Двое

Часть первая

Автор: aguamarina
Название: «Двое»
Персонажи: Гарри Поттер, Северус Снейп, Джинни Уизли, Драко Малфой, Альбус Дамблдор и другие
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Жанр: драма
Саммари: Если двоим суждено быть вместе, так и получится. Каким образом — другой вопрос.
Предупреждения: ООС, АУ, частичная смерть главного персонажа.
Дисклеймер: автор традиционно не извлекает никакой материальной выгоды
Размещение: предупредите

И, конечно, забирать Снейпа из больницы пришлось именно ему.

В глубине душе Гарри давно подозревал, что так и будет. Может быть, он догадывался об этом с той минуты, когда ему сказали, что дольше оставлять профессора в Мунго нет смысла; может быть, эта мысль неосознанно оформилась, когда он узнал, что Снейп в руках целителей, и есть надежда, что его вытащат с того света или где он там находился; а может быть, Гарри предполагал нечто подобное еще с тех пор, как просмотрел воспоминания профессора. Словом, подспудно знание о неизбежности этого шага сидело в Поттере давно; и все равно сказать это вслух было удивительно. Впрочем, не более удивительно, чем произнести: «Я победил Волдеморта» — звучало ужасно нелепо и пафосно; наверное, именно так прозвучало для целителей и его заявление о том, что он заберет Снейпа к себе.

Они с колдомедиками и без того смотрели друг на друга волками — вследствие слишком частых визитов национального героя к национальному не-пойми-кому. Гарри сейчас, хоть убей, не помнил, какого черта он потащился навещать Снейпа в первый раз. Любопытство? Так он, кажется, знал, что профессор еще не в состоянии говорить. Благодарность? Да, скорее всего. Он не помнил, как тогда выглядел Снейп, хотя вид бывшего учителя его наверняка поразил; не помнил, что делал он сам, куда ходил, что говорил; зато отлично знал, что заставило его придти в Мунго повторно.

Беспокойство.

С самого первого раза его беспокоили эти чертовы колдомедики и их отношение к нестандартному пациенту. Взгляды — иногда слишком равнодушные, иногда слегка презрительные, были не теми взглядами, которые целители адресуют больным. Если бы Гарри мог описать правильные взгляды, он бы сказал, что они выражают суть профессии. «Я помогу тебе» — вот что должен говорить взгляд любого врача при виде любого пациента: абстрактная доброта, желание помочь не Джону или Джиму, а страдающему человеку…

А колдомедики святого Мунго упорно видели в Снейпе — Снейпа. Гарри был далек от мысли, что они не лечили его — безусловно, лечили; но…

Но почему к тому же Локхарту медиведьмочки входили, лучась пусть дежурной, но улыбкой, а к зельевару — с таким лицом, будто вспоминали некогда снятые с них баллы? Впрочем, не исключено, что с кого-то из них он баллы и снимал; но ведь это ничего не значило здесь…

Конечно, Гарри возмутился. У него и сейчас слегка горели щеки, когда он вспоминал то свое наивное возмущение. Нет, он не думал, что по слову его — героя и победителя — всё мгновенно переменится, что главный целитель клиники тут же отдаст строжайший приказ, и медиведьмы станут входить в снейповскую палату, с порога журча «Доброе утро!» и расцветая улыбками еще за два коридора до нее. Но он думал, что ситуацию как-то можно изменить; он думал…

Думал он, как же... Пришел в кабинет к главному, начал предъявлять претензии, голос повышать; его успокоили, очень профессионально, сказали, что у него немножко расшалились нервы и воображение, что, конечно, в чем-то он прав, но нужно и мунговцев понять — у одних целителей родные пострадали от рук Пожирателей, другие лордовских последователей просто не жалуют, что вполне объяснимо; а у профессора такая сложная репутация… словом, они постараются, но и Гарри должен понять… Гарри понял.

Ни черта он тогда, конечно, не понял, кроме того, что за Снейпом надо присматривать. Вопросов к тому у Гарри накопилось — уйма. Но для того, чтобы их задать, Снейпа сначала надо было вылечить. По крайней мере, дождаться, пока он перестанет шипеть, свистеть и хрипеть — а долгое время именно так выглядели его попытки заговорить. Гарри наблюдал их частенько — и очень подозревал, что причиной такого неуемного желания сказать хоть слово было именно его присутствие. Конечно, если рассуждать здраво, он был последним человеком, которого Снейп — после такой сентиментально-трогательной агонии — хотел бы видеть у своей постели. Гарри отходил к окну или выходил в коридор, но когда Снейп засыпал, возвращался, предпочитая как можно чаще присутствовать при утренней и вечерней раздачах зелий и при перевязках. И это не было паранойей: однажды он лично не позволил медиведьме — между прочим, одной из наиболее улыбчивых и симпатичных ему — влить профессору в стакан концентрированное, а не разведенное наполовину aqua vitae, как положено, зелье. Вот с тех пор он и старался — как бы случайно, но очень целенаправленно — проследить за действиями ловких медиведьмовских ручек. Персонал нервничал, натянуто улыбался, жаловался главному, и Гарри чувствовал, как нимб героя сползает с него буквально на глазах. Кажется, в Мунго он достал всех, кого только можно; и они должны были бы быть рады избавиться одновременно не только от пациента, своим неопределенным положением бросающего смутную тень на репутацию и светлый образ больницы, но и от его надоедливой «сиделки». И, тем не менее, проблемы возникли, потому что в волшебном мире бюрократия ничем не отличается от маггловской, и бумажных препон на пути к тому, чтобы Гарри Джеймс Поттер взял на себя ответственность за Северуса Тобиаса Снейпа, оказалось не меньше, чем если бы, скажем, Драко Люциус Малфой пожелал забрать в мэнор обоих Лонгботтомов.

Драко Люциус, к слову сказать, обнаружился в палате Снейпа довольно быстро — не то на вторую неделю, не то на третью, в первый момент взбесив Поттера до крайности своим наличием на стуле, который уже успел стать негласной собственностью Гарри, как бы освященной часами пребывания его зада на жестком дубовом сиденье. Взгляд Поттера не предвещал ничего хорошего; взгляд Малфоя был усталым, злым, просительным и наглым; «Хрен ты меня отсюда выгонишь, — говорил он, и одновременно: — Пожалуйста, позволь мне остаться». Рука Гарри дернулась было к палочке, но тут же нерешительно замерла, стоило ему припомнить дым и рев пламени, и стягивающуюся от жара кожу щеки, и вцепившегося в него Малфоя, и отвратительный запах горящего хлама, и надрывный рев Винса… Черт с ним, с Малфоем, пусть сидит.

«Пусть сидеть» Малфой, конечно, не умел. От него даже была определенная польза — к примеру, он мог устроить скандал. Гарри быстро вспыхивал и также быстро прогорал; поорав в кабинете главного, он смирился с тем, что только его присутствие гарантирует должный уход за больным, и просто старался оказываться в нужное время в нужном месте. Малфой скандалил совсем по-другому — настойчиво, долго, со вкусом, исходя из каких-то известных только ему принципов и доводя людей до исступления. Один особо показательный случай Гарри время от времени вспоминал, прокручивая в голове раз за разом и стараясь понять, кто же из них все-таки прав и как относиться к такому взгляду на жизнь.

…— Почему вы не дали ему обезболивающее? — голос Малфоя прозвучал резко и обвиняюще. Молоденькая медиведьма — кстати сказать, та, которая, по крайней мере, иногда улыбалась профессору и вообще выглядела очень мило — на секунду смутилась.

— Его отменили, — тут же быстро сказала она, блеснув улыбкой и глазами в сторону Гарри.

— Кто? Когда? Почему? — Малфой уже стоял рядом с ней и задавал вопросы, короткие и резкие, как хлопок аппарации, неприятным голосом, вынуждая девушку взглянуть на него, а не на Поттера.

— Мистер Тидуэл, — с вызовом ответила она, и ее нижняя губа вздрогнула. Малфой будто не заметил этого. А, возможно, заметил, и именно поэтому разозлился еще больше.

— Стойте здесь, — почти приказал он. — Сейчас я задам пару вопросов мистеру Тидуэлу, — он подчеркнул имя, — и вернусь.

— Подождите! — возглас девушки перехватил его уже на пороге палаты. — Я неправильно выразилась! Мистер Тидуэл сказал, что, возможно, обезболивающее в скором времени не понадобится… и я подумала…

— Вы подумали, что не хуже целителя способны решить, что нужно больному, а что нет, не так ли?

— Да! — с вызовом сказала молодая ведьма, но губы ее дрожали уже весьма ощутимо. — Я не первый месяц прохожу практику… мне выдадут диплом в конце года…

Взгляд Малфоя скользнул по ее лицу, неторопливо сполз по неудержимо краснеющей шее к груди, поблуждал там немного, пока не наткнулся на имя и должность, вышитые на кармашке белой мантии зеленой вязью.

— Возможно, и выдадут… мисс Вайолет Харроу… — произнес он, приторно-противно растягивая гласные. — Будем надеяться, что выдадут… хотя, знаете ли, всякое бывает… Ну, что вы стоите! — Голос Малфоя вдруг стал хлестким, как плеть, свист и шипение согласных напомнили Гарри парселтанг. — Дайте ему обезболивающее, быстро!

— Откуда ты знал, что ему положено обезболивающее? — спросил Гарри после ухода медиведьмы, глаза которой готовы были пролиться укоризненными слезами, притворяясь менее ошарашенным, чем был на самом деле. — Только не уверяй, что ты прошел краткий курс целительства за последние две недели.

— А? — переспросил, казалось, уже забывший об инциденте Малфой. — Ах, ты об этой… Ничего я не знал. Просто время от времени делаю нечто подобное. Для профилактики.

— То есть ты просто предположил наугад и случайно попал в точку? — взгляд Гарри выражал неприкрытое неверие в слова Малфоя.

— Ну… не совсем наугад, — признал тот. — Все-таки я примерно представляю, что ему дают. Но, понимаешь, — блеск глаз выдал его оживление и заинтересованность в предмете разговора, — если с людей ничего не требовать, то ничего и не получишь.

— Дело не в этом, — сообразил вдруг Поттер. — Ты ей просто не доверяешь!

— Конечно, нет, — пожал плечами Малфой, мгновенно напомнив этим жестом Люциуса. — А почему я должен ей доверять? У меня нет для этого оснований.

— Основания должны быть для недоверия, — Гарри искренне пытался понять логику слизеринца.

— Не-е-ет, Поттер, — протянул тот почему-то довольно. — Основания должны быть для доверия. Пусть человек сначала докажет, что ему можно доверять, — а там уж я посмотрю, насколько он был убедителен.

— Никто не должен тебе ничего доказывать, Малфой, — вздохнул Гарри — это была все та же старая песня. — По твоей логике, отношения нужно строить на подозрительности…

— На чем же еще? — неискренне удивился Малфой.

— Не доверяешь ты — не доверяют тебе. Время, силы и энергия уходят на то, чтобы преодолеть недоверие, и конечный результат получается гораздо меньше, чем мог бы быть, исходя из имеющегося потенциала.

Малфой посмотрел на него под разными углами, склоняя голову то к одному, то к другому плечу.

— Ты зачем выпила Оборотное, Грейнджер? — поинтересовался он наконец очень серьезно.

— Тьфу на тебя, — ответил Гарри, выходя в коридор от греха подальше. Большинство их разговоров заканчивалось именно так.

Вернувшись через некоторое время, он заметил:

— Если бы я следовал твоим взглядам, Малфой, тебя бы вообще здесь не было. — У меня, да и у всех остальных, нет никаких оснований доверять тебе… и вряд ли они когда-нибудь появятся.

— Если бы меня здесь не было, — парировал Драко, — Снейп не получил бы нужного зелья. Так что от моих взглядов есть практическая польза… — Гарри был абсолютно уверен, что Малфой хотел сказать что-то еще, но промолчал. Потому, что задумался над сказанным, или потому, что не захотел обострять спор, боясь лишиться права на посещение бывшего профессора? Этого Гарри так никогда и не узнал.

***

Второй — или третьей? — проблемой стала Джинни. Джинни была пока еще Уизли — и трудно сказать, кто из них меньше старался изменить существующее положение вещей. Джинни явно не возражала против перемен — но не хотела давить, потому что это был Гарри; а Гарри постоянно что-то мешало — потому что по большому счету он не представлял, как это — жить семьей. Большая семья Уизли ему нравилась, но она была уже готовая, устоявшаяся. От такой Гарри не отказался бы, но вот как ее построить, не знал и всерьез опасался, что точно такой же у него не получится, а если и получится, то какая-то другая. Другой ему не хотелось — он понятия не имел, как в ней жить и что делать, не имея перед глазами примера Молли и Артура. Был еще пример Дурслей, но это был не тот пример, которому Гарри собирался следовать. Скорее наоборот.

К его посещениям Мунго Джинни относилась понимающе, увлеченно очищая от грязи и докси особняк на площади Гриммо. Даже сама пару раз наведалась с ним в пахнущую зельями и дезинфекцией палату; но в ответ на ее искреннее сочувствие, преобразившее милые черты так, что Гарри невольно залюбовался, профессор умудрился сделать лицо настолько каменное, что мог бы поспорить со школьными горгульями. После чего они с молчаливого согласия решили, что Джинни будет сочувствовать профессору заочно.

Совсем другое лицо было у нее в тот вечер, когда он, как обычно, рассказывая за ужином о событиях дня и прожевывая слова вместе с пудингом, невнятно сообщил, что колдомедики сегодня перелили Снейпу его кровь. Джинни тогда подпрыгнула, будто обжегшись запеченной корочкой, и долго хватала ртом воздух, не в силах сказать ни слова, а Гарри смотрел на нее, забыв про капающую с вилки мясную подливу, которую Джинни готовила так же мастерски, как и ее мать. Он был растерян и слегка обижен — вообще-то он надеялся увидеть в глазах Джинни восхищение; он даже слегка гордился собой — не каждый решится на такую процедуру, во всяком случае, кроме него, желающих не нашлось. Об этом сказал главврач Мунго позавчера утром, когда пригласил Поттера к себе; его лицо было напряженным, злым и виноватым, когда он резко поднял взгляд от каких-то бумажек и сказал, что ему очень неудобно обращаться к Гарри с таким необычным и в какой-то степени даже априори неприемлемым предложением, что он не просто поймет, а очень даже хорошо поймет, если мистер Поттер откажется, однако не предпринять этой попытки он не может, потому что как целитель обязан использовать все шансы, насколько бы исчезающе малы они не казались, а мистер Поттер как раз подходит по медицинским и магическим показателям… Гарри перебил его как раз где-то между исчезающими шансами и очередным полуизвинением и потребовал уже наконец сказать, в чем же заключается загадочная идея целителей; и облегченно хмыкнул, узнав, что «почти неприемлемое предложение» подразумевает довольно таки обычную для маггловской медицины процедуру переливания крови. «Я не возражаю», — сказал он и широко улыбнулся, разведя руками, в надежде этой демонстрацией полной и безбоязненной готовности лишить целителя возможности и дальше изливать на его голову пустопорожний словесный поток. Однако хитрость не помогла; целитель действительно на некоторое время замолчал, глядя на Гарри с уважением, страхом и, пожалуй, некоторым сомнением в здравости его рассудка; но тут же отмер и облегченно, будто преодолев некий барьер, принялся выкладывать донору-добровольцу уйму подробностей о предстоящей процедуре, будто тот был его коллегой. Гарри довольно быстро запутался в его рассказе, но продолжал кивать головой все с той же жизнерадостной улыбкой, опасаясь, что если он перестанет кивать и улыбаться, медик сочтет врачебным долгом «подбодрить» его.

— …Таким образом, речь идет о довольно сложной симбиотической связи, неразрывно сочетающей одновременно три составляющих, которые, в свою очередь, образуют между собой подсвязи, характер и развитие которых подчиняются своеобразной довольно труднопросчитываемой логике… — услышал Гарри обрывок речи главврача и счел возможным перебить его, чтобы задать внезапно пришедший ему в голову вопрос:

— Мистер Гилденстерн, а скажите… Я понимаю, желающих пройти эту… э-э… процедуру было не то чтобы очень много; но почему вы не обратились к Малфою? Или он отказался? — Черт его знает, зачем Гарри понадобилось очередное подтверждение трусости Малфоя; но он чувствовал, что был бы доволен, услышав, что «мистер Малфой, к сожалению, не решился дать согласие». Еще бы, откуда тому знать, что в маггловском мире такие операции проводят сплошь и рядом; да и вообще, для Малфоя достижения маггловской медицины не показатель…

— К сожалению, — услышал Гарри совсем другое, нежели ожидал, — кровь мистера Малфоя не подходит. Нужно, чтобы, как и у мистера Снейпа, была значительная доля маггловской крови, у Малфоев же слишком много поколений чистокровных браков.

Гарри спустился по лестнице почти вприпрыжку, что-то мурлыча под нос.

«Так-то, Малфой, — подумал он, нахально подмигивая яркому июньскому солнцу. — Вот тебе и чистая кровь».

В великолепном настроении Гарри отправился домой, где и нарвался вечером на отповедь Джинни, у которой насчет его очередного геройства было совсем иное мнение.

Поняв, что Гарри не шутит, она тоже застыла, как и колдомедик.

— Что? — спросил с беспокойством Гарри. — Что-то не так?

Джинни продолжала смотреть на него расширившимися от возмущения глазами. Потом вскочила из-за стола и бросила вилку на тарелку. Та со звоном отскочила и упала на пол, но Джинни не обратила на нее ни малейшего внимания.

— Ты… ты… — она не находила слов. — Ты с ума сошел! — наконец взвизгнула она. — Гарри, как ты можешь?

Гарри хотел объяснить, как, — явно же, что Джинни, подобно всем чистокровным, понятия не имела, о чем речь, потому и волновалась; но Джинни не захотела слушать и, разразившись слезами на первой же фразе — «Ему просто перельют часть моей крови. Я ничуть…», убежала наверх. «…Не пострадаю», — растерянно закончил Гарри, глядя ей вслед. Наутро они разговаривали, как ни в чем не бывало — почти как ни в чем не бывало, старательно обходя тему медицины; каждый оставался при своем мнении, и оба знали это. Рассказать о процедуре в деталях Гарри так и не выбрал момента.


А переливание тогда прошло вполне успешно. Если честно, Гарри больше всего боялся реакции Снейпа; но профессор к тому времени так ослаб, что вряд ли понимал, кто и что с ним делает. Взгляды колдомедиков Гарри просто проигнорировал — достали его уже эти любопытствующие, восхищенно-опасливые, непонятно о чем говорящие чужие глаза. «И почему люди так любопытны?» — думал он, игнорируя простой факт, что сам страдает тем же пороком. Но, с другой стороны, его любопытство всегда касалось вещей таинственных и загадочных; а он уж точно никакой загадки из себя не представлял?

Когда его кровь под действием заклинания, сначала отдельными каплями, а затем изящной тонкой дугой, устремилась в уменьшившееся за время болезни, почти незнакомое тело на соседней кровати, Гарри испытал странное ощущение — он как будто становился единым целым с другим человеком. Это не имело ничего общего с окклюменцией: окклюменция была вторжением в сознание, а здесь скорее возникало чувство вхождения в дом, где ты когда-нибудь будешь жить… чувство, которое он испытал, когда впервые ступил на мостовую Косого переулка, только гораздо более спокойное и сдержанное.

После переливания профессор действительно пошел на поправку. Гарри старался не поднимать в разговоре эту тему — он чувствовал, что Снейп не очень рад быть чем-то обязанным представителю семейства Поттеров, хоть и глядящему на мир чисто эвансовскими глазами. И сам он не хотел ставить Снейпа в сложное положение, в котором тому придется высказать каким-то образом свою благодарность, — интуитивно Гарри понимал, что это один из лучших способов испортить отношения и уж точно лишиться и так невеликой возможности услышать из первых уст воспоминания о Лили Эванс, Джеймсе Поттере, Мародерах и странной и страшной истории, которая привела к нелепому противостоянию могущественного мага и мальчишки, которого слишком сильно хотели защитить.

А потом пришло время, когда нужно было решать, что дальше.


Пришло оно как-то неожиданно и внезапно, встало на пороге и посмотрело на Гарри карими глазами замучившейся молоденькой медиведьмочки, которую не так давно «прикрепили» к палате выздоравливающего профессора. Взгляд ее напоминал взгляд молодого щенка, который с удовольствием сделал лужу и только потом подумал, что хозяину это не понравится. В этом чистом, ясном, еще не отягощенном мудростью взгляде Гарри прочел предвестие значительных неприятностей.

— Ну что еще? — раздраженно спросил он. Медиведьма от растерянности ослепительно улыбнулась и поперхнулась воздухом на первом слове.

— М-м… мы переводим пациента, — проговорила она звонко, с гордостью объединяя этим «мы» себя со всеми представителями почти всесильного целительского племени.

— Куда? — насторожился Гарри. В его представлении мунговцы должны были благополучно долечить Снейпа до состояния, в котором тот сможет перебраться на Спиннерз-энд и обслуживать себя самостоятельно. Он не ожидал, что у колдомедиков могут быть другие планы. — Почему он не может остаться здесь?

— Реанимационная палата нужна другим пациентам, мистер Поттер, — возразила разрумянившаяся от собственной храбрости — спорить с героем, это надо же! — колдунья. — И ничего страшного с мистером Снейпом не случится — мы переведем его на шестой этаж, только и всего. Вы точно также, разумеется, будете его навещать; а когда мистер Снейп поправится, мы его выпишем домой.

Ничего страшного. Ничего страшного. Гарри вспомнил шестой этаж Мунго. Как правило, после реанимации больных забирали родные, близкие люди — у магов, с их кровными заморочками, не принято было бросать на попечение врачей даже неприятных родственников. В больших общих палатах на шестом этаже оказывались те, у кого совсем не было семьи, даже самой завалящей родни; там же доживали свой век одинокие маги, выглядевшие как нечто среднее между Дамблдором и Кричером и по мере нахождения в лечебнице всё более приближаясь к последнему. «Старость, Гарри», — сказал Невилл Лонгботтом, когда они однажды оказались здесь в поисках главного целителя. И Гарри, с трудом оторвав взгляд от толстых желтых, по-птичьи изогнутых ногтей какого-то волшебника, утонувшего в бледно-лиловой больничной мантии, из которой он сосредоточенно вытягивал лавандовые, лохматые на оборванных концах нитки, торопливо и отрывисто согласился и постарался никогда не вспоминать об этих палатах, наполненных странным запахом нафталиновых шариков, старых газетных подшивок, шерстяных одеял и железа. Запах одиночества и старости, в котором даже самый чуткий нос с трудом улавливал следы магии — время было той единственной силой, что легко, одним фактом своего существования, стирало различия между расами и видами. Гарри старался не думать об этом, потому что, будучи готовым сразиться со смертью, не был настолько безрассуден, чтобы бросить вызов времени; но он точно знал, что пустоте вокзала Кингс-кросс теперь есть альтернатива.

Шестой этаж Мунго был не тем местом, куда он мог позволить перевести Снейпа. Даже если бы совсем, ни капельки не чувствовал себя перед ним виноватым. Что, между прочим, было не так.

— Никуда вы его не переведете, — сказал он.

Через полчаса в палате было уже довольно шумно. Вызванный медиведьмой завотделением мистер Тидуэл, вызванный мистером Тидуэлом главный целитель и рядовой медперсонал, привлеченный запахом скандала, столпились по одну сторону узкой кровати; по другую стоял Гарри Поттер и удачно подоспевший на запах все того же скандала Драко Малфой. Глаза сверкали, голоса взлетали к потолку и опадали беззвучным шелестом; позвякивали в застекленных шкафах флаконы с зельями и явственно потрескивала в воздухе с трудом сдерживаемая магия.

— Поймите, мистер Поттер, — чуть повышенным из-за длившихся не менее получаса дебатов голосом говорил целитель Гилденстерн, представительный, седогривый, в солидных очках, напоминавший искусный сплав Дамблдора и Скримджера. — Вы не являетесь родственником больного, не имеете познаний в целительстве, не имеете родственников с такими познаниями. А главное, вы не представляете, что это такое — взять в дом лежачего больного!

— Зато я представляю, что такое ваш шестой этаж! — отвечал Гарри немного звенящим от напряжения голосом. Это уже начинало напоминать сражение, а сражения он проигрывать не привык. — И я профессора там не оставлю! Значит, как кровь переливать, я гожусь, а для ухода и заботы — нет?

— Для поддержания вашей кровной связи было бы вполне достаточно еженедельных визитов, — будто объясняя урок, ответил Гилденстерн. — И заметьте, мистер Поттер, никто не уговаривал вас провести эту процедуру. Это было вашим свободным, добровольным решением.

— А мистер Поттер в курсе, что означают эти ваши «еженедельные посещения»? — в очередной раз вступил в разговор Малфой. Его вопросы и реплики по непонятной причине производили на сотрудников Мунго большее впечатление, чем все обвинения Гарри. Вот и сейчас Гилденстерн слегка замялся, прежде чем ответить.

— Это известно каждому, — проговорил он все с тем же апломбом, но уже потише.

— Каждому чистокровному — возможно, хотя и не факт. А вот мистеру Поттеру, похоже, никто ничего не объяснил, — ехидно парировал Малфой.

— Что опять мне не объяснили? — обратился Гарри к ним обоим. Правда, Малфой находился у него за спиной, поэтому основная обязанность отвечать ложилась на Гилденстерна. Но ответил все-таки Малфой.

— А того, что на шестом этаже и с еженедельными посещениями профессора никогда не вылечат, — пояснил он, не сводя глаз с главного целителя. — Ведь так? А вас это почему-то очень устраивает, не так ли, мистер Гилденстерн? Мистеру Снейпу лучше находиться под наблюдением, в каком бы состоянии он ни был? Конечно, его заслуги оценили и вознаградили; но все надеялись, что награда будет с припиской «посмертно». А он выжил — ах, как неудобно!

— Вы забываетесь, мистер Малфой! — сверкнул очками Гилденстерн. — Моя квалификация и опыт достаточны, чтобы оправдать мои решения.

— А мой свежий взгляд на вещи говорит о том, что ваши решения служат в первую очередь благу общества, а не пациента, — с возросшей степенью ехидства ответил Малфой. — Что противоречит клятве целителя, между прочим!

— Я рассчитывал на благоразумие всех участников этой истории! — прогрохотал Гилденстерн.

— А я рассчитывал на исцеление пациента, — не выдержал Гарри. — Что поделать, мы оба ошиблись. Драко, объясни, юридически я имею право забрать Снейпа к себе? Могут они мне помешать?

— При некоторых оговорках — да, имеешь право, — твердо ответил Драко. — Учитывается наличие жилья, возможности ухода и отсутствие неустранимых препятствий. С жильем у тебя проблем нет, домовика я дам взаймы, и нашего семейного целителя можешь вызывать в любое время дня и ночи. Что касается препятствий — у тебя есть причины желать Снейпу смерти или иных неприятностей?

— Нет, черт возьми! — выкрикнул Гарри. — По-твоему, отдать ему кровь было попыткой убийства?

По губам Малфоя скользнула улыбка.

— Тогда остается подтвердить чистоту намерений письменно, и Снейп твой, — заключил он. — Верно, мистер Гилденстерн?

— Верно, — признал тот. — Но за последствия этого поступка я не отвечаю!

— Не беспокойтесь, — не сдержался Гарри. — За свои поступки я привык отвечать сам.

Снейп, о чьем присутствии в пылу спора все как-то забыли, закрыл глаза, оставив безуспешные попытки донести до спорящих свою точку зрения на происходящее.


Подписание бумаг отняло примерно четверть часа. Заключительным штрихом стало подписание и магическое скрепление договора, по которому Гарри Дж. Поттер обязался нести ответственность за выписанного из клиники святого Мунго пациента, известного как Северус Т. Снейп. Даже слишком хорошо известного, констатировал Гарри, обнаружив на выходе из кабинета Гилденстерна парочку репортеров, желавших во что бы то ни стало заполучить эксклюзивный материал. Очевидно, кто-то из персонала проболтался редакциям о произошедшем скандале. Гарри невежливо обошел их стороной и направился обратно в палату Снейпа. К палатам репортеров не пропустили, отчего Гарри вздохнул с облегчением.

— Я все подписал, сэр, — сказал он, помахивая бумагами. — Осталось доставить вас на Гриммо. Надеюсь, вы довольны тем, как все закончилось.

От взгляда Снейпа, впрочем, его наигранно бодрый тон пропал, сменившись горечью.

— Знаете, — довольно резко произнес он, — вы можете думать, что хотите, но на Спиннерз-энд вас все равно никто не отпустил бы. Вы же умный человек и должны это понимать. К Малфоям вы бы тоже не попали — это ясно, иначе Драко уже давно оформил все документы и перевез вас в мэнор. Еще и поскандалил бы на прощанье. Все, что вам светило — остаться в Мунго. Нет, вы бы и в самом деле предпочли это?

Он внимательно посмотрел на Снейпа.

— Хорошо, что вы пока не можете говорить. В общем, хотите вы того или нет, но я вас забираю. Так будет лучше.

Снейп что-то захрипел и засвистел. Гарри долго вслушивался в эти звуки, пытаясь понять, что же нужно профессору, пока до него не дошло, что тот просто смеется.

— Ну, хоть баллы не снимает, — пробормотал он, прикидывая, как лучше организовать транспортировку. Камины Мунго были рассчитаны на лежачих больных, чего никак нельзя было сказать о каминах на Гриммо. Впрочем, перемещение подобного больного по Каминной сети допускалось только в крайних случаях — например, при угрозе жизни. Гарри впервые задумался, что магия не слишком приспособлена для нужд больных и раненых: к примеру, любое значительное перемещение требовало находиться в нормальной физической форме, позволявшей сконцентрироваться при отправлении и прибытии. Может быть, это была одна из причин того, что популяция магов была так малочисленна? Сейчас Гарри под другим углом зрения взглянул на некоторые идеи Гермионы. Возможно, в магомире действительно стоило кое-что изменить.

Снейпу он этого, конечно, говорить не стал. Просто сообщил, что на Гриммо того доставят в маггловской карете «Скорой помощи», чем вызвал новый приступ смеха и задумался, правильно ли он поступил, настаивая на переезде Снейпа к нему.

Возможно, права была Джинни.

Гарри обратился к Кингсли за помощью, и через полчаса предоставленная министерством машина уже летела по улицам Лондона — к счастью, не с такой скоростью, с которой обычно ездил «Ночной рыцарь» и из-за которой Гарри и отказался от мысли вызвать автобус для перевозки. Левитировав каталку в холл — портрет миссис Блэк, который так и не смогли отклеить, был надежно затянут тремя слоями гобелена, — Гарри провез профессора по коридору и вкатил в небольшую, довольно светлую и чистую комнату с окном, столом, кроватью и большим гербом Блэков над дверью. Тут его ждало первое испытание.

— Я должен вас переложить, сэр, — объяснил он. — Сами понимаете, каталку нужно вернуть. И вообще, болеть лучше в кровати, а не на колесах.

Снейп даже не улыбнулся. Гарри не удивился — у профессора было странное чувство юмора, если, конечно, тут вообще можно было говорить о юморе. Было любопытно понять, что же Снейп считает заслуживающим смеха, но сейчас у Гарри были более насущные дела.

Он подкатил каталку вплотную к кровати, зафиксировал колесики, затем подхватил Снейпа под мышки, приподнял и потянул, перетаскивая на кровать и физически ощущая недовольство профессора. Недовольство? Нет, скорее это была ненависть, и Гарри привычно примерил ее на себя, прежде чем понял, что Снейп в первую очередь ненавидит положение, в котором очутился. А вот уже потом — Гарри. Вопрос с чувством ненависти, как и с чувством юмора, тоже необходимо было прояснить. Гарри очень хотел во всем разобраться. Так вышло, что начинать пришлось с Снейпа — и это было очень кстати: слишком много нитей сходилось к профессору, начиная от детства Лили Эванс и заканчивая условной смертью самого профессора.

Снейп был тяжел, как бывает тяжел даже худой и некрупный человек, чье тело, истощенное болезнью, не имеет сил для самостоятельного передвижения, даже самого минимального. Гарри поразило то, как просто и обыденно устроено тело этого человека, которого он сначала боялся, потом презирал, потом ненавидел, а теперь пытался понять. Наслоение копившихся годами чувств Гарри вылепило из профессора объемную и противоречивую фигуру, и теперь Гарри пытался примирить свое представление о Снейпе с человеком, лежащим на кровати: человеком желчным, умным, озлобленным и потому наверняка несчастным — но отнюдь не средоточием зла или светочем добра. Более того, Снейп не отличался от десятков других людей, на которых Гарри насмотрелся во время визитов в Мунго: он был так же недоволен фактом болезни, ограничивающей его в самых простых действиях; так же противоречиво не доверял целителям в мелочах и возлагал на них надежду в главном; так же морщился при виде овсяного супа и благосклонно встречал тминные булочки. Но, в отличие от всех остальных, он был связан с Гарри сотнями нитей и только он способен был распутать их для Гарри, если захочет. Но сначала ему нужно было пройти курс реабилитации, и Гарри подозревал, что это станет не самым приятным периодом его жизни. Их обоих, если уж на то пошло.


— Если ты хочешь, я буду к нему заходить, — сказала Джинни за обедом. — Мне нетрудно.

— Я знаю, — Гарри обошел стол и коснулся губами ее щеки. — Только не уверен, стоит ли мне сказать «да» или «нет». Мне кажется, для вас обоих это будет не слишком приятно. Давай я пока буду передавать от тебя приветы и пожелания выздоровления. А как-нибудь потом ты его навестишь, хорошо?

— Как скажешь. — Джинни поцеловала его сладкими от варенья губами и вскочила с места. — Мне пора на тренировку, потом заскочу в «Нору». Мама еще не оправилась после похорон Фреда, я должна побыть с ней. Так что буду только вечером.

— Да, конечно. — Гарри вернул ей поцелуй. Ему было интересно наблюдать и стараться понять эти семейные обязанности, непростой механизм существования в семье. Как Джинни понимает, кого нужно поддержать, кому что сказать или сделать, когда нужна ее помощь, а когда, напротив, помощь требуется ей самой? Гарри эти вещи казались китайской грамотой. Возможно, у девочек это врожденное? Но Гарри не раз и не два видел, как с полуслова, а то и вовсе без слов понимают друг друга Чарли и Билл, как то же самое случается с Роном и Джинни, и даже с Перси, не говоря уж о Фреде и Джордже в недавнем прошлом… И он сомневался, что когда-либо научится вот так же слышать других людей, хотя бы самых близких. Ведь может же быть так, что этот дар, вроде магии, дается не всем?

Он не осознал, что за этими, актуальными для него размышлениями в глубине души таится удовлетворение удачным разрешением проблемы со встречами Джинни и Снейпа. Гари точно знал, что если бы Джинни настояла на визитах, профессору это было бы очень неприятно. Снейп по необходимости терпел целителей, терпел Малфоя и Гарри; но сочувствие и забота Джинни ему были бы неприятны, Гарри осознавал это так же четко, как если бы испытывал подобные чувства сам.

Оставалось обосновать неизбежные визиты Малфоя так, чтобы Джинни не восприняла это, как особую привилегию. Гарри и сам понимал, что два бывших Пожирателя в доме — это перебор, но ведь от Малфоя была реальная польза, и было бы неудобно закрыть перед ним дверь.

Впрочем, учитывая обещанных Малфоем домовика и целителя, можно было предположить, что закрыть от него дверь никоим образом не удастся. Сейчас Гарри не сомневался, что Малфой предложил помощь не только по доброте душевной: видимо, тот считал себя обязанным Снейпу и на свой лад заботился о нем.

Ну что ж, двое неравнодушных — это было очень неплохо. Гарри не сомневался, что любой, знающий Снейпа, не поставил бы и на одного.