Глава 1Было время, когда Северус не желал пускать меня на порог. Ответные визиты доставляли ему не слишком много удовольствия.
Теперь Северус говорит, что предпочел бы передавать мне антиликантропное зелье в школьных коридорах – на нейтральной территории, но, конечно же, он прекрасно отдает себе отчет в том, что это невозможно.
Не думаю, что стоит объяснять почему.
Сегодня мы снова говорили о пророчестве Трелони. Конечно же, Северус давно уже о нем знает.
«Откуда тебе все известно?» - поинтересовался я, когда мы говорили об этом в первый раз.
«Оттуда, - передразнил он меня, и я в который раз поразился, насколько ядовитыми могут быть слова, сказанные его голосом. В моем исполнении эти слова были бы мягким снегом или теплой водой, а в его - снежной крупой, иголками вонзающейся в кожу, или же крутым кипятком, выплеснутым прямо в лицо. – Директор рассказал. И, кстати, о пророчестве, Люпин: как ты и сам знаешь, мне до сих пор приходится учить мальчишку Окклюменции…»
«И как успехи?» - спросил я, хотя в том не было никакой нужды: каждый день я выслушивал по два рассказа об этих уроках: по одному от каждого.
«Успехи, - усмехнулся Северус, - о чем ты говоришь, Люпин? Я смог выловить из его дурацкой башки даже сведения о так тщательно охраняемом пророчестве. Я получил бы эти сведения с легкостью, если бы действительно в них нуждался. Как будто для кого-то еще это остается секретом: то, что только один из двоих – или Волдеморт, или Поттер – проживет эту сказку до конца. Что ж, все равно у каждого из них шансов выжить куда больше, чем у любого из нас, Люпин».
Это уже нарушение границ, и Снейп прекрасно о том знал.
Если такое случается, он поспешно сворачивает разговор (если, конечно, это вообще можно назвать разговором) и уходит. Или не уходит: раз уж границы все равно нарушены, Северус знает, что терять нечего. И я знаю.
Мы оба выходим за пределы нейтральной территории, с каждым разом мы заходим все дальше. Иногда Снейп, усмехаясь, уведомляет меня: он, видите ли, чрезвычайно рад тому, что сейчас не полнолуние, иначе , пожалуй, на свете стало бы одним оборотнем больше – я, кажется, прокусил ему плечо. Тогда я говорю, что мы неплохо смотрелись бы, воя на луну в Запретном лесу.
Черного волка редко встретишь. Я, по крайней мере, ни одного еще не видел.
Иногда мне действительно хочется намеренно запустить в него клыки, оставить более глубокие, чем обычно, отметины от зубов на его коже, а порой – хочется сомкнуть челюсти на его тощем горле. Я так и сказал ему как-то раз.
Он не боится. Мы переходим нами самими установленные границы, мы ступаем за пределы нейтральной территории, хотя и знаем, что так долго продолжаться не может. Нас не останавливает тот факт, что, если мы решаемся отдалиться от ее границ, мы сильно рискуем.
Северус рискует быть опаленным солнцем, он знает, что еще полчаса, и его плоть стечет с костей, которые потом до блеска отполируют песок и время.
А я рискую вмерзнуть в ледяную глыбу, навсегда застыть под толщей мутной воды. Может, это было бы не так и плохо: во льду я мог бы неплохо сохраниться. «Для благодарных потомков, - сказал бы Северус, если бы я поделился с ним своими соображениями, - которым, несомненно, будет невероятно интересно поглядеть на замороженного оборотня».
И не имеет никакого значения то, что на самом деле не существует никакой жаркой пустыни – есть лишь робкое тепло, отдаваемое землей, которая только начинает прогреваться после долгой зимы, и нет никакой ледяной пропасти: есть лишь промозглая поздняя осень.
Ни для кого из нас это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что разница температур, какой бы ничтожной она ни была, все-таки существует, и она может оказаться губительной для каждого, ведь на нашей нейтральной территории всегда нулевая температура.
«Надо же, какая у этого оборотня тонкая шкура», - ответил бы Северус , но он не скажет: я никогда не заговариваю с ним на эту тему.
Да, возможно, моя шкура действительно слишком тонкая.
Ничуть не тоньше шкуры самого Снейпа. Если ее прокусить, то так легко проникнуть в его столь тщательно оберегаемые от всех секреты.
Мы с ним редко смотрим друг на друга: мы оба понимаем, что, если приглядеться попристальнее, то мы увидим лишь мелкие осколки правды, которую никогда друг о друге не знали, да и не захотим узнать.
Может быть, когда-нибудь мне не удастся устоять перед желанием запустить клыки в его горло, раздробить зубами его хребет, или же Северус, как когда-то обещал, не пожалеет для меня пары серебряных пуль.
Возможно, так и будет.
А может быть, кто-то из нас все-таки решится пересечь нейтральную территорию и остаться в чужом мире – слишком для него жарком или слишком морозном – надолго.
Я не знаю, кто из нас это будет. Но я намерен узнать: как говорит Снейп, у Гарри (как и у Волдеморта) куда больше, чем у нас, шансов прожить эту сказку до конца, и пока никто не берется предсказать, чем все закончится.
Не берусь это предсказать и я, но я намерен воспользоваться своим шансом, каким бы призрачным он ни был, и я надеюсь, что Северус сделает то же самое.
Более того, я точно знаю: он, как ученый, захочет увидеть все собственными глазами.
«Это не какой-нибудь эксперимент с твоими дурно пахнущими зельями», - порой говорю я ему.
«Кто бы говорил о дурных запахах, - ухмыляется Снейп, - да иди ты, Люпин. Вокруг одни невежды, и на достоверность их рассказов рассчитывать не стоит. Разве что ты сам мне обо всем расскажешь?»
И когда он так говорит, мне начинает казаться, что на нейтральной территории стало на долю градуса теплее.
-fin-
