Глава I.1Гермиона Грейнджер стояла над глухо булькающим котлом и осторожно помешивала в нем длинной стеклянной ложкой. Ее каштановые, вьющиеся волосы, напитавшись кислотных испарений (исходивших от совершенно неаппетитного на вид варева), с каждой минутой становились все более растрепанными и торчали в разные стороны. Случайно поймав свое отражение в до блеска начищенной жаровне, она вдруг вспомнила школьное прозвище: "воронье гнездо" и невесело усмехнулась — похоже, с такой работой, какой она сейчас занималась, от ее густой шевелюры скоро ничего не останется. Но тут же воспряла духом: сегодня наконец у нее появится помощник и шансы на то, что опыты увенчаются успехом, теперь увеличиваются как минимум вдвое. А значит, ее многострадальным волосам уже ничто не станет угрожать. Гермиона с благодарностью подумала о неизвестном, который с минуты на минуту должен был прийти, и в очередной раз нетерпеливо взглянула на часы. Месяцами умоляла она Шеклболта прислать ей хоть кого-нибудь на подмогу, но всякий раз ответ оставался неизменным: "Сейчас не получится, Гермиона. Разве что в следующем квартале".
Но кварталы проходили один за другим, а ассистента все не было. Не удивительно, что отправленный мисс Грейнджер отчет за прошлый месяц, по результатам эксперимента оставлял желать лучшего. Возможно, это и стало причиной того, что чиновники из Министерства переменили решение и откликнулись на ее просьбу. И хотя Гермиона не знала этого наверняка, однако подозревала, что дело обстояло именно так. Но каковы бы ни были мотивы, письмо, запечатанное хорошо знакомым ей гербом, сообщало: сегодня придет человек, который станет выполнять все ее поручения. Вот почему с легким сердцем она сейчас порхала по лаборатории — даже если зелье, способное изменить ход времени, и успело надоесть ей до последней степени, всегда приятно сознавать, что утомительная работа, которой ты так долго занимался, отныне будет поделена надвое.
Ход радужных мыслей Гермионы прервал звук колокольчика, висящего над массивной входной дверью. Она вздрогнула от неожиданности и повернула голову.
"Не знаю, кому там приспичило колдовать, — подумала с неудовольствием, — но этот человек совершенно несведущ в зельеварении".
Она изо всех сил старалась подавить растущее раздражение: хронозелья всегда отличались особой чувствительностью и любое магическое вмешательство в процесс их приготовления могло совершенно непредсказуемо изменить результат.
Гермиона поежилась: неужели так долго ожидаемый человек окажется всего лишь криворуким растяпой? Полная нехороших предчувствий, вынула из варева ложку и осторожно попыталась положить ее на стол, как вдруг рука дрогнула, и черенок громко стукнул о край глиняной миски. Девушка зажмурилась так, словно ожидала взрыва. Но вокруг стояла все такая же тишина, как и прежде, нарушаемая только тихим бульканьем, доносящимся из котла.
Гермиона вихрем пронеслась по лаборатории и, отодвинув засов, потянула тяжелую ручку на себя. Дверь распахнулась, и она лицом к лицу столкнулась с Люциусом Малфоем, рассматривающим дверной проем с таким видом, будто в жизни не видел ничего подобного. Тот перевел взгляд на растерявшуюся хозяйку лаборатории, надменно скривил губы и чопорно поклонился.
— Чем могу помочь, мистер Малфой? — разочарованно осведомилась Гермиона, мысленно умоляя небеса только об одном: "О, боги! Только не он! Пожалуйста, пусть это будет не он..."
— Ничем, — входя, просто ответил Люциус. — А вот с вашей дверью явно что-то не так.
"Что-то не так... Что-то не так?!" — возмутилась про себя Гермиона, и с языка бездумно сорвалось:
— Она зачарована от любого магического воздействия, вздорный вы мерзавец! И, кстати, что вы тут забыли, что вламываетесь сюда во время проведения опыта?
Разумеется, "вздорный мерзавец" довольно чувствительно стегнул по самолюбию Малфоя, но, вместо того, чтобы спорить, он только стиснул зубы и медленно процедил:
— По распоряжению Министерства, в рамках общественных работ, я назначен вашим ассистентом.
Гермиона уже открыла было рот, чтобы нагрубить (а еще лучше, нахамить), но тут же захлопнула его, так и не произнеся ни слова. Глубоко вздохнула и, обхватив себя руками, попыталась успокоиться.
"В прошлом году человек потерял жену. Узнал, что его единственный сын — гей (обрывая тем самым линию рода под корень). И, ко всем прелестям: вместо того, чтобы вести спокойную жизнь рантье, вынужден искать себе средства к существованию (потому что, спустя десять лет после окончания войны, его денежные счета все еще заморожены)... М-да... Пожалуй, ему можно только посочувствовать, но не набрасываться на него с порога".
Гермиона еще раз вздохнула и натянуто проговорила:
— Зелья, над которыми нам предстоит работать, очень капризны. Поэтому никто не должен открывать двери используя магию. Это понятно?
Малфой кивнул. К ее удивлению, он перестал кривить губы и выглядел сейчас как человек, который тщательно пытается скрыть внезапно вспыхнувший интерес.
— Над чем вы работаете? — спросил он, оглядывая многочисленные колбы и реторты, выстроившиеся на большом дубовом столе.
— Хронозелья. Те, что могут изменять пространственно-временной континуум.
Гермиона так резко развернулась на каблуках, что собранные в высокий хвост волосы хлестнули ее по плечу. Она снова подошла к котлу, в котором только что перемешивала булькающее зелье, и пояснила:
— Министерство наконец решило заняться хроноворотами, пришедшими в негодность после одного... неприятного случая.
Люциус бросил на нее острый взгляд — несомненно, понял, что именно она имела в виду: он тоже был тогда
там. Только на другой стороне.
— Неприятный случай... — эхом отозвался он. — Вот именно.
Глядя в его холодные глаза, Гермионе на секунду показалось, что она снова видит перед собой того Люциуса, которым он был когда-то и... пожала плечами: его испепеляющие взгляды и королевские позы могли испугать ребенка, которым она тогда была, но уж никак не мастера зелий и специалиста по экспериментальной магии, каким она стала сейчас. Нынешняя, тридцатилетняя Гермиона, уже не чувствовала никакого страха перед людьми, подобными Малфою. Одно только глухое раздражение, не больше.
— Знаете, что такое "Теория манипулирования"? — спросила отрывисто.
— Конечно. В конце концов, Северус был моим лучшим другом, — совершенно безэмоционально откликнулся тот.
— Хорошо, — кивнула Гермиона, злясь на себя за внезапно нахлынувшее чувство вины перед Снейпом: если бы в свое время они знали о нем то, что открылось после его смерти, возможно, все было бы совершенно по-другому. Отгоняя непрошенные размышления, она тряхнула головой и, собравшись с мыслями, протянула Малфою чистую ложку.
— Тогда принимайтесь за работу.
Люциус приподнял бровь и, взяв инструмент, сдержанно поинтересовался:
— В таком случае, может, позволите сперва снять верхнюю одежду? Откровенно говоря, мне совсем не хочется ее испортить.
— Как хотите. Я должна кое-что проверить. Если понадоблюсь, то меня можно будет найти в том углу, — сделав неопределенный жест, равнодушно бросила Гермиона. И с этими словами прошагала к высокой стопке довольно потрепанных фолиантов, лежащих на видавшем виды столе в дальнем углу лаборатории.
Люциус снял мантию и остался в черных, сшитых на заказ, брюках, белоснежной сорочке и черном шелковом жилете. Засучил рукава и, борясь с накатившей ностальгией, припомнил, как много лет назад делал точно так же, когда они с Северусом собирались варить зелья. В той, прежней жизни...
Но тут краем глаза уловил, что грязнокровка, скрываясь за грудами книг, как за бруствером, исподтишка таращится на него, и вся меланхолия развеялась в один миг. Мало того, что эта несносная особа слишком много о себе вообразила, она еще и глазеет на него самым нахальным образом. Будто он грюмошмель какой-то, обретший способность передвигаться на двух ногах и наделенный даром речи. Ему захотелось рявкнуть на нее так, чтобы раз и навсегда поставить на место, но тут же вспомнилось, что от результатов его работы зависит слишком многое, и сдержался.
Обладая недюжинным умом, Люциус почему-то всегда принимал неправильные решения: выбрал не ту сторону в последней войне (и теперь расплачивался за это всей своей жизнью), жена умерла, сын оказался педиком и трахался сейчас с Мальчиком-который-выжил. Что же касалось его самого, то он прозябал в Министерстве, не принося ни пользы, ни вреда, в то время как жизнь благополучно проходила мимо. Единственным утешением Малфою осталось только то, что Драко не пришлось расплачиваться за грехи отца, как он опасался когда-то. Что ж, и на том спасибо. Иначе смысла в его существовании не стало бы вовсе.
Люциус в очередной раз окунул ложку во вверенное ему зелье. Оно казалось скорее вязким, чем густым, но, похоже, Грейнджер знала, что делает. Не зря Драко время от времени упоминал о выскочке-грязнокровке, вечно опережающей его по всем предметам, а ведь, что ни говори, сын отличался в школе завидными успехами.
Малфой старательно мешал варево. По часовой стрелке, останавливаясь после каждого третьего вращения ровно на пять секунд. У испарения из котла, похоже, были личные счеты со всеми на свете волосами, потому что буквально через четверть часа работы Люциус обратил внимание на кончики своих и от увиденного чуть не взбесился: из прямых и шелковистых они стали волнистыми, а местами закручивались мягкими спиралями, делая его до ужаса похожим на автопортрет Дюрера.*
"Еще немного, и я буду прямо-таки неотличим от Грейнджер", — зло подумал он, но тут злополучное зелье приняло светло-оранжевый оттенок, и он окликнул Гермиону, чтобы она дала ему следующие указания.
Как бы не была ему неприятна эта неуемная дамочка, но она, если разобраться, никогда не делала ничего плохого ему лично: не набрасывалась на него с кулаками, не называла его сына "голубком" и не оскорбляла их родовое имя. А это, в глазах Люциуса, дорогого стоило. Да и задание оказалось не таким уж удручающим, как он ожидал (за исключением романтических локонов, возникших по вине химических реакций, бурлящих в котле). Поэтому у него не было ни одной причины испортить то, что она начала до его прихода.
— Оно не должно становиться оранжевым, — в отчаянии захлопнула книгу Гермиона. — Что, скажите на милость, вы натворили?
— Я все сделал правильно, — сухо отозвался Люциус. — Потому что уже работал с подобными зельями. На седьмом курсе. И хорошо знаком с принципами его приготовления.
— Вы с ним работали? — удивилась Гермиона.
— А почему нет? Знаете, я ведь тоже
мастер зелий, вообще-то, — не смог сдержать ухмылку Малфой.
— Да ну? — специалист по экспериментальной магии все так же внимательно наблюдала за лопающимися на поверхности зелья пузырями и с каждой минутой все больше мрачнела. — Как это?
— Все просто, — нарочито небрежно ответил Люциус. — Сперва в Хогвартсе. Потом практиковался дома. А если мне составлял компанию Северус, эликсиры и прочие снадобья получались не просто поразительными, они были уникальными в своем роде. Правда, после женитьбы я перестал ими заниматься.
У него комок к горлу подкатил, когда он вспомнил, как хороша была Нарци в день свадьбы, и он с трудом заставил себя не думать об этом. К своему замешательству, недавно он обнаружил, что даже самые незначительные вещи ни с того ни с сего могут довести его до слез. Он дико скучал по Нарциссе. Дни проходили за днями, а боль не только не утихала, а становилась все острее. Но, сказал он себе тогда, если ты хочешь сохранить чувство собственного достоинства, не стоит публично рвать на себе волосы.
Люциус посмотрел на Гермиону пустыми глазами и отвернулся.
Та все так же хранила молчание. Хотя его взгляд сказал ей обо всем без слов. Точно такой же она видела у Драко, когда, по трагической случайности, во время домашней игры в квиддич, погибла его мать — он считал себя виновным в ее смерти. И никакие попытки переубедить его не возымели должного эффекта.
Когда Гарри сказал ей, что он гей, Гермиона не просто удивилась, она была ошеломлена. Но еще больше ее поразила новость, с кем именно он встречается. Единственное, о чем попросил ее лучший друг, так это сохранить в тайне все услышанное. Она выполнила данное ему обещание и до сих пор не имела понятия, в курсе ли отец Драко этих отношений. Вот почему она сейчас не могла даже посочувствовать Малфою: не стоило поднимать эту тему при разговоре с ним без разрешения Поттера. Но, отметила про себя Гермиона, судя по тому, что Драко все еще жив (а он клялся, что родитель убьет его, если узнает о них с Гарри), о своем выборе отцу он так ничего и не рассказал.
"Я не видела их почти месяц, — грустно подумала она. — Надо бы позвонить Гарри и договориться о совместном ужине. Когда только?.. Ведь бесконечные опыты времени на личную жизнь мне практически не оставили..."
Тут она опустила ложку в зелье и нахмурилась:
— Похоже, оно безнадежно испорчено.
Закрыла глаза и устало помассировала двумя пальцами переносицу.
А Люциус, довольный уже тем, что она не стала винить его за погубленное зелье, просто пожал плечами:
— Это был сложный проект?
Гермиона покачала головой:
— Я лишь хотела проверить, не сможем ли мы прийти к требуемому результату при помощи этого состава. И в очередной раз убедилась, что не сможем. Но ведь до сегодняшнего дня все шло хорошо! — стукнула она кулачком о ладонь. — Неделя подготовки низзлу под хвост!
Недовольным ворчанием она донельзя напомнила Люциусу Северуса, когда тот (страшно даже представить, как давно это было!) попытался сварить свое первое Оборотное. Малфой с трудом подавил смешок. Все-таки следовало лучше контролировать эмоции: не годится ему плакать (или хихикать) на людях. Особенно потому, что кое-кто все еще пытался найти причину, по которой можно было бы упечь столь сомнительную личность, как лорд Малфой, куда-нибудь подальше. И лучше всего — на как можно больший срок. А с человеком, чьи нервы порядком расшатаны, сделать это проще простого.
— Но... может быть?.. — начал Люциус и тут же остановился на полуслове: в самом центре апельсиново-оранжевого варева стали появляться странные синие пузырьки.
— Такое должно происходить?
Гермиона заглянула в котел и от изумления округлила глаза:
— Нет, — задумчиво протянула она и схватила с ближайшего стола длинную стеклянную пипетку. Опустила один ее конец прямо в гущу пузырей и, зажав пальцем другой, вытащила из зелья часть содержимого. Из места прокола тут же потекла алая жидкость, чем немало озадачила Малфоя.
— Откровенно говоря, никогда не видел ничего подобного, — потрясенно выдохнул он.
— Удивительно, — казалось, Гермиона поражена не меньше его. Настолько, что напрочь забыла рассердиться на столь плачевный исход эксперимента. — Интересно, что могут означать такие интенсивные цвета?..
И, словно отвечая на ее вопрос, в центре котла полыхнула настолько яркая вспышка, что оба на мгновение ослепли. Люциус инстинктивно схватил Гермиону за руку, и не успел еще толком оттащить ее подальше, как прогремел взрыв.
***
Гермиона спала. И снился ей совершенно фантастический сон, в котором она танцевала с водяным драконом на крыше китайской пагоды. Дракон неуклюже мотал головой, и при каждом па с его морды срывались капли воды. Гермиона погрозила ему пальцем и... проснулась. Даже не открывая глаз, она чувствовала, как вода действительно капает на лицо, но никак не могла взять в толк — почему. Благодаря простым бытовым чарам, крыша в ее доме не могла прохудиться, даже если б в нее влетела молния, а погода, по-настоящему осенняя, не располагала к тому, чтобы держать окна распахнутыми настежь. Провела рукой по краю постели и ощутила под странно ноющими пальцами только траву и грязь.
Гермиона нахмурилась и открыла глаза, но, охнув, тут же смежила веки: свет оказался настолько ярким, что, казалось, выжигал мозг. Болело все тело, даже дышать было больно. Она застонала и тут же услышала, как рядом зашевелился кто-то еще. Тогда она вытянула руку в сторону источника звука. Глубоко вздохнула, и, на удивление, боль стала отступать. А в следующий момент чьи-то холодные пальцы прикоснулись к ее собственным и крепко их сжали.
— Цисси?
Хриплый, но в то же время знакомый, голос отдернул завесу перед ее разбитым разумом и внезапно Гермиона вспомнила, что произошло: вот Малфой стискивает ее руку и не успевает укрыть за своей спиной, как котел взрывается. Судя по тому, что она цела и практически невредима, основной удар принял на себя ее защитник. Но где они очутились, и как далеко их забросило, этого она не знала. Как не знала и того, насколько пострадал Люциус.
Превозмогая боль, Гермиона заставила себя открыть глаза и осмотреться. Насколько хватало взгляда, вокруг не наблюдалось никакого жилья. Неподалеку вилась дорога, напоминавшая собой грязное месиво, и виднелось несколько голых деревьев. Малфой обнаружился здесь же — неудобно подвернув под себя ногу, лежал на голой земле, а рядом с ним темнели обломки его волшебной палочки. Рана на лбу все еще кровоточила, и девушка всерьез обеспокоилась о его состоянии. Она испуганно схватилась за карман мантии и облегченно перевела дух: слава богам, ее палочка осталась целой и невредимой. Хорошо все-таки, что когда-то она натолкнулась на чары незримого расширения, благодаря которым ее карманы казались пустыми и в то же время под завязку набитыми всякой всячиной.
Все еще морщась и охая от боли, Гермиона подобралась поближе к лежащему в беспамятстве Малфою и первым делом осмотрела рану. Порез оказался неглубоким, и она без труда залечила его. Потом прошлась по телу незадачливого ассистента диагностическими чарами и снова вознесла хвалу неведомым богам: хоть ему и крепко досталось, никаких серьезных повреждений он не получил, отделавшись ушибами да ссадинами. Она изобразила простенькое исцеляющее заклинание, и когда Люциус распахнул глаза, Гермиона могла бы поклясться, что еще ни разу не видела в их серой глубине такого изумления.
— А... что произошло? — не делая никаких попыток подняться, невнятно спросил Малфой.
— Что-то пошло не так, — быстро осмотрелась по сторонам Гермиона. — И я не имею ни малейшего понятия, где мы сейчас можем находиться.
Она с жалостью наблюдала за его неуклюжими попытками принять сидячее положение, но помочь ничем не могла — в голове то и дело гудело и звенело на все лады. В конце концов, так и не справившись с этой задачей, Люциус снова улегся на землю.
— Я тоже, — пробормотал он, все еще нетвердой рукой убирая со лба влажные волосы: похоже, дождь и не думал прекращаться.
Вот тут Гермиона запаниковала. До тех пор пока их местоположение не прояснится, им нужно было хоть какое-то убежище. Кто знает, где они оказались и какие люди здесь живут. Ей сразу вспомнились дни войны, когда она, вместе с Роном и Гарри, скрывалась по лесам. "Вот уж никогда бы не подумала, что эти навыки мне снова пригодятся", — невесело подумалось ей и, засучив рукава, истинная гриффиндорка принялась за дело. Сперва наколдовала себе немудреный нож и, ловко орудуя коротким, но широким лезвием, соорудила из упавших веток некое подобие укрытия, после чего обезопасила импровизированный бивуак охранными заклинаниями. На тот случай, если они попали в немагическую часть страны. Теперь, даже если на них наткнутся магглы, они не увидят ничего подозрительного.
Настроение Гермионы оставляло желать лучшего, но, тем не менее, она мягко коснулась плеча Люциуса. Пусть он ей неприятен, но он не виноват в том, что вызывает у нее подобные чувства. Да еще и Гарри с Драко... Ей следовало быть повежливей хотя бы ради них. Поэтому она, скрепя сердце, помогла ему перебраться в шалаш. Оба настолько перепачкались грязью, что лохмотья, в которые превратилась их одежда, не выдерживали уже никакой критики. Пришлось снова воспользоваться палочкой. Один из валявшихся под ногами камней Гермиона превратила в старый плащ и, свернув его, положила Люциусу под голову вместо подушки. Еще один камень стал коричневым мешком с веревочными завязками, а третий пошел на нужды самой Гермионы: она создала еще один плащ и, вздрагивая от холода, поплотнее закуталась в мягкую ткань. Потом прижалась спиной к телу так и не проронившего ни слова Малфоя, набросила согревающие чары и, ощутив, как по телу разливается уютное тепло, провалилась в тревожный сон.
