Глава 11.
Рейтинг: PG.
Тип: фемслэш, почти джен.
Персонажи и пейринги: Мерседес Джонс/Квинн Фабрей.
От автора: написано на all-fest по заявке Капитановой Надежды: "AF1-27. Мерседес/Квинн. Что происходило в доме Мерседес после переселения туда Квинн". Попахивает неканоном - в сериале Квинн вроде как заселили не в одну комнату с Мерседес, а в свободную.
Квинн не хочет быть кому-либо в обузу.
- Ну вот, моя каморка, - стараясь говорить небрежно и не показывать того, что она чуточку напряжена, произносит Мерседес. «Каморка», на самом-то деле, очень даже уютная, хоть и небольшая, комната, но Мерседес не уверена, что гостье понравится. Мебель далеко не новая, местами обшарпанная – с первого взгляда не заметно, но тем не менее. Куча рамок с фотографиями на стенах – больше, чем надо, возможно. Все горизонтальные поверхности заставлены безделушками, завалены всякой ерундой; повсюду лоскуты ткани, катушки, мотки тесёмок. Старая громоздкая швейная машина в углу. Больше похоже на обитель сумасшедшего модельера – или просто сумасшедшего. На любителя, должно быть. Тем более что у Квинн-то наверняка в комнате всегда был идеальный порядок – под стать хозяйке.
Но Квинн не так безупречна, как может показаться тому, кто с ней не знаком. Безупречные девушки беременеют, только когда школа уже позади. И родители у безупречных девушек соответственные – а не ублюдки, которые выгоняют дочь на улицу вместо того, чтобы поддержать её в трудную минуту... И Квинн, кажется, её новое жилище очень даже нравится. Но она всё равно явно чувствует себя не в своей тарелке.
- Будешь спать на вот этом диване. Устраивает?
- Да, конечно! Только чей он? Я что, кого-то, так сказать... выживаю?
Мерседес смеётся:
- Расслабься! Он для гостей. Когда к нам приезжает бабушка, её вечно подселяют ко мне.
Квинн несмело улыбается и ставит на пол свою сумку с вещами.
Квинн не хочет злоупотреблять ничьим гостеприимством.
- Я помогу, можно? – Квинн заглядывает на кухню. Мерседес и её мать готовят обед: миссис Джонс суетится у плиты, сама Мерседес за столом ловко и быстро режет овощи для салата. Мерседес уже собирается выдать что-нибудь снисходительное типа «да сиди уж, ты только приехала», но мать её опережает:
- Было бы очень любезно с твоей стороны, дочка.
«Дочка». Мать встречает всех её друзей так, точно знает их тысячу лет. Интересно, такая фамильярность действительно всем нравится? Но Квинн рада такому отношению – тёплому, может быть, в последнее время
непривычно тёплому для неё. И мягкая улыбка на её лице заставляет Мерседес забыть все «а может». Она никогда прежде не испытывала особого смущения, принимая дома друзей – и начинать не надо.
- К нам сегодня придут родственники. Ты готова к большому шумному чёрному семейному ужину?
- Я впишусь? – смеётся Квинн, нарезая салат. Мерседес подмигивает:
- Не бойся, среди нас нет расистов.
Ей приятно видеть Квинн радостной – наконец-то радостной. Почему некоторые утверждают, что беременные женщины нехороши внешне? Квинн похожа на прекрасную волшебницу.
Квинн хочется быть красивой – насколько это возможно в её положении.
- Я похожа на пивной бочонок на ножках, - бормочет Фабрей, выбирая наряд к ужину.
Мерседес закатывает глаза:
- Не пори чушь, милая. Кто тебе это сказал?
- Сама вижу.
- Тогда надень очки, потому что ты явно видишь что-то не то. Эй, чего стряслось?
Квинн, вдруг переменившись в лице, опускается на кровать Мерседес, держа руку на голом животе.
- Ой...
- Ну что? – нетерпеливо восклицает та, взволнованно присаживаясь рядом. Силы небесные, неужели ей плохо? Сердце Мерседес колотится быстро-быстро; рука находит руку Квинн и крепко сжимает её. – Что с тобой, Квинн?
- Ничего... Не волнуйся так. Просто ребёнок пихается. Это всегда так странно... Я дура, да?
- Вовсе не дура, - облегчённо возражает Мерседес. – Только не вздумай больше меня пугать, окей?
Квинн торопливо кивает.
- Вот... Чувствуешь? – она прижимает ладонь подруги к своему животу. Он почему-то кажется горячим-горячим, кожа – нежная; Мерседес кажется, будто её ладонь обжигает этим ласковым жаром, и он ползёт по её руке не то выше, выше – к сердцу, не то ниже, куда-то к животу. Ей становится неловко от этого странного ощущения, но руку она не отдёргивает.
- Да. Чувствую.
Квинн отрешённо смотрит в окно.
- Я иногда думаю... вот отдам я её кому-то, - наконец произносит она. – А вдруг это будут недобрые люди? Я боюсь представлять, что её жизнь сложится плохо, но... я же не могу её оставить себе. Я боюсь. И отдавать – боюсь.
- Ох, Квинн, - бормочет Мерседес, чувствуя себя вконец несчастной и бесполезной из-за того, что никак не может помочь. И они сидят на кровати некоторое время, обнявшись – пока не вспоминают, что скоро придут гости.
...Потом, за столом, когда отец Мерседес – высокий, тучный, громкоголосый мужчина – упоминает о том, что его дочь и эта «вот эта славная мисс» поют в школьном хоре, все собравшиеся принимаются упрашивать девушек спеть, Мерседес неуверенно затягивает „Smooth operator” Шаде; Квинн подхватывает, голоса подруг переплетаются в одну невидимую струну, материн двоюродный брат подыгрывает на стареньком пианино, и все проблемы будто бы отступают в тень. Гости уходят поздно, ложатся спать в доме Джонсов ещё позднее – моют посуду, наводят порядок.
Перед сном Мерседес подходит к дивану, на котором ей соседка по комнате уже закуталась в одеяло и готовится сомкнуть веки, наклоняется и целует Квинн в щёку.
- Ты чего? – удивлённо хихикает Квинн.
Мерседес пожимает плечами:
- Ничего. Спи, малышка.
- Спокойной ночи, мамочка, - смеётся Квинн и закрывает глаза, а Мерседес ещё пару минут стоит у её постели и пытается понять, что за торжество безумия творится в её душе.
Квинн потихоньку начинает казаться, что она нашла свой настоящий дом.
2.
Рейтинг: PG.
Тип: фемслэш.
Пейринги: Бриттани С.Пирс/Сантана Лопез, Квинн Фабрей/Рейчел Берри.
Предупреждения: ООС?
Они бесцеремонно, нагло, бессовестно счастливы. Будто их озаряет солнце, недоступное другим. Всё началось на выпускном, когда Сантана, выбежавшая из зала после объявления королевы бала, вернулась обратно в компании Британни, спела дуэтом с Мерседес «Королеву танца» Аббы, не сводя с лучшей подруги глаз, а после этого подбежала к ней и поцеловала Брит в губы на глазах у всего честного народа. Часть тех, кто был рядом, замерла в удивлении, часть – присвистнула. Безусловно, многие догадывались, что этих двух связывает ну очень нежная дружба, но это всё равно было как снег на голову.
На следующий день после выпускного, который молва уже окрестила самым
радужным в истории МакКинли, возмутительницы общественного спокойствия как ни в чём не бывало ходили, сцепившись мизинчиками, и сияли, как две начищенных монеты. На собрании хора они сели рядом. Арти, пристроившийся поотдаль, то и дело бросал на них хмурые взгляды, но, тем не менее, старался делать вид, что никакая девушка его вовсе и не бросала. В крайнем случае – он сам её бросил...
Отвлечься, нужно было отвлечься. Действительно послушать, о чём говорит мистер Шу. И Квинн старалась – но всё равно ловила себя на том, что посматривает в сторону Британни и Сантаны. Говорят, людям всегда интересны всяческие несчастья и катастрофы... что ж, возможно, но счастливые люди ведь тоже так притягивают взгляд. Спокойные – то есть, спокойная скорее Британни, Сантана нет-нет да оглядится: не перешёптывается ли кто? Не смотрит ли неодобрительно? Но всё равно.
Две счастливицы. Блондинка, которую издалека со спины, если не обращать внимания на рост, можно принять за неё, Квинн, особенно если бы они всё ещё ходили в форме болельщиц. И брюнетка, на месте которой так легко представить
другую брюнетку – маленькую, менее смуглую и более нескладную...
Сантана смотрела ей в глаза. Очевидно, снова оглядывалась и заметила, что Квинн буравит их с Брит взглядом. Квинн сглотнула; несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Лопез вдруг кивнула ей и расплылась в улыбке, достойной Чеширского Кота.
Вот чёрт. Догадалась ведь, кажется. Ну, теперь пути обратно, видимо, нет.
В конце концов, кто, как не Квинн Фабрей, имеет право на счастье.
...- До завтра, ребята. Думайте над песнями для национальных!
- Рейчел.
- Да, Квинн? Что тебе от меня... я хотела сказать – ты что-то хотела?
- Ты никуда не спешишь? Нам... нам нужно поговорить.
3.
Тип: слэш, почти джен.
Рейтинг: PG.
Пейринги: Дейв Карофски/Курт Хаммел, намёк на Сантана Лопез/Бриттани С.Пирс.
- I was born this way, hey!
I was born this way, hey!
I'm on the right track, baby,
I was born this way, hey!
Пропев последнюю строчку, хористы с воплями «йеее!» кинулись обниматься. Слаженно певшие и двигавшиеся, теперь они уж точно будто бы слились в единый живой организм – шумный, хлопающий по плечу и орущий «дай пять!». Дейв покосился на сидящую рядом Сантану – та сидела, сложив руки на груди, и не сводила тоскливого взгляда с весёлой толпы на сцене.
- Неплохо спели, да? – поинтересовался Дейв, надеясь, что это прозвучало достаточно небрежно. Перед глазами всё ещё стоял дерзко усмехающийся Хаммел в майке, надпись на которой сообщала, что ему нравятся парни.
- Д-да, - отстранённо отозвалась девушка. В том, как она сейчас говорила и смотрела, было что-то... механическое. – Здорово спели, - добавила она и резко поднялась. – Пошли отсюда, а? – это прозвучало бы умоляюще, если бы в голосе не было столько раздражения. Интересно, на кого она так злилась?
- Пошли, - легко согласился Дейв. Ему тоже хотелось поскорее покинуть зал.
- Карофски!
К ним, запыхавшись, спешил Курт. Дейв замер, как вкопанный, мысленно себя за это проклиная. Сантана, и не подумав его дожидаться, быстрым шагом направилась к выходу. Судя по всему, ей очень не хотелось пересекаться с кем-то из хористов, и Дейв был почти уверен, что этот «кто-то» - блондинка в майке, надпись на которой гласила, что хозяйка шмотки – дурочка.
Дейву и самому не хотелось пересекаться с большинством выступавших. Можно сказать, со всеми выступавшими. Но один из них уже стоял рядом.
- Ну? – более резко, чем хотелось, поторопил Дейв Хаммела. – Говори быстрее, меня моя девушка ждёт.
- Да? – Курт огляделся и убедился в том, что вышеупомянутой девушки уже и след простыл. – Хм, ладно... Собственно, я только хотел спросить: как тебе наше выступление?
Какого хрена он облизывает губы?! А, пить, наверное, хочется после пения...
- Нормально. Вы... я хочу сказать, ничего так вышло.
- Ты понял, для кого мы пели, Карофски?
Дейв бросил взгляд в сторону – так и есть, неподалёку маячит настороженный Финн. Небось ожидает, что его сестрёнку вот-вот снова обидит большой и злой Карофски.
- Для себя. Верно? – этот разговор начинал его нервировать. – Я так понял, вы этой песней и надписями на майках хотели сказать, что любите свои отклонения и гордитесь ими.
- Верно, но лишь наполовину. Только не отклонения, а особенности, - почти строго поправил его Курт. Он весело помахал своему сводному брату: типа, ничего такого, всё путём. Моей жизни ничего не угрожает. – Через песни исполнитель всегда обращается к тем, кто его слушает. Пытается донести до них какую-то мысль...
- Ты обо мне? – Дейв нахмурился. В зале, кроме них с «Джей Ло», зрителей не было.
- Да. И о твоей... о Сантане, кстати, тоже. Ты слышал, о чём поётся в этой песне, Дейв? Ни общественное мнение, ни стереотипы не должны мешать тебе быть собой. Только так можно стать по-настоящему счастливым.
Дейв напрягся.
- Ты не знаешь, каково это... – негромко начал он.
- Ошибаешься. Уж кто-кто, а я-то знаю. Во многом знаю благодаря тебе, - Курт грустно, но беззлобно улыбнулся. – И я ни на что не променяю возможность не притворяться и никому не лгать. Это такое... неповторимое ощущение.
Он ещё раз улыбнулся – вроде как на прощание? – и направился к своим. На полпути он неожиданно обернулся и весело крикнул:
- Подумай над этим, Карофски! Мы пели для тебя!
Дейв сдержанно кивнул и торопливо зашагал к дверям. Последние слова Хаммела звоном отдавались в ушах.
«Мы пели для тебя, Карофски».
Он – пел – для него.
