– 10 – С того момента, как Снейп узнал о смерти МакГонагалл, он не находил себе места. Профессор и сам не ожидал, что это известие окажется для него настолько шокирующим. Конечно, Минерва была уже очень стара — после своего ухода на пенсию она прожила гораздо дольше, чем предполагал Снейп, — и всё же... с некоторых пор ему казалось, что она так и будет жить вечно, всегда готовая слушать его рассказы о школьной жизни, давать советы и высказывать свои порой нелицеприятные суждения. Но теперь всему этому пришел конец...
Лили тоже горевала о МакГонагалл, но постоянные домашние хлопоты не оставляли ей времени на то, чтобы предаваться унынию; к тому же, она не знала Минерву так хорошо, как Снейп.
Профессор надеялся, что МакГонагалл, большую часть своей жизни отдавшую школе, похоронят в Хогвартсе рядом с Дамблдором и Флитвиком, но её шотландские родственники выразили желание забрать её тело на родину, чтобы она нашла последнее пристанище в земле своих предков. Снейп вернулся с похорон два дня назад, и ему, всё ещё мысленно находившемуся в Шотландии, хотелось покоя и торжественной тишины, но, как назло, всё выходило совсем иначе.
По случаю воскресенья Элис, обычно жившая в замке и вместе с остальными учениками её факультета ночевавшая в башне Равенкло, сегодня пришла домой «в гости» и с самого утра ссорилась с Альбусом. Элис училась в школе всего лишь второй год, но считала себя уже совсем взрослой и постоянно дразнила Альбуса «малявкой». Альбус же должен был пойти в школу только в следующем сентябре, и ему было обидно, что у него ещё нет своей собственной волшебной палочки, поэтому он реагировал на уколы сестры очень болезненно. Сегодня они ругались особенно бурно, и их крики разносились по всему дому. В конце концов Альбус, доведенный поддразниваниями Элис до бешенства, превратил голос сестры в поросячье хрюканье, и та в слезах побежала жаловаться отцу. Снейпу пришлось отругать их обоих, после чего Альбуса он усадил за книгу, а Элис, которой Лили вернула прежний голос, отправил делать уроки.
Снейп сидел в гостиной вместе со всеми, время от времени помогая Элис и строя какие-то невероятные сооружения из магических кубиков для младших сыновей — двухлетних близнецов Дэниэла и Руперта. Но мальчишкам, отнюдь не отличавшимся спокойным характером, это занятие быстро надоело, и они принялись носиться по комнате, как две маленькие, но крайне энергичные рыжие кометы. Наконец они забрались на диван и стали прыгать вокруг отца, пытаясь залезть ему на спину.
В другое время Снейп и сам с удовольствием повозился бы с ними, но сейчас настроение у него было совсем неподходящим. Он попытался спихнуть с себя малышей, но близнецы, с упорством, достойным лучшего применения, продолжали скакать вокруг него. Наконец Альбус, сердито наблюдавший за этой картиной, бросил книгу, вскочил из-за стола и подошел к дивану.
– Вы что, не слышали? Папа велел вам отстать! — раздраженно крикнул он, сбрасывая братьев с отцовской спины.
Дэн повалился на диван и захохотал: происходящее казалось ему веселой игрой. Но Руперту повезло меньше. Он скатился на пол и ударился лбом об острый угол валявшегося на ковре кубика. На лбу у него появилась глубокая ссадина, и малыш громко заревел, размазывая по лицу кровь и слёзы.
Лили подскочила к сыну. Она вытащила палочку и быстро залечила ранку, а потом взяла мальчика на руки, вытирая его горючие слезы. Снейп, окончательно потеряв терпение, поднялся с дивана и схватил Альбуса за плечи.
– Что ты творишь?! Он же еще совсем маленький! Нашел с кем драться!
Снейп несколько раз встряхнул сына. Альбус глядел на него с недоумением и обидой, потом как-то неловко вывернулся, повалился на пол и упал на ковер, злобно уставившись на отца. Снейп видел, что ничего страшного с ним не случилось, — ковер смягчил падение, — но распростертый на полу мальчишка выглядел так жалко и беспомощно, что профессор тут же пожалел, что обошелся с сыном так грубо.
– Альбус, извини. Я не хотел... — Снейп наклонился и протянул ему руку, чтобы помочь подняться. Но Альбус оттолкнул его и, вскочив на ноги, попятился к двери. Губы его дрожали, и казалось, он вот-вот заплачет.
– Я думал... я думал, ты меня любишь... — срывающимся голосом произнёс он, потом резко повернулся и выбежал из комнаты; через мгновение хлопнула входная дверь, и Снейп успел заметить быструю тень, промелькнувшую в окне, когда Альбус выбежал из сада.
Снейп хотел догнать сына, но Лили остановила его.
– Северус, подожди... Элис, дорогая, присмотри немного за малышами, — попросила она дочь, которая уже отложила перо и внимательно наблюдала за родителями.
Лили неторопливо вышла вместе с мужем в прихожую, прикрыв за собой дверь, и спокойно сказала ему:
– Не надо бегать за ним. По крайней мере, так сразу. Он вел себя отвратительно с самого утра — и получил по заслугам.
– Он даже плащ не взял... — Снейп смотрел на вешалку с уличной одеждой. — На улице холодно; он простудится и опять начнет болеть...
– Перестань, Сев! Он давно уже не тот хилый малыш, каким был когда-то, и болеет он сейчас не чаще, чем другие дети. Честно говоря, ты к нему слишком снисходителен. Я иногда даже жалею, что к твоей мантии не прилагается ремень, — слегка улыбнулась Лили. — Мой отец, например, часто одевался в магловскую одежду, так что ремень у него всегда был под рукой. И мне кажется, что нам это пошло только на пользу. Особенно Джеймсу.
Лили снова улыбнулась, но Снейп серьезно смотрел на неё, слегка закусив губу.
– Я не смогу, — покачал он головой. — Я слишком хорошо знаю, как это бывает...
Давно забытые воспоминания проснулись в нём, и Снейп сам удивился, насколько остро он почувствовал старую обиду и негодование, которые, казалось, уже навсегда изгладились из его памяти.
– У моего отца была тяжелая рука, — добавил он, — и я бы не хотел...
Он замолчал, и Лили понимающе посмотрела на него.
– Ты же знаешь, я не имела в виду ничего подобного, — она помолчала, потом сняла плащ Альбуса и протянула его мужу: — Я думаю, он где-нибудь на берегу. Иди, поговори с ним. Делай, как считаешь нужным.
Снейп кивнул и вышел на улицу, захватив с собой плащ сына.
Промозглый дождь превратился в легкий туман, и сквозь этот туман лес и озеро выглядели печально и немного зловеще. Такой же туман был и в душе у профессора. Снейп медленно шел по берегу, всё глубже погружаясь в свои мысли.
Из всех детей Альбус больше всего походил на него — и внешностью, и характером. Он был умным и глубоким мальчиком, и в нем очень рано проявился талант волшебника. Альбус всегда с жадностью расспрашивал сестру обо всех подробностях школьной жизни и мог подолгу сидеть в кабинете у отца, наблюдая, как тот работает. У мальчика был особый дар: он прекрасно чувствовал травы и магические растения. Ещё совсем маленьким ребенком он безошибочно отличал в лесу ядовитые грибы и растения от съедобных и мог, взяв в руку яблоко, сказать, сладким оно окажется или кислым.
Снейп и сам хотел, чтобы Альбус побыстрее пошел в школу, хотя и опасался, что там ему будет очень нелегко. Унаследовав тяжелый характер отца, Альбус был не слишком приветливым, замкнутым и очень обидчивым ребенком. Правда, в отличие от самого Снейпа, у мальчика была нормальная семья, братья и сестра, и даже довольно близкий друг — Реджинальд, сын Тедди и Виктуар. Приветливый и дружелюбный Реджи Люпин не был похож на Альбуса, но они отлично ладили и проводили вместе довольно много времени, так как Тедди по-прежнему работал в школе и жил в Хогсмеде.
От размышлений о сыне Снейп постепенно перешел к воспоминаниям о собственном детстве. Он болезненно поморщился, снова вспомнив лежащего на полу Альбуса. Эта картина воскресила в его памяти очень давние события, о которых Снейп и рад был бы забыть, если бы оставшийся от того случая шрам на плече время от времени не напоминал о себе тупой болью... Война оставила на теле Снейпа множество отметин, но этот шрам не имел никакого отношения ни к Лорду, ни к волшебному миру. Это был результат его стычки с отцом.
...Ему тогда было тринадцать. Он учился на третьем курсе в Хогвартсе и приехал домой на Рождественские каникулы. Отец в то время уже довольно часто напивался, и если Северус не вовремя подворачивался ему под руку, то трёпка ему была гарантирована.
Снейп всегда был довольно нечувствительным к боли, но обида и бессильная злоба каждый раз душили его. И однажды он не выдержал. Выхватив палочку, с которой он не расставался даже на каникулах, и наплевав на министерский запрет, он наслал на отца заклятье тыквоголовости. Когда тот понял, что сын осмелился применить против него магию, то совсем озверел и сбил его с ног, изо всей силы ударив по лицу. Северус полетел на пол и напоролся плечом на каминную решетку. Падая, он выронил волшебную палочку, и не мог ни встать, ни защищаться.
Даже теперь, много лет спустя, он хорошо помнил безумную ярость в глазах отца и свой страх, смешанный с унизительным чувством беспомощности, которое он всегда ненавидел. И пожалуй, больше всего он боялся не боли и не побоев, а того, что отец разломает его палочку. Но он не посмел прикоснуться к ней...
Потом маме, используя и магию, и крики, удалось кое-как утихомирить отца. Да тот и сам немного протрезвел, увидев, что всё вокруг залито кровью. Мама сумела остановить кровь, но на большее не отважилась: она не была уверена в своих силах. На следующий день надо было отправлять сына обратно в школу, и она решила, что там ему смогут помочь лучше, чем дома или в магловской больнице.
Но Снейп, вернувшись в Хогвартс, скрыл ото всех это позорное происшествие, и еще пару дней пытался залечить плечо сам. Разумеется, у него ничего не вышло; рана загноилась и страшно болела, и в конце концов Лили заставила его пойти в больничное крыло. Школьная медсестра пришла в ужас; она позвала директора, начались расспросы... Скрыть что-то от Дамблдора всегда было трудно, а об окклюменции Снейп в то время еще не имел представления.
Дамблдор был крайне возмущен, узнав о случившемся, и грозился довести дело до Уизенгамота. Но поскольку отец Снейпа был всего лишь маглом, то директору пришлось ограничиться беседой с ним.
Вскоре после этого отец ушел из семьи, и Северус больше никогда не видел его. И теперь профессор с ужасом думал о том, что он невольно дал повод сыну смотреть на него с теми же страхом и ненавистью, какие он сам когда-то испытывал по отношению к собственному отцу...
Альбус действительно оказался на берегу. Он сидел на поваленном стволе дерева, и Снейп заметил, что туман вокруг него клубится гуще, чем в других местах: видимо, мальчик хотел спрятаться.
Снейп подошел к сыну и сел рядом с ним на древесный ствол, накинув ему на плечи плащ и крепко прижав к себе. Альбус слегка дёрнулся, пытаясь вырваться, но его попытки были не слишком настойчивыми. Было видно, что он чувствует себя одиноким, брошенным — и виноватым.
Какое-то время они молча сидели, наблюдая, как холодные волны озера одна за другой набегают на прибрежный песок, оставляя на нем тёмные влажные следы. Потом Альбус тяжело вздохнул и сказал:
– Я не хотел обижать Руперта. Я просто хотел помочь тебе... Как он?
– С ним всё в порядке, — ответил Снейп, ещё крепче обнимая сына за худенькие плечи. — Я тоже не хотел обижать тебя. Мне жаль, что так вышло.
Промозглый туман проникал под одежду, и Снейп подумал, что надо навести на неё согревающие чары, но потом решил сделать иначе. Он приманил несколько веток, валявшихся на берегу, и зажег огонь, направив на них волшебную палочку. Пламя сразу же ярко вспыхнуло: то, что ветки отсырели, не было помехой для магического огня.
– Здорово... — протянул Альбус. — Скорее бы мне тоже было можно.
– Хочешь, — вдруг предложил Снейп, — можем вечером отправиться в Косую аллею и купить тебе палочку прямо сейчас.
Альбус недоверчиво взглянул на отца.
– Но мне же всё равно нельзя будет ею пользоваться?
– Да, конечно, — подтвердил профессор, — но ты будешь знать, что это — твоя палочка.
– А вдруг у меня не получится? — спросил мальчик.
– Что не получится? — не понял Снейп.
– Ну, быть волшебником...
– У тебя? — профессор улыбнулся, глядя на растерянное лицо сына. — Уж у тебя-то точно получится, — с уверенностью сказал он. — Кто в прошлом году выпрыгнул из озера на четыре метра вверх, когда испугался гигантского кальмара? А кто наградил Элис поросячьим голосом? Кто, в конце концов, согнал сюда столько тумана?
– Рэджи Люпин умеет менять цвет своих волос и даже форму носа. А у меня никак не получается, — расстроенно признался Альбус.
– Рэджи Люпин — метаморф, как и его отец. Это врожденная способность, довольно редкая, и ты ею действительно не обладаешь. Но я уверен: когда ты пойдешь в школу, то будешь учиться не хуже него.
– Я — сын директора, — очень по-взрослому сказал Альбус, — кто посмеет поставить мне плохую отметку? Наверное, мне лучше уехать учиться в другую школу. В Дурмштанг, например.
Снейп с удивлением посмотрел на сына. Он не ожидал, что Альбуса беспокоят такие вещи. Элис бы это даже в голову не пришло. Она училась отлично и, как и Лили, всегда была уверена в себе. Её больше заботили не оценки, а её собственное мнение о своих знаниях. Но Альбус был другим. «Он всегда будет стремиться стать лучшим и всегда будет остро чувствовать любую несправедливость, — подумал Снейп. — Ему придется трудно, во всяком случае, пока он не научится доверять себе».
– Я думаю, с этим не будет проблем, — успокоил он мальчика. — Но если тебя это волнует, то я могу сам проверять твои работы. Со всей строгостью, — усмехнулся он. — Я не хотел бы отправлять тебя в другую школу. Мне будет тебя не хватать.
Услышав его последние слова, Альбус заметно повеселел. Было видно, что он уже устал грустить, к тому же, тепло костра согрело его, а разговор с отцом разогнал мрачные мысли.
– Мы возьмем с собой в Косую аллею Элис? — спросил он.
– Только если она пообещает больше не дразнить тебя, — с улыбкой ответил Снейп.
– Она не будет, — пообещал за сестру Альбус. — К тому же, я сам иногда дразню её.
– Что ж, может, тогда и маму возьмем? — предложил Снейп. Он подумал, что это, пожалуй, хорошая идея. Ему и самому хотелось встряхнуться, чтобы немного снять накатившее на него уныние. Конечно, Минерву не вернуть, но ей бы наверняка не понравилось, что он совсем опустил руки и с головой погрузился в печаль.
Снейп погасил костер и сказал:
– Тогда пойдем домой. А то для покупки палочки останется слишком мало времени...
Палочка была куплена в тот же день, и когда настало время, Альбус пошел с ней в школу. Он, как и предполагал Снейп, оказался очень талантливым мальчиком, и не было оснований сомневаться в справедливости его отметок. Друзей у него было не так много, как у сестры, но Реджи по-прежнему оставался его верным товарищем. Их дружбе ничуть не мешало то, что мальчики учились на разных факультетах: Альбус, как и отец, попал в Слизерин, а Реджинальд, конечно же, был гриффиндорцем. Вместе они облазили весь замок, забираясь в такие места, куда прилежной и послушной Элис даже в голову не пришло бы сунуться.
* * *
Шли годы, а Снейп, казалось, совсем не менялся и по-прежнему ощущал себя полным сил. Конечно, сперва это радовало его. Он не хотел выглядеть рядом с Лили дряхлым стариком и использовал магию и разного рода зелья, чтобы как можно дольше избежать этого. Но со временем его стало одолевать беспокойство. Профессор прекрасно понимал, что никакие зелья не могут обеспечить такого эффекта. Он пытался закрывать на это глаза так долго, как только мог, но в конце концов ему пришлось признать очевидные факты: он выглядел почти так же, как пятнадцать лет назад.
Это замечали даже другие люди. Большинство, конечно, полагало, что директору Хогвартса доступно какое-то новое, неизвестное волшебство. В общем-то, это никому не казалось невероятным: эксперименты профессора с беспалочковой магией принесли ему немалую славу, и большинство волшебников верило, что Снейп способен на совершенно удивительные вещи. Но сам он прекрасно знал свои возможности и силу своих зелий и понимал, что происходящее совершенно не зависит от его действий. Он мог найти только одну причину, объясняющую это явление, — свою встречу со Смертью, произошедшую много лет назад. Правда, он абсолютно не понимал, почему Смерть сделала ему такой неожиданный подарок, отсрочив приход старости и словно остановив для него течение времени, и о каком долге она ему напоминала, но смутно чувствовал, что настанет момент, когда он должен будет получить ответы на все свои вопросы и вернуть все свои долги.
Странная неподверженность Снейпа старению заинтересовала и Кингсли. Сперва Бруствер подшучивал над своим другом, упрекая его в нежелании поделиться якобы известным ему секретом «отменной сохранности», а потом всерьёз попытался выяснить её причины. Снейп ужасно не хотел обсуждать эту тему, но бесконечно увиливать от ответов было невозможно.
– Видел статью в «Пророке» на твой счет? — как-то поинтересовался Кингсли, в очередной раз зайдя в гости к Снейпу. Они сидели в кабинете профессора, и министр попросил поставить на дверь заглушающие чары, чтобы им не мешали доносившиеся из гостиной крики близнецов, устроивших воображаемый бой на заменявших им волшебные палочки карандашах.
– По поводу того, что я пью кровь младенцев, чтобы вернуть себе молодость? — усмехнулся Снейп. — Видел, очень забавно. Пожалуй, в последний раз я так смеялся, когда читал рассуждения о том, что Дамблдор был геем и у них с Гриндевальдом был роман.
Кингсли хохотнул, вспомнив эту сплетню.
– Кстати, автор один и тот же, — заметил он. — Достойный преемник Риты Вритер.
Снейп кивнул. Автором статьи был Колетт, и у Снейпа были все основания полагать, что он действительно научился тайнам ремесла у Риты. Потеряв возможность играть в квиддич, когда Снейп применил к нему заклятье невзлетаемости, Колетт вполне мог бы вложить свои накопления в какое-нибудь выгодное предприятие, как это сделал в свое время отец Лили. Но Саймон предпочел промотать все свои галеоны и после этого принялся зарабатывать на жизнь разнюхиванием сплетен для «Пророка» — благо, с ним, как с бывшей знаменитостью, многие были готовы почесать языками, — а иногда и просто выдумывал для газет всякие скандальные истории. Он ненавидел Снейпа и был уверен, что именно профессор повинен в постигшем его несчастье, но не мог ничего доказать и изливал свою злобу, время от времени помещая в «Пророке» очередную гадость на его счет.
Они немного поговорили о Колетте, не слишком стесняясь в выражениях, и Снейп уже решил, что неприятный разговор не состоится, но Кингсли вдруг спросил:
– Но ты сам-то знаешь, что с тобой происходит? Я понимаю, что ты не пьешь ничьей крови, но должна же быть причина. Ты знаешь её?
Он выжидательно смотрел на Снейпа.
– Возможно, — нехотя ответил тот.
– Помнишь, мы когда-то засекли на тебе неизвестные чары? — Кингсли метнул на приятеля быстрый настороженный взгляд. — Не думаешь, что причина в них?
Снейп пожал плечами и снова сказал:
– Возможно. Я до сих пор не знаю, что это за чары и есть ли они вообще.
Это было правдой лишь отчасти. Он действительно не знал точно, что это за чары, но в их наличии был уверен и почти не сомневался в их происхождении.
– У меня была одна идея... — взгляд Кингсли неуверенно блуждал по комнате, задерживаясь то на блестевших на столе пробирках, то на греющейся у камина уже изрядно подросшей тигуане, как будто они могли посоветовать, стоит ли делиться этой идеей со Снейпом. — Я подумал, что это могут быть защитные чары, — сказал наконец министр. — Знаешь, магия, вроде той, которую использовала мать Гарри, чтобы сохранить жизнь своему сыну и защитить его от Лорда. Это очень сильная магия, но заметить её присутствие практически невозможно. Что, если кто-то навел на тебя такие чары, защитив от смерти и от старости?
– «Кто-то»? — саркастически спросил Снейп. — Мы оба знаем, что есть лишь один человек, у которого могла бы возникнуть мысль создать для меня подобную защиту. Нет, Кингсли, у меня возникало такое предположение, но это абсолютно невозможно, — уверенно сказал он. — О магии такого рода известно не слишком много, но одно можно утверждать совершенно точно: для создания этих чар необходимо принести в жертву что-то очень ценное. Жизнь Гарри и его безопасность были куплены ценой жизни его матери. Но моя Лили... с ней всё в порядке. Она жива и здорова... в противном случае во всём этом просто не было бы смысла.
– Но ведь ей пришлось от много отказаться, — напомнил ему Бруствер. — Её родители были против вашего брака, и ради тебя она была готова даже на разрыв с ними.
– Нет, — отмахнулся Снейп, — не будь наивным. Презрение нескольких подружек и гнусные газетные публикации — не та цена, которой достаточно для сохранения чьей-либо жизни. Если честно, Кингсли, то у меня тоже есть кое-какие идеи на этот счет. Извини, я не могу с тобой ими делиться — для твоего же блага, — но я уверен, что расплачиваться за всё происходящее со мной я буду сам.
– А с Дамблдором ты об этом говорил? — Бруствер вопросительно взглянул на Снейпа.
– Нет, думаю, это бесполезно, — ответил профессор. — Он не в состоянии проверить, что это за чары, а может только голословно рассуждать об их природе... Мне кажется, что в некоторых вещах я теперь разбираюсь лучше него, но с моей стороны было бы невежливо демонстрировать ему это слишком откровенно.
Кингсли задумчиво посмотрел на Снейпа.
– Ты не перестаешь меня удивлять, — признался он. — Ну что ж, как я понял, ты контролируешь ситуацию. Тогда я могу за тебя не волноваться.
Снейп согласно кивнул. Поговорив наконец с Кингсли на эту щекотливую тему, он и сам ясно понял, что может быть спокоен до определенного момента. А потом обстоятельства сами подскажут ему, как действовать.
