Глава 11СС; Мародеры, в рамках флэшмоба
— Ээ-эм... — и ты поднимаешь голову. А это тот белобрысый идиот, который с идиотской фамилией.
— Да, — отвечаешь. Это не вопрос, потому что тебе и не интересно.
— А можно я...
— Садись уже, Питер! — кричит вам Хагрид и слегка подталкивает его в сторону лодки.
Тот прямо-таки влетает внутрь, спотыкаясь о борт, утыкаясь носом в твои колени.
Ты вскакиеваешь с невнятным возгласом. Лодка опасно кренится, "Ликантропия" Фридриха Берга пытается под шумок выползти из сумки, а идиот-Питер испуганно пятится.
— А кто-о-о это тут обижает маленьких? — тянет насмешливо темноволосый очкарик. Не взрослее тебя, между прочим.
И ты отчетливо понимаешь, что наплевать ему на вас обоих, особенно на Питера, просто поглумиться хочется, а не над кем.
Но Питер смотрит на него, как на прекрасное виденье, и тебе становится иррационально-обидно. Ты давишь в себе это чувство, как любое другое иррациональное.
— А не пойти ли тебе... — устало тянешь и оглядываешься в поисках "Ликантропии". Просил же ты маму снять с книги все эти заклинания — так нет же, уперлась — ты сам должен, сам!.. И где теперь ее искать?
— А ты мне... — начинает радостно очкарик.
— Все здесь? — перебивает его громовой голос того полувеликана, Хагрида, кажется. — Кто? Блэк?
— Начало-ось... — выдыхает этот.
— Где этот парнишка? — орет Хагрид, громко, как под "Сонорусом". — Сириус Блэк где?
— Когда же мы уже поедем... — бормочет Питер, и ты сначала согласно киваешь, а потом вспоминаешь, как он смотрел на тебя — загнанно, испуганно. Тряпка, как есть, тряпка.
— Здесь я, здесь! — кричит Блэк (ну, эту-то породу ни с кем не спутаешь), подбегая к вашей лодке и плюхаясь в нее.
Вы наконец-то трогаетесь..
— А тебе я еще это припомню, Поттер! — шипит Блэк очкарику. И такая ярость в его голосе, что ты ежишься. А этот Поттер радостно ржет, самоубийца.
А потом охает от боли и хватается за задницу.
На скамейке радостно скалится "Ликантропия".
Питер тихонечко хихикает.
про Молли Уизли, ангст, в рамках флэшмоба
Молли улыбается и говорит: "Конечно, дорогой".
Конечно, любимый, конечно, сынок, у тебя своя жизнь.
Да, Чарли, я очень рада за тебя, и за драконов, ха-ха,
(хотела бы я быть на их месте, безмозглые твари, не понимают, ничего не понимают, не ценят)
езжай, когда еще предоставится такой случай, Чарли, Румыния зовет тебя.
Билл, правда что ли? Тебе правда предложили эту должность?! Ох, Билли, дорогой, конечно, езжай! Что? Вот и не сомневайся, вот и умница... Ты мой умница...
Перси, ужинать иди! А? Нет-нет, я все понимаю. Я тебе оставлю вот здесь в... Ладно, извини, уже ухожу.
Молли улыбается, но с каждым разом это все трудней.
для Ласти, "Напиши мне про Чжоу. И кого-нибудь. И чтоб всё хорошо или по крайней мере нормально, м?" (с)
Когда Чжоу приходит на свадьбу Гарри, она знает сама, что растравливает собственную рану.
— Чжоу! — говорит Мариэтта, помогая выбирать платье. — Дорогая, не глупи!
Чжоу только огрызается.
Вкус у Мариэтты все такой же плохой.
— Гарри! — восклицает она, чересчур, пожалуй, восторженно. Тот затравленно озирается.
— Гарри! — восклицает Ромильда.
— Гарри! — восклицает Падма.
"О, Мерлин!" — думает Чжоу и поспешно отходит от Гарри, чтобы ее ненароком не приняли за сумасшедшую фанатку.
В уголке смеется Роджер, ее бывший капитан. Она подходит к нему, сложив руки на груд, вплавив их друг в друга, слив. Он смеется — над ней, очевидно, а она чувствует себя неловко и глупо.
— Ну и в чем дело? — говорит и сама слышит, как сбивается голос на жалкий фальцет.
— Да так, смешное у тебя платье! — отвечает он, сверкая улыбкой.
Чжоу стоит в туалете и пристально-безнадежно смотрит в зеркало. Оборки на рукавах все так же уродливы.
Подставляет руки под струю воды и отчаянно хочет, чтобы все комплексы, чувствительность, безнадежность и неудачи — все это смыло в водосток. Но ничего никуда не смывает, разумеется. Чжоу уже хочет домой — к любимому креслу, к любимой книге и к нелюбимой подруге.
— Славно я повеселилась, Мариэтта! — скажет она. — Зря ты нервничала, слышишь?
Мариэтта скривит губы.
— Сбегаешь? — улыбается ей в спину Роджер.
Чжоу вздрагивает и замирает. Оборачивается.
"У него всегда была на редкость наглая ухмылка", — думает она.
— А если и?
— Пойдем, полетаем? — наклоняет голову, как любопытный пес.
— Где, здесь? — теряется, мнет и комкает подол платья.
— Ну и тряпкой же ты стала! — взрывается внезапно Дэвис и резко, досадливо взмахивая рукой, идет прочь.
"Ах, ты ж!" — азартно думает Чжоу и жестко хватает Дэвиса за плечо, жестко, как когда-то хватала снитч. Чувства это вызывает примерно те же.
— Чжоу! — говорит Мариэтта, помогая выбирать платье. — Дорогая, не глупи!
Но Чжоу точно знает, что уж на свою-то свадьбу она ни за что не наденет платье с оборками.
И даже не огрызается.
Молли Уизли/Артур Уизли, на слова "прятаться", "звон", "солнечно". Для Gella von Hamster
Молли лежит на траве. На мокрой траве. В новом (том самом) платье.
Это настолько не в ее характере, что Артур пугается, хватается за сердце и в два прыжка оказывается рядом.
Молли недовольно хмурится, просыпается, толкает в плечо.
— Чего тебе, Уизли? — спрашивает она. Видимых повреждений на ней нет.
Артур мнется.
Утро, солнечно, Хогвартс нависает необъятной громадой, вчера закончились экзамены и жизнь чудесна.
Это по идее.
А на самом деле — впереди лето, скучное, глупое, никому не нужное (уж Артуру-то точно), лето без магии, без квитдича и без друзей. Без квитдича (и не суть, что Артур лишь машет руками на трибуне, зато вот Молли крепко обхватывает мозолистыми ладонями рукоятку метлы и волосы ее огненным вихрем развеваются, мантия хлопает, а квофл удирает, да только не удрать ему). Без друзей (и неважно, что у Артура и друзей-то нет, так, приятели, зато приятелей этих — весь факультет и еще немного). Без магии (вот только маг из него, как из зубочистки палочка — как смеется Молли).
Без Молли — и это главное.
У Артура в ушах звон — пронзительный, Артур как-то вдруг понимает, как много в его жизни стало Молли Прюэтт, как-то резко, вдруг, за один неполный год. Артур знал, что влюблен, что там, об этом знали все, вот только он не догадывался, насколько безнадежен в своей влюбленности.
— Эй! — смеется Молли и хватает его за нос. — Чего хмурый такой? Экзамены-то кончились, ура?
— Ура, — тянет вяло Артур и, мягко (робко) улыбаясь, отворачивается. Встает. Уходит.
Молли растерянно смотрит вслед.
Кузнечик тихонько стрекочет, поводит влажными крыльями, прячется в траве.
Солнце золотит капли росы в волосах Молли.
(Наступает лето).
