Глава 1Хаус замер на мгновение, когда увидел перед собой бармена. И тот подошёл к нему и забрал у него ключи. Всё повторялось. Хаус осторожно огляделся вокруг. Да, он находится в баре "Шерри". Он знал, что это просто химическая реакция в мозгу, но ощущение дежавю было таким ярким, что ему показались знакомыми лица некоторых из окружающих людей.
Всё это уже было когда-то.
Он не был здесь с того дня, когда это произошло... Со дня смерти Эмбер.
И вот - всё повторяется. Сегодня Хаус вернулся в тот самый день, когда она должна умереть.
Что случилось однажды, того не изменишь.
Но, вернувшись в прошлое, можно подправить кое-какие мелочи...
- Дайте мне хотя бы позвонить. Только один звонок, - просит он бармена, и тот, хмурясь, протягивает ему телефон.
Уилсон сегодня на дежурстве. Хаус набирает номер Уилсона. Он точно знает - автобус, тот самый автобус, которому суждено разбиться, прибудет на остановку только после того, как здесь появится Эмбер. Почему он так уверен в этом? Он сам не знает. Так часто бывало у него с постановкой диагнозов. Что-то крутится в голове, а потом складывается в логичную картину. Сейчас он чётко знает только одно - кто-то должен довести его до остановки. Он до того пьян, что даже пешком не сможет добраться домой.
Хаус возвращает телефон бармену.
- Ещё виски, - просит он. - Для прекрасной дамы, что сейчас подойдёт.
И бармен наливает.
Сегодня - день, когда он, Хаус, умрёт. Он готовится к этому. Он пьёт один бокал за другим. Отныне его команда будет разбираться с загадочными болезнями без него. Конечно, они все, как один, тупые идиоты и недоумки, но ничего - может быть, немного поумнеют, когда придется работать самостоятельно. Натренируются на пациентах, ставя диагнозы, делая анализы, подбирая лечение. Так уже было с его первой командой. Выходцы из нее - эта сладкая парочка, Чейз и Кэмерон - стали всё-таки неплохими врачами. И Форман. В Формане он уверен. Уж под его-то началом новая команда точно выдюжит.
Хаус залпом осушает еще пару рюмок.
Когда он пьёт третью, в баре появляется Эмбер. На ней знакомый красный шарф, которым он тогда - после катастрофы - пытался перевязать ей ногу.
- Не будь вы лучшим другом Джеймса, я бы ни за что не приехала, - заявляет она, едва подойдя к нему.
"А я, между прочим, собираюсь спасти тебе жизнь", - думает Хаус.
- Ничего не поделаешь. Выкуси, зайка, - говорит он вслух.
Он суёт руку в карман за викодином и кивает бармену на Эмбер:
- Она заплатит за выпивку.
Эмбер кладёт свою сумочку на столик. И пока она расплачивается, Хаус, как будто случайно, неловким движением смахивает эту сумочку на пол и наклоняется, чтобы поднять. Еще с прошлого раза ему отчётливо запомнился модный лейбл на замочке. Он подбирает рассыпавшиеся вещи и засовывает внутрь. Вот оно - лекарство, погубившее её. Уничтожившее печень, сердце и легкие. Противогриппозный препарат, который сделал её организм непригодным к трансплантации. Никто не заметит, как Хаус подменит его викодином, сунет свои таблетки в сумочку, а её смерть в пластмассовой капсуле спрячет себе в карман.
- Увидимся в автобусе, - Хаус кивает Эмбер и идёт, шатаясь и хромая, к выходу, позабыв трость у столика, натыкаясь на людей и не перед кем не извиняясь.
- Грег! Подожди! - кричит она ему вслед, подхватив свою сумочку.
Задержавшись на секунду на пороге, Хаус оглядывается на неё и затем выходит за дверь, уже чувствуя, как знакомая боль охватывает ногу. Достав из кармана капсулу, он глотает сразу две таблетки. Никто не поймёт, зачем он это сделал. Катнер, Тауб и Тринадцатая будут теряться в догадках. Кадди станет задаваться вопросом: почему, почему? Уилсон, когда узнает всё от Эмбер, начнёт ломать голову, расспрашивая её снова и снова, придумывая различные версии…
А вот и автобус. Хаус тяжело поднимается по ступенькам и подает деньги за проезд.
- У тебя пузырёк воздуха в зубе. Воздушная эмболия, - говорит он водителю. - Обратись к врачу, как только сможешь. Кстати, я - доктор Хаус.
- Ладно, - говорит тот, удивлённо покосившись на него.
Хаус идёт в салон. Он садится на то место, где в прошлый раз сидела Эмбер. Случайно взглянув в окно, он вдруг видит, как она бежит к автобусу, на ходу сморкаясь в салфетку, другой рукой сжимая его трость. Хаус отворачивается от окна. Почему-то ему невыносимо тяжело это видеть. Да, он всё решил правильно. Пусть они будут счастливы. Откинувшись на спинку сиденья, он ненадолго закрывает глаза. Когда открывает, Эмбер стоит перед ним и протягивает ему трость.
- Ты забыл свою трость, - говорит она.
Хаус берёт трость.
- Я сделал это ради вас с Уилсоном, - тихо говорит он, когда она садится напротив. - Если будешь когда-нибудь спрашивать себя: "Зачем он это сделал?" - вот и ответ.
Эмбер приподнимает бровь:
- Говоришь загадками…
- Боюсь, что нет, - качает головой Хаус.
Эмбер снова чихает в салфетку и, ругнувшись, достает из сумочки капсулу с викодином. Открывает и глотает таблетки.
- Ты должна быть благодарна мне за это, - говорит Хаус.
- Ты сегодня странный какой-то, - отвечает Эмбер.
- Я знаю, - говорит Хаус.
Автобус сворачивает на соседнюю улицу.
- Мы с Уилсоном говорили о свадьбе, - как бы между делом сообщает Эмбер.
- И свадьба обязательно состоится, - кивает Хаус.
- Если ему вздумается пригласить тебя, будь добр надеть смокинг.
- Увы. Это совершенно исключено.
- Так положено. Это официальное мероприятие.
- Ну, раз официальное, то конечно… - иронически протягивает Хаус. - Кстати, ты уже решила, в честь кого назовёшь маленького?
- Я не беременна.
- Но ведь собираешься забеременеть после свадьбы?
- Мы с ним не говорили об этом.
- Грегори Уилсон, Роберт Уилсон, - начинает он перечислять имена, - Алиса Уилсон, Крис Уилсон, Эрик Уилсон, Ханна Уилсон, Макс Уилсон, Арнольд Уилсон, Ребекка Уилсон, Кадди Уилсон, Вашингтон Уилсон, Шерлок Уилсон, Уотсон Уилсон, Шон Уилсон, Гас Уилсон…
И в этот момент автобус сотрясается от удара. Трость вылетает из рук Хауса, его самого подбрасывает куда-то к потолку, и всё кружится в каком-то безумном, непрекращающемся вихре. Повсюду крики, сыплющиеся осколки стекла, звон и скрежет металла. Сквозь этот круговорот, сквозь дождь осколков Эмбер из последних сил тянет руку к Хаусу, и он тянется к ней. Они отчаянно цепляются друг за друга, пока с новым поворотом кувыркающегося автобуса их опять не расшвыряет в разные стороны. Потом руки их на секунду соединяются опять, уже в последний раз.
Автобус переворачивается несколько раз и вылетает на обочину на глазах потрясённых, застывших от ужаса прохожих. Кто-то срочно набирает на телефоне номер службы спасения.
…Так в этот день свершилось то, что должно было случиться: ради счастья Уилсона Хаус отдал свою жизнь в обмен на жизнь Эмбер.
Глава 2Когда Хаус приходит в себя, весь хмель уже выветрился из головы. Он чувствует, как в левое плечо постепенно вползает жгучая боль. Он не может пошевелиться. "Это шок", - думает Хаус. Наверняка и таблетки уже сделали своё дело. Рядом на полу лежит Эмбер, глаза её закрыты. Под головой у неё чья-то сумка. Видимо, она смягчила силу удара. Над ними висит, за что-то зацепившись, трость Хауса.
Через некоторое время Эмбер начинает шевелиться, открывает глаза и приподнимается.
- Грег… - испуганно говорит она, глядя на него.
- Не беспокойся. Со мной всё хорошо, - говорит Хаус и тут же, поморщившись, болезненно стонет. - О-о…
- Господи, да что ты такое говоришь! - Эмбер срывает с себя шарф и начинает перевязывать ему левое плечо.
- Мне просто холодно.
- Цуцик…
- Зато я не разбил себе башку, как некоторые, - замечает Хаус.
Эмбер проводит рукой по виску и подносит к глазам окровавленную ладонь.
- Ой…
- Хватит изображать героизм. Отдохни.
Эмбер чихает в руку.
- Тебе нужна помощь врачей больше, чем мне, - прибавляет Хаус.
Ему становится всё холоднее. Клонит в сон.
- Скорая помощь вот-вот приедет, - говорит Эмбер. - Держись возле меня.
- Со мной все будет хорошо, - заверяет её Хаус. - Скоро меня окружат лучшие доктора Нью-Джерси. А я не нуждаюсь в их идиотских советах.
- Держись. Ты должен прийти на нашу свадьбу, Хаус. Слышишь?..
Глаза Эмбер закрываются, и она теряет сознание, не успев договорить.
- Я постараюсь, - говорит Хаус.
Застывший от холода, терзаемый чудовищной болью, Хаус лежит и держится за бедро. Он постарался бы уснуть, но боль не даёт ему спать. Таблетки викодина всё ещё в сумочке у Эмбер, если только не вылетели, когда автобус перевернулся. Но внезапно боль проходит сама собой. Он уже почти ничего не чувствует. Тело совершенно заледенело. И Хаус долго-долго лежит и смотрит в потолок, вспоминая всю свою жизнь.
Несколько месяцев назад он отредактировал своё завещание. Кадди и Кэмерон получат по образцу его спермы, которую он заблаговременно оставил в нескольких пробирках. Труп его послужит науке - студенты будут практиковаться на нём, изучая анатомию. Хаус закрывает глаза и долго перебирает в памяти другие пункты, отмеченные им в завещании, пока сознание наконец не покидает его.
Глава 3Когда Хаус снова приходит в себя, он уже в больнице. Он не сомневается, что открыл глаза в последний раз. Вокруг него смутные очертания фигур в белых халатах. Конечно, это его маленькие кретинчики. Его команда. Впрочем, уже не его, а Формана. Форман стоит здесь же. Он один без халата и выделяется среди других своим тёмным костюмом и каменно-холодным, неподвижным, как у робота, лицом.
- Что с водителем? - спрашивает Хаус. - У него был пузырёк воздуха…
- Мы удалили пузырёк, - говорит Тринадцатая.
- Хаус, зачем вы выпили амантадин? - спрашивает Форман.
- Ах, вы всё равно мне не поверите, - картинно отзывается Хаус.
- Постараемся, - вставляет Тауб.
- Мне приснился сон, что Эмбер погибла в катастрофе. Вот я и решил, что если кому-то суждено умереть, то пусть это лучше буду я. А почему бы и нет?
- Если бы мы могли предвидеть будущее, мы были бы экстрасенсами, - замечает Форман. - Вы умираете, Хаус. Мы не можем вам ничем помочь.
- Катнер! - обращается Хаус к индусу.
- Да? - отзывается тот.
- Будь проще. Больше доверяй людям. Поверь, никто не хочет, чтобы ты покончил с собой. Ты думаешь, никто не понимает, что творится у тебя на душе? Мы все - люди, и все мы хоть раз в своей жизни через это проходим.
Катнер молчит. Тауб, вопросительно подняв брови, переводит взгляд с коллег на Хауса.
- Пойми, если ты покончишь жизнь самоубийством, тебе уже никто не сможет помочь. Мне осталось жить меньше суток. У тебя есть друзья. И если ты только посмеешь наложить на себя руки, я не дам тебе покоя и после смерти. Я буду преследовать тебя там, я превращу твою загробную жизнь в ад…
- Он бредит? - спрашивает Тауб.
- Нет, - говорит Тринадцатая.
- Сердце отказало, лёгкие отказали, и, как следствие этого - полиорганная недостаточность, - Хаус бросает взгляд на Формана и Тринадцатую. - А вы не давайте вашим отношениям встать на пути работы в команде.
У Тринадцатой испуганно раскрываются глаза:
- Хаус, откуда вы знаете, какие органы у вас отказали?
Не отвечая ей, Хаус окидывает взглядом всю команду.
- И что вы смотрите на меня, как на самоубийцу? Думаете, я хотел уйти в такой унылой обстановке?
- Нет, - коротко отвечает Форман.
- Вот и прекрасно. И не думайте, что вам удастся от меня избавиться. Я и после смерти буду шастать по клинике и заглядывать к больным.
Тринадцатая уходит из палаты. Она не в силах больше сдерживать слёзы.
- Зачем же пугать больных? - спрашивает Форман.
- Да, это довольно жутко, - поддерживает его Катнер.
- Да что вы понимаете. Тебя лечит доктор-призрак… - мечтательно протягивает Хаус. - Это же круто!
- Только не называйте им своё имя, - пытаясь подыграть Хаусу, в тон ему говорит Форман.
- Да без проблем. Назовусь твоим.
- У вас нет ничего святого, Хаус, - констатирует тот.
- А ты думал, Терминатор, - парирует Хаус, имея в виду непроницаемый вид Формана.
Форман, хмыкнув, поворачивается и уходит из палаты. Катнер, постояв минуту, тоже уходит, напоследок похлопав по спинке кровати Хауса - неловкий, прощальный жест.
Оставшийся в палате Тауб с благоговейным ужасом смотрит на Хауса. В глазах его немой вопрос. Но Хаус, поймав взгляд Тауба, лёгким кивком разрешает ему уйти.
Он не хочет, чтобы Тауб отключал аппараты.
Тауб уходит. Хаус остается один в палате.
Он знает, что уже практически мёртв, и лишь благодаря аппарату его сердце ещё бьётся.
Ему больше не холодно. Он чувствует боль в ноге.
Он замечает на тумбочке капсулу с викодином. Взяв её, Хаус вытряхивает и кладет в рот сразу три таблетки.
Положив викодин на место, он вдруг замечает на тумбочке сложенный, чуть помятый листок бумаги. Он берёт и разворачивает его, но в записке ничего нет, кроме знакомой размашистой подписи Кадди с хвостиком, доходящим до самого края листа.
Бумага под пальцами бугрится неровными пятнами - от слёз? Кадди плакала? Почему она сама не пришла к нему в его последние минуты?
Видно, не хотела видеть его в таком жалком состоянии…
Свернув бумажку, Хаус засовывает её в капсулу с викодином.
Потом опять откидывается на подушки и принимается ждать.
Он ждёт Уилсона.
Если кто-то должен отключить его от аппаратов, то пусть это будет его лучший друг.
Глава 4- Хаус, ты идиот!
Задремавший было Хаус просыпается от возмущённого возгласа Уилсона. Уилсон стоит в ногах его кровати. Вид у него такой, будто он не спал целые сутки, волосы всклокочены. Рукава рубашки закатаны до локтей.
- Смеёшься? Да я настоящий гений! - возражает Хаус.
- Скажи, зачем ты выпил лекарство Эмбер? - спрашивает Уилсон.
- Потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив.
Уилсон озадаченно глядит на него, явно не понимая, что его друг имеет в виду.
- Да мы понятия не имели, что ты был в том автобусе! Только сегодня утром Эмбер вспомнила, что как будто видела тебя в тот вечер! Никто не знал, где ты находился всё это время! Откуда нам было знать? Мы думали, что ты у себя дома!
- И тогда ты бросился искать меня по больницам, - кивает Хаус. - Нашел в Центральном госпитале…
- Да, мы с Форманом нашли, - машинально уточняет Уилсон, расхаживая перед его койкой. - По пути в Принстон-Плэйнсборо, в машине скорой помощи, у тебя остановилось сердце. И ты поменялся таблетками с Эмбер. Зачем? Ты выпил амантадин…
- И теперь ты пришёл попрощаться со мной, - добавляет Хаус. Он чувствует, как в ногу снова возвращается боль. Берет с тумбочки викодин, вытряхивает оставшиеся три таблетки и глотает, вполуха слушая, что говорит Уилсон.
- …Если бы ты любил меня и желал мне счастья, ты не стал бы садиться в этот проклятый автобус! Если бы ты в самом деле любил меня, ты вызвал бы такси! Ты не стал бы пить эти таблетки! Я не могу понять, зачем ты это сделал… Конечно, это поступок чисто в твоём духе…
- Ты просто нервничаешь, - говорит Хаус. - Но это и понятно. Я тоже нервничаю... Как там Эмбер?
- Дома, спит, - отвечает Уилсон.
Хаус молчит. Он размышляет над словами "Мы думали, что ты дома". Да, он мог бы и по-другому изменить прошлое, не принимая амантадин. Просто вызвать такси в том баре и поехать домой. Но всякий раз, когда он представлял себе версию событий, где он не стал бы звонить домой Уилсону, и Эмбер не приехала бы за ним, его охватывало странное, необъяснимое чувство, что так нельзя... Что невозможен тот вариант, где никто бы не умер.
Хаус не изучал теорию струн и не особо разбирался в параллельных вселенных, но какое-то интуитивное ощущение подсказывало ему, что, если бы он и не поехал на том автобусе, катастрофа все равно бы произошла. Что бы стало тогда с водителем автобуса? Возможно, в этом случае он все равно поступил бы к ним в больницу и оказался пациентом Хауса. А может быть, и нет.
- Уилсон, - тихо говорит Хаус. - Пообещай мне одну вещь…
- Умереть, как пропавший без вести, в чужой больнице, не предупредив своих близких о том, где тебя носило! - продолжает восклицать Уилсон. - Так похоже на тебя! Твоя безответственность и эгоизм…
- Не называй ребёнка в мою честь, ладно?
- Я не собираюсь называть твоим именем каких-то несуществующих детей!
- Вот и хорошо. Ужасно, если ребёнок и правда вырастет похожим на меня - мрачным эгоистом, который разбивал сердца всем, кто его любил. Да и сам в итоге не очень-то будет счастлив…
Помолчав немного, Хаус прибавляет:
- Но, с другой стороны, даже у таких людей в жизни всегда находится друг, который залечит их раны. Как ты, например. Ты всегда готов был излечить меня от чего угодно...
- Я не могу тебя излечить! - возражает Уилсон.
- Глупости. А что же, по-твоему, ты делал во всё время нашей дружбы? Ты всегда был рядом. И я всегда буду рядом с тобой. Даже после смерти…
- Ты веришь в загробную жизнь? Ты же всегда говорил, что не веришь!
- Я лгал, - просто отвечает Хаус. - Все люди лгут.
Уилсон обхватывает двумя руками руку друга.
- Ты негодяй. Ты мерзавец. Ты это знаешь?.. - Голос Уилсона дрожит, руки сжимают руку Хауса.
- Один замечательный человек сказал: "Я твой друг. И всегда им буду"…
- Этого человека никогда не существовало, - Уилсон выпускает руку друга, выпрямляется и подходит к аппаратам.
- Что правда, то правда, - кивает Хаус.
И Уилсон жмёт на все кнопки аппарата.
- Я не оставлю тебя, - говорит Хаус. - Я буду рядом. Правда.
На секунду Уилсон замирает, положив руку на холодную металлическую поверхность.
- А с другой стороны… - тихо говорит он, не поднимая головы и не оборачиваясь. - Грег Уилсон - очень хорошее имя.
Взгляд Хауса скользит к окошку из реанимации в коридор. За стеклом видны фигуры двух женщин. Да, ему не показалось - они стоят там, рука об руку - Кадди и Стейси.
- Или Лиза Уилсон, - добавляет он, чувствуя, как онемение разом охватывает всё тело.
- Мне кажется, у нас с ней вполне могут быть близнецы. Обычно люди называют детей в честь близких людей или именами, которые им просто нравятся…
Но тут слова Уилсона прерывает длинный гудок аппаратуры.
Уилсон чувствует, как его словно обдаёт холодом. Он застывает, не в силах сдвинуться с места. Но потом всё-таки поворачивается и смотрит на часы, чтобы зафиксировать, как положено, время смерти.
Глава 5По коридору больницы Принстон-Плэйнсборо идёт человек.
Он прихрамывает. В руке у него трость.
Это врач. Но на нём нет белого халата.
Человек входит в одну из палат. Он садится на стул перед койкой пациента по имени Джейкоб Робертсон. Это мужчина лет тридцати, одетый в клетчатую рубашку, жилетку и синие джинсы с дырками на коленях. Глаза у него немного косят.
- Доктор Хаус… то есть, я хотел сказать, доктор Эрик Форман, - говорит человек без халата. - Какие у вас жалобы?
- Это… очень личное… - смущённо выдавливает Робертсон.
Хаус удивлённо приподнимает брови.
- Испытываете сексуальное влечение к своей матери? - заговорщицким тоном спрашивает он, наклонившись к пациенту.
Робертсон отшатывается с выражением глубокого возмущения.
- Моя мать умерла, - с оскорбленным видом отвечает он.
- Сочувствую, но помочь ничем не могу, - Хаус встаёт и, опираясь на трость, ковыляет к двери.
- У меня… э-э… я… у меня из сосков течёт молоко! - выпаливает ему вслед Робертсон.
Хаус, уже взявшийся за ручку двери, оглядывается.
- Лечитесь гормонами? - спрашивает он.
- Нет, нет. Никогда не получал никаких гормонов!
- Тогда, значит, вы родились девчонкой, - заключает Хаус.
- Что? - потрясенно переспрашивает Робертсон. - Нет, такого не может быть… Мои родители не стали бы скрывать это от меня!
- Может, они решили, что вы гермафродит?
Робертсон обиженно скрещивает руки на груди.
- Я мужчина…
- Вам когда-нибудь кололи витамины внутривенно? - спрашивает Хаус.
- Нет, никогда.
Теперь Хаус явно заинтересован этим случаем.
- Когда в последний раз болели?
- Три месяца назад.
Пролистав историю болезни, Хаус берёт стетоскоп и поворачивается к Робертсону.
- Поднимите-ка рубашку.
Робертсон поднимает рубашку, и взору Хауса предстаёт округлившийся, выступающий живот. Хаус в изумлении смотрит на него.
- Так что у меня? - спрашивает Робертсон.
Хаус приставляет к его животу металлический кружок стетоскопа.
- Ага… Так, так… Ну, в общем, мне всё ясно, - он убирает стетоскоп. - Месяцев через шесть вам понадобится кесарево сечение. Обратитесь к хирургам. Я рекомендую доктора Роберта Чейза.
- Вы не ответили мне, доктор. Что со мной?
- Вы - второй мужчина в мире за всю человеческую историю, который смог забеременеть.
Лицо Робертсона резко бледнеет. Он теряет дар речи.
- Я смотрю, вы не очень-то удивлены, - Хаус бросает взгляд на пациента. - У вашего сожителя есть медицинская страховка?
Робертсон растерянно кивает.
- А детей он любит?
Робертсон молча пожимает плечами.
- Вы-то сами хотите ребёнка?
Робертсон опять молча пожимает плечами.
- Как вы себя чувствовали в последнее время?
- Это… я… - заикаясь, лепечет Робертсон. - Были головные боли, часто хотелось в туалет. И насморк не проходит…
- Вот видите, - говорит Хаус. - Так кто же это всё-таки с вами сделал?
- Мой… э-э… мой…
- Ну, не стесняйтесь! - подбадривает его Хаус. - С него можно будет вытрясти деньги на ребёнка...
- Мой брат. Мы с ним поспорили…
- А яйцеклетку вы тоже на спор проглотили?
- Что?! Боже мой…
Хаус внимательно смотрит на больного.
- Похоже, вы не подозревали о яйцеклетке… Куда он вам её подмешал? В газировку? Сок? Пепси-колу? В какао?
Робертсон не отвечает. Он отворачивается, и его рвёт прямо на пол.
Хаус встаёт, подходит к телефону и набирает номер вызова санитара.
- Алло, - говорит он. - Да, это я. Палата номер один. Тут надо немного прибраться…
Хаус кладёт трубку.
- Я забеременел… - с ужасом произносит Робертсон.
- Поздравляю, - отвечает Хаус и направляется к двери, стуча тростью.
Дверь закрывается за ним. Робертсон отрешённо смотрит в пространство.
- Я убью его! - говорит он, сжимая кулаки.
Тут дверь снова открывается, и появляется Тринадцатая.
- Здравствуйте, я ваш лечащий врач, - говорит она, доставая блокнот и подходя к койке больного.
- Я беременный! - с ходу заявляет Робертсон.
Тринадцатая застывает с блокнотом в руках.
- Простите, что?
- Доктор Хаус… то есть нет, доктор Форман сказал мне, что я забеременел! Я не могу быть беременным! Я ещё слишком молод!
- Кто, вы говорите, вам это сказал? Как он выглядел?
- Белый парень лет за сорок, с тростью…
- Это доктор Хаус! Вы его знали раньше?
- Нет.
- Но он умер на прошлой неделе…
- О… о боже… - И беднягу Робертсона снова тошнит.
А по больничному коридору то здесь, то там раздаётся стук невидимой трости. Призрак Хауса появляется в самых разных местах.
Вот он сидит в смотровой на первом этаже. Перед ним две женщины - пациентка и её дочь. Девушка взволнованно объясняет, что с некоторых пор её мать перестала разговаривать - молчит, как немая.
Хаус удивлённо поднимает бровь. Он берёт молоточек и стучит по колену женщины. Никакой реакции.
- Ваша мама обязательно заговорит. Поднимитесь сейчас на второй этаж, спросите доктора Хауса. Это глава отделения диагностики, - Хаус пишет пару слов на листке бумаги, суёт его в руку дочери. - Скажете, что вас направил доктор Форман.
Потом он выходит из смотровой и, хромая, направляется к лифту. Он просто обязан увидеть своими глазами "чудесное исцеление" пациентки.
Такого зрелища Хаус - мёртвый или живой - пропустить никак не может.
