2Примечание: по одной из версий, рассматриваемых Толкином, синие маги, Алатар и Палландо, прибыли в Средиземье на эпоху раньше остальных истари, во время создания Единого Кольца. Именно так они и поступают в этой истории...
Во дворцовом парке всегда жарко: несмотря на близость моря, сюда не долетает и крохотного дуновения ветерка. Белые каменные плиты, которыми выстлана площадь перед главными воротами и дорожки, к полудню уже раскаляются настолько, что едва ли возможно передвигаться по ним в мягких атласных туфлях, которые Эрэндис привыкла носить во дворце. Подошвы их были настолько тонкими, что с закрытыми глазами позволяли читать улицу - и неугомонная Хинд, привыкшая бегать по степям и пескам окрестностей моря Рун в расшитых войлочных сапожках, выдерживавших даже длительный ночной переход по холодной пустыне, некогда посмеялась бы над нелепым предположением, будто однажды она согласится надеть на ноги эту бесполезную красоту.
- Что с вами, принцесса? - сопровождающая ее девица, чересчур внимательная, как и положено прислуге королевских особ, взволнованно подается вперед. - Когда вы поранили руку?
Эрэндис опускает глаза с едва заметным разочарованием. Край рукава платья из небесно-голубого шифона запачкан в крысиной крови - очевидно, она слишком крепко прижимала к себе сверток по дороге к докам.
- Пустяки, позже я загляну к дворцовому лекарю, - мягко улыбается она, позволяя служанке замаскировать пятно складками одежды. Если бы король не отправился в поход, обещание пришлось бы сдержать - порой Эрэндис кажется, что Ар-Фаразону докладывают о каждом ее шаге, и он испытывает неподдельное беспокойство, как если бы она являлась его родной дочерью.
В такие моменты она особенно остро сожалеет о том, что некогда король не позволил ей умереть.
Спустя почти семнадцать лет Эрэндис все еще отчетливо представляется некрасивое, но определенно запоминающееся лицо Аин, с которой ее связывает магия древнее самого мироздания - долг жизни, хитростью и самопожертвованием выцарапанной из рук пустоты, созывающей под свои крылья потерянных детей, лишь ненадолго сброшенных в нижние миры скитаний и ожидания. Аин - дочь кузнеца, добродушного вастака с широкой окладистой бородой, в которую он вплетает бирюзовые и оранжевые бусины и перья птиц с побережья. Потомством своим кузнец гордится, пожалуй, меньше, чем бородой: несмотря на бесчисленные молитвы, дева моря Рун посылает ему исключительно дочерей. Смирившись, наконец, с тем, что наследника ему не дождаться, кузнец махнул рукой на пересуды соплеменников и обучил девочек своему искусству. Аин, пожалуй, преуспевает больше своих сестер, держится гордо и независимо, и подшучивать над ней мало кто осмеливается. Ночью нередко можно увидеть ее, в задумчивости сидящей у входа в шатер и разглядывающей звезды.
Ремесло мастера по работе с металлами считается одним из самых почетных: кузнец едва ли не единственный не добывает золота грабежом и не посылает своих дочерей в вади искать его в руслах хилых ручьев. Бабушка рассказывает, что обучался ковке он в далеких землях, а кто был его наставником, того он никогда не упоминал. Жертвы Аин и ее сестер не окрашивают платье девы моря Рун в привычный багрянец, - они украшают ее руки браслетами и кольцами, чело - богатыми диадемами, и говорят, если в лунную ночь долго вглядываться в морские глубины, можно увидеть, как расплавленным серебром переливаются радужки глаз их покровительницы. Каждое полнолуние кузнец приносит в дар деве лучшее из сделанных им украшений - хотя, конечно, в Нуменорэ с пренебрежением отнеслись бы даже к тем серебряным змеям-браслетам с гранатовыми глазками, что Хинд некогда казались воплощением красоты и изящества..
Хотя ее отец - глава клана и самый сильный его воин, он не заказывает кузнецу ничего, кроме подков для лошадей и черных стрел для врагов.
- Там, откуда мы пришли и куда рано или поздно возвратимся, золото имеет не больше ценности, чем прах под ногами, - с кривой усмешкой говорит он. - Это нуменорские витязи возводят себе огромные усыпальницы, дабы возлежать там подобно драконам на сокровищах. Когда вернется Владыка, золото сами потечет из земли огненными реками, как во время великих битв прошлой эпохи.
Хинд, признаться, Аин немного побаивается: девушка никогда не старается казаться дружелюбной - даже с ней, дочерью вождя. Вытаскивая их с братом из полыхающего шатра, Аин всего лишь исполняет свою обязанность - и тогда, вглядываясь в ее перепачканное сажей лицо с горящими эйфорией битвы черными угольями глаз, Хинд чувствует, будто заглядывает в бездонную душу собственной смерти.
Чувство долга в Аин много сильнее родственных уз - она так и не возвращается к догорающей стоянке выяснить, что стало с ее сестрами.
- Тех, кто мог сражаться, конечно, сразу убили, - с пугающей невозмутимостью предполагает она. - Младших продадут на невольничьем рынке. Если повезет, станут рабынями в каком-нибудь богатом доме Харада.
- Кто это был? - происходящее кажется Хинд страшным сном, не складывающейся в единое целое сюррелиалистической картинкой. - Зачем они это сделали? Сейчас же нет войны.
Аин смотрит на нее с откровенной жалостью.
- Похоже, у тебя и вправду ума не больше, чем у медузы. Война не заканчивалась никогда. В последнее время в этих краях бродили странные люди. Мой отец предупреждал вождя, чем дело кончится. И вот теперь все, что нам удалось накопить, уничтожено, а я осталась посреди пустоши с ревущим мальчишкой на руках, - Аин неприязненно кривится в сторону брата Хинд. - Да к тому же еще и голодным, - она решительно поднимается на ноги. - Пойдем, поможешь мне раздобыть что-то поесть.
Хинд в тот день и крошки в рот не взяла, будто разом утратив способность ощущать голод. Она отказывается понимать, как Аин может за обе щеки уплетать рыбу, словно она не потеряла семью в набеге, и это несчастье постигло одну лишь Хинд.
- Я поведу вас на юг, - заявляет Аин на следующее утро. - Есть там одно кочующее племя, с которым еще до моего рождения ушла тетка, отцова сестра. Там о вас позаботятся, а я дальше пойду.
- На юг? - хотя Хинд еще совсем мала, она все же хорошо представляет себе, где находится. - Но мы и так уже на юге.
- Не на южное побережье, - закатывает глаза Аин. - Далеко на юг. В земли, граничащие с Мордором.
- Я никуда не уйду от моря, - пытается протестовать Хинд. - И брат мой не уйдет. Дева моря Рун не сможет нас защитить, если мы слишком отдалимся от побережья, так всегда говорила бабушка, и наши жертвы…
- Для жертвоприношений у вас очень скоро не останется никого, кроме друг друга, - с затаенным злорадством усмехается Аин. - Оставайся, если угодно. Дождись, пока за вами вернутся и продадут вместе с остальными. Много пользы вы тогда принесете.
В том, чтобы тихо ненавидеть Аин, нет ровным счетом ничего исключительного или сложного; Хинд предпочитает делать вид, что не слышит, как их провожатая плачет по ночам, и следит только за тем, чтобы брат не слишком тяжело переносил тяготы пути. Ее собственные чувства будто заключены в кокон странного оцепенения: оно придает сил, чтобы продолжать идти, но начисто лишает способности разделить чужую боль.
- Когда я вырасту, я научусь убивать и найду их, - заявляет брат на третий день. - Куда они направились? Кто их предводитель?
Ради этого вопроса Хинд нарушает свой обет молчания. Дочь кузнеца насмешливо скалится, но все же отвечает.
- Все началось, когда в Средиземье пришли синие маги.
- Синие маги? - Хинд широко раскрывает глаза в предвкушении сказки. - Пришли откуда?
- Ходили слухи, будто из самого Валинора, скрытой страны богов и эльфов. Так мне рассказывал отец. Выглядят, как старцы, но глаза у них совсем не усталые от гнета лет. Носят лазурные мантии. Далеко на севере есть море - вода в нем точно такого цвета.
- А ты их видела? - с опаской спрашивает Хинд. По описанию синие маги похожи на коварных эльфийских чародеев из бабушкиных историй.
- Конечно, нет, - смущенно отзывается Аин. - Один из них приходил к вождю. Предлагал обучить нас наукам и ремеслам, чтобы мы зажили как другие народы. А в обмен хотел, чтобы мы отреклись от поклонения Владыке, и не участвовали в войнах, которые ведутся от его имени. С Мордором. Вернее, не участвовали на стороне Мордора.
- Отец отказался? - уже предугадывая ответ, уточняет Хинд. Аин кивает.
- Отказался и был прав. Для чего клану вождь, что заводит себе советников? Маг потерял к нам интерес, ушел к другим племенам, и все внезапно начали ссориться. Кланы с северного побережья объединились и стали нападать на тех, кто знался с народами Мордора. Маг их, конечно, всему этому не учил, но что взять с невежд, которые во всем хотят походить на албаи и их друзей! Есть среди них даже такие, кто навсегда покидает Рун и уезжает туда, к морю. Торгует с албаи, учится у них. Вот к кому попасть - хуже смерти.
- Почему? - интересуется Хинд. - У них настолько плохо живется?
- Может, и не плохо, - пожимает плечами Аин. - Только это уже не совсем жизнь. Сначала ты стараешься не выделяться из толпы, чтобы тебя не дразнили неотесанной дикаркой, а потом попросту сливаешься с ней. И забываешь, непременно забываешь о том, кто ты и откуда родом. Отец говорил, для того синие маги и пришли на восток. Это они своими неосторожными речами подняли разгоревшуюся смуту. Иначе все мы жили бы в мире. И Владыка давно бы вернулся.
Хинд немало размышляет над услышанным, прежде чем возвращается к брату с ответом.
- Тех, кто убил отца с матерью и бабушку, мы уже никогда не найдем, - веско заявляет она. - Они приходили не за нашим золотом и не за нашими лошадьми. Мы не сможем им отомстить. Убить нужно мага.
- Мага? - брат смотрит на нее, как зачарованный. - А имя у него есть, у этого мага?
- Доброе утро, принцесса Эрэндис!
Громкий звучный голос подобен камню, брошенному на гладь черных вод памяти, и Эрэндис резко оборачивается, отчасти благодарная стражу цитадели за то, что на время избавил ее от проклятия вновь и вновь проживать эти кошмарные дни. В этом состоит единственный способ сохранить себя в Нуменорэ - воспроизводить их путь мысленно, день за днем, минуту за минутой. Лица, голоса, разговоры, одежду, запах соли, все слабеющий по мере того, как исчезает за горизонтом море, сухую и колючую траву, выжженную солнцем почти до соломы, исцарапанные пальцы и покрытые дорожной пылью сапоги - вспоминать, а не записывать, даже когда ее обучают грамоте, ведь бабушка всегда говорила, что истории, поверенные бумаге, будто отчасти умирают, а допустить этого ни в коем случае нельзя. Да и язык, на котором полагается рассказывать об их скитаниях, в Нуменорэ считается всего лишь одним из сотен варварских наречий.
У синего мага, конечно же, есть имя. Палландо. Палландо и его друг Алатар. Эрэндис до сих пор не знает наверняка, бывали ли они когда-нибудь в Валиноре - просто однажды прибыли на прекрасном корабле и отправились в бесконечное путешествие по востоку. Они стали первыми, а за ними, возможно, придут и другие… Король Ар-Фаразон знаком с волшебниками не понаслышке, он вообще питает определенную слабость к оккультным наукам, но с воспитанницей лишними подробностями не делится.
Эрэндис невесело улыбается. Вот в чем заключается ее роль во дворце. Любимица короля. Названная дочь. Очаровательная компания и украшение двора. Никогда - законная наследница. Даже если королева Ар-Зимрафель так и не сможет произвести на свет дитя, не вастакской девчонке Хинд наследовать престол, пусть даже талантов и способностей для того у нее больше, чем у доброй половины приближенных его величества.
- Доброе утро, Аллас, - останавливается она возле приветствовавшего ее стража. - Я и забыла, что сегодня ты несешь караул во дворце. Какие новости? Известно ли что-то с большой земли?
Страж - совсем не похожий на Хинд, рыжеволосый, голубоглазый, с широкими скулами и смешным курносым носом, - охотно отчитывается:
- Ну, в городе пока не объявили, однако за стенами дворца только и разговоров, что о победоносном шествии Его Величества. Перед могуществом короля Ар-Фаразона низвергаются сами горы! Конечно, у Темного Властелина не было никаких шансов!
- Глупости болтаешь, Аллас, - ужасается служанка, убедившись предварительно, что их не слышит никто, кроме принцессы. - Как будто так просто победить правителя Мордора! Я уверена, король использовал великие тайные силы, недоступные простым смертным. Иначе с чего бы самому Саурону сдаваться ему?
Воин небрежно пожимает плечами.
- Может быть, Мордору все это, наконец, надоело? Столетиями жить одной войной, поколение за поколением. Я бы не пожелал такого своим детям.
- Что оркам за дело до их детей? - со знанием дела заявляет спутница Эрэндис. - Дикие звери лучше заботятся о своих. Или взять тех же варваров. Живут себе огромными кагалами, рождаются, растут и умирают с топором в руках. Отпрысков своих даже не считают, они там все друг другу какие-нибудь братья да сестры. Одним больше, одним меньше… Нет, я уверена, здесь кроется какая-то загадка.
Эрэндис задумчиво улыбается, однако мысленно уже тысячу раз на месте испепелила болтливую служанку. Хотя во дворце никто не знает о ее истинном происхождении, всякому очевидно, что в жилах принцессы течет кровь истерлингов, и от подобной бестактности в глубине души поднимается незамутненная ярость.
- Думаю, мы очень скоро узнаем, как было дело, от Его Величества, когда он вернется с победой, - сделав над собой усилие, говорит она и вновь поворачивается к Алласу: - А что сделали с Сауроном? Он ведь колдун как-никак. Существует ли темница, которая его удержит?
Страж цитадели разводит руками.
- Я человек маленький, принцесса, откуда же мне знать? Это уж король сам сообразит, даром что у него эльфы да мудрые в друзьях ходят. Хотя, - тут он усмехается, - в совете Скипетра об этом, похоже, точно так же ни сном, ни духом. Они сегодня собираются. Те из них, что не отправились на войну.
- Правда? - Эрэндис оживляется - эта новость звучит по-настоящему интересно. - Любопытно узнать, почему. Совет никогда не заседает, если король находится в походе, ведь Нуменорэ в его отсутствие правит Ее Величество, а она предпочитает откладывать серьезные вопросы до возвращения супруга. И кто проведет собрание?
- Лорд Амандил, - докладывает Аллас. - Он и предложил не откладывать заседание, после того, как ему доставили послание короля. А ее величеству он ничего не написал. Я слышал, как лорд Амандил говорил об этом своему сыну.
Эрэндис кивает, принимая информацию к сведению.
- Что же, еще немного, и жизнь вернется в привычное русло. Нам остается только молиться о том, чтобы Нуменору больше никогда не довелось воевать с Мордором. А кто будет нести караул во время заседания совета Скипетра, тебе что-нибудь известно об этом?
- Я уж точно такого не удостоюсь, - огорченно признается Аллас. - Не пробиться туда при всем желании. Лорд Амандил сам не свой в последние дни. Поставит, конечно же, верных ему людей.
Эрэндис выразительно заламывает бровь - она обожает случайные, но, в то же время, весьма показательные оговорки, особенно в присутствии не в меру разговорчивых служанок.
- Верных короне людей, ты хочешь сказать? - замечает она. - Нелепо ведь думать, будто среди дворцовой стражи могут быть те, кто лоялен нуменорским князьям и при этом пренебрегает службой самому монарху.
- Конечно, принцесса, вы абсолютно правы, - спохватывается Аллас. - Верных Его Величеству людей. У меня пока не было случая проявить себя.
- Я давно наблюдаю за тем, как ты служишь. Многие могли бы взять с тебя пример. Думаю, просто некому замолвить за тебя словечко перед королем или лордом Аланором. Жаль, нам даже не известно, когда ждать победителей домой... Если бы я только могла узнать, о чем будут говорить на совете… Ну да ладно, не имеет значения! Лорд Амандил сам обо всем расскажет, ведь у него не может быть секретов от Ее Величества королевы.
Аллас смотрит на Эрэндис с таким неверящим выражением, будто только что ему пообещали горы золота и серебра за совершенно пустяковую работенку, с которой справится любой мальчишка.
- Если у меня будут новости, принцесса, я немедленно дам вам знать! Понимаю, как вы привязаны к Его Величеству и с каким беспокойством ждете его возвращения. Сам видел, как вы постоянно молитесь... Несправедливо заставлять вас и дальше мучиться в неведении. Да и мастер Аланор… сдается мне, он слишком стар для таких походов… Вы ведь знаете его очень давно?
Эрэндис едва заметно вздрагивает от вопроса: отступившие было воспоминания, почуяв благодатную почву для возвращения, набрасываются на нее, как акулы на свежую рану.
Да, она знает Аланора давно. Слишком давно, если считать то время, когда ее все еще называли Хинд, а он был знаменосцем короля, спасшим ее из неволи. В тот безумный и страшный день она навсегда разлучилась со своим братом, и одному Владыке известно, где он теперь мог скрываться. Эрэндис не знала даже его имени - согласно древней вастакской традиции, истинное имя мальчика раскрывалось лишь в день его совершеннолетия, а до тех пор даже самые близкие родственники использовали ничего не значащие прозвища. Эрэндис не могла предположить даже, дожил ли он вообще до своего совершеннолетия по законам истерлингов..
Именно Аланор некогда сжалился над умирающей маленькой девочкой и ради нее просил короля о милости. И как бы ни тяжело было Эрэндис признать, их отныне связывают узы не менее прочные, чем с бедняжкой Аин.
Эрэндис так и не удается выяснить, что стало с дочерью кузнеца после того, как по дороге к границам Мордора они глупо попадаются одному из враждебных кочующих племен. В последний раз она видит свою спасительницу убегающей в сторону мрачного на вид леса. И если раньше принцесса втайне надеялась, что Аин все-таки удалось добраться до Мордора, теперь, после новостей стража, она ей совершенно не завидует.
