Глава 4No fate...
- Какого хрена? – изумленно повторяет Драко, растерянно наблюдая, как от окна решительно шагает ему навстречу Поттер, как тенью скользит за ним Уизли, как за спиной последнего прижимает руки к груди Гермиона. – Какого...
- Не заклинило, Малфой? А то можешь еще разок спросить, вдруг мы не поняли, - растягивая губы в усмешке, цедит Рон.
- Ты, видимо, самый умный из нас, Уизли, - Драко справляется с изумлением, а в сердце холодной змеею вползает пустота. – А как насчет пятидесяти баллов с вашего убогого факультета, двухнедельного запрета на выходы и отработки у Снейпа?
- Ты не посмеешь, ублюдок! – Гарри явно не до конца выпустил пар и очень не прочь дать Малфою по смазливой морде.
- Еще как посмею, - усмехается Драко, чуть сгибая ноги в коленях для большей устойчивости. – Двадцать баллов с Гриффиндора за грубость старосте.
- Ого! Наш дорогой друг не возражает получить пару оплеух, - голос Гарри звенит от злости, он резко тушит едва прикуренную сигарету о стену.
- Двадцать баллов с Гриффиндора за курение на территории школы, - скучным голосом продолжает Драко, упорно не замечая полные отчаянья глаза Гермионы.
- И что ж ты вечно мешаешься у меня под ногами, а, Малфой? Чего тебе надо? Что ты лезешь мне на глаза?
- Расслабься, Поттер, у тебя мания величия развилась на почве всеобщего истерического поклонения. Я не припоминаю, чтобы ты являлся хозяином замка. Или я что-то пропустил?
- Ты, твою мать, пропустил свой шанс пойти спать с целыми зубами, Волдемортовский прихвостень! – Гарри окончательно срывается и с размаху бьет Драко по лицу, опровергая утверждение о первенстве Малфоев абсолютно во всем.
Крик Гермионы перекрывает свист ветра. Она кидается между ними разъяренной фурией, буквально отшвыривая с дороги Рона, пытающегося удержать ее.
- Прекратите, немедленно прекратите! Нашли время! Идиоты!
Драко, побледневший еще больше, мягко, но решительно берет ее за плечи, отодвигая за себя.
- Не трогай ее своими грязными руками, мразь!
- Гарри! Заткнись! Сейчас же! Ты же ничего не знаешь!!
- Не знает что, Герм? Что этот урод спит и видит, как бы перешагнуть через наши трупы, чтобы выслужиться перед своим ублюдочным хозяином?
- Рон!!
- Грейнджер, перестань. Что ты собралась доказать? Что я не мразь? Остынь, справедливость будешь наводить на собраниях. У нас сейчас немного другие цели. Продолжим, Поттер, я к твоим услугам, - убийственному спокойствию Драко может позавидовать любой учитель начальных классов.
- Заткнись, заткнись, Драко! Иначе я убью тебя! Мерлин, заткнитесь все!!!
«Драко???»
«Драко??!»
«Драко?!!»
«Драко… Черт!! Черт!!»
Она отчаянно краснеет, закрывая рот руками, и переводит глаза с одного на другого, потом, очень осторожно, на третьего. На лице Гарри неподдельное изумление, в глазах Рона мелькает догадка, Малфой... Малфой нагло расплывается в улыбке, которую не может удержать, как ни старается.
- С каких это пор, - нехорошо прищуривается Гарри, - Малфой стал для тебя...
- Что застыл, Поттер? – насмешливо перебивает Драко. – Или твоего запала хватило на один жалкий удар?
- Нарываешься, придурок? – почти любовно спрашивает Гарри. – Давно не получал?
Драко молча бьет его под дых. Гарри сгибается, но отвечает довольно быстро, и через секунду они уже катаются по полу башни, нанося друг другу точные и явно очень болезненные удары. Рон кидается разнимать, по ходу пытаясь увернуться от кулаков, и в этот момент громовой голос Гермионы произносит заклинание парализации.
***
- Это единственное заклинание, которое ты знаешь, Грейнджер? – Драко сидит на полу, прислонившись к стене, и ощупывает лицо.
- Заткнись, Малфой! Да что с тобой такое? Ты что, окончательно повредился умом?!! Зачем ты полез в драку?? Не мог подождать несколько минут, чтобы они ушли?!!
Драко прикрывает глаза, стараясь унять заходящееся сердце. Когда Гермиона сняла заклинание, на Поттера и Уизли страшно было смотреть. Он всерьез опасался за ее физическое здоровье, но она решительно подошла к друзьям, обняла за плечи Гарри, что-то умоляюще прошептала Рону. Тот молчал, внимательно глядя ей в глаза. «Пожалуйста, я прошу вас!» - долетел до Драко взволнованный голос. Уизли кивнул, кладя руку на плечо разъяренного друга, а она... она привстала на носочки и дотронулась губами до губ Поттера, ласково ероша и без того лохматые волосы на его затылке. Драко замер. Сердце оборвалось от невыносимой нежности этого простого жеста. Когда Поттер обнял ее, Драко отвернулся к окну. Он не видел, как они уходили, не слышал ее приближающихся шагов. Действительность смеялась в лицо, разрушая его нелепые надежды и показывая, какое именно место он занимает в жизни Грейнджер.
- Малфой...
Ее напряженный голос ни в чем не убеждает его. Все кончено. Кончено, хоть и не начиналось.
- Отвяжись, Грейнджер, - устало говорит он, не глядя на нее. – Тебе пора.
- Мерлин, Малфой!! – она взрывается. – Что на тебя нашло?? Тебе что, все равно, что теперь будет?? Тебе все равно, что мы, возможно, не сможем больше видеться так часто?? Что ты молчишь, как проклятая мандрагора в горшке??
И Драко не выдерживает. Послав ко всем ныне здравствующим гоблинам вопящий об осмотрительности внутренний голос, он одним рывком вскакивает с земли. Гермиона испуганно охает от полыхающего в его глазах бешенства.
- Что со мной такое, Грейнджер?! Ты целовала его!! Целовала, черт возьми тебя и всю твою маггловскую семейку!!
- Что? – этого Гермиона ожидает меньше всего. – Ты в своем уме, Малфой?
- Сомневаюсь! Иначе, почему это так волнует меня! – он со всей силы бьет ногой о стену. От перелома спасает лишь толстая подошва ботинка.
- Малфой, успокойся, - Гермиона примирительно кладет ладонь на его сгорбленную спину. Он вздрагивает, будто через него пропускают ток, и поворачивается.
Она отшатывается – таких страшных потемневших глаз у него не было уже очень давно. Кажется, с того дикого поцелуя в библиотеке он не смотрел на нее так, будто бы хотел разорвать, переломить пополам.
- Малфой... - шепчет она, отступая.
- Тебе же нравится это, да? – его голос впивается в нее кнутом, вымоченным в соли. – Нравится, Грейнджер? Обуздывать и приручать людей, как диких гиппогрифов?
Она мотает головой, не в силах вымолвить ни слова.
- Только ты забыла, - он наступает медленно, но необратимо, - ты забыла, что стоит сделать один неверный шаг, и они затопчут тебя. Ты этого хочешь?! – его резкий окрик заставляет ее беспомощно прикрываться руками.
Он приближается вплотную и с силой отводит их от ее лица.
- А теперь ты дрожишь, Грейнджер. Дрожишь, мать твою, потому что знаешь – даже самые везучие порой попадают в ямы, а я ведь не гиппогриф!
- Малфой, пожалуйста, - она пытается говорить спокойно, но ужас уже охватывает ее целиком, не оставляя ни одной лазейки, ни одной щелочки, из которой можно было бы зачерпнуть уверенности и погасить эту неожиданную вспышку его дикой ярости.
Сейчас он действительно страшен. Пытаясь контролировать клокочущую в нем ярость, он до синяков сжимает ее запястья. Бледное до синевы лицо перекошено, ноздри раздуваются, воздух вырывается сквозь зубы с каким-то зловещим шипением, полыхает расплавленный свинец из суженных до щелочек глаз. Гермиона отчаянно ищет выход, но, чем дольше смотрит ему в глаза, тем меньше мыслей остается в голове.
- Малфой! Я не понимаю, я правда не понимаю, о чем ты, - голос предательски дрожит. – Пожалуйста, давай поговорим спокойно. Объясни мне, что происходит? Что ты так завелся? Чего тебе не хватает?
- Чего мне не хватает? – он заливается каким-то диким, сатанинским смехом и смотрит на нее взглядом, полным презрительной жалости. – Мерлин, Грейнджер, идиотка ты безмозглая!! Ты еще спрашиваешь, чего мне не хватает?! Тебя, Грейнджер!! Мне не хватает тебя в моей постели, черт тебя побери!!
Он орет это охрипшим сорванным голосом прямо ей в ухо, но ей кажется, что он лишь беззвучно открывает рот, и его слова пробиваются к ней сквозь тяжелую вату в воздухе между ними. Она растерянно смотрит на него, глаза наливаются слезами, и тогда он отшвыривает ее от себя и обрушивается на ни в чем не повинное покрывало, пиная его ногами до тех пор, пока оно не превращается в грязную изорванную тряпку. А потом происходит самое страшное для Гермионы - он беспомощно падает на пол, пряча лицо в коленях, обхватив голову руками, сжавшись в комок.
- Почему ты? Ну почему ты? – глухо стонет он, повторяя ее давнишний вопрос. – Мерлин!! Среди всех женских губ в этом гребаном мире, я хочу именно твои! Я спать не могу, Грейнджер, потому что даже теми редкими ночами, когда мы не вместе, и я не добываю для Снейпа информацию, ты сидишь в моей голове! Почему? Скажи мне, ты же самая умная! Почему ты?
Он поднимает на нее измученные, в одно мгновение постаревшие глаза. Бешенство ушло так же внезапно, как и накатило. Она видит, какая напряженная работа идет сейчас в его голове. Как мучительно он принимает новое положение вещей – он на стороне Ордена и не может без нее.
- Драко, - потрясенно шепчет она, бросаясь к нему, обнимая, беспорядочно гладя по волосам, плечам, обхватывая за талию, пряча лицо на его груди.
Он не реагирует. Руки висят плетьми. Его заполняет пустота, пустота и равнодушие, которое обычно бывает после истерики, после сильного эмоционального взрыва. Ощущений никаких, кроме этой самой расползающейся пустоты, замораживающей его злость, его ревность, его желания. Он потерян, разбит. Он не понимает, как вообще допустил эти встречи, зачем пошел на поводу у своего эгоистичного "хочу". Нужно прекращать это. Прекращать, пока все не зашло еще дальше.
- Драко, - ее дыхание обжигает щеку. – Ты... ты просто не можешь... я... я не знаю...
- Пустое, Грейнджер, - равнодушно бросает он. – Теперь уже пустое. Я с чего-то вдруг решил, что дико ошибался все эти годы, что именно ты – мой пропуск в счастье. Ах, какой слог, какой пафос, чувствуешь?! Вся гребаная аристократия нервно курит в загоне для драконов.
Он горько усмехается и осторожно пытается отодвинуть ее от себя. Она упрямо мотает головой и снова приникает к нему.
- Знаешь, Грейнджер, - тихо говорит он мертвым голосом. – Я ведь почти поверил, что смогу... Что на пару с вашим мудацким Орденом и ублюдочным Поттером смогу победить Лорда, отца... и себя. Что однажды утром проснусь рядом с тобой и пойму, что именно так я хочу прожить остаток свой никчемной жизни, потому что только рядом с тобой она имеет какой-то смысл. Я сошел с ума, да?
Он смотрит ей в глаза и не видит. Ничего не видит, кроме краха своего мира, своей собственной, такой долго и тщательно выстраиваемой вселенной, в которую она внесла разлад своими руками, губами и убеждениями. И сейчас он ненавидит ее за это, ненавидит за то, что говорит, за то, что еще скажет, за то, что сделает.
- Что разбужу тебя однажды и скажу, что вот прямо сейчас нам пора заняться делом, потому что я давно не вытирал сопли разнюнившимся младенцам. А ты ничего не поймешь спросонья, но скажешь, что если мне пришла охота повозиться с детьми, я могу пойти в любой ваш маггловский приют и осчастливить тех, кто выжил.
Он отворачивается от ее распахнутых, бездонных от горечи разочарования, глаз к окну, за которым занимается бледный рассвет.
- Ты понимаешь, Грейнджер, что это последний рассвет, который мы встречаем вместе? А я...
- Ах, боже мой! – перебивает она дрожащим от бессильной злобы голосом. – Какие страсти! Какая горечь! Какие слова! Ты хочешь, чтобы я пожалела тебя, Малфой? Я пожалею! Как ты попал! Мерлин, как же ты вляпался! Ты на секунду разрешил себе представить, что можешь быть нормальным человеком, думать, чувствовать и делать то, что хочешь ты, а не твой отец, твои друзья или твой змеевидный хозяин! Ты разрешил себе что-то, кроме обычного траха на пару раз, ты разрешил себе на минуту допустить, что можешь любить! Просто любить, не за замки и положение, не потому, что так надо, а потому, что ты так почувствовал. И, черт возьми, кого! Грянокровную нищую девчонку, подружку твоего злейшего врага!
Гермиона вскакивает с колен и ее лицо белее волос Малфоя, который в изумлении смотрит на нее снизу вверх. Еще никогда Гермиона Грейнджер не была в такой ярости. Никогда с тех пор, как он целовал ее в библиотеке, впитывая в себя ужас и боль, терзающие ее. Сейчас они вернулись снова.
- Ты думаешь, я слепая, Малфой?! Ты думаешь, я не вижу, как тебя корежит рядом со мной, как ты постоянно осекаешься, держишь себя в руках, следишь за словами. У тебя все под контролем, но ты забываешь, проклятый ублюдок, ты забываешь, что нельзя контролировать любовь! Нельзя! И как бы ты ни старался отрицать это, ты не можешь без меня!
Ее голос срывается, но она продолжает, глядя, как он испуганно вскакивает, и, примирительно подняв руки, идет к ней.
- Нет! Не подходи! Что ты сделал со мной? Что? Ты дал мне поверить, что можешь быть таким... таким другим, Малфой! Таким нежным, теплым, человечным. Живым, Малфой! Понимаешь?! Не ходячим организмом, а живым человеком, человеком, которого я... я...
- Грейнджер... не надо...
- Которого я могу полюбить, черт тебя возьми, ублюдок!!! Да! Полюбить!!
Он хватает ее в охапку и прижимает к себе, не обращая внимания на слезы, на кулачки, отчаянно колотящие его по груди, по плечам. Она рыдает, отбиваясь, но силы неравны, и он опускается на остатки покрывала, бережно обнимая ее.
- Тише...тише, Грейнджер, тише... Мерлин, как же быстро ты вспыхиваешь! Что же у вас там все такие горячие, Грейнджер? Дурочка ты припадочная, помолчи, помолчи и послушай меня!
- Я не буду слушать тебя, Малфой! Что ты можешь сказать мне?? Что это наш последний рассвет вместе, потому что ты не переживешь такого падения – хотеть грязнокровку??!! Ты так завелся от того, что тебе стало больно, когда я поцеловала друга! Друга, которому наплевать на мою родословную! А тебе не нравится боль, верно, Малфой?! И ты предпочитаешь отказаться от меня, лишь бы все было по-прежнему, лишь бы ничто не тревожило твой идеальный проштампованный мир!!
- Ты ничего не знаешь о боли, Грейнджер, - глухо говорит он, продолжая сжимать ее в руках. - Ты не поймешь меня.
Из нее будто бы выпускают воздух, как из проколотого воздушного шарика. «Какая ирония, - проносится в ее голове мысль. – Как нелепо, как глупо и стыдно. И как теперь смотреть в глаза им всем, всем троим...»
- Малфой, - она старается восстановить дыхание и не сорваться в крик. – Я ничего не хочу тебе доказывать. Я не пойму тебя? Тогда и ты не поймешь меня, потому что не дашь себе труда хоть на один короткий миг предположить, что все может быть иначе!
Он равнодушно пожимает плечами и расцепляет руки. Она сидит рядом еще какое-то время, надеясь уловить в его глазах, в его позе хоть что-то, что сможет помочь ей понять, сможет дать надежду на то, что все еще может повернуться совсем в другую сторону. Но он молчит, на лице привычная маска властного хозяина своих мыслей и чувств. «Безнадежно», - припечатывает она, поднимаясь. Медленно, словно дряхлая старуха, шаркающими шагами она бредет к выходу, понимая, что самое ужасное впереди, и рядом уже не будет его насмешливого голоса и теплых сильных рук, которые удержат ее на краю.
- Не судьба, Грейнджер, - шепчет он ей в спину с такой тоской, что у нее заходится сердце. – И не в моих силах изменить это.
- А судьбы нет, Малфой, - устало говорит она, оборачиваясь от двери.
В его глазах столько отчаянья, столько боли, что она забывает обо всем и хочет лишь одного – обнять его, стиснуть глупую белокурую голову и прогнать прочь все, что может помешать им. Хочет, но не двигается с места. Это - не ее игра.
- Судьбу придумали слабаки. Когда кто-то становится ближе к тебе, и ты впускаешь этого кого-то в себя, он прорастает там, остается с тобой, так или иначе, дарит тебе себя. И не стесняется брать твой подарок. Есть ты, Малфой, и есть я. И больше никого. Так как ты думаешь, кто вправе решать, будем ли мы. Кто, кроме нас?
Она смотрит на него спокойно, не отводя глаз, в которых нет мольбы. Он молчит, нервно кусая губы. Потом отворачивается к окну, и лишь затихающий стук ее каблуков по лестнице напоминает о том, что еще пару минут назад в этой комнате было счастье...
