*☻
ГЛАВА 11: Первая печать ☻
Том воздел глаза к потолку, терпение его медленно покидало. Книги уже собраны, он давно одет, Корникс нетерпеливо сжимает когтями плечо, а мадам Кохен, словно всполошенная наседка, все не угомонится, кудахчет, мол, не поторопилась ли с выпиской, наставляет ежедневно приходить на обследование, и напоследок пытается напоить горькой микстурой.
Едва тяжелая дверь лазарета закрылась за спиной, Том облегченно вздохнул, в сердцах дал себе слово, что никогда больше и на милю не приблизится к колдомедикам.
— Привет.
Том, еще раздраженный, обернулся на голос. Августус стоял, облокотившись на колонну, такой же неподвижный, слегка сконфуженный, судя по всему ожидание затянулось.
— Как ты?.. – удивился Том, потом сообразил, криво усмехнулся: – Ах, ну конечно, ты же обо всех все знаешь, а если и не знаешь… то непременно выведаешь. Зачем ты здесь? Мне поводырь не требуется.
Августус невольно потупился, шагнул навстречу, забормотал невнятно:
— Это все Элджи… проснулся с навязчивой идеей увидеть тебя. Мы с Антонином едва его удержали. Сейчас у нас урок Защиты от Темных искусств, и мне удалось отпроситься у профессора Слиппери…
Том понимал, что это еще не все, потому молча смотрел на друга. Августус подошел почти вплотную, под тяжелым взглядом замялся от неловкости, лицо пошло пятнами, вдруг резко выбросил руку вперед.
— Вот!.. Элджи просил передать.
Том в недоумении уставился на коробку конфет, яркий бант чуть сполз, будто приглашая заглянуть внутрь. Корникс оживился, в предвкушении пощелкал клювом, черный глаз уже нацелился на красочную коробку. Том неуверенно принял конфеты, спросил удивленно:
— Его любимые? С чего вдруг?
Августус поспешно убрал руки в карманы, слабо улыбнулся.
— Извини, но из невразумительной болтовни Элджи я не понял ни слова. Только не радуйся раньше времени, прежде внутрь загляни.
Коробка оказалась опустошена на одну треть, несколько конфет надкусаны, в беспорядке скомканы обертки от уже съеденных лакомств. Корникс оскорблено отвернулся, жесткие хвостовые перья царапнули Тома по лицу.
Том невольно улыбнулся.
— Теперь больше похоже на Элджи.
Он поднял посерьезневший взгляд на Августуса.
— Что-то еще?
Августус поспешно мотнул головой.
— Нет. Э-э-э… еще Антонин о тебе часто спрашивал. Первые дни он едва сдерживался, чтобы в одиночку не забраться в гостиную Когтеврана. Я каждую ночь дежурил, засыпал с опаской, все его сторожил, чтоб не улизнул. Теперь-то вы вместе пойдете?
— Посмотрим, – ответил Том туманно, удобнее перехватил книги, уже собрался уходить.
— А ты теперь куда?
— В Общую гостиную. Сегодня я на занятия вряд ли пойду.
Августус коротко кивнул, неуверенным шагом направился к лестнице. Том вздохнул, позвал негромко:
— Августус.
Тот круто обернулся, будто только этого и ждал, всегда спокойные глаза взволнованно сверкнули. Том, напротив, выглядел предельно сдержанным, пробормотал:
— Поблагодари Элджи от моего имени.
Лицо Августуса сразу осунулось, посерело, во взгляде читалась странная тоска.
— Хорошо.
Едва он скрылся за поворотом, Том, словно после долгой ходьбы, без сил привалился к стене, с жадностью тонущего глотнул воздуха. Когти ворона отпустили плечо, Корникс спланировал на выпавшую из его рук коробку конфет, стал с жадностью рвать обертку. Краска внезапно отхлынула от лица, сердце колотилось с бешеной скоростью, пальцы до хруста сжались в кулаки. Увидь сейчас Августус его взбешенные глаза, ужаснулся бы.
Звон колокола застал его на полдороги к подземельям. Через мгновение из кабинетов, будто горошины из дырявой корзины, высыпали шумные ученики, запрудили весь коридор. Многоголосый гам больно резанул уши, Том невольно прибавил шагу. Как же быстро привыкаешь к тишине и покою.
Том не сразу понял, что говорят о нем, когда неподалеку оживленно выкрикнули:
— Ого, Рэндом, ты только взгляни! В Хогвартсе появилось новое привидение… и, кажется, оно из Слизерина. Ха-ха… на трупный запах даже воронье слетелось.
Корникс на плече оскорблено каркнул, угрожающе встопорщил жесткие перья. Том успокаивающе погладил птицу.
— Тише, Корникс, они всего лишь пошутили.
Он бегло оглянулся на вопящего, скривился, на что Грандчестер ответил широкой улыбкой. Том уже отвернулся, но и одного взгляда хватило, чтобы оценить неравность сил.
За плечом Грандчестера, словно мрачная тень, возвышался его немногословный друг – Рэндом Ившем, жилистый и угрюмый, с чахоточным цветом лица, глубоко посаженные глаза всегда смотрели цепко и подозрительно. Ившем разительно отличался от румяного золотоволосого Грандчестера. Как ни старался, Том так и не смог понять, что же их объединяет.
Обогнав группу нерасторопных девочек, Том сразу же затерялся среди высоких старшекурсников, с которыми оказалось по пути. На гриффиндорцев больше не оглянулся, а иначе смог бы лицезреть как с миловидного лица Грандчестера, словно талый снег с покатой крыши, сползла улыбка, уступив гримасе крайнего разочарования.
Том понял, что уже не станут окликать или догонять, против воли из груди вырвался вздох облегчения. Теперь шагал размеренно, но противное чувство, что смолчал, не ответил оскорблением на оскорбление, непреклонно зудело внутри. Корникс ворчал тихонько на ухо, порывался взлететь, отомстить нахалам. Том удерживал ворона, а в памяти сами собой всплывали отрывки формул заклинаний, нужные взмахи и пасы. Некоторые уже успел выучить и освоить, но были и такие, за которые мадам Кохен непременно отобрала бы палочку.
Том уже завернул за угол, когда внезапно остановился. Какой-то старшекурсник натолкнулся на него, обругал рассерженно, но Том, как завороженный, невидяще смотрел прямо перед собой, уголки губ медленно растянулись в нехорошей ухмылке.
— Зря Вы попались мне на глаза сегодня, мистер Грандчестер.
Он резко повернул назад, кто-то в испуге отскочил, но Том уже не замечал. Вновь нырнул в бурный школьный поток, с боков теснили, перед глазами рябило от одинаковых мантий, но цепкий взгляд уже вычленил из толпы золотоволосую макушку.
Том зашагал быстрее. Привычно тряхнул правым рукавом, в пальцы услужливо скользнула волшебная палочка, ухватил ее крепко, как утопающий цепляется за хлипкую тростинку. В голове, словно дождь в грозовой туче, назревал нехитрый план. Корникс притулился как безродный сирота, вжался в плечо сытым брюхом.
Впереди коридор запрудили громкие третьекурсники, Том на время потерял Грандчестера из виду, принялся яростно проталкиваться через толпу. Его грубо оттолкнули к стене.
— Смотри куда идешь, мелочь!
Корникс дернулся клюнуть обидчика, но его вместе с Томом так прижало к стене, что ворон лишь полузадушено каркнул. Том приподнялся на цыпочки, в отчаянии взглянул туда, где сейчас должен быть Грандчестер.
— Нам не догнать его, Корникс.
— Во всем виноваты эти глупые гр-рубые дети, – ярился ворон. – Гр-рызуны двуногие! Мастер-ру Тому нужно их р-разогнать.
— Я же не такой сильный как Антонин, – вздохнул Том. – Я не могу не только разогнать эту свору, но даже протолкаться через нее.
— Кар-р-р… каж-ждый делает то, что ему по силам.
Том покосился на птицу.
— По силам, говоришь?…
Он вновь приподнялся на цыпочки, но высматривал уже не Грандчестера. Вдоль противоположной стены в ряд, как слитки холодного серебра, замерли рыцарские доспехи. Том предусмотрительно огляделся: шутки шутками, а неприятностей с него хватит. Короткий взмах палочкой, с губ сорвался полушепот.
— Что мастер-р Том сделал? – полюбопытствовал ворон.
Том плотнее вжался в стену, словно желал с ней слиться.
— Смотри и увидишь.
Послышался страшный скрежет, будто кто-то пытался разрубить тупым мечом железную кастрюлю. Послышался пронзительный визг, испуганная толпа шарахнулась от противоположной стены. Средневековые доспехи, которые всего мгновение назад стояли смирно, теперь пришли в движение, словно внутри них очутился человек. Рыцарь пока неуверенно разминал ноги, невыносимо скрипя латами, вертел шлемом из стороны в сторону, в прорези для глаз зияла пустота. Вновь раздалось несколько испуганных воплей, когда рыцарь спрыгнул с постамента, коридор в мгновение ока опустел.
Корникс от восторга распахнул крылья, Том не ощутил, как жесткие перья больно резанули по лицу, с замиранием сердца смотрел за ожившим рыцарем, что в несколько огромных шагов скрылся за поворотом. Только теперь Том пришел в себя, ринулся следом.
Догнать рыцаря не удавалось, но Том по дробному бряцанью и крикам учеников догадывался, куда его детище держит путь. Показалось, что услышал знакомый голос, наддал быстрее. Он застал Грандчестера и Ившем на пути к одной из лестниц, что вела на второй этаж. Том с разбегу налетел на парапет ближайшей из них, бессильно повис, во рту пересохло после бега.
Гриффиндорцы искренне недоумевали, почему доспехи гонятся именно за ними, когда такие же побледневшие от страха ученики жмутся к стенам. Когда оба взбежали до последних ступеней, лестница сдвинулась… и зависла на полпути, тем самым, отрезая путь к бегству. Рыцарь остановился, не ступив даже на первую ступеньку, сложил руки на груди, замер в ожидании. Том закусил губу, чтобы не рассмеяться, такой у его недругов был растерянный вид.
— Нужно уходить, мастер-р Том, – шепнул Корникс на ухо. – Скор-ро сбегутся пр-рофессор-ра.
Том машинально кивнул, алчный взгляд прикипел к двум гриффиндорцам, что метались как мыши в горящей клетке.
Наконец, Грандчестер увидел его, Том выдохнул облегченно: враг знает, кто расставил ловушку.
— Реддл!!! – завопил Грандчестер срываясь на визг.
Том улыбнулся снисходительно, развел руками, на пальцах показал, что счет теперь три к двум, и вовсе не в пользу Грандчестера. Даже издалека было видно, как миловидное лицо Грандчестера пошло пятнами. Пока Ившем метался на лестничном выступе, Грандчестер судорожно пытался вспомнить, когда это слизеринец успел сравнять счет и вырваться вперед: хрустальный дракон, метла, рыцарские доспехи… Наконец, припомнил, в бессилии лишь саданул кулаком по парапету, губы исторгали беззвучные проклятия.
Том, пританцовывая, спускался в бездушные подземелья – за недели в светлом лазарете отвык от их полумрака, – на губах блуждала плутоватая улыбка.
***
Спальня пустовала. Едва дверь за ним закрылась, цепкие когти отпустили плечо. Пальцы Тома невольно потянулись размять ноющие мышцы, угрюмым взглядом проводил ворона, который спланировал на насест. Тишину нарушил противный, будто нож терся об точильный камень, мерный скрежет: Корникс с невозмутимым видом принялся чистить клюв о насест, только мелкие стружки посыпались.
Том бросил книги на пол, тяжело опустился на кровать, спина сгорбилась под невидимой ношей. Долгим взглядом обвел комнату, вздохнул, внутри стало тоскливо от осознания, как давно здесь не был. Даже самому себе не хочет признаться, насколько соскучился по уютной спальне, по голосам друзей, ведь и от натянутого разговора с Августусом стало чуточку легче.
Здесь все как и прежде. Пять одинаковых кроватей в шахматном порядке, камин с черным молчаливым зевом, на стенах гобелены, иллюстрирующие уродливое создание, коего природа наградила головой петуха, хвостом змеи и туловищем жабы… Словно в порыве солидарности, из-под кровати Антонина послышалось тихое шлепанье лягушачьих лап по каменному полу.
Том непроизвольно шевельнул пальцами, ощутил под ладонью знакомое тепло пледа. Корникс заметил это движение, в черном глазе блеснуло осуждение, приглушенно каркнул. Но Том уже не слышал, голова сама склонилась на подушку, глаза закрылись, хотелось продлить этот миг как можно дольше, обхватил себя руками. Всего через несколько часов он поднимется на обед в Большой зал, посыплются вопросы, и самый главный из них: как быть с пророчеством Слизерина?
***
Все еще в раздумьях Том шел на обед, взгляд, как у слепого, невидящий и рассеянный, потому-то ноги сами отмеряют расстояние, сворачивают в нужном направлении. У дверей в Большой зал его едва не сбило с ног нечто курчавое и взъерошенное, прижалось, залопотало радостное, и потому неразборчивое. От объятий сдавило грудь, Том вздрогнул, словно окатили холодной водой, дернулся раздраженно:
— Элджи, отлепись!
Едва избавился от цепких рук, на плечи, будто каменные плиты, легли широкие ладони, над ухом прозвучало насмешливое:
— С выздоровлением, Реддл. Как голова, не кружится? Ноги держат?..
— Антонин, – оборвал Том резко. – Давай поговорим о чем-нибудь более приятном.
Антонин хмыкнул.
— О чем, например?
Том подозрительно огляделся.
— Да ты и сам знаешь о чем. Только не здесь и не сейчас.
— Как прикажешь, – оживился Антонин, глаза блеснули недобрым. Но тут же с опаской покосился на Августуса, сказал полушепотом: – А то без тебя и мне жизни нет. Руквуд совсем затиранил.
Августус фыркнул с напускным пренебрежением.
— Просто от всех ваших затей у Руквуда самые большие неприя…
Августус запнулся на полуслове, умолк, стоило Тому на него глянуть, неуклюже пожал плечами, поспешил пройти в Большой зал. Ведь именно он, Августус, не участвовал в последней вылазке, на роли простуженного отлеживался в уютной кровати, присматривал за О’Бэксли.
Элджи не отходил ни на шаг, даже рослого Антонина оттеснил, не позволил сесть за стол рядом с Томом, сам занял это почетное место. Том не знал, куда деть взгляд, казалось, голубые глаза были везде, сияли слепым обожанием. Уже начал злиться, когда Элджи сбивчиво от волнения спросил:
— Том, а тебе конфеты понравились?
— Конфеты? – переспросил он. – Ах, да!.. спасибо, Элджи, очень вкусно.
Элджи расплылся в счастливейшей улыбке.
— Я Сенектуса заранее попросил их купить. Специально к этому дню.
— Почему к этому? – спросил Том рассеяно. – Подарил бы к Рождеству.
— Рождество само собой, но день рождения все же лучше. Все подарки только для тебя, именинный пирог…
Том напрягся, отстранил тарелку с луковым супом, переспросил негромко:
— Чей день рождения?
Элджи недоуменно похлопал глазами, подался вперед, чуть ли не шепотом ответил:
— Твой, конечно. Ты что не помнишь, какой сегодня день?
— В Больничном крыле нет календарей, – огрызнулся Том, огляделся уже привычно осмотрительно. – А Августус и Антонин? Они тоже в курсе?
Элджи вскинулся оскорблено.
— Нет!.. за кого ты меня… я и сам-то узнал… Едва нашел, в той толстой книжке, с генеалогическими деревцами.
Он осекся на полуслове, залепил ладошкой рот, глаза испуганные. Том уточнил вкрадчиво:
— То есть, ты… рылся в моих вещах?
Элджи инстинктивно отодвинулся, под тяжелым взглядом друга щеки залились стыдливым румянцем.
— Я же с добрыми побуждениями… Мне только дату надо было уточнить, в прошлый раз я не разглядел.
Том перевел недоверчивый взгляд на тарелку, будто и от нее теперь ожидал подвоха. Когда заговорил, голос звучал ровно, точно ничего не случилось.
— Ладно… я не буду сердиться, если никто кроме тебя о моем дне рождения не узнает. Хорошо?
— А как же подарки?
— А когда они были-то эти подарки?.. – прошептал Том тоскливо, переспросил уже требовательнее: – Так мы договорились?
Элджи согласно кивнул, принялся за еду, время от времени посматривал на Тома несмело.
Некоторое время ели молча. Том уже забылся, с оживлением осматривался по сторонам. Уже знакомые лица узнавал с трудом, словно угадывал очертания деревьев в тумане. Все казалось в диковинку, как в самый первый день в Хогвартсе. Приходилось вновь привыкать к разговорам за столами факультетов, бряцанью столовых приборов, шороху скатерти. За этим занятием Том несколько раз проносил ложку мимо рта. С искренним весельем Антонин и Элджи указывали пальцами его на щеки, там, где оставались жирные потеки.
Изредка Том бросал мимолетные взгляды на гриффиндорский стол: места Грандчестера и Ившем все еще пустовали. Также отсутствовало несколько профессоров и старосты.
Элджи поднял лицо от тарелки, радостно вспискнул:
— Ой, Сенектус идет.
— Вот и пусть идет, – пробубнил Антонин в тарелку, – мимо.
Но к его неудовольствию Сенектус не прошел мимо, потеснил брата и сел за стол. Том сразу определил, что староста чем-то сильно раздражен, если не сказать больше – взбешен. Это заметили и другие, Августус отставил чашку с ароматным напитком, даже угрюмый Антонин соизволил посмотреть на Сенектуса.
— Что-то случилось? – поинтересовался Элджи.
— А что по мне не видно? – взорвался Сенектус, словно только и ждал этого вопроса. – В правом крыле кто-то оживил рыцарские доспехи! И эта ожившая груда металлолома гонялась за двумя первокурсниками гриффиндорцами. Грандчестер и Ившем! Как всегда в центре внимания. Не удивлюсь, если они сами и оживили доспехи.
— Здорово, – выдохнул Антонин восхищенно.
Сенектус покосился на него недружелюбно.
— Позволь не разделить твою точку зрения. Ничего хорошего в этом нет! МакГонагалл поручили разобраться во всем и, насколько возможно, найти виновника торжества. А я на правах старосты Слизерина должен оказывать всякое содействие. Будто бы дел у меня своих нет!
— Почему ты? – спросил Элджи, глядя на брата с жалостью.
— Потому что якобы кто-то из присутствующих видел, что это сделал слизеринец… Вот только никто не может сказать даже с какого он был курса! Но МакГонагалл уцепилась за эту мнимую улику, теперь гнет свое. Логика проста как мозг тролля. Если в беду попал гриффиндорец, значит виноват слизеринец.
— А что же сам Грандчестер? – спросил Том осторожно.
— Да, ничего! Утверждает, что не видел виновника. Так я ему и поверил! Можно подумать рыцарь сам ожил, надоело стоять-ржаветь, вот и решил поразмяться. Кому они голову морочат? Еще и Ившем этот, тоже нем, как рыба, только глазами хлопает.
Сенектус прервал гневную тираду, взглянул на Тома так, словно только теперь заметил его присутствие, произнес сухо:
— Ты уже здесь. Это радует. Мне порядком надоело оправдываться перед Орром, как будто я нарочно прячу тебя в Больничном крыле. Ты кстати зайди к нему сегодня после ужина.
Том насторожился.
— Зачем?
— Зачем, – передразнил Сенектус. – За наказанием. Думаешь, прогулка в Запретный лес включалась в курс санаторного оздоровления? Ошибаешься! Факультету твоя выходка стоила значительного количества баллов. Вон Долохов до сих пор замаливает грехи, возмещает утраченное на уроках Зельеварения. К слову о баллах, как продвигаются успехи, Долохов?
Антонин насупился, на скулах заходили желваки, процедил сквозь зубы:
— Рикрофт, ты уже достал этим вопросом. Сколько раз повторять? Я и так все работы сдаю раньше срока. Уже чувствую себя учеником-фанатиком. Мне по ночам только пергаменты и котлы являются. Может, хватит надо мной издеваться?
— Я и не думал над тобой издеваться, – отмахнулся Сенектус. – Мне все это доставляет ровным счетом столько же удовольствия, сколько и тебе. Но учти, что потерянные по вашей милости баллы, должны быть компенсированы в двукратном размере. И не дай вам Слизерин упустить возможность получить в конце года Кубок школы… МакГонагалл постой, есть разговор!.. Том, не забудь – вечером к Орру.
Сенектус встал из-за стола, поспешил к старосте Гриффиндора, что уже собиралась покинуть Большой зал, теперь остановилась в недоумении. Антонин злым взглядом впился в спину Сенектуса, в надежде, что хоть так отомстит за унижение.
— Ему, видите ли, не доставляет удовольствия издеваться надо мной. Упырь! Чтоб у тебя значок старосты отобрали!
— Не ори, – одернул Августус. – Услышит.
— Плевать! Хуже, чем есть, уже не будет.
Том задумчиво посмотрел на Антонина.
— А в чем заключается наказание?
Антонин пожал плечами, зашептал зловеще:
— Сам я не знаю, пока ни разу не попадался. Но старшекурсники рассказывают страшные вещи. Говорят, что глубоко в подземельях, куда даже свет не проникает, есть заброшенные камеры пыток…
Элджи охнул, побледнел со страху, Августус скептически фыркнул.
— Глупости. Это школа, а не средневековый иезуитский орден. Когда вы перестанете верить в такие байки?
— Уже сегодня вечером, – пробормотал Том безжизненно. – Вот и узнаю, правда это или нет.
Антонин посмотрел на него сочувствующе, как на муху, которую вот-вот прихлопнут.
— Не боись – отобьемся. Те пуффендуйки тоже отрабатывают наказание, а до сих пор живые. Можешь сам убедиться.
Том коротко кивнул, но смотреть на стол Пуффендуя не стал: грабли, на которые однажды наступил и расшиб лоб, всегда вызывают отвращение. Августус уперся ладонями в стол, обвел друзей вопрошающим взглядом.
— Ну что? На Зельеварение?.. Ты с нами, Том?
— Да, пожалуй, – ответил Том, первым вылезая из-за стола. – Все лучше, чем сидеть в комнате. Не напрасно же я таскаюсь с тетрадью и учебником?
Пока искали нужную лестницу, Том заметил, что Антонин тихо шепчет под нос и при этом, словно решая задачку, поочередно загибает пальцы.
— Что он высчитывает? – поинтересовался он у Элджи.
— Баллы. Те, что Сенектус велел заработать до рождественских каникул.
— Я думал, это шутка, – пробормотал Том поражено. – Говоришь, Сенектус установил наказание, а Антонин тихо-смирно, без воплей или скандала, принял его условия? Не верю.
Августус, заинтересованный разговором, замедлил шаг, вставил веское слово:
— И все же придется поверить. Элджи все верно сказал, но упустил немаловажную подробность. Сенектус заявил, что вернет Антонину его метлу, только когда тот искупит вину.
— Тогда верю, – тут же согласился Том. – Похоже на Сенектуса, да и Антонину крыть не чем. Хуже будет, если обо всем узнает Слиппери, тогда метлу совсем конфискуют.
— Верно мыслишь. Антонин потому и терпит.
Том продолжал рассуждать.
— Вот только и Сенектусу следует опасаться. После каникул Антонин захочет отыграться за унижение.
— Антонин? – ахнул Элджи испуганно. – Нет. Он не станет обижать Сенектуса.
— Элджи опять прав, – заметил Августус. – Антонин не станет мстить, но не потому, что чересчур добросердечный, как верит Элджи, а потому что забудет об обиде. Он вообще на редкость отходчив… непростительно быстро прощает оскорбления.
По тону, которым Августус сказал последние слова, Том понял, что тот осуждает поведение друга, не удержался от вопроса:
— Ты бы не простил?
Августус внезапно стушевался, отвел взгляд.
— Н-нет наверно… но ведь всякое возможно. Иногда…
— Ясно, – отчеканил Том, поспешил прервать ненужные рассуждения Августуса. Все более чем понятно.
До звона колокола оставались считанные минуты, когда они вошли в кабинет Зельеварения. Элджи, опережая друзей, первым ринулся к шкафу с котлами, от избытка доброты решил враз унести не только свой, но и друзьям помочь. Антонин подоспел, когда раскрасневшийся Элджи уже накренился, готовясь повалиться под непосильной ношей. Он молча отобрал свой котел, направился к первому столу. Том с трудом вырвал у Элджи второй котел, рассмотрел внимательнее, отдал законному владельцу – Августусу, который тут же удалился. Стоило Тому потянуться за своим котлом, как Элджи, словно расшалившийся малыш, спрятал руки за спину.
— Не дам!
— Элджи.
Том вновь попытался получить котел, но Элджи ловко извернулся, теперь пятился к рабочим столам.
— Элджи, отдай мой котел.
— Нет, – возразил Элджи, лицо все еще покрасневшее от натуги. – Я сам донесу, мне не тяжело.
— Я рад, что тебе не тяжело. И все равно отдай.
— Зачем? Мы же сидим за одним столом.
Том вздохнул всей грудью: ну как ему объяснишь? В поисках доводов оглядел кабинет, наткнулся на любопытствующий взгляд Анны Боумен, она неловко улыбнулась.
— Привет.
Выражение лица Тома мгновенно изменилось: губы вытянулись в тонкую линию, брови сурово нахмурились.
— Затем, что отныне я буду сидеть за другим столом, Элджи.
Он воспользовался смятением Элджи: отнял-таки котел, быстрыми шагами направился к одному из первых столов, где уже устроились Антонин и Августус.
— Антонин, – выпалил Том с ходу, – ты не мог бы поменяться со мной местами?
Антонин с деловым видом поднял на него глаза, оглянулся на застывшего с открытым ртом Элджи, затем перевел взгляд на покрасневшие щеки Анны Боумен, криво ухмыльнулся:
— Компания смущает?
Том, как завороженный, продолжал молча буравить взглядом стену чуть повыше плеча Августуса. Антонин снова ухмыльнулся, лишь развел руками.
— Извини, приятель. Мне позарез нужны хорошие отметки, иначе мне Сенектус даже на рождественские каникулы не вернет метлу.
— Я же не прошу тебя совсем выйти из кабинета.
Антонин покачал головой, любовно похлопал рабочий стол.
— Ты не понял. Это место у меня словно заговоренное, совсем родным стало, здесь у меня все получается.
Том насупился, уже отступил на шаг, когда Августус поспешно вскочил с места.
— Если хочешь, к Элджи пересяду я?
— Спасибо, – кивнул Том, спешно занял освободившийся стул.
Антонин почмокал губами, хитро улыбнулся своим мыслям.
— Зря ты так, Том. Девчонкам тоже на орехи досталось.
— Я не люблю орехи, – отрезал Том.
Ему показалось, что Антонин намеревался продолжить спор, но их прервал звон колокола. Урок начался.
После недолгих комментариев Дамблдора о нейтрализующем зелье, которое предстояло сварить, ученики принялись разжигать горелки. У раковин образовалась нестройная галдящая очередь: каждый норовил первым наполнить свой котел водой. Дамблдор с улыбкой наблюдал за этим завидным рвением к учебе, а, проходя мимо, стола Антонина и Тома, на миг задержался.
— Мистер Реддл, рад, что Вы в добром здравии.
— Благодарю, сэр, – ответил Том сухо. – Я тоже этому рад.
Том весь сжался, оглянулся вослед Дамблдору, глаза при этом затравлено блеснули.
— Чего он улыбается?
Антонин вынужденно оторвался от котла, переспросил рассеянно:
— Кто? Дамблдор? Так он всегда улыбается. Разве ты не замечал?
— Всегда да не всегда, – возразил Том, голос прозвучал хрипло: – Теперь он и смотрит иначе.
Плечи сами собой передернулись, во рту стало горько, как от лечебной микстуры. Антонин поскреб подбородок, смотрел с непониманием, буркнул:
— По-моему, ты преувеличиваешь. Дамблдор несколько чудной, согласен, но одно мне точно известно – не ищи в его поступках и словах подвох. Иначе сам свихнешься.
— Намекаешь, что задачка не по мне? – уточнил Том оскорбленно. – Не так уж и тяжело понять, что им движет. Нужно лишь узнать побольше… неспешно, с умом рассудить… муторно, конечно, да и времени много уйдет, впрочем, как и на все это Зельеварение.
— Не скажи, – возразил Антонин. – Зельеварение далеко не муторное занятие. Дамблдор преподает достаточно доступно, ведь даже Элджи понимает.
Том недовольно скривился.
— Дело не в доступности, Антонин. Того времени, что я провел на койке лазарета, с лихвой хватило на вдумчивое чтение книг, которые не входят в школьную программу. В том числе и книг по Зельеварению. И поверь на слово, чем дальше, больше убеждаюсь, что уроки Дамблдор основывает на элементарных рецептурах. Именно поэтому их понимает даже Элджи.
Том резко осекся, со смешанным чувством страха наблюдал, как Антонин отложил нож и замедленно выпрямился, голос друга прозвучал холодно:
— Хочешь сказать, что Дамблдор держит нас за тупиц?
— Ты сам это сказал, и это не далеко от истины. Зелье, что мы варили на первом уроке, под силу даже семилетнему маглу. Готов спорить, что до стоящего зелья Дамблдор не допустит нас и на выпускном экзамене.
Теперь Антонин глядел исподлобья, правая щека слегка подергивалась, лицо потемнело.
— Мадам Кохен зря выпустила тебя из лазарета. Ты бредишь.
Том невольно сглотнул, уже понял, что затеял бессмысленный разговор, но продолжал упрямствовать:
— Я говорю то, что знаю.
Антонин со свистом втянул воздух, сжал и медленно, словно нехотя, разжал кулаки, процедил:
— Никогда больше не смей заводить со мной подобные разговоры.
Он быстрым движением затушил горелку, схватил котел за витые ручки, забыв, что они накалены, шея и уши мгновенно покраснели от напряжения, но пальцев не разомкнул. Том машинально уклонился, чтобы горячие капли варева не попали на мантию, когда Антонин выбрался из-за стола, вместе с котлом направился к последним столам.
Через мгновение Антонин вернулся с другим котлом, поставил на горелку, голубоватое пламя лизнуло днище. Следом подоспел Элджи, в руках зажаты мерные весы и нож, проводил Антонина непонимающими глазами, в ожидании уставился на Тома.
— И чего встал? – огрызнулся Том вместо объяснений. – Садись, не укушу.
Элджи послушно сел, бросил еще один тоскливый взгляд на последние столы, тяжко вздохнул. Том глубоко вздохнул, сосредоточившись только на приготовлении зелья, постарался забыть о подозрительной улыбке Дамблдора, о словах оскорбленного Антонина, что удавалось крайне плохо.
«Чего спрашивается, сцепился с Антонином? Ведь мог промолчать?.. Конечно, мог. Так в чем дело? Что за ребяческая привычка: что на уме, то и на языке?» – немилосердно ругал себя Том, покосился на Элджи. – «Вот уж не думал, что я так легко перенимаю чужие привычки. Нет, надо сводить общение с Элджи к минимуму. Так и отупеть не долго».
Элджи перехватил его взгляд, лучезарно улыбнулся. Том попытался ответить такой же искренней улыбкой, но и сам понял, что это искусство ему не под силу.
***
До отбоя оставалось всего несколько часов, когда Том покинул гостиную Слизерина. Чем меньше коридорных переходов оставалось до кабинета Орра, тем сильнее росло чувство обеспокоенности. Но причиной тревоги были не рассказы Антонина о пыточных камерах, не предстоящая отработка, в чем бы она не заключалась… От бесполезных раздумий стало покалывать виски, Том даже закусил губу: неизвестность или неясность всегда его пугали больше, нежели самые безвыходные ситуации. Трудно предугадать то, чего не понимаешь.
Пристанище Орра находилось в самом необитаемом закоулке Хогвартса. То ли Орр ценил уединение, то ли напротив – ученики избегали этого коридора именно потому, что здесь жил нелюдимый завхоз. Когда вместо живых красочных портретов и гобеленов по обеим сторонам все чаще стали маячить простые каменные блоки, Том понял, что близок к цели.
Он остановился в нерешительности: на миг показалось, что забрел в тупик. Коридор закончился темной нишей, неровный свет единственного факела высвечивал из угла жуткую звериную морду. Гигантский пес, похожий на тех, что Том видел у главных дверей Хогвартса, смотрел с затаенной злостью, клыки хоть и каменные наводили невольный трепет.
Том постоял без движения, словно ожидал, что пес нападет, только потом отважился осмотреть всю нишу. И не напрасно: в соседстве с неприветливым зверем широкая потемневшая от времени дверь казалась менее заметной, поросль серого мха только довершали ее превращение.
Том коротко постучал, вошел, и едва не закашлялся: от прогретого затхлого воздуха каморки в горле засвербело. В почти осязаемых клубах пыли замедленно парили клочки грязно-серой паутины. Том разом прикрыл ладонью рот и нос, желание прокашляться стало невыносимым, глаза защипало, как от едкого дыма.
В глубине каморки большим рыжим пятном расплывался пылающий камин. По углам же теснился полумрак, в котором смутно угадывались старые пустые ящики, сваленные грудой стулья со сломанными ножками, метлы, кое-где этот хлам прикрывали лоскутные одеяла непонятных расцветок. Две странные узкие доски возле каминных дров отчего-то напомнили Тому магловские лыжи, причем одна из них оказалась сломанной.
В кресле рядом с камином зашевелилось. То, что в первые минуты Том принял за очередные скомканные одеяла, оказалось завхозом Хогвартса. Том еще крепче зажал нос: разглядел в его руке курительную трубку, к потолку взметнулось несколько колечек дыма. Лысая голова на миг блеснула, как надраенный паркет, грузный силуэт недовольно заворочался в кресле, рыкнул гулким басом:
— Кто там?
Том отстранил ладонь ото рта, разом выпалил:
— Том Реддл, сэр. Я пришел…
— Да знаю я, зачем ты пришел, – перебил Орр бесцеремонно, мутный взгляд скользнул за спину Тома. – А что других еще нет?
— Других?
Увидев смятение на лице Тома, Орр неприятно ухмыльнулся.
— А ты, верно, думал, один вину искупаешь?.. Ха-ха. Но особо не обольщайся, у них последний вечер, а тебе еще мыть – не перемыть, тереть – не перетереть. Ха-ха-ха, после твоих трудов замок будет сиять, как тыщу лет назад.
Завхоз вновь раскатисто расхохотался, размазал по щекам проступившие – то ли от дыма, то ли от смеха – слезы, затем с большим трудом поднялся. Кресло туго, как придавленный гусь, скрипнуло, ветхая обшивка треснула, изнутри тут же выпрыгнула кривая пружина, загудела, словно натянутая тетива.
Орр зло выругался на нее, с кряхтением натянул тулуп, больше похожий на шкуру линяющего медведя, с неожиданной легкость подхватил дубовую трость.
— Жди тут, – бросил он и покинул каморку.
Том, уже не сдерживаясь, прокашлялся, долго и с наслаждением, освобождая легкие от смрада. Вдыхать прокуренный воздух оказалось противнее, чем в первый раз. Том уже решил дождаться завхоза в коридоре, когда заметил в углу странный навал, не похожий на прочий хлам.
Том приблизился, осмотрительно ткнул груду носком ботинка, из-за чего из нее посыпались мелкие камешки. Присел рядом, понизу воздух оказался чуточку чище, даже голова закружилась, словно глотнул свежей родниковой воды. При более близком осмотре Том понял, что перед ним груда камней: черных, как уголь, но крепких, на сколах виднелись множественные прожилки, белые или прозрачные. Оставалось догадываться, зачем завхозу в тесной захламленной каморке еще и недюжинная груда камней?
Рука сама потянулась к одному камешку, Том осторожно повертел его в руках, глубокая черная поверхность заискрилась золотыми отсветами. Внезапно постучали, дверь тихо скрипнула.
— Мистер Орр?
Том вздрогнул, резко оглянулся. Из-за двери робко выглянуло округлое личико, удивленный взгляд синих глаз вперился в него.
— Опять ты… – простонал Том с мукой, отвернулся, закрыл глаза ладонью.
Анна изумленно вскинула брови, и, успев заметить его кислую мину, отвела взгляд, обиженно насупилась.
— Где мистер Орр?
Том, не поворачиваясь, буркнул:
— Куда-то торопишься?
Из-за двери послышались другие девичьи голоса, не менее знакомые.
— Анна, ты чего, замерзла?
— Ну, проходи же скорее внутрь. У меня от этого зверя мурашки по коже.
Том выпрямился, незаметно, пока поворачивался к двери, сунул черный камешек в карман мантии: потом на что-нибудь сгодится.
Анна с непроницаемым лицом сделала несколько шагов вглубь каморки, демонстративно повернулась к нему спиной. Следом почти вбежала побелевшая Тибия Тамиш, с ходу плюхнулась на кривоногий табурет, только потом заметила Тома.
— Добрый вечер… Теперь и тебе назначили наказание? Несправедливо. Ты ведь едва выписался из лазарета. Кстати, как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, уже лучше, – ответил Том, удивленный неожиданной заботой.
— Хорошо, а то мы так переживали…
— Тибия, – оборвала Анна резко.
— Фу-у, ну и вонь! – выпалила Маргит Ранк с порога, зажала пальцами нос. – Модет, пододдем снадужи?
Тибия при этих словах вздрогнула всем телом, вместе с табуретом отодвинулась подальше от двери.
— Вместе с тем чудовищным псом? Ни за что!
— Тибия, он каменный, – заметила Анна негромко.
— Зато скалится как живой. Все равно не пойду, лучше уж тут задохнуться.
Лицо Маргит брезгливо скривилось.
— Ну, как знаете, а я в кодидоде.
— Постой, Маргит, – воскликнула Анна, бросилась к подруге, – я с тобой.
Том и Тибия заворожено смотрели, как за Анной закрылась дверь. Поток прохладного воздуха из коридора резко прекратился, опять стало пыльно и душно. Тибия заговорила первой, в голосе явно чувствовалось беспокойство и страх:
— А ты не пойдешь в коридор?
Том задумчиво посмотрел на дверь.
— Теперь нет.
— Вот и правильно, – обрадовалась Тибия. – Здесь все-таки… кхе-кхе… лучше. Мистер Орр конечно неопрятен, но его псы… верх ужаса.
— Твои подруги утверждают, что они всего лишь каменные изваяния, – пожал плечами Том. – Признаться честно, я с ними согласен.
Тибия возмущенно фыркнула.
— Ты просто не видел, как они оживают.
— А ты видела?
— Не приведи Пенелопа! – испугалась Тибия. – Мне и обездвиженных с лихвой хватает.
Тома начинал раздражать этот бесполезный разговор.
— Тогда с чего ты взяла, что они живые?
— А зачем Орру эти камни?
Тибия кивнула на груду камней в углу, тех самых, черных с прозрачными и белыми прожилками, продолжила тоном знатока:
— Эти камни, по сути, бесполезны. Они не используются ни для зелий, ни для изготовления артефактов, вообще ни для чего… кроме как для них…
Глаза Тибии опасливо зыркнули на дверь, голос тут же перешел на шепот, и Том, заинтригованный, непроизвольно подался вперед.
— Я говорю о псах, – промолвила Тибия. – Они сами вытесаны из такого же камня, хоть они и серые и на эти огрызки ничуть не похожи. Вообще каменные псы с обычными родственны только обликом, а пищей им служат мелко раздробленные камни… такие же, как и они сами, из родной горной породы.
Видимо увидев нечто настораживающее в лице Тома, Тибия задала внезапный вопрос:
— Надеюсь, ты их не трогал?
— Нет, – соврал Том торопливо. – А что это опасно?
— Конечно! Никакой – пусть даже каменный – пес не любит, чтобы таскали еду из его миски.
В третий раз за вечер дверь в каморку отворилась, вновь заглянула Анна.
— Идемте. Мистер Орр, пришел, – сказала она в пространство и исчезла в коридоре.
Том подождал, пока Тибия выйдет, покосился на груду камней, но мысли были не о том, чтобы вернуть камешек на место. Наоборот, подумал, а не прихватить ли еще парочку? Лишь с большим трудом поборол искушение, двинулся к выходу.
Под стук дубовой трости Орра и эхо, что отзывалось из темных коридоров, Том размышлял о словах Тибии. Впервые он усомнился в том, что каменные изваяния так уж неподвижны. Меж тем Орр негромко бормотал себе под нос, жаловался на холодную зиму, боль в суставах, порой издавал нечто напоминающее звериный рык. Так добрались до лестничного пролета.
Том остановился, пуффендуйки же, не дожидаясь указаний Орра, стали привычно подниматься по лестнице, что вела в библиотечное крыло.
— А вот ты обожди, – вдруг рыкнул завхоз, узловатый палец нацелился на Боумен, что шла последней. – На сегодня у тебя иное занятие.
Анна смешалась, бросила на подруг растерянный взгляд.
— Но, мистер Орр, мы с самого начала отрабатывали наказание вместе.
— А сегодня порознь! – гаркнул Орр. – В библиотеке работы осталось на пару-тройку часов, мадам Лайбрериан сказала, что сегодня и двух человек хватит. А вот в Зале Наград парнишка один не справится.
— Я справлюсь, – возразил Том лишь из чувства противоречия.
Орр зло засопел:
— А тебя не спрашивали. За мной оба!
Том с досады скрежетнул зубами, возникло дикое желание кого-нибудь стукнуть. Анна, словно прочла его мысли, догнала Орра, пошла рядом, оглядываясь опасливо.
Орр привел их в Зал Наград. Неровный свет от округлых ламп под потолком золотыми капельками отражался на боках Кубков и поощрительных Щитов, от этого эффекта Зал казался больше и светлее, будто при дневном освещении.
— Вымыть пол, – указывал Орр. – Протереть пыль даже на самых высоких полках. Стремянка в том углу. На все про все два с половиной часа, что сегодня вдвоем не успеете, то тебе, парень, в следующий раз доделывать. Вот инструменты – приступайте.
С этими словами завхоз вынул из низенького шкафчика две швабры и два ведра, оставил и удалился, прихрамывая на одну ногу. Том вздохнул: комментарии более не требовались. Конечно, это не книги в библиотеке перекладывать, но все-таки и не пыточная камера. В сиротском приюте и не такому жизнь учит.
Том оставил мантию на подоконнике, заправским жестом закатал рукава рубашки до локтей. Зал огласил резкий звук упавшей швабры, Том обернулся, перепуганная Анна замерла с ведром в руке.
— Ты что никогда швабру в руках не держала? – хмыкнул Том с презрением.
Анна мгновенно покраснела, глаза вспыхнули гневом.
— Раньше мне не было нужды осваивать искусство поломойки.
Том закусил губу от обиды.
— Ничего, теперь освоишь… Пошутили и будет. Теперь, Боумен, давай поиграем в игру. Простая такая детская игра, называется «Молчанка»: до конца отработки я не замечаю тебя, а ты не лезешь ко мне, даже если пол под ногами будет проваливаться. Устраивает?
— Вполне.
— Чудно.
— И меня зовут Анна.
— Я помню.
Том макнул швабру с нанизанной на нее ветошью в воду, широкими шагами пересек зал, оставляя за собой след от мокрой тряпки. Этой чертой Зал Наград оказался разделен на две половины. Дойдя до противоположной стены, Том обернулся к Анне.
— Черту видишь? Вот там твоя часть Зала, здесь моя. Вопросы есть?
Анна не ответила, молча перенесла ведро на свою половину, принялась копошиться с ветошью и шваброй, что все еще норовила вырваться из неумелых рук.
В два счета покончив с полом, Том принялся за полки и шкафы с многочисленными Наградами. Кубки школы за разные года с самого основания Хогвартса, Кубки сборным факультетов за первое место в квиддиче, личные Награды самым талантливым или отличившимся ученикам, и многое другое. Том иногда забывал, зачем сюда пришел, рука сама останавливалась, стоило взгляду остановиться на очередном Кубке или Чаше.
В сотый раз Том залюбовался Щитом Мужества, когда Зал взорвался какофонией звона. Он дернулся от неожиданности, оборачиваясь, случайно смахнул с полки какой-то Кубок. Мимо Тома с лязгом и скрежетом прокатилось цинковое ведро, при этом расплескивая мутную мыльную воду, вслед за ним бежала Анна.
— Тебе еще не надоело? – поинтересовался Том, поднимая оброненный Кубок.
Запыхавшаяся пуффендуйка догнала-таки ведро, смахнула пряди со лба, попыталась оправдаться:
— Оно само выскользнуло.
— Ну, разумеется, – ответил Том рассеянно, широко открытые глаза смотрели внутрь Кубка.
На дне Кубка, свернувшись, притаился небольшой, но аккуратный, лист старого пергамента. Стоило Тому протянуть к нему руку, как тот шевельнулся. Чистую желтоватую поверхность в один миг покрыли ровные нити изумрудных букв. Сердце Тома забилось чаще: уже видел эти буквы.
— Что там? – спросила Анна обеспокоено.
Том все еще околдовано смотрел на пергамент, но голос Анны подействовал, как холодная вода на сонного. Он мгновенно скомкал лист, таким и сунул в карман.
— Что где? – переспросил Том.
— То, что ты спрятал в карман.
— Тебе показалось.
Он с невозмутимым видом вернул Кубок на полку, вновь взял в руки тряпку.
— Ничего подобного, – настаивала Анна. – Ты что-то нашел и забрал себе. Это может быть опасно…
— Ты забыла, что мы играем в «Молчанку»? Правила напомнить?
Анна нахмурилась, огрызнулась с обидой:
— Не требуется.
Остальное время отработки прошло в полном молчании. Странное послание, как будто жгло карман изнутри, Тому казалось, что ощущает это почти физически. Когда Орр, наконец, вернулся за учениками, он едва удержался, чтобы тут же не ринуться бегом в Подземелья.
Как в вязком тумане, что застилает глаза и притупляет инстинкты, Том добрался до Общей гостиной, опомнился только, когда перешагнул порог темной спальни. Мысли, словно спугнутые мухи, загудели в голове, одна другой бредовее. Но Том внезапно осознал, что не заснет, если уже сегодня не узнает смысл написанного.
После минутного раздумья, он на ощупь добрался до кровати Антонина, тронул спящего за плечо. Антонин проснулся от одного лишь прикосновения, словно всего лишь притворялся спящим, спросил зло:
— Какого беса?
— Я, кажется, нашел первую печать Слизерина, – прошептал Том дрожащим от волнения голосом.
Антонин порывисто сел на кровати, горящие любопытством глаза уставились на Тома.
— Шутишь!
— Это ты у нас мастер шутки шутить. А я более чем серьезен. Лучше разбуди Августуса, спускайтесь в гостиную. Элджи и Сенектуса я беру на себя… И тихо. О’Бэксли не разбудите.
Антонин кивнул, уже цапнул халат, миновав на цыпочках кровать О’Бэксли, стал прокрадываться к Руквуду. Том, не теряя ни минуты, принялся будить Элджи, что оказалось гораздо труднее, чем разбудить Антонина. Курчавое создание не желало просыпаться, все еще во сне вяло отмахивалось от Тома, бессвязно бормотало.
— Элджи, миленький, – упрашивал Том в приступе отчаяния. – Ну, проснись, пожалуйста. Нам к Сенектусу нужно.
Веки Элджи дрогнули, чуть приподнялись, вновь захлопнулись.
— К Сенектусу это хорошо. А зачем?
— Идем, там все расскажу.
Том требовательнее потянул его за руку. Элджи выбрался из-под одеяла, покорно зашагал следом, глаза чуть приоткрыты и затуманены, как у сомнамбулы. Возле комнаты старшекурсников, где спал Сенектус, Том остановился, прислонил Элджи, как бесчувственное бревно, к стене рядом с дверью, сам предусмотрительно заглянул внутрь: все спокойно.
Элджи, что уже приноровился спать стоя, начал похрапывать тихо, но с присвистом. Том закатил глаза к потолку, встряхнул спящего, но без толку, тогда не удержался и отвесил две оплеухи.
— Элджи. Да проснись же!
Голубые глаза мгновенно распахнулись, в уголках от боли выступили слезы, а щеки уже пылали алым, взвизгнул:
— Ой! Ты что? Больно же.
Том притянул его за грудки, с угрозой занес руку для удара.
— Теперь проснулся?
Элджи быстро кивнул, спешно закрыл ладонями пылающие щеки.
— Уверен? – уточнил Том.
— Да-да, проснулся… больше не надо.
Том с неуверенностью опустил руку, тщательно подбирая слова, принялся объяснять:
— Ты должен разбудить Сенектуса так, чтобы другие старшекурсники не проснулись…
— Зачем будить Сенектуса? Ночь же на дворе.
— Скажешь ему, что я нашел первую печать…
Элджи даже подпрыгнул от удивления, глаза стали как блюдца.
— Ту самую!
— Ты прекратишь меня перебивать? – разозлился Том. – Разбудишь Сенектуса, скажешь ему, чтобы спускался в гостиную. Там уже ждут Антонин и Августус.
— А ты?
— А я с тобой. Кто-то же должен тебя контролировать.
С этими словами Том толкнул Элджи в темную комнату, и шагнул следом.
По сути, он и сам мог бы разбудить Сенектуса, тогда не пришлось бы возиться с Элджи. Но, во-первых, Том не знал, на какой из пяти кроватей спит Сенектус. А во-вторых, неизвестно, какова будет реакция вспыльчивого старосты Слизерина, на присутствие самого Тома. Явление же непутевого младшего брата в такой ситуации воспримется более терпимо.
— Сенектус, – позвал Элджи шепотом, теребя брата за плечо. – А Том нашел печать.
В ответ послышался сдавленный хриплый голос:
— Какую к гоблину печать?
— Первую…
— Да хоть Соломонову! – рыкнул разбуженный Сенектус, приподнялся на локте. – Вон из спальни, немедленно. Все печати утром, после сытного завтрака, в порядке очереди…
Сенектус отмахнулся от брата, демонстративно перевернулся на другой бок. Том в нетерпении подскочил к Сенектусу с другой стороны, заглянул в помятое спросонок лицо.
— Сенектус. Я. Нашел. Первую. Печать. Понимаешь? Та, что упомянута в пророчестве.
Сенектус некоторое время тупо смотрел на Тома, потом в сонных глазах стало появляться некоторое осмысление. Он без нужды пригладил волосы, сказал уже привычно сосредоточенным тоном:
— Так, а ну брысь отсюда. Я через минуту спущусь в гостиную. Там надеюсь никого?
— Только Антонин и Августус, – ответил Элджи услужливо.
Также неслышно, как и вошли, они выбрались из комнаты старшекурсников. На обратном пути Том насторожился, когда проходил мимо своей спальни: не разбудили ли они ненароком О’Бэксли. Осторожно заглянул внутрь, темно и тихо, четыре пустых кровати, одна и вовсе не расправлена, на пятой слышится мерный сап. Со спокойной душой спустился в гостиную.
Сенектус пришел с толстым словарем под мышкой, несколькими пергаментами и пером. Том выудил из кармана смятый листок, рассказал, как его нашел. Теперь в глазах слушателей не было сонливости, все слушали внимательно, с неподдельным интересом. Едва Том закончил, Сенектус раскрыл словарь по латыни, углубился в чтение текста, время от времени подавляя непрошенный зевок.
— А как быть с другими печатями? – поинтересовался Августус негромко, чтобы не мешать Сенектусу.
Антонин тут же подхватился с кресла, затараторил возбужденно:
— У меня созрел план. Том, может тебе просто походить по Хогвартсу? При твоем приближении тайные лазейки сами откроются.
— Долохов, ты хоть периодически думай, о чем говоришь, – осадил Августус. – Легче Атлантиду со дна морского поднять.
Антонин показал Августусу язык.
— Если такой умный, сам что-нибудь предложи.
Августус оскорблено отвернулся, на щеках заходили желваки. Сенектус оторвался от клочка пергамента, оглядел всех мимолетно.
— Все равно должна быть какая-то закономерность. Вспоминай, Том. Любые мелочи: фазы луны, дни недели, артефакты, время суток, собственные слова или даже мысли…
— Мысли не помню… – нахмурился Том, – но точно помню, что молчал. Когда я нашел пророчество, со мной был Элджи. А сегодня в Зале Наград были только я и Боумен, Орр пришел много позже…
Августус отмахнулся:
— Элджи нам и не важен. А вот что мне действительно непонятно: почему пуффендуйка? Ведь английским же языком сказано, что «первую печать сорвет отец отчаянный». Мы же предполагали, что это связано с Гриффиндором. Пуффендуй или ее последователи должна открыть лишь вторую печать.
Элджи всполошился:
— А вдруг мы пропустили первую печать, а это уже вторая?
— Тогда получается, что пророчество неверно составлено, – рассудил Августус. – Все должно быть в свой срок: первая, вторая… и так далее.
— Я окончательно запутался, – пролепетал Элджи, сокрушенно покивал головой.
Антонин помолчал, вздохнул тяжко, затем выдал:
— Ладно. Предлагаю второй план. Действуем по практике, а не по теории. Пусть эта печать будет первой, считаем, что ее открыла Пуффендуй. Следующую, в нашем случае вторую, печать согласно пророчеству должна открыть Когтевран. Том, у тебя случайно не завалялось знакомцев в Когтевране.
— Только в Гриффиндоре двое, – ответил Том мрачно. – И вообще насчет всяких знакомцев – к Августусу. Он у нас любитель общения без границ и сословий.
Антонин и Августус на миг встретились взглядами, тут же оба отвернулись.
— Мы с ним временно в ссоре, – констатировал Антонин. – Так как вам мой план?
Том посмотрел на Антонина в упор, раздраженные слова вырвались со вздохом:
— Тебе как ответить? Честно, но грубо, или соврать, но ласково.
— Побереги слова, друг, я все понял, – сдался Антонин. Обессилено опустился в кресло, через минуту вновь вскочил на ноги. – А у меня еще есть запасной вариант. Последний, Руквуд, не кипятись!.. и самый оптимистичный. Тому вообще ничего не надо делать!
На лице Августуса отразилось искреннее удивление.
— То есть как?
— А так! Пророчество есть? Есть. А пророчества имеют закономерность сбываться. Так или иначе, но Том найдет и снимет все четыре печати. Не нужно прилагать никаких усилий. Только вспомните, сколько времени и сил мы потратили, на то чтобы найти подсказки. И безуспешно. Пророчество само нашло Тома, также как и первая печать. Точно так же найдутся и другие…
Том внезапно посуровел.
— Тебя послушать, так выходит, что в этой игре мне отведена роль марионетки? Пророчество все решит само?
— Спокойнее, Том, – вмешался Сенектус. – Долохов опять сказал не подумав. Суди сам: ты не попал бы в Зал Наград, если бы не получил наказание; да и наказания никакого бы не было, если бы тебя не понесло в Запретный лес…
— В Запретный лес я пошел по необходимости, – процедил Том.
Антонин хохотнул:
— Знаем мы твои «необходимости».
Тут глянул на Тома и резко замолчал, сник, как пышный сугроб под весенним солнцем. От этой картины на лице Августуса расплылась широкая улыбка, поинтересовался с сарказмом:
— Ну что, Долохов, идеи иссякли?
Антонин поерзал в кресле, устраиваясь удобнее, покосился на Августуса угрюмо.
— Ничего подобного, просто не хочу ни с кем ссорится.
Элджи, что во время споров внимательно наблюдал за Сенектусом, осторожно соскользнул с дивана, тихо подкрался к брату.
— Ну что там?
Сенектус сидел без движения, не отрывая взгляда от пергамента, озадачено почесал затылок.
— Одно из трех: либо у меня плохо с латынью, либо с головой…
— Либо? – полюбопытствовал Элджи.
Сенектус пожал плечами.
— Либо Салазар Слизерин был сумасшедшим.
Элджи с недоумением оглянулся на Августуса и Тома, но те выглядели не менее ошарашенными. Антонин скорчил скептическую гримасу, откинулся в кресле.
Том поинтересовался осторожно:
— С чего ты взял?
Вместо ответа Сенектус протянул лист пергамента.
— Сам прочти.
Том бережно принял покрытый кляксами лист, на котором в беспорядке были разбросаны слова, отдельные зачеркнуты по несколько раз. В самом низу нетвердым, но аккуратным, почерком написано:
«Не страшись, услышав волка песню, посвященную луне, и я, умолчав последний слог, вознагражу тебя почетным званием, которое другим передается по наследству. Опасайся участи тех трех старших из пятидесяти сестер, что в подземном мире обречены вечно наполнять водой бездонную бочку. И только, когда упадет первая иголка с вечнозеленой родственницы сосны и пихты, и явятся три предвестника костлявой… Я ем. Он ест. Мы едим. Они едят. А ты? …тогда сложи десять сотен и вычти последние четыре, и получишь подсказку».
Том провел пятерней по блестящим черным волосам, будто хотел убедиться на месте ли голова – не мудрено потерять при таких потрясениях, – прошептал еле слышно:
— Чушь какая-то.
— Это самый точный перевод, какой удалось сделать, – виновато пожал плечами Сенектус. – Есть некоторые нюансы, но, на мой взгляд, они незначительны.
— Эй! – подал голос Антонин. – Я тоже желаю знать, чего насочинял старик Салазар.
— И я, – вклинился Элджи.
Том передал листок им на растерзание. Рука Антонина оказалась быстрее, первым уткнулся в пергамент. Элджи пристроился справа на подлокотнике. Августус махнул рукой на свою заносчивость, тоже метнулся к Антонину, с любопытством выглянул уже из-за его плеча.
Том и Сенектус молча переглянулись, но каждый думал о своем.
____________________________________
©
Slav: Г-жа Ingko, вам отдельная благодарность от меня и от читателей за идею с рыцарем.
