Спортивная история- Ну всё, с меня довольно! – я швырнула нож в траву, оставив попытки освободить дохлого кролика из стального захвата ловушки Гейла.
Парни, наверное, впервые за день, а, может, даже за неделю вспомнили о моём существовании, по крайней мере, на их ошарашенных лицах читалось именно это.
Нет, правда.
Достали. Вот были же времена… С утра до вечера гоняли с Гейлом по лесу: ловили рыбу, подстреливали белок, птиц и кроликов, мастерили ловушки, перемывали все косточки Капитолию… Голубые глаза Пита сияли от восхищения, рисуя мой трёхсотый по счёту портрет, пальцы подрагивали и алели щёки, когда он вручал мне именинный торт собственного приготовления.
Были времена, да сплыли. Теперь мы по лесу без Мелларка не слоняемся, и без Гейла рисовать не учимся. У нас тут
броманс* – жестокий и беспощадный, как президент после бунта и миротворцы в День Труда.
А как всё начиналось! Как сейчас помню.
«Я сделаю из пекарского сыночка человека!» – обещал Гейл.
«Я научу Хоторна думать о прекрасном!» – вторил ему Пит.
Молодец, научил. Теперь у нас весь дистрикт усеян уродливыми карикатурами на старину Крея и его подчинённых. У миротворцев чрезвычайное положение – изловить гада и высечь прилюдно, чтобы неповадно было порочить лицо защитников народа.
А Гейлу что? Он анонимус, на которого внезапно снизошло творческое озарение, а добряха-милаха Пит подлил масла в огонь, подарив приятелю краски, что остались у него ещё со школьных времён.
И пошло дело, пошло. Как Крей не злился, приказа сверху на обыски домов так и не поступило. Президент ясно дал понять: пока его не рисуют – дело в норме.
Ага, как же. Капитолий не сразу строился, тут уже до революции рукой подать. Но Сноу не до этого - у него там, в столице, какая-то международная конвенция по защите прав детей, ему сейчас не до шедевров Хоторна.
Что до Мелларка, так тут вообще беда. Некогда чистенький, аккуратненький, в порочных связях не замешанный, младшенький пекарский сынок теперь вовсю отрывался за молодые годы, потраченные впустую: носился по лесу в грязных заправленных в ботинки штанах, как угорелый, разворовывал птичьи гнёзда, нещадно торговался с Сальной Сэй за каждое случайно подстреленное им животное, которое скорее подохло со смеху или от старости, чем благодаря охотничьим навыкам Мелларка. Плюс ко всему, незаметно для самого себя, Пит перенял у Гейла манеру отпускать плоские шуточки и высмеивать городских девчонок.
Всё бы ничего, только я оказалась лишней.
Вот и делай людям добро после этого. А шуму от них в лесу было столько, что все животные разом переехали в леса Дистрикта-11. Кто не успел свалить, попались в ловушки Гейла или стали жертвами
быстрого-резкого-как-Хеймитч-дерзкого Пита.
Сегодня у нас пятница, а в пятницу мы метаем ножи. Кто промажет три раза подряд, тот будет ремонтировать мой покосившийся сарай. В понедельник у нас соревнования по стрельбе из лука, во вторник мы рисуем птичек и миротворцев, в среду мастерим ловушки, а в четверг печем булочки. Ну как, мы… Хоторн и Мелларк, я прицепом. Кому такое понравится?
Вот и сегодня я, словно тень, брожу за парнями, борясь с желанием пустить по стреле в зад каждому.
Аж зудит.
Гейл растерянно смотрит на напарника и чешет затылок. Сейчас чего-нибудь скажет. Хоторн красноречив, как моя мать: десять слов за два часа – уже отлично. На случай важных переговоров у нас всегда есть Пит.
И морник, разумеется.
- Эй, Китнисс, ты чего? Мы же не нарочно… - но меня уже понесло в далёкие дали, прочь от враз растерявшихся парней.
Со злостью втаптывая землю ботинками, я помышляю о страшной женской мести.
***
На протяжении нескольких дней я отказываюсь выходить на улицу и тем более, охотиться. Но парни заходят за мной каждое утро в надежде, что я оттаю. Гейл нарисовал мой портрет и просунул сие чудо под дверь, подписав:
«С любовью для Китнисс». Вот уж спасибо, утешил.
Пит штурмовал мою непреступную крепость под названием гордость сладкой выпечкой и сырными булками.
Ха-ха. Шестнадцать лет сидела на шлаковской диете и ещё посижу.
Я бы разыгрывала обиду ещё долгое время, если бы всем жителям от двенадцати и до восемнадцати не было бы велено участвовать в ежегодных спринтерских забегах на школьном стадионе.
Надо, так надо.
Я достала пылившиеся доселе синие спортивные штаны, заплела косу «Рыбий хвост» ради такого случая и отправилась завоёвывать свою шоколадную медаль и грамоту.
Когда я появилась, неразлучная парочка олухов уже заняли свои места в шеренге мальчишек. Я отправилась к девочкам, гордо задрав подбородок. Ещё около часа мы заполняли анкеты, а потом стали строиться. Девчонки бежали отдельно от парней, миротворцы засекали время и следили за тем, чтобы никто не жульничал. Результаты вносились в специальный журнал. Победитель мог быть только один.
Выстрел, и я понеслась. У меня хорошие природные данные и опыт большой. А вы побегайте по лесу от какого-нибудь животного или, что ещё хуже, от разгневанного Хоторна с огромным ножом наперевес, как и случилось в нашу первую встречу, я на вас посмотрю. В общем, я дала такого знатного дёру, что уши стали замерзать, хотя на дворе стоял май. Голоса позади стихли.
Когда я пересекла условную линию, мои щёки пылали, сердце билось, как сумасшедшее и мне всё никак не удавалось сделать полноценный вдох. Миротворец поражённо замер, уставившись на меня с зажатым в руке секундомером. Тут и там слышалось моё имя.
- Вот это ты дала! – служитель закона вписал меня в первую строчку с рекордным показателем времени. Следующим к финишу приходит Гейл, а потом все остальные. В самом конце плетётся Пит.
- Ох, моё сердце! – стонет он, привалившись к трибуне. – Оно создано для любви, а не для лошадиных забегов.
Мэр пожимает мою дрожащую руку, надевает мне на шею шоколадную медаль и вручают красивую грамоту. Я так польщена, что даже улыбаюсь. Ещё полчаса мы слушаем речь о пользе спорта. Почему-то никто не упоминает о том, что
кушать для здоровья тоже полезно. Хотя бы иногда.
Гейл отдаёт мне свою медаль и весь обратный путь причитает о том, что такого стыда ему ещё не доводилось испытывать – проиграть девчонке. Пит помалкивает, очевидно, стыда в его жизни было достаточно.
Когда мы добираемся до моего дома, я окидываю беглым взглядом свои владения и замираю на месте. Из-за страшной обиды я и не приметила того, что сарай отремонтирован, огород вскопан, а загон для козы выстелен соломой.
- Хлебопечка хочет покрасить твой дом в какой-нибудь весёленький цвет, - смущённо обращается ко мне Гейл, - Что думаешь?
- Весёленький – это какой? – насторожено интересуюсь я.
- Ну, там оранжевый, - шаркнув ногой, вступает в разговор Пит, - Как небо во время заката, - но заметив моё выражение лица, добавляет, - Или голубой. А если хочешь, то можем и зелёным покрасить.
- Зелёный – это хорошо, - немного подумав, соглашаюсь я.
- Ты это.., - Гейл снова чешет затылок, с трудом подбирая слова, - Приходи завтра в лес.
- А то нам без тебя никак, - разводит руками Мелларк.
Я поочерёдно награждаю их тяжёлым взглядом, изображая раздумья, но потом машу рукой:
- Чёрт с вами! Не то совсем без меня пропадёте.
Остаток дня мы проводим у меня, рисуя друг друга, поедая выигранные медальки и запивая их травяным чаем.
***
С того момента, когда я впервые взяла Мелларка с собой в лес, прошло три месяца. Теперь он уже почти сносно стреляет, старается не топать и учится у Гейла мастерить ловушки. Хоторн наловчился изображать главу миротворцев на бумаге так похоже, что теперь карикатурные портреты старины Крея даже в подписи не нуждались.
Пятница была провозглашена
Днём Китнисс. Гейл притаскивал с собой отцовский ящик с инструментами, а Пит – испечённые накануне пирожки с капустой или с луком и яйцом. Я заваривала чай и раздавала команды. Теперь мальчишки соревновались между собой в быстроте вскапывания моих грядок и ремонте старого забора. А в конце дня мы отправлялись на Луговину поваляться на траве, объедаясь пирожками и смеясь до болей в животе.
Гейл, наконец, признал, что Мелларк метает ножи получше, чем он. Пит, в свою очередь, восхищался мастерством Хоторна в сооружении хитроумных ловушек. А мои успехи в забегах на короткие дистанции и командовании двумя несносными парнями даже не обсуждались.
Везде нужна женская рука.
КОНЕЦ.
*Броманс - тесные несексуальные отношения между двумя или более представителями мужского пола, форма гомосоциальной близости.
