Глава 3Солнце ещё не успело закатиться за горизонт, а Уиллард уже стоял на пороге гостиничного номера Джонсов. Погода вновь начала портиться, как будто подтверждая его внезапные догадки. Если он прав, Эдельвейс Джонс лучше бы не выходить сегодня из дома.
– Да, она в своей комнате, – натянуто улыбнулась Вивьен, и тень сомнения проскользнула по её лицу. – Может быть, зайдёшь на чай?
Уиллард хотел было отказаться, но Найджел, увидев гостя, требовательно пригласил его в комнату.
– Эдель говорила о встрече с каким-то Филиппом, – без обиняков сообщил он. – Это какой-то твой друг?
– Если этот человек тот, о ком я думаю, он может быть очень опасен, – ответил Уиллард. Чайные чашки в руках у Вивьен испуганно звякнули. – Пожалуйста, скажите, что Эдель сейчас дома.
– Разумеется, мы ведь не разрешили ей пойти на морскую прогулку с Мерлин пойми кем, – с неудовольствием протянул Найджел. – Эдельвейс! – крикнул он чуть громче. – Выйди на минутку! Наверное опять слушает музыку в наушниках…Эдельвейс!
Восседающий в центре ковра Элвин произнёс что-то похожее на «ну-ну», и родители как по команде бросились в комнату дочери. Увидев пустую кровать и открытое окно, Найджел испуганно и злостно выругался.
– Кто этот человек? – обратилась Вивьен к Уилларду, стараясь унять нараставшую в голосе панику. – Что ему нужно от нашей дочери?
Уилл глубоко вздохнул.
– Вы слышали легенду о «Летучем голландце»?
Вивьен сдавленно застонала. Найджел же, изначально показавшийся Уилларду более эмоциональным, уточнил почти хладнокровно:
– Этот негодяй раз в десять лет высаживается на сушу и ищет себе невесту, которая снимет с него проклятие?
– Полагаю, что да.
– Какая из неё невеста? Ей всего четырнадцать!
– Не думаю, что такого человека как Филипп Ван дер Деккен это смутит.
– Тогда, боюсь, он не получит моего отцовского благословения… Уилл, я попрошу тебя предупредить дядю об этом деле – люди из Министерства нам не помешают, если команда голландца решит удержать мою дочь силой. Виви, оставайся дома с Элвином…
– Ну уж нет! – Вивьен Джонс решительным жестом убрала светлые волосы в пучок и спрятала волшебную палочку в потайной кармашек куртки. – Здесь я точно не останусь. Мы спрячемся неподалёку, и уж поверь, если этот слизкий осьминог не захочет отдавать нашу дочь по-хорошему, я придумаю, как отправить его обратно на дно океана.
Пару долгих мгновений они буравили друг друга пронзительными взглядами, пока Найджел не уступил.
– Будь осторожна, – хмуро попросил он.
– Если не возражаете, я сейчас же отправлю дяде письмо с вашей совой и пойду с вами, – Уиллард отвернулся, чувствуя себя явно лишним. – Я много читал о «Летучем голландце» и думаю, что знаю, где стоит искать его и Эдель. На берегу мыса Доброй Надежды.
***
От холода у Эдельвейс стучали зубы. Рука Филиппа, властно обхватившая её за талию, ничуть не грела и казалась какой-то скользкой. Неприятное ощущение, что она слишком поторопилась, нарушив отцовский запрет, уже закрадывалось в её душу, но она отметала его куда-то на затворки сознания, натянуто улыбаясь и еле успевая за быстрым шагом парня.
Всего пятнадцать минут хватило на то, чтобы выяснить, что говорить им не о чем. Филипп не знал ни одной из любимых ею музыкальных групп, не читал любимых ею книг, и вообще, казалось, был недоволен её попытками завязать разговор. Когда она показала ему свой новенький плейер, проигрывающий лучшие хиты «Диких сестричек», он отшатнулся от «музыкальной шкатулки» так, словно она сказала, что сейчас из неё выпрыгнет боггарт. Когда же она попыталась что-то расспросить о его вкусах и учёбе в Шармбаттоне, он, недолго думая, в буквальном смысле заткнул ей рот поцелуем.
Никаких бабочек и прочих насекомых в животе она не почувствовала. На уме вертелось одно лишь слово – «скользко».
– Скажи, что влюбилась в меня с первого взгляда, – испытывающе глядя ей прямо в глаза, произнёс Филипп. Они уже добрались до тех самых скал, по которым они лазили вместе с родителями. Неподалёку от берега виднелся корабль. В серебристом свете выглядывающей из-за туч луны он показался Эдель призраком.
– Да… – искренне протянула она. И всё же, огонёк разочарования разгорался где-то внутри – во всех женских романах, из которых она черпала сведения об отношениях полов, мужчины обычно первые признавались в любви.
– Тогда ты должна сделать кое-что для меня… для нас… Если ты не сделаешь этого, нас ждёт разлука, долгая разлука. Здесь и сейчас, пообещай мне, что сделаешь то, что я попрошу.
Внутри у Эдель всё похолодело. Она уже слышала от старших девочек, что многим парням от них нужно только «одно». В чём заключалось это самое «одно» она понимала довольно смутно, но кое-какие имеющиеся у неё знания, подчерпнутые от сверстников и очень осторожно разговаривающей на эту тему матери, заставили её щёки покраснеть так, что она вполне могла служить проплывающим кораблям вместо маяка. Словно кролик, трепещущий перед взглядом удава, она отрицательно замотала головой.
– Ты должен сказать, что именно, тогда я пообещаю, – заикаясь, проговорила она. Очередной порыв ветра заставил её задрожать, взгляд Филиппа чуть-чуть смягчился, и он нежно провёл ладонью по её лицу.
– Не бойся, глупышка, я не попрошу тебя ни о чём плохом. Более того, я предлагаю тебе то, о чём ты давно мечтала. Эдельвейс Джонс, ты выйдешь за меня замуж?
Эдель сама не могла понять почему, но ей вдруг отчётливо вспомнился дом родственников её матери во Франции и сто пятидесятилетний Франсуа де Ла Фер, которому она приходилась праправнучкой. Эдель было пять лет, Найджел отправился в экспедицию в Китай помогать цилиням*, а Вивьен с дочерью решили погостить пару месяцев по другую сторону Ла-Манша. В имении «Башахаун» во Франции тогда было много маленьких детей, и все они приходились Эдель кузенами и кузинами. Долгими осенними вечерами тысяча девятьсот восемьдесят второго года старик де Ла Фер раскуривал трубку, рассказывая многочисленным внукам жуткие истории о волках-оборотнях и Дикой охоте, о призраках и монстрах, таящихся в Парижских катакомбах, о левиафане, сцилле, харибде и кракене, что обитают на самом дне океана. Дым, выходящий из его трубки, принимал форму описываемого монстра, и кто-то из малышей, испугавшись, обязательно начинал канючить, так что Ивон, кузине Эдель, которой на тот момент уже исполнилось одиннадцать, приходилось его успокаивать. Но не рассказы о волшебных тварях до ужаса пугали дочь магозоолога. Самая страшная история, что на всю жизнь запомнилась маленькой Эдель, была историей о волшебнике, уехавшем по делам и оставившем молодой жене ключ от комнаты, в которую ей ни в коем случае нельзя было заходить. В комнате на крючках была развешены тела предыдущих шести жён волшебника, а седьмой предназначался для последней любопытной жены, которая не смогла устоять перед искушением заглянуть за запретную дверь…
– Мамочка, все мужья такие ужасные? – спросила Эдель у Вивьен тем же вечером, лёжа в постели. – Если все они похожи на Синюю бороду, то я лучше вообще никогда не выйду замуж.
Вивьен удивлённо приподняла брови и нежно чмокнула дочь в нос.
– Конечно же, нет, милая, – улыбнулась она. – Разве твой папа ужасный? А ведь он мой муж.
– Папа хороший, – согласилась Эдель. – Когда я вырасту, у меня будет такой же муж как папа?
– У тебя будет такой муж, какого ты сама себе выберешь, – засмеялась Вивьен, потеплее укутывая девочку в одеяло. – Всё будет хорошо, моя птичка, не сомневайся в этом. А теперь крепко спи, и не думай о жутких рассказах старика…
Убаюканная нежным шёпотом матери, Эдель погрузилась в сон, в котором, как ей казалось, она видела того самого, с кем суждено ей было разделить жизненный путь. Возможно, так оно и было, вот только вспомнить наутро лицо и какие-либо отличительные черты ей было не по силам. Но зародившаяся где-то в глубинах сердца мечта о прекрасном принце, который в один прекрасный судьбоносный момент должен изменить всю её жизнь, продолжала жить и расти вместе с ней. Оставаясь одна, она часто воображала, как они познакомятся, как впервые поцелуются, как он предложит ей стать его женой… И вот теперь, услышав наконец наяву заветное волшебное слово «замуж», она ощущала одновременно и эйфорию, и какой-то безотчётный страх.
«Наверняка то же самое чувствовала жена Синей бороды, стоя с ключом в руках на пороге запертой двери, – промелькнула в голове непрошенная мысль. – Открыть – не открыть, согласиться или не согласиться… Но нет, Филипп не такой, он хороший, как папа. Но папа сказал, что я совсем не знаю Филиппа. Я ведь только сегодня познакомилась с ним… надо посоветоваться с мамой».
– Мне нужно подумать, – мягко ответила она. – Всё слишком быстро…
– Нет времени, – резко меняя тон, бросил Филипп. – На моём корабле есть священник, он обвенчает нас здесь же, прямо сейчас. Если ты меня любишь, ты должна поверить мне…
– Я люблю тебя, – к собственному неудовольствию Эдель отметила, что прозвучало не очень уверенно. – Но зачем так торопиться?
– Затем что так нужно, – голос Филиппа был холоднее и твёрже самой стали. Внезапно он разразился потоком слов на голландском, которые, если можно судить по тону, были ругательными.
– Он говорит, что в его время девицы были посговорчивей, и что с каждым разом ему всё труднее и труднее не выдать в себе человека из другого века, – шёпотом перевела Вивьен. С неподходящим для ситуации умилением Найджел подумал, насколько же у него умная жена, владеющая, кроме английского, французским, голландским и немецким языками.
Они прятались за огромным камнем, и Найджелу не терпелось поставить «зятя» на место.
Невозможно передать то чувство любви и трепетной нежности, которое обрушилось на Найджела в тот день, когда он впервые взял на руки свою дочь. Крошечный розовый беззащитный человечек, пришедший в этот мир всего пару часов назад, смотрел на него вполне себе осмысленным взглядом, хмуря тонкие чёрные бровки. В том самом, тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, в Англии разгоралась война с тем, кто именовал себя Тёмным лордом. В «Ежедневном пророке» каждый день появлялись списки погибших и пропавших без вести, а он, Найджел, был неописуемо, преступно счастлив среди всего этого мрака и безнадёги, ведь в его жизни появилась чудесная малышка, которую ему предстояло беречь и защищать от бед и опасностей этого мира. Эдель росла, менялась у него на глазах, превращаясь из милой пухлой девчушки в светлом платьице и белых носочках в девочку, что всегда плотно закрывала дверь в свою комнату, подолгу шепталась с матерью о каких-то таинственных женских делах и вешала у себя на стене плакаты непривлекательных, по мнению Найджела, мальчиков с тонкими мяукающими голосами. И всё-таки это была его Эдельвейс, его родная любимая маленькая девочка, и он скорее отдал бы на растерзание самого себя, чем допустил, чтобы кто-то чужой злой и страшный сделал с ней что-то плохое…
– Послушай, давай мы вернёмся к этому разговору как-нибудь потом, – неуверенно произнесла Эдель, инстинктивно пятясь от Филиппа. – Мама с папой уже, скорее всего, заметили, что я сбежала, они будут волноваться…
– Ты больше их не увидишь, – гневно бросил Филипп. – Если не примешь моё предложение. Думаешь, ты первая, кто отказывает мне после того, как я потратил на неё целый день, единственный день за десяток лет, в который я могу вступить на сушу? Для вас, смертных, день – это такая мелочь… А я жду его в муках каждые десять лет и ради чего? Чтобы вновь услышать отказ? Клянусь, если ты не согласишься, я сброшу тебя с этой скалы, как и десятки других до тебя!
– Не смей угрожать моей дочери!
– Брак под угрозой не снимет проклятия, капитан!
Найджел и сгорбленный седой старик в рясе католического священника выкрикнули это одновременно. Появление сразу двух свидетелей остудило гнев Филиппа. Ловко и резко он схватил Эдель, бросившуюся было к отцу, выше локтя.
– Да, не снимет, – внезапно оскалился он. – Ты прав, Альберик. Мы это пробовали с Аньес, Джоанной и той мулаточкой из сото**, я позабыл её имя… Да даже и добровольная сдача в мои объятия так и не принесла плоды, так ведь? Что объяснила та ведьма, Калипсо, которую мы давным-давно захватили на пиратском корабле? Проклятие снимет только истинная любовь… Но как может родиться истинная любовь всего за один день? У меня совсем нет времени на ухаживания! Разве это справедливо – быть проклятым так, что спасти меня может одна лишь глупая нелепица вроде искреннего настоящего и сильного чувства какой-нибудь девчонки, и именно эту нелепицу, этот сущий пустяк оказалось так сложно добыть…
– Тебе, должно быть, более трёхсот лет, я всего лишь мальчик по сравнению с тобой, но всё же позволь дать один маленький совет, – медленно произнёс Найджел, взглядом призывая испуганную Эдель не паниковать. Филипп, который до этого словно бы не замечал отца своей предполагаемой невесты, с любопытством и мало скрываемым презрением обернулся к нему. – Любовь – это лодка, в которой гребут двое. Если ты действительно хочешь найти ту, которая по-настоящему полюбит тебя и снимет проклятье, будь готов полюбить кого-то сам.
Филипп бешено расхохотался, уже не скрывая своего безумия. Священник перекрестился, запричитав, видимо, какие-то молитвы.
– Я живой мертвец, папаша! Так уж вышло, я не умею любить, да и никогда и не стремился к этому. Злой рок обязал меня получить в дар то, что я привык брать силой, и он же уничтожил во мне всё человеческое, что ещё могло испытывать доброту, ласку, жалость... Тебе даже не снилось, как жутко быть капитаном «Летучего голландца» и целую вечность колесить по самым тёмным глубинам океана с командой, которая меня ненавидит за то, что я и их обрёк на вечные скитания. Разбой, грабёж и убийство молоденьких дурочек, которые всё никак не могут снять с меня оковы проклятья – моя единственная отдушина. Я должен отплатить за десять лет, вновь потраченные зря. Но до полуночи ещё есть время, – ухмыльнувшись, Филипп облизнул губы, ясно обозначая свои намерения. – Прежде чем, я пролью её кровь, я и несколько моих головорезов успеем немного развлечься.
Не помня себя, Найджел бросился на Филиппа, но не успел он сделать и двух шагов по направлению к ненавистному лицу, как из тьмы выскользнули две тени, ловко скрутившие ему руки.
– Думаешь, я брожу здесь один, папаша? – презрительно хмыкнул капитан. Со всех сторон к нему тянулись иссохшие тощие люди. Луна освещала фигуры и лица, являя их истинный облик – разряженные на пиратский манер скелеты, покрывшиеся плесенью и тиной. – Друзья, кажется, наше возвращение в подлунный мир вновь откладывается. Но есть и хорошие новости – сегодня на «Летучем голландце» будут гости. Наша прекрасная Эдельвейс привела за собой и всю семью вместе с другом. Так что сегодня весёлая ночка будет и у тех, кто предпочитает женщин постарше, а также хорошеньких мальчиков!
Парочка головорезов встретила эту речь с гулом одобрения. С упавшим сердцем Найджел увидел, что мертвецы схватили его жену, сына и Уилларда. Всё это время, которое, как им казалось, они следили за Филиппом, люди Филиппа следили за ними. От ощущения полной безысходности его спасало лишь то, что Уилл сообщил об их планах своему дяде и явное неодобрение политики капитана незначительной частью его команды.
– Ты погубишь своей жестокостью всех нас, – воскликнул священник.
– Я уже погубил всех вас, – спокойно ответил Филипп. – Нечего пугать меня адом – мы все уже там. Так что расслабься, святой отец, и тоже вкуси греховного удовольствия.
Молитвы священника заглушил звук волн. Земля на пару мгновений ушла у Найджела из-под ног – мертвецы трансгрессировали их на корабль.
*Цилинь – китайская разновидность единорога. С европейским сородичем его объединяет только единственный рог. У цилиня тело оленя, но меньше размером, шея волка, хвост быка, рог, заканчивающийся мягкой шишкой, копыта коня и разноцветная шерсть. Бывают также бурые, белые и зелёные цилини. Когда цилинь идёт по земле, он не сломает ни травинки, не раздавит букашки, не ест живых тварей и питается чудесными злаками. Может ходить по воде и никому не причиняет вреда. Очень любит детей (причём в отличие от западно-европейского родственника, не делает различия между мальчиками и девочками). По одной из магловских китайских легенд, подобно аисту приносит людям детей.
** Сото (басото, басуто) – африканский народ, нынче живущий в королевстве-анклаве Лесото, прилегающих районов ЮАР и частично в республике Ботсвана. 
