Глава 1Прежде чем начать с главной части, лучше начать с начала. Потому что, как ты поймешь смысл середины, если не знаешь пролога?
tower
***
POV Лили
Однажды, не помню точно когда, может, мне было лет шесть, а может, даже и меньше, да и какая разница? Так вот, однажды к нам в дом заявился человек в черном. Вглядываясь в его довольно грубые черты, я невольно проникалась сожалением к этой личности, ведь его выражение лица постоянно прибывало в скорби, а глаза так и лучились болью к этой жизни. Я помню, что подошла к нему. Мы о чем-то беседовали, вот только уже вряд ил припомню о чем. Но единственное, что всплывает в памяти о том дне, были эти слова: «Жизнь — череда разочарований и горя. И она изредка будет разбавляться радостью, которая, по сути, не принесет тебе ничего».
Тогда я засмеялась про себя, потому что прекрасно понимала, что это не так. А чтобы убедиться в этом, достаточно только взглянуть в окно. Посмотреть на то, как поют птицы, как цветут цветы и расцветает жизнь. Но истина, как оказалась, была еще очень далеко, а мир не делится на черные и белые цвета. Он намного красочней, намного более объемистей, но тем и жесток.
Сейчас же, когда внутри пустота обволакивает сознание, я начинаю понимать, что люди делятся на два типа: на безнадежных романтиков и суровых реалистов. Да только знаете, романтикам в этой жизни достается намного больше боли, намного больше скорби и чистой воды страданий. Ведь реалисты — прагматичные люди, у которых все идет по одной сплошной, они рано или поздно привыкнут, всегда привыкали, а вот мечтателям не дано. Они будут упорно верить во что-то хорошее и груда разочарований свалится на их головы. Мечтатели, будут уходить в свой мир… но, а что, если там руины? И так холодно, что совершенно пропадает желание там находиться, что тогда? Кто мне ответит?
Знаете, если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил бы меня о самом плохом воспоминание моего детства, то я бы сказала, что оно само. Это чертово детство, которое навсегда сломало меня. О Мерлин, я бы отдала все на свете, лишь бы забыть его навсегда, но, а пока… Меня зовут Лили Эванс. И это моя история. Это история может задеть вас до глубины души, а может, оставить равнодушным, и вы забудете ее через пару секунд. Только сейчас мне как-то плевать. Мерлин, мне так хочется кричать, мои легкие разрывает и меня не остановить. Это — танец крика и разбой моей жизни.
Конец POV Лили.
На улице было сыро. Да, точно, очень сыро и этот воздух, пропитанный давно уже сгнившими листьями, мог разрезать легкие. Семилетняя Лили Эванс вышла на улицу, а после того, как вдохнула воздух, раскашлялась. Слишком много яда скрывалось в ее городе, слишком много всего отравляло ее. И это был 1967 год. Год, когда она должна пойти в школу. Год, о котором она мечтала, и которого так ждала. Хоть лето и было позади, но Лили еще грело то обжигающее солнце, и она могла поклясться, что лучи могли прожечь в ней дыру. Она поежилась. Сегодня был первый день в ее новой школе, и Лили так надеялась, что ее примут хоть там, что у нее появятся друзья и компания. Обидно, но надежды остро ранят.
Лили перепрыгнула на следующую ступеньку, а потом на еще одну и, засмеявшись, она упала на мягкую траву. А затем, повернувшись на спину, Эванс устремила свой полный любви к жизни взгляд на небо. Небо было ясное: ни тучки, ни одного признака на дождь и это светлое понимание бодрило ее. Она сильно рассчитывала на этот день. Вдруг, Лили услышала, как разбилась посуда. Быстро вскочив, она незаметно прокралась к месту, откуда исходил этот звук. Это была кухня. Родители опять ссорились, и сердце Лили наполнилось острой болью.
— Ты никуда не пойдешь! — голос матери раздался по всему дому. Так было всегда. Ее отец постоянно куда-то уходил, а Лили никак не могла взять в толк, куда же? Смутное волнение тяготило ее разум, а сцена, разворачивающаяся перед глазами, заставила девочку вжаться в стену, вцепиться в нее до белизны пальцев, до хруста косточек.
— Останови, — как всегда голос отца до безобразия спокоен. Как будто сейчас ничего не происходит, ничего важного. Он встал, захватив портмоне, и вальяжно вышел из комнаты, а через минуту дом озарил горестный полувскрик и звон бьющегося стекла.
Сердце Лили пропустило удар, ей никогда не нравились эти разговоры. Она с горечью посмотрела на мать, которая сидела на полу и держалась за стол, плача. Младшая Эванс прикрыла маленькой ладошкой рот и попыталась успокоиться, заставить себя улыбнуться, но только ничего не помогало. Никогда не помогало. Лили видела это каждый божий день, она слышала, как бьется посуда, девочка чувствовала, как рушится их семья, и как же больно по ночам тихо молиться, чтобы они были вместе. Чтобы они помирились, и у Лили была бы полноценная семья. Семья, о которой она мечтала, и которую у нее так бессовестно отобрали.
В тот день она не пошла в школу. Как и в последующую неделю. Лили решила остаться с матерью, она не могла бросить ее в таком состоянии, а отец так и не пришел. Вскоре, когда младшая Эванс тихо прокралась на кухню, дабы выпить молока, она услышала, как ее мать — Мелисса Эванс постоянно повторяла одно и то же слово «Развод», и вот тогда-то до сознания маленькой и глупенькой Лили медленно стало доходить,
уже ничто не будет так, как раньше. А затем странные люди в строгих костюмах, радостное выражение лица ее отца и крики матери. Когда же пришло время выбора, с кем оставаться девочкам, Лили ответила, что только с матерью, а Петуния…
— Я остаюсь с отцом, — заявила она, и ей никто не стал мешать.
А мешать собственно было и некому.
Лили хорошо запомнила, как хлопнула дверь, как опустела комната. В этом воздухе был уже не яд и острота, а только боль. Она подошла к семейной фотографии и посмотрела на старый черно-белый снимок, где стоял, улыбаясь, ее отец, придерживая малышку Лилс, которая сидела у него на плечах. Мелисса Эванс радостно улыбалась в объектив, доверчиво прижавшись к мужчине, обнимая свою старшую дочь, не менее счастливую Петунья, чьей улыбкой можно было бы спокойно подавиться. Лили, ощущая слезы на своих щеках, яростно разорвала фотографию, пытаясь остановить истерику. Она выкинула снимок выкинула в камин, а потом долго еще стала наблюдать, как языки пламени поглощают его. И в этот момент, она словно безумная шептала единственные строки:
— Надо жить по-новому, без остатка…
Anything, anything,
Ничего, ничего,
Don't tell them anything,
Ничего не говори им,
Anything, please.
Ничего, пожалуйста.
We're gonna die...
Мы умрем...
The Neighbourhood - Female robbery
