвостку весом не менее 15 килограммов. После того, как Марлин пересадила её пару раз она уже не знала, чего хочет больше: чтобы многохвостка поскорее сдохла и освободила её от мучений, или чтобы она всё-таки доросла до нужных размеров и принесла им с Эм высшие баллы.

Прямо сейчас Марлин склонялась к первому варианту. Она обошла Эм и стала подстраховывать её, вовремя подхватывая палочкой тянущиеся к подруге корешки.

Вдруг за её спиной раздался знакомый смех.

— Эй, Лунатик, будь поосторожнее, а то твой первый поцелуй случится быстрее, чем ты рассчитывал.

Марлин обернулась и увидела, что Ремус Люпин в одиночку сражается с многохвосткой. Видимо, его партнёром по проекту был Питер. Она уже хотела спросить у Эм, может ли та немного поработать сама, и кинуться Люпину на помощь — всё-таки он был хорошим парнем, пусть и общался с этим грубияном Блэком — но задавака опередил её. Бросив Поттера, Блэк стал помогать Люпину. Он изящно управлялся с палочкой для подхватывания корешков и вообще хоть и был, как все тут, одет в защитную мантию и грубые перчатки, выглядел всё равно по-пижонски. Вот сейчас слегка наклонил голову, и длинная чёрная прядь тут же упала ему на лицо, и он потянулся…

— Марлин, да что с тобой? Ты будешь мне помогать?

Кажется, Эм начинала злиться. И, признаться, справедливо. Марлин осознала, что уже несколько секунд стоит и, застыв, смотрит на Блэка.

— Мм… прости, давай я сама закопаю многохвостку в новом горшке.

Эм посмотрела на неё с сомнением:

— А справишься?

— Да-да, конечно.

И Марлин, пообещав себе больше никогда не выглядеть так глупо — и как хорошо, что Блэк ничего не заметил — решительно отодвинула Эм от стола и принялась закапывать многохвостку в горшке, который больше напоминал чан, заполненный землёй.

Она очень-очень старалась и почти растворилась в этом ощущении — влажная земля под пальцами, покрытые волосками разных размеров бока многохвостки — но тут услышала за спиной.

— Ммм. Маккиннон, а ты, говорят, глаз от меня оторвать не могла буквально минуту назад. И как это я пропустил.

Марлин подняла голову. Эм рядом не было — оглянувшись, Марлин увидела, что подруга говорит с профессором Спраут в дальнем углу теплицы — зато за её плечом стоял довольный, улыбающийся Блэк.

— Отстань.

— Не смогу, пока не узнаю, правду ли мне сказали.

— Тебя обманули, — она пододвинула чан поближе к краю стола, чтобы было удобно спроваживать Блэка и работать с многохвосткой. Потом взяла в руки лопаточку. Нужно действовать осторожно — проверить, насколько глубоко в землю ушло растение, но при этом случайно не проткнуть его.

Блэк отвлекал. Особенно бесила эта его усмешка и выражение глаз — я-тут-самый-крутой-радуйся-что-я-с-тобой-заговорил.

— Вот уж не думаю. Просто признайся: ты не в силах держать себя в руках, когда я рядом, — он подмигнул Марлин.

Та отвернулась, сделав ещё одну попытку вернуться к многохвостке.

— Да что ты вообще ко мне привязался.

Блэк приблизился к ней и, ухмыльнувшись, произнёс:

— Для Хв… Питера стараюсь. Нужно же выяснить, насколько верная у него подружка.

О, как же ей хотелось убить Блэка. Марлин вздохнула, выдохнула, но это не помогло, взяла в руку лопаточку…, а потом Блэк добавил:

— Что-то мне подсказывает — разобьёшь ты сердце парню.

— Да заткнись уже!

И выкрикнув это, она с силой воткнула лопаточку в землю и, судя по ощущениям, не только в неё. Лопаточка вошла во что-то твёрдое.

«Многохвостка! Эм убьёт меня…»

Блэк ретировался, улыбнувшись напоследок («Не стоит нервничать так сильно»… или что он там сказал?), а над Марлин тут же нависла профессор Спраут.

— Как вы себя ведёте, Маккиннон? И почему лопаточка так странно торчит из горшка?

Марлин мысленно застонала и постаралась не смотреть на подошедшую к ним Эм.

— Да вы же поранили многохвостку. И так сильно! О чём вы думали?

«Ну, а чего у вас лопаточки такие острые?» — хотела возмутиться Марлин, но не стала.

Профессор Спраут тем временем откопала многохвостку и теперь, разглядывая её, оценивала ущерб. Наконец, она тяжело вздохнула и произнесла:

— Знаете ли вы, мисс Маккиннон, зачем мы выращиваем многохвостки?

Холодный и тихий голос обычно такой доброй Спраут не предвещал ничего хорошего. Этот тон настолько не подходил её декану, что Марлин поёжилась. С трудом вспомнив первое в этом году занятие по травологии, она ответила чуть ли не шёпотом:

— Из неё можно сделать лекарства.

Спраут кивнула:

— Совершенно верно. Из многохвостки получается очень хорошее и действенное обезболивающее, но вырастить её не так-то просто. И, думаю, вам не нужно напоминать, что это лекарство нам и, правда, необходимо.

«Я дура, — подумала Марлин, постепенно растраиваясь всё больше. — Распсиховалась из-за Блэка, хотя ничего особенного он мне сказал. Я просто неуравновешенная идиотка».

— Её… уже нельзя спасти?

Выражение лица Спраут изменилось, оно теперь было не таким жёстким, как секунду назад. Марлин хорошо знала: декан Хаффлпаффа не способна долго злиться на студентов, тем более своих. Но Марлин всё равно не стало лучше — она испортила многохвостку, а, может быть, та помогла бы кому-нибудь. Вот сегодня в «Пророке» писали о семье Хэмсов — пожиратели убили всех, кроме младшей дочери Мэри, которую посчитали мёртвой. И девочке или мальчику вроде Мэри — выжившему — пригодилось бы такое средство. Да и вообще действенное обезболивающее… разве таким раскидываются?

Спраут ответила:

— Думаю, её можно реанимировать, но вы, Маккиннон, будете наказаны.

Марлин понимала, что заслужила это. Не стала спорить, только взглянула на Эм — надо было проверить, не слишком ли сильно та злится. Эм буравила её взглядом, но ничего не говорила.

Уже когда занятие закончилось, и они возвращались в замок, Эм, выслушав всю историю, покачала головой:

— Ты и Блэк… думаешь, это хорошая идея?

— Что ты вообще говоришь такое, — тут же откликнулась уязвлённая до глубины души Марлин.

Да после того, как он её подставил столь бессовестным образом — в конце концов, многохвостка пострадала именно из-за его стараний — Марлин вообще больше не собиралась разговаривать с этим заносчивым идиотом. Никогда.

***


На собрание Ремус пошёл вместе с Лили, по дороге уточнил:

— Ты ведь говорила с Макгонагалл вчера?

Лили кивнула. Ремус с удовольствием заметил, что она была сосредоточенной и серьёзной, но не слишком уставшей. А ведь ещё неделю назад еле на ногах держалась.

«Я спас твою женщину», — самодовольно заявил Бродяга Сохатому и получил от него улыбку и тычок под рёбра.

Ремус, которому пересказали всю историю, мысленно согласился с Сириусом.

— Да, она обеспокоена ситуацией, но говорит, что раз оставившие надпись на стене люди так долго ничего не предпринимают, это может оказаться пустой угрозой. Не знаю, правда, насколько она сама верит в свои слова.

Лили тяжело вдохнула, поправила висевшую на плече сумку.

— Вот мы и пришли, — с этими словами она открыла дверь классной комнаты.

Потом спросила:

— Ты точно не страдаешь из-за дежурств с Медоуз? Скоро же ваша очередь?

— Через четыре дня.

— Ага.

Они помолчали. Ремус думал о том, что через четыре дня у него дежурство, а через неделю — полнолунье. Он бы с удовольствием продежурил ещё раз шесть лишь бы снова не переживать трансформацию.

Но в мире есть вещи, которые невозможно изменить. Эту истину Ремус знал лучше многих.

Он сел за один из длинных столов, а Лили начала писать что-то на доске. Постепенно в класс стали стягиваться старосты со всех факультетов. Пришли и слизеринцы, но Доркас почему-то не было с ними. Ремус всё смотрел на дверь, но она не появлялась. Может быть, поэтому, когда Доркас, наконец, вошла в класс, он улыбнулся и даже хотел позвать её к себе за парту.

Не решился, конечно. Только кивнул, наблюдая, как она, откинув голову назад, — вся такая прямая и надменная — проходит мимо. Но Ремус знал о Доркас то, что не было известно той же Лили: эта слизеринская девчонка может быть ужасно милой, трогательной и даже смешной. Как она смотрела на него, когда чуть не упала в пустоту, и когда Пивз кинул в них ту бомбу — совсем иначе, чем сейчас.

Лили тем временем уже вещала что-то о безопасности, словах Макгонагалл, их задачах. Ремус знал почти всё, о чём она тут говорила. Он по-настоящему сосредоточился на собрании, только когда Лили спросила есть ли у старост вопросы.

Руку подняла пятикурсница с их факультета — Гриффиндора. Как же её звали? Анжела? Ремус внимательно посмотрел на хорошенькое личико девочки: глаза у неё были глубокие тёмно-зелёные, а губки пухлые. И тут он вспомнил — точно, Анжела Спирс, в прошлом году она заваливала Сириуса открытками с признаниями, и тот даже встретился с ней один раз.

— Это хорошо, что профессора нам так доверяют, — начала Анжела, поправляя значок. — Но все ли мы достойны такого отношения? Я… я имею в виду слизеринцев.

Класс зашумел. Ремус быстро посмотрел на Доркас — её лицо стало ещё более отстранённым и непроницаемым, чем обычно. Он готов был поручиться: внутри у неё всё кипит от ярости.

Лили же нахмурилась:

— Не думаю, что нам стоит обсуждать этот вопрос, — начала она, но тут Доркас её перебила.

— Конечно, не стоит, Эванс. Тем более не надо говорить так, будто нас здесь нет, — она отчеканила это и одарила Лили холодным взглядом.

Руки Доркас сцепила в замок, точно приготовилась обороняться.

— Никто не собирался как-то… обижать вас, — сказала Лили, подойдя поближе к партам. — Я думаю, что раз никто из школьной администрации не освобождал слизеринцев от патрулирования, то и эту тему поднимать не стоит.

— Лили права, — вмешался в разговор Макмиллан. — Мы старосты, и должны укреплять взаимопонимание между факультетами в это трудное время, а не разрушать его.

В голове у Ремуса тут же раздался голос Джеймса: «И где он вычитал эту пафосную хрень?». Джеймс не переносил Макмиллана. Скорее всего, из-за того, что тот как-то раз ходил с Лили в Хогсмид.

Некоторые из собравшихся заворчали. На слизеринцев, рассредоточившихся по кабинету, смотрели с вызовом. Те отвечали обидчикам тем же.

«Какой всё-таки сложный факультет».

После собрания Ремус подумал было подойти к Доркас и подбодрить её, но она так стремительно прошла мимо, что осталось только мысленно пожелать ей удачи.

***


Ремус даже не думал, что на следующее утро только появившись в гостиной Лили кинет ему:

— Собираемся старостами, срочно.

Потом она убежала — скорее всего, решить какой-то вопрос, оповестить остальных. Джеймс подавил разочарованный вздох, наконец-то выписавшийся Питер понимающе улыбнулся, а Сириус похлопал Ремуса по плечу:

— Ну останешься без завтрака — подумаешь, беда, зато ты староста.

На самом деле, все они были всерьёз обеспокоены, но старались не показывать этого.

— Как что-то выяснишь, дай знать, — озвучил Джеймс их общее желание, прежде чем Ремус оставил друзей и бросился в кабинет для собраний, пытаясь понять, что стряслось.

Раскрыли ему это буквально через полчаса. Как оказалось, во время дежурства Макмиллан и Лили столкнулись с несколькими боггартами — один напал на них в тёмном закоулке коридора, ещё парочка пряталась в доспехах, и была довольно слабой, но само их появление наводило на неприятные мысли.

— Похоже это относится к предупреждению, — сказала Лили, оглядывая кабинет. — Что-то вроде начальной стадии. Надпись ведь должна была запугать нас, а это, наверное, и вовсе вывести из себя.

Лили объяснила: они с Макмилланом не уверены, что эти боггарты были единственными.

— Профессора, конечно, уже занимаются этим вопросом, но на всякий случай мы хотели бы, чтобы сегодня ночью и завтра дежурили те из вас, кто хорош в ЗОТИ, — добавила Лили.

Все сидевшие в кабинете стали переглядываться. Макмиллан перехватил инициативу у Лили:

— Вот сегодня будут дежурить Ремус Люпин и Доркас Медоуз. Возражений нет?

Ремус ещё до этого отыскал взглядом Доркас. На этот раз она сидела на второй парте с Регулусом. Услышав эту новость, она что-то сказала своему соседу. Ремус бы хотел услышать — что именно?

Встряхнув головой, он отвернулся от напарницы и снова посмотрел на Лили. Что-то происходило в Хогвартсе, что-то плохое, и не стоило сейчас отвлекаться.

***


— Так, ты лучший в ЗОТИ? — спросила Доркас, когда они с Люпином дошли до третьего этажа.

До этого они только поздоровались и долга молча шли рядом. Всё-таки тишина с Люпином была приятной. Это немного озадачивало. Возможно, поэтому Доркас и захотелось её разбить.

Он, кажется, смутился.

— Мм... да почему лучший, просто неплохо справляюсь.

Доркас ему не поверила. Эванс же не дура назначать абы кого на дежурство сразу после происшествия. Дружба тут роли не играла.

Сегодня дежурство шло очень медленно, потому что Эванс попросила их по секрету от профессоров по возможности проверить все шкафы в коридорах и открытых классах. Она, видно, планировала сама спасти Хогвартс.

«Ну как сама — с помощью бесплатной рабочей силы».

— Ты всегда такой скромный?

Доркас рассчитывала, что Люпин смутится ещё больше, но он неожиданно искренне улыбнулся:

— А это плохо?

Она не знала, что тут можно сказать, и просто пожала плечами. В коридоре было темно, пусть они и освещали себе путь люмосом. Да и это открывание шкафов ей не нравилось. Доркас помнила испытания с боггартом на третьем курсе — тогда он обратился в её мёртвую мать. Доркас ничего не смогла с ним сделать, но не признаваться же Эванс и Макмиллану, что борьба с боггартом — единственный раздел ЗОТИ, в котором она потерпела неудачу.

«Интересно, во что он обратится сейчас, когда мамы действительно нет?»

Сразу вспомнилось последнее письмо отца — сбивчивое и нервное, как в те времена, когда мамы только не стало. Доркас догадывалась о том, что или точнее кто довёл её отца до такого состояния и боялась… очень боялась. Её неконфликтный отец, кажется, утопал в чём-то ужасном.

Чтобы справиться со всем этим, она спросила Люпина как можно более бесцеремонно:

— Как тебя угораздило связаться с Поттером, Блэком и Петтигрю?

Он посмотрел на неё удивлённо и не отвечал до тех пор, пока они не вошли в очередной класс и не перепроверили там все шкафы.

— Странный вопрос, — сказал он, когда Доркас перестала ждать ответа. — Это как-то само собой вышло. И… мне не нравится то, как ты о них говоришь.

Доркас поняла: он сделал над собой усилие, чтобы сказать такое вслух.

«Но на меня ему сил хватает, а вот со своими дружками, которые то и дело выходят из берегов, он справится не может», — сердито подумала она, всем своим видом давая понять, что больше вообще не собирается разговаривать с напарником.

Они всё ещё шли рядом, то и дело забредали в открытые помещения и открывали шкафы, осматривали тёмные закоулки, но молчание уже не казалось таким комфортным. Доркас злилась на Люпина. Она даже хотела угостить его какой-нибудь колкостью, но тут, распахнув дверь кладовой, вздрогнула. На Доркас смотрел её отец — его лицо казалось таким холодным, безжизненным и в глазах застыл страх, он протянул вперёд руку, и Доркас увидела там метку.

«Но как ты позволил им подобраться так близко? Ты же писал, что им нужны только деньги… Ещё назвал их нашими "друзьями по всеобщему мнению", чтобы зашифровать послание на всякий случай».

Доркас сделала шаг назад, но отец приближался, совал ей под нос метку. Она не поняла, как и когда оказалась в стороне. Секунда и отец превратился в белый шарик — на её месте стоял Люпин.

«О… он опять меня спасает — да сколько можно».

И хотя это раздражало, Доркас вдруг стало тепло. Волна чего-то горячего, доброго прилила к сердцу, когда она увидела: Люпин справился с боггартом и спешит к ней.

— С тобой всё в порядке, Доркас?

Он так легко назвал её по имени, она этого не ожидала, поэтому к своему стыду чуть не покраснела.

«Нет-нет, я не могу этого допустить».

— В следующий раз я буду спасать тебя, — заявила она, стараясь, чтобы её голос звучал ровно или даже холодно.

Но сердце стучало как бешенное, и Доркас, казалось, она не справилась с задачей, не справится.

«Надо же выставлять себя такой дурой раз за разом».

Доркас пробовала снова разозлиться, но это никак не выходило. Люпин смотрел на неё с таким неподдельным беспокойством, от такого нельзя было отмахнуться, и сердиться она не могла.

И тут Доркас вспомнила: кое-что она всё-таки может. Тут же полезла в сумку и достала половинку плитки шоколада, которую специально взяла с собой.

— Возьми, — она протянула всё Люпину, чтобы не выглядеть глупо, ломая шоколад. — Он поможет восстановить силы, пусть ты, кажется, и не слишком испугался.

«Да и боишься какого-то странного шара».

Может, там было что-то ещё, но Доркас не разглядела, поэтому решила никак не комментировать увиденное.

Люпин улыбнулся:

— Давай напополам.

Доркас не стала возражать. Они отошли к окну, и там Люпин отломил для неё часть плитки.

— Спасибо, — сказал он, когда доел. — Хорошая идея.

— Моя мама всегда говорила, что нужно брать шоколад, если тебя ждут трудности, — ответила Доркас, прежде чем успела подумать.

«Это всё из-за его глаз — слишком добрых и мудрых для подростка… да и из-за ситуации, но не стоило такое говорить. Конечно, не стоило».

Люпин кивнул, его рука дрогнула, будто он хотел коснуться Доркас, но передумал.

«И хорошо, — решила она. — Всё это к лучшему».

И посмотрела на него, хотя не собиралась этого делать.

— У тебя шоколад над губой, — сказала она, заметив тёмно-коричневый след. — Видно, и, правда, было очень вкусно.

— Очень, — подтвердил он. — Очень.

Доркас, чтобы не испытывать себя больше, отвернулась.

Глава 5

Перед тренировкой Джеймс поднялся в совятню: нужно было, наконец, ответить родителям. Подготовка к матчу со Слизерином поглотила всё его внимание и силы — остаток уходил на Лили, друзей и ту таинственную дичь, что творилась в Хогвартсе — поэтому он три дня не мог собраться и написать ответ.

Стоя на каменной площадке и привязывая письмо к лапе Рыжика — имя его новой сове выбирала Лили, — он думал о том, что ещё посоветовать их новому ловцу Джереми Торну. Тут в окно влетел большой филин. Джеймс сразу узнал его и вздрогнул — птица принадлежала тётке Эльзе: та бралась за перо только в крайних случаях.

«Что-то случилось? Это связано с Тем-Кого-Нельзя-Называть?»

Охваченный дурным предчувствием Джеймс разорвал конверт. Письмо было коротким — в стиле тётки.

«Здравствуй, племянник!

Расскажи-ка, почему ты не пишешь своим родителям? Они очень волнуются, а Флимонт, между прочим, слёг с сердечной болью (твоей вины тут нет, но Юфимия тебе об этом никогда не напишет, а ты должен знать).

Надеюсь, ты исправишься.

Как в Хогвартсе? Всё очень плохо? Передавай мой привет Минерве.

Твоя тётя,

Эльза Саливан».

Джеймс вздохнул и ещё раз пробежал письмо глазами. Потом подозвал к себе Рыжика, которому до этого велел не улетать, и отвязал конверт от его лапы. Нужно было написать родителям более подробное письмо и попытаться вызнать, как там здоровье отца, да и тётке Эльзе стоило ответить.

Эльза Саливан — урождённая Поттер — была младшей сестрой его отца. Она училась вместе с Макгонагалл, и ей до сих пор казалось, что это нормально: передавать приветы подруге через её ученика.

Положив лист в карман, Джеймс поёжился от холода — налетевший ветер насквозь продул совятню — и тут же вспомнил, что тренировка должна была начаться с минуты на минуту. Он бросился вниз по лестнице, то мысленно придумывая новое письмо родителям, то разрабатывая уникальную стратегию, которая поможет им разгромить слизеринцев — их капитана Розье давно стоило поставить на место.

«Он точно Пожиратель, этот идиот…»

Тут Джеймс почувствовал толчок в плечо и, обернувшись, понял, что с ним столкнулся ещё один отморозок.

— Эй, Нюниус, а извиниться?

— Это кто перед, кем должен извиняться, Поттер? Если ты передо мной, то я не против.

Снейп так обнаглел, что произнеся последние слова, недобро улыбнулся.

Джеймс приподнял бровь:

— Да ты совсем совесть потерял, грязный…

Джеймс не успел закончить фразу, потому что лицо Снейпа вдруг изменилось — сложилось в ледяную маску. Он попытался развернуться, возможно, хотел уйти, но Джеймс задержал его, схватив за край рукава («Какая гадость, наверняка, он мантию годами не стирал»).

Снейп, кажется, собирался произнести что-то, во взгляде его мелькнула… мольба? Джеймс слишком удивился и не успел разобраться.

— Ох, вы опять начали…

Обернувшись, Джеймс увидел Лили: она стояла за его спиной и, вероятно, именно на неё всё это время так заворожено смотрел Снейп.

Она тем временем взглянула на руку Джеймса, всё ещё сжимавшую край рукава Снейпа.

— Отпусти его, Джеймс.

Он разжал пальцы и взглянул на Лили. Она качнула головой:

— Сколько можно, я ведь столько раз просила… тем более сейчас…

Казалось, у неё уже не было сил злиться, но этот тихий голос пробирал не хуже крика. Джеймс вспомнил, как Лили буквально вчера жаловалась на то, что из-за матча между Слизерином и Гриффиндором Хогвартс совсем сошёл с ума: старосты на каждой перемене разнимали дерущихся, атмосфера в замке накалилась до предела. К тому же давали о себе знать отголоски того инцидента с боггартами.

«И зачем профессора вообще поставили этот матч», — сокрушалась Лили, а Джеймс гладил её по спине, успокаивая.

Сейчас поглаживания бы вряд ли помогли. Взгляд у Лили был тяжёлый и ничего хорошего Джеймсу не предвещал. Он решил защищаться.

— Будто ты не знаешь, что это не просто так, Лили…

Лили демонстративно закрыла уши руками:

— Я не желаю этого слышать.

— Ах, вот так.

Он заметил, что по лицу этого выродка, Снейпа, скользнула довольная ухмылка.

— Разбирайся с ним сама.

И, пройдя мимо Лили, Джеймс поспешил на тренировку. После трёх часов полётов, комбинаций, физических упражнений он слышал, как игроки его команды тихо жаловались в раздевалке: «У Поттера совсем крышу сорвало!»

— Наверняка, с Эванс поцапался, — сказал Торн.

«Может, нам стоит подыскать нового ловца?», — сердито подумал Джеймс, закрываясь в душевой.

***


Доркас обмотала шею шарфом и поудобнее устроилась на трибуне. Рядом с ней Арабелла переругивалась с Барти, а Амелия, то и дело откидывая за спину волосы, с которыми играл ветер, рассказывала о Паркинсоне.

— Говард говорит, что Эван их совсем замучил. Этот Розье…

Арабелла, наконец, отцепившись от Барти, перебила подругу:

— Ну что ты опять про Розье, Амелия. Знаешь же, что Доркас неприятно это слушать.

Та пожала плечами:

— Мне всё равно.

Это было правдой: год назад, на шестом курсе, Доркас казалось, что у них с Эваном настоящая любовь, но потом она узнала о его далеко не невинных встречах с Бэтси Уоррен, и в тот же день порвала с ним. Через пару недель Доркас удалось испортить тест Уоррен по трансфигурации и сделать так, чтобы Эвану назначили пару отработок у Слагхорна. С тех пор она чувствовала себя вполне отомщённой.

Вообще куда больше её сейчас беспокоил Люпин, сидевший в гриффиндорском секторе. Он был бледен и, кажется, осунулся с их прошлой встречи.

«И это пропущенное дежурство… Конечно, его назначили внезапно, но всё же».

— Эй, ты меня слушаешь? — возмутилась Арабелла.

— Я смотрю игру, — соврала Доркас.

Квиддич она не особо любила, но было бы неплохо разгромить зарвавшихся гриффиндорцев.

«Впрочем, у команды, капитаном которой назначили Эвана, вряд ли есть шанс на успех».

— Мы хотим устроить вечеринку на Хэллоуин. Мальчики даже обещали раздобыть огневиски… ты с нами?

— Я… мм... посмотрим.

— Обратите внимание на то, как двигается Поттер, — вдруг завопил комментатор. — В его движениях столько уверенности. Он только что захватил квоффл и сейчас атакует кольца противника. Берегись, Розье, да и вообще всем вам слизеринцы стоит…

— Джонсон, что вы себе позволяете? — оборвала комментатора профессор Макгонагалл.

Поттер тем временем и, правда, успешно забросил квоффл.

— Слышала, они с Эванс пару дней не разговаривали, — произнесла Амелия.

— Вот как, — сказала Доркас, чтобы хоть как-то принять участие в беседе. Личная жизнь Эванс и Поттера её вообще не волновала.

— Ага, поссорились голубки, — подхватила Арабелла. — Вообще-то Поттер хорош. Жаль, что он связался с этой грязнокровкой Эванс.

— Я что-то не то сказала, Доркас? Чего ты так смотришь?

Ей не пришлось отвечать, тишину прорезал крик комментатора:

— И это произошло! Торн поймал снитч! Бедняге пришлось окунуться в лужу грязи, зато счёт 290:130 в пользу Гриффиндора! Возрадуйтесь, дамы и господа, и умойтесь, вы…

Доркас пригляделась и заметила на поле Торна, который и, правда, весь испачкался — его форма из красной стала тёмно коричневой.

— Достаточно, Джонсон.

Доркас слышала, как разочарованно завыли её однофакультетовцы и как завопили от радости все остальные. Серьёзно — хаффлпаффовцы и рейвенкловцы восприняли поражение Слизерина точно личную удачу. Доркас скрипнула зубами.

«И как могло быть иначе?»

По версии всех вокруг, именно слизеринцы напустили на Хогвартс боггартов, они же пару дней назад что-то сделали с водой по всему замку: та окрасилась в красный и стала напоминать кровь.

Доркас устала от этих вечных подозрений, к тому же ей и самой порой начинало казаться, что в этом есть доля правды.

«Куда-то же постоянно исчезают Блэк, Крауч, Снейп и остальные…»

Но этими мыслями она ни с кем не делилась. Обойдутся.

— Доркас! Пошли скорее — там кто-то дерётся, — Арабелла схватила её за руку и потащила за собой.

Доркас вырвалась, но всё-таки пошла за подругами. Схватились Мальсибер и Блэк-старший. Младший, кстати, стоял неподалёку и смотрел, как его брат и Нолан катаются по земле, точно два магла. Они ещё и ругались непрестанно. Доркас поморщилась.

— Медоуз, чего стоишь? — появившаяся из ниоткуда Вэнс прожгла Доркас взглядом, полным осуждения, и попыталась оттащить Блэка от Мальсибера.

Ей на помощь тут же пришли Люпин — который до этого, кстати, тоже не спешил останавливать друга — и подоспевший Макмиллан. Уже через секунду на поле были Слагхорн и Макгонагалл.

Доркас обратилась к Арабелле и Амелии:

— Что здесь интересного?

И зашагала к замку. Ветер был холодный, неприятный. Доркас поёжилась — из-за усилившейся непогоды настроение совсем испортилось. И, поймав себя на том, что хочет оглянуться, увидеть его — этого лентяя Люпина, прогуливающего дежурства — ещё раз, окончательно разозлилась.

***


Они отмывали котлы вместе уже в третий раз. И если наказание Марлин подходило к концу (она и сама не знала, почему Спраут решила отправить её в подземелья Слагхорна, но пришлось принять это и смириться), то Блэк после выходки на вчерашнем матче, по-видимому, должен был остаться здесь навечно.

И почему-то этот засранец совсем не выглядел расстроенным. Работал, конечно, плохо, но чего ещё ждать от кого-то с фамилией Блэк, пусть он, если верить слухам, и сбежал из дома.

— Так нравится смотреть на меня? — спросил Блэк, как только Слагхорн «на минуточку» — значит, на час — вышел из кабинета.

— Ага, ради этого сюда и прихожу.

— Я так и знал.

— Твой котёл помыт просто ужасно, — не выдержала Марлин. — Ты просто возишь по нему тряпкой, а не моешь.

— Если тебя это так беспокоит, можешь сама всё отполировать. Я, так сказать, уступлю место даме.

— Ещё чего.

Марлин отвернулась. Потом придирчиво осмотрела котёл, который мыла сама — нужно было добавить ещё средства, — потянулась за бутылкой и столкнулась с рукой Блэка. По его губам пробежала лёгкая улыбка:

— Видишь, я даже решил работать усерднее.

— Так я тебе и поверила, — она забрала бутыль и вытряхнула на губку пару зелёных капель.

Несколько минут они молчали. Потом Блэк спросил:

— Эта ваша Вэнс всегда такая злая?

— Эм? — переспросила удивлённая Марлин.

По её мнению, определение «злая» совсем не подходило Эммелине. Та была, пожалуй, даже слишком доброй. Поэтому Марлин терпеливо объяснила:

— Эм славная, просто старается максимально хорошо выполнять свою работу.

— О, ответственность — истинно хаффлпаффская черта.

— А любовь к дракам — истинно гриффиндорская? — не удержалась Марлин.

Блэк рассмеялся:

— Можно и так сказать. Вообще Мальсибер реально напросился.

Марлин ничего не спросила, но надеялась, что Блэк продолжит. Он так и не признался Эм и остальным, почему кинулся на Мальсибера.

Блэк и, правда, добавил пару секунд спустя:

— Ты ведь видела: Торн спикировал прямо в грязь, чтобы подхватить снитч. Слизеринский ловец Хеттербли, конечно, на такое не решился. Они вечно боятся испачкаться. Тьфу. И вот, когда мы вышли с трибуны, я услышал, как этот недоносок Мальсибер говорит: мол грязь тянется к грязи. Наш Торн-то магглорождённый, ну и всё…

Марлин кивнула. Теперь поступок Блэка вовсе не казался возмутительным, каким его описала Эм.

— Знаешь, мне кажется, ты берёшь мало средства, — сказала Марлин после того, как Блэк отвернулся и стал скрести губкой по днищу котла.

Она подошла к нему, аккуратно отняла губку и сама капнула нужное количество моющего раствора.

— Вот так будет лучше.

Блэк подмигнул ей:

— Какая забота. Я тронут.

— Обведи этот день красным.

И они оба рассмеялись, и уже после, поднимаясь к своей гостиной, Марлин вспомнила, что не спросила у Блэка ещё кое о чём: почему он сам не в команде? У неё вообще-то была своя теория на этот счёт. Марлин разработала её во время последнего матча, когда она от всей души болела за Гриффиндор.

«Квиддич — это тренировки, дисциплина, вряд ли Блэку такое по душе».

Пообещав, что узнает, насколько правдивы её догадки на следующей отработке, Марлин зашла в свою комнату. Там не было никого, кроме Эм. Та лежала на кровати и читала какую-то магловскую книгу.

Марлин хотелось поделиться главным открытием сегодняшнего вечера, убедить Эм, что Блэк поступил правильно, когда ударил Мальсибера, поэтому она присела на край кровати подруги. Она отвлеклась от романа, спросила:

— Что такое?

— У Блэка была причина ударить Мальсибера, — сказала Марлин, сразу переходя к сути, и улыбнулась, видя, как нахмурилась Эм.

— Я даже не буду спрашивать какая, потому что уверена — всё дело в этой пресловутой факультетской вражде.

Марлин встала, отошла к столу и скрестила руки на груди:

— Дело в людях, — уверено сказала она. — Слизеринцы не хотят жить по-человечески, они все поддерживают Того-Кого-Нельзя-Называть. И нельзя это отрицать.

Эм вздохнула:

— Я не хочу с тобой ссориться…

— Ты читала об убийстве Тейнов в Суррее? Они были нашими дальними родственниками, — Марлин рассердилась. Она не ожидала такого поворота в разговоре и надеялась на большее понимание от Эм.

Та только покачала головой:

— Мы все это читаем, и я сочувствую твоей семье…

— А своей? Думаешь, такие, как Мальсибер, пожалеют твоих родителей, если доберутся до них?

Эм снова взялась за роман. Она хотела показать, что абсолютно спокойна и просто утомлена из-за этой, повторяющей из раза в раз темы, но Марлин видела, как подрагивают её пальцы сжимающие переплёт книги.

— Я люблю тебя, — наконец сказала Марлин, выдохнув и успокоившись. — И совсем не люблю слизеринцев. Никого из них.

Кажется, Эм грустно улыбнулась.

Глава 6

Дежурство выдалось на редкость неприятным: Крауч старался вывести Эммелину из себя, задавал неудобные вопросы (те, что вообще не должны были у него возникать) и напоследок заявил, что на её месте «не забывал бы накладывать косметические чары, а то кошмар ведь». Потом он цокнул языком, демонстративно ударил себя по лбу и прошептал: «Ах, точно, конечно…» и ушёл в сторону лестницы. Эммелина смерила его недобрым взглядом и отправилась в свою гостиную, радуясь долгожданной тишине.

Она не знала, почему Крауча вдруг прорвало. Он никогда не был особенно любезен с ней, но всегда соблюдал нейтралитет. Мог сморщиться или скривиться, и из-за того, что лицо у него было очень подвижное, смотрелось это всегда как-то жутковато. Но всё же этот бледный мальчик с соломенными волосами и недобрыми карими глазами предпочитал не вступать с ней в открытый конфликт, а тут…

Эммелина вздохнула, пытаясь унять охватившую её тревогу: у неё были подозрения насчёт Крауча, но никаких улик. Можно было бы поделиться своими мыслями с Лили, но правильно ли это? Ведь она только чувствует, догадывается, а не знает наверняка.

«Не пойман — не вор, верно?»

В гостиной кто-то был. Неизвестный утонул в подушках, сложенных на диване и, наверняка, смотрел на огонь в камине.

Эммелина на цыпочках подошла к притаившемуся человеку. Она собиралась напомнить ему, что вообще-то давно пора спать, но так и ничего и не сказала — на диване, поджав ноги под себя, сидела Марлин. И без того белокожая, сейчас она была смертельно бледной, да ещё и осунулась будто.

Эммелина засомневалась: стоит ли сейчас тревожить Марлин? Может, она хочет побыть одна? Однако тут её подруга подняла голову и кивнула:

— Эм…

— Да, это я.

Марлин дождалась, когда она сядет рядом, а потом стала искать что-то между подушками. Найдя этот предмет, Марлин передал его Эммелине. Это был листок пергамента — письмо. Эммелине стало дурно. Она чуть не спросила сразу: «Кто умер?»

Вместо этого пробежала глазами протянутое письмо. Отправила его мать Марлин: она писала, что пропал Том.

«Твой брат уже неделю не выходит на связь, он был в командировке во Франции, и там исчез. У нас с отцом много мыслей на этот счёт, но написать мы не можем. Приезжать тебе не стоит, но завтра объявление будет в «Пророке». Ты должна была знать».

Только через несколько минут Эммелина осознала, что всё это время гладила Марлин по руке. Она прижала подругу к себе, и та, не произнеся ни слова, расплакалась.

Эммелина всё хотела утешить её, сказать: «Он найдётся. Это ложная тревога. Верь в лучшее»… И не могла. Буквы застывали на языке, не желали складываться в фразы. Эммелина боялась солгать, ей оставалось только обнять Марлин покрепче и мысленно проклясть эту необъявленную войну, Пожирателей и виновника всех их бед — Того-Кого-Нельзя-Называть.

***


— Отцу стало лучше, — сказал Джеймс, когда они сидели за завтраком. Рыжик только что принёс ему письмо от миссис Саливан — тёти Сохатого и самого надёжного информатора.

Сириус улыбнулся. Он действительно переживал за мистера Поттера — тот был отличным стариком, Сириус даже прощал ему пристрастие к глупым анекдотам, пришедшим из доисторических времён.

— А с миссис Поттер всё в порядке? — спросила Лили, как всегда, сидевшая рядом с Джеймсом. Сама она читала «Пророк», Хвост заглядывал в газету из-за её плеча — будто его действительно интересовали свежие новости.

Джеймс кивнул:

— Да, судя по всему, да. У Эльзы тоже всё прекрасно, вот даже шутит, что раз отцу хорошо, то она может снова выйти замуж.

Сириус вспомнил, что, кажется, миссис Саливан за последние десять лет успела два раза овдоветь и любила мрачно пошутить по этому поводу. Мистер Поттер в таких случаях театрально хватался за сердце и отчитывал свою «бесчувственную» младшую сестру — Сириус несколько раз наблюдал такие сцены на семейных сборищах Поттеров и находил их довольно милыми.

«Даже прекрасными, если сравнить их с тем, что обычно происходит в моей семье».

— Том Маккиннон! — вдруг встрепенулся Хвост.

Он так разволновался, что перевернул тыквенный сок Лунатика. Тот, впрочем, не стал возмущаться — как могло быть иначе — а спросил озабочено:

— Что с ним?

— Пропал. И, наверняка, ведь мама знала, но не сказала мне, как же так… и Марлин, — Хвост быстро встал. — Мне нужно срочно поговорить с Марлин.

— Беги быстрее, а то не догонишь, — не удержался Сириус.

Лили смерила его сердитым взглядом. Сириус отвернулся и принялся отыскивать Марлин. За столом Хаффлпаффа её уже не было. То ли совсем не ела, то ли уже ушла.

Когда они выходили из большого зала, Джеймс отошёл от Лили, которая как раз разговорилась с Лунатиком, и оказался рядом с Сириусом.

— Переживаешь из-за Маккиннон?

«Ничего от него не скроешь».

Но Сириус всё-таки собирался попытаться.

— С чего ты взял? Просто Хвост… ну, ты знаешь, такой суетливый.

Джеймс, конечно, ему не поверил. Хлопнул его по плечу, вздохнул:

— Порой, не понимаю я тебя, Бродяга, — и вернулся к Лили.

Сириус видел, как они улыбнулись друг другу, как сплели пальцы. Лунатик, отодвинувшись в сторону, смотрел куда-то вбок. Проследив за его взглядом, Сириус неожиданно обнаружил, что Лунатик пялится на группку слизеринок, точнее на одну из них — вечно всем недовольную Доркас Медоуз.

«Надеюсь, мне это померещилось».

***


За весь день он так и не увидел Марлин. Не то, чтобы Сириус сильно старался её найти, но всё-таки то и дело оглядывался по сторонам — вдруг появится на горизонте. Но чуда не происходило.

Хвост обронил только пару слов: мол у Марлин нет настроения разговаривать, она обо всём узнала от матери ещё вчера. Сириус пытался аккуратно выдернуть из него ещё что-то, но Хвост, видно, действительно ничего не знал. Обычно он никогда не упускал случая продемонстрировать свою осведомлённость.

Из-за всех этих волнений день скомкался и прошёл слишком быстро. К тому же Сириус отвечал за поставку алкоголя на празднование Хэллоуина — праздник наступал завтра — так что дела полностью поглотили его, и о Марлин он вспомнил только перед сном.

Возможно, поэтому ему всю ночь снилась эта девушка. Сириус не знал точного ответа и на завтраке снова искал её. Увидел, но только мельком: она быстро вышла из-за стола с подругой — той самой слишком ответственной Вэнс.

А потом началась трансфигурация, и хотя Сириус понимал, что Макгонагалл не сжалится над ними из-за Хэллоуина, он всё равно не ожидал такой жестокости — два эссе. Флитвик оказался ничем не лучше, как и Спраут.

К концу дню Сириусу хотелось убивать. Возможно, поэтому он не дождался остальных и, выходя с праздничного ужина — зал, как всегда, украсили свечами и тыквами, им отсыпали всяких вкусностей — и заметив в дверях Регулуса, Сириус не удержался:

— Слушай, братец, а изменившая цвет вода — случаем не твоих рук дело? Мамочка бы тобой гордилась.

Регулус тут же развернулся, прошипел, точно змея — какой и был в сущности:

— Следи за языком.

— Не тебе меня учить, младшенький.

Брат окинул его сердитым взглядом:

— Если тебя кто-то разозлил, не надо срываться на других.

Сириус не успел ответить, его кто-то толкнул в плечо:

— Эй, вы долго будете в проходе припираться?

Он и забыл, что они с Регулусом стоят прямо в дверях. Выругался. Оттащил брата за рукав в сторону. Тот сразу же вырвался:

— Отцепись от меня.

— А ты признайся. Боггартов ведь тоже вы напустили, только вы можете подумать, что это забавно.

Внезапно губы Регулуса изогнулись в усмешке:

— Забавно?

И Сириус понял: он прав. Его тупой братец, обожающий Того-Кого-Нельзя-Называть, уже начал работать на своего хозяина.

— Мерзкий идиот.

Сириус хотел схватить его за шиворот и хорошенько встряхнуть — он так делал, когда Регулус вёл себя, как придурок. В те времена, пока они ещё общались. Пока Регулус окончательно не застыл в состоянии «я тупой слизеринский недоносок».

Брат опередил его: успел выхватить палочку и приставить к горлу Сириуса её кончик.

Виноградная лоза, девять дюймов, волос единорога. Сириус хорошо помнил тот день, когда она выбрала Регулуса в лавке старика Олливандера.

«Я теперь совсем, как ты», — твердил в тот день Регулус и показывал язык брату.

Они сцепились прям в лавке Олливандера, и мать потом полдороги кричала на них, а они переглядывались за её спиной и готовились вступить в новый бой.

— И что заавадишь меня? — спросил Сириус, вернувшись в реальность к своему съехавшему с катушек братцу.

Регулус хохотнул — мрачно и неестественно. И почему-то ничего не сделал.

Сириус воспользовался этим, выбил палочку у него из рук — он всегда был проворнее Регулуса, всегда лучше соображал. Теперь палочка Регулуса была направлена против своего хозяина, целилась ему в грудь.

— Что теперь ты меня заавадишь? — спросил Регулус хрипло. — Чем ты вообще лучше меня или… ты поступаешь с тем же Снейпом, куда хуже, чем мы — с грязнокровками.

Он выплюнул всё это Сириусу в лицо. Регулус злился, и его побелевшие губы дрожали.

Кажется, они синхронно вздрогнули, когда кончик палочки Регулуса накрыла девичья рука. Сириус сразу узнал её.

— Марлин?

Он перевёл взгляд в сторону и увидел её — осунувшуюся, бледную с покрасневшими глазами.

— Вас скоро профессора увидят, — выдохнула она, повернулась к Сириусу. — Тебя что — мало наказывали в последнее время? И вообще… вы же братья.

Сириуса точно окатили холодной водой. Он не чувствовал себя виноватым, но почему-то ему показалось, что он обидел Марлин, задел её лично. Сириус оттолкнул Регулуса, Марлин посмотрела на него внимательно и отдала палочку, оказавшуюся в её руках. Братец тут же испарился, а мог бы и сказать «спасибо» Марлин.

«Все слизеринцы — неблагодарные гады», — подумал Сириус, вспомнив тот случай с Нюниусом и Вэнс.

Потом они с Марлин отошли к окну, причём он так и не понял, кто кого вёл.

— Зачем ты с ним так? — сказала она.

Сириус хотел было отмахнуться — всё-таки Марлин не стоило вмешиваться не в своё дело и уж тем более отчитывать его — но вместо этого промолчал. Потом произнёс тихо:

— Я слышал…

Она перебила его:

— Все слышали.

Сириус подошёл ближе, заглянул в её глаза:

— Как ты?

Она сглотнула и призналась:

— Плохо.

Он сомневался всего секунду, прежде чем обнял её, сразу почувствовав, какая она хрупкая — точно кукла. И от волос её — необычно белых — пахло морем. Сириус гладил её по спине, по голове и представлял, как Марлин идёт по берегу, по золотому песку, а набегающие волны омывают её ноги, разбиваются о её ступни.

Мысли не подходили к моменту, но помогали заполнять тишину. Сириус ничего не знал о её брате — кроме того, что тот пропал, — поэтому решил промолчать. Марлин бы не простила ему лжи даже самой маленькой, даже той, которая во благо. Сириус был уверен в этом.

Он отпустил её, когда почувствовал, что она аккуратно пытается освободиться из его объятий. Сделал шаг назад, с сожалением выпуская её из рук.

— Мы сегодня будем праздновать Хэллоуин в гостиной, — сказал он. — Хочешь с нами? Развеешься там…

Она покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Уверена? Мы можем потом провести тебя обратно так, что никто не заметит, — выпалил Сириус. Он не сомневался в том, что Сохатый с радостью одолжит ему мантию-невидимку.

Марлин улыбнулась впервые за этот разговор:

— Тут явно замешана какая-то тайна.

Сириус подмигнул ей. Эта улыбка его приободрила.

— Невероятная… так что соглашайся.

Марлин снова отказалась и, уже готовясь попрощаться, повторила:

— Спасибо. Спасибо, Блэк.

— Он найдётся, — сказал Сириус, твердо веря в свои слова. — Найдётся, поэтому береги себя.

Она кивнула и оставила его. Сириуса оставалось только смотреть на её удаляющуюся спину и думать.

«Он действительно должен найтись», — повторил Сириус про себя и, убедившись, что никто не подглядывает, понюхал свои руки. То ли они и, правда, пахли морем, то ли ему только показалось, но он не смог сдержать довольную улыбку.

В его голове тонкий голос пропел что-то об эгоистах, пользующихся девичьим горем, но Сириус не послушал этого надоеду. В конце концов, он не имел к таким типам никакого отношения. Он действительно хотел, чтобы у Марлин всё было хорошо.

***


Доркас знала, что не стоит играть в «Правду или действие» с соседками по дортуару. Тем более с магическим определителем лжи, который Арабелла привезла из последнего путешествия. Но, видимо, выпитое эльфийское вино дало о себе знать.

— Ты соврала нам, — сказала Арабелла, скрестив руки на груди.

— Да-да, — подхватила Амелия, которая за эту игру выболтала им всё про свои отношения с Говардом Паркинсоном. Даже то, что Доркас вовсе не хотела знать.

До этого круга ей везло с вопросами. Впрочем, и последний… она была уверена, что говорит правду.

«Тебе кто-нибудь нравится сейчас?», — спросила обычно тихая Габриель и хихикнула. Она единственная в их компании никогда ни с кем не встречалась, в чём только что призналась. Её любопытство было неприятно Доркас — от него воняло.

Она ответила короткое «нет» и определитель лжи завыл.

Девочки смотрели на неё во все глаза и придумывали наказание поизощрённее. О, Доркас точно знала: они не упустят свой шанс.

— Я придумала первый вариант, — заявила Арабелла, хищно улынувшись.

— А я — второй, — почти тут же откликнулась Линда.

Сама она только что залпом выпила огромный стакан огневиски: соврала насчёт секса с Макмилланом, вот и отдувалась.

По заранее оговорённым правилам каждой провравшейся давалось два варианта действия на выбор. Как и ожидалось, одно предложение было хуже другого.

— Встань на метле, когда она будет на высоте пятнадцати-двадцати метров над землёй, — озвучила Арабелла свой вариант.

Эта гадина хорошо помнила, что Доркас опасалась высоты.

«Я сделаю то, что скажет Линда», — решила Доркас и пообещала себе придумать для Арабеллы ужасный вопрос и не менее ужасное наказание.

— Поцелуй Эвана.

Повисла тишина — наверное, та самая, про которую говорят «гробовая».

Потом Габриель и Амелия, переглянувшись, захихикали.

«Нужно было оставаться с парнями и просто пить. Барти ведь предлагал… он, правда, ещё хотел потом пробраться в гостиную Хаффлпаффа и подвесить Вэнс вниз ногами, но эту часть я бы пропустила».

— Ну, что выберешь? — спросила счастливая Арабелла.

Доркас, не сдержавшись, цокнула. Выбора не было.

***


На следующий день Доркас вышла на поле, сжимая в руках древко метлы. Её тошнило при одном взгляде на него. Конечно, все её милые подруги собрались тут. Арабелла ликовала — Доркас точно решила: как только она спустится вниз, втопчет эту дуру в грязь, чтобы больше не смела открывать свой поганый рот.

Парни тренировались на другой стороне поля — Арабелла уговорила Эвана, и тот разрешил им взять метлу, но не позволил парням отвлекаться.

— У вас есть десять минут, — бросил он, не глядя на Доркас.

«Козёл».

Не предай он её в прошлом году, Доркас бы не пришлось лезть на метлу да ещё и вытворять на ней неизвестно что.

Девочки до сих пор не сказали ему, какое действие было вторым. Но они растрезвонят об этом по всему факультету, как только она выполнит задание.

«И пусть знает, что я скорее руку себе откушу, чем коснусь его грязных губ».

— Долго ты ещё? — спросила Арабелла и накрутила на палец светлую прядь. Доркас бы с удовольствием выдрала её блондинистые лохмы.

— Не надо меня подгонять, — огрызнулась Доркас.

И постаралась сесть на метлу как можно более элегантно. Она хотела бы не дрожать, но не могла. Ещё хуже стало, когда метла стала набирать высоту. Доркас кое-как удержала её на нужной отметке — определяла её Арабелла с земли.

Она готовилась разжать руки, уговаривала себя.

«Я смогу. Я должна. У меня нет выхода».

Доркас и не заметила, как вспомнила своего напарника по дежурствам — этого вечно спокойного Люпина.

«Он спасал меня раз за разом, а я ведь тоже могу, да-да я могу».

И хотя одно было совсем не связано с другим, Доркас задрала ногу, ставя её на метлу, и вторую, а потом, глубоко вдохнув, разжала руки и резко выпрямилась. У неё перехватило дыхание, когда она сделала это — встала в полный рост, как делали иногда ловцы в погоне за снитчем.

Доркас самодовольно улыбнулась, хотела откинуть волосы назад, но тут правая нога соскользнула, она потеряла равновесие и уже через секунду летела вниз, а через две тело пронзила боль, и мир исчез.

***


Новость о том, что Доркас Медоуз упала с метлы, облетела весь Хогвартс за пять минут — по крайней мере, так казалось Ремусу. Об этом говорили все.

— Зачем она вообще залезла на метлу? — спросил Питер снова поднимая эту тему. При этом Хвост поёжился и так скривился, точно это он упал с пятнадцатиметровой высоты.

Лили оторвалась от учебника — они сидели в гостиной перед камином — и ответила сердито:

— Не знаю. Но я от неё такого не ожидала.

— А что рисковая девчонка, — улыбнулся Сириус. — Люблю таких.

Джеймс послал ему особый взгляд — один из тех, какими Сохатый и Бродяга перекидывались иногда, давая понять окружающим: наша связь очень крепка — Лили вдруг встрепенулась, меняя тему:

— Рем, я, кстати, хотела сдвинуть твоё дежурство, уже без Доркас получается…

Она достала из сумки таблицу и сунула ему под нос.

Ремус посмотрел на дату, рассчитал. Кажется, настало время для неизбежного разговора. Джеймс давно твердил: ей можно доверять, она поймёт, но Ремусу всегда тяжело давались такие признания.

«Да и разве даже самые понимающие люди не ненавидят таких, как он?»

Точнее сейчас нужно было назначить время и поскорее бежать в больничное крыло. Доркас, наверняка, не обрадуется его визиту, но он уже вторые сутки слышит пересуды, собирается сходить и увидеть её, и не может.

«Так нельзя».

Ремус не знал — почему «нельзя». Он решил не искать причину, сказал:

— Лили, мы можем поговорить? Через час на астрономической башне.

Она удивилась, но кивнула:

— Хорошо.

Джеймс кивнул ему, Питер ободряюще хлопнул по плечу, Сириус сделал вид, что ничего не заметил. Бродяга считал — Ремус зря разводит трагедию, и Лили давно уже стоило узнать его секрет. Поссорившись из-за этого пару раз, они больше не возвращались к болезненной теме.

Ремус вышел из гостиной, прежде чем кто-то из них спросил, куда он направляется.

До больничного крыла он почти долетел — так быстро оказался у его дверей. И уже у самого порога снова засомневался, чуть было не ушёл, но смог, в конце концов, шагнуть внутрь и спросить у мадам Помфри разрешение на посещение больного.

Получив его, Ремус двинулся к кроватям.

Он сразу увидел Доркас. Она лежала — тёмные волосы разметались по подушке, глаза были закрыты. Доркас не выглядела больной или уставшей, спящая она вообще напоминала ангела.

Ремус почувствовал, как краска заливает его щёки. Придвинулся поближе… и тут она открыла глаза и удивлённо посмотрела на него.

— Ты… ты что тут делаешь?

Ремус пожал плечами:

— Пришёл к тебе. Ты не против?

Она помолчала, потом протянула:

— Ну раз специально пришёл…

Он взял стул, пододвинул его поближе к её кровати.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Кости срослись. Надеюсь, завтра уже выйду отсюда.

Ремус вдруг понял: она хочет знать, что говорят обо всём этом в школе. Он начал говорить и убедился в своей правоте. Доркас слушала его напряжённо, внимательно — так, будто её не навещали подруги и не приносили ей все те же новости.

«Или они в Слизерине как-то иначе дружат?»

— Так, значит, все теряются в догадках?

Ремус напряг память. Кажется, Мэри Макдональд упоминала что-то за завтраком.

«Да точно».

— Шушукаются о каком-то споре, о поцелуе, но ничего конкретного я не слышал, — признался он, наконец.

Момент с поцелуем сильно смущал Ремуса.

Доркас кивнула:

— Да всё так. Мы играли в «Правду или действие» на Хэллоуин.

Больше она ничего не сказала, но Ремус быстро догадался. Спросил, не подумав:

— Неужели и слизеринцев ловят на лжи?

Испугался её реакции, но Доркас только рассмеялась:

— Ага. Отвратительно.

— И что был за вопрос?

Кажется, она отвела взгляд, но потом заставила себя снова посмотреть на Ремуса.

— Неважно.

«Значит, очень-очень важно».

Но он не решился расспрашивать дальше, хотя очень хотелось.

— Думаю, меня накажут, — сказала Доркас через какое-то время. — Я слышала, виновных заставляют мыть котлы или даже стены…

Она скривилась, и показалась Ремусу очень милой в этом своём недовольстве.

— Могу помочь с помывкой котлов, стен или чего-нибудь ещё, — предложил он.

— Я и сама справлюсь, — тут же отчеканила она.

Ремус не мог представить Доркас с тряпкой в руках — ведь во время отработок нельзя использовать магию — и тут же признался ей в этом. Она улыбнулась:

— И не надо.

А потом потребовала, чтобы он полностью пересказал ей всё, сказанное на вчерашнем собрании старост, и Ремус исполнил её просьбу.

Глава 7

Питер попросил маму прислать успокоительное зелье, как только узнал об исчезновении Тома. Заодно он возмутился насчёт того, что она не упоминала об этом в последнем письме, ведь миссис Маккиннон явно уже тогда переживала из-за сына…

«Боялись, что я раньше времени испугаю Марлин?»

Питер не знал точно, сказал ли бы он Марлин о произошедшем или сумел бы сохранить тайну. В любом случае прошлого не воротишь. Сейчас он направлялся в гостиную Хаффлпаффа, прихватив с собой зелье в склянке с жёлтым ярлыком.

У самого портрета он столкнулся с Эммелиной. Та на ходу приглаживала волосы рукой. Увидев его, девушка улыбнулась:

— Привет. Ищешь Марлин?

— Привет. Ага. Позовёшь её?

Эммелина отрицательно покачала головой:

— Нет, не смогу. Она ушла — я не знаю куда.

Питер почесал макушку:

— Может, гуляет в окрестностях? Денёк сегодня тёплый для ноября.

— Да, неплохой.

Он решил, что поищет её рядом с замком — всё равно на завтра нужно было только написать второе эссе по трансфигурации, и Питер уже договорился с Люпином: тот обещал помочь с заданием.

— Как она?

Эммелина сразу стала очень серьёзной, скрестила руки на груди:

— Марлин храбрится, но ей плохо, ты ведь понимаешь…

Питер понимал. Он знал, как Марлин любила Тома, сколько он для неё значил. В детстве они часто играли втроём. В тот раз, когда Питер с Марлин поженились — кажется, им было по пять лет — именно Том обвенчал их.

— Спасибо, что сказала. Я поищу её. Пока.

Эммелина кивнула ему и поспешила куда-то. У неё, наверняка, были какие-то свои дела, возможно, связанные с обязанностями старосты. Если судить по Лили и Рему, то все они только и делают, что трудятся.

Питер пошёл к выходу из замка, не забывая оглядываться по сторонам. Он искал Марлин — та могла спрятаться в какой-нибудь нише или сидеть на подоконнике — да и вообще не стоило расслабляться, гуляя по Хогвартсу без друзей. Питер был полукровкой, но не знал, точно ли это спасёт его от таинственных преследователей. Пока они не высовывались, видимо, боялись профессоров, но могли ведь и внезапно объявиться.

«В Хогвартсе так опасно, сынок. Не хочешь, чтобы я забрала тебя?», — писала мама в последнем письме.

Питеру пришлось хорошенько обдумать её вопрос. Могли ли Сохатый и Лунатик — на Бродягу он не очень-то надеялся — защитить его в случае необходимости? Стоило ли общение с Марлин этого риска?

Поразмыслив, он написал маме: «Не хочу».

В конце концов, обстановка вне Хогвартса была ничуть не лучше, а доучиться всё-таки стоило. И Марлин… в последнее время — до новости о пропаже Тома — она казалась особенно милой.

«Может, наконец, поняла, что я ей нравлюсь?»

Думая об этом, Питер вышел на улицу. Для ноября день был и, правда, солнечный и тёплый. Питер огляделся и заметил у озера две фигурки. Пошёл к ним, и вскоре узнал в одной из сидевших Марлин — как перепутать эти светлые, почти белые волосы, эти округлые плечи? Он хотел окликнуть её и тут разглядел спутника Марлин.

— Ббб… Бродяга? — выдохнул Питер и тут же прижал ладонь ко рту.

«Вроде несильно громко спросил».

Он не верил своим глазам, он пытался понять, что эти двое вообще могут делать вместе.

«Да ещё и сидят так близко, соприкасаются плечами».

Хотелось узнать, о чём они говорят, какую лапшу Бродяга вешает ей на уши.

«Он же ловелас, у него каждый день новая девушка… разве нет?»

Питер подумал об этом и тут, ужаснувшись, осознал: Сириус давно не хвастался своими победами, хотя раньше любил напустить на себя загадочный вид, а потом уступить под градом вопросов. Питеру нравились истории Бродяги, он слушал их с жадностью и не понимал, почему так морщится Ремус.

«Но ведь такого и, правда, давненько не было. Рем не вздыхал тихо, но осуждающе, а Сириус не смеялся: «Что? Слишком шокирующее для твоих девственных ушек, Лунатик?» И Джеймсу не приходилось мирить этих двоих».

Питер снова взглянул на сидевших у воды Сириуса и Марлин. Можно было бы потихоньку подкрасться или лучше вернуться в Хогвартс, в туалете превратиться в крысу, предварительно спрятав одежду, и примчаться сюда, подслушать…

«Но если Бродяга учует? Нюх у него отменный. Он ведь скажет Марлин, и что если… если она будет смеяться надо мной вместе с ним?»

Такого Питер бы не смог вынести. А надеяться на порядочность Сириуса было нельзя.

«Какая уж тут порядочность, если он за моей спиной… Сам ведь шутил про жениха и невесту, и тут такое».

Постояв ещё немного, Питер испугался, что его заметят, и поспешил в замок. В руках он всё ещё сжимал склянку. Хотел было избавиться от неё, но вспомнил — зелье дорогое, мама старалась — и решил его оставить.

В холле он заметил Снейпа, братца Сириуса и плечистого капитана слизеринской команды по квиддичу Розье. Они о чём-то переговаривались. Питер понадеялся, что слизеринцы его не заметят, собирался аккуратно прошмыгнуть к лестнице, но с его комплекцией сделать это было сложно.

— Эй, ты куда, толстяк? — недобро усмехнулся Розье, преграждая ему дорогу.

Питер закусил губу. Он не был толстым, просто немного упитанным. К тому же мама всегда говорила, что дело в широкой кости.

— Я…я… к себе. Я не хочу неприятностей.

Розье рассмеялся:

— Да какие неприятности? О чём ты?

Но его вид не предвещал ничего хорошего. Ждать помощи от Снейпа или Блэка-младшего тоже не приходилось. При взгляде на физиономию последнего Питер сразу вспомнил его брата, миловавшегося с Марлин, и ещё раз укусил собственную губу.

— Я полукровка, — поспешил сообщить Питер. — Отец — маглорождённый волшебник, но я и не общался с ним когда, он давно умер, так что…

Снейп скривился, Блэк-младший махнул рукой:

— Пойдём, Эван, зачем с ним возиться?

Питер кивнул. Ему нужно было любой ценой избежать неприятностей.

— Секунду.

Палочку Розье вытащил мгновенно, наставил её на Питера и прошептал что-то. Его ноги тут же разъехались в стороны, потом правая выписала круг, левая последовала за ней.

Снейп и Розье рассмеялись, по лицу Блэка пробежала усмешка.

Питер упал на пол, они прошли мимо. Кажется, он услышал, как Розье протянул: «Такой жалкий».

«Вы у меня ещё получите», — процедил сквозь зубы Питер, пытаясь подняться.

***


Эван назвал Петтигрю жалким, но тот был просто мерзким. Впрочем, вся эта поттеровская шайка вызывала у Северуса отвращение.

«А Лили увязла в ней по самые уши», — заявил противный голос в голове Северуса, и тот послал его ко всем чертям.

На вечернее собрание они, как всегда, пришли разными путями. Встречались в выручай-комнате — специально для них она представала тёмной с дубовыми панелями на стенах. По её периметру были развешаны канделябры со свечами, горевшими тускло и приятно для глаз. Посередине стоял вытянутый стол, его окружали несколько стульев с резными спинками.

Северус занял своё место, рядом сел Регулус. Потом — Барти, Розье, Мальсибер, Эйвери.

Первым заговорил Эван Розье. Он сверкнул своими чёрными глазами и сказал:

— У меня есть хорошие новости от Малфоя.

Кажется, Регулус и Барти переглянулись.

— Тёмный Лорд позволит нам встретиться с ним после Рождества, — Розье повернулся к Краучу. — Он обычно не общается с пятикурсниками, но для тебя сделает исключение. Малфой рассказал ему о твоих идеях.

Барти счастливо улыбнулся. Иногда Северуса интересовало: что у этого человека в голове? Он был безумцем — Барти Крауч, но умело скрывался. Профессора вообще считали его идеальным учеником.

Знали бы они, что это он окрасил воду по всему замку в алый и помог Северусу с переселением боггартов в Хогвартс.

Барти потёр руки и сказал:

— Я так рад, так рад… Но что будем делать дальше? Грязнокровки совсем распоясались. Может, уже стоит…

Северус знал, что он хочет предложить. Они уже много раз обсуждали это: реальное дело стоило оставить напоследок — на май, июнь. Сейчас нельзя было трогать учеников.

— Риск слишком велик, — отрезал Северус. — Нас могут раскрыть.

Розье кивнул:

— Нельзя, чтобы нас всех исключили. Вдруг Тёмному Лорду понадобятся свои люди в Хогвартсе.

«Свои люди» — было в этом что-то особенное, приятное. Это ещё не метка, но всё же. Другие думали также.

Барти притих и стал похож на приличного человека — такого, каким, наверняка, представал перед своим отцом-правдолюбом, но потом вдруг встрепенулся, осклабился.

— У меня есть идея, — сказал он. — Раз о серьёзном деле речь пока не идёт, почему бы нам немного не поиграть?

***


Когда Лили узнала о его тайне, она тихо охнула и пробормотала что-то. Ремусу показалось — она упомянула Сева, в смысле Северуса Снейпа.

Впрочем, это было не так уж важно. Лили смогла понять его, даже обняла порывисто: «Как же тебе тяжело».

На следующий день отдала ему новый график. Ремус пробежал расписание глазами и сразу понял: теперь ни одно из их с Доркас дежурств не совпадало с полнолунием. Правда, один раз его напарнице предстояло патрулировать коридоры не с ним, а с Джорджем Дэвисом из Хаффлпаффа.

«Интересно, ей понравится с ним работать?», — спросил самого себя Ремус и через пару дней узнал ответ.

После очередного собрания он остался в классе, чтобы подождать Лили и вместе вернуться в гостиную. Та как раз вышла в смежную комнату для разговора с парочкой провинившихся девчонок — то ли они вовремя не сдали отчёты, то ли не вышли на дежурство.

— Неплохо выглядишь, — раздался голос Доркас за его спиной, и Ремус понял, что она специально пересела на его ряд.

— Ммм… спасибо.

— А то два дня назад был таким бледным, и меня поставили на внеплановое дежурство с идиотом Дэвисом, значит, чувствовал ты себя отвратно, — говорила Доркас протяжно, вкрадчиво, и от её тона Ремусу стало не по себе.

— Отравился, — ляпнул он первое, что пришло в голову.

Доркас округлила глаза:

— Правда? У тебя, видно, очень слабый желудок, — потом она придвинулась совсем близко к нему и прошептала. — Знаешь, пока я лежала в больничном крыле меня вдруг посетила одна мысль… вопрос, конечно, деликатный, и вряд ли это может быть правдой, но всё так совпадает…

Она произносила слова всё быстрее и быстрее, а Ремус с ужасом ждал развязки и поглядывал на дверь, за которой Лили распекала старост: и чего ей стоило открыться сейчас? Ремус знал, к чему клонит Доркас. Как он вообще мог подумать, что она не догадается, почему медлил с признанием Лили, с перестановкой графика?

— И тут наши дежурства сдвинули без ясной причины, Эванс, конечно, проблеяла что-то, — Доркас махнула рукой. — Но я уверена: она мне соврала. Лю… Ремус, слушай… — она склонилась к нему, — Не обижайся, но ты, ты… у тебя нет никаких особых проблем?

Этот вопрос был таким слизеринским, что Ремус улыбнулся. Правда, довольно нервно.

— О чём ты? Я тебя не понимаю.

Он надеялся, что Доркас не станет настаивать, но она внезапно решила проявить упорство.

— Ремус, так вышло, что обычно тебе плохо перед полнолуниями, а в нашем перестроенном графике не осталось ни одного дежурства в подобную ночь, хотя до этого они были. И сейчас я вспоминаю, во что превратился боггарт, когда увидел тебя… — и, пронзив его взглядом, она выпалила, побледнев. — Ты… болен ликантропией?

Последнее слово она произнесла максимально неразборчиво, но Ремус уловил бы его в любом случае.

— Нет, конечно, нет, ты о чём, — поспешно запротестовал он.

Ремус надеялся, что его голос звучит убедительно. Он смотрел на Доркас: она свела брови к переносице и буравила его взглядом, но тут, видно, убедившись в чём-то, постепенно расслабилась.

«Она хотела, чтобы я сказал «нет», — понял Ремус.

Тем временем Доркас улыбнулась:

— Как хорошо, как хорошо…

И не сказав больше ни слова, быстро вышла из класса. Всё это время Ремус думал, что у неё какое-то дело к Лили, но, как оказалось, Доркас специально хотела поговорить с ним.

«Эта догадка, пришедшая к Доркас в больничном крыле, мучила её. Конечно, — Ремус хмыкнул. — Такая правда ведь отвратительна, как бы она могла дежурить с кем-то, кто б-о-л-е-н-л-и-к-а-н-т-р-о-п-и-е-й?»

Ремус покачал головой. Дверь, разделявшая классы, открылась. Две девочки — брюнетка и блондинка — быстро покинули комнату, Лили подошла к Ремусу.

— Пошли… — выражение её лица изменилось, она напряглась. — Что случилось?

Он пожал плечами:

— Ничего.

Или всё сразу. Это как посмотреть.

Глава 8

Сириус шутил, что после такого ноября им полагается сразу два похода в Хогсмид.

«И это — как минимум», — добавлял Бродяга.

Ремус соглашался с ним и вспоминал эти безумные и мрачные недели — у маглорождённых учеников стали пропадать домашние животные, парочку зверушек нашли расчленёнными. Они с Доркас лично смогли спасти одну истекавшую кровью, потерявшую ногу кошку — точнее тут все лавры принадлежали его напарнице, Ремуса от этого зрелища стошнило, и он долго извинялся и не мог посмотреть Доркас в глаза.

Хотя ему вообще было сложно общаться с ней все те недели после их странного разговора, когда она спросила о его болезни, а он соврал, потому что не мог поступить иначе. Ремусу приходилось постоянно притворяться, чтобы выглядеть беззаботным, чтобы вести себя как раньше.

«Она бы не приняла меня, — убеждал себя Ремус. — Да и разве такие вопросы не задают на особой встрече? Разве можно их решать вот так — после собрания старост?»

Он вспомнил об этом снова, когда увидел Доркас в Хогсмиде. Она как раз заходила в «Сладкое королевство», её голову венчал красивый тёмно-зелёный берет.

«Наверняка, ведь он совсем не греет», — подумал Ремус.

Тут его кто-то толкнул в бок. Как оказалось, это был Сириус.

— В каких облаках ты снова витаешь, а? Лунатик, приём! — прокричал Бродяга ему прямо в ухо, и Ремус вздрогнул.

— Хочешь, чтобы я остался глухим? — недовольно поинтересовался он.

Питер хихикнул, Джеймс улыбнулся и поддержал Сириуса:

— В последнее время ты вечно не с нами. Рассказал бы уже, кто твоя таинственная дама сердца. Мы с Лили прикинули, может, Мари Макдональд?

По выражению лица Сохатого стало ясно: это холостой выстрел.

Ремус вспомнил рыжую полненькую Мари, а потом рядом сама по себе вырисовалась темноволосая грациозная Доркас.

«Нет. Нет. Нет. Мы же просто напарники».

Отругав себя, Ремус решил перевести разговор на безопасную тему:

— Если я правильно помню, влюблённый тут всего один. И мы как раз идём искать подарок Лили на ваше первое Рождество. Нет?

Джеймс довольно улыбнулся:

— Именно так. И нам нужно поскорее справиться с этой задачей, потому что через час мы встречаемся с Лили, не могу же я весь день провести в вашей компании.

Сириус скривился:

— Ну, когда-то вполне себе мог.

Эти двое тут же стали припираться. Ремус не вникал в их разговор, радуясь, что его самого оставили в покое. Так они дошли до маленького магазинчика с лаконичным названием «Золото и серебро». Джеймс сделал решительный шаг в его сторону и первым открыл дверь.

— Даже так, — присвистнул Сириус. — Неужели собрался за кольцом?

— Сам ведь говорил, что можно подарить кулон, — пробормотал Джеймс, который уже прилип к одной из витрин.

Несмотря на то, что помещение было небольшим, витрин здесь хватало, и все они ломились от украшений — массивные перстни, тонкие цепочки, кулоны в виде цветов, птиц, рыб, магических знаков… Взгляд Ремуса зацепился за один из них — серебряную букву «Д».

«А что если?»

Посомневавшись, он выкинул эту мысль из головы и подошёл к Джеймсу.

Тот как раз что-то оживлённо обсуждал с Бродягой, Питер стоял чуть поодаль и пялился на переливающиеся витрины. Хозяйка магазина — волшебница в тёмно-фиолетовой мантии уже успела несколько раз предложить им свою помощь и, услышав твёрдое «нет, спасибо», теперь сидела на стуле и буравила всю компанию тяжёлым взглядом.

— Это не слишком банально? — спросил Джеймс, указывая на серебряную лилию.

— Нет, девчонкам такое нравится, — очевидно не в первый раз сказал Сириус и тут же замахал руками. — Да-да, я помню, что Лили не просто девчонка. Денег хватает?

Джеймс кивнул:

— Да, дело не в этом, — потом он повернулся к Ремусу. — А ты что скажешь?

Тот сделал шаг к витрине и стал рассматривать серебряную вещицу — лилия была тонкой, аккуратной, небольшого размера. Лили бы она подошла.

— Думаю, она будет рада, — честно сказал Ремус и снова бросил взгляд на притягивающую внимание букву «Д».

«Разозлится ли она, если получит подарок от своего напарника? Вроде не должна же?»

— Бери её уже, — Бродяга хлопнул Сохатого по плечу и подмигнул. — А там и за кольцом сходишь.

Ремус вспомнил о том, как недавно столкнулся с Сириусом и Марлин Маккиннон в коридоре — кажется, они гуляли вместе — и решил подхватить шутку:

— Да, ты, видно, и сам не прочь прикупить одно, точнее два, а?

Шутка очевидно не удалась. Сириус напрягся, Питер почему-то побледнел — хотя если вспомнить, как он всегда отзывался о Марлин, всё прояснялось — только Джеймс мягко улыбнулся и взъерошил свои густые волосы.

Сириус повернулся к Ремусу:

— Кто бы говорил.

— О чём ты?

Сириус обошёл Джеймса, который как раз направился к продавщице.

— Я не Сохатый с Лил, — прошептал Сириус Ремусу в ухо. — Я не предполагаю, я знаю, о ком ты думаешь и уже давно. И если уж мы заговорили об этом, я бы посоветовал тебе завязывать. На Слизерине хороших людей нет, я это точно знаю.

Губы его исказила мрачная, злая улыбка. Ремус не любил Сириуса в такие моменты, ненавидел то, о чём напоминала ему этот оскал.

«Наверное, он усмехался точно так же, когда в ту ночь рассказывал Джеймсу и Питеру о том, что отправил Снейпа ко мне».

Это воспоминание было одним из самых худших в жизни Ремуса. Оно придало ему силы:

— Что бы там ни было, тебя это не касается, Бродяга.

Тот изумлённо поднял бровь:

— Даже так? Кажется, всё серьёзнее, чем я думал.

Они бы непременно поссорились, если бы к ним не подошёл Джеймс. В руках он сжимал красивый свёрток — по его просьбе кулон сразу запаковали в белую обёрточную бумагу, украшенную зелёными ёлочками и алыми бантами.

— Можем идти. У вас всё хорошо?

Ремус и Сириус обменялись мрачными взглядами.

***


— Думаю, Лунатик в большой беде, — заключил Сириус свой рассказ и откинул волосы назад этим своим жестом в духе я-самый-красивый-и-популярный-парень-в-школе.

Марлин невольно залюбовалась им. Шапку Сириус не носил принципиально — он сам так ей сказал, особо выделив последнее слово, — поэтому сейчас белые снежинки путались в его длинных чёрных волосах. Марлин очень хотелось дотронуться до них, но она сдерживалась. Просто шла рядом и старалась не думать о том, почему уже месяц постоянно гуляет с раздражающим её Сириусом Блэком.

Эм уже не раз озвучивала вслух верный ответ, но Марлин предпочитала отмахиваться.

«Он бабник, это все знают», — говорила она то ли Эм, то ли самой себе.

Подруга, правда, хитро щурилась: «Что-то я не слышала, чтобы он в последнее время появлялся с другими… да и вообще мы живём один раз, разве не ты постоянно это твердила раньше, а?»

— Что скажешь? — вернул её в реальность Сириус.

— Мм… Лунатик и Доркас Медоуз… да, мне тоже кажется, что у них вряд ли что-то выйдет, но «беда», — Марлин посмаковала это слово. — Как-то это слишком громко сказано.

— Но эта Доркас ведь стерва и слизеринка, и в прошлом году встречалась с подонком Розье, а наш Лунатик мухи не обидит.

Марлин постаралась отвлечь его, спросила о том, что её давно интересовало:

— Почему «Лунатик»? Бродит во сне?

Сириус вдруг расхохотался:

— Ага, что-то в этом духе.

На улице постепенно темнело, им пора было возвращаться в Хогвартс. Сириус принял это, вздохнув, и они вышли на ту дорогу, которая вела к замку. Снегопад тем временем расшалился: казалось, он специально атакует волосы Сириуса.

«И его можно понять».

Марлин не выдержала, дёрнула Сириуса за рукав:

— Замри.

Он удивился, но послушался. Она встала на цыпочки — он-зараза был выше её сантиметров на десять, если не на все пятнадцать — и принялась вычищать снежинки из его волос. И неважно, что они и без того быстро таяли.

Марлин думала — за прошедшие дни она неплохо изучила его взрывной характер — что он не позволит ей долго хозяйничать, возмутиться, схватит за руку, но он проявлял чудеса терпения: стоял тихо и даже ни о чём не спрашивал.

Сириус умел удивлять её. Может быть, поэтому рядом с ним сердце билось так быстро, а мысли о судьбе Тома, которого до сих пор не нашли, отступали — хотя за последнее она и винила себя потом, как впрочем, и за первое.

И снова проводя рукой по чёрным жёстким волосам Сириуса, она сказала то, что вообще-то собиралась сохранить при себе:

— Мне нравятся твои волосы, Блэк.

Он усмехнулся:

— Я заметил, — и всё-таки перехватил её руку, переплёл пальцы Марлин со своими. — А я сам?

Марлин рассмеялась:

— Такой заносчивый гриффиндорский засранец, как ты… даже не знаю, у самого есть варианты?

Сириус придвинулся к ней, шепнул на ухо:

— Думаю, я тебе очень-очень нравлюсь.

И когда он склонился и коснулся её губ, Марлин не стала возражать — это был долгожданный, нужный им обоим поцелуй. Она схватила его за волосы, чтобы удержать равновесие, и Сириус ойкнул от неожиданности, аккуратно переложил её руки к себе на плечи:

— Да вы любите причинять боль, мисс Маккиннон.

Прежде чем потянуться за вторым поцелуем, она ответила, улыбнувшись:

— Пять баллов Гриффиндору за догадливость, мистер Блэк.

***


Доркас не знала, зачем понадобилась Эванс в девять вечера. Ещё больше она удивилась, когда, зайдя в кабинет, где была назначена встреча, увидела Макгонагалл. Не самый приятный сюрприз, мягко говоря.

После сдержанных приветствий Макгонагалл перешла к делу. При этом она то и дело поглядывала на Эванс.

— Думаю, вам не нужно напоминать, мисс Медоуз, что в последнее время в Хогвартсе творятся странные и пугающие вещи.

Доркас сразу вспомнила ту окровавленную кошку, побледневшего Люпина, и кивнула. Теперь её удивляло только то, что к этому разговору Макгонагалл приступила только сейчас.

— Мы обозначили круг подозреваемых и, к сожалению, все они учатся на одном факультете с вами, мисс Медоуз. Данные предоставил сам профессор Слагхорн, так что вряд ли нас можно обвинить в предвзятости.

Доркас бы хотела поспорить с ней, но не могла. Конечно, все всегда и во всём винили слизеринцев. Особенно в этом году. Только вот, к сожалению, она и сама в последнее время убедилась: подозрения появились не просто так. Некоторые её софакультетовцы вели себя крайне странно.

Заключительным же аккордом стало письмо её отца, пришедшее накануне: «На Рождество к нам приедет гость — мы не ждали его раньше. К тому же будут его юные друзья из уважаемых семей. Например, той, которой мы обязаны нашим любимым клубничным пирогом».

Получив это послание, Доркас обхватила себя руками, и долго сидела в такой позе не в силах встать или хотя бы сжечь письмо. Рождество с Тем-Кого-Нельзя-Называть, мальчики, которые станут его приспешниками и среди них — Регулус Блэк (можно быть уверенной, что речь о нём, а не о Сириусе), ведь со времён её бабушки у них на столе периодически появляется клубничный блэковский пирог… Всё это было слишком страшно.

«И папа полностью погряз во всём этом, уже не вырвется. И что если он принял метку, но не сказал мне?»

Сейчас глядя на Макгонагалл, она думала об этом письме, которое всё-таки сожгла часа в три утра, а ещё о Регулусе — есть ли он в этом списке? Наверняка.

Так и оказалось. Задание ей тоже дали очевидное — найти улики.

«Ты ведь дружишь с ними», — робко сказала Лили, и Доркас захотелось плюнуть ей в лицо.

Интересно, она бы пошла доставать улики против своих ненаглядных Поттера, Блэка-старшего и Люпина? При мысли о Ремусе Доркас слегка улыбнулась: он был смешным и таким хорошим её напарник с Гриффиндора, кажется, только с ним она в последнее время и расслаблялась.

«И как же хорошо, что мои подозрения оказались ложными. Никогда ещё так не радовалась собственной ошибке».

Но теперь нужно было выкинуть Люпина — его добрую улыбку и эти лучистые глаза — из головы и разыграть свою партию. Отец связан с Пожирателями, а, значит, она не может просто так предать кого-то из тех, кто готовится присоединиться к Тому-Кого-Нельзя-Называть.

«Но дело их мне совсем не по душе, так что нужно будет оставить себе возможность для отступления».

Доркас не хотелось выбирать сторону — по её мнению, победу можно было удержать, только сохранив для себя сразу две возможности.

***


Выслушав её предложение, Регулус скрестил руки на груди и приподнял бровь:

— И ты уверена, что я соглашусь?

Доркас пожала плечами:

— Лучше пожертвовать кем-то бесполезным, чем тащить на дно всех. Им вполне хватит одной жертвы. Я уверена в этом. А если вы не будете резать животных до Рождества, все вообще успокоятся.

Они встретились в комнате Регулуса, откуда предварительно выгнали его товарищей, но говорили всё равно шёпотом.

Регулус сморщился при упоминании животных — идея явно принадлежала не ему — и постучал пальцами по столу, а потом задал вопрос, который не мог не прозвучать:

— А Розье ты, значит, хочешь отомстить?

Доркас хотела, чтобы они все думали так, поэтому и решила: сдать нужно будет Эвана. Слизеринцы не верят тем, кто помогает им, не извлекая из этого выгоду.

— Ага.

Регулус покачал головой:

— Какие вы женщины всё-таки пугающие существа… Хотя если вспомнить Бэллу…

Сравнение с Беллатрисой Лестрейндж не очень-то обрадовало Доркас, но она решила принять его за комплимент. Доркас окинула Регулуса оценивающим взглядом, попыталась проникнуть к нему в голову.

Что она о нём знала? Спокойный, ответственный, трудолюбивый, себе на уме. Как говорят, большой поклонник Того-Кого-Нельзя-Называть, амбициозный к тому же, но в целом довольно добрый. Доркас никогда не видела, чтобы он травил кого-то, а ссорился и вовсе, кажется, только с собственным братом. Но старшему Блэку она бы и сама с удовольствием вмазала — идиот ещё тот, как только Люпин с ним общается.

— Я передам твоё предложение остальным.

И по его тону Доркас поняла — его примут. Им легче свалить всё на Розье, позволить выгнать его, чем рисковать кем-то ещё. Возможно, и Тот-Кого-Нельзя-Называть не очень-то ценит этого своего будущего сподвижника.

«А, может, как раз наоборот, да Эван и сам уже хочет покинуть Хогвартс и присоединиться к Пожирателям? — подумала Доркас, возвращаясь в свою комнату. — Ведь если вспомнить, он частенько твердит, что делать здесь нечего».

Эти догадки подтвердились на следующий день. Доркас как раз шла с заклинаний, когда кто-то схватил её за руку и втащил в класс.

— Эй! — возмутилась она и сильно толкнула нападавшего локтём.

— Не шуми, — шепнули ей в самое ухо, а потом она обернулась и увидела у себя за спиной Эвана.

— Фу, отойди, — не удержалась Доркас и демонстративно отряхнула мантию.

Эван усмехнулся, хотел что-то сказать, но, вероятно, передумал и действительно отодвинулся от Доркас, прошёл к двери и закрыл её. После облокотился о стену, достал палочку и стал крутить её в руке — он часто так делал.

— Сдашь им меня, — сказал Эван, когда Доркас уже хотела спросить, долго ли он собирается так стоять.

Доркас кивнула.

— Скажешь, что тебе удалось проникнуть в нашу комнату, и ты нашла в одной из моих книг вот это, — Эван протянул ей листок бумаги.

Она взяла его, пытаясь не коснуться руки этого гада. На листе были фамилии маглорождённых учеников, на животных которых напали.

Доркас нахмурилась:

— Не слишком топорно?

Эван махнул рукой:

— Не переживай, они легко поверят, что я идиот. Ещё скажешь, что слышала, как я угрожаю Регулусу.

— Боитесь, что если я сдам только тебя, они заподозрят неладное?

Эван кивнул, а потом объяснил: во время расследования выяснится, что он запугал Регулуса, и тот участвовал в нескольких вылазках.

— Неплохо.

Он сделал шаг к ней, и Доркас смерила его холодным взглядом.

— Вас обоих спасут родители?

— Нет, только Регулуса, а я просто исчезну.

Она вгляделась в бледное лицо Эвана.

— Устал учиться?

Тут что-то в нём изменилось, в глазах будто загорелся огонь:

— Меня ждут другие дела. Куда более интересные, а мальчики тут и сами справятся.

Доркас содрогнулась, представив, как именно они будут «справляться». Она надеялась, что Эван не заметит её волнения, но он, конечно, всё понял. Оказался совсем близко к ней:

— Знаешь, я обрадовался, когда узнал, что ты пришла к Регулусу. Надеюсь, ты окончательно выбрала сторону, Доркас, — Эван потянулся к её лицу, и Доркас быстро ударила его по руке.

— Не смей меня трогать.

Эван расхохотался и отступил, заложив руки за спину:

— Как скажешь. Хочешь, чтобы я снова завоевал тебя? Знаешь, Лорд не откажет в такой малости своему стороннику.

Она бы с удовольствием плюнула ему в лицо, но решила не тратить силы на такого идиота. Подняла голову повыше и процедила:

— Ты бы молился, чтобы Лорд не захотел отблагодарить меня.

Доркас вспоминала, как понимающе улыбнулся Эван, когда спустя пару дней, Эванс поймала её в коридоре и начала лихорадочно пожимать руку.

— Ты такая молодец, — говорила она. — Может, на этом всё кончится.

«Ничего не кончится, — думала Доркас. — Только такие оптимистичные идиотки, как ты, верят в это».

И когда Люпин подмигнул ей, проходя мимо, Доркас захотелось заплакать.

Глава 9

Замок украсили к Рождеству — ёловые ветки, магические гирлянды, свечи в большом зале, тематические картины на стенах коридоров, — но Эммелине всё равно не верилось, что уже завтра она отправится на каникулы. В последнее время жизнь будто проходила мимо и состояла только из тревожных вестей.

Казалось бы, они выяснили, что в убийствах животных и появлении боггартов виноват Эван Розье — Эммелина была милосердна и не стала напоминать Марлин о её прежнем увлечении, — узнали о том, как он запугал Регулуса Блэка…

Всё должно было наладиться, но когда в Хогвартс приехал отряд авроров — ведь дело пахло тёмной магией — Розье найти не удалось. Он исчез прямо из кабинета Слагхорна. И больше о нём никто ничего не слышал, хотя прошло уже почти две недели.

Не появлялись новости и о Томе Маккинноне. Зато стало известно, что к Тому-Кого-Нельзя-Называть присоединились оборотни. Кровавая ночь в Дувре до сих пор не сходила со страниц «Пророка», хотя и перемещалась постепенно к последней полосе. Когда Эммелина читала обо всём этом, руки замерзали, а в голове начинало стучать. Какое уж тут Рождество.

— Вещи собрала? — спросила Марлин перед тем, как они отправились на праздничный ужин.

— Мм… вещи? — Эммелина оторвалась от «Пророка», который зачем-то перечитывала — будто надеялась, что новости изменятся к вечеру и значительно улучшатся — и посмотрела на подругу. — Пожалуй, я ничего не буду брать с собой.

— Уверена? Даже учебники не возьмёшь? Не будешь ничего повторять на каникулах?

Эммелина задумалась, потом потянулась за сумкой:

— Да, наверное, пособие по зельеварению стоит взять.

Марлин возвела глаза к небу и улыбнулась. Потом перевела взгляд на стоявшие на столе часы:

— О, пошли скорее на ужин.

И тут же взяв ладонь Эммелины в свою, повлекла её за собой к выходу. Так получилось, что до большого зала они дошли, держась за руки. Эммелина обратила внимание на это, когда сзади раздалось тихое:

— Так, ты по девочкам, Вэнс? А я думал, что с тобой не так… — Барти (разумеется, это был он) перешёл на сипение, — кроме очевидного.

Эммелина обернулась к нему, крепче обхватив ладонь Марлин:

— Что, Крауч, не дежурили вместе десять дней, и ты соскучился?

Он ответил ей мрачной ухмылкой. И пока Эммелина шла к столу, она всё думала: «Неужели Крауч действительно не имеет отношения к той чертовщине, которая творилась в Хогвартсе?». Эммелина так и не поделилась ни с кем своими подозрениями — хотела сказать Марлин, но посчитала неправильным тревожить её, — зато узнала, что Барти не было в профессорском списке подозреваемых. Это она ненавязчиво выспросила у Лили.

Та как раз помахала Эммелине со своего стола, Марлин и Сириус пока обменивались понимающими взглядами. Пожалуй, роман этих двоих был самым светлым событием за последние пару месяцев.

Пока она вспоминала, какой счастливой бывала Марлин после встреч с Сириусом, зал затих — Дамблдор взял слово. Обычно на рождественском ужине он ограничивался поздравлениями, но Эммелина понимала, что в этот раз всё будет иначе. Она убедилась в своей правоте через пару минут.

— Позволю себе нарушить порядок и обратиться к вам, прежде чем вы наедитесь. Думаю, так будет правильно, — профессор оглядел зал. — Все мы знаем, что первая половина года выдалась непростой, некоторые поговаривали о закрытии школы, но Хогвартс — это место, которое всегда должно оставаться доступным для тех, кому нужно пристанище. Безопасное пристанище. И я верю в то, что первая половина следующего года будет именно такой. Я благодарен студентам и профессорам, трудившимся ради этого. Конечно, ни для кого из вас не секрет, что… мистер Розье исчез, но авроры усиленно ищут его, поэтому он не уйдёт от наказания, — в голосе Дамблдора прозвучали печальные нотки. — Напоследок я хочу напомнить вам о том, как опасна предвзятость, даже если некоторые из таких теорий и подтверждаются.

Эммелина вздохнула. Она не хотела быть предвзятой, она всей душой возражала против этого, но почему-то каждый из тех, кто разрушал её мир — и в первую очередь Тот-Кого-Нельзя-Называть — оказывался слизеринцем. Она кинула взгляд на стол змеек.

«Есть же Доркас — неплохая девчонка, да ещё и помогла общему делу, как говорит Лили. Правда, в последнее время Медоуз будто стала более высокомерной, чем раньше, но, может, мне это просто мерещится?»

Дамблдор тем временем говорил о сложившейся ситуации, ненавязчиво давал советы, закончил он улыбкой:

— Желаю вам всем удачного Рождества. Хорошенько отдохните и помните, что мы ждём вас. А теперь можно и животы набить, верно?

Огоньки свечей отразились в очках-половинках, Дамблдор хлопнул в ладони, и на столах появилась еда. Большой зал в раз наполнился аппетитными запахами, и у Эммелины в животе заурчало. Марлин тут же обернулась.

— Ну-ка, хорошенько поешь, Эм, — сказала она и, подхватив вилкой самую большую сардельку, сначала протянула её Эммелине, но, увидев, что та не желает есть с рук, надкусила «добычу». — Ошень фкушно!

Эммелина рассмеялась и потянулась за тарелкой с жареным мясом.

***


Хогвартс-экспресс мерно ехал вперёд — к Лондону, отбивал однообразный ритм. Сириус облокотился на стенку тамбура, перевёл взгляд на Марлин. Она тепло улыбалась — как почти всегда с ним, — накручивала на палец короткий белый локон.

«Беспокоится ведь из-за Тома, но в последнее время старается не говорить об этом. Вот же…».

— Обязательно пиши, если что-нибудь случится, — велел Сириус.

Споткнулся о её тут же изменившийся взгляд.

— В смысле просто пиши, хорошо?

Марлин хмыкнула, поднялась на цыпочки и щёлкнула его по носу:

— Зачем писать, если ты всё равно не ответишь? Как сольётесь там с Джеймсом в экстазе, тебе сразу будет не до писем.

Он нахмурился:

— Скажешь тоже.

Он подавил вздох, вгляделся в её серые глаза. Красивая, забавная. Нужная. И когда успела подобраться так близко?

Иногда ему казалось, что Марлин вошла в его жизнь слишком легко, незаметно даже. Однако по-настоящему нелепым было только одно — ещё пару месяцев назад он не мог, как сейчас, сгрести её в охапку, прижать к себе и шепнуть в эту светлую макушку:

— Мы ещё и встретимся на каникулах, верно?

— Ага.

Сириус отстранился:

— Что-то нерешительно звучишь… Будешь же скучать по мне невероятно.

Сказал и замер на секунду: как отреагирует, что ответит? Точно в тот раз, когда они впервые поцеловались.

Думаю, я тебе очень-очень нравлюсь.

Он чувствовал это, знал, но, уже произнеся слова вслух, вдруг понял — всё может быть ошибкой. Хорошо, что Сириус Блэк всегда оказывается правым.

Тем временем Марлин подмигнула ему, возвращая в реальность:

— Утешай себя этим.

И Сириусу пришлось снова притянуть Марлин к себе, чтобы не задавалась, и поцеловать — чтобы не болтала глупостей.

***


Доркас многое бы отдала за возможность остаться в Хогвартсе. Занося ногу над ступенькой поезда, заходя в вагон, она всё надеялась, что железнодорожные пути исчезнут, что налетит смерч и унесёт её подальше отсюда… Ничего не произошло.

И потом — когда она обошла поезд, и Эванс, обеспокоенно взглянув на Доркас, заявила, что «дальше они справятся без неё» — ей оставалось только устроиться на сиденье да смотреть на проносящиеся за стеклом пейзажи. Видимость, правда, была так себе: за окном шёл обильный, щедрый снег, небо отпугивало серостью. Рядом что-то щебетали Амелия и Арабелла. Доркас не слушала их, только кивала изредка. Потом, почувствовав, как горло схватывает спазм, внимательно посмотрела на подруг.

«Они рядом — со мной, как и все эти годы, так почему я ничего не могу сказать?»

— Что такое? У меня что-то в волосах? — забеспокоилась Арабелла и тут же полезла за зеркалом в сумку.

— Нет, всё в порядке, — кивнула Доркас.

Амелия кашлянула:

— Ты уверена?

Доркас вымученно улыбнулась:

— Да просто думаю, чем бы таким отплатить Белле за её задание на Хэллоуине.

Амелия и Арабелла переглянулись. Последняя скривилась — она терпеть не могла, когда её имя сокращали до «Беллы».

— Брось, Доркас, столько времени прошло, — сказала Арабелла. — Зато я тебе такой подарок на Рождество приготовила.

От напоминаний о Рождестве Доркас снова замутило. Девочки ничего не заметили, Арабелла рассказывала о «таинственных сюрпризах», Амелия гадала, что подарит ей Паркинсон, перебирая возможные варианты.

«Им не нужна моя правда. И я ведь всегда это знала? Когда мама умирала, их тоже не было рядом со мной».

«Потому что ты им ничего не рассказывала, а когда Амелия пыталась выяснить, как на самом деле твои дела, кричала на неё», — заявил кто-то в её голове.

Доркас пожала плечами и отвернулась к окну. Успела заметить маленький домик с тёмно-бордовой крышей. Когда-то давно они праздновали Рождество вот в такой же усадьбе — даже усадьбочке — потому что маме захотелось тишины и сказки. Тогда болезнь только начала завладевать ею, тогда Доркас ни о чём не подозревала

«Чтобы ты сказала, мама, если бы узнала, с кем я встречу нынешнее Рождество?»

Она возвращалась к этой мысли снова и снова. Будь мама жива, Пожиратели не пробрались бы в их дом. Мама бы не позволила им запугать отца — она была такой сильной.

Доркас прикрыла глаза, вспоминая те вечера, когда они всей семьёй сидели в их просторной, залитой светом — мама запрещала закрывать большие окна шторами, она обожала солнечные лучи — гостиной, когда мама заплетала ей косы или читала что-то. Отец обычно молчал, внимательно следил за ними, слушал, а потом подходил и аккуратно целовал жену в лоб: «Красавица моя», потом наклонялся и к Доркас: «Учись прилежно и будешь, как мама». Доркас смеялась, и в то далекое время, когда она ещё не попала на Слизерин, после этих, милых сердцу наставлений начинались споры. Мама хотела, чтобы Доркас стала студенткой Рейвенкло — как она в своё время, — отец ратовал за родной Слизерин.

«Если бы я сейчас училась на Рейвенкло, как бы всё вышло?»

— Доркас, ты выходить-то будешь? Спишь?

Она открыла глаза и встретилась взглядом с Амелией. Та смотрела на подругу с беспокойством. Доркас прошлась взглядом по купе и поняла, что Арабелла уже ушла. Амелия, видно, поняла, о чём думает Доркас.

— Арабелле нужно было спешить, её встречает новый отчим, а ты знаешь ведь, какой он нетерпеливый. Да и, — Амелия понизила голос до шёпота, как делала всегда, когда ей приходилось говорить то, о чём она предпочла бы промолчать. — Думаю, Арабелла немного обиделась на тебя. Ну знаешь… ты ведь нам до сих пор не сказала, кто тебе нравится.

— Нравится? — недоумённо переспросила Доркас, вставая с сиденья.

Она взяла сумку и теперь пыталась понять, нужно ли ей забрать что-то ещё. Голова гудела от мыслей — пропитанные светом воспоминания о матери сменились новой волной тоски и тревоги. Только спустя несколько минут Доркас поняла, что Амелия говорит о том вопросе, который ей задали во время Хэллоуина.

— Вышла осечка, — сказала Доркас наконец.

Судя по взгляду Амелии, та не собиралась менять тему.

— У Линды бракованный определитель лжи или она и вовсе всё подстроила, — заявила Доркас как можно более безразлично.

Амелия скривилась. Пока они шли к выходу из вагона, Амелия заверяла Доркас, что с определителем всё было в порядке. Потом она легко соскочила со ступеньки, Доркас остановилась всего на секунду. Как же ей не хотелось делать этот шаг.

Что если Тот-Кого-Нельзя-Называть уже в мэноре? Или там полно Пожирателей, которые должны подготовить всего к его приезду? И этот приём… неужели он поставит мальчикам метки на Рождество? А отец — у него есть знак отличия?

Доркас передёрнуло.

Амелия нетерпеливо затопала ногой:

— Идёшь?

— Сейчас.

Но спуститься она не успела, из-за её спины вынырнул Люпин. Он легко обогнул её, шепнул:

— Давай побуду джентльменом.

В следующую секунду он уже стоял на перроне с её сумкой, которую успел выхватить, и протягивал Доркас руку.

Волна тепла затопила Доркас. Стараясь не выглядеть слишком счастливой, она сделала шаг вниз и вложила ладонь в руку Люпина — очень горячую.

— Спасибо, — улыбнулась она, когда оказалась на твёрдой земле.

Люпин хотел что-то сказать ей, но тут Амелия красноречиво покашляла — Доркас готова была проклясть её за это — и он промолчал, поспешно отнял ладонь, потом кивнул на сумку, которую всё ещё держал:

— Куда донести?

— Ладно, я сама, — сказала Доркас, оценив ситуацию.

На мгновение ей пришла в голову безумная мысль, что встречать её может не отец, а кто-то из Пожирателей. Не хватало ещё, чтобы Люпин их увидел.

Они попрощались поспешно и неловко, всё это время Амелия буравила подругу взглядом. От Люпина это, очевидно, не укрылось — он совсем раскраснелся и убежал. Доркас видела, как он подбегает к двум фигуркам вдалеке — возможно, к Поттеру и Блэку, странно, что он вообще отстал от них.

— А вот и ответ, — протянула Амелия, как только Люпин исчез.

Доркас сделала вид, что ничего не поняла, — сейчас ей было не до этого — пожелала Амелии хороших каникул и пошла к отцу, стоявшему у самой стены. К счастью, никаких Пожирателей с ним не было, но, лишь взглянув на него, Доркас убедилась: всё плохо. Он сильно сдал за эти полгода: вокруг глаз расплылись синяки, всё лицо стало каким-то одутловатым, по волосам расползлась седина.

Отец обнял её крепко, точно она снова была маленькой девочкой. Его руки на её спине подрагивали.

— Я ничего не мог сделать, — шепнул он так тихо, что Доркас подумала: может, это только иллюзия, галлюцинация?

«Тёмному Лорду не отказывают».

Кто и когда сказал ей эти слова? Доркас не помнила. Она вжалась в отцовскую мантию, пытаясь утешить его. Всё ещё будет хорошо — обязательно когда-нибудь.

***


Кое в чём Доркас всё-таки не ошиблась: Пожиратели действительно готовили мэнор к прибытию своего господина. Правда, появились они утром в день рождественского приёма, но разве это имело значение?

Накануне отец предупредил её о том, что они будут завтра, и Доркас показалось — тёмные маги уже сейчас здесь, глядят на неё из-за всех углов, прячутся под привычным зелёным ковром в гостиной или сидят в её комнате за шкафом.

Рождественское утро было унылым, отвратительным, невыносимым. И пусть небо разъяснилось, настроение от этого не улучшилось. И что хорошего в разлившейся за стеклом чистой голубизне, что приятного в переливах белого, свежего снега? Доркас не знала. Сидела на кровати, смотрела в окно, обнимая большую тёмно-синюю подушку, и всё не решалась встать и выйти из комнаты.

Она сделала это, когда отец прислал за ней домовика — Липпи.

— Хозяин спрашивает: молодая хозяйка уже готова к завтраку?

— Готова. Оставь меня.

Липпи почему-то замешкалась. Доркас от души запустила в неё подушкой:

— Я сказала: прочь отсюда!

Липпи поспешила извиниться и пообещала наказать себя. Вот и молодец.

Отец улыбнулся Доркас, когда та спустилась вниз, но улыбка вышла вымученной и жалкой. Доркас пообещала себе не запоминать её, не думать о ней, не обращать внимания на то, что шторы на окнах по всему дому — кроме её комнаты — плотно закрыты.

А потом рядом с мэнором — отец, видно, снял аппарационную защиту на время — появились Люциус Малфой и супруги Лестрейндж. Все трое были одеты в чёрное, все трое взглянули на Доркас и её отца с известной долей презрения.

— Кажется, вы с папашей не осознаёте, какое счастье выпало на вашу долю, — кинула Беллатриса, когда они с Доркас стали проверять защитные заклинания в мэноре.

Точнее делала всё Беллатриса — Доркас она, разумеется, не доверяла. Той оставалось только ходить за Пожирательницей да изредка отвечать на её вопросы. По большей части Доркас просто кивала — как сейчас.

— Конечно, ваше поместье самое отдалённое, — бормотала Беллатриса, резко взмахивая палочкой.

Доркас понимала: она пытается объяснить себе решение Того-Кого-Нельзя-Называть. Как будто всё и без того не было очевидно — тёмный маг проверял своего нового сторонника. Правда, ещё не соратника. Метку отцу не поставили. Пока.

Проведя несколько часов с Беллатрисой, Доркас занялась украшением главного зала мэнора. Конечно, в этот раз не будет никаких разноцветных огней — как любила мама, как было ещё в прошлом году в память о ней — только строгие свечи, несколько еловых веток на стенах. Посреди комнаты расположился большой стол, в отдалении, близко к наглухо зашторенному окну, на возвышении стоял… трон. Да, пожалуй, его можно было так назвать. Доркас окинула взглядом этот огромный кованный стул — Тот-Кого-Нельзя-Называть и, правда, будет сидеть там?

Стало зябко, и она приказала эльфам посильнее разжечь огонь в камине. Они спешили и смотрели на хозяйку вовсе глаза. Понимают ли домовики, что тут происходит? Знают ли, кого этот дом будет принимать сегодня?

Поднимаясь в свою комнату, чтобы переодеться, Доркас столкнулась с Малфоем.

— Спешите нарядиться? — спросил он, внимательно посмотрев на фиолетовое платье Доркас.

— Разумеется.

— И правильно, — ухмыльнулся он.

Прозвучало это как оскорбление, но пришлось стерпеть.

А когда Доркас спустилась вниз в новом платье — разумеется, тёмно-зелёном — тот же Малфой искривил губы в улыбке:

— Что ж, теперь понятно, почему Эван только о тебе и говорит.

— Так, мы перешли на «ты»? — не выдержала Доркас.

Лучше уж спросить об этом, чем об Эване и остальном.

— Если леди не против.

И Малфой галантно поцеловал её побелевшие пальцы.

Сзади раздались шаги, а потом Беллатриса не сказала, а каркнула:

— Опять милуешься с кем-то, Люциус, вот подожди, Цисси всё узнает.

И она хохотнула резко и неприятно — как делала всё в этом мире. В присутствии этой женщины жизнь казалась невыносимой. Доркас смотрела на её чёрные всклокоченные волосы, вглядывалась в эти глаза, на самом дне которых таилось безумие… если все Пожиратели такие, у противоположной стороны вообще нет шансов на победу.

Малфой ничего не ответил соратнице. Кивнул Доркас и отошёл, а та в свою очередь направилась в зал. В девять стали прибывать гости. Доркас встречала их и всё думала: как появится он? В голову приходили нелепые варианты: посреди комнаты возникнет огненный столп или наоборот — порыв северного ветра затушит пламя, резвящееся в камине, задует свечи, а потом возникнет Тот-Кого-Нельзя-Называть и сразу кого-нибудь заавадит.

Доркас потрясла головой, чтобы выбить эту чушь оттуда.

— Тебе лучше так не делать, а то испортишь причёску, — заметила подошедшая к ней Нарцисса.

Она была в синем платье, плотно облегающем фигуру, и тонких перчатках. Как всегда — утончённая, красивая. Доркас общалась с Нарциссой только на приёмах и всегда отмечала, что у неё удивительное чувство вкуса.

«Ну если не считать Малфоя».

— Давно не виделись, — сказала Доркас, поглядывая на камин (вдруг Тот-Кого-Нельзя-Называть решит воспользоваться обычным средством передвижения). — Как твои дела?

На губах Нарциссы внезапно расцвела нежная улыбка. Раньше ничего такого Доркас не замечала — младшая из сестёр Блэк славилась своей сдержанностью и даже холодностью.

— Всё прекрасно, — почти что пропела Нарцисса. — Скоро об этом будет официально объявлено, но мне хочется сказать тебе — я выхожу замуж.

Доркас поспешила поздравить приятельницу. Произнося вслух банальности, которые говорят в таких случаях, она пыталась понять, за что Нарцисса полюбила скользкого, надменного Малфоя. Ведь, кажется, их брак основан вовсе не на расчёте. Но, видно, любовь действительно не поддаётся логике.

Она хотела добавить что-то, но тут двери открылись, музыка стала тише — или это только Доркас показалось — и в зал вошёл человек в чёрном плаще с капюшоном. Доркас и Нарцисса переглянулись — кажется, Блэк тоже было страшно.

***


Северус не думал, что когда-нибудь окажется в таком месте: дом Доркас Медоуз потрясал размерами, да тут одна зала, в которой они сейчас стояли, могла вместить парочку снейповских халуп. Конечно, всегда можно было вспомнить о Хогвартсе с его размахом, но там всё казалось иным — речь шла о школе со множеством учеников, а в этом огромном мэноре жила только одна семья. Да и какая семья — отец и дочь.

Они сейчас стояли рядом, синхронно подняв головы. Аристократы — что с них взять. И если чёрная мантия мистера Медоуза особого впечатления не производила, то Доркас — Северус признал это, хорошенько наглядевшись — и правда блистала. Изумрудное декольтированное платье, которое расходилось к ногам, точно русалочий хвост, взрослило Доркас. Волосы девушка убрала наверх, оставив свисать только один вьющийся локон. На шее у неё поблёскивали крупные бриллианты — фамильные, наверное. В школе она никогда не казалась такой уж роскошной.

Северус отвернулся, когда перед мысленным взором внезапно возникла Лили в одежде Доркас. Он отогнал неуместное видение, посмотрел внимательно на Лорда, севшего за стол. Все остальные, включая хозяев дома, опустились на стулья только после его приглашения.

Северус впервые видел Тёмного Лорда, впервые был так близок к нему. А как захватывало дух при мысли, что все эти люди, сидевшие вокруг, не имели никакого отношения к случайным гостям. Они понимали, какой чести удостоились, они ждали его слова.

Кусок не лез Северусу в рот. Он старался не пялиться на Лорда, чтобы не злить его, смотрел на товарищей — Регулуса, Эвана — кажется, неплохо живущего после исключения и бегства — Нолана Мальсибера… Он вглядывался в лица настоящих Пожирателей — Лейстренджей, Малфоя, того мужчины сумрачного вида, который, кажется, был знаменитым Фенриром Сивым.

Позволит ли Лорд им — новичкам — сравняться с этими людьми? Наградит ли? Ничего нельзя было сказать по его безучастному чересчур бледному лицу, хотя Северус и пытался. От предвкушения предплечье ныло.

«Не глупи», — уговаривал себя Северус, стараясь не пялиться на Лорда слишком долго, не заглядываться на фигуры в чёрных мантиях.

Люди за столом ели, тихо переговаривались, даже посмеивались. Лорд не мешал им и, кажется, сам тоже ужинал. Играла музыка — небольшой оркестр расположился в дальнем углу огромного зала — Северус старался прислушаться к ней, утихомирить разошедшееся сердце. Выходило скверно — скрипка только рвала душу, фортепьяно заставляло нервы сворачиваться в узел. Северус снова посмотрел на Доркас: уж лучше глядеть на знакомую, чем, например, на отца Эвана — Розье старшего или его соседей легендарных Кэрроу.

Доркас медленно повернулась в его сторону, кивнула на большой золотистый пирог.

— Ещё не пробовал пирог с патокой, Северус?

— Нет… спасибо.

Ему показалось, или в её взгляде действительно промелькнуло сочувствие? Северус потянулся за пирогом, на который указала Доркас, всем видом давая понять, что не расположен вести светские — и вообще какие угодно — беседы.

Сидевший рядом Нолан шепнул Северусу на ухо:

— Что это Доркас решила полюбезничать с тобой? Покорил её новой мантией?

— Не твоего ума дело, — огрызнулся Северус.

Мантия и, правда, была новой. Чтобы купить её, пришлось весь семестр делать за других домашнюю работу, а также сварить парочку зелий. Почему-то у неспособных к обучению идиотов всегда водились галлеоны.

Ровно через тридцать три минуты Лорд отложил вилку в сторону, пригубил вино из резного кубка, больше похожего на ритуальный сосуд, чем на нормальную посуду, и поднялся. Тут же раздался скрежет стульев по полу — все встали вслед за господином. Северус чувствовал, что становится частью чего-то великого, особенного. Он ещё никогда не ощущал себя таким сильным и слабым одновременно. Не сдерживаясь больше, Северус во все глаза смотрел на Тёмного Лорда, наблюдал, как тот медленно, величественно прошёл к приготовленному трону, как жестом велел им всем выстроиться в полукруг, оставив достаточно места посредине.

Кожа Лорда была невероятно белой — Северусу показалось, что она даже светилась. Тёмные волосы обрамляли холодное, непроницаемое лицо. В ответе камина глаза казались багровыми, они скользили по толпе, выискивали, оценивали. Северус вздрогнул, когда Лорд удостоил его внимания — легко скользнул ему в голову, пробежался по мыслям. Возникло нелепое, трусливое желание закрыться, выставить щит, но Северус тут же подавил его: он должен быть благодарен, должен быть откровенен. Сейчас не время применять полученные за последние годы знания по окклюменции.

Тёмный Лорд быстро оставил его — да и чем мог его удивить такой мальчишка-семикурсник, как он? — судя по выражению лица Доркас, повелитель коснулся её мыслей. О чём она думала?

Северус знал о той роли, которую Доркас сыграла в «исключении» Эвана, но не очень-то доверял ей. Она водилась с этим оборотнем Люпином, пусть и отрицала это. Она не выглядела как их союзница.

Закончив этот осмотр, Тёмный Лорд заговорил — голос у него был вкрадчивый, глубокий.

— Мои союзники и те, кто только планирует войти в наши ряды, мы не просто так встречаем вместе это Рождество. Мы завершаем ещё один год, полный побед. Мы готовимся бороться с новыми уловками Дамблдора и остальных… Недавно наш дорогой Мальсибер — отец Нолана сделал небольшой шаг вперёд — рассказал о создании этой организации с шутовским названием. Орден Феникса — не смешно ли?

Тонкие губы расползлись в усмешке, Пожиратели засмеялись, Северус тоже хохотнул из вежливости. Потом Лорд взмахнул тонкой рукой со слишком длинными пальцами, и все мгновенно замолкли.

— В честь праздника я буду только одаривать, а не наказывать, хотя некоторые из вас знают, что не проявили должного усердия, — какая-то женщина слева от Северуса слабо охнула. — Ты понимаешь свою ошибку, Хейл? Упустила обоих Пруэттов, этих предателей крови.

— Простите, мой Лорд, — светловолосая женщина средних лет упала на колени.

— Ты смеешь перебивать меня?

Она склонила голову так низко, что Северус не мог больше видеть её лицо.

— Я прощаю тебя, потому что великодушен. Я преподнесу тебе подарок, милая Хейл. Посмотри же на меня.

Медленно, будто не веря своему счастью, она подняла взгляд на Лорда. Северус не видел её глаз, но понимал: в них должна гореть надежда. И восхищение. Конечно, восхищение.

— В знак своей милости я дарую тебе быструю смерть, Хейл, — медленно произнёс Лорд и улыбнулся. — Авада Кедавра!

Зелёная вспышка ослепила Северуса. Сердце застучало, как бешеное, руки похолодели. Он в первый раз видел убийство, наблюдал, как падает на пол тело, превратившееся в пустую оболочку. За его спиной раздался смешок. Северус обернулся и встретился взглядом со знаменитой Беллатрисой Лестрейндж. Но радовалась не только она, в отдалении стоял Барти Крауч — он нервно улыбался. Северусу стало не по себе, и он сжал руки в кулаки.

Нельзя быть таким слабаком.

Тело Хейл унесли домовики, вызванные хозяином дома — тоже побледневшим.

— А теперь перейдём к другим дарам, — сказал Лорд, покрутив в руках палочку. — Сегодня к нам присоединятся те, кто будет служить мне верно, кто не посмеет подвести меня. Для начала… — Лорд будто бы задумался, но Северус понимал — он давно всё решил. — Хозяин дома. Выходи же сюда, Теодор.

Теодор Медоуз был полным низкорослым мужчиной со слишком круглым лицом. Он подошёл к Тёмному Лорду и замер, ожидая действий своего господина.

Интересно — каково это обладать такой безусловной властью?

— Я знаю, что ты сомневался, — Лорд приблизился к Медоузу. — Но это ведь говорит о том, что ты осознаёшь ответственность, верно? Понимаешь, какая честь тебе оказана?

Медоуз унижено кивнул.

— Раз так, то прими её.

Медоуз тут же вытянул вперёд левую руку, Лорд коснулся его предплечья палочкой. Он не произносил слова заклинания вслух, но уже через секунду на коже Медоуза появился череп, изо рта которого выползала змея. Северус не удержался и коснулся своей чистой левой руки.

Получив метку, Медоуз упал на колени и приник губами к полам мантии Лорда. Тот довольно ухмыльнулся:

— Достаточно-достаточно. Примите в свои ряды нового брата, — обратился Лорд к Пожирателям.

И Медоуз поднялся, шепча что-то, наверное, благодарности, и поплёлся в круг. Северус видел, как кто-то из чёрных фигур кивнул ему — он стал своим. Но что значит «свой» для Пожирателей?

«Вряд ли метка поставит его на один уровень с Беллатрисой или даже Люциусом».

— На наш праздник также приглашены некоторые из моих юных сподвижников, — Тёмный Лорд снова обвёл взглядом зал. — Они немного потрепали нервы руководству моей замечательной школы.

Снова послышались смешки.

— В дальнейшем я советую вам подождать, затихнуть, а потом сделать что-то крупное… Впрочем, как я видел в ваших мыслях, именно так вы и хотели действовать. А пока… Регулус Блэк, оторвись от кузины, подойди ко мне.

Только сейчас Северус понял, что всё это время Регулус был рядом с Нарциссой Блэк — то ли девушкой, то ли уже невестой Малфоя. Кажется, её руку метка не украшала, так зачем эта дамочка здесь? Может, как раз из-за своих отношений с Люциусом?

Тем временем Регулус вышел вперёд. Его длинные чёрные волосы почти полностью закрывали лицо.

«Как же они всё-таки похожи с братцем», — вспомнил Северус об этой занозе — Блэке-старшем.

Он пропустил начало речи Лорда, услышал только:

— Не так-то легко скрыть метку от Дамблдора, а ты ведь только на шестом курсе… Не боишься разоблачения, сынок?

Это было самое холодное «сынок» на памяти Северуса. Даже речи отца в духе «ты ведьминское отродье» на его фоне казались тёплыми и дружелюбными.

«А как иначе — это же Тёмный Лорд».

Регулус гордо вскинул голову стал вовсе, невыносимо похож на идиота-Сириуса.

— Я ничего не боюсь, кроме вашей немилости, мой Лорд.

Изысканный ответ — судя по довольному выражению лица Беллатрисы, кузен её не разочаровал.

«Когда же моя очередь?», — подумал Северус, когда Регулус оголил предплечье.

***


Сев ждал её у озера. Его чёрные, кажется, вновь немытые волосы трепал то и дело налетающий ветер. Он морщился и нетерпеливо откидывал пряди назад.

— Со всем разобралась? — спросил сразу, не поздоровавшись. Как обычно.

Лили улыбнулась:

— Да. Сейчас попробую залезть тебе в голову.

— Ну давай.

Сев говорил серьёзно, но она чувствовала, слышала едва уловимые нотки сарказма. Он проверял её, бросал вызов. Так привычно.

Как же ей этого не хватало.

«Но почему? Разве мы не проводим так каждый день?»

— Давай же, Лили.

Он поторопил её и снова потянулся к волосам, и Лили вдруг увидела там — на левом предплечье — чёрный череп и змею. Сев перехватил её взгляд:

— Ты ведь знала, — сказал он. — Знала, что если оставишь меня, всё закончится этим.

— Но я не оставляла… — начала она, и лицо Сева искривилось.

Кажется, она только раз в жизни видела его таким злым — тогда, когда он понял, откуда Джеймс знает то заклятье.

— Нет-нет, прости… — Лили потянулась к Севу, но тот стал уходить, исчезать, отдаляться. — Нет!

— Нет, — повторила Лили, проснувшись.

Провела ладонью по лицу, растирая солёные капли. Северус тоже был в тех списках, но Доркас не нашла ничего против него. И хорошо. Кто бы знал, как она радовалась тогда.

Лили поёжилась и только тут поняла, что ночью столкнула одеяло на пол. Хотела поднять его, возможно, попробовать уснуть, но тут в окно постучали. Она подняла взгляд и увидела сову со свежим номером «Пророка». Расплатившись с птицей, Лили взяла газету и начала машинально её перелистывать, в ушах всё ещё слышался голос Сева: «Ты ведь знала».

«Это только сон», — говорила она себе.

У него нет метки. Он не виновен. Когда-нибудь Сев сможет меня простить.

«Пророк» попытались сделать как можно более праздничным — в конце концов, этой ночью весь мир справил Рождество — все печальные новости переместились на третью страницу. Лили скользила взглядом по заголовкам — «пропал», «исчез». Кажется, утро более-менее благополучное. Никого не убили, не растерзали, ничей дом не сожгли.

«В Оксфорде найден обезображенный труп человека, погибшего больше месяца назад… Эксперты подтвердили, что убитый — это пропавший сын благородного семейства Маккиннонов Том».

Лили вздрогнула.

«Том Маккиннон. Что теперь будет с Марлин? Как можно пережить такое?»

Она плохо знала Марлин, Сириус не вдавался в подробности их отношений, но разве это имело значение… Марлин любила брата и не заслуживала — вся их семья не заслуживала — такого.

Лили опустилась на кровать, снова прочитала коротенькую заметку. Казалось бы, пара предложений, и вот всё уже кажется иным.

— Надо написать Джеймсу, — решила она и не сдвинулась с места.

***


Пожиратели, их Лорд и остальные гости покинули дом только под утро. Проводив последнего из них — сияющего, точно новый галлеон, Регулуса — Доркас сразу поднялась наверх. Отец не пытался задержать её. Он боялся разговора с ней — она тоже.

«Я не буду плакать», — обещала себе Доркас, плотно закрывая дверь.

«Я не буду вспоминать».

Она приняла зелье без сновидений, принесённое Липпи, и сразу же повалилась на кровать. Только колье с шеи сняла, а остальное — пусть будет так.

И ей удалось уснуть, хотя Доркас мало верила в это. Глаза она открыла, только услышав робкий стук в дверь.

— Что? — просипела она, когда стук повторился.

— Дочь, тут сова, видно, не смогла тебя разбудить и принесла посылку мне. Кто-то из друзей отправил тебе подарок.

Нужно ли было открыть дверь и впустить отца внутрь? Поговорить с ним? Убедить, что она любит его, несмотря на метку?

Возможно. Но у Доркас не было сил для этого. Да и слова подходящие на ум не шли.

— Оставь под дверью.

Отец так и сделал. Судя по звукам, помялся около двери, будто всё-таки хотел зайти, но потом ушёл.

«И хорошо».

Доркас вызвала домовика — кажется, Пита — и тот принёс ей свёрток. Письма не было.

«Кто это может быть?»

Она распаковала подарок, из-под слоёв бумаги на кровать выпала небольшая записка.

«С Рождеством! Р. Л.»

О, она знала кто это. Доркас взглянула на сам подарок — серебряная цепочка и кулон: маленькая аккуратная буква «Д». Доркас повертела его в руках.

— Зачем, Ремус?

Если бы он только знал, с кем Доркас встречала Рождество, что произошло в её поместье, никогда бы её не поздравил. Доркас вспомнила, как упала кулём провинившаяся Хейл, как раболепно целовал отец подол мантии Лорда, как победно улыбались Снейп, Блэк и Мальсибер, получив метку…

— Почему? Почему?

И Лорд, на мгновение проникший в её мысли, но, кажется, увидевший только беспокойство за отца. Как мерзко. Как холодно.

Доркас сжала в руках серебряную «Д» и всхлипнула.

— Ты не должен был…

Повалившись на кровать, Доркас залилась слезами.

Глава 10

Когда Эм сказала, что прошло три недели с их возвращения в Хогвартс, Марлин удивилась. Ей казалось — минуло несколько лет. Каждый день тянулся вечность, напоминал ей о Томе, будто она хоть на секунду забывала.

Эммелина, Сириус и Питер по очереди пытались утешить её. Марлин пыталась улыбаться в их присутствии и отказывалась выходить по вечерам из комнаты. Она всё думала: кто из Пожирателей убил её брата? Как это было?

Навязчивые мысли не покидали её, проникали в сны. И хотелось вцепиться в горло кому-нибудь из этих слизеринских выродков.

Зачем она тогда остановила Сириуса? Пусть Регулус и был его братом, но слизеринцем ведь. Поэтому Марлин так обрадовалась, когда в коридоре задумавшаяся Доркас Медоуз толкнула её плечом.

— По сторонам смотреть не учили, а? — тут же закричала Марлин.

Доркас обернулась, изогнула бровь так, точно рассчитывала на извинения. Сучка.

— Да я к тебе обращаюсь, Медоуз.

Та передёрнула плечами:

— Остынь, Маккиннон.

Лучше бы она молчала.

— Не смей говорить со мной так, Пожирательница, — и быстро сократив разделявшую их дистанцию, ударила Медоуз по щеке.

Она охнула, — идеальное лицо исказилось — схватила Марлин за руку, прежде чем та успела снова занести ладонь.

— С ума сошла?

— Да, — выплюнула Марлин. — Из-за таких, как ты.

Медоуз побледнела:

— Прекрати это.

Они всё ещё стояли очень близко друг к другу, и Марлин видела, как Медоуз закусила губу.

«Что? Не хочет признавать очевидного?»

— Доркас, я… — к ним подошёл Ремус.

Видно, заметив, что происходит, напрягся. Одарил каждую внимательным взглядом.

— Мм… девочки?

Марлин нервно рассмеялась: типичный Ремус — никаких тебе решительных действий и вечная надежда на то, что можно уладить всё миром. Вот же тюфяк.

Но тут Медоуз, вероятно, взглянув на Ремуса из-за плеча Марлин, отпустила её руку и сделала шаг назад.

— Маккиннон нехорошо, — сказала она. — Нужно взять успокоительное у мадам Помфри, — помедлила. — Я схожу.

— Ничего мне не надо от тебя, шваль, — пробормотала Марлин.

Она уже не была так зла, как за несколько секунд до этого. Обняла себя руками и смотрела на Ремуса и Медоуз. Недаром Сириус опасался. И почему она тогда не воспринимала его страхи всерьёз?

Вот эти двое молчаливо сговариваются в её присутствии, а так быть не должно. Нельзя верить таким, как Медоуз, и Марлин — настоящая дура, раз недооценила масштаб бедствия.

Медоуз быстрым шагом скрылась за поворотом, не оглянувшись напоследок. Видно, действительно пошла за зельем. Ещё чего — не будет Марлин пить дрянь для психов. Она хотела уйти, но Ремус остановил её обхватив плечо рукой:

— Пожалуйста, подожди, Марлин.

— Я всё равно не приму это ваше зелье, — проворчала Марлин, сбрасывая руку Ремуса.

— И зря, — вздохнул он. — Хотя бы дождись Доркас… и что она тебе сделала, кстати?

Марлин нахмурилась:

— Будто не знаешь. Не собираюсь я её ждать и тебе не советую.

И быстро развернувшись, пошла в гостиную Хаффлпаффа. Ремус кричал ей что-то вслед, но Марлин проигнорировала его просьбы остаться. Она вообще никого не собиралась слушать. Тем более кого-то, кто был явно неравнодушен к слизеринке.

***
— Вот, — начала Доркас, протягивая ему склянку с зельем, но тут же замерла, увидев, что Марлин нет поблизости.

— Давай мне. Я передам или попрошу Сириуса, — сказал Ремус.

Он видел, что Доркас зла, что она устала. Все губы у неё были искусаны — волновалась. Да и как не начать переживать после таких обвинений.

— Постарайся не злиться на Марлин, — попросил Ремус, когда они пошли по коридору.

— Не переживай. Я привыкла.

И это признание заставило сердце Ремуса сжаться. Какая несправедливость, какая жестокость.

— И всё равно, — начал он.

Доркас помотала головой, давая понять, что не желает продолжать этот разговор. Будь он кем-то другим — не оборотнем — Ремус бы непременно обнял её сейчас. Но какое он имел право предлагать ей свою поддержку, надеяться на что-то? Он скользнул взглядом по её лицу, спустился ниже и вдруг заметил, что на шее у неё висит серебряная цепочка.

«Неужели?»

Доркас перехватила его взгляд. По её губам пробежала лёгкая улыбка.

— А я думала, ты уже видел. Я ведь ещё тогда написала, что мне понравился твой подарок, — она замолчала. — Что мне жаль… надо было и тебе придумать просто… столько дел было.

Казалось, воспоминания об этих делах заставили её нервничать. Ремус подошёл к ближайшему окну, опёрся на подоконник. Им обоим требовалась передышка.

— Ничего. Я очень рад. Очень, — повторил он, зная, что не должен говорить такие слова.

Когда Доркас не было рядом, Ремус ещё мог притворяться, говорить себе: «Мы просто напарники». Когда она оказывалась так близко, его выдавало всё — учащённое сердцебиение, сбившееся дыхание, вспотевшие ладони. Он не понимал только, как она до сих пор не разоблачила его, и вместе с тем надеялся, что этого никогда не произойдёт. Доркас Медоуз не примет его чувств. Она и не должна их принимать.

Доркас достала из-под мантии кулон, провела пальцем по букве «Д». Она сделала это так нежно, что Ремус поспешил отвести взгляд.

— Моя радость была больше, — наконец сказала она. — Мне никто никогда не дарил таких замечательных подарков.

— Даже Э… — Ремус закрыл рот ладонью, осознав, что сболтнул лишнее. Но мысли о её романе с Розье не давали ему покоя в последний месяц. Он даже зачем-то вызнал все подробности их расставания у однокурсниц и Питера.

Доркас мрачно усмехнулась:

— Да, да, — потом перевела на него взгляд. — Я надеялась, что ты не знаешь, но это было глупо, верно? Вся школа знает. Все обо всём знают.

Ремус не хотел причинять ей боль. Он ненавидел себя за то, что заговорил об этом.

— Доркас, я… прости меня. Прости, пожалуйста.

Она потянулась, чтобы убрать кулон под мантию, но тут остановилась. Посмотрела на него внимательно.

— Ремус, я… ты не должен извиняться. Почти всё, что обо мне говорят, правда.

Он вздрогнул.

«А что о тебе говорят? — хотел спросить Ремус. — Что твой отец — Пожиратель, что ты и сама хочешь вступить в их ряды, просто притворяешься. Но разве это может быть правдой?»

И Ремус отрицательно покачал головой:

— Я хорошо тебя знаю, Доркас.

Она улыбнулась, подошла к нему поближе. Он не мог больше бороться с собой, все доводы рассудка куда-то пропали, растворились. Она была тут — такая красивая, открытая — и поцелуй стал так же необходим, как глоток воздуха. Ремус снова отвернулся, сжал кулак, понимая, что сейчас завоет от тоски. Доркас заслужила лучшего. Не его.

— Раз знаешь, то посмотри на меня.

— Не могу, — признался он.

Голос выдавал его с головой. Каждое движение разоблачало.

Доркас дотронулась до его щеки, заставила повернуться к ней.

— Я тоже не могу, — сказала она. — Но если подумать… та метла, я ведь залезла на ту метлу, а другого момента может не быть… Ты простишь меня?

Он не понял ни слова из её речи. Всё перекрыло то удивление, то невероятное по силе чувство, захватившее Ремуса, когда Доркас коснулась его губ. И он потянул её на себя, поцеловал жадно, как хотел волк внутри него — зверюга, которой полагалось проснуться через пару дней.

Доркас охнула, он отстранился, испугавшись. Она смотрела на него во все глаза, потом пробормотала:

— Вот не ожидала…

Ремус отступил, попытался сбежать. Какой позор, как он мог быть таким напористым. Вот недаром же он чудовище, выродок — даже ответить на поцелуй красивой девушки нормально не в состоянии.

— Ремус, — Доркас схватила его за край мантии.

Он закрыл лицо рукой, встретиться с ней взглядом было слишком большой пыткой. Она, наверняка, презирала его теперь или боялась, а ведь ещё секунду назад…

— Рем, — она впервые сократила его имя, кажется, обошла, встала напротив. Он старался не полагаться на волчьи инстинкты, будучи человеком, всегда находил это отвратительным, но и поделать с собой ничего не мог.

Доркас попыталась отнять его ладонь от лица, Ремус не позволил. Он хотел уйти поскорее, прекратить эту пытку. Вдобавок ко всему от Доркас слишком хорошо пахло — и это тоже чуял готовящийся к пробуждению волк. Мерзость.

— Рем, не прячься. Всё хорошо, — она гладила его по руке. — Мне понравилось. Поцелуй меня так ещё раз, пожалуйста.

— Нет-нет, — пробормотал он. — Лучше забыть обо всём этом.

— Неужели я тебе настолько противна?

Она заигрывала с ним. Это было очевидно, но он не мог не поддаться. Отнял руку от лица, закрыл ей глаза и поцеловал, стараясь не слишком увлекаться. Она жалась к нему — хрупкая, нежная.

— Люпин… Медоуз, мне всегда казалось, что дежурство должно выглядеть несколько иначе.

Оторвавшись от губ Доркас, Ремус встретился взглядом со скрестившим руки на груди Слагхорном.

К удивлению Ремуса Доркас не смутилась, спокойно посмотрела на своего декана:

— Укрепляем межфакультетские взаимоотношения.

И нагло улыбнулась. Кажется, со Слагхорном такая тактика могла сработать. Ремус представил, что было бы, скажи он подобное Макгонагалл и тут же выкинул из головы неприятное видение.

Декан Слизерина и, правда, не рассвирепел, а рассмеялся:

— Вы, как всегда, находчивы, Доркас. Думаю, каждому из вас нужно будет сходить на отработку, чтобы несколько… охладиться, — он повернулся, чтобы уйти, но потом кинул через плечо. — Так уж и быть оставим это между нами, но не забудьте о моем широком жесте, когда будете подписывать приглашения на свадьбу.

Ремус посмотрел на Доркас — у неё были красные щёки.

***
Лили никогда ещё не бывала на двойных свиданиях. Иногда она задумывалась, что же было бы, организуй они с Петуньей такое «мероприятие», но потом избавлялась от подобных мыслей. Вряд ли Джеймс и Вернон поняли бы друг друга.

«Но если моя сестрица всё-таки решит выйти замуж за этого зануду, то такая встреча нас непременно ждёт».

Впрочем, не было смысла сейчас переживать о будущем — тем более таком далёком. Лили заплела волосы в свободную косу — для разнообразия — и вышла из комнаты. Внизу её ждали мальчики.

У Питера — кстати, весьма мрачного в последнее время — и Ремуса были дела, а вот они с Джеймсом, Сириусом и, конечно, Марлин собирались провести этот день в Хогсмиде вчетвером.

— Сходим в кафе, прогуляемся, — сказал Джеймс, и Лили с Сириусом не стали возражать. Видимо, Марлин тоже согласилась, хотя ей, кажется, всё в мире было безразлично.

Они встретились с ней и Эммелиной на выходе из Хогвартса. Прошли мимо Филча и, оказавшись в деревеньке, разбрелись в разные стороны.

Лили махнула рукой Лунатику и Хвостику на прощание. Она ещё не привыкла обращаться к ним так, но Лили нравилось то, что теперь она полностью посвящена в эту тайну.

«Интересно, а Марлин знает?»

Лили не спрашивала об это у Сириуса, а уж приставать с вопросами к самой Марлин и вовсе не хотелось.

Они сидели в кафе «Шоколадный шоколад», название которого полностью описывало здешнее меню, и разговаривали. Правда, в основном болтали Джеймс и Сириус — вспоминали о былых проказах. Лили заливисто смеялась, несколько раз спасала кружку Джеймса от падения (он мог задеть её рукой) и то и дело смотрела на Марлин. Та пыталась улыбаться и иногда кивала. Потом тяжело вздохнула:

— Все мои истории связаны с Томом, так что…

Во взгляде, которым её одарил Сириус, было столько нежности, что Лили захотелось отвернуться — очень уж личный момент ей открылся.

— Хочешь рассказать? — спросил Сириус.

Лили удивилась: вроде Марлин наоборот намекнула на то, что этот разговор тяжёл для неё. Ещё больше она изумилась, когда Марлин кивнула:

— Да, пожалуй, да.

И начала говорить. Сначала неуверенно, затем всё больше распаляясь, припоминая подробности, то улыбаясь, то смахивая набегающие слёзы. Сириус держал её за руку — в этом жесте было что-то такое уверенное, спокойное, надёжное.

— Им повезло друг с другом, — сказала Лили, когда они разошлись у входа в замок.

Сириус и Марлин хотели ещё немного прогуляться, а они с Джеймсом направились в гостиную Гриффиндора.

— Как и нам, — улыбнулся Джеймс, легко целуя её в лоб.

«Как и нам», — повторила Лили про себя.

Когда они шли по замку, ей показалось, что по одному из коридоров пробежали какие-то люди, на стенах мелькнули тени, но Лили выкинула это из головы.

«Не сейчас. Сегодня важен только Джеймс. Только мы».

Подтверждая эти невысказанные слова, Джеймс переплёл её пальцы со своими.

Глава 11

В последние недели Сохатый говорил только о квиддиче. Ещё он то и дело чертил игровые схемы — при этом постоянно ерошил волосы, и Лил не переставала смеяться над ним, — грыз кончик пера, потом бросал это дело, сминал исписанный лист и брал новый.

— Конечно, в мае нас ждёт игра с Рейвенкло, но нельзя недооценивать матч с Хаффлпаффом. У них очень сильные охотники, тот же Бут…

Нет, Сириус определённо любил квиддич и ещё больше — Сохатого, но всерьёз задумывался не переехать ли к Марлин до того самого мартовского матча с Хаффлпаффом. Вряд ли бы её соседки оценили этот порыв, но Сириус бы как-то разобрался с ними. Убедил. Наверное.

Ещё хуже становилось, только когда Лили вдруг решала, что Джеймс слишком много внимания уделяет квиддичу и недостаточно — подготовке к экзаменам. Сириус догадывался, что мысли об этом не оставляют Лили ни на секунду, просто иногда она всё-таки старается сдерживаться.

— Может, сходишь сегодня со мной в библиотеку? — спрашивала она за ужином. — Там можно найти информацию для эссе по зельям.

— Зачем тебе в библиотеку? — улыбался Джеймс. — Ты же и без того всё знаешь.

Польщённая этим комплиментом Лили слегка краснела, заправляла прядку за ухо и говорила преувеличенно строго:

— Вовсе нет. О попытках изобрести эликсир вечной жизни мне мало что известно, вот вместе и узнаем. Ведь этот вопрос может быть на ЖАБА.

В такие моменты Сириус демонстративно затыкал уши (хотя, конечно, всё слышал), Хвост начинал нервничать и спрашивал Лили, точно ли она уверена, что знания об эликсире — какой-то нечисти, волшебной формуле — пригодятся на экзаменах, Лунатик хмурился, а сам Сохатый начинал нести что-то бессвязное — смесь обещаний и отговорок. Потом он чаще всего переходил на квиддич, а Лили хмурилась:

— Как так можно! Ведь уже март!

После одного из таких — чудесных — ужинов Сириус встретился с Марлин, и они пошли прогуляться. Марлин подоткнула поудобнее свой жёлтый шарф и спросила:

— Что? Джеймс продолжает бушевать?

— Он весь на нервах. До игры ведь лишь пять дней осталось.

Марлин улыбнулась уголком губ:

— Скоро запретит нам встречаться?

Он поймал её за талию, шепнул Марлин в волосы:

— Не думаю, что до этого дойдёт.

Уже через секунду Марлин вырвалась из его рук и кинулась к большому дубу — любимому месту учеников. Правда, сейчас там никого не было.

— Не замёрзнешь? — поинтересовался Сириус, усаживаясь рядом с Марлин, которая уже успела прислониться к стволу дерева.

— Хватит переживать.

Марлин старалась казаться беззаботной, больше не говорила о Томе и не кидалась на слизеринцев — впрочем, даже если бы она продолжила, Сириуса это нисколько бы не возмутило, — но он знал, что ей больно. Поэтому взял её маленькую белую ручку в свою, провёл по тонким линиям, пересекающим ладонь.

— О чём ты думаешь, когда смотришь на небо? — внезапно спросила Марлин.

Сириус поднял голову, посмотрел на темнеющий небосвод — он был ещё серым, дымчатым, а там, где будто касался глади озера — розовато-золотистым.

«И о чём мне это говорит?»

Внезапно перед глазами появились картины из кабинета отца. На одной закатное солнце утопало в иссиня чёрном море, на другой — розоватая дымка укутывала макушки стройных высоких деревьев.

Отец любил закаты, и часто перед заходом солнца стоял у окна, всё смотрел-смотрел-смотрел. Мать обычно начинала кричать, когда заставала его за этим занятием. Она считала, что отец зря тратит время.

— Сириус… — позвала Марлин.

Он качнул головой. Да, точно — кабинет отца. Стоит ли говорить об этом Марлин? Было трудно вытолкнуть изо рта слова. Кажется, они застряли в горле.

— Марлин? — выдохнул он наконец.

В её взгляде промелькнула тревога. Сириус обозвал себя трусом и решился:

— О кабинете отца, о нём. Он любит закаты.

Она прислонилась к его плечу:

— Только закаты? Почему?

Сириус раньше не задумывался об этом — с отцом всё было сложно и непонятно. Он пожал плечами:

— Не знаю, — пошутил нервно. — Может, потому что вся его жизнь — сплошной закат? Как иначе с моей матушкой?

Марлин вздрогнула — видно, не оценила шутку. Людям, выросшим в нормальных семьях, всегда было сложно понять его. Он ждал её слов, гадал, что она скажет.

Марлин удивила его, когда произнесла задумчиво:

— А как зовут твоего отца? Так же вычурно, как всех Блэков? Помнится, бабушка заставляла меня учить это, но я быстро сдалась.

— Орион, — сказал Сириус, почти не разжимая губ. — Определённо так же вычурно, как и остальных Блэков.

Потом он рассмеялся, откинув голову назад. Не то, чтобы было очень смешно, но надо же было как-то завершить этот разговор. Она коснулась его плеча:

— Прости, я не хотела… — голос Марлин дрогнул. — Просто, знаешь, Том умер. И мне всё кажется, что я недостаточно общалась с ним. А если такое случится с кем-то из твоей семьи?

Сириус посмотрел на небо — уже почти чёрное. Начиналась одна из неспешных, мартовских ночей — довольно тёплых, кстати. Марлин ждала ответа, беспокоилась, но что он мог ей сказать? У него не осталось вменяемых родственников, кроме Андромеды, с которой они никогда не были особо близки. Покойников он, впрочем, тоже не особо жаловал. Кроме, дяди Альфарда, скончавшегося в прошлом ноябре и оставившего ему гору золота (вероятно, он сделал это, чтобы насолить Вальбурге, но какая в принципе разница?).

— Не сравнивай и не волнуйся из-за этого, — Сириус встал и подал руку Марлин. Пора было возвращаться в замок.

— Моя семья — это Поттеры, — сказал он, сжимая её ладонь.

Марлин кивнула, но он понял: она хотела услышать что-то другое.

***


С Ремом они встретились вечером после матча Гриффиндор — Хаффлпафф. Доркас ни за кого из них не болела, но на игру сходила, даже похлопала, когда ловец львов — тонкий мальчик с незапоминающимся именем — упустил снитч.

— Надеюсь, ваше поражение не сильно испортило тебе настроение? — спросила она Рема, как только они закрыли кабинет на ключ.

Доркас удалось достать его у Слагхорна под благовидным предлогом: мол в гостиной в последнее время невозможно заниматься, а она хочет побольше времени уделять подготовке к экзаменам. Слагхорн быстро сдался — скорее всего, коробка изысканного швейцарского шоколада сыграла тут не последнюю роль. Лакомство прислала Доркас тётя Дейзи, за что та была ей очень благодарна — особенно теперь, когда могла, усевшись на парту и скрестив ноги, наблюдать, как Ремус подходит всё ближе.

— Мне кажется, кто-то тут нечестен, — сказал он, остановившись в нескольких шагах от неё.

Доркас пожала плечами: она же слизеринка, что с неё взять. Сейчас она могла смеяться над этим, потому что её однокурсники пока вроде бы ничего не затевали, письма отца стали более-менее спокойными — без тайного надрыва, — а к косым взглядам всяких идиотов Доркас успела привыкнуть. И ещё у неё были эти недосвидания с Ремом.

— Так и будешь стоять? — спросила она.

— Нет, пожалуй, сяду.

И он взял стул, поставил его напротив Доркас, присел, а потом стал расспрашивать её обо всём, как обычно. Доркас нравились эти неспешные разговоры, нравилось сидеть на краю парты и болтать ногами, нравилось смотреть на Ремуса.

Глаза у него были голубые, точно небо в ясный день. Он смешно щурил их, когда смеялся. Правда, чаще всего он не позволял себе хохотать, просто улыбался — даже немного робко, пожалуй. Доркас знала, какие у него нежные — чересчур нежные для парня — губы, а ещё она с удовольствием водила пальцем по его гладко выбритым щекам или касалась волос — светлых и мягких.

Правда, всё это — касания, поцелуи — было скорее редкостью. В большинстве случаев они просто разговаривали, и Доркас не возражала. Ей нравилось, что она теперь так много знает о его семье: отце-волшебнике и матери-магле. Рем очень сильно любил их, и Доркас могла его понять. В один из таких вечеров она рассказала Рему о своей матери — о её болезни, название которой так и осталось неизвестным, о её смерти медленной и мучительной. Кажется, тогда Рем продержал Доркас в объятиях целую вечность. Она легко позволила ему это.

Доркас понимала, что позволила бы ему вообще всё, что она пропала.

«Я должна признаться ему в том, какую роль играю, должна рассказать, что связана с Пожирателями», — твердила она себе по ночам, а вечером, встречаясь с Ремом, молчала, будто это могло изменить правду.

— Почему ты не записался в команду по квиддичу? Не любишь спорт? — спросила она.

— Не то чтобы… — он, кажется, немного смутился. — Я просто не очень хорош в этом.

— Уверен?

— Да. А ты, как я понимаю, мастер по полётам?

Конечно, он не мог не вспомнить о её осеннем «выступлении». Доркас в очередной раз подумала о том, почему ей пришлось залезть на ту метлу, и махнула рукой:

— Ничего ты не понимаешь.

После того, как они ещё немного поболтали ни о чём, Рем заговорил об экзаменах.

— Я сейчас повторяю всё пройдённое, — сказала Доркас. — Буквально днём читала статью об анимагах. Неудивительно, что лишь немногим удаётся овладеть этим искусством — оно весьма сложное.

Ремус мягко улыбнулся. Ей показалось, что её реплика рассмешила его, но он постарался сдержаться.

— Тут главное — упорство.

— Думаешь? А мне кажется, что без блестящих способностей в этом деле не обойтись.

Ещё одна загадочная улыбка скользнула по его губам.

— Нет, упорство важнее.

Она подняла бровь:

— Откуда ты знаешь?

Ремус помедлил секунду, а потом произнёс:

— Друзья… отца, да трое друзей моего отца — анимаги.

Это заинтересовало Доркас. Среди её знакомых не было ни одного анимага, если не считать, конечно, профессора Макгонагалл, но её бы она ни рискнула лишний раз спрашивать о чём-то.

— Сразу трое? И в кого они превращаются?

Ещё одна заминка, а потом Ремус произнёс:

— В оленя, собаку и крысу.

Если бы Доркас не знала, что Ремус не умеет врать, она подумала бы именно так. Уж слишком неуверенным выглядел парень. Она решила не заострять на этом внимания, вместо этого спросила:

— В крысу? Зачем ему это? — и поморщилась. — Мерзко же…

Вот тут Ремус рассмеялся:

— В этом есть свои преимущества — например, крысе легче спрятаться, чем оленю.

Это было разумно, хотя Доркас всё равно бы не стала бы обращаться в грызуна. Когда она заявила об этом Ремусу, тот кивнул:

— Я и не сомневался.

Он выглядел таким трогательным, таким милым. Доркас попросила:

— Подойди сюда.

Когда он оказался совсем рядом, поймала его за подбородок:

— Поцелуешь меня?

Ремус не стал отказывать.

***


Возвращаться пришлось поздно ночью — они с Ремусом не уследили за временем. Он, конечно, хотел проводить Доркас до гостиной или хотя бы спуститься вместе с ней в подземелья, но она ему запретила. Доркас боялась, что их поймает Слагхорн: тогда проблем не оберёшься.

Ей удалось ни с кем не столкнуться по дороге в родную гостиную. Кажется, где-то вдалеке мерцала свеча Филча, но Доркас она не догнала.

«Я счастливица».

В это было особенно легко поверить, потому что на губах всё ещё горели поцелуи Ремуса — удивительно нежные. Ремус всегда касался её по-разному. Доркас не могла решить, каким он ей нравится больше — ласковым, почти робким или напористым и даже агрессивным.

Назвав пароль, она оказалась в своём втором доме и тут же услышала голоса.

— Может, всё-таки Эванс? — спросил Барти.

Да, Доркас сразу узнала этот голос. Она даже могла представить, как исказилось лицо Крауча-младшего. Не было ничего неприятней его улыбки.

— Тебя же бесила Вэнс, — заметил Снейп.

«Что-то затевают, хотят что-то сделать с кем-то из маглорождённых старост, — Доркас тут же стало холодно, и она точно знала — дело не в пониженной температуре, всегда сохраняющейся в подземельях. — И как я могла надеяться на спокойствие и мир».

— Выберем с помощью тайного голосования, — раздался вечно хриплый голос Регулуса. — И думаю, нам пора прекратить говорить об этом здесь.

— Кто нас сдаст? — поинтересовался Барти.

Доркас замерла. Конечно, она вроде бы доказала им свою преданность, но вдруг этого недостаточно, вдруг они разозлятся и сделают с ней что-нибудь.

«Там есть Регулус. Ему можно доверять… наверное».

— Тот, кто нас сейчас подслушивает, — прошипел Снейп и уже через секунду схватил Доркас за руку.

Стоило ему приблизиться, и Доркас обдало гадкой смесью пота и каких-то трав. Она демонстративно закрыла нос свободной рукой и велела:

— Отпусти меня.

Тем временем, он дотащил её до середины гостиной. Там сидели не все члены этого сомнительного кружка, а только самые преданные сторонники Лорда — Регулус, Северус, Барти.

— Так, это же Доркас, — сказал Регулус и встал с кресла.

Он кивнул Снейпу, и тот выпустил её руку из своей стальной холодной хватки.

— Мы тут обсуждаем одно дело, — продолжил Регулус. — Думаю, нам ещё пригодится твоя помощь, но позже.

Доркас кивнула и пошла к себе. В этих словах было что-то унизительное.

«Мы свистнем, и ты прибежишь», — вот что она услышала.

— И где это ты бродишь так поздно, Медоуз? — кинул Снейп ей вслед.

— Не твоё дело, — огрызнулась она и скрылась в своей комнате.

Ещё не хватало, чтобы этот грязный придурок её отчитывал. Доркас злилась на Снейпа, но куда больше на саму себя — и как она могла поверить, что всё будет хорошо?

Глава 12

Порой Лили немного завидовала этой поттеровско-блэковской невозмутимости. Когда наступила пора экзаменов оба не превратились — в отличие от неё, Ремуса и Питера — в ходячих зомби, а продолжили выглядеть как вполне себе здоровые люди. Разве что Джеймс ерошил волосы ещё чаще, чем обычно.

К тому же Джеймс победно улыбался, когда вспоминал о заработанном кубке по квиддичу, с удовольствием описывал — в который раз — матч с Рейвенкло, и твердил, что результаты экзаменов — дело десятое. Лили не могла с ним согласиться. Они даже пару раз поссорились, но не особо глобально.

Сириус был ещё хуже. Если Джеймс хотя бы пытался взять учебник в руки, то Сириус заявил, что всё это «напрасная трата времени».

— Не думаю, что смогу пополнить свои знания. Обойдусь имеющимися.

И потом изводил их с Ремом и Питером шутками, пока они повторяли способы использования крови дракона.

— Просто глотайте её, и будь, что будет.

— Очень умно, — хмурилась Лили.

Первыми они сдавали зелья. Их поделили на небольшие группы и запустили в кабинеты. Лили вытянула своё задание.

«Напиток живой смерти».

Сердце сжалось — Сев ещё на четвёртом курсе немного изменил это зелье и записал всё на страницах учебника своей матери. Той самой книги, которую он потом передал ей, а она… Лили потрясла головой, чтобы избавиться от неприятных мыслей.

Как назло, подойдя к своему котлу, Лили увидела, что рядом стоит Сев. Между их рабочими местами было немногим более метра.

«Я должна сосредоточиться».

Отбросив назад пряди, которые упорно лезли в глаза, Лили пошла к шкафу с ингредиентами.

«Напиток живой смерти… я справлюсь».

Работа поглотила её. Она лишь несколько раз посмотрела на Сева, который то разделывал бобы, то аккуратно вливал зеленоватую жидкость в котёл. Лили не сомневалась в том, что он сдаст экзамен на отлично.

«Это же Сев. Как может быть иначе? Но что с ним будет дальше?»

Она позволила себе взглянуть на него в последний раз после того, как закупорила свою склянку с зельем и подписала её. Лили не ожидала, что Сев поднимет голову, и её зелёные глаза столкнутся с его чёрными, как бывало несчётное количество раз, но не в этой жизни.

Лили отвернулась первой, прошла к столу, за которым сидели экзаменаторы, и поставила своё зелье в ряд к другим. Когда она выходила из класса, то почувствовала — Сев смотрит ей вслед. Она бы многое отдала, чтобы узнать, о чём он думает.

«С ними ли он?»

***


Питер не знал, что нервирует его больше — экзамены или эта счастливая улыбка Марлин, захватывающая её губы в те моменты, когда она оказывалась рядом с Блэком. Хотя, как оказалось, это было ещё не самое худшее. Вот сейчас, например, она схватила его за руку сразу после окончания теста по трансфигурации — Питер почти смог превратить чашку в крысу — и зашептала в самое ухо:

— Нам надо поговорить.

Чутье подсказывало ему, что речь пойдёт не о нём или даже Марлин, а о Блэке. Обманувшись один раз, — не сумев вовремя уловить связь между этими двоими — Питер не мог допустить такую ошибку снова.

Питер оказался прав. Не то, чтобы он действительно хотел этого.

— Слушай, расскажи мне про Сириуса.

— Что? — не понял Питер.

«Разве ты знаешь о нём недостаточно?»

Едва поспевая за Марлин и чуть не упав с лестницы, Питер вышел во двор, куда она его и вела. Солнце тут же ослепило Питера, он зажмурился, а потом ещё и расчихался — ох, уж эта ожившая природа, вечно не даёт спокойно жить нормальным людям.

«Вроде мама прислала зелье. Надеюсь, оно не закончилось?»

Марлин взглянула на него с беспокойством:

— Всё хорошо? Прости, я и забыла про то, как на тебя действуют цветы да и бег.

Какой же он жалкий. Это прямо-таки светилось в её глазах.

— Нормально всё со мной, — выдохнул он, стараясь не раскашляться, хотя горло горело. — Что ты там хотела спросить про Бродягу?

«Интересно, Сириус уже сказал ей? Он вроде бы хотел, но Джеймс его останавливал, потому что по сути это тайна Лунатика, он же и сам из-за этого так долго скрывал всё от Лили».

Судя по выражению, мелькнувшему на лице Марлин, ничего она не знала, но очень хотела.

— Питер, скоро ведь выпускной, и я хочу подарить Сириусу что-то особенное, но не знаю, на чём остановиться. Эм никаких нормальных советов не даёт, а ты ведь его друг.

«Угу. Очень близкий к тому же».

Они стояли у стены замка, в приятной тени. Марлин улыбалась Питеру, думая о Сириусе, о том, как порадует его. Питер точно знал это.

«Как будто Бродяга заслуживает такой заботы».

— Сириус любит риск, скорость, — сдался он наконец. — Помнится, как-то летом мы провели пару дней в доме Люпина, и его дядя с материнской стороны приехал на мотоцикле.

— Мото… — протянула озадаченная Марлин.

— Ага, мотоцикле. Это такой магловский транспорт. Сириус прокатился на нём пару раз, — и высмеял меня за то, что я не полез на эту убийственную штуку. — И вот он тогда сказал, мол если бы мотоцикл мог летать.

Марлин потёрла лоб:

— Это, наверное, незаконно.

— Очевидно.

Питер ждал возмущения, в конце концов, Марлин была из приличной семьи, а тут магловский транспорт, предложение его зачаровать. Вместо этого Марлин похлопала его по плечу:

— Спасибо, спасибо, Питер, ты мне очень помог.

Может, стоило спросить, как она вообще — в последнее время им не так уж часто удавалось поговорить с глазу на глаз — или попытаться объяснить, что такой тип, как Сириус, точно ей не пара. Питер приготовился, открыл рот, и тут же услышал.

— Эй, а кто тут секретничает?

Конечно же, к ним подошёл Сириус, за ним следовал Лунатик, который пребывал в каких-то своих, далёких мирах. Питер вспомнил, что на трансфигурации эти двое попали в одну аудиторию.

— Мы, — объявила Марлин и приобняла Питера за плечи, как в старые добрые времена.

Взгляд Сириуса на мгновение стал колючим, и хотя уже через секунду от этого цепкого холода не осталось и следа, Питер знал, что сейчас Бродяга пойдёт в атаку.

«Он ревнует меня к Марлин?»

Эта мысль подняла Питеру настроение, но ненадолго.

Бродяга протянул:

— Ты бы не обнималась с Хвостиком долго, Марлин, а то впереди ведь ещё несколько экзаменов, а от него ты можешь ненароком заразиться синдромом «я точно это знал, но забыл».

Питер сам отскочил от Марлин, чтобы больше не провоцировать Сириуса. Она в свою очередь скрестила руки на груди:

— С кем хочу, с тем и обнимаюсь.

— Правда? — Сириус навис над ней.

В его голосе Питер явственно расслышал угрожающие нотки. Спорить с Сириусом Блэком — нет, сам Питер точно не стал бы этого делать.

— Ага, — сказала она.

Ремус, до этого молчавший, вдруг оживился:

— Я, пожалуй, пойду. Есть дело.

Питер махнул Марлин, и поспешил за Лунатиком. Он успел расслышать что-то «об уважении к друзьям», но был почти уверен — через секунду Марлин бросит свои нотации и сдастся. Они все сдавались, когда речь шла об обаятельном, популярном Сириусе. Странно только, что Марлин стала одной из них.

***


Последний экзамен был по заклинаниям. Эммелина сдавала его высокой женщине, чьи глаза закрывали очки с толстенными линзами — миссис Глостер, которая, как объяснила им до этого профессор Спраут, долгие годы жизни отдала министерству, а именно — аврорату. Миссис Глостер особенно напирала на теорию, спрашивала о том, где какие заклинания должны применяться, довольно кивала, услышав ответ.

— Куда ты собираешься после школы? — спросила миссис Глостер, когда Эммелина продемонстрировала ей своё «агументи».

Это был сложный вопрос. Один из тех, который Эммелина всё время задавала себя в последние месяцы. Она призналась:

— Не могу определиться. Разрываюсь между карьерой авророй и колдомедика.

Миссис Глостер поправила очки:

— Рука у тебя неплохо набита. Аластор бы оценил.

Эммелина много слышала и читала об Аласторе Грюме — легенде аврората, который возглавлял все важные антипожирательские операции.

Она кивнула:

— О, спасибо большое.

Тем же вечером они сидели с Марлин в комнате, и та в очередной раз пыталась убедить Эммелину достать где-то мотоцикл и зачаровать его.

— Мы можем сделать это сразу, как вернёмся домой. Я скажу Сириусу, что его ждёт большой подарок, но нужно подождать. Он, конечно, ужасно нетерпеливый, но тут придётся ему согласиться.

«Ох, уж эти влюблённые».

— Слушай, Марлин, если на секунду перестать думать о твоём самоубийственном плане, то, что насчёт будущего?

Марлин, которая лежала на кровати, встрепенулась, перевернулась на бок и приподнялась на одном локте:

— Будущее? Ну, я же тебе говорила, что хочу заниматься флористикой с тётей Розали — той, что подруга мамы. Буду составлять букеты, делать свадебные арки.

Да, она и правда, говорила об этом, но Эммелине флористика казалась чем-то несерьёзным, временным.

— И всё? — уточнила она.

Марлин внимательно посмотрела на неё, потом перевела взгляд на свежий номер «Пророка», лежавший на столе — очередное похищение, на этот раз в самом сердце Лондона, стычка Пожирателей с группой добровольцев, которых всё чаще называли «Орден Феникса».

Эммелина знала, о чём думает её подруга. Или, по крайней мере, догадывалась.

— Мне бы хотелось больше узнать о них, об этом ордене. Возможно, предложить свою помощь. Правда, я слабо представляю, как найду их, сама понимаешь. А так… флористика — отличный вариант.

Возможно. Наверное, цветы нужны людям в такое время, чтобы украсить слишком мрачную жизнь? Правда, справляются ли они с этой задачей, Эммелина не знала. Она сама не очень-то любила цветы.

— А ты что? Решила, наконец, куда хочешь податься?

— Нет, я пока сомневаюсь, просто, — она взглянула на Марлин и решила признаться. — Всё чаще подумываю об аврорате.

Марлин стала белее, чем обычно:

— Это опасно, Эм. Очень опасно.

«Я же не хотела пугать её. Наверное, не стоило говорить».

Эммелина чуть не хлопнула себя по лбу — вполне заслужила же. Нужно было как-то исправить ситуацию, выдернуть Марлин из мыслей о Томе, которые явно на неё нахлынули.

Кажется, был способ это сделать, вот только Эммелине не очень-то хотелось использовать его.

— Марлин, я… насчёт мотоцикла. Короче, — увидев, как заблестели глаза Марлин, Эммелина и обрадовалась, и прокляла себя одновременно. — Я помогу тебе.

Подруга тут же кинулась к ней на кровать и начала душить в объятиях. Пожалуй, радовалась она как-то преувеличенно, точно и сама надеялась вот так отгородиться от той боли, что мучила её.

Эммелина обняла свою Марлин и вздохнула. И как она могла согласиться на такое?

***



— Вот теперь ты всё узнаешь и поможешь нам, — сказал Мальсибер, когда Доркас вышла в гостиную. Нолан должен был проводить её в это их тайное место.

Доркас не хотела идти туда, вообще не хотела знать, где оно находится, но, конечно, пошла за противно улыбающимся Ноланом.

Хуже стало, когда ей всё рассказали. Они бросили жребий — как объяснил ей Снейп этим своим склизким голосом — и определили, что похитят Эммелину Вэнс и развлекутся с ней в лесу. Сделать это они собираются через неделю вечером, потому что им известно — многозначительная улыбка — что в это время половины преподавателей не будет в Хогвартсе, Тёмный Лорд найдёт им интересное занятие.

Доркас догадалась, конечно, что это не Тот-Кого-Нельзя-Называть старается для своих юных приспешников, а они подстраивают свой план под его. Как иначе. Ещё она сразу поняла, какая роль отводится ей. От этого Доркас нервно сглотнула, а потом, когда Снейп подтвердил её худшие опасения, постаралась остаться безучастной.

— Я готова, — сказала она.

И теперь, когда время наступило, писала Эммелине записку о том, что им нужно срочно встретиться.

Все эти дни Доркас думала, должна ли она рассказать обо всём Рему или хотя бы Лили, самой Эммелине, но даже если того и требовала её совесть, разве Доркас могла её послушать?

«Предупрежу кого-то, и меня разоблачат. И отец… что станет с отцом, если Тот-Кого-Нельзя-Называть узнает о моём предательстве? Все эти Пожиратели убьют его, точно убьют».

По ночам Доркас снились похороны. Каждый раз она думала, что это воспоминание, что в гробу будет её мать, но там оказывался отец, а однажды — сама Доркас.

«Каждый поступил бы так на моём месте».

Кроме Ремуса. И это было правдой — он не умел лгать, он бы не стал предавать кого-то ради спасения своей жизни. Доркас не могла смотреть ему в глаза и знала, что завтра вечером, когда отведёт Эммелину к мальчикам, не пойдёт к Ремусу.

Целый день она будто бы находилась не здесь. Арабелла и Амелия несколько раз окликали её, последняя жаловалась, что Доркас совсем не интересуется её жизнью.

— Ага, — отвечала Доркас, пытаясь насыпать в кофе соль.

С Эммелиной они договорились встретиться около туалета Плаксы Миртл — это место было таким же паршивым, как настроение Доркас. Она подошла туда раньше Эммелины, и теперь не знала, чего хочет больше — чтобы та не пришла или всё-таки обратного?

Она боялась, что если Эммелина не появится, парни подумают, будто она её предупредила.

«На кого ты стала похожа, Доркас Медоуз?», — спросила она себя, поправляя галстук — подтверждение того, что ей нельзя верить, что они все сами виноваты.

— Доркас! — Эммелина подошла к ней и улыбнулась. — Твоя записка была такой таинственной. Что случилось?

«Врать легко. Очень-очень легко».

— Привет. Спасибо, что пришла. Знаешь, у меня появилась одна идея насчёт выпускного. Я хотела бы обсудить её с тобой, а не с Эванс, потому что… ну ты же знаешь, это Эванс.

Эммелина взглянула на неё задумчиво:

— Вы не всегда ладите.

— Да, — Доркас кивнула. — Слишком уж часто она строит из себя капитаншу.

Доркас думала, что Эммелина будет защищать Эванс, но та промолчала. Может, просто не хотела ссориться.

— Давай только найдём место поприличнее, — сказала Доркас так, точно не сама предложила встретиться около туалета.

Эммелина кивнула, и они пошли к выходу из замка. Доркас поинтересовалась, как та сдала экзамены. Эммелина, видимо, не ожидала от неё подобных вопросов, в её голосе отчётливо слышалось удивление:

— Кхм… спасибо, вроде хорошо. Рано ещё говорить о чём-то, надо дождаться результатов.

— Да, конечно, — протянула Доркас. — Но я видела, как тебя тестировала миссис Глостер. Кажется, ты её впечатлила, а она ведь работает в аврорате, Грюм на неё очень полагается.

— Правда?

Доркас слышала это то ли от Арабеллы, то ли от Амелии.

— Ага.

Они вышли из замка и потихоньку направились к запретному лесу. Эммелина начала озираться, когда они серьёзно отдалились от озера, где обычно вели разговоры студенты. Доркас знала, что сейчас она начнёт задавать вопросы.

— Мм... Доркас, обязательно отходить так далеко? Может, поговорим здесь?

Эммелина не могла видеть Мальсибера и Крауча, выглядывавших из-за кустов, а вот Доркас наблюдала за каждым их движением.

— Прости, — шепнула Доркас и наставила на неё палочку. — Петрификус Тоталус!

Простое заклинание, а ощущения, точно она применила империус или что похуже. Доркас бы закрыла глаза, если бы могла. И это выражение ужаса и неверия, застывшее на лице Эммелины.

— Хорошая работа, Доркас.

Выступивший из-за дерева Снейп похвалил её так, точно имел на это право. Мальсибер тем временем леветировал тело Эммелины в лес.

Что она сделала с ней? Кому отдала?

Липкий ужас накатывал на Доркас, выворачивал её наизнанку.

— Теперь ты посидишь в замке, вместе со мной, — сказал Регулус.

Она и не заметила, когда он оказался рядом.

— Что? — охнула Доркас, безучастно наблюдая, как Регулус выхватывает из её рук палочку.

Какая мерзость.

— Ты пропустишь всё веселье, — пропел Крауч, обращаясь к Регулусу, прежде чем удалился в лес. Он казался таким возбуждённым, Доркас затошнило от этого зрелища.

Регулус пожал плечами:

— Впереди ещё много всего.

Потом он кинул Доркас:

— Пойдём.

Она побрела за ним в сторону замка, оставляя Эммелину с мальчиками, с Пожирателями, и пытаясь не расплакаться.

Нельзя быть ещё более жалкой. Нельзя позволять им видеть себя такой.

Глава 13

Регулус сидел в углу комнаты и читал книгу в тёмной обложке — видно, что-то о чёрной магии, раз название скрыто. Доркас лежала на его кровати и смотрела то на своего тюремщика, то в потолок.

— Как похищение Эммелины поможет продвижению идей Того-Кого-Нельзя-Называть? — спросила она.

Регулус отвлёкся от книги, взглянул на неё так, будто не сразу вспомнил, где и с кем находится.

— Когда мальчики сделают всё, что хотят, они убьют её, а труп оставят в одном из коридоров с надписью вроде «Пожиратели всегда исполняют обещания» и, конечно, запустят чёрную метку над Хогвартсом.

— И вы не боитесь, что вас разоблачат, исключат?

— Тёмный Лорд намекнул через Розье, что это будет уместно.

Убийство будет уместно. Доркас прикрыла глаза — нельзя было наделать глупостей.

— Вот как…

Убийство. Нет, Эммелина Вэнс не входила в её топ любимых людей, но точно не заслуживала смерти.

«А чего ты ожидала? — спросил противный голос в голове Доркас. — Что Пожиратели вручат ей рождественские подарки?»

Как я буду жить, зная, что причастна к этому?

Перед глазами всё ещё стояло искажённое лицо Эммелины. Она не заслужила этого. Доркас закусила губу. Неужели никто не заметит её отсутствия? Не пойдёт искать? У неё же есть подруга — эта истеричка Марлин, которая таскается повсюду с Блэком-старшим…

Кстати, о Блэках. Доркас снова вгляделась в своего тюремщика — помнится, издевательства над животными его не очень-то прельщали, так неужели он действительно хотел смерти Эммелины? Кажется, у него не было никаких личных причин ненавидеть её.

— Почему ты остался со мной? — начала Доркас свою атаку.

Регулус насупился:

— Просто. Должен же был кто-то это сделать.

— Да? И тебе не обидно? — она села, чтобы лучше видеть его.

— Обидно? — переспросил он. — С чего бы это?

Она очаровательно улыбнулась:

— Ну, как же… пытки, возможность испробовать особо жестокие заклинания, — Доркас смаковала каждое слово, с удовольствием наблюдая, как коробит Регулуса. — А если применить империус, то Вэнс легко раздвинет ноги или возьмёт в рот. Она ведь довольно привлекательная эта грязнокровка.

«Какая мерзость».

Странно, но Регулус, кажется, думал так же. На лице его застыла гримаса отвращения. Неужели он и, правда, считал, что Пожиратели пьют со своими жертвами чай и обсуждают поэзию?

— Слушай, если хочешь, я сама тут посижу, а ты иди, развейся, пока она ещё горячая.

Доркас хохотнула, хотя ей было совсем не смешно.

— Замолчи, — резко сказал Регулус. — Никто из них не будет делать с Вэнс что-то такое.

Его голос звучал слабо и неуверенно. Пожиратель-идеалист. Надо же. Доркас даже стало его немного жаль, а ещё она поняла, что победила — почти.

— Да брось. Ты разве не видел, как Барти на неё смотрел, как давно уже смотрит? В мечтах он уже трахнул её во всех возможных позах, я тебя уверяю.

Щёки Регулуса порозовели:

— Не знал… что ты знаешь такие слова. Не говори так, — попросил он.

— Но это правда. Ты сам это спланировал.

— Только убийство, не изнасилование.

Вот тут Доркас действительно стало смешно: что за бред он несёт?

— Да ты издеваешься надо мной, Блэк?

— Нет-нет, вовсе нет, — запротестовал он.

Она тем временем встала и подошла поближе к нему, встала перед ним:

— То есть, тебе кажется, что изнасилования Вэнс не заслужила, а смерть — вполне? Так сильно её ненавидишь?

Доркас долго ждала его ответа, но испытала настоящее облегчение, когда он, наконец, сказал:

— Нет. Я совсем не ненавижу Эммелину, но Тёмный Лорд…

— Боишься наказания?

Регулус выплюнул:

— Я ничего не боюсь.

И вдруг стал очень похож на своего безумного братца. Конечно, Блэков не запугать — кто бы сомневался. Вот только, когда он продолжил, растерял всё сходство с Сириусом:

— Просто Тёмный Лорд преследует великие цели, и если ради них Вэнс должна погибнуть, значит, это правильно.

«Какая же каша у него в голове».

— Думаешь, если она умрёт не от твоей руки, то не будет являться тебе во снах?

Видно, она всё-таки довела его, как хотела. Регулус вскочил, отбросил книгу в сторону и схватил Доркас за плечи. Встряхнув её, он зашипел:

— Ну, что Доркас? Чего ты добиваешься?

У неё была только одна возможность. Доркас призналась:

— Я хочу спасти Вэнс.

Регулус всё ещё крепко сжимал её плечи. Доркас подумала отстранённо, что становится больно, но ничего не сказала. Она буквально видела, как Регулус обдумывает ситуацию, как ему плохо при мысли о реальном убийстве того, кого он знает, и как он вместе с тем боится подвести своего Лорда.

— Никто не узнает, что это мы, — сказала Доркас тихо и вкрадчиво. — Сомневаюсь, что кто-то залезет к тебе или мне в голову, так что достаточно просто защищать друг друга. Во всём будут виноваты Снейп, Крауч, Мальсибер и кто-нибудь ещё из ваших, но разве вы с ними друзья?

Он отвёл взгляд, помолчал ещё немного, а потом, наконец, разжал пальцы, сделал шаг назад. Регулус пробормотал, точно продолжал говорить сам с собой:

— Думаю, если бы эта операция имела принципиальное значение для Тёмного Лорда, он бы привлёк к ней кого-то из Пожирателей со стажем, а это… это просто небольшая акция. Он рассердится, но никого не убьёт, к тому же мои родители достаточно влиятельны, а Эммелина несколько раз выручала меня.

Доркас кивнула. Регулус посмотрел на неё беспомощно, совсем не по-блэковски:

— Как мы поступим?

***


Ремус ждал Доркас у кабинета, где они обычно встречались, уже полчаса, но она всё не появлялась. Он бы давно спустился в подземелья и узнал, что с ней случилась, если бы Доркас строго-настрого не запретила ему делать что-то подобное.

Возможно, она заботилась о нём, но, скорее всего, просто стыдилась. Ремус старался не думать об этом слишком часто и специально не предлагал ей встречаться официально. Доркас могла бы оскорбиться, а если бы узнала, кто он такой, то точно отступила бы.

Ремусу вообще казалось, что он ворует эти моменты с ней у какого-то счастливчика, живущего в параллельной вселенной и не страдающего от неизлечимой, угнетающей болезни. Поэтому он просто ждал, постукивая пальцами по двери кабинета.

— Ремус! — она подлетела к нему со спины, обняла порывисто, а потом тут же бросилась открывать класс. Попасть в замочную скважину ключом с первого и даже со второго раза Доркас не смогла. Руки у неё тряслись, и Ремусу пришлось прийти ей на помощь.

— Заходи скорее, надо поговорить, — пробормотала она, когда дверь, наконец, открылась.

— Что случилось? — спросил он, взяв её ладони в свои.

Ремус ждал, чего угодно, но только не этих слов, произнесённых горячим, почти лихорадочным шёпотом:

— Пожиратели похитили Эммелину Вэнс, она в запретном лесу, её хотят убить. Не говори никому, что это я сказала. Соври, что видел, как они ведут её туда, леветируют её тело в смысле… Скажи, только не выдавай меня. И действуй быстрее, её хотят убить. Убить.

Она произнесла взволнованное «убить» ещё несколько раз, а потом порывисто поцеловала Ремуса в губы и всхлипнула:

— Быстрее. Не говори обо мне, пожалуйста.

Выскользнув из его рук, она не ответила на его «почему?», выскочила за дверь, явно надеясь, что он не поймает её. Помедлив секунду, Ремус побежал в башню. Поведение Доркас, эта просьба не выдавать её наводили на ужасные мысли, но он старался отгородиться от них. Сейчас нужно было спасти Эммелину. Кажется, Доркас многим рискнула, чтобы передать ему информацию — вот на чём стоило сосредоточиться.

***


Ремус влетел в комнату так быстро, что чуть не запнулся о порог. Странно, но его друзья и Фрэнк уже спали. Вздохнув, Ремус толкнул Сохатого:

— Джеймс, вставай. Это срочно.

Тот завозился во сне и начал что-то бурчать.

— Лунатик, ты чего? — спросил мгновенно проснувшийся Питер.

Когда удалось разбудить всех троих — Ремус постарался сделать это максимально быстро — он в двух словах описал ситуацию.

— И откуда ты это знаешь? — спросил Джеймс, надевая очки.

— Потом скажу, если пообещаете молчать, — ответил Ремус.

Он не собирался врать друзьям, пусть Доркас и просила об этом. Всё равно они бы раскусили его. Судя по выражению, застывшему на лице Бродяги, тот уже и сам понял, кто проинформировал Ремуса.

Джеймс тем временем превратился в командира, произнёс вслух очевидное — «Мы идём за ней» — отправил Питера к Макгонагалл (тот пытался возражать, но слабо и неуверенно) и кивнул им с Сириусом.

Ремус очень надеялся, что они не опоздают. Он был уверен: Доркас думает о том же.

***


От круциатуса Вэнс предсказуемо дёргалась и визжала, срывая голос — ничего оригинального, но Мальсибер вообще не отличался сообразительностью. Северус взглянул на него с изрядной долей презрения и кинул:

— Я тоже хочу, есть тут одно заклинание.

Северус придумал его сам — чары мнимой боли. Тебе кажется, что ты горишь, но, на самом деле, это не так. Забавная штука.

Правда, кое-что его беспокоило. Он встал напротив распластавшейся на земле Вэнс и направил на неё палочку:

— Империо!

Северус много тренировался на пауках, несколько раз — на собаках. Подчинить волю человека было чуть сложнее, но всё-таки не особо трудно. Он чувствовал, как безуспешно Вэнс пытается сбросить с себя чары, точно мечется в своей клетке. Она боялась и уже из-за этого проигрывала.

— Если ты выберешься отсюда живой, то не сможешь вспомнить, что с тобой происходило, кто тебя похитил и как.

Она подчинилась ему, склонила голову.

— Выберешься живой? — скривился Барти. — Что ты несёшь, Снейп?

Тот пожал плечами:

— Нужно обезопасить себя на всякий случай.

Потом направил на Вэнс палочку, сосредоточился:

— Иллюзфиер!

Как громко она кричала, как долго. Северус знал, что ей мерещится, будто огонь постепенно пожирает её тело, съедает одну его часть за другой. Вэнс металась, просила о пощаде, то царапала землю, то саму себя.

Северус знал — ещё немного, и разум покинет её.

— Убей, убей, — рыдала она сухо, без слёз, видно, их не осталось, тянула к нему исцарапанные грязные руки

— Остановись, — в голосе Барти прозвучали повелительные нотки — этот псих никогда не забывал, из какой он семьи, какие права у него есть. Иметь такой козырь в рукаве — мечта.

— Хочу, чтобы она понимала, кто её трахает, — добавил Барти, приближаясь к Вэнс. — А потом убьём, и ты поймёшь, что все твои предосторожности — тот ещё бред.

Северус пожал плечами и сделал шаг назад. Вэнс нисколько не возбуждала его, но если Барти сильно хочется поиметь её, то почему нет. Мальсибер, кажется, тоже был не против.

Барти приблизился к Вэнс, дёрнул её за волосы, заставив приподняться. Она подчинилась, точно кукла. Её серое от боли лицо ничего не выражало. Кажется, она уже не понимала, кто перед ней.

Барти ударил её по щеке, как простой магл — как Тобиас бил мать, когда напивался слишком сильно — потом ещё раз и снова. Вэнс молчала — наверное, совсем сорвала голос.

— Кричи! Кричи, грязнокровная шлюха, почему ты не кричишь?

Губы Вэнс дрогнули.

— А! — слабый вскрик, неспособный удовлетворить Барти.

Ещё один удар, а потом Барти, отойдя в сторону, стал стягивать мантию. Северус перевёл взгляд на верхушки деревьев — он знал, чем это закончится.

— Постой, — вмешательство Мальсибера удивило не только Северуса, но и Барти.

Тот развернулся к Мальсиберу:

— Чего?

— Почему ты должен быть первым? Давай разыграем её.

Барти скривился:

— Не хочу.

Мальсибер нахмурился:

— И что? Меня должны волновать твои хотелки?

Раздался хруст — где-то в лесу ломали ветки. Тревожный знак. Барти и Нолан не обратили на это никакого внимания, а там, кажется, и тени какие-то мелькнули… Если ему не померещилось, конечно. Северус кашлянул. Он хотел предложить Барти и Нолану бежать, но, услышав топот и очередной хруст веток, решил, что каждый тут — сам за себя. Они ведь, в конце концов, слизеринцы. Не дожидаясь «товарищей», Северус кинулся прочь — оглянувшись, он увидел, что Барти спешит за ним, на ходу натягивая мантию.

***


Вэнс лежала на поляне: глаза закрыты, красное — явно от ударов — лицо, руки и ноги неестественно выгнуты.

— Нужно леветировать её, — сказал Ремус.

Его губы подрагивали. Сириус знал почему: не из-за того, что именно Лунатику пришлось шарахнуть оглушающим Мальсибера, и даже не из-за вида Вэнс, похожей на измученного мертвеца, всё дело в этом его «источнике».

Сириус готов был съесть свой хвост, если окажется, что Доркас Медоуз не замешана в это грязное дело. Впрочем, с сомнительной подружкой Лунатика они разберутся позже. Пока Джеймс, принявший человеческий облик, и Ремус занялись переносом Вэнс в замок, Сириус, кивнув им, принюхался.

Как пса его куда больше интересовала охота, чем помощь пострадавшей. Сейчас это было им на руку. Бродяга чувствовал знакомый запах зелий, нестиранной одежды и чего-то отвратительно сального.

«Нюниус. Кто бы сомневался».

Он кинулся в лес, надеясь поймать этого мерзкого пожирателя и оттяпать ему руку.

«Хотя рука Снейпа — так себе блюдо, но как трофей сгодится».

Запахи леса заглушали снейповскую вонь, да и не очень-то приятно было следовать за ней, но Бродяга старался. Найти, выследить, загнать.

«А потом вернуться и высказать Ремусу всё, что я думаю о его слизеринке», — подумал Сириус, но Бродяга отмахнулся от этих мыслей: они мешали ему охотиться.

***


Профессор Макгонагалл обозвала их «сумасшедшими», а потом наградила каждого — по 50 очков за приверженность принципам факультета, — директор улыбнулся и добавил каждому ещё по 25 («И не хотите леденцов, молодые люди?»).

Питер сначала несколько раз выслушал всю историю спасения Эммелины, а потом сам принялся рассказывать её всем, кто желал узнать подробности — таких было достаточно — точно именно он ударил заклинанием Мальсибера и леветировал Вэнс в замок.

Бродяга бесился из-за этого, а Ремус соглашался с Джеймсом («Ничего страшного в этом нет, Хвост тоже молодец — смог оперативно связаться с покинувшей замок Макгонагалл и разбудить Спраут»), да и разве стоило беспокоиться из-за такой мелочи? Гораздо сильнее Ремуса волновало состояние Эммелины и то, что они никак не могли доказать причастность Снейпа к этой истории.

— Может, вам всё-таки стоит раскрыть свой секрет? — спросила Лили, наверняка, понимая, что это невозможно.

Они сидели у камина и шептались как настоящие заговорщики, хотя больше никого в гостиной не было. Их однокурсники предпочитали проводить последние дни перед выпускным балом на свежем воздухе.

Джеймс покачал головой:

— Мы могли бы это сделать, — при мысли о таком варианте Ремусу сразу стало не по себе. — И мы бы действительно так поступили, если бы наше признание серьёзно на что-то повлияло, но у Сириуса нет никаких доказательств, кроме того, что он унюхал.

Бродяга смерил друга недовольным взглядом. Джеймс спокойно продолжил:

— Все знают, как Сириус ненавидит Снейпа, никто не поверит ему на слово.

Лили отвела взгляд. Понимал ли кто-нибудь, кроме него — Ремуса — как тяжело ей приходится? Слышать обвинения против Снейпа — её давнего друга, знать, что он сделал с Вэнс и какие планы строил… Когда Лили в первый раз услышала обо всём от Сириуса, она произнесла робко: «Ты уверен?». Ответом ей была гневная отповедь Бродяги, перемежающаяся проклятьями и замечаниями в духе «Ты во всех видишь хорошее, Лили, но тут такая мразь, прости, как Снейп, этот Нюнинус, он всегда…». С тех пор Лили не пыталась спорить с Сириусом или Джеймсом, который хоть и не так агрессивно, но тоже периодически прохаживался насчёт Снейпа.

— Если бы Эммелина могла вспомнить, — заметил Хвост.

Они все надеялись на это, но, кажется, шанс был призрачным. Профессор Дамблдор сказал, что проблема не только в магическом блоке, который явно поставил талантливый волшебник, но и в психологическом.

Кажется, Сириус и Марлин крупно поссорились после того, как он заметил, что «Эммелина просто не хочет вспоминать». Тогда — через два дня после происшествия — Бродяга впервые прямо спросил Ремуса про Доркас. Сейчас он явно хотел повторить вопрос, тяжело посмотрел на Ремуса, но всё-таки промолчал. Скорее всего, из-за Хвоста. Они втроем — Ремус, Джеймс и Сириус — решили не посвящать его в тайну с информатором. Сохатый считал такое утаивание нечестным, но Ремус убедил его.

«Питер может раскрыть всё из лучших побуждений», — заметил он тогда, и Джеймс сдался.

«Ты просто должен убедить Медоуз открыться профессорам», — заметил Сохатый.

Сириус тогда рассмеялся. Он подозревал Доркас, не верил ей, и Ремус не знал, имеет ли право винить Бродягу в этом. Им с Доркас всё никак не удавалось поговорить — вероятно, она специально избегала встреч с ним, будто, и правда, была серьёзно виновата.

— Скоро станут известны результаты экзаменов, — сказала Лили, нарушая установившуюся тишину.

Она сидела рядом с Джеймсом, склонив голову ему на плечо. Оба они казались такими умиротворёнными — наверное, подобное доступно только людям, нашедшим друг друга. Ремусу это точно не светит.

— Вы с Марлин вместе пойдёте на выпускной? — спросила она у Сириуса.

Тот сразу насупился:

— Не знаю.

— До сих пор не помирились? — поинтересовался Хвост.

То ли Ремусу послышалось, то ли Питер действительно обрадовался такому раскладу. Впрочем, осознав, что допустил оплошность, он тут же стал рассматривать собственные руки и вообще, казалось, был готов немедленно превратиться в крысу.

Правда, это не остановило Сириуса. Он метнул на Хвоста мрачный взгляд:

— Ты там не задохнулся от счастья?

И властным жестом пресекая попытки Джеймса и Лили встать на сторону Питера, стал продвигать свою любимую теорию — его братец, наверняка, принимал участие в истории с Вэнс, просто хорошо скрыл следы. Питер усиленно поддакивал.

Ремус прикрыл глаза — голова раскалывалась из-за всей этой истории, из-за Доркас, к тому же приближалось полнолуние.

***


По ночам Доркас снилась Эммелина — её взгляд перед расставанием, полный ужаса и понимания, выворачивающий душу наизнанку. Во сне Доркас хватала Эммелину за руку, но пальцы проходили сквозь ладонь: девушка испарялась, таяла.

Почти так же плохи были сны, в которых мелькала маленькая хаффлпаффка — девочка, уничтожившая записку Доркас. О том, что от улики нужно избавиться Доркас, подумала сразу, вот только со способом определиться не могла. Регулус сделал это за неё.

«Империо тебе поможет», — сказал он тогда.

И теперь Доркас снились расширившиеся, стеклянные глаза девочки, а собственный голос раз за разом произносил запрещённое заклятье — как странно, что она смогла его произнести, что оно, судя по всему, подействовало. Доркас проигрывала этим снам, они выедали её без остатка.

«Я ничем не лучше любого из Пожирателей», — говорила она себе и почему-то продолжала жить дальше.

***


Доркас не знала, чего боится больше — вопросов Ремуса или подозрений Барти. С первым было проще, просто потому что она удачно избегала Ремуса всю неделю. Очень сложную неделю.

Мальсибера выгнали, и он, как послушный Пожиратель, не выдал своих сообщников, Барти преследовал её холодными ухмылками и пугающими вопросами, но это можно было пережить: они с Регулусом успешно покрывали друг друга. Снейп учинил им допрос с пристрастием, но быстро сдался. И она, и Блэк были могущественнее его.

«Мы чистокровные, поэтому наше слово весит больше», — объяснил Регулус.

Она постаралась запихнуть удовольствие, полученное от его слов куда подальше (хотя теперь Доркас, конечно, знала всю правду о себе), а ещё она решила сделать кое-что. Удачный случай для этого подвернулся через пару дней — замок по-прежнему кипел из-за случая с Вэнс, но уже менее активно. В конце концов, Мальсибера наказали, героев наградили, а уже завтра должны были подоспеть результаты экзаменов, да и бал — не за горами. Будущее всегда волнует людей сильнее прошлого. К счастью.

Регулуса Доркас нашла на поляне за замком — небольшое озеро зелени в окружении старых дубов. Сюда мало кто приходил, но Доркас и сама любила посидеть в тишине. Она легко вычислила, куда скрылся Блэк.

Он сидел на большом каменном валуне — наверняка, насквозь прогретом солнцем — и опять что-то читал. Лёгкий ветерок приподнимал концы его отросших волос.

— Привет, — сказала она, подойдя поближе.

Регулус оторвался от книги и, увидев, кто именно к нему обращается, вздохнул:

— И тебе. Что-то случилось?

Он всё опасался, что их раскроют. Доркас и сама то представляла, как её ведут прямо к узнавшему правду Лорду, то видела, как Ремус отворачивается от неё, обзывая «гадкой Пожирательницей». Интересно, какие мысли преследуют Регулуса? А кошмары ему снятся?

Судя по синякам под глазами, спал он плохо и мало.

— Нет, — она присела на соседний валун. Он был не таким высоким, так что теперь Регулус нависал над ней, смотрел он заинтересованно, спрашивал без раздражения.

Доркас убедилась, что сделала правильный выбор.

— Просто есть предложение: пошли на бал вместе.

Его глаза округлились, книга едва не выпала из рук:

— Э… что?

Кажется, сейчас он удивился даже больше, чем в тот раз, когда она предложила спасти Вэнс. Смешной мальчик.

— Смотри, — она заглянула ему в глаза и объяснила доходчиво, как младенцу. — Когда нас спросили, где мы были в момент похищения Вэнс, мы ответили, что сидели вдвоём.

Щёки Регулуса порозовели. Видно, он тоже вспомнил тот взгляд, которым их одарил Слагхорн. Правда, вряд ли тогда он был так же смущён, как Доркас, ведь это не Регулусу профессор сказал шёпотом: «Не ожидал от вас… мисс Медоуз».

— Ну, так мы же сказали, что просто по-дружески сидели, — робко заметил Регулус.

— И нам никто не поверил. Если учесть, что я то и дело оказывалась рядом с тобой и Барти в последние дни, то дело только осложнилось. Половина факультета верит в наш тайный роман.

Арабелла и Амелия только сегодня утром заявили, что их-то ей не провести. В тот момент Доркас утвердилась в своём решении.

— Так, давай воспользуемся этим и ещё раз подтвердим наше алиби: пойдём вместе на бал. К тому же без меня тебе туда не попасть, ты же не выпускник.

— Не то, что я мечтал о приглашении, — пробурчал Регулус.

Она демонстративно встала:

— Ладно, навязываться не буду.

Регулус подскочил за ней, потянулся, чтобы схватить Доркас за руку, но в последний момент, видимо, передумал. Перебирая пальцами воздух, произнёс:

— Да нет, ты не навязываешься. Это хорошая идея, и я… я буду рад пойти с тобой.

Он снова покраснел, и Доркас улыбнулась. Ей даже стало жаль, что она не может влюбиться в Регулуса. Их родители были бы в восторге от такого варианта.

«А, может, так и будет, — отстранённо подумала она. — Доркас Блэк звучит куда реалистичнее, чем Доркас Люпин. Сейчас да и вообще…».

И улыбнувшись Регулусу — почти искренне, пошла к замку.

***


Она вспомнила об этом разговоре, о неловко застывшей в воздухе ладони Регулуса, когда буквально через пару часов путь ей перегородил Ремус. Он был в этой своей нервно-агрессивной фазе и выглядел ещё хуже Блэка — посеревшая кожа, капельки пота на лбу, синяки под глазами не фиолетового, а почти чёрного цвета.

— Нам очень-очень нужно поговорить, — сказал он.

Это не походило на просьбу. Оставалось только отойти в дальний конец коридора — рядом с кабинетом профессора Бинса, куда редко кто заходил, скрестить руки на груди и произнести как можно более резко:

— И о чём ты хотел поговорить?

— Ты сама знаешь. Откуда ты узнала о похищении Вэнс?

— Я не могу тебе сказать, а ты не должен выдавать меня, я ведь попросила — гриффиндорские принципы и всё в таком духе.

Он вздохнул:

— Почему ты всё время ходишь с Блэком-младшим и Краучем?

«Потому что они не трещат, как Арабелла и Амелия».

— Ревнуешь?

На лбу его отчётливо проступила синяя венка.

— Дело не в этом.

Возможно, ей было бы легче, если бы он обвинил её в открытую, но это же Ремус — даже в нервной фазе не решается идти до конца. Точнее — редко, когда решается. И Доркас пришлось подтолкнуть его:

— Слушай, я больше не могу тратить время на пустые разговоры.

Он быстро взял её ладонь в свою руку, заглянул в глаза. Доркас с трудом вынесла его прямой, в душу проникающий взгляд. За что он с ней так?

— Доркас, если то, что было между нами, для тебя значимо… Доркас, я же знаю тебя. Доверься мне.

Ремус просил её, хотел достучаться. И она впервые поняла, что он действительно очень любит её — так, как в книгах или даже легендах, хочет, чтобы она оказалась прекрасной принцессой, добродетельной, но немного запутавшейся. Хочет помочь ей.

«Прости. Так, правда, будет лучше».

— О, разве между нами что-то было? — она откинула назад волосы. — Не глупи, Люпин.

Доркас вырвалась из его хватки — он всё ещё сжимал её пальцы — и прошла мимо. Кинула напоследок:

— Ничего ты обо мне не знаешь.

«Но я хорошо тебя знаю. Знаю, что ты даже после такого ничего не расскажешь профессорам».

Ремус точно смотрел ей вслед. Доркас бы сдалась, если бы он остановил её — уже от этого взгляда, который она чувствовала лопатками, ноги подкашивались, и вся уверенность постепенно испарялась — Ремус ничего не сделал.

Глава 14

Мир Эммелины разделился на две части — до и после похищения. О том, кто и где её схватил, она ничего не помнила. О месте, в котором её пытали — «Судя по характеру ваших ран, мисс Вэнс, мистер Мальсибер пользовался запрещёнными заклятьями» — знала только по рассказам своих спасителей.

Эммелину мутило от всего этого. Она силилась вспомнить, заполнить белое пятно. Несмотря на предупреждения профессора Дамблдора — «Мисс Вэнс, очевидно, что вас заставили забыть случившееся с помощью Империо, неизвестно, как вы себя поведёте, если вспомните. Нельзя заставлять себя, лучше отдыхайте» — она старалась вновь и вновь вернуться в тот злополучный вечер, нащупать хоть что-то.

В тот день она долго говорила с Марлин, а потом осталась одна и решила отвлечься с помощью книги — «Унесённых ветром» Митчелл. На обложке томика была изображена Вивьен Ли в лёгком светло-зелёном платье и соломенной шляпе с массивными завязками. Она стояла на нижней площадке лестницы, и сверху на неё смотрел Кларк Гейбл в образе Ретта Батлера. Эммелина точно знала, что на актёре был шейный платок в чёрно-белую клетку, но не имела понятия о том, как оказалась в запретном лесу.

Ей сказали, что туда её доставил Мальсибер, но как? Нолан отказался разговаривать с кем-либо без своего отца. Профессора строили предположения, которые тут же распространялись по замку. Говорили, что кто-то ещё в Хогвартсе пострадал от Империуса — мол этот ученик и выманил Эммелину из комнаты. Марлин некоторое время подозревала себя, но, как оказалось, во время прогулки её сопровождал Джордж Дэвис: он полностью подтвердил алиби девушки.

Эммелина радовалась, что её подруга ни при чём, но это в сущности ничего не меняло и не решало. Она не знала, чем так разозлила Мальсибера («Кровью, происхождением, чем же ещё?», — шептал внутренний голос), что конкретно он делал с ней? От предположений тело покрывалось мурашками, а ладони противно потели. С помощью магии Эммелина выяснила, что её не насиловали, пока она была в забытье, но ведь существует множество способов унижения, не оставляющих следов…

Она думала о том, кто мог быть причастен к её похищению. Часто в голове всплывал Барти, но правильным ли было обвинить его без доказательств? Что если он просто глупо играл, шутил над ней, а она донесёт на него Дамблдору, аврорам. Ходят слухи, что у Барти тяжёлые отношения с отцом — решительным и суровым Краучем-старшим. Разумно ли навлекать его гнев на этого пятикурсника?

Эммелина сомневалась. Она решила промолчать.

Всё это время Эммелина провела в больничном крыле, малодушно радуясь тому, что мир так далеко. История с похищением пробралась за пределы Хогвартса, её активно мусолили газеты, особенно «Пророк», одна из журналисток с неприятным именем даже прислала Эммелине письмо, в котором просила об интервью. Еще была парочка посланий от людей, желающих поддержать её. Вообще в больничном крыле её то и дело посещали малознакомые ученики Хогвартса, многие передавали шоколадных лягушек и леденцы.

Эммелина была благодарна им всем, но эта популярность тяготила её. Она знала, что Дамблдор уже несколько раз обращался к ученикам, что и профессор Спраут однажды взяла слово — она, конечно, постоянно навещала и саму Эммелину. Они просили школьников помочь в расследовании, но не предаваться панике.

Странно, что они считали будто это возможно. В день, когда авроры забрали Мальсибера из Хогвартса — «Ты не поверишь, Эм, этот подонок улыбался!» — произошло три драки. Во всех случаях били слизеринцев.

Куда милосерднее было бы просто распустить этот факультет.

Сегодняшний день отличался от предыдущих — так всё было тем же: мысли о похищении, попытки вспомнить, отвращение к самой себе, к Мальсиберу, к самой жизни, накатывающее волнами, захлёстывающее — наконец, стали известны результаты экзаменов.

Табель с оценками ей принесла профессор Спраут. Она погладила Эммелину по голове и сказала, что та «большая умница». Кажется, теперь учителя будут считать любое её достижение совершенным. Что-то вроде компенсации за случившееся.

Эммелина неохотно призналась себе в том, что табель и, правда, был неплох. Он состоял из «выше ожидаемого» и «превосходно». Лучшие оценки она получила по защите от тёмных искусств, зельям, травологии и заклинаниям. Можно действительно стать аврором.

«И в будущем пережить всё то же…».

Или это не будет зависеть от профессии, главное — кровь, ненавидимая Пожирателями, превращающая её в изгоя. Как же счастлива Марлин или её Блэк. Кстати, интересно они помирились?

Шанс выяснить это появился у Эммелины через несколько минут. Марлин ворвалась в палату и, сходу опрокинув стул — мадам Помфри тут же заявила, что сейчас выгонит шумную посетительницу, но подругам удалось её разжалобить — заговорила:

— Да как так! Это ужасно! «Пророк» ещё не опубликовал, но «Вестник бури» уже, и… ты читала? Вот почему этот подонок улыбался!

Марлин подняла рухнувший стул и села на него, глядя на Эммелину так, точно та должна была хоть что-то понять в её бессвязном монологе.

— О чём ты? — устало спросила Эммелина.

Она понимала, что речь пойдёт о её похищении — снова, — а она так ничего и не вспомнила, и, учитывая, фразу об улыбающемся подонке, её ждёт ужасная весть. Сколько можно.

Марлин вздохнула, наклонилась к Эммелине поближе.

— Он исчез вместе с отцом! Нолан Мальсибер в смысле. Отец пришёл к нему на свидание в камеру предварительного заключения или как там она называется, а потом они вдвоём испарились, это почти как с Розье!

К концу тирады Марлин вновь отодвинулась от подруги и теперь активно жестикулировала.

— У них есть свои люди даже в аврорате, — сказала Эммелина очевидное.

И тут её глаза защипало.

«Слёзы? С чего бы это? Я не плакала, когда пришла в себя в больничном крыле, всё это время не позволяла себе рыдать, и тут… Нет, я не заплачу».

Эммелина прикусила себе внутреннюю сторону щеки, чтобы отвлечься. Марлин тем временем произнесла:

— Да, у них, у Того-Кого-Нельзя-Называть слишком много шпионов. И все эти чудища на его стороне — с ним вроде и великаны, и оборотни, а кто-то и драконов видел.

Больничное крыло окутала тишина. Эммелина прошлась взглядом по серым стенам. Что она могла ответить? Это война, и она сама стала её жертвой — как-то походя, будто случайно. Наверное, добро ещё победит. Наверное.

Хотела ли она, чтобы Мальсибера наказали? Ненавидела ли его?

Слишком сложно.

Пытаясь отвлечься, Эммелина несколько раз начинала разговор — то про учёбу, то про подруг по комнате, но каждый раз беседа затихала. Марлин, поделившись новостью, которую она считала главной, растеряла всю свою живость. На вопросы она отвечала, но как-то вяло.

Тут Эммелина вспомнила, о чём думала за несколько минут до прихода подруги.

— Ты простила Блэка?

Марлин оживилась, но не очень. Пробормотала:

— Ты, правда, думаешь, что я смогу простить его за такое?

Эммелина нахмурилась. Они поссорились из-за неё — вот, в чём была вся беда. Сириус сказал, как ей передала Марлин, что Эммелина не вспоминает подробности похищения по собственной воле. Мол не хочет и не пытается. Пусть это было несправедливо, Эммелина так и не смогла рассердиться, а вот Марлин крупно вспылила.

Она и сейчас точно проснулась, услышав этот вопрос:

— Не собираюсь я с ним мириться. Никогда. Паршивый, самовлюблённый идиот — вот он кто.

Марлин скрестила руки на груди и задрала голову — видно считала, что эта поза позволит ей уничтожить Блэка на расстоянии. Эммелина вздохнула:

— Ну, идиот самовлюблённый… так, он же тебе нужен, зачем ты всё усложняешь?

Из-за всего этого они сами чуть было не поссорились. Марлин не желала сдаваться, Эммелина хотела поскорее сбросить камень с души — хотя бы один.

— Что насчёт бала? — спросила Марлин напоследок. — Он ведь уже завтра. Будет награждение отличников, а ещё говорят, что эльфы приготовят огромный пирог с патокой.

— Ммм… — протянула Эммелина, надеясь, что улыбка вышла естественной. — Большой пирог, ребята, которые отхватили высшие награды. Звучит очень заманчиво.

— Пошли вдвоём! Повеселимся хорошенько, как в старые времена — без мужиков.

Эммелина готова была поспорить, что в основном ограничение касалось длинноволосых брюнетов со сложными семейными отношениями и дерзким языком. Она кивнула:

— Я постараюсь прийти и надеюсь, что ты будешь с Блэком. Ты по нему скучаешь.

Прежде чем Марлин вышла за дверь, она успела с десяток раз обнять подругу и призвать на голову Блэка все возможные проклятья. Эммелина потрепала её по мягким платиновым волосам и мысленно поспорила с самой собой. Если Марлин завтра-таки будет с Блэком, достанем ему самый лучший мотоцикл. Как-то так.

Эммелина отбивалась этим недопари от зловещего голоса, который твердил, что она никогда ничего не вспомнит, что она обречена. Как только в палате стемнело, её заполнили Пожиратели — они теперь были везде. Эммелина пыталась сражаться с ними, но они смеялись, ломали её палочку, выворачивали Эммелине руки и готовились сделать с ней что-то отвратительное.

Её разбудил собственный плач. Эммелина давилась слезами, захлёбывалась ими, почти тонула. Весь мир — привычный, волшебный мир — не хотел её, пытался изгнать.

«Я буду бороться, — обещала она себе. — Я справлюсь».

И чувствовала соль на языке, и снова падала в неизвестность.

***


Около больничного крыла Марлин ждал Сириус. Стоял, прислонившись к стене, и сверлил взглядом пустоту. Увидев Марлин, он небрежным жестом поправил волосы — и как это у него выходит — и подошёл поближе.

— Привет. Поговорим?

Она чувствовала — помогал опыт общения с этим трудным, но невыносимо красивым парнем — Сириус волнуется. Не показывает, конечно, своего волнения — ещё чего. Он же Сириус Блэк — человек без страхов.

Марлин вспомнила об уговорах Эм. Той явно было тяжело знать, что Марлин поссорилась с любимым человеком из-за неё. Но ведь он сказал невозможную, даже подлую глупость. Эм так старается восстановить в памяти тот вечер, своё похищение, мучается, вот сегодня она чуть не расплакалась, а ведь Эм так редко позволяет себе подобное (тут, правда, тоже сдержалась, такой уж она человек). Нет, Сириуса Блэка стоило наказать — например, ещё раз рассказать ему какой он эгоистичный болван. Для этого, правда, пришлось согласиться на разговор.

Сириус только улыбнулся, и они вместе пошли бродить около замка — время ещё позволяло, да и погода позволяла прогуляться. Солнце пригревало землю перед ночным прощанием, ветер предпочёл исчезнуть. Глядя на пышные кроны зелёных деревьев, Марлин не могла поверить в то, что мир действительно ужасен: ведь в нём, в этом самом мире, похитили её подругу, а потом упустили преступника. Но деревья всё ещё едва слышно шумят о своём, да и небо такое чистое.

«Мальсибер явно был не один, но непонятно кто ещё замешан, — она взглянула на Сириуса. — Вдруг его брат? И почему нельзя просто залезть всем слизеринцам в голову, что за дурацкие правила и принципы развёл Дамблдор».

— Что ты хотел мне сказать? — спросила она.

Марлин так подмывало узнать, не замешан ли в деле Регулус и не выследил ли его Сириус, что она решила задать парню вопрос на другую тему. Эдакая мысленная контратака.

— Я хотел извиниться, — Сириус сказал это расстилающемуся впереди лесу, а не Марлин.

Она приподняла бровь:

— И за что же?

— Всё ты знаешь, — сказал он своим особым нервным голосом.

Марлин была непреклонна. Она одарила Сириус пронзительным взглядом. Тот закашлялся — то ли по-настоящему, то ли чтобы потянуть время.

— Хорошо, — сдался он, наконец. — Марлин, прости за те слова. Эммелина пытается вспомнить. Просто, возможно, она в глубине души не хочет этого. Ты не думала о таком варианте?

— Нет.

Они остановились посреди дороги к запретному лесу, и теперь Марлин снова смотрела на Сириуса, как обычно, снизу вверх — правда, ничего унизительного в таком положении не было.

— Эм очень плохо, понимаешь?

Сириус кивнул.

— Мне не стоит тебя прощать. Я обещала себе не делать этого.

Он подмигнул — бессовестный человек:

— И что же ты? Сдержишь это обещание?

Она промолчала. Если бы Эм попросила бы Марлин не прощать Сириуса никогда, всё было бы просто. Ради дружбы Марлин и не такое могла сделать — подумаешь, оставить навсегда Сириуса, с которым так хочется говорить часами, спорить до хрипоты и потом целоваться снова и снова. Она бы сделала это для Эм, но та не хотела таких жертв.

— Я приготовил для тебя кое-что.

Марлин посмотрела на Сириуса с удивлением. Подарок — сейчас? Он тем временем достал из кармана мантии украшение — браслет, видимо, серебряный с несколькими небольшими сапфирами.

— Я тут выбрался в один магазинчик, и эта вещь напомнила мне о тебе.

— Сириус Блэк в ювелирном, бывает же такое.

Она протянула руку, и Сириус аккуратно надел браслет на её запястье.

— Да, Сохатый пошутил так же, — начал он.

Марлин прикусила губу. Эти вечные «Сохатый, Хвост, Лунатик» сводили её с ума. И почему-то самого Сириуса звали бродягой. Казалось, что тут есть тайна, но Сириус не спешил делиться ей.

«Ему легче подарить дорогой браслет — видно, наследство дядюшки помогает, — чем открыться мне».

— Я думаю, мне нужно снять браслет. Он, конечно, красивый, но…

То ли Сириус побледнел, то ли ей показалось — солнце уже садилось, лучи его не так ярко высвечивали и обнажали правду, как днём.

— Что? Это ведь не из-за Эммелины?

— Это из-за Сохатого, — сказала она и, заметив, как округлились его глаза, продолжила. — А ещё Хвоста, Лунатика и Бродяги.

Губы Сириуса на мгновение растянулись в усмешке:

— А Бродяга тебе чем помешал? Поверь, он отличный парень.

— Не заговаривай мне зубы. Лучше расскажи всё.

Он смотрел на неё так долго, что Марлин показалось — сейчас Сириус уйдёт, предпочтёт скрыть секрет. Как она поступит тогда?

Сердце заныло, ругая её отчаянно и горько. Марлин машинально теребила дорогой браслет.

Сириус вздохнул совсем не по-блэковски, слишком грустно, слишком откровенно, приблизился к Марлин, обнял её крепко и шепнул в макушку:

— Я всё тебе расскажу, только не снимай браслет.

Наверное, в этот момент она его по-настоящему простила.

***


Как лучшей ученице — все оценки «Превосходно» — Лили вручили золотой кубок, на котором было выгравировано её имя. Джеймс размахивал им так, точно эта награда принадлежала ему. Впрочем, Лили не возражала, только улыбалась, потягивая из стакана сливочное пиво.

Теперь, когда торжественная часть выпускного прошла, середину большого зала расчистили — профессора Макгонагалл и Спраут — справились с этим за несколько минут, зазвучала музыка (что-то из популярных мотивов волшебного мира — Лили не следила за эстрадой), а на столах разместившихся по периметру, появились закуски и напитки.

Да, кажется, они действительно прощались с Хогвартсом.

— Давайте-ка, я вас запечатлю, — предложил Эйвери Джонс — четверокурсник с Хаффлпаффа, который весь год носился с камерой.

Их компания не стала отказываться от этого предложения. Выстроиться решили около того же стола с закусками. Джеймс приобнял Лили за талию, оглянувшись, она увидела, что Сириус встал позади Марлин и сложил руки ей на плечи, Эммелина, которая всё-таки пришла на бал, оказалась между двумя парами, по бокам разместились Ремус, Питер и подоспевшие Алиса с Фрэнком.

Вспышка ослепила Лили.

— Я там, наверняка, закрыла глаза, — шепнула она Джеймсу.

Он рассмеялся, и в этот момент Эйвери щёлкнул их ещё раз.

— Потом все будут смотреть на вторую колдографию и гадать, что же такое ты мне сказала, — улыбнулся Джеймс.

Она отмахнулась:

— Нет, скорее все будут удивляться, что меня обнимал сам Джеймс Поттер, капитан при котором Гриффиндор выиграл чемпионат по квиддичу.

На этот раз он рассмеялся в голос, откинув голову назад, потом сказал так, чтобы слышать могла только Лили:

— Вот за это я тебя и люблю.

Она ответила ему теми же — самыми важными в мире — тремя словами. Потом они оказались на танцполе. Лили любила танцевать, легко кружилась, то отдаляясь от Джеймса, то приближаясь к нему. В парадной мантии он был таким взрослым, что она даже представила — всего на секунду — будто это их свадьба, а не выпускной. И сама раскраснелась от таких мыслей.

Джеймс предложил ей принести напитки. Она заказала воду и встала рядом с Марлин (конечно, искать напитки можно было только вдвоём, как заверили их Джеймс и Сириус).

— Как Эм? — тихо спросила Лили.

Она вздрогнула, когда со спины ей ответили:

— Спасибо, я в порядке.

Эммелина смотрела на неё с укором. Разговоры за спиной явно не помогали ей обрести душевное равновесие.

— Прости, — смутилась Лили. — Просто переживаю за тебя.

На этот раз Эммелина мягко улыбнулась:

— Я понимаю. Спасибо. Всё правда неплохо.

Лили знала, что она ничего так и не вспомнила, хотя очень старалась. Она решила подбодрить её:

— Знай, что если понадобится помощь, ты можешь рассчитывать на меня, — и ответив улыбкой на кивок Эммелины, продолжила. — И, кстати, ты сегодня отлично выглядишь.

— Я твержу ей о том же! — присоединилась к разговору молчавшая до этого Марлин.

Сама она, кстати, тоже была прелестна в длинном ослепительно-белом платье в пол, приталенном и украшенном синими камнями — почти такими же, как на браслете, обвивавшем её руку. Эммелина будто в противоположность подруге выбрала тёмные оттенки: вишнёвое до колена платье с гофрированной юбкой и длинными рукавами смотрелось на ней очень хорошо. Каштановые волосы она убрала наверх, украсив причёску заколкой с маленькими черешенками.

— Я не верю ни единому вашему слову, — заявила Эммелина, уперев руки в бока.

Выглядело это так забавно, что Лили и Марлин рассмеялись. Эммелина тоже не выдержала и расхохоталась:

— Вы такие забавные сейчас!

Лили и сама не знала, почему простое замечание развеселило её настолько сильно. Запомнила только, как резко перестала смеяться, заметив, что на неё смотрит Сев. Мгновение его губ касалась улыбка: что его радовало?

Он унёс эту загадку с собой, резко развернувшись и кинувшись куда-то в толпу.

«Я учуял Нюниуса», — тут же всплыл в голове голос Сириуса.

Сев точно был одним из них.

Только приход Джеймса — он вернулся с водой, как и обещал — помог Лили заново отогреться.

***


Они стояли впятером — Лили, Джеймс, Сириус, Марлин и Эммелина, — Ремус мог бы подойти к ним, позвать Эммелину на танец, чтобы она не была пятой лишней, но ноги отказывались двигаться.

На танцполе Доркас изящно кружилась с Регулусом Блэком. Она в тёмно-синем вечернем платье с открытой спиной, кажется, с бриллиантами в волосах — слишком роскошная, совершенно не похожая на девочку-выпускницу, не подходящая ему, — Регулус подтянутый в чёрной парадной мантии со вставками в тон платью Доркас. Богатство, красота, высокий вкус. Куда до этого простым смертным?

Хотя всё это к лучшему — верно? Она бы всё равно бросила его, узнав, что он оборотень. Она ненавидит таких, как он. Она, она, она… слишком прекрасна.

Ремус всерьёз жалел, что сегодня ему не нужно выполнять обязанности старосты и что на выпускном не разливают огневиски.

— Тоскуешь? — голос Питера вырвал Ремуса из плена мыслей, заставил оторваться от двух холодных фигур.

— Мм, нет, с чего ты взял? — Ремус широко улыбнулся.

Питер покачал головой, показывая, что совершенно ему не верит. Только сейчас Ремус понял: Хвост всё ещё смотрит в другую сторону.

Конечно, на Марлин, похожую сегодня на невесту — очень юную.

— Может, нам ещё удастся отыграться, а? — проговорил Питер так тихо, что Ремус едва услышал его.

И удивился, разумеется: Хвост мечтает о мести? Но кому — Сириусу, Марлин? Ремус не успел спросить. Питер хлопнул Ремуса по плечу — робко и легко, как делал это обычно, и проговорил, явно надеясь, что его шутку оценят:

— Пойду, приглашу Эммелину на танец, а то героиня последних дней совсем заскучала.

Ремус проводил его задумчивым взглядом.

***


Отъезд был назначен на двенадцать дня, но в девять утра Джеймса вместе с Сириусом и Ремусом разбудил Фрэнк. Их всех ждал у себя директор.

Профессор Дамблдор встретил их приветливо, сказал, что сейчас подойдут остальные и сверкнул очками-половинками. Потом, конечно, предложил ему и Бродяге с Лунатиком лимонные леденцы. Они дружно отказались, будто по команде пытаясь подавить зевоту. Бал прошёл так бурно, как и ожидалось, и никто из них не собирался вставать в такую рань.

Вскоре дверь приоткрылась, и уходивший Фрэнк появился на пороге вместе с Алисой и Лили. Джеймс переглянулся со своей девушкой — судя по всему, она тоже не знала, зачем их вызвали.

— Рад приветствовать вас всех у себя, — начал Дамблдор, когда каждый из них отказался садиться. — Понимаю, что вы пытаетесь понять, почему я вызвал вас к себе, особенно, как я вижу, это мучает мистера Поттера и мистера Блэка.

Бродяга усмехнулся, Дамблдор тем временем продолжил:

— Перейду сразу к сути дела. Все вы знаете, что происходит за пределами Хогвартса да и в нём… — он помолчал. — Зло простирает свои руки всё дальше, забирается даже туда, где должны с ним бороться.

«Намекает на исчезновение Мальсибера, на шпионов в рядах авроров?»

По-видимому, такие мысли возникли не только у Джеймса.

— Чтобы сражаться со злом, тем более таким, как Волдеморт, — Джеймс непроизвольно вздрогнул. — Нужны верные союзники. В этом году я и некоторые другие профессора так часто отлучались из школы, потому что, помимо прочего, искали таких людей. Тех, кто мог бы присоединиться к организации с особыми принципами.

— Отец упоминал в письмах «Орден Феникса», — сказал Джеймс, догадавшись, к чему ведёт Дамблдор.

— Да, речь о нём, хотя лучше воздержаться от писем. Как раз из-за этого я и поднял вас в такую рань.

Джеймс знал, о чём сейчас думает каждый из них. Это было ответственностью и честью, это была возможность получить то, что он хотел — спокойный мир без Того-Кого-Нельзя-Называть, мир, в котором он сможет жениться на Лили, не опасаясь за её жизнь. Он посмотрел на неё, и на душе сразу стало теплее.

Сириус озвучил общую догадку.

— Вы хотите, чтобы мы присоединились к этой организации?

— Только если посчитаете это приемлем для себя, — сказал Дамблдор, но было ясно, что он не сомневается в их ответе. — Сейчас я расскажу вам всё подробно, если позволите.

Сириус кивнул, но Джеймс выступил вперёд. Его очень беспокоила одна деталь:

— Простите, профессор, вы будете говорить только с нами?

— Нет. С учениками каждого факультета — отдельно.

«Неужто и со слизеринцами тоже?», — хотел спросить Джеймс, но вместо этого сказал другое:

— Тогда как же Питер?

Дамблдор внимательно посмотрел на него и уточнил:

— Петтигрю?

— Да, — поддержала Джеймса Лили. — Он наш друг, человек, которому мы очень доверяем, и если вы позволите, профессор.

Всё-таки Лили понимала Джеймса лучше всех. Нельзя было оставлять за бортом Питера — одного из мародёров даже ради его безопасности (а Дамблдор, наверняка, не пригласил его именно из-за беспокойства). В любом случае нужно дать ему выбор: пусть Питер сам решит, хочет ли стать частью «Ордена», пойти до конца в борьбе за лучшее будущее. Сам Джеймс не сомневался в товарище — он же гриффиндорец, его друг.

Наконец, Дамблдор кивнул:

— Зовите Питера, а потом поговорим.

Джеймс подмигнул товарищам и кинулся в их комнату.

Конец первой части.

Часть II. Глава 1.

Солнечные лучи прочертили полосы на зелёной скатерти — той самой, которую Эммелина подарила Поттерам на свадьбу, — Марлин накрыла одну из линий рукой, похитив немного света и тепла. По крайней мере, именно так она заявила, чем очень позабавила Лили.

— Мне тяжело смеяться, — заявила миссис Поттер, стараясь сдержать рвущийся наружу смех.

При этом Лили раскраснелась и стала очень милой.

«Неужели я и, правда, когда-то не замечала, насколько она славная?»

Эммелина следила за подругами, время от времени делая глотки из большой синей кружки. Лили утверждала, что, кроме Эммелины, из неё никто не пьёт. Та в ответ скептически хмурилась: у Поттеров бывало столько народу, что вряд ли хозяйка дома могла уследить, кто какую кружку берёт.

«Эммелина Вэнс, неужели ты обвиняешь во лжи замужнюю и беременную женщину?», — притворно возмущалась Лили.

Смешная.

Этот разговор случился полгода назад, когда беременность Лили была чем-то почти тайным. Сейчас же скрыть бы её не получилось, даже если бы Лили этого захотела.

Эммелина взглянула на её массивный живот — свободное домашнее платье и накинутый сверху фартук с жёлтыми цветами совсем не прятали его. Лили, которая стояла у плиты и следила за тем, как готовится печенье — будто без этого с ним что-нибудь случилось бы, — видно, заметила манёвр подруги.

— Да-да, я стала ещё больше. Но, к счастью, скоро наш Гарри появится на свет.

Лили положила руку на живот, а второй заправила за ухо волосы.

— После 20 июля? — вспомнила Эммелина один из разговоров.

Кажется, тогда о рождении сына говорил Джеймс.

Сын Джеймс и Лили Поттеров — и как к этому привыкнуть?

Лили тем временем кивнула:

— Ага. Алисе, кстати, поставили такой же срок. Она вчера заходила ко мне после визита к колдомедику.

— Представляешь, если они родятся в один день? — спросила Марлин. — И если в вашем случае магия ошиблась, и вместо Гарри будет Гарриет?

Она подмигнула Лили, которая, улыбнувшись, стала объяснять, что подобная магия не ошибается. Эммелина промолчала.

Ей было хорошо в этом доме, на маленькой уютной кухне. Чай остыл, а печенье, которое Лили через пару минут вытащила из духовки, оказалось твердым, но это не имело значения. Дом Поттеров состоял из тепла, улыбок его хозяев, их счастья, новостей от их друзей. Сейчас Эммелина — как и множество раз до этого — отогревалась после выматывающего дежурства, очередной погони.

Аластор — про себя она всегда называла его только так — особенно разошёлся в последний месяц. Он работал в «Ордене» и вызывался добровольцем на каждую миссию, он, не давая себе отдыха, ловил Пожирателей в министерстве, а потом смачно ругался, если их отпускали или они умудрялись сбежать из камер, и выходил на них опять.

Эммелина всегда была с ним. Иногда, в особые минуты, он называл её «своей правой рукой», но чаще просто орал «Вэнс!» так, точно использовал не её фамилию, а отборное ругательство. Эммелина привыкла к этому и не хотела бы работать ни с кем другим, но последний месяц… такое ощущение, что Аластор решил закончить магическую войну до конца июля и не собирался сдаваться.

«Мог хотя бы предупредить».

Она потёрла глаза, чувствуя, как веки наливаются тяжестью.

— Эй, ты что опять засыпаешь, Эм? — спросила Марлин и, протянувшись через стол, потрясла Эммелину за плечо.

— Твоя работа ужасно на тебя влияет, — Марлин скрестила руки на груди.

Эммелина пожала плечами, не пытаясь защищаться. Лили подала Марлин ещё одно печенье:

— Будь добрее к нашей Эм. Её начальник — Грюм.

— Да, ладно — он же от неё без ума.

Марлин ужасно нравилась эта небылица. Сириус — кто бы сомневался — поддерживал её, поэтому хуже всего Эммелине приходилось, когда они объединялись. Хорошо хоть сейчас Сириус на особом задании в Йорке, а Лили приняла сторону Эммелины.

— Ну, что ты такое говоришь, Марлин. Грюма интересует только работа. Когда Джеймс выходит с ним в миссии, то ужасно устаёт.

Марлин хмыкнула:

— Вы обе просто ничего не смыслите в любви.

Кто бы сомневался.

Эммелина прислонилась к стене за собой и всего на секунду закрыла глаза. Девочки продолжали говорить о чём-то — откуда у Лили этот рецепт печенья, что Ремус делает в Праге, когда следующее собрание «Ордена», во сколько обойдётся игрушечная метла и в каком возрасте ребёнку можно купить такую.

Да-да, всё это очень интересно. Что он делает в Праге? Пытается связаться с местными волшебниками, конечно, они обещали помочь. Вроде. Эти чехи до ужаса скользкие — Аластор говорил так (или почти так), и Эммелина ему верила. Его суждения о людях были резкими и грубыми, но в большинстве случаев верными.

Как он сегодня схватил этого бледного мальчика за грудки.

«Пожирательская мразь!»

Ей показалось, Аластор выбьет дух из этого пищащего блондинчика без всякой магии, без следствия, без суда. Они нашли его в «Дырявой кружке» — пабе, куда любили захаживать Пожиратели. Они искали Розье, которому в очередной раз удалось вывернуться из рук закона, или скорее — информацию о нём.

Блондинчик тянул из большой кружки что-то вонючее, выдающее себя за пиво, а ещё на его руке была метка. И он даже не скрывал этого. Аластор пришёл в бешенство. Жаль только, мальчишка ничего не знал о том, где находится Розье.

Действительно не знал. За два года Эммелина научилась отличать притворщиков от тех, кому нечем было спасти свою жизнь. Аластор не убил мальчика, но только потому что она вмешалась.

«Какая же ты сердобольная, Вэнс. Думаешь, этот скот бы тебя пощадил?»

Нет. Как его братья не пощадили её мать, но нельзя путать личное и рабочее.

— Ты уснула? — кто-то щёлкнул перед её носом. И снова.

Конечно, это была Марлин.

Лили отчитывала её и пыталась оттащить.

— Да, не мешай ей спать. Ну что ты делаешь, Марлин?

Перед глазами всё немного плыло — бледный мальчик сливался с такой же бледной Марлин. Солнце золотило её серебряные волосы.

— Я не сплю, — сказала Эммелина и, заметив скептический взгляд Марлин, поправила себя. — Уже не сплю.

Когда Марлин отодвинулась от неё, Эммелина хлебнула из кружки остывшего чаю и заметила:

— Нет у тебя сердца.

— Сириус говорит так же.

— Он героический мужчина.

Марлин рассмеялась:

— Ага, принц на летающем мотоцикле, но я обязательно передам ему твой комплимент.

Марлин широко улыбалась и снова играла с солнечными лучами, скользящими по скатерти, Лили намазывала на печенье малиновый джем. Мир казался на удивление безопасным.

Эммелина открыла глаза пошире, чтобы запомнить его таким.

***


Пальцы священника были слишком длинными и изломанными, будто им действительно приходилось множество раз срастаться. И когда он этими пальцами обхватил маленького Гарри, Марлин стало не по себе. Мурашки побежали по её рукам и даже добрались до ног, когда Гарри оказался в воде.

«Надеюсь, она тёплая».

Марлин разрывалась между двумя желаниями: оглядеться, чтобы понять, всем ли так неприятно смотреть на это, как и ей, и не отводить взгляда от бедняги Гарри, оказавшегося в лапах длиннопалого служителя церкви.

Наконец, она всё-таки посмотрела вокруг и сразу же наткнулась на улыбающуюся Лили. Конечно, именно она предложила крестить ребёнка. Лили и сама прошла через такое в детстве, как она объяснила на том ужине, где впервые озвучила им — Марлин и Сириусу —
свою идею. Марлин так и не поняла, как к этому отнёсся Джеймс — наверное, положительно, хотя вряд ли кого-то из Поттеров ранее крестили. Если бы родители Джеймса и его неугомонная тётка не скончались от драконьей оспы, они могли бы рассказать об этом подробно.

Мама Марлин, услышав, что Поттеры будут крестить малыша Гарри, покачала головой. Бабушка произнесла вслух вертевшееся у всех на языке «вот что бывает, когда женишься на маглорождённой». Марлин поначалу идея показалась даже забавной — она слышала о крещении раньше, но обряды действительно проводили преимущественно в семьях, где кто-то из родителей был нечистокровным, — однако теперь всё это казалось ей жутким.

Сириус, кажется, не разделял её тревог. Он весь светился от счастья и уже несколько раз коснулся своих безупречных чёрных волос. Конечно, он хотел стать крёстным Гарри — для него это был ещё один способ породниться с Джеймсом. Вроде бы Лили говорила, что такая связь считается особенно крепкой.

«Будто Джеймс и Сириус и без того не две половинки одного большого целого».

Марлин кинула быстрый взгляд на Джеймса, который стоял позади Лили, потом на её родителей — целых два магла сразу, интересно, — на Ремуса, измождённого ещё больше, чем обычно (жаль, что пражская миссия с треском провалилась). Ещё в комнате были Э и Питер — тоже в последнее время осунувшийся.

Вроде бы Лили звала ещё Лонгботтомов, но они деликатно отказались. В конце концов, Невилл родился в тот же день, что и Гарри и ему тоже сегодня исполняется месяц.

«Крестим рано, — сказала Лили вчера. — Но зато будут почти все друзья, да и день рождения Гарри заодно отметим».

«Угу, если он не утонет раньше», — мрачно подумала Марлин, возвращаясь взглядом ко священнику.

Наконец, он перестал мучить Гарри — тот почему-то не кричал, Марлин бы на его месте давно изошлась визгом — и стал приговорить что-то вслух. Гнусавый голос не доходил до Марлин, а вот Лили, кажется, умилилась. Может, это материнство что-то делает с женщинами? Эм ведь тоже маглорождённая, но явно не так вдохновлена.

Вообще, если подумать, Эм смотрела на священника с таким подозрением, точно опасалась, что он окажется ближайшим пособником Того-Кого… Волдеморта то есть. Она обещала Сириусу и Эм, что будет называть его по имени.

«А насчёт подозрения, возможно, так и есть. С Эм станется превратить торжество в кругу друзей в новое задание».

Теперь священник говорил с Сириусом. Он всё что-то гнусавил себе под нос, поэтому Марлин удалось разобрать только слова «наставить» и «катех…», да что-то с катех, наверное, это неполное слово.

Сириус кивнул:

— Да-да, всё сделаем в лучшем виде.

Тут Марлин не сдержалась и хихикнула, очень уж забавно вытянулось и без того непропорционально длинное лицо священника. Родители Лили переглянулись, а сама она покраснела.

Они вспомнили об этом эпизоде вновь, когда проводили священника, Лили уложила Гарри в комнате наверху, а все гости и сами Эвансы сели за стол. Марлин, конечно, оказалась рядом с Сириусом.

— И как поживает наш крёстный отец? — преувеличенно торжественно спросила она.

— Отлично. Не положишь мне индейки?

Он подмигнул ей, а когда Марлин переложила крыло ему на тарелку, легко и быстро поцеловал её ладонь. Кажется, Эм закатила глаза к небу. Всё-таки ничего она не смыслит в романтике, а то давно бы раскусила Грюма, который ходит около неё кругами и обливается слюнями. Уж Марлин-то всё видела и, составляя букеты в бутике, делилась своими открытиями с цветами.

Информацией поважнее она делилась с «Орденом» на специальных встречах, да и собирала её — в противоположность тем милым вещам о Грюме и Эм — в том самом бутике.

Марлин нравилось то, что сегодня — преимущественно из-за родителей Лили — они не говорили о войне, Пожирателях, тайных планах и миссиях, запрещённых заклятьях и погибших. Негласный договор нарушили только один раз. Питер, издав странный звук — что-то между смешком и всхлипом — скорее пробормотал, чем сказал:

— Читали о Медоузе, да?

Марлин не знала, зачем он это сделал, вспомнил о таком, когда Ремус и без того был выжат до суха своим провалом, да ещё, судя по всему, готовился к очередному полнолунию. Впрочем, в последние месяцы она всё меньше понимала Питера.

— Да, — ответил тем временем Джеймс. — Его приедет хоронить какая-то родственница жены, насколько я понял.

Наверняка, не только Марлин исподтишка следила за Ремусом, за его реакцией. Она не знала, достигли ли другие успехов, она лично ничего не заметила.

«Научился притворяться после смерти Доркас? Или просто забыл её?»

А Марлин казалось, что такое не забывают. По крайней мере, она точно не могла выкинуть из головы воспоминание с пьющим дешёвый огневиски Ремусом. Кажется, он тогда прирос к дивану Сириуса.

Лили увела разговор в другое русло. Спросила что-то у матери, та ответила, вздохнув «мол Петунья должна была бы прийти». Марлин радовалась, что этого не случилось: судя по всему, сестра Лили и муженёк этой Петуньи легко могли сразиться за звание худший магл года.

«После знакомства с такими можно и пожирательскими идеалами проникнуться», — Марлин усмехнулась этой несмешной шутке.

Сириус наклонился к ней, спросил шёпотом:

— И что это тебя так забавляет?

— Твоя довольная физиономия, конечно.

— Я тебе не верю.

— И зря.

Они переглянулись. Какие же завораживающие у него были глаза — льдисто-серые с притаившимся на самом дне смешинками-искорками. Марлин потянулась и убрала ресницу с его щеки.

— Кому-то надо снять комнату, — заметил Джеймс.

Его ироничный голос заставил Марлин посмотреть на тех, кто был рядом с ним.

«Ох, кто бы говорил, Джеймс-я-обожаю-Лили-Поттер».

Марлин не успела съязвить. Сириус откликнулся первым:

— Зачем нам комната, когда у меня есть квартира?

Марлин бы сцеловала эту тонкую улыбку, пробежавшую по его губам, но не могла позволить себе такого. Она посмотрела на родителей Лили — тёмноволосого пухлого дядю Джорджа и рыжую высокую с очень длинной шеей тётю Мэри — те, к счастью, смотрели на них с Сириусом весьма благожелательно.

— Молодая кровь, — заметил дядя Джордж, из-за чего тётя Мэри тут же покраснела.

Сириус снова улыбнулся. Настроение его сменилось через секунду, когда Питер ляпнул, пискнул на удивление громко:

— О, да им просто надо пожениться — чего тянуть.

И зачем он это сказал? А ведь выпил, кажется, всего два бокала. И знает же, как Сириусу не любит тему женитьбы, да и самой Марлин оно даром не нужно. Питер тем временем налил себе ещё красного крепкого вина и подмигнул Марлин.

О, отлично. Теперь Сириус подумает, что они заговорщики и Марлин специально всё это подстроила. Ей нужно задать Хвосту хорошую трёпку.

Пока она страдала, вниманием присутствующих завладела тётя Мэри. Она вещала что-то о том, как важны брачные узы. Лили с ней соглашалась, Эм снова ушла в себя. Питер — да как же так — был доволен собой, Джеймс корпел над индейкой, Ремус казался ещё мрачнее, чем раньше, а Сириус покрылся льдом.

Это мгновение — холодное и скользкое — разорвалось, когда в комнату ворвался серебристый орёл. Патронус Гидеона Пруэтта обратился к Эм и сказал только: «Грюму оторвало ногу, он в укрытии. Эммелина он тебя зовёт».

Уже через мгновение Эм была на ногах, а секунду спустя исчезла, пробормотав на прощание «проститеспасибомненадо».

Остальные переговаривались и переглядывались. Согласно правилам «Ордена», если позвали кого-то конкретного, другие не должны были приходить, но им, конечно, хотелось это сделать.

— Что за задание у них сегодня было? — с тревогой спросила Лили.

— Наверное, снова искали Розье, — подал голос Ремус.

— Мы должны… — это уже Сириус всполошился.

Джеймс ответил:

— Там Пруэтты и Эммелина…

Но он, конечно, тоже хотел сорваться, аппарировать, узнать, что произошло. Нужно было как-то успокоить их всех, разрядить обстановку, а то безумие в глазах Джеймса не обещало ничего хорошего, да и у Сириуса зрачки расширились.

— Вот-вот, — громко сказала Марлин. — Там Эм, и мы не знаем точно, может, это просто уловка такая…

— Пожирателей? — перебил её Джеймс. — Ты что-то слышала в магазине?

Марлин вздохнула. Эти мужчины невыносимы, им вечно всё нужно разжёвывать.

— Нет, ничего абсолютно. Но вдруг Грюм просто наконец-то решился позвать Эм на свидание, а?

Джеймс хмыкнул, Сириус рассмеялся и потрепал Марлин по голове, хотя она вообще-то не особо любила этот покровительственный жест. Неужели он ничего не понял?

Она убедилась, что всё в порядке, когда Сириус шепнул ей в ухо:

— Ты настоящее чудо. Знаешь об этом?

***


— Мой Лорд, что если… — снова попробовал Северус.

Глаза его собеседника полыхнули красным — и, кажется, в этом вовсе не пламя камина было виновато, слишком уж слабо оно билось за решёткой.

— Хочешь сказать, что я ошибаюсь, Северус?

Страшный вопрос.

— Разумеется, нет, мой Лорд, но если ошибся я…

— Не пытайся обмануть меня, Северус, у тебя не выйдет.

Возможно. Иногда Северусу казалось, что это осуществимо. Он так хорошо изучил своего Лорда, он так тщательно изучал окклюменцию. Впрочем, он не собирался рисковать жизнью ради проверки глупой теории. Сейчас его тревожило — сводило с ума — совсем иное.

Он выбрал Поттеров. Почему?

— И вы… вы убьёте ребёнка и его мать?

«Его мать… вы убьёте его мать?», — хотел спросить Северус.

Пусть Тёмный Лорд убивает хоть всех детей в мире, но Лили, разве сможет Северус жить, если умрёт Лили? Разве Земля не остановится, не распадётся на сотни бесполезных частей, если её не станет?

— Почему это тебя так тревожит, Северус? — мантия Тёмного Лорда прошелестела по полу, он оказался совсем рядом, дотронулся до подбородка Северуса, приподнял его голову.

«Освободи разум. Освободи, освободи», — приказал себе Северус.

Занятия по окклюменции помогли. Кажется, Тёмный Лорд не увидел ничего важного. В Хогвартсе Северус тешил себя тем, что забудет Лили, но теперь он знал — этого не случится. Также ему было известно ещё кое-что: его чувство к Лили никогда не поймёт никто из его новых… товарищей. Тем более его повелитель.

— Так, ты её хочешь? Эту рыжую жену Поттера, да? Грязнокровку.

Тёмный Лорд выплюнул последнее слово, а потом тело Северуса скрутило от боли.

Нельзя хотеть грязнокровок. Можно трахать их между прочим во время очередного рейда, не распространяясь об этом, но вожделеть, мечтать строго запрещается. Видимо, он спрятал недостаточно.

— Я… — прохрипел Северус. — Знаю, что это так недостойно, но если вы её пощадите, я бы мог.

Слова вырывались из горла сами по себе, тело всё ещё ныло от только что отступившей боли. Тёмная зала, едва освещаемая огнём в камине, казалось, стало ещё мрачнее.

Зачем он передал это пророчество? Зачем подслушал?

Какой же он идиот.

Тёмный Лорд посмотрел на него с явным омерзением:

— Так хочешь удовлетворить свои потребности, Северус, а я думал, что ты выше, умнее других, — он рассмеялся сухо и неискренно. — Такой же, как все, значит.

Слова обожгли Северуса. Да, он такой же, как многие, очарованные этой неведомой силой, которую таила в себе Лили. Джеймс Поттер может воображать, что присвоил её, но это не так. Он никогда не поймёт Лили.

«Как и я не понимаю, почему она всё-таки с ним... и этот ребёнок».

Маленькое поттеровское отродье, из-за которого Лили может умереть. Да, во всём виноват этот мальчик, как его там зовут — Гарри? Не будь он избранным, не родись на исходе седьмого месяца, Лили была бы в безопасности.

«Да-да, всё именно так», — запищал в голове кто-то, кого Северус с удовольствием бы задушил, как магл, голыми руками.

Тёмный Лорд же пронизывал его взглядом — белое, точно высеченное из мрамора изваяние, закутанное в чёрную мантию. Привычный балахон лежал на кресле, не скрывая поредевшие, наполовину седые волосы Лорда, его мертвенно-бледные губы, которые сейчас растянулись, изображая улыбку.

— Но ты ведь отличился Северус, я говорю не только о твоей роли в истории с пророчеством, но и о годах службы. Пусть прошло не так уж много лет, пожалуй, мало, но ты сумел доказать, что достоин носить метку.

Рука Северуса интуитивно потянулась к предплечью. Лорд довольно кивнул:

— Всё верно, всё верно. Так повтори, чего ты хочешь?

И Северус произнёс, пытаясь не отвлекаться на бухающее в груди сердце:

— Сохраните жизнь Лили.

— Сохранить жизнь?

— Да, прошу.

— Просишь?

— Умоляю. Умоляю вас, мой повелитель.

Молчание длилось так долго — бесконечно, удушающее. Сквозь эту духоту молнией прорезалось решение. Северус поспешно спрятал тяжёлую мысль куда подальше, но понимал, что вернётся к ней. Он видел, к чему ведёт этот спектакль, но он так же знал, как мало для Тёмного Лорда значат просьбы его слуг. Вот Медоуз, которого Северус пытал на прошлой неделе, хотел жить.

Никто его не послушал.

— Я исполню твою просьбу, Северус, ведь я милосерден.

То ли Северусу показалось, то ли Лорд и, правда, усмехнулся на этих словах. Неважно. Северус тут же, как подкошенный, упал на колени и поцеловал протянутую ему руку.

Он трепетал, но не от мысли, что касается своего господина, что тот был милосерден к нему. Северус запрещал себе обдумывать эту мысль, но уже знал, как поступит.

Возможно, ему придётся умереть, но это невысокая цена. Лили должна жить. Даже если он никогда не сможет её увидеть.

Глава 2.

Их дом на Эбби-Роуд — Ремус не удивился, когда узнал, что Дамблдор выбрал для убежища одну из самых оживлённых улиц города — обычно называли штаб-квартирой, но Ремус считал это большим заблуждением. Квартира была у Сириуса — уютная, с тремя комнатами, ванной и кухней, из стратегических соображений расположенная в Косом Переулке. Сам Ремус мог похвастаться только квартиркой — одна комната, огрызок кухни, смешная по размерам ванная с плесенью на стенах. Всё это (в особенности жилплощадь Ремуса) не шло ни в какое сравнение с особняком на Эбби-Роуд.

Дом, защищённый множеством заклинаний, не видимый для маглов, был выкрашен в светло-жёлтый и выделялся на фоне остальных, точно свалившееся на землю солнце. Парадная лестница была широкой, а входная дверь — слишком большой, к тому же над ней возвышалось что-то вроде миниатюрной открытой террасы, поддерживаемой мощными колоннами. На саму площадку наверху никто не заходил, дверь туда давно заколотили, поэтому былой блеск несколько терялся, и всё же особняк совсем не походил на «квартиру» и тем более на штаб — даже вечно зашторенные окна не помогали.

Внутри особняк казался ещё более массивным и просторным, чем снаружи: комнаты терялись одна в другой, распадались и исчезали, окружали уходящую наверх лестницу и давили на неё. Ремус обходил все помещения дома лишь единожды, когда вместе с другими чистил его от возможной нечисти и применял защитные чары. Он не сомневался в том, что потерялся бы, если бы не Эммелина — в тот раз они работали в паре.

Сейчас Эммелина кинула на него очередной заботливо-проницательный взгляд и стала заваривать чай. Кажется, почти все смотрели на него так с того момента, как стало известно о смерти Медоуза. Происшествие с Грюмом, правда, отвлекло «Орденцев», но вот Эммелина успевала и шефа своего выхаживать и, кажется, о нём — Ремусе — беспокоиться. Она подтвердила это, когда спросила:

— Может, чаю? И ты ведь точно не ел ничего сегодня.

Ремус пожал плечами, наблюдая, как Эммелина налила чай в большую тёмно-красную — Грюмовскую — кружу. Закончив это, она отошла к подоконнику, огляделась и, наконец, найдя резинку, стала закручивать в шишку свои длинные тёмно-каштановые волосы. Сейчас он цеплялся за всё — за волосы Эммелины, этот огромный дом, тарелки, выставленные около раковины, — лишь бы не возвращаться к воспоминаниям, которые и без того преследовали его с того момента, как он прочитал то самое сообщение.

Наверняка, Медоуза убили свои — дружки-Пожиратели, как мог её отец связаться с ними? Ремус думал об этом, когда сегодня с утра пробирался вдоль могил, чтобы посмотреть на похороны мужчины, которого никогда не знал лично. У новой, водруженной на глазах Ремуса, плиты, стояли всего два человека: женщина с длинными светлыми волосами и молодой человек, — наверное, её сын.

— Тут есть немного рыбы, — продолжила Эммелина попытки накормить его.

Вообще, по наблюдениям Ремуса всех хаффлпаффовцев отличала вера в то, что еда сможет решить любые проблемы. Он улыбнулся и опёрся о кухонный стол:

— Не беспокойся обо мне. Лучше покорми Грюма.

Эммелина поморщилась:

— Его покормишь! — и потом внезапно передразнила Грюма. — А это точно не отрава, Вэнс? Ты вообще что-нибудь проверяла? Где твоя бдительность?

Ремус рассмеялся:

— Не ожидал от тебя.

— Марлин научила, хотя она, конечно, оттачивает мастерство на Блэке, — потом смешинки пропали из голоса Эммелины. — У тебя какое-то дело к Аластору? Он хоть и настоял на лечении в штабе, чувствует себя неважно. Всё-таки ноги лишился. Если бы Фабиан и Гидеон не подоспели вовремя…

Ремус кивнул, машинально отмечая, что Эммелина, оказывается, зовёт Грюма просто Аластором.

— Нет, ничего.

У него действительно не было никаких дел к аврору или кому-то другому в этом доме. Ремус оказался на Эбби-Роуд, потому что собственной квартире на него слишком давила тишина, Поттеров не хотелось лишний раз тревожить — пусть порадуются своему семейному счастью с маленьким Гарри, — а Сириус опять куда-то укатил (Ремус подозревал, что Бродяга сам напрашивается на особые «загородные» задания). Марлин же сидела в соседней комнате вместе с близнецами Пруэттами и, если поначалу они явно обсуждали какой-то план, то теперь просто беспечно хохотали. Их смех, Эммелина, периодически появлявшаяся в кухне, сердитые крики Грюма помогали Ремусу. Он был благодарен всем им.

— Я… я просто посижу здесь ещё немного, хорошо?

Эммелина кинула на него ещё один обеспокоенный взгляд.

— Если что, дашь Аластору настойку через час? Мне надо в патруль, хоть он и твердит, что без него в аврорате никто не работает.

«Грюму повезло с сотрудницей», — подумал Ремус, дав Эммелине слово помочь с настойкой.

От мыслей об этой внезапно завязавшейся в баре битве с Пожирателями, которая стоила Грюму ноги (да, он действительно искал Розье и почему-то посчитал разумным зайти в одно из самых прогнивших мест Лондона в одиночестве), Ремус перешёл к тем давним, от которых пытался спрятаться в этом доме за смехом Марлин и сетью уютных комнат, к одному всё время всплывающему в памяти имени.

Ремус помнил тот осенний день — 12 сентября — когда узнал о том, что Доркас больше нет. Он был в книжном, подбирал пособие для занятия с великовозрастным учеником, решившим из-за последних событий отточить навыки по защите от тёмных искусств — с ним Ремуса свёл Дамблдор, — и тут услышал приглушённое «ох». Он обернулся и увидел, что на него в упор смотрит шатенка с непропорционально вытянутым лицом и тёмно-карими глазами. Ремус сразу узнал в ней слизеринку, одну из подруг Доркас.

Через секунду она подошла к нему и, помедлив, представилась. Девушка оказалась Амелией Паркинсон, но это не имело значения, а вот её дальнейшие слова…

— Я… увидела тебя и подумала, что надо сказать, — она помолчала, вдруг Ремус заметил, что в её глазах стоят слёзы, и ему стало не по себе. — Я только сегодня узнала. Помню, ты нравился Доркас. Она даже залезла на метлу, а потом на вокзале, помнишь? Но она не говорила, не сознавалась никогда.

Амелия всё произносила слова невпопад — не те, неважные. Может быть, его вопрос — что случилось? Что случилось с Доркас? — прозвучал слишком грубо, напряжённо, но Ремусу было не до деликатности.

— Она… она поехала к своей тётке к Швейцарию, тётя Дейзи — так Доркас её называла. Да, Дейзи.

Амелии не давался рассказ, она увязала в подробностях, говорила о том, какая причёска была у тёти Дейзи, когда Амелия в первый раз её увидела, а потом вдруг перескакивала на её сына Франца — кузена Доркас, — потом, наконец, она заговорила о поездке на Тунер-Зе, о трагедии.

Ремус помнил, как, не попрощавшись с Амелией, пошёл к выходу, потому что всё это не умещалось у него в голове, как у двери его остановил продавец («Молодой человек, вы ведь не заплатили за книгу»), как он, уже рассчитавшись, долго стоял на улице.

Лодка, в которой Доркас, её кузен и ещё какая-то девушка, решили прокатиться по озеру, перевернулась. Вот, в чём был смысл путанной речи Амелии. Она, видимо, и сама не могла толком осознать то, что произошло. Позже Ремус понял, что Амелия спасалась деталями, пряталась от правды, и это было так по-человечески, так понятно.

Нет, Сириус ошибался, когда называл всех слизеринцев бесчувственными гадами, Ремус знал, по крайней мере, о двух исключениях. Но эти обобщения были потом, а тогда он просто не мог поверить в случившееся. Доркас утонула. Что за бред?

Доркас умерла, и он больше не сможет поговорить с ней, зарыться рукой в её локоны — такие тёмные, — он даже не сможет просто увидеть её, идущую по улице мимо него, гордо задрав голову. Это не укладывалось в голове. Это казалось чем-то почти ненастоящим. Да и как можно умереть в воде, на озере, когда вокруг идёт война?

Ремус долго бродил по улицам в тот день и задавал себе вопросы — один страшнее другого. Он сам не понял, как оказался у квартиры, в которую пару недель назад въехал Сириус. Ремус прошёл бы мимо, но его окликнул женский голос. Это была Марлин. Кажется, она взяла его за руку и отвела наверх. В голове всё путалось, но Ремус точно знал, что Марлин звала его Лунатиком и не пыталась разузнать, в чём причина его состояния. Сириус поступил также.

Этим Ремус и жил дальше — своими друзьями и войной. От второго он бы с радостью отказался, но война никогда не спрашивала: она просто была рядом, забирала дни, стирала в пыль часы, нависала над Лондоном, Британией и, наверное, всем миром.

***


Если бы Доркас могла вернуться на два года назад, она бы никогда не послушала своего отца, но никто ещё не изобрёл столь сильных маховиков времени или специальных заклинаний (Доркас пыталась сама что-то набросать, но уж больно амбициозна была задача). И поэтому теперь она стояла у его могилы, защищённая обликом тётки, и могла только смотреть на только что поставленное надгробье.

«Ты трусиха, — говорила мраморная плита. — Жалкая предательница. Чем ты можешь оправдать себя?»

Доркас не знала, чем крыть. Когда отец первый раз сказал, что ей лучше уехать, Доркас не стала его слушать. Но он продолжил свою атаку, а потом — однажды — зашёл в её комнату и прошептал дрожащим сдавленным голосом: «Ты должна скорее бежать в Швейцарию, к тётке, пожалуйста».

Доркас возражала, но — сейчас она так чётко понимала это — готова была сдаться, потому что, на самом деле, хотела уехать. Швейцария манила безопасностью, отсутствием Того-Кого-Нельзя-Называть (он явно обошёл вниманием эту страну), свободой от прошлого. И хотя Доркас клялась, что останется, она сдалась уже тогда.

«Ты бросила его», — кричала плита.

Светлые тёткины волосы били Доркас по глазам. Она нетерпеливо смахивала их с лица, точно это могло помочь, пока бушевал ветер. Стоявший рядом Франц в очередной раз поежился. Он замёрз, конечно, но молчал. Доркас только недавно узнала, что идея с «утоплением» принадлежала её кузену. Отец хотел спрятать Доркас от Того-Кого-Нельзя-Называть заранее — пока он всерьёз не заинтересовался ей. Смерть в Швейцарии казалась отличным вариантом. Франц предложил то озеро.

Узнавая подробности, Доркас чувствовала отвращение к себе. Тогда она так боялась Того-Кого-Нельзя-Называть, всего, что сделала в Хогвартсе, своей бесконечной лжи, что соглашалась на всё, не вникая в детали. Она считала себя умной, проводя время за развлечениями, чтением, тренировками, созданием заклинаний, но была всего лишь глупой маленькой девочкой.

«Ты сможешь простить меня, отец?»

Тётя Дейзи не хотела пускать Доркас в Британию: «Мало ли что может случиться». Доркас перетянула на свою сторону Франца, и всё удалось — Дейзи сдалась. Доркас получила неплохой запас тётиных волос, а потом сварила оборотное зелье. Она поехала хоронить отца, и странно было видеть его мёртвого, переставшего быть собой, почти незнакомого, но вместе с тем — умиротворённого.

На похороны, конечно, никто не пришёл. Это подтвердило версию Доркас насчёт убийцы: с отцом расправился кто-то из его «соратников» Пожирателей. Доркас не собиралась прощать их.

— Ты ещё не замёрзла? — спросил Франц.

— Нет. Если хочешь…

— Я не оставлю тебя.

Он был хорошим другом — Франц.

— Скоро пойдём. Тут есть хорошая кофейня.

Франц сощурился, в его хитрых серых глазах полыхнули искры:

— В Лондоне есть что-то хорошее? Серьёзно?

Доркас притворно вздохнула. Она понимала, почему выросший в Туне Франц не любит Лондон. Столица Великобритании абсолютно отличалась от изящного швейцарского города с аккуратными мостиками, белыми лебедями, вечно просящими еды на набережной, величественным замком Тун и, конечно, окружавшими его горами. Тун излучал спокойствие, Тун не знал войны.

Там, далеко от Лондона, Доркас, сменив внешность, подолгу гуляла с Францем. Они обсуждали современные магические теории, поэзию — Франц обожал Гейне и её заставил полюбить немецкого творца, который, будучи магом, предпочёл писать стихотворения и жить среди маглов, — картины, создаваемые друзьями Франца. С этими друзьями-художниками они совершали экскурсии по горам и озёрам, ездили в Интерлакен, катались на лыжах (Доркас и понятия о таком не имела, но тут её всему научили), гуляли на базельском фаснахте, посещали магов-учёных, живущих в Цюрихе.

Франц жил своей Швейцарией (и ещё черноволосым художником Арманом, но об этом его мать не знала, для неё — Франц сгорал безответной страстью к кузине) и дарил её Доркас. Только ступив на землю Лондона, он скривился. Он говорил, что здесь воняет ненавистью, что люди здесь скоро перебьют друг друга. Он куда-то подевал всю свою деликатность.

Доркас прощала его. Пока он пил кофе в заведении, о котором Доркас до этого не слышала (та самая «хорошая кофейня», запомнившаяся Доркас, оказалась заколочена), она думала, что скоро они расстанутся очень надолго, может быть, навсегда.

Доркас многое задолжала этому городу. И самой себе.

Мысль об отце, до конца писавшего ей — через тётку, особым шифром, — что приезжать не нужно, заставила Доркас судорожно вздохнуть.

«Я чёрствая эгоистка. Я хотела защищать отца, но сама обрадовалась возможности сбежать».

— Хватит винить себя, — Франц погладил её по руке.

Второй ладонью он поправил свои курчавые светлые локоны и стал ещё больше походить на сказочного принца. Одно время Доркас думала по-настоящему в него влюбиться, но ничего не вышло — Франц был слишком идеален.

— Я не могу перестать.

— Хочешь увидеться с кем-то перед отъездом?

С кем бы Доркас увиделась, если бы собиралась уезжать? С Амелией, успевшей выскочить замуж за своего ненаглядного Паркинсона? С Арабеллой, о которой Доркас толком и не знала ничего? Нет. Доркас хорошо знала ответ: она бы хотела поговорить с двумя мальчиками, но один из них никогда не захочет её слушать, а второй, судя по всему, мёртв.

«Ты сейчас, вероятно, борешься с Тем-Кого-Нельзя-Называть, Ремус? А ты, Регулус? Как вышло так, что тебя уже нет?»

Франц был понимающим и в сущности довольно чутким, но это горе он не мог с ней разделить. Все его друзья спокойно и радостно жили, все его друзья думали, что он жив.

Пришло время сказать ему.

— Я не вернусь.

— Что? — он встрепенулся. — Да ты с ума сошла!

— Наверное.

Доркас не исключала такой вариант. Почему бы ей и не помешаться из-за вины и этого мерзкого ощущения собственной никчёмности. Когда это началось? Когда она превратилась в тряпку?

— Ты не всерьёз это говоришь, ты одумаешься. После всего, что мы сделали…

Франц убеждал её. Франц нервничал. Франц чувствовал, что ему не победить. Он выдохся наконец, спросил обречённо:

— И что ты собираешься делать?

Это она могла ему сказать.

— Пойду к Дамблдору.

— К директору твоей школы?

Доркас кивнула.

— Значит, будешь сражаться? Пойдёшь на передовую?

Доркас изогнула бровь. Хотела бы она знать, где находится та самая передовая — по её ощущениям, вся Британия была сплошной передовой.

Франц продолжал, цепляясь за шаткие надежды:

— Но ведь это… ты сама говорила, так по-гриффиндорски, вот!

Доркас усмехнулась, достала из-за ворота платья кулон — аккуратную «Д», провела по ней.

— Ты же знаешь, когда-то я встречалась, — «не совсем так, но всё же», — с одним гриффиндорцем. Наверное, он меня покусал, — Доркас вспомнила былые, кажущиеся сейчас странными страхи. — Я тогда боялась, что он оборотень. Всё сходится.

Франц не поддержал её шутку, но спорить больше не стал.

— Береги себя, — попросил он, когда они вышли из серой, ничем не примечательной кофейни и оказались на пыльной улице. Лондон был настолько мрачным, что Доркас не могла винить Франца за нелюбовь к нему.

— Обязательно, — пообещала она.

— Надо было влюбиться в тебя, пока я не встретил Армана, — Франц щёлкнул её по носу. — Ты ведь мне нравилась…

Доркас скривилась:

— Когда я думаю, что эти слова ты говоришь женщине с лицом твоей матери, мне становится страшно за тебя, Франц Шмид.

Он хохотнул и отошёл от неё:

— Будь очень осторожна.

Доркас подарила ему долгий взгляд напоследок: Франц увозил с собой ту частичку её, которой нечего было делать на войне. Франц обещал сохранить её до лучших времён.

Глава 3.

Мама сидела напротив Питера и смотрела, как он ест. Казалось, что вместе с ним насыщается и она сама: с каждым проглоченным Питером куском лицо мамы становилось всё более довольным. Питеру это нравилось.

— Вкусно? — спросила мама, пододвинув к нему тарелку с пирожками.

Питер всегда любил мамину выпечку — воздушное тесто, много повидла. Он облизал пальцы, а потом взял следующий пирожок.

— С вишней хорошие.

— Элен прислала повидло.

Питер встрепенулся и посмотрел на маму. Кажется, настал удачный момент сделать то, ради чего он приехал к ней.

— Почему ты не отправишься к ней?

Мама тут же нахмурилась. Всё умиление точно сползло с её лица.

— Думаешь, в Бретани нет Пожирателей? — сердито спросила она, а потом продолжила. — И ты ведь не поедешь со мной, верно?

Питер отрицательно покачал головой. Он думал об этом множество раз. Можно уехать сейчас, скрыться, но разве Тот-Кого-Нельзя-Называть простит Питера за то, что тот боролся против него? Разве он не сможет дать какому-нибудь агенту задание устранить его — Питера — только из-за того, что он когда-то связался с «Орденом»? И с другой стороны: а — если допустить невозможное — вдруг «Орден» и остальные выиграют войну через пару недель после отъезда Питера? Ему ведь не простят бегства, оно перечеркнёт все его заслуги, всё, что он вытерпел ради них.

Нет, через пару недель они не выиграют войну. Питеру всё чаще казалось, что они вообще обречены, и он проклинал Джеймса, втянувшего его в эту бессмысленную битву. Ничего не выйдет, но бегство не выход. По крайней мере, для него. У мамы же ещё есть шанс. В конце концов, она чистокровная.

— Ты же любишь гостить у тёти Элен.

— Думаешь, я смогу спокойно играть в крикет, пока ты сражаешься с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Мой мальчик! — она обогнула стул и стала прижимать Питера к себе.

Ему пришлось отложить пирожок. Спустя несколько секунд он обнял маму в ответ: обвил её — большую и мягкую — руками, вжался в голубой фартук. Мама шептала, что не оставит его или что тогда нужно сбегать вместе, что он её храбрый сын и такой молодец и что она гордится им.

Питер позволил себе раствориться в этой мягкости, в тепле, которое исходило от мамы, в запахе розовой воды и родного пота. Питера будто вовсе никогда не было — он слился с ней, и всё было хорошо — почти прекрасно, — пока мама не сказала:

— О, эта Марлин ещё пожалеет, что выбрала не тебя!

Тут она снова стала покрывать голову Питера жирными поцелуями, но он вывернулся.

— Не надо о Марлин.

— Как я могу молчать!

Питер демонстративно надул губы, давая понять, что действительно не намерен обсуждать эту тему. Марлин совершила ошибку, предпочла ему этого идиота Блэка, который даже жениться на ней не хочет. Она ещё пожалеет.

Когда мама налила ему новую порцию чая, Питер попытался снова заговорить об её отъезде. Она только упрямо качала головой.

Его мама такая добрая — она бы даже Марлин простила, если бы та одумалась, — такая уютная. Питер думал о больших маминых руках, а потом об этой дурочке Марлин, о том, что завтра нужно было возвращаться из Ньюбери в Лондон, когда засыпал. В последнее время сны к нему приходили только тяжёлые. Питер не сомневался в том, что кошмары мучают не только его. Это приносило облегчение. Радуется ли Джеймс, что ввязался в борьбу, теперь — после рождения маленького Гарри? Вряд ли.

И, вероятно, потому что это была последняя мысль Питера перед тем, как он соскользнул в сон, ему привиделся кричащий Джеймс, который прижимал к себе Гарри. Питер не помнил, чтобы Джеймс был таким напуганным, чтобы он когда-то так орал, так плакал. Но во сне это принесло Питеру облегчение, освобождение. И, проснувшись, он подумал только: «А как же Лили? Где была она?».

Лили нравилась Питеру. Она была намного добрее Марлин, напоминала мамины пирожки с повидлом. Возможно, в школе он влюбился не в ту девушку.

***


Доркас не знала, как и где ещё можно увидеться с Дамблдором, поэтому приехала в Хогвартс. Она боялась, что возникнут проблемы, что её задержат по дороге, что Дамблдор не примет её, но эти страхи оказались напрасны. Внешность тётки — пару минут назад Доркас использовала последнюю порцию зелья — защищала её от лишних вопросов и встреч с давними знакомыми.

Дамблдор предложил ей присесть на свободный стул, а потом стал смотреть на Доркас так внимательно, точно знал, кто находится перед ним на самом деле. Он мягко улыбнулся и поправил очки. Доркас стало не по себе.

Она крепилась пока шла мимо озёра и поляны, на которой провела когда-то столько времени, пока лестницы перед ней меняли направление, пока Макгонагалл ей что-то объясняла, но этот взгляд — такой понимающий — заставил её вздрогнуть и поёжиться.

Доркас хотела повести разговор иначе, хотела, чтобы Дамблдор понял: она выросла, стала умнее. Вместо этого Доркас прошептала:

— Это я, профессор.

— Что? — спросил он.

Язык присох к нёбу.

— Вы что-то сказали, миссис Шмид?

Доркас посмотрела на тёткины руки — пухлые ладони с коротенькими пальцами, — так не похожие на её собственные. У Доркас, как и у её матери, были изящные хрупкие ладони с длинными пальцами.

«Я должна ради мамы. Ради отца».

И она призналась наконец:

— Простите, профессор Дамблдор, я не миссис Шмид, я Доркас Медоуз.

Он не казался удивлённым, но попросил у неё подтверждения. Доркас рассказала несколько историй из своей жизни в Хогвартсе — прошлой жизни, — если подумать.

— Скоро зелье перестанет действовать, и вы всё увидите.

— В принципе я вам верю.

В свою очередь, Доркас не особо верила этим словам. Она чувствовала лёгкое прикосновение чужого сознания: Дамблдор проверил её. Может быть, он надеялся сохранить своё вмешательство в тайне — Доркас не знала точно. Она сделала вид, что ничего не заметила и сказала главное:

— Профессор, моего отца убили Пожиратели.

Взгляд Дамблдора изменился. В нём появилось искреннее сочувствие.

— Да, мне стоило сразу выразить вам свои соболезнования.

— Спасибо, — кивнула Доркас. — Но я не для того сказала об этом. Моего отца убили Пожиратели, и я хочу сражаться с ними. Хочу вступить в «Орден».

Часы пробили двенадцать. Их стук разорвал установившуюся в кабинете тишину.

— Вы хотите вступить в «Орден», чтобы отомстить Пожирателям? — спросил Дамблдор, когда молчание стало невыносимым.

— Да.

Он размял руки.

— Не думаю, что это возможно.

Доркас не ждала отказа. Разве Тёмный Лорд не устраивает один акт устрашения за другим, разве «Пророк» не переполнен сообщениями о таинственно пропавших волшебниках, о нападениях оборотней и бесчинствах великанах? Разве «Ордену» не нужен каждый волшебник, готовый сражаться?

Видно, вопросы Доркас, её недоумение были написаны на лице девушки. Дамблдор кашлянул:

— Мисс Медоуз, я рад, что вы пришли ко мне, что вы живы. Хотя, признаться, я подозревал, что это так… история с озером была довольно неубедительной. Вероятно, Пожиратели не искали вас, просто потому что… занимались другими делами, — Дамблдор продолжил после небольшой паузы. — «Орден Феникса» — это не отряд мстителей, мисс Медоуз, у нас с вами разные цели.

Все ли «Орденцы» думали так? Доркас не верила в это. Она закусила губу. Одна она не сможет сражаться, не сможет искупить свою вину перед отцом и даже просто выжить в родной стране. Пожиратели убьют её ради забавы или велят сделать что-то роковое, гибельное для неё… Она не справится с ними без союзников.

Дамблдор, конечно, следил за ней. Этот таинственный человек, который, по мнению Доркас, был вполне себе слизеринцем — он точно имел свои, неясные его сторонникам цели. Так говорило чутьё Доркас, которое почти никогда её не подводило.

Руководствуясь тем же чутьём — оно кричало, что шанс есть, — Доркас сказала:

— Всё это так. Я хочу отомстить за отца. Я… — она запнулась, потому что сложно было признаваться вслух. — Люблю его. Очень. Но есть ещё кое-что. Всё то время, когда меня считали мёртвой, я была у тётки, ездила по Швейцарии, видела горы и озёра удивительной красоты, разговаривала с поразительно талантливыми людьми. Эти люди, и озёра, и горы пока не знают войны, но она придёт туда, если мы не остановим её здесь.

Кажется, её речь произвела нужное впечатление. Дамблдор казался заинтересованным. Доркас продолжила:

— Я кое-чему научилась, стала сильнее, но главное поняла, что больше не хочу прятаться. Позвольте мне работать на вас, я не подведу, я буду сражаться, — она замерла на секунду, вспомнив о парне с самым добрым в мире лицом. — Точно настоящий гриффиндорец.

Дамблдор усмехнулся:

— Успели сменить факультет?

Профессор никогда не разговаривал с ней в таком тоне, и Доркас было сложно сказать холодное:

— Нет. Ещё я буду хитрой, как слизеринка, но только с врагами, сообразительной, как рейвенкловка и верной нашей цели, как хаффлпаффка.

— Посмотрим, — Дамблдор потёр переносицу. — В любом случае красноречия вам не занимать.

В воздухе пахло победой. Её победой.

— Так вы возьмёте меня?

Дамблдор вздохнул:

— Я подумаю.

Доркас обратила внимание на это «я», она всё-таки ожидала, что он скажет «мы». А ещё она знала: эти слова равнялись так нужному ей «да». Её правоту подтверждал взгляд Дамблдора.

***


Паршивый день. Вчера правда было не лучше. И завтра не будет.

Северус шёл по тропинке к озеру, и мерзкий ветер путал его волосы и набрасывал их на глаза. У Северуса не было сил, чтобы бороться с ним. Он устал. Устал выбивать признания из бледной Мэри Макдональд и её брата Майка. Устал от произнесённого дважды заклятья.

Авада Кедавра. Авада Кедавра. И вот уже нет на свете блеющей, постоянно плачущей одним глазом — подбитым не Северусом, а Дугом, который работал с Макдональдами до него — Мэри и её судорожно улыбающегося надоедливого братца.

Он умудрился сильно укусить Северуса за руку, и теперь ладонь кровила. Что у Майка было вместо зубов? Волчьи клыки?

Шутка, произнесённая про себя, не рассмешила Северуса. Он не смотрел на свою ладонь и старался не думать о доме, над которым вскоре предстояло оставить метку. Северус дал себе небольшую отсрочку, чтобы помыть руку — можно было сделать это в доме, но Северус хотел пройтись — и подумать.

Он собирался пойти к Дамблдору сегодня. Он уже договорился о встрече.

Что если бы он вдруг отказался от неё? Рассказал обо всём Лорду и попытался использовать Дамблдора?

«У тебя бы не получилось, старик слишком силён, — произнёс голос разума в голове Северуса. — К тому же всё это не помогло бы ей».

Да, именно так. Ветер снова ударил Северуса по глазам. У озера было ещё холоднее. Мантия не спасала. Ничего не спасало.

Что скажет Дамблдор? Поможет ли?

«Что ты будешь делать, если не поможет?»

Северус не хотел об этом думать. Он стал полоскать руку в ледяной воде — такой же серой, как глаза Мэри Макдональд. Она была грязнокровкой, и Северус убил её. Это очень просто. Ладонь совсем замёрзла.

Ветер бросил в Северуса пригоршней коричневых листьев. Идиот. Холод подобрался к сердцу Северуса.

Лили не должна умереть. Дамблдор не допустит этого, если Северус всё ему расскажет. Он же добрый. Они все добрые, милосердные, готовые помочь обездоленным.

«Ага, конечно».

Воспоминания о Поттере и Блэке накрыли Северуса, и он поспешно выдернул руку из воды, встал и стряхнул мысли об улыбках этих героев со своей мантии энергичным жестом. Если бы Поттер умер, а Лили осталась жива… Нет, даже тогда она не выбрала бы Северуса.

Он скрипнул зубами и пошёл к дому Макдональдов, чтобы завершить работу. Последний штрих — один всполох, и вот все уже знают о судьбе хозяев скоромного жилища. Они — работники Гринготтса — мертвы, потому что пару раз передали «Ордену» информацию о сейфах Пожирателей. Не очень важную, как теперь знал Северус.

И всё же за «неуважение к клиентам нужно наказывать». Так сказал этот изящный француз, называющий себя Дугом и злоупотребляющий рукоприкладством.

Он, наверное, прав — Дуг, но день всё равно выдался отвратный.

***


Марлин знала, что через пару дней Сириус снова куда-нибудь сорвётся, пусть и он убеждал её в обратном. Она не возражала — он же не просто полетать отправлялся, а по делу, — но хотела хотя бы на эти часы оставить его себе. Запереться в квартире Сириуса от мира и никогда не выходить.

Её план был обречён на провал. Сначала мама полчаса не отпускала её к Сириусу — Марлин, конечно, сказала, что идёт в лавку работать, но мама как-то вычислила правду, — потом к ней присоединилась бабушка.

— И ты опять пойдёшь к Блэку, да? — почти кричала всегда такая сдержанная мама. — Ты серьёзно думаешь, что это нормально? Да ты почти поселилась у него! Без помолвки, без свадьбы!

Мама всхлипнула, бабушка тяжело вздохнула:

— Они думают, что раз война, то всё можно.

Марлин пришлось постараться, чтобы не закатить глаза. Она бы действительно давно переехала к Сириусу — он много раз предлагал, — если бы родственники смогли смириться с этим. Но они не могли.

И Марлин, закусив губу, слушала очередную лекцию о собственной безнравственности, а потом просто сбежала, воспользовавшись тем, что мама закашлялась, и бабушка пошла ей за водой. Так себе поступок, но выхода не было.

Аппариров к квартире Сириуса, она чуть не наткнулась на Ремуса — он стоял у двери. Марлин мысленно взвыла.

— Я думала, ты в это время даёшь уроки, — сказала она вместо приветствия, и, осознав это, исправилась. — Здравствуй.

Лунатик рассмеялся:

— И я рад тебя видеть, Марлин. Что, помешал вам?

Тут дверь отворилась, и Марлин наконец увидела Сириуса — он, видно, бухнулся спать сразу после прилёта из Копенгагена, где был в этот раз. И почему он выглядел так хорошо даже со спутанными волосами, даже в явно несвежей серой футболке?

Сириус кивнул им:

— Привет.

Потом шагнул к Марлин и поприветствовал её, как надо. Поцелуй был горячим, почти обжигающим. Сириус ещё не брился, поэтому несколько раз уколол Марлин своей щетиной, которая всегда казалась девушке весьма забавной — с ней Сириус походил на музыканта-разгильдяя. Хотя в принципе он и без щетины вполне попадал в образ.

Сириус был её. Она не видела его больше недели и успела рассказать об этом всем цветам в магазине. Теперь Марлин прижималась к Сириусу, стараясь не обращать внимания на деликатные покашливания Ремуса.

Наконец Сириус отстранился от неё, что-то шёпотом сказал Ремусу, и они рассмеялись.

— Опять похабные шутки шутишь? — спросила Марлин, проскальзывая мимо парней и проходя в квартиру.

— Конечно, — откликнулся Сириус.

Потом они пили чай втроём и почти не говорили о войне. Свою миссию Сириус обсуждать не хотел, но, судя по сумке, которая стояла у окна, всё прошло успешно. Марлин знала, что из Копенгагена Сириус должен был привезти пару нужных Дамблдору артефактов — вроде усовершенствованные средства поиска, если она всё правильно поняла.

Ремус сказал, что общее собрание назначено через полтора часа, и Сириус кивнул — с этой своей извечной изящной беспечностью, — а Марлин склонила голову на плечо своему парню и стала греть руки о кружку с чаем.

Тот-Кого… Он постоянно вербовал новых сторонников. В министерстве нельзя было найти отдел, в который он не проник. Марлин помнила наизусть имена потенциальных Пожирателей, которые ей удалось узнать на этой неделе благодаря сети агентов-добровольцев — людей, которые не хотели открыто бороться с тёмным магом, но были готовы помочь сведениями, поделиться подозрениями и слухами.

Марлин вела свою борьбу, пока её рыцарь рассекал по небу.

— Этот октябрь ещё более унылый, чем обычно, — заметил Сириус, когда они допили чай и отправили кружку в мойку. Как всегда, устроили эстафету, и на этот раз чашка Лунатика долетела последней.

— Так и знал, — сказал он, а потом стал рассказывать им про Поттеров.

Сириус слушал с жадностью. Он жил этой семьёй, и будь Марлин чуть более ревнивой, обязательно бы злилась. Но она просто сидела и смотрела на этих двоих. Ремус пришёл сюда, потому что ему было одиноко. Нетрудно догадаться.

Марлин всегда казалось: между Лунатиком и Сириусом есть какая-то неприглядная тайна, трещина, из-за которой они не могут подойти друг к другу вплотную. Она не спрашивала, потому что никто из них явно не хотел говорить об этом. Они делали вид, что им так же легко говорить сейчас — почти наедине — как при Джеймсе, но Марлин видела правду. Сириус внимательно изучал Ремуса, тот скрестил руки на груди.

Нет, тут было больше лёгкости, чем во время разговора Сириуса с Питером, но недостаточно.

— О чём ты задумалась? — спросил Сириус.

— О том, что тебе стоит поменять футболку. Раз уж ты пристрастился к магловской одежде, следи за ней.

Сириус хмыкнул. Ему действительно нравились футболки, и Марлин как-то накупила их целый ворох — по магловским магазинам её, конечно, водила Эм. Она ворчала тогда, потому что Марлин отвлекала её от работы. Смешная Эм.

Сириус же совсем не аристократично показал Марлин язык и уже перед тем, как они все аппарировали к дверям особняка сменил футболку и джинсы — ещё один магловский предмет одежды, полюбившийся Сириусу — на простую чёрную мантию. Смотрелась она отлично.

Особняк встретил их шумом голосов. Судя детскому крику, Гарри тоже был здесь. Через пару минут Марлин увидела его на руках у Лили, и тут же понеслась обнимать обоих, услышав возмущённое Сириусовское: «А как же я?».

Вскоре Марлин убедилась, что Сириус уже слился с Джеймсом — кто бы сомневался, — Лунатик до начала собрания попал в плен к неугомонным братьям Пруэттам, там же стоял и Питер. Мелькнула в дверном проёме Эммелина — Марлин энергично помахала ей рукой — и пожилой волшебник, имя которого Марлин всё время забывала.

Тут к ним с Лили подошёл Эдгар Боунс — как всегда, чем-то озабоченный, — он сказал, что Гарри ещё слишком мал для таких сборищ и погрозил ему пальцем. Эдгар был колдомедиком и очень любил детей.

Когда появился Дамблдор, они все сели на свои места за большим вытянутым столом. Дамблдор же, поздоровавшись с «Орденцами», вдруг встал и сделал круг по комнате.

Он посмотрел на дверь, и Сириус тут же шепнул Марлин — сели они, конечно, рядом:

— Кажется, у нас новичок.

Дамблдор выразительно посмотрел на них, а потом заговорил:

— Думаю, лучше сказать без предисловий. Есть человек, который хочет присоединиться к нам. Многие из вас знакомы с ним. Это умный, одарённый волшебник, в своё время учившийся на Слизерине.

— Так себе рекомендация, — буркнул Гидеон.

Марлин была согласна с ним, как и многие здесь.

— Точнее не волшебник, — кашлянул Дамблдор. — Волшебница. Я думаю, мы должны дать ей шанс. Войдите, мисс Медоуз.

— Что? — услышала Марлин собственный голос и поспешно закрыла рот рукой.

Дверь открылась, и на пороге действительно появилась Доркас Медоуз. Абсолютно живая. Точно и не было того сообщения о том, что она утонула в Швейцарии, и пьяного Ремуса. Марлин перевела на него взгляд: Лунатик был белым. Глаза его широко открылись.

«Бедный», — Марлин хотела встать и подойти к нему, но Сириус, видно, разгадавший её порыв, удержал девушку на месте.

Марлин снова взглянула на стоящую перед ней Медоуз. Такая ухоженная, в отутюженной синей мантии. Почему не зелёной, интересно?

«Значит, разыграла собственную смерть. Сучка. Стерва. Дрянь. А теперь приспичило стать героиней. Что, после смерти папаши потянуло на подвиги? И чего не пошла к своим?»

Марлин опять попыталась встать, на этот раз, чтобы врезать по хорошенькому личику Медоуз. На этот раз Сириус её не останавливал, но Марлин наткнулась на взгляд Дамблдора и, застыв на месте, спросила только:

— Чему обязаны такой честью, Медоуз?

Теперь все взгляды были прикованы к ней. Они пробегали по коже Марлин. Они ждали развязки. Марлин знала: их всех мучает тот же вопрос. И много других.

Медоуз выпрямилась — и как ей удаётся сохранять такую осанку, шест что ли проглотила? — и сказала:

— Они убили моего отца, Маккиннон, так же, как когда-то твоего брата.

— Не сравнивай.

Медоуз явно хотела ответить, но её прервал Дамблдор. Он предложил Медоуз присесть и кивнул Марлин:

— Спасибо за ваш вопрос, Марлин. Наверняка всех интересовало то же самое.

Марлин снова повернулась к Лунатику. Его мучило не только это. Его, кажется, мучило само присутствие Медоуз. Сволочь. Гадина. Мелкая мразь. Хочет использовать их ради мести, сравнивает своего отца-убийцу с Томом.

Ладонь Сириуса мягко легла на пальцы Марлин. Он стал аккуратно гладить их, проводить по коже нежно и осторожно. Марлин глубоко вздохнула. Да, Сириус рядом — и это главное, а Медоуз можно просто игнорировать. Пусть Дамблдор сам с ней разбирается.

Глава 4.

Когда Дамблдор изложил им свой план, Джеймс сначала посмотрел на Лили, а потом на Сириуса. Втроём они думали об одном и том же. Они решили, кто станет хранителем.

Хвост и Лунатик стояли с другой стороны стола, и, возможно, в их головы пришёл иной ответ. Джеймс не знал точно.

Лили коснулась его руки. Джеймс ждал, что она нарушит тишину, но этого не произошло. Слова остались непроизнесёнными.

Почему Волдеморт решил убить нашего Гарри, нашего мальчика?

Какое-то нелепое пророчество, потеря власти. Джеймс скривился, перебирая рассказ Дамблдора в своей голове. Что их с Лили сын — малыш Гарри, который ничего пока не умеет, но так широко улыбается — может сделать с выжившим из ума стариком, решившим захватить мир, уничтожить его?

— Не давайте ответ сейчас, — попросил Дамблдор, который тоже стоял перед ними и, казалось, взглядом спрашивал каждого о его намерениях.

Они окружили этот стол в маленьком кабинетике их дома-убежища, точно рыцари, о которых Джеймсу говорила Лили. Лили — его солнечная жена, мать Гарри. Любая другая женщина после слов Дамблдора, наверное, упала бы в обморок, расплакалась, а Лили только побледнела.

«Волдеморт намерен убить вашего сына. Вам нужно спрятаться».

— Мы дадим ответ завтра, — сказала Лили.

Джеймс только что хотел сказать то же самое. Они попрощались с Дамблдором, и вчетвером вышли из кабинета — Лунатик остался, он решал какое-то дело с главой Ордена. Возможно, Ремус теперь снова куда-нибудь уедет. Джеймс подозревал, что его обострившаяся любовь к опасным командировкам связана с «чудесным воскрешением» одной небезызвестной слизеринки.

Сириус и Марлин звали её стервой, Лили была намного мягче.

«Доркас нужен друг», — говорила она.

Впрочем, по версии Лили, всех могли спасти друзья. В конце концов, она же так долго держалась за Нюниуса, который в итоге стал Пожирателем. Джеймс столкнулся с этим грязным — во всех смыслах — гадом не далее, как вчера, но ничего не сказал Лили о случайной встрече. Она могла расстроиться, хоть и постаралась бы держать себя в руках.

Она и сейчас старалась, хотя Джеймс видел, как слова Дамблдора давят на неё, как ей хочется скорее обнять Гарри, прижать его к себе, защитить.

— Приходи к нам через час, — попросил Джеймс притихшего, мрачного Сириуса.

Тот кивнул, медленно пожал Джеймсу руку. Хвост стоял рядом и натужно улыбался, потом он что-то прошептал Лили на ухо, и та кивнула:

— Всё хорошо.

Да, конечно. Просто замечательно.

Сириус откинул назад свои волосы, которые снова отросли, хлопнул Джеймса по плечу:

— Давай уже.

Сириус был не силён в поддержке ближнего, но Джеймс оценил эти два, бессмысленных на первый взгляд, слова. Важны не они, а то, о чём думали старые друзья. То, что знала и Лили: Сириус станет хранителем их тайны. Сириус никогда не предаст их, не отступится, он спасёт жизнь их сыну, сбережёт их семью.

Может быть, и правда — всё будет хорошо.

***


Марлин сидела на кровати. Голову она положила на большую подушку, которую прижимала к себе. Сириус наблюдал за ней, а думал о другом — о словах Дамблдора, о разговоре в доме Поттеров, откуда он только что вернулся, об уверенности Джеймса, что именно он — Сириус — должен стать хранителем их тайны.

— Эм забегала сегодня ко мне, сказала, что Грюм говорит, будто в Ордене завёлся предатель, мол, он чует это.

Сириус тряхнул головой, выныривая из собственных туманных мучительных размышлений. Он пододвинулся на подоконнике так, чтобы лучше видеть Марлин.

— Грюм то и дело чует что-то такое, — заметил Сириус. — К тому же, если вспомнить, кто с нами теперь работает…

Марлин провела пальцами по неровно зашитому краю подушки.

— Думаешь, это Медоуз?

Сириус пожал плечами. Разговоры о том, что кто-то предал их и сливает сведения Волдеморту, действительно возникали время от времени, и до последнего момента не заходили дальше слухов.

«А если это всё-таки правда? Если Грюма не мучает паранойя? Кто бы мог предать Орден, Поттеров?»

Марлин продолжала рассуждать:

— С одной стороны я бы не удивилась, окажись Медоуз предательницей, но с другой… разве это не слишком очевидно? Разве не должен быть предателем кто-то, — она повертела ладонью в воздухе, Сириус заметил, что её пальцы снова исколоты, и встал с подоконника. — Неожиданный… кто-то, кого никто бы никогда не заподозрил?

Сириус думал об этом иногда. И ещё о том, что Лунатик слишком часто отлучается из Лондона.

«Но и ты ведь постоянно ведёшь с кем-то переговоры и ищешь артефакты?», — замечал в такие моменты голос в его голове.

К тому же это ведь старый-добрый Лунатик. Да-да, тот самый, что ещё в Хогвартсе покрывал понравившуюся слизеринку.

Сев рядом с Марлин, Сириус ответил наконец:

— А вдруг самое очевидное и есть правда? Всё может быть. Или же Грюм окончательно сошёл с ума, потеряв ногу, — Сириус взял её руку в свою. — Опять с розами упражнялась?

— Да, — отозвалась Марлин. — Когда закончится война, я буду заниматься только своими букетами.

Сириус целовал маленькие царапины и снова думал-думал-думал. Как ему поступить? Что будет лучше для Поттеров? Да, букеты… как бы он хотел, чтобы всё это закончилось букетами, а не чем-нибудь похуже.

***


Сириус сомневался и раздумывал до последней секунды. До того момента, когда они собрались всё в том же кабинете на Эбби-Роуд. За окном шёл дождь — мелкий, назойливый и не располагающий к мыслям о добром и вечном. Скорее наоборот.

Дождь монотонно бился в стекло, точно мог расколоть его, если бы постарался, выплескивал свою досаду и заражал их разрушенный Пожирателями, обескровленный, но не сдающийся Лондон унынием. За пять дней, которые минули с их первой встречи за круглым столом — они решили, что лучше всё обдумать более тщательно — не произошло ни одной стычки с Пожирателями, но сегодня те собирались разгромить один магловкий район, и Орден должен был их остановить. Дождь готовился к битве, Сириус ждал её почти с надеждой: он бы с удовольствием прямо сейчас отправил парочку подонков на тот свет.

Последним в кабинет зашёл Хвост. Теперь их было четверо. Дамблдора они не звали, да у того и без того хватало дел.

Джеймс, до этого обнимавший Лили со спины, немного отошёл от жены, но всё-таки встал рядом с ней. Сосредоточился.

— Почему нет Лунатика? — сразу спросил Питер, нервно одёрнув рукав чёрной мантии.

Хороший вопрос.

Сириус задавал его себе снова и снова. Ремус вчера вернулся в Лондон. Он бы пришёл, если бы его позвали, если бы Сириус решил вписать его в свой план. Но Сириус выбрал Питера.

Джеймс и Лили пока тоже ничего не знали — Сириус хотел убедить их всех разом. Хотел, чтобы тайну знали только они четверо.

— Что ты задумал, Бродяга? — спросил Джеймс, сощурившись.

На лице у Лили был написан тот же вопрос. Хвост казался озадаченным. Хвост — маменькин сынок, их незаметный товарищ. Кто бы лучше подошёл на эту роль?

— Что-то, способное по-настоящему защитить вас, — сказал Сириус и, заметив, что Джеймс хочет возразить, попросил. — Выслушайте. Пусть все думают, что я ваш хранитель. Если Грюм не бредит, и в Ордене действительно завелась крыса, — Сириус осёкся и кивнул Хвосту, чтобы не обижался. — Разве не правильным будет пустить её по ложному следу? Хранителем тайны станет Питер, но никто не догадается об этом. Все начнут охотиться на меня.

— Это опасно, — тут же сказала Лили.

Сириус хохотнул:

— Всё, чем мы занимаемся, опасно, Лил.

— Лили права, — начал Джеймс, но осекся.

Истина была в том, что и Сириус нисколько не ошибался. Если они хотели избежать опасности, то им следовало, как Медоуз инсценировать собственную смерть и прятаться где-нибудь вне Британии. По большому счёту они все это понимали.

— Что ты об этом думаешь, Хвостик? — тихо и нежно спросила Лили.

Тот сразу прям расцвёл, а Сириусу почему-то стало мерзко. В последние месяцы ему было всё тяжелее общаться со старым другом, но только он мог по-настоящему помочь Поттерам.

«Он не предаст их, — убеждал себя Сириус. — Хвост обожает Джеймса и, кажется, уже втюхался в Лили. Да и чтобы предать кого-то, нужна сила воли, характер. Это не для Хвоста».

— Стать вашим тайным хранителем? — произнёс Хвост и стал рассматривать свои мелко дрожащие пальцы. — Я… конечно, вы мои друзья, если вы просите…

— Мы не можем просить о таком, — сказала Лили. — Но мы будем очень благодарны. То, о чём говорит Сириус… это действительно имеет смысл.

— Какой комплимент, — не удержался Сириус.

Лили нахмурилась:

— Помолчи.

В последний раз на Сириуса так шипела его мать, но это было давно — в той прошлой, нереальной жизни. Ещё в дни, когда Регулус не отдал свою судьбу в руки мерзкого фанатика и не сгинул.

Брат вспомнился некстати. Впрочем, он никогда не приходил вовремя. Лили всё говорила с Питером, Джеймс молчал, а потом положил свою руку Сириусу на плечо:

— Ты уверен?

Сириус снова пробежался оценивающим взглядом по Хвосту. Да. Да. Уверен — более чем.

Он развернулся к Джеймсу.

— Угу. Что ты трясёшься?

Вышло грубо. Джеймс взглядом напомнил ему о страшном пророчестве, зле за порогом, малыше Гарри. Сириус не собирался извиняться.

— Я согласен, — сказал Хвост, прерывая бессловесную ссору, и вытянул вперёд руку, точно сдавался на милость победителя.

«Это хороший вариант», — сказал себе Сириус.

Нам не о чем волноваться.

***


Вряд ли сейчас во всём Лондоне, а, может, и мире был человек более бесполезный, чем она. Так твердила про себя Доркас, прозябая в унылом доме-убежище. Её взяли в Орден, но не спешили отправлять на задания. Доркас всё чаще казалось, что Дамблдор подобрал её, как беспризорную, сжалился над ней. От этого Доркас тошнило.

Она почти не выходила из своей комнаты наверху, потому что никто из орденцев не хотел видеть её внизу. Их лица так менялись, когда она проходила рядом — источали столько презрения, точно она была худшим Пожирателем из всех, точно они знали о том, как она когда-то — беспредельно давно — предала Эммелину Вэнс. Единственного человека, который пытался улыбаться Доркас при встрече. Может, Эванс, успевшая стать Поттер, тоже бы строила из себя милашку, но Доркас её не видела с того самого собрания.

Доркас обвела взглядом комнату — свою тюрьму — на столе лежала парочка пергаментов с её расчётами, дубовый шкаф скрывал несколько мантий, которые Доркас привезла с собой. Всё тут было каким-то серым, неживым, неправильным.

Она подошла к двери и прислушалась — где-то внизу скрипнула лестница. Доркас слышала что-то о хранителе тайны для Поттеров. Возможно, они там только что всё обсудили и отправились на место совершать обряд. Доркас вздохнула, помассировала виски и села за стол.

В этих размышлениях и попытках создать наиболее эффективное взрывающее заклинание — такую задачу Доркас поставила сама себе, чтобы совсем не сойти с ума от скуки и тоски — прошёл её день. Иногда в голову приходили и вовсе непрошенные мысли. Например, о том, как смотрел на неё Ремус в тот день, когда Дамблдор представил её орденцам.

«Он никогда меня не простит».

И так правильно. Конечно, правильно.

За окном стемнело, когда Доркас всё-таки решила спуститься вниз: голод гнал её на кухню. Она сильно удивилась, заметив, что в доме полно народа. Они все явно куда-то собирались, и, конечно, даже не думали о том, чтобы взять её с собой.

Точно. Она же слизеринка, способная только сидеть в своей темнице наверху и ломать голову над формулами.

Надоело.

На кухне Доркас так кстати увидела Вэнс. Та сидела на стуле сжимала в руках кружку с чаем, который, кажется, давно остыл.

Если бы у Доркас была совесть, она, конечно, никогда бы не обратилась к Вэнс, даже просто не заговорила бы с ней. Она бы рассказала Вэнс горькую правду.

«Но у слизеринцев нет совести, тем более — у выпускников».

Поэтому Доркас подошла к Вэнс, опёрлась о стол и спросила точно между прочим:

— Куда это все собираются?

Вэнс подурнела со школы — тогда у неё не было этих огромных синяков под глазами, да и лицо не выглядело таким осунувшимся. Хорошо хоть её строгая доброта никуда не делась. Она смотрела на Доркас с участием.

— Через пару минут мы отправимся в Кестон. Пожиратели хотят устроить там бойню, и Дамблдор узнал об этом.

— Разбалтываешь наши планы, Вэнс?

И как этому деревянноногому удалось подкрасться так бесшумно? Доркас смерила Грюма — аврора с вечно недовольным лицом и, как она знала, прямого начальника Вэнс — презрительным взглядом. Он ответил ей тем же.

— Я тоже вхожу в Орден, — заявила Доркас, скрестив руки на груди. — Так же, как вы и Вэнс.

— Вот как.

Уголки его губ дёрнулись в усмешке. И почему он относился к ней так презрительно? В конце концов, у них не было общего школьного прошлого.

— И я не понимаю, почему вы не позвали меня с собой.

— Не понимаешь, значит? — он сощурился. — Значит, хочешь настоящего дела?

Доркас кивнула.

Грюм вдруг обратился к Вэнс, о существовании которой, казалось, совсем забыл. Доркас призналась себе: было гораздо лучше, когда его пронизывающий взгляд не пытался вскрыть её черепную коробку.

— Как думаешь, Вэнс, стоит взять Медоуз с собой? Может, хочешь поработать с ней в паре?

Вэнс поставила кружку на стол.

— Хочу.

Что это было? Бунт против начальства? Или Вэнс действительно не имела ничего против работы с Доркас? Оставалось только догадываться. Зато Грюм пожал плечами:

— Раз так, то не буду мешать вам, леди.

Это слово было не его — слишком интеллигентное для грубияна вроде Грюма, но Вэнс почему-то тепло улыбнулась:

— Отлично.

***


— Ты будешь скрывать лицо? — спросила Вэнс, прежде чем они аппарировали на место и заняли выжидательную позицию. Доркас отрицательно покачала головой: она не собиралась прятаться. Это было утомительно и бесполезно.

Как рассказала Вэнс, орденцам удалось под разными предлогами выманить из домов и отправить подальше отсюда большинство жителей Кестона, но не всех. Именно их и предстояло защищать, причём следовало уводить врагов подальше от коттеджей.

— Чудесно, что вы всё-таки решили рассказать мне об этом, — не удержалась Доркас, когда они притаились за кирпичной стеной одного из домиков с тёмными окнами.

— Я думаю, ты всё понимаешь, — тихо, но твёрдо сказала Вэнс.

Более чем.

Доркас больше не тянуло на разговоры. Ночной холод пробирался под мантию и накинутый сверху плащ, руки без перчаток совсем заледенели. Мама бы отругала её за такое: «Как можно выйти на улицу, одевшись так легко!». Милая мама, сейчас Доркас нуждалась в наставлениях иного толка.

Они появились внезапно, пусть Доркас и ждала этого, пусть её сердце и билось часто в предвкушении. Чего? Мести, возможности доказать, что она чего-то стоит?

Когда фигура в чёрном материализовалась посреди улицы, Доркас перестала задаваться вопросами.

— Петрификус тоталус!

Пожиратель упал, но рядом с ним появился ещё один волшебник. Этого не удалось обезвредить так быстро. Доркас самой пришлось уворачиваться от зелёной вспышки.

«Сразу авада? Серьёзно».

Битва разгорячила её, увлекла. Доркас стала частью хаоса и теперь твердила про себя лишь одно: увести противника поближе к лесу. Она сделала это хоть и не сразу. Пожиратель, выступивший против неё, был искусен. В какой-то момент он оказался слишком близко, и хотя его лицо скрывала маска, Доркас узнала противника раньше, чем он произнёс удивлённо:

— Доркас…

Удивление Эвана — а это был он — позволило Доркас свалить его с ног разработанной в Швейцарии формулой. Неизвестно можно ли орденцам применять собственные заклинания, но Доркас не собиралась спрашивать разрешения.

Склонившись, она поняла, что Эван потерял сознание. Неплохо. Значит, она всё ещё на многое годилась, а эти остолопы держали её взаперти. Доркас понеслась по полю боя — она искала Вэнс. Ночь озаряли красные и зелёные вспышки, заклинания проносились молниями над её головой. Пожиратели хотели запугать их, стерев с лица земли маленький магловский район — они не ожидали, что их тут будут ждать.

Интересно, кто снабжает Дамблдора информацией?

Доркас не смогла поразмышлять об этом. Она заметила, что какая-то разъярившаяся Пожирательница — показавшаяся на небе луна серебрила её длинные чёрные волосы — наставила палочку на спину одного из орденцев. Джеймса Поттера. Доркас, недолго думая, оглушила её.

— Медоуз, ты меня опередила, — близнец Пруэтт — Доркас не научилась их различать — хлопнул её по плечу.

— Поттеру повезло, что я оказалась рядом, — заметила Доркас, выставляя щит для очередного проклятья. — Ты не спешил его спасать.

Близнец рассмеялся:

— А тебе палец в рот не клади, да?

— Да.

Спустя пару минут Доркас выяснила, что сражалась плечом к плечу с Гидеоном. Он оказался неплохим малым, хоть и болтал без умолку.

— Я ожидала от мужчины твоего возраста большей солидности, — заметила Доркас, когда атака Пожирателей была отбита.

В этот раз «Ордену» по большей части повезло: одно из проклятий задело Петтигрю, и он теперь блевал летучими мышами, а второе слегка оцарапало Грюму руку. Убитых не было ни у одной из сторон.

— Солидность… скажешь тоже, — Гидеон подмигнул ей и поспешил к брату.

Вэнс подошла к Доркас.

— Всё в порядке?

— Да, — кивнула Доркас.

На самом деле, всё было намного лучше, чем просто в порядке. Азарт тёк по её венам, палочка гудела в пальцах, готовая разразиться новыми заклинаниями.

— Нам следовало работать вместе, — заметила Вэнс, прежде чем переместилась.

Добравшись до убежища следом за своей почти напарницей и ответив на кодовый вопрос, Доркас прошла на кухню. Вэнс уже была там, и Доркас решила продолжить разговор.

— Я поняла насчёт работы. Это получилось случайно.

Вэнс вдруг улыбнулась, потом подошла к одному из шкафчиков:

— Хочешь эльфийского вина? У нас тут хороший запас, — увидев, что Доркас кивнула, Вэнс продолжила. — Я не думала, что ты решишь объясниться.

Может, действительно не стоило оправдываться. Прошлая Доркас точно не стала бы так делать.

— Не все битвы похожи на эту, — сказала Вэнс, разливая вино по кружкам.

— Бокалы слишком мутные, — добавила она.

И ещё:

— Кажется, сегодня Пожиратели просто отдыхали, забавлялись. Обычно… всё намного хуже.

— Я понимаю, — ответила Доркас, принимая из рук Вэнс кружку.

Набухший в груди шарик счастья стал оседать. Доркас поспешно отпила вино — не такое уж и хорошее, слишком сладкое.

Тут на кухню зашли Поттер и его дружки — Блэк и Петтигрю.

«Да, тот самый Поттер, который лежал бы мёртвый, если бы не я».

Эта мысль немного утешила Доркас, вернув ей чуточку радости, так беспощадно отнятой Вэнс. Та, кстати, пила вино из кружки большими глотками и закусывала найденным в ящике куском хлеба.

— Уже пьёте? — Поттер погрозил им пальцем.

Вэнс взяла со стола палочку и левитировала к себе ещё три кружки.

— Четыре, — подсказал Петтигрю.

Он похудел со школьных времён, но от этого не стал выглядеть менее мерзко. Наверное, всё дело было в этом подобострастно-испуганном выражении, которое давно приклеилось к его лицу.

— Пять! — громко сказала Маккиннон, появившаяся вместе с… нет. Как глупо было надеяться, что его здесь не будет.

Доркас заставила себя выдержать взгляд Ремуса.

«Что он думал, когда я "умерла"? Что он думает обо мне сейчас? Почему это всё ещё меня волнует?»

Пока Вэнс и Маккиннон разбирались с выпивкой, Поттер подошёл к Доркас.

— Гидеон мне всё рассказал. Спасибо, — он протянул ей руку.

Помедлив, Доркас пожала её. У Поттера была хорошая, надёжная, мужская рука. И он искренне улыбался Доркас.

Та ответила:

— Да, не за что.

И снова поймала на себе взгляд Ремуса. По спине пробежали мурашки — Доркас сделала большой глоток. Всё-таки не слишком паршивое вино — можно и выпить.

— Нальёшь мне ещё, Вэнс?

Та пододвинула к ней бутылку, и Доркас налила себе тёмно-бордовой сладкой бурды, а потом пила её вместе со всеми. Когда Поттер извинился и побежал домой к жене и сыну («Лили обрадуется вашим приветам»), Блэк пробурчал:

— В последний раз выбрался ко всем и уже убежал.

— Ну, может, и не в последний, — сказала Маккиннон.

Блэк нахмурился:

— А смысл прятать кого-то под фиделиус, если он всё время на виду?

Временами Блэк бывал не таким уж и тупым. Доркас вспомнила о Регулусе — как странно, что его нет.

Темноволосый мальчик, так рано принявший метку и разделивший с Доркас особую тайну, виделся ей перед тем, как она уснула, а ещё Снейп — кажется, она видела его сегодня во время боя. Мальчики сливались, их застилал Ремус, такой бледный, но почему-то счастливый. И Доркас плакала во сне, но не хотела просыпаться.