Глава 3Семь часов утра.
Конец ноября. Ночи все дольше, еще месяц – и наступит самая долгая, самая темная.
На вокзальной площади выстроились палатки, но это не осенняя ярмарка. Палатки армейские. Идет война.
По команде «подъем», от которой содрогаются звезды на небе, в лагере вспыхивает свет, громко топают тяжелые армейские ботинки, громко перекликаются солдаты, разбегаясь кто к умывальнику, кто на оправку. Становится людно, шумно и весело – здесь пока не стреляют.
Больше всего молодых солдат - как на любой войне. Детские лица, недетские глаза. У каждого за спиной хотя бы по одной родной могиле. Почти у каждого - ряд зарубок на прикладе. Считается, что молодым умирать не страшно и убивать не совестно.
Эти парни и девчонки уже не бунтующие голодные рабы – они вместе, они сила, они армия. Все бьются с ненавистным старым миром за свое будущее. Все одеты в одинаковую новую форму. Все одинаково коротко острижены. Все, кроме одной.
Из-под ее армейского берета на плечо и автомат спускается черная коса – ей разрешено. В руке кружка с чем-то горячим – поддержать силы после бессонной ночи на холоде. Она сидит у походной печки, не сводя глаз с маленькой палатки, в которой едва ли уместятся двое.
Кто-то подходит и присаживается рядом:
- Как дела, солдат Китнисс Эвердин?
Как часовые пропустили в лагерь гражданского? Или ему все можно? Наверное, да – он держится так, будто сам дома, а остальные, вплоть до коменданта, у него в гостях.
Она не спрашивает, откуда он ее знает. Оттуда же, что и вся страна. Символ революции, Сойка-Пересмешница – вот она кто в недавнем прошлом. Сейчас – рядовой освободительной армии с неясным будущим.
- Чего-нибудь хочешь?
- Что? – Она будто просыпается.
- У тебя есть заветное желание?
- Я хочу убить Сноу, - четко отвечает она, как армейский устав.
- Без суда? – прищуривается гость. – Это же все-таки революция, а не бандитский налет…
- Нас тоже убивали без суда. Я хочу убить Сноу. – И, как будто оправдываясь: - Я поклялась жизнью своих родных. Я должна его убить.
- Поклялась – значит, убьешь, - усмехается человек. – Но это нельзя назвать заветным желанием.
- Ну, тогда… - Она задумывается, все так же не сводя глаз с одинокой палатки.
- Может, счастья? – подсказывает незнакомец. – Все девочки хотят счастья.
Она впервые поворачивается к нему:
- А оно есть?
- Наверно, есть. Люди все время его ищут, но при этом забывают некоторые правила…
- Что за правила? – В ее голосе надежда.
- Ну, например, за невинную кровь расплата – невинная кровь. Почему-то так. Или… - он провожает взглядом рослого темноволосого солдата, бегущего к штабной палатке, - если кого-то постоянно отталкивать – его обязательно оттолкнешь. Только уйдет он не так, как ты хочешь, а неправильно и не вовремя. Это тоже почему-то так. Или, - он смотрит в ее глаза, серые, как пепелище, - не клянись. Особенно чужими жизнями. Вот так оно примерно и устроено.
Она снова задумывается, глядя на ту самую палатку.
- Кто там у тебя?
- Неважно. – Сказано так, что поймет любой, а уж он – тем более.
Она смотрит в небо, на котором осталась только одна звезда, да и ту скоро закроют наползающие снеговые тучи. На эту звезду желаний не загадывают.
- Хочешь домой?
Черные печные трубы вместо домов, обугленные человеческие кости, косые взгляды уцелевших… Зачем снова об этом?
- У меня был дом, но он сгорел. - Ее голос сух, как пепел. - Все сгорело. А в другой я не хочу.
Да что ж она так смотрит на эту палатку… Как будто там ее потерянный дом.
- Так чего ты все-таки хочешь?
- Я же сказала: убить Сноу. – Разговор начинает ей надоедать. – Я поклялась. Я должна.
- Любой ценой?
- Любой ценой. - Скорее бы этот гражданский убрался восвояси.
- Люди постоянно чего-то хотят любой ценой. Только при этом не задумываются, что цена действительно может быть… любая. – Он встает и потягивается. – Мне пора.
Она не отвечает. Кажется, она готова просидеть всю жизнь, так и глядя на эту палатку.
Через два шага он оборачивается:
- Так и быть, я исполню твое желание. А Сноу ты убьешь. – И тихо добавляет: - Без оружия.
- Отряд, стройся! – По команде она вскакивает, роняя кружку, и бежит на плац. Коса подпрыгивает на спине.
Он уходит прочь мимо не замечающих его часовых. Он и так сошел с трассы.
Сколько веков прошло над землей, когда-то называвшейся Северной Америкой – люди все те же. Он давно бросил бы все, но есть воля сильнее.
Ему остается лишь каждый раз надеяться, что самая темная тьма – всегда перед рассветом.
