Глава 10Судя по голосам, на лестнице между третьим и вторым этажом стояла группа студентов. Лили покрепче прижала к груди стопку книг, которые только что взяла в библиотеке, и ускорила шаг. Полчаса до отбоя, что ребятам неймётся? Сидели бы в своих гостиных, а теперь, не дай Мерлин, привяжутся к ней... Полтора месяца прошло, но многие, и не только слизеринцы, вели себя так, будто всё случилось ещё вчера, не давая Лили забыть самый страшный кошмар и позор своей жизни.
Неужели им недостаточно того, как с ней обошлись? После памятного первого допроса Лили ещё трижды вызывали в Аврорат. Поттеры отозвали свой иск, однако не спешили объявлять публично о том, что вовсе не она хотела соблазнить их сына, а наоборот. Конечно, богатые и чистокровные аристократы всячески выгораживали Джеймса, не заботясь о справедливости! А Лили... Лили они сломали жизнь, и никому до этого не было дела.
Значок старосты пришлось сдать. МакГонагалл, страшно постаревшая после той кошмарной истории и сделавшаяся еще более сухой и жёсткой после отставки директора Дамблдора, прямо заявила, что после столь порочащего репутацию юной девушки поведения она попросту не могла оставаться старостой. Лили и не сопротивлялась. Ей самой после пережитого дополнительные обязанности были в тягость, но куда больнее было то, что декан, знавшая Лили с первого курса, видевшая, насколько она честна и справедлива, безоговорочно поверила в ложь Поттеров. Впрочем, предательство профессора МакГонагалл стало всего лишь одним из череды многих после Джеймса и не самым страшным. Однако оно явственно продемонстрировало: никто из тех, с кем Лили прежде общалась и дружила, не встанет на её сторону. Все верили сильным мира сего и дружно забыли, что это Поттер семь курсов бегал за Лили Эванс, а не она за ним. Лили объявили бойкот, все, до последнего студента: младшекурсники, даже магглорождённые, ещё не знавшие законов и обычаев магического мира, старшие ребята и девушки, её соседки по спальне и верная Мэри! Последней, правда, хватило совести повиниться, но сделала Мэри это тайком: подкараулила Лили у библиотеки (чтобы выжить в Хогвартсе до экзаменов Лили ежедневно пряталась в библиотеке до самого отбоя), оттащила за локоть в сторону и свистящим шепотом призналась, что верит подруге, но не хочет и себе репутацию подмочить, общаясь с воровкой крови. Лили тогда не дослушала, вырвалась и гордо ушла, но ночью долго и горько плакала в подушку. Если уж самая близкая её подруга отреклась, побоялась пойти против общего мнения, что говорить об остальных?
Остальные не подвели, конечно. Даже преподаватели, раньше наперебой восхвалявшие её таланты, старались делать вид, будто мисс Эванс и вовсе не присутствует в классе. А сколько их укоризненных, осуждающих взглядов получила Лили это время — не сосчитать! Она же, глупая, ещё надеялась в первые дни после того, как Поттеры забрали иск, что вот-вот все узнают правду и попросят прощения или хотя бы перестанут игнорировать её. Призывно смотрела на мадам Помфри и Слагхорна, которые были свидетелями допроса в Больничном крыле и лучше всех знали, что она невиновна, но... те молчали. Они ничего никому и не сказали. Так Лили поняла, что в волшебном мире и молчание преподавателей можно купить.
Как она и думала, на лестнице стояло несколько семикурсников со Слизерина, Рейвенкло и Хаффлпаффа. Лили проскочила мимо на едином дыхании и уже спустилась на пролёт вниз, когда в спину ей донеслось ненавистное:
— Эванс, эй, Эванс! Воровка!
Кто-то заржал, как пегас. Стиснув зубы, Лили заторопилась ещё больше, позабыв о безопасности. О Мерлин, почему слизеринцы никак не могли оставить её в покое? Они же, в конце концов, добились главного: Дамблдора больше нет в Хогвартсе, их всех перестали считать Пожирателями, а кумир всех змей, Том Риддл, и вовсе метил в кресло министра на будущих выборах. Чего же им неймётся?
— Воровка, оглохла, что ли? Эй!
Свернув в коридор на втором этаже, Лили побежала. Топот ног позади не отставал, преследовал её, кажется, кто-то один, но Лили от этого было не легче. Она могла бы развернуться и приложить наглеца Инкарцеро или Петрификусом, однако страх несправедливого наказания гнал её дальше. С клеймом воровки крови, намертво прицепившимся к ней, какой шанс, что профессор прислушаются к Лили Эванс при разбирательстве из-за стычки? Да никакого.
— Эванс, слышишь, с тобой же разговариваю!
Её схватили и грубо дёрнули за рукав. Остановившаяся Лили развернулась и оказалась лицом к лицу с высоченным семикурсником с нашивкой Рейвенкло на мантии, Карлосом Янгом. Тот слащаво и глумливо улыбался и, уперев руки в бока, перегородил обратную дорогу к лестнице.
— Ну ты и бегать, воровка! Сразу видно, что с Поттером в Запретном лесу тренировалась.
— Что тебе нужно, Янг? — Лили, перекинув сумку на плечо, высоко подняла палочку, чтобы приставучий рейвенкловец её видел. — Дай мне спокойно дойти до гостиной.
— А зачем? Можно подумать, там тебя кто-то ждёт, Эванс. Мародёр-то твой давно уже прочно женат и в кругосветном путешествии.
Янг ужасно хотел уязвить её, и ему это удалось. После того, как родители Джеймса, растоптав гордость и вообще все чувства Лили во время допроса, открыли правду о его будущей семейной жизни, Лили вроде была готова ко всему, к любым, даже самым низким поступкам Джеймса. Но в глубине души она надеялась, что он… если не захочет встретиться, то хотя бы письмом объяснит, почему предпочёл её, пытался обольстить и оболгать. Только Джеймс не написал ни слова. В Хогвартс он так и не вернулся, а спустя неделю сокурсницы, давненько уже не упускавшие случая ткнуть Лили в её ошибки в отместку за всё, во время завтрака в Большом зале громко зачитали заметку о свадьбе Джеймса Карлуса Поттера, наследника рода Поттер, и девицы Энолы Патрисии Баккок. Баккок! Да она же самая обыкновенная, заурядная, просто глуповатая пышечка с волшебной палочкой и в бесформенной мантии, которая ещё больше уродовала её и без того некрасивую фигуру. Самолюбие Лили до сих пор задевало то, что её бывший возлюбленный спешно женился и на ком он женился. Лили ведь красива, умна, сильна магически, но её променяли на невзрачную, да что там, некрасивую и тоже, кстати, бедную девушку просто потому, что та была чистокровной!
— Янг, я прошу: либо уйди, либо дай пройти. Мне неприятно с тобой говорить.
— Ой, да ладно тебе, Эванс! — глаза рейвенкловца вдруг подозрительно заблестели. — А я вот думаю, мы с тобой можем очень приятно провести время. Прогуляемся до «Кабаньей головы» завтра, а, Эванс?
Разгадав намёк, Лили покраснела от смущения и злости. Да как он смел даже намекать на такое? Она... она порядочная девушка, а не девица какая из Лютного, с которой можно покувыркаться и разбежаться наутро.
— Уйди по-хорошему, — ледяным голосом отчеканила она, — иначе я за себя не отвечаю. Скажу, что ты напал на меня, и мне ничего не будет!
— Пф, кто тебе поверит, воровка? — оскалился Янг, снова наступая. — Ты же у нас магглорождённая, грязная кровь. Не получилось окрутить одного наследника, взялась за другого, то есть, за меня!
Он внезапно застыл и как был — с жутко паскудной рожей и ошарашенно-злыми глазами — ничком рухнул на каменный пол, и Лили еле успела отскочить, чтобы её не задело. Со стороны лестницы появилась высокая, в коротковатой форменной мантии фигура: Северус выписал палочкой сложный пируэт и приложил поверженного рейвенкловца ещё каким-то проклятием, вроде как невербальный Фурункулюс, но с чем совмещённый, Лили не распознала. Поняв, что его заметили, Северус изменился в лице, сделал шаг назад и уже готов был исчезнуть на лестнице, когда Лили отмерла и наконец заставила себя крикнуть:
— Северус! Постой!
Он не первый раз вот так появлялся из ниоткуда и, особо не заморачиваясь этикой, со спины или исподтишка проклинал особо достававших Лили обидчиков. Поначалу это неимоверно злило: она могла сама справиться, хватит и того, что Лили в Запретном лесу от отчаяния кинулась на шею этому предателю. Но затем, когда от желающих посмеяться над ней или подобных Янгу уродов не стало отбоя… Лили не знала, что ей думать, делать со своим бывшим другом. Снейп всегда появлялся быстро и незаметно исчезал. Она и хотела позвать его, спросить, чего Северус добивался, и не решалась сделать это. Ведь все же отвернулись от неё, все, а Северуса Лили прогнала ещё раньше, но он, тем не менее, приходил на помощь и ничего не требовал взамен. А его вообще-то тоже не раз дёргали в Аврорат из-за того, что Северус тоже оказался тогда в Запретном лесу и сражался против пауков неизвестными заклинаниями. Лили знала об этом точно. В последний раз, когда она была в Министерстве и подписывала бумаги о прекращении судебного преследования, молоденькая девушка-секретарь, тоже оказавшаяся маглорождённой, завистливо заметила, что не имела в Хогвартсе такого верного друга. Правда была простой, но безжалостной: все авроры, которых кинули на прочёсывание Запретного леса, искали лишь наследника Поттера. Магглокровку Эванс по собственной воле спасал один Северус.
— Подожди, — Лили торопливо подбежала к нему, боясь, что Северус, как и другие её друзья и приятели, развернётся и уйдет. Но он остался и стоял с таким выражением лица, будто, наоборот, ожидал обвинений или оскорблений. — Я просто хотела сказать... спасибо. Спасибо, что выручал меня всё это время. Не нужно было тебе так.
Не раз его жертвами становились и сокурсники, и Лили боялась представить, что могли сделать с небогатым полукровкой другие слизеринцы, почувствовавшие в отсутствие Дамблдора свою безнаказанность. А он изменился, пока они не общались. Вытянулся ещё выше, похудел, так что глаза и большой нос особенно выделялись на лице, мантия простенькая, как и прежде, и серьёзно коротка, но… Лили внезапно осознала: это был всё тот же Северус, который с первого курса мог проклясть любого за один только косой взгляд в её сторону.
— Почему ты ни разу ко мне не подошёл? — прошелестела она, не понимая толком, что именно хотела услышать в ответ. От мучительного стыда загорелись лицо и уши. Два года назад Лили разорвала их дружбу, проигнорировала все попытки помириться, а Северус единственным во всей школе оставался на её стороне. Может, он надеялся заслужить наконец её прощение, но даже если так, Лили совсем не хотела об этом думать хотя бы сегодня!
— Мне казалось, ты не хотела меня видеть.
По-детски шмыгнув носом, Лили попыталась улыбнуться. Вышло жалко.
— Я... наверное, я уже давно передумала. Если только ты не против, к-конечно.
— Конечно, я не против. Что ты такое говоришь, Лили?
На миг ей показалось, что Северус вот-вот шагнёт навстречу и обнимет её, он даже вроде как качнулся, готовый сорваться с места, но всё же остался стоять. Мерлин, какая она глупая. На что рассчитывала? Что после двух лет полного игнорирования и презрения, тех обидных слов, что Лили ему наговорила за это время, Северус упадёт перед ней на колени? Как бы... как бы ей падать не пришлось. Усилием воли Лили отогнала эту чудовищную мысль. До той их ссоры на озере Северус никогда не предавал её и не ставил в неудобное положение. У него, слизеринца, чести оказалось побольше, чем у некоторых гриффиндорцев, и у неё в том числе.
— Проводить тебя до гостиной? Скоро уже отбой.
Совладав с эмоциями, Лили кивнула, и Северус чуть изогнул губы в скупой улыбке, но глаза его заблестели надеждой. Тут же Лили отвела взгляд. В его присутствии в кои-то веки она вновь чувствовала себя под защитой, но в то же время сама понимала, как это выглядело со стороны — будто приняла помощь Северуса от безысходности и из корысти. Он, тоже вынесший уроки из их ссоры, тоже вряд ли тот верный рыцарь, каким представлялся Лили прежде. Но, как бы то ни было, Северус проводил её до портрета Полной дамы, только завязать разговор Лили так и не решилась. Наверное, потому что сейчас они были друг другу как чужие.
— Если хочешь, завтра можем вместе сходить в библиотеку, — негромко предложил Северус, когда после пары минут неловкого молчания Лили сказала, что ей пора.
За это время в гостиную проскользнули (конечно, сначала изумлённо попялившись на них с Северусом) две шестикурсницы, но он их словно и не заметил. Лили же вспомнила, как раньше стыдилась, когда девчонки с факультета видели заставали их вместе: её, яркую и красивую, и угловатого, в поношенной одежде Северуса. Какая же она была дура тогда, и как всё перевернулось с ног на голову — теперь Северус мог стыдиться её общества.
— Я буду только за.
Шестикурсницы Олсен и Финчли, видимо, за этот короткий срок уже успели растрезвонить всем, что «воровку» Эванс видели с её давним поклонником Снейпом, потому что Лили встретили взгляды, полного живого и неприкрытого любопытства. В отличие от большинства гриффиндорцев, просто жаждавших побольше пикантных слухов, Мэри смотрела на неё круглыми глазами, молча спрашивая, уж не сошла ли бывшая с ума, раз решила довериться предателю. Не проронив ни слова, Лили прошла к спальне семикурсниц и только там, закрыв за собой дверь, сумела выдохнуть и чуточку расслабиться. Именно чуточку, потому что иначе недалеко было до слёз. Дорогие сокурсники не опустились бы до проклятия в спину, о нет, они же гриффиндорцы, отважные и благородные, зато осуждали, обсуждали и обливали грязью с такой охотой, какая не снилась даже слизеринцам. Как Лили прежде не замечала, что дружба и сплочённость её факультета всегда были направлены против кого-то? Настало время, этим «кем-то» стала она. А до экзаменов целая неделя, её и сами Ж.А.Б.А. нужно как-то пережить, чтобы вырваться за пределы Хогвартса, который стал для неё тюрьмой. Что будет дальше, после выпуска — об этом Лили пока старалась не думать.
Хогвартс гудел и передавал из уст в уста новость, что «на воровку Эванс позарился этот нищеброд Снейп, да ты что, дождался, никакой гордости у парня, а что, хитро и умно, кому нужна порченая девка». Лили старалась делать вид, что эти обсуждения никоим образом её не касаются, и действительно, чужие слухи больше не ранили так сильно, как прежде. Был ли причиной тому Северус, возвышавшийся рядом с ней как мрачный страж, или просто от шрамов на сердце Лили не осталось больше места, она не желала задумываться. Не считая бурного слухообразования, эти семь дней до экзаменов стали для Лили самыми спокойными за последний месяц.
Северус ни о чём не спрашивал. Зато отвечал на её вопросы, каждый из которых Лили теперь тщательно обдумывала, чтобы ненароком не обидеть его или не спровоцировать новую ссору. Она не могла позволить себе потерять Северуса снова. Говорил он, так же всё выверив, явно опасаясь вновь брякнуть что-нибудь не то, как тогда у озера. Так и получалось, что беседовали они в основном об учёбе и предстоящих Ж.А.Б.А, старательно обходя вопросы, например, о том, как изменился Хогвартс после отставки Дамблдора, станет всё-таки Том Риддл следующим Министром магии на предстоящих осенью досрочных выборах, а если станет — посадит Дамблдора в Азкабан или нет. Последнее обсуждала вся школа, но для Лили, хотя она и понимала, ей следовало больше печалиться о себе, этот вопрос всё ещё оставался слишком скользким. Верить в виновность директора ей не хотелось, ведь это означало признать, что Лили глупая и недальновидная, слепо следующая за авторитетом, а Северус, твердивший, что Дамблдор совсем не добрый и не очень-то светлый маг, прав. Но и против фактов нельзя было пойти: «Ежедневный пророк» не скупился на выдержки из допросов бывшего директора и показания свидетелей. По всему выходило, что Том Риддл, ратовавший за возвращение соблюдение волшебных традиций, к настоящим Пожирателям смерти, которых ему приписывали в качестве сторонников и безжалостных бойцов, отношения не имел, да и не существовало их, этих Пожирателей. Все зверства и убийства магглов и магов творила команда волшебников, нанятая Дамблдором, чтобы заклеймить как величайшее зло своего политического противника и превратить его в злодея. Если бы не случай с Сириусом Блэком, который как раз одну такую акцию устрашения и осуществлял в Хогсмиде, замысел Дамблдора так и остался бы нераскрытым. Лили старалась не читать газеты, но каждое новое обстоятельство в деле так называемых Пожирателей обсуждалось, что во время трапез в Большом зале, что в факультетской гостиной. От новостей никак не удавалось скрыться. Всё, во что Лили верила, оказалось ложью. Парень, который любил её, — предал, опозорил и спокойно женился на другой девушке. Друзья, лучшая подруга и преподаватели — отвернулись, а мудрый и ратующий за справедливость наставник на деле был расчётливым и жестоким человеком, готовым убивать ради сохранения своей власти. Разве таким волшебным мир рисовал перед ней Северус, когда они, ещё десятилетки, мечтали о Хогвартсе? Разве такую жизнь: оплёванной, униженной и, что уж скрывать, с репутацией падшей женщины — Лили представляла себе?
Экзамены прошли мимо неё. Пережитое потрясение и постоянные вызовы в ДМП, нервотрёпка, выбросили из головы Лили большую часть знаний, а когда всё закончилось, готовиться к Ж.А.Б.А. уже не имело смысла. Если бы после выпуска из Хогвартса что-то изменилось, тогда да, нужно было собраться с силами, запастись умострильным и бодрящим зельями и учить-учить-учить. Но история о наглой, расчётливой магглокровке, попытавшейся женить на себе наследника древнего рода, не сходила со страниц «Ежедневного пророка» пару недель, и за это время Лили получила столько вопиллеров и просто полных негодования писем, что яснее ясного поняла — спокойного житья не будет. Всех не разубедишь. Она подумывала написать Поттерам письмо, попросить их выпустить опровержение, но отправить сразу побоялась и напросилась к профессору Спраут на консультацию. К ней — потому что та была чистокровной ведьмой и очень хорошо разбиралась во всех правилах и нюансах, ну и потому что внушала Лили гораздо больше доверия, чем МакГонагалл. Но и профессор Спраут поначалу выглядела не очень-то довольной, увидев, кто именно обратился к ней за помощью. Выслушав Лили, она всё-таки сменила гнев на милость, искренне посочувствовала и даже обняла, однако сказала, что поделать ничего нельзя. У Лили не было ни имени, ни связей, ни рода за спиной, чтобы чем-то пригрозить Поттерам и вынудить их публично признать свою неправоту. Титул древнего и благородного рода, место среди судей Визенгамота, да и просто полные золота сейфы надёжно хранили семью Джеймса от притязаний глупых и наивных дурочек. Под конец того тяжелого разговора Лили рискнула напрямую спросить профессора, что же ей делать, но та лишь с печальной улыбкой развела руками. Ответ оказался прост и одновременно немыслим — ждать. Ждать, когда скандал более-менее забудется, а затем начать с чистого листа, и то не было никакой гарантии, что старая история не всплывёт снова. Сейчас пытаться куда-то устроиться было бессмысленно: никто не пожелал бы иметь дела с Лили, чтобы не навлечь на себя неприятности от Поттеров. Другой вариант, который Спраут предложила, заставил её истерично рассмеяться в голос — переехать в другую страну и жить там. Уехать? В другую страну? Куда и на какие деньги? Их семья никогда не считалась богатой, Лили никаких языков, кроме родного, не знала, магическими талантами, как у Северуса, например, не обладала. Кому она нужна?
Разговор со Спраут поставил жирную точку на всех попытках Лили что-то подучить к экзамену, и с тех пор в библиотеку она ходила, исключительно чтобы укрыться от злорадствующих и любопытных учеников. Какая разница, какие оценки стоят в её дипломе, «Тролль» или «Превосходно», если этим дипломом воспользоваться нельзя? Дополнительное подтверждение этому Лили получила на самих Ж.А.Б.А.: все волшебники-экзаменаторы, как один, смотрели на неё снисходительно-насмешливо, а кое-кто даже с откровенным возмущением. Лили не стала ничего им доказывать. Не настаивала на дополнительных вопросах, не спорила — она так устала уже от этой бессмысленной борьбы! Когда последний экзамен, ЗОТИ, был сдан, Лили, наплевав на приличия, подкараулила Северуса и прямо спросила, останется ли он на выпускной бал.
— Что мне там делать? — спросил он, угадав её мысли. — Если успеешь собрать вещи, завтра утром аппарируем в Лондон, а оттуда поедем поездом.
Так они и сделали. Выпускникам дозволялось после экзаменов покидать Хогвартс сразу же, но даже если бы это и было запрещено, Лили всё равно убежала бы. В Хогсмиде перед тем, как переместиться в Лондон, они сняли мантии, оставшись в обычной маггловской одежде. Убирая свою в сундук, Лили никак не могла отделаться от ощущения, что, возможно, следующий раз, когда она облачится снова в колдовское одеяние, настанет ужасно нескоро. Старенькая электричка, шедшая из Лондона в Галифакс с остановкой в Коукворте, тряслась и дребезжала, но старательно уносила их обоих всё дальше и дальше от жестоко и несправедливого магического мира. Скоро должен был быть дом, родной, милый и безопасный, который глупая Лили совсем не ценила в последние годы, решив, что её будущее непременно среди волшебников. Северус сидел рядом, и, хотя на лавке было ещё полно места, Лили прижалась к его плечу за ощущением защиты и опоры. Кроме родителей и Северуса, у неё больше никого не осталось. Но если Северус знал о ситуации, в которую Лили попала, и деликатно ни о чём не спрашивал, то родители, особенно мама, засыпят её вопросами. Зачем же Лили на рождественских каникулах проболталась, что за ней с самыми серьёзными намерениями ухаживает очень достойный молодой человек? Мама ей целую кучу советов надавала, как не упустить выгодного жениха; она так ждала, когда Лили приведёт своего избранника к ним с отцом знакомиться! Как теперь сказать, что тот самый «достойный молодой человек» оказался распоследней сволочью и сломал Лили жизнь? И что она сама, в погоне за желанием хорошо устроиться, обманулась на сладкие речи и дорогие подарки, а в итоге потеряла всё... Даже Северус, наверное, испытывал к ней снисхождение вперемешку с отвращением, но не показывал этого из чувства долга и уважения к их давней дружбе.
— Лили, что с тобой? Тебе нехорошо?
— Нет, — она постаралась улыбнуться. Северус смотрел донельзя серьёзно, в глубине его глаз тенью притаилась тревога. — Думаю, как всё пройдёт с родителями, с Пет. Они ведь не знают ничего, думают, у меня всё хорошо. Надо как-то подготовиться.
Откровенно говоря, она уже боялась этого разговора, особенно того, что мама ужасно расстроится. Любимая дочь, подававшая такие надежды, опозорена на весь магический мир. Реакция Петуньи тоже пугала: вот уж кто бы не стал сдерживаться в выражениях, и ведь не возразить ничем, Лили сама виновата. Она даже подумывала, а не смолчать ли... может, сказать сначала, что она пока решила немного отдохнуть перед учёбой в Аврорате? Вдруг Петунья потом уедет куда или выйдет замуж, у неё же с этим, как её, ухажёром-усачом дело как раз к свадьбе шло, судя из материных писем. Тогда-то Лили и признается отцу с матерью. Вдруг они даже помогут что-нибудь придумать, они же родители, пускай и не волшебники, но самые близкие ей люди, которые всегда будут на стороне Лили!
— Тебе обязательно нужно им всё рассказать, — подумав, изрёк Северус. — Мистер и миссис Эванс хорошие люди, они не заслуживают обмана.
Лили покраснела. Как друг сообразил, что она в этот самый момент раздумывала именно над тем, как бы утаить правду?
— Если хочешь, я могу. Я лучше объясню им все наши магические заморочки.
— Нет, я сама. Прости, это не потому, что я не доверяю тебе, Сев, — она невольно запнулась, впервые за два года назвав его тем прозвищем, на которое когда-то единственная имела право, — просто я должна сказать сама. Я ошиблась, мне и отвечать.
— Лили, ты должна помнить: в случившемся нет твоей вины. Такое могло произойти с каждой, Поттер, он... тот ещё фрукт.
— Да, но произошло почему-то именно со мной.
Хотелось добавить, что Северус предупреждал её, а она не послушала, вот и получила, однако, внимательно посмотрев на лицо своего спутника, Лили так и не произнесла ничего вслух. Северусу не нужно было её покаяние и самобичевание. Он, первейшая язва во всём Хогвартсе, не собирался её попрекать, а искренне желал помочь, но не знал чем. У Лили сдавило горло от нахлынувших чувств, и она, борясь с желанием расплакаться, принялась с преувеличенным вниманием рассматривать свои руки. Мерлин, прав был Поттер, какая же она дура!
— В любом случае, что бы ни случилось, ты всегда можешь прийти ко мне, — негромко произнёс он после долгого молчания, великодушно дав Лили шанс справиться со своими чувствами.
— А твой отец не будет против? А миссис Снейп? — Отец и мать Северуса каждый по своим причинам не любили её. Прежде Лили это не заботило, тем более, что Северус всегда предпочитал общаться с ней, чем оставаться с родными. Но тот беспрекословно слушавшийся её во всём Северус остался в прошлом. Теперь Северус был нужен Лили гораздо больше, чем она ему.
Его лицо потемнело, и Лили поняла, что сказала что-то не то.
— Мама умерла летом после пятого курса, а Тобиаса убили в пьяной драке следующей зимой.
— Мерлин, прости, я... я не знала, — Лили вцепилась в его руку. Мерлин, ну как это, что же она за друг такой, раз не знала, что Северус полтора года как потерял свою семью. — Прости!
— Ничего, — тот блёкло улыбнулся, — я привык.
Наверное, он имел в виду, что привык, что никому до него нет дела, но сдержался. У Лили защипало глаза. Она с силой прикусила губу, чтобы не расплакаться, и пообещала себе, что исправится, обязательно исправится! Северус единственный остался на её стороне, забыв, как подруга презирала его, а Лили не удосужилась даже выяснить, как он живёт, чем. Не спросила, как Северус разыскал её в проклятом Запретном лесу и точно ли Аврорат ничего ему не сделал: помня о тяге давнего приятеля к тёмным искусствам, Лили не была уверена, что, сражаясь с пауками, он справился исключительно разрешёнными заклинаниями. А вдруг из-за неё у Северуса были неприятности перед законом? На прямой вопрос об этом Северус удивлённо округлил глаза и замотал головой; выглядел он достаточно искренним, и у Лили немного отлегло от сердца, но лишь немного. Она поняла, сколько всего ещё предстояло сделать, чтобы Северус мог вновь считать её другом, чтобы они могли общаться как прежде.
Родители, разумеется, были жутко рады. Мама, только завидев Лили на пороге дома, всплеснула руками, застыла так на несколько секунд, а потом заполошенно закудахтала, почему её не предупредили о приезде. Лили, почти не соврав, сказала, что результаты экзаменов пришлют письмом, так что ждать их в Хогвартсе бессмысленно. Про выпускной бал отец с матерью, обрадованные окончанием долгой разлуки, и не вспомнили. Спросила про него Петунья, вернувшаяся домой ближе к вечеру и встретившая Лили с таким подозрительным прищуром, словно ей всё было известно.
— Разумеется, бал уже был, — покривила душой Лили, — неужели ты думаешь, я бы его пропустила?
Заохавшая мать тут же попросила подробности, и лишь тут Лили осознала, в какую ловушку загнала себя. Придумать что угодно несложно: фантазия у неё с детства была отменная, — но сама необходимость лгать маме, которая жадно ловила каждое слово и одобрительно кивала, отцу, что во время каждого рассказа о жизни волшебников превращался в большого восторженного ребёнка, убивала Лили. Ну, как, как сказать им, что двери магического мира закрылись перед ней на очень долго, если не навсегда?
Петунье, слава Мерлину, довольно быстро надоело слушать, и она ушла наверх, в их комнату. Мама не стала её останавливать, заговорщицким шёпотом сообщим, что Пет вовсю готовилась к свадьбе, очень уставала, поэтому Лили не должна сердиться. А она и не думала, только с досадой вспоминала красивое помолвочное кольцо на руке сестры, которое та ненавязчиво демонстрировала. Ну как же так, даже Петунья, не отличавшаяся волшебным даром и особой красотой, нашла себе спутника жизни, а Лили!.. Мама немедленно принялась выспрашивать про амурные дела младшей, и пришлось отвираться, будто Лили очень устала с дороги и хотела бы отдохнуть, а остальное можно обсудить позже. Слабенькое оправдание, но родные его приняли, а Лили содрогнулась от отвращения к самой себе. Она как будто всё больше и больше уподоблялась треклятому Джеймсу Поттеру, погрязая во вранье.
Лили помогла матери убрать со стола, с гордостью продемонстрировав, как можно очистить все тарелки одним заклинанием, а пока та восторгалась, еле-еле спрятала горькую улыбку. Эх, знала бы мама, что отныне только так Лили и будет использовать свой магический дар! Сестра, когда Лили поднялась в их комнату, уже спала (хотя, может, и притворялась, не так-то уж и поздно было), а Лили проворочалась в постели всю ночь, так и не сомкнув глаз. Что она делала? Почему молчала, позволяя родным жить в розовом мыльном пузыре, якобы обеих их девочек ждало блестящее будущее? Нет, решено, завтра Лили непременно всё расскажет. Пускай будет больно, будут слёзы и обвинения — Северус прав, родители не заслуживали лжи. И он тоже не заслуживал, Лили и с ним поговорит, поблагодарит за помощь и поддержку, но честно признается, что он ей как друг, не больше, ведь наверняка же Северус надеется на взаимность когда-нибудь. А она не сумеет, просто не сумеет довериться, даже забыв о той их ссоре и брошенном в запале оскорблении. Слишком уж жестокий и подлый удар нанёс ей Поттер, убив веру в искренние чувства. Теперь Лили будет либо в каждом молодом человеке видеть такого подлеца, как Поттер, либо выискивать доказательства, что ею интересуются из корысти, думая, что Лили пойдёт замуж за первого встречного, чтобы прикрыть недавний позор. Думать об этом было невыносимо, особенно дома. Дома, в Коукворте, где из волшебников только она и Северус, прошлое из магического мира вроде должно было оставить Лили, дать ей хоть какую-то передышку, но нет, напротив, стало хуже. К волшебникам Лили путь заказан, от обычного мира она давно отвыкла и просто не представляла, что здесь делать. Но что-то делать придётся.
Но следующий день не принёс облегчения. Отец ушёл на работу на фабрику, Петунья упорхнула то ли к подругам, то ли к жениху, а Лили осталась дома наедине с матерью, которая завела прежнюю шарманку о замужестве. И столько надежды было в маминых глазах, радости за любимую дочку, что у Лили язык не повернулся сказать правду. Нет, кое в чём она не наврала — сказала, что служить в магической полиции больше не собирается, чем заслужила горячее материнское одобрение. Однако едва речь снова зашла о будущем женихе, Лили замялась и... наспех придумала, будто её молодой человек очень занят, помогает в семейном бизнесе отцу.
— Отцу помогает? — мать довольно зажмурилась. — Какой правильный юноша. Семейное дело это всегда достойно и почётно. А чем они занимаются?
Лили понятия не имела, какими предприятиями в волшебном мире владели Поттеры. Джеймс как-то не удосужился познакомить её с этой частью их семейной истории. Но, вспомнив, что вроде кто-то из его родственников изобрёл суперсредство для волос, сказала:
— Зельями. Что-то вроде косметики и средств для уборки.
Та покивала.
— Хорошее дело, нужное. Верный кусок хлеба. Смотри, дочка, не упусти такого красавца.
Лили кисло улыбнулась матери, а на душе было тошно.
С неделю всё было тихо. К Лили особо не приставали с расспросами, в этом помогло заверение, что подготовка к решающим в жизни экзаменам забрала все силы, и ей просто необходимо отдохнуть, а Петунье, чьих расспросов и проницательности Лили боялась больше всего, просто было не до неё времени. Лили понимала, что поступала неправильно, каждый вечер клялась себе, что уж завтра точно сознается, но наступало утро, пролетал день и завершался вечер, а ей по-прежнему не хватало сил произнести правильные слова. Наверное, так было и с Джеймсом: он всё тянул, врал и выкручивался в надежде, что проблема решится сама собой. Верно Лили его прежде выбрала, они два сапога пара, оба трусы. Лили даже с Северусом не рисковала встречаться, думала, друг тут же поймёт, что она родителям ничего не рассказала.
— Ну, дочка, — начал как-то отец за ужином, когда они все собрались за одним столом, — что дальше-то планируешь делать? Учиться этой вашей магии или работать?
Лили, не ожидавшая вопроса, замерла, а Петунья, сидевшая напротив неё, негромко фыркнула.
— Какая учёба, какая работа, Джон? — возмутилась мама, не дав собраться с мыслями. — Девочка скоро выйдет замуж, детки пойдут. Заботиться о муже и доме — вот работа настоящей женщины.
— Сколько раз мы об этом говорили, Дженна, а ты всё о своём. Я считаю, Лили нельзя зарывать в землю свои способности, да и зависеть от мужа-волшебника... Забыла, что ли, что нам рассказывала та профессор, декан Лили? Если этот молодой человек — кстати, я столько о нём слышал, когда мы уже лично познакомимся? Так вот, если этот молодой человек станет потом Лили обижать, не дай Бог, мы и помочь ей не сможем, мы же не маги. Без образования и работы куда она в таком случае пойдёт?
— Господи, да что за глупости ты говоришь? Как это — станет обижать нашу Лили? Он очень воспитанный и достойный человек! Сейчас вон, занимается семейным делом, понятно, что у него пока нет времени с нами встретиться. Я вот, например, считаю, что это вполне приличное оправдание.
— Да, а ты его видела, что уже такие выводы сделала?
— Нет, но я верю рассказам нашей дочери, — гордо ответила мама, не желая сдаваться.
Взгляды родителей скрестились на Лили, которая медленно начала краснеть, и в этот момент Петунья, закончив со своей порцией, сложила приборы на тарелку и небрежно сказала:
— Интересно, есть ли этот молодой человек ещё где-нибудь, кроме рассказов Лили.
Мама ахнула и всплеснула руками.
— Пети, как ты можешь такое говорить? Ты что, не веришь собственной сестре?
— Я верю своим глазам, — отрезала та, — и памяти. В прошлом году Лилс сову свою совсем замотала, каждый день кому-то писала, а сейчас — ни строчки.
— Господи, да они ведь только-только расстались, не успели ещё соскучиться!
— Джеймс сейчас очень занят, — вырвалось у Лили, прежде чем она сообразила, что говорит, — я не хочу его отвлекать. И мы договорились встретиться в ближайшие выходные в Лондоне.
— Вот видишь? — мать укоризненно посмотрела на Петунью. — Лили, детка, заодно обсуди с Джеймсом, когда приведёшь его знакомиться. Мы с отцом очень ждём и переживаем.
Лили ничего не оставалось, как пообещать ей. Родители вроде поверили на слово, но Петунья продолжала посматривать с подозрением, и от её взглядов Лили делалось не по себе. Сестричка была без пяти минут замужней дамой и наверняка сравнивала поведение Лили со своим. Обмануть её будет сложнее, чем родителей, и Лили в который раз уже сказала себе, что хватит, довольно, нельзя больше лгать, но когда настала суббота, она надела своё лучшее платье «на выход» и попрощалась с родными до вечера. Только на самом деле ни в какой Лондон, ни к какому Поттеру она, конечно, не аппарировала. Переместилась в соседний Галифакс и провела весь день там, благо в городе шла большая летняя ярмарка, и можно было затеряться в толпе.
Отовсюду звучали оживлённые разговоры и смех, одна Лили не веселилась. Что говорить родителям? Как быть? Сегодня она, возможно, и придумает что-нибудь про мифическую занятость мифического же жениха, а дальше-то что? Отец со своими вопросами о будущем тоже не отстанет: ему, всю жизнь проработавшему на фабрике, непонятно было, как можно целыми днями ничего не делать.
Узнав, что Джеймс убыл с отцом на континент, мама серьёзно огорчилась. Лили быстро переключила её внимание на то, что нашла работу и с понедельника будет подрабатывать в аптекарской лавке, чем вызвала всплеск негодования и возмущения. Впрочем, стоило отцу повысить голос, как мать тут же примолкла, хотя понятно было, что осталась при своём мнении. Петунья при том разговоре не присутствовала и потому своё «фи» не высказала, но Лили не покидало дурное предчувствие. Что мама, что отец — они оба могли проговориться сестре, а уж та бы молчать не стала, выдала бы всё, как на духу, что ей не нравилось или казалось подозрительным. Да и сама Лили понимала, что её враньё зашло слишком далеко, одна ложь потянула за собой другую, и к несуществующему молодому человеку добавилась такая же несуществующая работа. Что будет, когда её попросят внести заработанные деньги в семейный бюджет, как у них было заведено, Лили старалась не думать. Слабым утешением служило лишь то, что родители никакой связи с магическим миром не имели, значит, узнать правду им было неоткуда, а потом... она придумает что-нибудь, обязательно придумает.
Ещё несколько дней Лили старательно уходила из дома по утрам, якобы в колдовскую аптеку, а на деле тайком аппарировала в Галифакс или какой другой соседний город. Вечерами, правда, приходилось особенно трудно, потому что мама непременно интересовалась, как прошёл день, и сетовала, что не пристало незамужней девушке работать с незнакомыми мужчинами, мало ли что подумает Джеймс или его родители. Отец тоже подключался, но он Лили хвалил за то, что она взялась за ум и решила крепко встать на ноги, чтобы никто не смел помыкать ею в браке. Лили было особенно стыдно, что мать считала её уработавшейся и уставшей, поэтому подсовывала за ужином самые вкусные кусочки и шикала на остальных домочадцев, если ей казалось, что они как-то мешают Лили отдыхать. Чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах, Лили всё-таки рискнула переместиться на Косую аллею и зашла там в пару лавок, но в магазине волшебных палочек Джимми Кидделла с ней и разговаривать не захотели, а в «Волшебном зверинце» безукоризненно вежливо пояснили, что с запятнавшей себя ведьмой они не желают иметь дела ни в каком качестве. Униженная Лили не ушла — сбежала и больше не предпринимала никаких попыток вернуться на магическую улицу.
В таком режиме она прожила целых две недели, за которые измучилась больше, чем за последние полтора месяца в Хогвартсе. Во вторник, отправляясь в очередной раз в Галифакс, Лили чувствовала себя особенно не в своей тарелке. Не давал покоя подозрительно-задумчивый вид Петуньи за завтраком, и мама, до этого дня не перестававшая брюзжать, вдруг сменила гнев на милость и даже загордилась тем, что её дочь приносила пользу волшебному сообществу. С завтраком Лили так и не закончила, у неё пропал аппетит, и даже в Галифаксе она за весь день ничего не съела. В общем-то, и не на что было питаться в кафе, ведь Лили, по её же собственным словам, зарабатывала пусть небольшие пока, но деньги (которых не было), и родные бы не поняли, если бы она вдруг попросила у них немного. День дался особенно тяжело, тянулся медленно и мучительно. Деньги, деньги... Скоро отец спросит о них, что говорить? Мать поинтересуется, где же Джеймс, чьими ухаживаниями Лили так хвалилась. Надо было не врать, а сразу во всём сознаться. Простят ли её родители за такую подлость и вероломство? Она ведь обманывала их не только потому, что боялась огорчить и расстроить, она не желала признаваться, что, считая себя умной, взрослой, самодостаточной и не нуждающейся в советах девушкой, оказалась полной дурой, без настоящего и будущего. Могла достичь многого, а теперь даже Петунья, которая, как Лили считала прежде, ей и в подмётки не годилась, займёт куда более высокое положение в жизни. Должны же родители понять, что Лили ужасно больно и стыдно было говорить о своих ошибках!
Задумавшись, Лили аппарировала домой и, только сменив туфли на мягкие тапочки и зайдя в гостиную, поняла, что что-то произошло. Примостившаяся в углу дивана мама всхлипывала и мяла в руках платок. Отец с неестественно выпрямленной спиной сидел в кресле, и его лицо выражало собой жуткую смесь гнева, недоверия, осуждения и растерянности. Петунья как раз принесла им обоим ромашковый чай и уговаривала успокоиться, но, увидев Лили, замолчала и посмотрела на неё... нет, не с злорадством или превосходством, а с искренним непониманием.
Отец откашлялся.
— Дочь, где ты была?
— Я... — Лили запнулась. Она мигом поняла, что её тайна раскрыта, и вся наполнилась ужасом, но вместе с тем наступило и какое-то непонятное, иррациональное облегчение. Больше не нужно скрываться и выворачиваться наизнанку, придумывая очередное то, чего нет.
— Работала? Или, может быть, отдыхала в Галифаксе, где тебя несколько раз видели на этой неделе, пока мы думали, что ты трудишься в поте лица!
— Папа, я могу всё объяснить.
— Да уж, вот объяснения я бы хотел послушать. Только, Лили, правдивые объяснения, а не те сказки, которыми ты нас полмесяца кормила.
Растерянная Лили сжалась. Отец никогда раньше не повышал на неё голос не ругал, и хотя Лили умом понимала, что заслужила всё это, сердцем смириться не могла. А ещё папа... он как будто разом стал на десяток-другой лет старше.
Оставив попытки вручить матери чашку чая, Петунья со вздохом выпрямилась и неожиданно ровно, без эмоций, произнесла:
— Я сегодня ездила в Лондон, Лили. Моя приятельница говорила, что ты гуляла по Галифаксу, но я ей не поверила и хотела найти тебя на вашей магической улице.
— Ты... ты была на Косой аллее? Но как? Ты же магла...
— Сквиб, — поправила та без капли какого-либо злорадства. — Я так думаю, раз смогла написать письмо этому вашему Дамблдору и без тебя пройти на эту, как её, аллею. Да какая разница, Лили? Мне в красках рассказали, что на самом деле произошло между тобой и этим Поттером...
— Доченька моя, как же так? Да разве я тебя такому учила? Как только тебе в голову пришло! Какой позор, какой позор!
— Дженна, помолчи, ради Бога! — прикрикнул на неё отец. — Вот они, плоды твоего воспитания и твоих советов. А от тебя, Лили, я жду ответы. Как ты могла опуститься до такого? Нарочно пытаться забеременеть, чтобы женить на себе парня!
— Всё было совсем не так! Это не я, это Джеймс...
— Хватит, Лили! Ты совсем завралась! Опозорила себя на весь волшебный мир, нам лгала с самого приезда, а теперь пытаешься выставить козлом отпущения невиновного человека!
Лили открыла было рот, но не смогла издать ни звука. В груди стало очень горячо и больно, словно её внутренности окатило кипятком. Это Джеймс-то невиновный человек?! Он, вместе со своими ужасными родителями сделавший так, что Лили оказалась изгоем среди волшебников? Она помотала головой и отступила на шаг. Невозможно, родители не верили ей, считали её виноватой, а она... она... Слёзы брызнули из глаз, Лили закрыла лицо руками и бросилась обратно в прихожую.
— Лили! Вернись!
Сотрясаясь от рыданий, она выскочила за дверь.
