Глава 9. Главный распорядитель Голодных Игр– Гермиона! Гермиона, ты меня слышишь?! – голос Рона раздавался совсем рядом и в то же время словно прорывался сквозь тугую пелену.
Гермиона наконец подняла голову от пергамента, на котором что-то увлеченно строчила последние несколько часов. Настолько увлеченно, что Рону пришлось произнести ее имя трижды, чтобы она обратила на него внимание.
– Я спрашиваю, ты будешь ужинать? – повторил Рон. – Ты с самого утра сидишь над своими бумагами, не поднимая головы!
– Разве? – рассеянно произнесла Гермиона, вертя в пальцах перо. – Нет, Рон, спасибо, я не голодна.
Рон тяжело вздохнул и отошел.
С того утра, когда состоялась их беседа с Хеймитчем, прошло больше недели. Четверо друзей все это время так и жили в бетонной постройке у озера. Первые дни они, несмотря на все услышанное от их новых знакомых, были преисполнены радости и надежды. Наконец-то у них появился шанс найти свое место и в этом чужом для них мире и даже помочь живущим в нем волшебникам! Быть может, скоро для них найдется реальное дело, и им не придется прятаться в лесной чаще как диким зверям. Хеймитч так и не сказал по этому поводу ничего конкретного. Он лишь весьма туманно намекнул, что, вероятно, вскоре им всем четверым найдется применение, но пока ему нужно кое с кем посоветоваться. И предупредил их, чтобы вели себя тихо, не предпринимали больше вылазок в дистрикт и, по возможности, как можно меньше использовали магию вне территории, окруженной защитным полем.
Первые несколько дней прошли в напряженном ожидании, но со временем волнение улеглось. Ни Хеймитч, ни Китнисс, ни Гейл, ни Пит в лесу не появлялись, и в головы четверых друзей вновь начали закрадываться тоскливые, а то и тревожные мысли. Несколько раз они порывались сменить место дислокации. А что, если жители этого государства с такими жестокими законами и правителями, так ненавидящие волшебников, в конце концов решат от греха подальше просто избавиться от четверых магов, владеющих палочками и недоступными для них знаниями? Что, если Хеймитчу и остальным не удастся сохранить в тайне свое внезапное знакомство с волшебниками из прошлого? Они же сами сказали, что у них кругом понатыкано жучков и видеокамер. У властьимущих-то в Капитолии наверняка есть палочки, и они в один миг разделаются с четверыми людьми в лесу. Но всякий раз, обсуждая подобное, друзья сходились на том, что прятаться уже не имеет смысла. О них уже итак знают, и если захотят их уничтожить, сделают это в любом случае. Теперь, когда друзья узнали, как в Панеме относятся к волшебникам, знакомство с людьми из дистрикта стало единственным шансом освоиться в этом новом, враждебном мире. Одни они все равно так или иначе погибнут.
Четверо друзей пообещали Хеймитчу ничего больше не предпринимать, а потому им оставалось только ждать. И это бесконечное ожидание начинало потихоньку сводить их с ума. Они все больше погружались в себя и уже практически не разговаривали друг с другом. Вынужденное ничегонеделание убивало не хуже яда замедленного действия. Гарри и Джинни в определенном смысле было легче других – у них в кои-то веки нашлось время друг для друга. Хотя и они тоже порой заговаривали о том, что, вероятно, Хеймитч просто побоялся с ними связываться. Иначе, почему от него так долго нет ни слуху ни духу?
Гермиона от долгого ожидания полностью погрузилась в свои мысли. Казалось, она не восприняла слова Хеймитча о том, что за любые волшебные знания в Панеме казнят без суда и следствия. Она была одержима идеей когда-нибудь, в будущем, взяться за восстановление волшебной школы, чтобы можно было передать другим волшебникам свои умения. Дни напролет она сидела за столом, исписывая кипы листков пергамента формулами заклинаний, рецептами зелий, рунами и прочей информацией, которой не было в лежавших в ее сумке книгах. Рон вначале пытался отговорить ее от этого бесполезного и опасного занятия, но потом махнул рукой. В конце концов, надо же хоть что-то делать. Сам он, в основном, целыми днями бродил по лесу, попутно добывая им еду. За забор, как и обещал Хеймитчу, не совался, но чащу изучил вдоль и поперек. В некотором смысле он помогал делу, которым занималась Гермиона: он собирал еще сохранившиеся под снегом образцы трав, которые могли быть годны для зелий или вовсе были ему неизвестны и приносил их в домик. В любом случае, изрядно истощенные запасы лечебных зелий пополнить не мешало.
***
В воскресенье в Котле царило привычное оживление. В свой единственный выходной почти все жители Двенадцатого дистрикта были там – толпились возле прилавков, стараясь повыгоднее купить, продать или обменять.
В самом дальнем углу рынка располагался закуток Сальной Сэй, в котором можно было скушать тарелку горячего супа и пропустить стаканчик не самого лучшего самогона за сравнительно небольшую плату. Хеймитч расслабленной походкой направлялся туда, не слишком ловко лавируя в толпе, так, как будто бы был слегка навеселе. На самом деле он был трезв как стеклышко, и нервы его были напряжены до предела. У Сальной Сэй Хеймитч бывал частым гостем, когда его запасы капитолийского алкоголя заканчивались, а до новой поставки еще было далеко. Сэй была всегда ему рада – платил Хеймитч хорошо. Вот и в тот день, завидев его у своего прилавка, она обнажала в улыбке остатки зубов, откидывая с лица длинные спутанные волосы. Глаза ее при этом оставались серьезными, но это мог заметить лишь очень внимательный наблюдатель.
– Здравствуй, Хеймитч! Тебе как обычно? – прохрипела она.
Хеймитч коротко кивнул, и вопросительно уставился на Сэй. Она едва заметно кивнула в ответ.
– Для тебя оставила самое лучшее, – сказала она. – Пошли! – она отодвинула грязную занавеску, отделявшую прилавок от входа в подсобку и жестом пригласила Хеймитча внутрь. Он быстро огляделся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости миротворцев, и шмыгнул за ней.
За занавеской находилось очень тесное помещение, освещенное тусклой керосиновой лампой. Там повсюду стояли и лежали бочки, мешки, бутылки, коробки и еще куча всякого хлама.
– Придется тебе помочь мне сдвинуть бочку, иначе мне до той полки не долезть, – Сэй выразительно посмотрела на Хеймитча. – Что-то я совсем ослабла от этих холодов, самой мне не справиться.
Хеймитч все так же молча подошел к стоявшей на полу огромной деревянной бочке и легко отодвинул ее в сторону. Под ней оказалась спрятана круглая крышка люка с большим ржавым кольцом посередине, такая же грязная, как и весь пол в подсобке. Хеймитч потянул за кольцо, и крышка приподнялась. Сэй все это время тихонько выглядывала из-за занавески на улицу.
– Спасибо, Сэй! – громко произнес Хеймитч, спускаясь в люк. – Ты, как всегда, выручаешь, – с этими словами он тихо закрыл за собой крышку, и Сэй облегченно вздохнула. Быстро метнувшись в угол и набросив на крышку пустой матерчатый мешок, она вернулась за прилавок.
Пока Хеймитч спускался по довольно крутой бетонной лестнице, его сердце бешено стучало. Но вот он дошел донизу и оказался в малюсенькой каморке перед массивной кованой дверью, запертой на кодовый замок. Наверху все было тихо: никто не кричал, не дрался и не пытался поднять крышку люка. Глубоко вздохнув, Хеймитч набрал шифр и толкнул дверь. Внутри была комната, хорошо освещенная и полностью обставленная: шкаф, сервант, два небольших дивана, большой круглый стол и несколько кресел. В одном из них сидел плотный мужчина средних лет со светлыми волосами и небольшой аккуратной бородкой, одетый в дорогой костюм.
– Здравствуй, Хеймитч, – произнес он, вставая и протягивая руку.
– Добрый вечер, Плутарх, – в свою очередь поздоровался Хеймитч.
– Что-то серьезное? – поинтересовался Плутарх, внимательно вглядываясь в лицо Хеймитча. – По другому поводу ты бы меня сюда не позвал. Ты ведь понимаешь, насколько это сейчас опасно.
– Разумеется, – кивнул Хеймитч. – Повод более чем серьезный. Что ты скажешь, когда узнаешь, что в нашем лесу за Двенадцатым дистриктом прячутся четверо волшебников?
– Не вижу ничего удивительного, – пожал плечами Плутарх. – Сейчас многие пытаются бежать, некоторым даже удается.
– Хорошо. А что ты скажешь, если узнаешь, что у каждого из них есть по волшебной палочке? – спросил Хеймитч, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.
Скучающее выражение вмиг исчезло с лица Плутарха, на нем одновременно отобразились удивление, недоверие и смятение.
– Ты разговаривал с ними, Хеймитч? – в голосе Плутарха слышались угрожающие нотки, хотя больше всего в нем было страха.
Хеймитч кивнул.
– Ты с ума сошел? – закричал было Плутарх, но вдруг замолк. – Хотя если бы что-то такое случилось, от меня бы не укрылось... Ты же знаешь, все палочки в Капитолии наперечет: часть из них хранится в школе, остальные – у обладателей. Ну и во дворце Сноу, наверное, есть запас. Если бы хоть одна пропала...
– Все да не все, – покачал головой Хеймитч. – Бывают палочки, которые нельзя посчитать. Например, прибывшие из прошлого. Только не говори мне, что не знаешь, что такое хроноворот.
– Знаю, конечно. Но... Какое, черт побери, прошлое, Хеймитч? – разозлился внезапно Плутарх. – Что ты пудришь мне мозги? Последнее нормальное прошлое у волшебников было почти двести лет назад.
– Да, – подтвердил Хеймитч, уже откровенно наслаждаясь реакцией Плутарха. – И представь себе, в том прошлом существовали хроновороты, способные перенести на двести лет вперед.
– Ты хочешь сказать, они прибыли оттуда? – резко спросил Плутарх. – Из второй эры? С помощью хороноворота? Это они тебе сказали или ты сам придумал?
– Они мне это
показали, – тихо и твердо произнес Хеймитч. – Они знают о прошлом слишком много, гораздо больше любого из нас. Ты один из тех немногих людей в Панеме, который читал сохранившиеся книги по Истории Магии, Плутарх. Знаешь ли ты что-нибудь о последнем годе правления Волдеморта? О Гарри Поттере? О том, как был разрушен Хогвартс, в конце концов? О том, что волшебника нельзя лишить магической силы, – последнюю фразу Хеймитч произнес шепотом, приблизив свое лицо к лицу Плутарха. Тот вздрогнул. – А они знают. Они сразу определили, что я волшебник.
– Продолжай, – прохрипел Плутарх, стараясь выглядеть спокойно.
– Их четверо: два парня и две девушки. Двести лет назад они боролись против Волдеморта и присутствовали во дворе Хогвартса, когда произошел взрыв. Конец второй эре был действительно положен его стараниями, и они видели это лично. Все, кто не успел вовремя убраться, погибли. Им повезло, если так можно сказать: у одной из девчонок на шее оказался хроноворот – какое-то новейшее изобретение того времени, умевшее переносить на десятки лет – который случайно пришел в действие, и перекинул их сюда.
– Он сейчас у них? – напрягся Плутарх.
– Он сломан, – разочаровал его Хеймитч. – Разбит окончательно и бесповоротно. Так что если ты хочешь поправить что-то в прошлом, этого у тебя не выйдет. Но они могут быть нам очень полезны и в настоящем. Ты только представь: у каждого из них есть волшебная палочка, и ни одна из них не зарегистрирована в Капитолии! Они все в совершенстве владеют боевыми заклинаниями. И не только боевыми. Например, они умеют накладывать полное заклинание Забвения. Что ты на это скажешь, а?
– Ты думаешь их использовать? – в лоб спросил Плутарх. – Другой вопрос: захотят ли они нам помогать? Что ты рассказал им о Панеме?
– Ты меня недооцениваешь, – улыбнулся Хеймитч. – Конечно, я рассказал им все как есть: про Сноу, про Голодные Игры, и про то, как тут обращаются с волшебниками. О, ты бы слышал это праведное возмущение! Клянусь, если бы власти Капитолия предстали в тот момент перед ними, они бы использовали против них все непростительные. К тому же, ты забыл, что я тебе сказал в начале? Они боролись против Волдеморта! Война за свободу и правду у них в крови. А главное, если у нас все получится, ты сможешь осуществить свою мечту гораздо раньше и проще, если все продумать как следует! У них ведь есть еще одно огромное преимущество перед Питом и Китнисс – о них не знает Койн. Тебе нужно только им понравиться, и я даже подскажу тебе, как.
– Что ж, это мне по душе, – Плутарх в свою очередь расплылся в довольной улыбке. – Я думаю, у тебя уже есть план. Рассказывай, не томи.
– Все очень просто, – Хеймитч уже откровенно наслаждался разговором и даже на какое-то время забыл, что где-то над ними по Котлу шастают миротворцы, которые за подобную беседу вмиг лишили бы его возможности говорить навсегда. – Мы отправим их на арену.
Кустистые брови Плутарха медленно поползли вверх.
– Как ты себе это представляешь? – спросил он. – Ты же знаешь о планах Сноу!
– Сноу придется частично
забыть о своих планах, – твердо произнес Хеймитч. – Вернее, к его условиям нужно кое-что добавить.
– И сделать так, чтобы он
забыл, должен, конечно, я? А ты не многого хочешь, Хеймитч? Я вообще-то не силен в чарах изменения памяти.
– Я, быть может, и сам бы справился, – пожал плечами Хеймитч. – Если бы у меня были палочка и доступ в Капитолий.
– Хорошо, допустим, – согласился Плутарх. – Но Сноу ведь твердо решил стереть девчонку с лица Земли! Ты думаешь, можно заставить его
забыть об этом?
– Я же сказал – частично. Условия Квартальной Бойни останутся старыми, но с одним небольшим дополнением: добровольцами смогут вызываться не только бывшие победители.
– Ты в своем уме? – воскликнул Плутарх.
– Вполне, – спокойно ответил Хеймитч. – Основная цель затеи с бывшими победителями – чтобы Китнисс вновь оказалась на арене. В Двенадцатом до нее никогда не было добровольцев, и все знают, что не появится. Сноу будет уверен, что никто не помешает его планам.
– А если нет?
– Никаких «если» быть не может, – сухо ответил Хеймитч. – В последние месяцы обстановка в дистрикте стала невыносимой. Дети умирают от голода, пачками подписываются на тессеры, и многие считают, что это из-за Китнисс. Ты правда думаешь, что в такой ситуации кто-то вызовется на ее место добровольцем?
– Возможно, ты прав, – нехотя признал Плутарх. – Но как это, черт побери, рискованно!
– Не более, чем наш первоначальный план, – усмехнулся Хеймитч. – Но этот, с четырьмя магами, вооруженными волшебными палочками, имеет куда больше шансов на успех, чем с двумя магглами.
– Да ну? Кстати, а как ты собираешься передать им на арене палочки? Без них-то они не намного эффективнее остальных. Подсунешь в Рог Изобилия?
– Твоя идея не так уж плоха, хотя у меня есть более надежные, – пожал плечами Хеймитч. – И вообще, что за вопрос? Кто из нас Главный Распорядитель Голодных Игр: ты или я?
– Вся проблема лишь в том, что я совершенно не хочу кончить как мой предшественник, – поморщился Плутарх.
