Глава 1Третья кружка сливочного пива стояла передо мной, словно вызов. Я могла выпить её и зарыдать от отвращения к самой себе — такой слабой и нерешительной не в кругу врагов, а в кругу самых близких людей, — а могла отказаться от опротивевшего за год напитка и в очередной раз отличиться не в лучшую сторону. Объяснять, что данный напиток напоминает мне обычное пиво, только теплое и с молоком, и выпить его я могу не более чем кружку, а за столом стоит такая скорбная тишина, что меня тошнит еще и от неё... я бы просто не нашла нужных слов.
За год, прошедший так быстро, словно он и не год, а один пасмурный день, я научилась молчать. Кто бы мог подумать, что моего горя по усопшим не хватит, что вечера в Норе у камина покажутся мне слишком жаркими, а мой взгляд то и дело, словно бы невзначай, будет скользить по оконному стеклу с такой тоской, что мистер Уизли решится подойти и похлопать меня по плечу, спутав скорбь по ушедшему со скорбью по ушедшим?
Я даже не знаю, что произошло, но в одно не прекрасное утро я проснулась ни свет ни заря, полная уверенности, что все еще спят. Оделась, привела себя в порядок и спустилась вниз, к завтраку — за столом собрались все, кого я любила, ждали только меня. Столько верных глаз, столько боли и отчаяния, а я не могла его разделить. Зал заседаний Визенгамота стал моим вторым домом, а кресло в его центре и звон опутывающих пленников цепей — снились в кошмарах. Однажды, заикнувшись Джинни о том, что устала, я наткнулась на её колючий и все понимающий взгляд. В первый раз за все годы я кожей ощутила, что не такая, как она, а грязнокровка, чужая. Подруга снисходительно прощала мне мою чужеродность, даже улыбнулась и кивнула, разрешив быть «не такой». Но она не понимала, как можно устать от мира, когда закончилась война, когда нужно скорбить, ходить на могилы мертвых, надоедать им своим присутствием и уж совсем ненужными извинениями.
Гарри поступал именно так, не просил прощения и не говорил с погибшим за всех нас Северусом, а просто подходил и коротко извинялся. Потом замирал на мгновение, словно к себе прислушивался и краснел, как мальчишка, не услышав в своих словах ни нотки честности. Не уверена, что заказанный им портрет Северуса простит его за неспособность выговорить парочку хороших слов, разве только смачно плюнет ему на макушку за доставленное беспокойство.
Мне же дико хотелось танцевать, и я завидовала своей кузине из Нью-Джерси, рассматривая её фотографии с соревнований по спортивным танцам, где та блистала не только своими умениями, но и вызывающе яркими нарядами. Мне хотелось каждое воскресение садиться в маленький мамин «Фиат» и ехать на ферму дяди Карлоса — выбирать к обеду самую упитанную утку и самые румяные яблоки. А после, вдоволь наевшись и перемыв гору посуды, с чувством выполненного долга закрываться в своей комнате и подглядывать за жизнью бывших одноклассниц в социальных сетях. Жизнь в магическом мире для меня остановилась, когда закончилась борьба, а там — на экране монитора — шла своим чередом. Однако мне нечем было поделиться с теми, кто посыпал мою голову песком в песочнице и, создав свою страничку, я её удалила.
У меня даже парня не было!
Рон держался особняком. Номинально, для уж совсем посторонних, я все еще числилась его девушкой, а на первых порах так и было. Мы говорили по душам, пытаясь эти самые души очистить от пережитого и вида мертвых тел дорогих нам людей, целовались, и улыбались в ответ на тихие смешки Молли, наслаждавшейся нашим счастьем, словно личным лекарством. Впрочем, когда моя боль улеглась, а я поняла, что смерть не идет по пятам и можно смело шагнуть в светлое будущее — он за мной не пошел.
Мы остались друзьями с общим героическим прошлым и светлым чувством благодарности в сердце. Я всегда буду помнить его горячую руку, не выпустившую мою ни на секунду в пламени горящего Хогвартса. Рон оказался крепким и храбрым мужчиной, но не моим. Он был настолько родным, простым и читаемым, что если бы мне суждено было усыновить ребенка и Уизли оказался в числе кандидатов — я бы не задумалась ни на секунду.
Нас осудили все, кого я знала, а наше зрелое решение восприняли, как размолвку. Рона нарекли идиотом, а меня — несчастной, покинутой, но все же совсем немного, совсем чуть-чуть — виноватой. Впрочем, в который раз проявили снисхождение, простили и постарались забыть столь неудачный роман, словно стыдились того, что их сын, друг и брат так быстро сдался в борьбе за меня. Разве только с тех пор Молли встречает меня уж слишком радостно, словно век не видела, а Гарри стесняется обнимать при мне Джинни. Думает, раз он счастлив, то его счастье способно меня разозлить.
Я люблю Гарри, он мой лучший друг, мы узнали этот мир, шагая нога в ногу, и моя радость за него всегда была чистой, как слеза. Но только после войны я поняла, что впереди целая жизнь, а его я знаю недолгих шесть лет. И Уизли, и Поттеру я обязана этой жизнью не раз, и от одного только взгляда на них у меня начинало щемить сердце, но за завесой детства я не смогла заметить главного отличия между парнями — в отличие от Рона, наш Гарри был пугающе... черствым.
Он с холодным рассудком готов был пожертвовать собственной жизнью, чтобы жили другие, но поддержать, понять и успокоить друга в трудную минуту — ему трудно, и как бы он ни старался, веры его скупым словам не было никакой. Поэтому, как ни крути, а в его счастье мне просто не верилось. Поттер, словно хамелеон, подстроился под свалившуюся на нас рутину будней, не в силах понять, чего же хочет он сам. Социальная адаптация — вещь сложная, и Гарри притворился, что справился. Рядом с ним больше не было ни ужасных Дурслей, приказывающих ему, что делать, ни Дамблдора, оставившего ему после себя уж совсем не широкий выбор путей, и парень очевидно был рад последовать за теми, кто остался — за Уизли.
Меня бы забили камнями, упомяни я в магическом мире о такой науке, как психология, и прокляли, расскажи я о влиянии трудного детства на неокрепшую детскую психику. Удивительно, как Гарри вообще смог вырасти и стать нормальным человеком, а потому я не сержусь на него за то его невнимание и люблю до сих пор, чтобы ни было сказано.
— Холодная она такая... — протянул Перси, раскачиваясь в кресле качалке отца. — Ты не обижайся, Гарри, она ведь подруга твоя, но мы-то другие... Верно я говорю, Ронни?
В тот момент Рон что-то жевал и, судя по тому, как сильно закашлялся и грохоту кофейных чашек, стоявших на столе, по которому он громыхнул кулаком — ему было что возразить. Перси лишь скептически хмыкнул, предпочтя обойти тему моей холодности стороной, а Гарри просто вздохнул и остался стоять у окна. Сделав незаметный шаг назад от двери гостиной, я взяла пальто и вышла во двор. Декабрьский мороз быстро осушил пару слезинок, и я успокоилась, ведь как ни крути, а мне действительно нравится холод.
Разрешение на работу в министерстве все никак не приходило, победили мы лишь Волдеморта, а не бюрократию. С каждым днем я все четче понимала, что в волшебном мире, какой он есть сейчас, можно быть родом из мира маглов, но тебе этого никогда не забудут и самые добрые маги, а поэтому я стыдливо скрывала свои частые визиты в родительский дом. Друзья и знакомые видели во мне только подругу героя, а статус лучшей ученицы Грифиндора остался далеко позади, да и престижным его считала лишь парочка заучек вроде меня. Скучной жизнью была довольна даже Полумна, и по утрам она с удовольствием утюжила Невиллу брюки со стрелками, используя обычный утюг и силу собственных рук, чем доводила бабушку парня до настоящих истерик.
Все мы, те, кто вложил частичку себя в общую победу добра, не вернулись продолжать обучение в Хогвартс и после того, как школу отстроили заново. Некоторые не хотели видеть стен, впитавших в себя столько боли, но большинство не хотело учиться, раз уж министерство приняло такое решение — признать наше обучение оконченным — за заслуги перед страной.
Неудивительно, что кухонные посиделки больше не казались символом единения. Во время тех импровизированых собраний все боялись улыбаться и по прошествии года, и лишь тихо разговаривали, передавая друг другу уже осточертевшие мне пироги. Зачастую жевать их приходилось под аккомпанемент плача малыша Тедди, внимали которому с такой печалью, будто были виновны в смерти его родителей.
По-моему, ребенку не хватало улыбок, но хохотать, когда все вокруг мрачнее тучи? Мои ноги и мой голос отказывались меня слушаться, и лишний раз засмеяться, подкинув малыша на руках, я просто боялась. Наверное, для тех, кто был магом с рождения и знал, что будет жить дольше, чем какой-то там магл, время идет медленней, но это вовсе не моя история.
Мне надоела постоянная толпа возле меня, надоело ощущение вины за свое нежелание её видеть, казалось, будто меня причесывают под себя, чтобы я стала похожа. Тем не менее, как бы я не любила Молли, жалость к которой разрывала мне сердце, Гарри, Рона, Джорджа и всех-всех-всех — не была бы я Грейнджер, если бы однажды чаша моего терпения не переполнилась, пусть даже и сливочным пивом.
Люциус Малфой не получил пожизненного приговора, и все сидящие за столом понурили головы именно по этой причине.
Походы в Визенгамот утомляли только меня, а Флер и Джинни, поддерживая своих мужчин, старались не замечать моих вцепившихся в край стула пальцев, благодаря которым я и сидела прямо, не раскачиваясь, словно в истерике. Челюсть сводило от желания зевнуть, в груди гулял ветер — на подземном этаже никто никогда не топил — а в животе урчало, словно я умирала от голода, и не имело значения, голодна я на самом деле или же нет. Все лица смешивались в одно темное пятно, имена Пожирателей выветривались из моей хваленой памяти, стоило их только услышать, а взгляд то и дело отвлекался от происходящего на арене и внимательно изучал лица друзей, с каким-то болезненным наслаждением внимавшим каждому слову убийц.
Волшебный мир выдавливал меня из себя, серость вокруг обманула все ожидания, а друзья отдалились, сплотившись не со мной, а горем друг друга. Умом я хорошо понимала — всему виной пресловутый поствоенный синдром — ведь война всегда война, в каком бы мире не происходила, и следует немного подождать, но сердце жгла неясная обида. Хотелось встать, закричать, растормошить сонных людей и вытворить что-нибудь эдакое, лишь бы кровь вновь побежала по венам.
Мне не было дела до Малфоев, и то что старшему из них сулили свободу, если его семья делом докажет лояльность победившему режиму, вызывало досаду у кого угодно, но только не у меня. Да, я, пришедшая из мира обычных людей, понимала гораздо яснее — мы никогда не станем вершителями судеб в этой стране. Останемся ярким, но символом, и не более. В магической Англии столетиями продолжали свое родовое древо семьи куда более сильные и влиятельные, чем Уизли, и ни битва у школы, ни извержение вулкана, не способны ничего изменить. Что-то мне подсказывало, что и имена тех, кто грудью встал на защиту лорда Малфоя, нам никогда не станут известны. О лицах я просто молчу. Министерство оказалось заведением куда более закрытым, чем мог предположить рядовой маг, и даже в этом я видела сходство с моим родным магловским миром.
Впрочем, и Билли, и Джордж, просыпавшийся по ночам от своего же крика, верили в высшую справедливость так же рьяно, как и я, глядя на кровавый майский рассвет после еще более кровавой ночи. Потом во мне что-то щелкнуло, я шагнула из юности в зрелость и уже не могла разделить той жгучей ненависти парней, обращенной в сторону Драко, хохотавшего над какой-то шуткой Забини через два столика от нашего.
— Ироды... — проскрипел Билли не своим от сдерживаемой злости голосом. — Тараканы, а не люди, никакая отрава их не берет... Гарри? Тебе видно?
Билли мог только слышать, так как сидел к слизеринцам спиной, а вот Гарри сидел возле меня и видел все. Сложив руки на столе, словно ученик на уроке, он подался вперед всем телом, просто забывшись, и не отрывал жадного взгляда от бывших врагов. Притвориться то он притворился, да вот только я, знающая его не хуже себя, понимала — не будь рядом Уизли, он бы плюнул на весь мир, свое звание героя, взялся за спинку табурета и протащил его через весь зал к тому, вражескому столику. Помирился и простил всех, кто за ним сидел, присоединился к веселью, повспоминал общее прошлое и стал счастливым человеком, свободным от груза обид. Однако совершить подобное ему не позволяла не только совесть, но и здравый смысл, поэтому он продолжал молча завидовать, а я — молча жалеть моего бесхребетного друга.
Очнувшись, Гарри поспешил схватиться за пиво, словно уличенный в измене.
— Ага, живучие... — ответил он неуверенно и тут же поднял кружку. — Ну что, за погибших?
Настала моя очередь с завистью таращиться на блондина — тот пил ароматный чай из аккуратной белоснежной чашки, радовался чему-то и, судя по широте его улыбки, не только новостям из Азкабана, но и просто — всему хорошему на свете.
Вначале я подумала — Драко лукавит, демонстрируя нам свое равнодушие. Но поймав парочку его мимолетных взглядов, скользнувших по нашей компании, с удивлением поняла, что ему действительно все равно, кто дышит с ним одним воздухом в Дырявом Котле. Вот уж действительно кому нужна была эта война, так это ему. Хорек не просто не растерял друзей, он их, казалось бы, приобрел, а свобода в нем расправила крылья и взмыла ввысь, как только Драко узнал, что Поттер не просто спас ему жизнь в адском огне, он заступился за него и в мирное время.
Гарри топал ногами и с пеной у рта доказывал министру, что у слизеринца не было выбора, и тот не выстоял перед таким напором. С расширенными от непонимания глазами он порвал свой ордер на арест младшего Малфоя, согласно которому тот должен был провести в крепости целых семь лет. Я была рядом с ним в тот день, он не доверился Рону, а сам идти побоялся. С тех пор у меня, Гарри, Драко и Кингсли есть общий секрет, знать о котором больше не должен никто. Малфою рассказали, кто его защитил, и в одном из коридоров Атриума Министерства тот подошел к Поттеру, пожал ему руку и сдержанно поблагодарил. Таким довольным собой я Гарри не видела ни до этой встречи, ни после. Разумеется, отбив Драко у жерновов Азкабана, он больше помогал себе, чем ему, но то был единственный его поступок за все те мрачные месяцы, достойный уважения и свободный от жизненных принципов Уизли.
Кингсли теребил свою сережку и ходил из одного угла кабинета в другой, казалось, ковровая дорожка от его нервных шагов вот-вот загорится.
— Почему, Гарри? Ответь мне, почему?! Ты знаешь, что происходило в Малфой-мэноре, пока там столовался Волдеморт? Знаешь, какую роль во всем играл Драко? Не пойми меня неправильно... — он понизил голос, испугавшись за парня, а тот стоял багровый от переполнявших его чувств. — Но Драко Малфой виновен по всем статьям, мальчик мой. Он заслуживает наказания, заслуживает!
— Хорошо, — Гарри дергано кивнул, — он заслуживает. Тогда я лично прошу вас, пусть один из тех, кто заслуживает наказания, его избежит.
Они молчали минуты три, а я просто сгорала от чувства неловкости в глубоком кожаном кресле. Хотелось выбраться из этого предмета роскоши и почесать коленку, но ситуация была такой напряженной, что верхом неприличия казался обычный вздох, не то что подобные телодвижения.
Хруст разрываемого листа бумаги и легкий треск огня в камине, в котором сгорела едва ли не смерть Драко, послужил Гарри красноречивым ответом. Парень вышел из кабинета первым, я проскользнула за ним и тут же подпрыгнула на месте от ужасного грохота за спиной. Поттер с такой силой хлопнул дверью кабинета министра, что с потолка посыпалась штукатурка. Ему не понравилось, что Кингсли Брувстер, ставший министром только лишь благодаря его готовности отдать свою жизнь и за него тоже, не мог выполнить одну единственную просьбу героя и демонстрировал тому свои сомнения, не стесняясь. Ну что ж, как бы Джинни не берегла любимого от скучной реальности, иногда она его находила.
Тем днем, в толстом вязаном свитере с высоким горлом, обычных брюках, похожих на школьные, и растрепанными волосами, даже в полумраке питейного заведения Малфой выглядел не просто молодым — юным. Он крутил в руках серебряную зажигалку, отбивая ею ритм по столешнице, и казался таким обычным, крепким и готовым вынести все невзгоды с ухмылкой на бледном лице, что в ту самую минуту и непонятно отчего, но я простила ему почти все, даже его отца и свои самые ужасные часы в Малфой-мэноре. Ему было за что ненавидеть и себя, и родителя, и нас всех вместе взятых и каждого по отдельности, он потерял друга, его семья потеряла еще больше, но он лично таскал в Азкабан передачи, а гулял по Косому переулку с высоко поднятой головой, не обращая внимания на шепоток за спиной.
Да, Малфой был и остался наглым и хитрым человеком, но он не ненавидел, а проходя мимо нашего столика в уборную, весело стукнул Гарри по спине, желая раззадорить сцепивших зубы парней и в который раз доказать свою наглость. Он не должен был так поступать. В нашей компании не было людей, не пострадавших во время войны, а Драко и впрямь был виновен по всем статьям обвинения, какие не выбери. Однако жизнь в нем бурлила, раскаяния не наблюдалось и в помине, а Поттер по окончании битвы стал просто бывшим однокурсником.
Гарри немного поперхнулся, хмыкнул и... уголки его губ несмело потянулись вверх.
Джордж, Перси, Рон и Билли застыли, словно каменные изваяния.
— Ну чего вы? — парень продолжал улыбаться. — Ну стукнул... Ну не Авадой же, в самом деле...
Джордж скривился.
— Да, Гарри, в тебя Авада не попала, тут ты прав.
— Ты думай, когда говоришь. — За друга вступился Рон. — Полезно.
— Ты меня учишь? — парень рассвирепел. — Меня?! Ты вон её, — он кивнул на меня, — удержать не смог. Слабак!
Мне захотелось провалиться сквозь землю.
— Мальчики, не ссорьтесь... — но Перси никто не слушал. — Не ссорьтесь, кому говорю!
— Хочешь сказать, что было бы лучше, если бы вместо Фреда погиб я?!
— Да, Рон, представь себе, именно это я и хочу сказать! — верещал Джордж и, глядя в его расширенные от гнева черные зрачки, я понимала, что после смерти брата его психика уже никогда не будет прежней. — Какая от тебя польза, ну какая?! Ты даже другом быть не можешь! Гарри улыбается, когда наш враг мило так хлопает его по спине! Ты не можешь объяснить ему, что это не хорошо, нет? Словарный запас не позволяет?!
Все уже давно повскакивали со своих мест, Билл пытался усадить разбушевавшегося не на шутку Джорджа обратно на стул, Перси отошел в сторонку, и сидеть остались только я и Гарри. Последний хотел уйти, я видела, но до конца жизни так и не смог. Я же хотела уйти только в уборную, пока меня не вырвало проклятым пивом, но к месту меня пригвождали десятки пар глаз, уставившихся в нашу сторону. Забини отвлекся от чая и следил за происходящим с нескрываемым презрением на холеном лице. Еще не так давно, увидев подобное неуважение от того, кто был чужим, кто числился неприятелем, но проиграл вчистую, я бы решительно прошла к нему и отчитала за ненадлежащее поведение. Но в ту минуту мне захотелось подойти к Блейзу и зарыдать у него на плече — так плохо мне было от того, что слизеринец думал и чувствовал то же самое, что и я.
— Прекратите...
— Ненавижу! — продолжал кричать рыжий. — Ненавижу! Всех в Азкабан, всех! — из глаз у него брызнули слезы, он сделал порывистый шаг к столу, упал на стул и положил голову на руки, скрыв перекошенное злобой лицо от праздного любопытства посетителей таверны.
— Прекратите...
— Мы все их ненавидим, все... — бормотал Билли, поглаживая брата по спине. — Возьми себя в руки, ну не вернуть его уже, не вернуть...
— Прекратите! — мой голос вырвался, наконец, на свободу. — Прекратите немедленно! — и я кричала, не контролируя его громкость. — Замолчите!!!
Гарри схватил меня за запястье и потянул вниз, призывая то ли вернуться на место, то ли не оставлять его одного. Он почувствовал, что я действительно хочу его покинуть, и испугался.
— Герми, ты чего? — все враз успокоились и сосредоточили свое внимание на моей скромной персоне. — Да мы это... покричим и перестанем. Ты сама прекрасно знаешь!
— Перси, я больше ничего не хочу знать... — протиснувшись между спинкой стула Билли и стенкой, я потянула с вешалки курточку. — У меня под кроватью чемодан, передай Джинни, пожалуйста, чтобы домой мне его отправила. Хорошо?
— Хорошо... — пробормотал Перси. — А куда — «домой»?!
— К маме! — рявкнула я, вырвала свою руку из плена цепких пальцев Гарри и выбежала из помещения так быстро, как только могла.
Догонять меня никто не бросился. Я завернула за угол, в подворотню, и возле огромной металлической урны меня не просто вырвало, меня вывернуло наизнанку. Желудочная кислота нестерпимо жгла горло, но мне не так сильно хотелось глотнуть чистой воды, как воздуха, свободного от магии, врагов и друзей. Знаю точно, и уверена в этом не меньше, чем в собственном имени — не появись позади меня две черные фигуры в коротких пальто того же цвета — моя нога бы переступила границу между волшебным миром и миром маглов, но вовеки веков не шагнула обратно.
Драко деловито застегивал пуговицы, опустив голову.
— А чего они там верещат? — спросил он небрежно. — Поттера не поделили?
— Ну и сволочь же ты, Драко...
Он поднял ко мне лицо и игриво подмигнул.
— А то! — затем повернулся к облокотившемуся о стену Забини. — Ну что, как долг отдавать будешь? Натурой? Или деньгами?
Мальчишка усмехнулся.
— А натурой — это как?
— Ты три вечера подряд танцуешь с Асторией и не подпускаешь ей ко мне ближе, чем на двадцать футов.
— Да иди ты! — Забини захохотал. — Я лучше свою детскую копилку о землю тресну!
— Куда же ты, спаситель мой? — Драко театрально развел руки вслед удаляющемуся другу. — На кого же ты меня покидаешь...
Неожиданно и я прыснула со смеху.
— Много выиграл?
— А зачем мне мало выигрывать?
— И на кого поставил?
— Не на кого, а на что, — он пожал плечами. — Поттеру вы все осточертели, и рыдать ему осточертело. Я на улыбочку поставил, а Блейз — на мозги. Мне доподлинно известно, что твой дружок их не имеет, а он так, только догадывался!
Драко нахмурился и невидящим взглядом уставился на грязь под ногами. Веселье слетело с него, обнажив человека. Он даже перестал быть красивым, и я с удивлением поняла — он не красивый, совсем, так, просто сероглазый блондин, да и глаза у него бесцветные и больные. Все же это он любил жизнь, но никак не она его.
— Не говори так, он тебе жизнь дважды спас, Драко.
Без намека на иронию парень ответил:
— Я же уже сказал — дурак.
Да, Гарри поступил благородно, но в Азкабан на долгие годы попали даже те, кто в подвалах брошюры о чистоте крови печатал, зарабатывая себе на жизнь и не ведая, что ею же и поплатится, а Драко? Немного трусливый и избалованный, он все равно не казался глупым, скорее наоборот, и метка зла на его руке стала его частью навеки. Парень пережил не меньше, чем мы все, ведь Люциус Малфой посвятил жизнь сына миражу, и кто знал, что у него там, в душе, вполне возможно — глубокая пропасть? Я могла завидовать его широкой улыбке и верным, не болтливым друзьям но, проходя мимо него, я ощущала знакомый запах сырости Малфой-мэнора и... страх.
— Не слышу возражений.
— Умом тронулся? — я даже ногой топнула, подняв в воздух грязные капли. — Ты же виновен!
Парень сделал несколько шагов мне на встречу, остановился так близко, что я испуганно дернулась, и сцепил руки за спиной.
— Да нет, тут спорить глупо... — прошептал он. — Ты почему Поттера не защищаешь, а? — он удивлялся честно, а его взгляд скользил по моему лицу, словно бритва.
Пытаясь отсрочить неизбежное, я уставилась на круглую медную пуговицу Драко где-то у него на груди, и возмутилась откровенно фальшиво.
— Дурак?! — пискнула я и прочистила горло. — Так ты когда «спасибо» говорил — лгал, значит, да?!
— Ну почему сразу — лгал? Я благодарен. Нет закона, запрещающего быть благодарным дуракам... — протянул он задумчиво. — Бедняжка.
— Гарри?!
Губы парня растянулись в усмешке.
— Раз такое дело, то и он.
Мне до чертиков захотелось отбежать назад на приличное расстояние, или хотя бы заставить Малфоя отойти от меня ну хоть немножечко дальше!
— Вот еще! С какой стати?!
— Лучшая подруга считает его дураком, Гермиона. Не берусь утверждать но, кажется, мне вас жаль... — он поднял глаза к небу и на мгновение прикрыл, сверяясь с собственными ощущениями. — Хотя нет — показалось!
— Он не... он не... — воздух в груди закончился. — Он не...
— Эй, ты чего?!
Неизбежное все-таки произошло — я разрыдалась перед врагом.
Драко пытался нарваться на грубость, привык за годы обучения, а нарвался на горячие женские слезы. Я вытянула перед собой руку, и хоть выпрямить её мешало слишком малое расстояние между нами, попыталась оттолкнуть нахала открытой ладонью. Нахал оказался крепким не только с виду, и мое исхудалое от перенесенного и передуманного тело с ним просто не справилось. Не сдвинув его с места, я будто бы оттолкнулась от Драко и больно ударилась спиной об угол мусорного бака. От боли и досады слезы потекли в два ручья, я зарыдала в голос и сползла на землю, прямо в грязь, к ногам Малфоя.
Парень метался вокруг меня, бормотал какие-то слова утешения, два раза и без запинки назвал Гарри самым умным человеком на планете, просил перестать немедленно, совал мне под нос белоснежный платок и ловко уворачивался от комьев грязи, коими я пыталась его от себя отогнать.
И только лишь в ту минуту, сидя в зловонной луже под моросящим весенним дождиком, я ощутила себя не боевой подругой и не нелюбимой девушкой, а женщиной. Разоружить хитрого мужчину, пусть даже и такого юного, без магии и волшебной палочки?
Впрочем, я все равно продолжала рыдать, уткнув лицо в колени, а Малфой все равно не отходил, хотя сидеть на корточках было неудобно, а сидеть так близко — и вовсе неприлично.
Голос Забини ворвался в мое сознание сквозь всхлипы, но поднимать голову мне не хотелось — много чести.
— Друг мой, скажи мне, что все совсем не так, как выглядит... — парень явно беспокоился за рассудок товарища. — Умоляю, скажи...
Судя по паузе — Драко задумался.
— А как это выглядит? — с интересом бросил блондин себе за плечо.
— Как преступное избиение женщины!
— А-а-а... — протянул он с непонятным мне облегчением. — Тогда да — все совсем не так, как выглядит.
— Дура-а-а-к... — озвучив такую свою правду, я почувствовала себя почти счастливой. — Какой дура-а-а-к...
Забини отказывался понимать, что происходит и на чью защиту ему становиться.
— Я?! — спросил он. — Ты уверена, Грейнджер? Я ж тебя и не обидел ни разу.... или обидел?
— Идиот! — не выдержал Драко. — Не ты!
— Допустим... — похоже, слизеринец передумал беспокоиться и начинал веселиться. — Но если я идиот, по-твоему, то кто тогда — дурак? Ты, что ли?
От злости Малфой зубами клацнул.
— Нет, не ты? Странно, а все так складно получалось... — он с трудом сдерживал смех. — Ну, так кто тогда, Гермиона? Из-за кого ревем то?!
— Га-а-р-р-и-и... — моя любовь к объяснению всего и вся сыграла со мной ну очень злую шутку. — Г-а-а-р-р-и-и дур-а-а-к...
Молчание, последовавшее за таким откровением, меня испугало. Услышав шаги Забини, а затем его неслабый тычок Драко куда-то в область лопаток, я подняла голову и встретилась глазами с изумрудными глазами своего лучшего друга. Гарри стоял позади Блейза, виновато опустившего взгляд, и смотрел на меня. Малфой от неожиданности забыл подняться, застыл на корточках с чертовым платком в протянутой руке, и я в полной мере ощутила, как это неправильно и больно — предавать.
В полинявшей курточке не по погоде, видавшей виды и прошедшей с ним огонь и воду в прямом, не переносном смысле. Серых джинсах и грязных кедах, таких же неухоженных, как и он сам, Гарри больше не выглядел ни избранным, ни героем. Джинни любила его, как любят то, что принадлежит только тебе. Она разговаривала с ним по душам, сытно кормила и планировала совместную жизнь не меньше чем на два века вперед. Но чем больше она становилась похожа на Молли, тем больше Гарри становился похож на Артура. Все та же жизнь без денег и счастье от того, что ты — Уизли.
Впрочем, мне было жаль Поттера не только потому, что он забывал о себе и своем внешнем виде, растворяясь в жизнях других, мне было жаль его еще и потому, что слизеринская проницательность Драко не подвела. Любя всем сердцем, в глубине души я все-таки считала Гарри неумным человеком — дураком. За нелюбовь к учебе, слепую веру Дамблдору, готовность умереть, словно овца на заклании, безропотность и бессловесность в кругу друзей, и нежелание идти своим путем.
У него окоченели пальцы, даже со своего места я хорошо видела, как они побелели и плохо сгибаются. Гарри засунул обе руки в рукава куртки и немного наклонился вперед, словно от рези в желудке. Он единственный, кто решил проверить, аппарировала я или все же осталась снаружи, дышать свежим воздухом и успокаивать нервы. Последовав за Блейзом, подсобившим ему с поисками, он рассчитывал найти подругу, а не потерять её навсегда, но мои слова задели его до такой степени, что все произошло именно так.
Разумеется, я просила у него прощения еще долгое время, но моих объяснений до конца он не дослушал ни разу. Казалось бы — три не злых слова плачущей женщины, чьи мечты о волшебной жизни разбивались у нее на глазах. Женщины, которая не жалела себя, помогая ему выживать. Однако Гарри и впрямь оказался довольно черствым и не прощающим человеком. Пусть храбрым, выносливым и, как ни крути, сильным духом, но непрощающим. Быть может, Северус понял это сразу, как только первокурсник со шрамом пересек порог его кабинета? Надеюсь, что нет, иначе его и без того мучительная смерть превратилась в адскую муку.
Вспоминая тот закоулок с мусорными баками по прошествии десятков лет — я заливисто смеялась от жуткой глупости произошедшего, но Гарри оставался серьезным до смерти. Возможно, сыграло свою роль и то, что свидетелем моей истерики стал Малфой. Однако, Поттер не последний виновный в том, что больше поплакаться мне оказалось просто некому.
Разогнувшись, он поправил дужку очков, нервно закивал, будто соглашаясь с собственными мыслями, развернулся и пошел прочь.
Мне хотелось закричать, отпихнуть от себя Малфоя, броситься следом, взять парня под руку и почувствовать себя нужной. Такой, которую всегда ждут дома, а не ругают за дрему в Визенгамоте под аккомпанемент монотонного голоса судьи. Странно, но в момент, когда в моей жизни закончились все трудности, и больше не осталось тайных комнат, я почувствовала себя несчастной и бесполезной. Сутулая спина Гарри лишь убедила меня в этом, а Драко поставил жирную точку в моей прекрасной школьной истории.
— Поттер! — он сделал несколько растерянных шагов в его сторону и рукой показал на меня. — Да у неё истерика просто! Ты чего?! Это же Грейнджер!
Гарри остановился и немного повернул голову.
— Драко, пожалуйста, только не ты...
Пожиратель просил Героя не бросать своего друга в луже у его ног. Такой насмешки судьбы парень вынести не мог, и Малфой понял. Они все такие, и время доказало отлично — они понимают.
Он только тихо сказал:
— Она же одна совсем, Поттер...
— Одна? — переспросил он с удивлением. — Она не одна.
Гарри на мгновение исчез в ярком дневном свете и скрылся за углом.
Выдержав подобающую моменту паузу, Забини деликатно откашлялся.
— С прискорбием вынужден признать, но я не совсем понял... а кого он имел в виду? — спросил он. — Нас с тобой, что ли?!
— Блейз?
— А?
— Заткнись.
— Заткнулся.
Оба тяжело вздохнули и покосились в мою сторону.
Инстинктивно я выпрямилась и откинула со лба мокрый локон.
Драко вздохнул во второй раз и задумчиво посмотрел куда-то поверх моей головы.
— Не поможет, Гермиона... — пробормотал он. — Ты, оказывается, слабая... Ладно, вставай!
Я сидела, обняв колени и пытаясь натянуть на них короткое трикотажное платье. От влаги оно казалось не бордовым, как ему и было положено, а грязно-серым. Плотные черные колготки радовали взгляд грязными потоками, равно как и некогда белый пуховичок, промокший гораздо сильнее, чем уверяла меня консультант баснословно дорогого магазина в Уолтшире. Я помню все детали своего облика тогда, в ту минуту, когда была еще здорова. И распущенные по плечам волосы, и мамино скромное колечко, грозившее свалиться с моего костлявого пальца вот-вот. Уже тогда сердце в груди забилось с устрашающей силой, так я испугалась не открытой руки перед глазами, а своей, вцепившейся в руку врага, будто в спасательный круг.
Он потащил меня за собой, словно непослушную дочку, и я не противилась — не могла. Зубы стучали от холода, да и все тело дрожало так, что тронь я тогда палочку и попробуй помочь себе сама, здоровья бы мне не прибавилось. Он так сжал мою ладонь, что я чувствовала его напряжение, словно электрический разряд. Теплые пальцы Малфоя, казалось, ненавидели холод моих. Позади фыркал и неодобрительно хмыкал Забини, пытаясь нас нагнать, но Драко не видел никого вокруг — спешил вперед.
— Смотри! — он остановился перед окном таверны, за стеклом которого до сих пор сидели разозленные и мрачные Уизли вместе с Поттером. — Смотри внимательно, и думай! — он грубо схватил меня за плечи и развернул лицом к парням.
Нужно было что-то сказать, влепить ему пощечину и заорать на побежденного — победители имеют право. Однако я послушалась, шмыгнула носом и внимательно рассмотрела родные лица. Первым меня заметил Перси, он похлопал Билла по плечу, и в мою сторону обернулись все. Жизнь за стеклом остановилась. Рон побагровел и вскочил с места, с шумом опрокинув стул, остальные просто застыли, приоткрыв рты.
— Знаешь, почему они там, а ты здесь, с нами?!
Вновь шмыгнув носом, я дала понять, что не понимаю вообще ни черта.
— Вы разные! Посмотри, улавливаешь сходство между ними? Они мужчины, а ты — нет. Ты почти магл, а они — нет! — он уже не говорил, а кричал, срываясь на хрип. — Их все устраивает, не зря же мы проиграли, а тебя — нет! Но их мало, кучка недалеких магов, а волшебный мир... большой! — он, наконец, отпустил мои плечи и сделал шаг назад. — Я видел, как ты на меня смотрела, там... — и кивнул в сторону окна. — Но я весь такой веселый только по одной причине, Гермиона — я живой и надеюсь жить дальше. Этот мир совсем не плох, поверь мне на слово. Ты не видела ничего. И если больше не хочешь видеть вот их, то на свете имеется еще очень много магов, с которыми ты можешь... дружить.
— Ага, как же, дружить... — за моей спиной хихикнули.
— Забини!
— Все, ушел. Совсем ушел. Доволен?
— Абсолютно! — рявкнул Драко и вновь посмотрел на меня. — Они уже очнулись, сейчас выбегут тебя утешать. И ты утешишься, обязательно. Но однажды, совсем скоро, тебя опять где-нибудь стошнит от сливочного пива, и ты останешься одна. Моя компания покажется тебе почти идеальной, но меня уже не будет, Гермиона. Я вообще — не герой. Сама знаешь... — парень отвел взгляд. — Те твои крики, они мне ночами...
— Замолчи!
— Хочешь всю жизнь прожить среди тех, кто будет молчать? Они ведь просто не будут ничего знать... О чем тогда говорить? — он замолк, но ненадолго. — Ну, что выбираешь — тишину? Или...
— Убери от неё лапы, ублюдок!
Рон просто не верил реальности, не верил, что я могу смотреть в лицо Малфою, внимая каждому слову, как на уроке, еще и так по-детски всхлипывать. Разъеренный одним только видом блондина возле меня, он надвигался на нас, раскинув руки, будто в сеть поймать хотел. От уже опротивевшей мне ненависти уголок его правого глаза дергался. На подмогу ему выскочили не менее злые братья, а я... я утонула в бесцветных и бездонных глазах Драко. Словно девчонка, начитавшаяся сопливых романов. До того момента я думала — тонуть могут только в воде, но жизнь преподнесла мне сюрприз, и заплатила я за него дорого — гордостью.
— Э-э-э... — Забини, как оказалось, уйти от Драко на приличное расстояние не мог в принципе. — Что там дама решила? Нам бы аппарировать сейчас, ну вот сию же секунду...
Повиснув на Драко и вцепившись в его локоть мертвой хваткой, я успела заметить на лице парня так раздражавшую меня все школьные годы гримасу превосходства и презрения, и поняла — он ей не обучен, он получил её вместе с кровью предков и не имел над ней власти. Только тогда она меня не тронула, не вызвала отрицательных чувств, хоть и была адресована Рону. Последний с таким отчаянием выкрикнул мое имя, словно на его глазах я доверилась не Малфою, а смерти. По большому счету, не произошло ничего бесповоротного, и мы еще сможем улыбаться друг другу, умерла ведь не дружба — погибло общее прошлое.
