Справочник чистой крови

Про­лог. Скуч­ное на­чало сквер­ной ис­то­рии

Трид­цать семь — ру­беж жиз­ни. Точ­нее, один из нес­коль­ких, но важ­ных, ру­бежей. Не то, что­бы это бы­ла ста­рость, вов­се нет. И все же на ду­ше по­яв­ля­ет­ся про­тив­ное, не­яв­ное чувс­тво то ли стра­ха, то ли грус­ти, то ли огор­че­ния. Три­над­цать лет до пя­тиде­сяти. Три­над­цать лет — это очень мно­го, осо­бен­но, ес­ли жить каж­дый день спол­на. Од­на­ко три­над­цать лет — это ров­но столь­ко, сколь­ко до двад­ца­ти че­тырех. Они прош­ли, а зна­чит, прой­дут и эти, сле­ду­ющие, три­над­цать. Ког­да-то пять­де­сят лет ка­залось ста­ростью. Те­перь на­чина­ешь ду­мать: «пять­де­сят — рас­цвет сил». Да, по­жалуй, и шесть­де­сят еще не ко­нец… До двад­ца­ти пя­ти все лю­бят свой день рож­де­ния. Пос­ле он ста­новит­ся од­ним из са­мых не­люби­мых дней в го­ду.

Ху­же то­го: на­кану­не трид­ца­ти се­ми са­ми со­бой ле­зут в го­лову мыс­ли о смер­ти. Вол­шебни­ки, бы­ва­ет, что жи­вут и боль­ше ста. Но да­леко не все и не всег­да. За­то для маг­лов трид­цать семь — как раз по­лови­на жиз­ни. Еще столь­ко же и по­ра от­прав­лять­ся… Ку­да от­прав­лять­ся? А вдруг там все-та­ки нет ни­чего, ну сов­сем ни­чего? При од­ной мыс­ли об этом на ду­ше бе­жит хо­лодок. Из всех ре­лигий по­чему-то боль­ше все­го хо­чет­ся, что­бы прав­дой ока­залось ре­ин­карна­ция. Что­бы уме­реть, ро­дить­ся, и сно­ва пе­режить все луч­шее, что бы­ло в юнос­ти и ран­ней мо­лодос­ти. Что­бы уви­деть но­вый, нез­на­комый век. Что­бы еще раз пой­ти в шко­лу, влю­бить­ся, за­кон­чить ее… Да, на­конец, что­бы сно­ва бы­ло двад­цать два, сно­ва на­деть луч­ший смо­кинг с вен­ской «ба­боч­кой» и в пер­вый раз вой­ти в боль­шой свет. Что­бы сно­ва год, пять, де­сять, пят­надцать бы­ли не вре­менем. Ведь что та­кое пят­надцать лет, ес­ли че­рез пят­надцать те­бе все­го трид­цать пять?

— Я вче­ра чи­тал «Ма­хаб­ха­рату», — Гек­тор Трэ­верс под­ви­нул пус­тую чаш­ку и нер­вно за­бара­банил по сто­лу. — Зна­ешь, у ин­дий­цев уди­витель­ные пред­став­ле­ния о заг­робной жиз­ни, — удов­летво­рен­но ска­зал он. — Смерть это сон. Уми­рая — ви­дишь свет, за­тем ог­ра­ду по­ля. Каж­дая ду­ша зна­ет, что пе­рей­дя ее на­зад уже не вер­нёшь­ся. На­до уй­ти за нее, пе­рей­ти по­ле и сно­ва уви­дишь свет. Толь­ко но­ворож­денным, — сла­бо улыб­нулся он, поп­ра­вив пле­чо до­маш­не­го свет­ло-ко­рич­не­вого пид­жа­ка.

— Мень­ше за­нимай­тесь глу­пос­тя­ми, — мис­сис Ма­рина Трэ­верс от­ки­нулась в крес­ле, поп­ра­вив бе­лый че­пец. — Вам ско­ро со­рок — по­ра за­думать­ся о лич­ной жиз­ни!

Гек­тор по­давил тя­желый вздох. Ма­туш­ке в де­каб­ре ис­полни­лось шесть­де­сят во­семь, но она чувс­тво­вала се­бя впол­не бод­рой. Ка­рие гла­за яр­ко си­яли на по­битом мор­щи­нами ли­це, что не ме­шало ей оде­вать­ся в до­рогие на­ряды от «Ма­дему­азель Аде­ли». Мис­сис Трэ­верс бы­ла по­ляч­кой — до­черью знат­но­го поль­ско­го вол­шебни­ка Ва­ер­ско­го, бе­жав­ше­го от рус­ских в Лон­дон в да­леком шесть­де­сят треть­ем го­ду. Отец — Гар­ми­нус Трэ­верс — влю­бил­ся в нее без па­мяти еще на пя­том кур­се, но до­бивал­ся до са­мого вы­пус­кно­го ба­ла.

— Вы же зна­ете, ма­туш­ка, что не по­лучи­лось. Что я мо­гу по­делать? — раз­вел ру­ками Гек­тор. — Я сде­лал все, что мог. — Гля­дя на мать, он с за­мира­ни­ем ду­мал о том, ка­кой ужас дол­жен ис­пы­тывать че­ловек, дос­тигнув ее воз­раста. Ес­ли уж он вол­ну­ет­ся на­кану­не трид­ца­ти се­ми, то ма­туш­ка…

— На Кле­мен­ти­не свет кли­ном не со­шел­ся, — хмык­ну­ла мис­сис Трэ­верс, по­мешав чай. — За­будь­те про нее. Пусть си­дит ста­рой де­вой.

— Вы пра­вы, ма­туш­ка. Ту­да ей и до­рога, — нах­му­рил­ся Гек­тор. С го­дами он все боль­ше на­поми­нал по­кой­но­го от­ца: вы­сокий, тем­но­воло­сый, с ко­рот­ким но­сом и прон­зи­тель­ны­ми чер­ны­ми гла­зами, по­верх ко­торых си­дело не­из­менное пен­сне. Ху­дые пле­чи уди­витель­но со­чета­лись с объ­ем­ным жи­вотом, из-за че­го мис­тер Трэ­верс мог шить фрак толь­ко на за­каз.

— Вот это уже дру­гой раз­го­вор, — под­твер­ди­ла мать. — Ко­му она нуж­на, трид­ца­тилет­няя ду­бина? Че­рез двад­цать лет — «те­тя Тротт и кош­ка се­ли у окош­ка». По­ищи­те что-то бо­лее ре­алис­тичное.

Рас­се­ян­но пос­мотрев на по­золо­чен­ный под­свеч­ник, Гек­тор за­дум­чи­во по­водил паль­ца­ми по сто­лу. Ку­рить хо­телось ужас­но, но мать не вы­носи­ла за­паха та­бака, чуя его бук­валь­но за ми­лю.

— Что по­ис­кать? — ус­та­ло вздох­нул Гек­тор. — Двад­ца­тилет­ней я не ну­жен: ей нуж­ны сверс­тни­ки. А сво­бод­ных трид­ца­тилет­них днем с ог­нем не сы­щешь. Рас­тить при­даток ка­кой-то раз­ве­ден­ки я не на­мерен, — през­ри­тель­но скри­вил­ся он.

— Ник­то вас не зас­тавля­ет рас­тить чу­жой при­даток, — брез­гли­во по­мор­щи­лась мать. — Но, нап­ри­мер, Кэт­рин Розье…

— Ей же толь­ко де­вят­надцать, — сок­ру­шен­но вздох­нул Гек­тор. — Нач­нет гу­лять…

— Тог­да жди­те ва­шу не­нор­маль­ную Кле­мен­ти­ну, — скри­вилась мис­сис Трэ­верс. — Пос­лал же Бог ши­зоф­ре­нич­ку, — пос­мотре­ла она в пол. — И обя­затель­но дос­та­нет­ся мо­ему сы­ну.

— Кле­мен­ти­на ум­ная… — по­качал го­ловой мис­тер Трэ­верс. — Чуть ли не по­этес­са, — пос­мотрел он в ок­но с горь­кой улыб­кой.

— Что-то я не ви­дела ее то­мика сти­хов, — хмык­ну­ла жен­щи­на. — Ва­ши пуб­ли­кации я ви­жу. А где ее тво­рения? Или она неп­ризнан­ный ге­ний, не на­писав­ший ни од­но­го про­из­ве­дения? — каш­ля­нула да­ма.

— За­то об­лик ак­три­сы, — съ­яз­вил Гек­тор.

— По­горе­лого те­ат­ра, — спо­кой­но до­бави­ла мис­сис Трэ­верс. — Убо­гое соз­да­ние, уме­ющее толь­ко ку­рить, ис­те­рить, да том­но под­ни­мать гла­за.

— Вот что ей, ду­ре, не дос­та­вало? — за­дум­чи­во ска­зал Гек­тор. Мис­сис Трэ­верс не сни­зош­ла до от­ве­та и уг­лу­билась в вя­зание.

С Кле­мен­ти­ной Бэрк у мис­те­ра Трэ­вер­са сло­жились не­обыч­ные от­но­шения. Они поз­на­коми­лись на ка­ком-то ве­чере, и Гек­тор сра­зу без па­мяти влю­бил­ся в эк­сцентрич­ную да­му (Кле­менс как раз стук­ну­ло двад­цать шесть) в бе­лом платье, тем­ных оч­ках и си­гаре­той в мунд­шту­ке. Толь­ко вер­нувшись до­мой, он осоз­нал, что без па­мяти влюб­лен в ее хрип­ло­ватый го­лос и раз­го­воры о том, как она меч­та­ла стать сна­чала ак­три­сой, а за­тем по­этес­сой. Ма­туш­ка, прав­да, не пре­мину­ла за­метить, что «у ста­рой пе­реч­ни­цы ос­тался пос­ледний шанс». Пра­вые три ме­сяца Гек­тор и Кле­мен­ти­на бы­ли в при­ят­ной пе­репис­ке, и он ис­крен­не ве­рил, что влюб­лен вза­им­но. Все из­ме­нилось в од­но и­юль­ское ут­ро, ког­да к не­му в ка­бинет вле­тела бе­лая со­ва от мисс Бэрк. В пись­ме Кле­мен­ти­на уве­дом­ля­ла мис­те­ра Трэ­вер­са, что их от­но­шения она всег­да рас­смат­ри­вала как при­ятель­ские, а у нее са­мой есть же­них, с ко­торым она со­бира­ет­ся офор­мить от­но­шения («толь­ко вот да­ту свадь­бы ни­как не наз­на­чим», — как зна­чилось в пись­ме). Рас­сержен­ный Гек­тор на­писал мисс Бэрк в гру­бой фор­ме, что он ду­ма­ет о ней, за что до сих пор ис­пы­тывал стыд. С тех пор что-то из­ме­нилось в его ха­рак­те­ре: он поч­ти пе­рес­тал улы­бать­ся, а его ли­цо при­об­ре­ло от­те­нок гип­со­вой мас­ки.

Но стран­ное де­ло: при­мер­но че­рез ме­сяц в жиз­ни Гек­то­ра на­чались за­гадоч­ные, не­объ­яс­ни­мые со­бытия. В кон­це ав­густа он гос­тил у Кэр­роу и раз­го­ворил­ся с оча­рова­тель­ной мис­сис Ил­ла­ри­ей, урож­денной Мал­фой. На ее воп­рос о воз­можнос­ти бра­ка, мис­тер Трэ­верс горь­ко от­ве­тил, что «жен­щин по­нять слож­но: од­на зна­комая не­дав­но объ­яви­ла мне бой­кот, и мы с ней боль­ше не мо­жем об­щать­ся». При этих сло­вах мис­сис Кэр­роу при­щури­лась и за­яви­ла: «Пос­мотрим, мне ка­жет­ся, что смо­жете. Прос­то иног­да вы, меж­ду на­ми, не­выно­симы, и тог­да луч­ше пе­реж­дать». В тот же ве­чер под пор­тре­том Кле­мен­ти­ны по­яви­лась за­гадоч­ная фра­за, ко­торая тот­час про­пала: «Лю­бовь нич­то, ког­да это по­лити­чес­ки кор­рек­тно». В дру­гой раз он от­четли­во ви­дел, как со­ва Кле­мен­ти­ны мель­ка­ла воз­ле его ок­на.

Не так дав­но, на свет­ском при­еме у Мал­фо­ев мисс Бэрк и вов­се до­пус­ти­ла бес­так­тность: ус­лы­шав имя Гек­то­ра Трэ­вер­са, она раз­верну­лась и, хмык­нув, уш­ла в про­тиво­полож­ный ко­нец ком­на­ты. Дру­гую, воз­можно, осу­дил бы свет; , но за мисс Кле­мен­ти­ной дав­но зак­ре­пилась сла­ва эк­сцентрич­ной чу­дач­ки. И глав­ное: сколь­ко бы Гек­тор не сле­дил за пуб­ли­каци­ями в свет­ских хро­никах, Кле­мен­ти­на Бэрк ос­та­валась не­замуж­ней да­мой. Ник­то, ниг­де и ни­ког­да не слы­шал, что­бы у нее был же­них. Кле­мени­на в том пись­ме без сом­не­ния сол­га­ла. Воп­рос был в том, за­чем.

— Се­год­ня схо­жу к Нот­там, — за­дум­чи­во про­тянул Гек­тор, гля­дя на мок­рое ок­но. Дождь лил, как из вед­ра, и вид на ули­цу зак­ры­вали по­токи во­ды. Мис­сис Трэ­верс, отор­вавшись от вя­зания, так­же с не­удов­летво­рени­ем взгля­нула в ок­но. Она час­тень­ко жа­лова­лась на пред­ков му­жа, ко­торым приш­ло на ум вы­вес­ти зал и глав­ные ком­на­ты на се­вер­ную сто­рону, где как раз про­бега­ла ожив­ленная ма­гис­траль. К счастью, маг­лы, бла­года­ря за­щит­ным зак­ли­нани­ям, не ви­дели их боль­шо­го ба­заль­то­вого до­ма.

— Опять к Нот­там, — не­доволь­но по­мор­щи­лась мать. — Ту­пико­вая и бес­пер­спек­тивная ком­па­ния. Нотт свою жизнь ус­тро­ил.

— Но я дол­жен ви­деть­ся с при­яте­лями, — вздох­нул Гек­тор. Иног­да ему до сих пор, как и в че­тыр­надцать, хо­телось взбун­то­вать­ся, но влас­тный го­лос мис­сис Трэ­вэрс не ос­тавлял у сы­на да­же на­деж­ды на ус­пех.

«В че­тыр­надцать… Двад­цать три го­да на­зад, — по­думал с ужа­сом мис­тер Трэ­вэрс. — Еще столь­ко же и шесть­де­сят… Шесть­де­сят!» — при од­ной мыс­ли об этом по сер­дцу про­бежал чу­довищ­ный хо­лодок.

— А за­чем? — под­жа­ла гу­бы мис­сис Ма­рина. — Семья — зак­ры­тая ячей­ка и лезть в нее хо­лос­тя­кам не слиш­ком хо­рошо.

— Ку­да же мне, по-ва­шему, хо­дить? — вски­нул Гек­тор чер­ные бро­ви.

Мис­сис Трэ­вэрс вы­дер­жа­ла его взгляд и хо­лод­но ус­мехну­лась.

— Хо­дить вам в са­мом де­ле не­куда. Ко­му ну­жен оди­нокий и, ска­жем пря­мо, по­теряв­ший то­вар­ный вид хо­лос­тяк? — ос­мотре­ла она жи­вот и пре­датель­скую за­лыси­ну на ма­куш­ке сы­на.

— Ког­да-то вы го­вори­ли мне, что я слиш­ком юн, — Гек­тор по­давил горь­кий сме­шок. Ма­туш­ка, как всег­да, без­жа­лос­тно би­ла по са­мым боль­ным мес­там.

— Те вре­мена дав­но прош­ли, — жес­тко от­ве­тила мать. — Все на­до де­лать вов­ре­мя.

— У ме­ня неп­ло­хая дол­жность. Я по­мощ­ник зам­ми­нис­тра, — по­жал пле­чами сын.

— Как ви­дите, она не ин­те­рес­на ни­кому, — вздох­ну­ла мис­сис Трэврс. — Впро­чем, я не пра­ва: по­ез­жай­те к Нот­там и нем­но­го раз­вей­тесь. Кан­танке­рус при­гото­вит грог или бе­лое ви­но?

— Он ведь зна­ет, что я люб­лю то­кай, — хмык­нул Гек­тор. Как и в да­лекие школь­ные го­ды ма­туш­ка зна­ла все о его при­яте­лях.

— То­кай… Жел­тое ви­но — не крас­ное и не бе­лое… Ког­да же вы вый­де­те из детс­тва, мой сын? — ее гу­бы ис­кри­вила лег­кая гри­маса, и да­ма лег­ко про­тяну­ла ру­ку для по­целуя.

— Хо­роше­го ве­чера, ма­туш­ка, — сын ма­шиналь­но при­ложил­ся к ее су­хой смор­щенной ла­дош­ке. За­тем ос­мотрел зал. Он не ме­нял­ся ни­ког­да. Все тот же на­чищен­ный до блес­ка пар­кетный пол, все та же по­золо­чен­ная люс­тра, все те же зо­лотые шел­ко­вые обои «в сти­ле ди­нас­тии Тан», по­вешен­ные его де­дом сэ­ром Ар­ту­ром Трэ­вер­сом. Два гро­мад­ных по­золо­чен­ных кан­де­ляб­ра, при­битые по обе сто­роны ок­на, на­поми­нали при­гото­вив­шихся к прыж­ку змей. Нап­ро­тив на сте­не от­би­вали без­жа­лос­тное вре­мя гро­мад­ные ча­сы в ви­де чер­но­го зам­ка. Каж­дый час пос­ре­ди боя из их баш­ни вы­совы­валась коб­ра и, ши­пя, рас­пуска­ла ка­пюшон.

— Хо­зя­ин не хо­чет ко­фе? — спро­сила его в ко­ридо­ре по­жилая эль­фий­ка Кур­ти. Она как раз нес­ла го­рячий шо­колад для мис­сис Трэ­вэрс и не за­была по­забо­тить­ся о лю­бимом с детс­тва хо­зя­ине.

— Спа­сибо, Кур­ти. Бу­ду бла­года­рен, ес­ли при­несешь ча­шеч­ку в мой ка­бинет, — кив­нул Гек­тор. За­тем, прис­мотрев­шись к под­но­су, чуть за­мет­но улыб­нулся кра­еш­ка­ми губ. Как и всег­да, ма­туш­ка тре­бова­ла по­давать ей го­рячий шо­колад в чаш­ках из виш­не­вого бол­гар­ско­го сер­ви­за, на ко­торых бы­ли изоб­ра­жены дви­жущи­еся пав­ли­ны и фа­заны.

— Хо­зя­ин от­пра­вит­ся к Нот­там из ка­бине­та? — Кур­ти под­ня­ла удив­ленные гла­за.

— По­жалуй… Да, по­жалуй… — За­дум­чи­во от­ве­тил Гек­тор, рав­но­душ­но взгля­нув на свои вы­чищен­ные до поч­ти нес­терпи­мого блес­ка чер­ные штиб­ле­ты.

Ка­бинет мис­те­ра Трэ­вэр­са пре­бывал в иде­аль­ном по­ряд­ке ста­рого хо­лос­тя­ка. Пись­мен­ные при­над­лежнос­ти бы­ли раз­ло­жены так, слов­но сто­яли на вит­ри­не ме­бель­ной лав­ки. Бе­лый пла­фон с ви­тыми све­чами ос­ве­щал их, за­жига­ясь сра­зу при по­яв­ле­нии хо­зя­ина. В книж­ном шка­фу не бы­ло ни пы­лин­ки и ни еди­ного по­тер­то­го ко­реш­ка. Пе­ро фа­зана ле­жало кра­сивой вол­ной ря­дом со всег­да на­пол­ненной чер­ниль­ни­цей. Нап­ро­тив за­чем-то сто­яло чу­чело сой­ки.

По­дой­дя к сто­лу, Гек­тор от­крыл вто­рой ящик ак­ку­рат­ным дви­жени­ем паль­цев. За­тем, по­думав с ми­нуту, взял ру­лон пер­га­мен­та. Здесь бы­ли те са­мые за­пис­ки, ка­кие он вел на про­тяже­нии пос­ледних двух лет. Весь пос­ледний год они и вов­се бы­ли смыс­лом его жиз­ни. Ра­ди них он ло­жил­ся спать пос­ле трех, па­дая иног­да на не­разоб­ранный ди­ван. Гек­тор знал, что спать на кро­вати глу­по: ес­ли он ля­жет в нор­маль­ную пос­тель, то вряд ли вста­нет че­рез по­ложен­ные три ча­са. Ин­те­рес­но, ес­ли бы не Кле­мен­си, ста­ли бы эти за­писи ему нас­толь­ко до­роги­ми?

«У нее бе­зум­ные гла­за», — вспом­нил он сло­ва ма­тери.

Гла­за у Кле­мен­ти­ны бы­ли в са­мом де­ле не­обыч­ны­ми: ог­ромны­ми, се­ро-го­лубы­ми, си­яв­ши­ми, как у кош­ки. Или, ско­рее, круп­ной ры­бы. Нас­то­ящая ведь­ма всег­да уме­ет под­чи­нять взгля­дом. На мгно­вение Гек­тор по­чувс­тво­вал, что на сер­дце сно­ва за­ныла ста­рая ра­на, и тот­час мах­нул го­ловой.

Все это в прош­лом. Приш­ла по­ра пре­зен­то­вать за­пис­ки у Нот­тов. По­думав с ми­нуту, он под­ви­нул под­свеч­ник в ви­де гри­фона. Све­ча вспых­ну­ла, и Гек­тор лег­ким дви­жени­ем ру­ки не­замет­но упа­ковал сви­ток в смо­кинг. По ок­ну ба­раба­нили круп­ные кап­ли об­ложно­го дож­дя.