Глава 1014 декабря 1998 год, Малфой-Мэнор
- Сын, с тобой все в порядке?
Это к нему обращаются? Уймите эту пульсирующую боль в висках!
Драко казалось, что он чувствует колебания воздуха, вызываемые словами. Фразы доходили до него неясными обрывками. Голоса пробивались, будто сквозь толстый слой ваты, приглушенные и в тоже время до невозможного раздражающие.
– Драко, ты слышишь меня?
Парень скривился. Опять этот приступ тошноты, опять головокружение. С каждым разом переноситься все неприятней. Он попробовал подать признаки жизни, но даже пошевелить пальцем почему-то стало непосильной задачей, словно сверху на него давила вся толща Мирового океана.
- Может, позвать на помощь? – спросил кто-то справа. Наверное, справа.
Драко чувствовал себя, как человек, еще пару секунд назад державший в руках драгоценное сокровище, на поиски которого потратил всю жизнь, и вновь потерявший его. Это не просто разочарование, скорее фатализм.
- Да посмотри же на меня, наконец! – как будильник, врезался в его мозг тревожный и требовательный голос.
Открыть глаза было целым испытанием. Точно в замедленной съемке Малфой повернул голову и увидел рядом с собой настороженного Люциуса. Тут же стояли Гойл и Нотт старшие, поглядывая на блондина с долей подозрения. Оказалось, что молодой человек лежал на полу в обеденном зале собственного замка. Пастельные тона, в которых была выполнена комната, успокаивали разбушевавшийся мозг.
- Как ты?
- Все в порядке, отец, - выдавил из себя слизеринец, приподнимаясь на локтях. Головная боль постепенно унималась, тошнота отступала.
- Встать сможешь?
- Да, наверное, - неуверенно отозвался Драко. После нескольких неудачных попыток ему все же удалось подняться не без помощи родителя. Но лучше бы он этого не делал.
Лишь только Драко встал на ноги, сразу же почувствовал на себе тяжелый проницательный взгляд, вызвавший желание снова очутиться на другом конце сознания. На Малфоя пристально смотрел Волан-де-Морт. Секундное замешательство и, словно сполох яркого пламени, парня наполнил безотчетный страх.
Нельзя. Не думай. Не думай ни о чем. Не думай вообще. Слизеринец запретил себе даже намек на мысль, которая никак не желала убраться из головы:
Темный Лорд жив? Поттер же уничтожил Его!
Только бы Он не почувствовал, что Драко подменили. В противном случае это будет последняя реальность, в которую парень попал. Надеяться на помощь старика Малфой даже не смел. Рядом с одним из ужаснейших порождений Зла, маг, управляющий альтернативными реальностями, казался каким-то блеклым, посредственным и несущественным.
- А теперь объясни, что с тобой произошло? – потребовал отец.
Драко не знал, что ответить. Это не Гермиона, которой можно самозабвенно врать и мило улыбнуться, если вдруг допустил какую-то оплошность. Надо взвешивать каждое слово, потому что оно может оказаться решающим.
- Я… я сам ничего не понял… - осторожно начал слизеринец, - голова закружилась и вот я уже на полу.
- А вдруг это не твой сын? Вдруг в него кто-то вселился?
- Следи за словами, Гойл! – процедил Люциус, повернувшись к Пожирателю.
- А что, Люциус, - спокойно заметил Темный Лорд. Даже на обычном стуле этот маг умудрялся сидеть, словно на троне из чистого золота и бриллиантов. – Возможно, Гойл впервые за всю жизнь сказал умную вещь.
- Мой Лорд, - начал было Малфой-старший, но тот уже не смотрел на него.
- Драко. Не правда ли странно, мой мальчик? – голос был тягуче меда, мягче воска и в тоже время не предвещал ничего хорошего. - Ты обедаешь вместе с нами, сидя вот за этим самым столом, а затем, покончив с трапезой, поднимаешься и вдруг падаешь. Как твое самочувствие? Быть может, мои задания утомляют тебя?
- Нет, мой Господин, - ответил юноша, склонив голову.
- Тогда поведай нам, – темный маг обвел своими длинными, неестественно тонкими руками присутствующих, - что послужило причиной твоего внезапного обморока?
- Не знаю, мой Лорд. Правда, не знаю, - Драко робко взглянул на отца, инстинктивно ища защиты. Тот обеспокоено переводил взгляд с Волан-де-Морта на сына и обратно.
- Смотри мне в глаза, молодой Малфой! - елейный тон исчез, уступив место холодной жесткости. Драко неохотно взглянул на волшебника.
Темный Лорд мучительно долго всматривался в его лицо. Юноша вынужден был признать, что давно так не боялся. Он снова чуть не упал в обморок. "Думай о природе, погоде, квиддиче", - приказывал себе Малфой. Наконец Волан-де-Морт отвел взгляд, не спеша встал, отошел к окну, будто там, в саду, происходило что-то очень важное, и произнес:
- Отдохни. Я пришлю за тобой вечером.
- Да, мой Лорд, - Драко нервно кивнул. Вся его сила ушла на то, чтобы не пуститься бегом из зала, подальше от этого чудовища.
Лишь только в своей комнате, упав на кровать, Малфой вздохнул свободнее. Дрожащими руками слизеринец нашарил в темноте ручку прикроватной тумбочки (он даже не хотел освещать комнату, подсознательно думая, что темнота укроет его от Лорда). Хвала Мерлину, хоть здесь все было на своем месте. Драко достал пузатый бутылек с зельем, залпом выпил все содержимое и забылся без сна.
***
Сон не принес столь желанного успокоения, не рассеял тревогу, и не восстановил силы. Очнувшись, Драко чувствовал себя все так же ужасно, хотя уже ничего не болело. Он проснулся за несколько минут до того, как в дверь тихонько постучали и, не дождавшись ответа, вошли. Это была Панси. Драко почувствовал несказанное облегчение. На миг Малфой смог позабыть о Темном Лорде, который сейчас находился в замке, отравляя своим присутствием его душу. Это же та самая Панси, которой не было в его реальности. Она здесь, она рядом. И почему-то Драко подумалось, что только эта девушка поймет, поверит и поможет убраться отсюда.
Именно с ней у Малфоя ассоциировалась самая беззаботная пора в жизни каждого человека. Слизеринец снова окунулся в мир веселых игор, глупых шуток, дневного сна и самого вкусного в мире мороженного. Только Панси знала, когда нужно отчитать, когда подстегнуть, а когда обнять и молчать вместе с ним. Она стала Драко сестрой, которой у него никогда не было. Только до ее слез Малфою было дело. И не важно, почему девушка плакала: из-за ссоры с очередным бойфрендом или из-за испорченного платья.
Но однажды ему пришлось выбрать между Поттером и Лордом. А значит, между Гермионой и Панси. Между любовью и дружбой. Он честно сказал ей, что переходит на другую сторону. Панси не злилась, не обвиняла, не презирала, не разубеждала. Сначала был шок и недоверие, а потом она просто обняла его.
- Я бы тоже так поступила, - сказала Панси и неуверенно добавила: - наверное.
Она осталась на другой стороне, в другом мире, в той жизни, в которую он безвозвратно сжег мосты.
- Ну, все. Иди, а то я заплачу, - это было последнее, что Драко услышал от своей подруги. Больше он не видел ее. Примерно через месяц на ее поместье напали Авроры. Панси погибла. Для слизеринца эта новость стала тяжелым ударом. Своими кровавыми руками Война добралась до самой невинной, самой светлой и дорогой части его жизни – до детства. Очернила и те жалкие крохи прошлого, которые он еще мог вспоминать без боли и с улыбкой на лице. Если бы не поддержка Гермионы, Драко плюнул бы на Орден и уехал далеко-далеко, на другую планету.
Они сознательно разошлись на распутье жизненных дорог. И он понимал, что чья-то будет короче. Но разве от осознания этого факта легче принять смерть близкого человека?
А здесь Панси была рядом. Но не такая, какой он ее запомнил: привлекательной, немного эгоистичной, жизнерадостной, с хитринкой во взгляде. Она была встревожена.
- Драко, я так переживала! – с этими словами девушка кинулась к нему на шею. - Люциус сказал, что ты упал в обморок прямо во время обеда! Это правда?
Панси очень внимательно всматривалась в его глаза, казалось, что сейчас проглотит целиком одним только взглядом.
- Эээ, да. Но со мной уже все в порядке. Минутная слабость, - Драко было неловко. Чего скрывать: врать любимой подруге весьма неприятно.
- Да ну? – не придавая своему жесту никакого значения, будто делала это всегда, Панси забралась пальчиками под воротник его рубашки. Это окончательно сбило Драко с толку. Слишком интимно, слишком неправильно…
- Все в порядке. Не стоит волноваться, – Драко все еще старался придать голосу безмятежности, но он уже понимал, что не расскажет Панси правду. Это не та девушка, которую он знал. Даже чужая Гермиона не так расстроила Драко как эта слизеринка.
И тут Панси сделала нечто из ряда вон выходящее. Родная Панси, лучшая Панси, Панси-почти-сестра вдруг поцеловала его. Страстно, сильно,
совсем не по-дружески. Это было последней каплей. Девушка, кто вы? Верните мне подругу, которая утверждала, что целоваться со мной – самый настоящий инцест.
Он грубо оттолкнул Панси.
- Драко, что случилось? – она, похоже, удивилась не меньше него.
Малфой больше не мог притворяться:
- Почему ты меня поцеловала… – он смешался, не в силах подобрать подходящее слово, –
так!
- Как так? Как обычно. Да в чем дело? Или ты так сильно ушиб голову, что забыл, кто я?
Как обычно? Значит, здесь они вместе, вот как… А что же Гермиона, опять с Уизли?
- Ты, наверное, еще не полностью пришел в себя, - заботливо продолжала Панси, наклоняясь ближе, но все же не притрагиваясь, - полежи немного.
- Не хочу, – упрямо, как ребенок, ответил Драко; подошел к окну, уткнувшись взглядом в стекло и ничего не видя за ним.
С каждой новой реальностью рушились его старые представления о друзьях, родных и не очень близких людях, о себе, в конце концов. Он и не знал, что можно так меняться. Можно перейти на другую сторону, но не изменить себе. Или не так?
Но в этой реальности все было по-иному (как, впрочем, и в других). В его замке находился безумный получеловек, помешенный на собственном возвеличивании. Почему Поттер до сих пор не убил Лорда? А жив ли Поттер? Какой сейчас год и месяц? Может, еще не время?
Малфой попросту растерялся. Он в своем "контракте" ничего о Волан-де-Морте не упоминал. Только о чашке. Они так не договаривались! Ведь Драко четко спросил, рискует ли чем-нибудь, и старик заверил в обратном. А сейчас Малфой ой-ой-ой как сомневался в собственной безопасности.
Внимание слизеринца привлек эльф, который робко стоял рядом и покорно ждал, пока его удостоят взглядом. Малфой вопросительно поднял бровь, давая разрешение говорить.
- Хозяин, Темный Лорд выражает предположение, что мистеру Драко Малфою стало лучше, и просит его прийти в Банкетный зал.
Не дожидаясь ответа, эльф исчез.
Замечательно. Между огнем и водой: если он не пойдет, то навлечет еще больше подозрений, что может закончиться плачевно; если пойдет, то Темный Лорд, возможно, поймет,
что с ним случилось или, по крайней мере, что
что-то таки случилось. Недолго думая, Драко решил, что, пожалуй, будет лучше, если он все же пойдет и сделает вид, что немного нездоров. В конце концов, все можно скинуть на какой-нибудь вирус. Может, тогда Лорд не будет его донимать. Парень невольно усмехнулся. Он мыслит, как школьник, который хочет пропустить урок, но не прогуляв, а получив официальное разрешение преподавателя. Слизерин навеки.
Полный необъяснимой решимости Драко вышел из комнаты, даже не взглянув на Панси. Он просто забыл о ней.
***
Драко, который так невнимательно отнесся к Панси, не подозревал, что для нее каждое его слово и жест имеют сакральное значение.
Мерлин! Он даже какому-то жалкому эльфу уделяет больше внимания, чем ей!
Драко громко хлопнул дверью, и Панси, как по команде, осела на пол и расплакалась.
О Великие, объясните, почему так? Почему она – молодая блистательная аристократка, мечта многих мужчин высшего света – вынуждена каждый день начинать с мантры: убеждать себя в том, что Драко еще любит ее, что она нужна и небезразлична. Но с каждым разом сложнее и сложнее делать вид, что все хорошо, когда его больше интересует окно, нежели человек. Она бы отдала все свои богатства, чтобы узнать, что же он там такое видит за тем запотевшим стеклом, на какие вопросы ищет ответы, что пытается понять.
Раньше Драко был совсем другим. Он любил ее, уважал и дорожил ею. И для нее всегда было очевидным, что они поженятся и проживут долгую, счастливую жизнь рука об руку, безболезненно решая незначительные проблемы, деля все радости и горести.
Но стремительно плывущие на полных парусах мечты в один день разбились вдребезги об крутую, мощную, несдвигаемую гору – Волан-де-Морт. Темное пятно на предплечье уничтожило остроумного, нахального, самовлюбленного, но такого родного парня. Его заменил жестокий, бескомпромиссный молодой человек, которого опасались даже Пожиратели.
Возвращаясь с заданий, Драко запирался в своей комнате, не впуская никого. Он мог целыми днями не выходить, откликаясь лишь на вызов Лорда. Драко стал немногословен и задумчив. В ту редкую пору, когда она все же могла остаться в его спальне, проснувшись среди ночи, Панси всегда наблюдала одну и ту же картину. Хмурый и непреступный, Драко смотрел в окно невидящим взглядом, и Панси невольно задумывалась, а спит ли он хоть когда-нибудь.
Он стал самым близким Лорду, опередив даже своего отца. И порой Панси казалось, что Волан-де-Морт заколдовал его, стер все воспоминания прошлого, всех родственников, друзей и ее, чтобы только Драко был верным и послушным. Потому что откуда в восемнадцатилетнем юноше столько жестокости? Как молодой парень может безжалостно убивать женщин и детей, даже не задумываясь, что он творит? И самое удивительное, как она все еще могла любить его
такого?
А он все так же часами смотрел в окно, даже не двигаясь. Что это – построение новых планов, бегство от действительности, возвращение в прошлое, мольба об искуплении?
Одно она знала точно: в его мыслях места ей больше нет.
***
Не больно.
Не холодно.
Не унизительно.
Просто никак.
А в голове лишь одна мысль:
когда конец? Не обрекающий и пугающий, но благословенный, избавляющий от мук. Как же страшно, когда цветущая юность просит о смерти.
Гермиона лежала на полу сырой камеры, куда - по ее же подсчетам - девушку поместили примерно три недели назад. Доползти до кучи тряпок, которые служили постелью, у гриффиндорки просто не хватило сил. Она пребывала в полубреду, и ей казалось, что душа просится вон из тела. События предыдущих дней застелил вязкий, обволакивающий безразличием туман, спутник горячки и апатичного забытья.
Сначала с Гермионой говорили довольно любезно. Создавалось впечатление, что Темный Лорд питает иллюзии на ее счет. Но мисс Грейнджер лучше умрет, чем предаст друзей, верно? Эти слова, так опрометчиво брошенные в изуродованное лицо Волан-де-Морта, похоже, скоро станут реальностью. Сидя в карцере, куда ее заперли сразу же после непростительной дерзости, девушка ждала, когда же за ней придут, чтобы заставить замолчать навсегда. Но никто не собирался испытывать на Гермионе непростительных заклятий. Вместо этого гриффиндорку два дня не кормили и не давали спать. И только затем повели, а точнее понесли, на следующую аудиенцию к Лорду. Неудивительно, что он без каких-либо усилий смог проникнуть в изнуренное сознание девушки, которая даже не могла собраться с мыслями, не то, чтобы поставить на них блок. Однако его вновь ждало разочарование. Гермиона – хоть и являлась ближайшей подругой Поттера – не была Хранителем тайны. Волан-де-Морт не узнал, где располагается Орден и где скрывается сам Поттер. Вся польза от грязнокровки заключалась в том, что Лорд теперь знал, какие крестражи уже уничтожены. На этом, увы, все. Не очень-то веское преимущество. Лакомая на первый взгляд добыча оказалась пустой внутри. Теперь с Гермионой можно было сделать то же, что и с использованными вещами. Но Драко Малфой – самый младший и, безусловно, талантливейший из Пожирателей, отличающийся особой жестокостью, – предложил весьма интересную идею. Зачем убивать подружку Поттера? Ведь всегда можно поиздеваться над грязнокровкой, чем не развлечение? Так Гермиону постигла участь боксерской груши. Почти каждый свободный от военных будней вечер Пожиратели собирались в Малфой-Мэноре и упражнялись в заклинаниях на девушке. За это время ее столько унижали, заколдовывали, били и – самое чудовищное – насиловали, что она диву давалась, как до сих пор осталась жива. Наверное, потому что ей пока не нашли интересную замену. В противном случае, она бы уже не дышала. Господи, а ведь она могла бы уже находиться в Раю. Вместо этого, обитала в Девятом кругу Ада.
Первые дни она старалась вести себя достойно гриффиндорки и подруги отважного Поттера. Но ох как же это не просто держать себя на высоте, корчась на полу от боли, вспоминая Гарри, Рона и все то хорошее, что есть –
нет, было – в ее жизни, чтобы не сломаться. А теперь, через недели ужасающих мучений - после злости, отчаяния, тревоги и безысходности - единственное, о чем мечтала девушка – это смерть.
Она уже не надеялась на своих друзей. Девушку злило, что они не идут на помощь, медлят по непонятной причине – она бы не оставила друга в беде. Проводя в своей камере бесконечное количество унылых часов, гриффиндорка неизбежно стала терять здравый ум. Порой Гермиона думала, что все это нереально, неправильно и чертовски несправедливо; что никто не имеет право ее третировать; что это, в конце концов, свободная страна, и она имеет право на жизнь и здоровье, как прописано в Конституции Британского Королевства, и что родители растили ее в любви и благополучии не для того, чтобы она сейчас валялась здесь в неестественной для здорового тела позе, в собственной крови и рвоте.
Вот сейчас за ней придет полиция. Да! Обычная, черт возьми, маггловская полиция, как в проклятых Голливудских фильмах и заберет ее отсюда домой к маме и папе. Но о чем Гермиона не грезила, все, так или иначе, сводилось к одному:
если бы…
Если бы она не получала письма из Хогвартса - этого блага и радости, неопровержимого доказательства ее особенности и значимости и вместе с тем рокового приговора. Как сейчас Гермиона помнила строгую немолодую женщину в старомодной маггловской одежде, которая в ее одиннадцатый день рожденья постучала в дверь, принеся с собой письмо, и объяснила родителям, что магия на самом деле существует, а их дочка - волшебница. Женщину звали Минерва МакГонагалл, и ей нельзя было не поверить. И Грейнджеры поверили. А
если бы нет, она сейчас не лежала бы в этой камере, а сдавала последние предрождественские контрольные в обычной маггловской школе и готовилась к поездке в Альпы. Возможно, девушка каталась бы на лыжах не с родителями, а с подругами, которых в том мире у нее нет (а были бы), или с парнем. Максимум, что с ней могло случиться – перелом ноги. А сейчас Гермионе даже сложно было представить, каких костей в теле больше: целых или раздробленных. И уж точно не ее заботой была бы Магическая Война, в которой пытают и убивают людей, таких как она по статусу крови. Гермиона пребывала бы в благополучном неведении, поскольку на уроках истории учила бы Холокост и Ку-клукс-клан, а не дискриминацию по отношению к нечистокровным волшебникам.
Ладно, пусть все же поехала в Хогвартс, пусть узнала, каково это – держать в руке палочку и чувствовать, как энергия течет через все тело, сосредотачиваясь на конце древка, и выпускает заклинания, которые творят маленькие и большие чудеса. Пусть. Но она же могла попасть в Когтевран. Ведь Шляпа предлагала выбор. Наверняка лучшей подругой Гермионы стала бы Падма Патил. Она, в отличие от своей сестры, девушка серьезная и ответственная. Гермиона с головой окунулась бы в стихию книг, загадок и таинственных знаний. Ее окружали бы спокойные, рассудительные, здравомыслящие люди. На факультете для самых умных все ее заботы свелись бы к сидению в библиотеке и размеренным дискуссиям с однокурсниками. С Гарри Поттером судьба сводила бы лишь на совместных занятиях. А по окончании Хогвартса Гермиона скорее всего вышла бы замуж за Терри Бута, который так отчаянно проявлял к ней интерес на последних курсах. У них бы родились девочка и мальчик. Они бы трудились в Министерстве магии, подобно сотням других волшебников. И так всю жизнь.
Не вопрос, пускай бы она даже попала в Гриффиндор. Все, что ей надо было, – не сдружиться с Гарри и Роном. Не пойти тогда в тот чертов туалет, не взять вину за случайную ликвидацию тролля на себя. Она, наверное, дружила бы с Невиллом – скромным, тихим парнем. И никаких тебе философских камней, Тайных комнат, спасений гиппогрифов, битв в Зале пророчеств и всего остального. Она, безусловно, была бы за Гарри, но только на словах. А сама, подобно Браун и Томасу, уехала бы домой, в мир магглов. Лучше на континент, чтобы не нашли. А то мало ли? Гермиона читала бы сводки новостей в "Ежедневном пророке", попивая утренний кофе, и гадала, когда уже, наконец, можно будет возвратиться домой.
Но, даже будучи лучшей подругой Гарри, она, пожалуй, могла бы избежать постигшей ее участи, не погонись гриффиндорка за крестражами со своими непутевыми друзьями. Сидела бы в штабе, не высовываясь, передавала ребятам шифры, раздумывала над уничтожением осколков души Лорда, лечила пострадавших. Но нет, она же яркая представительница факультета славного Годрика Гриффиндора. Отвага ж из всех дыр прет! Только почему-то "великий аналитик" не вспомнила о том, что, по сути, все предыдущие годы им просто неимоверно везло. Рано или поздно удача должна была отвернуться. Так и случилось. Гермиону окружили, оглушили и принесли в Малфой-Мэнор, она даже не успела оставить ребятам какие-то зацепки.
Все эти мысли вились в ее уставшем мозге последние дни, не давая окончательно сойти с ума, озаряя ласковыми лучами Жизни, которым, в отличие от солнечных, не мог запретить пробиться в душу гриффиндорки даже Волан-де-Морт. Но сегодня это
если бы стало пустым звуком. Потому что Гермионе вдруг стало все равно. Никак.
Не больно.
Не холодно.
Не унизительно.
Просто никак.
Она мечтала о смерти. Она уповала на нее. И, похоже, та услышала молитвы.
