Пролог. Глава 1.Пролог.
Сегодня 31 июля. Сегодня мой седьмой День Рождения. Что полагается чувствовать в этот день? Радость, счастье, предвкушение подарков? Желание быть в центре всеобщего внимания? Мечтать о поздравлениях, объятиях, поцелуях?..
Наверное, нормальные дети, которые радуются своим дням рождения, именно это и чувствуют.
Но я не радуюсь. И я ненормальный. И желания у меня тоже – ненормальные. Ведь нормальные дети жаждут внимания и одобрения, – а мне бы забиться в пыльном чуланчике под лестницей и забыться, и чтобы про меня все тоже забыли. Нормальные хотят стать особенными, – а я больше всего на свете хотел бы стать нормальным. Чтобы не взрывалось ничего вокруг меня, чтобы не взрывалась моя голова от криков и извечной ругани, чтобы не хмурилась недовольно тётя, и не багровел от ярости дядя.
В чулане темно.
В чулане уютно.
В чулане почти спокойно.
Но только ни один чулан мира не в силах спасти меня от… меня.
Я чувствую страх: боится тётя, боится дядя, боится Дадли, да и я сам – боюсь. Весь дом пропитался этой липкой боязнью, каждое моё неверное движение сопровождается опасливыми взглядами, каждое слово – осуждением и укором.
И на фоне всей этой серости страха – любовь. Горькая, странная, болезненная, но – любовь. Несмотря ни на что, я знаю: по-своему меня любят. Просто… Весьма по-своему. С неустанными попытками исправить, направить на верный путь, излечить, но всё-таки ведь любят. И любили бы ещё больше, если бы у них получилось сделать из такого монстра, как я, нормального ребёнка.
И я хочу стать нормальным, хочу так, как ничего и никогда не хотел прежде в своей жизни. И раз уж сегодня мой День Рождения, то, значит, можно загадать желание.
Смахнув со стены паутину, черчу семь палочек-свечек на пыли и сдуваю их – эти неправильные свечи на неправильном торте для неправильного ребёнка, который очень хочет стать правильным.
Конечно, не всем желаниям дано исполниться. Но, может быть, всё же?..
Глава 1.
Погода сегодня удивительно тёплая и солнечная, и взрослые тётеньки по телевизору уверяют, что так ещё будет не меньше недели. Это, конечно, хорошо, и я, конечно, рад, ведь все нормальные дети солнышку радуются, а я уже почти четыре дня как почти нормальный ребёнок.
Почти четыре дня без единого происшествия: ничего не ломалось, не чинилось, не взрывалось, не воспламенялось, не перекрашивалось, не… В общем, всё было совершенно спокойно, совершенно обычно, совершенно нормально, да и просто – совершенно “совершенно” по мнению тёти и дяди.
В честь выходного дня и в честь хорошей погоды всё семейство решило отправиться в парк, а в честь моего нормального поведения (ну и того, что старушка-кошатница, с которой меня традиционно оставляли, сломала ногу), меня даже взяли с собой в Лондон.
Я этому, конечно, рад. Ведь чему тот можно не радоваться? Тут же столько всего!.. Целая толпа галдящего народа, лающие собаки, плачущие дети, смеющийся Дадли, воркующая тётя, обилие людей на дорожках, занявшие все свободные скамейки мальчики под ручку с девочками…
О, качели!.. Кажется, хорошие. И, главное, незанятые!..
…почти сбивая меня с ног, на них вспрыгивает братец.
Качели скрипнули, качнулись и выдержали.
Да, мне не казалось: и впрямь хорошие качели. Качественные прям такие, добротные. Высокопрочные.
В отместку отдаю Дадли своё мороженое: во-первых, потому что мне пожирать его не очень-то и хотелось, и, во-вторых, потому что он уж очень жадно пожирал его глазами, прямо ненавязчиво намекая, что с удовольствием поможет мне с его пожиранием, да и в этом повторяющемся “пожирать” “жир” звучит уж как-то очень намекающе-недвусмысленно… Да и после пятого мороженого до качелей братец уже не допрыгнет: пузо к земле притянет. Так что и сгонять меня никто не станет: сиди себе и качайся, качайся и сиди, или сиди и не качайся, если вдруг закачаешься качаться.
Хорошо-то как!..
Качели качались, качели скрипели, и качели, в конечном счёте, надоели.
Я хотел сказать тёте, что пойду на другие, но она была занята: говорила с какой-то другой тётей.
Я хотел сказать дяде, куда пойду, но дяди видно не было.
Я хотел даже сказать Дадли, куда собираюсь, но он, видимо, прятался где-то вместе с дядей, причём где-то достаточно далеко и за чем-то достаточно большим, потому что ни одного, ни второго совершенно не было видно.
Нет, я, правда, хотел им сказать что-то, но…
Но качели скрипели и скрипом своим ужасно надоели. Отвлекать тётю не хотелось, да и я же совсем близко, да и к тому же совсем ненадолго…
А потом мимо меня проходило много людей, некоторые останавливались взглядом, некоторые – не только взглядом, но и всем телом останавливались рядом и даже спрашивали, не потерялся ли я, случаем. Я говорил, что нет, не потерялся, и молча указывал на стоящую неподалёку тётю, и этого хватало – мне кивали, рассеянно улыбались и, отвернувшись, шли дальше по своим делам.
Тётя увлеченно разговаривала, дяди с Дадли всё ещё нигде не было видно, а я сидел в сторонке и думал, что даже если ничего вокруг меня и не ломается, и не чинится, и не взрывается, и не воспламеняется, и не перекрашивается, и вообще ни-че-го странного не делает и даже и не намеревается, а всё ж одно: я как был ненормальным, так и остался. Наверное, мне просто не повезло с этой нормальностью.
Не повезло… Хм… А, может, это не нормальным родственникам не повезло с ненормальным мной, а ненормальному мне не повезло с чересчур нормальными родственниками?
Это, конечно, неправильные мысли, которым не место в голове у правильного ребёнка, да и думы такие надо думать осторожно, тихо и про себя: никакие родственники не одобряют, когда их не одобряют.
Но ведь если так посмотреть, то без меня им и впрямь было бы лучше, ведь где я, где проблемы… В смысле, “где я = где проблемы”, если уж быть более точным.
Я обуза для них, головная боль, я приношу им одни неприятности.
Поэтому я не стал вставать с качелей и идти за куда-то поспешившей тётей.
Поэтому я не стал окликать её, когда ещё была такая возможность.
Поэтому я не стал даже думать о том, чтобы побежать вслед за ней.
Останавливающихся и интересующихся становилось всё больше, я молча указывал на первую попавшуюся женщину, и прохожие проходили дальше, а я думал, что хоть мне, конечно, и страшно, и одиноко, но всё это к лучшему. Так ведь и впрямь будет лучше для всех: и для них, и для меня, и вообще для всех-всех-всех.
