«Две тысячи лет под землей!»«Две тысячи лет под землей!» -
- Это было первым, что выдохнул огромный, непонятной формы ком, когда я, потратив уйму времени, разгадал тайну одного из ключей. Он был маленький, ржавый, кривоватый и будто обломанный. Я сначала так и решил – обломанный, но как только начал выуживать его из общей связки, умудрился рассмотреть грубые зазубрины. Ключ был цел.
Но в данный момент, ни один, даже самый уродливый и загадочный ключ, не мог привлечь моего внимания больше этого странного, воющего существа. Я застыл как вкопанный, широко распахнув от ужаса глаза, и все смотрел, смотрел, смотрел в огромное, темное, пыльное пространство, вольготно разложившееся передо мной и обдающее меня ледяным дыханием. Я даже не мог толком понять, насколько невероятные передо мной раскинулись просторы с содержимым в виде воющего нечто – то ли я глядел в небольшую, но очень темную нишу, то ли в кладовку, а может быть, умудрился заглянуть в целую комнату!
- Ты дрожишь, дядя, - горячо шепчет мне в ухо один из разбойников, обосновавшийся у меня на плечах. Маленький, тяжелый, он был самым смелым из всей оравы мальчишек, так что не побоялся вместе со мной заглянуть в странное пространство.
Он был смелее меня, потому что я вообще-то дрожал, лихорадочно сжимая в руке кривой обрубок ключа.
Смелый, живой, горячий голос будто больно опалил мое, почти отмерзшее из-за ледяного дыхания ухо, и я задрожал еще сильнее.
«Хватать ребятню - и бежать!»
- Две тысячи лет без света!
«Бежать отсюда!»
- Две тысячи лет непрерывных сновидений!
Я не мог бежать.
Я врос в землю и стал одним сплошным страхом.
В голове стучали лишь две панические мысли.
«Бежать!»
- Две тысячи лет блаженства и одиночества! Зачем ты меня нашел?!
«Это мое наказание!»
А все потому что, я такой неуклюжий. Только получив от старухи Грейс огромную связку ключей, я умудрился споткнуться на ровном месте и уронить ее, потеряв ключ от своей двери в бесчисленной металлической массе. Звучит по-дурацки? Думаете, нет проблемы? Проблема была - и огромная – такая же, как эта связка. Она весила не меньше двух фунтов, и она действительно была бесчисленной. Я еще никогда не видел столько ключей вместе.
И каждый был особенным.
Длинный, резной, с витиеватой и кокетливой головкой поворота.
Причудливо изогнутый, будто смертоносная рука знаменитого пирата.
Был и настолько маленький, что им впору заводить механизм золотой блохи.
Ключ, которым бы я открывал, например, комод; ключ, который я мысленно обрек на участь завода настенных часов; ключ от ворот, ключ от копилки…
Миллион ключей – и каждый индивидуальность.
Миллион. И только один ключ – от моей комнаты.
Сколько бы я не просматривал нанизанные на внушительное кольцо отмычки, нужного ключа найти не удавалось. Ту ночь я провел без сна, даже не из страха перед Таинственным Силуэтом, а из-за глупой задачи найти нужный ключ.
Как только старая Грейс так ловко и быстро его определила?..
Но идти к старухе за помощью я себе запретил. Сам справлюсь!
Я найду его, даже если уже настало утро, а я так и не поспал в эту ночь. Даже если, отвлекаясь на эти странные поиски, я проигрываю разхулиганившейся детворе, которая уже, кажется, перевернула журнальный столик с семейством безвкусных деревянных бегемотов на нем. Даже если я абсолютно не помню, как выглядел этот самый ключ.
Просидев всю ночь и полдня, сгорбившись над разложенной передо мной связкой ключей, я старательно осматривал каждый и все придумывал, к чему бы подошел тот или иной ключ.
Ключ, которым бы я открывал, к примеру, сарай в саду.
Ключ, который подходил бы к ящичку на старинном столе в кабинете.
Ключ, которым должна открываться тайная ниша, спрятанная за одной из пыльных картин.
Мимо пролетали мальчишки, спотыкались, падали, выли, но через пару минут замолкали и обиженно вытирали свои сопли-слезы – я настолько был поглощен поисками, что забывал обращать на них внимание и даже не вышвыривал из кухни.
- Дядя, спроси у бабушки Грейс, - хором посоветовали мне ангелочки с разодранными коленями и щербатыми улыбками.
- У ведьм совета не спрашивают, - буркнул я, вызвав своей фразой неописуемый восторг у ребят.
- Ведьма!
- Бабушка Грейс – колдунья?!
- Ух ты, а она может нас съесть?
- А превратить в жабу?
- А превратить в жабу и съесть?!
- Кыш, а то приготовлю ей на полдник! – грозно прикрикнул я, на долю секунды отрываясь от своего занятия и отгоняя малышню от своего стола. Таракашечки с писком и улюлюканьем рассыпались по углам. А я снова вернулся к ключам.
Пока не появился Он.
«Скрип» - говорил он.
«Скрииип-скрииип!» - стонал он.
«Скрип….» - жаловался он.
Эта тупая дверца от кухонного шкафчика явно взялась меня извести!
- Питер, смажь ее! – рявкнул я, заметив, что мальчишки снова сбились в одну шевелящуюся кучу в центре кухни. Отвлекаться от перебирания ключей мне не хотелось – иначе придется опять начинать все заново.
- Я – Оливер! – обиженно возразил малец, к которому я обращался.
«Скрип»
- Черт, да хоть Томас – смажьте ее! – после бессонной ночи моя раздражительность бесила прежде всего меня самого.
- Томас – это я, глупый дядя! – пискнул голубоглазый мальчишка в разодранных джинсах.
Ненавижу детей, потому что им очень удобно издеваться, делая вид, что они невинны и глупы.
Особенно ясно я ощущаю это сейчас, смотря на стайку пацанов, едва сдерживающихся, чтобы не захихикать.
Почему я больше чем уверен, что Питер назвался Оливером, а Оливер – Томасом?..
- Пряник дам.
Переглянувшись, мальчишки общей гурьбой двинулись на старинный шкаф.
Этот буфет давно никем не использовался и стоял, словно памятник прошлому, возносясь вверх своими темными дощечками и гвоздиками, шляпки которых давно потемнели от времени. Медные ручки в виде хищно оскалившихся голов тигров были слишком старыми и почтенными, чтобы, как раньше, блистать от каждого лучика света. На темном деревянном теле буфета еще можно было различить узоры - будто покрытые глиттерным лаком узорчатые трещинки паутины.
Всякий раз, проходя мимо этой громадины, я либо спотыкался о внезапно открывшуюся нижнюю дверцу, либо поскальзывался на масле, лужа которого непонятно как появлялась около толстеньких деревянных ножек.
О, как я ненавидел этот шкаф!
Единственное, что радовало глаз в этом древнем уроде - это цветные стеклышки витражей. Сложенные вместе треугольники и ромбы - они сияли, каждый по отдельности и все одновременно. Время обошло их стороной, и они смотрелись удивительно романтично, ярко и… завораживающе-жутковато. Украшенные таким великолепием дверцы имели право открываться и скрипеть сколько угодно. Словно это был самый дряхлый в мире старик, с самым отвратительным характером, но с невероятно ясными, удивительными глазами.
И сколько бы ребятня не елозила по нему, сколько бы не смазывала скрипящие суставы, сколько бы не упрашивала шкаф помолчать - ради пряника-то! – буфет был непреклонен.
А я был истерично напряжен из-за бессонной ночи.
И вот именно в тот момент, когда мальчишки приняли поражение от старинного буфета, а мои нервы уже были готовы взорваться яростным ревом, мой взгляд упал на тот самый обрубок.
Кожа пальца на сгибе уже кровоточила от бесконечного перебирания ключей, а я недовольно пялился на гнутого урода. Не хватало еще заражение крови из-за этих ржавых железяк подхватить! Выбросить испорченный ключ сейчас же!..
«Скриииип»
Устав искать лазейку выхода из замкнутого лабиринта связки ключей, я еще раз посмотрел на обрубок.
«Скрип»
Старый и потемневший. Гнутый и кривой, будто обрубок.
Но все же – ключ. С отломанным куском набалдашника – нижняя челюсть разинутой клыкастой пасти.
«Скрип-скрип»
Надо закрыть дверь!
Я просто слетел со стула и за секунду обогнул полкухни, оказавшись перед шкафом.
Закрыть чертову, никому ненужную дверь!
Сейчас же!
Страшненький обрубок ловко юркнул в замочную скважину. Ииии!!!
«Чик»
В кухне стало тихо. Таракашки скребли лапками-пальчиками по отжившей свое лакированной поверхности буфета и во все глаза таращились на мою руку, поворачивающую ключ.
Черт, чтобы закрыть дверь, нужно повернуть ключ направо!..
Я почувствовал, что вспотел. Сглотнув, чуть ослабляю хватку на теле ключа.
Чертова старая Грейс – зачем только она твердила куда что открывать? Вот я и запутался. Все равно открытую дверь открыть нельзя.
И только я, чуть осипшим голосом подразнивая замерших детей тем, что съем пряник сам, собрался совершить новый поворот, направо, дверь толкнулась вперед.
Пока она разевала свою пасть, словно выворачиваясь наизнанку, я еще раз повторил, как молитву.
«Открытую дверь нельзя открыть!»
Витражная геометрия мигнула изнутри синим и зеленым, а я уставился в слишком необъятное для буфета черное пространство.
С воющим двухтысячелетним захоронением.
А все потому, что я такой неуклюжий.
- Дядя? – шепчет мальчик, грузом оттягивая мне плечи.
Сейчас я не чувствовал конечностей, разве что большой палец правой руки – его сжимала в своих крепких челюстях пасть оскалившегося тигра-ручки. Я еле слышно выдохнул.
- Слышишь?
- Кого? Призрака, дядя? – паршивец улыбался телом, смеялся голосом, хохотал дыханием.
Я сглотнул и попытался кивнуть.
- Конечно, дядя, мы его всегда слышим. А ты разве нет?
- Две тысячи лет погребения!
«Заткнись!»
Палец вот-вот лопнет под давлением медных клыков. Мне снится - или я правда пытаюсь закрыть дверь?
- Две тысячи лет одних лишь мечтаний и сновидений!
- Бабуля Грейс будет недовольна, - шипит на ухо парнишка. Я истерично пытаюсь захлопнуть невероятно тяжелую дверь.
- Тысяча лет блаженства!..
- Две тысячи лет! – завопил я, поправляя страдающий маразмом разум собственным сумасшествием и что есть мочи толкая дверцу. Она с грохотом врезалась в буфет и в ту же секунду отскочила обратно, обрызгивая меня и визжащую детвору фонтаном острых брызг. Цветные осколки – словно калейдоскоп образов вечного клиента психушки – сыпались и сыпались, будто буфет показал нам язык, хорошенько забрызгав слюной.
Я сидел на полу, в окружении остатков витража, закинув голову вверх и, защищая глаза рукой, смотрел-смотрел-смотрел, как управляемая силой инерции дверца носится туда-сюда, то закрываясь и демонстрируя все тот же безупречный витражный рисунок, то открываясь и становясь уродливой дырой.
- Дядяяя? – тоненько протянул кто-то из умчавшихся под стол мальчишек. Я сжал зубы и, вскочив как раз тогда, когда дверца смотрела на мир красотой витражного узора, захлопнул ее, надавив ладонями. А потом – через резкий поворот ключа направо – с протяжным скрипом дверца открылась.
Я, Оливер, Томас, Питер и остальные – мелкие и лопоухие – с замиранием сердца уставились внутрь.
На старую банку с высохшим ореховым маслом и всю ту же глиттерную паутину.
А ключ-обрубок уже затерялся в гигантской связке.
- Оливер…
- Я - Питер, дядя.
- Вот и отлично. Пойдите-ка, возьмите в верхнем ящике стола по прянику… - пробормотал я, не сводя глаз с совершенно обычного буфета.
- Да, дядя!
Под моими ногами скрипели кусочки сверкающих искорок… нет, не стекла. Рис. Высыпался из нижнего ящичка…
Я закрыл глаза, глубоко вздохнул, выдохнул – и снова посмотрел на буфет. Он тоже молчал. А потом привычно скрипнул приоткрывшейся дверцей.
В принципе, можно поискать этот ключ-обрубок, и теперь уже наверняка закрыть дверь поворотом ключа направо, но…
- Так две тысячи или все-таки тысяча лет? – пробормотал я. Дверь скрипнула и, будто подталкиваемая сквозняком, резко захлопнулась.
Вот ведь обидчивый.
