Глава 3. Ложная дилеммаМы с тобой далеки, хоть и рядом сидим.
Мысль твоя занята чем-то скрытым, своим.
Не расставшись с собой, не достигнешь меня –
Только мне не дождаться заветного дня.
(Санаи Абулмадж Махмуд ибн Адам)
– Передай мне, пожалуйста, маринованных листоедов.
Я и ухом не повёл.
– Малфой, пожалуйста, передай мне листоедов.
Я продолжал наблюдать, как в желчи аспида обваривается сердце саламандры – ещё не самый худший из ингредиентов. У этих гриффиндорцев всё на крайностях. Мало ей того, что она уже проект наполовину превратила в Зелья, а на другую – в Чары... Так нет. Если артефакт мутить, то обязательно
самый сложный. Если он должен быть создан из полярно различающихся составляющих – значит, из
самых тёмных и
самых светлых.
– Малфой, ты вообще слышишь меня? – грязнокровка скрестила руки на груди, сверля мой профиль сердитым взглядом.
– Нет, – заверил я её.
Она моргнула, потом встала, обогнула стол, взяла то, что хотела, и села обратно. Мерлин, как она меня бесит... Меня бесит, что она никогда не выходит из себя! Нет, она с упорством козерога продолжает доставать меня своей вежливостью, своей сдержанностью, словно я не отказал ей до этого 157 тысяч раз.
– Зёрна готовы? – осведомился я, поглядывая на часы.
– Вот они, – она пододвинула ко мне тарелку.
– Растолчённый рог мерцающего змея? – я видел, что она как раз им занимается, но спросил всё равно.
– Будет через несколько минут.
– Поживей. Малейшая ошибка в расчётах, и...
– Успокойся, Малфой, – холодно осадила она меня. – Я не полная идиотка.
Я хмыкнул, никак это не прокомментировав. Она и так знала, что я об этом думаю. Нетерпеливо следя за медленно ползущей стрелкой, я, наконец, с торжеством выпалил:
– Время!
Девушка придвинула ко мне два бюкса с необходимыми составляющими, и я добавил их в мерзкое варево, которому предстояло затвердеть и превратиться в жеоду, осколки которой найдут своё законное место в нашем жезле. Не для красоты, естественно, а чтобы послужить проводником между тёмной и светлой стороной артефакта. Хорошо ещё отговорил её использовать, как по старинке, чистую ртуть – клялась, что достанет... Спасибо большое, конечно, но нам такого не надо.
Именно за этим заоблачным бредом проводил я свободные вечера на выходных. Единственное, что развлекало меня, – всё это казалось одним огромным опытом. Над грязнокровкой. Я начинал подозревать её в ментальной болезни. Или в гиперзаторможенности. Потому что нормальные люди не бывают
так собраны. И эта её вечная вежливость – как иголкой в задницу.
Дальше – больше:
– Какие ещё проекты ты готовишь? – непринуждённо спросила она, не отрываясь от серебряных весов, на которых отмеряла очередную дрянь.
Я чуть не рухнул от удивления и даже прекратил толочь свою порцию скисшей пакости, уставившись на грязнокровку чуть ли не с открытым ртом. Она окинула меня спокойным взглядом:
– Что?
Я покачал головой и вернулся к работе, размышляя, не было ли это слуховой галлюцинацией, и если да, то что она означает.
– Так какие?
Я раздражённо отбросил ступку.
– Грязнокровка, ты на самом деле полагаешь, что я буду вести с тобой светский разговор?
Девушка пожала плечами:
– Меня напрягает тишина.
– И что? Я не обязан с тобой говорить!
Она подняла глаза.
– Мы уже говорим, Малфой...
– Мы разговариваем с тобой о проекте. Потому что у нас нет иного выхода. Это не значит, что я получаю удовольствие.
– Ты не очень приветлив.
– А ты – слишком! – огрызнулся я.
– Надеюсь, ты изменишь своё мнение. Не всё так плохо.
– Не всё, – согласился я. – Просто я тебя не выношу.
Грязнокровка удивлённо взглянула на меня и без лишних споров уткнулась в свою работу. Я покачал головой, удивляясь фантастической гриффиндорской глупости.
~*~*~*~
Может, миф о гриффиндорской глупости не так уж мифичен... Потому что мифы о слизеринцах – сущая правда. Да и я веду себя, откровенно говоря, не слишком умно. Малфой ещё не заметил, что я почти не слежу за собственными руками, работая, а исподтишка наблюдаю за ним, как озабоченная второкурсница. С этим определённо надо завязывать. Это неестественно.
Ещё и беседу с ним цивилизованную пытаюсь завязать. Как будто он, у которого всё сводится к моему статусу крови, способен к нормальному общению.
И, конечно, следующую нашу встречу я, “следуя” своей железной логике, начала со слов:
– Как дела?
Он посмотрел на меня с недоумением и раздражённо огрызнулся:
– До этого было лучше.
Я промолчала и принялась разглядывать ингредиенты для сегодняшнего этапа. Сырые яйца саламандры, инкубатором которым служил козий желчный пузырь, берберийская пыльца, мозаичный витриол, винтовое серебро, вермильон и ещё несколько менее значимых субстанций.
Первые минут двадцать прошли в тишине, изредка нарушаемой нашими замечаниями по ходу процесса. Пока я не попыталась добавить в свою смесь терпиодное масло. Малфой схватил меня за запястье.
– Ты что творишь? – сердито поинтересовался он.
– За собой следи, – машинально отозвалась я, указывая на его варево, которое кипело и грозило перелиться через край.
Мне было удивительно, что Малфой следил за моей работой. Мне казалось, ему и смотреть на меня тошно. С другой стороны, зная его высокое мнение о моём интеллекте, он мог контролировать то, что я делаю, чтобы я ненароком не напортачила...
– Это одна из самых дурацких ошибок, которую ты могла сделать! – скривился он, отбирая у меня фиал. Мне не нравилось, когда он так изгибал губы, и я, ради исключения, встретилась с ним взглядом. Он смотрел на меня так, словно я была новорожденным соплохвостом, так что тут же снова отвела глаза. – Терпиодное масло, добавленное в эту смесь, даст соединение сродни иприту. Оно взорвётся от одного твоего чиха! Что такое иприт, я надеюсь, ты знаешь?
Я хотела привычно ответить, что не идиотка, но, учитывая ситуацию, он вряд ли воспринял бы это всерьёз. Так что я ограничилась кивком. И тут же вставила:
– В алхимических изданиях говорится именно о таком порядке.
– Не всё надо по книжке делать, Грейнджер, – он смешал несколько ингредиентов и начал добавлять полученную жидкость по капле в котёл. А с ней прикапывал и масло.
– Я всегда доверяю печатному тексту, – сообщила я ему. Он закатил глаза, словно поражаясь моему заторможенному пути развития.
– Газетам ты тоже доверяешь? – ехидно спросил он.
– Это не одно и тоже, – возразила я и сама поморщилась: блестяще, Гермиона! С таким аргументом – просто перед судом присяжных выступать!
– Ради бога... – он отошёл от котла. – Валяй. Я пришлю цветы... – я не шелохнулась. В конце концов, стал бы он портить нашу работу? Нет... Может, он и правда знает.
– Панси тоже думает, – продолжил он, не вдумываясь в слова, – что “парижская зелень” – это дорогие духи, и удивляется, почему я никогда не дарил их ей.
Я фыркнула. Он криво усмехнулся и опустил фиал на стол, возвращаясь к своей загустевшей, как жидкий цемент, массе. Я продолжила корпеть над зельем, не переставая улыбаться. Он это заметил.
– Чему ты улыбаешься, грязнокровка? – резко спросил он, но улыбка не исчезла с моего лица.
– Мы говорили, Малфой...
Он непонимающе приподнял бровь.
– Ты отпустил вольное замечание о своей девушке. О чём-то, что уж совсем не относится к нашему проекту по Защите. Это и считается диалогом.
– Я не... – Малфой стушевался, не зная, как получше оспорить мой аргумент, и сердито замолк. – Я просто подумал, не травануть ли “парижской зеленью” тебя, – хмуро просветил он меня.
Я хмыкнула, не переставая улыбаться. Больше в тот день никто не проронил ни слова.
~*~*~*~
Даже не говоря ни слова, она ухитряется находить что-то, чем шокирует меня. Зайдя в кабинет сегодня, я обнаружил её, раскладывающей приборы и... напевающей! Мерлин великий!
– Что. Ты. Делаешь? – раздельно произнёс я.
Грейнджер испуганно подпрыгнула. Ну, слава Салазару, она хотя бы не меня встречала со своим сольным концертом.
– Я же говорила... – развела она руками. – Не люблю тишину.
Я прошёл мимо неё, уронив сумку на стол.
– Как твои дела?
Моя рука на мгновение замерла, но тут же продолжила своё движение. Её вопрос я проигнорировал.
– Спасибо, у меня тоже всё более-менее.
Я взглянул на неё, как на умалишённую. Она сама с собой теперь вздумала говорить?
– Я набросала несколько концепций нашего жезла. Во-первых, я не думаю, что посох – хорошая идея. Лучше короткий жезл. Короткий, как скипетр. Созданиями подобных занимались ещё древние египтяне...
– Грейнджер, – перебил её я. – Мне это не интересно.
Пыл девушки слегка поубавился.
– Я подумала, может, создать жезл вызывания?
– И как это проиллюстрирует наш случай? – устало поинтересовался я. Доказывать грифиндорцам, что нечто представляет опасность, как я выяснил – абсолютно бесполезно.
– Вызывания были запрещены из-за большого риска, сопровождающего его. Но суть в том, что вызываемых созданий порабощали тёмными заклинаниями. Светлая магия позволяет создать более гуманные узы, не подвергая природу вызванного такому откровенному насилию.
– В теории, – добавил я.
– Которую мы докажем, – радостно улыбнулась девушка.
Я кивнул, показывая, что всё уяснил, и чётко произнёс:
– Нет.
– Что “нет”?
– Я не согласен, – я скрестил руки на груди.
– Малфой, я не предлагаю тебе вызвать Цербера из Преисподней. Ограничимся мелким демоническим созданием. Духом, например...
– По-твоему,
это кого-то убедит?
– Мы показываем свои знания, а не доказываем, что сфера и куб – одно и то же. Успокойся...
– А я что, волнуюсь? – ощерился я.
– Ты суетишься, – спокойно поставила меня в известность грязнокровка. Я скрипнул зубами.
– А у тебя поехала крыша, – ответствовал я ей. – Ещё немного – и она поедет у меня. Я уже чувствую, как пульсируют сосуды моего мозга. Откуда у тебя вообще берутся эти бредовые идеи?
Грейнджер явно восприняла это как приглашение к разговору.
– Я вдохновлялась “Герметикой”...
Я запрокинул голову назад. “Герметикой” она вдохновлялась...
– Грейнджер. Ещё раз тебе говорю: мне
не интересно! Да и твоя жизнь
вообще меня интересует меньше дохлого флоббер-червя.
Она моргнула, и я морально подготовил себя к эмоциональному взрыву, к которым меня приучила Панси. Но его не последовала. Грязнокровка просто отвернулась, достала остатки своих набросков и начала раскладывать передо мной.
– Вот, я схематично изобразила, что представляю себе конечным результатом.
Я взглянул едва ли мельком, впившись взглядом в грязнокровку. Не то, чтобы женские истерики были хоть на йоту приятны... Но я не мог найти логического объяснения такой нечеловеческой выдержке! Она что, вообще никогда не злится? Мисс-Идеальные-Манеры? Я всё больше склонялся к мысли, что Грейнджер – не человек...
~*~*~*~
Он третирует меня, как будто я – не человек! Пустое место. Каждый раз, уходя из кабинета, я клокочу от злости! Насколько наплевательское у него отношение ко всему! Ничто так не напрягает, как умение других расслабиться. А Малфоя – ну ничто не колышет!
Неловкий взмах его руки – и пустая колба оказалась на полу острыми осколками. Я испуганно подскочила, боясь, что там могло что-то быть. Малфой лениво крутанул рукой:
–
Репаро.
Я сердито подняла колбу и поставила подальше от него.
– А если бы там что-то было? – уставилась я на парня. Он пожал плечами:
– Ну, не было же...
– Утешил. Тебя, что ли, не беспокоит..? – он даже не дал мне закончить фразу.
– Меня не беспокоит то, в чём я бессилен.
Я сморщилась.
– Когда ты, наконец, перестанешь? – воскликнула я.
– Когда ты, наконец, разозлишься? – спокойно ответил он мне.
Я заморгала, сбитая с толку.
– Прошу прощенья?
– Когда ты, наконец, разозлишься? – повторил он. – Святая Грейнджер, всё всегда под контролем, всё держит в себе и только и ждёт, чтобы уколоть тебя в задницу булавкой своей любезности...
– Ну прости, что я, в отличие от твоего обычного окружения, способна вести...
– ...цивилизованную беседу, – закатил глаза Малфой. – Да. Да. Интересно, что нужно сделать, чтобы ты разозлилась? Убить твоего кота?
Я скривилась, всем видом изображая пренебрежение к его “оригинальной” идее. Больше он меня не подловит. Нужны
споры? Пусть посадит грибы.
Урод.
~*~*~*~
Похоже, все хотят, чтобы я изменился. Неужели я настолько плох? Блейз думает, что мне нужна девушка. Панси думает, что мне нужно к врачу. Снейп думает, что мне нужно к матери. Половина школы думает, что мне нужно в Азкабан. Грейнджер думает, что я урод. Хотя... я вообще-то не ручаюсь, что она думает. Сначала мне казалось, что она относится ко всем одинаково хорошо, как мать Тереза, что странно, потому что я мало похожу на её благородных дружков Поттера и Уизли, однако и со мной она была предельно вежлива. И пыталась вести “цивилизованную беседу”...
Но спорить она не желает. В чём её проблема? Она ведь хотела говорить. Вот! Я уже привык. И я уже не против говорить с ней! У меня такое понятие о разговорах – диспут! Но она их избегает, и я не могу понять почему. И главное,
как?! Вечно улизнёт перед самым конфликтом. А никакие из моих подначек уже на неё не действуют: похоже, к ним у неё выработался иммунитет поплотнее шкуры бумсланга!
– Я начал читать твою “Герметику” – это полный бред, – произнёс я. Первое правило любого аристократа: “Говоря с женщиной, начинай агрессивно, чтобы она не приняла это за заигрывание”.
Она уставилась на меня так, словно я был призраком Мерлина.
– Уж извини, что не ценю твою литературу... Ах, нет, беру свои слова обратно. Я не собираюсь извиняться, что у меня лучший вкус, лучшее образование, лучшая генеалогия...
Девушка пропустила замечание мимо ушей и тихо произнесла, с глазами, всё ещё широко распахнутыми, словно от гигантского удивления:
– Ты прочёл “Герметику”.
– Ну, Грейнджер, раз на ней основан твой проект.
– Ты сказал, что тебе всё равно... – тихо произнесла она. – Выходит, ты всё-таки слушал.
– Да, – сварливо отозвался я. – И сказал, потому как слушать не хотел.
Гермиона вернулась к своему занятью. Я закатил глаза. И опять она умудрилась поставить всё с ног на голову. Быть дружелюбным с ней – так унизительно... Но я упрямо продолжил гнуть своё.
– Тебе стоило почитать Fasciculus Chemicus.
– Мне не понравилось заключение о вырождении алхимии. Написано уж больно по-маглловски, – отозвалась девушка, бросая на меня косые взгляды.
“Чья бы корова мычала”, – подумал я, произнеся вслух вместо этого:
– А этот нелепый античный текст в форме диалога, рассуждающих об алхимии и магии, гностицизме и неоплатонизме, лёгших в основу нынешней трансфигурации, бессмысленный набор древнеегипетских легенд и пророчеств и прочие схожие концепции, значит, тебе по душе? Сумбурное творение, где за мыслью автора уследить так же сложно, как за тараканом на стероидах?
– Я взяла “Герметику” за основу всех своих проектов, – холодно проинформировали меня, – и нахожу её вполне удовлетворительной.
Я пренебрежительно хмыкнул.
– С таким руководством до экзаменов ты не доживёшь.
– Малфой, – не вытерпела она. – Ты осознаёшь, что мы ведём цивилизованную беседу, против которой ты был так настроен?
Я поразмыслил.
– Нет. Ты просто уклоняешься от моей линии.
Я с тобой спорю. Но ты не желаешь принять мои правила.
– Ах. Опять ты со своими спорами. Конфликты-конфликты-конфликты! Надеюсь, ты не станешь послом доброй воли Британского Министерства, иначе магическое сообщество погрязнет в мировой войне.
– Очень остроумно, – скривился я. Что это за чувство юмора такое?
Грейнджер молчала, сосредоточенно работая.
– Итак. О чём будет твой проект по Трансфигурации? Гностика?
Грязнокровка продолжала упорно молчать.
– Мне казалось, ты хотела говорить со мной? – прищурился я.
– Я передумала.
– Попробуй снова, – я одарил её одной из редких и самых обезоруживающих своих улыбок и был награждён... видом её макушки. Это было странно. Обычно она всё время на меня смотрела в счастливой уверенности, что я слепой и не вижу. Я скрестил руки на груди и стал сверлить её макушку, пока она не оторвалась от работы и не взглянула на меня.
– У тебя критические дни, – спросил я сухо, – или опухоль мозга, что ты так себя ведёшь?
Она сердито сощурилась:
– А у тебя, очевидно, шило в заднице, что ты сегодня не можешь заткнуться? – потом стушевалась и вернулась к работе, пробормотав: – Я не буду с тобой спорить. Это бессмысленно, потому что ты всегда прав, ведь обратного тебе ещё не доказывали.
– Грейнджер, это аксиома. Правило Малфоя № 1: “Малфой – всегда прав”. Аксиому нельзя оспорить.
– А вдруг это неопределённая истина? Может, ты только думаешь, что это аксиома?
– “Истина не бывает неопределённой. Её всегда...
– ... можно низвести до линейных или нелинейных математических уравнений”, – закончила она за меня. – Теория Антихаоса по Гегелю.
– Я сражён, Грейнджер. Какие умные слова ты, оказывается, знаешь. Антихаос... Подумать только.
– Благодарю, Малфой. Твоя положительная оценка придаёт новый смысл моему существованию, – закатила глаза девушка. – Это и есть тема моего проекта Трансфигурации.
Я скептически скривился.
– И что ты будешь доказывать, интересно мне знать, если всё доказано до тебя?
– Что Гегель был не прав, – гордо отозвалась девушка.
Я моргнул, решив, что ослышался. Но нет, она говорила всерьёз.
– Не прав? – повторил я. – Да у тебя каждый кругом виноват, как я посмотрю... Министерство не право в дихотомическом делении. Гегель не прав в своей теории. Я тоже не прав по жизни. Но ещё бы! Как я могу быть, если в этой жизни права одна Святая Грейнджер?!
Девушка обиженно нахмурилась.
– А, по-твоему, истину можно низвести до линейного уравнения?
– Да! – раздражённо ответил я.
Она помотала головой.
– Линейные вычисления применимы лишь к аллегорическому восприятию природы, а истина далека от линейности! – произнесла она.
– Кто сказал тебе такую фантастическую глупость?
– Эшер.
– Кто?
– Морис Корнелис Эшер. Он вывел свою теорию антихаоса.
– Никогда о нём не слышал, – категорично отозвался я.
– Это потому что он сам не знал, что вывел. Его трактат был посвящён вовсе не антихаосу, но именно о нём он получился. Но так как он не был знаком с теориями Гегеля, он так и остался неизвестен за эту заслугу. В своей сфере он, напротив, очень прославлен.
– Да кто такой этот Эшер?
– Нидерландский художник, исследовавший пластические аспекты понятий бесконечности и симметрии.
Я моргнул. Это такой пошлый юмор, я понять не могу?
– Художник? – наконец выдавил я. – Грейнджер, это бесценно. Художник, не изучавший антихаос, но доказавший его лучше философа, который антихаос открыл и доказал. Мерлин, ты и вправду сошла с ума, – я рассмеялся от её абсурдности. – Грейнджер... Грейнджер, послушай меня: истина – линейна. Я... я тебе это докажу. Я выведу тебе линейную формулу истины.
На этот раз рассмеялась она:
– Да, тебе только дай волю замахнуться на невозможное.
– Спорим? – прищурился я. Девушка настороженно прикусила губу, но потом усмехнулась и кивнула.
– Спорим.
~*~*~*~
Спорить оказалось не так ужасно. Хотя, как я и предполагала, Малфой считает себя непогрешимым. Однако, о, чудо из чудес, он мог быть... даже любезен. И говорить что-то помимо оскорблений.
Впрочем, как выяснилось, не долго...
Войдя в класс, я бросила пришедшему раньше меня Малфою приветственное: “Как дела?” Он смерил меня убийственным взглядом, и я пожала плечами: сам же говорил, что согласен поговорить.
– У меня день был просто ужасный, – сообщила я ему, расстёгивая пуговицы на манжетах. – Вначале кто-то перепутал за нашим столом письма, и один из учеников получил письмо личного характера, предназначавшееся не ему, из-за чего развязалась драка, которую мы с Роном безуспешно пытались прекратить. Потом мальчишки вздумали отпустить нам на чарах ответную пакость. Кто бы мог подумать, что Дин такой злопамятный. У него же брови давно отросли!..
– Грейнджер, – процедил Малфой. – Похоже, что меня хотя бы в малейшей степени интересует распорядок твоего убогого денька?
– Ты сам в прошлый раз выказал желание поговорить. Вот... Я говорю с тобой.
– Нет, ты говоришь сама с собой. Поэтому это не разговор.
– Просто, к твоему сведению, разговор не ограничивается конфликтным диалогом, – сообщила я менторским тоном.
– А к твоему сведению, – любезно осклабился он, – спор – это не всегда конфликт. Ты просто не умеешь спорить.
– И это мне говорит человек, который чуть что прибегает к защите ad hominem, переходит на личности?
Малфой нахмурился и не нашёл подходящей колкости в ответ. Я торжествующе хмыкнула.
– Ты доказал линейность истины?
– Ещё нет, – процедил сквозь зубы слизеринец.
– Потому что это невозможно, – констатировала я.
– Нет, потому что ещё не было времени приступить, – терпеливо пояснил Малфой.
– Откажись ты от этой затеи, – покачала головой я. – Всё равно не докажешь, я же знаю.
– Малфои не сдаются без боя, – мрачно произнёс слизеринец.
– Малфои не умеют проигрывать с достоинством... – закатив глаза, поправила его я.
– Грязнокровка... – взорвался он, и я победно наставила на него палец:
– А-ха! Вот оно! Обязательный комплимент ad hominem в сторону моей крови! Разве можешь ты хоть день без этого обойтись. Вечная приправа к твоему столу витиеватых оскорблений, в которых ты ещё ни разу не повторился!
Малфой гневно сощурился.
– Кто-то только что нарывался на конфликт. Не говори мне после этого, что не любишь спорить.
Я тоже прищурилась, и некоторое время мы просто сверлили друг друга яростными взглядами, желая друг другу всяческих “благ”, вроде тринадцати лет жуткой диареи.
– Может, мы продолжим с проектом? – процедила я через какое-то время, скорее всего не слишком большее, но показавшееся вечностью.
– Буду только рад, – с той же нежностью спущенного с поводка дементора отозвался Малфой.
Самодовольный, предвзятый, нелогичный хам! Я отказывалась понимать, как у этого сумасшедшего работает мозг: ощущение, будто связалась с человеком, у которого депрессивно-маньячный психоз!
~*~*~*~
Эта грязнокровка сводит меня с ума! Где – покажите мне – где в ней логика? Сначала она пытается говорить со мной. Стоило мне расслабиться настолько, чтобы позволить ей эту роскошь, как она тут же принимает меня в штыки; но на следующий день, когда я бы скорее заговорил со своими шнурками, она приходит, словно в первый раз, вся сияющая своей доброжелательностью. И навязывается на спор!
А ещё эта её аккуратность. Клянусь Мерлином, я не встречал большего контрол-фрика в своей жизни. Ей нужно все ниточки держать в руках, следить, чтобы всё было в идеальном порядке: неудивительно, что она взяла своей темой антихаос. А сама она – просто Конкордия-миротворица во плоти... Всегда подобранная, с видом судьи Визенгамота, каждая пуговица застёгнута, галстук туго завязан, манжеты накрахмалены, складочки отутюжены. И ни единого пятнышка. Даже пылинки, кажется, от неё отлетают.
Да, оставаясь одна (моё присутствие можно не считать) она позволяет ослабить, а в особо изнурительные дни и снять галстук, расстёгивает верхнюю пуговицу, реже – две, а также пуговицы на манжетах. И всё! Про то, чтобы получать удовольствие, я просто молчу. Кто-то в здравом уме может представить себе Грейнджер, расслабленно растёкшейся по дивану, пусть и вне урока?!
Лишь однажды, когда, несмотря на все её советы, наш непризнанный гений Лонгботтом умудрился взорвать котёл, забрызгав её липкой гадостью, она, при всей своей выдержке, выглядела растрёпанно: идеально чистая одежда и лицо в жирных бурых пятнах, оставивших даже после салфетки маслянистые следы, мантия распахнута и слезла с одного плеча, царапины на щеке... Но после инцидента она быстро вернулась в свою обычную стерильную ипостась.
Мне до жути хотелось этот её порядок нарушить. Только я не мог найти способ. Споры давно перестали помогать, вызывая с её стороны лишь насмешливое подтрунивание на грани с присущими слизеринцам издёвками, а всё, что приходило мне в голову помимо этого, было едва ли реализуемо в толпе. Можно было попробовать тоже взорвать что-нибудь на Зельях, но если об этом прознает Снейп, то это
он взорвёт мне голову. А тело завещает практикующимся Пожирателям. Можно, конечно, ещё истечь на неё кровью и умереть, но я сомневаюсь, что мне или ей это понравится, а значит незачем идти на такие расходы.
И больше всего меня раздражает, что моя “смертная казнь” в виде совместного с ней проекта, превратилась в... привычку. Я даже могу спокойно думать о Грейнджер, и это не вызывает острого расстройства организма и сыпи на лопатках. Полагаю мне нужно проконсультироваться с нашим семейным врачом. Правда он верит, что Гриндевальд победил и грязнокровки были стёрты с лица земли, так что ему и самому не помешает с кем-то проконсультироваться... Но с этим определённо что-то надо делать. Глядишь, и начну с животными говорить, как с людьми, а там не долго и со своим отражением начать. Хотя нет. Я сейчас говорю со своим отражением. Ну да неважно: главное в том, что считать грязнокровок нормальными людьми – симптом какого-то ментального заболевания. А если нет, то должен быть.
Я не хочу думать, что во мне что-то меняется. Что меняется моё отношение к грязнокровкам. Правила Малфоев непогрешимы, но сначала полукровка Блейз, а теперь грязнокровка Грейнджер доказывают мне, что маглловская кровь – не всегда залог идиотии. Нет, я всё ещё ненавижу её. Но... мне нравится с ней работать. И я не могу разобраться почему.
Ментальное заболевание, определённо.
~*~*~*~
Ментальные отклонения – неизлечимы. Они только усугубляются. Особенно если потакать им. Столкнувшись с непреодолимым препятствием в течении моего маленького физиогномического фетиша, я, вопреки своему рационализму, отправилась изучать это препятствие. Два месяца мы с ним работаем над проектом, но он ни на йоту не стал дружелюбнее. А я, не будь у меня мозга, уже давно истекала бы по нему слюной, как какая-нибудь Ромильда Вейн. Это необъективно. Я сто раз аргументировала по этому вопросу сама с собой, взвешивая все “за” и “против”, но это... это, как арифмантика. За пределами стандартной логики.
Разумная ось во всём этом – я почти не знаю Малфоя. С хороших сторон, во всяком случае. С его высокомерием, консерватизмом, ужасным чувством юмора я уже познакомилась на личном опыте. Но нисколько – с его жизнью. У него просто... идеальный рот. И моему сознанию отчего-то этого достаточно, хотя объективно единственное слово в моём лексиконе, подходящее Малфою – “засранец”. И из-за этого засранца, чувствует моё сердце, я ещё долго буду мучиться, когда закончится наш проект, размышляя, что бы было, если бы я смогла узнать его ближе, и следует доверять ли моей интуицией, и был ли он тем, единственным, Идеалом, которого я ждала всю свою жизнь, с малых лет.
А проект закончился до обидного стремительно. Кажется, ещё вчера мы спорили по поводу зелья, из которого создавалась основа нашего жезла, а сегодня мы уже его испробуем. Уже сегодня. И прости-прощай моё милое маленькое развлеченьице: наблюдать за шикарными малфоевскими губами.
Прервал мои размышления сам злополучный слизеринец, ворвавшийся в кабинет злой, как собака, чем меня несказанно удивил. Я-то думала, что он влетит сюда, как на крыльях, потому что, наконец, избавится от моего нездорового присутствия в своём окружении и в своей жизни в целом. Малфой бросил сумку на пустой стул и сел на парту, откинув голову назад и морщась, как от зубной боли.
– Всё в порядке? – осторожно поинтересовалась я, зная, что нарываюсь на очередную любезность.
– А похоже, что да? – сухо отозвался он.
– А я бы спросила, если бы было похоже? – в тон ему ответила я.
Он фыркнул, и мне показалось, что он немного расслабился.
– Итак... – осторожно произнесла я. – Последний день. Наконец-то мы избавимся друг от друга.
Он косо на меня взглянул.
– Да... Вернёмся к былому соперничеству.
– Как же иначе, – подтвердила я.
– Нас так воспитали, – привёл он аргумент.
– Ну, можно не волноваться... Скоро ты снова будешь соревноваться
против меня, а не
со мной. Нам не стать друзьями, – я произнесла это, как нечто смехотворное. Да так и было. – Слишком много гордости, – он фыркнул на этих словах и добавил:
– Стремления быть лучшими, да. Первыми.
Я кивнула.
– А за эти семь лет соперничества на нас просто насадили этот стиль жизни. Образ мышления.
– Мой отец всегда говорил, что главное, чему учит эта школа – уничтожать друг друга, – отчего-то упомянул он.
– Не сомневаюсь, что ты хочешь вернуться к этой вражде...
Он не ответил, и я удивилась и немного обрадовалась. Смущённо улыбнувшись уголком рта, я произнесла:
– Значит, твоё отношение всё же изменилось.
– Нет, – холодно ответил он. – Наша вражда никогда не прекращалась.
Я поджала губы.
– По крайней мере, ты сразу же не ответил это... – с лёгкой тенью надежды отозвалась я. – Итак, возвращаемся к соперничеству.
Он пожал плечами.
– Ненавидеть тебя легко, – произнёс он. – Что-то другое – нет.
Он снова пожал плечами, и я понимающе кивнула.
– Время покажет, – мы произнесли это одновременно и уставились друг на друга. Его это смутило. Меня... опечалило, наверное. Мы мыслим схоже. Я убеждалась в этом не в первый раз. Не знаю, из-за проекта ли мы стали понимать друг друга лучше, или так было всегда...
– Давай приступать, – сухо бросил Малфой.
– Всё готово, – согласно кивнула я, извлекая наш жезл. Он был отчасти похож на деревянный скипетр, облечённый в кору по всем правилам магии, по которым создавались также и волшебные палочки. Но ни в одной палочке не было такого мощного заряда противоречивых элементов. От моего прикосновения по жезлу пробежали синие искры.
– Мне кажется, разумно будет вызывать духа воздуха. Безопаснее всего.
– Всемогущий Драко Малфой боится за свою безопасность? – подтрунила я.
– Конечно нет! – тут же отозвался он.
– Так что же, ты за мою безопасность беспокоился? – подловила я его.
Он сердито нахмурился.
– С какой стати мне беспокоиться о какой-то раздражающей грязнокровке?
– Я вообще не понимаю, с какой стати тебе беспокоиться... – отозвалась я, пролистывая книгу в поисках нужного заклинания, продолжая просто говорить. – Знаешь, это просто немыслимо... Каждый раз, как я просматриваю эту книгу, я удивляюсь тому, как мы умудрились иссушить собственную магию, забюрократизировать её, классифицировать, разделить, убив самую суть – спонтанность.
– Зато мы живы, относительно здоровы, и умираем в богатстве на старости лет, а не из-за нелепой
спонтанной случайности, – раздражённо отозвался Малфой. – Пора кончать с этим.
Я чувствовала, что меня потряхивает от предвкушения. Мы собирались творить беспалочковую магию, которой никто не пользовался столетиями! Мы оба взялись за жезл и прочли слова из древнего текста. Посох нагрелся в наших руках и слегка вибрировал, и вокруг него замелькали холодные искры, как от бенгальского огня. Потом он также резко остыл, и... ничего не произошло.
Я моргнула, и меня бросило в холодный пот. Теория была безупречной и слишком прекрасной, чтобы оказаться ложной. Не считая того, что это означало полтора месяца работы – всё зря! Я медленно разжала пальцы и опустилась на стул, не в состоянии вымолвить ни слова.
– Грейнджер...
– Побереги слова, – оборвала я его. – Я итак знаю, что конкретно подпалила нам хвосты... Я просто не ожидала, что... Я была уверена. Мы выполнили все указания...
– Грейнджер... – снова позвал он меня.
– Не надо, Малфой. Наслаждайся моментом триумфа твоего доказательства моей абсолютной некомпетентности... По крайней мере, он не взорвался, что хотя бы доказывает отсутствие дихотомии. Если он вообще работает... – в это время он дёрнул меня за галстук, чтобы заставить взглянуть вверх, и я закашлялась, задохнувшись на мгновение.
– Малфой! – я оттолкнула его и поправила узел. Он извиняющеся развёл руками, с недовольной миной на лице:
– Это твоя вина – носить такие тугие галстуки.
Я возмущённо взглянула на него.
– Туда смотри, – он указал жезлом на угол комнаты. Сначала я ничего не увидела, но, присмотревшись, разглядела движение воздуха, как от жаркой печи.
– Это?.. – я замерла, не представляя на самом деле,
что это такое.
– Думаю, это оно и есть.
Я моргнула. Если это “оно и есть”, то жизнь полна разочарований. После стольких трудов всё, что мы получили – туман... Ура нам. Уверена, нашу гениальность оценят по достоинству. Осталось только научиться вызывать дождь и снег, и можно программировать погоду.
Малфой подошёл поближе к колеблющемуся воздуху, выставив вперёд жезл. Нечто метнулось в сторону и вперёд, сверкнув белёсыми контурами, опрокинуло несколько парт и вылетело в окно. Слизеринец успел увернуться от внезапной атаки, но я оказалась на полу, удивлённо хлопая глазами и пытаясь сообразить, где мы промахнулись.
Я не сразу сообразила, что Малфой стоит передо мной, протягивая мне руку. Я приняла её, и он помог мне подняться.
– Как можно быть такой неуклюжей, Грейнджер? – презрительно фыркнул он.
– Я... не была готова к подобной ситуации, – отозвалась я, потирая ушибленный локоть. Всё ещё сбитая с толку, погружённая в анализ произошедшего, вперемешку с осознанием того факта, что Малфой, в отношениях с которым только-только наметился малюсенький прогресс, скроется за горизонтом, я принялась собирать разлетевшиеся бумажки, рассуждая вслух:
– Итак, жезл работает. Полагаю, наш выбор заклинания просто оказался неудачным, – я запихнула свои листки в сумку. – Я проконсультируюсь с профессором, а за этим исключением – мы справились, – эта мысль отчего-то не вызывала ни единой эмоции, хотя мне казалось, я буду безумно рада. Всё произошло так сумбурно, что у меня это просто не успело уложиться в сознании. – Полагаю, нам нужно будет встретиться ещё раз или два перед самим экзаменом – обговорить, кто какую часть будет представлять, но за этим исключением – мы закончили... – я рассеянно махнула Малфою. – До встречи.
– Грейнджер, – окликнул он меня, – наши встречи закончились.
Я заморгала. Да. Так и есть. Это вдруг как-то выскочило из головы.
– Да. Тогда... пока, – я отрывисто кивнула и быстро вышла. В ушах стучала кровь. Я знала, что вернусь в эту комнату, и не видеть его будет странно. Мы провели здесь немного времени, но мне казалось, что так было и будет всегда. Я слишком привыкла к этим встречам. Плохо. Мне же будет плохо...
