ПрологТо, что все идет не совсем так, как должно бы, мы почувствовали сразу после Великой битвы. Хотя, нет! Вру. Не мы... я. Ни Рон, ни Гермиона, ни еще кто бы то ни было из моих одноклассников или взрослых сначала не обратил внимания на первые предвестники беды. А я вот заметил. К сожалению...
Может, моя выдрессированная войной и долгими скитаниями по полям и лесам интуиция еще не успела заснуть, как у всех остальных, вытесненная счастьем и опьяненная радостью победы. А может, я просто с самого начала (или с конца, как посмотреть) подозревал, что не могло все закончиться так просто, и отсутствие грустных лиц среди побежденной Армии Пожирателей было тому самым наглядным подтверждением. Жаль, что никто кроме меня не обратил на это внимание... почти.
Как бы то ни было, сидя в Большом Зале, празднично украшенном, скорее с целью прикрыть разрушения, нанесенные войной, чем поддержать радостное настроение, я уныло возил ложкой по тарелке, принимал стотысячное поздравление и... ждал.
Мои бывшие одноклассники веселились вовсю, стараясь за бешеной радостью скрыть горе и печаль, пришедшие в каждую семью. Парвати и Падма Патил, по-видимому, принявшие уже изрядную долю сливочного эля, устраивали для всех желающих эротические танцы. Джордж, словно стараясь возместить отсутствие Фреда, показывал младшекурсникам фокусы, каждый следующий из которых становился все опаснее и опаснее. А Молли Уизли только вскрикивала, глядя на него, но ничего возразить так и не решилась. Где-то Симус во всю глотку орал какую-то магловскую похабную песенку, услышанную, скорее всего, от Дина. А сам Дин извивался на танцполе, куда уже битый час пытался затащить Джинни.
Джинни... Я против воли опустил глаза, стараясь не встретиться взглядом со своей так называемой «невестой». Обручили нас с Джинни заочно, журналистам брак двух героев войны, переживших расставание друг с другом в «самые суровые годы», показался прекрасным завершением истории. «Ежедневный пророк» уже давно рассуждал, какого цвета волосы будут у наших детей и какие имена я им дам. Почему-то все ожидали, что я обязательно назову своих детей в честь кого-то из убитых! Что я совсем сумасшедший? Я, конечно, не суеверен, но то, что имя предопределяет судьбу своего владельца придумано не мной. Ох, и припомнит мне потом судьба эти мысли. Ох, припомнит...
Джинни весь вечер бросала на меня зовущие взгляды и туманно намекала на запрещенные удовольствия. Только вот мне вдруг стало все равно. Нет, Джинни все еще интересовала меня. Все-таки я был молодым сильным парнем с бушующими гормонами, а она — соблазнительной молодой девушкой. Но вот как спутницу жизни, я ее представить себе никак не мог. Слишком многое в нас было разным, и оттого любое общение оборачивалось сущим мучением. Я знаю, что несправедливо так говорить, но отсидевшаяся за спинами родителей, а потом — и за стенами школы, Джинни осталась для меня где-то в прошлой моей жизни. Милое воспоминание из детства, и не больше. Ее наивные рассуждения о браке и детях, мечты об учебе в Университете, работе в пока что неизвестном ей, но точно «потрясающем» месте необъяснимо раздражали меня. Я с трудом сдерживался, чтобы не наговорить глупостей и нечаянно не обидеть ее, а потому старался помалкивать, всячески избегая встреч наедине. Джинни этого не замечала и упрямо преследовала меня. Поэтому, почувствовав, что Джинни собирается встать, я быстренько оттолкнул тарелку, вскочил со скамьи и, едва не врезавшись в изрядно пьяного Рона, полезшего обниматься, вышел из зала.
Остановившись возле лестниц, я задумался. Спать не хотелось, возвращаться назад было бессмысленно, все прилегающие территории к Хогвартсу оккупировали влюбленные парочки, да даже теплицы и те сегодня были заняты. Ноги сами понесли меня куда-то вверх, и я сам не заметил, как оказался в башне. Но удача и здесь была не на моей стороне. На фоне темного звездного неба виднелась большая черная фигура. Решив, что там спряталась парочка влюбленных, я собрался было уйти, но внезапно тень заговорила.
— Привет, Гарри, ты тоже решил отдохнуть?
Невилл... С ним мне было общаться намного проще, чем с кем— либо другим. Невилл ничего не спрашивал, не требовал, не приставал с тупым вопросом «Что дальше?». Он просто жил где-то в параллельной вселенной, никого не трогая. Со дня битвы мы так и не поговорили толком ни разу. «Доброе утро» — утром, «спокойной ночи» — вечером, да «приятного аппетита» — за столом — вот и все наши разговоры. Словно общение друг с другом было чем-то постыдным или запрещенным. Меня устраивало подобное положение вещей, но не отвечать было невежливо, и я тихо пробурчал в ответ.
— Да вот, хотел проветриться немного...
— Присоединяйся, — Невилл жестом пригласил меня на площадку.
Как же мне не хотелось идти! Я устал, у меня не было сил взваливать на себя чьи-то проблемы, которые вокруг Невилла всегда кишмя кишат. Только глубокая привязанность к этому неуклюжему однокласснику, да природное неумение говорить «Нет!» заставили меня все-таки сделать шаг вперед. Много лет спустя я об этом пожалел, но было уже поздно, да и времена уже были другие.
Выйдя на просторную площадку, я с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух, наполненный знакомыми с детства ароматами Хогвартских садов, и на время забыл обо всех своих дурных предчувствиях, наслаждаясь только этой сладостной свободой, пронзающей насквозь.
— Гарри? — Невилл буквально выдернул меня из этой сладкой неги, чем порядком рассердил.
— Мм, — открывать рот совсем не хотелось.
— Ты извини, что я спрашиваю, — смущенно забормотал Невилл. — Ну, я понимаю, что тебя все достали, что ты уже не можешь слышать вопросы...
Я неохотно приоткрыл один глаз и впервые внимательно посмотрел в лицо одноклассника, слабо освещенное луной. Точнее, не очень вежливо покосился.
— Мм?
Невилл пристально посмотрел на меня, потом отвернулся, уставившись куда-то в теряющихся в темноте лесов, потом снова повернулся в мою сторону, попутно бросив взгляд на выход. Наблюдая за его метаниями, я чувствовал, что происходит что-то важное.
— Ты только не удивляйся, — попросил он. — Но... Волдеморт... Ну когда ты его убивал, он ничего не говорил?
Я слегка оторопел.
— Что?!
Невилл еще больше смутился.
— Ну... ничего не шептал? Ну, или там, бормотал?
Я нахмурился, силясь вспомнить хоть что-то из произошедшего.
— Нет... кажется, — Невилл громко вздохнул. — А что? Что-то не так?
Некоторое время в ответ не раздавалось ни слова. Подобное напряжение не могло не подействовать на меня. Я начал истерически вспоминать, что же там говорил Волдеморт в последние минуты своей жизни. Да нет! Ничего он не говорил. Кажется.
— Понимаешь, — стушевался Невилл. — Я не знаю, как это объяснить, но в последнее время я что-то такое чувствую, — он раздраженно передернул плечом. — Может, это и глупости все...
— Да говори уже, — рассердился я. Ну, сколько можно тянуть!
Невилл резко замолчал, а потом собрался с силами и спокойно пояснил.
— Я чувствую, что случилось что-то плохое. Ну, или не чувствую, а понимаю. Не знаю, как объяснить, это здесь, — он постучал себя пальцем по лбу. — И это плохое — следствие смерти Волдеморта. Я плохо отношусь к предсказаньям, сам знаешь, они никогда у меня не удавались, но сейчас уверен на сто процентов.
Не поверил я тогда. Не поверил сразу! До сих пор себя за это корю. Надо было прислушиваться к интуиции… и к своей, и к его. Она же не просто так дана людям. А я думал только о том, что не хочу больше никуда впутываться, хватит с меня геройства! Пусть другие теперь геройствуют, и если Невиллу так надо, пусть сам разбирается.
— Может, ты просто переволновался? — предположил я, рассматривая вмиг повзрослевшее лицо друга. Именно оно — лицо, с узкими прожилками ранних морщин и пугающие прямым взглядом усталых глаз заставило тогда меня все же выслушать друга.
Невилл покачал головой:
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — горько усмехнулся он. — Но это не последствия войны, не разыгравшееся воображение. Это другое. Я даже написал бабушке.
— И что она ответила?
— Пока что ничего...
Я поднял руки, отгораживаясь от его беспокойства.
— Нет-нет, Невилл, мне кажется, ты просто преувеличиваешь, мы все долго шли к этой победе, много страдали. Логично, что теперь наш мозг не верит, что все закончилось.
Невилл недовольно поджал губы.
— Понимаешь, Гарри, — тихо сообщил он, словно делился очень большим секретом. — Есть такое понятие, как инстинкт крови.
— У вампиров, наверное, есть, — не очень вовремя пошутил я.
Невилл шутку проигнорировал, да и вообще, кажется, не заметил.
— Ты только не бесись, Гарри, но у древних родов, кровь которых в течении многих поколений не смешивалась с магловской, веками вырабатывался этот самый инстинкт крови. Благодаря ему главы чистокровных семейств могли ощущать угрозу нависшую над их родом. Ты ничего не чувствуешь подобного?
Я отвел глаза. Чувствовал. Да, Невилл, я отлично ощущал ту же тревогу, что и ты. Но слишком сильна была усталость, слишком тяжелым казался груз новой ответственности. Нет! Мне не хотелось впутываться в новые приключения, искать ответы на очередные загадки, терпеть лишения, смиряться с потерями. Не хотел я больше воевать и быть героем, а потому просто смалодушничал.
— Нет, Невилл, не чувствую.
И Невилл позволил себя убедить.
— Может ты и прав.
— Но я ведь полукровка, — решил все же уточнить я. — Может, я так(,) как ты(,) не могу. Но вряд ли это что-то глобальное, не обращай внимания.
— Может, — согласился Невилл.
Не знаю уж, было ли это отступление тактическим шагом, или он просто согласился, чтобы меня не грузить. Я так никогда и не спрошу его об этом. В первые годы после войны мы практически не виделись, а потом... потом стало поздно спрашивать о таких глупостях. Мы еще несколько минут простояли на площадке, ощущая как ледяной ветер пробирается под теплые плащи, а потом пошли спать.
Уже поздно ночью, лежа в своей постели, я рассматривал звездное небо за окном и, отогнав мучавшие меня мысли, мечтал о спокойном будущем. Эх, знал бы я это самое будущее. Нет, Невилл, ты был не прав! Что-то страшное не случится, оно уже случилось. Жаль только, никто не сказал нам об этом, и мы потеряли долгие годы. А ведь могло быть иначе...
