Глава 1Грегори Гойл сидел на кровати и смотрел на свой ботинок. В восьмой спальне было удивительно безлюдно. Наверное, теперь так будет всегда. Кровать Винса так и останется вечно застеленной. Монтегю, скорее всего, уйдёт в отдельную комнату – он теперь человек женатый. Если ещё и Малфой уберётся в спальню префектов, впору будет выть. Впервые за семь лет Гойл пожалел, что слизеринцы спят по четверо, а не по пятеро. Хоть бы кто-то ещё... В седьмой Блейз с Тео, с ними жили ещё двое шестикурсников. Они сейчас не приедут; может, объединиться?
Смотреть на пустую кровать Винса было больно. Грег запрещал себе думать обо всём этом, но запретить чувствовать боль не мог. Может, оно и к лучшему. Напоминает, что он живой.
С Драко не виделись три дня. Уже соскучился. Согласен на Азкабан, только верните Малфоя.
Согласен на всё, только верните Винса.
На всё согласен. Пусть Аластор снова часами гундит про свою рыженькую, пусть Драко к месту и не к месту поминает Поттера и Грейнджер, пусть Винс горестно вздыхает и с сочувственным пониманием косится на него, Грега, и он, Грег, старательно молчит о том, что набило оскомину другим...
Пусть вечером, за минуту до отбоя, бесшумно распахивается всегда скрипящая дверь, и в комнату врывается тихий, такой родной шорох чёрной мантии – мальчики, всё в порядке? Хорошо, спите, я пройдусь по Слизерину... Спи, я сказал, настаростился уже сегодня по самое не могу. Я, что ли, не вижу, у тебя глаза слипаются. Винс, вытащи книжку из-под подушки. Аластор, ты дописал трансфигурацию? Грег, у тебя одеяло поперёк. Драко, спи уже, наказание...
Зачем он, Грег, приехал в Хогвартс этим летом? Ну ладно Забини, ему надо. Ладно Малфой, у него репутация. Ладно Монтегю, у этого всё в порядке, слава Мерлину. Зачем Гойлу диплом Хогвартса? На стенку прибить? Тоже мне, лучший ученик выискался...
Тихо скрипнула дверь. Чуть смущённо, боком, в комнату просочился Монтегю. Положил сумку на свою постель – в этот раз эльфы не приносили вещи студентов. В этот раз и Хогвартс-экспресса не было...
- Ты чего? – Грег спросил и тут же с досадой понял, что придётся объясняться: вопрос получился не таким, как он хотел, а злым, нехорошим. Что-то вроде «почему ты не с ними, ты же должен быть среди победителей». – Ну, в смысле, я думал, вы с женой займёте отдельную спальню, – нехотя добавил он.
Аластор передёрнул плечами.
- И где она должна, по-твоему, находиться? В кабинете директора? В большом зале? В библиотеке? Мне нельзя быть в её гостиной, ей – в моей. На чьей территории мы должны жить? Нет уж, я лучше как обычно, с вами.
Грег промолчал, просто кивнул, хотя они прекрасно друг друга поняли. Если бы мистер и миссис Монтегю очень захотели, им бы нашли место. Любые правила пасуют перед аргументом «она моя жена». Не невеста даже – законная супруга. Опять же, Монтегю – герои войны. Оба. Он – один из немногих (если верить «Пророку», и вовсе единственный), кто ушёл на «хорошую сторону», когда пришла пора делать выбор. Она – дочь погибших аврора и магглы, осиротевшая по воле сторонников Тёмного Лорда и вступившая в Орден Феникса в день своего совершеннолетия. Сьюзен и Аластор, безумная пара этой безумной войны. Уж Грег-то точно знал, что они любят друг друга; он семь лет слушал, какая умница и красавица Боунс. Но Монтегю предпочёл вернуться в Слизерин, поддержать своих. Они всё-таки остались ему своими – они, а не те, другие.
Это хорошо. Им бы его не хватало.
В конце коридора хлопнула дверь. Кто-то с пятого курса? Нет; стремительные шаги, летит, будто бы... Будто бы ничего не было. Он сильный. Как бы это и Грегу стать таким же сильным?
Дверь распахивается, испуганно скрипит.
Влетает. Мантия летит следом. Похож, негодяй.
- Пропади оно всё, кто-нибудь когда-нибудь смажет эту дверь?!
Заполнил комнату шумом. Запахом – жасмин, ещё трава с названием, которое Грег всё время забывает, на плечах по капле какой-то дряни с мускусом. Собой.
Вернулся.
- А чего вы такие тихие? И почему вообще здесь? Блейз где? Ребята, вы чего?
Остановился наконец. Смотрит. Удивляется.
Родной.
- Ничего, – Ал, похоже, так и будет молчать, придётся ему. – Я ждал, кто придёт. Вот он пришёл. Теперь ты. Теперь можно идти. Говори, чего делать.
Так много слов. Меньше нельзя – так много надо сказать. Как было одиноко. Как боялся, что они не придут. Как медленно, по кусочку из осколков собирается глыба – Слизерин.
Он поймёт. Он всегда понимал.
Посмотрел. Улыбнулся тонко, быстро, кончиками губ. Похож, гад. Как же похож!
Не думать. Больно.
- Дальнее крыло посмотри. Там, где три хода соединяются. Кажется, там больше всего порушено, оцени. Ал, взгляни возле малых. К банкету я должен знать масштаб разрушений, хорошо? И, Мерлиновы штаны, кто-нибудь видел Блейза?
Грег мотнул головой. Аластор вспомнил, что вроде зелёное мелькало возле Стервы-Минервы.
- Если это был не ты, значит, он, – говорит – и наконец улыбается по-настоящему. Кажется, он боялся, что они, неделю как из Азкабана, его не примут. Глупый.
- Не, не я. Ладно, значит, найдётся. Ещё и указаний наверняка принесёт три стопки. Это всё к лучшему. Значит, я в зону средних, встретимся перед банкетом. Всех люблю. Вперёд, красавцы!
Жизнерадостный. Это хорошо. И, похоже, как и раньше, игнорирует своё право на спальню старост. Мерлин, где ты там, слышишь меня? Спасибо.
Слизерин выглядит ужасно. По ободранным, закопчённым стенам змеятся трещины, в некоторых спальнях выбиты двери, в гостиной упала часть потолка, многие коридоры завалены... Он шёл по родному факультету и чувствовал себя колдомедиком, осматривающим смертельно раненого друга. Столько всего надо сделать, чтобы здесь всё снова стало прежним...
Улыбнулся полустёртой надписи на стене: «Мы – лучшие». В этом и заключается корень зла, он понял это со всей очевидностью. В них пошатнулась вера в себя и свою исключительность. Они усомнились – и тут же были наказаны.
Они поверили, что потеряли того, кто и правда был – лучшим.
Нельзя допустить, чтобы неверие осталось. Кто победил, кто проиграл – не имеет значения. Победили все, кто выжил, – и некоторые из тех, кто погиб. Какая разница, что о них думают, что пишут в «Пророке», что сочиняют в приговорах? Они – лучшие. Только так они выживут.
Встать. Не смотреть пустым взглядом туда, откуда никогда не вырвется чёрное торнадо. Идти. Скоро банкет. Все соберутся. Надо улыбаться. Надо быть сильным. Надо восстанавливать то, что разрушено. Репаро тоталус. Заделывать дыры, красить стены, снова выводить на них: «Мы – лучшие», «Мы получаем то, чего хотим», «Этот мир – наш!», «Добро пожаловать в лучшее место на свете!». Опять написать у входа на факультет старательно кем-то замазанное: «Мы лучше вас всех!». И пусть они считают, что победили нас. Они победили Тёмного Лорда. Мы – выжили, а значит, одержали верх.
Итак, старостами факультета Блейз и Пэнси. Приехали все, кто остался в живых. Прорвёмся.
Мерлинова задница, как же не хватает Винса!
Упрямо мотнул головой. Не думать. Нельзя. Как нельзя вспоминать ту жуткую ночь, когда они узнали, что его нет, и как он метался по Хогвартсу, и как наткнулся на трижды проклятое зеркало Еиналеж, из которого навстречу ему шагнул усталый, недовольный Снейп, раздражённо бросил: «Ну чего ты здесь торчишь, иди туда, где тебя не хватает! Ты должен, Драко...»
Не об этом сейчас.
После банкета провести короткое совещание старост. Значит, к этому времени успеть поговорить с Филчем, Макгонагалл, всеми деканами. Не думать! На совещании уведомить всех, на какие работы ставится какой факультет, чётко обрисовать задачи. Потом уединиться с Грейнджер, поделить обязанности. Списки сделать, к утру предоставить Макгонагалл. Написать отцу дежурное «уменявсёхорошо». Обнять Блейза. Помолчать с Грегом. Сказать Алу «спасибо». Передать Тео то, последнее письмо. А потом можно расслабиться. Может быть, даже немного поплакать.
Они поймут.
А утром обязательно что-нибудь случится. Что-то неотложное, страшное, требующее его внимания без остатка. Может, где-то упадёт потолок. Или целая башня. И ещё один день можно будет прожить.
Улыбайся. На тебя смотрят. Принц умер – да здравствует принц! Ты сейчас – лицо Слизерина. Они думают, что ты запуган и сломлен. Они надеются увидеть в твоих глазах покорность и страх.
Если это случится, значит, он умер зря.
Сердце Слизерина должно биться гулко и ровно.
- Здравствуйте, госпожа директор. Простите, что я сразу к вам не зашёл, но, кажется, вы были заняты. Вы не будете так любезны сообщить мне то, что я должен знать, сегодня вечером совещание старост?
Улыбайся!
Драко выглядел безупречно, это, как обычно, придавало уверенности. Он знал, как при любом движении меняется каждая складка на его одежде, как ложатся волосы, когда он поворачивает голову, – знал, что движения его плавны, а сам он прекрасен. Иллюзия полного контроля над происходящим; это он тоже знал. Сейчас иллюзии были нужны. Они успокаивали. Малфой излучал самоуверенность и высокомерную снисходительность, которая при общении с профессором Макгонагалл превращалась в высокомерное внимание – в случае с Драко, пожалуй, его можно назвать почтительностью. Она знала: префект пытается быть вежливым. Не потому, что боится её, просто этого требует честь старосты.
Между ними не было недоговорённостей, хотя они до сих пор и не говорили. Исполняющая обязанности директора знала, что он не хотел приезжать, но родители настояли, и что многие слизеринцы колебались, возвращаться ли в Хогвартс, пока не узнали о его решении. Драко знал, что ей это известно. Она была обязана ему тем, что Слизерин собрался. Он ей – тем, что он и его друзья получат дипломы. Им не надо было ничего объяснять друг другу.
- Да, мистер Малфой, давайте пройдём в кабинет и поговорим, – она всё ещё не могла сказать «мой кабинет». – Бумаги, напрямую касающиеся Слизерина, и некоторые указания я передала старосте факультета, с вами же я хотела бы побеседовать о школе в целом.
- Разумеется, госпожа директор. Сейчас именно школа в целом является для меня приоритетом.
Ложь. Они оба знают об этом. В Хогвартсе должен всегда быть кто-то, кто отвечает за всех, но в первую голову заботится о Слизерине.
- Прежде всего, госпожа директор, мне необходимо знать имена всех старост. Вы же понимаете, мы прибыли сюда по каминной сети и не могли поговорить...
- Естественно, я понимаю это, мистер Малфой. Если вы считаете необходимым упоминать такие вещи, то это я разблокировала камины.
- Прошу прощения за бестактность, госпожа директор. Я только хотел сказать, что у меня не было технической возможности...
- Я поняла, что вы хотели сказать, мистер Малфой, – кажется, действительно поняла. Похоже, даже не собирается отрицать. Наверняка остальные старосты знают, что он – префект школы. Щенка бросают в воду... Что ж, спасибо, профессор. Ему это необходимо. – В основном старостами остались те же, кто был в конце шестого курса. Вопросы возникли только по поводу Гриффиндора; мнения преподавателей разделились. Часть считала необходимым вернуть мистера Уизли, остальные же утверждали, что мистер Лонгботтом прекрасно справляется. В конце концов мнение второй группы перевесило.
Читай – я присоединилась к ним. Де-юре Лонгботтом никогда и не был старостой, зато де-факто руководил не только Гриффиндором. Впрочем, какое значение имеют сейчас все эти формальности? Макгонагалл показывает когти. Ей надо продемонстрировать, что она способна удержать Хогвартс, иначе совет попечителей назначит директором кого-нибудь постороннего.
- На когда вы назначаете совещание старост, мистер Малфой?
- За час до отбоя, профессор. Я скажу им перед банкетом.
- Отлично. В таком случае вы успеете ознакомиться...
Гриффиндорский директор – это только название. Все директора немного слизеринцы. Потому что эта должность имеет отношение исключительно к политике, а вовсе не к образованию.
Когда дверь директорского кабинета отворилась, Гойл отлепился от стены. Молча пошёл следом. Как обычно, чуть справа и чуть сзади. Пустое место слева казалось раной. Через несколько шагов Драко мотнул головой – будто слепня отогнал.
- Рассказывай, что нашёл.
- В дальнем три коридора в щебёнку. За Мильфенаром Слепым озеро. На пять коридоров вроде. От двадцать шестой снова сухо. Там, где портреты поубирали, на полу штукатурка. Маг-окна побиты все. У дверей тридцатой лежат балки. Опасное место.
- Ясно, спасибо, – кивает. Сосредоточен. Ожидал меньшего?
Грег чуть сжал руку Драко.
- Что? – Малфой повернул к нему голову.
- Сейчас ладно, они только приехали. Но потом – ходи с нами. Ну их. Ты префект, знаю. А они – придурки.
Драко криво улыбнулся.
- Буду. Я ж понимаю всё, Грег. Я не хочу... дразнить гиппогрифа. Мы пока ещё не сильные, мы только становимся сильными. Глупо геройствовать я не буду, это ни к чему. Не на том факультете учусь. – Помолчал, прикрыв глаза. И всё-таки сказал: - Не бойся, я тебя не брошу.
До самого Слизерина больше не говорили. О чём тут говорить? Малфой должен выжить, значит, не будет делать глупостей. Отлично.
Потом сидели в восьмой. Блейз с кучей свитков, красный, злой. Пэнси, нервная, с картой факультета. Тео, молчаливый и собранный. Грег, как обычно, у двери. Остальных не позвали.
Драко говорил мало. Непривычно даже. Сказал, что именно в Хогвартсе поручено Слизерину. Взял список факультета, разбил на группы, поставил старших. Обрадовал, что не везде в школе можно чинить магически. Нотт хохотнул нервно, предложил срочно размножить Гойла. Он, дескать, один тут руками работать умеет.
- Скажи спасибо, что мы не в Гриффиндоре, – огрызнулся Малфой. – Нам-то доски да камни вниз тащить, а им – наверх, и лестницы у них подлиннее наших будут.
- Повезло нам, что подземелье сильно раздолбано, – проворчал Блейз, пошуршал свитками. – А то бы поставили, например, на Астрономическую, как хаффлпаффцев.
- Главное – очень быстро не работать, – заметила Пэнси, размечая на карте повреждения. – Особо умелых точно на помощь кому-нибудь отправят.
- Думаю, не в нашем случае, – Драко почесал затылок. За семь лет Грег видел этот жест только в их спальне. Малфой должен быть безупречен. – У нас столько поломано, что скорее нам помощь пришлют. Нападавшие же шли через слизеринские ходы. Ладно, поехали дальше. Пароли меняем дважды в неделю. Осторожность соблюдать фанатично. Паранойя – наш рулевой. Постоянная бдительность, никому нельзя доверять. Не задевать никого и другим не давать. Официальная версия – нам нет ни до кого дела, своих проблем по горло. В разборки не вступать, звать меня. Блейз, я всё понимаю, но тебя тоже касается. Вы с Пэнси, вместе взятые, за это лето снимете меньше всего баллов. И добавите тоже меньше всех. A la guerre comme a la guerre*. Теперь по занятиям...
Странное дело, но Грегу было спокойно. Драко здесь. Что делать, знает. Остальные его слушают. Всё хорошо. Нет страшнее, чем сидеть без дела и смотреть друг на друга. Ждать, пока кто-то начнёт командовать. Сомневаться, делая.
Малфой не ошибается. С ним не надо сидеть, смотреть, ждать. Сомневаться. Его надо просто слушаться. Это хорошо. Это легко. Он умеет.
Послушались бы тогда, может, Винс был бы жив.
Сейчас Гойл точно знал, что надо было делать. Забить Крэббу его глупые слова в глотку вместе с парой зубов и слушать Малфоя.
Сейчас это знание не было нужно. Но хорошо, что оно было.
В объяснения Грег не очень вникал, выискивая в словах Драко инструкции. В общем выходило, что Хогвартс слишком сильно оплетён заклинаниями, и там, где проломлены стены, простой
Lumos может с чем-то соединиться, и будут... последствия. Значит, придётся чинить по-маггловски, молотком, гвоздями и Гойловой силой. Грег перечёл ещё список своей группы.
Плохо.
Драко не всегда будет рядом.
Страшно.
Он умный. Красивый. Но – слабый. И палочка у него только одна. И тёмным колдовать не станет. Не для того возвращался.
- Блейз! Присмотришь?
- Ох, Грег, сам думаю... Надо как-то поделиться, чтобы всё время с ним рядом кто-то был.
- Человека три.
- Лучше пять, я думаю. Тогда можно и девчонок считать. Они мускулами не богаты, но колдовать умеют. Правда, он станет ругаться, рассказывать, что работать надо, все дела... Но я так думаю: пусть лучше ругается, чем нам его потом откачивать. Опять же Помфри за своё возьмётся, симулирует, мол, пока ей втолкуешь...
- Кто с ним?
- Сейчас? Кажется... Ой! А и правда, никого, выходит.
- Ты, я?
- Давай я, он наверняка по старостам побежал. Всё, пошёл.
Умчался. Гойл обернулся на Пэнси, тронул за плечо, показал глазами вслед убегающему Забини. Она молча поднялась и торопливо пошла за ним.
Часы в гостиной, ещё один инвалид войны, глухо бомкнули и что-то прохрипели. До банкета оставалось минут десять. Гойл пошёл искать пятый курс и сгонять в Большой зал. В голове медленно ворочались цифры: всего их пятьдесят шесть, семикурсников двадцать пять, значит, тридцать один. Двое, Драко говорил, доберутся завтра, значит, двадцать девять. Пятый курс в спальнях после пятнадцатой... Лишь бы не поразбегались по факультету.
Ничего, скоро снова привыкнут к порядку. С Малфоем не забалуешь.
- Селвин! Твою спальню найди и в зал. Банкет начинается. Милли, девчонок собери...
Входя в Большой зал, он поймал на себе немного растерянный взгляд Сью. Кажется, она ждала, что Ал подойдёт, обнимет, может, сядет с ней или позовёт к себе... Но он только улыбнулся и кивнул ей ободряюще.
Всё было правильно. Монтегю помнил тот разговор у Снейпа. Декан метался по комнате, взад-вперёд, и говорил, говорил, говорил без остановки. Ал запомнил каждое слово. Он сделал так, как хотел профессор. Тот убеждал его, что всё правильно. Почему же сейчас собственные поступки кажутся ему предательством?
Нет, он правда всё сделал верно. Он защищал ту сторону, которой следовало победить. Оказывается, добро и зло существуют на самом деле, и иногда их даже можно отличить друг от друга, кто бы мог подумать. Дамблдорова борода, всё, что он делал, было правильно! Почему же так паршиво? Словно бы бросил друзей в ответственный момент – хотя, кажется, они знали и одобряли.
Сью неуверенно улыбнулась в ответ и села рядом с Ханной. Вроде не обиделась. Ладно, поговорят потом. Сейчас Ал точно знал: его место – в Слизерине.
Макгонагалл в кресле Дамблдора выглядела дико и неуместно. Как будто статуи Основателей переставили местами, а слизеринцев нарядили в синее. Интересно, кто приведёт новеньких первого сентября? Спраут?
На секунду замешкавшись, исполняющая обязанности директора поднялась.
- Я рада приветствовать вас всех в Хогвартсе. Надеюсь, все добрались без приключений, ничьи вещи и домашние животные не потерялись. Я не стану надолго задерживать ваше внимание, скажу лишь, что из-за непростой ситуации, сложившейся с качеством образования в прошлом году, всем вам разрешено сдавать экзамены по всем предметам на ваш выбор. При этом не имеет значения, посещали ли вы занятия по выбранному предмету. Те из вас, кто не сдаст экзамены в августе, сдаст их недостаточно хорошо или захочет досдать ещё что-либо, смогут остаться на следующий учебный год для посещения необходимых занятий. При этом повторно проходить курс обязательных предметов им не надо, – профессор Макгонагалл перевела дыхание и ещё чуть выше подняла голову. – Я надеюсь, что все вы получите удовольствие от этого лета, несмотря на прискорбную необходимость тяжёлого труда. Напоминаю, что война закончилась, и мы больше не делимся на врагов и друзей. Мне было бы приятно сейчас, в трудный для нашей школы час, видеть Хогвартс единым и сплочённым. Мы многое пережили, погрустили о потерях, порадовались победам, а теперь надо восстанавливать разрушенное и идти вперёд.
Монтегю рассеянно покосился на стол Хаффлпаффа. Сью слушала серьёзно, задумчиво накручивая локон на палец. Красивая, подумалось с теплотой и гордостью. Люблю.
Покосился на своих. Напряжены, внимательны, собраны. На минуту стало стыдно. Ему-то хорошо, а им? Не успев себя остановить, Ал обернулся на гриффиндорский стол – и понял, почему его однокурсники так старательно не смотрят в сторону красно-золотых.
Аманда Шепард разговаривала с Парвати Патил, изо всех сил не обращая внимания на слизеринского старосту. Об их тайном обручении в начале шестого курса в Гриффиндоре не знал никто, но от ближайших друзей Блейз его не скрывал. Перейдя на седьмой, Аманда настаивала на разрыве помолвки, но Забини убедил её не спешить, мотивируя отсутствием у себя Метки и тем, что никто всё равно ничего не знает. Вроде официально ритуал не расторгнут до сих пор, хотя точно Монтегю не знал.
Место Лаванды Браун было пусто. Ал похолодел. Он не помнил наизусть список погибших, и сейчас мысль о том, что имя девушки, в которую влюблён один из его друзей, не осталось бы незамеченным, казалась слишком самоуверенной. Монтегю глянул на Гойла; тот сидел неподвижно, с закаменевшим лицом, и смотрел прямо перед собой. Пэнси под столом держала его за руку.
До четвёртого курса Аластор был единственным, кто доставал всю восьмую спальню разговорами о Самой Прекрасной Девочке На Свете. Над ним и его великой любовью посмеивались; да он и сам понимал, что это смешно: встретить девочку на платформе 9 ¾ и заявить ей, дескать, ты такая рыжая, я на тебе женюсь.
Друзья терпели, выходя из себя не чаще раза в месяц. А на четвёртом курсе влюбился Гойл. С маху, будто врезался в стену. Увидел, как Лаванда заходит в кабинет зельеварения, откидывает назад выбившийся из причёски локон... И пропал.
Их стало двое. Впрочем, неразговорчивый Грег не расписывал по два часа прелести своей возлюбленной – он просто вздыхал, тосковал и время от времени выдавал пару фраз, после которых его кидались утешать. Он отличался от них от всех: у него не было ни унции надежды. Красавица Лаванда в кругу вечных поклонников не имела ни малейшего шанса заметить Гойла, некрасивого и глуповатого, да к тому же ещё с вражеского факультета. И пусть слизеринские девушки знали, что у него гора достоинств, Грегу-то нужна гриффиндорка!
У Малфоя была своя любовь – любовь ненавидеть Поттера и Грейнджер. Он говорил о них так же часто, как Монтегю – о Сьюзен Боунс, и время от времени нарывался на шутливые обвинения во влюблённости в грязнокровку или, ещё лучше, её шрамоголового друга. И только Винс помалкивал, вздыхая тяжко.
С какой радости Блейз начал дружить с Амандой, Аластор не знал. Всё-таки чужая спальня – потёмки. Впрочем, Забини всегда был в хороших отношениях со всеми. Неудивительно, что именно он нашёл близкого друга – вернее, подругу – в Гриффиндоре. Неясно разве что, когда и с какой стати дружба превратилась в ухаживания. Но это не так уж и важно.
Важно, что сейчас все они не смотрят друг на друга. Гойл не замечает, что Макгонагалл уже закончила говорить и все вокруг него едят. Забини рассеянно чёркает что-то на салфетке. И даже Уизли не смотрит на Грейнджер. Кажется, в любовных механизмах что-то треснуло. Монтегю тревожно обернулся на хаффлпаффский стол. Сьюз тут же почувствовала его взгляд, повернулась, улыбнулась. Что ж, если это такая болезнь, значит, они двое и будут её лечить. Они ведь умеют любить, а остальные ещё толком не научились.
Перед глазами Ала встал солнечный летний день, Сью в цветастом платьице, грядки с капустой; соседка смотрит на них, оперевшись на изгородь, и улыбается, а они целуются, позабыв про всё на свете. Шланг, выпавший из руки Боунс, возмущённо шипит и брызгается, и Монтегю наступает на него, чтобы не быть облитым с ног до головы. С дороги раздаётся голос кого-то из парней, кажется, знакомых: «Эй, тракторист! Кончай лизаться, выводи машину, помощь нужна!». Алу смешно и приятно, ведь это к нему обращаются; это он от нечего делать получил сертификат тракториста, чем вскоре будет хвастаться в Слизерине, и теперь в деревне их таких двое, специалистов. Собственно, идея принадлежала Сью, у неё дед был трактористом, и оставшаяся после него машина ржавела в сарае. Зато теперь агрегат гордо блестел новыми деталями и почти ежедневно представительно урчал то у одного соседа, то у другого.
Боунс проводила лето в крохотной деревеньке, в доме, доставшемся ей от матери-магглы. Там её и нашёл Ал, приехавший с твёрдым намерением помириться. Долго осаждал неприступную крепость, скрывшуюся за хлипкой дверью.
Венчались в сельской церкви.
Монтегю ещё раз посмотрел на молодую жену за хаффлпаффским столом и понял, что вот за это ему не стыдно перед друзьями. Он категорически отказывался считать, что единственный из всей компании смог отхватить счастье. Ничего подобного: с него началось. И теперь его дело – обеспечить продолжение банкета. Правда, пока не понятно, как, но когда это останавливало истинного слизеринца?
- Драко, – говорить становилось всё труднее. Чем больше слов, тем сложнее выталкивать следующие. Кажется, скоро придётся общаться знаками. – Вбрось меня на второй уровень. Я в Гриффиндор схожу.
Малфой пристально посмотрел на Гойла.
- Знаешь, Грег, – сказал медленно, растягивая слова, – а давай-ка ты вообще на первом уровне походишь. Я имею в виду, постоянно. Хотя бы со мной разговаривать не надо будет.
Гойл кивнул.
- Выход, – подтвердил с облегчением.
Что Грег – боевой трансер, в Слизерине знали все, а за его пределами – очень немногие. Впрочем, как стало известно недавно, другие факультеты вообще плохо помнили, что такое боевой транс и кто такие сателлиты.
Раньше сателлиты были у всех по-настоящему знатных родов. Аристократы первой волны – те, кто к двенадцатому веку уже считались знатными – похвалялись друг перед другом, у кого больше родов-спутников. Со временем их становилось меньше. Войны, предательства, казни... Сателлиты-предатели имели мало шансов вернуться: отношения с сюзереном – «ядром» – были по сути магическим договором, нарушение которого могло и уничтожить род. Иногда расходились добровольно, разрывая отношения «по соглашению сторон».
Малфои сохранили две семьи-спутника. По крайней мере, так было до этой весны, когда Крэбб нарушил правила игры и заявил о выходе из договора. Поплатился он тут же.
Грег это хорошо запомнил.
И ещё он помнил, что остался жив только потому, что смолчал.
А Драко не спросил тогда ничего. Наверное, боялся, что Грег ответит.
Теперь Гойл часто думал, предавал ли он Малфоя тем, что не знал, хочет ли остаться с ним. Простит ли его магия сателлита, или он обречён так же, как был обречён Винс? Или всё будет хорошо, потому что он так и не открыл рот?
Жить хотелось. Не предавать Драко хотелось не меньше. За свою растерянность – тогдашнюю – было стыдно. Всё смешалось, и он уже сам не знал, что важнее: жить или быть верным. Что больше тяготит его.
Малфой всегда гордился своими сателлитами. Во-первых, их было двое, во-вторых, один из них был трансером. Редкое умение впадать в боевой транс считалось великолепной защитой – если не учитывать, что маг в этом состоянии видел не людей, а жертвы. Для того, чтобы трансер сохранял подобие вменяемости, использовалась связка ведущий-ведомый, где первый – мозг второго. Ведущим Грега был Драко. Боевой транс включал пять уровней погружения; на первом у трансера обострялись чувства и появлялась ментальная связь с ведущим, на втором ускорялась реакция и появлялись первые боевые рефлексы, на третьем он уже слабо помнил себя... На пятом уровне такой маг превращался в боевую машину в режиме форсажа – по крайней мере, именно так это называл профессор Снейп. Кажется, даже объяснял, что оно означает. Для Грега объяснения не имели значения. Они были ему не нужны. Никто не знал, что такое боевой транс, лучше него.
Ведущий из Малфоя получился очень сильный: Гойл толком и не умел соскальзывать в транс, Драко делал это за него. Похоже, слишком хорошо делал, надо бы всё-таки научиться самому. Но пока не до жиру. Грег ощутил мягкое, знакомое вторжение в сознание – и почти сразу чувства резко обострились, тишина привычно зазвенела, и звуки в ней стали выпуклыми, резкими. Прохладным ветерком пронеслись эмоции Малфоя: тревога за Гойла, усталость, лёгким флёром – злость и на её фоне злая решимость действовать. Всё это, как обычно, густо приправлено показным, на публику самолюбованием и надменным спокойствием. Щит. Грег давно не обращал на него внимания. У самого такой: я тупой, проходи мимо.
Вот, так хорошо, так и оставим пока. На первом уровне трансер нормально воспринимает окружающий мир – кроме ведущего. В этом состоянии и на уроки ходить можно; даже проще, Драко подскажет, если что. А говорить придётся меньше. Ведущий и так всё понимает.
Гриффиндор, Малфой. Я хочу в Гриффиндор, помнишь? Не мыслями – ощущениями. Облекать чувства в слова ему всегда было трудно.
Драко поправил волосы – движение вышло слишком медленным. Значит, уже второй уровень. Тихий шёпот в голове – усиливается тревога. Будь там осторожней, хорошо? Эти гриффиндорцы... Да я знаю, знаю, что ты сильный, ловкий, быстрый – самый сильный, самый ловкий, самый быстрый, хороший, это я дурак, это я волнуюсь... Иди, я с тобой.
С плавной грацией большого хищника Гойл скользнул по коридору в сторону гриффиндорской башни.
Коридоры. Тёмные, с искрами недавно прошедших людей. Тонкие ниточки запахов. Дрожащие волны звуков. Тихий звон, оповещающий о появлении трансера – это он сам проходил тут недавно. Язычки пламени – люди. Грег шарахнулся в еле заметную глазу обычного человека нишу. Дышать в ритм проходящему мимо. Драко, кто? Финч-Флетчли.
Прошёл. Дальше.
Удача трансера вела его по коридорам, уверенно указывая повороты. Выходит, где-то говорят о том, что ему нужно. Где-то недалеко...
Ещё два язычка, чуть мерцают. Значит, за стеной. Кто? Поттер и Грейнджер. Осторожно.
Долго не был в трансе, в ушах звенит. Грег тряхнул головой, отгоняя назойливый звук. Драко! Убери. Не могу, старик. Это что-то снаружи. Может, защитка какая, будь осторожен. Дай третий. Уверен, Грег? Уверен. Третий.
Мягко соскользнули на более глубокий уровень транса. Заклятья, которыми опутана гриффиндорская башня, вспыхнули неровными линиями. Гойл осторожно перебирал их пальцами. Нет, ничего такого. Драко аккуратно вытянул его с третьего уровня обратно на второй.
Притянуть к себе язычки – не руками, магией. Осторожно. Сделать стену между трансером и гриффиндорцами неощущаемой. Встать так, чтобы никто не заметил. Замереть. Слушать. Бегут маленькие волны между двумя язычками пламени...
- ...совсем с ума сошли, – голос Грейнджер дрожит от злости. – Так и не пустили, хотя вроде как не имеют права. Они приглашённые врачи, а я префект школы! И она девочка, а значит, под моей юрисдикцией. Так нет же, заладили: полнолуние, полнолуние... Полнолуние только через три дня!
- Гермиона, не кипятись так. Может, они правы, и Лаванда действительно опасна сейчас?
- Ах, Гарри, глупостей-то не говори! Я читала об этом, ещё когда... Ещё на третьем курсе, одним словом. Кроме того, есть ведь зелье, она его пьёт!
- Вроде мадам Помфри говорила, его сложно в неё влить...
- Я спрашивала. Сложно, но можно. Она выпила всю дозу.
- Гермиона, ты не знаешь заклинания от комаров? Звенят, проклятые... Я бы на твоём месте смирился пока. Министерство хочет показать власть. Уже хорошо, что её смогли оставить в школе, после всего.
-
Repellentius**. Знаешь, если её, оставив, будут мучить так, как планируется... Она же первая не выдержит, и они заявят, что были правы и ей нельзя было позволять...
- Гермиона, ну жужжат же!
- Да кто там жужжит, это у тебя в ушах звенит! Гарри, сделай что-нибудь. Я знаю, тебе претит твой статус, но что-то же надо...
Грег, уходи. Быстро. Всё ясно, я тебе непонятное потом объясню. Да мне самому ясно: она в больничном крыле. Куда ты ломишься, наказание моё, иди в подземелье! Не хочу. Пусти. Должен. Ладно, иди. Не торопись только.
Коридоры. Лестницы. Коридоры. Вверх. Вниз. Налево. Затихнуть, прижавшись к камню. Вниз...
Стена. Вокруг больничного крыла – глухая стена. Покажи на третьем? Стена. На четвёртом? Нет, так глубоко не пущу. Пусти. Просто покажи.
Стена.
Пройти, конечно, можно. Но потом чинить придётся. Долго. Поймают без вариантов. Нет тут прохода. Грег, пожалуйста, не глупи. Иди домой, прошу тебя. Да, Драко, я не пойду туда. Она там. Она появится. Она просто болеет. Грег, она не просто... В общем, иди, я тебе объясню. Мне всё понятно.
Малфой подавлен. Плохо.
Страшно.
Страх в трансе – совсем плохо.
Грег, не бойся. Она в порядке. Она будет жить. Угрозы жизни нет. Она будет счастлива.
И по краю сознания, тщательно скрываемое: «Наверное».
Натягивается звенящей струной связь, поводок, на котором его держит ведущий. Не пускает на пятый уровень. А очень хочется. Чтобы кровь по стенам, а стены в крошку. Утихни, Грег. Там Лаванда, ты можешь ей повредить, если сорвёшься. Успокойся и иди назад. Да успокойся же! Грег, с ней всё хорошо. Она будет жить. Просто она оборотень. И всё.
Всего-то?
Да. Всего-то. Не из-за чего буянить. Иди вниз. Пожалуйста.
Большой, неуклюжий на вид хищник молча скользил по коридорам, а мимо него проходили люди, не способные его заметить и оценить его ленивую грацию.
Она всего лишь оборотень. Какая мелочь.
Язычки пламени загорались вдалеке, проплывали мимо и исчезали у него за спиной.
*На войне как на войне (фр.)
** репелленты - это вещества, отпугивающие насекомых.
