Точка невозвратаВторой поворот налево и дальше до рассвета...
Джеймс Барри "Питер Пэн"
Гермиона кинула усталый взгляд на часы, которые бесстрастно показывали без малого час ночи. Секундная стрелка бодро бежала вперед - той, казалось, совсем не хотелось спать, несмотря на поздний час. Гермиона сейчас завидовала ей почти до дрожи, она бы многое отдала за то, чтобы перестать хотеть спать. Кипа бумаг, громоздившаяся на краю стола, ставила крест на любых мечтах об отдыхе; по-хорошему, все это надо закончить до завтра.
«Интересно, кроме охраны и меня здесь кто-нибудь остался?»
Девушка отложила перо, отбросив в сторону испачканную салфетку, которой вытерла измазанные в чернилах пальцы и блаженно потянулась. Она разрешит себе передохнуть пару минут, а потом продолжит. Главное пережить эту ночь, а завтра она сможет выспаться и, быть может, вернуть было утраченный вкус к жизни.
Она запрокинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. От усталости в голове шумело, а на вопрос о том, почему она должна вкалывать за двоих, за себя и несравненную мисс Бернгард, ответа по-прежнему не находилось. Гермиона пришла в раздражение, подумав о ней. Как все просто у нее получалось, опыт общения с ней заставил Гермиону по-другому посмотреть на некоторые свои жизненные принципы. Почему она одна должна делать работу, которую полагается делить напополам? Шведка, не будучи отягощенной никакими соображениями профессионального долга, порхала как бабочка, наслаждаясь жизнью, более-менее бессмысленной, как казалось Гермионе. То, что белокурая кукла неровно дышит в Малфою, было видно невооруженным глазом, только вот Гермиона никак не могла понять, представляет ли она для нее самой угрозу как соперница. В том, что в профессиональном плане мисс Бернгард является для нее обузой, сомневаться не приходилось.
Соперница…
Гермиона усмехнулась этому слову. Она не была вполне уверена, что оно применимо к их ситуации. Ситуации, собственно, никакой и не было. После того приема, когда она целовалась с Малфоем в темноте холодной сентябрьской ночи, прошло уже две недели, в течение которых ничего ровным счетом не произошло. Ничего такого, что можно было бы расценить как продолжение отношений. Да и можно ли было назвать это отношениями? Кем он был для нее? Условием, пунктом в завещании Люциуса Малфоя? Она так и не придумала никакого разумного и логичного объяснения тому, что произошло с ней за последние несколько месяцев. Одно она знала наверняка: это был как раз тот случай, когда судьба дает шанс начать все заново, перевернув все в буквальном смысле с ног на голову, всю свою жизнь. И она сказала «да» этому шансу. Но время шло, и осознание того, что Драко Малфой вдруг стал значить для нее несколько больше, чем она планировала изначально, пугало. Пугало и вселяло надежду одновременно. В конце концов, кто сказал, что у нее не получится снова стать счастливой? Она ведь многое смогла, она выкарабкалась, собрала себя заново, обрела опору под ногами, чтобы выбраться из пропасти, в которою сорвалась. Только вот она не знала, не сулит ли ей то, что она совершенно неожиданно начала чувствовать к этому чужому и непонятному человеку, пропасть еще более глубокую и опасную, чем прежняя.
Она прекрасно понимала, что все происходящее с ней не стало чудом или сказкой о Золушке. Все это было вполне закономерно, и приблизиться так близко к нему она смогла только потому, что теперь была своей в мире, где жил он. За прошедшие месяцы она узнала цену этому обществу и царившим в нем нравам. Будучи человеком трезвомыслящим, она прекрасно понимала, что в прежнем своем воплощении места в этом мире ей, увы, не было.
«Но почему он так себя ведет?! Ну что ему стоило хотя бы спросить, как у меня дела, а не просто сдержанно здороваться в коридоре?»
Ну да, все правильно, у нее ведь нет никаких прав на него, и она тысячу раз за эти дни давала себе слово не думать о нем и не вспоминать. Как-то само собой получилось, что завещание, ставшее причиной этого водоворота событий, отошло на второй план. Теперь он стал просто мужчиной, который ей небезразличен. Господи, и почему этим самым мужчиной должен был стать враг всей ее жизни? Впрочем, наверное, бывший враг. Бывший враг из прошлой бывшей жизни.
Гермионе вдруг показалось, что если бы он оказался сейчас здесь, в эту самую секунду, все разрешилось бы само собой, стало просто и понятно. Так или иначе, ей хотелось ясности. Если для него произошедшее между ними ничего не значило, она это примет. Наверное, она просто боялась. Он оказался на поверку явлением слишком опасным и непонятным для того, чтобы в случае неудачи безболезненно забыть об этом. Если ей удастся унести ноги, хотя бы просто не увязнув в этом, она сочтет и это удачей. Отступать нужно на заранее подготовленные позиции, импровизации с нее хватило. Теперь, когда она обожглась на молоке, пришлось научиться дуть на воду.
- Привет, - прозвучавший голос заставил сердце забиться в два раза чаще, а разум утвердиться в мысли, что у нее начались галлюцинации. Гермиона с сожалением подняла голову, твердо решив немедленно отправится домой и лечь спать, но увиденная картина заставила засомневаться, будет ли просто сон достаточным средством для восстановления подорванного работой измученного сознания.
На пороге ее кабинета, прислонившись к дверному косяку, стоял Драко Малфой собственной персоной и, судя по небрежности и расслабленности позы, стоял так довольно давно.
Как она сказала? Окажись он здесь, все станет просто и понятно? Все стало в тысячу раз сложнее! И зачем она только захотела, чтобы он был здесь!
- Привет, - она не узнавала собственный голос. Он, кажется, совсем ее не слушался.
В повисшей тишине, казалось, без труда можно было различить биение собственного сердца. Он не знал, что говорить дальше, а она ничем не собиралась ему помогать, только молча смотрела на него почему-то испуганно и недоуменно одновременно.
«Вероятно, потому что сейчас второй час ночи».
Он мог сколько угодно обманывать себя, что задержался сегодня допоздна только потому, что этого требовали дела. Все свои дела он давным-давно закончил, а остался потому, что знал - она сегодня задержится. Он боялся этой встречи с ней и вместе с ней так сильно ее искал, что совсем запутался в своих ощущениях. Он вообще только и делал последние две недели, что разбирался в своих ощущениях. Как это ни прискорбно, совершенно безрезультатно.
- Ты собираешься домой?
Она по-прежнему недоуменно смотрела на него, словно не вполне понимая, о чем он ее спрашивает.
- У меня много работы, - ответ был лаконичным, без всяких намеков на душевность, - ты за этим пришел?
Гермионе казалось, что еще чуть-чуть, и сердце выскочит из груди. Она совсем не знала, что должна говорить и как себя вести, поэтому теперь желала только одного - чтобы он исчез также внезапно и необъяснимо, как и появился.
- Нет. Я пришел сказать, что, кажется, ужасно по тебе соскучился.
- Странно у тебя это проявляется, однако, - голос все-таки дрогнул, выдав волнение, которое она всеми силами пыталась скрыть.
- Это потому, что я тебя боюсь и совершенно не представляю, что мне делать дальше, - признался он.
- И я тебя боюсь, и совершенно не представляю, что мне делать дальше.
Все вдруг стало просто и понятно, гораздо понятнее, чем минуту назад.
- Тогда можно пригласить тебя в гости?
- Прямо сейчас? Поздновато для визитов.
- У меня есть квартира в Лондоне. Это недалеко. И кроме нас там никого не будет.
- Тогда можно, - Гермиона почувствовала, как предательски покраснела. Господи, она сошла с ума! Она собирается в гости к Драко Малфою в час ночи потому, что он ей нравится. А она, кажется, нравится ему. И впрямь было от чего сойти с ума.
Квартал, куда они пришли, располагался в тихом историческом районе. Гермиона подумала, что сюда забредают разве что туристы, жаждущие романтических впечатлений. Дом, судя по всему, для маглов был невидимым, но со стопроцентной уверенностью она сказать бы не могла.
Квартира же и вовсе поражала воображение. Почему-то личное пространство Драко Малфоя виделось ей совсем по-иному. Квартира, как ни странно, оказалась выполненной в светлых тонах и очень просторной.
- Проходи.
- Здесь очень здорово, - Гермиона с интересом смотрела по сторонам, - ты часто тут бываешь?
- Не так, чтобы очень. Ты будешь кофе?
- Буду, наверное. А иначе я усну прямо на ходу.
Он улыбнулся ей усталой улыбкой, оставив ее ждать в гостиной. Эта ночь создавала иллюзию странной близости, которой между ними не возникало никогда раньше. И с наступлением утра она исчезнет, но сейчас эта иллюзия казалось такой реальной, что от этого становилось немного страшно. Девушка, неслышно ступая по плиточному полу, подошла к высокому окну и одернула штору. На улице шел дождь, и в разбросанных на асфальте лужах дробился свет уличных фонарей. Дождь выстукивал на еще не облетевших листьях клена едва слышную мелодию, мелодию осени, наверное. Гермиона любила осень. Было в ней что-то неизбежно-горькое, щемящее, как дым от костра или сожаление об ушедшем лете.
Она не слышала, как он подошел. Просто увидела его отражение в оконном стекле сквозь водяную паутину стекающих по стеклу капель, которые плели на стекле замысловатый узор.
- Завтра туман опустится, наверное, - она провела по стеклу рукой, повторяя маршруты дождевых капель на мокром окне.
- Ну конечно, это ведь Англия, страна дождей и туманов. А что, разве осень в Нью-Йорке другая?
Она улыбнулась, беря в руки чашку с обжигающим кофе. Она понятия не имела о том, какая на самом деле осень в Нью-Йорке. Джоанна Олдридж жила в Нью-Йорке, поэтому ей это знать полагалось по умолчанию. Осень в Нью-Йорке… Когда-то Гермиона очень любила фильм с одноименным названием. Она пересматривала его несколько раз, и эта городская легенда, сказка с грустным концом отчего-то запала ей в душу.
- Наверное. Там осень другая. Там неизменно полагается выходить из желтого такси на мокрый тротуар и раскрывать над головой черный зонт. А когда дождя нет, полагается идти гулять в Центральный парк, бродить вдоль усыпанных желтыми листьями дорожек, подпевать в такт звучащему откуда-то блюзу и разговаривать замысловатыми фразами. А когда опустятся сумерки, уехать бродить на Манхэттен.
…У красивого фильма про осенний Нью-Йорк был не менее красивый слоган. Она хорошо помнила его, но не вполне понимала. А теперь вдруг явственно осознала, что он как нельзя лучше применим к ней самой и сидящему напротив нее человеку.
«Он научил ее жить. Она научила его любить».
Слоган был такой, и почему-то именно сейчас она поняла его, до самой последней ноты, до самой последней буквы. Она его словно бы прожила. Он и впрямь мог бы научить ее жить, заново, как будто не было страшного прошлого, которое едва ли не сожгло ее дотла. И теперь стало совсем не важно, что этим человеком оказался Драко Малфой - ни много ни мало ее бывший враг. С другой стороны, это уже не было для нее столь важно. Слишком во многом ей пришлось разочароваться, слишком во многом разувериться. Когда-то ей казалось, что все, что она обрела в этой жизни - это навсегда, только вот глупая и наивная вера в совершенство мира в который раз подвела ее. Она всегда была идеалисткой, за это ей пришлось поплатиться. У всего в этой жизни, как оказалось, есть свой срок - и у любви, и у дружбы. Наверное, она, Гарри и Рон исчерпали свой лимит. Это оказалось больно. Это оказалось не просто больно, это оказалось мучительно больно. Но неизменное течение жизни заставило ее двигаться дальше, и вот она снова стоит перед выбором, от которого будет зависеть, как сложится ее дальнейшая судьба. Они сейчас словно бы стояли по разные стороны закрытой двери, и она то и дело одергивала руку, боясь постучать, а он, стоя по другую сторону, колебался, открыть или же притвориться, что за дверью никого нет. Но если она решится и постучит, ей придется сделать очень много, чтобы выстроить эти отношения. И научить его любить не так просто. Она разговаривала с ним и пыталась угадать, что же на самом деле скрывается за его холодным равнодушным взглядом, за высокомерной улыбкой и проскальзывающей порой усталостью и грустью.
Она совсем не знала его, она не знала его в школе, а уж после школы их пути и вовсе не пересекались. О нем много писали газеты, но что-то подсказывало ей, что все прочитанное было очень далеко от истины.
Странная это была ночь. Очень странная, но все сложные и неразрешимые вопросы можно было оставить до утра, а пока она просто сидела в глубоком кресле напротив и улыбалась ему, и что-то рассказывала, и что-то спрашивала, а ему совсем не хотелось, чтобы эта ночь закончилась. Казалось, страх, что с рассветом она исчезнет и больше никогда не вернется, не хотел отпускать его ни на секунду. Сейчас, когда не нужно было играть никакие роли и надевать маски, он увидел ее настоящей. Он смотрел в ее темные глаза и пытался угадать, откуда в них взялась эта грусть и боль, которую днем она так искусно прятала. Он старался, но знал, что не сможет. С ней что-то случилось в прошлом, что-то, что заставило ее сильно страдать, и теперь она не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. Она и ему не расскажет, он был уверен в этом. Это то, что она не захочет делить ни с кем, что-то, что останется с ней навсегда. Она мастерски научилась прятать эту боль, и если она решила, что знать ему этого не положено, он не станет настаивать. Зачем, если в настоящем она останется с ним? Прошлое можно оставить позади, на то оно и прошлое. Он ведь смог оставить позади свое.
Она должна остаться рядом. Эта мысль была новой, сложной и непонятной. Никогда в жизни ему не хотелось никого удержать. Он вообще ко многому в этой жизни относился равнодушно, а она вдруг нарушила этот устоявшийся порядок, и он, как ни странно, был этому рад. Он всегда считал это слабостью и избегал этого как мог. И сейчас, пока еще не поздно уйти, можно все переиграть. И если так, то ему надо бежать от нее, а не вязнуть во всем этом глубже и глубже. Если она только почувствует его слабость - он пропал. Но все это было хорошо ровно до сегодняшней ночи. Сегодняшняя ночь стала точкой невозврата для них обоих.
Утром на Лондон опустился туман. Серый и непроглядный, он словно бы взял в плен и без того опутанный сетями дождя город. Может, и не стоило вовсе искать никакого выхода, может, стоило наплевать на то, что упрямо твердил здравый смысл. Ведь можно было просто заблудиться в этом непроглядном тумане и попытаться стать счастливыми.
Кристина Бернгард лежала поперек своей кровати, невидящим взглядом смотря в потолок, словно там она разом могла бы найти ответы на все свои вопросы. Собственно, вопрос был всего-навсего один: что делать, но он ставил в тупик. Последние два дня стали для нее сущим кошмаром, и она почти ненавидела себя за то, что вздрагивала от каждого шороха, который заставлял все внутри болезненно сжиматься от страха. Она знала, что это было неотвратимо, и она уже почти обречена, как приговоренная к смерти, но где-то внутри продолжала теплиться надежда, что все еще можно обернуть в свою пользу. Она неизменно выходила победительницей из всех предыдущих жизненных неурядиц, так почему сейчас должно быть по-другому? Она научилась этому искусству давно, как только повзрослела и от нее стали требовать слишком многого. Очень хотелось плакать, чтобы растопить этот проклятый тяжелый ком в горле, но слез не было. Слезы были бы воистину избавлением, по крайней мере, ненадолго. Мерное тиканье часов на стене равнодушно говорило о том, что времени у нее остается все меньше и меньше. Если бы только был выход!
Стук в дверь заставил сердце тревожно сжаться. Собрав всю волю в кулак, девушка крикнула:
- Войдите!
Вздох облегчения сорвался с ее губ, как только она увидела вошедшего. Кристина с протяжным стоном схватилась за виски и снова упала на подушки.
- Привет.
- Привет. Алекс, скажи, что я уже умерла, а ты — ангел.
Но вошедший, казалось, настроений страждущей не разделял. Он придирчивым взглядом оглядел девушку, словно про себя соглашаясь с чем-то, а потом недоверчиво спросил:
- Ты уверена, что в этом случае там тебя встречали бы ангелы? Думается мне, что это были бы ребята несколько более мрачные, - парень усмехнулся, усаживаясь в кресло.
- Шутки шутишь? Да после того, что мне пришлось пережить, - так и не договорив, что же ей пришлось пережить, девушка рывком поднялась с кровати и через секунду оказалась возле столика, на котором были в жутком беспорядке свалены драгоценности, флаконы с духами и расчески. Кристина принялась с остервенением искать что-то в этом хаосе и, когда, наконец, ее попытки увенчались успехом, из-под завалов было извлечен ничем не примечательный листок пергамента. Девушка с ненавистью посмотрела на свою находку, а потом осторожно, держа ее двумя пальцами, словно листок был заразным, отдала своему гостю. Парень вопросительно посмотрел на протянутый лист, а потом осторожно развернул его и прочел несколько слов, написанных на плотной бумаге.
- Что думаешь делать?
- Если бы я знала, - в ее голосе звучала такая обреченность, словно бы все силы разом покинули ее и ничего исправить уже нельзя. - Кстати, тебе что-нибудь удалось узнать о проклятой американке?
- Ничего. У нее кристально чистая биография. Шантаж отпадает, если ты об этом.
- Не может быть! Я чувствую, что с ней что-то не так! Не может ничего не быть, она что-то скрывает.
- Господи, Кристина, приди в себя! Что она может скрывать? Что убила местного пастора?!
В бездонных голубых глазах сверкнула молния. Девушка медленно вернулась к своей кровати и села на смятое покрывало. Постепенно отчаяние на лице сменила мрачная решимость.
- Тогда мне остается одно, - голос теперь звучал ровно и твердо, как будто она наконец-то обрела почву под ногами, - сначала избавлюсь от нее. Она становится опасной.
- А с ним что?
- С мужчиной справиться легче, кроме того, я уверена, что скандала он не захочет. А там будь что будет, хуже уже в любом случае некуда.
- Может, еще раз поговоришь с дядей? Может, он найдет способ повлиять на этого…
Девушка горько рассмеялась, словно бы в знак того, что эта мысль едва ли может считаться конструктивной хоть на гран.
- Как думаешь, что он выберет, если на чашу весов будет поставлена моя судьба и его свобода?
Ее собеседник промолчал. Александр Бернгард был очень похож на сестру - ни единого недостатка в породистом лице и тот же ледяной взгляд голубых глаз. Он еще раз посмотрел на письмо, которое девушка продолжала судорожно сжимать в руке, а потом взглянул ей в глаза, признавая по умолчанию ее правоту.
- Если ты уверена, что это единственный выход… Но, что бы ты ни решила, я всегда приму твою сторону. Я еще зайду позже.
Она устало улыбнулась, глядя на захлопнувшуюся за дверь. Если она и может кому-то верить, то только ему. Проклятое письмо снова приковывало к себе взгляд. Ну что ж, она разыграла пока не все свои карты. Но у нее осталось совсем мало времени, его уже почти не осталось, так будет правильнее. Только бы все получилось…
Тонкая бледная рука безвольно разжалась, и на пол бесшумно спланировал листок пергамента, на котором было написано всего несколько слов.
«Вернись. Иначе это плохо кончится».
