Глава 2Когда мы вошли в Нору, первым нас встретил Упырь. На самом деле эту скотину звали Флаффи, но «Упырь» подходило ему намного больше. Так его, в общем-то, все и называли. Когда ма не было поблизости. Она эту скотину размером с ботинок, помесь истеричной бабы с голодной акулой, нежно любила. Даже подушечку ему в спальне у себя положила специальную, прям как в королевском дворце: бархатную и с кистями. Но Упырь все равно вместо спальни постоянно торчал на чердаке, топоча и завывая так, словно был не мелкой псиной, а фамильным привидением. Выманить его оттуда можно было только жратвой, причем вылезал он грязный, как черт — и мы под командованием ма ловили его по всему дому, чтобы засунуть в таз с водой. В общем, Упырь как раз направлялся с кухни обратно на чердак и, когда мы вошли, обгавкал нас с ног до головы. Это у него было вместо «здравствуйте».
Пока я отмахивался от скотины, на шее у Гарри повисла Джинни, и не то чтобы я к такому не привык. Они и до свадьбы постоянно миловались, а теперь так и вовсе отлипнуть друг от друга не могли. Я, на это глядя, даже как-то подумал, может, я чего не понимаю в жизни и не так все делаю... В общем, попробовал к своей Герми почаще подходить, говорить ей всякую ерунду, которую эти двое несут без перерыва. На третий день застал ее на кухне с ма за разговором о том, не съехал ли я с роликов, перетрудившись в оружейной у Джорджа. Больше не пробовал. «Каждому свое» — кто-то умный сказал, не помню кто, потом у Гермионы спрошу.
— Руки помыли и быстро за стол! — рявкнула ма раньше, чем мы ее увидели. Ее дурное настроение чуть не сбивало с ног.
— Мы уже не маленькие, напоминать про руки мыть, — буркнул я, но не так, чтобы ма услышала. Я ж не больной — вызывать бурю на свою голову.
— Мммм, а чем так пахнет? Бараниной? Печеной? Как вы можете быть так жестоки и загонять нас мыть руки, когда ноги сами несут нас в столовую? — Гарри попытался прошмыгнуть мимо ма и, получив легкий подзатыльник, со смехом влетел в ванную.
Шут гороховый и не смешно совсем, но ма отпустила коней. У Гарри такие штуки выходили чуть ли не лучше, чем у нас всех вместе взятых — успокоить ма, когда она рвет и мечет. Что с ней, честно признаться, бывало не так уж редко. И я, в общем, так и не понял, чего с этим делать: то ли обижаться, что ма любит Гарри едва ли не больше родных детей, то ли радоваться, что мой лучший друг так хорошо в семье прижился. А то, признаться, я иногда думал, что теща из матушки моей выйдет совсем невыносимая. Джинни ведь одна у нее, остальные все пацаны.
— Какая муха ее укусила? — шепотом спросил я у Джинни.
— Джордж. Притащил взрывчатку в гараж и проводил там эксперименты.
— Это он неправ. Да. Совсем неправ, — только и сказал я. Джорджу, конечно, приходилось хуже нас всех после смерти Фреда, и ему прощалось многое, но есть же пределы маминой доброты и терпения. Она так всегда говорит, прежде чем кому-то влетает — справедливо и по делу, разумеется. Так вот, Джордж эти пределы сегодня явно переступил. Хорошо хоть Гарри ма слегка утихомирил.
Мы все помыли руки с особым тщанием — на всякий случай — и с самым что ни на есть благопристойным видом вплыли в столовую. Народу сегодня намечалось много, потому что из Африки приехал Чарли. По этому торжественному случаю Билли тоже заявился на обед в Нору, вместе с женой. В общем, почти как на Рождество. Один Перси не пришел, потому что он зануда... то есть, я хочу сказать, очень трудолюбивый и вечно занят.
Семейка у нас, как видите, большая, всегда создает кучу шума и гвалта — но вообще-то крепкая. На том и стоим. Перси только вот слегонца не уродился, но даже у него в конце концов с головой поправилось — и он вернулся обратно в семью. Ма его простила, конечно, она у нас хоть и буйная, но отходчивая.
Дальше было так: я спросил у Чарли, как у него дела, Билли с Джорджем принялись спорить, как лучше взорвать банковский сейф, Джинни стала о чем-то чирикать с Флер, Гарри делился новостями с моим папашей — и все это прекратилось только когда ма на нас рявкнула, обидевшись, что мы совсем позабыли про ее баранину, которую она сама лично соизволила изжарить. Надолго нас, ясное дело, не хватило, но целых минуты три все молча и сосредоточенно жевали.
Баранина, кстати, и впрямь удалась! Сидя за столом и наслаждаясь, я, признаться, даже подзабыл о нашем сегодняшнем провале, хотя, конечно, спокойно поесть мне так никто и не дал. Да и возможен ли вообще спокойный обед в семье Уизли? Еще несколько минут роздыху мне таки дал Чарли, который, наконец, обстоятельно доложил ма, как обстоят дела с алмазами. Правда, все время сбивался на то, как они обстоят с его любимыми львами. Он их там, в Африке, изучает. Чарли у нас ученый. И самый ловкий во всем свете контрабандист. До этого он изучал волков в Румынии и гнал оттуда оружие для Джорджа и Фреда, а с тех пор, как Билли переехал в Англию и остепенился, принял у него все дела с африканскими камушками. И вот дорвался до львов.
К тому времени, как кухарка вынесла с кухни пудинг, разговор дошел и до нашего дела. Признаться, я ожидал нового взрыва от взведенной ма, когда мы упомянули о смерти Флетчера, но она сдержала себя в руках. Зато стоило мне заикнуться про гильзу от чудо-игрушки, Джордж моментально навострил уши.
— Ба, да я же знаю вашего… — он привычно запнулся и продолжил, — исполнителя. У меня же и выкупал цацку, еще и торговаться пытался.
— Кто он? — подскочила моя Гермиона.
— В записях гляну. Буду я помнить по имени всякую голытьбу! Не боись, у меня там все ходы записаны.
— Адресок бы... — буркнул я в тарелку. Прямо жалко стало, что у подпольных точек сбыта оружия вроде нашей не бывает курьерской доставки.
— Ну извини, братец, — усмехнулся Джордж. — Можешь начать у клиентов адресочки выспрашивать. Но если они тебя пристрелят — чур, я не виноват.
Я печально посмотрел на остатки пудинга.
— И чего теперь, нам в оружейку тащиться? Сразу после обеда?
Гермиона пнула меня ногой под столом.
— А ты думал, я тебе мальчиком на посылках буду и сам все в клювике притащу? — ехидно уточнил Джордж. Я лишь вздохнул.
Вот так, даже толком не отдохнув после сытного обеда, мы сорвались узнавать имя хрена, который завалил Флетчера. Признаться, я немного побурчал по этому поводу, но потом даже порадовался, что нас не оказалось дома, когда… Впрочем, по порядку.
Имечко нашего клиента Джордж нашел шустро. Точнее, кликуху. Фамилию тут спрашивать тоже не принято. Впрочем, у этого типа еще и вид был приметный: здоровый жлоб, лысый, как коленка. Я аж заржал, представив его с малюсеньким пистолетиком в руках. Словом, кой-чего на убийцу у нас имелось, а дальше уж была моя работа. Ну да, мне страсть как не хотелось в нее впрягаться, но что поделать…
Память на всякую умную ерунду вроде той, которой набита башка моей дражайшей женушки, у меня хуже некуда, а вот всякое про людей я обычно запоминаю хорошо. Кто с кем якшается, кто кому денег должен, кто чей брат и сват. До матушки нашей мне, конечно, далеко, но записная книжечка у меня пухлая и между ушей тоже не пусто. В общем, спустя три звонка адрес был у нас в кармане. И мы, разумеется, немедленно туда поперлись, на всякий случай прихватив с собой пару игрушек из арсенала.
Окопался этот «Грозный Грэм» в довольно мерзкой дырище: конура Мандангуса показалась бы против нее хоромами, как и Лютный переулок показался бы Белгравией на фоне трущобы, где стоял нужный нам дом. Но даже от такого местечка мы все равно не ждали столь крутого облома — этот мудак тоже был мертв! Второй-то раз за день!
Разнообразия ради, ни одной дыры в парне не было. Я даже проверил. Но в то, что он откинулся просто так, пронюхав о нашем приходе и заранее обосравшись до смерти, как-то не верилось. И не мне одному. Гермиона, осторожно прихватив платочком стоящий на столе стакан, принюхалась к нему и сказала:
— Или этот тип смешивал свой дерьмовый джин с амаретто, во что я как-то не очень верю, или все-таки сюда кинули щепотку цианида.
— Ух ты, прям как в детективе! — ляпнул Гарри. Он единственный из нас любил смотреть детективы, уж не знаю, зачем. В жизни-то все побогаче будет.
Гермиона фыркнула и поставила стакан на место. Нам он все равно был без надобности.
В этот раз бобби никто не вызвал — сдается мне, в этой заднице Лондона вызывать их было просто-напросто некому — так что мы вышли из занюханного переулка прямо как законопослушные граждане. Вот только там нас ожидало кой-чего похуже парочки бобби. На улице нас поджидал Джордж. Он кинулся к нам, едва заметив, с таким выражением на физиономии, будто за ним гнался крокодил.
И вот он значит такой подлетает — и начинает сразу вопить, что дома творится полное второе пришествие и конец времен. Как мы втроем ушли, ма затеяла уборку в комнате Гарри: она всегда в наших комнатах сама прибирает, никаким горничным не дает, говорит, мол, нечего прислуге в ваших вещах копаться. Ну и вот, стала она шмотки его раскладывать — а там мешочек с теми самыми камешками, которые от братца Чарли из Африки приехали. Ма сперва чуть кондратий не хватил, а теперь она то орет, что проклянет Гарри вовеки и он больше не член семьи, то заводит, что ее дорогой мальчик не мог такое сделать и она отказывается верить — и плачет.
Я сперва не понял и ажно Джорджа переспросил. Три раза. А Гарри так просто стоял там посреди улицы, как пенек, и глазами хлопал. Потому что это совершенно точно была какая-то занебесная херня. Но по всему выходило, что случилось именно то, что случилось. А еще по всему выходило, что кому-то наш Гарри вдруг начал очень сильно мешать жить — настолько, что даже алмазов не жалко. Что такое ма в расстроенных чувствах, мы все четверо были в курсе получше многих, так что сразу решили: Гарри домой возвращаться не стоит, пока это мутное дельце не прояснится. Оно, конечно, у ма станет больше поводов думать, что Гарри виноват и вправду хотел камешки прикарманить, но, с другой стороны, это было всяко лучше, чем если б она его случайно пришибла по горячке.
Одним словом, уже через час мы пристроили Гарри в одной неприметной гостинице на окраине. Местечко было не из фешенебельных, но и не клоповник: жить можно. Вещи я ему обещал попозже притащить, как только смогу незаметно это дело провернуть. Гарри сразу разлегся на кровати, прям как герой какого-то фильма, помирающий от несчастной любви — но мы его так и оставили валяться. Не маленький. Потом мы с Фредом двинули в нашу подпольную лавочку, а вешать лапшу на уши ма отправили Гермиону. Джордж сказал, что у нее больше всего этого, как бишь его, самообладания. В общем, она отправилась самообладать, а мы нагло смылись и торчали в оружейной Джорджа до самой ночи.
