Глава 3. Осколки прошлого До начала удивительной жизни оставался всего месяц, а сколько ещё нужно было сделать. Во-первых: прочесть как можно больше из учебников за прошлые годы, чтобы хоть как-то ориентироваться в теории. В том, что касается практики, Эшли очень надеялась на память тела. Когда она взяла в руку волшебную палочку, ей стоило только подумать «люмос», и рука сама инстинктивно начала привычное движение. Эшли едва успела остановиться. «Правда, со сложными заклинаниями на телесный автоматизм особо надеяться не стоит».
Второе, но не менее важное дело: прочитать старые письма подруг к Лили, а так же, от Лили к родителям, чтобы лучше ориентироваться в биографии своего двойника. Ещё Эшли надеялась найти в прошлом Лили какую-нибудь подсказку к событиям той ночи, когда она впервые очнулась в этом мире. Кто был у Лили дома в тот момент, когда Эшли заняла её место? Если это кто-то из друзей – почему сбежал? К тому же, из разговоров с родителями, Эшли поняла, что Лили не ожидала никаких гостей. Или, во всяком случае, не стала сообщать об этом родителям.
Мысль о том, что перемещение Эшли могло быть не случайным, приводила её к другому вопросу: что стало с настоящей Лили? И если произошёл обмен – возможно ли его обратить? У Эшли всё сжималось внутри, когда она представляла, что должна чувствовать Лили, оказавшись на её месте – сиротой, без друзей, в мире без магии (и это ещё если её тело пережило то столкновение). Но мысль о том, что ей самой придётся отказаться от этой жизни, была настолько болезненной, что Эшли старалась даже не думать об этом. «Я разберусь с этим, когда окажусь в Хогвартсе. Проведу собственное расследование, в крайнем случае, обращусь к Дамблдору. Сейчас я всё равно ничего не могу сделать, так что и думать не о чем».
Чтение писем оказалось не плохим способом отвлечься от тяжёлых мыслей. В письмах к родителям Лили, в основном, рассказывала о своих учебных успехах, а так же описывала всякие забавные случаи из школьной жизни. Так Эшли узнала, что почётное место самого непутёвого ученика Хогвартса в этой эпохе занимал ученик Хаффлпафа – Филипп Боунс. Однажды, сделав ошибку в заклинании и пытаясь её исправить, опять же – ошибочно, он умудрился наколдовать по всему Хогвартсу гололёд. На несколько часов коридоры древнего замка превратились в огромный каток – к безмерному восторгу младших школьников. Но самое замечательное то, что для устранения этого безобразия, профессору Флитвику понадобилась помощь самого Дамблдора.
В общем, юный Боунс был причиной половины инцидентов в Хогвартсе. За вторую несли ответственность Джеймс Поттер и компания. Об их выходках, а так же о неуклюжих ухаживаниях Джеймса, Лили рассказывала с умилением, плохо скрываемым под маской напускного осуждения. Даже её подруга Нора, ещё в письме за прошлое лето, так и написала: «Он ведь тебе нравится – зачем изображать неприступность? Жизнь слишком коротка для таких игр». Эшли стало как-то грустно. Джеймс потерял свою Лили и даже не узнает об этом.
Саму Эшли куда больше интересовал другой поклонник Эванс – Северус Снейп. Судя по письмам, роковая сцена у озера уже произошла (та самая, когда Снейп в пылу стычки с Мародёрами, обозвал Лили «грязнокровкой»), отношения разорваны со свойственной Лили безапелляционностью. Почему-то Эшли всегда казалось, что Лили использовала оскорбление как удобный повод разорвать отношения, которые уже давно её тяготили. И письма только укрепили это подозрение. «Но я не Лили, так что будем восстанавливать мосты. И лучше делать это здесь, в Коукворте, а не в Хогвартсе, где Северус будет в компании слизеринцев».
Но, не смотря на то, что писала Мэри Макдональд, Снейп вовсе не дежурил у неё под окнами. Может, он пережил этот разрыв не так болезненно? Или просто уже сдался? Эшли совершала ежедневные прогулки через весь Коукворт – от благополучного района с рядами аккуратных домиков в обрамлении подстриженных зелёных лужаек, и до Паучьего тупика рядом с ткацкой фабрикой.
Атмосфера у этого места была под стать названию – мрачная. Особый колорит району придавал чёрный дым, идущий из труб ткацкой фабрики. Из-за него создавалось впечатление, что над домами нависли грозовые тучи. Даже в лицах мальчишек, гоняющих мяч во дворе, Эшли мерещилась какая-то обречённость. Серые обшарпанные домики с подслеповатыми окнами растерянно жались друг к другу, и девушка непроизвольно ускоряла шаг, желая выбраться из сети узких улочек. «Кажется, знакомство с миром не-волшебников началось для Снейпа с самой неприглядной его стороны. Сложно вырасти адекватным человеком в таком месте. Впрочем, и большинство маньяков имели тяжёлое детство, но это их не оправдывает».
Преодолевая боязливость, и даже некоторую брезгливость – запахи здесь витали не самые аппетитные – Эшли продолжала наведываться на тёмную сторону Коукворта. Но пока эти вылазки не дали никаких результатов. «Может, повезёт встретиться, когда поеду за учебниками?»
В последние дни перед поездкой в Косой переулок, Эшли всё больше времени проводила дома. Прогулки становились всё продолжительнее не только из-за Снейпа. Она стала ощущать какой-то странный дискомфорт в присутствии своей вновь обретённой семьи.
Однажды за обедом мама стала со смехом вспоминать случай из кулинарной практики Лили. Всё началось с вопроса, не пресным ли получился суп.
- Вот уж, какой суп не был пресным, так это «фирменный суп Лили».
- Мой фирменный суп? – Эшли сделала вид, что пытается вспомнить.
- Неужели ты забыла? Тебе тогда было, кажется, лет двенадцать, но ты потом ещё долго переживала о пятне на репутации лучшего зельевара Гриффиндора.
- Да уж, это был коварный манёвр – положить вместо сладкого красного перца острый, - подключился папа.
- А мне повезло, - вставила своё слово сестра, - по вашим красным лицам я поняла, что что-то не так, и не стала пробовать свою порцию.
Глядя на смеющиеся лица близких, Эшли ощутила внезапную злость. Ни на кого конкретно – на весь мир. Этот мир, который ничего не знает о том, через что ей пришлось пройти. О том, как она чувствовала себя, обнаружив мёртвое тело матери – словно её выбросили в открытый космос, и больше не за что зацепиться. Ей как раз было двенадцать… «Надо это забыть как дурной сон, ведь теперь всё хорошо. Теперь моя жизнь здесь. Но если я забуду – что от меня останется?»
Закончив обед, в течение которого Эшли старательно изображала весёлость, она сделала то, что делала всегда, когда её одолевали тягостные чувства: взяла альбом, пастельные мелки и отправилась на улицу рисовать.
Страсть к рисованию была одной из тех вещей, которые она хотела бы взять с собой из прошлой жизни. Сейчас ей захотелось нарисовать ту ночь, с которой и начались её волшебные приключения. Для Эшли это был, своего рода, ритуал, соединяющий её прошлую с собой настоящей.
Изобразить незатейливый пейзаж было несложно – волны прибоя, набережная, несколько фонарей, потерявшихся в тумане. Самое сложное – передать то чувство, что охватило её тогда: Что границы реальности плавятся, как воск в руках, и ей открывается мир бесконечный, удивительный, непредсказуемый. Требовалось немалое волевое усилие, чтобы погрузиться в это состояние сейчас, будничным летним днём на скамейке в парке. Но вскоре Эшли совершенно забыла о том, где она находится, уплывая вместе с пристанью в мир своих грёз.
По мере того, как белый лист заполнялся красками, у Эшли усиливалось ощущение присутствия. Она уже отчётливо слышала плеск волн, вдыхала влажный воздух с запахом водорослей и древесины. Ей и раньше случалось глубоко погружаться в то, что она рисует, но сейчас это было как-то иначе. Когда она дорисовала последнюю деталь – зависший в воздухе лиловый шар – и отстранилась, чтобы оценить рисунок целиком, то чуть не выронила альбом от удивления. Картина двигалась. Волны вздымались и опадали, шар выписывал сложные пируэты, неисправный фонарь мерцал, грозясь вот-вот погаснуть.
- Я и не знал, что ты так можешь. Это… удивительно! – раздался скрипучий баритон, прямо за спиной Эшли.
Эшли вздрогнула и обернулась. Она совершенно забыла, что находится на улице, и внимание незнакомца застало её врасплох. Хотя нет, не совсем незнакомца. Эшли сразу поняла, кто это, хоть и видела юношу первый раз в жизни. Ещё при чтении книг, Эшли думала, что у этого героя должно быть особенное лицо – из тех лиц, что замечаешь даже в толпе. И она не была разочарована. Внешность Северуса Снейпа парадоксальным образом напоминала и о статуях римских богов, и о кубистских картинах Пикассо. Всё в этом лице было масштабны, и , в то же время, каким-то изломанным: изогнутые чёрные брови, крупный нос с горбинкой, рот, перекошенный не то хроническим презрением, не то хроническим страданием. Это лицо привлекало и отталкивало одновременно. Но сейчас взгляд юноши выражал искреннее восхищение, и это чувство словно подсвечивало лицо, облагораживая грубые черты.
- Не знал, что ты владеешь такой магией, - повторил он этим странным, скрипуче-мелодичным голосом, напоминающим звучание виолончели, – Честно говоря, я вообще никогда не встречал столь живой картины, даже в Хогвартсе. Словно окно в другой мир: я прямо чувствую запах океана.
- Спасибо, - сказала Эшли, и непроизвольно заулыбалась.
Звук её голоса вывел Северуса из созерцательного состояния. Он резко отстранился, и как-то замкнулся, будто надев маску невозмутимости. Но встретив приветливый взгляд девушки, застыл от удивления:
- Ты… не злишься?
- Злюсь? – Эшли не сразу поняла, о чём он говорит. Она ещё не до конца вышла из творческого транса, и даже слегка дрожала. Да и сообразив в чём дело, долго не могла подобрать слова.
- Не то, чтобы совсем не злюсь. Просто я долго думала о том, что произошло, и поняла, что была слишком резка. Что я хочу дать нашей дружбе ещё один шанс.
Эшли рассчитывала, что Северус будет счастлив это услышать, но радость в его глазах промелькнула и быстро угасла. Он улыбнулся, но как-то криво, будто в насмешку:
- Значит, теперь ты хочешь всё отыграть назад.
- Я просто хочу, чтобы мы снова были друзьями.
Снейп устало облокотился на спинку скамейки. Некоторое время он молчал, погружённый в какие-то свои, судя по всему, не весёлые мысли.
- Я собиралась послезавтра в Косой переулок. Мы могли бы вместе…, - начала Эшли, но Снейп её прервал:
- Знаешь, Лили, правда в том, что мы уже давно перестали быть друзьями. И сейчас начинать… уже слишком поздно.
С этими словами, Северус развернулся и зашагал в сторону Паучьего тупика. Шёл он, сутулясь и выставив вперёд голову, словно рассекая невидимые волны.
