Это правда?

Глава 1

Андромеда сидит на кухне, сонная, усталая, и, нервно теребя салфетку, пьет горький кофе без молока. Мужа все нет. И молока тоже нет. Утро уже не раннее, а почта так и не пришла, и Андромеда волнуется. Война все-таки.
- Мама!
Женщина выпускает из рук чашку, кофе въедается темно-коричневым пятном в свежую скатерть. На кухню вбегает Дора, но не с привычно розовыми волосами и шальной улыбкой, а другая, совсем растрепанная, с опухшими глазами и темными волосами до пояса.
- Это..это правда?
Девочка кладет перед матерью газету, свежую, утреннюю, ту, которую Андромеда так ждала. Кладет, хлопая сверху маленькой ладошкой.
Буквы, много, восклицательные знаки, громкие слова, но Андромеда не понимает, не может понять, что так взволновало дочурку. И тогда ладошка чуть отъезжает в сторону, и на нее, Андромеду, с отчаянием и потухшим огнем в глазах смотрит ее кузен. Нет, не кузен, а заключенный номер какой-то там.
- Мама!
Дора вопросительно смотрит на мать, но та не отвечает и даже не спешит. А ей, Доре, надо знать, почему ее дядюшка вдруг тут, такой несчастный, обвиненный и посаженный в Азкабан за пособничество. Дора не знает много слов, таких, например, как пособничество, но что такое Азкабан - знает. И от этого ей еще страшнее за дядюшку.
- Правда?
Андромеда водит пальцем по свежей, еще пахнущей типографией, газете. Андромеда не верит - не мог Сириус так поступить. Не мог. Да и как - так? Женщина не может сосредоточиться на словах, на предложениях, ни на чем, только голос Доры и ее палец, тыкающий куда-то вниз страницы, возвращает ее к реальности:
- Мама, а что такое - некролог?
На бледную аристократку, улыбаясь, смотрит приятель ее кузена, тот, что приезжал к ним как-то летом, и девушка, вероятно, жена. И все как-то очень красиво, ужасно красиво, складывается в одно длинное и страшное слово: "Предательство".
- Не верю, - бросает, немного грубо, Андромеда, вставая. - Не верю!
Чашка из под горького кофе под визг маленькой семилетней Доры разбивается на сотни осколков.