Тринадцать "Почему" переводчика krosochka    в работе   Оценка фанфикаОценка фанфика
13 ключевых эпизодов "И Вспыхнет Пламя" от лица Пита Мелларка
Книги: Сьюзанн Коллинз "Голодные Игры"
Пит Мелларк, Китнисс Эвердин
Angst, Любовный роман || джен || PG-13 || Размер: миди || Глав: 8 || Прочитано: 23442 || Отзывов: 7 || Подписано: 45
Предупреждения: нет
Начало: 12.05.12 || Обновление: 18.02.13
Данные о переводе

Все главы на одной странице Все главы на одной странице
   >>  

Тринадцать "Почему"

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Глава 1. Возвращение Домой


"Девять Жизней Пита Мелларка" (фанфик по первой книге) hogwartsnet.ru/mfanf/ffshowfic.php?fid=65084&l=0

От автора: Напоминаю, что я не переписываю всю книгу целиком. Я выбрала, на мой взгляд, 13 наиболее значимых для Пита эпизодов из книги «И вспыхнет пламя». Так что, да, некоторые моменты будут упущены. Я знаю, что есть такая книга “Thirteen Reasons Why”… я читала ее. Но это название - идеальное отражение моих мыслей по поводу чувств Пита в «И вспыхнет пламя». Поскольку эта книга так и не была опубликована, думаю, что ничего страшного в том, что я использовала это название. Читайте, наслаждайтесь, комментируйте! Спасибо (с)



У меня дома спокойно. Тихо. Практически все время. Я живу один, не смотря на то, что предлагал, хоть и неохотно, своей семье переехать ко мне. Конечно, они вежливо отказались, сказав, что им нужно жить в пекарне, хотя мы все знаем, что причина не в этом. Они больше меня не знают. Их тревожит, что они никак не могут понять, через что мне пришлось пройти. Я уже не тот мальчик, который оставил их. Когда я вернулся, я обнаружил, что ищу ту жизнь, что осталась позади, но я больше не вписывался в нее.
Когда поезд подъехал к Дистрикту-12, моя семья ждала меня на платформе, рядом с ее семьей. Тут и не могло быть иначе. Она кинулась в объятья матери и сестры, не плачет, только все сильнее сжимает их в объятиях. Они плачут, и держат ее так, будто больше никуда ее не отпустят.
И я помню, как Гейл обнял ее. Самое крепкое объятие. Я помню выражение ее лица, когда она увидела его.
Моя семья встретила меня с объятиями. Они тоже рады, хоть это и выглядит как-то наигранно. Мои братья, я знаю, до сих пор чувствуют вину за то, что произошло, а моя мать никогда особо и не заботилась обо мне. Тем не менее, они сыграют радость для камер. Мой отец был единственным, кто был искренне рад меня видеть, хотя он и не знал, как себя вести. Он хотел, чтобы вернулся его сын, но мальчик, которого он знал, умер на Арене.
Даже мои друзья держатся в стороне. В день приезда лишь немногие из них пришли, но разговор вышел странным, и не прошло и часа, как они ушли. И я стал свободен. У нас больше нет ничего общего. Они будут работать в шахтах или в магазинах. Жениться, заводить семьи.
А я… я остался наедине со своими мыслями.
Об Арене, трибутах, Играх…
О ней.
Несколько следующих месяцев после нашего возвращения мы практически не разговаривали. Не знаю, нравится мне это или нет. По крайней мере, мне не приходится испытывать боль, при виде ее и осознании, что все это ложь. Тем не менее ... находиться вдалеке от нее тоже больно. Теперь я знаю, что любовь – синоним боли. Но почему же тогда я так сильно ее люблю?
Уже несколько месяцев мы так живем. Отчужденно, почти не разговариваем, если нет камер, а на камеру показываем то, что желает Капитолий. Это меня убивает. Мы не сказали друг другу ни слова в течение последних недель, пока не появились камеры, когда вдруг она побежала ко мне с радостным выражением лица. И на мгновение я забыл все, что между нами было, и просто обнял ее. Мы упали в снег, целовались и смеялись, и на мгновение я был совершенно счастлив.
Затем осознание реальности вернулось, я вспомнил, что это всего лишь игра.
Даже когда начинается тур победителей, ничего не меняется. Как-то я надеялся, что находясь среди жителей Капитолия, мы оставим позади все эти месяцы, и сможем вернуть хоть каплю цивилизованности и признания в наши отношения. Но Китнисс выстраивает между нами высокую стену, и я боюсь ее преодолеть.
Но это пока я не увидел, что Китнисс страдает. Тогда я решил сделать первый шаг, поскольку она его точно не сделает. Она очень гордая, никогда не признает, что нуждается в помощи. И она знает, что сделала мне больно. Я уверен, что она чувствует вину и не захочет дружбы между нами. Кроме того, она знает, что я все еще люблю ее, и не знает, что с этим делать. Но я могу растопить лед между нами, поэтому я, наконец, иду к ней.
Это случилось после того, как она сорвалась на Эффи – не сказал бы, что тут я виню ее. Все очень напряжены во время тура, ведь мы вынуждены переживать все ужасы Игр, а тут Эффи со своим поверхностным отношением. Когда Китнисс срывается и кричит на нее, я понимаю, что это мой шанс. По крайней мере, сходить и узнать в порядке ли она. Я жду некоторое время, давая ей побыть одной.
В коридоре тихо и мои шаги эхом раздаются по всему вагону, предупреждая ее о моем приближении.
- Знаешь, у меня нет настроения слушать нотации, - рычит она, когда я к ней подхожу.
- Хорошо, постараюсь быть кратким, - говорю я, присаживаясь рядом с ней. Все еще остается расстояние между нашими коленями, потребуется время, чтобы его преодолеть.
Она поворачивает голову и смотрит на меня некоторое время.
- Я думала, это Хеймитч, - говорит она и снова отворачивается.
Я качаю головой.
- Нет, он еще не догрыз свою булку, - мгновение я смотрю на нее, аккуратно пристраивая протез. – Что, неудачный день?
Прядь ее черных волос падает на глаза, и она нетерпеливо убирает ее.
- Да так.
Вот она всегда так. Отметает любую помощь, стараясь справиться с проблемами в одиночку. Но я устал бороться в одиночку. Я хочу, чтобы все было как раньше, до того, как мой мир разрушился. Знаю, что это невозможно, но я обязан сделать все возможное.
- Слушай, Китнисс, - медленно начинаю я. – Я все хотел с тобой поговорить о своем поведении. Ну, тогда, в поезде. По дороге домой. Я ведь знал, что между тобой и Гейлом что-то есть. И ревновал – еще прежде, чем нас объявили парой. Я был не прав: Голодные игры закончились, и ты мне ничем не обязана. Прости. – Я говорю все быстрее, нервы ускоряют мою речь. Мгновение она смотрит на меня, и я боюсь того, что она скажет. Странно, что больше всего меня пугает она. Она, кому я доверил бы свою жизнь, может все испортить с помощью всего лишь нескольких слов.
- Ты тоже прости, - отвечает она, заставая меня врасплох. По крайней мере, это не отказ.
- Тебе-то за что извиняться? – честно отвечаю я. – Ты спасала наши шкуры. – Она пожимает плечами. - Просто мне как-то не по душе, что мы шарахаемся друг от друга в реальной жизни, а перед камерами валяемся в снегу. Вот я и подумал: если не буду строить из себя… ну, ты понимаешь, обиженного мальчишку, мы бы могли стать… не знаю… друзьями?
Улыбка слегка затрагивает ее лицо, когда она кивает в знак согласия. Могу сказать, что не меньший груз упал с ее плеч, что и с моих. Однако я вижу, что она опять погрузилась в свои размышления, поэтому я стараюсь вернуть ее.
- Что-то не так? – спрашиваю я еще раз, наивно надеясь, что сейчас последует другой ответ. Она не отвечает. – Ладно, давай потолкуем о чем-нибудь попроще. Представляешь, ты рисковала жизнью ради меня на арене… а я до сих пор не знаю, какой твой любимый цвет.
- Зеленый, - говорит она с широкой улыбкой. – А твой?
- Оранжевый.
- Оранжевый? Как парик у нашей Эффи?
- Нет, - поморщился я. – Более нежный оттенок. Скорее, как закатное небо. – Вообще-то, именно такой закат я увидел через щель пещеры, когда держал ее руку.
- Говорят, будто все без ума от твоих картин, а я ни одной не видела. Жалко, - говорит она.
- Так ведь у меня с собой их целый вагон. Идем, - я потянулся к ее руке, и очень рад, когда она берет меня за руку, и наши пальцы переплетаются. Видно я мазохист, не смотря на обещание быть просто друзьями, думаю, что мы оба понимаем, что никогда ими не будем. И когда ее тонкие пальцы соприкасаются с моими, я чувствую легкий отголосок того, чего у меня никогда не будет.
Чем ближе мы к вагону-ресторану, тем неудобнее Китнисс начинает себя чувствовать, и я, наконец, говорю, что ей необходимо задобрить Эффи. Ее слова чересчур вычурные и пушистые, которые звучат, словно она совершила самое ужасное преступление, какое можно только вообразить. Идеально. Эффи любезно принимает извинения и даже позволяет Китнисс обнять себя, хотя и с меньшим энтузиазмом.
Когда мы подходим к вагону с моими картинами, я медленно открываю дверь, нервничая в ожидании ее реакции. Я не боюсь ее критики по поводу моих способностей. Как бы эгоистично это не звучало – я знаю, что я хорошо рисую. Но их содержание - яркие изображения, отражающие Игры - боюсь, это ее расстроит. Я колеблюсь и решаю не показывать ей картины вовсе, но я должен показать их кому-то. Кому-то, кто посмотрит на них и скажет что-то большее, нежели «Ой, как мило» или простые похвалы моего таланта. Я знаю Китнисс. Знаю, она почувствует то же, что и я, пока рисовал их. Мне нужен человек, который поймет.
- Что думаешь? – спрашиваю я после того, как она несколько минут их рассматривала.
- Они ужасны, - бросает она. Она как будто задыхается. – Ты воскрешаешь то, о чем я все это время мечтала забыть. – Ее слова звучат почти что обвиняющее. – Как тебе вообще удалось удержать в голове столько подробностей?
Я опускаю взгляд и тихо говорю: “Я вижу их каждую ночь”. Кошмары, от которых до Игр я не страдал, сейчас же донимают меня каждую ночь. Все, от той боли, что я испытал, когда Катон пырнул меня своим кинжалом, до запаха сырой пещеры, до страха потерять Китнисс. Все это я чувствую столь же реально, как будто я все еще живу там.
- Да, я тоже. Ну и как, рисование помогает? – она не смотрит на меня, когда говорит. Ее взгляд замер на изображении Руты, и в ярком белом освещении я вижу, как слезы засверкали в ее мягких серых глазах.
- Не знаю, - честно отвечаю я. Хотел бы, чтобы все было иначе, и я снова мог бы обнять ее. Так или иначе, чем ближе я к ней, тем более далекими кажутся все плохие вещи. – Вроде бы стало немного легче уснуть. По крайней мере, хочется в это верить. До конца от снов я не избавился.
- Возможно, и не избавишься, - отвечает она, делая глубокий судорожный глоток воздуха. – Как Хеймитч.
Я грустно качаю головой:
- Пожалуй. Но лучше уж просыпаться с кистью в руке, чем с острым ножом.
Тогда я не признаюсь ей, хотя и хотел бы, что это мой самый большой страх, после страха потерять ее. Стать таким, как Хеймитч. Настолько застрять в Играх, что уже невозможно оттуда выбраться. Стать тем, кого я не узнаю. Я не потерял себя в Играх, как и обещал своему брату. Я все еще знаю, кем я был, когда боролся. Даже когда убивал. Почему же? Я знаю, я изменился. Я прошел путь от невинного пекаря до оставшегося в живых, но я все еще знаю, кто я.
Я поднимаю взгляд и вижу, что Китнисс смотрит на меня. В ее взгляде нет гнева, нет любви, нет даже сочувствия. Взгляд, который больше никто не узнаёт. Она просто говорит: “Я понимаю”. И на мгновение кажется, хоть мы и в переполненном людьми поезде, что мы одни во всем мире. И я понимаю, что пока она есть у меня, я буду знать, кто я. Пока я люблю ее, я себя не потеряю.

   >>  


Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2024 © hogwartsnet.ru